Груз 777
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
ГРУЗ "777"
Х Х Х
День обещал быть солнечным и теплым. За ночь, внезапно налетевший из Афганистана ветер, разогнал тучи и очистил небо настолько, что оно удивительным образом превратилось в лазурный бездонный океан, готовый вот-вот принять в свое лоно, степенно выкатывающееся из-за снежных гор на Востоке, ярко-оранжевое солнце. Все эти природные метаморфозы означали лишь одно: после затяжной и холодной весны в этом году и здесь, в горах Памира, наконец-то устанавливалась погода, неминуемым прологом которой, стало бы затем благодатное и неповторимое в своей красоте высокогорное лето. На миндальных и урючных деревьях, которые как будто вековым инстинктом почувствовали эти необратимые перемены, стали набухать многочисленные почки, грозящие через день - другой окрасить всю округу буйным ярко - розовым цветением. Молодая, изумрудная еще, травка, только-только проклюнувшаяся из земли, внесла в величественную панораму гор свежую палитру, разнообразив холодные цвета синего спектра.
Старший сержант погранвойск Сергей Яковенко проснулся этим апрельским утром достаточно бодрым. И это, не смотря на то, что вчера они с Михеичем, до полуночи провозились с вышедшим из строя зарядным устройством. Потом, естественно, уже после починки его, как это было и положено с устатку, изрядно приложились к казенному спирту. Двадцатипятилитровая бутыль этого зелья была всегда под рукой. Она хранилась, вместе с другим автомобильным дефицитом, за семью печатями в специальной кладовой но, данная преграда совсем не являлась серьезной помехой. Дело в том, что ключи и латунная блямба с буквами и соответствующим номером для оттиска на податливом пластилине, находились в ведении того же Михеича.
Вроде бы его звали Николаем, но никто к нему по полному имени никогда не обращался. Начиная от командира погранотряда и заканчивая самым плюгавым новобранцем, абсолютно все окликали его незатейливо - Михеич и все. Тот никогда не обижался и втайне почитал это даже за непременное достоинство, которое следовало заслужить многолетним трудом. Старик числился вольнонаемным и обитал при авторемонтных мастерских российского погранотряда, затерявшегося в таджикских горах, казалось бы, с незапамятных времен. Жил он один в небольшом глинобитном домишке на одной из немногочисленных улиц поселка Столичного, рядом с расположением воинской части. Никто уже и не знал, как он попал в эти края, но старик прекрасно, словно коренной житель говорил по-таджикски, а о его золотых руках и светлой голове и вовсе ходили легенды, стойко передаваемые от призыва к призыву.
Поэтому то он и пользовался непререкаемым авторитетом и доверием у пограничного начальства, а с заведующим гальванической мастерской старшим сержантом Сергеем Яковенко они и вовсе сдружились, за два года службы последнего. Этому способствовало и то, что в связи с возрастом, Михеич стал частенько прибаливать и старший сержант с легкостью брал на себя часть обязанностей старика по срочному и сложному ремонту военной техники вверенного им автохозяйства. Что касалось вчерашнего возлияния, то данная процедура с некоторых пор стала их традицией и помогала скрашивать: одному - последние деньки нелегкой службы в горах, а другому - бобыльское одиночество. И хотя спирт был техническим и изрядно попахивал резиной, тем не менее, шел за милую душу. О лучшем, в этом Богом забытом захолустье, все равно только приходилось мечтать. Если Яковенко все ж таки изредка вспоминал иной вкус спиртного, выпитого еще на гражданке, то у Михеича тот прокатывал за первый сорт. Старик, после того как опрокидывал в себя содержимое мерной стограммовой мензурки, лишь с удовольствием крякал и вытирал тыльной стороной заскорузлой ладони густые, абсолютно седые запорожские усищи.
Правда, после подобного мероприятия, на утро всегда чуть побаливала голова и преследовала противная отрыжка паленой резиной. Но это были сущие мелочи, на которые в этих условиях никто не обращал внимания. Так было и сейчас, но Яковенко стойко перенес первые минуты пробуждения и, поднявшись с импровизированной постели, первым делом по давней привычке взглянул в зарешеченное окно своей каморки наружу. Затем он прихватил небольшое махровое полотенце, мыло, зубную щетку с пастой, бритвенный станок и круглое зеркальце и неспешной походкой заслуженного "дембеля" направился к расположенной неподалеку автомобильной мойке. Следует отметить, справедливости ради, что у него действительно была веская причина для того, чтобы не замечать эти мелкие издержки вчерашней посиделки. Ведь два дня назад вышел приказ об увольнении в запас тех, кто выслужил положенный срок, а старший сержант как раз входил в число этих счастливцев. Поэтому голова Сергея сейчас была занята совсем другим и не имела права болеть по таким пустякам как похмельный синдром. Надо было начинать готовиться к встрече с родными краями, где не был уже два долгих года.
Родом Яковенко был из деревни, носившей распространенное на Руси название Борисовка, которая притулилась буквально рядом с захолустным, но все ж таки городишком и даже районным центром Кинель, что в Самарской области. Однако сельским жителем он себя не считал, поскольку уже в четырнадцать лет покинул свою малую Родину и обосновался в районном центре. Окончив местное ПТУ по специальности "автослесарь", Сергей некоторое время проработал в мастерской автосервиса. Когда же пришло время идти в Армию, то он так и заявил на комиссии в областном военкомате, что желает служить непременно в автобате. Что и говорить, нравилось ему это дело, имел он золотые руки и за все это, его очень ценили на работе, не смотря на столь юный возраст. Однако автобат у него получился очень даже странным, в том плане, что оказался увенчанным зеленой пограничной фуражкой. Дело в том, что поначалу Яковенко, не смотря на его просьбу, определили в команду, которая отправлялась на таджикско-афганскую границу, в расположение одного из российских погранотрядов. И только по прибытии непосредственно к месту службы, благодаря стараниям дотошного зампотеха майора Калинина, который не поленился перерыть все личные дела новобранцев, его определили не на заставу, как всех остальных, а в авторемонтную мастерскую погранотряда или попросту АРМ.
Так вот и началась пограничная служба самарского парня Сергея Яковенко, которую можно было охарактеризовать одним, зато ёмким и точным понятием - не бей лежачего! Правда, не все было сразу так безоблачно. Курс молодого бойца Сергей прошел, как и было положено - с тревогами, бесконечными и изматывающими кроссами и изучением до беспамятства войсковых уставов. А потом еще полгода добросовестно, в любую погоду драил запыленные бетеэры и "бобики", "Уралы" и 66-е "Газоны", менял масло, по уши, вымазываясь черной отработкой. При этом ночевал он в казарме, с ее прелестями разноликой и изощренной на выдумки "дедовщиной". Однако уже вскоре его недюжинные способности заметили и здесь и определили заведовать гальванической мастерской, в которой его предшественником, недавно уволившимся в запас, уже была оборудована уютная комнатушка. Переоснастив ее на свой лад дополнительными сиденьями от автомобилей, отслуживших свой срок, Яковенко вообще перестал бывать в казарме, благо работы ему было каждый день, хоть отбавляй.
Здесь, среди скопища подзаряжающихся, раскуроченных и восстановленных аккумуляторов и прошли остальные полтора года его службы. В чинах он рос в соответствии с занимаемой должностью, а от объявляемых систематически отпусков отказывался сам. И что, в самом-то деле, ему было делать на Родине?! В его родной Борисовке, как впрочем, и все остальные односельчане, пили горькую, причем по-черному, а в Кинели его девушка уже через три месяца обрела другого ухажера. Да и отдыхать ему было не от чего - назвать службу старшего сержанта военной в полном смысле этого слова, можно было только с большим натягом. Особенно в последний год. Караулы и прочая службистская дребедень благополучно обошли его стороной, зато у отцов - командиров очень скоро стали находиться многочисленные знакомые, кому надо было непременно профессионально выставить зажигание, отрегулировать тормоза и повысить компрессию. Причем отыскивались они не только в поселке Столичном, но даже приезжали из Куляба. Постепенно это дело стало давать и неплохой доход, что позволило Сергею и вовсе отказаться от услуг погранотрядовской столовой. Но он все равно не наглел, а жил и служил размеренно и спокойно, почитая начальство, но и не давая спуску, при случае, почему-то всегда нерадивым новобранцам. Единственное, с кем у него бывали редкие стычки, так это со своим непосредственным начальником - заведующим АРМ старшим прапорщиком Семеном Михайловичем Полозковым. Тот хоть и был полным тезкой легендарного командарма, но в своем облике ничего общего с ним не имел. Старший прапорщик был неимоверно тощим и длинным, зато, правда, отличался ярко выраженной косточкой службиста и ярым почитателем военных традиций и законов.
Слишком уж вольная жизнь Яковенко коробила его и он частенько, по настроению, конечно, брал на себя неблагодарную обязанность ставить своего заведующего гальванической мастерской на место. Однако сделать это ему было очень трудно, ибо высокие покровители из среды офицерства, имевшие собственные авто или моторизованных друзей из местной знати, сами потакали во всем его подчиненному и при случае даже покровительствовали. В результате Полозков злился, но, будучи в друзьях с Михеичем, вынужден был, стиснув зубы общаться и с Яковенко почти на равных, а иной раз, даже одной компанией прикладываться к казенному спирту.
И вот сейчас Сергей направлялся к автомойке, чтобы неспешно, как и полагается дембелю доблестных Российских Погранвойск, совершить ежедневный ритуал умывания, с подбритием височков и старательным расчесыванием перед зеркалом. Все это проделывалось так тщательно, будто место действия не являлось дикими горами, а непременно было большим городом с обилием кокетливых барышень, осаждающих КПП. Действительно, со стороны, на обнаженного по пояс старшего сержанта, было любо-дорого посмотреть. Двадцатилетний, среднего роста, стройный блондин с карими глазами на улыбчивом лице, для тех, кто не знал его, мог являть сейчас собой почти идеальный образ бравого морпеха или с некоторой натяжкой, конечно же, вэдэвэшника, но никак не обыкновенного автослесаря - гальванщика, хотя и при погонах старшего сержанта.
На автомойке в это время почему-то никого не было и Яковенко, удивленно оглядевшись по сторонам вспомнил, что сегодня было воскресение. Поэтому-то на всей территории небольшого автомобильного парка, оснащенного крытыми стоянками для техники, складами, сбитыми из вагонки и крашенными в цвета камуфляжа и прочей необходимой инфраструктурой, маячила лишь одинокая фигура часового. Да еще у склада горюче-смазочных материалов, в самом углу асфальтированного плаца, пара солдатиков, ни шатко, ни валко, засыпали песком мазутное пятно. А все остальное было безраздельно отдано во власть ласковым лучам уже поднявшегося над горами светила и вездесущим воробьям, устроившим банный день в лужицах, оставшихся после вчерашнего уже несмелого весеннего дождичка.
Х Х Х
Старший сержант педантично разложил на сооруженной им же полочке принадлежности, повесил полотенце на специальный крючок и открыл на четверть оборота массивную латунную задвижку. В ту же секунду из трубы гидранта хлынул поток чистой, ледяной и пахнущей вечными горными снегами воды. Сергей без страха подставил под этот обжигающий "девятый вал" свою спину и отфыркиваясь, принялся основательно, со знанием дела принимать водные процедуры. В этот момент, практически рядом с ним, раздался мужской, хорошо поставленный, командный голос.
- Ну, ты, Яковенко, даешь, чертяка! Не боишься подхватить воспаление легких? Ведь домой скоро.
Сергей высвободился из-под тугой струи воды и, схватив махровое полотенце, принялся энергично растирать им свой торс. Зрелище было, конечно же, завораживающим, поскольку совсем не хилое тело молодого старшего сержанта, тут же приобрело багровый оттенок и блестело под лучами солнца, будто его специально намазали оливковым маслом, как это делали с борцами в Древней Греции.
- Нет, товарищ майор, не боюсь, - весело ответил он. - Мы у себя на Волге даже моржевать как-то умудрялись. Правда, недолго - надоело быстро всем. А я, честно сказать, люблю это дело.
Подошедшим был зампотех, майор Калинин Андрей Васильевич, тот самый, кто и оставил Яковенко два года назад при АРМ, а потом все это время негласно покровительствовал ему. Майору было чуть за тридцать, но выглядел он значительно старше своих лет. Такое часто бывает с людьми облеченными должностью и формой, а Калинин, к тому же, был еще и потомственным военным и любил службу Отечеству до самозабвения. Он даже до сих пор не был женат и, спасаясь от тоски и скуки, царившей в затерянном в горах гарнизоне, с головой отдавался любимому делу. При всем при этом, майор все ж таки изредка, при случае, наведывался в Душанбе, где, опять же по слухам, у него якобы имелась любовница.
- Ну, смотри, как говорится - вольному воля, - произнес Калинин и счел нужным незлобиво пожурить подчиненного. - А что это, Ваше Величество, так поздно соизволило сегодня подняться с постели? Служба сахаром показалась?
- Так товарищ майор, мы ж с Михеичем зарядное устройство, считай, всю ночь ремонтировали, - принялся оправдываться старший сержант, хотя в этом не было абсолютно никакой необходимости. - А вы что, опять в выходной дежурите?
На рукаве у майора действительно красовалась повязка, на которой белыми буквами было выведено: "Дежурный по части".
- Дежурю, Сережа, дежурю, - как-то по свойски ответил тот и, взглянув из-под козырька на красавца сержанта, продолжил. - У меня к тебе разговор есть серьезный, не возражаешь?
Яковенко не возражал. Он накинул мокрое полотенце на плечи и всем своим видом показал, что готов выслушать начальство при любых условиях и даже при отсутствии желания.
- Ну, вот и прекрасно, - произнес Калинин, присаживаясь на бордюр бетонированного бассейна, в который с отработанным маслом сливалась и грязная вода после мытья техники. - Ты тоже присаживайся, разговор долгий, наверное, будет.
Сергей молча расположился чуть поодаль, как и полагалось согласно субординации, и воззрился на майора. Он приблизительно догадывался, о чем может пойти речь, но задавать лишних вопросов предусмотрительно не стал. Калинин же, усталым движением снял с головы щегольскую, шитую на заказ фуражку - "аэродром" с зеленым суконным верхом, пристроил ее на колене, но заводить беседу тоже не спешил, а лишь с удовольствием стал щуриться на еще не смелое, весеннее солнце. Наконец он еще раз взглянул на старшего сержанта и, переборов в себе нечто вроде смущения, начал свой разговор издалека.
- Значит, дембель у тебя, Яковенко? Ну и какие планы на будущее?
- Пока особо никаких, - ответил Сергей, покидывая камешки в черную, покрытую толстым слоем плавающего масла, воду бассейна. - Прибуду в Кинель - там посмотрим. Наверное, опять в "Автосервис" вернусь, а куда еще? Институты - те не для меня, я больше руками работать привык.
- А зря, учиться оно всегда нелишне, - констатировал майор и вдруг, словно загоревшись внезапно пришедшей на ум идеей, предложил. - А что, давай в военное училище? Я тебе такую рекомендацию оформлю - закачаешься! Их, автомобильных, в России два, но лучше в Уссурийское. Есть еще в Рязани, однако там десантура весь форс перебивает - все девки на них как мухи на мед. Ну, как тебе предложение?
Яковенко лишь отрицательно помотал головой и на словах добавил:
- Мне уже двадцать один, товарищ майор. И что я там с семнадцатилетними юнцами по плацу буду вышагивать? Нет, лучше уж на гражданку, хотя если честно сказать, дружок пишет, и там не очень то сладко. Одно слово - рынок! Урвал - живешь, а не урвал - то и лапу соси, никому до тебя дела нет. Паши как негр, да редькой закусывай.
- Вот и я говорю, - оживился Калинин. - Кстати, ты себе замену подготовил? Смотри, продержу до последнего эшелона.
Яковенко лишь усмехнулся этой не совсем серьезной угрозе. Уж кто-кто, а он прекрасно знал, что зампотех - мужик, каких еще поискать и на мелкие пакости совсем не способен. Поэтому, спокойно швырнув на мазутную поверхность бассейна целую горсть камней, старший сержант, как бы, между прочим, ответил:
- Приметил одного салабона, вроде ничего парень, головастый, да и при руках. Симаков, из Нижнего Новгорода, он во взводе охраны. Одно ваше слово и приобщу его как миленького.
- Ну, что ж, добро, - вроде как нехотя согласился майор и, хлопнув себя рукой по колену, решил все ж таки, наконец, перейти к главной теме, ради которой он, в общем-то, и завел весь этот разговор. - А теперь серьезно, Яковенко, у меня к тебе вполне деловое предложение.
- Знаю, - с улыбкой прервал его Сергей. - Сейчас будете уговаривать остаться на прапорщика.
- И буду! А что? В самом деле, чем плохо-то? - подхватил тот, пришедшую прямо в руки тему. - Сам же говоришь - на гражданке один бардак и сплошной рынок. А тут тебе и деньги, гарантированно какие - никакие, но во время, и обмундирование, и дело, наконец, любимое. Полозков то вон, летом в отставку - все, бесповоротно. Отслужил мужик 25 годков и ничего, хоть пенсия приличная. Примешь у него АРМ и, живи себе, радуйся. Через пять лет, если захочешь, продолжишь контракт, а нет - вольному воля. Как ты на это смотришь?
- А пока никак, - ответил Яковенко, немного дерзко, зато честно. - Домой хочется, аж до жути. Хоть и не ждет никто, но сами понимаете, Родина, как никак.
- Вот и поезжай, осмотрись, отдохни, как следует и назад, хозяйство принимать. Договорились?
Старший сержант ничего не ответил и, поднявшись с бордюра, стал собирать в полотенце свои принадлежности.
- Ну, ты что набычился то? - с раздражением спросил майор. - Вот увидишь, помянешь меня еще добрым словом. Как пить дать. Соглашайся, дурила.
- Подумать надо, - только и ответил Сергей и совсем не по уставному, но, убедившись, что его больше никто не задерживает, направился к своей мастерской.
Калинин же еще долго смотрел ему вслед. Будучи неплохим психологом, он прекрасно понимал состояние своего подчиненного, как понимал и то, что все ж таки, сумел именно сейчас заложить в голову того зерна сомнений, которые при благоприятном раскладе, вполне могли бы прорасти в реальное и полноценное растение. Он удовлетворенно вздохнул и, аккуратно надев фуражку на голову, так же пошел по своим многочисленным делам, коими изобиловала обязанность "Дежурного по части", в этом совсем не спокойном месте дислокации российского гарнизона.
А Яковенко, возвратившись в свои апартаменты, первым делом развесил полотенце и аккуратно, как и всегда разложил принадлежности по своим исконным местам. Затем он взглянул на себя во встроенное в стену автомобильное зеркало и, усмехнувшись, произнес:
- Ну, что, Сергей Андреевич, готов послужить Родине лет эдак двадцать пять - тридцать? Орденов заработаешь, медалей, как Полозков. Внукам потом будешь рассказывать байки про свои геройства на границе.
Скорчив напоследок физиономию, Сергей отошел от зеркала и, надев на себя чистую, недавно старательно выстиранную спецовку, отправился осматривать свое хозяйство, которое не терпело ни выходных, ни праздников. Так, по крайней мере, он убедил когда-то свое начальство. И только после того, как дистиллятор был проверен, нужные аккумуляторы подсоединены к подзарядке, а в банки залито положенное количество электролита, старший сержант вновь вернулся в свою каморку. Его жилище напоминало салон автомобиля - по крайней мере, все в нем, за исключением старенького, но исправно работавшего холодильника "Саратов", имело отношение к его профессии автослесаря.
Сняв с электроплитки закопченный алюминиевый чайник, Яковенко достал из холодильника брусок сливочного масла, нарезал хлеб и, заварив себе крепкий кофе, устроился за крохотным столиком, сработанным из эбонитовых корпусов отработавших свой срок аккумуляторов. Одновременно он принялся рассуждать над предложением майора Калинина. Тот был, конечно же, прав - гражданка, в нынешние не стабильные времена, таила в себе столько скрытых проблем, что пытаться что-либо прогнозировать на будущее, являлось делом совсем не благодарным. Но с другой стороны, служба в горах, вдали от цивилизации, тоже не была сдобным пряником. На границе было не спокойно, наркокурьеры то и дело пытались протаптывать себе все новые и новые тропы, да и просто одичать в этих условиях, являлось раз плюнуть. Прикинув и так, и эдак, Яковенко так и не пришел к какому бы то ни было выводу. Раздосадовавшись на себя за собственную нерешительность, он просто развалился на своем "автомобильном" ложе и принялся бесцельно созерцать изрядно закопченный, весь в паутине, потолок каморки.
В этом положении и застал его старик Михеич, которому, видимо, никак не сиделось дома в одиночестве, даже в выходной день.
- Что, жируешь, Серега? Смотри, дембель не проспи, - заявил он сразу же с порога.
Затем, устроившись на еще одной пружинной подушке сбоку, старик принялся по давней привычке, заваривать себе крепкий зеленый чай. Для этого у него имелся личный, крохотный, всего то на две пиалы, чайничек. Кофе он не потреблял вообще, и более того, называл его пойлом для негров, но почему-то непременно из Западной Сахары. Яковенко, из обуявшей его действительно лени, промолчал, а Михеич, совсем не смутившись, продолжил:
- Ну, как зарядное? Работает? Да и будет работать, куда ему деваться то. А ты, что такой смурной, с утреца самого? Небось Родину вспомнил? Когда отпускать то собираются?
- А хрен его знает, - отозвался Сергей. - Калинин говорит - пока смену не обучу, не отпустит.
- А что, прав майор, - констатировал старик и замолчал, приступая к смакованию крепкого янтарного напитка.
Чай пил Михеич со знанием дела, маленькими глоточками, каждый из которых подолгу перекатывал во рту, перед тем как проглотить. При этом он совершенно не признавал ни сахара, и конфет и более одного чайничка за раз никогда не выпивал, почитая этот процесс сродни таинству и роскоши. Более того, во время этой процедуры, старик предпочитал молчать, а если кто-то пытался нарушить тишину и что-то ему говорить, в момент получал такую отповедь, что мало не казалось. И это не взирая на чины и звания. Данную странность Михеича знали все и относились к ней с должным пониманием и даже почтением. Знал естественно об этом и Яковенко, а потому, вдруг решив посоветоваться по своей проблеме со стариком, уже еле сдерживал себя, то садясь, то снова ложась, на жалобно стонавшие под грузом его тела, автомобильные сиденья. Наконец то тот покончил с чаем и принялся сосредоточенно расчесывать пальцами свои роскошные запорожские усы. Старший сержант, только и ждавший этого момента, открыл, было, рот, но Михеич, приобретя благодаря любимому напитку весьма благодушное настроение, опередил его.
- Я вот что хотел сказать тебе, Серега, - важно заявил он и, устроившись поудобнее, принялся крутить из слов кренделя, как это принято на Востоке. - Парень ты не плохой, работящий. Автомобиль знаешь, как свои пять пальцев, да и руки имеешь не самые худшие - скажем так...
- Ты что, Михеич, сватать меня собрался? - не удержался Яковенко.
- А хотя б и сватать, - ни сколько не смутившись, продолжил тот. - Так вот: в общем, парень ты, хоть куда, и спереди и сзади! А посему, послушай моего совета - оставайся на прапорщика.
Яковенко будто обухом ударили по голове. И если еще недавно, он сам хотел просить совета у старика, то теперь почему-то, может быть из собственного упрямства и нежелания терпеть любое мало-мальское понукание со стороны, буквально подпрыгнул от негодования на отчаянно скрипнувшем ложе.
- И что вы заладили одно и то же! - почти прокричал он. - Что Калинин, что ты, Михеич. Ну, подумай сам, что здесь в горах делать то? Только архаров пасти - бабы путевой, и той во всей округе, с фонарями, не сыщешь. Нет, решено, никаких прапоров - домой, на гражданку, и точка!
- Бабу то мы тебе отыщем, это не вопрос...
- Из местных, что ли? Что бы потом пол ночи просил показать личико из-под паранджи?
- Ох, и дурак ты, Серега, - оскорбился местный абориген. - Да таджички, между прочим, знаешь, какие красивые и покладистые - будешь всю жизнь как сыр в масле кататься! И рогами небо задевать никогда не придется, как с этими, крашенными шалашовками.
- Я сказал - точка! - отрезал Яковенко.
По сути дела, этот неожиданный эмоциональный всплеск, хотя и был абсолютно не логичен в данный момент, но с точки зрения психологии, объяснялся вполне. Молодой максимализм, сам того не желая, восстал в старшем сержанте именно в пику множившимся уговорам и заставил, буквально на глазах, избрать прямо противоположное решение. И в эту минуту, Сергей уже знал, что никто не уговорит его более, продолжить карьеру военного. Что же касалось Михеича, то тот, выслушав все эти излияния и, безусловно, будучи умудренным житейским опытом, лишь своеобразно подвел итог их краткой беседе:
- Ну, и дурак! - сказал, словно выплюнул, он.
Старик хотел добавить еще что-то, но в этот момент на плацу автомобильного парка, послышался отчетливый топот десятков пар подкованных солдатских сапог.
Х Х Х
- Что за черт? - уставился на старика, встревоженный Яковенко, вскакивая со своего ложа.
- На границе, видимо, душманы опять чудят, - ответил Михеич, тоже направляясь к выходу.
Действительно, по плацу, во весь опор, с полной боевой выкладкой, бежал взвод солдат, представлявший группу оперативной поддержки. Возглавлял ее молоденький лейтенантик, красный от усердия и сознания значимости момента. Тут же, четко и кратко, отдавал распоряжения дежурный по части майор Калинин. Группа, укладываясь в положенный норматив, расположилась внутри трех БТРов и те, выпустив из себя густые клубы сизо-черного дыма, помчались по направлению к КПП.
- Что там стряслось, Васильич? - по-свойски поинтересовался у майора Михеич.
- На третьей заставе вооруженная банда на прорыв пошла через Пяндж, - ответил тот и быстрым шагом занятого по горло человека, направился в расположение штаба погранотряда.
В принципе, подобное явление было здесь довольно частым и привычным. Однако, по большей части, тревогу обычно объявляли по ночам. Поскольку наркокурьеры, рвущиеся, словно мухи на мед на просторы былого Союза со своим смертоносным грузом, предпочитали брать себе в помощники темноту и специально выбирали самые безлунные ночи. Поэтому то сегодняшнее ЧП выглядело действительно неординарным.
- Они что, эти бабаи, совсем с ума стронулись? Надо же, днем через реку поперли. Идиоты! - в сердцах бросил Яковенко.
- Э, не скажи, паря, - тут же отреагировал Михеич. - Они тоже не дураки. Как-никак, а учли, верно, что сегодня выходной и люди расслабились. А то, что днем и со стрельбой, так это, разумею, больше для шумихи. Отвлекают, сволочи, а в это время кто-нибудь один, совсем в другом месте на бурдюках переправляется. Как пить дать!
Что и говорить - многое видел старик за эти, никем не считанные годы пребывания на границе, многое знал и предвидел. И каждая подобная ситуация, будь то днем или ночью, рождала в нем вполне понятную тревогу. Его взгляд становился суровым, а движения замедленными и настороженными. Данным переменам, конечно же, было и свое объяснение. Сколько Михеич собственноручно перепаял цинковых гробов за все время, не знал даже он сам. Специалистом же в этом скорбном деле, на весь погранотряд, старик был единственным и непревзойденным.
- Однако давненько так крупно не баловали, - пробурчал себе под нос Михеич и вмиг, какой-то состарившейся походкой вновь побрел в мастерскую, рассеянно повторяя на ходу. - Только бы пронесло на этот раз, только бы пронесло. А то у нас этих жестянок в запасе - раз, два и обчелся. Слава Богу, потребности до сих пор не было - вот и не завозили.
- Что ты там зудишь, Михеич? - поинтересовался Яковенко.
От этих, в общем-то, безобидных слов, старик вдруг, неожиданно, буквально взвился и, не выбирая особо выражения, выдал оторопевшему старшему сержанту потрясающую отповедь.
- Что ты вообще понимаешь в жизни, салага, - выдохнул в негодовании он.- Думаешь лычки нацепил, пупом Земли стал? Хрен тебе в сумку! Тоже мне, слово удумал - зудишь! Вот и зужу - ребятки то не на прогулку поехали, а мне опять, не дай то Бог, паять эти железяки потом! Думаешь, это пряники с медом трескать? Да у меня душа на части рвется, если хочешь знать, как только паяльник в руки беру. А он все туда же - зудишь!
Яковенко не обиделся. Он, конечно же, понял состояние старика поседевшего на границе и, хотел, было уже повиниться перед ним, как в мастерскую, словно ветер - "афганец", ворвался старший прапорщик Полозков. Правда слово "ворвался" слишком уж приукрашивало появление заведующего АРМ. Поскольку тот, в силу своей невероятной длинноты и худобы, двигался второпях весьма странно. Его руки, ноги, тело и голова, казались какими-то самостоятельными механизмами, которые были соединены друг с другом с помощью несовершенных шарниров, а потому, телодвижения получались несуразными и до комичности, не координированными.
- Слыхали, группа на третью выехала?! - с ходу выпалил он. - А я как услыхал, так сразу к тебе, Михеич, но тебя то уже, тю-тю.
- На кой ляд я тебе сдался? - бросил тот, еще не остыв от эмоционального недавнего всплеска.
- Как на кой?! Гробов то у нас на складе, хрен да маленько, а тебе, судя по всему, работенку опять подкинут.
- Да типун тебе на язык! - вновь взвился Михеич. - Что ты заладил как ворона - гробы, гробы! Обойдется все, в первый раз, что ли?!
- Обойдется, не обойдется - наше дело, быть готовыми! - отрезал Полозков. - Поэтому, я в штаб, надо предупредить, чтобы заявку подали. А вы здесь посмотрите, что б все на мази было.
Сказав это, он словно на ходулях, помчался в сторону военного городка, неуклюже поддерживая рукой, то и дело норовившую слететь с его головы, зеленую фуражку.
- Ворона чертова, не дай Бог, накаркает, - зло буркнул ему вслед Михеич и принялся готовить себе, второй раз уже за сегодня, чего раньше не бывало, новую порцию зеленого чая.
На этот раз творил он действо особо старательно, вероятно тем самым, возвращая свою душу, по возможности, конечно, в состояние былого покоя. Сергей же решил воспользоваться этой паузой перед началом молчаливого чаепития, чтобы повиниться перед стариком. Но Михеич был отходчивым. Он с усмешкой выслушал смущенное бормотание старшего сержанта, потрепал его по плечу и, как бы походя, проронил:
- Ничего, Серега, всякое в жизни бывает - на то она и жизнь-жестянка! Это ты меня извини, старого. Но сам посуди: тебе сейчас что - собрал манатки и на гражданку, а мне здесь жить, да глядеть дальше на все это. Ты вон, мне разков то несколько всего помогал, да и то, небось, сердечко ёкало. Еще бы - восемнадцатилетние души паковать для "вечного хранения"!
Старик шмыгнул носом, вновь вспомнив свой, безусловно, богатый скорбный опыт и, хлебнув первый глоток чая, погрузился в собственные думы и молчаливую нирвану. Яковенко ничего не оставалось, как тоже задуматься над этими, в общем то обычными, для данного опасного участка границы, проблемами. До сих пор, наверное, в силу молодости, Сергей с некоторой легкостью относился ко всему, что происходило вокруг него, в том числе и к погибшим, которых, за два года его службы, правда, было не так уж много. Но он прекрасно знал, что память старожилов погранотряда, хранила в себе и иные времена, когда в этих краях шла самая настоящая война, со всеми вытекающими из нее печальными последствиями, в виде огромного количества раненых и убитых. И тогда то, изделие, которое в официальных документах именовалось не иначе как "Г-3", являлось вполне привычной составной частью службы здешних погранцов.
И все равно, здоровый, молодой организм, диктовал собственному сознанию свои установки, густо замешанные на цинизме и нигилизме. Потому он не мог постичь всего того глубинного смысла произошедшего, как это удавалось умудренному житейским опытом, старику. А Михеич, между тем, попивал свой чаек, глядя просветленным взглядом в какие-то заоблачные, ведомые только ему одному, дали. Как раз в этот момент, в мастерской вновь объявился старший прапорщик Полозков. На этот раз, его длинные члены двигались более-менее согласованно, а узкое, вытянутое лицо, украшенное хрящеватым носом, излучало августейшее спокойствие. Он уже открыл рот, чтобы выдать нечто, но, вовремя завидев занятие Михеича, опомнился. И зная нрав старика, в ожидании лучшего момента, опустил свой тощий зад на одно из свободных автомобильных сидений. Наконец чайничек опустел и зав АРМ, с видимым нетерпением ожидавший этой минуты, заговорил, прежде всего, обращаясь к ценителю восточного напитка и совершенно сознательно при этом игнорируя Яковенко.
- Все, Михеич, пронесло, можно сказать, - выпалил он. - Даже раненых нет. Всыпали бородатым по первое число как следует. Вроде, четверых положили, одного взяли, а остальные назад убрались.
- Ну, вот, а ты с дуру нагнал - семь верст до небес и все лесом. Цинки ему непременно подавай! - удовлетворенно произнес тот, расправляя свои усы, которые от этого известия, казалось бы, даже приобрели более оптимистический вид.
- Так, дело ж известное, - оправдался старший прапорщик и добавил. - Да еще опять наркоты этой, будь она неладна, взяли, немного, правда - килограмм десять. В общем, Гизатулин - только что его видел - опять "радуется".
Ралиф Гизатулин тоже служил в погранотряде прапорщиком, был старше Яковенко всего то года на два и, завершив срочную, так и остался здесь, в этих горах. Сейчас он заведовал складом, где хранились средства химической защиты и куда, за неимением другого, более подходящего места, складировали конфискованный при задержаниях на границе героин. Потом его, как правило, при скоплении начальства, приезжих представителей различных международных организаций и непременно, толпы репортеров, торжественно сжигали. Однако в связи с некоторым затишьем на границе в последнее время, это мероприятие уже давно не проводилось. А наркотик, между тем, потихоньку копился, создавая прапорщику Гизатулину лишь головную боль, занимая место, предназначенное совсем для других целей и путаясь под ногами. Но самое главное, все это налагало на заведующего складом дополнительную и никем не оплачиваемую ответственность. Хотя, что греха таить - к данной проблеме, как впрочем, и ко многому в этих диких горах, в отличие от цивилизованного мира, относились совсем иначе. У склада химических средств, который в силу специфики и порой, вонючести хранимых в нем средств, стоял чуть на отшибе, не было даже постоянного поста. Его охрана, просто была вменена в обязанность часового, охранявшего автомобильный парк и тот, время от времени, вынужден был проверять целостность замков и печати на его дверях.
Потому то Полозков и заявил сейчас об особой "радости" Гизатулина - среди прапоров все знали о заботах молодого татарина и не упускали возможности поерничать по данному поводу. Это было проявление своего рода дедовщины, однако она носила весьма незлобивый характер и, как правило, заканчивалась тем, что Ралиф, спокойный и размеренный в обычной жизни, посылал особо назойливых куда подальше и те, под взрывы хохота, без сопротивления ретировались. И так до следующего раза.
Х Х Х
А вскоре, как бы в подтверждение истинности слов заведующего АРМ, на плацу послышалось тарахтение возвратившихся с задания БТРов. Заслышав эти звуки, Михеич окончательно выдохнул из себя с облегчением, словно сбросил с плеч тяжелый груз, а Полозков, празднуя из себя поставщика доброй вести, бесцеремонно потребовал у Яковенко порцию крепкого кофе, обязательно с тройной нормой сахара. Сразу же, тема разговора сменилась сама собой. В воскресный день спешить было некуда, а почесать от скуки языками, в этой глуши, горазд был, при случае, каждый.
- Слышь, Михалыч, - обратился старик к Полозкову, искоса поглядывая на старшего сержанта. - Вот, уговариваю Серегу на твое место, а он уперся рогами, что твой бык и ни в какую.
Глоток сладкого кофе так и застрял, в украшенной мощным кадыком, глотке старшего прапорщика. Он сделал судорожные движения, проталкивая жидкость внутри тощей шеи дальше и, вытерев выступившие от напряжения слезы, вылупился удивленными глазами на Яковенко.
- Ну, а ты как? - спросил он, наконец, то ли с надеждой, то ли с издевкой.
Сергей только махнул рукой, как бы показывая, что ерунда все это - пустые разговоры. Но старого служаку уже понесло. Он, не очень то жаловавший своего подчиненного за полную либерализма и, как ему казалось, незаслуженных поблажек, службу того, тем не менее, счел необходимым прочесть ему целую лекцию. В ней было все: и необходимость приготовиться к стойкому перенесению тягот и лишений воинской службы, и воспитание в себе чувства долга и любви к Родине, и даже способность, с особым достоинством носить пограничную фуражку. В общем, останавливать его было бесполезно, а слушать - и вовсе невмоготу. Поэтому Сергей оказался только рад, когда за стенкой раздался характерный щелчок сработавшего реле, засвидетельствовавшего то, что зарядка одного из аккумуляторов закончилась. Когда же Яковенко, воспользовавшись оказией, покинул каморку, разошедшийся в экстазе поучений Полозков, с тем же перекинулся на Михеича. Однако тот особо чваниться не стал и быстро заткнул не в меру разговорчивого старшего прапорщика.
- Ты что как замполит на собрании разошелся, - просто сказал он. - Тебя дело спрашивают, а ты туда же. Все в учителя горазды.
- А что дело? - оскорбился Полозков. - Я и говорю: Серега парень способный. Правда, барские замашки у него поотбивать и прапорщик из него получится не самый худший. Точно!
- Вот и я говорю, - выдохнул с удовлетворением старик.
Вскоре они оба отправились восвояси, а Сергей, оставшись один, еще раз прокрутил все "за" и "против" этого предложения. Однако вновь, как это было уже чуть раньше, чаша весов в пользу гражданской жизни, значительно перевесила ту, на которой расположилась перспектива послужить Отечеству верой и правдой. А посему, Яковенко решил форсировать события и, поскорее подготовив себе достойную замену, с чистой совестью отбыть на Родину. Горы он так и не полюбил, а романтиком, наверное, никогда не был.
Так прошел целый месяц, который никакими выдающимися и из ряда вон выходящими событиями не отличился. Добившись перевода в свое подчинение молодого солдатика из взвода охраны, старший сержант целиком и полностью посвятил себя обучению его тонкостям профессии. Правда, к слову будет сказано, особых проблем с этим не возникло. Андрюха Симаков - так звали преемника - имел за плечами Автодорожный техникум, был грамотным и схватывал все буквально на лету. Уже через неделю своего пребывания в мастерской, он почти полностью заменил наставника. Яковенко же был снисходителен к своему воспитаннику. Обремененный больше думами о будущей гражданской жизни, он благосклонно разрешил Андрюхе, к его величайшей радости, ночевать не в казарме, а тут же в каморке. Сам Сергей, освободившись от ежедневных обязанностей, днями напролет бродил по городку, общался со своими погодками - дембелями и изредка обмывал вонючим спиртом очередное "достижение" с тем же Михеичем.
Однажды, забрел он и на склад к прапорщику Гизатулину. Нельзя сказать, чтобы тот сильно обрадовался гостю, но к дембелям в Армии, и у погранцов тоже не исключение, всегда бытовало снисходительно-панибратское отношение. К тому же, они были почти ровесниками и даже земляками - оба призывались с Поволжья. Откровенно говоря, Яковенко зашел на склад лишь потому, что в его голове, все еще крохотной занозой, сидела таки мысль, зароненная туда майором Калининым и он решил, походя убедиться сам в прелестях сверхсрочной службы. Ралиф Гизатулин, будучи по характеру неразговорчивым и сдержанным, не стал его агитировать, как впрочем, и отговаривать, а лишь рассудительно изрек:
- Везде хорошо, где нас нет! Запомни это, Яковенко - каждый сам волен выбирать свою судьбу. Я вот подписался пока на пять лет, и живу не думаю - хорошо это или плохо. Живу и все тут! Придет время - буду жить в другом месте. Вот и вся арифметика.
Иными словами, Сергей понял, что принимать за него решение никто не собирается. Он лишь укрепился в своем прежнем выборе и перевел разговор на тему о родных для обеих, волжских местах. На это молодой прапорщик откликнулся куда охотнее, тем более, что ностальгия совсем не чужда никому и способна задевать самые сокровенные струны в душе человека. Постепенно их беседа перешла и на каждодневные проблемы, отправной точкой для которой явился довольно специфический запах, устоявшийся в складе.
- У тебя голова от всей этой дряни не болит? - поинтересовался старший сержант и от нечего делать принялся оглядывать, в общем-то, небольшое помещение.
Оно было сплошь заставлено стеллажами, на которых аккуратно и с непременными табличками, хранились средства химической защиты, различные мудреные приборы и прочее оборудование.
- Да нет, привык я, - ответил прапорщик. - Это с непривычки в нос бьет.
Между тем, Яковенко обратил внимание на довольно внушительную пирамиду из странного вида серых, бумажных пакетов, на которых красовались надписи, выполненные арабской вязью и клеймами с цифрами. Судя по всему, это и был добытый в стычках на границе, героин - головная боль заведующего складом.
- И много у тебя этого добра? - как бы, между прочим, спросил Сергей, кивая в сторону зелья. - Наверное, всю Россию хватит обкумарить?
- Если точно, то в книге надо посмотреть, - простодушно ответил Гизатулин.
- Да на кой хрен мне точно. Это я так, из любопытства. Просто подумал - какие бабки вся эта дурь может стоить! Продавать не пробовал? А что, миллионером мог бы стать наверняка.
Лицо прапорщика в мгновение изменилось и он, уже совсем другим тоном, резко произнес, будто отрезал:
- Ты вот что, Яковенко, говори да не заговаривайся! Я такие шутки не люблю, а впредь и тебе не советую молоть языком всякую чушь!
- Да я просто так. Что ты взбеленился, в самом то деле, Ралиф, - попытался смягчить произошедшую заминку Сергей.
Однако тот, уже всем своим видом показывал, что их беседа подошла к концу, а самого Гизатулина ждут неотложные дела. Безусловно, расставаться землякам на такой ноте было не гоже, и старший сержант предпринял еще одну попытку примирения.
- Да ладно тебе, Ралиф, каюсь и беру свои слова обратно, - сказал он.
Но на этот раз хозяин склада отреагировал еще резче и, как часто бывает в подобной ситуации, призвал на помощь "Устав".
- Товарищ старший сержант, будьте добры обращаться к старшему по званию как положено и на "вы"!
Яковенко же не опешил и не смутился. Уж кто-кто, а он, обласканный вниманием гораздо большего начальства, не однократно был свидетелем подобных сцен. А посему, предпочитал не психовать по данному поводу, но выбираться из подобных перипетий с достоинством. Вот и сейчас, он с деланной готовностью вскочил, выпятил грудь колесом и с комичным выражением лица, стал пожирать глазами "начальство". Судя по всему, Гизатулин тоже был не на шутку смущен этим, неожиданно вспыхнувшим инцидентом и разумно решил отыграть назад.
- Вольно! - гаркнул он и, улыбнувшись, продолжил. - Пойми правильно, Серега, ты не один такой доброхот выискался. Достали уже желающие посочувствовать! Им что - все до фени, а на мне каждый грамм этой дряни ярмом висит! Часового постоянного поставить - так нет никого, а крыса, допустим, стащит пакетик - особисты затаскают, мало не покажется!
Тем не менее, "пожар" был погашен, а чтобы "угольки" никогда больше не разгорелись вновь, решили сбрызнуть это дело "резиновым" спиртом. Благо, что Гизатулин, в принципе не пьющий, оказался свободным от нарядов, а официальный рабочий день в гарнизоне, уже давно подошел к концу.
Х Х Х
Приблизительно в середине мая, майор Калинин, который после разговора у бассейна больше не надоедал Яковенко уговорами, вновь объявился в гальванической мастерской. Поздоровавшись за руку только с Михеичем, который крутился около дистиллятора воды, он с грозным видом, заложив большие пальцы рук за портупею, принялся придирчиво осматривать каждый закоулок. По опыту, Сергей знал, что данное поведение начальства не предвещало ничего хорошего и, внутренне приготовился к любому исходу. Однако он ошибся. Майор остался весьма довольным увиденным и, подобрев буквально на глазах, наконец-то изрек:
- Ну, что ж, Яковенко, не плохо ты своего молодца обучил, не плохо! Порядок, вижу, у тебя отменный, да и Михеич нахваливал недавно твоего Симакова.
Старик, в знак согласия закивал седой головой и, как павлин хвост, принялся расправлять свои запорожские усищи. Что же касалось Анрюхи Симакова, то он с утроенной энергией начал суетиться явно больше положенного, всем своим видом доказывая собственную незаменимость. Однако, судя по серым, с хитринкой, глазам Калинина, тот пришел совсем не за тем, чтобы инспектировать новоявленного гальваниста. А потому, Сергей нутром почувствовал, что сейчас вновь предстоит не совсем приятный для него разговор. О чем - он тоже прекрасно знал.
Так оно и вышло. Походив еще немного по мастерской, больше для блезиру, майор, наконец взял Яковенко под локоток и увлек за собой на свежий воздух. Здесь он взглянул прямо в глаза подчиненному, без пяти минут гражданскому человеку и так же прямо спросил:
- Ну, что, старший сержант, к разговору возвращаться будем?
Сергею совсем не хотелось обижать майора прямым отказом и он, не сказав ни "да" ни "нет", лишь неопределенно пожал плечами. Калинин же понял данный жест по-своему и без обиняков продолжил:
- В общем так, парень, даю тебе тридцать суток, вместе с дорогой. Осмотрись, отдохни, девок пощупай, а потом - милости прошу, принимать хозяйство. Ну, а если решишь иначе, что ж - вольному воля! Но честно признаюсь: мне такого спеца как ты, будет очень не хватать.
Сказав это, Калинин резко развернулся и, по привычке, поправив щегольскую фуражку, направился прочь. Яковенко же так и остался стоять с открытым ртом, но уже через секунду он очухался и крикнул вслед зампотеху.
- Товарищ майор, а домой то когда?
Тот не стал останавливаться, а лишь повернув чуть голову, ответил:
- Завтра. До Куляба я тебе машину выделю, а там, на Душанбе вертолет пойдет - на нем и полетишь. Так что иди в штаб, оформляйся!
Старший сержант буквально опешил от этих слов. Для него, человека, в первый раз уехавшего так далеко от своей Кинели, Таджикистан в самом деле казался краем света и название его столицы - Душанбе - совсем ни о чем не говорило. Наконец, оправившись от первого потрясения, он во весь опор помчался за майором. Тот вынужден был остановиться и, подождав запыхавшегося дембеля, с улыбкой спросил:
- Ну, что еще, Яковенко?
- Как что, товарищ майор! А из Душанбе этого как?
- Очень просто - оттуда самолеты на Самару летают. Ты ведь, кажется, из тех мест? Впрочем, как хочешь, можешь и со всей группой тронуться, но это будет только недели через три.
Сергей быстренько пролистал что-то в уме и, в конечном итоге, махнув рукой - где наша не пропадала - направился в сторону погранотрядовского штаба.
Оформление документов заняло совсем не много времени. Приказ на увольнение был уже готов, а отрядный писарь из срочников, знал свое дело туго. Вскоре, как по мановению волшебной палочки, необходимые записи, сиреневые печати и подписи, заняли положенное им место на страничках военного билета. Начфин же, без проволочек выписал дорожное требование и выдал причитающуюся по данному случаю, сумму наличных. В результате всех этих приятных хлопот, уже через час с небольшим, Сергей превратился в старшего сержанта запаса и степенной походкой вполне гражданского человека, вернулся в родную мастерскую.
Здесь его уже ожидали и даже сам Полозков, предчувствуя вероятно дармовое угощение, снизошел до того, чтобы лично участвовать в проводах. Андрюхе же, совсем не требовалось указывать, что и как делать в подобном случае и вскоре, на импровизированном столике появилась закуска, состоящая из традиционной тушенки, зеленых столовских помидоров, засоленных вероятно еще в приснопамятные годы застоя и вполне деликатесных шпротов. Ну, а Михеич, хитро глянув на заведующего АРМ, направился в свою заветную спецкладовую и почему то очень долго громыхал ключами у ее обитых железом дверей. Когда же он вернулся, держа в руках большую мерную мензурку, в которой плескалась прозрачная маслянистая жидкость, начальство, как это и положено, скорчило грозную физиономию. Однако на этом ее служебное рвение и закончилось. И неудивительно - вид спиртного обладал свойством расслаблять мужские души, вне зависимости от рангов. Даже Симаков, которому, ввиду малого срока службы, пришлось довольствоваться чаем, и тот заметно приободрился. В целом, застолье проходило чинно и без лишних пафосных слов. Михеич на это был не мастак, а словоохотливый Полозков мужественно сдерживал себя и лишь по-отечески, изредка, похлопывал бывшего подчиненного по плечу. Да норовил, нарушая очередность, выдать непременно оптимистический, но с легкой грустинкой тост. Как ни крути, а его собственное увольнение было совсем не за горами.
Расположение части Яковенко покинул рано утром, чтобы успеть добраться по горной, опасной и изрядно разбитой дороге до районного центра с запасом времени. Вертолет вряд ли бы стал ждать одного единственного пассажира и этот факт, безусловно, следовало учитывать. На старшем сержанте был одет новенький, с иголочки, но подогнанный по фигуре обычный камуфляж. Он был лишен каких бы то ни было дембельских выкрутасов и наворотов, в виде аксельбантов, целых иконостасов сомнительных знаков, бархата и позолоты. И с собой он вез только личные вещи, уместившиеся в изящном кейсе - что еще можно было везти из нищей республики, в лопавшуюся от импортного изобилия, матушку - Россию!
Зампотеховский "бобик", управляемый сержантом-контрактником, скоро преодолевал крутые подъемы серпантина и путь, в более чем сорок километров, пронесся почти незаметно. Если бы не отчаянная тряска из-за жесткой, словно специально посыпанной мелкими скальными обломками, дороги. Зато когда они подъехали к летному полю на окраине городишки, то их взору предстала удивительная по контрасту картина. Местный "аэродром" представлял собой обычную грунтовую площадку, сквозь утоптанную поверхность которой, словно вата в дырявой телогрейке, пробивались островки зеленой травы, расцвеченной кроваво-красными пятнами дикого мака. И на этом, вполне средневековом фоне, стоял красавец "МИ-8", сияя свежеокрашенными боками и МЧСовскими розами ветров на них.
Судя по всему, вертолет уже был готов к вылету, поскольку его винты медленно, как бы нехотя, вращались, а турбины заполняли тишину округи мерным рокотом, отдающимся гулким эхом в близлежащих ущельях. Как бы в подтверждение этого, едва "УАЗ" остановился у кромки поля, из винтокрылой птицы энергично замахали рукой, приглашая поспешить с посадкой. Так, не успев толком отойти от тряской дороги, Сергей, уже скоро оказался в воздухе, где хоть и не было выбоин, но трясло, почему-то, ничуть не меньше. В огромном салоне, вместе с ним, летело еще несколько человек местных жителей, разодетых, по случаю посещения столицы, в свои лучшие одежды. В отличие от Яковенко, с самого начала не отрывавшегося от иллюминатора, за которым распростерлась величественная панорама Памира, аборигенов эти красоты совсем не интересовали. Почти все они, а их было, если быть точным, пять человек, с самого момента взлета тут же впали в состояние анабиоза, считая, вероятно, недостойным для восточного человека, растрачивать эмоции на созерцание обыденных для них вещей. Сергей лишь улыбнулся своим, показавшимся ему уж очень умным мыслям и вновь буквально прилип к толстому стеклу.
Однако и ему, очень скоро пришлось убедиться на собственном опыте, насколько он ошибался. Мерный рокот над головой и однообразный, все ж таки, ландшафт за бортом, действительно наскучили и "дембель" постепенно, но верно, стал так же проваливаться в состояние благостного сна, который время от времени нарушала болтанка вертолета в воздушных ямах. Поэтому, сновидения, успевшие посетить его, были отрывистыми и сумбурными, где реалии круто перемешивались с необузданной фантазией. Однако сюжет их был, почему-то один и тот же, и в разных вариациях обязательно включал в себя непроходимые горы, опасные тропы и ущелья, распростиравшиеся до самого его родного Поволжья. А по этим тропам, крадучись пробирались бородатые наркокурьеры в длинных полосатых халатах, за плечами которых, на манер Деда Мороза, болтались мешки с героином в серых упаковках, испещренных арабской вязью. Сам же он, старший сержант Яковенко, который за два года службы один раз держал в руках оружие, да и то, в момент принятия Присяги, в этих снах был много активнее и полон праведного гнева. Устроившись на горном перевале, он, стиснув зубы, поливал и поливал эти караваны свинцом из ручного пулемета, а те все шли, шли и шли.
Х Х Х
Проснулся Яковенко весь взмокший, да и то, только оттого, что кто-то тряс его за плечо. Он молниеносно открыл глаза и увидел перед собой пожилого вертолетчика в синем комбинезоне и летной фуражке, украшенной на тулье распластавшимся орлом. Салон вертолета был пуст, а он сам стоял на твердой почве и, даже шума турбин, уже не было слышно.
- Приехали, сержант, - произнес летун, улыбаясь щербатым ртом. - Ты в отпуск, или как?
- Да нет, подчистую, - ответил Сергей, протирая глаза и поднимаясь с жесткого кожаного сиденья. - А вы не подскажите, где здесь аэропорт?
- Так мы в нем в принципе и находимся, только тебе придется солидный круг дать по периметру. Как выйдешь из проходной - прыгай в такси и, минут через пятнадцать, будешь на месте.
- Спасибо.
Яковенко на затекших ногах подошел к распахнутой настежь двери и по металлическому трапу спустился на бетон вертолетной стоянки. Здесь он огляделся по сторонам и, вычислив для себя вероятно правильное направление, сделал, было несколько шагов, как его снова окликнули.
- Да не туда, парень. Так ты только в ангары попадешь - левее бери, - махнул ему рукой все тот же вертолетчик и, чуть помедлив, добавил. - И еще, учти, сержант, это тебе не родная деревня - тут ухо востро держать надо. Они хоть в дружбе нам клянутся, но есть среди них и такие, кто до сих пор тесак под чапаном носит. Так что гляди в оба и с радости, водочки - ни-ни! Потерпи как-нибудь до дома.
- Спасибо за добрый совет, - крикнул еще раз Сергей и бодрым шагом направился в указанную сторону.
Попав, наконец, в здание аэропорта, Яковенко поначалу подивился тому обстоятельству, что здесь он не увидел так характерной для подобных мест, толкотни и суеты. Казалось, что происходящее вокруг, было кем-то запечатлено посредством замедленной киносъемки и касалось абсолютно всех. И никуда не спешащих работников в синей униформе, и немногочисленных пассажиров, неспешно слоняющихся по огромному залу, в ожидании своих рейсов. Однако причины этого выяснились довольно скоро, как только Сергей подошел, к горевшему наполовину, табло расписания. Оказалось, что из этой воздушной гавани, улетало до обидного мало самолетов, а на сегодня и вовсе, крупных рейсов не значилось. Что же касалось конкретно его направления, то в соответствующей строчке зелеными буквами значилось: рейс Душанбе-Самара летает один раз в неделю. Яковенко даже взгрустнул от подобной перспективы, но, чуть помыслив и посчитав на пальцах дни недели, в конечном итоге, обрадовался. Еще бы - его самолет отправлялся завтра утром, а, следовательно, коротать надо было всего-то одну единственную ночь.
Решив для себя, что спокойно переночует в здании аэропорта, Сергей направился к билетным кассам, возле которых и вовсе, располагалось абсолютно безлюдное пространство. Без особых проблем, обменяв воинское требование на билет, он несколько успокоился и расслабился, предвкушая скорую встречу с родными местами. И это обстоятельство не замедлило сказаться ощущением серьезного голода. Яковенко вспомнил, что сегодня, в спешке сборов, даже не успел позавтракать. Вчерашняя же закуска уже давно отдала свои калории организму, тем более, растворенная спиртом, резиновая отрыжка от которого до сих пор преследовала его. Пополнить запасы жизненных сил оказалось совсем не трудно - рядом было огромное количество заведений, дымящих и шипящих каленым маслом на все лады. А поэтому уже скоро с приятным ощущением отличного шашлыка в собственном желудке, Сергей выходил из крохотной кафешки, больше похожей на традиционную чайхану.
- "Ну, теперь можно и в центр смотаться, - подумал он. - В самом то деле, может действительно, вижу эти края в последний раз. Мало ли Калинин предлагал - это еще на воде вилами писано! А так, спросят дома: где был, что видел? Да ни шиша, кроме гор и обрыдлых аккумуляторов в мастерской!"
Но, прежде, чем отправиться в город, он решил вновь побывать в здании аэровокзала и еще раз убедиться, впрочем, без особой надобности - все было итак прописано в билетах - во времени отправления своего рейса. Здесь все было по-прежнему, тихо и спокойно и только небольшая группка пассажиров, среди которых, своим необычным экзальтированным видом выделялись иностранцы из какой-то гуманитарной миссии, проходила регистрацию на рейс местного значения. Поглазев на светящееся табло, Яковенко круто развернулся на кованых каблуках высоких армейских ботинок и, помахивая кейсом, направился к выходу.
Толкая перед собой дверь из толстого витринного стекла, Сергей вдруг спиной почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Он невольно остановился и, обернувшись, стал методично оглядывать практически пустой зал ожидания. Однако, немногочисленные пассажиры, работники аэровокзала и таможенники, в серых рубашках навыпуск, все были заняты своими проблемами и, на первый взгляд, никому не было дела до того, куда направляется старший сержант Российских Погранвойск.
- "Показалось, что ли?" - подумал Яковенко и с силой толкнул огромную дверь, которая с удивительной легкостью распахнулась практически сама.
Тем не менее, он напрягся и, едва сделав несколько шагов по направлению к стоянке такси, как вновь, уже явно, ощутил на себе чье-то внимание.
- Этого еще не хватало, - произнес вслух Сергей, припомнив наставления вертолетчика и, ускорил шаг.
Но прошел он не много, как его остановили, причем вежливо и практически по Уставу. Это был патруль российских пограничников, который возглавлял молоденький лейтенант, а при нем, смущенно перетаптывались с ноги на ногу, двое не менее молоденьких солдатиков, причем, почему-то с медицинскими эмблемами в зеленых петлицах.
- Нехорошо, товарищ старший сержант! - с нарочито грозным видом произнес лейтенант, небрежно бросив правую ладонь к козырьку щегольской фуражки с зеленым верхом. - Честь, старшему по званию забываем отдавать! Ваши документики.
В самом деле, обеспокоенный упрямым взглядом в собственную спину, Сергей совсем не обратил внимания на эту троицу своих соотечественников. Он молча, стараясь улыбаться, протянул начальнику патруля свой военный билет и тот, с деловым видом, углубился в изучение документа. Лейтенант был практически его ровесником, но новенькие звездочки на его погонах, заставляли того проявлять службистское рвение и блюсти пропасть между начальником и подчиненным.
- Да домой я еду, товарищ лейтенант, - произнес "дембель" чуть заискивающе. - На радостях не заметил, ей Богу!
- Вижу, что домой, - бесстрастно констатировал тот, продолжая листать "корочки". - А почему один, не в группе? Не положено, это вам не Россия-матушка, а как-никак - заграница!
- Так я на прапорщика остаюсь, - вдохновенно соврал Сергей, первое, пришедшее на ум оправдание. - Поэтому и отпустили пораньше, чтобы скорее вернулся. Должность принимать надо!
Эта полуложь-полуправда несколько смягчила сердце офицера. Он посмотрел на статного сержанта чуть потеплевшими глазами и, возвращая документы, поучительным тоном изрек:
- Это хорошо, когда такие парни выбирают не домашний уют, а горячие точки! Это хорошо! Что ж, счастливого пути и впредь прошу быть повнимательнее. Тем более, что решили служить Родине и дальше.
- Какой разговор, - с готовностью отозвался Яковенко, а про себя подумал. -"Вот козел зеленый! Сам пристроил свою задницу сразу же после училища в столице, а туда же - про горячие точки рассуждает!"
Однако, сказанное старшим патруля дальше, заметно прибавило ему уважения.
- Ты вот, что, сержант, - сказал он, скинув на минуту с себя все напускное, - ходить то ходи, но гляди в оба! Тут всякой швали хватает одно слово - наркотраффик! Да что тебя учить, сам прекрасно знаешь! Вот и кумекай, что к чему.
- "Оба на! Да что они, сговорились, что ли?" - отметил про себя Сергей, а вслух бодро ответил. - Конечно, знаю, товарищ лейтенант. Все будет нормально!
Троица при исполнении, украшенная красными повязками на рукавах прошествовала внутрь аэровокзала, а Яковенко вновь продолжил свой путь к стоянке такси.
- "Наверное, они то и наблюдали за мной", - пронеслось в голове у него.
Но не прошел он и десяти шагов, как вновь ощутил какое-то навязчивое и непонятное, а потому пугающее чувство дискомфорта и принял для себя решение, незамедлительно отыскать источник его. Сергей остановился и, делая вид, будто ожидает кого-то, стал исподволь озирать тот сектор, из которого, как ему показалось, за ним и наблюдали. Однако вскоре, эта, неожиданно объявившаяся проблема, разрешилась сама собой. К нему, совершенно никого не опасаясь и тем более, не представляя собой опасность, приблизился парень лет двадцати пяти. Это был таджик, но судя по всему и, прежде всего, по речи без акцента, с которой тот обратился к Яковенко, вполне цивилизованный. Его добродушное лицо, наряду с черными стрижеными усиками, украшала и обезоруживающая улыбка. Он был одет в довольно не плохой адидасовский спортивный костюм, безукоризненно белые кроссовки, а на его указательном пальце, болтался из стороны в сторону, брелок с ключами от автомобиля. Незнакомец сам протянул руку и сходу, не откладывая в долгий ящик, то ли поинтересовался, то ли заявил утвердительно:
- В Самару летишь, сержант? Дембель или отпуск?
- Дембель, - все еще недоумевая, ответил Сергей.
О причине осведомленности относительно пункта следования, он спрашивать не стал. Это было глупо и уж слишком очевидно. При том не богатом выборе рейсов, которые предлагал местный Аэрофлот вычислить истину, совсем не составляло труда. А между тем, парень огляделся по сторонам и счел нужным сообщить некоторые подробности из своей биографии.
- Я и сам тоже служил, в России, под Питером. Не погранец, конечно, но тоже ничего - в войсках связи, королевских, так сказать! - с гордостью объявил он.
- И ради того, чтобы это сообщить, ты меня и пасешь с самого аэровокзала? - совсем не дружелюбно, но в рамках приличий, произнес Яковенко. - В таком случае, я очень рад за тебя.
Но парень нисколько не смутился, а, оглянувшись еще раз по сторонам, почему-то перешел на шепот.
- Да ладно тебе колоться как ёжик - я дело предлагаю. Вас, погранцов, таможня любит и шмонают не очень то. Поэтому, есть возможность не плохо заработать, сержант!
Сергей приблизительно догадался, о чем будет идти речь дальше, но ради чистого любопытства, продолжил разговор.
- И как же это? - спросил он.
- Все просто, командир, - по-деловому произнес таджик, придерживая собеседника под локоток. - У меня есть товар на любой вкус. Думаю, понимаешь, какой? Отдам не дорого - считай, по местной оптовой цене. У себя в Самаре, срубишь на этом деле в десяток раз больше - вот тебе и капитал, для поддержки штанов, поначалу. Дело говорю!
- И что предлагаешь?
- Все! Есть опий-сырец, анаша и героин чистейший, три семерки. Но как другу, советую - бери порошок. И весит меньше, и навар куда больше!
Соблазн был, конечно, велик, но в какой-то момент, старший сержант засомневался. И совсем не потому, что его обуяла обида за своих соотечественников, которых пытались травить все, кому не лень. Яковенко быстро пролистав в своем мозгу реальные выгоды и могущие возникнуть проблемы данного мероприятия, просто струсил. Предложение парня могло оказаться прологом чего угодно: начиная от банальной провокации и заканчивая серьезным шантажом, впоследствии. Поэтому он и решил, поскорее закончить довольно скользкий разговор.
- Спасибо, брат, - сказал Сергей, на всякий случай, глядя честнейшими глазами на собеседника. - Но у меня в карманах ветер гуляет. Ты ведь в долг не дашь?
- Почему нет? Давай сядем, обрисуем все - договоримся! - вдруг неожиданно согласился тот.
Эта мнимая или настоящая готовность и вовсе поставила Яковенко в тупик. Он лихорадочно принялся подыскивать нужные слова, но те, как назло, никак не хотели приходить в голову. Наконец он нашелся и решил изменить ход беседы вопросом.
- Так ты что, связист, свой канал решил организовать?
Удивительно, но именно это простое предложение, почему-то сработало. Парень стрельнул глазами по сторонам, чуть пристальнее посмотрел прямо в лицо сержанту и поспешил сделать в своих, едва не обретших жизнь планах, шаг назад.
- С чего это ты взял, командир? Я так, мелкий поставщик, и только. А каналами у нас, знаешь, какие люди занимаются? Ну, как знаешь, на нет и суда нет! Только вот что - ты меня не видел, я тебя тоже!
Сказав это, он исчез так же, как и появился - незаметно и оперативно, будто его и вовсе не было, а весь разговор Сергею просто привиделся. Тем не менее, в его последних словах, Яковенко расслышал плохо скрываемую угрозу и потерял всякое желание созерцать красоты столицы. В самом деле - искушать судьбу не стоило. Он лишь прошелся по многочисленным киоскам, разместившимся, словно чайные ящики, с двух сторон приаэропортской площади. В одном из них старший сержант не удержался и, в память о службе в этих диких горах, купил себе довольно забавный сувенир. Это был керамический аксакал. Он чинно сидел, по-восточному, скрестив ноги и, держал в руке пиалу с чаем. Выражение же лица глиняного болванчика выражало настолько многообразные эмоции, что в нем, при желании, можно было увидеть и хитрость, и мудрость, и иронию и даже неподдельный кайф. Хотя поделка была лишь вдвое меньше среднестатистической и тривиальной кошки-копилки, ей без особого труда нашлось уютное местечко в полупустом кейсе. После чего, Сергей вновь вернулся в зал ожидания и, облюбовав место на одном из обтянутых черным дерматином диванчиков, устроился основательно и надолго. Ни газет, ни журналов у него с собой не было, а покупать он их не стал, поскольку никогда не тяготел к чтению, предпочитая этому возню с железками. А поэтому, уже через полчаса, почувствовав себя отдохнувшим, принялся не без удовольствия глазеть по сторонам. Каково же было его удивление, когда вскоре, у входа в служебный коридор для персонала, он вдруг увидел своего недавнего знакомца - парня в адидасовском спортивном костюме. Тот о чем-то оживленно разговаривал с дежурным милиционером, пожилым седоусым таджиком, и при этом, красноречиво жестикулировал руками, показывая в сторону стоянки такси. Страж порядка слушал его настороженно, кивал головой в знак согласия, а в конечном итоге они, видимо полюбовно договорившись, разошлись в разные стороны. Один обратно, в служебные помещения, а другой, поигрывая ключом на пальце и озирая липким взглядом вокруг себя, поспешил через один из выходов наружу. Сергея наркоторговец не заметил, хотя может просто, и не захотел замечать, считая этот вариант уже пустой, битой картой.
- "А у них, оказывается, все налажено как на конвейере, - подумал Яковенко. - Не удивлюсь, что и таможенники в доле. Только вот одно не понятно - действительно, закрыв глаза, допускают к рейсу или ловят с поличным, а потом грузят на всю катушку, забирая все, до последней нитки?"
Так или иначе, Сергей мысленно похвалил себя за то, что благоразумно подавил в себе соблазн и не ввязался в эту сомнительную авантюру. А время текло нудно и медленно и чтобы хоть как-то ускорить его бег, сержант решил немного покемарить. Он закинул кейс, единственный свой багаж, себе за спину, сидя блаженно вытянулся во весь рост и скрестив руки на груди, смежил глаза. Усталость, накопившаяся за день, не замедлила воспользоваться этой поблажкой и тут же сморила его.
Сколько он так проспал, Сергей не знал, но когда проснулся, то почувствовал, что его тело затекло от неудобной позы, а сквозь стеклянные стены помещения, уже проглядывала ночная темнота. Старший сержант встал со своего диванчика и энергичными движениями слегка размялся. Затем он окинул зал ожидания неспешным взглядом в поисках чего-либо, что могло показывать время, но, так и не отыскав ни одного циферблата, сел на свое место. Своих часов Яковенко не носил никогда, по единственной причине - при его каждодневном общении с маслами, солярой и кислотами, они не только мешали, но и быстро выходили из строя. Спросить у кого-либо из проходящих мимо пассажиров, он почему-то не решился и попробовал определиться на глазок, взглянув на стойки для регистрации. Те по-прежнему пустовали, и Сергей успокоился, поскольку прекрасно знал, что первым в эту ночь, должен был быть рейс на Москву. Его же пассажиры, наверное, представлявшие цвет местной интеллигенции, продолжали мирно сидеть на "чемоданах" в ожидании объявления.
Именно в эту минуту в один из многочисленных входов-выходов вошел военный, на голове которого зеленела верхом, до боли знакомая фуражка пограничника. Сердце сержанта радостно забилось. Во-первых, в предвкушении разговора, за которым был бы не заметен унылый бег времени, ну, а во-вторых - просто по привычке видеть собрата по оружию. Вошедший был в звании прапорщика, пребывал в годах в промежутке от тридцати до сорока и, судя по мешковато сидевшему на нем парадному мундиру, обретался совсем не в строевых частях. В руке он держал щегольской чемодан на колесиках, который красноречиво свидетельствовал сам за себя - прапорщик направлялся в очередной отпуск. По всему было видно, что бывал он здесь уже не раз, а потому, не озираясь по сторонам, прошествовал прямо к табло. Там он задержался ровно минуту и, сверившись по своим часам с прочитанным, стал приглядывать себе место. Тут то отпускник и увидел Яковенко и, улыбнувшись во весь рот, словно обрел желанного знакомого, направился к нему.
- Здоров, сержант, - без лишних реверансов произнес он, присаживаясь рядом. - В отпуск или как?
- Или как, - просто ответил Сергей, без намека на чрезмерное почитание субординации.
- В Москву? Нет? Тогда в Самару - тоже не плохо. А я в Москву, - продолжил разговор прапорщик. - Значит отбухал и теперь подчистую? Завидую тебе, что и говорить.
- А что так? У вас служба почетная, небось не силком загоняли то?
- Да в гробу я видел этот почет, - вдруг взвился тот. - Это разве жизнь! Я здесь, жена с детьми там - сюда ни в какую! Кстати, и правильно делает. Что здесь хорошего - камни да горы!
- И долго еще вам?
- Год! Никак не дождусь, ей Богу! Сам то откуда?
Сергей не успел ответить, как именно в этот момент диктор объявил о начале регистрации на московский рейс. Прапорщик резво схватил свой чемодан и направился к стойкам.
- Счастливо долететь, сержант, - крикнул он напоследок, смешиваясь с толпой пассажиров, вмиг повылезавших неизвестно из каких щелей.
- И вам того же, - ответил Сергей и вновь, блаженно вытянул ноги.
Теперь все было ясно - до его рейса оставалось чуть более трех часов. Сергей еще раз осмотрел зал ожидания, уже практически безошибочно определяя свои потенциальных попутчиков до Самары. Надо сказать, что подавляющее большинство их, были мужчины местной национальности, следовавшие в российские пределы в роли гастарбайтеров. Сколько их потом так и осядет по городам и весям, было известно одному Богу, да и то навряд ли, что на все сто процентов. А между тем, пассажиры московского рейса, по одному отправлялись на посадку. Делалось это под недремлющим и всевидящим оком таможенников и таджикских пограничников. Они облепили зону досмотра личных вещей и "зеленый" коридор так густо, словно происходила транспортировка этапа особо опасных рецидивистов.
Понаблюдав внешнюю сторону этой не совсем приятной для отбывающих процедуры, Сергей только лишний раз похвалил себя за то, что не клюнул на возможность легкого заработка.
Х Х Х
Вскоре, видимо от безделья, ему показалось, что в здании аэровокзала стало душно. Он еще раз взглянул на светящееся табло и, прихватив свой кейс, направился к одному из выходов. Действительно, воздух здесь был намного свежее и отдавал дыханием ледников, густо замешанном на запахах позднего цветения садов. Яковенко облокотился на массивные перила балюстрады и полной грудью принялся вдыхать в себя этот удивительный эфир. Перед ним, во всей своей красе лежал мирно спящий город, расположенный как бы в огромной чаше, образованной окрестными горами. И над этим великолепием, на агатово-черном небе, мерцали крупные, словно виноградины, звезды.
Площадь перед аэровокзалом, заполненная днем суетливыми и шумными таксистами, теперь была практически пуста. А за ней шумел молодой листвой уютный скверик, с парковыми скамейками и прямыми аллеями. Сержант посмотрел на часы, висевшие над одним из входов и, прикинув что-то в уме, неспешным шагом направился к манящей зелени крохотного парка. После долгого сидения на одном месте, подобная прогулка показалась Сергею очень привлекательной. Он пересек площадь и, войдя в скверик, присел на первой же скамейке. Однако этот монстр, сработанный из не мереного количества чугуна и плохо оструганных брусьев, оказался мало приспособлен для безмятежного отдохновения и для тела человека вообще. Поэтому, бросив бесполезные попытки найти на этом седалище возможность для удобной позы, Яковенко просто решил прогуляться по аллейкам. Скверик был абсолютно пустынен, а скудное освещение и причудливые тени от ветвей деревьев, делали его похожим на дремучий сказочный лес.
Но не прошел Сергей и пятидесяти метров, как вынужден, был с удивлением убедиться, что его одиночество в этом райском уголке, является понятием слишком относительным. В густом кустарнике, справа от аллеи он услышал мужские голоса. Говорили по-таджикски. О чем именно, Яковенко естественно не понимал, но, судя по тону, мужчины, а, скорее всего, парни, находились на изрядном веселе. Поэтому он замедлил шаг и, чуть поразмыслив, решил не искушать судьбу. Однако едва Сергей попытался повернуть назад, как кусты неожиданно раздвинулись, и из них показалась курчавая голова довольно молодого парнишки. Он посмотрел осоловевшими глазами вокруг и, с трудом сфокусировав свое внимание на сержанте, что-то бросил на своем языке дружкам. Те тоже были изрядно обкуренными и отреагировали на его слова диким улюлюканием и неестественным смехом. Курчавый же обратился к пытавшемуся удалиться Яковенко по-русски, нос ужасным акцентом:
- Эй, солдат рюски, ты зачэм здес ходыш? Твой Россия места мала, да?
Реакция на этот идиотский юмор не замедлила дать о себе знать, раздавшимся в кусах пьяным хохотом. И как следствие этого, среди веток появилась еще одна голова, но на этот раз бритая и в тюбетейке. Сергей ускорил шаг, но следующий вопрос юных наркоманов, заставил его машинально остановиться и даже ответить им.
- Эй, солдат, может сигарета даешь? - это сказал уже бритоголовый.
- Да не курю я, ребята, - миролюбиво ответил сержант.
Это являлось правдой - Яковенко действительно не курил, но по опыту собственной, бесшабашной тоже, юности, прекрасно понял, что данный вопрос, наверное, и в Африке является лишь поводом для дальнейших зацепок. Он внутренне напрягся и настороженно стал ожидать развития событий. А те двое уже выбрались из кустов и развязной походкой, словно шкодливые шакалята, стали приближаться к нему, совершенно не скрывая своих истинных намерений.
- "Только бы не появились ножи", - пронеслось в голове у Сергея.
Для себя он уже решил: не ожидать чего-либо, при любом раскладе и начинать поединок первым. Сержант крепко сжал ручку своего кейса, намереваясь использовать его жесткие углы в качестве оружия. А парочка, ухмыляясь перекошенными ртами, над которыми едва пробивались еще редкие полоски усиков, уже приблизилась практически вплотную. И тут Яковенко увидел в руках одного из них, кучерявого, блеснувшую в неверном свете ущербной луны, сталь довольно внушительного лезвия. Но пока оно еще наполовину таилось в широком рукаве ватного халата.
- Ты чего топтаешь наша земля? - начал было тот, высвобождая нож и уже открыто поигрывая им.
Сергей не ответил, но напрягся и, сделав короткий замах, что было силы саданул ребром кейса по голове кучерявого. Удар получился неожиданным и достаточно сильным, однако, произошло непредвиденное. Парень, сознание которого находилось под воздействием паров дурмана, успел таки взмахнуть рукой, и острое лезвие полоснуло вскользь руку сержанта. Боли он не почувствовал и тут же нанес второй удар противнику, в то же самое место. Этого было уже достаточно, и тот, выронив нож, рухнул на асфальт как подкошенный. Что касалось кейса, то он так же не выдержал подобной нагрузки и, с хрустом оторвавшись от ручки, отлетел метров на пять. В это время, бритоголовый, впавший до этого в прострацию, вызванную, вероятно, стремительным развитием событий, пришел в себя. Он отскочил чуть назад и, мельком взглянув на своего распластавшегося дружка, принял позу, которая, по всей видимости, должна была являть собой стойку каратиста. При этом, его глаза беспомощно бегали в орбитах, в поисках путей к отступлению. Однако, долг перед поверженным собратом, заставил его, все ж таки, начать атаку. Парень неуклюже подпрыгнул, вытянув правую ногу и пытаясь ей нанести удар. Сергею этого было вполне достаточно, чтобы без выпендрежа, по колхозному, просто пнуть тому в промежность. Бритоголовый охнул и в мгновение ока осел, схватившись руками за изрядно травмированные мужские причиндалы. Яковенко прекрасно знал, каково это, и что парень еще не скоро будет готов к новым действиям. Как, впрочем, и тот, что лежал на асфальте рядом с ним, постанывая то ли от боли, то ли от продолжавшегося кайфа.
Сергей молча поднял свой кейс и, зажав его под мышкой, быстрой походкой направился прочь. Только оказавшись вновь на балюстраде, с которой и начал свою прогулку, он, наконец, позволил себе отдышаться. Последствия неприятного инцидента все еще сказывались противной дрожью в коленях, и кровь в висках бешено пульсировала, словно ее накачивали в организм мощными насосами. Посмотрев недоуменно на, до сих пор зажатую в правой руке, уже бесполезную ручку от кейса с клочьями "мяса", Сергей с чувством забросил ее в мусорную урну. Только сейчас он заметил, что кисть его левой руки была покрыта густой, начавшей уже сворачиваться, кровью, а весь низ рукава камуфляжа набряк ею, словно плохо отжатое белье. Сама рана, чуть ниже локтевого сгиба, болью не отзывалась и при ближайшем рассмотрении, оказалась совсем не глубокой, хотя и достаточно протяженной. Она все еще продолжала кровоточить и, сержанту ничего не оставалось, как осторожно закатать рукав и перехватить предплечье носовым платком.