База 500: смертельная схватка
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
Аннотация: Аннотация издательства: Первая попытка захвата секретного объекта "База-500" группой НКВД провалилась, но русские не отказались от своего намерения. Начальник базы генерал Бах решает превратить объект в ловушку для противника и запрещает подчиненным покидать его территорию. Командир батальона охраны оберштурмбанфюрер Герлиак выявляет среди персонала базы засекреченного русского агента и придумывает гениальную комбинацию для завершения всей операции... Роман является прямым продолжением романа "База-500. Ягдкоманда".
|
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СМЕРТЕЛЬНАЯ СХВАТКА
Глава 1
25 августа 1942 года, Белоруссия, урочище "Волчьи норы"
Рудаков на рассвете подполз к выходу из землянки и осторожно выглянул наружу. У потухшего костра дремал часовой с винтовкой. Стояла полная тишина. Рудаков бесшумно проскользнул мимо часового и, присев за толстым стволом векового дуба, перевел дыхание. Он хотел разведать, как без лишнего шума можно выбраться с территории гражданского лагеря и собирался уже двинуться дальше, как вдруг услышал хруст ветки: кто-то шел буквально метрах в пяти от него. Рудаков бесшумно упал ничком, развернулся и осторожно выглянул из-за корневища дуба.
По небольшой полянке шел Павлюченко. Он остановился у входа в землянку, находившуюся метрах в двух от дуба и громко покашлял. Через четверть минуты из землянки появился Пронягин: голый по пояс и босиком, в одних галифе.
-- Что случилось? -- обеспокоено спросил он у Павлюченко. -- Разведчики вернулись?
-- Нет, пока еще не вернулись, -- ответил Павлюченко. -- Но скоро должны. Тут дело такое, куда важнее! Пришел Федорцов, от дяди Вовы.
-- Что ему нужно? -- спросил Пронягин: в его голосе проскользнуло искреннее удивление.
-- Он сказал, что немцы начинают большую операцию против нас, предложил проверить снаряжение бойцов и выдать им сухие пайки. Слушай, это не просто так: у дяди Вовы есть свой человек в гестапо. Если он говорит, что мы попали под молот, значит, так оно и есть. Мне собирать командиров?
-- Ну, если Федорцов... тогда действительно информация верная. Собирай! А что еще Федорцов сказал?
-- Ничего, он тебя видеть хочет. Сказал, что ради этого и пришел.
-- Вот оно как... -- потер затылок Пронягин. -- Видно, ему еще чего-то надо.
-- Еще бы, -- усмехнулся Павлюченко. -- Ради того, чтобы нас предупредить о войсковой операции немцев, Федорцов через немецкие кордоны лезть не стал бы.
-- Значит так, -- решительно сказал Пронягин. -- Собирай командиров, усиль охранение, дисциплину подтяни... А я на базу, с Федорцовым беседовать. Да, и как разведчики придут, -- тут же ко мне!
Пронягин вернулся в землянку, а Павлюченко скрылся в лесу. Рудаков вернулся в свою землянку, улегся на нары и задумался, переваривая информацию.
***
-- Дрянь твое дело, Пронягин, -- сказал сидящий напротив командира отряда имени Щорса человек. -- Обложили тебя немцы со всех сторон, со дня на день Коссово возьмут, а потом за тебя вплотную примутся. Немцами округа так и кишит, -- еле-еле с Земелиным мимо них проскользнули! Или ты всерьез надеешься в Волчьих Норах отсидеться? Так немцы уж танки подтянули, самолеты разведывательные летают: вон, с утра над лесом "рама" висела. Ты же военный человек, должен понимать, что разберут немцы завалы на лесных дорогах под прикрытием танков и затянут удавку окружения на твоей шее. Недели две еще, -- и все!
-- Понимаю я это, товарищ лейтенант госбезопасности, и сиднем не сижу, -- с обидой отозвался Пронягин. -- И план у меня есть. Немцы ждут прорыва в сторону Иванцевичей, думают, что я на юго-восток прорываться буду. А мы на север прорываться будем, в Налибокскую пущу. Народу опытного хватает, пока немцы очухаются, нас уж и след простыл!
-- А с гражданским лагерем делать что будешь? Ну, тех, кто помоложе, с собой возьмешь, это понятно. А женщины с детьми малыми и старики? Им с вами никак не прорваться, верно? -- спросил старший лейтенант госбезопасности Федорцов, заместитель начальника отряда "Дядя Вова" по разведке. Он сегодня утром как снег на голову свалился вместе со своим проводником Земелиным и двумя бойцами. Уже месяц, как оперировавший в Налибокской пуще отряд "Дяди Вовы" установил связь с отрядом имени Щорса. Пронягин знал, что отряд "Дяди Вовы" -- диверсионная группа НКВД, имеет радиосвязь с Москвой. Это не группа окруженцев, это серьезные люди, со своим заданием, связью, агентурой. Короче, перечить им нельзя.
-- В этом и суть! -- ответил Пронягин. -- Уведем немцев подальше от гражданского лагеря, немцы блокаду снимут, а там уж они потихоньку по окрестным деревням разойдутся. Помогут люди, я думаю!
-- Плохо думаешь! -- оборвал его Федорцов. -- После блокады тут немцы все деревни пожгут. Уже начали, между прочим. Негусто тут будет с деревнями. А в тех, что останутся, люди свою тень на порог будут бояться пустить, а не то, что беглых евреев. Улавливаешь?
-- Если мы будем прорываться на север, то гражданский лагерь останется в стороне и немцы его не найдут, -- начал доказывать Пронягин, но Федорцов снова оборвал его:
-- Слушай, что я тебе скажу, лейтенант! Ты военный человек и должен понимать, что не все я тебе сказать могу. Но о Налибокской пуще думать забудь! Никаких прорывов на север: пойдешь на юг, в пинские болота, -- там формируется партизанское соединение, там ты нужен. И идти туда ближе, и безопаснее, чем в Налибокскую пущу. А теперь слушай в три уха: немцы через пару дней начнут большую антипартизанскую операцию. На большой территории операцию разворачивают: от пинских болот до Налибокской пущи. И гордиться можешь: вся эта заваруха в основном из-за тебя разгорелась. Так что в Налибокскую пущу тебе не прорваться: немцы блокируют подходы к ней, а позавчера 18-й латышский полицейский батальон занял само село Налибоки. Вот так: не пробиться тебе в том направлении. И еще: через два дня немцы начнут штурм Коссова. А как возьмут город, так начнут леса прочесывать. Так что и в Волчьих норах тебе не отсидеться. А теперь самое главное: начнут тебя окружать, кольцо сжимать, -- но здесь будешь сидеть, пока немцы у тебя на хвосте не окажутся. Ты не просто прорваться должен: ты должен немцев за собой на юг увести. Такая вот задача тебе, лейтенант.
-- И кто конкретно мне эту задачу ставит? -- мрачно осведомился Пронягин.
-- Считай, что в моем лице тебе задачу ставит Москва, -- жестко ответил Федорцов. -- Кстати, когда ты Коссово захватывал, то ведь ни с кем не советовался, верно? Так вот: теперь есть конкретный приказ, так что выполняй четко и безукоризненно. А то последнее время некоторые твои действия выглядят... весьма подозрительно.
Кровь бросилась Пронягину в лицо. Сама мысль, что кто-то может обвинить его в трусости или шкурничестве, казалась ему чудовищной: честные и искренние люди всегда болезненно относятся к любым несправедливым подозрениям.
-- Это что же вы имеете в виду, товарищ лейтенант госбезопасности? -- тихо проговорил Пронягин. В его голосе не было скрытой угрозы, но было нечто такое, что заставило Федорцова немедленно смягчить тон.
-- А ты думаешь, что про твою кралю черноокую никто ничего не говорит? -- спросил Федорцов и, увидев закаменевшие скулы Пронягина, поспешно добавил:
-- И... что за люди подозрительные у тебя накануне объявились?
-- А-а! Так то ж из плена бежали! В Беловежской пуще отряд создали, пока их немцы оттуда не выкурили. Вот они и шли, отряд крупный искали, чтобы настоящим делом заняться.
-- Это они тебе сами рассказали? -- усмехнулся Федорцов.
-- Сами, конечно, -- подтвердил Пронягин. -- Немцы им справок не выдали, понятное дело. А вот то, что недалеко отсюда, в деревне они взвод карателей положили, -- это факт, это я проверил. Сегодня утром разведчики вернулись: из той деревни немцы трупы своих бойцов грузовиками вывозят.
-- Сколько их? -- спросил Федорцов.
-- Немцев? Точно не считали, но...
-- Я беглецов в виду имею.
-- Одиннадцать, во главе с майором РККА Янисом Петерсоном. Мы их с комиссаром допросили: складно рассказывали, на неточностях не поймали. Но разоружили их на всякий случай и в гражданском лагере на время проверки поселили.
-- Значит, из Беловежской пущи к вам они пожаловали? -- сощурил глаза Федорцов. -- А как шли?
-- Да так и шли, на восток... Через Борки, Поднятую Трибу, леса Гута-Михалинские... Подробно путь описали.
-- Вот что, Пронягин, -- сказал Федорцов. -- Давай-ка теперь я проверю этих беглецов. Посмотрю, что это за Петерсон, и кому он майор. Короче, давай его сюда!
***
Вскоре бывший майор РККА Янис Петерсон сидел перед Федорцовым. Он спокойно и уверенно повторил все, что сообщил накануне Пронягину и Павлюченко.
-- Ну, что же, майор, мы тут уже проверили кое-что из ваших показаний, -- сказал Федорцов. -- Зачем вы через деревню шли, раз там немцы были? Обойти не могли?
-- Мы на охранение наткнулись, -- пояснил майор. -- Это не немцы были, а латыши. Нас, латышей, в моей группе двое. Сказали, что мы спецгруппа СД на задании, потребовали к начальству доставить. Ну, пока нас к начальству водили, мои люди охранение вырезали... опыт есть. Ну, а дальше... Они там в двух домах соседних расположились, так что легко всех перебили.
-- И сколько их там всего было?
-- Сорок шесть человек.
-- И всех положили? -- недоверчиво усмехнулся Федорцов. -- Не многовато ли для одиннадцати человек?
-- А что делать было? Назад пути нет. Повезло нам.
-- Пожалуй, верно, -- согласился Федорцов. -- А что на север не пошли? Беловежская пуща большая.
-- Большая она, конечно, -- согласился Петерсон. -- Только вся просеками на квадраты разбита. На каждой просеке легко в засаду попасть, а от преследования избавиться практически невозможно. Впрочем, вначале мы на север шли, думали через дорогу Белосток-Волковыск пробраться. Но по дороге наткнулись на минные поля, недавно поставленные, -- вроде как там важный объект у немцев.
-- Отчего так решили?
-- А попытались обойти минные поля и вышли к дороге. А по ней немецкие патрули регулярно ездят. И противоположная сторона дороги тоже минирована. Мины поставлены недавно, с приборами неизвлекаемости... слышали о такой штуке? Хотели мину извлечь, так чуть на воздух не взлетели! Ну и решили уходить на юго-восток, от греха подальше.
-- Значит так, майор, -- подытожил Федорцов. -- Вечером отправитесь со мной, на базу моего отряда. Скоро тут все равно немцы будут, отряду Пронягина уходить так или иначе придется. А мне сейчас нужны опытные люди. Не скрою: у нас в отряде проверим вас основательно, -- благо есть возможности и связь с Москвой, в том числе. Вопросы есть?
-- Мне собирать людей немедленно?
-- Да.
-- Тогда пусть нам вернут оружие, -- решительно потребовал Петерсон. -- Без оружия никуда не пойдем, тут немцев вокруг полно, -- вполне вероятно, что с боем прорываться придется.
-- Оружие вам вернут, -- пообещал Федорцов. -- Боеприпасы и сухой паек выдадут. Больных и раненых среди вас нет?
-- Нет... до сих пор не было, -- ответил Петерсон.
-- Тогда готовьтесь, сегодня вечером выступаем. Отдохните: путь неблизкий и, сами понимаете, опасный.
Справка: операция "Болотная лихорадка"
С конца августа и по 22 сентября 1942 года по приказу полицайфюрера "Остланд" СС-обергруппенфюрера Йеккельна на территории Вайсрутении проводилась крупная антипартизанская операция под кодовым наименованием "Болотная Лихорадка". Она был разбита на несколько этапов, представлявших собой отдельные операции, осуществлявшиеся по общему плану: "Болотная лихорадка Север" -- район Кривичи-Долгиново; "Болотная лихорадка Запад" -- район Ивенца-Столбцы; "Болотная лихорадка Юго-Запад" -- Барановичский, Березовский, Иванцевичский, Слонимский, Ляховичский районы. Операции проводились в основном силами специально созданной "боевой группой Бинца" (которой командовал майор Бинц), основу которой составляли 24-й (латышский) и 3-й (литовский) шуцманшафтбатальоны. Кроме того, в операции принимали участие 15-й (латышский) полицейский батальон и, в качестве резерва 266-й (латышский) охранный батальон. Руководил операцией специально присланный рейхсфюрером из Берлина СС-бригадефюрер фон Готтберг.
По окончании операции в своем отчете от 6 ноября 1942 года СС-обергруппенфюрер Йеккельн с гордостью сообщал рейхсфюреру СС: "В ходе этих операций были достигнуты следующие успехи:
а) очищено и разрушено 49 партизанских лагерей, укрепленных точек и опорных пунктов, а также несколько населенных пунктов в заболоченной местности, служивших убежищем для партизан;
б) убито в бою 389 вооруженных бандитов, осуждено и расстреляно 1274 подозрительных лица, казнено 8350 евреев;
в) выселено 1217 человек".
В течение августа и сентября 1942 года помимо "Болотной лихорадки" на территории Вайсрутении проводился еще целый ряд операций: "Треугольник" -- южнее Кобрина, силами 3-го батальона 15-го полицейского полка и группы СД, а также девять операций ("Сокол N 27" -- Полоцкий район, "Гриф N 30" -- Оршанский, Сенненский районы, "Пантера N 32" -- Россонский район, "N 95" -- Витебский, Суражский, Лиозненский, Полоцкий, Сиротинский, Городокский районы, "Болотная лихорадка - Северный Троенфельд I" -- Лепельский, Бегомельский районы, "N 28" -- Бешенковичский, Ушачский районы, "Рысь N 33" -- Бешенковичский, Сенненский районы, "N 34" -- Полоцкий район, "Молния" -- Бешенковичский, Сиротинский районы) как в зоне ответственности 201-й охранной дивизии (на которую была возложена вместе с частями группы армии "Центр" задача по закрытию Сурожских ворот), так и западнее этой зоны, силами дивизии и прикомандированных в распоряжение командира 201-й дивизии генерал-майора Якоби частей: 101-й, 102-й, 118-й и 201-й (украинские) батальоны.
Фактически, в августе-сентябре 1942 года с юго-запада на северо-восток Белоруссии протянулась сплошная полоса переходящих одна в другую карательных операций, целью которых было по возможности уничтожить максимальное количество активно действующих партизанских отрядов и лишить их перед наступлением зимы снабжения и базирования за счет местного населения.
***
Всего за время оккупации Белоруссии немецкие власти провели на ее территории свыше 140 карательных операций.
***
26 августа 1942 года, Вайсрутения, урочище Волчьи норы
Вечером Петерсон со своими людьми вместе с Федорцовым, Земелиным и двумя неразговорчивыми парнями из группы дяди Вовы покинул базу отряда имени Щорса.
-- Какой у нас маршрут? -- спросил Петерсон у Федорцова.
-- Простой у нас маршрут, -- коротко ответил Федорцов. -- На запад, в Беловежскую пущу.
-- Да, но немцы блокируют район, нам трудно будет пробиться, -- поделился сомнениями Петерсон.
-- Нам главное вырваться за кольцо блокады, -- пояснил Федорцов. -- А там уже будет легче. В любом случае, другие направления нам сейчас закрыты: немцы проводят широкомасштабную операцию от пинских болот до Налибок и мы не сможем пробиться к базе. Поэтому воспользуемся случаем и разведаем Беловежскую пущу.
-- И насколько глубоко мы ее будем разведывать? -- осведомился Петерсон.
-- Ну, хотя бы до тех минных заграждений, которые вы обнаружили, -- предложил Федорцов. -- Интересно, что за объект там спрятали немцы?
-- Немцы там организовали плотную охрану, -- заметил Петерсон.
-- Вот эту охрану мы и разведаем, -- невозмутимо отозвался Федорцов.
Уловив недоверчивый взгляд Петерсона, Федорцов счел необходимым добавить:
-- Ты не сомневайся, майор, я на тот свет не тороплюсь. Земелин немцев шкурой чует, -- так что пройдем, как шило сквозь кожу.
-- А я сомневаться разучился, -- усмехнулся Петерсон. -- Мы по лезвию с начала войны ходим, привыкли. Веди нас, товарищ лейтенант госбезопасности!
***
И Федорцов повел. На удивление быстро и ни разу не наткнувшись на немцев, группа покинула район Волчьих нор, блокированный противником. Лишь на вторую ночь пути Федорцов сказал Петерсону:
-- Самый ответственный момент нашего путешествия: пересечение дороги Пружаны-Ружаны. Немцы ее охраняют очень плотно.
-- Участок ответственный, -- согласился Петерсон, но тут же добавил:
-- Но это ерунда по сравнению с Поднятой Трибой. Шесть километров по дамбе среди болот... Это может стать отличной ловушкой для нас!
-- Ерунда, что-нибудь придумаем, -- спокойно ответил Федорцов.
***
Дорогу Пружаны-Ружаны без всяких происшествий пересекли ночью. И Поднятую Трибу, находившуюся под неусыпным контролем немцев, переходить не стали: Земелин нашел путь в обход через болото. Выбравшись на сушу из топи, Петерсон не удержался от вопроса:
-- Земелин! И как вы находите дорогу? Вы тут уже бывали?
-- Нет, никогда не был, -- признался Земелин. -- А дорогу я просто чую... ну, как зверь лесной. Просто чувствую, куда можно идти, а куда нет. Такой у меня сызмальства дар. А вы не верите?
-- Почему же... Верю! -- немедленно отозвался Петерсон. Он явно хотел что-то добавить в тему, но замолк и вместо этого сказал:
-- Если дальше этим путем пойдем, то будет последняя перед беловежской пущей дорога на Волковыск. От нее и отходит ответвление, где по обе стороны мины стоят.
-- Вы сможете найти? -- живо спросил Федорцов.
-- Найти просто: там стоял указатель с надписью Stupunkt 500, -- ответил Петерсон. -- Надеюсь, что его не убрали.
Все оказалось до неправдоподобия ожидаемо: пустынная дорога на Волковыск и обнаруженный через час поиска в северо-западном направлении указатель.
-- Странно, почему нет немцев? -- пробормотал Петерсон.
-- Мы вышли за пределы зоны карательной операции, потому их и не видно, -- пояснил Федорцов. -- Вообще, ближе к вечеру они по проселочным дорогам предпочитаю не ездить. Боятся!
-- Что будем делать дальше? -- спросил Петерсон. -- Если вы хотите идти по этой дороге, то это чистое самоубийство: обе стороны заминированы, -- если судить по немецким табличкам "Ahtung! Minen!" Возможно, что это дезинформация, но мне не хотелось бы убедиться в обратном, -- предпочту поверить на слово. Но нарваться на моторизованный патруль на дороге, с которой невозможно свернуть, -- это верная смерть. Или у вас иное мнение?
-- Предпочту оставить свое мнение при себе, -- ответил Федорцов. -- Лучше скажите: вот там действительно подъем в горку или это мне кажется?
-- Да, там есть небольшая горка и дуб на ее вершине, -- ответил Петерсон. -- Мы имели неосторожность задневать возле этого дуба и я его хорошо запомнил. Но если вы думаете обозреть окрестности с верхушки этого дуба, то должен вас разочаровать: вы увидите лишь зелень пущи.
-- Дуб высотой метров пятнадцать? -- вместо ответа осведомился Федорцов. -- Небось, еще со времен Ягайлы стоит. Это то, что нужно.
Он быстро направился к дубу.
-- Земелин, подсади!
Земелин помог ему добраться до нижних ветвей и Федорцов быстро скрылся в густой кроне лесного ветерана. Минут через десять он спустился и удовлетворенно сообщил:
-- Все! Больше нам здесь делать нечего. Уходим!
От первого лица: Генрих Герлиак, Вайсрутения
Честно говоря, я был несколько огорошен столь стремительным решением Федорцова. Разумеется, я не рассчитывал, что он примет решение атаковать базу силами нашего крошечного отряда; но он вполне мог задержаться для более тщательного исследования подходов к объекту, выяснению его режима охраны и прочих важных для подготовки нападения на объект деталей. Но он предпочел немедленно уходить, -- и я терялся в догадках о причинах его решения. Впрочем, в любом случае я был вынужден сопровождать его: ведь Федорцов и его трое людей не были самостоятельной силой, а всего лишь представляли загадочный отряд "дяди Вовы".
Против ожиданий, Федорцов не пошел с нами.
-- Старшим теперь Земелин, -- сказал он. -- Идите на резервную базу. Земелина слушаться беспрекословно: немцы по всей Белоруссии карательные операции начали, так что наткнуться на них легче легкого, а Земелин их чует лучше любой собаки. На базе ждите связных из отряда. Все!
Земелин повел нас не в сторону Поднятой Трибы, а взял значительно южнее. Я уже подумал было, что он идет к Бресту, но мы внезапно изменили маршрут и пошли точно на восток. Похоже, что Земелин просто обходил местности, непосредственно затронутые карательной операцией . И тут я всерьез задумался о той фразе, что шепнул мне на ухо Рудаков: "Павлюченко уверен, что у этого самого дяди Вовы есть свой человек в гестапо".
Разумеется, на первый взгляд -- полная чушь! В этих местах нет никакого гестапо: есть охранная полиция, тайная полевая полиция ГФП, СД наконец, -- но гестапо нет! Что же имел в виду Павлюченко в разговоре с Пронягиным? Осведомителя русских партизан в штабе Йекельна? В штабе Егера? В штабе Штрауха? Или в штабе фон дем Баха?
Я начал анализировать информацию методом исключения. Штаб Йеккельна? Вряд ли находящийся в Риге человек может держать оперативную связь с партизанами Вайсрутении, -- ему со всех сторон удобней дислоцироваться в Минске. Тогда какой именно минский штаб? Фон дем Баха или Штрауха?
Если бы дело касалось тыла группы армий "Центр", -- то есть территорию восточнее Минска, -- то тут, безусловно, только штаб Баха, полицайфюрера "Руссланд-Митте" и штабы подразделений Айнзатцгруппы Б, действовашие в районе Витебска и Борисова. Однако мы находимся в землях Остланда. Штаб полицайфюрера Остланда я исключил сразу, -- значит, остаются фон дем Бах и Штраух.
Всю работу по ликвидации евреев и организации борьбы с партизанами в Вайсрутении реально тащит Штраух, и со стороны большевиков было бы логично внедрить своего человека именно в аппарат Штрауха. А ведь и начальник охранной полиции Клепш тоже должен быть в курсе происходящего, поскольку его подчиненные участвуют в антипартизанской операции, -- почему бы шпиону не осесть в штабе Клепша?
Я понял, что вычислить русского агента будет очень сложно. Впрочем, на данный момент такая задача и не стояла. Стояла задача: мне и моим людям выжить под личиной партизан в условиях широкомасштабной антипартизанской операции. Задача вроде бы почти невозможная, -- но после успешного марша от Волчьих нор к Беловежской пуще я поверил в легендарный нюх Земелина и в то, что отряд "дяди Вовы" и есть та десантная группа, ради которой я со своими людьми третью неделю таскаюсь по проклятым белорусским лесам.
Пусть Федорцов ведет нас на одну из баз своего отряда и, -- с учетом феноменального нюха Земелина, -- у нас есть хорошие шансы добраться туда живыми и невредимыми.
30 августа 1942года, Вайсрутения, хутор Береза, пять километров юго-западнее Волковыска
В хуторе Береза Федорцов появился перед рассветом. Он постучал в освещенное окошко дома условным стуком. Немедленно отворилась дверь.
-- К Богдану, -- негромко сказал Федорцов.
-- Нет Богдана, зато Петр дома, -- ответили из-за двери. Федорцов сунул пистолет в карман галифе и вошел в дом.
Хутор был явочной квартирой отряда "дяди Вовы" под Волковыском. Он использовался для встреч с агентом "Кола" в том случае, когда связной не мог добраться в условленное время до явочной квартиры в пригороде Минска.
Агент Кола не был просто агентом: он возглавлял агентурную сеть отряда "дяди Вовы" вдоль железной дороги Волковыск-Слоним-Барановичи-Минск. Работал агент Кола в гебитскомиссариате Волковыска и в силу служебных полномочий имел возможность свободного передвижения по маршруту Волковыск-Барановичи-Минск и прилегающим к дороге районам. Сейчас Кола сидел у стола, скупо освещенного лучиной и нервно тушил сигарету в глиняной миске, полной окурков.
-- Слава Богу! -- радостно выдохнул он вместе с дымом. -- Я здесь уже третьи сутки, места не нахожу. Думал, что все! Связной ваш на прошлой неделе в Минске не появился, да и здесь уж, почитай, все сроки прошли. Нельзя же так! Я и без того весь на нервах.
-- Так получилось, -- коротко отозвался Федорцов, усаживаясь за стол. Он потянул носом воздух и добавил:
-- Да и ты, как я чувствую, время здесь нескучно проводил. Сколько бимбера вылакал?
-- От нервов это все, товарищ Федор! -- воскликнул Кола, прикладывая в знак искренности руку к груди. -- Все нервы! Так я при делах обычно, и задуматься времени нет, а тут сижу сиднем, вроде сиди да отдыхай, а я аж спать не могу. Сижу вот, да курю... сигареты эти немецкие уж опротивели, а у местных курева не достать!
-- Ну, и заодно бимбером нервы лечишь, -- усмехнулся Федорцов. -- Хозяин, налей нам по стаканчику и прячь бутыль. Хватит!
Появившийся из темноты хозяин сноровисто выставил два граненых стаканчика, налил из большой бутыли самогон, поставил тарелку с салом, картошкой и снова ушел в тень. Молча выпили.
-- Теперь рассказывай, -- велел Федорцов, с наслаждением жуя сало. -- Прежде всего, бланки документов с подписями и печатями.
-- Вот, принес, -- сказал Кола, выложив холщовый мешочек, набитый бланками. -- Печати подлинные, подпись гебитскомиссара сам подделал, -- от настоящей не отличишь.
-- Молодец, -- похвалил Федорцов. Он достал из-за пояса немецкую гранату на длинной ручке, вложил ее внутрь мешка и туго завязал завязками на рукоятке гранаты. -- Ну вот, теперь если я и погорю, все это вместе со мной погорит. Теперь давай о хромом.
-- Нашел я хромого. Мациевич Иван Васильевич, инвалид. Работает в ремонтной мастерской.
-- Что ремонтирует?
-- А все ремонтирует: часы, швейные машинки, зажигалки заправляет... ну и торгует всем этим. Только он не хозяин. Хозяином там некий господин Майер.
-- Немец?
-- Из фольксдойчей польских. Появился в Волковыске осенью сорок первого. Прибыл из Белостока, зарегистрировался и даже фольксдойчелист подписал. Дела разные торговые ведет, ездит часто в Слоним, в Барановичи и в Минск. Я, понятное дело, за хромым не сам следил, а приставил Василя. Вот Василь и выяснил его распорядок. Хромой иногда берет выходные, но ездит исключительно в один хутор, что в километрах семи-восьми на северо-запад от Волковыска. Хутор раньше принадлежал одному осаднику, из отставных польских офицеров. В 1940-м наши этого офицера арестовали. А осенью сорок первого появился некий поляк, представил документы, что он брат того осадника и заявил права на хутор, пообещал продукты для немецкой армии заготавливать. Немцы разрешили ему хутор в собственность взять, польстившись на продукты. Заготавливает, сволочь!
-- Это тот хутор, что возле бывшего аэродрома Осоавиахима? -- спросил Федорцов.
-- Точно, есть там заброшенный аэродром! А вы откуда знаете? -- удивился Кола. Но Федорцов оставил вопрос без ответа и нетерпеливо махнул рукой: дескать, давай продолжай.
-- Василь составил график его выходных; системы вроде никакой, но я на всякий случай захватил, -- сказал Кола, передавая листок бумаги Федорцову. Тот с минуту изучал цифры на бумаге, затем удовлетворенно хмыкнул и поджог бумажку об огонек лучины.
-- На хутор я Василю ходить воспретил, велел только в городе за Хромым да Майером наблюдать. Только...
Кола нервно потер ладони, затем достал из-под табурета бутылку с бимбером, налил себе полстакана и залпом выпил.
-- Ты полегче на самогонку налегай, -- посоветовал Федорцов. -- Так что случилось?
Кола закурил и продолжил:
-- Только похоже, что выследили самого Василя... Неопытный он, молодой еще! В общем, неделю назад заявляется ко мне на дом этот самый герр Майер, собственной персоной. И говорит: извините, дескать, за поздний визит, но разговор имеется, с глазу на глаз. Я ему: не имею, мол, чести знать вас... А он усмехнулся и говорит: я так думаю, что вы преувеличиваете; только это не важно, а важно то, что дело у меня к вам, -- ко мне, то есть, -- имеется.
-- И что за дело? -- спросил Федорцов, доставая сигарету из пачки.
-- Короче, понадобились ему бланки документов с печатями и подписями. Я в непонятки пошел: дескать, не понимаю, что вы имеете в виду. А он жестко так говорит: все вы понимаете и скажу вам честно, -- выбор ваш не велик. Либо вы, говорит, бланки мне передаете, либо бежите к начальнику гестапо на меня доносить. Но предупреждаю сразу: человек я уважаемый и с властями на дружеской ноге, причем не только в Волковыске, но и в Минске. Так что есть вероятность, что добропорядочному немецкому торговцу господину Майеру поверят быстрее, чем русскому переводчику из гебитскомиссариата.
-- А ты что? Давай, не тяни! -- нетерпеливо велел Федорцов.
-- Испугался я, -- признался Кола. -- Аж поджилки затряслись и ноги онемели. Но язык мой этот ужас подстегнул и я так нагло ему в лицо и заявляю: раз вы такие закадычные приятели с гебитскомиссаром, то что бы вам эти бланки у него по дружески не попросить? Вот веришь ли, так и сказал!
-- Верю, верю! А он что?
-- А он опять так усмехнулся в усы и говорит: да дело в том, что гебитскомиссар взятку возьмет побольше, чем вы. А то и взяткой побрезгует, соблазнившись за донос на меня получить награду, а то и повышение. Ну, а вам рассчитывать особо не на что: разве что паек увеличат, да начальник СД руку пожмет: молодец, рус иван. А вам это надо? Только скорее поверят мне и отправитесь вы на допросы в СД, откуда прямая дорога на виселицу или в расстрельный ров, -- что вы, впрочем, сами знаете. Вот так!
-- А ты что?
-- Да ничего! -- нервно выкрикнул Кола. -- Отпросился у гебитскомиссара на хутора съездить за продуктами, обещал ему, немчуре толстопузому, что полпуда сала персонально привезу! Вот и сижу тут третий день. Что мне делать теперь, а?
-- Успокойся, -- поморщился Федорцов. -- Что ты пообещал Майеру?
-- Да ничего! -- пожал плечами Кола. -- Он не требовал обещаний: сказал, встал и ушел. Я отпросился у гебитскомиссара и сюда. Что делать мне, а?
-- Значит, так! -- жестко сказал Федорцов. -- Теперь слушай меня. Я пойду с тобой в город.
-- Так нельзя вам идти: от вас костром пахнет, первый же немецкий патруль учует и на месте расстреляет, -- заметил Кола. Спокойный уверенный тон Федорцова вернул ему способность мыслить.
-- Верно говоришь, -- согласился Федорцов. -- Пусть хозяин подберет мне одежду подходящую, можно и ветхую: главное, без вшей. Только чтобы до города добраться. Оформишь мне пропуск, вон из тех бланков возьмешь, что мне принес. Этого достаточно будет?
-- Достаточно, -- заверил Кола.
-- Ну и отлично! Теперь вот что: в городе мне понадобится комплект немецкой формы. У тебя вроде есть?
-- Да, для себя приготовил, чтобы в случае чего из города уйти, -- признался Кола. -- Вам в самый раз будет! Только зольдбух и предписание новые придется делать. А это сутки, не меньше.
-- Ничего, я эти сутки у тебя отосплюсь, -- зевнул Федорцов. -- Короче, до вечера нам надо в Волковыск добраться. Понял? Ну, а теперь спать лягу: сил уж нет.
-- А я пока одежду вам подберу, -- засуетился Кола и устремился в соседнюю комнату за хозяином.
Глава 2
5 сентября 1942 года, Вайсрутения, бывший пионерлагерь "озеро Круглое"
-- Эх, Марточка! -- прочувственно произнес Первухин. -- Вот сказал бы мне кто, что в лесной глуши встречу такую нимфу, -- не поверил бы! А вот ведь: конкретный факт налицо!
Первухин протянул руку, чтобы погладить бедро развешивавшей белье Марты Мазуркевич, но девушка ловко увернулась и Первухин обиженно засопел.
-- Я ведь от чистого сердца, Марточка! Будучи в восхищении вашей красотой и маясь от связанных с этим терзаний...
-- Оставьте, Иван Фомич! -- насмешливо отозвалась Марта. -- Не со мной у вас должны быть связаны терзания, а с мыслями о жене и трех детях в Омске, для которых вы без вести пропавший.
Растерявшийся Первушин недоуменно захлопал глазами. Обретя дар речи, он с досадой процедил:
-- И какая же гнида вам об этом рассказала?!
-- Да уж свет не без добрых людей! -- усмехнулась Марта.
-- Это Тимка, сволочь! -- убежденно заявил Первушин. -- Сплетник, скотина и гадина! Вот уж я ним разберусь!
-- А что разбираться, Иван Фомич? Он ведь правду сказал. И вы на прошлой недели, укушавшись бимбера, сами своих детишек поминали и горевали еще: кто же о них, сиротинушках, позаботится? -- напомнила Марта. -- Вы уж как хотите, только вашей "партизанской женой" я не буду.
-- Марточка! Да вот как только война окончится, разведусь я со своей старухой ! -- заверил Первушин. Но Марта осталась непреклонной:
-- Не собираюсь я детей лишать отца... даже такого, как вы, Иван Фомич! Да и если бы вы были абсолютно свободным, я на вас все равно внимания не обратила бы. Уж больно вы...потертый какой-то, ровно старый сапог: хозяин не выбросит, поскольку вроде по ноге разносился, -- а чужой и даром не возьмет. Уж зла на меня за правду не держите, но ничего у вас со мной не получится.
Сказав так, Марта подхватила таз и скрылась в доме. Опешивший Первухин посмотрел ей вслед, затем сплюнул и зло пробормотал:
-- Врешь, сука! Тут в лесу я хозяин и все по-моему будет!
***
Из дома вышел врач Константин Николаевич. Он закурил самокрутку и, неодобрительно глядя на Первушина, сказал:
-- Оставь девчонку в покое, Иван! Проходу ей не даешь, а тут ведь дети все это видят. Смотри, придет сюда отряд дяди Вовы, так я ему все расскажу: и про пьянство твое, и как жителей местных грабишь, и про похоть твою неуемную.
-- Заглохни, старик! -- мрачно посоветовал Первухин. -- Твой дядя Вова, может, и не дойдет сюда: вон, немцы кругом карательные экспедиции проводят. А я здесь! Не советую со мной ссориться, а то ведь пропишу тебе свинцовую пилюльку, которую ты вряд ли переваришь!
-- Тьфу! -- в сердцах сплюнул Константин Николаевич. -- Совсем ты озверел, Иван! А ведь до войны был коммунистом, красным командиром, отцом троих детей и образцовым семьянином. И вот что с тобой за какой-то год лесной жизни сделалось! Опомнись!
-- Ты, старик, у меня на дороге не становись! -- с угрозой посоветовал Первушин. -- Я на годы не посмотрю, пуля в лоб -- и все дела! Конкретный факт налицо, между прочим! Понял?
-- Все я давно про тебя понял, -- ответил старый врач. Бросил окурок в стоявшее у крыльца дырявое ведро и ушел в дом.
***
Первушин тоже собрался идти в дом, но тут появился Петька. Петька был у Первушина чем-то вроде адъютанта, посыльного, денщика и преданного слуги в одном лице. Такие отношения сложились еще тогда, когда капитан Красной Армии Иван Первушин командовал ротой, а молодой боец Петр Воробьев только пришел в армию "служить трудовому народу". Первушин сразу почувствовал забитость и рабскую сущность младшего сына многодетной бедняцкой семьи и пользовался этим к своей выгоде, ни в чем себя не ограничивая.
-- Самогону принес? -- спросил Первушин. Запыхавшийся от бега Петька отрицательно помотал головой и Первушин мгновенно рассвирепел.
-- Я тебя, сволочь, за чем посылал?! Чтоб ты мне самогонки и сала раздобыл! Где?!
-- Такое дело тут, Иван Фомич! Пикет людей задержал! -- выпалил, наконец, переведя дух, Петька. Вся ярость мгновенно ушла из Первушина, как воздух из дырявого мяча.
-- Что за люди? Сколько?
-- Тринадцать человек, среди них один из отряда дяди Вовы, разведчик, -- я его помню. Остальные не наши, по виду -- окруженцы вроде нас.
-- Не нравится мне это! -- поделился мыслями Первушин. -- Такое тут было место хорошее: и глухое, и до деревень недалеко, да и до города за день добраться можно; немцы сюда не заходят, с начала оккупации всего два раза и заезжали, -- и вдруг зачастили! Того глядим, и сам дядя Вова сюда заявится. Похоже, пора нам дислокацию менять. Так что там о людях? Может, нам их сразу в расход вывести, от проблем подальше? Один залп, -- и конкретный факт налицо! Нету проблемы!
-- Нельзя! Я же говорю: среди них разведчик дяди Вовы, его еще все "Земелей" кличут, -- напомнил Петька. -- А ну как узнает дядя Вова, что мы его разведчика в расход вывели? Всем нам смерть неминуемая! Нельзя!
-- Ну, нельзя, так нельзя, -- сокрушенно вздохнул Первушин. -- Их сюда ведут?
-- А куда ж еще?
Действительно, на поляну перед домом в сопровождении двух бойцов из отряда Первушина вышли тринадцать человек. Во главе шел высокий человек лет сорока в характерной для партизан смеси гражданской и военной одежды: поношенные диагоналевые галифе, порыжевшие яловые сапоги и потертая кожаная куртка поверх выцветшей гимнастерки. Признав в Первушине командира, человек подошел к нему и, приложив ладонь к козырьку видавшей виды офицерской фуражки, произнес:
-- Майор Красной Армии Петерсон. Вместе с бойцами Красной Армии в количестве одиннадцати человек бежали из плена, пробиваемся к своим.
В его голосе чувствовался сильный акцент и Первушин то ли в силу этого, то ли из-за чего-то другого, вдруг испытал прилив неприязни к Петерсону.
-- Документов у вас, надо полагать, у вас нет? -- сухо осведомился он.
-- Вы весьма проницательны, -- улыбнувшись краешками губ, отозвался Петерсон и Первушин возненавидел его еще больше. Жаль, что среди незваных пришельцев затесался разведчик отряда дяди Вовы! А то сейчас отвели бы их к ближайшему оврагу и... нет больше повода для беспокойства.
-- На днях сюда придет командир отряда, тогда и решит, что с вами делать, -- сказал Первушин. -- Придется вам его подождать.
-- Хорошо, -- согласился Петерсон. -- Только оружие верните.
-- До конца проверки не положено вам при оружии быть.
-- А если немцы нагрянут?
-- Вот тогда и вернем.
-- А не поздно будет? -- сдержанно осведомился майор.
-- Там разберемся, -- сумрачно отозвался Первушин и крикнул:
-- Петька! Покажи ребятам, где они ночевать будут и кормиться.
5 сентября 1942 года, Вайсрутения, Волковыск
Федорцов и Кола без приключений добрались до Волковыска. Федорцов прожил на квартире Колы два дня в ожидании, когда ему сделают документы немецкого обер-лейтенанта, находящегося в тылу по служебной надобности. Хранившаяся у Колы немецкая форма пришлась Федорцову впору и сейчас он стоял у церкви на Широкой улице, курил и ждал, когда Кола подаст ему условный знак о том, что Хромой в мастерской и он там один.
Вот Кола вышел из мастерской, находившейся на первом этаже старинного двухэтажного особняка, раскрыл газету, с минуту изучал ее содержание, затем снова свернул и пошел к церкви. Федорцов двинулся ему навстречу. Они разминулись, не говоря ни слова. Кола занял место у ограды церкви, а Федорцов вошел в мастерскую.
Хромой был в мастерской один: корпел над каким-то пыльным механизмом. Увидев немецкого офицера, он заулыбался и осведомился:
-- Что желает пан офицер? Вас волен зи?
-- Я говорю по-русски, -- ответил Федорцов. -- У вас есть старинные часы с боем голландской работы?
-- Увы, не располагаем, -- сокрушенно развел руками Хромой.
Федорцов подошел вплотную и сказал, пристально глядя в глаза Хромому:
-- Вы меня не поняли. Еще раз: у вас есть старинные часы с боем голландской работы?
Тут до Хромого дошел скрытый смысл фразы. Он смертельно побледнел, словно увидел привидение и пробормотал:
-- А... какой век? Девятнадцатый?
-- Нет, восемнадцатый. И, желательно, в отличном состоянии.
-- Я уж и ждать перестал, -- почему-то шепотом отозвался Хромой.
-- Я это знаю, -- спокойно произнес Федорцов. -- Закройте магазин и пройдем внутрь. Нам есть, о чем поговорить.
Хромой с обреченным видом запер входную дверь на ключ, перевернул табличку надписью "закрыто" наружу и провел Федорцова во внутреннее помещение.
-- А вы вроде как не рады? -- осведомился Федорцов.
-- Что? -- вздрогнул Хромой. -- Ах, да... То есть нет! Почему же... я рад, что вспомнили, наконец.
-- Мы и не забывали. Я не спрашиваю, как радиостанция. Знаю, что работает. Только для кого?
-- Христом Богом прошу, не убивайте! -- упал на колени Хромой. -- Я все объясню! Я не мог иначе!
-- Давай объясняй! -- приказал Федорцов. -- И с колен встань. И прекрати Бога поминать, -- ты же коммунист! Давай, рассказывай: на кого сейчас работаешь и как дошел до этого.
***
-- Я ведь сделал все, как мне велели! Осел на хуторе, бумагу подписал, что обязуюсь снабжать немецкие власти продовольствием, -- четырех работников взял!
-- То есть, в эксплуататоры заделался? -- усмехнулся Федорцов.
-- Ну, зачем вы так?! -- искренне огорчился Хромой. -- Я же для дела! Как и было приказано -- внедрялся.
-- Ладно, ладно, -- одернул его Федорцов. -- Дальше рассказывай.
-- В общем, втерся в доверие... Зима настала, а связи все нет! Хорошо, у меня радио, -- я услышал, что немцев под Москвой разбили и духом воспрял! Вот... только весна уж пришла, а связи все нет и нет. Мне же без связного проявляться нельзя! Я от этого на нервах, верите ли: всю жизнь не пил, а тут к бимберу прикладываться начал!
-- Я тебе опохмелиться не поднесу, -- обронил Федорцов. -- К делу переходи!
-- А я уж и перешел. Заявляется ко мне в марте толстый усатый немчура и говорит: так мол и так, пан Матусевич, но владеете вы этим хутором незаконно и убедительная просьба в скорейшем времени его освободить. Я, понятно, возмутился: дескать, ждали освобождения от большевиков, чтобы каждый собственник мог свободно своим имуществом распоряжаться, а тут меня моего имущества лишить хотят! Да я этот хутор аж два года назад у прежнего владельца пана Скирды выкупил! Уверенно так говорю и бумагу показываю гербовую с подписями и печатями, что мне тогда в НКВД выдали. А этот немчура гнусненько так улыбается и говорит с ухмылочкой: дескать, пан Матусевич, все ваши слова не есть правда, поскольку в феврале 1940-го года владельца хутора "Березы" отставного майора польского войска Тадеуша Скирду арестовал НКВД и этапировал в Москву как врага трудового народа. А хутор был конфискован Советской властью и использовался в качестве базы Осоавиахима. А вы при ней состояли директором. И о том есть бумага из гебитскомиссариата, подписанная тремя свидетелями.
Хромой замолчал. На лбу его выступили капли пота, желваки ходили ходуном от пережитого.
Федорцов молчал. А что он мог сказать? Что тот, кто оставлял на оседание Хромого с такой дерьмовой легендой -- идиот? Нет, не идиот, а гораздо хуже: карьерист-очковтиратель, который отчитался по формальным показателям о количестве оставленных на оседание агентов, -- и трава не расти! А то, что это, -- живые люди, а не пункты на бумаге, -- кого волнует?! В случае чего, спишем в потери, орденов наштампуем...
-- И что дальше? -- спросил Федорцов.
-- А что дальше, понятно и так... -- вздохнул Хромой. -- Собственником хутора нынче на законных основаниях является брат пана Тадеуша Януш, специально прибывший для вступления в законные права, а также горящий желанием собственноручно предать немецким властям большевистского экспроприатора. Так, значит, мне этот герр Майер и сказал! Тут заходит этот самый пан Януш и мрачно на меня смотрит. А в руках у него ружье! Вот я и подумал: тут мне и конец!
-- Я уже вижу, что конец пока еще не настал, -- жестко прокомментировал Федорцов. -- Слушай, Хромой! Тебе бы романы писать, только я романы слушать не настроен. Чем больше ты говоришь, тем меньше я тебе верю, и тем больше мне хочется тебе вогнать пулю в башку. Даю тебе еще минуту, чтобы ты к делу перешел, -- иначе все!
-- Понял, понял! Уже заканчиваю, -- заторопился Хромой. -- Тут мне этот немчура мягко так улыбается и говорит: знаем мы, что вы вовсе не жулик, а честный советский патриот, которому хутор дали как прикрытие для его деятельности. Пока мы тут с вами беседовали, мои люди обследовали хутор и нашли схрон с оружием. Думаю, говорит, что тут еще много чего интересного, но не в этом дело. А дело в том, что со мной отряд британских парашютистов из числа не опустивших руки польских патриотов, которые при высадке потеряли командира и радиста. Но они полны решимости продолжать борьбу и ты им в этом должен помочь. И что же мне оставалось делать?!
-- Ты стал работать на своей радиостанции в качестве радиста британской диверсионной группы? -- уточнил Федорцов, хотя вопрос был явно риторическим. Хромой кивнул и Федорцов удовлетворился этим кратким ответом.