Мне 19 лет. Я - маленький, тощий , прыщавый очкарик, наделенный кучей комплексов, в связи с чем обожаю читать романы Стивена Кинга и смотреть жестокие молодежные фильмы. Надо ли мне говорить, что меня не очень любят, - да что там, совсем не любят девушки? Впрочем, речь пойдет не о них... Пожалуй, на этом резюме можно закончить, и позвольте мне перейти к делу. Сегодня я хочу рассказать вам страшную историю, которая приключилась со мной в метро.
В последнее время в метро происходят страшные, но одинаковые истории - правда, в основном, в Москве. У нас, в Питере, все спокойно. Я думаю, что так происходит не из-за того, что наш губернатор, за-ботясь о благополучии горожан, поднял на уши милицию и заставил ее быть крайне бдительной, хотя такой она, по идее, должна быть всегда. Но я знаю ее бдительность: ловко и бдительно она отлавливает только подвыпивших лохов и разлучает их с последними деньгами. Меня, кстати, ни разу ни за что не заметали: у меня на лице написано, что у меня нет денег, да и не пью я вообще-то (то есть выпиваю, конечно, но по ули-цам и метро в нетрезвом виде не шатаюсь). Так вот, что касается безопасности питерского метро: я думаю, что черножопым террористам просто жалко расходовать на него силы и тротил. Рванет-то, конечно, не ху-же, чем в Москве, и людей угробит наверняка не меньше, но эффект все же будет не тот. Голимым будет эффект.
Но инциденты в нашем метро, конечно же, бывали. Правда, не по вине злобных чеченских террори-стов, а по вине нашего знаменитого русского раздолбайства. Я имею в виду случай с козырьком на Сенной площади, рухнувшим и погребшим под собой немало человек, среди которых вполне мог быть и я. Но я во-шел под сень этого самого зловещего козырька слишком рано, часа за три до того, как у него не выдержали нервы, и он обвалился, - мое счастье, что занятия в техникуме заканчиваются так рано (а если их прогули-вать, то и того раньше).
С тех пор я всегда хожу через Садовую... Пусть говорят, что в одну реку дважды не войти, мне не хо-чется это проверять.
Ну, не суть. Это было, так сказать, интро. Теперь, с вашего позволения, я перехожу к основной теме. День, когда произошло это неописуемое событие, был обычным летним днем. Я даже буду совсем точным: случилось это загадочное происшествие, в которое с трудом можно поверить, 29 июля 2000 года. Какая бы-ла в тот день погода, значения не имеет, - в метро нет погоды, зато большую роль играет время суток, и я скажу вам время: когда я зашел в метро (а было это на Звездной), большие зеленые цифры на часах у входа на эскалатор показывали половину девятого. Это означало, что настала та спокойная пора, когда чрево мет-ро уже переварило народные массы и, так сказать, испражнилось ими и отрыгнуло их, а теперь отдыхало... Да, удивительный, конечно, организм... Одновременно и ест и... А люди, мы то есть, этого и не подозрева-ем и каждый день становимся то завтраком, то ужином.
Самое раздражающее в метро - это, безусловно, пассажиры. Особенно бабки со своими тележками. Всегда, когда спешишь побыстрее оказаться внизу тормозного эскалатора, на твоем пути встречаются хо-зяйственные сумки и тележки, которых, видите ли, не касаются какие-то правила, оговоренные теткой через репродуктор.
Я, правда, на этот раз никуда не торопился - просто ехал домой со Звездного рынка, но бабки, в нату-ре, бесили... Одна такая старушенция вломилась вместе со мной в вагон, в котором, видит Бог, было доста-точно свободных мест, и согнала с места скромную девчушку-двоечницу, листающую истрепанный кон-спект (собственно, на основании этого я и сделал вывод, что девушка - двоечница, все-таки нынче лето, ка-никулы, на кой ляд ей читать конспект - не иначе как готовиться к пересдаче). Такие бабки никогда не по-дойдут к жлобам, хлещущим пиво и занимающим огромной жопой сразу два места, они знают, что жлобы пошлют их на х... или куда еще подальше; такие бабки всегда ищут беззащитную жертву и всегда находят, потому что жертв у нас в метро предостаточно. Каждому хищнику - по жертве. А современные пенсионеры есть большое зло; они намеренно раздражают нас своей медлительностью, непонятливостью и наглостью. Хотя, если послушать моего деда, то раньше все было наоборот... Раньше, по его словам, молодежь было наглой и хамоватой и именно для нее было характерно переть напролом, сметая все на своем пути при по-мощи хозяйственных сумок и тележок.
Когда я захожу в вагон и занимаю свободное место, или сидячее, или стоячее (хотя стоячее, конечно, лучше - тогда ты будешь избавлен от мрачных взглядов стариков и надрывных воплей старух, а также им сочувствующих, причем сочувствующие обычно тоже сидят - вот сволочи, да? - и чего им не хватает, этим сраным борцам за счастливую старость?)...так... потерял уже нить... ну, короче, встаю где-нить в уголке и, прежде чем раскрыть книжку, окидываю взглядом вагон. Мне интересно, попадется ли среди всего этого отребья хоть одно человеческое лицо. Как правило, они попадаются, но очень мало, хотя, возможно, я и ошибаюсь. Смотреть надо быстро, потому что люди боятся, когда на них смотрят, а особенно когда смотрят им в глаза. Я это знаю точно, потому как сам не являюсь исключением. Не знаю, в чем тут причина, мне вроде бы стыдиться нечего, а вот взгляда в глаза не переношу. По мне - это то же самое, что плюнуть в ду-шу.
Я думаю, что ни для кого не является секретом факт, что метро притягивает всякого рода извращен-цев. Вы, конечно, можете возразить, что извращенцам тоже надо как-то передвигаться, но я имею богатый опыт поездок как в метро, так и наземным транспортом, и скажу вам со всей уверенностью: в автобусах вы легко можете встретить сумасшедших, но извращенцев, всяких там маньяков и т.п. вы там никогда не уви-дите. Их стихия - это метро. Ну, оно и понятно, все-таки подземелье, андеграунд, не так далеко, и так близ-ко - от ада. И, мне кажется, что именно метро превращает обычное среднестатистическое быдло - в извра-щенца или, того хуже, серийного убийцу, или, например, педофила, прокрадывающегося в гущу детей, еду-щих всем классом на экскурсию, и там втихомолку дрочащего через карман пальто.
Но на этот раз извращенцев, у которых прямо на лбу написано "извращенец", я не обнаружил, зато обнаружил в дальнем конце вагона свободное место и немедленно проследовал туда, чтобы почитать книгу в комфортных условиях. Пенсионеров можно было не опасаться, нынче был не их час... они уже насосались кровушки за день.
Двери прищемили чью-то куртку, и с тошнотворным шумом рванулись мимо стены. Прямо подо мной стучали и топтали рельсы колеса, и я сразу представил себе, что было бы, если б я сидел не здесь, а лежал метром ниже. Вот это было бы месиво! Славная еда для подземных крыс.
Но крыс хватало и в вагоне. Одна такая сидела передо мной в косухе и вертела головой, заросшей сальными волосами. И сосала пиво. У нее на физиономии было написано, что она любит сосать. А в свобод-ное время - вмазываться. Она заметила, что я смотрю на нее, и улыбнулась. Никогда нельзя отличить улыб-ки от оскала, - люди ведь такие мастера носить маски, - и я немедленно уткнулся носом в книгу, чтобы больше не давать этой наркоманке повода ломать мне голову. В книге я прочел: "поселок Монарховед, лен. область". Не иначе, как написано это было между строк, потому что в дальнейшем я больше этой надписи не находил. Да, это был какой-то знак лично мне. Несомненно. Стивен Кинг понятия не мог иметь о каком-то поселке в нашей ленинградской области, да что там Кинг, я сам впервые слышал это название.
И тут поезд остановился, да так резко, что люди, висящие на поручнях, заполоскались на них, как бе-лье на ветру, и чуть не попадали вповалку друг на друга. Ничего особенного в этом происшествии, конечно, не было, потому что такие остановки в нашем метро не редки, но что меня всегда бесило, так это то, что не-которые отдельно взятые особи человеческого рода никогда не могут удержаться и не ругнуться... Проце-женное сквозь желтые зубы "бля!" словно бы означает, что эта внезапная остановка навсегда исковеркала всю их жизнь и нанесла непоправимый ущерб душе, но выдержка и хладнокровие не позволяют человеку высказать по этому поводу все, что он думает. Остается только скромное "бля", чья лаконичность и корот-кость наделена героическим смыслом. Ну, а что касается меня, то это - лишний повод возненавидеть еще сильнее человеческий род и пожелать ему скорейшей смерти.
Да ведь к тому все и идет. Сколько жить-то можно! И не думайте обо мне плохо - себя я не выделяю из общей массы, что всем - то и мне. Навряд ли я уцелею.
Однако, я опять отвлекся.
Итак, поезд остановился, и замер. Стоял привычный, негромкий шум слившихся в одно целое голо-сов, очень усыпляющий и скучный.
Через несколько минут раздался грохот, и поезд тронулся. Но наш вагон, а был он в составе послед-ним, остался стоять на месте. Мы остались совершенно одни, и все сразу заволновались, поняв, что дело пахнет жареным. Потому что первый же поезд, следующий за нашим, так долбанет по заднице вагона, что от всех нас ничего не останется - мозги будут всмятку, мозги будут на стене и друг на друге. И, по-видимому, до этого замечательного события оставались считанные секунды.
Из книг Стивена Кинга я давно понял, что экстремальная ситуация - это, пожалуй, самое интересное, что только можно встретить в жизни, поскольку она позволяет сделать правильные выводы о людях и, глав-ное, о себе. Я даже немного мечтал о том, чтобы в такой ситуации оказаться, естественно, при условии, что выйду из нее живым. И вот я в ней. Здравствуй, экстремальщина! Должен сказать, что я ничуть не испугал-ся. Напротив, я жадно стал всматриваться в людей, чтобы посмотреть на их реакцию и убедился в том, что большинство людей безнадежно тупы. В то время, как я успел взвесить шансы на успех выжить, успел оце-нить свое состояние, успел передумать множество вещей, люди сидели или стояли с теми же выражениями на лицах... все было так, словно ничего не произошло. До них все доходило медленно... и я сравнил это с бикфордовым шнуром. Медленно, медленно ползет огонек по нему, зато потом, как е...т!!! И звиздец. Я стал ждать, когда же наконец прорвутся эмоции и вагон захлестнет паника и всеобщая истерия, когда люди будут биться от страха в конвульсиях, когда они совсем потеряют голову, и что же тогда они будут делать перед смертью? Я теперь буду совсем честным: я рассчитывал на то, что люди превратятся в животных, и мне можно будет трахнуть какую-нибудь хорошенькую девушку, хотя бы ту, которая двоечница, и чтобы никто не заботился о морали и своем честном имени и цивилизованном лице.
Только бы хватило времени...
Ко мне вдруг повернулся сосед, рыжий и здоровый пацан в футболке "Милана", с прической, похо-жей на аэродром, и сказал:
- Че-то странно. Почему свет горит?
Меня сперва потрясло, что ход его мыслей совпал с моим, но потом я понял, что он все же безнадеж-но глуп и озадачен сейчас другими проблемами. Его, видите ли, интересует, почему в вагоне горит свет, хотя отсутствует электрическая связь с вагоном, в котором, по его мнению, находятся аккумуляторы, вместо бо-лее насущного вопроса зачем он горит, когда лучше было бы, если б он не горел и не мешал процессу оди-чанию вагонных людей.
Тут какая-то массивная тетка, задевая подбородками свои же собственные плечи, закрутила головой, пытаясь что-то увидеть, а потом закричала:
- Где кнопка вызова машиниста?!
Этот нелепый вскрик продрал всех морозом по коже.
Немедленно привстал старик в коричневым костюме, которым обедало не одно поколение моли, и, тряся головой с голубой детской кепкой на ней, трескуче прохрипел:
- Это терракт! Терракт это! Чеченские террористы!
И так думал явно не один он, почти всем эта идея приглянулась, все лица строго и сурово вытянулись. Но особенно эта идея, по-видимому, тронула парня в клубной куртке и просторных штанах со множеством карманов, с диджейской сумкой на коленях. Поплевав на ладонь, он пригладил короткие обесцвеченные волосы и прытко вскочил на ноги.
- Да-а! - потрясая руками, гулким голосом крикнул парень. - Это я сделал! Ха-ха-ха! Аллах акбар!!!
Он поскакал на середину вагона.
Ощутимо запахло безумием. И мне это понравилось!
Люди остервенело молчали, но ведь скоро они начнут терзать этого парня и разрывать на куски. Это просто неминуемо! Я был в этом прямо-таки убежден.
Доскакав до середины вагона, парень остановился и заорал:
- Шу-у-утка! Ведь не мог же я сделать это сквозь стену! Я не телепат!
Возмущению пассажиров не было предела. Тетки, бабки и старики начали судачить между собой об идиотизме этого клоуна, а контингент помоложе угрюмо смотрел на него, я полагаю, что они завидовали его бесстрашию. Да я и сам с досадой подумал о том, что он, а не я стал массовиком-затейником, этаким борцом с паникой.
Парень не угомонился. Расхаживая по вагону и вращая глазами, он хлопал молодых теток по голым коленям, улыбался и нес какую-то околесицу. Вдруг он остановился и очень громко сказал:
- Чуваки и чувихи! Послушайте анекдот.
Все, без исключения, посмотрели на него. Можно было подумать, что их заинтересовал какой-то ду-рацкий анекдот.
- Итак, ситуевина такая, - начал рассказывать парень. - Портовая, короче, таможня. Таможенник проводит осмотр. Спрашивает у хозяина: "Наркотики есть?". "Есть", - отвечает тот и выкладывает чемодан, битком набитый наркотой. "Вот, здесь кокаин, здесь героин. Все упаковано". Таможенник охреневает и спрашивает: "Может, у вас и оружие есть?" "Как же, как же! Вот, пожалуйста" - говорит хозяин и выклады-вает второй чемодан. Таможенник открывает его и видит, что чемодан битком набит пистолетами, автома-тами, гранатами и всем таким дерьмом. Тут он уже совсем прих..л и говорит: "Че, может, у вас и валюта есть заодно?". Без лишних слов хозяин вынимает третий чемодан. В нем миллион бачей. Изумлению таможенни-ка нет пределов. Он офигевше спрашивает: "И это все ваше???"
Тут рассказчик начал неудержимо хохотать, его прямо-таки сгибало от хохота, и на глазах у него вы-ступили слезы. Но все же сквозь всхлипы и всхрипы он закончил свой анекдот:
- Нет! Это - ваше!! А мое... (в этот момент я думал, что парень лопнет со смеху) - в трюме!!!
Он хохотал так заразительно, что часть истерии передалась и некоторым другим пассажирам. Я уви-дел виноватые улыбки, кто-то фырчал, пытаясь удержаться от смеха.
Впрочем, через минуту все успокоились. Парень подвинул двух школьников и сел между ними. По его напряженно сморщившемуся лбу можно было понять, что он пытается вспомнить какой-нибудь другой анекдот. Лицо его было покрыто красными пятнами, а глаза превратились в щелки после долгого изматы-вающего смеха.
Теперь настала очередь другого деятеля. Это был солидный и рассудительный мужчина в сером дело-вом костюме и очках. Хорошо поставленным голосом он произнес:
- Надо выломать переднюю дверь и пойти пешком до ближайшей станции.
И как только это не пришло остальным в голову! Некоторые со злобой посмотрели на него, что не-удивительно - кому хочется чувствовать себя дураком, но большинство обрадовалось такому простому и в то же время замечательному решению.
Деловой мужчина не отказал себе в удовольствии еще раз поддеть злюк и сказал:
- Глупо ждать, пока тебя спасут, надо самому приложить к этому усилия.
Не выпуская из рук кейса, он направился к передней двери (возле которой, кстати, сидел я) и начал дергать за ручку. Дверь, естественно, не поддавалась. Повернувшись к аудитории, мужчина сказал:
- У кого есть что-нибудь тяжелое? Необходимо выбить стекло.
И в это время вагон начало трясти. Что стало причиной этого - хрен знает, но все напугались бог зна-ет как.
И тут случилось самое ужасное: провалился пол! Прямо под нами оказалась бездна. Ни рельс, ни шпал - ничего! И в эту черную страшную пустоту улетел пол, а вслед за ним и люди, которые не держались, или слабо держались за верхние поручни.
Деловой мужчина все-таки успел ухватиться за дверную ручку и теперь висел на ней. Очки у него сбились на бок, цепляясь за нос и правое ухо, кейс болтался совсем недалеко от бездны, но его хозяин явно не хотел с ним расставаться. Ко мне повернулось перекошенное немыслимым напряжением лицо. Мужчина прохрипел:
- Помоги!
Но я только оцепенело смотрел на него. И увидел, как очки медленно ползут вниз, а потом, не удер-жавшись, срываются и, кувыркаясь, исчезают в черной пустоте. А вскоре разжались побелевшие до цвета кости пальцы, и деловой мужчина полетел вслед за очками...
Я не удержался от того, чтобы не поглядеть на своего соседа, хотя прекрасно знал, какой взгляд встречу. Взгляд карающий, обращенный напрямую к моей совести: "Что ж ты, падла, не помог? Тебя ведь просили".
Такой взгляд я и встретил. Но вместо того, чтобы злобно сказать: "А хули ты сам не помог?", я вино-вато отвел глаза.
А люди, висящие на поручнях, тем временем начали уставать. Я думаю, что в эту минуту они больше всего сожалели о том, что непонятно из каких побуждений не приучились занимать сидячие места. Эти лю-ди болтали ногами и пытались поставить их на тех, кто сидел перед ними. А сидящие люди (особенно баб-ки) отталкивали наглые ноги, и висячие люди раскачивались и болтались над бездной, как candle on the wind, предназначенная для Мэрилин Монро, но посвященная принцессе Диане.
Некоторые не выдерживали качки и с ужасными воплями срывались вниз. А потом из темной и мрач-ной пустоты полезли гигантские розовые языки и начали лизать ноги всех, и сидящих и висящих, и тут уже началась настоящая паника, и люди прыгали по коже сидений, то и дело сталкивая друг друга вниз...
Право слово, мне даже интересно стало, что же там делается внизу, какие там пасти, и какие там зу-бы, и что вообще там такое, голодное оно или не очень, и прямо хоть бросайся туда и узнавай, чего мучить-ся... но вдали туннеля вдруг появились огни святого эльма, и вот оказалось, что никакие это не мистические огни, а всего лишь тягач, который приехал, чтобы спасти нас. И пол вернулся на место, а языки, соответст-венно убрались, и паника, так и не достигнув своего экстремума, почти улеглась. В наших мыслях воцари-лось спокойствие, которое оказалось достойной заменой истерии.
Нас притащили к станции метро Московская, а там уж выломали боковые двери и выпустили наружу. Я немедленно взбежал по эскалатору и выскочил на улицу. Там было тепло и солнечно. Вдали возвышался гранитный монолит, чья верхушка исчезала в прозрачном воздухе, - это была площадь Победы. Я сел на автобус и поехал к себе домой на Звездную. Просто припомнил название, написанное в "Томминокерах" - поселок Монарховед, и теперь убедился в том, что мне необходимо съездить туда, чтобы узнать что-то важ-ное о себе или для себя.
Обычно у меня бывает так: я долго собираюсь что-то сделать, я прорабатываю в деталях план, как я буду это делать, я размышляю над тем, какие трудности могут меня подстерегать. Я так долго готовлюсь, что со временем необходимость в деле отпадает - оказывается, что уже поздно, или, может быть, мне начи-нает казаться, что дело уже сделано... А может быть, я просто понимаю бессмысленность своей затеи...
Но с поселком Монарховедом все оказалось иначе. Это была не шутка, и приключение в метро стало знаком высших сил, которого, правда, я так и не понял. Вероятно, это было знаком для всех уцелевших пас-сажиров. Всем нам необходимо было что-то сделать. Но моей личной задачей была поездка в Монарховед. И я, вооружившись картой ленинградской области и телефоном, узнал, где находится это место, и узнал, каким утренним поездом мне надо будет ехать.
Промучившись всю ночь и так и не заснув, я встал с помятой постели в 7 утра, приготовил скромный хавчик с собой в дорогу, выпил кофе и, не говоря ни слова предкам, отправился на вокзал.
Поезд шел до Новгорода, и моя остановка была ближе к этому замечательному древнему городу, не-жели к Петербургу. Утро было замечательным - свежим, прохладным, солнечным. Но день обещал быть жарким.
Я забрался в чрево еще одного рукотворного чудовища - слава Богу, что оно хоть не ползало в подзе-мельях, и раскрыл книжку Стивена Кинга, надеясь вычитать там еще хоть какие-то сведения о поселке Мо-нарховед.
В книжке не было ничего нового, и со временем мне надоело читать, и я стал смотреть в окно. Поезд двигался довольно быстро в утреннем пространстве, и косые лучи солнца пронизывали весь вагон. За пыль-ным стеклом видна была неплохая летняя картинка, на которой были нарисованы зеленые деревья, голубое небо и все такое. Мною овладевали всякие ленивые мысли. Я думал о жизни, и пришел к выводу, что самым правильным был бы образ жизни йогов, которые проводили ее, уйдя в самосозерцание. Это очень характер-но для такого эгоистичного существа, как человек, правда ведь? Как говорится, мир - это я. Зачем вводить себя в разболтанное и смятенное состояние, пытаясь взаимодействовать с другими мирами? Потом я чуть не заснул от таких мыслей, но все-таки не рискнул это сделать, боясь проехать свою остановку.
Но вот, наконец, и она. На платформе я увидел местного мужика и, поборов смущение, спросил у не-го, как получше дойти до поселка Монарховед. Мужик неторопливо и степенно все мне рассказал, и я от-правился по проселочной, но достаточно сухой дороге, к этому самому поселку.
Я шел несколько часов. Шел неизвестно зачем. Что ждет хорошего меня в Монарховеде? В лучшем случае - ничего, а в худшем - местные гопники накостыляют мне по шее. Такие очкариков, как я, не вызы-вают у гопников симпатии. Но я все-таки шел, и сам этому удивлялся. Мужик обещал мне, что я дойду за три часа. Примерно столько времени я и шел... И вот я взобрался на пригорочек, и был ослеплен солнцем, отражавшимся от железных кровель домов. Теперь меня и Монарховед разделяла только небольшая про-зрачная роща.
Я глубоко вздохнул и только собрался спускаться вниз, к роще, как услышал впереди какой-то шум. Из густого орешника выбежала девчонка и устремилась прямо ко мне. За ней бежали три парня, то и дело спотыкаясь.
Я тут же решил сваливать, но меня остановило то, что девчонка отчаянно крикнула мне:
- Спаси!!!
В моей голове промелькнула череда мыслей примерно такого содержания: я ее спасу... она мне даст... как я ее спасу?.. меня изобьют, а то и зарежут... она мне даст... я буду спасителем... В общем, стоял я, как вкопанный, а она тем временем подбежала ко мне и, схватив меня за руку, прокричала, безумно глядя мне в глаза:
- Что ты стоишь? Бежим!
Это решение мне понравилось, хотя неуместно говорить "понравилось", это решение было единст-венным верным, и мы побежали. Девчонка сразу опередила меня, и ее толстая черная коса развевалась за ней, а на спине, на белом сарафане я увидел капли крови.
Я прибавил ходу, хотя знал, что очень скоро выдохнусь. И я, разумеется, оглянулся, чтобы увидеть наших преследователей.
Они, видно, выдохлись уже давно. И все трое были немного похожи на меня. И с руки одного из них капала кровь. Он-то и крикнул мне, задыхаясь:
- Остановись, мудак!
Но я был бы мудаком, если бы остановился, и я бежал дальше. А девчонка - впереди, совершенно не сбавляя темпа и не чувствуя усталости.
Вскоре парни отстали и, видно, прекратили погоню. Но они еще долго кричали мне вслед: "стой!", "стой!"
Минут через десять я понял, что больше не могу бежать, и расстояние между мной и девчонкой стало увеличиваться. Она почувствовала это, и сбавила ход. А я, увидев, что она сбавила ход, вообще пошел ша-гом.
- Все, больше не могу! - выдохнул я.
- Нельзя останавливаться! - сказала она. - Если хочешь спастись, надо полностью измотать себя.
- Они нас больше не догоняют, - возразил я.
- Это совсем неважно, - ответила она. - Ты должен меня спасти и забрать отсюда.
Я стал думать, что мне с ней делать, и куда вообще я ее дену, если заберу с собой в город. Ведь не домой же ее вести. Да и кто она вообще такая?
- Как тебя зовут? - спросил я.
- Лена.
Я так ничего и не смог придумать, как поступить. Мне бы не хотелось, чтобы она пользовалась моей доверчивостью. Ситуация становилась идиотской. Совершенно определенно было, что она - девочка безба-шенная, и что с ней невозможно говорить нормально. Глупо было с ее стороны просить меня спасти ее и забрать отсюда. Но, с другой стороны, она может мне отдаться, т.е. оказаться более доверчивой, чем я, и тогда я, а не она, воспользуюсь ее доверчивостью. А с совестью потом как-нибудь договорюсь. Только я не был уверен в том, что мой план увенчается успехом, и я поступлю так, как следует поступить мне, а не так, как ей.
Особенность умных людей в том, что они сначала думают, а потом забывают действовать. Я человек умный, поэтому мы уже дошли до платформы, а я так ничего и не сделал. Зато мыслями ушел далеко-далеко в будущее.
Я купил два билета. И мы дождались поезда. Практически ни о чем все это время мы не разговарива-ли, потому что мне трудно разговаривать с девушками, а Лена, видно, была не в сотоянии разговаривать.
Дело близилось к вечеру, солнце клонилось к горизонту. К своему ужасу я почувствовал, что очень хочу спать - сказались последствия бессонной ночи.
Вагон был совершенно пустой. Особенность поезда, который идет из Питера в Новгород и наоборот в том, что там очень мягкие и удобные сиденья. Я устроился сразу на двух, и сон неожиданно склеил мне ве-ки.
Проснулся я от резкой, ужасной боли в левом предплечье. Открыв глаза, я посмотрел на свою руку и увидел, что из нее вырван кусок мяса. Спасенная мною Лена сидела напротив меня, освещенная лучами красного солнца, и жадно ела мое мясо. Перед тем, как потерять сознание от боли и страха, я страшно уди-вился тому, что на мое тело кто-то прельстился и вдруг вспомнил одну историю, приключившуюся со зна-комым моего брата, и очень скоро от меня не осталось ничего, кроме этого воспоминания...