Был тридцатый день весеннего месяца апреля. И с недавних пор именно этот день объявлялся всероссийским субботником. Все были заняты делом. Кто-то сажал деревья в парке, кто-то работал на даче, а кто-то просто убирался в квартире.
Присоединиться к энтузиастам-озеленителям Пашка не смог, так как проспал официальное время сборов. К бабушке и дедушке родители его не взяли, сказали, что все равно он будет только мешаться на огороде и не даст нормально посадить картошку. А просто так убраться в комнате Пашке казалось жуткой банальщиной. Хотелось в такой знаменательный субботний день сотворить что-то феноменальное.
Пашка размышлял.
- Мусор вынести? Фигня, с этим и пятилетний справится. Нет в этом никакого подвига.
- Может, окна помыть?.. Э, нет. Во-первых, все равно на них никто не смотрит. Все смотрят В окно, а не НА окно. Значит, посмотрев в окно, родители увидят там двор, а не то, какое вдруг стекло стало чистое. А во-вторых, обязательно как назло голубь какой-нибудь прилетит и отметит мою работу самым гадким образом. Нет, окна не годятся, - решительно отверг Пашка эту идею.
И даже генеральная уборка казалась Пашке чем-то обыденным и не достойным этого великого дня весеннего субботника. Нужно было сделать что-то поистине уникальное, убраться там, где, выражаясь фигурально, не ступала нога человека с метлой. В общем, нужно было срочно где-то раздобыть Авгиевы конюшни в обычном городском панельном доме.
Решение пришло в самый неожиданный момент, эвристически, как они обычно и приходили к Пашке. Исключением были разве что уроки математики - как не водил Пашка, стоя у доски, глазами по всем углам кабинета в поисках решения, к сожалению, Эврика ни в одном из них так и не появлялась. Но, к счастью, сегодня было 30 апреля - выходной день, за которым следовали еще целых два выходных, и за это время можно было забыть не только про ненавистный кабинет математики, математичку и вообще такую науку, как математика, но и даже разучиться выговаривать само слово МАТЕМАТИКА. Кстати, Пашке оно всегда жутко напоминало по звучанию название растения "мать-и-мачеха". И, будучи лингвистически одаренным от природы, он был уверен, что этимологически математика восходила именно к русскому "мать-и-мачеха", а не к древнегреческому μάθημα, якобы означающему " изучение, наука". Ну не могли в Древней Греции придумать такого издевательства над детьми. Скинуть больного мальчика с обрыва - это да. Но так разве же это издевательство? Скинули, и он не мучился больше, и не надо было ему больше никакую математику учить. Нет, определенно, такое издевательство, как математика, не могло родиться в цивилизованной Древней Греции, а вот в варварской дикой Руси - запросто. И Пашка не оставлял надежды, что когда-нибудь он напишет научную статью "Откуда есть пошла наука математика? Кто она нам: мать или мачеха?"
Но вернемся из мира цифр в маленький мирок Пашкиной комнатки. Размышляя над Авгиевыми конюшнями, Лопухов заправлял постель. И тут - нежданно и негаданно - он увидел ее - Эврику. Да, прямо у себя в кровати. Она лежала на ней, распластавшись во всю свою длину - около 180 см - и всю свою ширину - около метра- и укутавшись в древнегреческую тогу из Пашкиной простыни. (Не зря он все-таки вспоминал сегодня мифологию и тяжелое детство спартанских ребятишек). В общем, в роли Эврики на этот раз выступал самый обычный набивной ватный матрас. Не то чтобы Пашка был очень удивлен, увидев что долгожданная Эврика снизошла к нему в лице матраса. В общем, она и до этого не всегда являлась Лопухову в приятном женском обличье, бывали уже прецеденты. Но чтобы вот так, совсем по-простецки, не бывало. Но Пашка сразу ее узнал, сомнений быть не могло, перед ним лежала Эврика - ватная, набивная, полосатая Эврика.
Для тех, кто знаком с нашим героем совсем недавно, а может, познакомился сейчас впервые и кто пока не может следовать за его мыслями, логикой и полетом фантазии, попробуем объяснить, что за процессы произошли в голове Пашки, которые сумели увязать воедино Древнюю Грецию, всероссийский субботник и обычный полосатый матрас. А причинно-следственная связь заключалась в следующем.
В наличие есть матрас. Он большой и занимает много места в комнате и вообще в жизни любого уважающего себя человека. Несмотря на то, что во сне человек проводит только треть своей жизни, матрас в ней занимает гораздо больше места, чем треть. Он постоянно незримо присутствует в комнате и иногда даже магически притягивает человека к кровати, особенно когда тому нужно выполнить очень важные, но очень скучные дела. В общем, матрас - это почти что шаманский предмет, который бережно скрыт от посторонних глаз простыней, одеялом и покрывалом, что лишний раз убеждает в особой интимности и личном характере этой вещи. Не зря же люди часто прячут под него ценности, деньги и вообще то, что хотят скрыть от посторонних глаз. И вот, несмотря на такую сакральность или, наоборот, из-за сакральности и священности этой вещи, люди НИКОГДА не стирают матрасы. Может, конечно, они их и стирают, но Пашка за все 14 лет своей сознательной жизни не видел этого НИ РАЗУ. Конечно, причина здесь, как решил Пашка, могла быть только одна - они боятся этого титанического труда. Но только не он, не Павел Лопухов, гроза всех матрасов.
Эти размышления и геройский настрой Пашки были нарушены звонком в дверь. Мальчик ринулся открывать. На пороге он увидел своего закадычного друга Лешку Калинина. Тот стоял в белой футболке, просторных синих шортах и кедах. Под мышкой он держал футбольный мяч.
- Привет. Пойдем в футбол погоняем? Ребята уже играют.
- Привет. Не, я не могу. Я должен совершить подвиг Геракла, - загадочно произнес Пашка.
- В смысле, съесть овсяную кашу? - пошутил Калинин, но, заметив полнейшее недоумение на лице друга, решил объяснить: - Ну, в смысле тарелку геркулеса. Геркулес и Геракл - это же один и тот же бог, только в разных мифологиях.
- Сам ты тарелка геркулеса. Сегодня же субботник. Значит, каждый должен внести свой вклад в то, чтобы сделать нашу планету чище.
- Ну? - Лешка совершенно не понимал философскую галиматью, которую нес Лопухов.
- Вот тебе и ну. Уборкой я буду заниматься, понял?
- Может, в футбол, а потом уберешься? Делов-то, два раза веником махнуть, мусор выкинуть. На кухне можно просто кран включить - вода будет стекать на посуду и через пару часов она сама отмоется, можно будет просто протереть чуть-чуть губкой и порядок. Сам пробовал, как в посудомоечной машине. Пойдем, - настаивал Калинин.
- Какой мусор, какая посуда? Кто тебе сказал про такую банальщину? Я буду чистить...- Пашка задержал дыхание и произнес с величайшим благоговением, - МА-ТРАС.
- Матрас? - не сдержал удивления Лёшка. - Да на кой он тебя сдался?
- Как на кой? Я на нем сплю вообще-то. Если тебе, Лешечкин, все равно на чем спать, ты и на полу с этим успешно справляешься, то мне, извините, без матраса никак не обойтись. Причем он мне нужен чистый. Иначе придет ко мне в очередной раз Муза, увидит, на чем я сплю, развернется и уйдет.
- Да она даже смотреть не станет, ее уже от одного запаха срубит, - отпустил ответную колкость Лёха.
- Это ты на что это намекаешь? Я не понял.
- Да я не намекаю, а прямо говорю - духман от твоего матраса, наверное, еще тот. Думаю, что Шекспир в твое отсутствие дома весь его тебе обоссал.
- Что? Как ты смеешь? Как твой язык вообще мог соотнести два эти слова в одном предложении - Шекспир и обо-обо, - Пашка от негодования не могут выговорить, - обоссать. Шекспир - добропорядочный кот, он бы никогда не стал заниматься таким грязным делом.
- Про грязные шекспировские дела я ничего не говорил. Я же не сказал, обгадил, я сказал "обоссал". Я только про его мокрые дела сделал предположение.
- Я со всей ответственностью за своего кота заявляю: Шекспир не занимается - не буду опускаться до тебя и употреблять это мерзкое слово "обоссал", - так вот, Шекспир не занимается подобными орошениями моего лежбища.
- Ну, хорошо-хорошо, твой кот особенный - все коты это делают, а твой с нимбом над головой ходит.
- Калинин, а не пошел бы ты ...играть в футбол. У меня и без тебя дел хватает.
- Ты знаешь, а вот что-то расхотелось мне играть в футбол. Если ты не против, я помогу тебе совершить подвиг Геракла. Я даже не претендую на часть славы в случае успешного окончания подвига... Это просто дело принципа. Хочу посмотреть - прав я был насчет Шекспира или все-таки зря наклеветал на благовоспитанного кота.
- Ну что ж, ты не оставляешь мне выбора. Была б моя воля, я бы, конечно, не пустил тебя после таких оскорбительных слов. Но ведь тогда ты мне ни за что не поверишь, что мой кот не обо...в смысле не оро-сил мой матрас. Так что придется тебя допустить к моим геракловым экзерсисам.
- Геракловым экзе...чему?- недоуменно воззрился на него Лешка.
- Эх, ты, неучь... А еще на Шекспира бочку катишь. Экзерсисы - то есть, в переводе с латыни, упражнения.
- Ну все, хватит тут разглагольствовать. Пойдем стираться.
"Сплющенный полосатый кит безжизненно лежал не земле, застигнутый коварным гарпуном браконьера", - высокопарно изрек Пашка, глядя на свою кровать.
- Перестань, Лопухов, это всего лишь матрас. И он совсем не похож на кита. Разве что весьма чахоточного и которого браконьеры подбили гарпуном еще лет десять назад.
- Ну и что с того, что не похож? Не мешай полету моей фантазии. А вдруг у меня сейчас родится новое произведение про кита?
- Это уже перебор. Я зашел помочь тебе матрас помыть, а не роды принимать. А если ты решил рожать, то эти вопросы не ко мне. Тем более если ты решил рожать кита.
- Не кита, а произведение про кита. Кто знает, может, я стану вторым Мелвиллом?
- Не знаю, кто такой этот Мелвилл, но думаю, что от этих твоих слов, он, если уже успел умереть, то сейчас перевернулся в гробу. А если был жив, то твое предречение как раз и вогнало его в гроб.
- Слушай, я вообще не понимаю, как я до сих пор тебя терплю? Сколько в тебе язвительности! За каких-то 15 минут ты уже и кота моего успел очернить, и меня, и, что самое страшное, мой литературный талант.
- Очернить говоришь? Ну что ж, в таком случае я сделал тебя литературным негром, - засмеялся Лешка. - Что, согласись, в какой-то мере отвечает твоим жизненным устремлениям.
- Я уже сто раз пожалел, что допустил тебя в святая святых моей комнаты, то есть к своему матрасу. Ты без сомненья, не достоин этой великой чести, - с горечью произнес Лопухов.
- Да, ладно, Пашка, прости. Ты же знаешь, что я шучу. Ну. Хватит, не занудствуй. Давай уже мыть твою матрасяндию.
- Не матрасяндию..., - попробовал возразить Пашка.
- Конечно-конечно, - опередил его Калинин. - Его величество МАТРАС.
Друзья вдвоем схватили Пашкиного "домашнего кита" и волоком потащили его в естественную среду обитания. Ну, конечно, не в океан, а в его маленький квартирный суррогат, то есть в ванну.
- Большой.
- Ага, и тяжелый...Скотина.
- Э, не ругайся на мой матрас. А то сейчас зарядишь мне его негативной энергией. Он, между прочим, все впитывает, как губка.
- А я не ругаюсь, - возмутился Лешка. - Но ты же сам назвал его китом. А чем кит не скотина? Такое же млекопитающее, как и кот. КИТ и КОТ.
- Ладно. Включай воду.
Лешка открыл оба крана на полную мощь.
- Слушай, а как мы его будем мыть? Стоя или лежа? - задался вопросом сам и озадачил им друга Лопухов.
- Ну, лично я не хочу ложиться на холодный кафельный пол. Хоть ты и утверждаешь, что я могу спать на полу. Могу, конечно, но не на кафельном же, - с негодованием воззрился на Пашку Калинин.
- Придурок. Причем здесь ты? Я тебя про матрас спрашивал. Мы его положим в ванну или вертикально поставим? Лежа или стоя?
- ААА, ну так бы сразу и сказал. А я уж думал ты мне такую изощренную пытку придумал... за то, что Шекспира обидел.
- Я не злопамятный.
- Конечно нет, ты не злоПАМЯТНЫЙ, ты все записываешь, - засмеялся Лешка. - Ты же у нас литературных дел мастер. Шучу. Не обижайся.
- А я и не обижаюсь. Что на дураков обижаться? - отыгрался Пашка. - Ну так что, стоя или лежа?
- Я думаю, что лежа. Давай положим его в ванну с пеной, как аристократа. Шампанское, так уж и быть, наливать ему туда не будем. Хватит с него и простой водопроводной воды.
Пашка и Лешка взяли "полосатика" за концы и плюхнули всей его тушей на дно ванны. Вода быстро начала заполнять и прополаскивать его "внутренности".
- Вот сейчас и посмотрим... насчет добропорядочности твоего Шекспира. Кстати, где он сам?
- Родители на дачу увезли.
- Понятно, значит, он избежит заслуженного наказания.
- За что? Ведь преступление-то не выявлено, - отстаивал честь своего "именитого" кота Лопухов.
- Ага, не выявлено, говоришь? А ты глянь сюда, - Лешка тыкнул пальцем в место, откуда начала стекать грязно-желтая струя воды.
Через минуту таких мест стало уже так много, что Лешке просто не хватало пальцев, чтобы во все из них тыкнуть.
Пашка в ужасе уставился на струившуюся у него в ванной "Хуанхе".
- И что, даже после этого, ты будешь уверять меня в святости твоего Шекспира? - от души веселился Калинин.
- Конечно, - не очень уверенно возразил Лопухов. - Ну не мог же он столько, Лешка? А? Тут же целый "желчный" поток, - не верил своим глазам Пашка. - Он же, в конце концов, всего лишь кот. Кот, слышишь, а не слон.
- Ну, что тут скажешь - твой Шекспир очень плодотворный писАтель, или, скорее, плодотворный пИсатель, - не скрывал радости Калинин от проступивших вещественных доказательств его правоты.
- Нет, не верю, это пружины проржавели, и теперь с них стекает, - пытался реабилитировать своего кота Пашка.
- Конечно, и запах источают тоже пружины.
- А что разве пахнет?
- Нет, совсем не пахнет, что ты... ВОНЯЕТ.
- Ладно, все. Оставь моего кота в покое. Когда мы сами совершаем ошибки, то говорим: "Я человек и ничто человеческое мне не чуждо". Почему же мы тогда предъявляем повышенные требования к котам? Если бы коты могли разговаривать, они бы тоже могли оправдывать себя фразой: "Я кот и ничто кошачье мне не чуждо".
- Ты прав, конечно. Но только в нашем споре все же победил я. Эх, не зря футбол прогулял. Доказал свою правоту. Согласись, ты бы мне ни за что не признался, что с матраса потекло... ну эта... в общем, не буду нарушать твои эстетические чувства... благоВОННые орошения Шекспира? Не признался бы, да?
- Вот еще, когда я тебе врал? - возмутился и без того расстроенный Пашка. - И вообще, давай бери губку и драй. Ты мне помогать пришел или разглагольствовать, стоя над душой, моей и моего матраса?
- Ой, все у тебя не как у людей. То кот с нимбом, то "душевный" матрас.
Пашка с Лешкой взяли жесткие пеньковые губки, щедро намылили их хозяйственным мылом и принялись скоблить "полосатика".
- Давай сначала хозяйственным мылом - чтобы запах перебить, а потом уже шампунем, чтобы он приятно пах после стирки.
Минут десять друзья пыхтели и корячились над распластавшейся в ванне тушей "кита". Драили они его, как два юнги, только что приступившие к службе на флоте - не жалея никаких сил.
- Ну что, уже не пахнет? - спросил Лопухов.
- Не знаю. Вроде нет. Но мне кажется, что это обманчивое впечатление. Скорее всего, мы просто принюхались и теперь не замечаем этой вони.
- Может быть. А вода-то по-прежнему желтая течет, - расстроенно вздохнул Пашка, обозрев водную гладь в ванне, окрасившуюся в стойкую охру. Но через минуту к нему пришла очередная порция Эврики. - Слушай, я знаю, что делать. Надо его потоптать.
- Матрас, конечно. Ну не Шекспира же. Ты же знаешь, я против жестокого обращения с животными, - удивился непонятливости друга Лопухов.
- Да, зато жестокое обращение с людьми тебя не трогает ни разу.
- Это в каком смысле?
- Ты хочешь, чтобы я залез в одну ванну с этим...? В общем, чтобы моя нога ступила в шекспировскую плодотворность?
- Ну и что здесь такого? Это же органика, а не какие-то химические отходы.
- И после этого ты будешь говорить мне о своем высокоразвитом эстетическом чувстве? - брезгливо морщился Калинин.
- Леша, что естественно, то небезобразно.
После продолжительной осады Лопухова, Лешкина крепость брезгливости сдалась. Правда, такой капитуляции поспособствовали предложенные Пашкой галоши, которые родители купили к новому дачному сезону. Натянув новые каучуковые боты, друзья запрыгнули на матрас и принялись яростно его топтать.
- Чтобы лучше топтать, нужно представлять себе своего врага. Тогда в тебе закипят злость и агрессия и ты будешь эффективней работать ногами.
- Вот ты придурок, Лопух. И вообще, бить лежачего - это низость. Настоящий мужчина никогда до такого не опустится.
- Ну, настоящий мужчина Калинин опустился же до того, чтобы в выходной день топтать обосс- орошенный котом матрас в ванной, - съязвил Пашка.
- Так, ты не сравнивай, пожалуйста. Это не одно и то же - бить лежачего и месить ногами кошачью мочу.
Пашка пренебрежительно поморщился.
- Прости, я все-таки сказал это слово, но в твое чувство эстетического в свете последних событий я уже просто не верю. Совершать подлость и совершать глупость - совсем разные вещи.
- И чем же это, позволь поинтересоваться? - все это время Лопухов продолжал интенсивно топтать матрас.
- Подлючесть человек может в себе контролировать, а вот глупость - нет. Он же не виноват, что природа недодала ему мозгов.
- А если природа недодала ему благородства, виноват значит? - пытался отстаивать свою точку зрения Пашка.
- Так не бывает. Благородства природа всем дает в одинаковой мере, только каждый человек сам решает, как им воспользоваться - продать за 30 серебреников или использовать, чтобы помогать людям. Человек всегда знает, когда совершает подлость, но никогда не знает, когда он совершает глупость. Потому что на недостаток ума никто не жалуется, каждый дурак считает себя умным. Это тоже так природой устроено - антидепрессивное свойство человеческого организма. А то бы большинство людей вообще срубилось, когда бы поняли, как они на самом деле глупы.
- Вот еще, Сократ нашелся... А вот мы, по-твоему, умные или глупые? - вдруг спросил Пашка.
Лешка, секунду назад разражавшийся патетическим философским монологом, замолчал и задумался.
- Ну, не знаю, смотря с какой стороны посмотреть. Ум ведь понятие очень сложное... Зато мы точно благородные.
- Почему это?
- Вот сегодня мы с тобой уже совершили целую кучу благородных дел.
- Ты серьезно? - искренне удивился Пашка. - Я думал, что мы вообще сегодня еще ни одного дела не совершили. Я хотел только постирать матрас, но пока что и это дело не довел до конца. Ты, Леша, топчи-топчи, не останавливайся. Философствуй, так сказать, в процессе. Как Юлий Цезарь.
- Цезарь-то здесь причем? Я думаю, что он ходил мыться в нормальные, респектабельные римские бани, а не топтался в ванной на матрасе, истекающем мочевиной.
- Да оставь ты Шекспира в покое, - закричал Пашка.
- Я о Цезаре, а не о Шекспире, - выпалил в свое оправдание Калинин. - И это я у тебя спрашиваю, причем здесь Цезарь?
- Просто он умел делать несколько дел одновременно. А ты нет. Только трепешься и все, а матрас я один чищу. Зря я тебя вовлек в это ответственное предприятие, - негодовал Лопухов.
- Пашк, да ты чего? Ну, хорошо, хочешь, я молчать буду?
- От того, что я этого хочу, ты все равно не замолчишь. Одного моего желания мало, чтобы заткнуть твой словесный фонтан.
- А вот и неправда. Все, с этой минуты ты не услышишь от меня больше ни слова. Все, я - могила, - сказал Лешка и в подтверждение своих слов прижал оттопыренный указательный палец к губам, как бы изображая пантомиму "рот - на замок".
- Могила. Во даешь! Вот только кладбища мне дома не хватало. Вони уже от матраса хватает, а теперь еще и могила появилась.
Как Лешке не хотелось съязвить что-нибудь в ответ, но данное обещание не позволяло нарушить его гробовое молчание.
- Молчишь, хочешь сказать. Ну-ну...На, губку намыливай и за работу. И топтать не забывай. Руками драишь, ногами топчешь. Вот так, - и Пашка изогнулся в акробатической позе треугольника, устремив в потолок пятую точку и всеми четырьмя конечностями приняв упор в матрас.
Последовали очередные десять минут стирки, показавшиеся мальчикам целой вечностью из-за хранимого все это время молчания. Пашка, конечно, не выдерживал и иногда кидал короткие реплики - он же не давал обет молчания.
- Ты знаешь, Леха, а по-моему, он уже лучше выглядит. Свежее. И вода уже не желто-бурая, а вполне приятного ...э-э...лимонного оттенка. Думаю, стадию чистки под кодовым названием "древнеегипетские виноделы" можно завершать. Приступаем к следующей стадии - пенной.
Мальчики выбрались из ванны. Мокрые и грязные, но довольные уже почти совершенным подвигом, они стояли на холодном кафельном полу. Калоши они еще не сняли и, предусмотрительно оглядев пол, решили, что этого делать уже и не стоит - на нем было не на много меньше воды, чем в самой ванне.
- Да уж, - вздохнул Пашка, - Хуанхе вышла из берегов.
- Это ты виноват. "Топчи интенсивней, интенсивней". Вот и натоптали, - возмутился Лешка.
- А ты вообще молчи. Ты дал обет молчания, забыл?
- Да помню я, только ты постоянно вынуждаешь меня его нарушать, - кипятился Калинин.
- А ты не кипятись не по делу. Ну, пролили немного, ну случился весенний паводок у нашей Хуанхе. Весна же, все реки выходят из берегов, так что все в норме. Даже лучше. Теперь мы вместо одного подвига, совершим два. Второй будет под кодовым названием "Укрощение строптивой Хуанхе". Как тебе?
- Отвратительно. Как в самом худшем индийском кино, нам не хватает только спеть и станцевать в калошах на этом мокром, полосатом, обосс...орошенном твоим котом матрасе, - злился грязный и уже уставший Лешка.
- Почему индийском кино? Хуанхе протекает в Китае. Неужели же вы, великий географ, Алексей Калинин этого не помните?
- Помню. Только я что-то неуверен, что в Китае снимают фильмы. Там люди делом занимаются, работают с утра до вечера... Не то, что некоторые.
- А что некоторые? Мы тоже работаем. Вот и матрас почти дочистили.
Пашка поудобнее уложил в ванне матрас, хотя сделать это было весьма проблематично - полосатый впитал в себя столько воды, что стал весить раза в три больше, чем в своей сухой кондиции.
- Ух, ты, какой тяжеленький, - корячился Пашка.
- Тяжеленький. Хм... Шутишь? Он - ТЯ-ЖЕ-ЛЕН-НЫЙ, - прокомментировал истинное положение дел Калинин.
- Хорошо. Ты прав. Тяжеленный. А ты думаешь, Гераклу было легко? - пытался взбодрить его Лопухов.
- Думаю, что Геракл на своем горбу лошадей из Авгиевых конюшен не таскал, пока их стойло чистил. Ни сухих, ни мокрых, - возразил на его приободряющую реплику Лешка.
- Тем лучше для нас, значит, наш подвиг будет подвигом в квадрате и мы заткнем за пояс самого Геракла.
Калинин только глубоко вздохнул и пошевелил пальцами в уже набравших воды калошах.
Они с Пашкой обильно полили матрас шампунем и теперь начали так же обильно поливать его водой из душа. На полосатой Пашкиной святыне образовалась ароматная пенка, как на чашке с капуччино. Такой натюрморт и прилагавшийся к натюрморту запах были в несколько раз привлекательней тех, что были в начале подвига.
Успех немного приободрил друзей, и они начали активней работать пеньковыми губками, взбивая еще больше пены. Работали серьезно и кропотливо, только пару раз отвлекшись на то, чтобы смастерить себе пенные бороды. Больно уж пена была хороша.
- Ну все, клиент готов, - изрек Пашка, постепенно разгибаясь из буквы "зю" в вертикальное положение. - А все-таки трудно быть Гераклом.
- Подожди, Лопухов. Самое трудное - впереди. Теперь клиенту требуется доставка до дома.
- Так он и так у себя дома, - не понял Пашка.
- Ну, совсем до дома, то есть до его постоянного места пребывания. Ты же его не в ванной собираешься оставить.
- Да, ты прав. Сейчас понесем его сушиться на балкон.
Мальчики взялись по обе стороны матраса и в благородном порыве попытались его поднять. Попытка провалилась.
- Да что ж он тяжелый-то такой, - разозлился вспотевший и раскрасневшийся Пашка.
- ТЯ-ЖЕ-ЛЕН-НЫЙ, - снова поправил его Лешка. - А еще правильней: НЕ-ПОДЪ-ЁМ-НЫЙ.
- Подъемный. Мы просто устали. Сейчас отдохнем и поднимем. И вообще, хорошая нагрузка, заодно мышцы покачаем. Тебе ли, борцу, Леха, капитулировать перед таким грузом?
- Я борец, а не этот...пауэрлифтер. Я не специалист по поднятию тяжестей.
- Лифтер-не лифтер, а тащить его все равно придется, - резюмировал Пашка.
- Ага, главное, чтобы он теперь в дверь прошел. А то ведь еще замурует намертво проход в вашу ванную. Будете ходить мыться к соседям, - нарисовал Калинин картину апокалипсиса для семьи Лопуховых.
- Хватит тут фантазировать. Хватай матрас.
Попытка номер два оказалась более успешной. Матрас без серьезных инцидентов был вынут из ванны и водружен на спины ребят. Хотя страдательное причастие "водружен" здесь явно неуместно - матрас водрузился самостоятельно. Просев под грузом полосатого, Пашка с Лешкой на карачках выбрались из ванной.
- Ой, Лешка, мне кажется...- стонал Пашка.
- Что тебе там кажется? Не хнычь. Сам затеял подвиг, вот теперь и расхлебывай, - понукал его Калинин. - Иди давай.
- Не могу, Леша. Мне уже не кажется. Я...я... лежу.
И Калинин почувствовал, как тащившийся сзади китовый хвост, просел вниз. Лопухова придавило хвостом, и он распластался на полу.
- И что теперь? Ляжем и будем так до вечера лежать. Сейчас с него воды набежит полный коридор. Нам придется еще и третий подвиг совершать. Ты же еще не забыл про второй - в виде небольшого бассейна на полу в ванной?
- Ой, Леха, ты режешь меня без ножа. Подожди минуту. Сейчас я немного отлежусь, - жалобно стонал Лопухов. Матрасный "хвост" он, знаешь, какой тяжелый, не то что "голова".
- Ну, если ты имеешь в виду свою голову, то она, наверное, совсем невесомая.
- Вот только не надо оскорблений. Я, между прочим, жертва "кита".
- Жертва, вставай, - настойчиво требовал Калинин, у которого уже подгибались коленки от китовой "головы". - Иначе я совершу жертвоприношение.
- Спасибо, Леша, ты настоящий друг. Ты меня принесешь до моей комнаты?
- Не-е-е-т, до жреческого костра, в котором ты будешь отдан на съедение пламени, - разуверил его в своей доброте Калинин.
- Какой ты жестокий. Ну все, встаю я, встаю. Э-эх, - проскрипел Пашка. - Встал.
- Отлично. До балкона осталось метров пять. Поднатужься.
- Если я хоть немного еще поднатужусь, Леша, то меня разорвет на части сила внутреннего натяжения.
- Слабак. А еще в Гераклы порывался, - обозлился на него Калинин.
- Это я-то слабак? Ща посмотрим.
Оскорбление явно прибавило силы Лопухову.
- Эй там на "голове", прибавьте-ка ходу. А то скоро "хвост" наступит вам на ноги.
Еще пять минут странных передвижений, складывавшихся из виртуозных "па" Лопухова и Калинина, и "кит" был доставлен на балкон, где смог откинуть свои ласты. Ну, в смысле не свои ласты, а "ласты" Пашки и Лешки, которые с превеликой радостью сами от него откинулись. Поставленный в вертикальное положение полосатый был предоставлен во власть солнечным лучам, которым предстояло высушить его громадную тушу.
- Уррра!!! - Не сдержал радости Пашка. - Подвиг совершен. Геракл подвинулся. А всероссийский субботник не прошел впустую. Мы сделали эту планету чище.
- Ну, если делать планету чище - это так сложно, то в ряды Гринписа я не вступлю никогда, - сказал Калинин и добавил: - Да, забыл, в общество защиты китов я тоже - ни ногой.
- Вот родители порадуются.
***
Вечером с картофельной посадки вернулись Пашкины мама и папа.
- Сынок ты дома?
- Да.
- Скажи, а что ты делал? Мы сейчас встретили в подъезде тетю Машу из 6-ой квартиры. Она сказала, что мы их затопили...
- УУУПС.
Радости Пашкиных родителей, как он и предполагал, не было предела.