"Вот что я вам скажу; я четырнадцать лет работаю редактором и первый раз слышу, что человек должен что-то знать для того, чтобы редактировать газету. Брюква вы этакая! Кто пишет театральные рецензии в захудалых газетках? Бывшие сапожники и недоучившиеся аптекари, которые смыслят в актерской игре ровно столько же, сколько я в сельском хозяйстве. Кто пишет отзывы о книгах? Люди, которые сами не написали ни одной книги. Кто стряпает тяжеловесные передовицы по финансовым вопросам? Люди, у которых никогда не было гроша в кармане. Кто пишет о битвах с индейцами? Господа, не способные отличить вигвам от вампума, которым никогда в жизни не приходилось бежать опрометью, спасаясь от томагавка, или выдергивать стрелы из своих родичей, чтобы развести на привале костер. Кто пишет проникновенные воззвания насчет трезвости и громче всех вопит о вреде пьянства? Люди, которые протрезвятся только в гробу. Кто редактирует сельскохозяйственную газету? Разве такие корнеплоды, как вы? Нет, чаще всего неудачники, которым не повезло по части поэзии, бульварных романов в желтых обложках, сенсационных мелодрам, хроники и которые остановились на сельском хозяйстве, усмотрев в нем временное пристанище на пути к дому при зрения. Вы мне что-то толкуете о газетном деле? Мне оно известно от Альфы до Омахи, и я вам говорю, что чем меньше человек знает, тем больше он шумит и тем больше получает жалованья. Видит бог, будь я круглым невеждой и наглецом, а не скромным образованным человеком, я бы завоевал себе известность в этом холодном, бесчувственном мире." М. Твен.
Один мой знакомый, мотивированный жарким летом и пятилетней работой без отпуска, уговорил меня подменить его на посту редактора одной небольшой газеты, пока он будет омывать свои телеса в теплых водах Черного моря.
"Жарко, - поддался я на его уговоры. - В такую погоду лучше отдохнуть в прохладе кабинета".
Не долго думая, следуя заветам героя рассказа Марка Твена "Как я редактировал сельскохозяйственную газету", я принялся за дело.
"Первым делом" был поэт, "повесивший" на меня около семисот своих стихов требующих просмотра и редактуры. Вероятно, он не смог их всучить никому ранее, а тут подвернулся я: "молодой, неопытный". Обещанная бутылка коньяка меня мало утешила. В следующий раз я решил быть строже в подходе к текстам, и решительнее в общении с посетителями. Но разве можно отказать паре писателей, желающих публиковать свое "фэнтези" в постоянной колонке? Аргументы, что полная публикация романа даже в урезанном виде такими объемами, какими может себе позволить наша газета займет лет двести - не действовали. Романы благополучно осели у меня в компе (я все же сумел отбиться от рукописей, отправив их по инстанции)...
Ох, уж, эти писатели, "ох, уж, эти сказочники". Ох, уж, эти исторические романы с револьверами о восьми патронах, пролетках набитыми бандитами известной национальности где-то среди непроходимых валдайских болот, крестьянской любовью с первого взгляда, объятиями в тот же миг на глазах у родителей и свадьбой на следующей странице.
Можно ли править авторский текст, меняя на ходу сам дух романа? Можно. Я правил, потому что газета все же не "литературная". А стихи? О них надо отдельно говорить, потому что ставил в номер то, что никогда бы не дал в печать не будучи редактором.
Я правил чужие романы, переделывал стихи, писал заметки за корреспондентов, сам снимал фото и... понял, что просвещая с одной стороны, с другой я потакаю чьим-то не самым лучшим вкусам, то есть работаю против своих убеждений...
Прод след.