Поэты - достояние народное, 
но так уж повелось с былых времён - 
при жизни быть поэтам неугодными, 
а после смерти - доски для имён 
мемориальные на стенах их жилищ, 
в музейный статус скромно возведённых: 
"Здесь жил - запомни этот дом, дружище - 
поэт народный, в край родной влюблённый"... 

А после смерти толпы толкователей - 
различных "ведов" жизни и стихов -  
доносят до утробы обывателей 
значенье взглядов, жестов, чувств и слов... 
Всё пережёвано и перетёрто - ешьте! 
В контексте обстоятельств и времён, 
извольте, нам мозги промоют прежде, 
чем мы откроем сочинений пыльный том...

И над строфой душой вспотев, 
мы начинаем между строчек 
читать судьбу поэта, "съев" 
от толкователей кусочек... 
С щемящею в груди тоской 
пред сколь великим  - столь безликим 
мы - постигаем: он - живой, 
как мы, а не веков реликвия... 
А он сказал лишь то, что он сказал. 
Он был таким, каким не мог не быть... Он 
чуть тоньше чувствовал, чуть больше понимал, 
чуть меньше нас боялся быть убитым... 
А мы - народ! - толпа жрецов голодных... 
Костюмный перешив пиджак на френч, 
инакомыслящих, нетаккакнадоподданных 
мы убивали, не cумев cберечь. 
Мы пели: "Широка страна родная..." - 
да, широка, в ней лагерей не счесть!
От страха пели: "Я другой такой не знаю..." - 
да, нет другой, где не в чести поэта честь... 
 
Слюнявым пальцем лист перевернув, 
мы постигаем душу слов поэта 
и, глубже стих его вдохнув, 
петь начинаем то, что им не спето... 
И любим мы уже как он и вместе с ним, 
его пронзаясь человечностью, 
мы на ветру сегодняшнем  дрожим, 
встав рядом на пороге вечности... 

Поэты - достояние народное, 
но так уж повелось с былых времён - 
при жизни быть поэтам неугодными, 
а после... 
Жить в сердцах: моём... твоём...