Гниляков Владимир Николаевич : другие произведения.

Зеркальные моменты детства.За озером Байкал

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Горы,солнце,реки,стояли,светили и бежали раньше, возможно,когда тут и не было людей.Они будут по-прежнему светить, переливаться водяными струями. громоздиться высоко в небо.Даже когда, живущих сейчас людей уже не будет Они будут вечно? Рассказ вошёл в сборник "За озером Байкал" выпущенный книгой издательством Ридеро в электр. и печатном виде.- ridero.ru/books/zaozerom_bajkal/
   Зеркальные моменты детства.
  
   Часть 2.
  
   За озером Байкал.
  
   Гарнизон.
  
   На новом месте службы отца, за славным озером Байкал, куда они ехали железнодорожным эшелоном несколько суток, Вовкиным родителям была "определена" небольшая квартира в уютном "финском" домике. Среди множества таких же деревянных одноэтажных и двухэтажных домов, в большом военном городке, окружённом живописными, зелёными сопками, рядом с маленькой железнодорожной станцией. Новая квартира состояла из двух небольших комнат, половину первой, занимала кухня, в другой части этой комнаты, по желанию владельцев, могла размещаться прихожая, приёмная, и столовая, одновременно. Вторая комната исполняла роль гостиной, детской и двух спален, вместе взятых. В каждой комнате, почти всю стену, занимало окно, отчего помещения выглядели очень солнечными и светлыми. Вход в дом притворял маленький, холодный коридор и, такой же, маленький чуланчик. Комнаты квартиры, отапливались общей, массивной печью, одновременно предназначенной и для приготовления пищи. На землю, с просторного крыльца, вели три широких ступеньки. Перед каждой из четырёх квартир дома, штакетником были огорожены аккуратные палисадники. На этом клочке земли, перед окнами Вовкиной комнаты, росла маленькая берёзка, посаженная предыдущими жильцами, и какие-то чахлые кустики.
   Мама с папой распаковали нехитрые вещи. Поставили кровати, мама их красиво заправила. Отец, вместе с Вовкой, на улице насобирали каких-то палочек-бревёшечек и разожгли печку, в доме стало теплее. Они сели вокруг, оставшегося от прежних хозяев, стола, мама приготовила сохранившуюся в путешествии еду, разлила горячий чай. А Вовка про себя подумал словами доброй сказки: - "И стали они жить, поживать, да добра наживать", и добавил - "за озером Байкал!".
   Любой период, или отрезок жизни, наполнен различными событиями, встречами, расставаниями, радостями и печалями. Особенно много их приходится на детство и юность, то самое время, когда подрастающий человек познаёт себя и окружающую его действительность. Наверное, память не в состоянии хранить всё происходящее до последних мелочей, многое забывается, стирается, за дымкой лет, или, вообще не фиксируется на плёнке жизни. Поэтому, в Вовкином сознании сохранились наиболее яркие, запоминающиеся события и факты, которые, вместе с ним, мы постараемся вспомнить.
   Каждый человек на новом месте, первым делом, старается осмотреться. Определить для себя, что, и кто, его окружает, что он может использовать себе во благо и чего надо опасаться. По-видимому, это заложено нашими далёким предками, когда опасность подстерегала человека на каждом шагу. Конечно, Вовке было нечего опасаться, но, на всякий случай, он решил изучить окрестности. Спросив разрешение у мамы, клятвенно пообещав далеко не уходить, вышел на улицу.
   Первое что он обнаружил, и что его очень обрадовало - отсутствие какого либо двора и, главное, забора. Около десятка, одинаковых как братья-близнецы, "финских" домиков, выстроились в ряд вдоль пустынной дороги. Напротив каждого из домов высились, такие же одинаковые, сараи. За дорогой, тремя ровными рядами стояли большие, деревянные двухэтажки и возле них большие, многодверные сараи. Промежуток между рядами домов, с дорогой посредине, никак нельзя было назвать улицей. Улиц, вообще, не было. Была громадная, общая площадь с аккуратно расставленными в определённом порядке домами.
   - Хорошо! - прикинул Вовка, - никто не скажет " не выходи за ворота". Ворот то, нет!
   Зданий было много, он пытался их пересчитать, но не хватило пальцев рук, и Вовка бросил эту затею. За деревянными домами стояли два белых, каменных, просматривался ещё один большой дом, за ним, ещё и ещё!
   - Да тут, целый город! Только дома стоят просторно - далеко друг от друга - удивился "первооткрыватель".
   Вовка не спеша, пошёл по дороге между "финскими" домами и сараями. Кое-где, новые жильцы заносили в дома сложенные на улице вещи, играла музыка, на крыльце одного из домов шипел работающий керогаз.
   За сараями, простиралось довольно большое поле, на его дальнем конце, были видны сооружения, возле которых ночью разгружался эшелон. Невдалеке, по полю ходили мальчик и девочка, примерно, Вовкиного возраста, и собирали что-то в траве. Вовка подошёл поближе. Девочка держала в руках бумажный кулек, с какой то травой, а мальчик, не обращая внимания на Вовку, что-то сосредоточенно выискивал на земле:
   - Чабрец! - протянул он Вовке маленький, сиреневый цветочек, разговаривая так, словно, Вовка уже давно стоял здесь, или они были хорошо знакомы раньше. - Ты, понюхай! Его в чай надо класть, голова не будет болеть! Мне мама рассказывала!
   Вовка понюхал, цветок, действительно, имел запах мёда, купленного мамой на рынке, в их прежнем городе. Он внутренне удивился взрослой хозяйственности и рассудительности незнакомого мальчика.
   - Правда, правда, он не врёт, - вступила в разговор девочка, почувствовав Вовкино недоверие. - Толик умный! - С гордостью пояснила она, - он много трав знает, цветов и грибов!
   Умный Толик, между тем, бесцеремонно, сдёрнул с Вовкиной головы тюбетейку и высыпал в неё всю траву из пакета девочки.
   - Своей маме отнесёшь. Пускай высушит и в чай добавляет. Ты когда приехал?
   - Ночью, - ответил Вовка, которому не особо понравилась бесцеремонность умного Толика, но он решил не обострять отношений с новыми знакомыми.
   - А мы приехали в "гарнизон" - так называется наш городок, много дней назад, наверное, десять, или больше, тогда ещё теплее было. Вон, там, у забора автопарка, в первый же день, нашли много грибов. Мама сказала, что они съедобные - шампиньоны! Мы их потом на ужин, пожарили и съели. Пошли, поглядим - может, ещё выросли!
   Вовка никогда не видел, как растут грибы! Он их вообще никогда не видел и, поэтому, зауважал хозяйственного Толика. Трудно выговариваемое слово "автопарк" оказалось куском поля, огороженным высоким забором. Через щели в заборе, можно было рассмотреть множество разных машин, одни из которых ездили, а другие, стояли, выстроившись "По-линеечке". Это слово любила говорить тётя Глаша - бабушка братьев близнецов. Вовка вспомнил старых друзей, прежнее житьё-бытьё, и загрустил. Грибы ещё не выросли, и Вовка засобирался домой.
   - Пойду домой, а то, мама волноваться будет! - объявил он новым друзьям, тем самым, демонстрируя свою независимость.
   Они вернулись к домам, но, немножко в другом месте. Девочка и мальчик ушли. И тут Вовка понял, что он заблудился. Все дома и сараи были совершенно одинаковыми, как цветочки чабреца лежащие в его тюбетейке. Он постоял и пошёл туда, где должен был находиться дом. Там были другие дома, Вовкиного нового дома нигде не было. Ему стало страшно. Вспомнился дедушка Ваня, заблудившийся в их прежнем городе. Оказывается, это было совсем не смешно!
   Плакать было неудобно, после того, как папа в эшелоне сказал маме, что "Вовка настоящий мужчина и приехал сюда, как и родители, по-военному приказу". "Настоящий мужчина" начал ходить возле домов, вспоминая какие-то детали, которые могли бы ему помочь. Но ничего не вспоминалось! Неожиданно, он увидел тётеньку - соседку по вагону, которая спрашивала маму - когда будут обмывать "папиного капитана"?
   - Гуляешь? - Весело поинтересовалась бывшая соседка, - или заблудился?
   Боясь разреветься, Вовка смог, лишь, кивнуть головой. Добрая тётенька вошла в его положение и показала, куда надо идти.
   - Вон, видишь большую гору?- Указала она на зелёные сопки, закрывающие половину неба за домами. - Самую высокую видишь! Если идёшь в её сторону, значит уходишь от дома! А если, она сзади - значит, идёшь домой! Твой дом второй с краю.
   Вовка пошёл к "краю" и вскоре нашёл свой дом с берёзкой под окном. Мама, занятая делами, ещё не обеспокоилась его долгим отсутствием.
   - Я видела, как ты гулял на поле. Нашёл новых друзей?
   Вовка ответил, что встретил "умного" Толика, отдал маме подаренную траву, рассказал о чабреце, о хозяйственном мальчике и о не найденных грибах. Признаваться, что он заблудился, чтобы не расстраивать маму, Вовка не стал.
   Через пару дней он успешно перезнакомился с ребятами, проживающими в соседних домах. А через неделю, друзья уже играли на поле в футбол, громко подбадривая друг друга криками.
   Жизнь в военном городке, так, называлось новое место их проживания, в корне отличалась от жизни в прошлом, тесном городском дворе. Детворы было очень много, без труда собирались две полных футбольных команды и, ещё, оставались запасные. Футбольным полем могла служить, любая подходящая лужайка, которых было превеликое множество. Со временем, ребята повзрослее сделали из жердей, некое подобие, ворот. Одно футбольное поле располагалась за "финскими" домами, другое между рядами двухэтажен. Команды играли и в "гостях" и у себя "дома".
   Постепенно, Вовка стал "своим" для большинства ребят, приходивших играть в футбол. Многих он знал по имени, других по месту жительства в разных районах "гарнизона" и посёлка. Были ребята из "восемнадцатого" дома, его ещё называли "трёхэтажкой", из "Шанхая". Иногда, играли с местными пацанами - с "Манькиного" посёлка. Конечно, в основном, на футбольном поле гоняли мяч ребята повзрослее. Такая мелюзга, как Вовка, чаще приносили мячик, выкатившийся за пределы поля. И всё же, при отсутствии более опытных игроков, изредка, выпадала удача, постоять в "защите", или, "в воротах". Бесстрашно бросаясь под ноги прорывающемуся противнику. Уходить далеко от дома не разрешала мама. И, поэтому, той осенью, Вовка так и не побывал в далёком "Шанхае" и около загадочной "трёхэтажки".
   В ближайшей округе, также, существовали неизведанные, или, вообще не освоенные территории. За автопарком, до самой железной дороги на склад ГСМ, раскинулось "самолётное кладбище". Громадная территория была заставлена отслужившими свой век разнокалиберными самолётами. Лазить по этим остовам, кабинам, плоскостям, отсекам можно было часами и, даже, днями. Они не охранялись, изредка часовой, на посту у соседние складов за проволокой, громко кричал, делая страшное лицо. Тогда вся ватага, как стая испуганных воробьёв, дружно убегала на другую сторону территории, и продолжала свои игры там. Можно было, в разбитом самолёте, сидя на месте пилота, дёргать за всякие ручки, двигать педали. Отчего на "хвосте" - стабилизаторе, шевелилась его часть, называемая старшими ребятами - "рулём поворота". Можно было, кряхтя от натуги, водить ручкой управления от себя и к себе, "жужжа" губами, изображая полёт, "свечки", пикирование, и виражи. Конечно, такие походы не поощрялись родителями, пойманных безжалостно наказывали. Но пацаны, всё равно, тайно ходили, лазили по самолётам, падали и ушибались. Возвращаясь вечером домой с синяками и царапинами, как после серьёзных военных баталий.
   В некоторых самолётах ребята находили маленькие книжечки из папиросной бумаги, они, когда-то, выдавались курящим солдатам вместе с махоркой. Листики тонкой, папиросной бумаги исполняли в детских играх роль денег. Девочки "продавщицы", охотно принимали их для оплаты любых покупок в своих "невсамоделищных" магазинах
   Бывал на самолётном кладбище и Вовка, несмотря на свой, совсем юный, возраст. Возглавляли походы, ребята постарше - Виталька Моргин - Вовкин сосед через стенку, и тощий Юрка, по фамилии Коцубей. Они были старше Вовки на пару лет, поэтому снисходительно звали его "Малей".
   Однажды, в большом бомбардировщике, в кабине стрелка, Вовка обнаружил целую связку "денег" и был счастлив, как падчерица из сказки "Двенадцать месяцев", нашедшая подснежники. Какое-то время, он буквально, "сорил деньгами", на зависть остальным пацанам. Но, потом, "деньги" кончились, и он вернул, "всё нажитое непосильным трудом", совершенно бесплатно, хозяйкам магазинов.
   Когда в новом доме привезённые вещи заняли определённые им места, выглаженные шторки и занавески, украсили окна. А гордость семьи, оранжевый, с кистями, абажур, загадочно и уютно спрятал лампочку под потолком второй комнаты, к родителям пожаловали гости.
  Они были приглашены "обмывать" папиного "капитана". На самом деле, это был праздничный ужин, пришли соседи по дому, старые друзья по прежнему месту жительства, папины товарищи по работе. Все расселись за праздничным столом. Вовка с нетерпением ждал, когда мама внесёт большой медный таз, в котором, обычно, мыли Вовку. И ещё, Вовка подумал, что папа, наверное, оденет новые трусы и майку. А на полу, после его "обмытия", обязательно, останется лужа. Так как он большой, и часть воды, всё равно стечёт мимо таза. Но папа и не думал раздеваться, все разлили по рюмкам спиртное, папе налили стакан побольше. Дядя Петя Моргин достал из кармана, аккуратно завернутые в бумагу, новые, маленькие, серебристые звёздочки и высыпал в стакан отца. Папу поздравили с новым званием, и он выпил содержимое стакана, а потом, достал оттуда, "чуть не захлебнувшиеся", звездочки. Другой офицер прикрепил их к папиным погонам на гимнастёрке. Все выпили, загалдели и стали кушать. Вскоре детвору отвели к соседям через стенку, поручив заботам девочки Светы - она была самой старшей, и училась в третьем классе. Света важно читала детям книжку про пиратов и дальние острова. Вовка слушал её и завидовал, он тоже хотел читать, и мысленно представлять синие волны неизведанных морей, зелёные заросли необитаемых островов, белые паруса летящих над волнами кораблей и шхун.
   Гости за стенкой громко пели про "славное море, священный Байкал", о несчастном "бродяге, который этот Байкал переехал" и про лётчиков, "которых, судьба забросила далёко, но они продолжали сверху за кем-то, строго, следить". Поздно ночью люди разошлись, Вовка вернулся домой и лёг спать.
   Вскоре, наступила дождливая осень, а потом, неожиданно быстро, пришла холодная зима. Выпал колючий снег, засыпав всё вокруг глубокими сугробами. Ударили жгучие морозы, окна плотно затянуло толстым слоем льда. Дома стало холодно, несмотря, на круглосуточно топящуюся печку. Коротким днём, зимнее солнышко, с трудом пробивалось сквозь завесу свинцовых облаков, не прогревая воздух и не давая тепла.
   Эту первую зиму на новом месте Вовка помнил плохо. В память врезались отдельные картины из череды одинаково, скучных дней. Заполненных детскими играми на полу квартиры, бесцельным глядением в окно, где был виден только, быстро намозоливший глаза, неподвижный сарай. И, изредка появляющаяся вдали, за проволочным забором, фигура часового, с длинной винтовкой. Прячущего лицо от обжигающе - холодного ветра в воротник белого тулупа.
   Папина работа была далеко - за аэродромом, поэтому он приходил домой только вечером. На крыльце раздавался стук очищаемых от снега сапог, открывалась оббитая старым одеялом дверь, в комнату низом, над самым полом, врывалось белое облако холодного воздуха. Из этого клуба, как дед мороз, с красным, окоченевшим лицом, появлялся папа, с белой оторочкой инея на завязанной снизу шапке. Со словами:
   - Убегай, сынок, от мороза - простынешь! - он закрывал дверь, зябко дул на руки и начинал раздеваться.
   Потом они ужинали все вместе, за столом в первой комнате. За окном выл ветер, холодный снег шуршал по стёклам, что-то стучало на крыше, а дома было тепло и уютно.
  Как папа рассказал, электростанция в городке была маленькой, и "света на всех не хватало". Электричество выключали в десять часов вечера. Тогда мама шла за ширму - на кухню, зажигала керосиновую лампу, комната вновь наполнялась светом. Длинные, причудливые тени двигались по стенам, смешно перебегали на потолок, сталкивались и расходились. После ужина Вовку укладывали спать в дальней комнате. Кровать стояла возле тёплого бока печки, засыпая, прижавшись к ней, Вовка слышал негромкие разговоры родителей и видел шевелящиеся в проёме открытой двери их длинные тени.
   Теперь мама не ходила по воду к ужасной водокачке - вода приезжала к самому дому. В определённые дни её привозила "полуторка" - водовозка, кран её цистерны - "бочки" постоянно застывал, поэтому сзади машины всё время горел чадящий факел. Наверное, из-за факела, вода в вёдрах пахла бензином, а сверху плавала масляная плёнка. Машина стояла недолго, женщины торопились набрать воды побольше, для стирки и других хозяйственных дел. Хулиганистый водитель не ждал, пока все наберут воды, он трогал машину, выдержав установленное время и не минутой больше! Женщин окатывало ледяной струёй, с открытым краном машина переезжала к следующему дому. Однажды, когда Вовка гулял на улице, а женщины торопливо набирали воду из приехавшей машины. Водитель, вновь, резко дёрнул свой старенький автомобиль и машина, подпрыгивая на кочках, разбрызгивая воду, двинулась к следующему дому. Одна из соседок выскочила вперёд машины и заставила хулигана остановиться. Остальные, громко крича и ругаясь, выволокли незадачливого наездника из кабины. Самая смелая из женщин села за руль и вернула машину на прежнее место. На следующий раз водовозка пришла с другим шофёром.
   Как позже вспоминали родители, это была самая жуткая зима из череды многих зим, прожитых ими в этом посёлке. Казалось, что ей не будет конца, и до самого скончания дней, на улице будут стоять жуткие морозы, завывать ветер и, бесконечно шурша, струиться надоевший снег.
   В этот раз, Вовке особо не запомнился, даже его, любимый Новый год. Была, конечно, и ёлка, принесённая вместе с подарками добрым Дедом Морозом, живущим за той самой, большой и зелёной горой. Шагая в сторону, которой, можно было совсем уйти из дома и навсегда потеряться. Был вкусный торт, приготовленный заботливой маминой рукой. Крем, для торта, в кастрюле, деревянной ложкой, сбивал папа и тихонько, чтобы не видела мама, давал попробовать Вовке.
   Но, как назло, в эти дни, на улице стояли страшные морозы, к Вовке никто не пришёл и он не ходил в гости к своим друзьям. Так прошёл Новый год.
   Постепенно, морозы спали, солнышко выглядывало из-за серых туч всё чаще и чаще, измученные холодом воробьи, с громким чириканьем, шумной стайкой, стали прилетать на берёзку под окном. С помощью мамы, Вовка, сделал из боковины посылочного ящика кормушку для птиц. По правде сказать, "столовую для птиц", в основном, делала мама, а он, только, подавал инструмент. Но, Вовка, всё равно, называл её - "моя кормушка". Каждое утро, после долгих сборов, он выходил на улицу, вставал на заснеженную табуретку и насыпал в кормушку, приготовленное мамой пшено и нарезанное мелкими кусочками сало. Потом Вовка гулял, пока не замерзали ноги, или не начинал пощипывать от мороза кончик носа. Ребята-друзья, бывали на улице редко, кто постарше, ходили в школу, или делали дома уроки. Те, что помладше, и Вовкины ровесники, предпочитали пережидать холода в квартирах. Изредка он встречал на улице "умного Толика". Знаток трав, тоже, мечтал пойти в школу и научится читать. Они "беседовали ни о чём" - как говорил Толик, рассказывая, друг другу, всякие истории и расходились по домам.
   Дома, Вовка быстренько раздевался и садился перед окном. В кормушке бестолково суетились птицы, толкая, и отпихивая друг, друга. Они усиленно клевали Вовкины лакомства, казалось, что, даже, через стекло, слышна была барабанная дробь их маленьких носиков. Клюнув несколько раз, птичка вскидывала головку и оглядывалась по сторонам, в готовности взлететь в ту же секунду. Несмотря на то, что Вовка сам насыпал корм своим маленьким гостям, они никак не хотели верить во внезапно обрушившееся на них счастье, и вели себя так, словно занимались воровством.
   Вечером папа объяснил, почему эта серенькая птичка носит такое смешное имя. Всю свою маленькую и нелёгкую, птичью жизнь, она вынуждена искать пропитание. А так как, жить и добывать себе корм, легче рядом с людьми, то она ворует его, прежде всего, у человека. Это зерно на полях, в амбарах и там, где оно хранится; это продукты - пища самого человека, неосторожно оставленные на виду. Это корм домашних животных, включая собак и кошек. Каждый, законный владелец пропитания стремится его сохранить и защитить от посторонних. И птичка знает, что она может поплатиться жизнью за маленькое зёрнышко, или кусочек хлеба. Из травы неожиданно выскочит кошка, или собака. Размахивая руками, с громкими криками - " Бей вора!" может появиться человек. Поэтому птаха и оглядывается ежесекундно, опасаясь окрика. Вот почему, птичку и называют "воробей".
   Вовка слушал папу и удивлялся - как всё, оказывается, просто - два маленьких слова и - готово имя серенькой, невзрачной пичуге. Очень интересно и понятно!
   Через несколько месяцев, зима сдала свои позиции. Снег начал дружно таять, некогда белоснежные сугробы, стали колюче-ноздреватыми и грязными. Закапала весёлая капель с крыш домов и сараев, длинные хрустальные сосульки потянулись к самой земле, под слоем хрупкого льда зажурчали первые ручейки, громче и веселей, зачирикали птицы, оглашая округу радостной вестью о приходе весны.
   Гуляя со своим новым другом, умным Толиком, по полю, ещё покрытому синеватым, начинающим таять снегом, Вовка, неожиданно, нашёл первые весенние цветы. Нельзя сказать, что Вовка, вообще, не видел живых цветов. Конечно, видел - они росли дома, в горшках на подоконниках, летом, их можно было увидеть на клумбах и цветниках в парке города, где они жили раньше. Вовку поразили не сами красивые цветы, с нежными фиолетовыми лепестками и ярко жёлтой серединкой. А то, что они "вылазили" из самого белого и холодного снега, не страшась морозов и позёмки.
   - Это подснежники, - уверенно заявил Толик, - самые первые весенние цветы, я видел их в маминой книжке.
   - Как они называются? - переспросил Вовка
   - Под-снеж-ники! - громко и членораздельно повторил умный Толик
   - Под-снежники! - радостно и громко, как будто встретил старого приятеля, продекламировал Вовка, - я знаю, почему их так зовут! Они живут "под снегом". Понимаешь, это как слово "воробей" - бей вора! Мне папа рассказывал, - добавил Вовка, с гордым выражением на лице - "знай наших!"
   - Не знаю, - с некоторым сомнением, протянул Толик, я вечером у мамы спрошу, она учитель "по ботанике". Это наука такая о всяких растениях и травах.
   Они погуляли ещё немножко, Вовка не удержался, сорвал несколько цветочков на маленьких ножках и принёс их домой маме. Мама очень обрадовалась, долго рассматривая растения, потом, налила в глубокое блюдце воды и опустила туда цветы. Погладила Вовку по голове, сказала, что больше рвать подснежники не надо - они с таким трудом выжили зимой и должны жить. А дома, без земельки и солнышка они погибнут. И действительно, через несколько дней, цветы завяли и сморщились. Вовке их было, по-настоящему, жалко.
   Очистились от снега бугорки на футбольном поле, но играть было рано. Поэтому, всё свободное время, пока мамы не позовут домой, незанятая школьными заботами ребятня, на сухом кусочке поляны, играли в "вышибалу". К вечеру, обычно, холодало, лужицы вновь подёргивались тонким ледком. Подгоняемые криками, "Вова, домой!", "Лена, ужинать!". Усталые дети, неохотно, возвращались к своим родителям.
   А потом, стало тепло и наступило лето. Дни бежали с невероятной скоростью. Папе дали новую квартиру - в соседнем, таком же финском домике, но только на солнечную сторону. Теперь, в комнатах постоянно было весело и светло. Значительно изменился вид из окон - стали видны двухэтажные дома, дорога, по которой изредка, поднимая пыль, проезжали машины. Дальше, за забором, баня, куда Вовка, каждый четверг, ходил с папой мыться.
  Летом дел и забот прибавилось и времени бесцельно сидеть у окна совершенно не оставалось. Целыми днями можно было бегать по улице, играть в прятки и догонялки, в войну и футбол. С другом Толиком, они отважились сходить на аэродром, за железную дорогу, ведущую на склады. Там, тоже, было много старых самолётов, но их уже разбирали и грузили в вагоны. На поле полукругом, из дёрна были выложены стены, называемые "капонирами". Там же были вырыты глубокие и длинные ямы - укрытия для когда-то стоящих тут самолётов. В одной такой яме друзья увидели врытые столбы, со щитами. На щитах были прикреплены листы бумаги с кругами и цифрами. За ними, в деревянной стене, было множество дырок. И если там поковырять железкой, можно было найти блестящие, как золотые, настоящие, тяжёлые пули. Когда они возвращались домой, друзей напугали три прыгающие по полю лошади. Передние ноги лошадей были почему-то связаны, и животные тяжело прыгали, как бы, на трёх ногах. Ребятам показалось, что лошади прыгают за ними, и они без оглядки бежали до самого дома, придерживая в карманах штанов тяжёлые пули.
   Как выяснилось, мама давно потеряла сына, и спрашивала у играющей детворы - кто его видел? В довершении ко всем неприятностям, дома, когда он раздевался, из кармана, как назло, выпали, с трудом выковырянные, пули и покатились по полу. Вечером состоялась беседа с отцом, закончившаяся ограничением в гулянии. Теперь, Вовка мог бегать только возле дома, на глазах у мамы. В готовности, по первому зову, предстать перед ней, или, хотя бы, отозваться в ответ.
   Весть о найденных пулях, быстро разнеслась среди Вовкиных ровесников и уже, ближе к обеду, туда была снаряжена целая экспедиция во главе с Толиком, вооружённая гвоздодёром и лопаткой. Вовка участия в этом предприятии не принимал, с завистью наблюдая за уходящими товарищами. Вечером изыскатели вернулись нагруженные пулями, позеленевшими гильзами и железками, соединяющими патроны в ленту. Среди прочих был найден целый патрон с пулей и не пробитым "капсулем".
   Через несколько дней, родители одного из участников похода, обнаружили у сына, именно этот, не стреляный патрон. Последовали обыски у всех его друзей. Всё, с таким трудом добытое, было конфисковано и безжалостно утоплено в выгребной яме туалета. На какое-то время подобные походы прекратились, но позже, пацаны продолжали туда ходить, пряча найденное вне дома.
   Без особых приключений съездили в отпуск. По, уже знакомой железной дороге, приехали из-за озера Байкал, которое, в этот раз, к сожалению, миновали ночью. И Вовке не удалось полюбоваться им, как хорошим, красивым, старым другом. Проехали станцию Тайшет, с неизвестно где сидящим, Лёхой - моряком. Потом, как пояснил папа, сделали пересадку на другой поезд, идущий на юг и приехали в Караганду, где жила папина мама. Баба Катя проживала с семьёй папиного брата, все звали его Жорой и только бабушка, всё время говорила - Георгий. Дядя Жора работал машинистом на большом, зелёном паровозе, водил пассажирские поезда. У него были три дочери - Лида, Тома и Рая, они приходились Вовке сёстрами, только двоюродными. Девчонки с удовольствием гуляли со своим младшим братом. Заботились о нём, любили и воспитывали. Вовка уставал от этой заботы и неусыпного пригляда. Привыкнув в военном городке к почти полной свободе, он тяготился хождению "за ручку", постоянному "тисканью" его, как кутёнка. И не только сестрами, но и их многочисленными подругами, разыгрывающими из себя заботливых мам. От каждодневного присутствия девчачьего общества, Вовка чуть не заболел. На его счастье, пребывание в гостях вскоре закончилось, и они поехали домой. С пересадками, ожиданием нужных поездов, радостными встречами и грустными расставаниями отпуск пролетел незаметно.
   Возвращаясь назад, Вовка вдруг понял, что, теперь, воспринимает военный городок, как свой любимый дом. Если раньше, нет, нет, да и вспоминалось прежнее место жительства - в уральском городе, знакомый двор, квартира на втором этаже, вредная Люська-соседка. То сейчас, он с нетерпением ждал встречи с друзьями, с ровным рядом финских домиков, со знакомым крыльцом на солнечной стороне, с суровыми сопками, заслоняющими половину горизонта. Он скучал об этом, как будто уехал не месяц назад, а очень давно и не видел всё, долго, долго!
  
   Первый раз, в первый класс.
  
   Осенью этого года. Вовка пошёл в школу. Естественно, это было "знаменательное событие в жизни каждого ребёнка, характеризующее переход в совершенно новое качество. Накладывающее особую ответственность на самого ребёнка - подрастающего члена нашего общества. А также, на его родителей, вместе со школой несущих ответственность за обучение и воспитание достойного гражданина нашей страны!". Именно так, говорил о первоклашках на торжественной линейке, посвящённой началу учебного года, дяденька военный, в такой же авиационной фуражке, как у папы. Потом, выступали другие люди, поздравляли детей с праздником и желали хорошей учёбы. Среди гордых девочек, в коричневой школьной форме, с белыми, накрахмаленными передниками, и узорными воротничками, стояли друзья - Вовка и умный Толик. Обнимая громадные, скрывающие их счастливые лица, букеты осенних цветов. В новых брюках и ботинках, в вельветовых куртках с отложными, белыми воротниками. В руках у девочек, приятным грузом, гордо выглядывали, долгожданные, школьные портфели, а на плечах у мальчиков, только-только, входящие в моду, ранцы. Вовку распирало от счастья и "особой ответственности, наложенной на него". Он чувствовал её физически, будто бы она, заполняла весь его ранец, как те, тяжёлые, свинцовые пластины аккумулятора, которые накануне они с Толиком нашли у автопарка. Несколько смущали, насмешливые взгляды старшеклассников, с сожалением поглядывающих на бестолково и радостно толпящихся первоклашек. Наконец, самый длинный, с розовым лицом, и начинающими пробиваться усиками старшеклассник, пронёс на плече, по кругу девочку из Вовкиного класса. Она крутила головой, увенчанной двумя торчащими, маленькими, косичками, с белыми бантами, и звенела в жёлтый, блестящий звонок. Музыканты в военной форме заиграли марш, покачивая искрящимися на солнце трубами. Взявшись попарно за руки, первоклассники вошли в школу. В паре с Вовкой оказалась тёмноволосая, круглолицая девочка, без маленьких косичек, с волнистыми волосами, спадающими на плечи. Вовка и Толик хотели было, в классе сесть за одну парту, но строгая, молодая учительница рассадила всех таким образом, что с каждой девочкой сидел мальчик. Без пары остался маленький пацан, которого, почему-то, посадили одного на самую заднюю парту.
   После этого учительница сказала, что её зовут Тамара Васильевна, и она будет детей учить. Вовке учительница понравилась, она была похожа на его двоюродную сестру, тоже, Тамару. А ещё Вовка прикинул, что, наверное, у учительницы, тоже, есть младший брат, может, его зовут, тоже, Вовкой и этому парню жутко повезло иметь такую сестру. Вовка так размечтался, что чуть не прослушал свою фамилию, которую громко прочитала учительница, знакомясь с классом. Вовка был в списке третьим, первой огласили девочку - Валю Алексееву, она жила в финских домиках, только на другом конце. И Вовке она тайно нравилась, он, почему-то, очень стеснялся, когда нечаянно встречал её возле домов. Валя сидела за партой с умным Толиком, и Вовка ему жутко завидовал.
   Тамара Васильевна рассказала, как надо себя вести в школе, на уроках и на перемене. Что можно делать школьнику, а что нельзя. Ребята узнали, какие предметы они будут изучать, и что они должны с собой иметь на уроках. Три урока пролетели незаметно, и они отправились домой. Так началась школьная жизнь.
   Больше всего Вовку удивило то, что, возвращаясь из школы, он, как бы нечаянно, встретил по дороге маму, спешащую из магазина, но, почему-то, без покупок.
   Дома она подступила к сыну с расспросами, её интересовало, буквально, всё - кто, где стоял, с кем сидел, о чём говорил? Вовке, в лицах, пришлось рассказывать всё, начиная с линейки. Хотя мама, сама привела его в школу, и он видел её среди остальных родителей, до самого окончания торжеств, а потом, детей завели в класс.
   - Мама, ты же была на линейке и всё сама видела! - устав рассказывать, удивился сын.
   - Понимаешь, я нарочно отошла и старалась тебе не мешать, ты, теперь большой - что же, я буду тебя водить за ручку. Завтра в школу сам и пойдёшь.
   Первые классы учились с обеда - во вторую смену. Но Вовка встал рано, и начал укладывал в ранец всё то, о чём говорила Тамара Васильевна. Покушал и в школу отправился пораньше, как ему посоветовала мама. Вовка вышел из дома гордый, в радостном настроении, с твёрдым желанием учится только на "хорошо" и "отлично".
   Перед первым уроком, Тамара Васильевна вызвала к доске того самого, маленького мальчика, одиноко сидящего на последней парте. Его звали Витей Колычевым, он взял со стола газету и начал быстро читать, как будто не читал, а рассказывал о событиях происходящих в нашей стране. Вовка раньше думал, что читать так быстро умеют только взрослые. Даже третьеклассница Света, читавшая младшим детям сказки, часто запиналась и, повторяя предложение вновь, водила по строчкам пальцем. Когда Витя закончил чтение, учительница сказала, что именно так, дети должны научится читать. И предложила избрать Витю Колычева старостой класса. Все дружно подняли руки, соглашаясь с её предложением. На данный момент авторитет Вити был непререкаем.
   Как впоследствии выяснилось, одного жгучего желания научится читать и давящего, "груза наложенной ответственности" оказалось мало. Первоклашки - одноклассники, ещё долгие месяцы "МЫ-кали", "БЫ-кали", и "А-кали", постигая эту сложную науку. Запинаясь, складывали непослушные буквы и звуки в простые предложения о том, "как мама", в который уже раз, " мыла раму". А у радостной "Шуры" были "шары".
   Каждый день Вовка шёл в школу, мимо финских домиков, Валиного дома, штаба, овощехранилищ, казарм, в сторону громадой возвышавшейся над всем, горы. А после уроков, шёл обратно - домой, и чувствовал её молчаливое присутствие за своей спиной. Гора, наверное, имела своё собственное название и вероятно, была отмечена на многих военных и гражданских картах. Но, почему-то, все звали её "Манькин пуп". Чем прославилась та, неизвестная Манька и её пуп? Что она сделала такого выдающегося, что в честь её назвали целую гору, и часть посёлка недалеко от её склонов? - Вовка не знал. Но, он мечтал о том, что непременно вырастет, и побывает на самой вершине этого загадочного "пупа".
   Шли дни, первая, неуёмная радость от долгожданной школы улеглась. Процесс получения знаний, постепенно превратился в обычную, ежедневную работу. Такую же, как папина служба, на которую он рано уходил, и поздно возвращался. Вовка даже представить себе не мог, что папа может не работать и сидеть, ничего не делая. Мама, как большинство женщин, не работала, просто, им не где было работать. Но, она целыми днями была занята. Кормила и провожала " своих мужчин", топила печку, носила дрова, уголь и воду, выносила мусор и золу, готовила пищу и мыла посуду, стирала и гладила. Что-то вязала и штопала, помогала Вовке делать уроки, ходила в магазин и только, иногда, позволяла себе сесть и отдохнуть. Провожая сына в школу, мама неизменно говорила:
   - Это твоя работа! Самая тяжёлая в мире работа - это, учёба!
   А потом, наступила скучная, слякотная осень. Дождик шёл ночью, глухо стуча по крыше. Просыпаясь утром, Вовка слышал, как капельки дождя барабанят по оконному стеклу, шагая в школу, Вовка старательно обходил лужи, но ботинки, почему-то всё равно становились мокрыми. В школе, глядя в окно, Вовка видел лужи, пузырящихся под каплями дождя, людей с зонтами и в плащ-накидках, согнувшись, перебегающих по улице. Вечером, возвратившись, домой, он безропотно выслушивал мамины слова о том, что сын опять промочил ноги - ботинки и носки, совсем мокрые. Наконец, из недолгой командировки, папа привёз Вовке, настоящие, маленькие, детские, кирзовые сапоги. Если просто сказать, что Вовка был счастлив - значит не сказать ничего! Сапоги были самые настоящие, точь, в точь, как взрослые, но только маленькие - как раз на Вовкину ногу. В них можно было ходить, даже, по центру лужи, не то, что в ботинках - только по её неглубокому краюшку. Теперь, Вовкины ноги были совершенно сухими, если он "не умудрялся набрать воды, через верх". В этих прекрасных сапогах он проходил до самого снега.
   Снег выпал совсем неожиданно, вечером его ещё не было, и Вовка катался по лужам на Толькином трёхколёсном велосипеде. А утром, проснувшись, он почувствовал какой-то новый, незнакомый свет, струящийся из окон, - выбежав на кухню, отдёрнул штору. За окном, сплошным ковром лежал пушистый, ослепительно белый снег. На земле, на крышах зданий, на деревьях, белыми полосками висел на проводах. Медленно и торжественно, мохнатыми снежинками, кружась, опускался с неба. Было радостно и легко, как в предчувствии какого-то доброго, долгожданного праздника.
   На Новый год мама пошила Вовке костюм милиционера - синие брюки, белую гимнастёрку с блестящими погонами и переделанную из школьной формы фуражку, с белым верхом и красным околышем. Костюм дополнили, пригодившиеся, по этому случаю сапоги, сделанная папой из школьного ремня портупея, и, выструганный им же, полосатый жезл. Фуражку и ремень пожертвовал из своих старых запасов сосед - Виталька.
   Утренник проходил в Доме офицеров. Посредине большого зрительного зала была установлена громадная, украшенная разноцветными игрушками ёлка. Играл оркестр, дети под руководством краснолицего деда Мороза и слегка полноватой Снегурочки, водили вокруг ёлки хоровод. Играли в "Ручеёк", отгадывали загадки, пели песни. Было весело и радостно. Потом, состоялся конкурс костюмов. В большом количестве были представлены зайцы - с длинными, не желающими стоять ушами; снежинки - в накрахмаленных, торчащих в стороны платьицах; фокусники - в островерхих шляпах; похожие на них, но в синем - звездочёты. Всем вручали подарки и поздравляли Снегурочка и Дед Мороз. Первое место заняла Валя Алексеева, в красивом, белом, с голубизной, блестящем костюме Снежной Королевы. С высокой, искрящейся короной. Вся такая стройная и очень красивая! Второе место получил Вовка за костюм милиционера, его тоже поздравили и вручили кулёк с подарком. Взявшись за руки, они с Валей прошли три круга вокруг ёлки, под звуки оркестра и аплодисменты собравшихся. Вовка был в не себя он счастья, сжимая в своей руке, маленькую Валину ладошку.
   Когда под наблюдением мам, они с Толиком переодевались в фойе. Толик, стягивая с себя белые штаны зайца, почему-то обидевшись, негромко сказал Вовке:
   - Подумаешь! Разгулялись под ручку! Жених, да невеста!
   Вовка хотел сразу надавать ему по шее, но в присутствии родителей не стал этого делать. С сожалением, подумал, что, наверное, они не будут больше с Толькой такими друзьями, и ответил:
   - Дурак, ты! А ещё назывался, другом!
   Домой они возвращались разными дорогами. Мама удивилась и спросила, почему вокруг "трёхэтажки"? Вовка ответил - что так ближе.
   На новогодних каникулах, детвора строила горки, в громадных сугробах, наметённых вдоль заборов, прокапывали "подземные ходы и крепости". Возводили снежные городки, украшая их, ставшими ненужными, ёлками. Вовка, взяв санки, ходил на стадион. Там возвышалась громадная, с деревянным, политым водой, желобом, центральная горка. С горки можно было уехать по ледяной дорожке далеко-далеко, почти до трибуны. Несколько раз он там видел Валю, она приходила кататься с подругой Таей, но стеснялся подойти и заговорить. С умным Толиком они встречались, как и раньше и к прошлым обидам не возвращались.
   Первая, школьная зима, за делами и учёбой промелькнула незаметно. Опять пришла весна, побежали говорливые ручьи, по центральной канаве, в сторону от самой высокой сопки, помчались бурные водяные потоки. Пацаны целыми днями проводили возле воды, пуская, вырезанные из толстой сосновой коры, кораблики, и бегом сопровождая их быстрое движение. Руки Вовки покрылись зудящими "цыпками", вечерами, опустив ладони в горячую воду, с трудом сдерживая слёзы, он тёр их старым капроновым чулком и морщился от боли.
   Между "кэчевским" забором и железнодорожной веткой, в глубокой и большой канаве, образовалось громадная лужа, пацаны называли её "морем". Море было достаточно глубоким, что позволяло плавать по нему на плотах, сколоченных из шпал, отталкиваясь от дна длинными палками. Ходил на "море" и Вовка, плавал на плотах, участвовал в баталиях, когда противоборствующие стороны сталкивались на своих импровизированных судах, пытаясь оттеснить противника к берегу. Однажды, после столкновения, Вовкин плот предательски накренился, и отважный "мореплаватель" оказался по пояс в ледяной воде. Как водится, домой не пошёл, пытаясь выжать и высушить на солнышке мокрую одежду и сапоги. Но солнце, в это весеннее время, пригревало слабо и вечером, Вовке пришлось идти домой во всём мокром Друзья проводили его до самого крыльца, глядя на товарища, как на осуждённого поднимающегося, на эшафот. Когда Вовка вошёл домой, мама мыла пол, после того, как она посмотрела на сына, воспитательный процесс заканчивала мокрая половая тряпка.
   Утром Вовка проснулся с больной головой, заложенным горлом и высокой температурой. Приглашенная Софья Алексеевна, мама Витальки и врач терапевт, осмотрев больного, вынесла вердикт - ангина. Надо сказать, что Вовка болел, почти, каждую весну. Стоило только пригреть солнцу, - расстегнутое пальто, снятая шапка, мокрые ноги, моментально становились причиной какой нибудь болезни. Добрая Софья Алексеевна сама назначала ему лечение, и сама делала после работы, ежедневные уколы.
  Иногда, их было так много, и Вовке казалось, что если бы, он умудрился заглянуть на то место, куда их ставили, то, наверное, увидел бы там сплошное решето.
   На улице светило солнце, начинала зеленеть трава, а Вовка сидел дома, с тоской глядя на веселящихся, на дворе друзей. Так продолжалось ещё несколько лет, пока Вовка не подрос и всерьёз не стал заниматься хоккеем и лыжами. Болезни как рукой сняло.
   И в том году, весна, на радость Вовкиной мамы, всё же закончилась, наступили долгожданные летние каникулы. Учителя отдыхали от детей, а дети, от школы.
  
   Таёжная река.
  
   Папа, вспомнив прошлое "житьё, бытьё", выкатил из сарая свой старенький велосипед. Нет, он не собирался, как раньше, съездить попить пива. Пива в этом посёлке не было вообще. Да и папа его особо не любил, не то, что дяденьки, которые в бане, после парилки, с сожалением говорили друг другу - "Эх, сейчас бы хватануть холодненького пивка!" А один, краснолицый, вытираясь пушистым полотенцем, хвастался, что на прошлой неделе, провожая соседей в отпуск, купил в вагоне-ресторане несколько бутылок "Жигулёвского".
   У папы были совсем другие планы. И в один прекрасный, воскресный день, привязав на раму подушечку для сына, они поехали на реку. Вовка помнил речку на старом месте жительства, когда, он с родителями ходил в городской парк. Там, всей семьёй, катались на лодке, по неширокой, заросшей травой, медленной речке, с высокими, обрывистыми берегами. Папа сидел на средней скамейке и грёб двумя вёслами, а Вовка с мамой, разместились на задней, как папа сказал - "кормовой" лавочке. На вёсла всё время напутывалась речные водоросли, которые приходилось стряхивать. Один раз, весло вынесло из глубины длинный гибкий, как верёвка, зелёный стебель, на конце которого, находился прекрасный, ослепительно белый цветок, с большими, нежными лепестками. Мама держала растение за стебель, а Вовка с папой, с интересом, рассматривали его.
   - Это водяная лилия! Кувшинка! - сказала мама, - когда я была маленькой, мы с подругами ходили на озеро купаться и рвали их целыми охапками. К сожалению, с оторванным стеблем цветок долго не живёт.
   Рвать прекрасный цветок не стали и поплыли дальше. Разворачиваясь, папа сломал весло и они, с трудом, вернулись назад.
   В этот раз, маме ехать было негде, и она осталась дома, готовить обед. Выехав из ворот городка, с полосатым шлагбаумом и солдатом с длинным ножом, подле. Папа и Вовка переехали одну железную дорогу, перешли и перевели велосипед через другую. Миновали несколько улиц посёлка, долго тряслись, переезжая недавно вспаханное поле. Вброд миновали небольшую речушку, спокойную и тихую, как та, где росла лилия. На зелёной лужайке, на берегу реки, пацаны, не старше Вовки, в мокрых трусах, видимо после купания, сгрудились у дымящего костерка, желая обогреться. Несколько девчонок, сидели возле разложенных на траве больших кусков материи, разговаривая о чём-то своём. Вовка позавидовал свободе и самостоятельности своих ровесников.
   Немного поплутав среди кустов, они, наконец, приехали к настоящей реке. Река была весёлая и говорливая, с быстрым течением и хрустально чистыми водами. Стоя на берегу, можно было рассмотреть лежащие на дне маленькие и большие камешки. Выше того мест, где они с папой стояли, широкое и полноводное русло реки делилось на несколько рукавов, образуя острова, покрытые высокими, непроходимыми кустами. На противоположном берегу главного русла, виднелось большое зелёное поле, за ним, далеко-далеко, в лёгкой дымке, синели могучие сопки. На высоких берегах реки росли большие ели, с пышными, изумрудными кронами и жёлто- коричневыми стволами. Всё дышало мощью и простором! От открывшейся картины у Вовки перехватило дыхание.
   - Вот, такая она и есть - таёжная река! Красота и сила! - Помолчав, сказал папа.
   Они ещё долго стояли, наслаждаясь мощью реки, зеленью берегов, синевой неба и солнечным теплом. Побегав по берегу, Вовка нарвал жёлтых маков и ещё, каких-то синеньких цветов для мамы.
   Отпуск.
  
   Этим летом, решено было ехать к родителям мамы. Бабушка Люба и дедушка Ваня жили на Урале, в небольшом посёлке, на берегу красивого озера. Там же жили мамины братья дядя Гриша и дядя Михаил со своими семьями.
   Уезжали ранним утром. В здании вокзала было прохладно и не уютно, в ожидании поезда, семья вышла на дощатый перрон. Солнце, уже поднялось из предрассветных туч, позолотив белые, пушистые облака. Блестящие, отражающие солнечные лучи, бесконечные рельсы, четырьмя ниточками уходили в даль и исчезали на горизонте. Откуда-то, оттуда, из этой дали, послышался стук колёс, он нарастал. Над рельсами появился лёгкий, белый дымок. Маленькая точка росла, приближаясь, обретая узнаваемые контуры. Ещё несколько минут, и, тяжело отдувающийся паровоз, подкатил к перрону пассажирский состав.
   В купе ехали втроём, за всю долгую дорогу к ним никого больше не подсадили. В отличие от предыдущего года, Байкал в этот раз, проезжали днём, как сказал папа, по новой, верхней дороге. Туннелей стало гораздо меньше, состав долго поднимался по вырубленным в скалах террасах, казалось, к самым небесам. А затем, противно визжа тормозами, по такому же серпантину спускался вниз к озеру. Вдоль Байкала ехали совсем недолго, но Вовка успел насладиться встречей со старым другом. Полюбоваться гладью воды, далями безбрежных просторов, уходящими за горизонт.
   Через несколько суток пути, добрались до Челябинска, быстренько пересели на пригородную электричку, и уже, совсем, ночью, вышли из вагона на мокром перроне станции Чебаркуль. Накрапывал мелкий дождик, светились редкие фонари, было сыро и неуютно. Как и предполагали родители, их никто не встречал, наверное - "телеграмму вовремя не получили". Оставалось одно, коротать время до утра в зале ожидания. В небольшом помещении было пусто и сумрачно - под потолком, тускло горела единственная лампочка. На одной скамейке, с буквами МПС, спал, подложив под голову мешок, небритый дяденька, на другой, у окна, дремал, запрокинув голову, полный мужчина, в плаще и надвинутой на глаза фуражке. Мама на крышке чемодана разложила скромную еду - "неглотаемые" яйца, сваренные в крутую, и, купленные на какой-то станции, огурцы. Из термоса, разлили всем понемножку слегка тёплый чай, и, переговариваясь в полголоса, поужинали. Папа сходил к работникам вокзала и узнал, что автобус в нужную им деревню, по такой грязи, и завтра, вряд ли, пойдёт. Одна надежда на попутку.
   Человек, спящий у окна, проснулся и, прикуривая сигарету, пошёл к двери. Проходя мимо грустно сидящей семьи, внезапно остановился, обращаясь к маме, радостно спросил:
   - Женя, это вы, что ли? Когда приехали? А я, с вечера жду, собрался уже домой ехать! Решил, что вы сегодня не приедете!
   Машина, на которой им предстояло ехать, была бензовозом, в кабину все не вошли. Папа, надев брезентовый плащ маминого родственника, каким-то образом, устроился между кабиной и бочкой, туда же пристроили чемодан, и поехали. Сначала всё было нормально, проехали по улицам посёлка, миновали окраины, достаточно долго двигались по сносной, мокрой дороге. Но вскоре, она закончилась, дядя водитель сказал несколько непонятных слов, про чью-то мать. Примерно, такие же слова, Вовка слышал и раньше, их обычно выкрикивал, возвращаясь с тяжёлой работы, часто падающий Лёха-моряк. Поэтому, Вовка справедливо посчитал, что именно сейчас начнутся неприятности, какие-то трудности и падения. И он не ошибся!
   Только машина съехала с насыпи на полевую дорогу, её начало бросать из стороны в сторону, в глубоких колеях, из которых нельзя было выбраться. Машущие на передних стёклах палочки, едва успевали сгонять льющиеся с неба потоки дождя. Фары тускло освещали траву и кусты на обочинах, разбитой трассы. Дядя Паша, так звали водителя, всё время крутил рулём в разные стороны, всё равно, машина часто ехала боком, и Вовке казалось, что они перевернутся. В таких случаях мама крепко прижимала его к себе и переставала дышать. С трудом, возвращая машине нормальное движение, дядя Паша, в который раз, громко вспоминал мать какого-то "дрсу". Подбадривая себя, ни к кому не обращаясь, безумолчно рассказывал:
   - Третьи сутки дождь идёт! Мать твою! Без сена останемся в этом году! Всё скошенное сгниёт, к ядрёной матери! Мой "газон", единственная машина во всём МТС, с двумя мостами! Другой, тут и не проехать! Прорвёмся! - С трудом, удерживая машину на дороге, он замолкал и, выровняв, вновь продолжал, - дорожники, сволочи, мать их, грейдером из кюветов землю на центр вывернут и вся работа! Целое управление бездельников - ДРСУ, мать их в дышло!
   Вовка очень опасался за папу, как он там? Оглядывался через мамино плечо, в заднее, закрытое решёткой окошечко, но там было темно и ничего не видно. После очередного подпрыгивания машины вверх, Вовка, сидя у мамы на коленях, больно бился головой об потолок. Водитель, покрутив ручку на двери, сигналил, и кричал в темноту приоткрывшегося окна:
   - Николай, ты живой!
   Что отвечал папа, было не слышно, но в ответ, он один раз стучал по кабине.
   - Живой! - удовлетворённо произносил водитель, прибавляя скорость.
   Наконец, как Вовке показалось, где-то внизу, сквозь дождь, замелькали редкие огни селения.
   - Сейчас, с горки спустимся и дома, - сказал Дядя Паша.
   В этот момент, машину понесло боком, и она встала поперёк дороги.
   - Зря похвастался! - опять вспомнив чью-то мать и каких-то святых, расстроился водитель.
   Он вышел из кабины, и, появившись в лучах фар, обошёл вокруг машины. Было слышно, как они разговаривали с отцом, запахло табачным дымом. В дверцу заглянул, весь мокрый, папа:
   - Как вы тут?
   - Крепко застряли? - Вместо ответа спросила мама, - ты там совсем замёрз, иди в кабину погрейся!
   - Потом! - отмахнулся отец и исчез в темноте.
   Было слышно, как мужчины что-то копали под машиной, постукивая лопатой.
  Через какое-то время, тяжело дыша, в кабину залез дядя Паша:
   - Ну, бог даст, если с первого раза выедем, значит, сегодня будем дома! Если нет - пойдём пешком, вы к бабке с дедом, я за трактором!
   Заведя машину, он принялся, как показалось Вовке, раскачивать её взад вперёд. Бензовоз начал потихоньку разворачиваться на скользкой дороге и, вскоре встал в нужном направлении. Вовка и мама, затаив дыхание, ждали окончания манёвра. Машина притормозила, папа занял своё место. И уже через полчаса, они сигналили, подъехав вплотную к воротам нужного дома.
   Несмотря на глубокую ночь, хозяева не спали. В дверях, их ждали радостные дедушка и бабушка, на столе, вкусный ужин, в огороде, хорошо протопленная и, не успевшая остыть, баня. Вскоре Вовка, вымытый и сытый, сладко спал в комнате, а на кухне взрослые ещё долго вели неспешный, тихий разговор.
   Быстро меняющиеся отпускные события Вовке, особо, не запомнились. В памяти остались, лишь, большой двор, возле дома дедушки Вани, выложенный громадными, неровными, плоскими камнями. Две, совершенно чёрные, коровы, которых Вовка с бабушкой встречали по вечерам на краю деревни, и гнали домой. Внука поражало умение бабушки, среди массы одинаковых, бредущих в мареве пыли, рогатых существ, находить именно своих, ловко выгонять их из общего потока и, не торопясь, направлять к своим воротам. Коровы бродили по двору, оставляя дымящиеся лепёшки, которые дедушка, боясь, что городской внук обязательно в них вступит, быстренько соскребал лопатой и куда-то уносил.
   У Вовки объявился двоюродный брат, нет, конечно, он был и раньше, просто, Вовка его не знал. Нового родственника звали Сашкой, они являлись одногодками, но брат был немного повыше ростом, и жутко этим гордился. Но настоящей гордостью Шурки, как звала его бабушка, было то, что он, уже, умел ездить на двухколёсном, взрослом велосипеде. И Вовка, скрипя сердцем, был вынужден это преимущество признать. Иногда, когда семья ходила в гости к Санькиным родителям, дядя Миша - отец Сашки и дядя Вовки, разрешал им брать велосипед. Братья катили велосипед на находящийся рядом сельский стадион, где кроме, пасущихся на верёвках бычков, никогда, никого не было. Здесь Сашка обучал Вовку езде на этом неустойчивом агрегате. Ездить приходилось "под рамку", стоя на педалях, одновременно, вращая их ногами, держа равновесие рулём, которых находился выше головы. При этом, жутким образом, извиваясь, умудряться постоянно, располагать тело между треугольной рамой велосипеда.
   Выглядело это так: - Вовка занимал место на педалях между рамами, свесившись на левую сторону. Санька, держа велосипед за сидение и руль, с противоположной стороны катил его вперёд, выкрикивая команды:
   - Крути! Дави на другую педаль! Не падай на меня! Поворачивай руль туда, куда падаешь!
   Вовка крутил, давил, поворачивал руль куда падал. И падал, куда рулил, больно ударяясь и получая рогами руля в живот. Потом, он сидел, согнувшись, держась руками за расцарапанный живот, с трудом пытаясь отдышаться. Сашка сидел рядом, участливо вздыхал и спрашивал:
   - Больно? Это ничего! До свадьбы заживёт! А, ты, молодец, почти поехал! Я, знаешь, сколько раз падал, коленки все были разбиты! Меня Валька - сестра, с подружкой, учила ездить, перед девчонками не плакал! Вечерами, в бане, один, пока мылся, плакал, но матери не жаловался - тогда бы батя велосипед больше не дал.
   Вовке было жутко больно, но и он не плакал. Он знал, что рано, или поздно, всё равно поедет. О предстоящей, в необозримом будущем, свадьбе, Вовка как-то не задумывался. Хотя, изредка вспоминались - умный Толик, его обидные слова про "жениха и невесту", новогодний праздник и красивая девочка Валя, в костюме Снежной королевы. Сначала Вовка хотел рассказать Шурке о том, что у него есть такая девочка. Но, потом передумал, опасаясь, что брат начнёт над ним смеяться.
   И однажды, Вовка поехал! Он это ощутил сам, это было какое-то новое и незнакомое ощущение. Внезапно, Санька, убрал руки и отстал, издали, продолжая командовать:
   - Крути, крути! Когда начинаешь падать - туда руль и крути! Вовка, замирая от счастья, крутил и рулил. Затем, он хотел оглянуться на Сашку, переднее колесо встала поперёк, и он рухнул на землю, придавленный велосипедом, больно ударившим его по голове. Тут же подбежал брат:
   - Поехал! Ты же сам поехал! Я тебя уже давно не держал! - Увидев сморщенное от боли лицо Вовки, с тревогой спросил - Очень больно? Чем ударился?
   Вовка, молча показал на лоб. Сашка, посмотрел и залился неудержимым смехом:
   - Нифига себе, шишка! Как рог у маленького козлёнка! - с трудом сдерживая смех, весело успокоил. - Это ерунда, шишку сразу видно, она на виду - снаружи! Хуже, когда внутри, какой нибудь перелом, закрытый! Отдохни, давай я, пока, кружок проеду!
   Превозмогая боль, Вовка решительно встал, вновь, засунув себя между рамами, и на удивление Саньки, поехал. Закрепляя успех, они долго, по очереди, катались по кругу. Вовка ещё несколько раз, прилично "хряснулся с велика", но с каждым разом, ездил всё лучше, и лучше.
   Дружба деда и внука, вспыхнувшая ещё в прошлый приезд стариков в гости, на улицу Розы Люксембург, продолжалась и этим летом. Дедушка работал сторожем на нефтебазе, и два дня бывал дома, а, потом, ночь и день находился на дежурстве.
   Однажды, он взял внука с собой на ежедневную проверку сетей. В округе было два озера - одно большое и красивое, на берегу которого и располагался посёлок. И куда с Санькой и папой они несколько раз ходили купаться. Другое, поменьше, дедушка называл "озерцом", или "Мельничным". На котором, Вовка, ещё, не был, оно располагалось ближе к дому, возле дедушкиной работы.
   Бабушка разбудила внука рано утром. Вовке показалось, что так рано, он ещё никогда в жизни не вставал. С трудом, сдерживая зевоту, стараясь не шуметь, осторожно обходя спящих, вышел из комнаты. За окнами едва светало, на кухне горел свет, но бабушка, оказывается, уже давно суетилась возле потрескивающей "русской" печки. В доме пахло пирогами и ещё какой-то "вкусностью". На табуретке стоял шумящий самовар, длинная, железная труба которого, загнутая коленом, было вставлена в отверстие стенки печки. Бабушка наливала в соединённые в три ряда, многозвёздные, глубокие формочки, белую, густую жидкость. Потом, ловко, длинным ухватом, подхватывала эти формочки, больше похожие на те, каким девчонки играли в песочнице, и засовывала их в пылающее, оранжевым огнём, жерло печи. А оттуда, доставала другие, уже с готовыми пампушками, румяными, пушистыми, шапкой торчащими из этих формочек. Ловко переворачивала на большой противень и начинала заливать вновь.
   Дед сидел в углу, под образами, вытянув губы "трубочкой" дул на парящее блюдце, и пил чай.
   - Давай, сполосни лицо и к столу, чай пить! - сказал дедушка, - бабушка тебя пампушками угостит!
   Споласкивать лицо надо было в коридорчике, встав на лавку и высунув голову в большое окно. За окном на длинном, крепком ремне, висел пузатый, чёрный от времени, чайник с длинным носиком. В чайнике плескалась вода, его надо было наклонить, удерживая рукой, налить в ладошки воды, а уж потом сполоснуть лицо и почистить зубы. Что Вовка и сделал. Лишняя вода побежала с высоты вниз, образуя на земле не высыхающие ручейки и лужи, из которых, днём, курицы пили воду.
   Есть Вовке ещё не хотелось, но он сел к столу, подражая дедушке, дуя на блюдце, попил горячий чай, закусывая вкуснейшими, бабушкиными пампушками. Такие необычные, прекрасные "штучки" Вовка не ел никогда, и нигде - кроме как, у бабушки Любы.
   Потом, они пошли с "дедой" проверять сети. Вовка нёс на плече матерчатый мешок, пахнущий рыбой, крепко держась за дедову руку. А дедушка, другой рукой держал за дужку, старое, помятое ведро, поскрипывающее при ходьбе. Рыбаки миновали окраину села, где обычно бабушка встречала из стада коров. И направились в сторону небольшой тополиной рощицы, зелёным островком возвышающейся над округой. Солнышко уже встало над горизонтом, тёплым светом озаряя, желтеющие поля, дальний лес, убегающие в даль мачты высоковольтной линии. Деревня просыпалась, слышались голоса людей, скрип ворот, мычание коров, незлобный собачий лай. На душе было спокойно, радостно и светло!
   - Вон, там, моя работа! - наклонившись к Вовке, сказал "деда", - там я сторожу совхозное имущество, - добавил он, показывая на домики и блестящие баки, стоящие рядом с рощицей.
   - Это склад ГСМ! - без труда узнал внук, у нас рядом с аэродромом такой же. Мы, с пацанами, ходим пули в тире собирать, рядом с этим складом. Но там, склад охраняют часовые - караул! - Блеснул он перед дедом своей осведомлённостью.
   - А у нас, весь караул - это я! - засмеялся дед.
   Вовка представил, как дед, в длинном тулупе, в валенках и с винтовкой, ходит вокруг этих баков и, тоже, засмеялся.
   Они пошли по дороге к рощице, роща была огорожена забором, сложенным из плоских, серых камней, въезд преграждали деревянные ворота.
   - Я туда не тороплюсь! Тебе, вообще, рано об этом думать! Пойдём вокруг! - предложил дед, и они свернули на тропинку ведущую вокруг.
   Вовка заметил в глубине рощи кресты, стоящие в оградках и большие камни с надписями.
   - Я знаю, тут в землё, лежат умершие люди, мне бабушка рассказывала, когда мы с ней в храм ходили, - сказал он деду.
   - Бабушка не нашла ничего лучшего, для своих рассказов, - посетовал дед, - это кладбище, тут много моих друзей-товарищей лежит. Одни седые, да старые, как я; другие, совсем молодыми в сыру землю легли. Придёт, внучок, время, и мы с бабкой найдём тут покой! - грустно сказал дедушка.
   - Папа, совсем на бабушку и не обиделся в тот раз - вспомнив старую историю, постарался успокоить Вовка дедушку, - папа сказал, что его мама маленьким, тоже, в храм водила.
   До озера они шли молча. Дед думал о чём-то своём. Вовке, вдруг, стало грустно, ему, до слёз, было жалко старого, седого деда, и всех людей из этой рощи. А ещё, он думал, о том, как, наверное, должно быть страшно, караулить эти блестящие баки, рядом с таким печальным, скорбным местом.
   Незаметно дошли до озера, впрочем, озёр было два - одно, побольше, почти квадратное. Второе, отделённое от первого насыпью, длинное, больше похожее на речку с кувшинками, и болотистыми берегами. На насыпи, возле узкого канала, соединяющего оба озера, высились остатки какого-то деревянного строения. Сбоку здания, наполовину в воде, притулилось громадное деревянное колесо, с множеством широких ступенек, расположенных по его окружности. Заметив, что внук заинтересовался сооружением, дед пояснил:
   - Давным, давно, жили два брата, занимались хлебопашеством на этих землях. Стараясь облегчить крестьянский труд, прокопали они из одного озера в другой канал, по которому побежала вода. В канал опустили это колесо. Вода крутила колесо, колесо крутило жернова - это два таких плоских, круглых камня. Между ними насыпают пшеницу, жернова трутся друг о друга, зерно превращается в муку, из муки пекут хлеб. Понял? Пшеницу Вовка видел, бабушка давала ему немножко старой - покормить кур.
   - Почему сейчас эта машина не работает, - спросил Вовка, разглядывая покосившееся колесо и провалившуюся крышу, - где сейчас братья?
   - Началась война, братьев убили свои - деревенские. Мельница ещё долго работала, но потом, знающий народ вывелся, всё пришло в упадок. От всего построенного братьями, остались два озера и сгнившее колесо.
   В камышах дед нашёл свою лодку-плоскодонку и поплыл, отталкиваясь шестом, в другой конец озера;
Вовка, стоя на берегу, смотрел, как дед поднимал из воды сети, выбирал рыбу и двигался вдоль сетей, всё дальше и дальше. Вовке, даже показалось, что дедушка, куда-то медленно уплывает, неслышно перебирая руками, бесконечную жердь.
   Собрав со дна лодки тёмно-жёлтых карасей, рыбаки поспешили домой. На этот раз, возвращались другой дорогой, далеко обойдя озеро и грустную рощу, попутно проверив дедовы "мордушки" для ловли рыбы. Это такие корзины, сплетённые из ивовых веток. Взяв и там, неплохой улов.
   Дома, Вовкины родители, пользуясь положением отпускников, ещё спали. Бабушка почистила шевелящихся карасей и, к пробуждению гостей, испекла душистый, сочный, зажаристый, рыбный пирог.
   А когда папа с мамой встали, Вовка рассказал им об этом незабываемом, прекрасном утре. О свежевымытом, утреннем солнце, колосящихся полях, старой мельнице и дедушкиной работе. Про грустную, тополиную рощу на высоком бугре, Вовка, почему-то рассказывать не захотел.
  
   Гуси, лебеди.
  
   В хозяйстве бабушки, помимо коров, были привонючие свиньи, живущие в хлеву. Пёстрые курицы, во главе, с медно - жёлтым, в разноцветных перьях пышного хвоста, петухом. Грузные, бело-серые гуси, управляемые злобно шипящим, красноносым и краснолапым гусаком. Чинные, ходящие в вразвалочку, серые утки, с разноцветным, флегматичным красавцем селезнем впереди.
   С серыми утками и их ленивым селезнем у Вовки сложились нормальные, добрососедские отношения. Вовка не пытался вмешиваться в устоявшийся образ жизни этой компании. А они, в свою очередь, не обращали на него никакого внимания. Во двор уток выпускали самыми первыми, после того как тётя Физа, жена маминого брата, дяди Гриши, выгоняла коров за ворота, в стадо. Быстро похватав еду, выложенную бабушкой в длинное, деревянное корыто, селезень уводил свою семью на улицу. Гуськом, почти одновременно, как солдаты, шагая своими маленькими лапками, утки, направлялись к небольшому, затоптанному коровами болотцу, рядом с грустной рощей. И возвращались домой вечером, позже всех.
   Следующими на волю, из сырого подвала под домом, выбирались гуси. Это были большие, сильные птицы. Они громко хлопали крыльями, гортанно гоготали и, разбежавшись по земле, даже, пытались взлететь. Но, поняв бессмысленность этого занятия, прекращали разбег и покорно шли к корытцу с едой. Долго и сосредоточенно пили воду. Интересно выгнув шеи и щёлкая клювами, ели пшеницу, насыпанную им бабушкой. Вовка как-то с опаской относился к этим крупным птицам. Вскоре после приезда, наверное, почувствовав его страх, а, может, посчитав маленького человека соперником, или врагом, спокойно вкушающий пшеницу гусак, вдруг, неожиданно вытянул шею, опустил голову к самой земле. Грозно шипя, расправив сильные крылья, побежал в сторону Вовки, только что вышедшего во двор. С расправленными крыльями, птица была, наверное, нисколько не меньше Вовки, даже если бы тот, как можно шире, расставил руки. Вначале, Вовка опешил, не ожидая такого развития события, гусак, пользуясь внезапностью, больно ущипнула клювом его за голую ногу. Оглушил суматошным хлопаньем и ударами крыльев, поднимающих с земли мелкую пыль. Инстинктивно шагнув назад, прижавшись к стене, Вовка ощутил под рукой какую-то палку. Это оказалось, стоящее возле лавки, коромысло, с которым тётя Физа ходила по воду для бани, к большому озеру. Вовка схватил коромысло и пару раз хорошо врезал гусаку по спине, между крыльев. Недовольно гогоча, поверженный враг обратился в бегство. За окончанием этого поединка наблюдал дедушка, только что появившийся в воротах, после утренней проверки сетей.
   - Так его! Смотри, насмерть не убей! Молодец, казак, это по-нашему! Пусть не лезет!
   Больше вожак гусиной стаи на Вовку не нападал, но всё равно, завидев, подозрительно косился и шипел, вытянув шею. Гуси, выстроившись в колонну по одному, под предводительством красноклювого вожака, каждое утро, уходили на большое озеро. И вечером, самостоятельно, возвращались домой.
   Сразу же, не сложились отношения с красавцем петухом, и в этом случае, инициатива исходила, исключительно, от местного забияки. Как позже рассказывал брат - Сашка, петух, которого звали Петькой, был жутким забиякой и терроризировал всех соседей, независимо были то люди, или животные. Когда Петька взлетал на забор, громким "Ку-ка ре-ку!" возвещая о своём появлении, соседские петухи, наученные в жестоких, кровопролитных схватках почтению к соседу, униженно прятались в своих дворах. Его боялись даже собаки - он запросто мог приземлиться на голову, или спину не осмотрительного пса, когтями и острым клювом напомнив каждому, о том - кто в доме хозяин? А так, как, из всей домашней живности, постоянно на дворе находились, только, курицы, во главе со свирепым предводителем. Выходило, что истинным хозяином двора была не собачка - по кличке Чита, не гусак, и даже не бабушка. Единолично решающая, которую курицу сегодня зарубить на ужин, которую несушку оставить на завтра. А именно он - петух! Гроза округи, любимец куриц своего, и всех остальных, соседских дворов!
   Вовка, на момент описываемых событий, этого ещё не знал. Однажды, после утомительных занятий с велосипедом, в самом начале трудного обучения, Сашка и Вовка приехали на обед к бабушке Любе. Совместной поездкой данное действо, назвать было сложно - ехал один Санька. А Вовка, как преданный оруженосец, держась за стремя непобедимого рыцаря, бежал рядом. Стременем служил видавший виды багажник велосипеда Сашкиного отца и Вовкиного дяди. Или, петух почувствовал подчинённое положение Вовки, или, он выглядел наиболее уставшим, а, посему, более беззащитным. Но, куриный царь и несокрушимый предводитель, сидя на заборе, своей очередной жертвой выбрал именно его. Стоило братьям войти во двор, петух, до этого безмолвно озиравший окрестности, бесшумно сорвался с забора, и как кровожадный орёл, устремился на выбранную цель. В данном случае, на Вовкину голову, в цветастой тюбетейке.
   Вовка почувствовал шелест крыльев, мягкие удары перьев по голове и плечам, когти петуха, как гвозди, впившиеся в его темя. Наверное, примерно тоже, чувствовал зазевавшийся заяц, застигнутый врасплох безжалостным хищником, на открытой, со всех сторон, местности. И, как обречённый заяц, Вовка закричал от внезапно нахлынувшего страха и боли. Громко и жутко!
   На помощь пришёл брат-Сашка! Общими усилиями, они согнали с Вовкиной головы озверевшего петуха, загнали в курятник и долго "шпыняли" его длинной палкой, не давая возможности присесть. На шум вышла бабушка, узнав причину переполоха, она, мгновенно, приговорила пернатого красавца к участию в вечернем, курином бульоне, в качестве главного героя. Совместное поручительство братьев и подоспевшего деда, с трудом, спасло беднягу от кровавой плахи, на замшелой колоде, стоящей возле курятника.
   Трудно сказать, понял ли петух, всю степень смертельной угрозы нависшей над ним, но, впредь, ни Вовку, ни Сашку разбойник больше не трогал.
   Тем не менее, куриц Вовка не любил, они бесцельно бродили по двору, что-то отыскивая и выкапывая. Бегали, одна за другой, пытаясь отнять, с трудом найденного, червяка. Но главное - они оставляли кругом цветастые, жидкие, дурно пахнущие следы. В которые, "заслобо", можно было угодить обувью, или, того хуже, босой ногой. Единственное, что Вовка любил, это собирать яйца, из разномастных ящичков, коробок, старых кошёлок, полуистлевших фуражек и шапок, разложенных для несушек, в укромных местах необъятного подвала. Самое главное, надо было не спутать тёплое, свежее яйцо, с деревянной приманкой, внешне похожей на яйцо, лежащее в гнезде.
   Вскоре отпуск закончился. Вовка слегка устал от "безделья" и соскучился по своим забайкальским друзьям. Миновав знакомую обратную дорогу, с массой дорожных впечатлений, рассказ о которых, мог бы составить целую книгу, ранним, летним утром семья вышла на перроне своей маленькой станции.
  
   Снаряд с тремя полосками.
  
   В Вовкино отсутствие, познавательные походы друзей, на ставший запасным, аэродром не прекратились. Облазив ближайшие полуразрушенные землянки, капониры, окопы, любопытные исследователи добрались до противоположного края лётного поля. В маленькой рощице, почти у подножия сопок, пацаны наткнулись на какой-то склад. По-видимому, оставшийся от предыдущей лётной части. Как говорили взрослые ребята, это был склад боеприпасов и бомб. В первый же день, по приезду из отпуска, Вовка с друзьями, посетил это загадочное место. Конечно, ужасных бомб, которые в фильмах про войну, с жутким свистом, падали на землю, там уже не было. Но, валялось множество разбросанных ящиков, толстых амбарных книг, с расплывшимися чернильными записями. Рваных плакатов, по устройству самолётного оружия. Неподалёку, высилась, зарастающая травой, приличная куча разнокалиберных гильз. Тут можно было найти винтовочные гильзы, позеленевшие гильзы от крупнокалиберных пулемётов и похожие на бутылочки, снарядные гильзы от авиационных пушек. Все эти премудрости Вовке растолковал умный Толик, подкрепляя рассказанное рисунками на старых плакатах. Он же, под громадным секретом, полушёпотом сообщил, что побывавшие здесь первыми, пацаны из "Шанхая", нашли в хламе часть этой самой пушки, с длинным стволом, и утащили в свой "штаб". А другой счастливчик - Вовка Миронов, нашёл целый снаряд, с пулей, на которой было нарисовано три разноцветных полосы. Вовка знал этого пацана, он жил во втором ДОСе и они, иногда, вместе возвращались из школы. Друзья звали его просто "МИрон", делая ударение на первом слоге. Мирон жил вдвоём с мамой, она была капитаном медицинской службы и единственной женщиной - офицером во всём гарнизоне. Мама служила в военном госпитале, и, говорят, была хорошим хирургом. Военную форму, она почему-то, не носила и Вовка единственный, раз увидел её в парадном кителе с наградами, на торжественном собрании, посвящённом дню Восьмого марта. Куда первоклашек привели для поздравления.
   Лето незаметно закончилось, наступило первое сентября, дети пошли в школу. Но погода стояла ещё по-летнему тёплая. На всех переменах ребятня, отвыкшая за лето от утомительного сидения за партами, высыпала на улицу. Пускали, сделанных из тетрадных листков, голубей, играли в догонялки. Девочки прыгали по разлинованным на земле "классикам". Непоседливые пацаны играли в "догонялки по дереву", была такая интересная игра. В городке, возле каждого дома, как правило, лежали кучи и поленницы дров. Игра состояла в том, что можно было убегать от преследования по дереву, будь то, щепка, доска, палка, или забор. Естественно, игры продолжались и в школе. Благо, на заднем дворе, великой кучей, громоздились необхватные лесины, которые ближе к зиме, старшеклассники и родители, пилили ручными пилами и кололи на дрова. Там на большой перемене по брёвнам бегали ребята, подбадривая друг друга криками, несмотря на грозные предупреждения завхоза школы - полной, свирепого вида женщины. Прыгая по качающимся брёвёшкам, Вовка видел несколько раз Мирона, который чем-то стучал, спрятавшись среди стволов.
   Потом, нетерпеливо прозвенел звонок, народ нехотя потянулся в классы. Пошёл и Вовка с друзьями, громко обсуждая, кто кого в следующий раз должен догонять Они чуть-чуть не дошли до крыльца школы, как сзади раздался хлёсткий, сухой взрыв. Наступила тишина, разорванная срывающимся криком, бежавшего оттуда паренька:
   - Рвануло! Мирону руку оторвало!
   Вовка повернулся и побежал назад. Растрепанная женщина-завхоз, обхватив, как малое дитя, обвисшее тело Мирона, хрипло повторяла:
   - Не подходите, взорвётся! Бегите отсюда! Позовите Ивана Трофимовича!
   Иван Трофимович был учителем труда и единственным мужчиной в женском коллективе школы.
   Бледный Мирон выглядывал из-за крепкого плеча "завхозши", и молчал. Взгляд его выражал одновременно - недоумение, испуг и ещё, неосознанную боль! Которую, он почувствует позже. Но, о которой, он, уже сейчас знал, и, которой, боялся!
   На крики, с улицы, открыв ворота, вбежали несколько солдат, проходящих мимо, во главе с сержантом. Мирону перетянули ремнём руку, и понесли в госпиталь, через стадион и недавно посаженный парк.
   Говорят, что в это время, в госпитале, дежурным хирургом, была его мама - Тамара Васильевна. Она ампутировала остатки двух фаланг на указательном пальце правой руки сына, и сделала культю.
   До Нового года Вовка Миронов не появлялся в школе. Родители друзей пострадавшего "плотно поработали с детьми", с Вовкой и другими пацанами беседовали учителя и "особист", по фамилии Красноносенко. Большую часть "военных трофеев", в очередной раз, изъяли. Забрали и пушку у предводителя "шанхайских" пацанов, Вовки Фоминых. Его строгий отец - дядя Костя, долго беседовал с ним, убеждая сына, как позже выразился сам Фома, "посредством ремённой передачи мысли, способом прямого контакта".
   После, Вовка сдружился с Мироном, и в течение нескольких лет, они были друзьями "не разлей вода", до самого отъезда Тамары Васильевны и её сына в гражданскую жизнь.
  С Мироном связано много событий в жизни мальчишеского коллектива Северного городка того времени. Но, о них позже.
  
   Велосипед.
  
   Вовкиному другу - умному Толику, папа привёз из командировки велосипед. Надо сказать, что велосипедов в городке было не особо много, а детских, вообще, единицы. И не потому, что люди их не любили - велосипеды негде было купить. Как объяснил Вовке папа, недавняя война наделала много бед, часть заводов ещё в руинах. А те, которые работают, выпускают продукцию для восстановления городов, людям не хватает, даже, посуды, кроватей, стекла для ремонта сохранившихся домов и фабрик. Так что, придётся потерпеть - без велосипеда, можно прожить! Вовка был согласен с отцом, но, всё равно, иметь свой собственный велосипед ему очень хотелось. У папы был свой велосипед, родители купили его у прежнего соседа - Пётра Марковича, после приобретения тем автомобиля. Папин "велик", был очень старым, и вероятно, послужил многим владельцам. У него были громадные "восьмёрки" на обоих колёсах, постоянно ломалась какая-то "втулка". И папа, чаще ходил на службу пешком, а велосипед, большую часть времени находился в ремонте у какого-то умельца. Во всяком случае, после отпуска, Вовка его ещё ни разу не видел.
   Утром, на зависть всем ребятам, Толик выкатил на улицу свой блистающий никелем агрегат. Принёс ведро с тёплой, парящей водой, тряпку, мыло, долго и сосредоточенно мыл своего нового друга Осторожно отклеивая прилипшую упаковочную бумагу и застывшее масло. Собравшиеся вокруг пацаны, молча внимали этому волшебному действу. Как своему старому и верному товарищу, Толик разрешил Вовке держать велосипед за ребристые резиновые ручки, одетые на блестящий руль. Как будто "велик", если его не держать за ручки, как за рога, мог сам, куда нибудь ускакать, как маленький, глупый козлёнок. Потом, все гурьбой, отправились на лужайку за сараи. В центре внимания был блестящий велосипед и счастливый Толик. На полянке, Толик, встал, как взрослый, на одну педаль, несколько раз оттолкнулся другой ногой. И, не проехав и метра, тяжело грохнулся на землю. Все, удовлетворённо, засмеялись! Толик, выбрался из-под велосипеда, отряхнулся, поправил педаль. Безуспешно, попробовал поехать ещё пару раз. Результат был прежним!
   - Что смеётесь? - обиженно протянул владелец велосипеда, - как будто, сами что-то умеете! Смеяться легко, кажется, что проще - взял и поехал! А, ты, попробуй!
   Ребята стояли молча, каждый, в качестве хозяина велосипеда, хотел оказаться на месте Толика, но, в тоже время, никто не желал стать посмешищем в глазах пацанов и, подошедших, девчонок.
   - Давай, я тебя научу, - несмело, предложил Вовка.
   - Ха! - Засмеялся Толик, - как ты научишь, если сам не умеешь?
   - Я умею, меня брат научил, - ответил Вовка, хотя, ещё и сам не знал, сможет ли он уехать на этом маленьком велосипеде.
   - Какой брат? У тебя нет ни брата, ни сестры! - усомнился Толик, - смотри, упадёшь, помнёшь что нибудь - получишь!
   Вовка, с замиранием сердца, взялся за ребристые ручки, оттолкнулся, перекинул ногу через сидение и поехал. Народ затих, Вовка проехал три круга, попутно отметив, что на этом велосипеде, педали крутятся всё время. А не так, как на взрослом - раз крутанул, держишь ноги на педалях, они не крутятся, а ты едешь. И ещё, он заметил среди множества восхищённых глаз, следящих за ним. Знакомые глаза красивой Вали Алексеевой, которую он не видел с самого отпуска. В груди что-то зашлось, как будто качаешься на качелях, Вовка отвлёкся от руля и чуть не упал.
   - Вот, ты, даёшь! - восхищённо приговаривал Толик, принимая свой велосипед. - Скажи, ты, долго учился?
   - Долго, - признался Вовка, - несколько недель! Пока все коленки не разбил - не научился! Надо крутить и рулить, куда падаешь и по сторонам не смотреть! - добавил Вовка, вспомнив свою недавнюю попытку упасть.
   Без особого желания, Толик согласился стать учеником Вовки. Вовка учил его почти до снега. Сначала, по требованию, учителя, обучаемый, несколько дней катался на велосипеде, на одной педали, как на самокате. Со временем, всё пошло на лад и, к концу лета, Толик сносно катался на велосипеде.
   Дома Вовка восхищённо рассказывал об успехах умного Толика. Советовался с папой о том, что надо сразу брать не маленький, а подростковый велосипед, чтобы, на нём можно было бы ездить до старших классов.
   Наконец, родители сжалились над ним, и перед самой зимой, папа у знакомых, купил сыну подростковый велосипед. Вовка был счастлив! Но этой осенью, он так и не смог покататься - выпал первый снег.
   Нет смысла рассказывать, как в этот год Вовка ждал весну. Как только на дворе немного потеплело, он, едва ли не каждый день, начал ходить к маленькому пригорку на поляне, за сараями, с нетерпением ожидая, когда сойдёт снег. Снег сходить не торопился, земля, с желтой травой, то появлялась из снежного плена, то, вновь, исчезала под выпавшим, белым покрывалом. Наконец, в один прекрасный и солнечный день, придя утром на знакомый пригорок, Вовка увидел, проклюнувшиеся за ночь из земли, зелёные стрелки молодой травы. В последующие несколько дней, бугорок совсем очистился от снега. А ещё, через неделю, счастливый Вовка прикатил на него свой велосипед. До летних каникул, он в совершенстве овладел двухколёсным другом, мог резко тормозить, оставляя глубокий след на дороге. Мгновенно разгоняться, ездить с одной рукой и, как вершина мастерства, - демонстрировать езду, вообще, не держась за руль.
   Ещё зимой, в класс пришёл новый ученик, его звали Димой Рац. Свободных квартир в гарнизоне не было, и семья, временно, проживала в гостинице, недалеко от финских домиков. Вовка и Дима в школу и домой ходили вместе, обычно, гуляли, тоже, вместе. У Димки был новый, заграничный велосипед, с ручным тормозом и переключающимися скоростями, как на машине. Они часами катались по городку между домами, иногда, уезжая довольно далеко, к самым сопкам.
   С началом весны, городок преобразился, в разных направлениях его изрезали глубокие траншеи для прокладки труб водопровода и отопления. Ямы копали солдаты, оставляя, через равные промежутки, не вскопанные перемычки для прохода людей. В этом случае, длинные ямы, внизу, сообщались подземными ходами. Сутками, широкие траншеи копали, ещё три трактора. Один из них, сзади, на спине, имел большое колесо, с множеством ковшей. Колесо, с грохотом, крутилось, копая бесконечную яму. Потом, трактор возвращался назад и рядом с готовой канавой, рыл другую. Промежуток между выкопанными траншеями крушили два других трактора, вооружённые "бульдозерными ножами". Ребята могли часами наблюдать за слаженной работой тракторной бригады.
   Почти каждый день, Вовка ездил за хлебом в "первый магазин" - это была его обязанность. Теперь, приходилось добираться до магазина, минуя эти траншеи. Вовка, наловчился, и переезжал их по узеньким переходам, не останавливаясь. Иногда, они ездили вместе с Димкой. Полный и неуклюжий Димка, останавливался перед ямой и Вовка помогал ему перетаскивать на другую сторону велосипед.
   Перед самыми каникулами, по школе пронеслась весть - Димка Рац, переезжал на "велике" через траншею, упал вниз, сломал руку и разбил голову. Через несколько дней, Вовкин друг явился в школу с загипсованной рукой, и повязанной, "как у Щорса", головой.
  Димкин отец, был, по всей вероятности, военным медиком, в городке они прожили недолго, других воспоминаний об этом мальчике в Вовкиной голове не осталось.
  
   Мелькающие годы.
  
   В детстве время бежит незаметно. Только что, праздновали Новый год, а завтра уже начинаются долгожданные, большие, летние каникулы. Вроде вчера, первый раз в году, ездили на речку купаться, а завтра, опять, в надоевшую школу, грызть науку, набираться ума-разума. Между этих дат, конечно, были разные события. Смешные и грустные истории; проводы уезжающих друзей и обретение новых. Зимние игры и забавы; безмятежный летний отдых; рыбалка и походы, по любимой всеми речке, с её приветливыми, песчаными берегами. Вылазки за ягодами, грибами и шишками, в вечно зелёные, манящие сопки. Всё запомнить и передать просто невозможно. Бежали годы, рос и взрослел герой нашего рассказа, менялось восприятие событий. То, что совсем недавно, было главным и значимым, теперь становилось второстепенным. И, наоборот, на что раньше, он и не обратил бы внимание, теперь занимало ведущее место.
   Особый пласт воспоминаний - это школьные учителя. В жизни каждого маленькой личности, есть образ человека пользующегося непререкаемым авторитетом, кому, без опаски, можно было доверить свои детские тайны и чаяния. Посоветоваться, как со своей собственной мамой. Кто мог пожурить, приласкать и успокоить. Конечно, речь идёт о первом учителе, открывшем ребёнку дорогу в мир знаний. Научившему самому главному и удивительному - умению читать и писать, воссоздавая, при этом, в сознании яркие картины написанного и прочитанного. Именно этим навыком, человек будет пользоваться всю свою жизнь. Используя этот волшебный дар, изучит другие, более сложные, науки, овладеет чужими языками. Но умение из отдельных букв и звуков складывать слова и предложения даст ему первый учитель, имя и отчество которого, тоже, запомнится на всю оставшуюся жизнь.
   Вовкиными первыми учителями были прекрасные женщины - Тамара Васильевна, учившая детей первых полгода. И Галина Михайловна, принявшая класс и успешно передавшая малышей в руки учителей-предметников, в пятый класс.
   Позже были другие учителя, любимые и не очень; добрые и суховатые; воспитанно-интеллигентный и, по-деревенски, простые; добросердечные и злопамятные. Одни, умело строили свои отношения с детьми, воспринимая каждого маленького человека, как личность. Другие, старались добиваться результата властным окриком, унижением и руганью. Исходя из этого, одних любили, делясь самыми сокровенными мыслями и чувствами. Других сторонились, награждая меткими прозвищами и обидными кличками.
  
   Дела мужские.
  
   В первые годы жизни, самым близким, нужным и незаменимым человеком является, конечно, мама. Мама учит, буквально, всему - простым вещам и сложным бытовым делам.
  Именно её глазами и восприятием жизни, смотрит на этот мир маленький человек. Мама учит ходить, разговаривать, кушать, одеваться, общаться с друзьями. От неё мы узнаём - "что можно, а что нельзя". Отличать холодное от горячего, тоже, учит мама. Основу всего, хорошего и плохого, что человек проносит через всю свою жизнь, закладывает в детстве - мама!
   Но, потом, дети растут, девочки остаются с мамой дольше, они учатся большинству женских премудростей по ведению домашнего хозяйства, построению взаимоотношений в семье, воспитанию детей у мамы. И это не скучные, однообразные уроки. Хранительница очага, как в шутку называют жён, своим примером и действиями учит дочерей тому, что, в свою очередь, усвоила от своей матери. Не зря же говорят - дети повторяют судьбы своих родителей!
   Мальчишки, с определённого возраста, тоже, стремятся получить необходимые мужчине знания и навыки. Источником знаний, чаще всего, бывают старшие пацаны, уличные нравы и порядки. И не всегда они бывают позитивными.
   Но, большинство нужного и полезного, Вовка получил от своего папы. Несмотря на занятость, отец находил время заниматься сыном. После очередного отпуска на Урал, папа, на радость Вовке, увлёкся рыбной ловлей. Толчком послужил, спиннинг, подаренный ему друзьями, на день рождения. Красивое удилище в чехле, и блестящая катушка с толстой леской, пролежали какое-то время без дела в чулане. Однажды, отец достал его, долго копался, прилаживая груз, и наматывая леску. Потом, они с Вовкой пошли за сараи "учится забрасывать блесну". Папа размахнулся, блесна с грузом полетели в поле, леска, пышной "бородой" размоталась с катушки, всё заело. Спиннинг всхлипнул, дёрнулся и перестал крутиться. Несколько часов они разматывали непослушную леску, распутывая многочисленные, хитросплетённые узлы, под ироническими взглядами проходящих мимо соседей. На следующий раз, дабы не вызывать насмешек, отец и сын на велосипедах выехали на реку, нашли скрытый кустами ровный бережок и приступили к тренировке. Набравшись решимости, папа, обливаясь потом, начал учится забрасывать. История с "бородой" повторялась ещё несколько раз. Наконец, отцу удалось несколько раз забросить злополучную снасть довольно далеко от берега. Вовка смотрел на все его мытарства со стороны, предусмотрительно отойдя от рыболова на приличное расстояние, из боязни быть зацепленным свистящей при забросе блесной.
   За всеми ухищрениями, связанными с метанием в воду орудия лова, рыбаки совсем забыли, зачем они это орудие, туда забрасывали. И, однажды, когда свистящая блесна улетела, может быть, совсем не туда, куда её пытался забросить папа. Но всё равно, достаточно далеко. За неё схватилась рыба и схватилась, судя по всему, крепко. Во всяком случае, все попытки отца выдернуть из её пасти блесну, успехом не увенчались. Это было так неожиданно, что Вовка опешил, а папа испугался и закричал не своим голосом:
   - Идёт!
   Оба заметались по обрыву, пытаясь подтащить упирающуюся рыбу к берегу. После упорной борьбы, пойманный, достаточно большой, ленок, весь вымазанный в песке, благополучно был выброшен в траву, подальше от воды.
   Уставшие рыбаки сели на край обрывистого берега, пытаясь отдышаться. Отец закурил, выпуская колечки дыма, посмотрел на вымоченные в реке брюки и сказал:
   - Я никогда такую крупную рыбу не ловил!
   Вовка счастливо засмеялся, думая про себя - конечно, где же отец, мог поймать такого гиганта? Выросший в безводной Караганде, где и речки то не было. Научившийся плавать на войне, от безвыходности. Когда в ходе наступления, ему - командиру взвода противотанковых ружей, пришлось, держась за кусок забора, переправляться через Северный Донец. Папа, мягко говоря, не любил водную стихию, в детстве никогда не рыбачил и здорово не плавал. Естественно, он никогда и нигде, не мог ловить такой солидной рыбы. Даже в отпуске, во время рыбалки на озере. Тогда, весь скромный улов состоял из десятка маленьких, "в ладошку", окунишек и чебачков. А тут - первая рыбалка, и такая удача!
   Домой они возвращались гордо. Хотя, при ближайшем рассмотрении, пойманная рыба, уже не казалась такой внушительной. А была, средних размеров ленком, с зубастой, красной пастью, и тёмными пятнышками вдоль спины.
   Увидев добычу, мама всплеснула руками:
   - Вы это сами поймали? Ну, молодцы! Сейчас, мы её зажарим!
   На пойманную рыбу приходили посмотреть соседи. Все удивлялись и хвалили рыбаков.
  Потом, мама пожарила ленка и угостила "добытчиков" и соседей первым уловом.
   Со временем, они овладели всеми премудростями этого интересного занятия, Вовке купили спиннинг, обзавелись удочками. А длинными, зимними вечерами, отец научил сына вязать сети. От папы Вовка научился делать блёсны, выплавлять грузила, Плавать на лодке-"резинке", ставить сети, выбирать из них рыбу, разводить костёр и ночевать на берегу. И, конечно же, - любить природу! Всё, чему отец учился сам, у опытных рыбаков-сослуживцев, он незаметно передавал сыну.
  
   Брат.
  
   Однажды осенью, у Вовки, неожиданно, появился брат. К этому времени, благодаря усилиям дворовых пацанов, он уже знал, как появляются дети. Но, всё равно, его рождение, стало для Вовки полной неожиданностью. Конечно, это событие, было ожидаемо для отца, мамы и большинства соседей. Вовка к этому был не готов. Он замечал, что последнее время мама начала часто прибаливать. Иногда, возвращаясь из школы, он видел маму лежащую на кровати, что раньше никогда не было. В этот раз, возвратившись, домой, он не увидел маму. Обедом его покормил папа, что, также, никогда ранее, не случалось. Всё это вызвали в душе Вовки недоумение и неосознанную тревогу. За обедом, папа сказал, что мама заболела и несколько дней пробудет в госпитале. И хотя, госпиталь находился недалеко в гарнизоне, а люди, иногда, имеют привычку болеть, что не является чем-то необычным, видимое волнение отца, передалось и сыну.
   Вечером, скучно поужинав вдвоём, они улеглись спать. Ночью, сквозь сон, Вовка слышал, как приходил посыльный, и они о чём-то шептались с папой у дверей. Утром отец разбудил его удивительно рано, несмотря на то, что Вовка учился с обеда. Папа выглядел весело, бодро и радостно. Позвав за стол, отец уселся напротив, подперев подбородок руками, как делала только мама, и сказал:
   - Поздравляю, вчера поздно вечером, у тебя родился брат!
   Это было так неожиданно, что Вовка, едва, не свалился со стула:
   - Какой брат?
   - Твой, братик! Маленький!
   И папа назвал цифры, по-видимому, обозначающие какие-то параметры рождённого брата.
   - Я сейчас ухожу на работу, - продолжал отец, - в школу уйдёшь сам - привыкай! Вечером после школы, бегом домой, пойдём в госпиталь, к маме, смотреть младшего брата!
   Папа ушёл, а ошарашенный Вовка, глядя в окно, на едва светлеющий рассвет, долго думал о произошедшем. Конечно, брат, в любом случае хорошо, но лучше иметь старшего брата. Он и заступится, в случае чего и поможет, если надо. С другой стороны, получается, что сам Вовка, теперь, старший брат и будет опекать несмышлёныша, учить чему-то и воспитывать. Всё оставшееся до школы время, Вовка размышлял, чему он может научить младшего брата. Нужных дел набиралось немало, и Вовка, даже, хотел их записать и составить, некое подобие плана воспитания младшего брата. Но передумал - жизнь покажет что нужно, а что, нет!
   Медленно шагая в школу, сквозь пелену моросящего, нудного дождя, Вовка неожиданно подумал, что братику не повезло родиться в такой дождливый день. И теперь, придётся, всё время, справлять день своего рождение в такую слякотную, мерзкую погоду. Но потом, он понял, что на следующий год, этот день может быть солнечным и радостным. На душе стало светло и спокойно.
   Несмотря на то, что его дважды за день вызывали к доске, занятия прошли быстро и незаметно. Торопливо прыгая через лужи, в сторону от самой высокой горы - к своему дому, Вовка мысленно представлял, как увидит своего младшего брата и маму, по которой успел, уже, соскучится.
   В длинных коридорах госпиталя было тихо, тревожно и по-вечернему, сумрачно. К маме их с отцом не пустили. Они общались через большую остеклённую дверь. Мама появилась в светлой комнате из боковой двери, прижимая к груди какой-то свёрток. Она выглядела усталой, но приветливой и радостной. Подойдя ближе, мама развернула шевелящийся пакет, и Вовка увидел маленькое, красное, пухленькое существо. С бесцветными глазками на сморщенном лице, постоянно и судорожно двигающее маленькими, в перевязочках ручками и ножками:
   - Нравится? - сквозь стекло спросила мама.
   Вовка, не зная, что ответить, закивал головой, но его глаза, по-видимому, выразили недоумение, на что мама сказала:
   - Это он ещё маленький, вырастет большим и взрослым, как ты. Думайте с папой, как мы его назовём, завтра скажете.
   Домой они шли молча, каждый, думая о своём. Уже перед самым крыльцом, папа неожиданно сказал:
   - И ты был таким же сморщенным и красненьким, я, то, помню! Надо думай, как парня назовём? Это же, на всю его жизнь!
   И до, и после ужина, Вовка напряжённо думал, как назвать внезапно родившегося брата. "Как снег на голову" - вспомнил он, вдруг, пословицу, которые недавно они изучали в школе.
   Собственно, вариант у Вовки был один. После того, как Вовкин лучший друг - умный Толик, который, оказывается, имел фамилию Головко, вместе с родителями уехал на новое место службы, со странным названием - "Домна". У Вовки появился новый товарищ - Серёжа Стариков, он учился в параллельном классе и жил через дорогу в двухэтажном доме. Это был необычный мальчик, не такой, как все. На ногах у него, было, не пять пальцев, как у остальных, а четыре. Большой палец был в два раза толще остальных, как будто два пальца срослись вместе под одним ногтём. Серёга гордился своей необычностью и с удовольствием показывал всем желающим свою исключительность. По-видимому, он расспрашивал у родителей о причине такой странности. Как Сергей сам поведал друзьям, папа пояснил ему, что все люди произошли от рыб и конечности - руки и ноги, раньше были, у кого - плавниками, у кого - хвостом. Наверное, у Серёги, ноги раньше, в другой - рыбьей жизни, были хвостом и до конца не переделались. Когда, под присмотром взрослых, ребята ходили купаться на Протоку, там Сергей действительно, плавал лучше всех, наверное, до сих пор не утратив прежние навыки. Пацаны звали его "Серёга - дельфин". Остальные ему очень завидовали. Это была одна из веских причин и Вовкиному брату, иметь такие же плавательные способности. Хотя, как успел рассмотреть Вовка, у будущего Сергея Николаевича были обычные, нормальные ноги.
   Другая причина заключалась в том, что, буквально, за несколько дней до рождения брата, в Доме офицеров показывали художественный фильм, который назывался "Сережа". Фильм повествовал о судьбе и душевных переживаниях простого мальчика, которого воспитывал не родной отец. У мамы и этого мужчины родилась дочь - Сережина сестрёнка. Мальчик стал чувствовать себя не нужным и лишним, хотя его любили, как и прежде. Потом отчима перевели в другой город. Как радовался маленький Серёжа предполагаемому переезду. Он бегал по комнатам, радостно восклицая - "Мы едем в Холмогоры! Мы едем в Холмогоры!". Но, оказывается, родители решили оставить его на прежнем месте, под присмотром бабушки и дедушки. А как только они обустроятся на новом месте - обещали обязательно забрать его к себе. Мальчик страшно переживал. И, в последний момент, когда вещи были погружены в машину, мама, сестрёнка и отец заняли места в кабине, а Серёжа остался, одиноко стоять на крыльце. Сердце доброго мужчины не выдержало, и он сказал: - "Собирайся, поехали!".
   Вовка растрогался почти до слёз, женщины, выходя из кинозала, вытирали мокрые глаза.
   Родители согласились с предложением сына и братика назвали - Серёжей. Вскоре мама и маленький брат вернулись домой. Семья зажила по-прежнему, Серёга иногда громко плакал по ночам, мешая спать. Потом, он стал вставать на ножки, держась за перекладину кровати, приседать, громко улюлюкать и пускать пузыри.
   Семья получила новую трёхкомнатную квартиру, в двухэтажном доме через дорогу. Правда, сам дом и квартира были далеко не новыми. Несколько дней родители, вечерами ходили приводить в порядок своё новое жилище. Белили стены и потолки, ремонтировали и красили полы. Вовка с удовольствием участвовал в этих радостных хлопотах. Когда мама была занята домашними делами, или купала Серёгу, он ходили в новый дом с папой. Вовка держал гвозди, подавал отцу молоток и другие инструменты, светил длинным китайским фонариком, когда папа ремонтировал электричество. В квартире было три комнаты - комната родителей, Вовкина комната и, довольно большой, зал. Раньше Вовка, для приготовления уроков, довольствовался столом на кухне, теперь, он часто заходил в свою будущую комнату, мысленно представляя, что и где он расставит. Или, подолгу, просто, сидел на единственном, вымазанном извёстью стуле, глядя в окно. Окно было большое, чистое и радостное, какими бывают окна в школе первого сентября. Через вымытое мамой стекло была видна проходная, железная дорога за старым забором, поезда, спешащие к станции. Вскоре они переехали в свой новый дом.
   Иногда Вовку оставляли водиться с младшим братом, когда родители ходили на вечерние сеансы в кино, или в гости к друзьям. Это случалось нечасто, но Вовка частично потерял былую свободу и независимость. Он привык к этому маленькому созданию, по-своему любил его. Но, порой, рассердившись на безумолчно и беспричинно ревущего брата, называл его "довеском". Впрочем, вскоре был, найдет способ заставить крикуна молчать. Однажды, когда мама ушла в магазин, Вовка делал уроки, а брат, как обычно, начал "выпендриваться", требуя к себе внимание, Вовка решил приучать его к технике. Родителями накануне была приобретена жутко дефицитная, в то время, стиральная машинка "Белка". При включении в сеть без воды, она страшно шумела и яростно тряслась. Обследовав машинку, и убедившись, что она не может нанести вред стоящему в ней брату, Вовка опустил в неё братишку и включил мотор. Машина громко завыла и лихорадочно затряслась, громко плачущий, Серёга, тут же, удивлённо замолчал. Так он молчал и подпрыгивал до тех пор, пока Вовка опять не отключал мотор. Было видно, что всё происходящее брату нравится и он счастлив. " Наверное, инженером, или техником будет" - решил Вовка, внутренне гордясь братом. Так продолжалось довольно долго, может быть, несколько недель. Возвращающаяся домой мама не могла взять в толк, что надо маленькому сыну, взятому на руки. Когда он, громко крича и извиваясь, тянул свои детские ручонки к стоящей в углу зелёной стиральной машине. Конец " освоению новой техники" положила соседка - тётя Поля, внезапно заглянувшая к соседям на шум постоянно работающей "стиралки". Увиденная картина, потрясла её до глубины души, брат был извлечён из агрегата и забран тётей-Полей к себе. Вечером был долгий и нелицеприятный разговор с родителями. Больше Вовка Серёгу к технике не приучал, что впрочем, не повлияло на выбор его будущей профессии.
   Вот так у Вовки появился брат, названный Сергеем.
  
   Мотоцикл.
  
   Но, на велосипедах далеко, на рыбалку не уедешь. Заветной мечтой семьи было приобретение мотоцикла. Причём, ни какого придётся, а хорошего мотоцикла, с коляской. Такие машины тогда были большой редкостью. В гарнизоне их было несколько штук, и пацаны знали наизусть, какой кому принадлежит. Личных автомобилей было и того меньше, хотя, привезённый из Германии московский завод, говорят, выпускал их очень много. И стоили машины немалых денег. Родители стояли в очереди на покупку мотоцикла, но очередь, неизвестным образом, обходила их стороной.
   Наконец, какие-то знакомые, в другом городе, по просьбе родителей, с великими трудностями, купили долгожданный мотоцикл и прислали его. Вовка никогда не забудет тот счастливый день, когда папа, с вокзала, привёз на грузовой машине, забитый в ящики мотоцикл и коляску. Отец и сын, до вечера, освобождали от укупорки, мыли и соединяли своего нового, железного друга. И были похожи, в тот момент, на умного Толика, которому, только что купили велосипед.
   Папа быстро освоил мотоцикл и, даже, съездил в районный центр и сдал на права. Вовка был ещё маленьким и довольствовался ролью пассажира. Обычно он ездил в коляске, на удивительно мягком сидении, с такой же, выпукло-мягкой спинкой. Изредка, когда они ездили всей семьёй, мама с братом садилась в коляску. А счастливый Вовка, занимал вожделенное место, сзади папы, на пружинистом, высоко подпрыгивающем, сидении. Имея возможность, смотреть на дорогу, выше папиной головы. Мама любила ездить с мужчинами на рыбалку, но это случалось нечасто. Нет, она не бегала со спиннингом вдоль реки, не плавала на утлой резиновой лодочке к дальним сетям. Этим, чаше занимался Вовка. Она, как и дома, готовила еду, смотрела за Серёгой, чистила рыбу и была незаменимой у костра. Иногда отец брал сына на рыбалку с ночёвкой, в компании других рыбаков. Тогда Вовка, завернувшись, во что нибудь тёплое спал, на разложенном сидении коляски, спрятавшись за дерматиновым пологом от полчищ комаров и мух.
   Мотоцикл был верным помощником в поездках на рыбалку, за грибами и ягодами. Вовка рос, и ему хотелось, тоже, самому водить мотоцикл. Но он, не мог сказать об этом отцу, считая себя ещё маленьким. Папа решил этот вопрос по-своему, неизвестно что повлияло на его решение, но однажды за ужином он объявил:
   - Завтра, поедем учит тебя водить мотоцикл.
   Вовка плохо спал этой ночью, представляя, как всё это произойдёт.
   Вечером следующего дня, после работы, он с отцом, выехали на полевую дорогу, недалеко от дома - сразу, за сараями. Папа остановил мотоцикл и рассказал, как надо его заводить, трогаться, ехать и останавливаться. Многое из рассказанного, Вовка уже знал, но, с интересом прослушал ещё раз.
   После многочисленных неудачных попыток, Вовка, наконец, завёл непослушный мотоцикл. Папа сел сзади на пружинистое сидение, а Вовка на место водителя. Выжал ручку сцепления, включил скорость, отпуская сцепление и прибавляя газу начал трогаться. Но в самый последний момент, мотоцикл задёргался, как норовистый конь. Прыгнул вперёд, взбрыкнул ещё несколько раз и, недовольно, заглох. Так продолжалось довольно долго. Вовка с трудом заводил мотоцикл, садился на сидение. Рычащая машина слегка трогалась с места, затем, как упрямый козёл, упиралась передним колесом в землю, утробно "икала" и глохла. Папа вновь повторял всё, что надо сделать, чтобы благополучно поехать. Вовка заводил, садился, пытался сдвинуться с места и глушил двигатель. Отцу всё это явно надоело, он сел на крыло коляски и закурил. Вовка продолжал терзать мотоцикл, но чувствовал, что папа скоро скажет "хватит" и такой счастливый шанс, тогда, не скоро повторится.
   Наконец руками и "двадцать шестым" чувством он нащупал момент, когда надо отпустить сцепление и прибавить "газу". Мотоцикл резво рванул вперёд и помчался, оглушительно ревя мотором. Отец, не ожидая такого развития событий, чуть не упал, с выскользнувшей из-под него коляски. Но догнал отъезжающего сына, прыгнул на заднее сидение и закричал Вовке в самое ухо:
   - Газ убери! Убери газ! Останавливайся! Выключи скорость и останавливайся!
   Вовка остановился. Затем включил скорость и снова, теперь не спеша, поехал. Процесс обучения продолжился в последующие дни. Теперь, оправляясь на рыбалку, отец выезжал из ворот городка, поворачивал на зурунскую дорогу и уступал водительское место сыну. Иногда, папа разрешал сыну самостоятельно подъезжать к находившейся за домом летней колонке и мыть мотоцикл. Вовка был вне себя от счастья и с великим старанием мыл мотоцикл, до блеска натирая его хромированные части. На рыбалку отец и сын ездили до самых холодов. Пока вдоль заливов и на поворотах реки не появились "забереги" - полоски тоненького льда. А руки, вращающие катушку спиннинга, не начали нестерпимо мёрзнуть от холодной воды и кусочков льда, остающихся на леске.
  
   "Летающие крепости".
  
   Прошла очередная зима, с вьюгами и метелями. С захватывающими спусками по ледяному жёлобу головокружительно высокой горки на стадионе, вечерними выходами на каток и робкими попытками удержать равновесие на разъезжающихся, непослушных коньках. С недалёкими лыжными походами к склонам ближайших сопок. Со свистом ветра в ушах, на спусках, среди мелькающих деревьев и кустов. С мокрыми одеждами после многочисленных падений в пушистые, белые сугробы. Дорогой в посёлок по крепкому морозцу забайкальского вечера, под чернильным небосводом и ярким, будто вымытыми, звёздами. Навсегда останется в памяти возвращение в тепло родного дома, где с нетерпением ждёт мама, подросший брат, горячий бок недавно протопленной печки. И румяная, поджаренная картошка в сковороде на теплой плите.
   Но, вновь пришла долгожданная весна, растаял снег, на деревьях появились первые, робкие листочки. Подходили летние каникулы. Как и раньше, на переменах, детвора высыпала на улицу, оглашая двор криками, пронзительным визгом девчонок и глухими звуками ударов по футбольному мячу. Потом, звенел звонок, улица пустела. На земле оставались клеточки "классиков" нарисованных девчонками, бумажные "голуби", и кирпичи, обозначающие футбольные ворота.
   Но однажды, заведённый порядок был неожиданно нарушен. После звонка, извещающего об окончании большой перемены, дети нехотя потянулись в школу. В это самое время, в небе послышался грохот мощных моторов. На фоне сопок, удивительно низко, на посадку, в сторону аэродрома, проплыл, почти над самой крышей школы, громадный самолёт. Все бросились назад, во двор. За первым самолётом последовал второй, затем третий. Детвора взобралась на холм подземного ледника - хранилища продуктов для столовой. С которого был прекрасно виден весь аэродром, громадины самолётов, тяжело приземляющихся на весеннюю траву и заруливающих на дальние стоянки, на краю лётного поля.
   Не стоит говорить о том, что все попытки преподавателей вернуть детей в школу закончились неудачей. В классы они вернулись лишь после того, как все исполины выстроились в рядок у дальнего леса и выключили двигатели.
   Нельзя сказать, что детвора вообще не видела самолётов. Возле деревянных ангаров и учебных корпусов стояли реактивные бомбардировщик и истребители. Многие прилетели сюда самостоятельно, других, привезли разобранными по железной дороге. Самолёты не летали, они были учебными. Да, и сам аэродром стал запасным. Изредка, на его грунтовом поле приземлялись военно-транспортные самолёты и самолёты пожарной авиации. Всё это Вовка узнал от папы и своих друзей постарше, которые, не первый год, занимались в авиамодельном кружке. И сейчас, кто-то из них, знающе заметил:
   - Это Ту-4. Советские летающие крепости, дальние бомбардировщики.
  Самолёты простояли на аэродроме довольно долго. А потом, их разобрали, порезали на куски и отправили на металлолом. Когда они были ещё целыми, но уже не охранялись, Вовка с пацанами не единожды бывал там и лазил по громадным кабинам, фюзеляжам и отсекам. Глядя на громадные корпуса, безвольно поникшие крылья, навсегда застывшие пропеллеры, Вовке было нестерпимо больно за эти прекрасные машины. Приземлившиеся на приветливый, полевой аэродром, чтобы больше никогда отсюда не взлететь.
   Примерно в это же время, на железнодорожную ветку, упирающуюся в тупик, на самом краю аэродрома. Тяжело отдувающийся паровоз, затолкал коротенький воинский эшелон, состоящий из пары пассажирских вагонов, с десяток товарных и столько же укрытых брезентом платформ.
   Естественно, все пацаны, имеющие велосипеды, немедленно помчались к месту его разгрузки. Среди них был и Вовка. Но подъехать близко к составу не дали часовые, одетые в маскировочную форму, суровые и неразговорчивые. Всё же ребята успели заметить, что с платформ, сняв брезенты, съезжают громадные грузовые машины. Буксируя за собой длинные, зачехлённые, похожие на лесовозы прицепы, или, зелёные, размерами с маленький вагон, кабины. Не останавливаясь, машины уезжали краем аэродрома в сторону ближайших сопок. Всё происходило слаженно и быстро. Уже через пару часов, тот же паровоз укатил пустые вагоны в сторону вокзала.
   Вскоре в лесистом распадке, напротив недавно отстроенного пионерского лагеря, появилась "Запретная зона". Именно так было написано на жёлтых табличках, прибитых на столбах с колючей проволокой, протянувшейся по опушке леса. Изгородь была слабым препятствием, для вездесущих мальчишек, под проволоку можно было "заслобо" пролезть. Но, почему-то, не у кого из пацанов не появлялось такой крамольной мысли. От этой проволоки, табличек и коротенькой надписи, веяло чем-то пугающим и суровым. В школе, как про себя отметил Вовка, новые ученики не появились. Изредка громадный, покрытый тёмно-зелёным брезентом "КрАЗ", с красным флажком на капоте, привозил в баню солдат. Они быстренько мылись и уезжали.
  
   Пионерский лагерь.
  
   Подросший брат Серёжка стал ходить в детский садик. Рано утром, обычно мама, реже Вовка отводили ещё полностью не проснувшегося, упирающегося мальчугана в детский сад, рядом с "трёхэтажкой". Вечером его забирала мама, возвращаясь с работы. Мама работала в учебной библиотеке, где было множество книг по устройству различных самолётов. С красочными картинками и фотографиями. Которые Вовке разрешали полистать, когда он, после школы, заходил к ней.
   Папа, как все соседи-офицеры, целыми днями пропадал на службе. Его роту перевели из казарм за аэродромом, на новое место, рядом с Вовкиной школой. Мама работала один день с утра, другой, с обеда. Вовка подрос и повзрослел, пользуясь почти полной свободой, ходил с ребятами на речку купаться и рыбачить.
   Опасаясь, что долгим летом, в отсутствии занятий в школе, сын останется вообще без присмотра, родители решили на каникулах определить его в пионерский лагерь.
  Лагерь открыли год назад, в красивом месте, на берегу горного ручья, именуемого в народе "Переплюйкой". Он состоял из большого, на две половины, спального корпуса, летней столовой, затенённых навесов для занятий каждого отряда. На зелёной лужайке, возле ручья белели душевые. Далее, земляная плотина и достаточно большой водоём. За спальным корпусом в небо громоздилась "Лысая" гора, которая действительно была совершенно лысой, если смотреть на неё со стороны посёлка. И была похожа на блестящую голову одного начальника, который всегда приходил в кино перед самым началом сеанса, садился на своё постоянное место, под самой большой люстрой в зале и снимал папаху. Голова ярко отражала свет десятка лампочек. Это было как команда, - киномеханик выключал свет, и начиналось кино.
   С другой стороны, гора густо поросла кустарником и могучими соснами. Во второй половине дня солнце медленно уходило и пряталось за Лысой горой. По территории лагеря начинала бесшумно двигаться громадная тень, постепенно поглощая дощатый спальный корпус и остальные постройки. Надвигался вечер, за ним ужин и отбой.
   Честно говоря, Вовка совсем не рвался провести месяц в лесу без большинства друзей и, самое главное, без любимой речки. В Переплюйке рыбы не было, а купаться в сооружённом водоёме не отваживались даже взрослые. Вода была обжигающе холодной и не прогревалась солнечными лучами и за месяц. Вовка, скрипя сердцем, согласился поехать в лагерь. Он уже прошлым летом был в дневном пионерлагере при Доме офицеров. Дети приходили туда утром и первую половину дня проводили под присмотром воспитателей в тенистом парке. С деланной радость они играли во всякие надуманные игры, прыгали в мешках, бегали друг за другом, хлопали как сумасшедшие в ладоши, отгадывали древние, глупые загадки. В довершении всего, Вовку назначили барабанщиком. Вместе с полным мальчиком-горнистом, который надув толстые щеки, покраснев и выпучив глаза, дудел в позеленевший от времени горн. Вовка с остервенением бил палочками несчастный барабан, и был похож на игрушечного зайца - барабанщика, с раскосыми глазами и мятыми ушами.
   Одной из главных причин того, что и в этот раз, он решился добровольно отдать себя в месячное рабство. Было то, что в лагерь ехала Валя Алексеева, Вовкина симпатия и несбыточная мечта. Он мечтал о том, как они будут гулять по жёлтым, песчаным аллеям, под зелёными, разлапистыми соснами, разговаривая "ни о чём" - просто наслаждаясь тишиной и спокойствием. Но тут же Вовка предположил, что некоторые пацаны будут смеяться над ними и дразнить противными словами, вроде - "жених и невеста".
   - Ничего, пускай дразнят - успокоил он себя, - будут надоедать, возможно, придётся и подраться.
   В школе он сидел на два ряда сзади и сбоку Вали, и мог целый урок наблюдать за девочкой. Иногда она чувствовала его взгляд и оглядывалась. Кончилось тем, что Вовка совсем перестал на уроках слушать учителя и вскакивал невпопад, когда к нему и не обращались.
   У Вали была подружка, она была Таисией - Таей, как звали её одноклассники. Девочка с родителями жила в "восемнадцатом" доме. Зимой у Таи был день рождения, на него в числе других, пригласили и Вовку. Вечер запомнился надолго, он был прекрасен. Вовка "по-взрослому" танцевал с Валей, она была близко-близко, и от этого у Вовки кружилась голова. Потом было ещё несколько вечеров, которые организовывала Таина мама. Валя танцевала с Вовкой, он провожал её домой, и это вселяло в сердце надежду.
   В первый же день лагерной жизни Вовка ближе познакомился с Вовкой Мироновым, которого все почему-то звали МИроном, делая ударение на первом слоге. Они были знакомы и раньше, иногда возвращались из школы вместе. Мирон стал довольно известной личность и в гарнизоне и за его пределами, после того, как лишился части указательного пальца правой руки. Пытаясь разрядить старый патрон авиационной пушки. Он не любил вспоминать тот случай, а если и вспоминал, то важно говорил, что пытался "распатронировать" снаряд. Оказывается именно так, было записано в медицинском документе, выданном ему в госпитале. Мирон не был хулиганом, он почти никогда не доводил дело до драки. Вовка жил с мамой, Тамарой Васильевной, она была военным хирургом, часто дежурила в госпитале, и сын был предоставлен сам себе. Несмотря на то, что он почти никогда не готовил уроки, не сидел часами над непонятными и нудными задачками про дурацкий бассейн, в которого, с одной стороны вода втекала, а, с другой вытекала. Мирон, чудесным образом, умудрялся всегда выкручиваться из неприятной ситуации. Будь то география, с озером Титикака в Южной Америке, или биология, с газелью Томсона и лошадью Пржевальского в придачу. Вовка - Мирон был эрудирован и начитан. Усилиями мамы, дома была собрана большая художественная и энциклопедическая библиотека. По сравнению со сверстниками, Мирон отличался какой-то внутренней интеллигентностью и воспитанностью. Тамара Васильевна баловала сына, у него всегда водились деньги. Вовка мог позволить себе играть на бильярде в Доме офицеров, не забывая при этом приглашать друзей. Его не привлекала рыбалка и ночёвки у костра среди полчищ кровожадных комаров. Позже своих товарищей он начал осваивать велосипед, неудачно упал и сломал ключицу. Закрученный в пропитанные гипсом бинты, похожий на бюст Лермонтова в школьной библиотеке, он продолжал ездить с одной рукой. Узнав об этом, его мама, проявив чудеса технической смекалки, сняла и спрятала велосипедный руль. Мирон начал крадучись ездить вообще без рук, и, даже, преуспел в этом. Но, к несчастью, упал в очередной, раз и сломал другую руку. Остаток лета Вовка проходил в гипсе по грудь и когда остальные пацаны, с радостными криками, купались в реке, Мирон грустно сидел на берегу, чесал палочкой зудящуюся под гипсом кожу и завидовал остальным.
   Наверное, именно это происшествие, подтолкнуло Тамару Васильевну на следующее лето отправить сына в пионерский лагерь. В спальном корпусе друзья заняли кровати рядом, теперь у них была одна тумбочка на двоих и два стула. Выбор данного места был не случаен - рядом было окно, выходящее на Лысую гору, расположенное очень низко над землёй. Через него можно было незаметно уходить, когда это требовалось, и так же незаметно возвращаться.
   Однообразная лагерная жизнь тяготила привыкших к свободе друзей. День начинался с пронзительного и противного голоса трубы, извещающего о необходимости просыпаться. С неохотой выбираться из-под тёплого одеяла в прохладную сырость туманного утра, и строиться на зарядку. Зарядка проходила на большой поляне, на берегу ручья. Сначала все бегали по кругу, под громкие и бодрые команды физрука. Который, одновременно, был трубачом, пожарным и киномехаником. Потом, под бравурно-радостную музыку, льющуюся из колокола репродуктора, делали упражнения и бежали к спальному корпусу, брать полотенца, и "переходить к водным процедурам". Для этой цели, рядом с душевыми были оборудованы умывальники, с цистерной на высоких столбах. Наполняемая рано утром, всё тем же, неутомимые трубачом - пожарным. Основная масса детей толпилась у брызгающих водой краников умывальника. Ребята постарше, как Вовка, бежали к ручью и умывались там обжигающе холодной, прозрачной водой бурлящего потока. После построения отрядов, следовал завтрак, различные игры под зелёными навесами, обед, сонный час, полдник. Опять грустные игры, занятия и ужин. В субботу и воскресенье в летней столовой показывали кино. И пионеры, отбиваясь веточками от назойливых комаров, смотрели на белом полотне экрана привезённые из посёлка фильмы. Про бравого солдата Максима Перепелицу, храбрых пограничников, коварных шпионов и отважных разведчиков. В дни, когда не было кинофильма, на веранде спального корпуса организовывались танцы. Конечно, они проходили не так весело как дома у Таи прошлой зимой. И смущающиеся дамы и юные, робкие кавалеры предпочитали стоять в сторонке, вдоль стен. Как поётся в той известной песне о том, что "на десять девчонок по статистике девять ребят". Реально, в пионерлагере, данное соотношение было ещё более заметным, кавалеров было меньше в разы. И это несмотря на то, что дети съехались не только с нашего посёлка и гарнизона, но и с других воинских частей области. Чаще всего на танец приглашали особенно понравившихся девочек, а они, в свою очередь, наиболее удачливых пацанов. Володя, переборов смущение, несколько раз за вечер, приглашал на танец Валю. И она, в ответ, приглашала его на "белый танец".
   Среди приезжих ребят выделялся один. Высокий, симпатичный блондин, откуда-то из-под Читы, звали его Юрием. Он также обратил внимание на симпатичную девочку и стал приглашать Валю. Причём несколько раз, он сделал это, буквально под носом у приближающегося Вовки. И Валя ему не отказала. Вовке было обидно до слёз. Он ушёл в мальчишескую половину корпуса и больше не выходил. Так продолжалось несколько дней. Вовка не выдержал и перед очередными танцами, после ужина, позвал Юрку поговорить. Мальчишки отошли в сторону, за жердяной забор отделяющую территорию лагеря. Вовка слышал от пацанов, что приезжий, якобы, занимается боксом и даже имеет разряд, и поэтому был настороже. Юрка, в свою очередь, ждал подвоха и решил действовать первым. Неожиданно повернувшись, он ударил. Вовка отклонился, и удар пришёлся вскользь в плечо. Противники сцепились, обмениваясь ударами, хрипло дыша, и выкрикивая какие-то слова.
   Вдруг, чьи то сильные руки подняли драчунов и поставили на землю. Понурив головы, они стояли перед начальником лагеря, высоким, спортивного вида мужчиной, державшим соперников за шиворот.
   - В чём причина драки? Из какого отряда?
   Не ответив на первую часть вопроса, мальчишки назвали номера своих отрядов.
   - Так, вы, ещё из разных отрядов? Так из-за чего битва?
   Не получив ответа Игорь Васильевич, так звали начальника, продолжил:
   - Шагом марш за мной и без глупостей!
   Молча, шагая за начальником, шмыгая разбитыми носами, друзья дошли до медпункта.
   Сдав драчунов женщине-фельдшеру, Игорь Васильевич скомандовал:
   - Вера Петровна, окажите пожалуста этим гладиаторам помощь! И не жалейте йода!
   Обращаясь к мальчишкам, продолжил:
   - После перевязки зайдёте ко мне в палатку! Надеюсь, что знаете, где она?
   Пацаны молча кивнули головами. Не стоит рассказывать о том, какие неприятные ощущения пришлось перенести драчунам. Вымазанные в йоде и в зелёнке враги, явились пред светлые очи начальника лагеря.
   - Хороши! Хороши! Так что было причиной мордобоя?
   Драчуны молчали
   - Не желаете раскрывать её имя? Дело ваше! Может вы и правы! В любом случае, будете примерно наказаны! И напоминаю, что если подобное ещё раз повторится, отправлю домой! Понятно? А сейчас в столовую, на кухню, к повару Марии Ивановне! В её полное распоряжение! Шагом марш!
   Соперники вышли из ярко освещённой лампочкой палатки, в чернильную темноту ночи. Танцы уже закончились и в корпусе готовились спать.
   - Он, что военный? - глухо спросил Юрка.
   - Кто? - не понял Вовка.
   - Начальник лагеря.
   - Конечно, капитан по званию!
   - Я то думаю, зачем он нас на кухню отправил? Неужели подкрепиться? Оказывается по-армейски, - работать!
   Мария Ивановна оказалась тучной женщиной, с трудом помещавшаяся на маленькой кухне. По-видимому, она уже знала о случившемся.
   - Что драчуны, остепенились? Надеюсь, друг на друга не броситесь?
   Она жестом пригласила провинившихся за собой. Приведя в сарай, едва освещающийся крохотной лампочкой, вручила им по тупому ножику. Взяла из громадного ящика крупную, шишковатую картофелину и ножиком, вращая картошку, почистила её. Тонкой полоской, опуская очищенную кожуру в ведерко.
   - Ясно как чистить? Всю картошку почистить, это завтрак всего лагеря!
   Отмахиваясь от прилетевших на свет комаров, молча, посматривая друг на друга, недавние враги принялись мыть в холодной как лёд воде, ненавистную картошку. И чистить её твёрдую, как камень кожуру, тупыми, маленькими ножами. Периодически, как аист в кувшин, заглядывая в ящик, в надежде увидеть долгожданное дно.
   Ящик опустел, когда на востоке небо уже явственно посветлело и лёгкий ветерок, погнал клочья белого тумана вдоль невидимого, глухо шумящего в зелени кустов, ручья.
  На утреннем построении, начальник лагеря перед всеми ребятами, рассказал о драке, и вынес наказание. Провинившиеся должны были работать на кухне ещё два дня. Глядя на стоящих в строю ребят, Вовка неожиданно увидел удивлённые, наполненные сочувствием глаза Вали.
   Весь день он делал вид, что не замечает девочку. С трудом, дождавшись послеобеденного "мёртвого часа", упал на кровать и мгновенно заснул, что никогда не делал раньше. Никак не реагируя на предложения Мирона, как обычно вылезти в окно, и пойти пособирать смородину на "моховом болоте". Ходить на которое, было строжайше запрещено.
   - Сходи один, я всю ночь гулял! - смог всего лишь промолвить Вовка.
   Вечером, когда на веранде зажгли яркий свет, а из репродуктора полились танцевальные мелодии. За соперниками пришла девушка - дежурный воспитатель и вновь отвела их на ненавистную кухню. В этот вечер они чистили и мыли котёл армейской кухни на колёсах, стоящей под навесом. Вовка, разувшись и раздевшись до трусов, залез в его, ещё тёплое, нутро, и принялся лезвием старого топора скоблить стенки. Освобождая от следов макарон, которые ели на ужин. Макаронные зажарки были вкусными и Вовка, какое-то время их ел. Но, потом насытился и, переборов себя, стал угощать ими Юрку, работающего снаружи. Они ещё долго тёрли и мыли ненавистную кухню, вполголоса переговариваясь между собой. Принимать работу пришла сама Мария Ивановна. В довершении всего на тележке с резиновыми колёсами, из ручья, ребята привезли две фляги воды. И с помощью ведёрка, наполнили сверкающий чистотой котёл. На этот раз работа была выполнена гораздо раньше, и у соперников осталось достаточно времени, чтобы выспаться.
   На третью ночь своей бессонной эпопеи, почти сдружившиеся мальчишки, наводили порядок в коллективном умывальнике и душевых. О причинах конфликта, по молчаливому согласию сторон, не разговаривали. Справедливо полагая, что всё рассудит время!
  
   Гора "Манькин пуп".
  
   Так называлась та самая гора, глядя на которую сразу по приезду, Вовка определял, где его дом. Казалось, что это было совсем недавно, а на самом деле промчалось несколько лет. Которые в Вовкином юном возрасте были сравнимы с целыми эпохами. Семья дважды поменяла квартиру. У Вовки родился брат, мама пошла на работу, а Серёга в садик. Вовке купили велосипед, а папе мотоцикл, и они стали ездить на рыбалку. Вовка перешёл в очередной класс, теперь ребят учила не одна учительница, как было раньше. А каждый предмет вел отдельный преподаватель. Но самым запоминающимся и грустным событием, была смерть дедушки Вани. Его не стало ранней весной, когда по земле побежали первые ручейки, а почки на оживающих деревьях слегка позеленели. Страшное известие принесла женщина - почтальон, вручая маме сложенную телеграмму. Прочитав её, мама, как-то сникла, ссутулилась, закрыла лицо руками и заплакала как маленькая девочка. Вовке стало нестерпимо жалко бедную маму. Он подошёл и обнял её, мама горько всхлипывала, уткнувшись лицом в Вовкино плечо. Неожиданно для себя, вспомнив доброго деда, жалея их обоих с мамой, заплакал и сам Вовка. Мама не смогла поехать простится с отцом - дорога заняла бы слишком много времени. Братья прислали фотографии, на которых дедушка лежал большой и не знакомый. Вовка вспомнил грустную рощу и их поход с дедом на Мельничное озеро.
   Перебирая в памяти прошедшие события, вспоминая свои дела, поступки и мечты, Вовка, неожиданно, пришёл к интересному выводу. Над землёй проносились месяцы и годы, менялись зимы и вёсны. Рождались и умирали люди, встречались и разлучались друзья. Но солнце, сопки, река, и, эта самая высокая гора с таким смешным названием оставались незыблемыми. Горы, солнце, реки, стояли, светили и бежали раньше, возможно, когда тут и не было людей, стоят и сейчас. Даже тогда, когда всех живущих сейчас людей, тоже уже не будет, они будут по-прежнему светить, переливаться водяными струями, громоздиться высоко в небо. Они будут вечно? Вовка не мог представить временное понятие "вечно", как не мог представить размер вселенной - "вселенная бесконечна". Всё в его понятии имело срок и размер - "с такого-то времени, по такое", "отсюда и до - туда". А тут, - бесконечна и вечно! И у солнца есть срок, гору можно взорвать, реку перенаправить. И все-таки, бесконечность, и вечность существуют?!
   От глобальных величин и понятий, Вовка вернулся на бренную землю. К приземлённым мыслям и планам. Он вспомнил, что давным-давно, когда они только приехали в этот посёлок, мечтал, когда нибудь подняться на вершину этой суровой и загадочной горы - Манькин пуп. В лагере готовили двухдневный поход на самую высокую в округе сопку, с ночёвкой в лесу. После наказания за драку, врят ли можно было рассчитывать на участие в этой экспедиции. Поход возглавлял сам начальник лагеря наказавший драчунов. Но, на удивление, именно их с Юркой Игорь Васильевич первыми включил в список претендентов. Возможно, он хотел иметь былых противников рядом с собой, не полагаясь на женщин - воспитателей остающихся в лагере. А может быть, имел какие-то иные планы.
  Как бы то не было, через два дня, рано утром, участники экспедиции, сгибаясь под тяжестью вещевых мешков, двинулись в сторону покрытой туманом, уходящей вершиной в облака сопке.
   Вовке и Юрке выпала честь, помимо личных вещевых мешков, по очереди нести брезент скатанной палатки для девочек. Среди путешественников были, в основном, мальчишки, из числа тех, "кто покрепче". Было и четыре девочки, Валя в список участников не попала. Мирона тоже не оказалось в составе экспедиции. О чём он, впрочем, и не сожалел.
   Не спеша, гуськом, во главе с Игорем Васильевичем, искатели приключений редкой цепочкой, проследовали вдоль невысокой сопки и большой каменной осыпи, с радостным названием "Весёлый бугорок". Как Вовка уже знал раньше, данное место славилось прекрасными земляничными полянами, и маленькими ядовитыми змейками - "Медянками", якобы, живущими под камнями осыпи. Самих змеек Вовка не видел, хотя бывал здесь не единожды с родителями, собирая крупную, вкусную ягоду. Обычно об этом напоминал отец, когда, достав из мотоцикла вещи, ягодники облачались в плотные одежды и сапоги. Вовка этому верил мало, но всё равно внимательно оглядывал каждый кустик, собираясь освободить его от тяжёлых, красных ягод.
   Затем, путешественники долго шагали вдоль русла бегущего в сторону лагеря ручья. Из появившегося справа распадка, вынырнул ещё один ручеёк, попетляв по зелёному лугу, он радостно соединился со знакомой Переплюйкой. В этом месте надо было переходить мелкое, но, достаточно широкое русло вброд. Пришлось разуться и брести по песчаному дну, с трудом преодолевая ногами встречный поток.
   Ранее не тяжёлые вещевые мешки и палатка, которую Вовка с Юркой несли, положив на вырубленную начальником лагеря жердь, почему - то становились всё тяжелее и тяжелее. От лямок мешка уставали плечи, а руки несущие палатку, с каждым шагом вытягивались всё длиннее и длиннее. И Вовке казалось, что скоро, не нагибаясь, он может почесать свою пятку. Он внутренне поблагодарил Игоря Васильевича за мудрый совет, положить в мешок, со стороны спины, аккуратно сложенную солдатскую плащ-палатку, выданную каждому участнику похода накануне. Теперь все острые и торчащие из мешка предметы не набивали спину. Наконец, объявили долгожданный привал, все облегчённо рухнули на землю. Игорь Васильевич предупредил, что мешки лучше не снимать, а только ослабить лямки на груди. Бросив в траву надоевшую палатку, ставшие друзьями носильщики, сели спина к спине, поддерживая друг друга своими вещмешками. Начальник лагеря предложил разуться, снять носки и дать отдохнуть натруженным ногам. Потом обошёл всех, внимательно осматривая ступни и проверяя обувь. Дойдя до недавних противников, понимающе улыбнулся, спросив:
   -Может быть, поручить палатку другим?
   Уставшие мальчишки отрицательно помотали головами, не в силах ответить на вопрос.
   Вскоре движение продолжилось. Гора вырастала на глазах, как бы поднимаясь из окружающих её подножие деревьев. Теперь посмотреть на её вершину, можно было, лишь, задрав голову. Если по крутым склонам можно было ещё увидеть немногочисленную растительность, то ближе к верхушке виднелись только камни и редкие кустики. На самом верху смутно проглядывалось какое-то сооружение, которое нельзя было увидеть не из посёлка, не из лагеря. Сопка казалась неприступной.
   Перед восхождением решено было сделать большой привал, покушать и отдохнуть.
  Наконец-то сняв надоевшие мешки, путешественники, блаженно растянулись на зелёной траве. Девочки раздали всем по бутерброду с салом. Игорь Васильевич предупредил, что бы берегли воду, так как, до возвращения к ручью набрать её будет негде.
   Солнце перевалило зенит, и надо было поторопиться. Крупные вещи, палатку и вещмешки было решено замаскировать и оставить здесь. Налегке группа начала восхождение. Подъём состоял из преодоления нескольких сопок, связанных в общий горный массив. В отдельных местах приходилось обходить обширные осыпи, разных по величине, замшелых камней. В другом, прыгать по осыпающимся склонам, рискуя скатиться вниз. Или подниматься по похожим на расселины, узким распадкам, густо поросшим мелким сосняком. Ярко светило солнце. Прогретый и почти неподвижный воздух, был наполнен запахом смолы, опавшей хвои и трав.
   Между кустами и сосёнками, слегка просматривалась натоптанная тропинка, явно принадлежащая людям. Иногда она выводила на маленькие плоскогорья, где можно было остановиться и отдохнуть. На одной из таких полянок путешественники увидели место поклонения коренных жителей, именуемое в простонародье - "Бурятским богом". Обычный, высокий, разлапистый куст какого-то лиственного дерева, с развешанными на нём кусочками разноцветной ткани, бусами и другими предметами. Внизу, под кустом, были набросаны мелкие деньги, какие-то бумажки, стояла начатая "чекушка" водки, с зелёной этикеткой.
  Игорь Васильевич предупреждающе сказал:
   - Ничего не трогайте! Надо уважать обычаи приходящих сюда людей!
   С интересом осматривая наряженный куст, ребята по нескольку раз обошли вокруг дерева, осторожны ступая по траве, как будто боялись разбудить кого-то.
   Солнце клонилось к закату. Преодолев последнее нагромождение громадных камней, путешественники, наконец, добрались до вершины. В честь этого события, Игорь Васильевич трижды выстрелил в воздух многоцветными сигнальными ракетами. Яркие зелёные, и красные звёздочки, вспыхнув и распустившись в небесной вышине, оставляя дымные следы, понеслись к земле. И погасли на фоне зелёных крон деревьев, намного ниже стоящих на сопке людей.
   Вовка никогда не летал на самолёте и открывшийся вид, как он подумал, был, сопоставим с тем, что можно было увидеть из кабины самолёта. На сколько хватало глаз, до самого горизонта, под ногами простиралось бескрайнее море тайги. Лёгкие облака, плывущие по небу, оставляли на зелёных кронах деревьев бегущую тень. Что ещё более усиливало сходство с набегающими морскими волнами. С противоположной стороны, далеко, на фоне светло-зелёной долины, угадывалось петляющее русло реки, ровная полоска железной дороги и, наиболее большие, дома их посёлка. Сзади, откуда путешественники пришли, тянулся широкий распадок, с виляющей ниткой ручья, выходящий, вдалеке, к изумрудному полю аэродрома. Где-то там, в распадке, спрятался под кронами могучих сосен, пионерский лагерь.
   Сооружением на вершине горы, просматриваемое снизу, оказалось деревянной вышкой со смотровой площадкой на верхнем этаже. Все жерди этого сооружения, были испещрены надписями, наглядно демонстрирующие, что тут, когда-то, был некий "Коля Д". Или, что "Петя + Таня = Л". Причём, если воздыхатель "Петя", не афишировал свою фамилию, то фамилию объекта почитания, Петя старался вырезать самыми большими буквами. Подобные надписи были, также, на громадных камнях вокруг вышки. Тут же можно было увидеть знакомые мальчишкам всех военных городков, знаменитые, "дембельские" - "Ташкент - ДМБ в таком-то году". Среди этого художественного, разнопланового творчества, Вовка увидел фамилии знакомых, но, более старших девочек.
   Его мучили два вопроса: - Кто и как смог затащить на такую высоту громадные брёвна для вышки? Сосны такой толщины росли только внизу. - И что чувствуют девочки входящие в состав экспедиции, при взгляде на камни с фамилиями других девчонок? Зависть, или опасение увидеть среди них свою?
   Залезть на утлую вышку не разрешил начальник лагеря. Сгрудившись на пятачке под вышкой, путешественники, несколько раз сфотографировались на память. Сфотографировал товарищей на свой фотоаппарат и Вовка.
   - Кто скажет, где север? - неожиданно спросил Игорь Васильевич.
   Ребята шумно заспорили, взгляды разошлись. Конец спорам положил сам начальник лагеря. Он достал из кармана компас, такой же, как висел у папы в офицерской сумке, положил его на камень и освободил стрелку. Она как, сумасшедшая, заплясала и закрутилась в разные стороны. Покачивая зелёной, заострённой головной остановилась. Посёлок оказался, почти на юге. В направлении на север, были видны только зелёные сопки, громоздящиеся одна за другой. Далеко-далеко, выступая над остальными, чётко просматривала громада горы, очень похожая на усечённую пирамиду, или на угловатую крышку какого-то сооружения.
   - Слышал, что её называют "Братской могилой", - сказал начальник лагеря, - якобы там были похоронены красные партизаны. А другие рассказывают, что там закопан клад Чингиз-хана.
   Солнце почти касалось своим раскалённым краем вершин могучих сопок на горизонте, и надо было, поторопится с возвращением вниз. Обратная дорога оказалась нисколько не легче восхождения. Надо было делать громадные усилия, чтобы спускаясь по крутому склону вниз, не сорваться на бег. Или не покатиться кубарем по каменистым осыпям, рискуя разбить лоб и переломать ноги. Цепляясь за ветки редких кустиков и деревьев, ребята благополучно вернулись к своим вещмешкам и палаткам.
   Оставшееся до темноты часы, по распоряжению Игоря Васильевича, все вместе строили шалаш для девочек и накрывали его брезентом. Рубили молодые ветки сосны, делая для себя, подобие, лежаков. Вовка и Юрка, окончательно забыв прежние обиды, постелили Вовкину плащ-палатку, на эти ветки, а накрываться договорились плащ-накидкой Юрки.
   Вскипятили на костре чай, слив в помятый котелок остатки воды из своих фляг. Наскоро поужинав в сухомятку, уставшие от длинного дня, путешественники быстро уснули.
  
   Гроза.
  
   Вовка проснулся среди ночи от жуткого грохота, ярких всполохов и шквальных порывов ветра, пытающихся унести плащ-палатку. По брезенту барабанили крупные капли дождя, проникали под одежду, больно били по лицу. Он выглянул из-под своего колышущегося укрытия. В низком небе с ужасным грохотом, оглушающими ударами и треском полыхали близкие молнии. Они вспыхивали так близко, что Вовке казалось, что он, даже слышит треск электрических разрядов. Он вспомнил, однажды услышанное о том, что молнии ударяют в самые высокие предметы. И нельзя прятаться под большие, отдельно стоящие деревья. Они же с Юркой лежали под маленькой сосёнкой у подножия высоченной горы, с деревянной вышкой на самой вершине. Вроде, боятся, было нечего. Высунувшись из-под мокрого брезента Вовка, посмотрел наверх. Сквозь пелену дождя, в сполохах следующих друг за другом молний, он разглядел вершину и, кажется, бьющий в самую её макушку, электрический разряд. На мгновение Вовка ослеп от ярко-синего, всепроникающего света. В следующее мгновение на землю обрушился оглушительный удар, от которого, кажется, всколыхнулась сама земная твердь, в ушах зазвенело. Гулкий, повторяющийся грохот, покатился по распадкам, ударяясь о сопки, раскатистым эхом возвращаясь назад.
   В стоявшей рядом палатке испуганно завизжали девчонки.
   - Всем находиться на местах! Ничего страшного! Скоро гроза закончится! - стараясь пересилить шум дождя и ветра, прокричал начальник лагеря.
   - Во, шарахнуло! Я думал кусок горы сверху катится! - восторженно произнёс Юрка, наклоняясь к самому Вовкиному уху, - в нас молния не ударит, гора выше нас! Как громоотвод!
   - Кто её знает? Прошлым летом, во время грозы, женщину возле столовой убило. Кругом были дома, и труба котельной высоченная, а молния попала точно в неё! - засомневался Вовка
   Друзья замолчали. Почему-то стало скучно и не уютно. В небе продолжало греметь, дождь немного утих, но не собирался заканчиваться.
   В холодном, дождливом ожидании рассвета прошёл остаток ночи. После такого ливня, все попытки развести костёр не увенчались успехом. Когда забрезжил рассвет, и стало немного светлее, Игорь Васильевич позвав с собой Юрку и Вовку, отправился за дровами. Накинув плащ-палатки, придерживая длинные полы руками, ребята шли за начальником, который, подсвечивая себе фонариком, заглядывал под каждое большое дерево, или вывороченный пень. В лесу было непривычно тихо, сыро и настороженно. С веток потревоженных деревьев, неожиданно, потоками стекала вода, окатывая холодным, неприятным душем. Ноги в ботинках и штанины брюк, моментально промокли в высокой, сырой траве. С горы, по расщелинам, клочьями пополз вниз редкий, белый туман, похожий на шевелящиеся приведения. Вовке вспомнился "бурятский бог", с ленточками и разноцветными бусинками, стоящий где-то на ближайшей сопке, он с опаской посмотрел в сторону вершины. Но там было тихо.
   Наконец, с великим трудом, они насобирали веток, полусгнивших, сухих пеньков, в одну из плащ-палаток накидали берёзовой коры, мелких палочек, и всё это приволокли к месту ночёвки. Усилиями Игоря Васильевича, костёр, всё-таки, был разожжён. Сырые дрова дымили, не желая разгораться, мальчишки, вытирая слезящиеся глаза, дули на тлеющие огоньки, осторожно подкладывая сухие веточки. В ход пошёл лапник, на котором дети спали короткой ночью. Огонь вспыхнул, зашумел горящими иголками, оранжевыми языками взметнулся вверх.
   Когда собравшиеся у костра и немного отогревшиеся участники экспедиции окончательно проснулись, начальник лагеря объявил своё решение. В создавшейся обстановке, учитывая продолжающийся, моросящий дождь, придётся отказаться от запланированного дневного отдыха с праздничным обедом у костра. И ограничится лёгким завтраком из продуктов, которые мальчишки несли в своих рюкзаках. После завтрака, начать движение назад, в лагерь. С минимумом остановок и привалов, с тем, чтобы не простудится и не заболеть. Решение было принято без особого энтузиазма, молча, все понимали волнения Игоря Васильевича. Охотничьим ножом были раскрыты банки тушёнки, приготовленные для праздничного стола. Их поставили к костру. Нарезали хлеба. Этот и был весь ранний завтрак в мокром, холодном лесу.
   Юрка выложил свою часть мяса в алюминиевую миску. Вовке досталась вторая часть в горячей, из костра, банке. Он, обжигаясь, ел солдатский продукт, доставая его ложкой с самого дна. И неожиданно для себя отметил, что за всю свою, как ему казалось, длинную жизнь, он ни разу не кушал ничего подобного, горячего и такого вкусненького. Из простой, помятой и закопчённой, жестяной банки.
   К обеду подошли к ручью. Надоевший дождик продолжал уныло моросить из низких небес. Земля стала походить на липкую сметану. Ноги разъезжались, мокрая палатка стала ещё тяжелее, накидка и сползающие брюки тянули к земле.
   Ручей стал неузнаваем, грязная, мутная вода залила низкие берега. Некогда стоящие далеко от воды деревья, оказались в центре бурлящего потока. Преодолеть его вброд стало невозможно, по нему было опасно, даже, плыть.
   Игорь Васильевич решил продолжить движение по правому берегу, не переходя опасный поток. Набирать грязной воды во фляги не было смысла. На радость путешественников, через пару километров движения, они наткнулись на маленький родничок, бьющий из-под скалы.
   Порядочно поплутав по незнакомым местам, экспедиция, наконец, добралась к запретному, моховому болоту. До лагеря было, как говорят, "рукой подать".
   В лагере путешественников встретили как героев альпинистов, в очередной раз покоривших неприступные, опасные и загадочные горы. Вечером состоялся праздничный ужин и неплановый показ кинофильма.
   Дождик не прекращался несколько дней. Вечером, засыпая, Вовка слышал его однообразную дробь по крыше спального корпуса. Утром, просыпаясь, с замиранием сердца, вслушивался в утреннюю тишину. И, с огорчением, понимал, что ничего не изменилось - дождь, по-прежнему стучал по крыше. Весь день проходил в спальном корпусе. Дети занимались бессмысленными делами, воспитатели, изо всех сил, пытались чем-то занять детей, которым всё надоело и наскучило. В довершение всего, на кухне закончился хлеб, повара начали печь что-то из оставшейся муки, чтобы как-то заменить его. Лагерь не имел телефонной связи с посёлком. Лагерная автомашина, простой, потрёпанный "газик" пытался пробить на "большую землю", но намертво застрял в двух километрах от лагеря. И был там оставлен, до лучших времён.
   В один из таких серых, однообразных дней, послонявшись по спальному корпусу, Вовка и Мирон, в который раз, сели играть в морской бой. Мирон уныло говорил - "Е-6", а Вовка, ещё более грустно, отвечал - "Убил". Вдруг, в монотонный шум дождя, за мокрым, запотевшим окном, тихонечко вплёлся какой-то новый, рокочущий, радостный звук.
   - Машина! К нам едет машина! Слышите! Машина! - сумасшедшим голосом заорал Вовка.
   Подскочив от неожиданности, Мирон радостно продолжил, прыгая по кровати:
   - Машина! Кино привезли! Ура!
   Все бросились к дверям. Вовка и Мирон были в числе первых протиснувшихся через узкую половинку входной двери.
   Со стороны Лысой горы, подминая под себя мелкие деревца, грозно рыча, двигалась зелёная армейская машина со свирепым выражением "автомобильного лица". Из-под мокрых колёс летели куски грязи, машину заносило на поворотах, решётка радиатора, похожая на оскаленные зубы и защитная сетка на фарах, придавали автомобилю устрашающий вид. Вовка, наизусть знающий все машины автопарка, безошибочно определил, что это американский "студебеккер". Пожалуй, едва ли, не единственная машина высокой проходимости, имеющаяся в местной воинской части. Как гласила история, такие машины поставляла нашей стране Америка, в качестве помощи, во время войны. Похожая американская машина, была у отца одноклассника - Тольки Антонова, живущего в "Шанхае", она звалась "Додж ¾". Автомобиль когда-то тоже была военным, и работал на аэродроме. Когда американцы, после войны, с нами раздружились, они потребовали вернуть все уцелевшие в боях автомобили. Машины свозили в один дальневосточный порт, где, ещё исправная, техника отправлялась под пресс, грузилась в пароходы, для отправки назад, в Америку. Каким-то чудесным образом, эти две машины избежали ужасной участи и ещё долгие годы, колесили по российским дорогам, помогая нашим людям. Всё это рассказал пацанам Толькин папа, с которым однажды ребятня ездила за грибами.
   Студебеккер, сбив жердяной забор, лихо подкатил к столовой. Сидящие в кузове солдаты, начали быстро выгружать его содержимое и уносить на склад. Вскоре, возле машины остались только железные, круглые банки с кинофильмами.
   Машина вновь зарычала и поехала по дороге в лес. Через какое-то время студебеккер вернулся, волоча на прицепе, опасно виляющий, и, как казалось, отчаянно упирающийся лагерный "газик".
   Через несколько дней, дождь прекратился, снова засияло солнышко, и уже никто не вспоминал об унылой, дождливое поре.
  
   Лагерное воскресение.
  
   С особым нетерпением дети, отдыхающие в пионерском лагере, ожидали воскресенья. Это был день посещений и приезда родителей. Соскучившиеся родители начинали приезжать с самого раннего утра. Сразу после завтрака, территория лагеря оглашалась звонкими криками дежурных у въездных ворот:
   - Фатеев! К тебе родители приехали! Сашка Фатеев, к тебе родители, у центральных ворот!
   Счастливый Сашка, бросал все недоделанные дела и сломя голову мчался на крик. Где попадал в руки отдохнувших от него, и от этого счастливых, родителей, с сумками и котомками, ожидающих своё ненаглядное чадо. После принятых в таких случаях приветствий, "обчмокиваний" и притворного удивления по поводу "вымахавшего" за неделю сына, собравшиеся переходили ко второй, основной части радостной встречи. Семья располагалось где-нибудь, в укромном, тенистом местечке. Мать расстилала "скатерть самобранку", из сумок и мешков извлекалось огромное количество печёностей, варёностей, и прочей снеди. Которой, можно было бы, без труда, накормить добрую половину лагеря. "Неожиданно выросший" виновник торжества поудобнее усаживался в центр, и начинался пир.
   Несмотря на то, что пионер только, что вышел из-за стола, после сытного завтрака, он с утроенным аппетитом, как хищник, набрасывался на домашнюю еду. Проглатывая целиком, или напротив, тщательно обсасывая косточки несчастной, жареной курицы. Отдыхающий, не переставая жевать, краем уха, слушал беспрестанно щебечущих родителей и коротко отвечал на их вопросы. С молниеносной быстротой со скатерти исчезали курица и колбаса, солёные огурчики и домашние пирожки, конфеты, в ярких обёртках, и содержимое большой бутыли молока.
   И когда движения и пережевывания сына несколько замедлились, родители, тоже, осторожно приступили к еде. И этому было простое объяснение. Вместо того чтобы хорошо поспать тихим, воскресным утром, они, поднявшись не свет, ни заря, наскоро позавтракав, отправились в дальнюю дорогу. И хотя от посёлка до лагеря, было, едва ли, десять километров. Поездка на мотоцикле, или в подпрыгивающем кузове грузового автомобиля, по разбитой, лесной дороге, свежим, летним утром, требовала достаточно много времени и сил.
   Вот почему, когда насытившийся ребёнок, утробно "икая" и тяжело отдуваясь, откидывался на спину, родители, не теряя времени, доедали всё оставшееся на импровизированном столе, и мать убирала скатерть самобранку.
   После, следовал неспешный, тихий разговор о лагерном житье-бытье, о наиболее знаменательных домашних событиях, о неприятностях у соседей и школьных друзей сына. Заботливые родители не упускали возможность напомнить безмятежно отдыхающему "пионЭру о приближении осени и неизбежной школе. Разговор становился неинтересным и "высокие разговаривающие стороны" приступали к расставанию Отъезжающие родители, пылко обнимали остающегося сына, нашёптывая на ухо непременные наказы и пожелания. Сыну передавалась авоська с небольшим количеством еды - "вечером перекусишь", довольные собой, родители уезжали, помахав на прощание рукой. Отягощённый съеденным, ребёнок, возвращался в спальный корпус, тяжело волоча за собой продуктовую авоську. Мысленно решая - стоит ли сегодня идти на обед, или нет?
   Но, так и не приняв решения, спустя пять минут, заталкивал содержимое своей авоськи в прикроватную тумбочку, тщетно пытаясь закрыть дверцу. Обычно, в эти дни, места за длинными, солдатским столами, в обед и ужин, оставались свободными. Оставшийся сахар, масло и компот забирали ребята, к которым никто не приезжал, или они сами приехали из других посёлков и городов.
   Вовкины родители приезжали на мотоцикле каждую неделю. Обычно, они останавливались за ручьём, Вовке об их прибытии, сообщал кто нибудь из знакомых пацанов, уже откушавший со своими родителями, и возвращающийся в лагерь, нагруженный домашними дарами. Иногда, за сыном приходил папа, и они успевали обсудить все мужские дела, пока шли к мотоциклу. Там Вовку встречала радостная мама и подросший брат-Серёга. Он, как вырвавшийся на волю, глупый собачонок, бегал по траве за бабочками и стрекозами, тщетно пытаясь их поймать своей соломенной фуражкой.
   Однажды он, все-таки, измудрился поймать какого-то жуткого, чёрного жука, с длинными усами и незаметно спустить его жующему Вовке за шиворот. Занятый едой, тот не сразу ощутил отвратительное шевеление на своей спине. Лишь, после того, как попавший в неволю усач, начал кусаться, гораздо сильнее, чем красные, лесные муравьи. Вовка повернулся к маме спиной и попросил посмотреть, что там? Мама закатала рубашку и закричала жутким голосом. Вовка молниеносно сдёрнул с себя рубаху, с помощью отца, жук был извлечён. Он оказался довольно сильным и моментально перекусывал своими мощными челюстями подсунутую толстую травинку. Всё это время, братик, как ни в чём не бывало, сидел в сторонке, копая палочкой в земле.
   Родители уехали. Нагруженный провиантом, Вовка, по узенькой тропинке, через небольшой деревянный мостик, возвращался в лагерь. Перед спальным корпусом, на песчаной дорожке собралась группа ребят. Тут же стояла старшая пионервожатая, через головы детей, с интересом рассматривающая что-то внутри круга. В центре, с какими-то коробочками в руках, яростно жестикулируя, о чём-то громко рассказывал Мирон. Вовка подошёл ближе и протиснулся к рассказчику. Мирон открыл одну из коробочек, в ней оказалась другая, плоская, прозрачная меньших размеров. Внутри которой, располагалась большая, удивительно красивая, небесно-голубая бабочка. Мирон пояснил:
   - Мама была в командировке в средней Азии и привезла мне эту редкую бабочку.
   Мама Мирона баловала сына, возвращаясь из командировок, часто привозила разные занимательные вещи. Все помнят случай, когда на уроке химии. Прямо из рукава Мирона, посаженного, чтобы не баловался, на первую парту, на стол к учителю выползла толстая, ядовито-зелёная змея. Галина Михайловна с криком вскочила со стула, прижалась к доске, с ужасом глядя на мерзкую тварь. Урок был сорван, дрожащую женщину отпаивали водой. Змея оказалась игрушечной, Мирона вызывали на педсовет.
   Вовка внутренне удивился словам Мирона о среднеазиатской командировке Тамары Васильевны. Ранее об этом он ничего не говорил. Да, и сама его мама, каждую субботу, или воскресенье, регулярно приезжала к любимому сыну. И Мирон, в эти дни, вечером, щедро делился лакомствами со своими друзьями. Более того, Вовку очень удивило неожиданное, загадочное увлечение Мирона, насекомыми. При его полном пренебрежении к биологии, как предмету. Он никогда не слышал от Мирона о его гербариях и других коллекций. А Вовка Миронов, тем временем, учительским голосом продолжал:
   - Бабочка называется Махаон, названа так шведским натуралистом, не помню его фамилию, в честь врача хирурга, спасшего много народа. На, подержи! Не урони! - обратился он к девочке из младшего отряда. Открыв рот, с восхищением любующейся самозабвенно врущим Мироном, и его чудесной бабочкой.
   Девчушка послушно, осторожно приняла прозрачную шкатулочку, не отводя от бабочки восторженных глаз. Мирон раскрыл другую коробочку, там лежало что-то завёрнутое в красивую, блестящую, разноцветную бумагу. Развязав ленточку, которой сверточек был связан, протянул мальчику из нашего отряда:
   - Осторожно разверни!
   Окрылённый доверием пионер, начал медленно разворачивать бумагу.
   - А в этом свертке, тарантул! Вы, наверное, слышали про этого ядовитого паука?
   Мальчик, приостановился, со страхом, вопросительно глядя, то на свёрток, то на Мирона.
   - Не бойтесь! Он, тоже, засушенный много лет назад.
   Пацан, нерешительно продолжил освобождать паука от бумаги. Слушатели с замиранием сердца, наблюдали за ним, в ожидании увидеть это ужасное, смертельно опасное насекомое.
   - Даже один укус тарантула смертелен для человека. Он умирает через несколько минут, в ужасных муках, - продолжал Мирон.
   Слушая друга, Вовка, в очередной раз, удивился его начитанности. И, даже, внутренне загордился им. В это время, бумажный пакет в руках мальчика, явно зашевелился, Слой бумаги разорвался, из него что-то выпрыгнуло вверх. Пацан выронил пакет, все шарахнулись в стороны. Нечто выпрыгнувшее подлетело вверх и опустилось на голову старшей пионервожатой, продолжая шевелиться в волосах её пышного начёса. Ребятня, с визгом разбежалась. Несчастная пионервожатая, заходясь истеричным криком, согнувшись и кружась на месте, рвала на себе волосы, тщетно пытаясь освободиться от насекомого.
   Девушку спас всё тот же Мирон, которой, по-видимому, и сам не предполагал такого развития событий. Не имея возможности достать до головы мечущейся пионервожатой, Мирон подпрыгнул, схватил её за волосы, наклонил и вытащил это "нечто" из головы потенциальной жертвы кровожадного паука. Девушка, закрыв лицо руками, продолжала громко рыдать. На шум прибежала женщина-фельдшер и начальник лагеря. Мирона "уволокли" в штабную палатку, месте с его резинкой и нитками, изображающими насекомое. Всхлипывающую пострадавшую, в медпункте отпаивали валерьянкой и горячим чаем.
   Мирон вернулся в отряд после ужина, расстроенный, с красными руками и лицом. Он сообщил, что по приказу начальника лагеря мыл в горячей воде посуду, и будет этим заниматься ещё всю неделю. Он лишался посещения кинофильмов. А в следующий выходной день, по приезду родителей, должен был прибыть с матерью на беседу к Игорю Васильевичу.
   К счастью, Мирона оставили в лагере, хотя с ним долго беседовала, как он выразился, "тройка" - начальник лагеря; Вовкина мама, и пострадавшая Валентина Андреевна. Заочница пединститута, будущий преподаватель биологии, и, по совместительству, старшая пионервожатая.
   Собравшихся поразили феноменальные познания Мирона из мира бабочек. Когда его спросили, где он её взял? Тамара Васильевна, мама Мирона пояснила, что она купила её для сына в отпуске. В надежде, что сына заинтересует этот яркий, неповторимый мир. И Вовка, как мы видим, оправдал её доверие. Глубоко вникнув, не только в жизнь бабочек, но и попытался, в ходе смелого эксперимента, смоделировать поведение ужасного паука. А также, проанализировал ощущения окружающих, в момент его внезапного появления. Демонстрируя, в ходе непринуждённой беседы, свои знания, Мирон твердым голосом, рассказал, что "Махаон" - дневная бабочка из семейства парусников. Место жительства её не экзотические страны, а обычные регионы Европы и Азии в том числе, фауна Советского Союза". Растроганная Валентина Андреевна, тут же простила юного натуралиста.
   Всё в нашей жизни имеет начало и конец, незаметно пробежал летний месяц. Перед самым концом лагерной смены, у Вовки произошла запоминающаяся встреча с Валей. Они, явно не случайно, оказались рядом во время киносеанса в летней столовой, превращающейся вечерами в кинотеатр. После кино долго гуляли перед сном, по тёмным аллеям лагеря. Девочка сообщила, что её папу переводят в другой городок, совсем недалеко от монгольской границы.
   Вечером накануне возвращения домой, ребята собрались на прощальный пионерский костёр. Посредине большой поляны в центре лагеря, там, где обычно проходили общие построения, была собрана огромная, конусообразная куча сухих деревьев, берёз, сосен и ёлок. С наступлением темноты, костёр торжественно зажгли, длинные, оранжевые языки пламени взметнулись в чёрное, безоблачное небо. Вознося ещё выше, к самым звёздам, миллионы разноцветных искр, уносимых ветром в сторону ручья. Гремела музыка, дети допоздна танцевали, пели, играли в различные игры. Вовке удалось несколько раз потанцевать с Валей.
   На следующий день, рано утром, к воротам лагеря приехали машины. Счастливые, отдохнувшие обитатели, с лёгкой грустью, покидали ставший родным лес, кто до следующего лета, другие навсегда. Приехав вскоре в родной и знакомый посёлок
   Соскучившись за месяц по дому, друзьям, городку, ребята, с удивлением замечали пышно разросшиеся кусты акации, вдоль центральной дороги. Непомерно высокие заросли полыни, вытянувшиеся тополя и ёлочки, посаженные в прошлом году. Не стоит рассказывать о том, как торопился домой Вовка, после того, как недавние командиры-воспитатели, попрощавшись, разрешили детям разойтись по домам.
   Вечером дома семью ждал пирог и праздничный ужин. Всех больше радовался, как показалось Вовке, младший брат, который не отходил от него, путаясь под ногами.
  
   Братский ответ.
   Серёга явно подрос, имел весёлый нрав и заметную тягу к технике. Он мог часами наблюдать, как Вовка делает блёсны, и вовремя подавать, нужный, необходимый для работы инструмент. Весёлый нрав Серёжки, старший брат ощутил, буквально, на следующий день, после возвращения из лагеря. У Вовки был "фамильный стул", высокое, деревянное кресло, жутко тяжеленное и массивное, сработанное неизвестным, местным "умельцем-краснодеревщиком". На нём было очень удобно сидеть, делая уроки. Можно было, не изменяя позы, посмотреть во двор. Или, не вставая с места, разглядеть, что везут на платформах, идущего по железной дороге поезда. По-видимому, в Вовкино отсутствие, младший брат, посчитал, что теперь раритет, по праву принадлежит ему. И, с каким-то непониманием и обидой, воспринял попытку Вовки взгромоздиться на импровизированный трон. После очередного быстрого вставания старшего брата со стула, по каким-то делам, Серёга молниеносно, бесшумно отодвинул из-под него стул. Попытавшийся сесть Вовка, не найдя под собой опоры, с грохотом рухнул на пол, больно ударившись головой о стенку, опрокинув на себя громоздкое сооружение
   В воскресенье детский садик не работал. Отец, как это часто бывало, ушёл на службу по неотложным делам, мама "убежала в три магазина"- так называлось место, где действительно стояли рядом три деревенских магазина. Торгующих, буквально всем, начиная от гвоздя и сапожного крема, заканчивая верхней одеждой, нижним бельём и различной обувью. В каждом магазине обязательно существовал продуктовый отдел, с хлебом, простенькими консервами, необъятными ларями сахара, слипшихся в кусок, конфет-подушечек и громадной пирамидой сгущенного молока, которое в то время, ещё не было дефицитом.
   Слово "убежала", скорее всего, было намерением, а не реальной действительностью, подразумевающей быстрое возвращение. Вовка понимал, будь мама даже чемпионом мира по бегу на длинные дистанции, она бы ни за что, не смогла сбегать в магазин за два километра от дома, и возвратится назад за обещанные пять минут.
   Поэтому, пришлось смириться с мыслью, что пару часов драгоценного воскресного времени, ему придётся просидеть с "довеском", как ласково он называл младшего брата.
  Вовка лёг на диван в большой комнате, открыл своего любимого Джека Лондона и с наслаждением углубился в чтение. Он вообще любил читать, читал, даже, по ночам. За что мама часто его ругала, заметив ночью свет в Вовкиной комнате. Пришлось читать под одеялом, используя папин китайский фонарик. Фонарику было много лет, он утратил былую нарядность, во многих местах был поцарапан, и погнут. Но продолжал исправно работать, на радость юного хозяина. Возвратившись из лагеря Вовка не нашёл своего старого друга на обычном месте. Он облазил все комнаты - фонарь "как в воду канул".
   Уютно лёжа на диване, Вовка переворачивал страницу за страницей. Перед его глазами простиралось ледяное белое безмолвие, с громадными ледяными торосами, дымящимися полыньями и слепящим солнцем в холодном небе. И, на этом, не имеющим не конца, ни края, леденящем душу белом покрывале, одинокая фигурка упрямо идущего против обжигающего холодного ветра, измождённого человека. Страстно желающего жить!
   Серёга, тем временем, добыл из кухонного стола увесистую ручку от мясорубки. Вращая её как пропеллер, жужжа губами, как четырёхмоторная "летающая крепость", брат совершал длительные, беспосадочные перелёты по всем комнатам квартиры. В очередной раз, пролетая мимо Вовкиного дивана, пилот, или не справился с управлением, или пошёл на намеренный таран. Но факт тот, что тяжёлая ручка, изображающая вращающийся пропеллер саданула Вовку по голове с такой силой, что он, на какое-то время, потерял ощущение действительности.
   Не поддается литературному переводу всё, что он, прижимая руку к окровавленной голове, прокричал братцу. Были представлены все его скромные познания в этой области, когда-либо и где-либо ранее услышанные. От соседа - дяди Коли, водителя - дяди Паши, встречавшего семью в отпуске. А также, от безымянного физрука - пожарного, несколько дней, тщетно пытавшегося завести пожарную помпу у водоёма, в пионерлагере. От всего этого потока незнакомых слов и выражений Серёга опешил, глядя на Вовку чистыми, совершенно невиноватыми, детскими глазами. Но, поняв, что сейчас же может получить мощный подзатыльник, громко заревел, с переливами. Как красная, пожарная машина, мчавшаяся тушить крышу " трёэтажки", прошлой осенью.
   Вовка поспешил к умывальнику, пытаясь остановить кровь, как назло, воды там не оказалось. Схватив ковшик, он бросился к большому алюминиевому баку в коридоре, куда набирали воду для домашних нужд. Зачерпывая трясущейся рукой воду, Вовка заметил, что-то блестящее на дне бака.
   Вскоре пришла мама, кровь была остановлена, но на голове выросла громадная, как Манькин пуп, шишка. Когда боль, потихоньку, улеглась и окружающая действительность полностью вернулась, Вовка вспомнил о блестящем предмете в баке с водой. Сняв рубашку, он с трудом дотянулся до дна и извлёк на свет, утерянный китайский фонарик. Не составляло труда догадаться, кто автор этих проделок? Сам виновник торжества предусмотрительно спрятался под большую родительскую кровать.
   Мама пожаловалась, что у Серёги, действительно, появилась нездоровая тяга к сложной, электрической технике. В "северной" комнате, которая выходила окнами на известную нам, зелёную гору. Стоял новый холодильник " ЗИЛ", приобретённый по, неожиданно быстро подошедшей, очереди. В то время как его предшественник - "Бирюса", был ещё, жив, здоровья и полон сил. Но отказываться от внезапно обрушившегося "блага" было, в то время, не принято. И "ЗИЛ" занял своё место, как резерв, в холодной, почти, не жилой комнате.
   Однажды, мама, как обычно, готовила на кухне. Серёга бегал по квартире, изображая что-то среднее, между серым волком и его несчастной жертвой. За делами, мама не заметила, как сын, где-то уединился и затих. Через какое-то время, тишину квартиры разорвал душераздирающий крик младшего брата. Спустя мгновение, Серёга появился на кухне, как "перст божий", держа над головой окровавленный палец, глухо мыча и постанывая. Перевязывая кровоточащую рану, мама пыталась разобраться в происшедшем. Оказывается, Серёжа открыл дверцу холодильника и изнутри, нажал на стопор запирающего механизма, пытаясь разглядеть его устройство. Тот, мгновенно щёлкнул, и сильно, содрав кожу, больно прищемил палец. После оказания первой медицинской помощи, Серёга, осторожно неся перебинтованную руку, гордо вышел на улицу, к ожидающим его, девочкам - соседкам.
   Между тем, мама, хлопоча по хозяйству, пыталась понять - как можно было, дверью так сильно прижать палец? Не выдержав, мать решила сама посмотреть, в чём же там дело? Она открыла дверцу холодильника, нашла злополучный стопор в замке. На мгновение, приостановившись в нерешительности, с замиранием сердца, сунула палец. Замок громко щёлкнул...! Мама пошла на работу с забинтованной рукой.
   Слушая мамин рассказ о его геройствах, младший сын, поняв, что гроза миновала, особо не опасаясь, в присутствии мамы, старшего брата. Но, всё же с опаской, вылез из-под кровати и, желая окончательно оправдаться, пожаловался матери:
   - А Вовка, матерился!
   Вечером, укладывая забинтованную и саднящую голову на мягких подушках. Вовка подумал о том, что, наверное, зря, он так рано начал приучать Серёгу к технике. Надо было подождать пару лет!
  
   Оружие.
  
   Нет необходимости говорить о том, что, живя в военном городке, среди людей, имеющих непосредственное отношение к оружию. Мальчишки, впрочем, как и многие взрослые дяди, имели к этому оружию непреодолимую тягу. Повзрослевшие мальчишки встречались с оружием в армии, или покупали его, становясь охотниками. Те, кто ещё не доросли до совершеннолетия, мечтая об этом, тайно мастерили "поджиги", "самопалы" и другие стреляющие штучки. Не был исключением и наш герой. Конечно, впервые с оружием Вовку познакомил отец. Регулярно папа заступал в наряд, как выяснилось, это было не праздничным гулянием в нарядных одеждах, как раньше думал Вовка. А тяжёлая, в течении суток, боевая служба. На боевую службу отцу выдавали боевое оружие, которое, всё это время, находилось в кобуре у папы на поясе. Иногда, находясь в наряде по части, отец приходил на обед домой. По Вовкиной просьбе, папа доставал оружие из кобуры, вытряхивал из барабана семь жёлтеньких, одинаковых патронов. И разрешал сыну, под своим присмотром, покрутить его в руках и пощёлкать курком. Вовка уже знал, что оружие называлось револьвером системы "Наган", имело калибр 7.62 мм. И находилось на вооружении армий различных стран, аж, с 1895 года. А ещё Вовка знал, что даже разряженное, его нельзя направлять на людей. Наган наполнял руку приятной тяжестью и удобно вкладывался даже в маленькую Вовкину ладошку.
   О том, что с оружием действительно, как говорил папа, "шутки плохи" Вовка узнал гораздо раньше. На речке Вовка познакомился с мальчишкой, примерно своего возраста, его звали Колькой. Мальчишки подружились, Вовка много раз бывал в гостях у Николая. Они жили в кэчевском бараке, через стенку с одноимённым магазином. Отец Николая был человеком гражданским, работал инженером в квартирно-эксплуатационной части гарнизона. Но во всей его фигуре, манере носить, даже, штатскую одежду, чувствовалось военное прошлое. Впрочем, в то время, мужчин прошедших страшную войну было немало. Мама нового друга, красивая, приветливая женщина, запомнилась Вовке тем, что ездила на, редком для посёлка, "дамском" велосипеде. Без верхней рамы, ручным тормозом на переднее колесо и красивой сеточкой на заднее, препятствующей попаданию платья в спицы. Однажды, когда мальчишки были дома одни, Колька, под большим секретом, показал Вовке отцовский пистолет. Он был чёрным, на воронёном боку красовалась надпись не русскими буквами "WALTER". Ребристая, шершавая рукоятка холодила руку и наполняла тело приятным ощущением силы.
   Колька рассказал, что пистолет был немецкий. А Вовка подумал, что может быть, из этого самого пистолета убили много наших - советских людей. Потом, Колька часто доставал отцовский пистолет, мальчишки целились из него в зеркало, щёлкали курком. Рассматривая пистолет, и щёлкая маленькими рычажками на его корпусе, Вовка, неожиданно для себя, потянул на себя его верхнюю часть. Она плавно подалась, а когда Вовка её отпустил, лязгнув, возвратилась назад. Перед тем, как положить пистолет на место, Колька, проходя мимо ведра с водой, щёлкнул в своё отражение. Пистолет оглушительно выстрелил. От неожиданности Колька выпустил его из рук, оружие с грохотом упало на пол. Комната наполнилась вонючим дымом. Из магазина, через стенку, начали громко стучать. Колька не растерялся, сбегал в магазин, где сказал, что у него в квартире упало на пол большое зеркало. В дне ведра образовалась круглая дырка, вода шумной струёй выбежала на пол, растекаясь большой лужей. Ошарашенные пацаны ушли на улицу, вытерев пол, незаметно выбросив через забор злополучное ведро и основательно проветрив квартиру.
   Чем закончилась эта история, Вовка так и не узнал. Вскоре Колька уехал к своим родственникам в другой город. А Вовка, гораздо позже, понял какому смертельному риску, они себя подвергали.
   Но в то время, наш герой об этом не задумывался. Мальчишки делали самопалы, стреляющие серой от спичек. Заливая медную, загнутую трубку свинцом из выплавленных пуль и пластин старых аккумуляторов. Прилаживая вместо спуска загнутый гвоздь и красную резинку.
   Следующим этапом конструирования оружия, было изготовление "поджигов". Тех самых "поджигов", которые заряжались порохом и рублеными гвоздями через ствол. Которые разрывались в руках, оставив калеками и слепыми не одного любознательного мальчишку. Слава богу, эта ступень обошла Вовку и его друзей стороной. Пацаны сразу перешли к изготовлению примитивных пистолетов.
   Вовка нашёл в громадной куче металлолома, сваленной пионерами на школьном дворе, ржавый ствол от малокалиберной винтовки. Парень постарше - Толька, работающий учеником токаря в учебных мастерских, нарезал его на коротенькие стволы и выточил в них патронники. Остальное техническое воплощение идеи было делом творческим. В отцовском гараже, стоял верстак с прикрученными тисками, на нём Вовка и папа делали блёсны. Юные оружейники собирались там после школы. Вытачивали, выпиливали из различных трубочек, гвоздей, старых пружин ударно-спусковые механизмы будущих пистолетов. Именно так - "ударно-спусковой механизм" назвал эти поделки, Мирон, вычитав название в своих умных книгах. Естественно, конструкция отличалась предельной простотой изготовления, не имела предохранения от случайного спуска и была не безопасной. Рукоятку, деревянный корпус, каждый выпиливал, шлифовал, покрывал лаком, самостоятельно, с особой любовью и старательностью. Ствол крепился к деревянному ложу, никелированными хомутами. Магазина для патронов у оружия не было, заряжание производилось по одному, вручную.
   Сложностей с патронами тоже не существовало. У многих мальчишек были серые, картонные коробочки, с маленькими, жёлтыми патрончиками. Трудно сказать, откуда они взялись. Но Вовка видел такие на прилавке одного из трёх магазинов. Наверное, их можно было свободно купить?
   Когда пистолеты были готовы, друзья испытали их в старом тире на аэродроме. Там, где раньше собирали гильзы и выковыривали блестящие пули из деревянных щитов мишеней.
  Несовершенная, самодельная система давала постоянные осечки. Прицельная стрельба, только, могла называться таковой. Попасть в то место, куда целился, можно было с великим трудом. Маломощный патрон и коротенький ствол не придавали пуле нужной скорости. Однажды стреляли на реке, в сторону воды, всплеск от падающей пули, появился едва ли, не в пятнадцати метрах от ног стреляющего Вовки. Но было и несколько преимуществ - почти бесшумная стрельба, сравнительно малый размер и дешевизна производства.
   Вооружившись, таким образом, друзья стали носить пистолеты с собой. Особенно вечерами на субботние и воскресные танцы. Хотя сами на танцы не ходили. Бегать по кустам вокруг танцплощадки, заглядывая на танцующие пары, ребятам уже не хотелось - они выросли из этого. Зайти на площадку они, пока, тоже не могли, и не хотели - до этого они ещё не доросли. Да, их бы туда, и не пустили, строгие контролёры на входе.
   Пистолет приятной тяжестью оттягивал карман, придавая уверенности, смелости и собственной значимости. Вовка был далёк от мысли в кого-то стрелять, твёрдо запомнив отцовский наказ - "не направляй оружие, даже не заряженное, на людей".
   Одним тёплым, летним вечером, Вовка, Мирон и Генка из "восемнадцатого" дома, потолкавшись возле танцплощадки, зашли в здание ДОСА поиграть на бильярде. Ребята ходили вокруг зелёного поля стола, прицеливались, били кием по шарам. В просторном помещении, кроме них, никого не было. Тётя Люся, заведующая бильярдной, выдала им кии и куда-то ушла. Мирон так осмелел, что, даже, решил закурить. Он втихаря подкуривал, но курил только дорогие, красивые сигареты. Вовка помнил шикарные коробки с красочными картинками и звучными названиями - "Палехский баян", "Русская тройка" - это были подарочные наборы. Мирона в посёлке знали многие, купить сигареты в местном магазине он не мог и, поэтому, покупал их в вагонах-ресторанах проходящих поездов. Частенько угощая своих друзей и товарищей.
   Он достал плоскую, светло-коричневую сигарету с золотым пояском, привычно бросил её в рот, сунул руку в карман брюк за серебристой зажигалкой. В это время раздался сухой щелчок, Мирон вздрогнул и выдернул руку из кармана. С кисти руки, которой он, скривившись от боли, тряс, густо капала кровь. Друзья бросились к нему, Вовка-Мирон попросил достать платок. Осторожно подняв раненую руку, Генка достал платок, Вовка из другого кармана пострадавшего извлёк злополучный, выстреливший пистолет. Надо отдать должное, Мирон оставался спокойным. Пуля попала в мякоть между большим и указательным пальцами, но не смогла пробить "навылет", а застряла, вздув кожу и сделав громадную, багрово-синюю гематому. Руку перевязали платком, кровь стала капать реже.
   Друзья уединились в помещение, где стоял стол, и обычно играли в теннис. На предложение Вовки отвести Мирона в госпиталь, тот наотрез отказался:
   - Там сегодня дежурный хирург полковник Степанов! Он сразу вызовет маму. Это конец, домашний арест до самого первого сентября! Сходите, надо найти нож. Генка куда-то сбегал и вернулся с перочинным ножичком. Мирон попросил прокалить лезвия ножа на пламени зажигалки. Скривившись от боли, попытался ножом проткнуть вздувшуюся кожу и выпустить застрявшую пулю. С трудом, он проткнул кожу, но пуля не желала выходить, несмотря на то, что Мирон пробовал расшевелить её в кровоточащей ране. Рука, между тем, покраснела, почти, до локтя. Платок насквозь пропитался кровью, она накапала на пол в комнатах и коридоре. По кровавым следам к друзьям пришла тётя Люся, увидев Вовкину руку, всплеснув руками, заявили, что немедленно позвонит в госпиталь, если Мирон не отправится туда. Но пострадавший уже и сам решился на такой шаг, наконец, поняв, что шансов решить проблему самостоятельно, почти, нет.
   Ребята вышли в вестибюль, но Мирон не был бы Мироном, если бы что-то не отчебучил.
  Перед большим зеркалом, приводили себя в порядок две девушки-близняшки. Они приехали в городок после окончания медицинского училища и делали первые шаги в своей будущей профессии. Девочки работали в санчасти медицинскими сёстрами, Мирона они, конечно, не знали. Поэтому, когда, спрятав перевязанную руку за спину, он явился перед ними, девушки не почувствовали подвоха. Сделав приятную мину, изобразив верх галантности и воспитанности, Мирон ласково спросил:
   - Здравствуйте дорогие девушки! Это правда, что вы медики?
   Польщённые таким обращением, те утвердительно замотали головами. А Вовка-Мирон продолжил:
   - Вы, наверное, и клятву Гиппократа давали?
   - Конечно, как все студенты! - уже с некоторой ноткой опасения, ответила близняшка, что была повыше ростом.
   - А раны вы, девушки, умеете перевязывать?
   Девушки только снисходительно улыбнулись на этот, с их точки зрения, глупый вопрос.
   Мирон молча выставил вперёд руку и сдёрнул окровавленный платок. Одна из сестрёнок, охнув и побледнев, опустилась на широкий подоконник окна.
   - Спасибо, не буду впутывать вас в это кровавое дело, - снисходительно сказал Мирон и друзья вышли на крыльцо.
   На улице было, уже, темно. На ярко освещённой танцплощадке гремела музыка, мелькали пары, в дальнем углу судорожно дергалась в новомодном Чарльстоне более продвинутая публика. Откуда-то сверху из темноты балкона звенел металлом голос Афанасия Егоровича - начальника ДОСА. Предупреждавший, что если это безобразие не закончится, он будет вынужден прекратить танцы.
   По дороге, Мирон попросил Вовку припрятать его пистолет. Вскоре они подошли к ярко освещённым окнам военного госпиталя.
   - Дальше я один пойду, - сказал Мирон, - вы меня, где нибудь в сторонке подождите.
   Отойдя к забору детского садика, друзья стали ждать. Вскоре на втором этаже зажёгся яркий свет в одном из окон. Вовки не было очень долго, уже закончились танцы, и народ шумной компанией проследовал в сторону проходной. Погасли окна больничных палат.
  Наконец, на крыльце возник Мирон, белея свежими бинтами руки, на перевязи.
   - Ну что? - в один голос спросили пацаны.
   - Что, что! Вынули, сам Степанов резал, - нехотя промолвил Мирон.
   - Больно? - с сочувствием осведомился Вовка.
   - Сначала, было не больно, пока осматривали. Потом, Степанов спросил - как прострелил? Я начал, по привычке, сочинять. А он мне говорит - не ври! Я таких самострелов на войне знаешь, сколько видел? Чтобы не врал, в назидание за баловство, буду доставать пулю без обезболивания. И достал. Наверное, тут было слышно как я орал?
   Друзья ответили, что ничего не слышали. А Вовка, зная привычку друга приврать, внутренне усомнился, в том, что Мирона резали "по живому", но ничего не сказал. Горько вздохнув, Мирон посетовал:
   - Степанов и матери успел позвонить. Иди, говорит, домой, будь мужчиной, сам расскажи, что и как. И ещё сказал, что если я сам не сдам, матери оружие, на перевязке снова будет ковыряться в дырке без обезболивания.
  Уже расставаясь, Мирон посоветовал спрятать его пистолет и свой, тоже.
   Но прятать ничего не пришлось. Пока Вовка шёл до своего дома, Мирон, придя к себе, пред ясные очи мамы, выложил всё, как на духу. А может, признания были получены другими, более действенными методами? Но, факт остаётся фактом, дома Вовку ожидал разгневанный отец, которому уже позвонила Тамара Васильевна - мать Мирона. Отпираться было бессмысленно. Папа находился в состоянии близком к тому, чтобы применить к сыну более решительные меры воздействия. Тем более что Мирон, всё равно, всё уже рассказал. Поэтому, два, с трудом и любовью изготовленные пистолета, были извлечены из тайника в поленнице дров. И безжалостно сожжены, в специально растопленной не смотря на летнюю пору, печке. Утром, не сгоревшие металлические детали, отец выкинул в выгребную яму общественного туалета. Так Вовка простился с недетским оружием.
   Наполненное впечатлениями лето подходило к концу. Незаметно появились жёлтые листочки на берёзах и тополях. Чаще небо закрывали свинцовые, мрачные тучи, из которых, целыми днями уныло моросил мелкий, осенний дождь. Лишь изредка, погода баловала неярким осенним солнцем, тёплым ветерком, как грустным напоминанием об ушедшей тёплой и радостной поре. Приближалась осень.
   Наступило любимое всеми школьниками Первое сентября. С такими же, как и много лет назад, счастливыми лицами, взволнованных первоклашек. С обязательными речами о "тяжёлом грузе ответственности" наложенной на этих несчастных детей. Но, как и раньше, дни учёбы закончились так, и не успев начаться. Детей бросили на уборку неожиданно хорошего урожая картофеля. А затем, на более приятную работу, по уборке капусты белокочанной.
   За эти дни Вовка несколько раз работал рядом с Валей. Как все симпатизирующие друг другу дети, они кидались друг в друга маленькими картофелинами, стараясь не сделать больно. В душе Вовки разрасталось что-то большое и светлое, от которого кружилась голова и, томительно, замирало сердце.
   Вскоре Валя уехала, Вовка провожал её на вокзале, всё выглядело по-взрослому. Он не мог, появится, перед самым вагоном, среди родителей девочки, провожающих соседей и товарищей по службе. Вовка, просто, до этого ещё не вырос. Влюблённые попрощались в стороне, за зданием вокзала. Были грустные глаза, лёгкие объятия и Валин прощальный поцелуй. Давно замолк стук колёс, в печальной синеве ночи скрылись красные фонари хвостового вагона, а Вовка всё стоял, глядя в пустоту, чувствуя теплоту девичьих губ, разливающуюся по всей щеке. На душе было одиноко и грустно.
   Возвращаясь с вокзала по тёмным, пустынным улицам, под мелким, моросящим дождём, Вовка вспоминал всё, что было связано с этой замечательной девочкой. Косые струи дождя под редкими фонарями навевали тоску и печаль. Неожиданно в голове возникла мелодия знакомой песни, лучше всего совпадающая с Вовкиным настроением:
   Уходит детство через мой порог,
   Уходит тихо, как уходят в осень...
   Как будто снова через сто дорог
   Меня увидит и о чём-то спросит.
   А я кричу "Не надо, подожди!"
   А я зову, меня уже не слышно.
   И снова где-то мутные дожди
   Поют о чём-то на холодных крышах.
  
  
  
   Декабрь 20012 г.
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"