Вновь брат Пон заговорил, когда мы вывернули на Тепразит.
- Теперь вернемся к перемещению сознания, - непреклонно заявил он. - Работай! Перемещай его в руку!
- Но подходящее ли... - начал я.
- Я тебе уже говорил, что не бывает негодного времени и места для практики, - перебил меня монах.
Я вздохнул и подчинился.
Времени до встречи оставалось достаточно, поэтому ехал я медленно и осторожно, побаиваясь, что в любой момент могу потерять сознание, как это случилось на пляже... Одновременно пытался качнуть центр восприятия, перевести его для начала в плечо, а затем и в кисть, сжимавшую руль.
- Вспомни "растворение в пустоте", - посоветовал брат Пон, видевший, что у меня ничего не выходит. - Уничтожь себя, а потом воссоздай заново, но не вокруг поросшего волосами полушария, а взяв за основу набор мелких костей, подвижных, обтянутых кожей, с роговыми наростами.
Легко сказать - "уничтожь себя"!
Не сидя со скрещенными ногами в тишине лесного вата, а лавируя в потоке машин на оживленной улице!
Самое удивительно, что у меня все получилось, и с такой легкостью, с какой никогда не выходило до этого. Я сохранил обычное сознание и возможность управлять автомобилем, но в то же время растворился, исчез, превратился в висящую в безвидной пустоте точку сознания.
А потом выстроил собственное существо заново.
И на миг, на несколько секунд воспринял себя как причудливое жирафоподобное существо - крохотная голова без глаза и рта на длинном отростке, и к ней крепится все остальное, неуклюжее, громадное тело, другие отростки разной формы, и один с прилепившимся к нему органами чувств.
- Я же говорил, что у тебя получится, - сказал брат Пон.
Я вымученно улыбнулся.
Мимо моего "Ниссана", едва не сшибив зеркало, в этот миг пронесся мотобайщик лет четырнадцати - на байке его мигал включенный для красоты поворотник, а на заднем сидении красила губы юная барышня в короткой юбочке.
В другой момент я наверняка сказал бы, что по этому поводу думаю, но тут смолчал.
- Ну что, настало время мне самому раствориться, - сообщил монах, потирая руки. - Если твои "друзья" не идиоты, то на подъезде к месту встречи выставили наблюдателя, знающего, как выглядит твоя машина, вооруженного биноклем и сотовым телефоном, да еще и не одного...
- Наверняка, - подтвердил я, и тут понял, что рядом со мной никого нет.
- Брат Пон? - позвал я.
Да нет же, вот он, сидит, как ни в чем не бывало, и врывающийся в окошко ветер треплет его черные волосы.
В следующий момент я вижу размытый силуэт, как в фильме "Хищник".
Потом опять ничего...
- Люди первым делом воспринимают не другого, а собственное представление об этом другом, - голос монаха доносился приглушенно, точно из-за прикрытой двери. - Если его убрать... Пшик, и нет ничего.
Магистраль Сукхумвита встретила нас обычным вечерним скоплением машин. Проехав некоторое время в сторону Бангкока, я развернулся, и двинул обратно, выглядывая на обочине знак с цифрами "четыре" и "три".
Его я так не увидел, зато обнаружил ориентир-заправку, и прямо за ней повернул.
Свет фар вырвал из тьмы покосившийся забор с одной стороны и брошенное, недостроенное здание с другой.
- Иди внутрь, и не бойся, - прошелестела пустота рядом со мной.
- Я не боюсь, - сказал я, и ничуть не преувеличил.
Страха или тревоги я в этот момент не испытывал - что может сделать одна иллюзия другой, чего меня может ждать не содержащегося внутри моего туннеля восприятия?
Я нашарил в бардачке фонарик и выбрался из машины.
Пиликнула сигнализация, узкий луч света заплясал по ржавым арматуринам, торчавшим из бетонного блока, по грудам мусора, что прятались меж толстых квадратных столбов.
- Эй, есть кто?! - позвал я.
Из темноты прикатилось искаженное эхо, и где-то в недрах здания мигнул и погас свет.
Понятно, меня ждут...
Я сделал было шаг вперед, но уловил сверху шорох и остановился, и тут же в лицо ударила волна воздуха. На землю прямо у ног шлепнулся блок то ли бетона, то ли цемента размером с человеческую голову, осколки брызнули в стороны, один чиркнул по моей лодыжке, другой ударил в живот.
Вот тут я ощутил острый укол страха!
Вряд ли эту штуку кинули в меня нарочно, скорее всего здание просто дышит на ладан и вот-вот развалится!
- Эй, двигай сюда, - сказали из мрака, и я узнал хриплый голос: его обладатель беседовал со мной по телефону.
- А мне ничего на голову не упадет? - спросил я, глядя вверх.
- На это уж воля Будды, - добавил еще кто-то на плохом английском. - Иди сюда. Только в глаза не свети.
Я без торопливости сделал несколько шагов, различил две мужских фигуры: крепкие ребята, вроде бы молодые, облачены в майки без рукавов, джинсы и армейские ботинки.
Наверняка те самые типы, что громили мой магазин.
Кулаки буквально зачесались, накатило желание врезать кое-кому, и сильно, не сдерживаясь.
- Ты все понял? - спросил хриплый.
- Ты нам должен, - добавил второй, наверняка полагавший, что фаранги поголовно тупые, и им надо все объяснять.
- С чего бы вдруг? - осведомился я.
- А это ты спроси мистера Чена по прозвищу Одноглазый, - сообщил мне хриплый.
Все поплыло у меня перед глазами, не так, как это бывает при распаде мира на частички-дхармы, а куда более банальным образом, от удивления я на некоторое время лишился дара речи.
Откуда они знают?!
С Одноглазым я познакомился давно, когда только приехал в Таиланд и по глупости верил, что я, умный белый господин, сейчас легко наколочу бабла за счет наивных узкоглазых азиатов. Пересеклись мы в Бангкоке, несколько месяцев крутили дела вместе, и так вышло, что я оказался у него в долгу, счастье еще, что не напрямую, а через одного из подручных.
Влипни я в "просроченный кредит" у самого Чена, меня давно уже нашли бы в реке Чаопрая порезанным на куски.
Потом Одноглазый вместе с подручным исчез с горизонта, вроде бы даже попал в тюрьму или вынужден был уехать из страны, так что я облегченно вздохнул и постарался забыть о долге и обо всей этой истории.
А оно вон как всплыло...
- У тебя три дня, - сказал хриплый, озвучив сумму.
- Не успею, - возразил я, пытаясь сообразить, где и как добыть столько денег. - Минимум - неделя.
Собеседники мои переглянулись, и второй проговорил с угрозой:
- Ладно, неделя. Но не вздумай брыкаться. Мы знаем, если что, где ты живешь.
Похоже, это о них упоминал охранник в кондо...
Правда, я там больше не обитаю, но неведомо откуда взявшимся вымогателям об этом знать незачем.
- Все, иди. Через неделю мы тебе позвоним, - сказал хриплый.
Развернувшись, я побрел к машине.
Меня никто не тронул, но ощущал я себя в этот момент побитой собакой.
Забравшись в "Ниссан", я несколько минут сидел, пытаясь собраться с мыслями. Только потом завел мотор и принялся сдавать задом в сторону Сукхумвита - развернуться в узком переулке я бы не смог никоим образом.
- Ну что, как все прошло? - спросил брат Пон, возникая из пустоты рядом со мной.
- А то вы не знаете? - укорил я его. - Наверняка все слышали.
- Даже если бы не слышал, мог бы догадаться, о чем шла речь, - монах усмехнулся.
- Вы ведь предвидели это? - поинтересовался я. - Когда заставили меня съехать? Теперь они хотя бы не смогут меня найти так легко... А я не хотел оставлять апартаменты.
- Мы не в силах постигнуть последствия наших поступков, - сказал брат Пон. - Совершенно не представляем, к чему они приведут, а все, что думаем по этому поводу, чаще всего предназначено исключительно для собственного успокоения. Зато тратим время на оценки... О, вот это хорошее дело, я рад, я его принимаю всеми руками... а вот это мне не нравится, буду отвергать...
Я вздохнул, только в этот момент сообразил, что еду по Сукхумвиту, не зная, куда мы направляемся.
- Давай к обочине, - велел монах. - Для начала тебе нужно успокоиться...
Я включил поворотник, а он начал рассказывать легенду о бедном мальчике, который подал шедшему мимо отшельнику горсть песка, но от всего сердца и искренне, поскольку более ничего дать не мог. Отшельник через некоторое количество воплощений стал Буддой, а мальчик за свое даяние воплотился в образе императора Ашоки, могущественного и мудрого правителя огромной страны.
Выслушав эту историю, я только хмыкнул, а брат Пон тут же поведал мне вторую.
В ней Просветленный был вождем стада обезьян, проживавших в диких горах, на огромном баньяновом дереве, чья вершина упиралась в небо, а одна из ветвей склонялась над рекой.
- Только не позволяйте плодоносить этой ветке! - смешно прогундосил брат Пон, изображая речь предводителя приматов. - Если она принесет плоды, то не есть нам более сочных и сладких плодов с других ветвей!
Естественно, макаки не уследили, фрукт упал в реку, и его притащило туда, где купался некий царь со своими женами, и от этого у обезьян и их вождя случились крупные неприятности.
- Ну вот, - сказал монах, закончив историю и оценивающе поглядев на меня. - Теперь хоть на человека похож.
- Толку-то! Что делать с вымогателями, где достать деньги? В полицию нельзя... Иначе там могут узнать про Чена-Одноглазого, и будут рады взять за задницу мерзкого фаранга.
Брат Пон рассмеялся, а я посмотрел на него с укором, а потом не выдержал, тоже заулыбался.
- Поехали, - велел он. - Я знаю, куда тебе надо.
Для начала мы заехали в небольшой ресторанчик, где к моему удивлению обнаружился вай-фай. Тут я вспомнил о работе, поспешно вытащил из рюкзака ноутбук и принялся отвечать на письма и обрабатывать заказы, а их за последние три дня насыпалось достаточно.
Интернет-магазин разгромить тоже можно, но это вряд ли под силу тайским бандюкам...
Следующим пунктом нашего назначения стал магазинчик одежды на Секонд-роад, не понтовое заведение с индусом на входе, куда туристов заманивают фразой "Прывет, друг" и вытянутой для рукопожатия ладонью, а обычная лавка, где шмотки навалены кипами на полках, стоят копейки, а найти там можно все что угодно.
Тут я стал обладателем рубахи цвета хаки, тяжелых ботинок, пятнистых штанов и толстого ремня.
- Переодевайся, - приказал брат Пон, когда мы со всем этим богатством удалились в подсобку.
Я переоблачился, ежась от прикосновения грубой ткани к коже.
Закончив эту операцию, обнаружил, что монах приволок табурет, а в руке держит хорошо знакомую мне бритву - старинную, опасную, с ржавыми пятнами на острейшем лезвии.
- Нет, - сказал я.
- Да, - возразил он. - Да, я сейчас не лысый, но ведь мы говорили на эту тему?
Делать оказалось нечего, и я уселся на табурет, подставил голову.
Через десять минут улыбающийся хозяин лавчонки принес большое зеркало, и из него на меня глянул мрачный рекрут, вознамерившийся на четвертом десятке связать жизнь с армией.
Он удивительным образом походил на образ, созданный мной во время медитации, не хватало только усов и бородки.
Поймав эту мысль, я испытал мгновенное головокружение, а в следующий миг осознал, что с презрением и недоверием разглядываю сидящего на табурете мягкотелого придурка, непонятно зачем облачившегося в армейку, и раздумываю, не дать ли ему по физиономии...
- Теперь ты понимаешь, зачем все это затеяно! - с удовлетворением в голосе сказал брат Пон.
Я вновь был самим собой... но не совсем.
Ощущалась некая раздвоенность восприятия, я словно одновременно смотрел через две пары глаз, слушал двумя парами ушей и даже испытывал два мало похожих друг на друга потока эмоций, один намного более яркий, более громкий, как бы находящийся на переднем плане!
Но я осознавал, что стоит мне "повернуть выключатель", приложить некое усилие, как они поменяются местами.
- Укрепляем мое второе "я", фальшивую личность? - уточнил я.
- Само собой. Мне до ужаса нужен бесплатный работник, чтобы манго кромсать! - и монах удовлетворенно потер руки. - Дело доведем до конца утром, а сейчас на ночлег.
- В подвал на Сои Бокао? - уточнил я, поднимаясь.
- Не совсем, - загадочно ответил брат Пон.
Направились мы на север, в сторону Наклыа, проехали мимо фонтана с вставшими на хвост дельфинами - одного из символов Паттайи. Запарковаться мне пришлось на крохотном пятачке позади мастерской по ремонту мотобайков.
Работавший в ней кудлатый таец посмотрел на меня мрачно, но увидев брата Пона, заулыбался и приветственно махнул рукой.
- Откуда все вас знают? - спросил я недоверчиво.
- Не все, но многие, - ответил монах, приглаживая вовсе не подходившую служителю Будды шевелюру. - Неужели ты думаешь, что я всю жизнь просидел в глуши?
Честно говоря, насчет прошлого брата Пона я давно не строил догадок.
Мы перешли Наклыа-роад, и двинулись в сторону моря даже не по переулку, а по узкой щели между домами. Едва сделали несколько шагов, как куча тряпья под одной из стен впереди зашевелилась и села, превратившись в человека.
Черные волосы его были грязны и спутаны, закрывали лицо и падали до лопаток. Через майку в прорехах виднелись тощие ребра, впалый живот, шею украшали царапины, различимые даже во мраке.
- Са ват ди храп, - сказал монах, и получил в ответ неразборчивое мычание.
Человек улегся обратно, а мы прошли мимо, причем я уловил мощный запах перегара.
Еще через десять метров под ногами заскрипел песок, впереди открылось море. Дома остались позади, вправо и влево протянулась узкая полоса пляжа, но вовсе не такого, куда приходят купаться туристы.
Судя по запаху гниющего мусора, неподалеку располагалась свалка, с одной стороны виднелся остов рыбацкого корабля, лежащий на боку, наполовину разрушенный, с другой дрожали оранжевые лепестки небольшого костра, можно было различить сидевших вокруг него людей.
- Вот, нам сюда, - сказал брат Пон.
Мы сделали несколько шагов, и я понял, что рядом с огнем расположились типичные тайские бомжи - заросшие и небритые, грязные и вонючие, облаченные в невероятное тряпье.
Отвращение поднялось в душе, но поскольку я ему не поддался, тут же отступило.
Зато недоумение осталось.
- Зачем? - спросил я.
- Ну я же говорил тебе, что научиться кое-чему можно у любого встречного, - ответил брат Пон, и принялся по очереди здороваться с сидевшими вокруг пламени клошарами.
Они радостно ухали, гнилозубо улыбались и даже делали ваи!
Один из бомжей таскал на себе кучу всяких железяк вроде цепочек, брелоков и маленьких замков, и тихо позвякивал при всяком движении. Другой мог похвастаться узлом из волос на макушке, третий был настолько мал ростом, что сошел бы за ребенка, если бы не лицо в морщинах и жидкая бороденка.
Меня удостоили нескольких кивков, я поклонился в ответ.
- И чему можно у них научиться? - спросил я, когда мы уселись на песок.
- Хотя бы отношению к смерти, - сказал брат Пон. - Им нечего терять и бояться. Каждый готов уйти из этой жизни, не цепляясь за тело, за богатства, друзей и родичей... Как сказал один из древних - могучие и гордые цари одолевают армии из пехотинцев, конницы, слонов и колесниц, но победить врага единственного - смерть - не могут... Вот львы, вонзая когти в виски слонов, сбивают пыл своих врагов и уши рассекают им, но встретившись со смертью, засыпают, лишившись гордости и сил... Змеи людей кусают острыми зубами, несущими огонь смертельный яда, но даже не пытаются ужалить смерть...
Среди жаркой весенней ночи повеяло холодом, и я невольно поежился.
- Я еще побеседую немного с нашими хозяевами, - продолжил монах после паузы. - Ты же ложись, и спи, и вспомни осознавание во сне, наверняка давно его не пробовал?
Я покаянно кивнул - это упражнение я и в самом деле забросил.
Да и нельзя сказать, чтобы оно у меня когда-то получалось по-настоящему...
- Вот тебе, держи, - брат Пон извлек из рюкзака свернутую пляжную подстилку. - Подушки нет, уж извини.
Я улегся чуть в стороне, так, чтобы не мешали возгласы и взрывы смеха.
Начал, как полагалось, со смрити, полного осознавания, но войти в него я не смог. Поначалу с помощью "это не я, это не мое" растворил и ослабил приправленное раздражением удивление по поводу того, что вымогатели откуда-то знают про Чена-Одноглазого. Зато потом меня одолели раздумья на тему "где достать денег" и сомнения типа "какого черта я тут валяюсь на берегу с вонючими бомжами".
Я ворочался, злился на себя, пока не провалился в тяжелый сон.