Аннотация: Город мира. Белый город. Вечный город. Иерусалим. Пришедший сюда однажды становится его частью, оставляя в нем частицу себя. Прошедший по его мостовым никогда не забудет этих блестящих на солнце, скользских камней. Никогда не перестанет чувствовать его дыхания - дыхания ожившей легенды.
В который раз в жизни я убеждаюсь, что все случайности не случайны. Улетая в отпуск в солнечную и жаркую страну на берегу Средиземного моря, я собиралась отключить мозг от работы, забыть о научных изысканиях и просто радоваться морю, солнцу, вкусной еде и улыбчивым людям, говорящим на другом языке.
Добравшись до отеля в комфортном салоне автобуса, я порадовалась окружающей тишине: уютное место на самом берегу, утопающие в цветах и деревьях небольшие корпуса и ненавязчивый шум моря.
Водрузив свое бренное тело в шезлонг на желтом песке пляжа, я слушала шум утреннего прибоя и лениво читала проспект туроператора с перечнем предлагаемых экскурсий. Глаза сами собой наткнулись на панораму древнего белокаменного города и цену, за которую предлагалось это удовольствие.
Путешествие в Израиль на двое суток за триста долларов с питанием, проживанием и гидом. Ну, гид, допустим, мне нужен исключительно в рамках "привезти-увезти", потому как историю региона я сама читаю как учебный предмет. В остальном же... такое путешествие из России будет стоить в разы дороже, так что, почему бы и нет? Посмотрю вживую на то, о чем рассказываю ученикам.
Пообщавшись с отельным гидом, сообщив свои пожелания и оплатив тур, я вернулась к ленивому загоранию и купанию в приподнятом настроении. Вылет через три дня, по возвращении у меня будет еще несколько дней для того, чтобы "поизображать тюленя"... Отлично!
"Дамы и господа! Наш самолет произвел посадку в аэропорту Тель-Авива. Просим вас..." - бодрый женский голос заставляет меня потянуться и размять затекшие за время перелета плечи. Всего час полета - и вот я здесь. За окном иллюминатора темно, уже почти ночь. Еще час поездки - и мы будем в гостинице, а утром... утром группа пойдет с гидом по стандартному маршруту, а я пойду по своему. Гид уже в курсе. Не сказать, что она обрадовалась... Но Стена Плача в Иерусалиме одна, а какой дорогой я туда приду - мои проблемы. Главное, чтобы вовремя.
Пройдя паспортный и таможенный контроль и заняв свое место в автобусе, я задумчиво наблюдала за проносящимися мимо огоньками домов. Чуть больше часа езды - и я буду в своем номере. Я сама не заметила, как заснула, убаюканная размеренным покачиванием автобуса. Разбудила меня остановка и резкие голоса, раздававшиеся у входа.
В автобус вошли вооруженные люди и попросили всех предоставить для проверки паспорта. Ко мне подошёл солдат с автоматом Калашникова наперевес и взял из моих рук паспорт с двуглавым орлом на обложке. Долго вглядывался в фотографию и мое лицо, а потом задал вопрос по-арабски. Я ответила по-английски, что не понимаю. На помощь пришла гид, переведя мне вопрос проверяющего. Как меня зовут, сколько мне лет и место моего рождения. Неужели я так не похожа на себя в паспорте?
Отпустили нас только через полчаса и автобус поехал дальше. В Вифлеем. Оказывается, ночуем мы в гостинице, расположенной в Палестинских территориях. Не сказать, что я испугалась, но сам факт того, что мы остаемся на ночь в регионе, с которым Израиль уже несколько десятков лет ведет то вспыхивающую, то затухающую войну, оставил весьма неприятный осадок. Да и проверка позитивного впечатления не оказала.
Гостиница оказалась простой, но добротной. С виду было вообще непонятно, что это отель - маленькая вывеска на ничем не отличающихся от остальных в квартале здании. Перекусив поздним ужином, я поднялась к себе и, бросив рюкзак на кровать, сразу направилась к окну. Это моя слабость - сразу смотреть, что за окном гостиничного номера. Бывает очень интересно наблюдать окружающий мир через оконное стекло.
А вот не тут-то было. Шторы на окне оказались оригинальными - за классическими портьерами скрывалась плотная светонепроницаемая ткань, через которую выглянуть наружу было невозможно. Даже в щелочку. Светомаскировка. Вот вам и гостиница. Вот вам и Палестина. Следующее, на что я обратила внимание, были светильники - в ванной комнате и коридоре они были нормальными, яркими. А в самой комнате стоял только один светильник в виде цветка на высокой ножке, дававший совсем мало света. Видимо, чтобы через эту ткань на окне не просвечивало. От этого открытия мне стало не по себе, и я поспешила принять душ и забраться под покрывало.
Меня разбудил странный звук, серия резких хлопков. Я села на кровати и помотала головой. Звук повторился - он шел явно с улицы и здорово напоминал... выстрелы. Автоматная очередь. Неслабые ночки в Вифлееме, однако! Выбравшись из кровати и жадно напившись воды из бутылки, я забралась обратно и провалилась в неспокойный сон.
Айфон истошно завопил в шесть утра, заставив меня помянуть недобрым словом вражью американскую технику. Затолкав себя в душ, я обнаружила, что горячей воды нет. Это привело меня в чувство еще эффективнее выстрелов за окном, и, попрыгав по комнате, шустро натянув на себя штаны с майкой, я вышла к завтраку. Заодно и согрелась.
С гидом Ритой, оказавшейся милейшей женщиной, мы договорились, что в четыре часа пополудни мы встречаемся у Стены Плача, и в случае возникновения любых вопросов и трудностей я звоню ей. Ну да, после такой гостиницы я уже не так уверена в собственных силах и бесстрашии.
Автобус высадил нас у границы старого города, и мы пошли в гору. У крепостных стен я рассталась с группой и дальше отправилась сама.
Подойдя к открытым воротам, я остановилась, запрокинув голову. В голове сама собой возникла давным-давно вычитанная в Писании фраза: "Пред вратами твоими стою, Иерусалим!.." И сегодня я стою перед вратами в древний город, связавший в себе множество миров и религий. Сегодня я пройду по его тысячелетним мостовым, коснусь руками стен храмов, потеряюсь на какое-то время в его узких улочках, где дома стоят сплошной стеной и небо видно, только если запрокинуть голову...
Я выдохнула, поправила бандану и вошла в горячий воздух, царящий на улицах древнего города.
Меня с обеих сторон обтекали толпы людей, спешащих за своими гидами. Они втягивались в узкие улочки, расходящиеся лучами от площади у ворот. Я посмотрела на карту, выданную мне Ритой, и усмехнулась. Такому лабиринту позавидовал бы сам царь Минос. Если у тебя нет карты или гида, который знает, куда идти, то потеряться тут - дело пары поворотов. Или пяти минут. А вот выбраться - очень, очень сложно. Тут очень много людей. Не зря Иерусалим называют "городом мира" - весь мир идет по этим улицам, стремясь прикоснуться кто к истории человечества, кто к величайшим святыням трех религий, а кто и к тому, и к другому. Я как раз отношусь к числу последних.
Я сверилась с картой и свернула в христианский квартал. Сегодня я пройду по этим улицам, может быть, куплю что-нибудь на знаменитом древнем базаре Муристана, увижу Храм Гроба Господня, поднимусь на Голгофу, пройдя Via Dolorosa* от Монастыря Бичевания по следам Иисуса Христа, пройду мусульманский квартал, увидев Львиные ворота и ворота царя Ирода, пройду по Цепной улице к мечети Аль-Акса, третьей по значимости в Исламе, увижу Краеугольный камень, с которого, по легенде, началось сотворение мира...
А потом мне предстоит исхитриться и дойти к месту, которое называют "городом Давида", именно в то время, когда туда пускают туристов. Я очень надеюсь, что у меня это получится, потому что мне, как археологу, будет обидно приехать в Иерусалим и не увидеть место, откуда ведет историю этот город.
После этого я нырну в еврейский квартал и его узкими улочками пойду к самому святому месту для еврейского народа. Я пойду к своей детской и юношеской мечте - Стене Плача. Там мы встречаемся с Ритой и я там же присоединюсь к остальной группе.
Сначала я хотела пройти древний Иерусалим и его окрестности сама, но после ночи в Палестинских территориях свое решение поменяла. Одно дело - старый город с толпами туристов и полиции, и совсем другое - новый Иерусалим. При том, что ни ивритом, ни идишем я не владею, а на свой средний английский и знание местными русского я не надеюсь.
Я расчехлила фотоаппарат и свернула на одну из улиц, втянувшись в нескончаемый поток людей. Я шла по улочкам, постоянно сверяясь с картой, чтобы не сбиться с дороги, пересекла два квартала и вскоре вышла к монастырю Бичевания. Здесь, если верить Библии, римские солдаты били бичами того, кого огромное количество людей в мире называет Спасителем. И отсюда он начал свой путь, неся на плечах крест, на котором будет распят. Отсюда он начал свою дорогу скорби.
Я шла и ощущала под подошвами сандалий все изгибы и неровности древней мостовой, сложенной еще до начала христианской эры. Камни блестели на солнце, словно облитые маслом, и жутко скользили под ногами, отполированные тысячелетиями и миллиардами ног, прошедших по ним.
Я шла и ощущала на себе взгляд этого города, глядящего на меня своими закрытыми от солнца окнами и чердачными окошками в древних домах, в которых до сих пор живут люди. Это не музей. Это живой город, живой Иерусалим, живая история под руками и ногами. Она пульсирует, как кровь в человеческих жилах, живет и течет своим, непостижимым для чужаков чередом.
Каждый шаг по дороге, названной в истории Via Dolorosa, отдавался в моей голове знанием, или, скорее, воспоминанием о том, что происходило тут две тысячи лет назад. Я шла и вспоминала каждую остановку человека, несущего свой крест и осужденного на смерть на этом кресте. Дойдя до четвертой остановки, я привалилась к стене одного из домов и стала судорожно хватать ртом горячий воздух. Вытащив бутылку и сделав несколько глотков, я присела на корточки и позволила толпе туристов обогнуть меня, словно меня и не было.
Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел,
А туда, где молча Мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел.**
На этом месте тот, кого называли Иисусом из Назарета, встретил свою мать.
Я не знаю, почему со мной произошел этот припадок, скорее всего, от жары, но все то время, пока я сидела, прислонившись к стене, перед глазами стояла картина: избитый, истощенный человек с крестом на плечах останавливается и смотрит в глаза Женщины. Матери. Ее лицо спокойно, но в этом спокойствии вся боль и горечь, которая только может быть в мире. В ее глазах самое страшное в мире горе - горе матери, на глазах которой ведут на казнь ее сына. Не важно, кто он - божий избранник или вор. Он - ее сын.
Я словно выпала из пространства и времени, глядя прямо перед собой и сжимая в руках бутылку воды. Из этого состояния меня вывело прикосновение к плечу. Я подняла голову и увидела над собой сморщенное лицо с темными, очень обеспокоенными глазами. Это оказался старик-араб, спросивший меня на ломаном английском, все ли в порядке. Я не сразу поняла его, а потом кивнула и улыбнулась, поблагодарив за беспокойство.
Поднявшись на ноги, я прошла мимо церкви Богоматери Великомученицы, не посмев зайти туда. Пройдя дальше по улицам, я миновала часовню Святой Вероники, утеревшей лицо обреченного своим платком, и вышла к тому месту, где раньше располагались Судные врата. Прошедший их приговоренный уже не мог быть помилован. Да и миловать его никто не собирался.
Пройдя еще несколько поворотов, я вошла в дверь-выход с улицы и попала на площадь перед храмом, являющимся одной из главных святынь христианского мира. За него дрались крестоносцы, за него соперничали все христианские церкви, пролив за почти две тысячи лет его существования такое количество человеческой крови, что хватило бы наполнить Мертвое море.
Храм Гроба Господня. Храм главного чуда христианства - именно здесь на православную Пасху с небес сходит благодатный огонь. Именно здесь находится кувуклия с частицей погребального саркофага Иисуса Христа. Именно здесь находится камень миропомазания, на котором, по преданию, омыли и приготовили к погребению тело распятого. И именно здесь, в этом храме находится место, где Он был распят. Голгофа. Она здесь.
Я затянула потуже бандану на голове, заправляя под нее выбившиеся пряди, и вошла в двери Храма.
Я не могу сказать, что увиденное поразило меня. Это... это другое. Невозможно описать ощущение, словно тебя окутывает что-то одновременно теплое и сильное. Я стояла внутри, у самого входа, и боялась сделать шаг дальше, зачарованно глядя на лежащий почти у самого входа плоский камень.
В храме стоял запах благовоний и воска, мгновенно изгоняющий все другие запахи. Я выдохнула и пошла дальше, туда, где виднелась темная громада, освещенная лучами, падающими со свода. Войдя в основную часть храма, я замерла, запрокинув голову. Увиденное поражало воображение и заставляло почувствовать себя песчинкой в этом человеческом море, стремящимся прикоснуться к святыне***.
Я вошла в кувуклию и опустилась на колени, коснувшись кончиками пальцев холодного камня саркофага. По телу пробежала дрожь, и я поднялась, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Приняв из рук священника свечу, составленную из тридцати трех маленьких свечек, я зажгла ее от лампады и зачерпнула огонь горстью. Потом еще и еще раз, зачерпывая пламя и умываясь огнем до тех пор, пока он не стал жечь кожу. Можно верить во что угодно и быть каким угодно скептиком... Но этот огонь, зажженный от того, что сошел на эту Пасху, действительно не обжигает. И дело не в том, что свеча еще не разгорелась - она горела очень ярко - ведь горела не одна, а тридцать три церковных свечи.
Я вышла из кувуклии с ощущением того, что что-то поменялось. И теперь мне не страшно. Я вышла из-под купола храма и прошла в правую его часть. К узкой и крутой лестнице, поднимаясь по которой, нужно держаться за стену - иначе рискуешь свалиться.
Поставив ногу на первую ее ступень, я начала свое восхождение на Голгофу.
Пройдя эти тринадцать ступеней вверх, я оказалась в месте последних остановок, которые делал Иисус на своей дороге скорби. Я прошла по ним и взошла на то место, где по преданию стоял крест. Я не знаю, сколько я стояла там, глядя на огромное распятие и статую Богородицы, глядящую на проходящих мимо людей страшными, живыми глазами, и не отпускающую от себя, не позволяющую отвести взгляд... А потом меня словно отпустило, и я почти бегом спустилась по второй лестнице, переступила через порог и быстрым шагом покинула храмовую площадь.
Я сделала гораздо больше, чем собиралась. Я шла сюда с целью посмотреть на величайший памятник истории и культуры, но получила в итоге совершенно другое. Я словно влилась в нервную систему этого города, став на какое-то время его частью, почувствовав и увидев мир его глазами.
Я шла по улицам, не разбирая дороги, и осознала, что потерялась, забредя на узкую, грязную улочку, где мне почти не встречались туристы. Вокруг были арабские лица, из чего я сделала вывод, что нахожусь в мусульманском квартале.
Надо выбираться отсюда, пока не нарвалась на неприятности. И вытаскивать телефон, чтобы позвонить Рите и поныть, что я все-таки потерялась, как-то боязно. Я покрутила головой и выбрала самый чистый и внушающий доверие поворот. Выбор был невелик, но все же лучше, чем ничего.
Побродив еще с полчаса и посмотрев на часы, я поняла, что надо искать дорогу к Стене Плача. Иначе не успею вовремя, да и ощущение того, что ты понятия не имеешь, где находишься и не знаешь, куда идти, не относится к разряду приятных.
Остановившись у лавки, я спросила у араба-продавца, как пройти к Стене Плача. Он улыбнулся мне и спросил на хорошем английском:
- Потерялась?
- Потерялась, - я развела руками, показывая, что нуждаюсь в его помощи.
- Купи лепешку, покажу, - он лукаво усмехнулся, переворачивая ценник, нарисованный маркером на клочке картона.
Лепешка мне была совсем без надобности, тем более, что я стараюсь не употреблять пищу, купленную на улице, но... Помощь мне была нужнее.
- Сколько стоит?
- Пять долларов.
Цена была явно "конской", но на то они и арабы. Торг - это святое.
- Дорого! За пять долларов можно... - я скептически поджала губы и покачала головой.
Торговец расхохотался и крикнул что-то внутрь лавки по-арабски. Затем он взял одну из лепешек и разломил ее пополам, протянув мне одну часть.
- Возьми. Бесплатно.
Из недр дома появился мальчишка, внимательно уставившийся сначала на позвавшего его торговца, а затем на меня. Под взглядом двух пар глаз я протянула руку и взяла у торговца кусок лепешки.
- Мой сын проводит тебя до Туннеля Стены. Ты мне нравишься - в тебе зла нет. Съешь наш хлеб. И помолись своему богу. В этом городе все боги слышат молитвы.
Он добавил несколько слов на своем языке, и я почувствовала, как кто-то трогает меня за руку. Это оказался мальчик, сын торговца. Он произнес по-английски "пойдем" и зашагал по улице.
- Спасибо вам! Удачи! - я вскинула руку на прощание и улыбнулась. Второй рукой я сжимала хлеб.
Мальчик ждал меня на углу, и, стоило мне поравняться с ним, как, не произнеся ни слова, он устремился дальше. Мы шли минут двадцать, не сказав друг другу ни слова, а потом он внезапно остановился, указав рукой в крытую улицу.
- Тебе туда.
- Спасибо тебе! Если хочешь, я дам тебе пять долларов. Ты очень помог мне...
- Дай мне его, - он показал пальцем на тонкий кожаный браслет, завязанный на моем запястье. Подарок сестры.
Я помедлила секунду, а затем развязала узелки и протянула его мальчишке.
- Держи. Пусть тебе удачу приносит.
Он выхватил у меня из пальцев браслет и отступил на два шага, подняв руку в прощальном жесте.
- А хлеб съешь! Обязательно!
- Хорошо!
Он развернулся и в мгновение ока затерялся в толпе. Я покрутила головой и прямо перед собой увидела указатель, гласящий, что эта улица ведет к Стене Плача. В задумчивости я отщипнула кусочек от лепешки и закинула в рот. Хлеб оказался чуть солоноватым, с необычным привкусом пряностей, но в целом - очень приятным. Я отщипывала по кусочку и ела, осознавая, что этот хлеб - первое, что я ем с семи утра. И он очень мне нравится. О его символическом значении думать почему-то не хотелось. Я запила лепешку водой и двинулась по улице-тоннелю, вскоре снова выйдя на солнечный свет и воочию увидев то, что осталось от Второго Храма. От него осталась всего лишь одна, западная стена. И эта стена - самое святое, что есть у еврейского народа. Это их Стена Плача.
Говорят, что если очень-очень сильно желать, и загадать это желание у Стены Плача, то оно обязательно сбудется. Я прошла мимо ящика с пожертвованиями, бросив туда доллар, и остановилась, запрокинув голову. Солнце слепило глаза даже через темные очки, но я не могла оторваться от созерцания вершины Стены. Ее огромные камни, через которые местами проросла трава, невообразимой громадой возвышались надо мной, словно говоря: "Как бы ни разрушали наши святыни, как бы ни жгли наши города, как бы ни изгоняли нас с нашей земли, мы будем стоять и жить вечно". Прикоснувшись ладонью к шершавому, удивительно холодному камню, я вспомнила про двенадцать колен Израилевых, изгнанных с родной земли, о рабстве евреев в земле Египетской и о казнях, постигших Египет и фараона, не желавшего отпускать народ Моисея из рабства. Я вспомнила вавилонских и ассириских царей, римских императоров, управлявших Иудеей... Я вспомнила Понтия Пилата и Марка Крысобоя, хотя, может, они никогда и не существовали. Я вспомнила Воланда и Иешуа, по пути которого прошла сегодня, вспомнила Левия Матвея и Иуду.
Затем сглотнула, закрыла глаза, и загадала самое заветное желание, до боли впившись пальцами в холодный камень. А потом резко отдернула руки и отошла от Стены, глядя на нее слезящимися глазами.
Невозможно передать ту бурю эмоций, что бушевала внутри в тот момент. Смесь страха и благоговения, неверия и ожидания чуда... Словно в голове боролись противоположности - рационалист и мистик. Я не знаю, кто из них победил.
К моему плечу прикоснулась рука, и я резко оглянулась.
Передо мной стояла улыбающаяся Рита, и что-то в ее улыбке мне показалось знакомым. Словно я уже видела это сегодня, но не у нее. Может быть, я видела это в улыбке священника, протягивающего мне свечу, или в улыбке торговца-араба, дающего мне кусок своего хлеба...
- Группа пошла к стене, а я тебя увидела, решила подойти. Ну как, все, что хотела, увидела? - лучики морщинок у ее глаз придавали лицу странное, но очень доброе и родное выражение. Я хотела поблагодарить ее за заботу, и даже приготовила несколько фраз, но... Неожиданно начала рассказывать, как шла по дороге скорби, как вошла в Храм Гроба Господня и взошла на Голгофу. Как увидела Мать и от увиденного не могла идти дальше, как потерялась и съела хлеб, полученный в дар от уличного торговца...
Она слушала меня и улыбалась. Потом протянула руку и сказала:
- Когда мы будем сегодня прощаться в аэропорту, я скажу тебе старинное иудейские прощание-пожелание: "Через год, в Иерусалиме". Этот город принял тебя. И я буду рада снова тебя увидеть.
А потом подошла группа и мы отправились все вместе уже автобусную экскурсию. Омылись в реке Иордан, проехав к ней через единственную дорогу в приграничных минных заграждениях, искупались в Мертвом море, почувствовав себя самой натуральной пробкой и перемазавшись знаменитой грязью с головы до пят...
Глубокой ночью, стоя в очереди у паспортного контроля аэропорта Тель-Авива, мы с Ритой обнялись и она сказала мне:
- Через год, в Иерусалиме.
- Через год, Рита. В Иерусалиме. Я вернусь.
- Я знаю.
Она отошла, а я переступила красную черту и подала свой паспорт в окошко, где мне поставили печать о том, что я покинула территорию государства Израиль.
Боинг-737 плавно оторвался от полосы, унося меня из Синайской пустыни к ласковому Средиземному морю. Но в голове звучали слова: "Через год. В Иерусалиме".
Я обязательно вернусь в этот белый город на холмах. Потому что я стала его частью. И он будет сниться мне, напоминая, что весь мир может оказаться в одном небольшом древнем городе с блестящими на солнце каменными мостовыми.
*Via Dolorosa - "дорога шипов", или "дорога скорби" - путь Иисуса Христа на Голгофу.