Глава 9, в которой раскрывается тайна ночного кошмара Борна и объясняется, почему нет пророка в отечестве своем.
Надо, надо вас заставить немного помучится! Погадайте, что там случилось с Грегом, а я пока расскажу о тайне ночных кошмаров Борна и загадочном русском истребителе. Заодно и о глубинных причинах массового военного туризма в Шумаву весной 1945 года. Итак...
В августе 1933 года заведующий кафедрой аэромеханики Воронежского университета Александр Москалев получил предложение поработать над проектом истребителя-перехватчика с предельно достижимой скоростью. Предложение выдвинул не кто-нибудь, а сам начальник Глававиапрома Петр Баранов. Баранов заверил Москалева, что осенью тот получит на этот истребитель официальный правительственный заказ.
Заказа Москалев не дождался: в сентябре того же года Баранов погиб в авиакатастрофе. Истребитель Москалеву пришлось разрабатывать инициативно -- в действие уже вступили могущественные "силы торможения".
Что за "силы торможения"? Увы, есть такой непреодолимый закон естественного отбора. В силу этого закона наиболее приспособленной к жизни оказывается посредственность: откровенные дураки и выдающиеся гении выдавливаются из жизни дружными усилиями Великого Союза посредственностей. В этом заключается высшая несправедливость: наиболее великие из нас всегда прозябают в нищете и забвении, а признание получают, в лучшем случае, уже после смерти, когда они уже никому не опасны. Впрочем, в этом заключается и великая справедливость: ведь посредственности составляют 90 процентов живущих на этой земле; 9,99 процента составляют откровенные дураки и лишь оставшиеся 0,01 процента и есть гении. Согласитесь, что будет совсем несправедливо, если успех и признание в этой жизни всегда будут распределяться в условиях непредвзятой объективности: все сливки снимут гении! И в воздухе будет стоять сплошной вой обойденного и обиженного абсолютного большинства человечества: а как же мы?!
Глядя на преуспевающего дельца, известного ученого или политика, мы осознаем громадную дистанцию между ними и нами, остальной серой массой. Но мы видим, мы чувствуем в глубине души, что они такие же как и мы, что и порождает иллюзию равных возможностей: просто им где-то в чем-то больше повезло. Но нас не покидает надежда, что когда-нибудь и нам повезет, и на нашей улице будет праздник! И как нас пронзает радость превосходства, когда мы обнаруживаем, что в чем-то выше и умнее тех, кто рядом, под нами или над нами!
И только при взгляде на Гения, отмеченного Особым знаком гениальности осознаешь все его недостижимое превосходство, даже если он просто дворник в соседнем дворе, а ты смотришь на него через тонированное стекло лимузина.
Был ли Москалев таким Гением? Трудно сказать. Но относились к нему, как к гению. В его гениальности была какая-то обыденность и это казалось особенно оскорбительным. Во времена, когда руководители всех рангов не считали зазорным заявить: "Мы академиев не кончали!", оскорбительно иметь высшее образование. А Москалев имел их два: физико-математический факультет университета и Технологический институт. После революции в промышленности не хватало специалистов, на производстве заправляли недоучки-практики, хотя часто и очень талантливые. Среди них попадались и гении, такие как Гроховский, Курчевский.
Но главное отличие Гения от Посредственности: Гений никогда не считает, что он знает все, он учится каждый день и каждый час. Посредственность всегда когда-нибудь достигает такого уровня, когда она уже не просто не способна, но категорически не желает чему-либо учиться.
Судьбу творений Москалева всю жизнь решала Посредственность.
Первый пример: дипломная работа на физмате. При пневмотранспортировке сыпучих грузов по трубам время от времени вдруг образовывались пробки. Москалев на основании вихревой теории Прандтля получил рациональные размеры и форму труб. Работу так никто и не внедрил на практике. Действительно, оскорбительно: ведь не открыл же ничего нового, а просто применил то, что было и без него известно. Так неужели он умнее только поэтому?!
Пример второй: перегрев мотора самолета И-2 бис конструкции Григоровича при наборе высоты. Москалев опять не стал ничего изобретать, а просто обработал всем доступную статистику и получил оптимальные размеры радиатора. Понятно, что после этого на авиазаводе он не ужился.
Настоящему Гению не нужен ореол сакральности над творческим процессом. Он гениален в своей обыденности. Поэтому он и оскорбителен. Он оскорбляет именно обыденностью своей гениальности. Так оскорбляет гений-самоучка посредственностей-академиков. В случае с Москалевым ситуация превращена в настоящий абсурд: слишком образованный гений оскорбляет недоучек авторитетов. Где же их доучить, этих авторитетов? В том и беда, что негде! Москалев даже со средним образованием остался бы гением, а сколько мы видим недоучек с докторскими степенями и ворохами "научных" работ?
Я сгущаю краски? Отнюдь! Судьба главной работы всей жизни Москалева тому пример.
К осени 1934 года Москалев представил в Глававиапром проект истребителя "Сигма", поражающего воображение как своей необычной схемой (треугольное "летающее крыло" очень большой стреловидности), так и совершенно невообразимой скоростью полета -- 1000 километров в час (почти 0,85 скорости звука)!
Напомню: это 1934 год, скорости истребителей едва перевалили за 400 километров в час и "научные умы" на полном серьезе доказывали (и успешно защищали диссертации), что скорости более 450 километров в час для самолетов просто недостижимы в принципе!
Более того, Москалев утверждал, что с реактивными двигателями самолет сможет достигнуть скоростей, в несколько раз превышающих скорость звука! А пока на "Сигме" планировалось установить два поршневых двигателя. Для лучшей работы винтов на большой скорости полета Москалев предполагал сделать их высокооборотными, со сверхзвуковыми саблевидными лопастями.
Начальник опытного отдела Глававиапрома отозвался о "Сигме" коротко и безапелляционно: "Ерунда!"
И проект положили под сукно. Что неудивительно -- солидные "научные умы" убедительно обосновали всю абсурдность проекта. А чем мог Москалев подтвердить свою правоту?
Москалев был слишком образован и аналитичен для ученого-исследователя. Он не был умнее других, он просто умел работать с источниками: с экспериментальными данными и теоретическими работами, с которыми остальные просто ленились работать. Он умел видеть за деревьями лес, в то время как остальные видели, в лучшем случае, дрова. Он был Мастером, а в этом мире преуспевают ремесленники.
Еще в начале века Чаплыгин, Жуковский и Лазарев опубликовали ряд работ в области исследования околозвуковых и сверхзвуковых скоростей. Именно из этих работ вытекало обоснование эффективности использования треугольных и стреловидных крыльев на трансзвуковых скоростях. В 1933 году фирма Круппа выпустила отчет об экспериментальных отстрелах артиллерийских снарядов с головками различной формы. Так что в проекте Москалева не было никакого сверхъестественного озарения.
Так бы все и утихло, но остальной мир тоже не дремал: осенью 1935 года на Международном конгрессе аэродинамиков в Риме немец Буземан и американец Карман сделали доклады о стреловидной форме околозвуковых и сверхзвуковых летательных аппаратов. А еще через год по линии разведки поступили данные о разработке на Западе летательных аппаратов с сильно отведенными назад треугольными крыльями.
Информация блуждала по всем углам Глававиапрома полгода -- никто не хотел разбираться с бредовыми техническими новинками. И только когда начальник Глававиапрома Моисей Каганович получил задание непосредственно от Сталина, по главку пошел настоящий "шорох", во время которого кто-то вспомнил: ба! Да такие же крылья были на этой... как ее там... "Сигме"!
И в начале мая Москалев получил задание: строить маленький экспериментальный самолет той же формы, что и "Сигма", для срочных предварительных испытаний. Срок -- два с половиной месяца. Название экспериментального самолета -- "Стрела".
Несмотря на сжатые сроки, машину не только построили, но и успели продуть модель в аэродинамической трубе ЦАГИ. Большие проблемы возникли с тем, что при конструировании "Стрелы" были допущены отступления от действовавших норм. И прочнисту Беляеву пришлось убеждать комиссию в том, что самолет не развалится в воздухе. Тяжелая участь русского инженера: везде доказывать очевидную вещь, что любой стандарт -- не догма, а всего лишь руководство к действию!
Из-за сжатых сроков машину сделали с одним не очень мощным, но надежным мотором. Винт -- с прямыми лопастями. Саблеобразные сверхзвуковые лопасти снова появятся только полвека спустя.
В 1937 и 1938 году машину облетали в Воронеже и в Москве. Нетрадиционная схема и своеобразное поведение машины в воздухе отпугивали летчиков и насторожили комиссию. Знаменитый летчик Борис Кудрин лететь отказался наотрез, едва увидев "Стрелу": дескать, сам вид этого самолета ему глубоко омерзителен! А уж на чем только Кудрин не летал в своей жизни! Уговорили заводского пилота Гусарова. После первого полета Гусаров отказался снова подняться в воздух на "Стреле". Общее мнение высказал один из мастеров пилотажа того времени: летать на таком самолете -- все равно, что мед с бритвы слизывать!
И все-таки нашелся человек, захотевший слизнуть мед с бритвы. Это был летчик Николай Рыбко. Он облетал машину по всей программе. Он и выявил типичные особенности машин с треугольным крылом: максимальная подъемная сила на больших, чем у прямого крыла, углах атаки; посадка с увеличенными оборотами двигателя для предотвращения слишком быстрого снижения машины; и, наконец, боковая колебательная неустойчивость, особенно на малой скорости.
Через восемь лет с этой проблемой столкнутся американские инженеры, которые назовут легкое покачивание самолета в полете "голландским шагом". А Москалев уже в 1938 году выяснил причины колебательной неустойчивости и устранил ее, увеличив вертикальное оперение.
Испытания показали правильность и перспективность выбранной схемы. Но строить боевой самолет не стали: для достижения околозвуковых скоростей требовались реактивные двигатели. И "Стрелу" уничтожили, а материалы исследований засекретили до лучших времен, до появления подходящих реактивных двигателей. Москалев верил, что их недолго осталось ждать: ведь над этой проблемой работал целый Реактивный научно-исследовательский институт. Но он не учел "сил торможения".
А те не дремали! Иначе чем объяснить, что первый российский реактивный истребитель БИ-1 конструкции Болховитинова сделали с традиционным прямым крылом? И окончилось все вполне закономерно: приблизившись к скорости звука, прямокрылый самолет потерял управляемость и разбился, войдя в непреодолимое пике.
Москалев клялся, что предупреждал конструкторов БИ-1 о "звуковом кризисе". Кто же, такой всесильный, все-таки заставил конструкторов Болховитинова проигнорировать предупреждения компетентного человека? Тот, кто был заинтересован в забвении "Сигмы"-"Стрелы": после гибели летчика-испытателя Бахчиванджи проект БИ-1 закрыли. Те же силы сгноили в тюрьме конструктора Калинина, инициативно строившего на Харьковском авиационном заводе бесхвостый самолет с треугольным крылом большой стреловидности К-15 в одно время с постройкой "Стрелы".
И все снова затихло. И "силы торможения", задавив неугодные им таланты, получали награды, чины и звания.
Новый толчок пришел снова с Запада. Немцы с 1943 года поставили на вооружение реактивные истребители и Ме.262 уже успел причинить союзникам немало неприятностей. Из абсолютной фантастики реактивная авиация вдруг неожиданно и бесцеремонно превратилась в свершившийся факт в виде неустанно напоминавших о себе реактивных истребителей Ме.163 и Ме.262. А по данным разведки, на подходе было еще несколько реактивных самолетов: от почти законченного творения главного конструктора фирмы "Фокке-Вульф" Курта Танка Та.183 до поразительно похожего на "Сигму" нового самолета Липпиша "Егер LP-13". Проблему уже нельзя было замалчивать: кто-то должен был ответить за то, что раньше других стран приступив к созданию перспективных сверхзвуковых самолетов, Советский Союз так и остался без них к концу войны.
И вот, в начале 1945 года состоялось совещание по вопросу работ в области создания реактивной авиации. Проводил совещание народный комиссар авиационной промышленности Шахурин. На совещании "силы торможения" решили упредить удар и перевести вопрос в другую плоскость. Вместо того, чтобы разбираться в причинах отставания советской науки в области реактивной авиации, совещание сосредоточилось на необходимости в данный моменте сосредоточить усилия на получении немецких технологий и разработок в связи со скорой оккупацией всей территории Германии.
Идея проста до гениальности. От "сил торможения" выступил один быстроиспеченный академик, прозванный за талант убедить кого угодно и в чем угодно Цицероном. Говорят, что один из рецензентов его докторской диссертации признался после защиты: "Я, должно быть, с ума сошел, не иначе, когда такое подписывал!" Надо отметить, справедливости ради, что не один рецензент сошел с ума: на защите диссертация не получила ни одного черного шара! И совсем не случайно, что нигде так не процветали "силы торможения", как в секретных областях науки: система секретности позволяла надежно скрывать бездарность и некомпетентность. Кто ищет причина развала нынешней российской промышленности, посмотрите сюда, на вотчины "липовых" докторов наук и "дутых" академиков!
Но вернемся в 1945 год.
Так вот, "Цицерон" обратил внимание наркома на то, что по ряду причин в области реактивной авиации Германия опередила Советский Союз. Среди причин были указаны как безусловно неоспоримые (вроде трудностей с военной эвакуацией промышленных предприятий и научных организаций), так и вполне дежурные для того времени (вредительство). Насчет вредительства, "Цицерон", пожалуй, был прав, хотя упомянул об этом по ритуалу тех времен, а не в порядке покаяния или самокритики.
"Цицерон" заострил внимание на необходимости скорейшим образом доставлять для изучения трофейные материалы по реактивной авиации, а также розыска немецких специалистов для их использования на благо советской авиации. Ход мысли "Цицерона" был вполне понятен: в открытую присвоить плоды трудов Москалева рискованно, -- тот может "возникнуть", тогда придется попотеть, чтобы устроить ему судьбу конструкторов Калинина, Гроховского и многих других. Иное дело -- трофейные немецкие работы и ученые. Тут спокойно и безопасно можно присвоить все. И главное -- все это можно провести под флагом заботы об отечественной авиации.
В заключение "Цицерон" передал папку с материалами по ведущим немецким ученым с подробным описанием, в чем именно заключается конкретная полезность каждого из них. И здесь "Цицерон" оказался верен себе: первым номером шли не Липпиш, и не Мессершмитт, а профессор Борн. Расчет был прост: о работах Борна мало кто знал, "деген" считался чисто экспериментальным прототипом перспективного бомбардировщика, существующего в единственном экземпляре. Борна можно выжать как апельсин. Кто проведет ассоциацию между москалевским истребителем и бомбардировщиком Борна? Другое дело -- "Егер" Липпиша: тут невооруженным взглядом видно поразительное сходство "Егера" и "Стрелы". Вдруг кто вспомнит?
Поэтому "Цицерон" представил в своей записке профессора Борна гением, равных которому сейчас в мире нет. А гений есть гений и соревноваться с ним бессмысленно, и проигрывать ему -- не позорно. Тем более -- иностранец! Какой русский правитель не считал априори, что иностранные специалисты лучше своих? И товарищ Сталин тоже не был исключением.
Шахурин представил записку Сталину, тем более, что ее подписал не только "Цицерон", а также ряд других видных ученых -- и не только из числа "сил торможения". Сталин распорядился выяснить местонахождение Борна и доложить.
Через неделю начальник Разведуправления Генерального Штаба Красной Армии генерал-полковник Кузнецов доложил Сталину: Борн находится в Тюрингии, на своем опытном заводе, упрятанном в толще скал. Присутствовавший при разговоре глава НКВД и заместитель председателя Государственного Комитета Обороны Лаврентий Берия раздраженно воскликнул:
-- Послушай, генерал! Да существует ли он вообще, этот пресловутый профессор Борн? Очень осведомленные люди выражают сомнение в том, что Борн, кабинетный теоретик, мог создать что-либо, представляющее практический интерес. Не попались ли вы на удочку тех людей, которые хотят направить работу советской разведки по ложному пути?
-- Вот именно, -- согласился Сталин. -- Почему вы так уверены, товарищ Кузнецов, что Борн у себя в Тюрингии создает очередное "чудо-оружие"?
-- В самом ближайшем времени англичане и американцы отправляют для захвата Борна и его людей две группы коммандос, -- ответил Кузнецов. -- Операция называется "Циклоп", общее руководство осуществляет небезызвестный нам шеф британской разведки сэр Стюарт Мозес. Детальную разработку операции осуществляют начальник германского отдела британского Управления Специальных Операций подполковник Торнли и начальник военной разведки так называемого "чешского правительства в изгнании" полковник Моравец. Они же отвечают за ее проведение. Выброска групп намечена ориентировочно через две недели. Сигналом к началу операции послужит эвакуация конструкторского бюро Борна. Пункт эвакуации уже намечен: так называемый "Альпийский редут", -- это горный район на западе Австрии Зальцкаммергут. Сборным пунктом группы Борна определен городок в Западной Чехии. Там его и собираются захватить коммандос и переправить на самолете в Англию, благо в городке имеется неиспользуемый аэродром.
-- Откуда такая подробная информация? -- поинтересовался Сталин.
-- От Барона, -- коротко ответил Кузнецов.
-- А если этот Барон гонит вам дезинформацию? -- вмешался Берия. -- Кто он вообще такой?
Кузнецов ничего не ответил. Сталин также проигнорировал реплику Берии. Потому что он знал, кто скрывается под псевдонимом "Барон". И вряд ли кто еще мог быть более посвящен в тайны операции "Циклоп", чем Барон. Потому что под псевдонимом "Барон" в документах советской разведки проходил руководитель чешского разведывательного бюро в Лондоне полковник Моравец.
Моравец был завербован в 1940 году сотрудником аппарата советского военного атташе в Лондоне полковником Кремером и с тех пор являлся ценнейшим источником для советской разведки: ведь через Моравца в Москву шла информация, собираемая не только разветвленной чешской разведсетью в Германии и оккупированных нацистами странах, но и та, которая становилась известна Моравцу от его британских коллег.
-- А ведь, пожалуй, придется заняться этим профессором, -- задумчиво прокомментировал Сталин. -- Ну, а если этот чудо-бомбардировщик Борна не выдумка, то упустить Борна было бы большой ошибкой!
-- Прикажете формировать диверсионную группу, товарищ Сталин? -- немедленно продемонстрировал готовность Берия. -- Это как раз задача для ОМСБОНа.
Берия очень хотелось, чтобы ответственное задание Сталин поручил бы именно ОМСБОНУ. И это было бы вполне логично.
В первые дни войны, 25 июня 1941 года, было принято решение о создании особой группы войск при Народном Комиссариате внутренних дел СССР, возглавлявшимся Берией. В октябре 1941 года она была переименована в Отдельную Мотострелковую Бригаду Особого Назначения. В октябре 1943 года бригада была преобразована в Отдельный Отряд Особого Назначения (ОСНАЗ) и в связи с разделением Наркомата внутренних дел была переподчинена вновь образованному Наркомату госбезопасности СССР, который возглавил Меркулов. Тем не менее за формированием прочно закрепилось наименование ОМСБОН. Переподчинение было простой формальностью: деятельность ОМСБОНА направлялась 4-м (разведывательно-диверсионным) управлением НКВД во главе с легендарным мастером диверсий Судоплатовым, и с марта 1943 года управление просто стало именоваться 4-м управлением НКГБ.
Бригада создавалась как специальное соединение Вооруженных Сил СССР, предназначенное для выполнения особых заданий Верховного Командования и НКВД СССР на фронте и главным образом в тылу врага. Формирование бригады проходило в первой половине июля 1941 года. Ее командный состав состоял из опытных чекистов, пограничников, преподавателей, выпускников и курсантов Высшей школы НКВД СССР и погранучилищ. Рядовой состав бригады включал добровольцев из числа молодежи Москвы и Подмосковья, военнослужащих внутренних войск, а также политических эмигрантов - чехов, словаков, болгар, испанцев, немцев, австрийцев и др. В бригаду влилось свыше 800 спортсменов, в числе которых было немало Заслуженных мастеров спорта, известных тренеров, чемпионов и рекордсменов СССР, Европы и мира, а также 150 студентов и преподавателей Института физической культуры и свыше 100 студентов других вузов столицы.
Пополнение рядов ОМСБОНа осуществлялось на протяжении всех последующих лет войны. Общая численность бригады уже в 1942 году составляла 10 тысяч 500 человек. Всего годы Великой Отечественной войны на различные фронты и в глубокий тыл врага было направлено 212 отрядов и групп общей численностью 7316 человек. Сотни эшелонов с живой силой и техникой, тысячи вагонов пущены под откос, взорваны сотни мостов, совершено более 400 других диверсионных актов. В боевых столкновениях уничтожалась живая сила и техника противника. О качестве работы спецназа госбезопасности говорит и количество наград: 24 воина бригады были удостоены звания Героя Советского Союза, 5172 награждены орденами и медалями, многие -- наградами стран Восточной Европы. Бойцами ОМСБОНа, помимо ежедневной рутинной работы по дезорганизации вражеского тыла, были проведены получившие широкую известность эффектные и высокопрофессиональные акции, о которых имеет смысл напомнить.
Член партизанского отряда Медведева Николай Кузнецов под видом обер-лейтенанта вермахта, действуя в контакте с подпольщиками, уничтожил рейхскомиссара Украины Функа, имперского советника рейхскомиссара Украины Галля и его секретаря Винтера, вице-губренатора Галиции Бауэра; во главе группы партизан похитил командующего карательными войсками на Украине генерала фон Ильгена. 17 февраля 1943 года отряд под командованием опытного чекиста Орловского, умело организовав засаду, уничтожил генерального комиссара города Барановичи Фридриха Френча, гебитскомиссара Барановичской области Фридриха Штюра и обергруппенфюрера (генерал-лейтеннанта) войск СС Фердинанда Засорнаса. Группа Ботяна спасла от уничтожения уже заминированный немецкими войсками и полностью готовый к взрыву город Краков. Группа, известная под названием "Бригада дяди Коли" 29 октября 1943 года ликвидировала гауляйтера Белоруссии рейхскомиссара Вильгельма Кубе. О размахе диверсионной деятельности групп ОМСБОНа говорит перечень заслуг лишь одной из многих партизанских бригад, -- бригады "Неуловимые", действовавшей в Белоруссии. Бригада насчитывала 16 отрядов, общая численность - около 1500 бойцов. Бригадой с 1942 по 1943 год было пущено под откос 511 воинских эшелонов противника, взорвано или сожжено 104 моста, разгромлено 8 немецких гарнизонов, сбито 10 самолетов и передано в Центр 150 разведывательных сводок.
Так что НКВД -- это не только заградотряды. И бойцы ОМСБОНа достойно справились бы с любым ответственным заданием. Сталин это знал. Но он знал и кое-что другое.
-- А вы что скажете, товарищ Кузнецов? -- обратился Сталин к начальнику военной разведки.
-- На базе разведотдела 1-го Украинского фронта уже сформирована разведывательно-диверсионная группа "Гром". Ее предполагалось использовать для выполнения разведывательно-диверсионных заданий в Судетах, так что это люди вполне проверенные и подготовленные для действий в специфических условиях данного района. Кроме того, в данном районе действует наш агент Кучер, который сможет оказать поддержку группе "Гром". Начальник разведотдела фронта генерал-майор Ленчик ждет решения Москвы.
Верховный Главнокомандующий неторопливо прошелся по кабинету и распорядился:
-- Не упустите Борна, товарищ Кузнецов. Вы знаете, что и американцы, и англичане уже начали охоту на немецких специалистов в области авиационной и ракетной техники. Мы не должны опоздать.
Это было указание к действию. Кузнецов взял под контроль все перемещения Борна и его людей. В конце марта завод Борна начали готовить к эвакуации. Часть документации отправили куда-то по направлению к Баварии. Кузнецов забеспокоился и подключил к отслеживанию Борна одного из своих агентов, контролировавшего транспортные перевозки.
Агент сообщил: не позже середины апреля Борн и часть его людей вместе с наиболее ценными архивами должны убыть к новому месту дислокации. Завод в Тюрингии подготовлен к взрыву. Маршрут следования колонны: через территорию Протектората и Остенмаркен в Зальцбург. Конечное место прибытия никому неизвестно, кроме самого Борна и его заместителя по вопросам безопасности Шонеберга. Промежуточным местом дислокации станет один из замков в Шумаве, где Борн и Шонеберг получат дальнейшие инструкции.
Кузнецов поспешил с докладом к Сталину. Сталин подтвердил свое распоряжение: не допустить ухода Борна на Запад. И Кузнецов срочно приступил к планированию операции по захвату Борна.
Что касается предположений Сталина о союзниках, то здесь он попал в точку: в Вашингтоне и Лондоне тоже говорили о Борне. И, как вы уже знаете, договорились до того, что решили отправить на прогулку в Чешские горы почти четыре десятка отборных бойцов.
Кузнецов тоже не отстал от союзников: не прошло и двух недель с разговора в кабинете у Сталина, а ветеран разведывательно-диверсионных формирований ГРУ РККА майор Кротов уже готовил группу "Гром" к ответственному заданию.
Так начиналась битва за профессора Борна. Он вдруг стал стратегически важным объектом, неким магическим кристаллом инженерной мысли, волшебный свет которого способен превратить мертвый камень бесплодных усилий в золото гениальных технических решений.
Англичане надеялись с помощью Борна наконец поднять в воздух свой реактивный "Глостер Метеор". Американцы со свойственным им размахом решили использовать Борна для создания американской реактивной авиации (как чуть позже они используют "трофейных" Вернера фон Брауна и Артура Рудольфа для создания американской ракетно-космической промышленности). А кое-какие советские "академики" и "генералы" решили заткнуть Борном дыру собственной некомпетентности (дабы ее, не дай Бог, не заткнул какой-нибудь Москалев; с заграничным гением еще можно смириться, но со своим -- никогда! Ишь, два образования у него! А партвзносы за прошлый месяц уплачены?!)
Но истинные причины интереса к Борну лежали гораздо глубже. Дальний стратегический сверхзвуковой бомбардировщик в те времена представлялся наиболее эффективным средством доставки атомной бомбы. Англичане, американцы и русские вели активные работы по созданию атомного сверхоружия. И при этом страшно боялись, что Германия создаст бомбу гораздо раньше, что атомная бомба и есть то чудо-оружие, о котором так усиленно вещала геббельсовская пропаганда. Бомбардировщик Борна с атомной бомбой на борту если и не изменит весь ход войны, то резко увеличит цену победы союзников над Германией.
Были ли основания для беспокойства? Были.
22 декабря 1938 года немецкие физики Отто Ган и Фриц Штрассман отправили в берлинский журнал "Естествознание" статью, в которой на основе экспериментов доказали, что ядро урана расщепляется. При этом при каждом таком расщеплении должно выделяться гигантское количество энергии: порядка двухсот миллионов электрон-вольт. А спустя чуть больше месяца те же физики отправили в тот же журнал статью, где приводили доказательства появления других радиоактивных осколков в процессе расщепления урана. Ган и Штрассман предположили, что испускаемые при расщеплении ядер урана нейтроны должны расщеплять другие ядра урана: возникает цепная реакция, в результате которой выделится огромное количество энергии.
Так была подведена теоретическая основа создания атомной бомбы. Весной 1939 года авторитетный специалист в области экспериментальной и теоретической физики профессор Георг Йоос, оценивший практическую значимость открытия Гана и Штрассмана, написал письмо в рейхсминистерство образования. Министерство немедленно организовало конференцию 29 апреля 1939 года, на которой было решено собрать все запасы урана имеющиеся в Германии, а также срочно купить тысячи тонн урана, хранившиеся на складах в Бельгийском Конго. И главное: было решено создать научно-исследовательскую группу с участием ведущих физиков рейха под руководством "проверенного члена партии" профессора Абрахама Эзау. Эзау был специалистом в области высокочастотной технике, а не ядерной физике, зато считался активным нацистом и поэтому в свое время был назначен на высокий пост руководителя сектора физики в Научно-исследовательском совете при рейхсминистерстве образования.
Одновременно 24 апреля 1939 года гамбургский профессор Пауль Хартек и его ассистент доктор Вильгельм Грот направили в военное министерство письмо, в котором вкратце изложили суть исследований Гана и Штрассмана и утверждали, что эти открытия позволят изобрести взрывчатку фантастической мощности. Дабы расшевелить консервативных военных, патриоты Хартек и Грот напирали на то, что американцы, французы и англичане уделяют большое внимание развитию ядерной физики. И Германии следует поднапрячься, поскольку, как небезосновательно утверждали Ган и Штрассман: "страна, которая добьется в этой области наибольшего прогресса, получит такой перевес над другими, что сравняться с ней будет уже невозможно".
В военном министерстве письмо попало к специалисту вооруженных сил по ядерной физике и взрывчатым веществам доктору Курту Дибнеру. Дибнер был физиком-ядерщиком и сразу уловил суть послания. Указывая на то, что в обход военного министерства для работы по важнейшему оборонному направлению уже создана "группа Эзау", Дибнер сыграл на самолюбии генералов и Дибнер создал свою исследовательскую группу. Естественно, между коллективами сразу началось соперничество, быстро перешедшее в неприкрытую вражду. Впрочем, военные быстро одержали победу над Эзау, начав призывать в армию перспективных ученых.
Так в середине 1939 года Германия стала единственной страной, где научный коллектив исследовал возможности использования атомной энергии в военных целях.
Скупка урана и запасов "тяжелой" воды (в молекулах которой ядра водорода заменены на атомы тяжелого водородного изотопа дейтерия), которая является идеальным замедлителем нейтронов, сокращение публикаций на ядерную тематику в открытой прессе насторожили зарубежных физиков. Уже в апреле 1939 года председатель комитета научного планирования Великобритании сэр Генри Тизар призвал британское правительство воспрепятствовать немецким закупкам урана. 17 марта Ферми встретился в Вашиногтоне с сотрудниками морского министерства и обратил их внимание на то, что немцы могут создать оружие нового типа -- атомную бомбу. Бравые моряки не восприняли всерьез "яйцеголового". Ферми обратился за помощью к коллегам. 2 августа 1939 года Эйнштейн, Ферми, Сцилард и Вигнер направляют коллективное письмо президенту США Рузвельту. Рузвельт прочитал письмо, в котором сообщалось о возможности создания бомбы, уничтожающей целые города. Ох уж эти фантазеры-ученые! Что только они не расскажут, лишь бы выманить деньги на свои нелепые эксперименты! И Рузвельт оставил письмо без ответа.
7 марта Эйнштейн отправил Рузвельту второе письмо. Его ожидала бы судьба предыдущего письма, если бы в конце апреля в США не объявился Петер Дебай, бывший директор Института физики в Далеме, лауреат Нобелевской премии 1936 года. Дебай должен был возглавить немецкий ядерный проект. Однако было одно "но". Дебай был голландским подданым. Ему предложили принять немецкое гражданство, но он отказался и выехал в США читать курс лекций. Обстоятельства скандального увольнения Дебая стали известны прессе и вскоре в "Нью-Йорк таймс" появилась статья о немецком "урановом проекте". Американские власти традиционно доверяли "Нью-Йорк таймс" больше, чем нобелевским лауреатам и дело сдвинулось с мертвой точки.
Результат известен: американская бомба была готова менее чем через пять лет. Немецкие ученые так и не подошли вплотную к созданию атомного оружия. Почему? На этот вопрос нельзя дать однозначный ответ. Для понимания ситуации: сам Гитлер об атомной бомбе узнал в начале 1942 года от своего личного фотографа Гофмана, друга министра почт Онезорге. Министерство почт имело собственную исследовательскую лабораторию (кстати, прекрасно оснащенную), в инициативном порядке занимавшуюся ядерными исследованиями. Отсюда понятно: в основе проигрыша ядерной гонки Германией лежало недостаточное внимание к проекту со стороны государства, что влекло за собой распыление сил и средств, хроническое недофинансирование и даже элементарную халатность. Насчет халатности: это не преувеличение и ярче всего характеризует ситуацию случай с профессором Боте.
В середине 1940 года профессор Боте предложил использовать в качестве замедлителя нейтронов дешевый и имевшийся в большом количестве графит. Военные заказали фирме "Сименс" партию высокочистого электрографита. Однако реальная эффективность поставленного фирмой "Сименс" графита оказалась вдвое ниже расчетной. Лишь в 1945 году выяснилось, что "Сименс" поставила натуральный брак: графит содержал примеси азота. Пока немцы терпеливо дожидались тяжелую воду из Норвегии (поступавшую с завода "Норска Гидро" в Рьюкане), американцы в 1942 году построили урановый реактор с графитом в качестве замедлителя. Когда осенью 1942 года министр вооружений Шпеер узнал, что для создания атомной бомбы потребуется еще три-четыре года, он приказал прекратить работы в этом направлении. Логику решения он обосновал просто: за это время либо закончится война, либо ее исход будет предрешен. И Шпеер приказал сосредоточиться на разработке реактора для получения ядерной энергии.
Впрочем, немаловажную роль в проигрыше Германией ядерной гонки сыграли фактическая "узурпация ядерной физики" Гейзенбергом и его окружением, склоки между учеными мужами и массовое бегство физиков-ядерщиков из Германии и оккупированной Европы.
Однако весной 1945 года американцы и их союзники считали: раз Германия раньше всех начала работу над атомным оружием, значит она дальше и продвинулась. И если Германия также располагает неуязвимым носителем ядерной бомбы, способным достигнуть столиц противников Германии, то такую опасность нельзя сбрасывать со счетов. Если найти и захватить "Деген", то нацистам не на чем будет доставить бомбу к цели. И только Борн знает: сколько "Дегенов" построено и где они находятся.
Но главное: США и СССР подошли вплотную к созданию атомного оружия. А ведь его надо доставить к цели.
"Деген" нужен всем.
А Грегу был нужен Борн. И он его получил. А потом получил по голове. По-моему, на этом я и остановился в предыдущей главе. Да? Тогда пора продолжить рассказ, пока нетерпеливая аудитория меня не побила.