Аннотация: Драматическая встреча двух бывших друзей во время российско-грузинской войны 2008 года. Два офицера по разные стороны "баррикад".
Люди чести
'Ценность и достоинство человека заключены в его сердце и в его воле; именно здесь - основа его подлинной чести'.
Мишель Монтень
Девятого августа 2008 года мотострелковый полк под командованием полковника Куракина прямо на марше был обстрелян грузинскими войсками. Однако перевес сил был явно не в пользу грузин, даже фактор внезапности им не помог. Передовой маршевый батальон открыл массированный огонь по позициям грузинской части из батальонных минометов и станковых гранатометов, быстро подавив все их огневые точки. В это время два других батальона обошли засаду справа и слева и кинжальным огнем перекрыли пути отхода грузин. После этого полк поднялся в атаку и одним рывком занял позиции грузинского батальона. В плен попали тридцать солдат и офицеров во главе с подполковником Саакадзе.
На следующем же привале, расположившись в палатках, заместитель командира полка по воспитательной работе подполковник Коробов приказал привести к нему пленного Саакадзе. Угрюмый подполковник Саакадзе держался спокойно, лишь исподлобья рассматривал российского подполковника. Тот имел бравый вид, был высок ростом, синеглаз и белокур, с огромным рваным шрамом во всю левую щеку. Считается, что шрамы украшают мужчин, но этот шрам явно уродовал подполковника.
- Садись, - жестом пригласил Коробов своего грузинского визави.
- Уже на 'ты'? - пренебрежительно переспросил Саакадзе. - По праву сильного, не так ли? Извольте говорить мне 'вы'. А вообще, ни на какие ваши вопросы я отвечать не собираюсь и вообще больше ничего говорить не буду.
- Будешь, еще как будешь! - рассмеялся Коробов.
Саакадзе гордо смотрел поверх головы Коробова. Тот в это время достал из тумбочки бутылку водки, два стакана, и налил по полной. Видя, что грузин никак не реагирует на его действия, Коробов одним глотком осушил половину стакана. Как водится, после первой не закусил, а стал рассматривать пленного.
- Обращаюсь я к тебе на 'ты' не по праву сильного, а по старой памяти. Стало быть, не узнал? А ведь когда-то мы были знакомы. Да что там знакомы! Когда-то мы называли друг друга друзьями!
Саакадзе с интересом посмотрел на Коробова, словно увидел того впервые, но так и не узнал его.
- Разве мы встречались раньше? - выдавил он из себя.
- Встречались? - поперхнулся этим словом Коробов. Он допил водку, остававшуюся в стакане. - Если хочешь, встречались. На абитуре, на КМБ. Мечтали учиться в одной роте, но нас распределили в разные роты.
Саакадзе начал понимать, но он смотрел на русского подполковника и не узнавал его. Вернее никак не мог поверить.
- Даже мечтали, что наши дети поженятся. Мы с тобой планировали, что твой сын женится на моей дочери...
- Саня? Коробов? - вырвалось у Саакадзе, а его сердце екнуло. - Но этого просто не может быть!
- Отчего же не может? Ах да, я сильно изменился, - он невольно потрогал шрам, которым обзавелся в Чечне еще во время первой кампании. - Знаешь, а вот тебя я сразу узнал.
- Сколько лет, - растерянно произнес Саакадзе и сделал шаг навстречу. - Здравствуй...Саша.
- Привет, дружище! - Саша крепко пожал руку старому училищному другу, а потом они все-таки обнялись. Крепко, по-мужски.
- Да ты садись, - засуетился Коробов и поставил на стол банку тушенки, хлеб, вилки.
- За встречу! - предложил Саакадзе и выпил весь стакан до дна.
Коробов тут же достал еще одну бутылку водки, и налил оба стакана до краев.
- Помнишь, значит? - улыбнулся он. - А, кстати, есть у тебя сын?
- Две дочки, - немного сконфужено ответил Саакадзе, - а у тебя?
- А у меня одна.
Они рассмеялись.
- Как же это так вышло-то, что мы с тобой в разных окопах? - хмуро посмотрел Коробов на своего училищного друга. - Ведь присягали служить одной стране, а?
- Той страны уже нет, Саша, - осторожно ответил Саакадзе. - Тому есть объективные причины.
- Объективные причины? - зло ответил Коробов. - Какие тут могут быть объективные причины? Нас всех предали, нашу Родину разорвали на части! Это обыкновенная государственная измена! Не могу смириться с этим.
- Тому были объективные причины, - упрямо повторил Саакадзе. - Все нации имеют право на самоопределение.
- Брось! Какие там причины? Ты еще помнишь, что я с Украины?
- Обижаешь? - удивился Саакадзе.
- Нет. Ты знаешь, сколько сейчас на Земле стран и народов? Так, что же, может поделить все страны на пятнадцать частей? Вот на моей Украине русины хотят создать свое государство - Подкарпатскую Русь, если не ошибаюсь. Деньги свои печатают. Над горсоветами в Одесской области рядом с украинскими государственными флагами развеваются румынские, в Закарпатье - венгерские. Татары мечтают о независимости Крыма. Даже украинская интеллигенция, например, писатель Юрий Андрухович всерьез предлагают разделить страну на западную Украину и на восточную. Прикажешь радоваться? А что, объективные причины для таких разделов наверняка есть! А если нет, то можно их выдумать, чтобы обосновать законность происходящего.
Саакадзе смотрел на своего закадычного друга и не узнавал его. Куда подевался беззаботный весельчак, которым он помнит Сашку Коробова по кличке Коробок?
- А впрочем, давай выпьем! Хотя бы за наше прошлое!
Они чокнулись и выпили. Закусывать не стали. Каждый думал о своем.
- Пойдем, - вдруг решительно сказал Коробов, поднялся и надел на голову камуфлированную кепи.
Саакадзе не стал спрашивать, куда и вышел из палатки вслед за Саней. Коробов знал расположение постов и пароли, так что легко вывел Саакадзе за пределы расположения части.
- Ну вот и все, - растягивая слова, произнес он. - Иди. Иди и не оглядывайся.
- А-то можешь передумать?
- Нет, я не передумаю. Просто не все здесь зависит от меня. Формально ты наш враг. Прощай, друг.
- Прощай, Саша, - с чувством произнес Саакадзе, - и спасибо тебе за все.
И не теряя больше ни минуты, грузинский офицер поспешил исчезнуть в зарослях. Коробов посмотрел ему вслед, а затем вытащил из кобуры свой табельный 'ПМ', снял затвор с предохранителя и дослал патрон в патронник. Он посмотрел в небо и произнес: 'Прости меня, Господи'. После этого приложил ствол к виску и нажал на спусковой крючок.
В эту секунду со стороны расположения лагеря из кустов вышел командир полка полковник Куракин и два контрактника - сержант Зверев и рядовой Голубев. Прозвучал выстрел, и труп подполковника Коробова упал наземь.
- Вот, блин! - ругнулся сержант Зверев. - Что же это он, а?
Сняв каски, контрактники и комполка, подошли к телу офицера. Склонившись над ним, Зверев приложил руку к сонной артерии и констатировал смерть. Тут затрещали ветки, и из ближайших кустов вышел Саакадзе. Словно не замечая русских, он подошел к ним, и склонился над сиротливо лежащим телом Коробова.
- Сашка, Сашка, что же ты наделал? - простонал он.
- Вы зачем вернулись? - строго спросил полковник Куракин. - Уходите отсюда немедленно.
- Куда? - растерянно переспросил Саакадзе.
- Куда угодно! - рявкнул полковник. - Проваливайте отсюда! За вашу жизнь ваш друг заплатил очень высокую цену, так пусть эта жертва не будет напрасной. Уходите! Живите, радуйтесь жизни и помните о нем.
- Радоваться жизни? - удивился Саакадзе и задумчиво пробормотал. - Как можно радоваться жизни после этого?
- Не знаю. Научитесь. А теперь иди, ради Бога, идите. Сейчас здесь будет военная прокуратура, особый отдел, и вы снова окажетесь в плену.
- Да, да, - растерянно произнес Саакадзе, вы, конечно, правы. Спасибо.
- Откуда вы знали Коробова? - остановил его Куракин.
- Мы вместе учились в Симферопольском высшем военно-политическом строительном училище. Были в одном взводе на абитуре, на КМБ. Очень сдружились, и хотя попали в разные роты, в увольнение все годы учебы ходили вместе.
- Ясно. Уходите! - полковник прислушался к приближающемуся шуму. - Ну? Не теряйте времени. Выполняйте приказ!
Грузинский офицер, тихо ступая, пошел туда, откуда появился несколькими минутами раньше. С каждым шагом плечи его сутулились все больше и больше, а голова клонилась вниз, словно становилась тяжелее. Вдруг он обернулся, посмотрел на распростертое тело друга, повернулся и в несколько прыжков оказался у него. Он схватил пистолет Коробова, который лежал там же где упал, ожидая сотрудников военной прокуратуры. Саакадзе посмотрел в небо и произнес.
- Будь прокляты политики, предавшие и продавшие нас.
После этого он вставил ствол пистолета в рот и выстрелил. Сначала упал пистолет, за ним - тело подполковника Саакадзе. Он упал рядом со своим училищным другом.
- Вот глупец! - не сдержал удивленного возгласа Зверев.
- Отставить! - грозно скомандовал Куракин. - Глупец это вы! А перед вами люди высочайшей чести! Очень удивлюсь, если вы за всю свою жизнь встретите еще так много людей чести, как здесь.
Контрактники, молча, переглянулись. В их глазах подполковник Коробов был предателем, отпустившим пленного врага, а тот пленный грузин - просто сумасшедшим. Сержант Зверев исподлобья посмотрел на своего командира, но промолчал.
Известно, что война все спишет, так что полковник Куракин отделался легким испугом. Впрочем, командир дивизии генерал-майор Дронов, к слову сказать, однокашник Куракина по военному училищу, долго орал на командира полка, изощряясь в разных эпитетах.
- Куда подевалась ваша хваленая ответственность? - генерал начал нервно ходить по кабинету. - Ну, это вам даром не пройдет!
Полковник Куракин во время разноса делал вид, что слушает, ожидая, пока буря стихнет, а на самом деле думал о своем. Мужчины его рода со времен Суворова служили в армии, независимо от того, была ли это русская императорская армия, РККА, Советская армия или нынешняя российская. И вот единственный сын полковника отказался поддерживать эту семейную традицию. Для Куракина старшего это было сильным потрясением. Его сын, его надежда, предпочел стать программистом. Все беседы отца, направленные на то, чтобы переубедить сына и стать военным никакого эффекта не дали. Сын просиживал сутками за компьютером, стал сутулым, и на замечания отца больше никак не реагировал. Видя то, как страдает Куракин старший, его зять взял его фамилию и поступил в военное училище. Куракину это было приятно, но все-таки он предпочел бы, чтобы офицером стал его родной сын.
Комдив так долго держал полковника по стойке смирно, что у того затекли ноги и захотелось размяться. Куракин переступил с ноги на ногу. В конце разноса генерал Дронов сообщил, что Куракин не поедет поступать в Академию Генерального штаба, а это значит, не станет генералом. В апреле 2009 года полковник Куракин уволился из Вооруженных Сил России в запас.
В первых числах июля он принес жене и сыну путевку в санаторий Министерства Обороны РФ, находящийся в Сочи и билеты на проезд. Жена радостно осмотрела путевку и билеты и с удивлением заметила.
- А где твой билет? Потерял, что ли?
- Нет, - мотнул головой муж. - Я присоединюсь к вам на несколько дней позже.
- Что это ты задумал? - жена встала фертом, готовясь устроить скандал. Но муж так глянул на нее, что она тут, же замолчала, что причина у мужа серьезная. - Если не секрет, какое у тебя дело?
- Ты помнишь моего зама подполковника Коробова?
- Александра Николаевича? - удивилась жена. - Господи, ну конечно помню. А что?
- Я навел справки - 8-го июля его курс отмечает 20 лет выпуска из училища. Я считаю своим долгом поехать туда и рассказать его однокашникам о том, как погибли их товарищи - наш Коробов и грузинский подполковник Саакадзе.
- Папа, я с тобой! - отозвался сын Куракина, оторвавшись от компьютера.
- Незачем, - сказал, как отрезал папа. - Поедешь с мамой в Сочи.
- Папа, - встал из-за стола сын. - Я хочу увидеть то место, где готовили таких сильных людей.
- Что ж, поехали, - нехотя согласился отец. - Иди и обменяй свой билет в Сочи на билет до Симферополя.
8-го июля в 8 часов 50 минут по киевскому времени Куракин старший и Куракин младший вышли из центрального входа гостиницы 'Колос', находящейся прямо напротив бывшего КПП-1 Симферопольского ВВПСУ. У ворот КПП толпились стайки выпускников 1989 года, группируясь по ротам.
- Смотри, сынок, - услышал Куракин знакомый голос, - это и есть то самое училище.
Перед ним стоял высокий, крепкий молодой человек, показывающий одной рукой в сторону казарм, где раньше находилось Симферопольское политучилище. Другой рукой он держал за ручку худенького, но рослого для своих лет сынишку. На вид мальчику было лет 7-8.
- Зверев? - окликнул бывший комполка сержанта-контрактника. - А ты как здесь?
- Товарищ полковник! - обрадовался Зверев. - Понимаете, очень меня задели за живое ваши слова...
- Обиделся?
- Нет, не то чтобы. Просто захотелось еще посмотреть на людей долга, только живых. Стал наводить справки о нашем подполковнике Коробове, и выяснил, что его однокашники как раз отмечают 20 лет выпуска. И вот я здесь. Заодно вот и сыну покажу то самое училище. Хорошее видно училище! - сказал Зверев.
- Училище? - удивился Куракин. - Нет больше никакого училища.
- То есть, как это нет? - возмутилось Зверев. - Разве вы не чувствуете какой силой веет от этого места? Училище это ведь не стены. Не вон та забегаловка, не тот оптовый винно-водочный магазин, не склады, которые теперь здесь находятся. Училище это люди! Вон те самые люди, которые стоят у ворот, обнимаются и смеются. И пока они есть, будет жить и Симферопольское политучилище!
- Привет, братаны! - к ним подошли два улыбающихся мужчины. Один смуглый, чернявый, среднего роста, а другой почти лысый и с усиками. - Мы из 17-й роты. Я - Юра Осипчук, а вот он (смуглый кивнул на лысеющего приятеля) - Гена Корзун. А вы, из какой роты?
- Мы? - растерялся на секунду полковник Куракин. - Мы, собственно, не из вашего училища.
- То есть, как не из нашего? - удивился смуглый. - Такие правильные слова говорили о нашем училище, и не из нашего?
- Да. Мы служили вместе с вашими ребятами и хотели бы рассказать всем о них. Их фамилии Коробов и Саакадзе.
- Не знаю, - пожал плечами смуглый. - Они не из нашей роты. Но мы сейчас найдем! Вон стоит Сулико Нагервадзе, он тоже грузин, а он всех земляков в училище знает, тем более, что грузинская диаспора не такая уж и большая была. Да и Коробова сейчас найдем, вон ребята изо всех рот приехали. Пойдемте!
Осипчук с Корзуном пошли вперед, вслед за ними пошли Зверевы, а замыкали шествие Куракины. Полковник посмотрел на сына и поразился произошедшей с ним перемене. Сын расправил плечи, разогнул спину, а глаза его загорелись тем негасимым светом, который всегда отличал мужчин из рода Куракиных.
И без слов понял отец, что его сын только что принял самое главное решение в своей жизни.