Аннотация: Иногда чтобы найти своё счастье, нужно умереть...
С.Гончаров
Тень от мёртвой осени
1
Гудки в телефоне были длинные и безнадежные. Я положил трубку и обвел взглядом присутствующих. Девять человек дружно сидели за празднично накрытым столом и выжидательно смотрели на меня.
- Нет никого, - виновато сказал я. - Длинные гудки.
- Ну нельзя же так! - возмутился Стас. Он сверился с часами: - Уже больше сорока минут ждем. Это просто свинство с его стороны - морить нас голодом.
- Правильно, - поддержала Стаса Алена. - В конце концов семеро одного не ждут.
Я глянул на Киру. Кира пожала плечами.
А за окном шумел дождь. Осень в этом году выдалась на редкость плаксивой. Все прошлые годовщины нашей с Кирой семейной жизни мы отмечали на природе. Начало сентября, берег озера, в багрец и золото одетые леса, уютный костерок, гитара, одуряющий запах шашлыков - что может быть прекраснее для молодежной компании старых друзей? А нынче о пикнике на лоне природы и мечтать не приходилось - дождь последние недели усердно вымачивал и город, и все подходящие для пикников окрестности.
- Ладно, - махнул я рукой. - Кто не успел, тот опоздал.
И тут зазвенел дверной колокольчик.
- Наконец-то, - облегченно вздохнула Кира. - Сейчас я ему такую трепку задам, что до конца вечеринки не опомнится.
С самым грозным видом она направилась в прихожую. Было слышно, как щелкнул дверной замок, распахнулась дверь.
- Так... - прозвучал разгневанный голос моей жены и вдруг осекся на полуслове. - Простите, пожалуйста, - неожиданно миролюбиво продолжила она, обращаясь явно не к Вадику. - Просто мы тут уже заждались. Да и, честно говоря, не думали, что Вадик придет не один.
Я оглядел ошеломленные лица застольщиков.
- С бабой!!! - крякнул Стас и вытаращил глаза.
Алена отвесила ему подзатыльник:
- Не смей называть женщин бабами, сколько раз тебе повторять.
Вот это да! Старый холостяк Вадик наконец-то попал в оборот! Такой случай стоит сорокаминутного ожидания. Все наши оживленно зашушукались, а я, сгорая от любопытства, на правах хозяина отправился помогать Кире встречать опоздавших.
Они выглядели так, словно только что приняли участие в заплыве по полной форме одежды на среднюю дистанцию вольным стилем. При этом Вадик, как обычно, был сверхоживлен, пытался втолковать Кире какой-то анекдот, размахивал руками и одновременно невероятным образом умудрялся ухаживать за своей спутницей, помогая ей скинуть промокшую насквозь куртку. Куртка, кстати, была его собственная, а сам Вадик пребывал в одной рубашке. С них текло, от них веяло уличной стужей и промозглостью, а они словно и не замечали того. Спутница Вадика, слушая его, молча улыбалась. Когда Кира наконец отобрала из беспокойных рук Вадика брызжущую во все стороны водой куртку, она коротко и благодарно улыбнулась моей жене. На вид женщине было лет тридцать. Хрупкая, невысокая, миловидная, с большими, глубоко запавшими глазами, с длинными распущенными волосами, которые даже мокрые выглядели потрясающе. Одета она была как-то не по-осеннему, если не брать во внимание Вадикову куртку. В самом деле, для холодного дождливого сентября легкое летнее платьице - весьма неподходящее одеяние. Ко всему прочему, насквозь промокшее.
- Привет, Вад, - сказал я. - Вы чуть не опоздали.
- О!.. - сказал Вадик. - Я нечаянно!.. Это длинная история, но я сейчас ее тебе расскажу!..
- Нет-нет-нет, - я замахал руками. - Только не сейчас. Мы принесем вам что-нибудь сухое, вы переоденетесь - и к столу. Там вся наша братия заждалась. Стас с голоду пухнет.
- Ладно, ладно, - Вадик махнул рукой, - потом расскажу. Вот, познакомьтесь, - он обернулся к своей спутнице, взял ее под локоть, - Анна. А это мой друг, журналист Андрей.
- Андрей, - представился я, протягивая руку.
Ее ладонь была маленькой и холодной. Где-то я уже видел это лицо...
Анна очень внимательно смотрела на меня, и вдруг в ее глазах появился страх, а пальцы дрогнули в моей ладони.
- Ты не представляешь, какая это необыкновенная женщина, - говорил тем временем Вадик. - Знаешь, где мы познакомились? На берегу озера! Я решил, что вы, как обычно, собрались на всегдашнем нашем месте, с шашлыками и пивом. И вот приперся туда. Как дурак, понимаешь, под дождем. Вас, естественно, нет. А стоит на берегу красавица, стоит и улыбается. Без зонта, без плаща! Ты представляешь, Андрюха, она совсем не мерзнет в такую холодрыгу! Я ей еле всучил свою куртку - смотреть же страшно. Представляешь?!
- Представляю, - сказал я, выпуская из ладони пальцы Анны. - А теперь идите за Кирой, переодевайтесь - и к столу. Надо же нам когда-нибудь начинать пир горой.
- У вас праздник? - голос у нее был мелодичный и тихий.
- У нас пять лет семейной жизни.
Анна улыбнулась, и улыбка ее показалась мне грустной.
- Как это хорошо, - произнесла она, - когда в доме есть маленькие праздники.
Явление Вадика и его спутницы пред взором собравшейся за столом компании было воспринято благосклонно. Более того, Анна, кажется, понравилась всем нашим, хотя открыто этого никто не выразил. Даже Стас поднапрягся и из неотесанного грубияна превратился во вполне приличного молодого человека. Впрочем, всепоглощающего аппетита своего он при этом не утерял.
Так, помаленьку, двигалась от начала к завершению наша вечеринка. И все пытался я вспомнить, где же могло мне встретиться лицо Анны.
- Ты знаешь, - сказала Кира, когда гости уже разошлись и мы остались вдвоем, - Вадикова невеста похожа на фотографию той женщины, что была напечатана в вашей газете.
- Когда? - машинально спросил я. И тут же вспомнил: год с небольшим назад, прошлым летом, из городской милиции обратились к нам в редакцию с просьбой напечатать снимок молодой женщины и сообщение, что она без вести пропала. Вот откуда это лицо! Пропажа меня, помнится, заинтересовала, и я попросил Ивана - знакомого следователя из уголовного розыска - позвонить в редакцию, как только дело получит свое завершение. Иван, такой-сякой, так и не позвонил, а я вскоре забыл обо всем - навалилась суета и подготовка номера ко Дню города.
Нужно будет завтра поднять прошлогоднюю подшивку и поглядеть, как ее звали. Может быть это совпадение, а может, нашлась пропавшая, только Иван позабыл мне сказать.
2
Следующий день был воскресным, однако я, бросив все домашние дела, отправился в редакцию. Вчерашняя гостья меня, признаться, заинтриговала.
...Да, это была Анна. Анна Владимировна Воронова, такого-то года рождения, всего двадцать шесть полных лет. Вечером 3 июля прошлого года ушла она из дома и не вернулась. Приметы: маленького роста, хрупкая, длинные волосы, немного вздернута верхняя губа. В качестве приметы особой можно отметить небольшое повреждение мочки левого уха, однако обычно его не видно за волосами. Фото прилагается. Как похожа! Разумеется, качество газетной фотографии оставляет желать лучшего, но даже и без того бросается в глаза необыкновенное сходство со вчерашней гостьей. И приметы - все приметы сходятся!
Я перетащил толстенную, обтрепанную по краям пачку прошлогодних газет из шкафа на стол и, не отрывая взгляда от лица на фотографии, набрал домашний телефон Ивана.
- Привет, Андрон, - голос следователя угро был под стать его выправке, а его выправка - под стать выправке офицера царской армии. - Извини, не смог к тебе вчера на юбилей заглянуть - дежурил. Хорошо попировали?
- Превосходно. Все наши были, кроме тебя.
- Служба, - вздохнул Иван.
- Я понимаю... Даже Вадик был не один.
- Да ну?!
- Серьезно. Хочешь узнать, с кем?
- С кем?
- Ты ее знаешь.
- Говори, не томи душу.
- Помнишь, больше года назад у вас проходило дело о пропаже Вороновой Анны Владимировны, двадцати шести лет, маленькой, хрупкой, с длинными волосами?..
- Помню. (Я представил, как Иван пожал костлявыми плечами на том конце телефонного провода). Ну и что?
- Это была она, - торжественно изрек я. И не в силах побороть сарказм в своем голосе продолжил: - А помнишь, ты обещал мне, что как только ее найдут, ты дашь мне об этом знать?
- Ну? - сказал Иван тупо. Он, кажется, ничего не понимал. Или не помнил.
- Баранки гну! - разозлился я. - Почему же ты мне ничего не сказал?
- О чем?
- О том, балда еловая, что нашли Анну Владимировну Воронову. В полном здравии. Или о том, что она сама нашлась. Уезжала там куда-нибудь, а потом приехала обратно. К примеру. И вообще, откуда я знаю, ты же мне не сказал ничего, хоть и обещал!
- Слушай, - сказал Иван рассудительно. - Я чего-то не понимаю. Ты утверждаешь, что вчера Вадик пришел к тебе в гости с женщиной, которая пропала без вести прошлым летом и не найдена до сих пор?
- Как так "не найдена"? - вытаращил я глаза.
- Пропала - и все, - объяснил Иван. - Как в бездну.
- А как же вчера?.. Ее тоже звали Анна, похожа как две капли. И приметы сходятся...
- Обознатушки-перепрятушки... По-моему, ты переутомился, - без тени сомнения поставил Иван диагноз. - Совпадений, Андрон, в жизни хоть отбавляй, а основывать предположения на сходстве с газетной фотографией не лучшего, притом, качества - это, знаешь ли...
- И это мне говорит следователь уголовного розыска! - взвился я. - Да вы так никогда не отыщите ее! Я тебе говорю: видел пропащую - а ты что? А ты не веришь! Может быть, она скрывается?! Может, она пряталась, уезжала, а теперь вернулась в город и живет себе, не подозревая, что ее давно уже разыскивают.
Иван вздохнул.
- Не фантазируй, - сказал он устало. - Слишком много времени прошло. Где ей жить? Муж еще зимой сошел с ума и отправлен в психушку на лечение, квартира некоторое время стояла опечатанной, а затем отошла в жилфонд мэрии. И потом, искали ее по всероссийскому розыску - живи она хоть на Чукотке - нашли бы все равно за год с лишним. Да и зачем ей скрываться? Мотивация где? Не валяй дурака и оставь Вадикову подругу в покое. Пусть наш отпетый холостяк строит счастливую семью - ячейку общества.
Он еще что-то говорил, но я уже не слушал. Я сидел и медленно переваривал ситуацию. И убеждался, что спорол горячку, а Иван, как всегда, оказался прав с его железной логикой. Ну и дай-то Бог. А то у меня у самого чуть "крыша не поехала".
- Нет, если ты настаиваешь, я могу как-нибудь проверить, - услышал я в трубке, - только по отношению к Вадику это будет не очень-то тактично.
- Нет, не надо, - сказал я. - Ты прав. Я и в самом деле немного свалял дурака. Слушай, а что, ты говоришь, с мужем той пропавшей женщины случилось?
- Да точно я и сам не знаю. Сдвиг на нервной почве. Может быть из-за несчастья с женой, но скорее уж на почве пьянства, потому что с женой они как раз жили не очень чтобы хорошо. Хотя кто разберет. Одним словом, допился до "белой горячки" и отправлен в областную психбольницу. Более ничего сказать не могу.
3
А осень все плакала дождем. С каждым днем небесная морось становилась все холоднее, по утрам зябкий туман опускался на город и рассеивался только к обеду. Но была во всем этом тоскливая уютность, покой. Вадик после вечеринки выпал из поля зрения. Обычно он чаще всех остальных забегал в гости, хвастался новыми своими песнями или новыми записями для магнитофона. Теперь, видно, ему было не до этого. Стас, который вечно бывал напичкан по самую шею распоследними городскими известиями и знал все обо всем (не в пример мне, журналисту), сообщил по секрету, что любовь у Вадика в самом разгаре и дело, кажется, продвигается прямо к свадьбе. Ну что ж, я был только рад за Вада. Однако, после нашего с Иваном разговора в сердце поселился и засвербил маленький ржавый гвоздик. Никак не мог я забыть всю эту историю с безвестно пропавшей женщиной.
В конце октября я отправился в клуб авторской песни собрать материал о предстоящем городском фестивале местных бардов. Там, разумеется, нос к носу столкнулся с Вадиком - первым бардом и не последним претендентом на лавры призера. Играет Вад, слов нет, превосходно. О голосе его соловьином я вообще молчу. Но брать интервью у человека, которого знаешь как облупленного вот уже пятнадцать лет - дело неблагодарное. Через полчаса запланированная светская беседа по схеме "вопрос - ответ" превратилась в обыкновенную трепотню. С предстоящего фестиваля перекинулись мы на музыку вообще, потом вспомнили светлое наше детство: как вместе бегали к учителю истории Ромванычу слушать записи Высоцкого. Следом обратились к дням нынешним, и я совершенно без всякого умысла спросил про Анну.
Не часто можно увидеть Вадика озабоченным, не часто вырвется из души этого вечного оптимиста и развеселого жизнелюба тяжкий вздох. Но тут произошло именно так. Я поневоле насторожился.
- Странная она очень, - сказал Вад, нахмурясь. - Чем больше мы знакомы, тем меньше я ее понимаю.
- Разве можно понять женщину? - резонно вопросил я.
- Это все слова, - отмахнулся Вадик. - У каждого, будь то женщина или мужчина, в глубине души есть ларчик самого сокровенного, непонятного никому из посторонних. Загадка Души. Анна - сама такой ларчик. Открытое месторождение загадок и тайн.
Не удержавшись, я хихикнул.
- Чего ты лыбишься? - подозрительно нахмурился Вад.
- Ничего, - сказал я. - Просто что-то подобное я переживал, когда втрескался в Киру.
- Думаешь, я... - начал Вадик, взметнув высоко вверх белесые брови.
- Видно невооруженным глазом.
Некоторое время он был задумчив более прежнего.
- Слушай, а если я сделаю ей предложение?
Я показал большой палец:
- Мне она сразу понравилась. Даже немного завидую тебе.
- Все Кире расскажу, - тут же ехидно пообещал Вадик.
И мы расхохотались.
- И все-таки она странная, - опять вздохнул Вадик. - Знаешь, я ни разу не проводил ее до дома. Не разрешает. И ни адреса ее, ни телефона не знаю - мы просто назначаем каждую следующую встречу и встречаемся.
- Для начала и этого достаточно.
- Мы много раз были у меня дома, но никогда - у нее. Веришь - нет, но дважды я даже пытался проследить. Все впустую. Она шла в сторону озера и непременно терялась в парке.
- Да все будет нормально, Вад, - я хлопнул его по плечу и собрался уходить.
Но Вадик уже завелся.
- И почему-то она тебя боится, - проговорил он.
- Меня? - я удивился. - Почему?
- Боится - и все, - Вадик пожал плечами. - Наверное, она и сама не смогла бы объяснить почему. Беспричинный страх.
- Не понимаю...
- А я, думаешь, понимаю?! Я же и говорю - странная. Аня, вообще, много чего боится. Когда гуляем по городу, она смотрит вокруг таким взглядом, словно... Словно... Ну не знаю, словно ее окружают клетки с хищниками, которые могут каждую секунду открыться. Ты знаешь, она ведь была уже однажды замужем, но неудачно. Муж пил безбожно, напившись, бил ее, издевался. У нее здесь, - Вадик показал пальцем на левое ухо, - даже чуть-чуть мочка порвана. За волосами незаметно. Это когда тот козёл, напившись, начал срывать с нее серьги.
- У нее шрам на мочке левого уха? - мне показалось, что я ослышался.
- Да, - кивнул Вадик, - но я же говорю, его почти не видно. Только если она откидывает волосы. Что с тобой?
- Ничего, - сказал я, - сердце немного кольнуло.
- Лицо у тебя побледнело, - озабоченно сообщил Вадик. - Может "неотложку" вызвать?
- Нет, не нужно, уже прошло, - я торопливо забросил диктофон в сумку, застегнул на куртке "молнию". - Пока, Вад. Забегай. А то ты совсем пропадаешь неизвестно где последнее время.
Он что-то промычал в ответ, но я был уже у двери и не расслышал. Я спешил. Правда, еще не знал куда, но спешил.
4
- Здравствуйте, - низенький согбенный человечек смотрел на меня мелкими слезящимися глазами. Под глазами висели синеватые мешки, большой нос избороздил сложный узор кровеносных жилок, лоб под короткой больничной стрижкой покрылся сетью морщин. Бескровные губы беззвучно двигались, словно их обладатель постоянно нашептывал сам себе молитвы. На щеках и подбородке колючими клочками разрослась неприятная щетина. Выглядел человечек очень плохо. Лет на пятьдесят выглядел, не меньше, хотя ему было всего тридцать пять.
- Нянечка сказала, что вы пришли ко мне, - произнес он равнодушным голосом.
- Если вы Воронов, то к вам, - я указал ему на кресло рядом с собой. Здесь было самое удобное место во всем обширном холле приемного покоя психиатрической больницы. Стоявшая рядом в кадке декоративная пальма отделяла нас от других посетителей и пациентов.
- Воронов я, - подтвердил мой собеседник и сел. - Коля я.
Отыскать Николая Николаевича Воронова оказалось не так сложно, как я предполагал. Достаточно было навести справки у психиатра нашей городской поликлиники. Гораздо труднее было добиться у лечащего врача разрешения на встречу с больным. Пришлось ответить на массу нужных и ненужных, на мой взгляд, вопросов. Пришлось срочно выдумать легенду о нашей с Вороновым совместной учебе в школе, потому что раскрывать истинные причины интереса к этому человеку я пока не хотел. Чего доброго и самого сочтут за сумасшедшего.
- А можно попросить сигареточку? - Воронов умоляюще глядел на меня прозрачными рыбьими глазами.
- Конечно, - я протянул ему пачку. - Можете взять все.
- Спасибо, - он дрожащими пальцами извлек одну сигарету, прикурил от поднесенной мной зажигалки и с наслаждением затянулся. Вид у него был самый безобидный, умиротворенный.
- А вы совсем не похожи на того человека, о котором мне рассказывали ваши бывшие соседи, - сказал я. - По их словам, вы - пьяница и дебошир.
- Не нужно, - плаксиво, совсем по-детски прервал меня Воронов. - Мне хорошо сейчас, зачем вы делаете мне больно?
- Простите, просто не думал, что вы воспримите мои слова так близко к сердцу.
С минуту мы молчали. Я чувствовал себя, честно говоря, неловко, но Воронов, казалось, тут же забыл об обидных для себя словах. Он наслаждался сигаретой.
- Я хотел поговорить с вами о вашей жене, - наконец подал я голос.
И тут он будто бы получил жгучий удар хлыстом. Прозрачные рыбьи глаза медленно поднялись на меня. Глаза, наполненные ужасом. Господи, кажется, на этот раз я наступил сумасшедшему на еще более больной мозоль, чем минуту назад! Впрочем, того и следовало ожидать.
Я уже было хотел извиниться и поскорее убраться восвояси, не начиная задуманного разговора, но Воронов вдруг произнес вполне спокойным, хотя и несколько дрожащим голосом:
- Об Анне?
- Да, - мне ничего не оставалось, как ответить.
Он закрыл глаза. На лице больного явно обрисовались душевные муки.
- Кто вы? - глухо спросил он. Со страхом спросил. С таким страхом, какой может быть только у помешанного.
Вадик утверждает, что есть в душе человеческой ларчик тайн. Наверное он прав тысячу раз, ибо в мгновение, когда Воронов задал этот вопрос, у меня вдруг возникло ощущение, что ларчик его душевный, таинственный - приоткрылся, выказав потемневшие от страха и нервного напряжения внутренности. И я почувствовал душу этого запуганного, постаревшего без времени человека, я понял его мысли, я уже знал, как себя вести и что говорить, чтобы собеседник был откровенен со мной. Так откровенен, как еще никогда и ни с кем в жизни.
- Я - ваше спасение, - проговорил я отчетливо. - Я - ваше спасение, понимаете?
- Понимаю! Понимаю!!! - он часто-часто закивал головой.
И он заговорил. Он говорил, захлебываясь в потоке собственных слов. Догорающая сигарета обожгла ему пальцы, но нисколько не остудила покаяния его - он только, не переставая говорить, бросил ее в кадку с пальмой.
Любви в их семье не было. Когда Анне исполнилось только шестнадцать, а Воронову подходило к двадцати пяти, завязалось у них после случайного знакомства невеликое увлечение друг другом. Увлечение быстро прошло, но оставило после себя Анну беременной.
Однажды вечером в дом к Вороновым пришла мать Анны и потребовала, чтобы Николай женился на ее дочери. Скандал был впечатляющим. И тогда Воронов испугался. Во-первых, могли и упечь в тюрьму за совращение малолетней, а во-вторых (хотя и "во-первых" здесь хватало "за глаза"), поскольку Анна от аборта категорически отказалась, полжизни потом пришлось бы платить алименты. Да и возраст уже такой, что пора подумать о женитьбе. Одним словом, когда, приодевшись и купив цветы, он пришел делать Анне предложение, отнюдь не благородные порывы и не любовь двигали им.
К его великому изумлению, Анна отказала. "Живи спокойно, - усмехнулась она. - Ты меня не знаешь, я тебя не знаю. И знать не хочу". Сначала он почувствовал облегчение, но затем двадцатипятилетнего мерзавца взял здоровый такой азарт. Ко всему прочему, он смирился уже с будущей своей женитьбой, начал находить и смаковать те прелести, что несла с собой семейная жизнь - и тут вышел такой сбой. И Николай принялся с упорством расчетливого полководца осаждать "неприступную крепость". Его длительные ухаживания в конце концов увенчались успехом, поскольку благодаря таким стараниям Анна просто осталась одна, без друзей, без знакомых, без какой бы то ни было отдушины в жизни. Воронов заполнил собой все ее существование. Беременность разрешилась мертвым мальчиком, и это, наверное, стало последней каплей, переполневшей чашу одиночества совсем еще юной женщины. Они поженились.
С самого начала жизнь у молодой семьи не пошла. Захватив "крепость" и удовлетворив свой спортивный азарт, молодой муж вдруг ясно осознал, что сотворил глупость. Потихоньку он начал прикладываться к бутылке, а напившись, изливал всю скопившуюся ярость от собственных неудач на жену. Со временем он даже начал получать удовольствие, издеваясь над ней. Несколько раз Анна уходила из дома к родителям, но те возвращали дочь законному супругу.
А летом прошлого года Анна неожиданно пропала. Вначале он не придал исчезновению жены большого значения, но когда она не появилась через два и три дня, когда оказалось, что ни родные, ни сослуживцы ее не видели - Николай проявил нечто вроде беспокойства и сообщил в милицию. Искали ее долго, объявили всероссийский розыск, но так и не нашли.
И вот однажды, в один из зимних месяцев - кажется в феврале - Воронова вдруг сильно потянуло порыбачить. До женитьбы он любил иногда посидеть с удочкой на льду, но потом как-то забросил это дело, А тут взыграло ни с того ни с сего былое увлечение. Николай отправился на озеро, сделал, как положено, лунку и уселся рыбачить. И вдруг с ужасом увидел лицо жены!
На него из-подо льда смотрела Анна. Смотрела и что-то беззвучно шептала.
- Я сидел как прикованный, я остолбенел, - хриплым от волнения голосом рассказывал мне этот несчастный сумасшедший. - А она смотрела на меня. И я вдруг начал разбирать, что она говорит. Она утопилась, понимаете! Утопилась из-за невыносимой своей жизни! И еще она сказала, что прощает меня. "Да только вот, - говорит, - простишь ли ты сам себя?" И все!.. После этого мне совсем плохо стало. От лунки меня мужики оттащили, что рыбачили неподалеку. Кричал я, в прорубь лез. Все сбежались, начали успокаивать меня, прошлись для виду по дну баграми...
Воронов замолк, оборвав длинный свой рассказ.
- И что? - я взирал на сумасшедшего чуть дыша.
Он огляделся по сторонам, потом близко придвинулся ко мне и тихо сказал:
- Хотели для виду, чтобы, значит, успокоить меня... Да только вытащили камень!.. С перетершейся веревочной петлей!.. Я взял тот камень да и спрятал его на берегу, в расщелине возле тройной березы. Есть такая береза, одна такая береза есть у озера. Зачем, спросишь, взял? А мой это камень, мой!.. Я грешен, не она! И несть мне этот камень на шее всю жизнь! И в ад он со мной пойдет. И в ад, слышишь!!!
Воронов заметался. Тело его сотрясала дрожь, он уже не говорил, он кричал. Откуда-то появились санитары во главе с дежурным врачом-психиатром.
- Ну что же вы, - с укоризной сказал мне врач. - Вы же обещали не волновать больного.
- Простите, - тихо ответил я. - Простите, ради Бога. Я не хотел. Я не хотел...
5
Бред шизофреника? Конечно. Разве можно подумать иначе? Воронов чувствовал себя виноватым, мучился от утраты. Пусть он не любил жену, пусть он издевался над ней, но он привык к ней и безвестное исчезновение Анны дало толчок к помешательству. А алкоголизм и общая неврастения только усилили и ускорили этот процесс. Отсюда галлюцинации, сдвиг на мистике, стремление к покаянию, к замаливанию грехов.
Что ж, объяснение вполне логичное. Вот только почему так тягостно на сердце?..
Я шел по берегу озера. Дождик маленькими ледяными каплями впивался в непокрытую голову, отрезвляя мысли. Уже совсем скоро осенний плач сменят пуховые снежинки зимы. Кончится еще один год, начнется следующий...
...Нет, опять не здесь. Я уже повернулся, чтобы идти обратно к машине, которую оставил в сотне метров от берега, и тут краем глаза увидел верхушку березы с облетевшей листвой. Лишь верхушку , потому что все остальное спряталось в глубокой расщелине, вымытой весенними стоками. Посмотрим... Так и есть - общий ствол плавно разветвлялся на три отдельные стволика. Тройная береза. Вот уже четыре часа я колесил вдоль берега, вопреки здравому смыслу разыскивая ее.
Спустившись по прокисшему от долгих дождей песку в расщелину, я подошел вплотную к березе. Могучие корни дерева выступали над землей. Наверное, нелегко им приходится, когда весенняя вода вымывает почву.
Удивляясь собственному спокойствию, я повернулся, вылез, вымазываясь о сырой грунт, из расщелины, добрел до машины, сел за руль, закурил, повернул ключ зажигания и поехал отсюда вон.
...Нет, предположим, это еще ничего не доказывает. Предположим, Николай Воронов, помешавшись, нашел камень, сочинил ему историю и спрятал среди корней старой березы. И сам поверил в придуманное им. Скорее всего так оно и есть. Галлюцинации, пьяные домыслы - этим можно объяснить все что угодно. Но не слишком ли много совпадений? Сходство фотографии пропавшей женщины с подругой Вадика, сходство примет, включая и приметы особые. Одно и то же имя наконец... Даже истории неудачного замужества той и другой женщин очень похожи, если вспомнить рассказанное Вороновым и Вадиком. Слишком, слишком много сходств, чтобы просто так взять и отмахнуться от них!
Если отбросить в сторону все мистические бредни мужа Анны, то остается предположить одно: Анна бежит от мужа, где-то как-то скрывается, дожидаясь, пока супруг сойдет с ума и будет отправлен в психушку, а потом возвращается, чтобы наладить любовный роман с моим другом. Логично? Нет, не логично. По меньшей мере глупо и неестественно. Неправдоподобно и наивно.
Наверное, хорошенько поразмыслив, можно придумать еще что-либо, но мне уже более ничего в голову не лезло. И я боялся думать, я пытался не думать. Я старался вообще выкинуть эту запутанную историю из головы. Но как-то само собой получилось, что от раздумий очнулся на самой окраине города, возле покосившегося от времени дома бабки Тани.
С бабкой Таней мы познакомились в то время, когда имело место повальное увлечение экстрасенсами. Я тогда решил сделать статью о наших доморощенных врачевателях и колдунах, коли таковые в городе отыщутся. Отыскалась бабка Таня, старая, как само время, согбенная и темная лицом. Прямо баба Яга из детской сказки. Газет наша баба Яга не читала, телевизора, подозреваю, никогда в глаза не видела и видеть не хотела, а на круглый допотопный блин радиовещательного приемника, беспрерывно голосившего в самом дальнем углу хаты, похоже, не обращала никакого внимания. Жила бабка на самой окраине города, денег за врачевание или за совет не брала, но и не каждого бралась лечить. Не потому, что не могла, а потому, что не хотела. Прицелится на просителя выцветшим угольком единственного глаза - второй у Яги заплыл бельмом -и либо выслушает, либо прочь изгонит. Поговаривали злые языки, будто силой пакостной обладает тяжелый бабкин взгляд, может и порчу навести. Так что наплыва немощных к бабке Тане не предвиделся. Да и не занималась она саморекламой, незачем ей было. Жила и жила себе тихо, без особого беспокойства. А который уж год жила так - того, видимо, никто никогда не знал и уже не узнает.
Когда я выложил ей всю эту историю, бабка долго сидела, молчаливо двигая поблекшими от старости губами. А я с надеждой глядел на ветхую ведьму и ждал, что она скажет.
- Любовь... - наконец прошамкала бабка Таня беззубым ртом. И замолчала. На меня она, погруженная в собственные мысли, казалось, перестала обращать внимание. Я терпеливо ждал, когда колдунья снизойдет до объяснений. Прошло не менее пяти минут, прежде чем бабка Таня продолжила: - Любовь, женское счастье, семья... Дитя при жизни была лишена этого и нынче вернулась за любовью. Вернулась после смерти...
- Баб Таня, - не выдержал я, - ты хочешь сказать, что это не бред?! Что Анна покончила с собой, а потом ожила?!
- А ты глаза-то не округляй, - сказала ворожейка. - Чего дивишься? Небось не зря ко мне пришел. Раз пришел, значит уже не удивляйся.
Кряхтя, она вылезла из-за стола, направилась к печке и, покопавшись, извлекла из какой-то дальней пыльной щели расхлюстанный, потемневший от паутины и времени веник.
- Руки на себя наложила, - бабка Таня тонкими хищными пальцами перебрала торчащие в разные стороны веничные прутики, - путь в Небеса непрост для нее. А виновна ль? Может по любви и покинет она мир, а может и нет.
Как завороженный наблюдал я за действиями древней колдуньи. Чуткие ее персты лихо скользили по прутикам веника, создавая и разрушая сложные переплетения. Без сомнения, бабка колдовала на этом пропыленном и опутанном паутиной венике.
- Баб Таня, а она несет... зло? - спросил я настороженно.
- Чего неведомо мне, того неведомо. - медленно покачала старуха головой. - Не людские это дела - раскладывать смерть на добро и зло. И заглядывать в грядущее - не дано нам того Богом. Рази ж я заглядываю? - она подняла к потолку лицо, закрыла глаза. - Я пытаюсь понять не завтрашний день - нынешний... А одно тебе скажу, сынок. Русалка она. Тяжкий грех свершила, но не по злу, а по слабости. Да только не должно мертвым ходить среди живых, непорядок это, не Божья воля. Может и не будет с того большой беды, может радость, наоборот, образуется - а может страшные силы овладеют ею. Не приведи Господь тогда, не приведи Господь!.. И лишь одно может ее отпугнуть, заставить уйти от живых навсегда - орудие своего убийства.
- Камень! - вырвалось у меня.
- Камень... - кивнула старуха, продолжая перебирать пальцами прутья веника. - Камень вновь потянет русалку в воду. Навсегда. Что далее - Небеса али Противность - того сказать не скажу. Не скажу...
Бабка Таня открыла глаза, положила веник на место и молча села за стол, покачивая головой. Разговор был окончен.
6
"Не должно мертвым ходить среди живых, непорядок это, не Божья воля..."
Когда я очухался вне темной хаты бабки Тани, где все настраивало на таинственность, где поневоле верилось во всякую чертовщину, - я ощутил облегчение. А когда сел за руль, слова знахарки стали казаться мне бредом, глупостью, сном. И все-таки осталась в сердце неуютность, продолжал свербить в душе маленький гвоздик. Разрешить все сомнения могло только одно...
- Пусть, - со злостью сказал я сам себе. - Пусть все это чепуха, бред, но я все же возьму тот камень и пойду с ним.
Бог мой! Какой идиотизм!..
Вадику я позвонил из телефона-автомата.
Не знаю, может быть вся эта история с русалкой-утопленницей сделала меня более подозрительным и настороженным, но в голосе Вадика, когда он поднял трубку, послышалась мне плохо скрываемая грусть. Тоска вселенская послышалась мне в его голосе. Пополам с раздражением. На Вада это ну совершенно было никак не похоже.
- Что с тобой, Вад?
- А что со мной? - удивился моему вопросу Вадик. - Все нормально. Как всегда.
Врал он. Не было у него все нормально. Но ох как не хотелось мне расспрашивать, углубляться в скользкую тему. Потому что чуял ржавым своим гвоздиком в душе, что связано его нынешнее состояние с Анной, со странностями ее. Да и спрашивай не спрашивай - не скажет он сейчас ничего. Чувствовал - не скажет. Ну и пусть, в конце концов цель у меня сейчас другая.
- Вот и замечательно, - я старался говорить как можно более беззаботней. - Давай-ка, Вад, бери сегодня Анну и подходи в ресторан.
- Андрей (именно вот так, а не привычным своим "Андрюха"), зачем в ресторан?! В какой ресторан?!
Голову даю на отсечение, что Вад, если не паниковал, то по крайней мере был сильно испуган.
- Вад, да что с тобой? Ресторан у нас пока что один, не ошибешься. Чего ты испугался? Ну посидим, выпьем по чашке кофе, поговорим. А то ведь совсем стали забывать друг о друге. Так и потеряться можно в нашем маленьком городе. Короче, я вас приглашаю. И потом, ты сам говорил, что Анна твоя почему-то меня боится. А тут, может, и найдем мы с ней общий язык. Честное слово, не узнаю я тебя, Вад. Где твой здоровый оптимизм?
Некоторое время Вадик молчал.
- Ты знаешь, Андрей, - сказал он потом, - Анна мне сегодня то же самое предложила. Пойдем, говорит, в ресторан сегодня вечером. Пора, говорит.
- Что значит "пора"?
- "Пора" - это значит пора. Подошло время, значит. Дело в том, что она никогда в жизни не была в ресторане. Так, знаешь ли, сложилось у нее, что не до ресторанов. И это было ее заветной мечтой. Скажешь, смешно? Нет, брат, грустно. Я сколько раз предлагал, звал: пойдем. А она отказывалась. Нет, отвечала, не срок еще. А теперь вот - пора.
- Гм, - ржавый гвоздик кольнул в сердечко так, что телефонная трубка чуть не выскочила у меня из ослабших рук. Однако, набравши полную грудь воздуха, следует нырять.
- Вад, - сказал я твердо, - я, конечно, понимаю, что Анна - женщина странная, но странности ее - еще не повод отказывать старым друзьям в приглашении.
- Да нет, я ничего... Все нормально... В семь часов годится?
- Годится. Только я могу чуть припоздать. Вы пока занимайте столик, не ждите меня на улице. Я потом подойду. Лады?
- Хорошо, Андрей.
Он положил трубку.
"Пора"? Да, наверное, пора.
Я вернулся к озеру, снова отыскал трехствольную березу, положил в сумку тяжелый камень с остатками истлевшей веревки. Никаких мыслей в голове уже не было - действовал я, словно заводная игрушка. Только руки-ноги дрожали да бешено колотилось о ребра сердце.
Ровно в семь вечера я был у ресторана, однако выходить из машины не спешил, потому что хотел явиться уже к тому времени, когда они будут сидеть за столиком. Настроение было - хуже некуда. Нет, я понимал, что в случае чего можно всю эту глупость с камнем обратить в шутку, но все равно гадкое какое-то предчувствие точило душу. Гвоздик, будь он проклят.
Спустя несколько минут я увидел Вадика и Анну. Они шли к ресторану, и даже издали нетрудно было определить, что женщина чем-то обеспокоена. Она часто поворачивала голову с напряженным лицом и с тревогой оглядывалась по сторонам. В какой-то миг мне почудилось, что ее нечеловеческий взгляд пронзил меня насквозь. Но это длилось лишь доли секунды, потом Анна отвернулась, и я облегченно перевел дух. Выждав еще несколько минут, я вылез из машины и медленно-медленно пошел следом. Правую руку оттягивала сумка с проклятым камнем.
Когда я подходил к столику, она смотрела на меня. И не страх был в больших женских глазах. Была тоска. Страшная безысходная тоска. Потом она опустила глаза на сумку...
- Привет, ребята, - губы одеревенели и радостного веселья не получилось.
Анна медленно встала.
Я поставил сумку на пол и потянул вверх камень.
Она в тоске ожидала. Я чувствовал себя распоследним дураком и готовился давать глупейшие объяснения.
Секунды тянулись вечностью. Наконец камень был извлечен на неяркий свет ресторанных ламп и протянут Анне.
- Что это? - послышался удивленный голос моего друга.
- Ты понимаешь... - начал я, мечтая провалиться сквозь пол. - Я подумал... Я решил... Одним словом, это такая шутка.
- Шутка... - повторил Вадик заворожено.
И тут Анна издала протяжный стон. Ее маленькие ладошки обхватили камень и рванули его из моих рук.
- Вот и все, - печально сказала она. - Вот и все...
Она сорвалась с места и бросилась прочь из зала.
- Анна! - закричал Вадик. - что с тобой, Анна?!
Не помню, как мы оказались на берегу озера. Светлое платье Анны мелькнуло в холодной осенней волне.
- Анна!!! - такого страшного крика я еще никогда не слышал. Вадик бросился в воду, но я удержал его, повалил на песок. Глаза друга были полны ужаса и отчаянья. Он кричал, он рвался за Анной, а я изо всех сил удерживал и говорил. Я говорил, что она уже давно мертва, что она стала мертвой уже больше года назад, что это чудовищное наваждение и нужно совладать с собой, опомниться. Я рассказал Вадику все, что знал. И постепенно он начал утихать. Вялый и равнодушный, он сидел и с бесконечной тоской глядел в мутные воды озера.
А осень плакала жгучим от ноябрьского холода дождем.
Потом?.. Потом я, кажется, провожал Вадика домой. А осень уже не плакала, осень белила наши волосы первым снегом.
Снег падал...
Падал... падал... падал...
На следующий день Вадик попал в больницу с сильнейшим воспалением легких. А затем он исчез. Исчез навсегда. Разумеется его искали, водолазы обшарили все дно озера. И ничего, никакого результата.
А через неделю после того, как он пропал, я получил по почте короткое письмо, написанное рукой Вадика:
"Прощай, Андрей. Быть может ты и прав. Во всяком случае, я тебя не виню - ты же желал мне только добра. Но зачем мне оно теперь, твое добро? Я верю тебе, хотя и здорово похоже все это на бред. Но я верю - я не могу не верить. И ухожу, чтобы быть вместе с Аней, ей ведь так плохо там в одиночестве. А мне - здесь... Прощай".
7
Зима пришла холодная и малоснежная. Как только воды озера сковал лед, тут и там появились угрюмые неподвижные фигурки любителей подледного лова.
Но я приезжал на озеро не рыбачить. Не знаю, зачем приезжал. Я ходил по свежему льду и ни о чем не думал, ничего не вспоминал. Просто здесь, в небольшом заливе напротив трехствольной березы, переставала болеть душа, утихал вечный мой маленький ржавый гвоздик в сердце.
А иногда чудилось, будто появляются и исчезают в глубинах вод подо льдом две легкие быстрые тени.