Мне было лет восемь, когда, в очередной раз слушая на одном из двух телеканалов прогноз погоды, я возмутилась, что о других городах говорят "поименно", а погоду в Грозном обобщают фразой "На Северном Кавказе...". И в приливе детского патриотизма я с обидой сказала маме или бабушке - уж не помню, кто был тогда рядом: "Надо, чтобы говорили о Грозном!". Кто бы знал, как могут материализоваться мысли! О моем городе действительно заговорили во всем мире через десяток лет. И, увы, не в прогнозах погоды...
Читая эту повесть Константина Семенова, я поняла, что в какой-то мере напоминаю себе "очкастого фантазера", то и дело всплывающего во снах главного героя повествования, Жени, Евгения Борисовича. Потому что были и неприятности с учительницей, дамой сталинской закалки, с возмущением читающей мое сочинение - то случилось во втором, кажется, классе - на тему "Кем я хочу стать". Я тогда хотела стать строителем, а почему - "чтобы не было бездомных". Учительница первая моя захлебнулась от ярости: "В нашей стране нет бездомных!" и разорвала мой листочек в мелкие клочки. Была и странная фантазия, что в старом фильме про Ленина все вранье. А когда в те годы я представляла себя в будущем, то не видела вокруг знакомого города...
Нет, это не будет рецензией в известном смысле. Как я могу рецензировать Мастера, искать какие-то огрехи, тем более в произведении на такую тему? Это будет лишь разговор читателя с автором, который сумел наполнить его читательский мир давно уже позабытыми красками, запахами, звуками и... да, и названиями. Читая эту повесть, я поняла, что за многие годы подсознательно вытеснила из памяти названия известных грозненских улиц, улочек, скверов и зданий. Но столь ярок язык повествователя, что я узнавала их по каким-то, вроде бы вскользь упомянутым признакам: да-да, ведь мы с группой из художки рисовали на летней практике этот дом, как я могла забыть?! А тут и в самом деле всегда пахло ванилью и кофе! А здесь асфальт становился мягким от невыносимой жары, и женские каблуки проваливались в него, как в мокрую землю! А вот краеведческий музей, в который я тащила бабушку при каждом удобном случае - мне казались таинственно-прекрасными эти экспозиции за стеклом, я могла смотреть на них часами, а в горле першило от навязчивого запаха нафталина или еще какого-то средства для сохранения экспонатов. А этот запах цветущей белой акации у парка Кирова, рядом с домом, где я когда-то жила!..
Как сделано это произведение? Отчетливо выступают на первый план три героя, которых я назвала бы символами: сам Город, еще живой, еще прекрасный, но уже обреченный, и понимание обреченности нагнетается "прострелами" предсказаний о его будущем; молодой Евгений Борисович, тогда еще Женя, еще полный сил и надежд, но тоже уже обреченный; корова, присылаемая, как считает Евгений, его "ангелом-хранителем" (или самим Городом, который хочет и не может иными средствами связаться со своими детьми и попросить пощады, спастись, предупредить?).
Может быть, я не права, но мне показалось, что именно корова избрана в качестве символа неслучайно. Это животное у многих народов древности считалось (и считается) священным. В том же мной любимом Древнем Египте в облике коровы часто изображалась богиня Исида, в облике белого быка - Осирис, а в человеческой ипостаси головным убором Исиды были коровьи рога, на которых она несла Солнце, то есть то, что дает жизнь. Неспроста тревожные сцены облекаются автором в пасмурные, холодные дни, а радостные, ностальгические - в лето или весну, когда жарит солнце, журчат фонтаны, играют дети и осыпает ягоды черный тутовник.
Да-да, и деревья в этом произведении - тоже герои, персонажи, в том числе своенравный тутовник у "Союзпечати". И таких деревьев не будет уже никогда. Я помню их все в парке Кирова - у каждого был свой характер, своя история и чувствовалось, что работники парка любят свое дело не за деньги (помню даже имя одной из них - Зинаида, тетя Зина, оранжерейщица, устраивавшая нам экскурсии по теплицам, куда уносили на зиму кадки с теми самыми, описанными в повести, пальмами, агавами и прочей теплолюбивой экзотикой). Канадские голубые ели, выстроившиеся вдоль главной аллеи парка, ароматные туи высотой с двухэтажный дом, тутовники всех видов по-над Сунжей, каштаны, громадные березы у телестудии, клены, акации. А дикий виноград, который лучше всяких декораций украшал сцену зеленого театра, взбираясь по колоннам на высоту в несколько метров!
И здания здесь, в повести, тоже "имена одушевленные", а не просто городская архитектура.
Кажется, единственный неодушевленный персонаж "Попытки N 13" - это тот тип, привязавшийся к Евгению с лекцией о феромонах. Он не похож на наивного грозненца тех лет. Лекция его суха и механистична, и его, может быть, стоило бы пожалеть, убогого, да сквозит в этом образе синтетическая начинка компьютера, так и не обзаведшегося душой. Вот оно, почти есенинское противопоставление жеребенка и железного паровоза! Только тут вместо жеребенка - корова, то и дело проникающая во сны главного героя. А паровоз... "паровоз", который изменил все безвозвратно, автор не стал описывать. Ведь Евгений Борисович заказал сны не о войне...
Коровы в Грозном - это не фантастика. В центре города мне, признаться, они не попадались, но во втором микрорайоне, где в "Промавтоматике" работала моя мама, где на большом пустыре перед зданиями росли чахлые деревца кураги - да, да, той самой, которую мы именно презрительно и называли курагой в отличие от больших, похожих на солнце, ароматных абрикосов, - где видно было горы, коровы частенько запросто щипали травку. Видимо, забредая из частного сектора. А мимо ездили троллейбусы и автобусы, а по другую сторону рядами стояли "хрущевки" с балконами. Да и на нашем "куяне" (спасибо автору повести за это словечко из моего детства!) владельцы частенько выпасали на Абаканской, на берегу Сунжи, своих телят, а мы, подростки, подкармливали смешных парнокопытных яблоками или айвой.
Герою, Жене, дается тринадцать попыток изменить свою жизнь - и, таким образом, изменить что-то в лучшую сторону в судьбе Города. Таких кандидатов, как он, тоже было тринадцать. Но, увы, никто из них не сумел сделать тот шаг, который мог бы спасти Грозный. Может быть, все оттого, что сделанного не вернешь? От рисунка на ватмане до воплощения в жизни громадное расстояние, и тысячи паутинок-условий сопровождают каждый ход в большой игре под названием Жизнь. И разорвать даже одну - немыслимо трудная задача...
Как видит автор свое произведение? Для этого обратимся к вступительному слову:
"Я вовсе не собирался писать это произведение. Оно получилось само. Захотелось немного отдохнуть от военной темы - уж слишком много она забирает сил. Задумка была - составить путеводитель по довоенному Грозному. По городу, которого уже нет, и никогда не будет. По городу, который сохраняется только в наших воспоминаниях. Который, к великому сожалению, всё время тает, истончается, так как всё больше моих земляков уходят в мир иной".
Но путеводитель - обычно сухая констатация фактов! Автор объясняет:
"Я затрудняюсь определить жанр того, что у меня вышло. Скорее всего - это фантастико-ностальгический путеводитель по городу, которого нет. Но такого жанра нет, поэтому - пусть будет повесть".
Да, это не путеводитель. И не просто повесть. Это поданная во снах жизнь, где тесно переплелись судьбы - и Города-сказки, Города-мечты, и его жителей. И малое становится великим. Недаром эпиграфом взяты строчки из стихотворения Регины Лисиц, переложенного на музыку композитором Игорем Корнелюком. В начале двухтысячных эта гениальная песня была до боли неудачно использована в боевике-сериале о питерских бандитах, этаком "Спруте" по-русски. Неудачно, потому что лично для меня это какое-то кощунство: чернуха, бандитские разборки, цинизм, кровь - и такая песня. Но когда я услышала ее впервые, да и когда слышу сейчас, меня трясет, потому что там всё, каждое слово - о Грозном.
Там для меня горит очаг,
Как вечный знак
Забытых истин...
Мне до него последний шаг
И этот шаг -
Длиннее жизни...
Сложно передать все, что хранит в себе произведение Константина Семенова, словами рецензии. Этот "фантастико-ностальгический путеводитель" нужно читать. Всем. Пока жива память - жив и тот Город. Город, которого нет. И, может быть, такое больше не повторится в нашей истории? Будем надеяться...