Аннотация: Святочный рассказ, в котором с коммерсантом Ласточкиным происходят необыкновенные чудеса.
Святочный рассказ
ИСПОЛНИТЕЛЬ ЖЕЛАНИЙ
Юрий Горбачев
Раскрыв помятую на углах картонную коробку, он увидел на дне ее, среди других, поблескивающих, напоминающих о далеком детстве игрушек, большой серебристый шар. Когда-то их было двенадцать штук, принесенных отцом домой вместе с запашистой пихточкой. Двенадцать круглых шаров, размером с апельсин из профсоюзного подарка, где он находил шоколадку с глазастой девчушкой на обертке, конфеты с изображением медведицы и медвежат, резвящимися возле угрюмого поваленного дерева, распластавшую крылья ласточку на шуршащем полупрозрачным фантике. Ему казалось он до сих пор слышит шуршание того фантика, шорох и металлическое потрескивание матово посвечивающей фольги, чувствует приторный вкус шоколада во рту. Он столь явственно представлял себя одним из фантичных медвежат, что его квартира тут же становилась дремучим лесом, в котором плутает та самая девочка, между ветвей которого мечется, не находя выхода к свету та самая ласточка...
Всякий раз, когда снимал он эту коробку с антресолей в прихожей, где в два ряда хранились опустошенные от варений и солений стеклянные банки, он погружался в мир детства. Вот и теперь, стоя на табуретке, он с нетерпением снял крышку с коробки из-под импортных сапог, купленных жене на барохолке в позапрошлом году, чтобы заглянуть вглубь этого картонного прямоуголька, словно это было чудесное оконце в давно отъехавшие бешеной окуджавской электричкой времена. Шар был в целости и сохранности. Последний. Остальные одиннадцать раскололись, рассыпались в прах, превратясь в блескучие осколки, которых уж не собрать, не склеить... Особенно много было шуму, когда разбился первый. Он сам его нечаянно раздавил. Снял тайком от родителей с елки, чтобы поразглядывать в нем себя с непомерно большим клоунским носом и растянутыми до ушей зеркальной кривизной поверхности губами—и шарик хрупнул в его руках. Один из осколков глубоко вонзился в ладонь -- и прибежавшая из кухни мама заливала рану жгучим йодом, бинтовала ему руку и прижимала его к себе, как медведица медвежонка. Другие шары бились по разным поводам, не выдерживая бурных новогодних веселий. То перебравший, вернувшийся с северов сосед-гитарист завалил "ель мою ель" на пол. То на студенческой пирушке его друг со своей подружкой так откалывал буги, что летающая танцовщица угодила каблуком в сверкающую стеклянную планетку. Другие шары не выдержали переездов с квартиры на квартиру. Город рос, развешивая на ветвях новых улиц елочные гирлянды окон, --и он с женой, дочерью, телевизором, шифоньером, диваном, тремя табуретками, кухонной посудой, хрустальной вазой, настенными часами и копией картины "Девочка с персиками" в багетовой раме оказался обитателем трех зажигавшихся вечерами оконных квадратиков.
Шар лежал в коробке, плотно обложенный ватой, отгороженный от других более позднего приобретения игрушек - всех этих сосулек, снегурочек и дедов морозов на ниточках , которых прикупал он и в ЦУМе и в ГУМе: каждый год елка, как и стремительно подрастающая дочь, оказывалась полураздетой и требовала нарядов.
Удивившись тому, что столь плотно упакованный шар все же запылился, он, стоя на шаткой табуретке, вынул игрушку из мягкого, похожего на птичье гнездо углубления, чтобы протереть хрупкое стекло. Но как только он тиранул стеклянный бочок о вязанный женою из верблюжьей шерсти свитер- шар раскололся, осколки зависли в воздухе - и, стряхивая их с себя, пред изумленным отцом семейства явился маленький человечек с длинной фольговой седины бородой в подпоясанной сверкающим пояском, усыпанной звездами мантии. На голове у карлика красовался остроконечный колпак с кисточкой. На носу поблескивали кругленькие очёчки. Из-под нижнего края мантии выглядывали серебристые туфли с загнутыми носами.
-- Ну чё таращишься! - сказал дед ему, с трудом удерживающемуся на табуретке.- Можешь загадать три желания... Да поскорее. А то засиделся я в этой стекляшке. Сколько лет я заклинал тебя -потереть, потереть... Ведь ты же читал про волшебную лампу Алладина...Эх ты! Недотепа...
До него наконец-то дошло. Чудо! То самое, которого он так долго ждал, когда морозил сопли на толкучке, торгуя китайским барахлом, когда колымил, гоняя по необъятному городу свою "копейку", ощущая самого себя жалкой копейкой, проскользнувшей в дырку кармана и теперь куда-то без удержу катящейся. Жена торговала вместе с ним. Она была похожа на девочку с купленной им у уличного художника -копииста картины. До того как "пошла масть", бывало, -- садилась за стол на кухне и с укором смотрела на него. Все выглядело, как на картине. Только без золотой багетовой рамы. И вместо персиков на кухонном столе лежали отбрасывая сизые тени,- картофелины. Потом, правда, подразжились -и бананы, и яблоки, и груши появлялись там, где когда-то сиротливо лежали последние картохи. Холодильник сыто урчал, как объевшийся колбасы кот. То и дело, вконец очелночев, втаскивал он на свой седьмой этаж коробки, вынимая из них на манер елочных игрушек покупки. Как он когда-то профсоюзным подаркам в кульках из плотной бумаги, в какую пакуют цемент, дочь радовалась и "суперскому" телевизору, и "классныму" аудиоцентру, и умопомрачительному пылесосу. И он радовался вместе с ней.
-- Перво-наперво, -- поспешил он назвать первое желание, "пакуя" в него "контробандой" сразу несколько, по барахольной привычке надеясь, что исполнитель-волшебник не заметит тонкой хитрости. - Квартиру в трех уровнях с бассейном. И чтобы жена с дочерью сейчас же оказались на Канарах...
Тут же стены раздвинулись. Потолок поехал ввысь. Откуда ни возьмись под потолок, выведенный в виде прозрачного фонаря взметнулась пальма. Он сидел в шезлонге на краю выложенного мрамором бассейна. "Куда же девались три верхних этажа? Пенсионерка Авдотья Никитишна, ветеран войны Михаил Кузьмич с белым пуделем и электрик Коля?"-- мелькнуло у него в голове. Но тут же он порадовался маленькой своей хитрости на тот счет, что сообразил сказать—"в трех", а не "в двух" уровнях. Со студенческих пор( а он учился в "строительном") он отличался оригинальностью в решении банальных задач.
Он огляделся. Шар, чудесным образом слепившийся из осколков, сильно увеличась в размерах, огромный, как виденные им во время давнего путешествия с женой и маленькой дочерью в Грузию кувшины для виноградного вина, лежал, поблескивая, на травке возле пальмы. На его макушке не было металлического колпачка с проволочной петелькой и ниткой. Превратившийся из карлика в мужчину среднего роста волшебник сидел рядом во втором шезлонге и, раздумывая, покусывал кончик бороды.
Вглядевшись в лицо исполнителя желаний, он, удивившись, узнал в нем торгующего у входа на барахолку курагой и грецкими орехами туркмена. Мантия колдуна была надета на голое тело. Из-под полы ее торчала жилистая волосатая нога, на которой болтался вовсе не туфель, а стоптанный шлепанец с загнутым по-восточному носком. Зазвонил сотовый телефон на уставленном яствами стеклянном столике. Его предупредительно подала длинноногая дива в фольгово блестящем купальнике с лицом девочки с заветого прямоугольничка, в котором было запрятано нечто сладко-горьковатое, с телом, загорелым как шоколад.
--Мы тут еще задержимся на недельку! - услышал он в трубке голос жены. - Позагараем с Настенькой.
-- Ладушки, моя хорошая! - ответил он.
--Давай еще одно желание. --перестал кусать бороду туркмен. - Да больше не хитри. Не люблю этого. Пэрвых три желания исполнил оптом, сделав шестидясятитрехпроцентную скидку -про дэсятые и сотые я уж молчу!—а второе и третье желания должны быть - каждое по одному...
-- Джип "Чароки"! - словно кто дернул его за язык.
Мигом гладкий руль влез к нему в руки. По заиндевелому стеклу струились неоновые огни. Машина, как штопор в пробку, ввинчивалась в сутолоку проспекта. Откинувшись на заднее сидение он чувствовал спиною тепло мохнатой шкуры медведицы, припоминая, что это трофей его недавней охоты, на которую его зазвали друзья-фирмачи. На той поляне с поваленным деревом и медвежатами и завалил он её метким выстрелом. На лобовом стекле болталась на резинке пластмассовая ласточка -талисман. Рядом сидела "шоколадная" девушка в шикарном манто и разметавшимися по воротнику волосами. Он вспомнил: шоколад назывался "Алёнушка".
--Куда едем, Алёнушка? - спросил он ее, не произнесенную как желание вслух, а вынутую факиром, вместе с незагоревшими фарфоровыми чашечками грудей под люрексово-блескучим купальником откуда-то из его можжечка, а может быть даже и спинного мозга. Оттуда, куда с детства затекли, заползли, просочились ощущения полученные от соприкосновения языка со сладким, липким, клейким, насыщающим.
-- Куда скажешь милый, -- прозвенел голосок от одного звука которого можно было легко обратиться в козленочка.
Жемчужиной посвечивающий в ресторанных глубинах саксофон выстанывал что-то из студенческой юности. Хотелось раскачиваться с Алёнушкой на волнах этих постанываний, чтоб потом телешом броситься с ней в овальный бассейн трехуровневой квартиры и оставаться там -двумя соринками в голубом, готовом сентиментально всплакнуть глазу, до тех пор, пока жена с дочерью до бесконечности будут задерживаться на океаническом берегу...
-- Жду третьего желания! - развалясь на стуле возник из ресторанного полумрака барахольный дервиш. Тапок с загнутым носком все так же болтался на ступне. Бутафорская его хламида с коньячными звездочками на полах и рукавах была даже не запахнута. Голое тело было крепким и молодым. Бороды и мохнатых бровей -и след простыл. Скорей всего это все таки был не туркмен, а чечен или еще какое неопределенное лицо кавказской национальности. Его всегда разбирали на этот счет сомнения и он никак не мог решить -- к какому из нацменшинств отнести копченого продавца кураги, изюма и орехов. Непросохшие капли на волосатой груди говорили о том, что маг только что бултыхался в созданном его чарами бассейне. Возможно не один. Возможно с Алёной, женой, дочерью или их фантомами... Ведь этому мошеннику ничего не стоит...
--Жду! - приложился маг к бокалу с вином.
--Три миллиона баксов! - опять словно дернул его за язык кто-то. И запрашивавший желания тут же пожалел и о первом, и о втором желании, поняв, что желал-то он совсем другого, что это просто гипноз этого черносливовоглазого азиата, у которого он покупал иногда орешки для жены, чтоб не скучала в своей "ячейке" вещевого рынка. Ведь куда проще было заявить себя президентом МВФ или диктатором какого-нибудь алмазодобывающего или нефтеносного государства, а все остальное бы уже приложилось.Но жалеть было поздно...
Его руки ощущали волнующую тяжесть "акаэма". Его лицо ощущало щекочущую поверхность маски на лице. Алёнушка командовала. Все кто находился в операционном зале этого банка, лежали лицом вниз. Это был какой-то иностранный банк. Где ж было взять столько денег в нашем-то! Негр-полисмен отдыхал в луже крови. Его он завалил, как и медведицу на таёжной полянке. Остальные мирные держатели счетов кинулись кричащими медвежатами врассыпную... Он и вооруженная двумя пистолетами Алёнушка бежали по длинному коридору. Туркмен-чечен в комуфляже бухал спецназовскими бахилами по гулкому полу. Он только успел подумать о том -- сколько можно накуролесить пока жена задерживается на Канарах, как чародей выставив вперед палец, совсем как электросваркой вырезал в дверце находящегося в конце коридора сейфа квадратную дыру - и оттуда вывалилось несколько дымящихся мешков с баксами. Пшикнув на них из по мановению руки явившегося огнетушителя, колдун тут же перенес и его, и Алёну в трехуровневую квартиру...
-- Ты зачем все это понаделал ! - схватил он дервиша-исполнителя желаний за край его хламиды, в карманах которой, несущей его, крошечно-маленького, на манер крыльев горного орла со скоростью баллистической ракеты, он только что зяб вместе с Алёнушкой и мешками баксов.— Меня ж теперь и егери местные, и интерпол разыскивать будут - за медведицу, за негра, за банк ограбленный!
--Да ладно тебе! - вырвал факир-кудесник край чудесной одежды из хваткой руки челнока. - Шуток не понимаешь! Я тебе только показать хотэл—что в твоей дурной башка творится...А этих! —ткнул он пальцем-огнеметом в потолок .- Сосэдей твоих , я в дом для психохроников перенес ...
И обратившись в зеленовато—фиолетовое облачко, он летучим дымком втянулся в открытое отверстие шара-кувшина, лежащего под пальмою на краю бассейна. Схватив крышечку с канатоподобной "ниткой", погрязший в исполненных желаниях коммерсант заткнул шар, надеясь при этом, что металлические усики пришпилят гнусное колдовское насекомое, чтобы оно уже никогда не выбралось оттуда...
Очнувшись, Михаил Михайлович Ласточкин обнаружил себя лежащим в прихожей на полу. Ему было нехорошо. Тронув лоб, он нащупал огромную шишку. Рядом топорщилась тремя ножками табуретка. Четвертая, надломившаяся, валялась рядом. Она всегда предательски выпадала из своего гнезда. И вот - в очередной раз... Около табуретки валялась коробка с высыпавшимися из нее игрушками...Заскрежетал ключ в дверях. Двери отпахнулись.
--Миша! -раздался возглас жены.
Первым, кто кинулся к рухнувшему с табуретки и ударившемуся о полочку для обуви и принялся облизывать его шишку был соседский белый пудель Ретурнель.
--Говорила же—не надо ставить елку! Все думаете, что я маленькая!--
прикладывала Настенька ко лбу страдальца мокрое полотенце. Пенсионерка, ветеран, электрик Коля --все были здесь. Сбежавшись на страшный грохот, донесшийся с седьмого этажа. Думали взрыв, террористы и все такое... Коля вворачивал лампочку в прихожей.
Авдотья Никитишна заметала на совок осколки. Лопнула -то лампочка, которую зацепил, взмахнув рукой, во время падения Михал Михалыч, а шарик елочный, невредимым описав дугу, упал прямо в лежавшую на тумбочке шапку -ушанку Ласточкина и оставался целехонек. Любуясь игрушкой, Настенька взяля шарик в руки, и начала протирать его еще не снятой после похода с мамой в магазин варежкой.
--Только... -- "не три его!" --хотел крикнуть Михал Михалыч, дернувшись.
Но было поздно. Зазвенел звонок. Взорам Ласточкина и его сердобольных соседей предстали усамабенладеновской стати барахольный туркмен-чечен в колпаке с кисточкой, с накладной бородой, в очках-великах и звездной хламиде. Из-за спины факира выглядывала Алёнушка в шикарном манто и шевелящимися льняными волосами, приводимыми в движение струею, вырывающейся из недавно купленного Ласточкиными импортного пылесоса. Верхом на нем -он на шланге, она на корпусе, --парочка и подъехала...