Аннотация: Вот у них "Беседка", а у нас "Избушка!" 1. 2. 3.
60. Горбунов Геннадий 2010/03/23 13:50 [ответить]
Здравствуйте Голубая Стрекоза.
Я тоже хочу принять участие в юморине.
С уважением и почти с любовью.
Геннадий
Стук в ночи
Стук в ночи длится уже несколько суток. Выкравшись из тайги, после очередного охотничьего дня, Стрекоза попадает в свою покосившуюся от времени избушку. Поужинав тюрей, замешенной на холодной воде, Стрекоза сбрасывает с себя ворох одежды и остается в холщовой сорочке до пят. Уютно устроившись на шкуре, берет рукопись. Лесной почтой свиток доставили ей на рецензию. Читает не спеша, смакует, наслаждается ранним сонетом самиздатовского корифея. Правда автор слагает одной фразой, но как поет! А какая неповторимая палитра скрывается за крайними словами. Разудалая юношеская бравада. Хорош! Надо поддержать талант и зазвать его в члены Спигса. У остальных - лирические слюни. Или повествуют аршинными словами какие-то ассиро-вавилонские велибры на славянский лад. Полистала немного новелл и рассказов. Затем ложится спать, в надежде увидеть сладчайший сон, но едва смыкаются глаза, и она впадает в забытье - мерещится стук. Звуки негромкие, но настырные, будто бригада шабашников из какой-то страны СНГ пожаловала в таежную глушь, дома работы на всех не хватает. И аврально долбит план. Она ворочается с боку на бок, пробует уснуть, то на спине, то на животе, потом начинает считать до тысячи, затем до несколько тысяч, что бы отвлечься и заснуть, но стук мешает. И так продолжается, пока тьма тьмущая за окном. Жутко слышать и не понимать подозрительный шум в тревожно загадочном лесном мире. Чадная, душная ночь тянется бесконечно. Но вот набегом елей рассвет прижат к зимовью и стук прекращается. За стенами зимовья наступает живая тишина леса. Повторяется это наваждение из ночи в ночь. 'Мистика, какая то, да и только', - размышляет не выспавшаяся Стрекоза. Упорная мысль скребет мозги, царапает по живому - неужели мозг тронулся, изгрызенный лесным одиночеством. Как-то увидела в озерце свое отражение и была напугана. Измученное бессонницей лицо выглядело чужим. 'Мишка увидит - испугается'.
После очередной бессонной ночи Стрекоза, с напрочь расстроенным рассудком, грузно сидит на нарах с красными, как у глухаря глазами. Наконец, решает обратиться к медицине. Медсанчасть в ближайшей возрожденной деревне. Одной ей известной сырой тропой, продувая ноздрями, бредет по лесу. Казалось, унылая тайга держит ее в своих мокрых лапах. И вот уже она стоит в белоснежном кабинете перед местным медицинским светилом.
Ухо-горло-нос, розовощекий толстячек, выглядит, будто Мишия Удонтий, изменился от времени. Так похож. Он находит барабанные перепонки натянутыми как надо, но на всякий случай направляет на промывание. Процедура помогает - ночные звуки теперь слышны куда отчетливее. Стрекоза записывается к терапевту - массивному, колоритному, великолепно законсервированному для своих восьмидесяти лет и очень человечному. На руке золоченный 'ролекс'. Она догадывается, это Атлас.
'Раздевайтесь', - говорит доктор. Торопясь и путаясь, словно в бредовом сне, Стрекоза стащила с себя все, кроме холщовой сорочки до пят. Стала потная от стеснения и девичьей скромности. Медик манипулировал прибором. Заставлял дышать через раз, замирать мотыльком. Сноровисто вертел ее телом. Изгибал шею Стрекозы крендельком. Потрепал ладошкой ее щеку: 'Одевайтесь. Иммунитет не нарушен. Верхнее давление выше нижнего, но не настолько, чтобы стучать об этом в голову'. Следующий специалист - невропатолог, похожий на Fenixsa с улыбкой искусителя водит перед заострившимся носом Стрекозы пальцем, бьет по коленкам, трогает с ловкостью виртуоза своего дела ее стройные ноги, поглаживает их, заставляя вздрагивать, и поясняет: 'Да, нервишки несколько расшатаны, но генезис ваших стуковых галлюцинаций, увы, не ясен. Затем просит потанцевать на полупальцах между пустых бутылок, которые расставил на полу кабинета. Снова задумался, разглядывая ушибленную в танце лодыжку. Совет может быть один: 'Никакого переутомления, стрессовых ситуаций. Общеукрепляющие процедуры, здоровый рацион'.
- Пробовала. Все равно стучит.
- В таком случае невропатология в вашем случае бессильна, - и Fenix отложил сверкающий молоточек.
Промучившись в зимовье еще пару ночей, Стрекоза вновь оказалась в деревне. Поплелась на рынок, который приютился у сельпо.
Выискала базарного гомеопата. Им оказался дальний родственник Аориста. Он был немного хмельной от оскомистого вина, но смотрел на мир бодро. Попыхивал душистым самосадом. От него веяло одеколоном ядреного цветочного духа. Узнав Стрекозу, знахарь почти прослезился. По душе она ему пришлась еще при первой встрече на вечеринке в клубе. Веселая дивчина и не заносчивая в отличие от других городских. Если бы не племяш, сам бы за ней приударил. Однако помнил еще от прадеда слова греческого мудреца Питтака: 'Родство и дружба сила велика'. Да и супругу Катерину побаивался. Порвет, если узнает. Чутье у нее на это.
- Мне от стуковых галлюцинаций, - стыдливо призналась Стрекоза.
- От этих самых оно и есть. Тундровое, редко встречается в природе, - кивнул знахарь на берестяную торбочку с подозрительным зельем, похожим на заморскую приправу буцефалу. Отсыпал щепотку зелья и взамен сунул за пазуху беличью шкурку.
- Залей это дело литрой кипятку, и как настоится, кинь туды еще пачку толченного димедрола. Перед сном хлобыстни полбанки. И полный отпад. Больше никаких галлюцинаций, - чувствовалось, что он страстно жаждал ее исцеления.
Бережно зажав кулечек со снадобьем, Стрекоза возвращалась на заимку. Тайга забита тишиной. Надвигалась холодная пора. На душе пасмурно.
Захотелось орешек кедровых погрызть.
Завернула в кедрач. Он своими ветвями свил глубокую стену, источал над тайгой чистейший воздух и раскинулся рядом с ее избушкой. Стайками гоношились кедровки. Птицы перепархивали и лущили шишки. Неожиданно увидела в дивной природе прогал, его здесь раньше не было. На поляне стояла добротно срубленное лесное жилище - зимовье. Стены из лиственничного кругляка. Крыша покрыта аккуратно колотыми еловыми драницами. Рядом лабаз и дровяной навес. 'Что за наваждение!', - подумала изумленная Стрекоза. Расстройство зрения добавилось что ли? И тут ее окликнули.
- Принимай подарок хозяюшка. Эти хоромы для тебя построили. Днем немного зверовали, а по ночам рубили, чтобы никто над душой не стоял. Почти две недели при свете костра топором выстукивали. И дровишек смолистых нарубили про запас.
- Твое зимовье то от древности скоро завалится.
У двери зимовья стоял Дубль, с которым она раньше встречалась на празднике 'Русская тройка' и тот парень, что за хребтом охотился - у него еще бабушка плакальщица. Дубль держал в руке огромного глухаря. Геннадий раздувал медный самовар. Рядом крутилась собака. То ли Найда, то ли Бот. Не разберешь. Лайка, учуяв Стрекозу, завиляла колечком хвоста и не облаяла. 'Умница', - подумала Стрекоза. Вспомнила, сибирские лайки знают не один вид лая. На зверя и незнакомого человека лают угрюмо, отрывисто, с думой. На бурундуков ровно, без страсти, а на птицу поют, заливаются. Эта собака, по всему было видно, не пустобрех.
Рука у Стрекозы ослабла, и из занемевших пальцев на землю просыпалось целебное зелье.
На душе стало радостно и Голубая Стрекоза улыбнулась своим новым друзьям.
Дорогая Стрекоза.
Это всего лишь грезы!
Скучаю по Вас с Катериной.
Геннадий
&nb
sp;
Страшный сон Стрекозы
Темнота лениво заползла в маленькое окошко зимовья. Стрекоза задула свечу и, пожелав сама себе спокойной ночи, забылась сном. Во сне дремотном приснился Стрекозе тот парень, что за хребтом охотиться. Он ей за нежный характер понравился. Другие сибирские парни все грубые попадались, лапать норовили, да взглядом раздевали. Мокрохвосты да ухорезы одни с хилыми руками. Чуткую девичью душу затронуть не могли. Он не такой - ласковый обходительный с широкой улыбкой Жан-Поля Бельмандо и телом очень сильный. С большим шармом. Стихи читал про беззвучные сонаты падающих звезд и заворожено смотрел на нее. Весельчак. Издать мог на балалайке крутые коленца. Увидимся скоро. Вот только спадет вечная мерзлота, он обязательно примчится, а сейчас нельзя - промысел в самом разгаре.
Снится, будто идут они тайгой суровой, вокруг звери дикие рыщут. Тихо. Без ветерка. Гнус серой тучей клубится. Лес насупился, и, казалось, надменно держит их в своих лапах. Неподвижные стволы могучих лиственниц стоят, как восклицательные знаки, а иные, изогнувшись от старости, словно вопросительные. Багровый отсвет солнца пылает в ветвях корявых рыжих сосен, тревожит и жжет воображение. Кажется пожаром тайга вот-вот пойдет и спасенья не будет. А, ей с милым совсем не страшно. Приобнял ее нежно за плечи и душевно так песенку народную напевает:
'То не ветер ветку клонит,
Не дубравушка шумит,
То мое сердечко стонет,
Как осенний лес дрожит.
Извела меня кручина,
Подколодная змея!
Догорай, моя лучина,
Догорю с тобой и я!
Не житье мне здесь без милой:
C кем пойду теперь к венцу?
Знать, судил мне рок могилой
Обвенчаться молодцу.
Расступись, земля сырая,
Дай мне, молодцу, покой!
Приюти меня, родная,
В тихой келье гробовой!'
От наплыва чувств зашлась во сне душа Стрекозы тихой светлой радостью. Вся влажная даже стала. Чурбачок, что под головой за место подушки страстно обнимает. Шепчет слова всякие нежные. Весь жар своей души отдать хочет. И просыпаться не хотелось.
Стрекозе не хватило буквально мгновения до полного блаженства. Горячая кровь фонтанировала в висках.
В это время кто-то громко и настойчиво постучал в дверь зимовья. Все, ему крышка! Наверняка этот сангвиник из 'Русской тройки'. Приперся в самый, что ни есть неподходящий момент. Вот шелабахну сейчас по его дурной башке. Будет, как в воду опущенный ходить. Правильно Катенька подметила отсутствие у него мозгов и наличие бездонной пропасти интеллектуального хаоса. Его эрудиция - пыль, вытряхнутая из книг в пустой череп.
А все туда же - клинья подбивает. Катенька как-то мудро растекалась мыслью, когда мы с ней по набережной реки Иртыш дефилировали, и мужики из 'Русской тройки' глаза ломали: 'Счастье - приятное ощущение, вызываемое созерцанием страданий мужчин'. Тоскую без нее. Давно не виделись. Катенька один раз заскочила на минутку в зимовушку, вспомнила мысль какую-то и улетела литературным творчеством заниматься.
Стрекоза набросила на нагое тело сорочку холщовую до пят. Подошла к двери и решительно отодвинула огромный крюк. Приоткрыла приземистую дверь, и окостенела, а вслед за этим по телу пробежала судорога. Душа затрепетала, как пойманная в клетку птица. Мысли с большей или меньшей четкостью одна за другой возникали в мозгу.
Перед ней стоял самый, что ни на есть опаснейший рецидивист этих мест - Леха по кличке 'Буйвол'. Тоже резвился в 'Русской тройке'. Его в финале сотрудники угро поджидали, да он пронюхал как-то и смылся вовремя. Прозвали его так за неимоверную силищу и скверный характер. Вульгарное детище природы имело косую сажень в плечах. Черные бусины глаз с невыразимой злобой поблескивали из-под низкого лба. Фотографии 'Буйвола' были развешаны по всему лесу. Местный розыск не дал результатов, и 'Буйвол' был объявлен в розыск федеральный. Оказался хитрющим и путал следы - здесь его не ждали.
Оттолкнув Стрекозу непрошеный гость пружинисто проследовал в жилище. Заметил котелок с похлебкой из рябчика. 'Вот, смотри, как надо есть суп', - сказал он, погружая в котелок пятерню. Его широкая ладонь и впрямь была отличным черпаком. Попил суп. Вытер руку о штаны. Пояснил: 'У ложки и вилки противный вкус. К тому же с ложки суп попадает на язык, а это не правильно. Вот когда пьешь из горсти, суп ласкает небо и отдает свой аромат'. Непринужденно присел на край нар, еще не остывших от тела Стрекозы, закурил сигару и жадно уставился бесстыжими глазами. Было видно, что 'Буйвол' тронут ее красотой.
'Обидеть девушку может каждый', - с испугом прошептала Стрекоза и нервно закашляла. 'Больная, что ли?', - прогромыхал 'Буйвол', продолжая поедать глазами изящество и грациозность. От его звучного голоса Стрекоза одолела звонкая икота и, улучив паузу, она схитрила: 'Вот уж волос выпадает, не понимаю, что со мной. Заразу какую-то подцепила от медвежьего мяса'. 'Брешешь! Выглядишь на все сто', - и Буйвол не сфокусированным взглядом продолжал буравить ее потрясающее тело, стройность которого не скрывала сорочка холщовая до пят. 'Иди сюда', - прозвучал ледяной баритон, и у Стрекозы заиндевело ухо. Гость оскалился. Все в нем говорило о беспорядочной жизни и пороках. Расстегнул лоснящуюся душегрею, и Стрекоза увидела мощную атлетическую грудь. Правда кожа отдавала сизой белизной порошковатого молока. Вся в наколках. 'Вероятно, такой цвет тела от недоедания и нехватки витаминов', - подумала Стрекоза.
'Только не это. Лишь бы не мучил зазря', - неслись тревожные мысли одна за другой. 'Что делать?'.
Мучитель не спеша раздевался и скоро был почти нагим, если не брать в расчет вязаную шапку на голове с достоверным абрисом Аллы Пугачевой и Максимом Галкиным и на ногах разбитые ботинки.
'Давай по грамулечке за все хорошее. Доставай самогон', - сказал 'Буйвол'. 'Вот оно спасение!', - мысли Стрекозы слегка полиловели. Вспомнила - клофелинчика немного осталось. В тайгу взяла для успокоения нервишек.
Тем временем злодей сбросил шапку и остался в одних стоптанных ботинках.
Его звериное чутью все испортило. 'Не балуй'. И перехватил руку, когда она уже была готова плескануть зелье в стакан. Стрекоза побледнела. Лицо взмокло, и все тело обдало волной холодного пота. Она не в силах была, что-то произнести в свое оправдание. Затрясло, как в лихорадке.
'Буйвол' резко дернул за холщовую рубашку до пят, ткань затрещала и пошла по швам. Стрекоза упала на нары. Изловчилась и с кошачьей ловкостью вырвала тело из рук насильника. Тот в бешеной злобе вновь кинулся на нее и придавил своим весом.
Мир перестал существовать. От него не осталось и следа. 'Буйвол' неожиданно со страшной силой ущипнул ее за ягодицу и оскалил зубы. Потом снова ущипнул. Так продолжалось несколько раз, пока помутившийся рассудок в объятом жаром мозгу не подал мозгу команду: 'Проснись'.
Пробудилась от сна внезапно и несколько минут лежала не двигаясь и боясь открыть глаза. Слушала громкий стук своего сердца. Наконец открыла глаза. За окошком теплился рассвет. Его тусклый свет проник в маленькое окошко избушки и позволил разглядеть помещение. Дверь на запоре. Рядом ни кого не было. Заноза от чурбака, что с вечера лежал под головой, а сейчас переместился в ноги, глубоко вонзилась в ягодицу. Конечно, это был сон. Страшный сон. Стрекоза решительно стряхнула сновидение и вместе с ним образ неистового мучителя. 'Надо же такому присниться. Одичала совсем в глуши', - подумала Стрекоза.
В этот миг она ясно и отчетливо услышала звук. Кто-то громко и настойчиво постучал в дверь зимовья.
1.
2. 
3.
![[]](/img/g/golubaja_s_b/10/risunok1.gif)