Кладбище окружала изгородь - нескольких посеревших столбов, к которым на уровне пояса были прикручены ошкуренные жерди. Четыре могильных холма - два совсем просевших, почти сравнявшихся с уровнем земли, один еще свежий - желтоватый от песка кокон, едва-едва опушившийся редкими сорняками, и похожий на лежащую на земле куколку гигантского насекомого. Четвертый холм - уже скорее яма: земля раскидана в разные стороны; на ее тонком и небрежном слое - три отчетливых следа босых ступней, с сильно вдавленной внешней стороной. Следы короткой цепью шли прямо к тропинке, а тропинка шла в село.
- Так, - сказал Литвит. Данута и Комлин посмотрели на него. - Так... А ну пошли.
Ни души ни во дворах, ни в улочке между ними, не брехали даже собаки. Когда уже подходили, навстречу выбежала Гашка:
- Дядька Литвит! Дядька Литвит! А дядька Вифрам...
- Постой-ка, - отодвинул ее Литвит и завернул к плетню.
За то время, что они пробыли на кладбище, весть уже разнеслась по всем хатам; плотный, шевелящийся полукруг селян огибал второй дом с конца улочки, в котором жил колесник Вифрам. При их появлении повернулось несколько голов, но и то мельком - то, что происходило в глуби двора было не в пример интересней.
Литвит вошел во двор, присел на корточки рядом с Яннисом. Тот поднял голову.
- Ну?
- Пусто. Яма, и земля в разные стороны.
Данута несколько раз быстро кивнул из-за спины Литвита.
- А еще следы, - сказал Комлин, - три следа от ног.
- Ну, не от копыт, и то хорошо, - сказал Яннис, глядя в противоположный конец двора. Качнул головой. - Ты ж полюбуйся на него.
Под навесом пристройки, в тенечке, Вифрам занимался своим обычным делом. А обычно в это время он занимался изготовкой колес - на телегу, шарабан, хоть на карету. Делал он это, по всеобщему мнению, добротно. Вот и сейчас получалось у него быстро и ловко; словом, не хуже чем обычно. Но хоть второго колесника в селе и не было, никого возвращение Вифрама не радовало. И даже не из-за землистого цвета лица и умаруханной землей и глиной одежды, а потому, что видеть его селяне предпочли бы там, где оставили в последний раз.
Закончив с ободом, Вифрам ненадолго исчез в пристройке, вернулся с пуком крепежных полос, разложил их на земле рядком.
Кто-то совсем рядом с Литвитом негромко вздохнул, кто-то кашлянул; дед Ливий сухо и недоверчиво крякнул, оглядел стоящий вокруг народ, но ничего не сказал.
Закончив с первой заготовкой, Вифрам поставил его к стене пристройки и взялся за следующее.
Яннис почесал шею, оглянулся на Комлина, подумал и посмотрел на Дануту.
- Данута, слышь-ка... принеси то колесо, что у стены. - Яннис показал, какое. - Да не трясись ты. Оно ему без надобности. Глянь как работает. Он на тебя и не посмотрит.
- Работает - любо-дорого глядеть, - поддакнул Комлин и тоже посмотрел на Дануту. - Давай, Данута. Оправдай.
- Пруточком подцепи...
- И чего?
- И тяни.
Данута набычившись посмотрел на Вифрама, затем выдернул из плетня рогатую ветку. Один рог он обломал почти до основания, и получилось что-то вроде крюка.
Когда Вифрам снова ненадолго исчез в пристройке, Данута не очень ловко, только со со второго раза, зацепил спицу, потянул и быстро перебежал двор наискось, волоча за собой колесо.
Литвит с Яннисом присели над Данутовой добычей. Посмотрели и так и эдак - колесо как колесо.
- Чего скажешь, Литвит?
Тот пожал плечами.
- Ничего.
- Он, когда надирался и хуже делал, - сказал стоящий над ними Комлин. - А это, глянь, - сидят крепенько, зазоры с волос, и набито часто.
- То есть, - поморщился Яннис, - хочешь сказать, что смерть ему на пользу?
- Да не, я не о том. Добрую работу сразу ведь видно.
- Не знаю... - протянул Яннис. - Может, дело незаконченное его подняло? Совесть спокойно уйти не дала?
- Мне он, - сказал Комлин, - еще с весны новое колесо на мажару обещал. Пополам у меня там левое заднее. Он два раза смотреть приходил, да все, говорил, руки не доходят.
- Ну так бери это, - сказал Яннис.
Комлин промолчал.
- Так что, Литвит? - спросил Яннис. - У вас там,в монастыре, такого... не случалось? Делать-то чего с ним?
- Не случалось.
Яннис вздохнул.
- А может, это, - сказал Данута, - того?..
- Кого?
Данута посмотрел на стоящую неподалеку от них Ленку. Сказал тише:
- Ну, вернуть...
- Как?
- Ну не знаю. Связать, что ли...
- Как-то, - сказал Комлин, - не по-человечески.
- А это, - показал Данута на Вифрама, - по-человечески?
- А ежели он вырываться почнет?
- Ну можно это... - Данута задумался, - ежели и правда начнет дергаться, так: двое или трое держат, а остальные закапывают. И еще двоих надо с дубинками по краями могилы поставить, чтоб если бы он вдруг вырвался...
У Ленки, держащейся за край плетня, побелели костяшки пальцев.
- Данута, заткнись, - сказал Литвит.
- Ленка, - позвал Яннис, - а ты чего скажешь?
- Ничего. Делайте, что хотите. Только со двора его уберите.
- Так вроде твой муж-то, так?
- Это не Вифрам.
Яннис поднялся с корточек, хрустнув суставами, поскреб шею ногтями. Затем решительно оглядел народ.
- Так... Ленка, веревка у тебя есть? Тащи. Комлин и ты Данута, берите что-нибудь... вон, хоть дубье то. А мы с Литвитом попробуем его связать.
- И что? - спросил Комлин.
- И заново похороним.
- А если он не захочет?
Яннис неопределенно пожал плечами.
Данута с Комлином взяли по необтесанной рогатине, которые Вифрам, еще при жизни приготовил, видимо, на новые вилы. Сам Яннис, разматывая конопляную веревку, начал обходить Вифрама сзади, а Литвит, закрывая путь на улицу, - спереди.
Однако же, Вифрам упредил обходные маневры - вдруг криво замер с занесенным над заготовкой молотком. Застыли на месте и ловцы, а Комлин даже слегка попятился. Молоток выскользнул из сероватых облупленных пальцев, упал на землю, а спустя мгновение, вслед за ним колодой повалился Вифрам, уткнувшись лицом в ступицу колеса.
Яннис, уже почти полностью размотавший бухту, начал торопливо сматывать ее обратно; кивком показал Дануте проверить.
Держась вполоборота, - то есть в таком положении, из которого можно было, не мешкая, оттолкнуться ногой и перемахнуть через плетень на улицу, - Данута ткнул рогатиной Вифраму в бок, другой раз - сильнее.
- Готов, вроде.
- Похоронить надо, - сказал Яннис. - Комлин, твоя телега там стоит?.. Ленка, а ты... слышь меня? Ты вот что... колеса сожги. А потом рогатину и эту ветку.
Напротив двора, железно громыхая ободами колес, остановилась телега. Плывущая над изгородью фигура Комлина резко дернулась, остановившись, а затем, когда он спрыгнул, словно по пояс ушла под землю.
Труп несколькими тычками затолкали на принесенный Ленкой широкий кусок рогожи. Литвит с Комлином крякнули, приподняли натянувшуюся парусом рогожу с двух сторон, быстро вынесли за плетень, ухнули, закинули на телегу.
Яннис вышел следом.
- Я за лопатой. А вы езжайте.
Литвит с Данутой пешком побрели на кладбище. Их быстро нагнал Комлин - правил он стоя и часто оборачивался назад, на Вифрама. Тот смотрел в рогожный борт, а землистая ступня, свисающая сзади почти до земли, мягко покачивалась в такт движению.
*
Ленка ничего не говорила и ни о чем не просила, однако, Литвит, войдя во двор, и сам быстро все приметил - покосившийся плетень, выставленные у погребки ведра, у стены - лавка со свернутой ногой.
Он снял рубаху, нырнул в прохладный, пахнущий плесенью и капустой погреб, быстро спустил ведра, выставив коротким рядком вдоль сырой глиняной стены. Затем быстро согрелся, вбивая два расшатанных столба, держащих плетень.
Когда он, сидя в тени дома (к пристройке не подходил, даже за молотком ходил к соседу Дорошу), чинил лавку, вышла Ленка с обмотанной тряпицей крынкой, попыталась улыбнуться, но вышло скверно.
- Ишь ты, не забыл еще как молоток держать...
Присела рядом. Все время пока Литвит пил, она молчала, только когда он отставил крынку на ступени, подняла глаза.
- Вернется?
Литвит натянул рубаху на сухое остывшее тело, но первое на что наткнулся, высунувшись из ворота, - были глаза Ленки.
- Не знаю.
- Знаешь. Если бы не ждал, не пришел бы.
- Это почему?
- Брось, Литвит, - устало и как будто недоверчиво сказала Ленка, - нас же тетка Марфа в одном корыте купала.
Литвит не стал задумываться, что Ленка могла иметь под этим в виду. Возможно, что и ничего.
- Просто проверить хочу. Мы ему яму углубили, а сверху камней наложили. Ни один человек не подымет.
- А он человек?
Литвит не ответил; ответить на это было нечего. А потом стало просто незачем - вдоль плетня проплыла землистая фигура, привычным движением обогнула плетень и пересекла двор.
Литвит почувствовал, как пальцы Ленки механически, бездумно впились ему в предплечье.
Следом за Вифрамом нарисовались Комлин и Данута.
- Ну и здоров, сволочь, - сказал Комлин. - Прости, Ленка. Сидим, значит, на щурков любуемся, - тут...
- Земля как задрожит! - подхватил Данута, - раз, другой, третий! Словно под ней лихорадит кого...
- ... потом - бац! - камни в разные стороны, появляется рука, а следом харя, прости Ленка. Отгребает камни, выползает полностью, переступает через могилу и - в село. Даже оглядываться не стал.
- А чего ему оглядываться? - сказал Данута. - Он здесь всю жизнь прожил. И помер. Это квас?
- И мне оставь, - сказал Комлин. - Ну и силища. Там же... Данута, сколько мы накопали? Там же не сажень ли была?
- А то и больше.
- А камней? Мы ж две телеги с дороги навезли, а он их - р-раз! - и в разные стороны.
- Глянь-ка, - кивнул Данута на Вифрама, - мечется чего-то.
- Я его инструменты сожгла, - прошептала Ленка, - и заготовки все. А если он...
Вифрам ненадолго застыл на месте, затем уверенно развернулся к улице и пошел к дому напротив.
Они запоздали, и крики услышали еще через дорогу. Улита с малолетним сыном стояли за воротами, во дворе бушевал сам Дорош.
Когда они вошли во двор, Вифрам как раз выходил из Дорошевой пристройки с ворохом каких-то досок; следом бежал сам Дорош.
- А ну не трожь! Не трожь, стервь! - выкрикивал он, а убедившись что Вифрама эти восклицания не пронимают, с оттягом бил его поленом в затылок. Вифрам спотыкался, но упрямо шел дальше. И все повторялось, неизменно заканчиваясь глухим ударом, словно били черенком в высохшую доску.
- Дорош! - крикнул Литвит и махнул рукой.
Тот остановился, опустил уже занесенное для удара полено.
- Видели? Нет, видели? А я слышу - скребется в углу, шуршит, а потом давай досточки с полки собирать, ну ровно как на ярмарке... Теперь понятно, кто у меня теснину воровал. Эта курва там даже ветки подрезала и соломкой заложила, чтоб не заметно.
- Пусть идет, - сказал Литвит, провожая глаза фигуру Вифрама. Дорош покрутил в руках треснувшее вдоль полено, бросил его к стене дома.
- Слушай, Литвит, надо делать чего-то. Иначе эта... нам все хаты вместе с пристройками и заборами на колеса переведет.
Литвит не ответил. Он посмотрел на Янниса, который как раз входил во двор.
- Видел? - спросил Литвит у него.
- Да уж тут трудно не увидеть.
- Яннис, - сказал Дорош, - надо делать чего-то, иначе эта падаль нам все хаты...
- Пойду, - сказал Данута и побежал вслед за Вифрамом. Не задержался и Комлин. Дорош вышел за ворота вслед за ними. Двинулся было и Яннис, но Литвит его окликнул.
- Поговорить надо.
Яннис посмотрел на Литвита, затем в сторону ворот, подошел.
- Ну, давай поговорим. О чем?
- Обо всем этом.
Литвит присел у стены дома.
- Вот что, ты присядь.
- Не томи.
- Ладно, - Литвит покусал губу, - ладно. Вот что, ты прости меня, не хотел вас сразу пугать...
Яннис только собиравшийся присесть, замер, не донеся зада до крыльца.
- Чего?
- Да ты сядь, сядь.
Вернулся Дорош.
- Не, Яннис, делать-то чего? Мне весь инструмент прятать? Может, теперь возле забора днем и ночью караулить?..
Яннис посмотрел на Литвита. Литвит молчал, глядя за ворота.
- Он нам, - сказал Дорош, - все хаты вместе с пристройками...
- Этот теперь не отвяжется, - сказал Яннис. - Пойдем, что ли, быстрей.
- А соль-то зачем?
- Это его немного задержит. Слушаю. Ты за что-то извинялся.
- Слышал я уже истории про оживших мертвецов.
- Чего?
- Это не только у нас так, было и в других местах. Во Враа. В Леданне. Что у нас - первый раз.
Яннис шага не сбавил и не прерывал.
- Мне особо рассказать нечего. Слухи, что по корчмам и базарам гуляют. Однако, слухи слухами, но когда видишь такое собственными глазами, тут уж поверишь.
- Давай, что ли, ближе к делу.
- Говорю, как могу. Слушок такой, что похороненные люди в земле долго не лежат. Встают и возвращаются домой. Берутся за веретено, косу, за плуг встают - словно бы и не помирали. Случаев сколько угодно. Нельзя Вифрама хоронить.
- Не глупи. А чего с ним делать, когда он снова брыкнется? Оставить посреди улицы лежать?
- Не посреди улицы... не знаю. Но его нельзя закапывать. Иначе он снова встанет.
- Чушь городишь.
- А сегодня он чего забегал? Тесно? Холодно?
- Камней побольше наложим, - сказал Яннис. - Или бревен сырых, дубовых. Куда он встанет?
- Не веришь?
Яннис вздохнул.
- Да почему сразу не верю? Верю, наверное. Только пусть ты прав. Делать-то чего?
- Не хоронить.
- Ладно,не хоронить, а чего тогда с ним делать? А? Три дня над ним бдеть до первых петухов?
Литвит не ответил.
- Сам не знаешь, - сказал Яннис. - Я вот тоже не знаю, что с трупом можно сделать, кроме как вернуть его обратно в землю.
- Ладно, - сдался Литвит. - Хороните. Камней и бревен набросайте, а я в Збир поеду.
- Зачем в Збир?
- В храм. Нужен жрец.
*
Литвит остановил телегу.
Ему показалось, что услышанный им крик - крик радости. А в лесу, где в каждом овраге по потенциальному висельнику, такие звуки ничего хорошего не обещали.
Вторая телега со жрецом Санелием и двумя послушниками - совсем еще мальчишками - тоже остановилась.
- Ты слышал? - спросил Санелий.
Литвит кивнул.
Какое-то время впереди и чуть слева различался вязкий хруст, впрочем, быстро унявшийся. Литвит выждал еще немного, хлестнул лошадь; серовато-зеленая стена леса вновь поползла по обеим сторонам дороги.
Чуть погодя он снова услышал тот же треск, но когда остановился и прислушался (послушник, правящий второй телегой, остановился следом) - снова тишина.
Все разъяснилось, когда они выехали к развилке и столкнулись с несколькими конниками.
- Гей-гей! Осади! - крикнул тот, что ехал первым и натянул поводья своего пегого жеребчика.
Их было около десятка - все в одинаковых коричневых стеганках с частой шнуровкой и островерхих шапках; взгляд сразу в этой однообразно-коричневой массе спотыкался о фигуру Дануты в одних портках на каштанке без седла.
Конники стояли плотно, почти на самом повороте, так что если столкнуться с ними Литвиту все же не грозило, то и проехать мимо - тоже.
- О! - крикнул Данута. - Литвит!
- Данута... - Литвит бросил вожжи и выпрыгнул из телеги, - что это вы...
- Давай сюда. Это вот господин Водан, знакомься.
Литвит кивнул переднему коннику - черноглазому, немного рябоватому, с седыми у кончиков усами.
- Жреца нашел? - тихо, чтобы Санелий не услышал, спросил Данута, косясь за спину Литвиту. Тот не ответил, потому что Санелий Дануту, разумеется, услышал.
- Вы, я смотрю, тоже времени даром не теряли.
- С живчиком покончено, - засмеялся Данута, - иди, глянь.
Они втерлись между конских боков, плотно окружающих пятачок дороги, остановились над знакомой Литвиту фигурой. С того времени, как Литвит ее видел, она объяснимо изменилась, но кроме этого на груди в одежде зияли уродливые рваные дыры. Дыра была также в том месте, где раньше был левый глаз. Литвит наклонился чуть ниже, задержав дыхание, и увидел, что это не дыра, а застрявшее в глазнице жало от болта. Сухие черные щиколотки были перехвачены веревочной петлей, крепившейся другим концом к седлу одного из конников.
- Сегодня он чуть припозднился, - рассказывал Данута. - Почти до обеда лежал спокойно. Потом скинул бревна, камни, землю - и домой. Дома пусто. Он, значит, к Дорошу. Но тот уже смекнул, в чем балаган - всю теснину попрятал. Мы стоит смотрим, чего эта чудь делать будет. Он по полкам пошарил-пошарил, и давай в лес. Я за ним - узнать хоть где лежит, и вот натыкаюсь... встречаюсь, значит, с господами кавалеристами со Строжей. Славный выстрел господин Водан, ей-богу - лучший, что я видел. Ох, тебе бы то видеть, Литвит, - этот (Данута показал головой на распростершуюся на земле нежить) ходит с топором...
- А топор он где взял?
- У Дороша. Топор он не успел спрятать. Ходит, значит, высматривает деревце поприятней, а тут господин Водан как крикнет: " А ну, вали сукинсына!" Брюхо ему все болтами утыкали, а тому хоть бы чего - ходит, деревца щупает, кору пробует. И тут господин Водан сам как шмальнет - и прямехонько в глаз. Тут мертвяку и поплохело.
- Больше уж не встанет, - сказал Водан, одобрительно слушавший рассказ Дануты облокотившись о луку седла.
- Вчера вставал? - спросил Литвит.
- И вчера, и позавчера. Да каждый день, обязательней петухов. Мы и камней, и бревен, связывали его даже...
- А сегодня, когда, говоришь, встал? Поздно?
- Говорю.
- Ну, а два колеса за это время успел бы сделать?
Данута задумался.
- Успел бы? - повторил Литвит.
- Успел.
- О чем речь? - прищурился Водан.
Литвит поднял на него глаза.
- Вы его не убили.
- Ну! - выпрямился в седле Водан. - С такой железякой в башке даже мертвяки не живут.
Он повернулся в седле, оглянувшись на какой-то странный звук. Оказалось, это кашлянул незаметно подошедший Санелий.
Они расступились, давая ему дорогу. Жрец остановился между Литвитом и Данутой, увидел покалеченного чуда и лицо его затряслось, искривленное криком.
- А ну отвязать, немедля! Это вам скотина какая или человек?!
- Ну-ну, святой отец, - сказал Водан, успокаивая отшатнувшуюся лошадь, - чего кричать? А что до вашего интереса - больно тут разберешь. Если посмотреть, так даже и для скотины уж больно безобразный.
- Изверги, наймиты... Ну-ка расступись!
Водан сделал знак одному из своих не гневить жреца и отвязать чуда.
- Когда умер?
Литвит посмотрел на Дануту.
- Это... ну как раз на следующий после Софьиного дня, - сказал тот.
- Грузите в телегу.
Санелий спрятал руки в широких рукавах рясы, отошел в сторону, чтобы не мешать Литвиту и Дануте, взявшимся за веревку. Послушники из своей телеги не выходили.
Пошло туго - чуд зацепился подмышкой за корень, а когда они дернули сильнее, вдруг подпрыгнул, а потом медленно пополз, оставляя за собой широкую полосу сметенной земли.
Жрец поморщился.
- Что бабка Маланья? - тихо спросил Литвит. - Не вставала?
- Позавчера. И вчера - второй раз. - Данута поднял голову. - Знаешь?
- Догадался. А сегодня?
- Может быть. Я же за этим поехал... А то второго дня Гашка вдруг к старосте забегает, вопит, глаза, что твои плошки: "Бабка Маланья встала!" Давай нас туда тащить... - они остановились возле телеги, отдышались. - Как бы ему не оторвать чего. Сколько дней уже в земле. Может, полотно какое есть?
Литвит заглянул в телегу, где лежала новая упряжь, инструмент для Дороша и еще кое-какая мелочь. Среди этой мелочи нашелся и отрез плотного сукна.
- Что это ты в бабьи тряпки ударился?.. Хужее нет? Жалко ж.
- Твое, что ли? Рассказывай давай.
- А? А... ну, приходим - у печи лежит кто-то. Маланья старая. Погреться, значит, пришла. Холодно в земле-то лежать.
- Не бреши.
- Как есть говорю. Она в последнее время, до смерти, у печи лежала в потолок глядела, почти слепая была. Не ела почти ничего. Ну, мы посмотрели, подождали. А лежит, вроде, давно уже. Яннис за рогожу, на которой она лежала, потянул, бабка - брык! - лежит, ага, не шевелится. Ну мы, значит, заворачиваем ее - заново хоронить, - а она, вдруг качнулась, и из рогожи на пол. До Комлина дотронулась...
Они забросили чуда на освобожденное от гостинцев пространство; постояли, отдыхая, опершись о борт.
- Дотронулась до Комлина, здесь вот.
- На себе бы не показывал.
- Тьфу, тьфу, конечно, но вроде обошлось. Только, до Комлина теперь другие дотронуться бояться, а он дома заперся и всех по-матери. Боится, что скоро вслед за ней на жальник пойдет.
- За матерью?
- За матерью. За Маланьей.
- А она что?
- Маланья-то? С рогожи спрыгнула и ползком к лавке - лежит. Мы тогда уж до вечера подождали для верности. А в доме печь горит, вонища - не выстоять. Как вынесли, там и до утра ничего не выветрилось. А вчера снова пришла, легла на лавку, мы уж и трогать не стали.
Подошел Санелий, оглядел скрючившегося в телеге колесника.
- Господи, вы бы прикрыли хоть. Ну и лицо.
- Какое уж там лицо, святой отец, - сказал Данута, - тут уж и от лица ничего не осталось. Господин Водан! Благодарствуйте за помощь. Очень она была кстати.
- Служба.
- Вы очень вовремя о ней вспомнили, господин десятник, - сказал Санелий. - Уверен, что долг службы именно сейчас велит вам поспешать. А потому, прощайте, господа кавалеристы, да простит Господь вам такое надругательство над умершим.
Водан фыркнул, резко стегнул коня прутом. Земля загудела под копытами. Десятка улетела ветром, вскоре снова стало тихо. Тронулись и они.
Литвит, не забираясь в телегу, хлестнул вожжами. Данута шел рядом. Заканчивал рассказывать.
- Так и лежит. В хате. Что их, каждый день вместо молитвы закапывать?
- А лучше чтоб по лесу шатались?
Данута некоторое время молчал.
- Не знаю.
- А что близнецы?
Данута быстро осенил себя святым знаком.
- Лежат спокойненько, спаси господи. Там поди одни кости остались, померли-то еще когда?.. Но Яннис велел на всякий случай камнями завалить.
- Правильно велел.
- Литвит, а если встанет такая страсть? А? Тогда чего?
Литвит как-то мельком вспомнил, что близнецы были пастухами, что на весь день они уходили со стадом за реку, ночевали на сеновале у тетки, и умерли в одно лето (тогда сам он еще жил в селе), когда им не исполнилось и восемнадцати. Но никаких мыслей воспоминание не навеяло. Литвит подхлестнул лошадь, так ничего и не ответив.
*
Звезд не было - вдруг наползли серые с фиолетовым отливом тучи и, когда зашло солнце, стало мрачно ровно как в склепе. От того особенно уютными казались редкие и кратковременные огни лучин и каганцев в окнах. Исключением был дом Ленки, где горели самые настоящие восковые свечи еще с самого заката. Литвит, как и остальные, мог увидеть это только мельком - двойной ряд коротких тусклых цилиндров с оранжевыми, подрагивающими от сквозняка язычками, освещающие облезлые руки, почти полностью скрытые в рукавах, задранный подбородок, желтый оскал зубов; сидящий подле послушник с тяжелым манускриптом, посверкивающим железными уголками - затем жрец всех вытолкал на улицу.
Народ постепенно разошелся. У дома остались только Литвит с Яннисом. Изредка у плетня останавливался кто-нибудь из соседей, кивал на дрожащий в низких оконцах свет: "Ну как там?"
Литвит со старостой умолкали, по очереди пожимали плечами; сосед, некоторое время топтался поблизости, поглядывая на дом, затем уходил. А Литвит рассказывал дальше.
- ... в воду. Только и остальные тоже в лодке надолго не задержались. Но эти сами попрыгали. Вылазит из воды какая-то падаль, что и не придумать - белая и надутая как пузырь. Словом, утопленник. Рассказывают, что вроде даже краб ему руку жует, а он на него и не смотрит, но это, верно, выдумки. Дальше слушай. Пузырь этот за сети взялся и давай тянуть. Один пуда на четыре вытянул. А они в воду попрыгали, и к берегу. Потом один клялся, что этот утопленник - из их деревни, он его по какой-то отметине узнал. Рыбак этот был, утонул с неделю назад.
В тишине сидели довольно долго. Затем Яннис с кряхтением зашевелился.
- Уезжать вам нужно. - Он покосился на Литвита, но тот ничего не ответил. - Люди плохое начали говорить, как бы чего... - Яннис не закончил. - Знаешь, что болтают?