Гном-А-Лле
Жертва аборта

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  Леонид Витальевич Малышев, невесело усмехаясь собственным мыслям, сидел на зелёной лавочке, оглядывая грязный и пустынный перрон, и соображал, что лучше, купить ли пива на оставшуюся двадцатку или всё-таки сигарет. Коротать осеннюю ночь на вокзале, согласитесь, не на Чёрном море портвейн бухать, и перед Леонидом Витальевичем стоял поистине нелёгкий выбор. Он обречённо вздыхал и прикидывал так и эдак, без чего ему придётся обойтись.
  Ясен пень, что негаданная ночь в чужом, малознакомом городке представляется иной раз полной меланхолических размышлений и ревматизма наутро. А ещё жена. И отключённый мобильник. Хоть бы догадалась, дура, денег на счёт положить. Но нет, Марина Александровна Малышева ни за что не предпримет разумных действий. Она пробегает, рыдая, по улицам ночь, поднимет на уши всех знакомых, а наутро устроит мужу истерику на предмет измотанных нервов. И Леониду Витальевичу придётся нудно оправдываться, желая вымыться и чашку кофе. И сбегать за корвалолом. И вывести посрать Джоя. И заодно купить хлеба. И ещё целый день с тяжёлой головой в офисе. Но мы отвлекаемся.
  Так что же всё-таки важнее бессонной ночью (в чужом городе): пиво или сигареты?
  Жертвовать ничем не хотелось, поэтому Малышев решил дойти до ближайшего открытого магазина в этом долбанном Петрушкино и сориентироваться на месте. Засунув в рот последнюю сигарету и мрачно размышляя о собственной судьбе, Леонид Витальевич двинулся к спуску с перрона.
  Эх, Леонид Витальевич, Леонид Витальевич, не надо бы в таком настроении соваться в чужой город. Знаете же, что судьба (она же жизнь) любит весёлых, красивых и дерзких. А вы с вашей меланхолией! Ну, что вы, право! Когда ещё выпадет случай так романтически провести ночь! Гляньте, как красиво освещает луна эти деревья за железной оградкой. Как она выбелила аллейку, усыпанную листьями. А холодный ветер с прелым запахом! Вслушайтесь, какая волнующая песня раскачивается в голых ветвях: "И-и-и-и-у-у-у-у! И-и-ву-у-у-у-у-у!" Амадеус в подмётки не годится со своим "Реквиемом"! И эти трогательные камешки: каждая буковка видна в ярком свете полной луны! Давайте-ка присядем перед вон тем вон и почитаем, что там написано. Всё равно, ведь, ночь долгая впереди, надо себя чем-нибудь занять.
  Но Малышев не стал почему-то изучать любопытные надписи, а, сардонически качая головой, засунул руки в карманы и прибавил шагу. Сухие листья назойливо перешёптывались с ветром, творя мистические, иллюзорные звуки, и Малышев несколько раз раздражённо оглянулся. Вдруг он хлопнул себя по лбу и поспешно засунул руку за пазуху. Через секунду на свет был извлечён мобильник, и Леонид Витальевич принялся пищать кнопками, набирая РIN-код. Включив телефон, Малышев почувствовал себя увереннее, даже попытался высвистеть бодрый мотивчик, но получилось как-то неважнецки, и он утих, поглаживая влажными пальцами мобильный в боковом кармане. В шёпоте несуществующих голосов Малышев двигался к единственному, пожалуй, живому месту в этот час - к рыночной площади. Где соседствовали ночной ларёк, скверный ресторан, полупустой (или наполовину заполненный, как вам будет угодно) универсам, пост милиции и ещё какие-нибудь неизвестные Леониду Витальевичу, но жизненно необходимые заведения.
  - Аугщ... У-у-с-з, - жалобный звук напугал Малышева своей неожиданностью.
  Он похолодел и дёрнулся было рвануть с криком "спасити-и-и!", но оказался молодцом: сглотнул и, медленным движением вытирая лоб, строго одёрнул себя. "Баба! - воскликнул он мысленно, - Дура!" Внутри противно вздрагивало. "Щенок! Это щенок. Пацаны мучили!" - объяснительная фраза вспыхнула в голове, и Леонид Витальевич от облегчения чуть не уселся в тёмную кучу, откуда снова послышался писк. Малышев начал осторожно разгребать листья. Он раскидал почти весь ворох и увидел...
  Сердце стукнуло в горле Леонида Витальевича и остановилось. Он с раззявленным ртом и выпученными глазами напряжённо ждал необходимого толчка в груди, чтобы перевести дух и осмыслить увиденное. Наконец, слабый орган нерешительно занялся своим делом, а Леонид Витальевич принялся хватать пересохшим ртом воздух, напряжённо вглядываясь в то, что слабо шевелилось среди тёмных листьев. Он то вытаращивал глаза, то напряжённо прищуривался и собирал лоб частыми складками, но так и не добился исчезновения или изменения в том, что он нашёл.
  "Гном!" - шарахнуло в голове Леонида Витальевича. "Не может быть!" - следующая мысль рассердила его. "А вот на тебе!" - язвительно сказал Малышев сам себе и оглянулся, ища поддержки. Как назло, только ветер, пахнущий сыростью, шевелил листья на дорожке. Малышев Леонид Витальевич считал себя человеком трезвомыслящим, поэтому он немедленно подумал о галлюцинациях и шизофрении. Пришли на ум также такие слова, как "бред", "допрыгался" и "милиция". Последнее Малышев отмёл, испытывая необъяснимый ужас перед стражами правопорядка. "Лучше - в дурку," - подытожил вслух честный Леонид Витальевич. "Интересно, сумасшедшие сомневаются в своей вменяемости?" - подумал Малышев, и тоскливо заозирался.
  "Гном" меж тем беззвучно открывал рот, слабо ворошась в "гнезде" из листьев.
  - Ладно, - вслух сказал Малышев, - разберёмся.
  Он, как мог бережнее, сомкнул трясущиеся ладони под спинкой существа и приблизил к глазам холодное тельце.
  На треугольном личике расплылась пугающая бледность, большие веки плотно сомкнуты, сморщенное, тощее тельце покрывали бурые пятна. Сплошные рёбра и кости. "Бухенвальд какой-то," - появилось в голове.
  Тут Леонид Витальевич обнаружил, что у существа нет одной руки. На месте отрыва виднелись неопрятные лохмотья кожи и плоти. "Ясно! - Леонида Витальевича озарило, - Несу его в травмпункт, а там и меня вылечат, ежели что..."
  Так Малышев и отправился к уже заметному между деревьями свету, неся перед собой в горсти нереальное создание. Леонид Витальевич хоть и задыхался, и взмок, но двигался при этом медленно, опасаясь споткнуться. "Инопланетянин! - обрывочно стукали мысли, - А что? Похож!.. Межгалактический контакт!.. Неудачная посадка, и всё такое... Ага, и психдурдом... Маринка, пирожки, котлетки... Ладно, хоть отдохну. И погляжу заодно, что такое этот..."
  Сумбурные мысли Леонида Витальевича были прерваны неожиданно: за деревьями вырисовалась долговязая фигура, приближения которой он не заметил, оглушённый внутренним монологом. Малышев, вздрогнув, стал с подозрительной надеждой вглядываться в типа, неуклюже перешагивающего низкую ограду. Тип, одетый в грязноватые джинсы и мешковатую, бомжарского вида, куртку, произвёл, тем не менее, на Леонида Витальевича ободряющее впечатление. Щетинистое лицо в обрамлении вздыбленных коротких волос внушало доверие мрачновато-ироническим, но осмысленным выражением, и Малышев просипел сухим горлом:
  - Закурить не будет? - голос получился со срывами, пропитым, в общем.
  "Ну, сам-то хорош!" - мысленно оборвал свои сомнения насчёт уголовного прошлого прохожего Леонид Витальевич.
  - Будет, - петушиным каким-то басом отозвался прохожий.
  Подходя, ночной встречный шарил в кармане, нескладно оттопырив локоть, и спокойно-внимательно взглядывая в смятенные очи Малышева очень светлыми своими глазами. Малышев вдруг напрягся, но отступать было некуда и он, хрипло прокашлявшись, проговорил уже нормальным голосом:
  - Слышь, мужик, где тут скорая помощь? Больница, в смысле, - поправился, совершенно смутившись ото всей этой идиотской ситуёвины.
  - Травмпункт, что ли? Хуй знает, - с готовностью ответил длинный. - Не доводилось как-то. А что стряслось?
  - Вот, - Малышев отчаянно сунул под нос мужику сложенные ладони.
  И с каким-то облегчением подумал: "Ща скажет, что я больной... Ладно, хоть это станет ясно!" Мужик же внимательно оглядел находку, даже потрогал длинным указательным пальцем. Малышев, изо всех сил таращившийся на свои руки в ожидании, что изуродованное тельце исчезнет, заметил неприятный дугообразный шрам у основания тыкающего пальца. И отстранённо удивился крошечности и несчастности найдёныша.
  - М-дя, - протянул добровольный соучастник.
  Леонида Витальевича обрадовала интонация этого "мдя" - мужик будто не удивился находке, а размышлял, "что делать будем?" Такая чуткость вдохновила Леонида Витальевича и он, повинуясь порыву, доверительно протянул руку:
  - Малышев.
  - Харя... Харитонов, то есть, - с готовностью пожал предложенную пятерню нежданный помощник.
  - На, - Харитонов тем временем добыл из кармана тёмную пачку и протягивал Малышеву, как-то сочувственно усмехаясь.
  - Ага, спасибо, - Леонид Витальевич аккуратно перевалил холодное тельце в правую ладонь, освободившейся рукой доставая сигарету.
  "Инопланетянин", не раскрывая глаз, издал короткий стон и одновременно взмахнул тонкими конечностями.
  - Куда его нести-то? - сникшим голосом спросил Малышев, затягиваясь и давясь крепким дымом неизвестной сигареты.
  - Несём ко мне, а? - просительно произнёс Харитонов.
  И, заметив сомнение, затуманившее взор Леонида Витальевича, принялся убеждать:
  - Там ведь не помогут, - махая головой в сторону города, значительно заглядывал в глаза. - Станут друг другу спихивать, мол, не в нашей компетенции. И чего? Пока разберутся... А у меня знакомый есть, не доктор, но как раз, специалист... Он мне помогает. Давай, соглашайся, я знаю, чего говорю.
  "А ведь действительно, там не помогут. Волокита... Исследовать примутся, бр-р-р, - Малышев передёрнулся, представив тоскливую тягомотину, начнущуюся в петрушкинской администрации. - Где уж тут "инопланетянину" выжить." Но для порядку ещё спросил:
  - Что за спец такой?
  - Саныч-то? - широко улыбнулся Харитонов, - Знатный спец! Да и я кой-чего смыслю.
  - Ладно, веди, - улыбнулся и Малышев, отмахиваясь от неуверенного голоса, лопочущего что-то о травмпункте.
  Новые знакомцы озабоченно зашагали по тщетно морочившей Малышева тропинке, искоса приглядываясь друг к другу.
  - Возьмём? - деловитым уже тоном осведомился Харитонов, многозначительно кивая в сторону площади.
  Малышев как-то сразу понял, о чём он, и смущённо затоптался:
  - Дык, это... Денег... Последняя, вот, - замахал скомканными десятирублёвками.
  - Хы! - сказал Харитонов, - Не вопрос.
  - А этот? - спохватился Леонид Витальевич, глянув на затихшего в пригоршне "инопланетянина", - Не успеем.
  - По пути же! - убеждённо воскликнул Харитонов, которого Леонид Витальевич мысленно уже записал в самые наилучшие друзья.
  Малышев опустил горсть с замершим "гномом" в карман и двинул за располагающим Харей - тьфу ты! - Харитоновым к освещённому ларьку, испытывая непонятное (или вполне очевидное?) воодушевление.
  Кирпичный двухэтажный домик на окраине Петрушкина с пожелтевшими деревьями во дворе, древними, но целыми качелями, морщинистыми лавочками, окружёнными сиреневыми кустами показался Леониду Витальевичу Малышеву позабытым раем. Тотчас дохнуло детством: огромными газонами с одуванчиками и цикорием, прятками, казаками-разбойниками, войнушками на необъятном дворе, первой сигаретой под укрытием буйных кустов - тем, что в последние семь лет бесследно сгинуло в панельных застройках.
  Стены в подъезде, хранящие летопись аж с 80х прошлого столетия, расшатанные перила, стёртые ступени, гнилостная сырость - волшебная древность окружила Малышева. А на маленькой кухне он чуть не прослезился, примостив зад на чешуйчатый, коричневый табурет и умилённо разглядывая гранёные стаканы в подстаканниках, эмалированный синий чайник и чашки с горошинами на боках.
  - У меня мама в таком же яйца варила, - кивнул Малышев на оббитый ковш.
  Хозяин же, в жёлтом электрическом освещении оказавшийся типично рыжим, с незаметными ресницами, бледным лицом и обильными веснушками, но каким-то выгорелым, неярким, сразу же полез в урчащий холодильник. Оттуда, пробормотав что-то вроде: "Маразм," - вытащил окаменевший сыр, задумчиво повертел под низкой люстрой, с грохотом зашвырнул обратно, отодрал дверцу морозилки и торжествующе извлек картонную бело-красную заснеженную коробку:
  - Сейчас пельмешков сварганим.
  Труба загудела, плюнула ржавчиной из крана, и забренчала неровная струя в дно алюминиевой кастрюли. Харя, шевеля тощими лопатками ковбойку, чиркал недобросовестными спичками: пара шипящих головок отскочила на стол, прежде чем взметнулось дикое синее пламя. Хозяин принялся укрощать стихию на древнетатарском, вертя соскакивающим рычажком.
  От этих ли заклинаний, от тепла ли заёрзал в ладони подопечный. Ностальгирующий Малышев очнулся:
  - Эй, погоди! Где твой специалист-то?
  Харя, через плечо зыркнув бесцветными глазами, пробурчал:
  - Я и сам специалист, не суетись.
  И застучал по выщербленной доске ножом, нарезая хлеб.
  - Чего - не суетись? Помрёт ведь! - взъерепенился Малышев.
  Тут Харя отложил нож, упёрся ладонями в стол и внушительно стал смотреть на гостя. Молчание растягивалось и растягивалось белой, липкой жвачкой. Уютно шумела закипающая вода, холодильник поблёскивал красным значком "ЗиЛ" на дверце, охлаждая в тёмной утробе "Московскую". В потной горсти беззвучно открывала рот и корчилась жертва "неудачного приземления" или чёрт знает чего ещё. Харитонов с мученическим видом скривился и неохотно выдал:
  - Он УЖЕ мёртвый, понимаешь?
  После этой нелепой фразы в голове у Леонида Витальевича начался кавардак: "Сумасшедший! Рыжий! Запрыгали слова... Это откуда это?.. Я сбрендил!.. Или?.." Сюда же замешалось: "Глюки... Я не расслышал?.. Какого хрена... И что за фигня!!! Бре-е-ед... Надо было... Он странный, этот Харитонов," - а также приплелись мысли об иллюзорности бытия и ещё какая-то отрывочная белиберда. Вся это какофония взвизгнула в мозгах и исчезла. После чего там воцарилась непроглядная тишина. Малышев ещё подождал, хлопая глазами в ожидании разумной фразы или ценной идеи, но, так и не дождавшись, решил действовать самостоятельно:
  - ЧЕГО?!! - заревел он, исторгая в этом коротком крике всё сразу.
  - Не ори, - успокоительно проговорил Харя, - он уже мёртвый. Это зомби. Зом-би, слыхал? Зё-ёмби, д-дюжёчек, это такие нехолосие дяди, - неожиданно закривлялся он, - котолые кусают заблудивсихся в Петлускино москвичей. Вот так вот.
  Харитонов иронически задрал брови, прикусывая нижнюю губу, и застыл, уставившись на Малышева. Леонид же Витальевич как-то провалился. Комната плавно сжималась, потом раздвигалась неприятным скачком, предметы зависали, покачиваясь, и опять начинали тошнотворно медленно сжиматься. В ушах сдавило, сердце бестолково тыкалось, окатывая холодными волнами перебоев. "Это всё сон, - зевая, вяло подумал Леонид Витальевич, - Однако!"
  
  В пузатой глиняной миске кучей дымились пельмени, на вершине оплывал крупный жёлтый кус масла, горка чёрного хлеба громоздилась в плошке чуть поменьше, к ней прислонился белый, надорванный с уголка, пакетик, в каких обыкновенно продают специи. Перед Малышевым была чистая тарелка с коричневым ободком и надписью "общепит" в орнаменте, потемневшая серебряная вилка и гранёный стакан, о край которого уже позвякивало горлышко с металлическим ободком. Пробежав взглядом по запотевшей бутылке, тонкопалой руке с красными, ободранными суставами, клетчатому рукаву и конопатой щеке, Леонид Витальевич уставился в светлые глаза Харитонова, один из которых почти незаметно подмигнул:
  - Давай, Малышев, выпей.
  - А сам? - насупился ставший вдруг подозрительным Леонид Витальевич.
  - Само собой, ты чё? - удивился рыжий Харя и первым выпил водки, поддел пельмень и, жуя, откровенно ухмылялся, глядя на перекошенную сомнением физию Малышева.
  - Тебя как звать-то, Малышев, а?
  - Лёня, - сопящий Леонид Витальевич решился-таки дерябнуть и зажевать простецким пельменем, какие подавали в незабвенной "Пельменной" на Туристской со сметаною и уксусом.
  Водка, что называется, пошла хорошо, и Харитонов уже наваливал в тарелку пельменей, наливал по второй и закуривал вонючую сигарету, пока Малышев насторожённо прислушивался к горячей волне, плеснувшей к сердцу.
  - А-а-а где этот?.. - Леонид Витальевич поглядел на ноющую правую кисть и ощутил дикую охоту закурить, но попросить не решился.
  - Да вон он, что ж ты такой нервный? - Харя мотнул головой к окну, где на подоконнике в картонной коробке из-под чая лежал неподвижный "инопланетянин".
  Малышев с невнятным облегчением выдохнул:
  - Умер?
  - Сутки назад уже как умер.
  Малышев схватился за голову, пытаясь унять сумбурно скачущие мысли. Просто необходимо разъяснить все нелепицы этого вечера, но с какого конца тянуть запутанный клубок, Леонид Витальевич никак не мог сообразить. Поэтому он поднял стакан, скользнув взглядом по Харе, опрокинул водку и стал внимательно жевать: кусочек хлеба, пельмень, хлеба, опять пельмень.
  - На, кури! - Харя подвинул к Леониду Витальевичу синюю коробку с изображённой палехской тройкой и снова наполнил стаканы.
  Малышев кивнул с благодарностью и принялся вдумчиво вытряхивать сигарету, чиркать зажигалкой и неторопливо пускать голубой едкий дым.
  Тут на окне, в коробке, зашуршало. Малышев поперхнулся и, исподлобья глядя на Харитонова, выдавил:
  - Где ж он умер, когда шевелится?
  А в голове уже сложилась следующая фраза: "Спасибо тебе, Харитонов, за водку и за ужин, но я пойду всё ж ки. Где тут травмпункт-то?" - потом взять коробку, куртку, что так и валялась на полу, за спиной, и валить в темпе.
  - Не всё то живо, что шевелится.
  Эти слова рассердили Малышева: "Ишь, гуру, блядь, выискался!.. Только голову морочит!.. Псих, однозначно, псих!.. И я хорош, связался!.."
  Леонид Витальевич уже поднимался, зорко поглядывая на Харю, нашаривая куртку и открывая рот: "Ну, спа..." - но Харя опередил:
  - Ты б хоть поел, Малышев, а то в ментовке и не подумают покормить.
  Малышев замер, а Харитонов воодушевлённо продолжал:
  - Они ж там, знаешь как? Сразу - в зубы, и протокол. Клетка, следствие, допросы...Чего уставился-то? Ты кого нашёл, знаешь?
  - Кого? - просипел Малышев, снова усаживаясь.
  Харя взял свой стакан и кивнул на Малышевский:
  - Давай...
  Малышев машинально чокнулся и выпил. "Издевается, гад! И чего ему нужно?" - думал он, а вслух выдал, скукожившись от сомнений:
  - Да объясни ты по-человечески! А то всё бубнит: "Кого нашёл, кого нашёл"! Я свихнусь скоро!
  И объяснил. Невесть откуда объявился потрёпанный справочник с фотографиями. Харитонов значительно стучал ногтем в картинку и восклицал: "Ну, что я тебе говорил! Да ты сравни, сравни!" Была ещё водка, лампа тускло светила сквозь сизый дым, клубящийся под потолком. Малышев, щуря глаза, сравнивал своего "инопланетянина" со снимками человеческих эмбрионов двенадцати недель и кричал: "Да как такое может быть!" Снова пил водку и опять вскрикивал: "Зомби не бывает!" Харя, прижимая руки к сердцу, тоже повышал голос: "Бывает, брат Лёнька, бывает! Чего только не бывает на свете! А я с ними вот этими вот, - и крутил под носом Малышева расцарапанные, пахнущие табаком лапы, - Двадцать лет уже кремирую." Потом были ветер и ночь, когда Малышев с Харей разыскивали на кладбище оторванную руку "гнома" и ещё куча сомнений, которые Харитонов с неослабевающим энтузиазмом развеивал. Леонид Витальевич узнал о мини- и медикаментозных абортах, про "кюретку" и "абортцанг", и ещё невесть какие ужасы, показавшиеся ему экскурсом в средневековую пыточную камеру для ведьм, услышал пару теорий, объясняющих причины возникновения такого нонсенса, как "живые мертвецы", а также выяснил некоторые физиологические моменты их существования и наиболее эффективные способы отлова и уничтожения. Особенно потрясла Малышева концепция, по которой "некая энергия", для простоты именуемая Харитоновым "душой" способна двигать уже умершее тело, находясь вне его. "Так душа всё-таки существует!" - ревел, грозя кулаком тёмному небу, Малышев. "Кто бы сомневался, брат Лёнька, кто бы сомневался!" - хихикал Харитонов. Рука всё-таки отыскалась. Был поход в какой-то неприятный красный дом с зелёным забором и омерзительно орущим под ногами гравием во дворе. Была снова "Московская" за деревянным столом при загадочном мерцании свечей. Леонид Витальевич пил в эту ночь много, но голова оставалась поразительно ясной, только странное, лихорадочное возбуждение владело им, да язык начинал временами плохо слушаться.
  Наконец, когда часы с маятником показали шесть утра, Харитонов неожиданно посуровел и вымолвил:
  - Это... Пора! Счас он спит... Ежели хошь, вали, я сам управлюсь...
  И Малышев, возмущённо надувшись, выдал нечто для себя неожиданное:
  - За кого ты меня считаешь! Я тебе, блядь, не эта... фифа какая-ндь! - закончил он не совсем ясно, не сумев подыскать правильных слов.
  Харитонов благодарно кивнул и молча поставил на стол маленький противень.
  - Давай, клади.
  И Малышев достал из коробки тельце с обвисшими ножками. Страшно похолодев, он стал очень бережно укладывать его на противень, потом зачем-то попытался пристроить оторванную конечность на место. Руки крупно тряслись и плохо слушались, в глазах плыло. Где-то совсем близко подступили жалостливые, бессмысленные слёзы, и Малышев заорал мысленно: "Заткнись, придурок!" А Харитонов тихо пробурчал:
  - Уже мёртвый... он спит, и не будет бояться.
  
  Утром Леонид Витальевич Малышев трясся в поезде, глядя в тёмные ещё окна, и непонятно терзался. "Надо было остаться там," - мысленно повторял он. И тут же фальшиво восклицал: "Никогда не поздно! Я вернусь!" - чувствуя, что никогда не вернётся.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"