Она плакала, а я злился. И чем больше она плакала, тем больше я злился. Она шла сзади и ревела, и ее плач бил меня по спине как плетка. И поэтому я злился.
Обычное дело, подумаешь, поссорились. И дело даже не в том, кто прав а кто нет, просто это совсем не правильно, когда твоя девушка плачет из-за тебя. Совсем не правильно. Поэтому, как ни крути, не прав был я. Это меня тоже злило. А она тащилась сзади как брошенный ребенок и ревела. Старалась сдерживаться, но у нее не получалось.
И хорошо еще что было поздно, что улица была тихая, и по причини тихости и поздноты народу на ней не было никого. Только мы вдвоем.
Если бы мы не поругались, если бы она не заревела, а я не разозлился, я бы его не заметил. Даже если бы и заметил, то точно не стал бы делать, то, что сделал, максимум позвонил бы в полицию. А так шел, злился, шарил взглядом по сторонам ища, где бы мне эту свою злость выплеснуть. И нашел.
С темного балкона третьего этажа свешивалась веревка. Снизу по этой веревке на балкон собирался залезть человек.
Вот я и не придумал ничего лучше, как ломануть через кусты напролом, и с криком: "попался, ворюга!" схватить этого человека за ногу, сдернуть с веревки на землю, и...
Ворюга оказался довольно странным парнем, настолько странным, что продолжение в виде желанной мной безобразной драки оказалось невозможным.
Начнем с того, что у нас с ним была разная весовая категория. И закончим очками на длинном носу, сбившимся набок при падении, школьным рюкзачком со значками и испуганным взглядом. Типичный додик-ботаник, школьник-переросток, сидел передо мной на земле, потирал ушибленную руку и встать даже не пытался.
- Простите, вы все не так поняли...
- Это ты полиции будешь объяснять - как ни странно, злость мой почти испарилась. Почти, но не до конца
Парень тяжело вздохнул:
- Не надо полиции, я вас очень прошу! Пожалуйста! Это мой балкон, и мой дом, а они приедут... Они обещали меня в следующий раз запереть в участке и не выпускать целые сутки. А за что? Это же мой дом, и я могу входить в него так, как захочу, я же никому не мешаю!
- Твой дом? - мне стало не по себе. Человек, похоже, забыл ключи, а я его вот так вот об землю... Но откуда тогда веревка?
- Ну да, мой. Я там живу, если вы не верите, я могу вам показать документы, я их ношу с собой, потому что полиции надоело со мной разбираться, а люди обычно на слово не верят и всегда их вызывают. Вот, посмотрите, - он вытащил мятый паспорт из заднего кармана, - да вот, хоть их спросите! - он показал на толстую заспанную тетку в окне второго этажа, выскочившую на шум
- Опять этот придурок! Совсем он него житья нет, сколько раз тебе говорили: "ходи в дверь, ходи в дверь!", и полицию вызывали, и полиции ты надоел, и нам ты надоел, и говорили тебе, и ругались, а он опять, а ему все неймется, тьфу, чтоб ты пропал! - она действительно плюнула, махнула в раздражении занавесками и скрылась в темном окне, продолжая ругаться
- Вот, видите? Я не вру, правда! Не вызывайте полицию, ну пожалуйста! А хотите, заходите ко мне, вы и ваша подруга, у меня чай замечательный, "красный дракон" с жасмином. Заходите, у меня для гостей лестница есть...
А она стояла перед кустами, которые я проломил, и уже не ревела, хотя лицо у нее было заплаканное. Очень удивленное заплаканное лицо.
Я посмотрел на нее и согласился. До сих пор не пойму - почему.
К нему и правда можно было попасть только через окно, дверь в квартире была не просто закрыта, но и заставлена книгами.
Да, вся квартира его была заставлена книгами, точнее, одной книгой. От пола до потолка, по всем стенам - вместо стен - все было заставлено разными изданиями "Бхагават Гиты". Представляете? На русском, на английском, на каких-то восточных языках, богато украшенные и просто в бумажном переплете везде только "Бхагават Гита", и больше ничего.
А кроме книг: вместо кровати ворох тряпья, пара раздолбанных стульев, холодильник, плита, пара полок и какие-то разноцветные фонарики по всей квартире. И все. Все!
Впрочем, нигде нет ни пыли ни грязи, и все это безобразие наполнял легкий, ненавязчивый запах каки-то благовоний.
Мне стало ясно, что я попал в гости к психу.
Псих, впрочем, оказался ровно тем, кем он показался мне с самого начала: тихим, интеллигентным и застенчивым ботаником.
С того момента, как мы перешагнули порог его балкона, он болтал не переставая, краснел, бледнел, начинал извиняться за беспорядок, пытался нас усадить поудобнее на расшатанных стульях, потом вдруг задрожал, как осиновый лист и начал извиняться чуть не со слезами на глазах - он же обещал нас угостить чаем! Не переставая болтать он переместился на кухонку и начал там греметь какими-то жестянками, что-то ронять и опять извиняться.
Удивительно, но никакого беспокойства в гостях у психа я не испытывал, скорее наоборот. Его невозможная квартира, все эти книги, эти мерцающие разноцветные лампадки, ненавязчивые благовония здорово успокаивали, да и она совершенно перестала обижаться и с любопытством разглядывала книги на стенах и бронзовые статуэтки.
- Тебе не кажется, что мы попали в гости к ненормальному? - она могла бы не спрашивать. Впрочем, никакого беспокойства в ее голосе не было.
- Ты боишься?
- Нет, с тобой нет - она улыбнулась, и я просто растаял: очень люблю ее улыбку.
В это время, пятясь задом и тащя перед собой здоровенный тяжелый медный подносище, появился наш хозяин. На подносе дымился носиком старинный чайник в окружении трех фарфоровых пиал. Комната сразу наполнилась сильным и теплым ароматом чая.
- ...А мне не нравится ходить через дверь, ну вот не нравится и все. А они этого не понимают, несколько раз чуть веревку мне не перерезали, а тут высоко, а я же никому не мешаю, никого не трогаю, живу своей жизнью. А они мне в дверь стучат, бьют так, что у меня книги падают...
- А почему у вас все книги одинаковые? - она и правда хотела это узнать, честно.
Он смутился, покраснел и замялся:
- Книги... Вы, наверное, думаете, что я сумасшедший? - он неожиданно посмотрел мне прямо в глаза. Глаза его были большие, карие, абсолютно нормальные. Ни тени безумия в них не было.
- Ну вот вам - я же вижу, вам у меня нравится! Это же видно, вам тут спокойно, не правда ли?
Да, мы вынуждены были это признать, нам было тут хорошо и спокойно.
- Ну вот, видите? Это мой дом, мне тут нравится, и книги эти мне нравятся, я их все-все читал, правда! Даже вот те, на санскрите, маратхи и бихани! А они - он с обидой мотнул головой - все время меня пилят, ругают, психом обзывают. Лучше бы не трогали - я же никому ничего плохого не сделал, так?
- А кто "они"-то?
- Да все! Все не наши! Родители, из института эти... В школе знаете как меня травили? - он просто-таки чуть не плакал, видно, что воспоминания у него были не самые приятные. С другой стороны, родителей его тоже можно было понять.
- Я даже на заочный перевелся, так все равно, когда туда приходишь, в институт... - он огорченно махнул рукой, и сделал два-три быстрых глотка из своей пиалы.
Да, кстати: чай и правда был просто великолепный, я такого никогда в жизни не пил.
- Мне очень, очень-очень тяжело общаться с нормальными людьми, - он грустно опустил голову, - и я просто восхищаюсь такими, как вы! Для вас-то это совсем не проблема, правильно?
Мы переглянулись. За кого-то он нас принял, это точно. То-то и домой позвал, и чаем поит, и не говорит, не боится. Внезапно мне стало его очень жалко: видно же, что умный парень, и добрый. Знавал я пару таких: хорошие люди, только от остальных людей они бетонной стеной отгородились и никого к себе не подпускают - боятся. И окружающие таких всегда травили люто, просто так, не за что, за нетаковость. Я их всегда жалел, всегда защищать пытался, насколько сил хватало. У меня в лучших друзьях двое таких, правда, до таких высот внутренних заборов никто не поднимался. Этот вон даже сейчас за своей болтовней прячется.
Ей-то проще, она сама немного такая, совсем чуть-чуть. Видимо, он это понял, поэтому и так нам раскрылся. Ей раскрылся. Для таких, как он, это практически подвиг.
А она тепло смотрела на него, и глаза у нее улыбались:
- Нам очень у тебя нравится. Очень-очень! Правда!
Он просто расцвел, как цветок под солнцем.
В этот момент в оконное стекло что-то легонько стукнуло, хозяин наш всплеснул руками, чуть не опрокинул поднос с чаем и побежал на балкон, бормоча себе под нос про гостей и праздник.
Гость оказался всего один. Вернее, гостья: тонкая угловатая девушка с резкими и точными движениями бойца-рукопашника.
- Привет книжникам! - она двигалась плавно, как кошка на охоте. Ткнула в знак приветствия хозяина в плечо, просто дружески ткнула, а тот чуть не к стенке отлетел и начала тереть плечо.
- Оо, я вижу у тебя гости! И кто на этот раз, а?
Они внимательно посмотрела на нас, глаза в глаза. И я готов поклясться, что видел в ее глаза синие сполохи, как отражение молний, как искры от короткого замыкания. Хотя никаких таких светильников в квартире не было - я думаю, у нашего хозяина и электричества-то не было.
- Ха! Прикольно! Да ты молодец, книжник! - она снова дружески ткнула его в плечо, - и откуда ты только их берешь, а?
Она в одно движение подхватила стул и уселась за столик рядом с моей девушкой, почти напротив меня. Я против воли одобрительно хмыкнул: несмотря на быстроту и резкость она двигалась почти бесшумно. Судя по ее движениям, она была очень непростым противником в бою, интересно было бы с ней поспарринговать.
А вот девушку мою она слегка напугала, я это заметил. Нет, ничего особенного, но глаза ее перестали улыбаться, в них мелькнул страх.
А новая гостья широко улыбнулась, показав небольшие острые зубы - почти оскалилась, такая вот улыбка.
- Парень хорош, - она повернулась к нашему книжнику, - ух, хорош! А вот девчонка какая-то странная, так? Не могу понять, чья она... Не ваша, не?
Книжник грустно улыбнулся:
- Нет, к сожалению. А она мне так понравилась...
- Ээ, э! Вы на поворотах-то легче! - я понял, что попал не к одному психу в гости, а что их тут целая компания. И, возможно, они не такие уж тихие и безвредные. Девчонка-то явно была боец тот еще, даром что веса в ней как в кошке. Впрочем, меня такими штуками не обманешь. И не напугаешь.
Я слегка отодвинулся от столика и немного повернулся. Чтобы удобнее было, если вдруг чего. Девица-гость одобрительно хмыкнула.
- Да расслабься, парень! Ни тебя, ни девчонку твою тут никто не тронет. Просто - эй, да ты им чего, не рассказал ничего, а? Эх ты, книжная твоя душа! Что ж ты самого главного им не сказал?
- Слышь, подруга! - у меня по телу как искры электрические заходили. У меня перед хорошей дракой всегда так, всегда очень весело становится и по телу такие штуки бегают - Нам до ваших игр дела нет, так что не нарывайся, а? Девушку мой не трожь, и в дурь вашу нас не втягивай!
- "Наша дурь"! - она звонко рассмеялась, а книжник явно испугался, и моего тона, и ее смеха, и начал потихонечку, стараясь держаться от нас обоих по-дальше, собирать пиалы с подноса - Нет, ты хорош! Ух как хорош! Даже не представляешь себе как! Слушай, ты, - она в одно движение встала и обогнула столик, в одно быстрое плавное движение. Впрочем, я ждал этого, и когда она закончила свое движения, я уже был у нее за спиной. Атаковать ее, впрочем, мне не хотелось, пока что не хотелось. Она явно растерялась, на короткое мгновение, но растерялась - я был сильнее, мне это стало совершенно понятно. Ей, похоже, тоже.
- Ладно-ладно, не горячись, - она нарочито тяжело и грубо плюхнулась на мое место и развалилась на стуле - Сначала послушай, а потом посмотрим. Книжник наш совсем забоялся, они все такие, книжники-то. Теперь пока его чаем не отпоишь, он тебе ничего толкового не скажет, а жаль: у него складнее выходит...
- Ничего я не боюсь, - пропищал паренек, - ты мне в прошлый раз чуть книги не подожгла, я и опасаюсь...
- Ну так не подожгла же?
Паренек губы поджал, повернулся спиной и сделал вид, что на свете нет ничего, кроме его подноса с чашками и чайника. Девица хмыкнула:
- Дались ему эти книги... Все одинаковые, все об одном и том же, а поди их тронь... Все они тронутые, книжники эти... - посмотрела на меня - Понимаешь, мы, я и этот вот книжник - мы ненормальные.
- Это я и сам вижу!
- Ну вот, уже проще. Мы... Иэх! Ну почему объяснять должна именно я?! Ну вот смотри, вот я, такие как я. Мы очень грозы любим. Ну вот тебе, когда гроза идет, хочется на улицу выскочить и танцевать под дождем, среди молний и грома?
Черт, откуда она знает, а? С самого детства, сколько себя помню, удержаться не могу. Как меня родители за это ругали! В школе как на придурка смотрели, дразнить только боялись.
- Воот, я и говорю: ты такой же. Такой же ненормальный, понимаешь? Ну, такой же как мы, как я, и как все Дети Грозы. Ты, небось, думал, ты один такой? А нас много! Не то, чтобы очень много... - она как-то почти застеснялась - Вот тебе в грозу весело, да? Мурашки по спине бегают, да? У нас вот так же, а у книжника, например, не бегают, он грозу не любит, боится.
У парня дернулись вверх плечи, донеслось какое-то бормотание про воду, книги и "беспокойство одно"
- ...То есть они все не любят. Их тоже много, понимаешь? И они почти все вот такие...
- А что тут ненормального? - моя девушка глядела на книжника в растущим любопытством
- Ненормального? Ну как тебе сказать... Кому-то нормально в окна вместо дверей входить, кому-то нет, ты вот его соседей спроси, нормальный он или нет! - она даже засмеялась, а наш хозяин засопел обиженно.
- А ты? Такие как ты?
- Я? А ты своего друга спроси, - она искоса посмотрела на меня, - спроси его... Хотелось бы ему танцевать в грозу... Только не здесь, - она показала себе под ноги, - а там, наверху. Там, где все самое интересное, - теперь она жадно смотрела мне прямо в глаза, - Там, где гремит, понимаешь? - она медленно подняла вверх палец, на отрываясь, смотря мне прямо в глаза. А в ее глазах ясно были видны синие электрические отсветы.
Через меня как-будто ток пропустили. Волосы на затылке дыбом стали подниматься, тело задрожало от пяток до макушки, медленно, потом со все увеличивающейся частотой, быстрее, быстрее, в полутемной комнате как-будто кто-то включил холодный, синий-белый свет, ярче, ярче... Руки словно зачесались под кожей, я поднял их к глазам - между пальцами проскакивали маленькие молнии.
Она засмеялась весело:
- Воот, видишь, да? Видишь? Ты из наших, я это сразу поняла, почувствовала! А теперь и вижу! Слышь, книжник - ты видишь, да?
Тот забубнил под нос, мол, вас с вашими молниями к книгам подпускать и все такое.
- Чего ты можешь видеть-то? - я был раздосадован: у меня что, на лице написано, да?
- Глазки ты твои вижу! - она улыбалась во весь рот - В глазках у тебя молнии, сполохи... Это у нас у все, мы так своих и узнаем! Вот так вот! - она перестала улыбаться, стала серьезной, и в глазах у нее снова сверкнуло синим - Видел, да?
- Да ты ненормальная! - но я чувствовал, чувствовал ее, грозу внутри нее... И, внезапно, неожиданно, я почувствовал их всех. Чувство захлестнуло, как ледяная волна, я чувствовал их ярость, их радость, их свободу. Я чувствовал их радость от того, что я теперь с ними, что я вернулся, что они нашли меня, и как меня, нас, тянет туда, вверх, в битвы туч, в дикий ветер, в реки молний. Так же внезапно единство разорвалось, как-будто свет выключили, как будто крылья пропали. Уютная комната книжника показалась мне пыльной и душной каморкой. В которой, однако, снова пахло душистым чайным теплом и покоем.
Книжник протянул мне чашку.
- Ты это... пей, пей! - голос его слегка дрожал - Не волнуйся!
И снова забормотал себе под нос, что, мол, спалите вы мне все, и так с соседями проблемы, и, мол, совсем не то место, чтобы диких посвящать. Грозная весело рассмеялась. А я... Возбуждение ушло, связь пропала, я смотрел на нее. Она сидела, как зачарованная, машинально прихлебывая душистый чай, и глаза ее были как море. Печальное, ночное море. Тоска резанула меня, как ледяная плеть.
- А остальные?
- О! - грозная, видимо, не поняла, о чем я спрашиваю, да я и сам не понял - Есть еще морские, снежные, есть лесные... Книжники вот, он сам тебе расскажет, как они мир читают, словно книгу. И тут, я тебе скажу, главное его как-то остановить, так? - она, смеясь, повернулась к нашему хозяину. Впрочем, смотрела она на него почти с нежностью.
- Я не об этом... - Я с грустью смотрел на нее, предвидя ответ.
Мне ответил книжник, тихо, серьезно:
- А ты сможешь вернуться и просто жить, один раз станцевав там, со своей семьей?
Воздух как-будто потяжелел, а я все смотрел ей в глаза.
- А она? Что ты говорила про нее?
Грозная гостья снова стала серьезной:
- Про нее не знаю. Не пойму. Вижу, что она из таких, как мы, но она не наша. Не совсем наша, не грозная. Похожа, но не совсем. Ты же ее глаза знаешь, значит, лучше меня понимаешь, кто она. По глазам определить можно, кто какой.
Мне всегда нравилось смотреть ей в глаза, потому что... Да, потому что они всегда разные. Она это тоже знала и иногда меня подкалывала: "какого цвета мои глаза?". А они у нее всегда разные! Когда золотистые, когда голубые... Вот сейчас у нее глаза темно-синие, как море, а когда плакала, они были серые, как тоскливая осень.
- А бывает такое, что глаза каждый раз разные?
Снова ответил Книжник:
- Бывает. Но очень редко. Такие люди большая редкость, и знать таких большое счастье, - он больше не болтал, говорил медленно, почти нараспев - Разные глаза у Радужных. Дети Радуги, как и книжники, могут видеть ненормальных людей. Но не это их главная особенность - он тяжело вздохнул, с сожалением - Нам, наблюдателям азбуки тысячи миров, не дано видеть пути странников, детей радужного моста, соединяющего миры. Что мы знаем о нем, о них? Почти ничего. В любом мире они желанные гости, но только гости, их дом Бифрест.
А я все смотрел на нее, и глаза ее стали черными, словно две скважины в другие миры, бездонными. Никогда ее такой не видел, казалось, она смотрит сама в себя.
Книжник вдруг снова сильно засмущался, покраснел и снова сбился на свою болтовню:
- Да нет, не те, я не о том, не про тех... Ну, тех, которые... Ну, понимаете... Эти-то нормальные, не все из них, конечно, всякие попадаются, есть и ненормальные, как мы, только они совсем не Радужные, настоящих Радужных среди тех я не знаю, я вообще тех не знаю, мало кто на себя какой знак нацепит... - он совсем сбился и замолчал, собираясь с мыслями.
Внезапно ее глаза блеснули, стали серо-стальными, потом ярко-зелеными. Книжник смотрел на нее с благоговением. Грозная гостья тоже смотрела на нее во все глаза, с интересом и восторгом:
- Говорят, Радужные могут ходить с любыми Детьми, говорят, они могут чувствовать тоже, что и все мы. Значит, она может танцевать с нами в грозе, может жить в море с морскими и летать с Птицами... Господи, как же, наверное, это здорово!
- Да-да, а еще говорят, что с Радужного моста видны все Буквы мироздания разом, вся структура бесконечности... - книжник говорил как-будто в легком трансе...
А она... Она вдруг улыбнулась своей улыбкой, улыбнулась мне, только мне. И в глазах у нее сверкнули синие сполохи:
- А еще говорят, что я люблю тебя! - сказала она мне, только мне.