- Что скажете, вайшва? Хорош портретик? Знаю, вас вполне устраивает, - поворачиваясь ко мне, Шива стянул и перчатки. - Обниматься не будем. Итак, какие у нас планы на ближайшие лет тысячу?
На его лице и руках виднелись отметины дурной болезни, уже не явные, но все еще заметные.
- Вас с Савитри ждут в фортификационной локации Древней Трийпуры, - сказал я. - Там для вас приготовлены аватары и всё необходимое, поэтому на банкете скучать не придется. А у меня еще есть кое-какие дела на станции.
- От вас с сиром да Винчи можно ждать только банкета для стрельбы из бруствера.
- Об этом я и говорю.
Леонардо усмехнулся, но в диалог наш вмешиваться не стал. Я подошел к пульту и в который раз уже проинструктировал их с Салаино о последовательности операций. У обоих все получалось вполне сносно, но меня от волнения грызла тревога: вдруг я впопыхах чего-нибудь упустил? Легкомыслие Леонардова ученика меня страшило, и даже уверенность мессера в ловкости его рук обнадеживала не слишком.
Тем временем Шива, раздевшись до исподней рубахи, в кожаных штанах для верховой езды и коротких сапогах легко запрыгнул в свою "Тандаву" и привычными жестами зафиксировал руки и ноги. Леонардо тронул меня за локоть, делая знак подождать, после чего восхищенно уставился на центрифугу с Танцором внутри.
- Прям как в вашей карусели у Лодовико Сфорца, учитель! - одобрил Салаино. - В точности по чертежу для Витрувия!
Мне стало тоскливо. Я обвел взглядом сырые и черные, но ставшие уже такими привычными, даже родными, стены подземной комнаты. Инстинктивно нашел глазами Савитри, которая, я знал, одним своим видом могла бы утешить тоску. Но мона Лиза и сама была в заметном расстройстве: слишком сложно сшитый наряд с жестким корсетом внутри мог бы стать не просто неудобным, но и опасным во время эксперимента. Она бесцельно, с присущей ей плавностью и грацией водила большими красивыми руками по складкам одежды, не понимая, как одновременно выжить при переброске и не опозорить гордую синьору в глазах посторонних мужчин, если придется ее раздеть, ведь мы-то переместимся, а Лиза очнется в незнакомом помещении с незнакомыми людьми.
- Ничего, ничего! - угадав ее затруднения, пришел на помощь мессер. - У меня есть средство, погружающее в дрему. Выпейте отвар сейчас, и не пройдет десяти минут, как всех вас сморит сон. Мы с Салаи успеем одеть синьору Джоконду, а также увезти вас до пробуждения подальше отсюда.
Боги мои, как же мне было стыдно! Леонардо обдумал то, о чем совершенно позабыл я. Какие еще проколы обнаружатся в последний момент?
Мы выпили зелье, напоили им закрепленного в пазах центрифуги Шиву и, пока оно еще не подействовало, занялись приготовлениями к переброске.
- Мессер, измените конструкцию дельтаплана, иначе Заратустра расшибется, - между делом успел шепнуть я художнику. - Аппарат должен быть треугольным, а не как у вас. Я ваш чертеж, простите, осмелился немного подправить... он у вас в доме, на камине... в моей Псалтири вложен. И еще. Взлетать и садиться можно только против ветра! Только так, мессер!
Он кивнул.
Лиза спряталась за занавес и вышла оттуда уже в одной тонкой белой рубахе до пола. Что до меня, я только разумом фра Луки и догадался, чего можно стыдиться в таком надежно упакованном виде. Грудь у нее была обнажена ничуть не более, нежели в платье. "Так в чем же тогда дело?" - спрашивал Агни, взывая к монашескому сознанию фра Пачоли, и получил ответ, когда Джоконда взошла на "Тандаву", словно на Голгофу, обреченно вдела кисти в обручи и ступни в пазы. Свет горящих ламп машины выхватил и обрисовал все подробности ее фигуры, только что вроде бы неприступно скрытые под широкой рубахой. Я посмотрел на ее босые ноги и содрогнулся. На станции фиксаторы были сделаны из пластичного металла, не способного нанести вред человеческой плоти. Здесь же мы с трудом легировали сталь, даже не замахиваясь на какие-то особенные ухищрения.
Обручи сомкнулись на ее лодыжках и запястьях, словно браслеты кандалов. Лиза слегка поморщилась.
- Можно попробовать чем-то их обмотать, - предложил я. - Но...
Она спокойным голосом перебила:
- Ты не хуже меня знаешь, что ничего лишнего в устройстве быть не должно. Ничего, потерпим и так. Прощайте, сер да Винчи! Теперь даже если и суждено нам умереть, я сделаю это с легким сердцем.
- Вы лучше живите долго, моя таинственная zahori, - попросил художник, - и пусть у вас все получится.
- Для полной правдоподобности нам кое-чего не хватает, - проверяя браслеты на прочность, заметил Шива из своей центрифуги.
- Чего не хватает? - насторожился я, но Танцор хохотнул:
- Ну как же - сура у нас есть, а где его оппонент?
Я перевел дух и буркнул, что оппонента мы как-нибудь отыщем. Леонардо подошел ко мне и, как вчера, положил ладони мне на плечи:
- Мое зрение ограничено устройством глазного яблока, мой мозг - теми примерами, что ему уже известны по опыту изведанного. Я не могу видеть так далеко, как мне хотелось бы, но смею надеяться, что наша с вами встреча и все последние годы - это самое важное, что произошло в моей жизни. Прежде я прикладывал немало сил, создавая то, что оказывалось никому не нужным, а здесь суеверно не создавал ничего, лишь стоял в стороне и смотрел, как происходит чудо, которое творит человек, пришелец из невозможной реальности...
- Это не так, мессер, вы не стояли в стороне, вы единственный, кто...
- Постойте, Агни, иначе я от огорчения забуду, что хотел сказать. Да, клянусь, эта машина будет уничтожена и не послужит во зло. Но поступите и вы, как должно. Почините этот мир, синьор механик.
Мы обнялись на прощание, и он спрятал глаза, отвернулся, быстро шагнул к пульту. Мне тоже было больно. Я смотрел на его высокую фигуру с гордо посаженной головой римского патриция, длинными седеющими волосами, пристальным взором умных светлых глаз и думал, что же такого произойдет с ним и для чего он напишет вторую "Джоконду". Ведь официальная история умалчивала это до дней "Трийпуры", а в эпоху темпоральных странствий, когда на загадку можно было бы получить внятный ответ, всем стало не до Ренессанса и не до райских кущ познания. Ну да это как обычно - нечему удивляться, ади, ты давно должен был привыкнуть к Витрувианскому человеку, распятому на рекламном транспаранте одного из множества банков в одной богом и людьми забытой эпохе...
Когда на руках и ногах защелкнулись челюсти стальных фиксаторов, центрифуга покачнулась, набирая обороты, а усыпляющий отвар начал свое действие, я вдруг отчетливо понял неуловимое для разума и все эти годы вертевшееся рядом откровение. Самым главным, что отличало Леонардо от остальных людей, что влекло к нему одних и что отталкивало других, была бесконечная, как само мироздание, Свобода. То, что пугает слабых и восхищает сильных. То, к чему стремятся все рабы, - а заполучив, большинство из них не знает, что с этим приобретением делать, и в слезах раскаяния бросается обратно под кнут. То, что многие, слепые духом и нищие разумом, отождествляют с вечными муками одиночества. Одиночества-кары, а не одиночества-Пути.
Для него свобода была таким же естественным состоянием, как для птицы кортоне ее полет.
- Прощайте, мессер! - прошептал я, засыпая под восхитительную музыку высших сфер, что создавалась "la Macchina infernale". - Может быть, где-то на извилистых дорогах вероятностей наши с вами воплощения встретятся снова, чтобы не узнать друг друга, но почувствовать, как необъяснимо заколотилось сердце, и услышать вот эту самую мелодию...
* * *
Асура бросился на меня первым, покинув сознание герцога. Я не ждал, что так скоро, был поглощен переживаниями Агни, этого вечно юного старика.
Нас вышвырнуло в межвременье и межпространство. Я успел увидеть его прошлое - на счастье, он при какой-то циклизации сразу воплотился в Чезаре и ничего еще не мог знать о Стяжателе. С его стороны нападение было рывком отчаяния. Оборона с моей - выполнением обещания Шиве. Истошно крича, деструкт сгорел в пламени ади, и я неожиданно для себя испытал что-то вроде сожаления. Вот парадокс! Асура, обитавший в человеке, был по сути лучше этого самого человека... Вот насмешка природы!
Теперь возникла новая сложность: я должен проводить своих спутников в одну эпоху, а сам затем переместиться в другую. Действие "Тандавы" ограничено циклом. Нужно успеть всё.
Я сотворил венецианскую гондолу цвета ртути. Я вообразил и воплотил в реальность подземную черную реку с осклизлыми каменными берегами. Я взял в руки весло и встал на корме; в центре лодки сел Шива, ближе к носу и глядя невидящим взором вперед - Савитри. Я оттолкнулся веслом от изумрудного шара-маяка, от тяжелой мертвой воды сначала справа по борту, потом слева, а волнышки разбежались слабой рябью, отмеряя проделанный путь, не помогая, но и не мешая. И тогда мертвенным светом озарился противоположный берег, замигал тускло-зеленый огонек в тумане. Мы медленно потекли к нему по шкале недвижимой реки...
* * *
Мой расчет был только на Варуну. За двадцать семь лет до печальных событий он прибыл на "Трийпуру" из отпуска вскоре после того, как я скрылся от работников станции, гоняясь за будущим Стяжателем. Это всё, что я знал о том периоде из рассказов отца Савитри.
Это время было для меня знаковым, ведь я впервые попал в мир грубых форм через "Тандаву". Я чувствовал эпоху даже на вкус, и чем-то родным повеяло от гигантского многоугольника, тягуче проступавшего из небытия в реальность. Он обрел форму, цвет, он влек меня к себе, словно маяк. Агрессивная среда вновь начала рвать меня на части. Варуна, мне нужно к Варуне, он уже должен был прилететь на станцию и узнать о чрезвычайном происшествии с сурой, который решил прогуляться. С Варуной мы решим, как быть дальше.
Лишь на миг я успел увидеть его лицо - еще совсем молодого голубоглазого парня с темными волосами и морским загаром - и вот мы уже одно целое. Я затаился в его сознании, как в убежище, переводя дух от боли и дожидаясь, когда они с тогдашними Танцорами закончат разговор. Сейчас будет самое трудное: с Леонардо я хотя бы разговаривал в облике другого человека, а тут мне, с одной стороны, нужно ясное сознание Варуны, а с другой - его доверие к моему рассказу. Вещи несовместимые, как части плана "Постфактум априори"*, который я наметил.
Зевнув, он отправился в свою каюту, где устало сбросил прямо на пол манипуляторы, ботинки и комбинезон, и голышом пошел в душ. Своими действиями он так напоминал меня самого в воплощении Агни, что я не смог не улыбнуться. Лицо Варуны в зеркале тут же расплылось улыбкой, и он выдавил на ладонь каплю шампуня. Наверное, мое настроение передалось и ему, но объяснил он его воспоминанием о домашних - Бхадре и маленькой дочке. Я слегка подглядел в его память: мне хотелось узнать, какой была в детстве Савитри. Но девочка была еще настолько мала, что задерживаться там не имело смысла.
- Не нужно таскать ее по врачам, Варуна, - обратился я к нему. - Она и без того умеет видеть, только по-своему. Не мучьте себя и ее.
Вайшва был так поражен, что мгновенно активировал защиту мозга, чего я не ожидал, даже не подозревая о таких способностях. Меня вышвырнуло вон, и озлобленный чуждый мир снова впился в меня, точно стая оводов. Всего мгновение - и вот я внутри чего-то, что еще нельзя называть сознанием. Меня закинуло сюда, как само собой разумеющееся. Понятно, я заброшен в своё временное убежище, которое сам же и избрал: это еще лишь эмбрион мальчика, который нескоро, когда узнает всё, будет упорно отделять меня от себя, не понимая главного...
Мешкать было нельзя. Я опять кинулся к Варуне, но тот был начеку. Вот откуда у Савитри такие способности подбираться к мозгу других людей: у кого-то нападение, у кого-то - защита. Даже внутри одной семьи.
- Варуна, мне нужна твоя помощь! - взмолился я. - Я тот сура, которого все ищут.
- Где ты? - он стоял под выключенным душем, обмотавшись полотенцем, и озирался.
- Я проводник, Варуна. Я рядом с тобой, но ты никогда не сможешь меня увидеть, разве тебе, координатору, это неизвестно?
- Что тебе нужно, если это так?
А ведь узенькую щелочку, чтобы слышать меня, он в сознании оставил, смелый человек!
- Чем дольше мы говорим, тем быстрее я погибну. Пусти меня, я обещаю ничего там не трогать.
- Где?
- В твоем сознании.
- Ну вот еще! Мне не слишком нравится вся эта затея с перемещением во времени, а уж на такие эксперименты...
- Варуна! - заорал я, включив в себе все человеческое, что только мог выдать благодаря многолетнему опыту воплощений. - Если ты сейчас не сделаешь, как я говорю, погибнем мы все: ты, твоя дочь, все ее друзья, профессор Аури и, скорее всего, профессор Виллар. Не говоря уже о самой человеческой породе!
Я мог бы поступить, как поступают изверги - втиснуться в эту "щелочку", посчитав ее приглашением. Но что-то щелкнуло во мне: я не стану подражать им, лучше испарюсь, дотла сожженный чужой вселенной.
И тут он посмотрел прямо на меня. Вздрогнул. Не знаю, что ему привиделось, но, поколебавшись еще пару секунд, он кивнул и открылся.
- Вы все так странно выглядите? - задал Варуна свой первый вопрос.
- Наверное, да. Нам с тобой надо придумать, как выбраться из очень скверной истории, Варуна...
Я начал демонстрировать ему в образах события будущего и только тут заметил, что они искажаются, обрываются, не попадают к нему целостно.
- Что это за калейдоскоп? - потряхивая мокрой головой, удивился вайшва.
- Постой, я попытаюсь пересказать.
Говорить было легче, он успел что-то уяснить, и тут меня снова перекинуло в Агни. Теперь это уже был не тот зародыш, каким я покинул его, кажется, только что. Мы оказались в другом времени. Его мозг уже сформировался, он видел свои сны - сны-тени, сны-звезды. Он видит мои сны, он будет единственным из людей, кто знает инфозону, мою родину... и его родину.
Я возвращался множество раз, успевал что-то сказать - и снова был закинут в свое тело, независимо от хронологии: то уже готовое к рождению, то еще на эмбриональной стадии. Словно само время не желало выдавать кому-то свои тайны. Так бывает с пересказом сна, когда помнишь лишь его части и никак не можешь связать, а собеседник слушает и теряется. Но я помнил всё - я просто не мог передать все из своей памяти в память Варуны, чем сильно его запутывал.
- Да чтоб мне сенсорника не видеть, как быть-то?! - рассердился он наконец. - Я мало что понял из твоей абракадабры, и прекрати уже скакать туда-сюда, иначе мы оба сойдем с ума.
- Трое, - угрюмо подсказал я, обреченно разглядывая его ноги, на которые он уставился. - Сойдем с ума мы трое. Есть еще мальчик, который родится через некоторое время на Земле. Его будут звать Агни. Когда он вырастет и выучится, вам нужно будет забрать его сюда и...
Бабах! Я опять в этом мальчике Агни. Ну что ж, хоть что-то сказать успел. Надеюсь, Варуна запомнит имя...
- Я уж думал, чего это ты загостился: целых три минуты никуда тебя не уносило!..
В мое отсутствие у отца Савитри произошел приступ черного юмора. Но зубоскалить было некогда:
- Давай еще раз. Запоминай всё без повторов, я в любой момент могу исчезнуть и уже не вернуться. Агни - это буду я. Нужно как можно скорее передать в будущее некоторые сведения, поставить в известность Виллара, Аури и одного человека в Министерстве, имя которого Мназон.
Варуна с иронией поглядел на свое отражение в бокале с водой и отпил из него пару глотков:
- Я рад, что ты хотя бы не рассчитываешь задействовать Совет планетарного управления...
- Если вы обратитесь туда, вас уволят по состоянию психического здоровья и заменят другими работниками.
Он остался невозмутим:
- Это понятно, я просто пошутил. А министерские - не уволят?
- Мназон, как я понял, знает Виллара, и у них будет возможность найти общий язык относительно меня. Мне же нужно будет лишь пробудить память Агни, когда его жизнь достигнет отмеренной точки.
- Сам я не смогу ему передать дословно то, что знаю? Нельзя?
- Можно. Просто не сложится. И память его нужно будет именно пробудить, а не объяснять на пальцах, кто он такой. Только тогда он позволит мне действовать через себя, как сейчас позволил ты. Поэтому особого смысла рассказывать не будет. Хотя... попробуй. Вариативность не исключена.
Исчезая-возвращаясь еще и еще, я кое-как дал ему инструкцию: будто бы невзначай подбросить Агни историю о Пропавшем суре, это запустит механизмы подсознания и начнет расчищать мне дорожку. Затем - добиться встречи с Вилларом, сказать о Шутте, которого вот-вот пришлют из Министерства на станцию и который с тех пор, играя роль шута при профессоре, сам будет наблюдать представление коверных - всего населения "Трийпуры". Виллар должен найти способ связаться с министром (или еще не министром на данное время?) Мназоном и создать "радугу", что-то вроде маркера памяти лично для меня, слепок моей сути, инфоматрицу, которая разбудит меня в Агни. Таков был план. Вроде простой, но если учесть способ, каким мне пришлось его поведать Варуне, то изматывающий до полусмерти. Чувствуя онемение апатии, я просто свернулся в уголочке и отключил связь с миром. Мир исчез, исчез и я, чтобы набраться сил под защитой отца девушки, которую обязан был спасти. Ради Агни? Ради себя. Мы давно уже с Агни единое целое, но он никогда этого не признает...
* * *
Наиболее отчетливо мне запомнилась встреча с Мназоном. Ему уже тогда было хорошо за пятьдесят, но он занимал только должность секретаря министра информации. Вот почему ожидать от него активной помощи мы не могли. Кроме того, я замечал, что и профессор Жан-Огюстен Виллар, еще молодой ученый аристократичной внешности, не слишком серьезно воспринимает всю эту историю. То есть он не отринул ее полностью, как отринуло бы подавляющее большинство, но и не мог видеть в ней реальность, которая обязательно осуществится. Так не верит больной в роковой диагноз, надеясь на врачебную ошибку. Но к чести Виллара стоит сказать, что он с уважением отнесся к рассказу Варуны и согласился принять необходимые меры предосторожности.
- Тогда, быть может, вы вернетесь, уважаемый сура? - глядя на него, спросил профессор меня - я как раз только что снова вернулся из тела Агни обратно на "Трийпуру". - Вернетесь, и мы отправим вас обратно в ваш мир, а с остальным справимся сами?
- Варуна, о чем он? - спросил я удивленно.
- Хочет уладить все до того, как это закрутится.
- Если это закрутится без меня, вам... Ладно, не передавай этого. Скажи, что я не могу вернуться туда, не подчистив кляксы, которые вы насажали при вызове изверга. Так и скажи, черт возьми!
Варуна так и сказал. Густые брови Виллара полезли на лоб. Пока он сомневался и пережевывал все "за" и "против", меня еще дважды выкинуло и вернуло. Правда, выкидывало самопроизвольно, а вот возвращаться всегда приходилось, напрягая волю. Тогда-то я и заметил, что как будто стал "стираться". Какие-то вещи вспоминались с трудом, какие-то - вообще не вспоминались. У людей такое происходит при повторных рождениях, а вот что случилось с моим сознанием, которое всегда лишь накапливало и никогда ничего не теряло, я не понимал. Мне стало страшно. Пока повреждения были невелики, а утраченные сведения - не слишком важны. Но если процесс начался, то дальше будет хуже. В настоящем времени на "Трийпуре" у меня нет живого тела, а в прошлом я присутствую лишь потому, что для ади и для извергов нет хронологической разницы. Я потому и попросил техников Гаруты не включать реинкарнатор и не восстанавливать Агни, иначе привычная обитель тянула бы меня в другой временной отрезок вопреки задуманному. Теперь я видел, как оно работает, и понял, что был прав в своих опасениях. Иногда мне казалось, что разум мой померк, мыслить логически было так трудно, что на это уходили все силы, и я подолгу уходил в бездействие, чтобы прийти в себя. То-то Агни теперь так дорожит своей обывательской "нормальностью": после всего пережитого подсознание его хранит стольких скелетов, сколько не отыскать и в шифоньерах семейки Борджиа.
- Хорошо. Но прежде чем связаться с секретарем, мы должны проработать план, - наконец согласился Виллар. - Начиная с того, что должно послужить побудительным сигналом для суры, когда придет время?
Кабинет его уже тогда был забит всяческим антиквариатом, и взгляд Варуны, которым смотрел и я, случайно упал на изящный столик под старину или в самом деле старинный. На нем лежала колода карт.
- Да вот хотя бы некоторые карты Таро! - наугад сказал я Варуне и смутно вспомнил при этом, что уже когда-то эти карты были задействованы в моей судьбе.
- Таро? - задумался Виллар. - А если он однажды столкнется с ними до назначенного часа?
- А мы придумаем определенную последовательность... и неожиданный результат!
- То есть?
- Это будет Небесное Таро.
- Что это такое?
- Одна из разновидностей астрологических гаданий, как я понимаю... Господи, сура, ну что ты несешь? - передавая Виллару мои слова, наконец не выдержал Варуна. - Ну какие карты? Ну что за игры, в самом деле?!
Но профессор, на удивление, подхватил эту безумную идею:
- Что ж, а это мысль... Но ее нужно облечь в техническую обертку и защитить так, чтобы добраться до сути мог только тот мальчик.
Так был придуман первый алгоритм к расшифровке моих воспоминаний в сознании Агни. Второй мы преподнесли секретарю Мназону уже на блюдечке. Профессору пришлось схитрить, чтобы увезти на Землю Варуну, то есть фактически меня: второй раз за столь короткий период отпуск работникам "Трийпуры" не полагался. Во второй мы полностью встроили инфоматрицу моей личности, если так можно назвать то, что представлял собою я в этой вселенной. Она выглядела как дверная арка, но переливалась семью цветами солнечного спектра. Пройдя под этой радугой, голографическая проекция Агни должна была заполучить ключ, который потом активирует Савитри во время гипноза. К счастью, эти подробности я еще помнил отчетливо, а вот рассказать связно обо всем остальном по-прежнему не мог: всякая попытка стирала во мне все больше воспоминаний. Как из теперь собирать, неизвестно. Но нужно было чем-то пожертвовать в прошлом, чтобы потом не пропасть в будущем.
- Как вы будете выглядеть, когда придете за радугой? - спросил Мназон, глаза которого еще не слезились, да и голос не звучал, как надтреснутый кувшин.
Я ему что, Леонардо? С трудом, но удалось восстановить в памяти лицо взрослого Агни: и глаза его с золотыми искрами на дне зрачков, и привычка покусывать губы изнутри, когда задумывался, и густые, чуть вьющиеся с одной стороны у виска светло-каштановые волосы...
- Я не слишком способный мнемоник, - сказал мне Варуна, - но самое главное, кажется, я запомнил. Осталось только найти достаточно сильного медиума, который вытащит этот образ из моих мозгов и перенесет вовне.
- Обратись с этим к своей дочери, Варуна, - ответил я. - Лет через пятнадцать.
* * *
Уверенный, что выполнил свою задачу, я шагнул на воображаемом берегу в воображаемую гондолу цвета ртути. Кажется, после всех приключений от меня остался эскиз, по которому нещадно прошлись ластиком: моя память мутилась, я помнил всё полубессвязными эпизодами, как будто уже заточил себя в подсознании будущего координатора восьмой группы Исполнителей...
А ведь верно! Именно сейчас я "накладываюсь" сам на себя. Я в прошлом и я из будущего. Вот теперь всё ясно, но от этого ничуть не легче. Скорее убираться отсюда, из этого "сейчас", пока эскиз не превратился в чистый лист!
Когда лодка преодолела треть пути, я почувствовал ее странную дрожь.
- Я всё фантазировал, при каких обстоятельствах мы встретимся, - насмешливо проговорил кто-то, а затем проявился в центре гондолы.
Он не был ни Э.-Грегором Шутте, ни громилой-охранником. Передо мной сидел тот самый "колдун", которого я уже где-то видел (в тумане памяти всплыло имя Денис Стрельцов, однако ничего не объяснило).
- Грустно видеть, во что ты превратился, ади, - брезгливо поморщившись, вздохнул изверг Тарака.
Я без лишних разговоров съездил ему веслом по уху. Он свалился кверху ногами в черный омут реки Забвения, там заверещал, исчез, а в следующий миг вынырнул за кормой, чтобы, ухватив меня за лодыжки, сдернуть следом за собой.
Мы барахтались в шипящей воде. Он впился пальцами мне в глотку, а я впечатал ладонь в его физиономию и что было сил оттолкнул, покрепче сжав крючок "колдунского" носа и ощутив, как щелкнул хрящ. Сцепляясь и снова расцепляясь, пуская вверх мутные кровавые пузыри, мы шли ко дну.
И вдруг стало светло. Я снова увидел коридоры станции, и по ним меня волок черный сгусток энергии, замотав в черную же паутину. Это был сектор "Бета", а Стяжатель уверенно направлялся к засекреченному реинкарнатору, о котором я тут же вспомнил. Судя по тому, как прорвало плотину памяти, все происходило уже в настоящем времени - где погибли Шива, Савитри и Агни. Я пытался биться, но завязал в паутине еще сильнее. Она была липкая, как голос ее хозяина. Мы оба сейчас были в своей первозданной форме, и реальность снова вгрызлась в меня мертвой хваткой. А на Стяжателя не действовали ни кактусы, ни распылители диметилсульфоксида, ни сама вселенная. Он несся сквозь все преграды, и вот уже ввалился в медицинский бокс, отшвырнул дока-ассиста - тот, теряя сознание, сполз по стене - и подключил реинкарнационную систему. Пока он отвлекся, я все же нашел прореху в его паутине и наполовину выбрался наружу, но в капсуле уже восстанавливалось тело Агни, попадать в которое сейчас мне было ни в коем случае нельзя. Я дотянулся до лежащего ассиста и просочился в него. Сразу стало легче, боль унялась. У этого парня были слабые задатки способностей к преобразованию вещества, поэтому, когда его сознание еще оставалось отключенным, я сам заставил его рефлексы работать, вскочил и отправил поток огня сначала в паутину, а затем в изверга. Тарака заорал, ринулся к капсуле, на ходу сбивая с себя пламя. Я оставил ассиста, прыгнул вперед и повис на Стяжателе, опутывая его своей сетью. Не успев открыть реинкарнатор, не на шутку перепуганный, тот пробился в межпространство и межвременье. И там я понял, что он вырвался и мчится впереди в неизвестную эпоху. Мне оставалось лишь следовать за ним, корректируя направление в соответствии с открывавшимися мне по выходе подробностями...
Впервые я очутился в прошлом, оставаясь, как ни странно, в своем настоящем воплощении, а не на временном подселении в чужом. Это было начало XX века, и я помнил теперь всю, не прожитую пока этим человеком, жизнь.
__________________________________
ПРИМЕЧАНИЕ
"Постфактум априори" - оксюморон. В юридическом языке "постфактум" означает "после свершившегося", тогда как "априори" в переводе с латыни - "до опыта и независимо от него".
