Аннотация: Все начиналось как обычно. Простой студент, нищее существование. Но иногда, если очень хочется, жизнь подкидывает шансы
Глава 1
Резкий рывок за плечо отшвырнул меня назад к обочине, и автобус проехал, возмущённо сигналя и визжа тормозами. Несколько секунд тупо смотрел на промчавшуюся мимо смерть, и колени начинали предательски подрагивать. А плечо вопило от железной хватки руки, которая вытащила меня из под колёс автобуса. В это время на фоне синего неба загорелось зелёное пятно светофора, милостиво разрешившего пешеходам, маленько опешивших от моей прыткости, перейти дорогу. Я остался на месте не в силах двинуться.
- Рано тебе ещё на тот свет, и этот не плох - произнёс незнакомец, разжимая руку.
Шатнуло. До меня стало доходить, что уже пошла минута, как я должен был лежать под колёсами автобуса. Вид у меня, наверное, был ещё тот, потому что человек, на которого я только сейчас взглянул, взял меня под руку и перевёл на другую сторону дороги. Мыслей не было, странное оцепенение, охватившее меня, почему то не проходило. Тёплый июльский ветерок, дувший мимо каштанов, овевал меня.
Пробилась мысль - "Живой, ветер дует, мимо едут машины, на улице суббота". Я открыл рот, поворачиваясь к своему спасителю, собираясь рассыпаться в благодарностях, но наткнулся на пристальный взгляд серых стальных глаз, в которых мелькало странное узнавание, как будто человек вспоминал что - то давно забытое, и мой рот сам собой закрылся, чуть не прикусив язык, наполнился горькой слюной от мысли, что уже не молодой мужчина, стоявший рядом с тенистым платаном, странно мне знаком, хотя в голове засела уверенность, что вижу его я впервые.
- Николай - назвался он, протягивая мне руку - Андрей - просипел я, пытаясь подавить предательскую дрожь в конечностях и достойно ответить на приветствие. Мою ладонь сжала та же стальная хватка, но я сохранил привычное, бесстрастное выражение лица, хотя боль и саданула по нервам.
- Большое вам спасибо, что вытащили из-под машины - начал я свои благодарности - а то умирать я сегодня не планировал. Николай обозначил контур улыбки на твёрдо очерченных губах и моментально погасил её, так же пристально смотря на меня. Не произнося ни слова, он вытащил из кармана лёгкого летнего пиджака маленький светлый прямоугольник визитки и протянул мне. На ней был только телефон и имя Николай.
- Позвони мне к вечеру - произнёс он, думая о своём. Неспешно развернувшись, пошёл вдоль тенистой аллеи, с одной стороны подпёртой полосой движения, а с другой - высоким серым бетонным забором Восточного Депо.
Тупо уставившись на визитку, я разгонял нестройных хор мыслей, завертевшихся в голове. Рука сама засунула плотный прямоугольник в карман. Медленно двинулся вдоль того же забора, но в другую сторону, в сторону дома.
Краснодарское лето давило солнечными лучами голову, но по спине, не унимаясь, бежали холодные мурашки. Серая стена ребристого бетонного забора ушла влево, и я зашёл в благодатную тень кирпичной многоэтажки, торчавшей среди гаражей и бараков Дубинки, как прыщ на лбу.
Мимо потянулись унылые облезшие стены многоквартирных бараков, запахло жареным луком и чем-то сладко гнилым. Обшарпанные заборы карябали взор своей уродливостью, и невольно шаг ускорился. Показалась знакомая калитка в заборе, который защищал стену дома и полметра земли перед ней. Поиск ключей в карманах оказался непростой задачей, пальцы жили своей жизнью и упорно не слушались головы, в которой, наконец-таки вспыхнул огонь раздражения. Злобно зашипев и обрушив на себя и весь мир пару крепких словечек, дверь открылась, и унылый вид традиционного бардака в маленьком коридоре добавил настроения. Стали припоминаться подробности совместного жития-бытия с полу выжившим из ума стариком, чей ночной горшок, стоящий у двери и покрытый подозрительными пятнами, испускал сейчас отнюдь не благоухание роз. Огонь раздражения разгорелся сильнее, и в голове понеслись комбинации вариантов переезда на другую квартиру.
Через полчаса, насытившись традиционным блюдом студента, я сидел за грязным столом и вертел в пальцах светлый прямоугольник визитки, которая абсолютно не вписывалась в окружавший меня хаос, царивший на тёмной кухоньке моего жилища. Перед взором стояло лицо Николая. На вид ему где-то за пятьдесят, неброская, но дорогая одежда, выдававшая принадлежность к среднему классу людей, но лицо... Смутные, неясные ощущения пару раз коснулись сознания и уплыли в глубину покрытого мраком подсознания, оставив желание увидеть его ещё раз.
Мысли переключились на окружавшую меня обстановку. Через две двери кухни взор скользил по грязным засаленным занавескам, паутине, нагло свисавшей с потолка, по старому дивану, на котором кучей лежало одеяло, подушки, покрывала и какие-то тряпки, и, наконец, упёрся в раскладушку, стоявшую у окна и служившую мне ложем. Её рельеф напоминал горную цепь, долинами в которой был провисший брезент, а пиками были натянутые пружинами складки. В спине вспыхнула боль от тени мысли, что нужно будет вечером опять ложиться на это орудие пыток. Зрела уверенность, что я достоин более комфортного угла, и стук входной двери окончательно укрепил уверенность в необходимости переезда.
- Привет студент - поздоровался дядя Яша, по возрасту годившийся мне в деды, но которого я упорно именовал дядей. С улицы на кучу лежавшего в прихожей хлама полетели удочки, пакет, покрытый рыбьей чешуёй, в котором что-то трепыхалось, и целый дождь каких-то проводов, алюминиевых раздавленных банок, которые после сдачи в металлолом, превращались в деньги, тратившиеся дядей Яшей на разбавление своего рациона горячительными напитками.
- Ну ка, пособи Андрюха - пропыхтел вспотевший от усилий дядя Яша, пытавшийся вытащить со дна тачки громадную коробку. Моё присутствие оказалось кстати, и вдвоём, с помощью чьей-то матери и прочих родственников коробки, мы затянули её в коридор, почти перегородив вход на кухню.
- Это вы рыбу так упаковали? - вопросительно глянув на старика, поинтересовался я.
- Ага, рыбу. Мужики со свалки конфет на гостинец передали, видишь - указал он на этикетку, приклеенную сбоку. - Птичье молоко, срок годности вышел, вот его на свалку то и свезли. Целую машину, как они говорят, всё конечно растянули, но для меня отложили одну коробку - похвастался он, довольный своими связями на местной свалке, располагавшейся неподалёку от берега Кубани, куда дядя Яша частенько ходил наловить рыбы, да пообщаться с жителями мусорного полигона.
- Дак его же есть нельзя, оно же пропало - указал я на очевидный факт.
- Сам ты пропал, на, попробуй, - возмущенно отрывая скотч, вскинулся он - если бы нельзя было его есть, стал бы я тащить коробку с берега?
Подозрительно осмотрев протянутое лакомство, я тщательно прожевал конфету, и сомнения рассеялись.
- Дядя Яша, я буду съезжать с квартиры - неожиданно для себя, ляпнул я - мне предложили перебраться поближе к колледжу, у меня родственники живут недалеко - покривил я душой.
- Ну, раз надумал, давай, отговаривать не буду, ежели что, давай обратно - великодушно разрешил старый пень, воняя пивным перегаром.
"Ну-ну, так я и вернусь" - подумал я, холодея при мысли, что весь переезд состоит из мысли, оброненной дядькой Сашкой в один из визитов на выходные в Ильскую. Мол, чего ты к родичам не пойдёшь на квартиру, дед Александр, сколько лет уже живёт один в большом доме. У него комнат много, займёшь одну, и ему скучно не будет, и тебе нормально.
Сборы заняли ровно полчаса, и так как на дворе была суббота, тем более лето, я с чистой совестью имел возможность двинуть в Ильскую, чтобы пополнить запасы продовольствия, постираться, да прихватить немного цветного металла, чтобы сдать в Краснодаре.
Короткое прощание не растравило душу до крови, и я почти бежал к виднеющейся из-за крыш бараков, высотке. Это был выход из района с романтичным названием "Дубинка", где я прожил почти два года.
Мысль в голове крутилась только одна: "Чего я сорвался?" Жил, да жил себе почти в центре города, недалеко учёба, работу можно близко найти. А вот взял, в один час и съехал с квартиры.
Тяжёлая сумка больно резала плечо, и настроение начало портиться. Глаза скользили по идущим навстречу людям, в основном по девушкам, чьи мини юбки и тоненькие маечки, притягивали взор, словно магнит. Вспомнилась визитка, лежавшая в кармане джинсов. Звонить было неудобно, но рука сама вынула потрёпанный сименс из чехла и набрала номер.
- Алло, это Николай?
- Да, с кем разговариваю? - произнёс спокойный голос.
- Это Андрей, которого вы сегодня из-под машины вытащили ... - недоговорил я, и был прерван абонентом на другом конце трубки.
- Сможешь подъехать через сорок минут на угол Северной и Передерии? - сквозь странные звуки услышал я вопрос.
- Да, я как раз в сторону центра выезжаю, к вокзалу, заеду и к вам - пообещал я.
- Жду - в трубке зазвучали гудки отбоя.
Любопытство перевесило чашу весов моего настроения и ноги понесли меня к знакомой остановке, на троллейбус.
Четверть часа спустя, водитель рогатого древнего чуда на колёсах объявил, что, мол, следующая остановка Передерии. Я с протяжным внутренним стоном взгромоздил на себя сумку с пожитками и прошел к двери.
Улица Северная в этом месте Краснодара ничуть не походила на основную транспортную артерию города, а имела вид обычной тенистой улочки. Рядом с остановкой высился капитальный кирпичный забор, за которым виднелась окружённая прохладой деревьев, школа. В лучах заходящего солнца она ослепительно сияла свежей побелкой и таращила на улицу окна, заклеенные пожелтевшими газетами.
Звук телефонного звонка прервал моё созерцание достопримечательностей того места где я очутился, а знакомый голос моего спасителя отрезвил и направил к понравившейся мне школе. Пройдя вдоль забора, я оказался около дырки, прикрытой куском шифрины.
Проникнув внутрь, я увидел толпившихся около входа в школу пацанов лет пятнадцати. У каждого в руках была спортивная сумка, у некоторых были длинные палки. Короче типичное зрелище около любой секции любого вида единоборств.
Я подошёл к дверям и со стоном скинул на крыльце проклятую сумку, нещадно растиравшую плечо. Набрав номер Николая, прослушал инструкцию пройти внутрь, что и сделал, вызвав некоторое возмущение в толпе жаждущих учения подростков. В школе было прохладно и тихо, пройтись по школьному коридору, вдохнуть знакомый запах школы к собственному удивлению было приятно. Спортзал я нашёл, ориентируясь по звукам ударов, гулко отдававшихся в здании.
Войдя, я оказался в гуще боевых действий. С десяток человек летало по залу, из немыслимых положений нанося друг другу удары, уклоняясь и блокируя атаки противников. В одном из бойцов я узнал Николая, который встретившись со мной взглядом, мельком кивнул - мол, привет, одновременно роняя на пол, налетевшего сзади бойца.
И тут я оторопел, челюсть моя начала падение вниз - За один миг, сбив двух человек, Николай буквально пролетел в другой конец зала, размазываясь в воздухе от скорости. Прыжок, и казалось, человек стоящий у стены получит страшный удар ногой в голову. Но, седовласый оппонент Николая уже стоял на два метра левее. Его движений не заметил никто, и так же внезапно, он оказался рядом с приземлившимся противником. Они замерли. Потные и распаренные бойцы обступили их, и я тоже кинулся к ним. Одетые в простые камуфляжные штаны и майки, они были похожи, как два стандартных штыка, такой же стальной блеск в глазах и веющее ощущение опасности, исходящее от обоих. Старые крашеные десятки раз доски застонали, принимая на себя вес, в прыжке сокративших до минимума дистанцию, противников. Седовласый, изогнувшись, пропустил рядом с головой локоть Николая и наметил удар в незащищённое горло противника. Напряжение спало и они обменялись дружеским рукопожатиями.
Бой закончился так стремительно, что я ещё две минуты стоял и оторопело смотрел на расходящихся по небольшому школьному спортзалу мужиков.
Ко мне подошёл Николай и протянул руку.
- Привет крестник, молодец, что пришёл - с улыбкой произнёс мой утренний спаситель - Мы тут, как видишь, развлекаемся.
- Хорошие у вас развлечения - глянув на седовласого, подошедшего к нам, промямлил я
- Это Георгий Алексеевич, тренер и наставник этих гавриков - махнул рукой в сторону переодевавшихся в стороне подопечных Георгия Алексеевича.
- Это Андрей, я тебе говорил о нём, вполне перспективный молодой человек, несмотря на некоторую невнимательность - Георгий Алексеевич протянул руку - Рад знакомству, Андрей.
Я постарался не скривиться от железного рукопожатия тренера и ответил, как мог. Повисла пауза.
- Молодец - удовлетворённо произнёс Георгий Алексеевич - рука мужчины, из него выйдет толк.
Я недоумённо глянул на Николая, который усмехнувшись, взял меня за руку и отвёл к большому окну, закрытому деревянными решетками.
- У тебя впереди очень насыщенная жизнь и надо быть готовым к любым сюрпризам жизни. Сегодня ты это прочувствовал на своей шкуре - Без обидняков заявил он - реакция лучше всего развивается в поединке, ты это видел. Георгий Алексеевич тренирует телохранителей первых лиц края, а сам работает в Москве. Несмотря на возраст, его кондиции позволяют в течении тридцати часов без перерыва вести бой с тремя противникам. Моя челюсть в который раз отвисла. В голове замелькали сюжеты из любимых книг, где герои, владея сказочными видами боевых искусств, хитрым приёмом враз валят всех недругов. Мелькнула мысль, что я сплю. Мне довелось видеть то, что любой человек назовёт фантастикой. Чтобы человек двигался так быстро, что глаз не успевал за ним это удивительно, а загадочные перемещения Георгия Алексеевича в бою, вообще бы приняли за мистику. Но мне, прочитавшему тысячи книг, проштудировавшему всю фантастику, которую смог достать, это оказалось по силам принять без глупых вопросов и ненужных междометий. Хотя в серых спокойных глазах Николая мелькало ожидание именно такой реакции.
Он молчал. Ждал вопросов, расспросов, удивлённых возгласов. Но внутри меня созрела и лопнула от важности и собственной величины ядовитая капля гордыни - мол и не то видел. И натянув на лицо маску спокойного и бывалого человека, я вопросительно глянул на Николая.
Тень разочарования, промелькнувшую на его лице, я конечно приписал на свой счёт и мысленно злорадно потёр руки.
- Если хочешь, можешь заниматься у Георгия Алексеевича - прервал затянувшуюся паузу Николай - Я поговорил с ним, он готов принять тебя в младшую группу.
- Николай, зачем вы это делаете? - спросил я - Мы же с вами знакомы полчаса?
- Древние говорили: Спасаешь человека один раз, будь готов спасти его ещё раз - Туманно ответил он - В общем, захочешь заниматься, приходи в любое время, Георгий Алексеевич примет всегда. Да и ещё, будут какие-то проблемы или вопросы, звони. Телефон мой выучи наизусть и сожги визитку - Вообще напустил дыму он.
- Спасибо, как созрею я приду - пообещал я и пожал протянутую руку.
Переодевшиеся телохранители потянулись к выходу из зала, и я, махнув рукой Николаю, который завёл беседу с Георгием Алексеевичем, поторопился к выходу, так как времени оставалось мало, и я рисковал опоздать на вечернюю электричку.
Уже сидя в качающемся вагоне и перебирая этот безумный день, мне стало очень стыдно за свой юношеский выпендрёж, перед посторонними людьми. До слёз стало противно от самого себя, так как внутри оставалось трепетное впечатление от прикосновения к другому миру, миру моих грёз и фантазий, который неожиданно впустил меня в себя, а я и не понял этого сразу.
В исписанном окне вагона мелькали в лучах солнца знакомые очертания Кавказа, мимо проносились дачные полустанки, остывающие от дневной жары. Что-то изменилось во мне, что я не мог понять, попытки самоанализа проваливались, натыкались на непробиваемый щит хаотично метающихся мыслей и на твёрдую броню ленивого созерцания окружающего мира. Но что-то двигалось под этой коркой, как змея под песком в пустыне и не давало покоя.
Заверещал гудок тепловоза и замедливший ход поезд, вкатился в станицу Ильскую, мою малую родину. Знакомый перрон с бега перешёл на шаг, а затем и вовсе остановился, позволив угрюмым тёткам, носивших форму проводников железнодорожного транспорта, открыть двери вагона и выпустить уставших от зноя и дороги, пассажиров, в числе которых выпал из вагона и я, едва не сломав себе шею сумкой с пожитками. В кармане оставалось пять студенческих рублей, которые я потратил на переполненную маршрутку. Озверевшие от города ильские бабульки, заголосили на замученного с виду водителя, требуя не набивать маршрутку людьми, совершенно упуская из вида, что рейс был последний, и добраться на другой конец посёлка в восемь часов вечера, да ещё в субботу, можно было только пешком. Наконец, я согнутый в три погибели заслышал долгожданный звук заработавшего стартера.
Через десять минут, вечерняя тишина оглушила меня, и я толкнул деревянную калитку, с лёгким скрипом пропустившую меня во двор, который помнил меня ещё в пелёнках.
- Привет бабуля - поспешил я обнять вышедшую на скрип калитки бабушку, всегда встречавшую своего внука.
- Здравствуй Андрюшенька, как доехал, как учёба? - засыпала меня сходу она
- Ба, да всё нормально - ответил я, гася волну раздражения от традиционных вопросов, которые постоянно задавались мне вот уже в течение двух лет, каждый раз, когда я приезжал в Ильскую.
- Ну, пошли, пошли - потянула меня бабуля - я тебе как обычно приготовила толчёнку.
- Опять с пережаренной зажаркой? - съязвил я
- Вкусная, как ты любишь - любяще пропустила она мимо ушей дерзость от внука - скоро Дядя Саша приедет с хутора, тоже поужинает, а то совсем его Алька не кормит.
- Вот бедненький - закипел я - прямо сдыхает от голода, а как пить каждый день, да на вашей с дедом пенсии сидеть это пусть, он же такой несчастный - забыв, что сам сижу на этой же пенсии, злобно оторвался я.
Зайдя в кухню, в нос ударил незабываемый аромат толчёной картошки с зажаркой из золотистого лука, а вид стоящих в тарелке, на засаленной и изрезанной скатерти, солёных огурцов помутил разум, и захлёбываясь от голода слюной, я накинулся на роскошный ужин, который часто вспоминал, поедая чёрствый хлеб, смазанный маргарином или химическим кетчупом из "Магнита".
Утолив первый голод, я откинулся на стул и оглядел кухню в поисках перемен. Так же тикали настенные часы, педантично поправляемые дедом раз в сутки, из крана медленно собираясь, вытекала капля воды, котёл - источник тепла зимой, чернел на традиционном постаменте. Так же суетясь вокруг меня ходила бабушка, которая выливала на своего внука тонны любви и материнской ласки. Всё было по-старому. За окном прошёл дед, пыхтя "Примой" и шаркая разбитыми ботинками.
- А-а-а, студент приехал - Протянул дед, заходя в кухню - Как учёба?
- Дед, лето на улице, какая учёба? - едва внятно проговорил я, стараясь, чтобы огурец не выпал изо рта - Каникулы уже.
- А что это ты с сумкой приехал? - покосился он на мой баул
- Да решил съехать от дядьки Яшки, достало меня такое житьё, ни помыться, ни поспать.
- А я тебе сколько раз говорил, пойди к деду Александру, у него дом пустует - сказал дядька, заходя в кухню - Привет студент
Последовавший традиционный поединок, называвшийся рукопожатием, как обычно закончился моим поражением, а довольный дядька уселся около котла и на пару с дедом принялся пыхтеть сигаретой.
Бабуля, севшая рядом, искательно заглянула мне в глаза и завела старую песню.
- Андрюшенька, от отца весточка не приходила? - затаила она дыхание
- Не, ба, ничего не слышно.
- Как же так, он же болен, куда же он уехал? Ему питаться надо хорошо... -запричитала она о моём пропавшем отце, вызвав в груди глухую боль.
В памяти замелькало его лицо, рыбалка на Кубани, наша хата в Богдасаровском, ныне оставшаяся брошенной, так же как и я.
"Ну, хватит сопли пускать, свалил и ладно, детство кончилось" - окрысился я на глухую тоску, которая периодически накатывала океанскими волнами.
Мой натянутый смешок разорвал повисшее, как смог, молчание в кухне и притихшие дядька с дедом облегчённо заёрзали на табуретках.
- Ба, картошка просто вкуснятина - приободрил я ссутулившуюся и почерневшую от горя бабушку.
- Тебе понравилось, внучик? Может добавки положить? - оживилась она
- Не, я уже объелся - похлопал я округлившийся живот - Пойду на верх полежу маленько. Спасибо, ба.
- Иди, иди, внучик, отдохни, устал с дороги то - ласково погладила меня по руке бабуля.
- Поспи, жирок крепче завяжется - подколол дядька, скаля белые зубы, сверкавшие на загоревшем лице.
Достав из сумки книжку, я с протяжным стоном завалился на жутко скрипнувшую кровать, с наслаждением вытянув натруженные ноги.
Перед взором замелькали страницы, привычно расплываясь и волшебным образом погружая меня в сюжет книги, делали из меня - то предводителя орды варваров, грабящих города, то супер бойца, обладающим древними техниками боя. Мир, созданный писателем, властно отрывал меня от действительности, в которой я был всего лишь нищим полу сиротой. Книга давала в руки то меч, то рукоять надёжного аннигилятора, с которым не страшно выходить даже против боевых роботов. Это была моя настоящая жизнь, и отрываться от книги, чтобы взгляд в очередной раз упал на побеленный потолок, жутко не хотелось. Но глаза начало резать и пришлось встать, сгущавшиеся за окном сумерки, переполненный мочевой пузырь погнали меня на улицу.
Выбежав в огород, я с наслаждением вдохнул вечернего воздуха и, рассматривая загоравшиеся звёзды, зажурчал, поливая струёй траву около курятника. Во дворе неспешно беседовали дед с дядькой, ковыряясь при свете лампочки в недрах древнего Уазика.
- ... в сорок третьем стояли здесь за старым карьером, зачем, никто не знает, всех их тогда мы накрыли, никого не взяли живыми, с СС - овцами у нас был короткий разговор, пуля в лоб. Хотя потом НКВД долго нас таскало по допросам - рассказывал дед.
- А на греческом хуторе тогда ещё жили? - спросил дядька
- Нет, перед войной их всех выселили за Волгу, как не благонадёжных. Хутор и захирел. А табачок греки хороший растили, как сейчас помню пацанами бегали за карьер, на плантации, воровали виноград, да табак рвали. Греки хороший народ, помню дед жил там один, кажись Оксидис звали его, дак нам сказки рассказывал о чудовищах Титанах, которые жили здесь до людей, клялся, что знает место, где с призраком можно говорить. Даже один раз заврался, что в овраге возле камня видел его в темноте - хмыкнул дед
- Так их в тридцать девятом же выселяли? - свернул с темы дядька
Облегчившись, я пошёл к ним, заинтересованно прислушиваясь к беседе.
- Проснулся студент? - Спросил меня дед, стоя ко мне спиной. Дед обладал каким то чутьём, его практически невозможно было застать врасплох. Во время войны, он служил в разведке, и многие рассказанные им истории были почти фантастикой.
- Чего это вы тут делаете? - Заглянул я в недра открытого капота Уазика - Опять машину ломаете?
- Ага, давай подержи трамблёр - дядька сунул мне в руки грязную железяку - Я прикручу пока крепление.
- Фу, какая гадость - процитировал я водяного - Не люблю я машины.
- А ты и не люби, ты подержи - ухмыльнулся дядька.
- Деда, а ты чего рассказывал про греков? - спросил я у возившегося со сваркой старого разведчика - тут разве греки жили?
- А как же, они по всему Кавказу жили раньше, потом перед войной их выселили за Волгу, но большинство сами уехали. Вокруг Ильской до сих пор остались развалины их хуторов. За карьером, где песчаник добывали, был их хутор. Они табак сажали, виноград растили. А мы детворой вечно там ошивались. Родители работали на них, платили хорошо, и кормили нас. По вечерам деды байки травили, сказки да небылицы рассказывали. Один почти слепой дед, его звали Оксидис вообще постоянно только сказки и рассказывал. Говорили умом тронулся, когда в лесу с пьяну заблудился. То ли черти привиделись, толи ещё кто-то, а говорил только о чудищах всяких, да о летающих островах в море.
- А потом что? - затаил я дыхание
- А потом Иосиф Виссарионович решил убрать с Кавказа всех неблагонадёжных и переселил всех кто остался - греков, немцев, черкесов за Волгу и дальше. И началась война. Плантации заросли, дома взрывали и наши и немцы. На греческом хуторе, как раз стоял батальон СС и каких-то ихних учёных, которые копали курганы и лазили по окрестным горам. Мы их в рейде один раз всех накрыли, спящих резали... - Дед замолчал, стиснув побелевшими пальцами держак сварки.
Мы с дядькой притихли и замерли, стараясь не прервать воспоминания деда, который сейчас жил только этими воспоминаниям.
- Мы этих гробокопателей называли Анарыбы, пленные говорили, что так назывался их университет. Нас потом долго таскали НКВД-шники, всё пытали, что видели, да как бумажки какие-то искали.
- Деда, а сейчас на хуторе есть что-нибудь?
- Нет, остались только фундаменты домов, да бетонные бассейны, для сбора воды - дед засверкал сваркой - мы с дядей Сашей ездили там недавно, ничего уже нет, заросло всё. Блиндаж только командирский остался, под горкой справа от входа на поляну. Там мы СС-овцев и брали. Они собирались отступать, уже всё из него вывезли. Я думал чем-нибудь поживиться, да пусто оказалось.
Дядька протянул руку, и я отдал трамблёр. Послышался приглушённый мат, клацнули защелки, и он облегчённо вздохнул.
- Ну вот, можно заводить. Я завтра на делянку еду за лесом, как раз могу показать тебе блиндаж и хутор - прищурясь молвил он.
- Во сколько ж вставать надо? - я услышал испуг в своём голосе.
- Да не боись, в шесть уже надо выехать - хмыкнул он, закрывая капот.
Мысленно застонав, я поплёлся в кухню, откуда маняще тянуло пекущимися оладиками. Яркий свет больно резанул по натруженным от чтения глазам. Проморгавшись я усмотрел на столе груду готовых оладьев на огромном блюде, большую банку домашней сметаны и серого нагло щурящегося жирного кота, который засунул свою морду по самые уши в эту самую банку. Бабуля, как ни в чём не бывало, суетилась около плиты, не замечая вопиющего безобразия.
Волна праведного гнева поднялась из самых тёмных и дальних пределов моей души, и холодом сковало мозг, оставив одно желание - уничтожить врага. Быстро и незаметно подкравшись к столу, я схватил страстно метавшийся, полосатый хвост и торжественно поволок обмершего татя на улицу, где сотворил быстрый и безжалостный суд - зашвырнув, воющего кота на крышу дома. О чём тут же пожалел. Истошный вой разодрал мирно стелющуюся над сонным посёлком тишину.
- Что случилось? Кто орал? - донеслось со стороны гаража.
Сделав безучастную мину на лице, я вернулся на кухню, где глуховатая, но заботливая бабушка уже намазала первый ряд оладьев сметанкой, беззвучно шевеля губами, считая порции. Разочарованный вой кота стих. С улицы зашли дед и дядька, часто моргая и делая последние затяжки самокруток.
- Мать, ты чего с котом сотворила? Аж на дом забрался, да орёт теперь как резаный. Никак на хвост наступила? - вопрошал дядька, вопросительно поглядывая на меня.
- Да это он мышу увидел, испугался бедолага, вот и залез повыше - губы мои злорадно растянулись - Ба, я со сметаной не хочу, с мёдом оладьи буду - Остановил я бабушку, подвигавшую мне сметану.
Бабуля полезла в облезший шкаф, доставая бутылку и две рюмки. Родственники радостно заёрзали на пятых точках, вмиг позабыв про оладики.
- Мать, перцу достань - бросил дед.
- Опять, старый, перцовку бодяжить будешь, а ночью корвалолом запивать будешь? - вскипела бабуля, переживая за деда, который на старости любил прихвастнуть перед сыном да внуком фронтовой закалкой.
Коронным номером деда было поглощение напитка, который назывался "Коктейль Молотова". На моих глазах он мешал пол стакана красного жгучего перца и отменного шестидесяти градусного первача, и залпом принимал в себя эту ядерную смесь. Ни одна морщинка на его лице ни разу не шевельнулась, заставляя разевать рты всех присутствующих. В памяти всплыла картина двухлетней давности, когда на спор дядька спьяну хлебнул дедова зелья. Спор он тогда проиграл.
- Дед, а ты как такую гадость то пьёшь? - в который раз задал я вопрос, на который никогда не получал ответ.
- А ты попробуй зимой три километра по шею в воде походи, тоже научишься - ответил чуть севшим голосом дед - Сиваши в феврале сорок четвёртого форсировали. По сухому было не пройти, а немец прижал наш полк к морю. Артиллерия осталась без снарядов, вот и был приказ через лиман, мелко там, по горло, вброд перетаскивали пушки и снаряды ночью. Берёшь на горб зарядный ящик, тебе стопку с перцем нальют и марш в воду. По пятнадцать раз за ночь ходили, там вот и научился - Захрумкал он солёным огурцом.
Бабушка завздыхала, засуетилась, наливая чай, а дядька вдруг закашлялся. Недожевав оладик щедро смазанный сметаной, он выплюнул здоровенный клок кошачьей шерсти. Меня скрючило от хохота, а дядька выбежал из кухни, матюкая всех котов и их ближайших родственников.
- Опять Мурзик нашкодил - улыбнулся дед.
- Бабуля, ты посматривай за котом, а то мы его скоро из тарелок доставать будем - сыто потянулся я, и, вставая, чмокнул бабушку в щёку, молчаливо благодаря её за ужин.
- Андрюша, ты завтра в лес едешь с дядей Сашей? - спросила она - Можешь перегною набрать в лесу? Я рассаду хочу высадить в грядки.
- Ба, ну чего, прям завтра это надо? Давай в следующий раз, а? - Меня передёрнуло от мысли, что удачная вылазка в лес может оказаться под угрозой, и придётся возиться с мешками, землёй, да и вообще работать надо будет.
- Лодырь ты - обвинил меня дед, сердито сверкнув очами из-под кустистых седых бровей.
- Да молчи ты старый, устал он за неделю, учился - заступилась бабушка.
А я, задрав нос, проскользнул в дверь и помчался к себе в комнату. Уже засыпая, я вспомнил рассказ деда о таинственном немецком институте, греках и старом Оксидисе. Воображение начало прорисовывать картины прошлого, как живые встали предо мной учёные института Ананербе, оккультного научного подразделения Третьего Рейха, о котором я много читал в фантастических романах про войну.
"Чего же они могли искать около заброшенной деревни?" - задавался я вопросом.
"Неужели интересовались титанами старого грека?"
"Да брось ты, начитался Голованова, теперь мерещится всякое" - скептически обрубил я свои мысли.
"Всем спать, завтра ж на рыбалку" - скомандовал я, процитировав киногероя.
Сквозь сон мне послышалось странное завывание, раздававшееся с крыши, но из объятий Морфея меня уже было не вытащить.
**************
Удар потряс долину под моими ногам, и я пошатнулся, стоя на выступе скалы. Ужасной силы рёв заставил меня опуститься на одно колено.
- Вставай - Рычало небо, и я сорвался в пропасть вместе с отколовшимся уступом.
- А-а-а - я подскочил с постели, чуть не сбив с ног опешившего дядьку.
- Эй, тише ты - остановил меня он - стариков разбудишь!
Судорожно вдыхая спёртый воздух, я с ужасом озирался по сторонам, ожидая появления монстров, инопланетян, или кого-нибудь пострашнее. Но самым страшным в спальне оставался дядька, который многозначительно хмыкнул, глядя на обложку лежавшей около кровати книги.
- Ты со своим чтением совсем мозги свернёшь, уже кошмары снятся - покачивая головой, он вышел из комнаты.
Я заходил по комнате, больше напоминающей гроб, одеваясь на ходу, потому - что заслышал звук заведённого двигателя. Дядька ждать не любил, и пришлось на бегу захватить с кухонного стола оладьев, не обращая внимания на разбежавшихся от моего появления тараканов. Зубы почистить времени уже не оставалось. Настроение было нулевое, когда выйдя во двор, я заметил развалившегося на утреннем солнышке Мурзика. Пробегая мимо него, я смачно двинул вороватого кота ногой, проследив как, кувыркаясь, тот плюхнулся в выварку с водой. Времени проследить за дальнейшей судьбой любителя сметаны уже не оставалось, так как дядька уже отъезжал от двора. Пришлось напрягаться и догонять УАЗ, который резво стал набирать скорость.
Уцепившись за задний борт армейского джипа, я завалился внутрь и, хрипя, переполз на переднее сидение. Довольный дядька чего-то напевал себе под нос, и искоса поглядывал в мою сторону, делая вид, что не замечает меня. Я демонстративно отвернулся и уставился на проплывающие мимо заборы Ильской. Нас стали обгонять КамАЗы, и ТАТРы, мчавшиеся на всех парах за щебнем в Дербенку, на карьер. Они даже по посёлку ездили со скоростью под девяносто, хоть с грузом, хоть без.
Дядька свернул с асфальта в узкую улочку, круто забиравшую в гору, и, хрустнув, коробкой передач, вездеход бодро полез вверх по склону. Дома стали редеть. В полном молчании мы выехали за посёлок. Я узнал дорогу, которая вела на поселковую свалку, так как частенько наведывался на полигон за цветным металлом, который был для меня дополнительным заработком.
По накатанной грунтовке УАЗик, мощно взрёвывая, помчался как по асфальту, распугивая стаи ворон, которые мирно дремали, расположившись на замерших нефтяных насосах - тут и там видневшихся по склонам сопки, на вершине которой и раскинулась живописная свалка.
- Чего - то сегодня насосы повыключали - сквозь шум двигателя услышал я.
- Выходной сегодня, вот и выключили - ответил я, принимая от дядьки приглашение к разговору.
- Дядь Саш, а вы что-нибудь знаете о греках, которые тут жили? - поинтересовался я - Интересно, что немцы тут искали?
- Да слышал от бабушки Егоровой, мальцом, будто бы жили они тут ещё до черкесов, никто их не трогал, со всеми мирно жили, табак выращивали, виноград. Вон все склоны были виноградниками засажены - Он приостановил машину и указал на противоположный край долинки, где на голом склоне сопки росла сейчас только трава.
- А куда же они подевались все?
- Андропов все под корень извёл, когда за трезвость сражался, а там ведь кустам по триста лет было, плети у комля толщиной в полметра были, длинной по сто метров. А вкусный, какой был вкус у-у-у, я видел последние кусты - гронки по десять кило были, а виноградины размером с небольшое яйцо были. Съешь штук десять, пол дня сытый ходишь - он досадливо качнул с головой - таких сортов больше нет, не умеют наши виноград разводить.
Машина перевалила через небольшой ров - колею от машин нефтяников, размытую дождями до размеров русла небольшой речки. И перед нами открылась живописная панорама на окрестности Ильской. Холодный утренний воздух ещё не скрыл дымкой горизонт. Вдалеке виднелись многоэтажки Краснодара, ближе извивалась как змея трасса Краснодар - Новороссийск, нанизывая на себя станицы и посёлки, и прокалывая чёрной лентой желтеющие поля. Огромная лужа Крюковского водохранилища ярко блестела в лучах утреннего солнца.
Я глубоко вдохнул свежий утренний воздух, и сразу же закашлялся, забыв, то передний план панорамы был завален буртами мусора. Гниющие под горячим солнцем отходы человечества выдавали такой букет ароматов, что иногда кружилась голова.
- Тут раньше добывали известняк и песчаник - он указал на зияющую посреди свалки ямину - Это бывший забой.
В своих походах на свалку я проходил мимо неё, стараясь не приближаться близко, так как сейчас она использовалась как могильник для павшего скота и кормушка для несметного количества воронья.
Мы вырулили на основную дорогу, проходившую через центр свалки, и поехали на противоположный её конец, где раньше был автодром ДОСААФ. На встречу попалась парочка обитателей свалки, с которыми мы любезно раскланялись, так как знали всех местных завсегдатаев, жаждущих цветных и чёрных металлов.
Зелёный дубовый лес, с двух сторон обнимавший свалку встретил нас чистотой линий и лесными запахами, людской бардак не смог пробиться в лес дальше десяти метров. Проехав под сенью деревьев метров сто, дядька остановил машину и указал на странные выемки в земле по обе стороны от дороги, пунктиром выгибаясь в защитные линии обороны.
- Немецкие окопы. Здесь стояла их артиллерия, которая обстреливала трассу и наши позиции - сообщил он, трогая машину с места.
- Далеко ещё до хутора?
- Да он собственно уже и начался. Раньше здесь была аллея и красивая дорожка от карьера на хутор.
Дорога нырнула в овражек и взобралась на холм, с которого открылся вид на большую, вытянутую поляну, которую разрезала на две части чернеющая колея. Обступавший, бывшее поселение греков, лес справа был разорван крутым оврагом. Через разрыв открывался вид на Крюковку, а чуть ближе как на ладони стала видна трасса.
- Прекрасная позиция для пушек - сумничал я - батарея наверняка была здесь. Я ткнул пальцем в ровную площадку видневшуюся слева от нас.
- Да, там она и стояла, а в том лесочке - он указал на небольшие заросли на другом конце поляны - находится блиндаж. Раньше это было возделанное поле, греки табак сажали, а жили в лесочке вокруг поля. Сейчас посмотрим, что тут осталось.
Оставим машину около выезда из леса мы подошли к зарослям ажины, громадными клубками опутывающие края поляны. Пригревающие лучи солнца нежно грели кожу. Захотелось чего-нибудь спеть, сплясать, или просто пробежаться. Дядька осторожно стал протаптывать тропинку между колючих плетей и кустов крапивы. Углубившись в тень нависающих деревьев, он окликнул меня. Пробравшись сквозь колючки, я оказался около торчащего из земли бетонного конуса.
- Вот немногое, что осталось от богатого хутора, уже даже фундаментов не видно - он похлопал по серому бетону - это бассейн для сбора и хранения воды, тут их много осталось.
В конусе бассейна обнаружился люк, через который виднелась чёрная вода, поверхность которой была усеяна мелким плавающим мусором - бутылками, палками и какой-то серой дрянью. В нос ударила волна сладковатого запаха разложения - явно бассейн стал последним пристанищем для какой-то живности.
- Там ещё парочка - ткнул рукой в заросли дядька - Ты тут походи, а я на делянку поеду, это недалеко. Выйдешь на дорогу пятнадцать минут ходу и на месте - он раздвинул ветки и вышел на нещадно палившее солнце.
Сквозь пение птиц и шум листвы пробился звук заработавшего двигателя и хруст включившейся передачи. Машина проехала мимо и постепенно на поляне воцарилась летняя тишина, нарушаемая редким полётом майского жука.
Пробираясь от бассейна вдоль поляны, я наткнулся на остатки фундамента. Камни, торчащие из него, выглядели как - будто сложили их пару тысяч лет назад. Густой подлесок скрывал остальные развалины и кучи битого кирпича, пряча от взоров останки недалёкого прошлого. Весь исцарапанный ажиной, исколотый колючками, изодранный ветками я вывалился на дорогу, решив, что лучше взглянуть на экспедиционный блиндаж.
По траве идти было гораздо приятнее, до тех пор, пока в штаны не вцепились скрытые в траве плети шипы ажины.
-Ай-я-я...-задушив в горле крик и замерев, я, внимательно осмотрел прочно впившиеся через ткань колючки. Шип ажины имеет форму рыболовного крючка и при рывке отрывается, оставаясь в ране, а острие содержит не очень приятные вещества, добавляющие "радостей" при заживлении. Очень аккуратно, стараясь не шевелиться, стал поддевать выгнувшуюся плеть, освобождая из колючего плена пленённые конечности, поскуливая от боли, когда особо загнутый крючок рвал драгоценные миллиметры кожи. В злобе отшвырнув последнюю плеть, я со стоном выпрямился и медленно попятился тем же путём каким и залез.
- "Как всегда не подумал, не осмотрелся - вечно прёшься на пролом"
- "Сам такой" - ругнувшись про себя, я побрёл в обход к недалёкому леску, который обещающе манил к себе зелёной прохладой.
Обходной манёвр занял некоторое время, которое пришлось потратить на марш-бросок через лес к блиндажу. По пути стали видны следы хозяйственной деятельности греков. Обнаружилась ирригационная система, умело вписанная в ландшафт - водосборный арык проходил вдоль склона, нависавшей над плантацией, горы, с двух сторон образуя гигантскую латинскую букву В, своей вершиной упиравшуюся в небольшой водоём, который служил накопителем и питал более мелкие канальчики, расходившиеся по всему полю. На его берегу обнаружился и вход в прекрасно замаскированный блиндаж.
Внутрь пришлось ползти на коленях, так как заросший и заплывший окоп окончился небольшой дыркой в холмике, который едва виднелся над травой. Обдирая бока, пришлось лезть, ползком протискиваясь сквозь нависавшие корни. Кроличья нора, вопреки моим опасениям не закончилась провалом сквозь землю, а вывела в просторное помещение, тускло освещавшееся через щель в потолке, в которую виднелась бездонная глубина неба.
Выплёвывая попавшую в рот землю, я гасил разочарование при виде пустой комнаты, так как невольно представлял себе груды интересных вещей - оружие, снаряжение, приборы. Но было понятно, что то, что нацисты не вывезли, давно растащили любопытная детвора, да многочисленные отряды чёрных копателей, наверняка по десять раз перекопавших всё вокруг. Внутри было прохладно и сухо, что было странно, учитывая близость водоёма. Глинобитный пол, засыпанный ровным слоем древесной трухи, был идеально ровный. Цепочки следов, пересекавших его в разных направлениях, указывали на частое посещение этой удобной норы разным зверьём. А в дальнем тёмном углу обнаружилась большая нора, к которой вела широкая вытоптанная звериная тропа. Пройдя вдоль бревёнчатых стен, покрытых мхом, я увидел несколько надписей на немецком языке, которые моментально стали понятны по рисунку изображавшему женскую грудь.
"Понятно, мужики голодные были" - хихикнулось мне, а внутри поднялась знакомая волна желания, которую с трудом удалось подавить. Побродив по пыльному блиндажу, пришлось согласиться с самим собой, что ловить тут нечего, но заглянув в нору, я обнаружил пожелтевший листок бумаги, уголок которой выглядывал из-под земли. Осторожно счистив землю, я дрожащими от возбуждения пальцами расправил его и подойдя к свету увидел ровные строчки, написанные чётким каллиграфическим почерком на немецком языке:
26 октября 1943 год
Прибыл ...........расположение............................груз........продовольствие и оборудование. Следы.........................................................координат.
На обратной стороне был нарисован топографический план местности, в которой я узнал хутор греков. Вокруг поляны были обозначены постройки и все сооружения, которых насчиталось порядка двадцати. Были обозначены и помечены даже оросительные каналы и накопительные бассейны вокруг домов. Страница была пронумерована и явно была вырвана, из какого-то регистрационного журнала, скорее всего из журнала экспедиции.
Сунув листок в карман, я упал на колени перед норой я начал выгребать землю неё, в надежде раздобыть ещё информации. Мягкая земля прекрасно поддавалась голым рукам, пока ногти, вдруг, противно не заскрипели по камню. По пальцу побежала горячая капля крови из-под сорванного ногтя, но было не до этого. Сунув в образовавшуюся дыру голову, я увидел ровный край камня, край которого был слишком ровным для обычного булыжника.
"От, так оно тебе и вот так"- пронеслось в голове- "Неужели схрон?"
Обеими руками схватившись за каменюку, я рванул его на себя, и неожиданно легко он подался. В руке был кирпич, с налипшими на него остатками известкового раствора. За рядом кирпичной кладки зияла кромешная тьма, в которую было глупо лезть без света.
Взгляд на часы - 15.06 - "Скоро дядька будет искать".
Решив вернуться сюда более подготовленным, я закидал нору землёй и как мог, заровнял все свои следы, на случай визита таких же любителей порыться в развалинах.
Улица дыхнула на меня жаром раскалённой печи и прижала к земле жгучими лучами полуденного кубанского солнца. На горизонте с северо-востока затягивало небо тёмными тучами, обещая к вечеру грозу. Свежий ветерок, шумя, пробежался по макушкам деревьев, качнув сонный воздух, залёгший на поляне. С наслаждением вдохнув, я побрёл по дороге в указанном мне направлении. В голове соблюдалось полное молчание. Самое приятное чувство - чувство познания неизведанного перекатывалось внутри, выделяя в кровь разные любопытные вещества.
Нарисовав на физиономии беззаботную мину, я подошёл к уазику, стоявшему около двух высоких дубов. Дядьку было не видно, однако, визжание бензопилы чётко указало направление.
- О, ты вовремя - обрадовался дядька, смахивая пот со лба - Сейчас будем грузить чурки.
На поляне больше напоминавшей поле боя, тут и там, были сложены стопки чурок, метровой длинны - будущая пища для каминов и печей. Промысел дядьки и заключался в заготовке дров для дачников и жителей посёлка не имеющих газа. Я равнодушно оглядел фронт работы и, молча, взялся расчищать дорогу к дальнему концу просеки, где виднелась самая грандиозная куча. Удивлению дядьки не было предела - чтобы я работал, молча, да не пытался изображать смертельно больного человека - в этом было что-то новенькое. А мне хотелось быстрее убраться отсюда, чтобы не привлекать лишнего внимания к этому месту. Хватая здоровенную ветку, моя рука предательски дрожала - это прорывался зуд нетерпения, стоически сдерживаемый то и дело слабеющей волей.
Работа спорилась и вскоре рессоры на УАЗике просели под весом дубовых чурок, а дядька, довольно потирая руки, достал из-под потёртого сидения связку мешков. Лопата тоже нашлась, и пришлось потратить ещё два часа, сгребая в кучи верхний слой перегноя, которые быстро были засыпаны в мешки и уложены поверх дров.
-Ф-у-у-х,- вытер пот со лба и, разгибая с хрустом натруженную спину, издал возглас дядька - ну вот и всё, а ты боялся.
- Да чего там боялся, я ещё покидал бы брёвен - с опаской пошутил я.
- Ну еще завтра приедем за остатками - обрадовал меня голос скрывшегося в кустах родственника - так что не боись, хватит тебе работы.
Я обозвал себя полным кретином и дюжиной "ласковых" слов, так как знал нрав дядьки, за шутками которого всегда следовало действие. Погрузившись в машину, мы тронулись по лесной дороге, освещаемой низко опустившимся солнцем. Разговаривать было не о чём. Мимо проплывал лесной пейзаж. Тут и там, как острые мечи, пронзали сгущающиеся тени, лучи солнца, выхватывающие из мрака подлеска то пень облепленный грибами и мхом, то кучи веток оставленных лесорубами. Расслабленное тело подавало мозгу сигналы боли в скрученных узлами мышцах.
В глаза брызнул ясный солнечный свет, на поляне ничего не изменилось. Я постарался меньше пялиться на скрытый осокой блиндаж. Внезапно дядька остановил машину.
- Ты нашёл блиндаж?
- Да, он почти завалился, но я пролез. Там пусто. -я постарался не выдать свою находку банальной дрожью в голосе.
- Дед рассказывал, что оттуда всё вывезли перед отступлением, а немцы должны были уехать утром, да не успели - усмехнулся он - А мы потом лазили в нём, ещё малышнёй, в войну играли.
Он завёл машину и плавно тронул с места, задумчиво вспоминая детские, беззаботные дни. Поляна осталась в пыли за кормой. Через час дрова были сгружены во дворе престарелых дачников, деньги получены, и уже в темноте мы заехали во двор, освещаемый тусклой лампочкой. Бабушка, открывшая ворота, с благодарностью в глазах смотрела на кучу мешков с перегноем, которую мы сгружали, стиснув зубы и шипя от боли в сорванных спинах. Вышедший из-за угла дома дед невозмутимо попыхивая папиросой, катил за собой тачку, с её помощью удалось управиться с перегноем в рекордные пять минут.
Сидя за ужином, дядька расслабленно балагурил, пропустив рюмку дедова самогона, рассказывая про мои трудовые подвиги. Бабушка беспокойно охала, когда повествование касалось подъёма тяжестей, а я наливался тягучей массой гордыни и жалости к себе в такие моменты и недовольно хмурился, когда дядька удачно каламбурил по этому поводу.
Чтобы сменить тон беседы, я начал расспрашивать деда о военных днях его молодости. Неторопливо скрутив папиросу, он принялся рассказывать о своей службе в войсках хим. защиты, в которых он начинал войну. Немцы первыми стали применять химическое оружие в первую мировую войну и усовершенствовали этот вид вооружения своей армии ко второй мировой войне. Я представлял себе разрушительную, поражающую мощь боевых отравляющих газов и веществ, которые обрушивались на не подготовленных врагов третьего рейха.
- Многое я видел, когда мы обеззораживали территории после боёв с немцами, они отравляли за собой все колодцы и ручьи. Много местных жителей травилось, а от газовых бомб целые деревни вымирали, даже не успев понять, что случилось. Идёшь по деревне, а никого на улицах нет, в дом заходишь, а люди все в кроватях, будто спят. И стар и млад душили гады... - Сжатые кулаки деда стали белыми от напряжения, а через перехваченное от волнения горло слова не проходили.
- Дед, а ты в крае когда служил, часто встречал учёных немецких? - поспешил я перевести тему разговора.
- Да, частенько мы их на курганах видели, всегда плотное кольцо охраны, в основном эсэсовцы. А сколько в рейды за языком ни ходил, никогда не получалось живым хоть одного взять. Нам чекисты постоянно грозились под расстрел отдать за дохлых очкариков, да разве ж его возьмёшь живым, у каждого в зубе капсула с цианидом, чуть что и сразу труп.
- А тут, на хуторе, как вы их брали? - подсел я поближе к деду и навострил уши.
- Партизаны местные часто стали нашим чекистам докладывать, что эсэсовцы увеличили число передвижений по окрестностям Ильской, особенно в районе нефте промыслов. И сопровождают большие группы штацких, которые подолгу копаются возле курганов и дольменов. Нам и поручили пощупать их за подбрюшье - он хищно оскалился - По докладам разведки выходило, что основная база находится в районе расположения артиллерийской батареи, которая регулярно обстреливала наши позиции. Вот моему отделению и поручили взять языка, не поднимая шума.
- Я сегодня был в блиндаже. Еле нашёл, всё ажиной заросло, осотом. Вход сел, так что внутрь очень сложно пробраться. Я себе все бока стесал пока пролез.
- Это сейчас заросло, а тогда там поле было, ухоженные виноградники. Греки умели виноград выращивать. На вершинке стояла батарея гаубиц, а внизу в домах был расквартирован целый батальон СС. Так мы устроили целую заваруху на промыслах, чтобы выманить фрицев с батареи. Пока два отделения шумели, моё "просочилось" к блиндажу, где научники сидели. Там мы их спящими и взяли. Резали сонных, помню даже попалась одна баба...
- Да ну, дед, чего-то завираешься - возмутилась бабушка. Она укорительно покачала головой - Мне ты этого не говорил.
- Сейчас только припомнил, я её в темноте полоснул, услышал стон женский, а хотел добить, не нашёл, куда то с нар скатилась, да и уходить надо было. Мы прихватили с собой два ящика с документами, о такой добыче можно было только мечтать. Нам за это даже по медали дали - дед выпятил тощую грудь, воинственно блеснув очами.
- Будет тебе хорохориться, старый - бабушка ласково погладила деда по седому ёжику волос.
- Пусть знают, как мы воевали, а то помрём, и знать не будут, что за родину люди умирали.
- Папа, расскажи как вы, отходя, нашкодили с пушками - подал голос сидевший у котла дядька.
- Да было дело - расплылся в улыбке он, с удовольствием уходя в вспоминания - В лагере было тихо, двое наших тащили документы, а остальных я к батарее послал, порезали часовых, да в дула закинули по гранате. Тогда немцы пушки заряженными оставляли. Когда группа вышла за линию окопов, страхующее отделение дало в штаб сигнал, и наша артиллерия накрыла окопы немцев парочкой залпов, а вот немецкие пушки мы потом нашли с разорванными замками после наступления. Ответный залп не получился - хихикнул дед.
- Лихо вы их уделали, а в ящиках что за документы были? - я продолжил допрос, пытаясь вытянуть из деда больше подробностей.
- Сдали мы их. НКВД ночью прислало из штаба целое отделение. Нас допросили, всё расспрашивали что видели, даже обыск устроили, искали чего-то - поскучнел он.
Бабушка засуетилась, наливая чай, после которого я быстро покинул разговорившихся родственников, сославшись на болевшую спину. Порывшись в сумке, я нащупал немецко-русский словарик, который завалялся среди учебников. В свете настольной лампы со словарём на найденном листке текст стал более понятен.
Это оказалась запись в журнале научной экспедиции института ИНИЦВЗ, аббревиатуру перевести не получилось, но это было не важно. В записи было описание первичного осмотра населённого пункта, намеченного для исследования руководством экспедиции. На обратной стороне листка была изображена схема хутора, с указанием всех обнаруженных при первичном осмотре строений и сооружений. Судя по ней, в хуторе стояло двадцать восемь домов, шесть амбаров, пятнадцать подземных погребов и один ледник, который располагался рядом с тем же местом, где был блиндаж.
Получалось, что блиндаж был построен для размещения личного состава, а помещение ледника использовалось как склад. Стало понятно зачем его вырыли около пруда. Ледник льдом загружали зимой, выпиливая из замёрзшего пруда плиты льда. И тут же укладывая его в ледник.
Возбуждённо потерев руки, я заходил по комнате, предвкушая завтрашнее приключение. Книги оживали, фантазия услужливо разворачивала перед внутренним взором картины невероятных сокровищ или неведомых артефактов, делающих своих обладателей полубогами. Чтобы прекратить буйство воображения я стал прикидывать список вещей для завтрашней экспедиции.
После получасового раздумья в блокноте появилось восемь пунктов:
1) Рюкзак
2) Фонарь
3) Сапёрная лопатка
4) Нож
5) Спички
6) Верёвка
7) Лупа
8) Тетрадь с ручкой
К счастью, всё было в наличии, благодаря увлечению дядьки охотой. Нужно было придумать благовидный предлог для изъятия во временное пользование необходимого инвентаря. Остановился на легенде об утренней рыбалке. Пришлось идти в кухню, якобы утолить жажду, обронив вскользь пару фраз для ушей дядьки. Мол, хорошо бы завтра с утра на Кирпичный смотаться, порыбачить. На что было дано великодушное полупьяное согласие. Прикрытый такой легендой, я лёг спать, поставив будильник на мобильнике на максимальную громкость.
Из душного утреннего полумрака комнаты я прокрался через зал к выходу, стараясь не разбудить чутко спавших стариков. На улице было свежо и достаточно светло, чтобы за десять минут собрать рюкзак, куда я не забыл положить увесистый сверток съестного, собранный вчера бабулей. И на велосипеде выехать за двор. Посёлок спал, лишь собачий лай раздавался по пути. А на горе, куда я, пыхтя, заехал по узенькому переулку, захлёбываясь, заливались стаи соловьёв и каких-то птах, названиями которых я никогда не интересовался. Позади осталась долина Ильки, где между двух сопок уютно спала станица, укрытая голубой дымкой.
Последние улицы закончились, и колёса зашуршали по пыльной утоптанной дороге, змеёй обвивавшей склон. Поднимаясь выше и выше в гору, стали видны нефтяные вышки, раскиданные по горбу сопки. Запахло нефтью, а из-за поворота, в пыльной траве у обочины, показались накопительные ёмкости, за которыми дорога сворачивала круто вправо, оставляя для меня узенький волок, тянущийся к вершине через покрытый густой травой склон. Пришлось слазить с велосипеда, разминая ноющие после вчерашнего, ноги. По волоку, прорезанному бульдозером в чистой глине, бежали глубокие промоины, по которым вряд ли можно было проехать на велосипеде, не рискуя покалечиться.
Оставшиеся триста метров были преодолены с помощью воспоминаний обо всей родословной тяжёлого велосипеда, с подробным перечислением всех возможных половых партнёров и способов его появления на свет. Наконец, мучительный подъём кончился, и я с наслаждением отшвырнул от себя велосипед, послав следом и неудобный рюкзак, тонкими лямками успевший натереть плечи. Усевшись на траву, я огляделся, впитывая утреннего пейзажа. В прохладном воздухе чётко прорисовались контуры далёкого города, который блеснул в лучах восходящего солнца белыми свечками многоэтажек.
Тёплый ветерок донёс знакомые запахи свалки, а карканье и чёрные тени в небе точно указали направление движения. Закинув на плечи рюкзак, я взгромоздил на велосипед сонное тело и поехал по одной из протоптанных тропинок, прорезавших густые заросли ажины и шиповника. Пропетляв по зарослям, тропинка вывела меня на знакомую дорогу, ведущую через свалку, к недалёкому леску. Но заметив фигуры людей, копавшихся в грудах мусора, я решил объехать свалку чуть ниже и заехать на поляну со стороны прудов. Путь мимо битумного завода и прудов занял больше времени, чем думалось, зато обнаружились две обходные дороги на греческий хутор, одна из которых и привела меня на место.
Обогнув по краю леса бывшее поле, я шмыгнул в заросли осота, скрывавшие пруд и принялся обследовать берег, попутно спрятав велосипед, вкатив его в гигантский куст ажины. На земле около входа в блиндаж новых следов не обнаружилось. Как и следов строений. Небольшое возвышение на неширокой полосе берега указывало местонахождение блиндажа, а вот в ледник вообще входа не нашлось.
Оглядевшись по сторонам, я вытащил из рюкзака фонарь и, проталкивая впереди себя поклажу, полез в узкий ход. Внутри было тихо и темно, но это было быстро исправлено. В свете фонаря показались замшелые стены блиндажа. Первым делом я осмотрел дыру. Луч выхватил из темноты заваленную коробками и бочками комнату, пол и стены которой были сложены из обычного кирпича. Руки попытались задрожать, но я им не дал. Почти спокойно вытащил из рюкзака прихваченный в последний миг топор. За пару взмахов я расширил отверстие достаточно, чтобы влезть внутрь.
Закинув в дыру вещи, я пролез в помещение и осмотрелся. Ровными штабелями были сложены запертые ящики с выжженным на боках имперским орлом и свастикой. Зайдя за первый, я увидел огромную кучу, явно в спешке, сваленного полу истлевшего барахла. У противоположной от дыры стены, вплотную к штабелю стоял стол, уставленный различными ящичками, футлярами, и канистрами. Там же нашлись и лампы, работающие на сухом спирте, коробки с которым педантично были сложены рядом. Достав из рюкзака спички, я разжёг пять ламп и погасил свой фонарь. Стало светло. Расставив по углам лампы, я избавился от теней и приступил к исследованию своей добычи.
Помещение оказалось в два раза больше чем блиндаж, и было почти всё заставлено ящиками. Рядом со столом обнаружился топчан, на котором было навалено истлевшее тряпьё, бывшее когда-то офицерскими плащами и шинелями. К своему облегчению, я не обнаружил то, чего боялся найти. Скелетов не было. Повеселев, я скинул на утрамбованный пол тряпки, пинком загнав их в угол. Глаза разбегались в разные стороны от обилия трофеев. Чтобы успокоиться и привести разбежавшиеся мысли в порядок, я присел на доски топчана и уставился в пол. Под столом, в куче бумаг, лежала большая, обтянутая чёрной кожей книга, пожелтевшие страницы которой были исписаны тем же почерком, что и найденная бумажка. С титульного листа, на меня слепо уставился римский орёл третьего рейха, а название Ahnenerbe прояснило её назначение. Это был экспедиционный журнал третьей совместной поисковой группы Исследовательского отдела естествознания доисторического периода и Института научных исследований целевого военного значения. Так переводилась надпись помельче. Я мысленно поздравил себя с мудрым решением прихватить с собой словарик.
Первая запись была датирована 1941-м годом, и повествовала о первом дне пребывания группы исследователей на Кавказе. Перевод давался с трудом, и я решил отложить изучение журнала на вечер. На часах уже было одиннадцать часов утра, а я только приступил к осмотру ящиков. В одном показалось вполне исправное геодезическое оборудование: нивелиры, штативы к ним, одометры и прочая измерительная техника. Пробрав свободный угол, я пометил ручкой ящик и аккуратно задвинул в угол. Во втором обнаружилось подобие современных костюмов хим. защиты с наборами фильтров для противогазов. А на дне нашёлся великолепный набор хирургических инструментов и небольшой набор склянок с латинскими надписями. Лекарства я отложил к входу в ледник, где уже начала образовываться кучка ненужного хлама. Костюмы и одежда сразу отправились туда же.
В следующем ящике, крышка которого упорно сопротивлялась моим попыткам её открыть, была великолепная коллекция различных видов оружия от небольших Вальтеров до парадных шпаг. Всё было любовно покрыто слоем смазки и прекрасно сохранилось. Ящик с боеприпасами я обнаружил по надписи на боку, но не стал трогать. В моём распоряжении оказался целый арсенал, за который можно было спокойно отправиться за решётку на пару лет. Но на этом открытия не закончились. Во втором штабеле ящиков, я обнаружил множество бумаг и карт местности, которые хранились в небольших кожаных тубусах и, наверняка, содержали ценнейшие данные о работе экспедиции.
Только сейчас я понял что нашёл. Присев на топчан, я попытался унять предательский тремор в коленях и расслабить стиснутую от волнения грудь. В голове царил хаос, невероятные возможности открывались передо мной. В одном фантастическом романе я читал о деятельности самой таинственной организации нацистской Германии, о её экспедициях в Гималаи, и раскопках во всех концах света. Учёные Ананербе искали древние знания в самых далёких уголках планеты. Оказалось, не забыли и Кавказ с его курганами, дольменами и прочими следами жизни народов, которые исчезли во времена строительства пирамид Египта. И вот в моих руках оказался склад одной из экспедиций, членов которой успешно резал мой предок.
В памяти мелькнули слова деда, упомянувшего о женском крике. Наверное, раненная женщина сумела проскользнуть к входу в склад, который советские разведчики не заметили. Значит из блиндажа можно попасть в ледник более удобным способом, чем это сделал я. В свете фонарей смежная с блиндажом стена выглядела цельной, без каких-либо отверстий и проёмов. Однако, в полуметре от дыры кирпичная кладка выглядела более свежей, выдавая замурованный дверной проём. Получалось, что отступая, немцы намеренно оставили имущество экспедиции, надеясь вернуться сюда. Но уже пятьдесят лет владельцы не заявили свои права на него.
Оставшиеся не вскрытыми ящики таили в себе много интересного, и я поспешил удовлетворить своё любопытство. Один из них был окован медными полосами и напоминал старинный сундук. К тому же на боку нашлась замочная скважина с отсутствующим ключом. Он был заперт, но не смог долго сопротивляться натиску моего топора. Крышка тягуче проскрипела, выражая свой протест, и откинулась, открыв моему взору ровные ряды тонких металлических ящичков, с традиционным тотемом Рейха на верхней крышке. Хитрая застёжка легко поддалась, и на свету заблестели, переливаясь гранями камней, украшения, кольца и прочая, явно драгоценная бижутерия. На сегодня это было пределом. В сознании щёлкнул выключатель, и меня окутало толстое одеяло равнодушия. В тридцати восьми контейнерах было достаточно золота, чтобы купить небольшой город, размером с Абинск. Многие из украшений были очень древними, а в одном ящичке лежало три золотых шарика, размером с куриное яйцо, испещрённых непонятными символами.