Из цикла "Ублюдки нашего времени (философская мозаика в 8 частях)"
Крот, Сам.
Сам. Здравствуй, Крот! Вот уж не ожидал увидеть человека с более неподобающим его прозвищу обликом я думал, что ты слепец, но в действительности я редко видел столь больших, красивых, ясных и выразительных глаз!
Крот. Спасибо, Сам. Да, со зрением у меня проблем действительно нет. Более того - оглядись! - в моей лаборатории есть микроскопы, телескопы и другие оптические приборы, позволяющие мне видеть многие вещи, недоступные человеческому глазу. Если бы не эти мои добавочные "глаза", вряд ли наука в нашей стране продвинулась бы до того уровня, который мы сейчас имеем. Так что у меня, по сравнению со многими людьми, зрение не только лучше, но и точнее, и органов зрения у меня больше. Зрение, вообще-то, главный орган познания, без него невозможно было бы вообще ничего узнать. Нет зрения - нет знания! Вот что я тебе скажу, дорогой Сам.
Сам. Кажется, Крот, не зря о тебе ходит молва как о самом ученом человеке Азилума. Не думал, что такое большое значение ты придаешь своим устройствам. Тем не менее, для меня большая честь наконец-то встретиться с тобой, ведь ты, наверное, очень многое знаешь. Прошу тебя, не откажи мне: передай мне хотя бы крупицу знания за то короткое время, которое мне позволено у тебя гостить.
Крот. Конечно, Сам. Как я могу отказать человеку, жаждущему знания?
Сам. Но прежде удовлетвори мое любопытство: почему же тебя все-таки так называют?
Крот. Это старая история, Сам. Ты же знаешь Пифию? Так вот, я однажды долгое время с ней беседовал. Это была моя первая с ней встреча. Мне показалось, что я полжизни провел в этом разговоре. Казалось, не было темы, которую бы мы не затронули. Результаты своих достижений, можно сказать - результаты всей своей жизни, я поведал ей с надеждой на понимание. Ведь я был наслышан о ней как о мудрой женщине и поэтому думал, что это единственный человек в Азилуме, который меня поймет. Она больше слушала и задавала вопросы. Каково же было мое разочарование, когда она после серии моих интеллектуальных пассажей язвительно заявила: "Дети и то умнее". Представляешь? Более ядовитого выпада быть просто не могло. Я ушел сокрушенный. Спустя какое-то время я прознал от людей, что она назвала меня кротом, все говорила: "Зрячий, а не видит. Совсем как крот имеет глаза, а толку от них нет". Так ко мне и прицепилось это прозвище. К сожалению, это было давно, когда я был молод и глуп, а мои занятия наукой только начинались. Сейчас же я нашел бы, что ей ответить. Но с тех пор я с ней не виделся, и не хочется незачем, ведь она явно женщина ненормальная.
Сам. Почему она сказала, что ты не видишь при наличии глаз?
Крот. Она говорила, что настоящий ученый должен взирать не глазами, а душой. Ты теперь понимаешь, почему она ненормальная? Сумасшедшая женщина, возомнившая себя античной жрицей и слишком в этом заигравшаяся, чего от нее еще ожидать?
Сам. А мне кажется, я знаю, что она хотела этим сказать. Один древний мудрец по имени Гераклит говорил, что глаза - дурные свидетели варварским душам. Может быть, это значит, что глаза - и человеческие, и твои "глаза"-механизмы, сами по себе не дают знания, для этого нужно организовать душу?
Крот. Мало ли кто там чего в древности наговорил! Люди то дикие были, глупые. Прошу тебя, Сам, беги с этого шаткого пути, пока не поздно! Это все глупости! Никакой души нет и быть не может! Россказни старух! Я вообще недоумеваю, как в наш продвинутый век можно верить в душу, бога, любовь, свободу и прочую чепуху? Как эта старая ведьма могла снискать популярность и авторитет у нашего образованного населения, а? Как мне их жаль. Но в особенности мне жаль саму Пифию, которая искренне верит в ту ерунду, которую скармливает людям. Поэтому, Сам, я не обижаюсь на мое прозвище, а даже наоборот - горжусь им, потому что оно, в свете всего этого, стало означать для меня свободу от темных предрассудков и суеверий.
Сам. Спасибо, Крот, за заботу, ведь я считаю заблуждения великим пороком и специально пришел к тебе, чтобы ты меня спас от них. Ты ведь умный, самый ученый человек во всем Азилуме! Так прошу тебя - у меня есть много вопросов, не дающих мне покоя и даже сна!
Крот. Так спрашивай, дорогой Сам.
Сам. Я думаю, что вообще знание - это знание о чем-то, что есть, то есть знание о реальном. Ведь так?
Крот. Разумеется.
Сам. Но вот я никак не разберусь, а что реально?
Крот. Ну, это очень просто, Сам. Реально то, что измеримо. И измеримо только то, что реально. Именно поэтому первостепенное значение я придаю зрению.
Сам. Поясни, пожалуйста.
Крот. Ну, вот смотри. Слух же тоже нам дает какие-то сведения о слышимом, то есть позволяет услышать вещь, узнать ее слышимые свойства?
Сам. Да.
Крот. И осязание ведь тоже позволяет нам осязать вещь, узнавая какие-то ее осязаемые свойства?
Сам. Конечно.
Крот. Но зрение дает больше всех. Ведь длительность звучания вещи часто не достаточно продолжительная, чтобы мы могли подробно ее изучить. Осязание вообще ограничивается прикосновением. А благодаря зрению мы можем удержать вещь, установив с ней длительный контакт, позволяющий подробно ее изучить. Более того, зрение позволяет нам установить форму вещей, а это - самое главное, ведь благодаря этому мы можем видеть границы вещей и, следовательно, отличать их друг от друга. А раз мы видим форму, то мы можем измерить вещь, получая в итоге трехмерное измерение пространства, в котором мы существуем. Только в силу зрительной способности мы получаем возможность воспринимать размер вещи, ее форму и цвет. А раз есть зримое трехмерное пространство, то мы можем обозревать и перемещение в этом пространстве, то есть движение.
Сам. Скажи, Крот, а разве слепой червяк, передвигаясь в почве в разных направлениях, не может путем сопоставления направлений своих передвиже-ний прийти к утверждению трехмерного пространства?
Крот. Конечно, может. Только для этого ему надо одновременно двигаться во всех направлениях. Или, по крайней мере, иметь память, чтобы соединить в одном моменте актуальное чувствование и вспоминаемое ощущение от предыдущего направления.
Сам. Эх, как ты завернул. Так сразу и не поймешь.
Крот. На самом деле все просто. Зрение позволяет увидеть измерения вещи одновременно, поэтому чтобы увидеть форму вещи, мы не нуждаемся в каких-то дополнительных чувствах или мыслительных операциях, как это потребовалось бы червю. Ведь ему пришлось бы оползти, то есть "ощупать" своим тельцем каждый сантиметр вещи, еще и чертеж в уме составить. Вот почему я превозношу роль зрения в познании. Ведь именно оно нам открывает пространство, которое можно измерить. Все, что видимо - как глазами, так и механизмами можно измерить. И то, кстати, что слышимо, ведь слышимо тоже в силу того, что оно в пространстве. И измеряя звук, мы не можем отрицать пространства, в котором он звучит. Вот поэтому, дорогой мой, зрение дает возможность познать самые существенные свойства вещей, то есть те, которые связаны с пространственными характеристиками. Они же, кстати, самые устойчивые.
Сам. Продолжай.
Крот. Пространство также позволяет мыслить и вещество, которое его составляет. Поэтому можно сказать, что измеряя нечто, мы измеряем его материю. А то, что лишено материи и потому не измеряемо - непознаваемо. А о том, что не познаваемо, и говорить нечего - ведь его, этого непознаваемого, просто напросто нет. Если было бы иначе, тогда мы смогли бы его измерить, установить его форму, по которой он отличается от всего прочего. Но так как мы этого сказать не можем, я и вывожу, что этого нет.
Сам. Да, Крот, не зря я к тебе пришел. С большим трудом я слежу за твоей мыслью, и сдается мне, что ты весьма складно говоришь. Только вот не получилось бы, что ты сам себе противоречишь.
Крот. И не получится.
Сам. Тогда, Крот, скажи мне, пожалуйста: то, что ты мне сейчас говорил, имеет какой-либо смысл?
Крот. Конечно.
Сам. И если бы его не было, все тобой произнесенное было бы бессмыслицей?
Крот. Разумеется.
Сам. Стало быть, смысл есть?
Крот. Да.
Сам. Но тогда, следуя твоим словам об измеряемой природе реальности, мы можем его измерить? Иначе смысл нереален, а следовательно никакого смысла не существует.
Крот. Конечно, можно смысл измерить. Тут ничего сложного нет. Ведь мы можем измерить слово, которое состоит из букв и слогов, а также звуков. Мы можем измерить предложения, состоящие из слов. Измеряя все это, мы и измеряем смысл.
Сам. То есть измеряя слово, мы измеряем смысл?
Крот. Точно. Ты прекрасно меня понимаешь.
Сам. А скажи теперь, Крот: измеряя нечто, мы измеряем его самого, или что-то другое?
Крот. Конечно, его самого.
Сам. Тогда получается, что слово и есть его смысл.
Крот. Так и есть.
Сам. Из твоих слов следует, что передавая слово например, в разговоре - мы автоматом передаем смысл.
Крот. А как же иначе?
Сам. Стало быть, получая слово, то есть слушая речь, мы автоматом же получаем смысл?
Крот. Верно.
Сам. А вот мне так не кажется. Скажи, Крот, смысл же можно понять?
Крот. Можно.
Сам. А то, что лишено смысла, можно понять?
Крот. Нет.
Сам. А то, что мы не понимаем, обязательно лишено смысла?
Крот. Нет.
Сам. Вот и я думаю так же. Слушая речь на незнакомом мне языке, я вовсе не понимаю смысла. Более того, слушая чересчур умудренную речь, я тоже не всегда понимаю ее смысл. Это же не значит, что она бессмысленна, как и речь иностранца?
Крот. Конечно, нет.
Сам. Но то, что я воспринял речь или текст, то есть услышал или увидел слова, не дало мне автоматом понимания их смысла. Вот поэтому-то мне и кажется, что слово не есть его смысл.
Крот. Возможно, ты и прав.
Сам. Тут есть еще некоторые неясности, которые я хочу с тобой разобрать.
Крот. А именно?
Сам. Обязательно ли для смысла быть написанным словом?
Крот. Не понимаю, о чем ты?
Сам. Сейчас поймешь. Мне кажется, что смысл может передать одна лишь речь, без написанного слова. Может?
Крот. Это очевидно.
Сам. Но также мы ведь можем сказать, что и написанное слово, без его озвучивания, может иметь смысл?
Крот. Да.
Сам. Получается, что для смысла не обязательно быть ни написанным словом, не сказанным словом.
Крот. Так.
Сам. А можем ли мы сказать, что звучание слова, то есть фонема, а также изображение слова, то есть его графема - составляют в слове как раз то, что можно измерить?
Крот. Конечно.
Сам. А это и есть материя?
Крот. Да.
Сам. Теперь смотри, что у нас получилось. Раз смысл не нуждается в том, чтобы быть написанным - значит, это не является его существенным, то есть необходимым свойством. Также и с речью: раз смысл не нуждается в том, чтобы быть изреченным - значит, это не является его существенным, то есть необходимым свойством. Выходит, что смысл не зависит от материи слова.
Крот. Но ведь если слово не будет ни написанным, ни сказанным, мы никогда не увидим смысл! Смысл чего мы должны будем понять, если нет слова?
Сам. Вот и я этого не понимаю, Крот. А ведь некоторый смысл можно пе-редать и жестами, некоторый - в искусстве: в живописи, в музыке и т.д. Оче-видно, не всегда смыслу требуется материя слова. Но одно отсюда выходит точно: смысл, чтобы быть, должен быть как-то выражен, то есть должен материализоваться.
Крот. Совершенно справедливо.
Сам. Но что-то мне здесь все равно не нравится, Крот. Вернемся к словам. Например, смысл неба соответствует слову "небо", а смысл земли соответствует слову "земля". Можем ли мы так сказать?
Крот. Определенно.
Сам. Но ведь смысл этих слов остается им же, даже когда мы ими не пользуемся?
Крот. Да, Сам, согласен.
Сам. То есть он есть всегда. И он есть уже до того, как мы начали словами пользоваться. Если бы этого не было, был бы полный хаос и путаница: ведь тогда каждый раз нам заново следовало бы решать, что мы называем небом, а что - землей. Отсюда выходит, на мой взгляд, что смысл есть нечто объективное и при этом существующее даже тогда, когда мы его не выражаем. Согласен?
Крот. Да.
Сам. Так не уточнить ли нам значение материализации смысла? Скажем так: смысл нуждается в выражении - в слове или в чем-то другом - не для своего существования, но для своей передачи, чтобы быть переданным?
Крот. Это ты хорошо сказал, Сам.
Сам. Но мы опять вернулись к старой проблеме, Крот. Вот мы говорим что-то человеку, передаем смысл словами, а он его не получает. И как бы он не измерял наши слова - звучащие ли, написанные ли - так и не понимает, о чем это мы. Измерил уже все, что мог и высоту звучания голоса, и его тембр, и темп, а также составляющие его звуки, их звукочастотные и темпоритмические свойства - а понимания как не было, так и нет. Не получил он знания. Казалось бы, к словам привязан смысл, но не доходит он через слова. Странное дело.
Крот. Действительно, странное.
Сам. Вот мне и думается, Крот, что не во всем-то ты прав. Во первых, ре-ально не только то, что измеримо. Ведь смысл реален, как мы согласились. К тому же он неизмерим, потому что измеримо только то, что мы назвали его материей. Но при этом смысл объективен. Во-вторых, восприятие не гарантирует знания, поэтому ты не совсем прав, говоря, что "нет зрения - нет знания", потому что можно сказать и так: "есть зрение - нет знания". И при всем при этом я думаю, что мы упустили очень важную деталь, из-за чего мы не понимаем процесса передачи и получения смысла, из-за чего этот процесс кажется нам настоящим чудом.
Крот. Что же это, Сам?
Сам. Понимание. Если есть понимание, передаваемый смысл может быть получен. Если же понимания нет - сколько не пытайся, передаваемый смысл не будет получен. Поэтому нам снова требуется внести кое-какую корректировку в наши предыдущие выводы.
Крот. Какую же?
Сам. Материя не выражает смысл, а скрывает его. Например, в слове смысл не выражен, а сокрыт, упакован, зашифрован. И чтобы извлечь смысл, его надо уметь расшифровать, распаковать. А это и есть понимание.
Крот. Интересно получается.
Сам. Таким образом, понимание есть условие восприятия смысла. И если нет понимания, сколько ты не измеряй вещь, смысла ее ты не постигнешь. Здесь действительно получаются очень занятные вещи, Крот. Скажи, как ты думаешь, можем ли мы в силу этого утверждать, что понимание является причиной извлечения смысла?
Крот. Думаю, что можем.
Сам. Но это же значит, что понимание предшествует смыслоизвлечению. И чтобы извлечь смысл, мы его должны уже понимать. А если не понимаем, то никогда и не извлечем.
Крот. Это как?
Сам. Скажем так. Чтобы воспринять речь на незнакомом мне языке осмысленно, а не как случайную последовательность звуков, я ее должен понимать, то есть в данном случае знать этот язык. А если я его не понимаю, то я никогда и не узнаю смысла того, что говорится на этом языке.
Крот. Конечно, это так.
Сам. Думаю, что также дела обстоят и в любом познании. Этот парадокс всюду преследует нас. Чтобы нечто узнать, мы должны как-то опознать узна-ваемое, что это именно то, что мы искали. То есть познание есть узнавание. Попробую выразить это примером. Вот мы решили найти шар. Мы никогда не сможем его найти, если не будем знать, что такое шар. Мы будем с ним встречаться, будем его отчетливо воспринимать, но узнать его не сможем. А раз не распознаем, что именно вот это - шар, то и не узнаем его никогда. А если знаем, то и узнаем, причем абсолютно неважно, каким именно способом - увидим или нащупаем в темноте. Вот поэтому божественный Платон и говорил, что познание - это припоминание того, что душа видела в потустороннем мире до рождения.
Крот. Сам, умоляю тебя, какая душа? Какой потусторонний мир?! Ничего этого нет!
Сам. Я думаю, Крот, что тут вопрос вовсе не в том, есть ли это, нет ли этого. Это просто хорошая метафора, позволяющая как-то выразить эти странные вещи, о которых мы говорим. А иначе как метафорой это и не выразишь.
Крот. Мне кажется, есть в науке подходящие термины для этого.
Сам. Подожди, Крот, повременим с этим пока. Я хотел бы кратко выразить наше последнее рассуждение. Так вот, без понимания нет восприятия. Это значит, что из всего хаоса воспринимаемого, из всего многообразия образов, которые толпой заходят в наши глаза, мы воспринимаем нечто понимаемое. То есть, воспринять шар как шар я могу только в том случае, если понимаю, что это такое, и смогу его выбрать в качестве такового из всего остального, отличного от него. Употребляя слово восприятие, я имею в виду, конечно, не натуральный его смысл. В натуральном смысле мы воспринимаем все, что заходит через наши чувства. Но в том смысле, в котором я это слово использую, речь идет об осознанном восприятии. И мне кажется, что это уточнение верно, поскольку мы говорим сейчас о человеческом восприятии, а не о восприятии зомби. Хотя, к сожалению, для большинства людей большую часть времени это обычное со-стояние. И вот для такого рода вещей таких как понимание, смысл, познание, осознанное восприятие слово душа как нельзя лучше подходит. И потому я утверждаю, что мудрец был прав, говоря о том, что глаза - дурные свидетели варварским душам. Посуди сам, Крот: тебе глаза и твои оптические приборы дают знания, ты делаешь какие-то открытия. Если мы сейчас пригласим человека с улицы, что он в них увидит? Какое знание он получит?
Крот. Что-то я сомневаюсь, что он извлечет из этого какое-то ценное научное знание.
Сам. Вот и я сомневаюсь. Ведь сами они не дают знания, а нужно как-то организовать душу, перевести ее в состояние понимания, вывести из зомби-подобного состояния, заставить осознанно воспринимать, обращаясь к истинному знанию, заложенному в душе. Открою тебе цель моих скитаний, Крот. Одной жаждой живу я сейчас. "Познай самого себя" было начертано на фронтоне Дельфийского храма. Это стремление стало главным делом моей жизни. Мне иногда кажется, что даже мое имя как-то с этим связано. Так вот, Крот, эта цель стала делом моей жизни. Но, к сожалению, я не достиг ее. И вообще я начал сомневаться, можно ли ее достичь.
Крот. Ты в очень незавидном положении оказался, Сам. Зря ты обраща-ешься к таким сложным вещам. И уж тем более к таким размытым терминам. Если тебе угодно, уж лучше ты вместо слова "душа" употребляй слово "психика". Оно больше соответствует современному научному уровню, чем старое "душа". К тому же, у слова "душа" есть много лишних напластований - поэтических и религиозных.
Сам. Но мне кажется, Крот, что слово "психика" никак не способствует пониманию этих сложных вещей - понимания, смысла и других. Кроме того, разработкой понятия психики занимаются такие же ученые, как ты, утверждающие реальным измеряемое. И вот они измеряют мозг в попытке найти там душевные явления, изучают химию и физиологию мозга. Но мне почему-то кажется, что в этой проблеме дела обстоят в точности так же, как со словами и смыслами. Как нельзя смысл слова сводить к его материи, также нельзя и душевные события - назовем их ментальными, если тебе так угодно - сводить на нейрофизиологию и нейробиологию. И все усилия в этом направлении только подтверждают тотальность существующей в теории пропасти между ментальными и физиологическими актами.
Крот. Я в этих вопросах не очень силен, милый Сам. Но я с удовольствием сведу тебя с моим другом и соседом - Бабуином. Это выдающийся человек, авторитетный ученый-биолог. Он тебе все подробно растолкует.
Сам. Спасибо, Крот. Скажи, а чем тебе не взлюбились поэзия и религия?
Крот. Не то, чтобы не взлюбились, просто они в науке лишние.
Сам. Наверное, ты прав.
Крот. Но вообще-то я действительно негативно к ним отношусь.
Сам. А почему?
Крот. Понимаешь, поэзия - это праздное времяпрепровождение и дело мечтательных натур. Я же считаю более достойным занятием не витать в облаках и строить воздушные замки, а разрушать их, обращая взоры к действительности, изучением которой и занимается наука. А поэзия - это так, бестолковое и бесполезное занятие.
Сам. Не знаю, Крот. Мне кажется, есть все-таки польза от
занятия поэзией. Ведь в чем-то она близка даже науке.
Крот. Это в чем же?
Сам. Когда пишется стихотворение, поэт в соответствии с замышленной темой отбирает наиболее подходящие и нужные слова из обширнейшей сокровищницы своего языка. Он выбирает нужные слова и отбрасывает ненужные. И все это направляется их соответствием теме и значением в ее раскрытии. Кроме того, для него важным является благозвучие, поэтому он отбирает слова, исходя также из их взаимного соответствия по рифме. Добавим также и то, что важнейшей частью стихосложения является ритм, то есть стихотворный размер, также требующий упорядочивания слов. Для всего этого нужно определенное мастерство, а потому поэзия есть сложное искусство.
Крот. А при чем тут наука?
Сам. А при том, что метод творческого поиска в обоих случаях похож. Ведь и в науке происходит подобным образом. У ученого, как и у поэта, есть некий замысел, который выражается им в гипотезе. Далее, подобно тому, как поэт отбирает из всего разнообразия слов и их сочетаний те, которые раскрывают его тему, ученый отбирает из огромного многообразия эмпирических фактов те, которые относятся к его гипотезе. Отбирает, либо воссоздает их в эксперименте, либо создает модели - не важно. Ведь он отбирает, воссоздает, либо моделирует не случайным образом, но в соответствии с замыслом. Также и поэт оперирует словами, как ученый фактами, в соответствии с замыслом. Далее, как для поэта важно благозвучие слов, так и для ученого важно определенное благозвучие фактов. Ведь они должны быть согласованны. Кроме этого, их выводы не должны противоречить друг другу. Конечно, содержательно о сходстве науки и поэзии не может быть и речи, но чисто формально - по структуре творче-ского мышления можно говорить о некоторых сходных чертах.
Крот. Уж не считаешь ли ты, что занятия поэзией могут принести пользу ученому? Или сделать ученого из неуча?
Сам. Я в этом не уверен. Хотя я и уверен, что принципы творческого мышления могут повторяться в весьма различных сферах деятельности. Все это очень сложно и требует особого исследования. Но скажи теперь, Крот, а чем тебе не нравится религия?
Крот. Религия абсолютно бесполезная и даже вредная вещь, которая вводит людей в заблуждение. И удивляться здесь нечему, ведь религия спекулирует на иррациональном чувстве.