Гордиевская Ксения Сергеевна : другие произведения.

Слабоумие и отвага, или Путешествие по планете Чукотка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Слабоумие и отвага, или
  Путешествие по планете Чукотка
  Все события и действующие лица реальны
  * * *
   Я пытаюсь наступить на кочку, которая кажется более-менее твёрдой. Пока я поднимаю ногу, мощный порыв ветра сносит меня в сторону, я теряю равновесие, нога соскальзывает, плюхается в болотную жижу, и я падаю на коленки. Тридцатикилограммовый рюкзак вдавливает меня в болото ещё глубже. Пытаюсь подняться, но наступить просто некуда, твёрдой земли здесь нет. Кое-как, сделав резкий рывок, мне удается встать более-менее вертикально. Правая нога отдаёт пронзительной болью. Шевелю ей - вроде не сломана, значит, всё в порядке. Боль можно и потерпеть. Я посреди безбрежного океана тундры, где-то на краю света. Надо мной тяжелое тёмное небо, раскрашенное небрежными мазками густых облаков. Мой взгляд падает на яркую полянку морошки. Еле передвигая ногами, с трудом перешагивая кочки, пробираюсь к ней. Не снимая ни рюкзака, ни флисовой перчатки, нагибаюсь и стаскиваю ягоду за ягодой со стебельков. Они мнутся в моих руках, оставляя на перчатках жирные следы. Как прекрасен вкус этой сладкой маслянистой ягоды! Как хочется задержаться на этой полянке подольше! Поднимаю глаза. Где-то впереди виднеется яркий рюкзак Анжелы. Она оборачивается. Здесь легко заблудиться, и мы всегда стараемся держать идущего сзади в поле зрения. Я уже на себе испытала, как опасно отстать, и я продолжаю свой путь. Со стороны океана дует жёсткий, холодный ветер-северяк, сбивает с ног, превращая каждый шаг в тяжелую физическую работу. Как же хорошо, что сейчас я именно здесь.
  Москва. Подготовка.
   26 июля.
  Для меня это путешествие на край света, на Чукотку, началось тогда, когда я достала с балкона и поставила перед диваном новый 90-литровый рюкзак, а рядом с ним начали появляться новые для горного туриста вещи: гермомешки, сапоги-забродники по грудь, грозящие занять чуть ли не половину рюкзака, свисток и петарды - отпугивать медведей, рыболовные снасти, накомарник, охотничьи спички. Уже завтра вечером в Москву прилетят ставропольцы, и наша команда начнет собираться.
   Сегодня утром мы встретили со ставропольским автобусом коробки с надписью "Ксюша-турист", которые Эхо передал из Ставрополя, так как такой груз было бы крайне трудно провезти в самолёте - в них находилось 25 литров спирта в пятилитровых бутылках. Помогал мне в этом Лёша, один из членов нашей команды. Не поленился встать в 5 утра и приехать на автостанцию таскать бутылки. С Лёшей я познакомилась в один из первых своих походов, когда организовывала их для своих московских друзей и договаривалась со ставропольскими инструкторами, чтобы поводили нас по горам. В ставропольской компании Лёша с тех пор так и не появлялся, зато поступил в один из московских горных клубов и стал активно тренироваться и ездить на сборы. С нашим вожаком Шухером они знакомы не были. Обычно Шухер не берёт с собой в походы тех, с кем раньше не ходил, особенно в такие сложные, но на этот раз сделал исключение. Дело в том, что Лёшу порекомендовал Ваня, другой член нашей команды, которому Шухер мог доверять на все сто процентов.
   В воскресенье мы полетим на край света. Уже перечитаны все статьи и заметки, пересмотрены все фильмы о Чукотке. Казалось бы, изучен весь имеющийся материал, но в действительности я понимаю, что узнать, как там, можно лишь побывав и ощутив Чукотку на своей шкуре. Я знаю, что там очень переменчивая погода, нет дорог, зато есть медведи. Я знаю, что там очень дорогие привычные нам продукты, но рыбы в реках столько, что её можно ловить руками. Я знаю, что по тундре очень тяжело передвигаться по так называемой "кочкЕ", что нам предстоит пробираться по болотам и переходить или даже переплывать реки. Я отдаю себе отчет, что не знаю, никто из нас по сути не знает, что ждет впереди, с какими трудностями и опасностями придется столкнуться. Но это путешествие определенно будет непростым и не может пройти бесследно.
   Пока есть время, "на берегу", часами сижу перед диваном с разложенными вещами и продумываю, как все упаковать, отделить важное от неважного, основное от запасного. Зная, что почти наверняка рюкзаку придется "поплавать" при переходе многочисленных рек, помимо большого 100-литрового гермомешка для целого рюкзака я беру еще два - на 25 и 5 литров. В средний кладу запасную одежду (носки, перчатки, футболку), блокнот, фонарь, коробок охотничьих спичек, несколько пакетиков растворимой лапши, которую можно съесть и сухой, батончики-мюсли, а также зарядные устройства для фото- и видеотехники. Стараюсь убрать это "запасное" как можно дальше, чтобы оно не перемешивалось с основными вещами, создавая в рюкзаке бардак, и не было растрачено раньше времени. Кладу запасные вещи на дно гермомешка, а основной его объем занимаю спальником и спальным термобельем - таким образом, как бы я ни промокла, я всегда буду уверена, что спать буду в тепле и сухости. Маленький 5-литровый гермомешок я заполняю необходимой мелочью: фонарь, спички, петарды, средства гигиены, ручки, батарейки и аккумуляторы, аптечка (сама я беру только лейкопластырь в рулоне, бинт, обезболивающее и крем "спасатель", а в остальном надеюсь на нашего доктора Масяню). "Дождевое" - куртку, штаны, плащ и дождевик на рюкзак я кладу во внешние карманы рюкзака, чтобы было удобно достать в любой момент. Наверное, так основательно я собиралась только в свои первые походы лет 10 назад. И даже собираясь так тщательно, я понимаю, что на деле всё равно всё будет лежать по-другому. Но такие сборы создают иллюзию того, что я к походу подготовлена. К сожалению, только иллюзию.
   Планы пойти на Чукотку появились у Шухера, руководителя нашей команды, ещё несколько лет назад. А конкретный сбор команды и подготовка начались примерно за год. Организационными вопросами занимались руководитель и его заместитель, Шалим. Чукотка - без преувеличения один из самых труднодоступных регионов на планете. Помимо географической удаленности от крупных городов, слабо развитой транспортной системы, добавляются еще проблемы со специальными пропусками. Далась организация этого путешествия очень непросто, и до последнего момента наши планы висели на волоске, о чем мы, рядовые участники, даже и не подозревали. Помимо авиабилетов Москва-Анадырь, которые можно свободно купить через интернет, нам нужны были билеты на внутренний рейс Анадырь - Лаврентия. В марте, как только открылась их продажа, по словам "ЧукотАвиа", их сразу же выкупила администрация, чтобы распространять среди местных жителей. Получилось забронировать только два билета, но выкупить их возможно было только придя в кассу с паспортом в течение 30 дней (что в нашем случае невозможно). Через форумы Шалим нашел местного жителя, некоего Виктора, который согласился помочь, но не смог достать ещё восемь билетов. Виктор посоветовал обратиться к некоему Евгению. Тот запросил за свои услуги 50 тысяч рублей, но также не смог достать десять билетов. Обращения напрямую в государственные учреждения также не принесли результатов. Билеты смог достать человек из администрации, которого Шалим также нашёл на форуме. Следующей проблемой было оформление разрешения на пребывание в ЧАО. Для этого нужна прописка, приглашение родственников, командировка, либо туристическая путёвка. Все турагентства согласились сделать путёвку при условии, если мы выкупим у них тур. А идти можем сами. Туры начинались от 100т.р. и выше. Уже упомянутый Евгений за 3т.р. с человека сделал нам турпутевки и согласовал маршрут с пограничниками. Также он подсказал, что наш маршрут идёт через национальный парк "Берингия", и, если мы не хотим, чтобы пограничники сняли нас с маршрута, мы должны оформить договор с национальным парком. Сотрудник, с которым Шалим начал заключать договор, уволился. При этом им обязательно нужен был подлинник договора, подписанный синей ручкой. Шалиму пришлось отсылать 4 заказных письма в Провидения, т.к. они терялись. Договор пришлось заключать заново, так как в предыдущем были ошибки. Обязательным условием было наличие спутникового телефона и оружия. Удалось договориться, что мы идём без ружья, но национальный парк за нас ответственности не несёт. В итоге, всё окончательно утвердилось только в июле, чему предшествовали пять месяцев звонков и переписки с Чукоткой.
   И сейчас, когда всё готово, и уже ничто не сможет нам помешать, могу смело заявить: под эгидой ставропольского клуба спортивного туризма "Ратибор" наша команда планирует совершить пеший поход четвертой категории сложности по маршруту: поселок Лаврентия - мыс Скрытый - мыс Краузе - река Куйыматаваам - перевал Эрычвытаран - берег озера Коолен - вершина Гыргынколеэн - река Кооленваам - вершина Чучьын - лагуна Инчоун - рыбацкий поселок Инчоун - мыс Равуквун - коса Уэлен - рыбацкий посёлок Уэлен - лагуна Вторая - река Тарьявеен - мыс Дежнёва - река Энмытагны - река Элейкэй - река Рыбная - озеро Коолен - перевал Эрычвытаран - посёлок Лаврентия.
   Все спрашивают меня, зачем мне это всё надо. Я отвечаю, что интересно. Всё равно людям не понять, а тем, кому понять, не будут задавать такой вопрос. Для меня сейчас просто нет другого выхода. Я знаю, что должна поехать. Бывают в жизни вещи, которые ты просто должен сделать. Кому должен? Себе. В моей жизни сейчас непростой период. Скажем так, отсутствие какого-либо периода. Один закончился, а другой никак не начнётся, и вот я болтаюсь где-то в пустоте. Ничего не хочу, ничего не жду. Я надеюсь, что это сумасшедшее, опасное путешествие сможет что-то изменить.
   28 июля
   Сегодня я просыпаюсь с мыслью о том, что счет дней перед вылетом на Чукотку перешел на "послезавтра" и "завтра". В Москву приехали Шухер, Эхо и Наташа из Ставрополя (они остановились в Москве у Юли и Ивана), а также из Питера приехали Анжела с Масяней, остановившись у своих знакомых в Красногорске. Штабом стала небольшая квартира Юли и Ивана, где и проходили все сборы. В Анадырь, столицу Чукотки, долететь можно только из Москвы, поэтому всем пришлось собираться здесь.
   Я никогда не забуду день встречи с командой. С самого утра, как ребенок, которому не терпится, который не может ничем заняться, пока не дождется желаемого, я брожу по квартире с телефоном, еле-еле удерживая себя от того, чтобы позвонить кому-то из ребят. Они прилетели ночью, и, наверное, хотят выспаться. Я жду, когда же они проснутся и позвонят мне... И как только слышу в трубке радостный голос Наташи "Ну что, мы проснулись, тебя ждём!", уже одетая, пулей вылетаю из квартиры.
   Я помню тот момент, когда Наташа выбегает из подъезда и бросается мне на шею, такая веселая, в желтой футболке, с растрёпанными кудрявыми волосами. Наташка - весёлая миниатюрная девушка, Шухер ласково называет её "Гномик". Она родилась в городе Светлограде, потом переехала учиться в медицинский институт в Ставрополе, где и познакомилась с Масяней, нашим доктором, "связалась с компанией" и сходила в первый свой поход по Кавказу. Тогда с активной походной жизнью у неё не сложилось, зато из "Гномика" получился врач-реаниматолог. Глядя на эту озорную девчонку, никогда не скажешь, что она много проработала в реанимации и спасла не одну жизнь. Много говорить она об этом не любит, зато когда выпьет, может начать травить врачебные байки. Например, популярностью пользуется история "о том, как Наташа ампутировала пятку", которую она рассказывала нам в палатке в походе по Грузии. Ходить в более сложные походы Наташа стала не так давно, никогда не была самой сильной в группе, но сразу же проявила себя как отчаянная авантюристка. Я помню первый поход, когда я пересеклась с Наташей - это было пару лет назад в Приэльбрусье, на майском открытии сезона, и там Наташа вместе с ещё двумя экспериментаторами - опытной походницей Катей и доктором Димой - пошла в "голодный поход". Это значит, что они ничего не ели - ради эксперимента. Совсем ничего. И жили в отдельной палатке, чтобы не соблазняться едой. В походе по Грузии в мае того же года мы с Наташей жили в одной палатке и очень сдружились. Постоянно продумывали, что лучше взять с собой на Чукотку. А так как тот май оказался чересчур снежным, мы весь поход проходили в мокрой обуви и по колено в снегу. "Ох, Ксюха, как мы с тобой на Чукотку-то пойдём?" - любила говорить Наташа, когда мы страдали, надевая мокрые обледенелые носки и ботинки и выбираясь из палатки на снег. "Считай, что это тренировка, там будет и мокрее, и холоднее", - отвечала ей я. "Да вы больные просто, - говорил Матвей, наш сосед по палатке, - я ещё понимаю, на сплав, но пешком по тундре... Нет, я лучше в горы..." Так мы и сдружились - в предвкушении совместных испытаний на Крайнем Севере. Ну а перед вылетом из Ставрополя в Москву Наташа отличилась тем, что ещё до начала похода умудрилась покалечиться - пропорола себе ногу шампуром. Но это её ничуть не смутило, и она сама себе наложила швы, откуда и пошла шутка о том, что "медведь нам не страшен, Наташа зашьёт".
   - Наташка, ты кучерявая! - я обнимаю подругу, которую не видела с мая, - Химию что ли сделала?
   - Ну да, - отвечает Наташа, улыбаясь, - всё равно волосы растрёпанные всё время, а так хоть пусть как будто специально растрёпанные будут!
   Поднимаемся в квартиру, там только Эхо - они с Наташей повторяли узлы на веревочках. "Ну здравствуй", - говорит Эхо, улыбаясь, и обнимает меня. Эхо - такое имя ему дали в казачестве - один из самых колоритных персонажей нашей команды. Разговорчивый, общительный, со своим специфическим чувством юмора - каждого члена команды он найдёт, чем подколоть, но совершенно не зло, а наоборот - очень честно и смешно. Он сам говорил, что он Эхо - потому что всегда правду говорит. Эхо - многодетный отец, сейчас у него уже четверо детей, которых он очень любит и всё время о них говорит. Как и жену, с которой он перезванивается и переписывается всегда, когда появляется хоть какая-то связь. Эхо любит показывать фотографии своей семьи и дома, который он сам строит. Кроме всего прочего, Эхо - ярый приверженец традиционных культур - где бы мы ни находились, он интересуется местными обычаями, любит общаться с коренным населением, искренне восхищается экспонатами музеев.
   - Ксюх, кушать будешь? Там Юля харчо вчера оставила, погреть тебе? - ещё одна яркая черта Наташи - её хозяйственность. Возможно потому, что она выросла в собственном доме с хозяйством, она всегда была первой, кто брался за готовку еды, разделку рыбы, засол икры и замеску теста для лепёшек. Для неё это было совершенно естественно.
   Чуть позже подходит Шухер - он встретил из Челябинска Шалима и тоже привез на квартиру. А вот и наши дорогие Вожаки! Шухер - бессменный руководитель нашей команды и её неоспоримый лидер. Внешне всегда спокойный, не очень-то разговорчивый, он умудрился притянуть к себе очень большое количество людей не только из родного Ставрополя, но и со всей России. Как-то так умудряется он подбирать людей в свои команды, что атмосфера в них всегда особенная - все очень разные, но очень близкие по духу, могут подкалывать друг друга, иногда даже довольно жестко (например, положив камни в рюкзак), но при этом ты знаешь, что можешь положиться на этих людей на все сто процентов, как и на самого Шухера, разумеется. Шухер никогда не держится высокомерно, никогда не доказывает своё положение руководителя, наоборот - он одинаково близок ко всем, но к его словам всегда прислушиваются, и его лидерство в команде абсолютно бесспорно. Он собирает у себя в частном доме "на Яблочке" в Ставрополе целые толпы друзей, всех зовёт в походы, кого-то сначала только в лёгкие, кого-то во все. Кого-то это цепляет, кто-то приживается, кто-то нет. Но всё равно, количество людей, ходящих в походы "с Шухером" с каждым годом становится всё больше и больше. А в 2018 году в мае мы будем праздновать его юбилейный поход - 15 лет.
   Шалим, заместитель Шухера в этом походе, - физик из Челябинска, с которым Шухер познакомился в походе на Камчатку. Это были очень сложные экспедиционные походы для профессионалов, Шухер с Шалимом шли в параллельных группах, оба не сошлись со своими руководителями (о которых мы регулярно слушаем истории), но зато сошлись друг с другом. И настолько сошлись, что называют друг друга "братка" и в походах неразлучны. Шалим специально подгадывает свои отпуска так, чтобы попасть в поход с Шухером. У него самый большой опыт "не горных" походов - по Уралу, по Камчатке. Шалим больше всех знает о болотах, медведях, рыбе. Говоря о походе на Чукотку, организационная предпоходная работа - дело именно Шалима, о чём я уже писала выше. Шалим немногословен, всегда спокоен, у него всегда "всё нормально", над чем его особенно любит подкалывать Эхо.
   Ах, эта неповторимая атмосфера встреч "боевых товарищей" перед походом! Атмосфера предвкушения, азарта, слегка - волнения, которое мы заглушаем шутками над самими собой, над тем, "куда нас несет" и над нашими страхами.
   В тот день Шухер еще делает какие-то закупки, а я везу ставропольцев Наташу и Эхо погулять по центру Москвы. Ну а вечером, собравшись на маленькой кухоньке, мы обсуждаем, что нам предстоит, и слушаем рассказы Шалима о походах на Камчатку, где икру едят ведрами, охотятся на куропаток и кроликов, отпугивают медведей. Шалим - самый опытный "медведевед" из нашей команды, и он уверен, что с мишками мы встретимся. Так вышло, что ружья у нас с собой нет. Но это тоже превратилось в шутки на тему того, что реаниматолог Наташа любит шить, и как раз тренировалась, накануне пропоров ногу шампуром и наложив швы самой себе. Мы говорим о том, как скоро будем ненавидеть красную рыбу и икру и мечтать о крупах. О том, что раз медведь ночью вытаскивает из палатки крайнего, надо лечь по диагонали, чтобы его запутать. О том, что после похода продадим забродники чукчам, потому что после ТАКОГО похода мы в эти края больше не сунемся, и забродники нам не понадобятся.
   - Петарды будем каждый день вокруг лагеря взрывать, чтобы порохом пахло, - говорит Шухер, - медведь будет думать, что там стреляют, и не подойдет.
   - Ну, бурый медведь не атакует, единственный зверь, который воспринимает человека как добычу и охотится на него - это белый медведь, - говорит Шалим со знанием дела, - он может выслеживать даже, красться.
   - А у нас белые планируются? - спрашиваю я. Ни разу не встречав хищников в природе, я не очень-то представляю себе реальность опасности.
   - У нас как раз белые и планируются, - отвечает Шухер, - но Ксюх, давай лучше в зоопарк сходим на белых мишек посмотреть, когда приедем... Ты главное запомни, чтобы убежать от медведя надо знаешь, что делать? Надо бежать не быстрей медведя, а быстрей других туристов.
   Все смеются.
   Анадырь
  30 июля
   Итак, мы вылетаем. Позади сборы, расфасовка и упаковка еды: мы заранее сушим продукты (мясо, картошку, морковь, свёклу, капусту) и распределяем их по порциям на каждый прием пищи, упаковываем в пакеты и заматываем скотчем для прочности. Позади распределение вещей по рюкзакам так, чтобы у каждого было 23 кг в багаже и 10 кг - в ручной клади. В аэропорту Внуково мы наконец-то собрались все, все десять отважных участников этой безумной авантюры: Шухер, Шалим, Эхо, Масяня, Анжела, Ваня, Лёша, Наташа, Юля и я.
   Мы вылетаем в 19.30 в воскресенье, летим 9 часов и прилетим в Анадырь в понедельник в 12.30. То есть мы полетим в будущее, туда, где уже сейчас начинается новый день. Наш новый день, он уже ждёт нас. Погрузка рюкзаков на такси, Москва провожает дождём - хорошая примета. Ожидание в аэропорту, посадка, взлёт... Ну вот и осталась позади, где-то внизу, Москва с ее вечной суетой, современной цивилизацией, тревогами и придуманными проблемами. Впереди встреча с настоящей дикой природой, настоящими опасностями. Впереди борьба за выживание, как бы пафосно это ни звучало. Все это осознают и прикрываются за шутками о медведях, болотах, бродах. Бороться за выживание, добровольно покинуть комфортные города и пойти на верный риск могут только люди, которые... А какие? Я долго думала о том, какие люди могут решиться на такую авантюру. Наверное, которые хотят доказать самим себе ценность своей жизни. Ведь перед лицом опасности ты невольно начинаешь бороться, вряд ли кто-то способен спокойно подойти к медведю и сказать ему "ешь меня!", а значит, твоя жизнь все-таки что-то значит для тебя. Просто в городе почувствовать это очень сложно.
   Странности начинаются уже во время перелета. Совершенно удивительным образом в тот день ночь так и не наступает, а закат как будто постепенно превращается в восход. Мы летим то над северным берегом нашего материка, то над Ледовитым океаном. Когда нет облаков, можно видеть берег и широченные реки. Несколько часов удаётся поспать на мягком плече Шухера, а когда я просыпаюсь, мы уже летим над чукотскими просторами. Они выглядят так, будто торопящийся художник проносил кисть с синей краской над серо-коричневым холстом. Время от времени, когда ему вздумается, он выполнял неаккуратные мазки, капая бесчисленные густые капли озер, трясущейся рукой проводя извилины рек, рассекающих холст, как будто разбрасывающих по полотну кусочки пазла. А временами кажется, что мы летим над шкурой какого-то космического животного, накрывшего планету. Все, что проплывает за окном, очень слабо напоминает знакомые земные ландшафты, и создается впечатление, что мы находимся на космическом корабле и летим в другой мир, другую реальность, другое время.
   На подлете к Анадырю становится намного облачнее, а когда мы начинаем снижаться и ныряем в облака, внизу открывается зеленоватая холмистая местность, также испещренная речушками и озерами, а кое-где и снежниками. На улице пасмурно, на асфальте следы дождя. Аэропорт чукотской столицы встречает огромным плакатом с надписью "Здесь начинается день". Мы проходим по рукаву к паспортному контролю. Человек в форме, увидев нас, сразу же говорит: "С вами будет отдельный разговор, ждите". Через некоторое время к нам подходят служащие, начинают расспрашивать, есть ли билеты дальше по маршруту, где собираемся ночевать и т.д. У нас забирают паспорта и отправляют получать багаж. Все затягивается - багаж огромного самолета разгружают всего два грузчика, паспорта тоже возвращают не сразу, и в целом мы ждем около часа. И за это время не раз слышны объявления о задержке рейсов... Но мы прилетели, и несмотря на многочисленные предупреждения о том, что здесь, на Чукотке, всем правит погода и ничего нельзя планировать, я не допускаю даже мысли о том, что это может коснуться нас и разрушить так тщательно продуманный план путешествия.
   Аэропорт Анадыря находится в поселке Угольные Копи, на другом берегу залива, и до самой столицы нужно переправляться по воде. Зимой добраться в город можно только вертолётом или по ледовой переправе. Летом - проще: это можно сделать на катере "Камчатка" или на такси на пароме. Катер отходит еще не скоро, и мы берем машину до самого города за 1000р с человека. Пока мы едем на причал, за окном такси проплывают унылые туманные пейзажи, покосившиеся столбы электропередач, безлесая равнина, яркие пятна иван-чая и какие-то другие желтые, розовые и белые цветы. Смотря на такие пейзажи через мутное окно машины, меня охватывает радостное чувство, похожее на любовь с первого взгляда. Чувство, когда ты встречаешь что-то "своё". Я сразу же понимаю, что это именно то, что мне сейчас нужно, что я здесь и сейчас на своем месте. Мы подъезжаем к причалу и заезжаем на машине на паром. Из окна пахнет свежестью и рыбой, машину мерно покачивает, раздаются крики чаек. А мы тем временем решаем, где жить две ночи до вылета в Лаврентия. Так как все варианты, предложенные водителем, для нас слишком дороги (например, койка в хостеле за 1700 за ночь), решили просто поехать в центр города и искать квартиру у местных. На контрасте со здешней природой, Анадырь - очень яркий город. Дома выкрашены в разные цвета - оранжевый, желтый, красный, зеленый. Это нужно, чтобы зимой в пургу, когда весь город покрывается снегом, ориентироваться в нем. На торцах многих зданий огромные рисунки с чукотскими реалиями - байдара, медведь, морж, чукчанка, пейзажи тундры с надписью "горизонты души", зевающая девушка с надписью "Не спи, а то замерзнешь. Радио Пурга". Все дома стоят на сваях, потому что на вечной мерзлоте фундамент заложить невозможно. Кажется, что город буквально парит в воздухе.
   Начинается дождь, и мы сбрасываем рюкзаки под какой-то крышей и разделяемся на поиски жилья. На улице не то что бы холодно, здесь скорее осенняя погода средней полосы. В ботинках, плотных штанах, флиске, куртке и шапке - нормально, не холодно. Только сильный ветер и дождь. Мы с Юлей надеваем дождевики и идем вниз по улице. Масяня, Эхо и Анжела идут в противоположную сторону. Ваня и Лёша остаются сторожить рюкзаки.
   С Ваней я познакомилась через общих знакомых на прыжках с парашютом. Это было как раз в пору студенчества, когда я собирала группы из московских друзей и договаривалась с кем-то из ставропольцев, чтобы сводили нас в поход. В один из таких походов попал и Ваня, пригласив с собой Лёшу. Ваня - сильный, спокойный, очень надёжный. Ходит по горам быстро и уверенно, как будто по дорожке в парке. Чаще всего молчит, но всегда имеет своё мнение, которое высказывает редко, но очень метко. Как и шутит всегда очень метко - юмор у Вани очень оригинальный, точный, и всегда в тему. А ещё Ваня - жаворонок, и утром всегда встаёт очень рано и составляет компанию дежурным. Другая заметная особенность - Ваня может пройти весь поход в одних джинсах, просто потому, что ему будет лень надевать другие штаны.
   Несколько лет спустя, в мой самый первый поход с Шухером, Ваня взял с собой свою девушку Юлю, которая мало того, что моментально влилась, с первого раза пробежала поход второй категории сложности так, как будто ходила в горы всю жизнь. Шухер окрестил Юлю "Радуга" за то, что у нее была прядь волос, покрашенная в цвета радуги. Как любит говорить Юля, "я не Радуга, я Радуха". Прозвище прикрепилось, и многие знают Юлю именно как Радугу, хотя называет её так, по-моему, только Шухер. Следующий поход Юли был уже четвертой категории сложности - такое случается редко. Но Юля действительно одна из самых сильных девушек в команде Шухера. Так получилось, что в последующие года Юля и Ваня попадали именно в самые сложные походы. А до Чукотки был двухлетний перерыв. Юля - энерджайзер. Энергия у неё бьёт через край, она всегда в первых рядах, чтобы куда-то сходить погулять, залезть. Кажется, заряд её батарейки никогда не кончается. Она идёт и поёт песни, и кстати говоря, очень хорошо поёт - она учится в джазовом колледже. Работает Юля как организатор детских мероприятий, а главное её увлечение - это зумба. Из большой группы танцующих девушек Юля всегда заметнее всех - энергия из Радуги выливается через край. Не удивительно, что ходит Юля хорошо и быстро. Шухер всегда говорит, что Юле и Ване он будет рад в любом походе, независимо от сложности.
   Мелкий дождик то прекращается, то становится сильнее. Людей на улице практически нет. Мы с Юлей выходим на площадь около набережной, там спит закрытый детский парк, батуты сдуты, торговые палатки пусты. Оттуда же виднеется самая большая в мире статуя Николая Чудотворца, с распростертыми руками смотрящего в море. Он как бы встречает на чукотской земле одних храбрых моряков и провожает в плавание других. Неподалеку стоит большой деревянный храм - это Свято-Троицкий Кафедральный Собор, крупнейший в мире действующий православный храм, построенный на вечной мерзлоте. Всё вокруг очень интересно, но сейчас нет времени любоваться достопримечательностями Анадыря, и мы идем дальше, заходим на почту и в пару магазинов. Однако для поиска квартиры это ничего не даёт. Люди либо не сдают, либо просят очень дорого. Но тем временем квартиру находит наша вторая "поисковая группа", и в итоге у нас есть жильё на две ночи за 2500р с десяти человек.
   -Ну что, пойдёмте пообедаем? - говорит Масяня, когда мы все добрались до квартиры и разбросали по единственной комнате свои рюкзаки. Масяня - главный доктор нашей команды, и самый опытный её участник. У Масяни даже больше походного опыта, чем у Шухера, и он часто с ней советуется, и при необходимости всегда оставляет "Масяню за главную". Масяня родом с Кавказа, из Черкесска, в Ставрополе закончила тот же медицинский институт, что и Наташа, и уже в то время водила горные походы по Кавказу, в один из которых и попала Наташа. Потом Масяня переехала в Питер и стала работать на Скорой помощи. Даже в походах она всегда носит футболку с надписью "Скорая помощь" на спине. Масяня очень сильная, уверенная, на неё всегда можно положиться. В Питере Масяня регулярно ходит в тренажерку, плавает, ходит в байдарочные походы, по грибы-ягоды и на рыбалку. В нашей команде она определённо главный рыбак - на каждой стоянке первым делом Масяня проверяет, есть ли рыба, и можно ли покидать спининг или поставить экран. Внешне Масяня очень миниатюрная, но как говорит Шухер, у неё "первое место по проглотству". Она всегда голодная, всегда готова пойти за добавкой. Конечно, это служит причиной многих шуток, но Масянька никогда не обижается, как и никогда не отказывается лишний раз перекусить. Ну а сытно пообедать после тяжелого перелёта - дело святое.
   Сбросив рюкзаки в квартире, мы идем искать, где бы поесть. Первое кафе на нашем пути просто закрыто (выходной воскресенье и понедельник). На втором висит вывеска с расписанием приемов пищи. Ужин значится с 17.00. Сейчас как раз 17 часов, и мы заходим внутрь. У порога нас встречает курящая женщина, равнодушным взглядом окидывает нас и спрашивает:
   - Вы куда? - в её тоне слышится искреннее удивление.
   - В кафе, - отвечаем мы, не менее удивлённо.
   - Так там уже не кормят, - женщина говорит это как нечто само собой разумеющееся, мол "Вы куда пришли, разве не знаете, что в кафе не кормят".
   "Странно, - думаю я, - Неужели они не хотят заработать на нас. Вряд ли у них здесь постоянный аншлаг клиентов".
   - А где кормят? - спрашивает Масяня
   - А вы сходите в "Пельмешку", - отвечает наша собеседница и объясняет, сколько раз куда надо повернуть, чтобы добраться до этого заведения.
   И мы идем искать "Пельмешку". Путешествие между дворами напоминает квест. Забудьте про ровные дорожки и подходы к подъездам, здесь нужно то подняться по лесенке, то пройти по бетонной плите, то снова по лесенке, то по размытой тропинке. Наконец квест пройден, и мы заходим в небольшое помещение. Пройдя мимо пустого гардероба, заходим в зал кафе. Там несколько столов и пустая стойка выдачи еды, как в столовой. За одним из столов сидит полная хмурая женщина, она явно нам не очень рада.
   - Вам что надо? - спрашивает она недружелюбно.
   - Ну... поесть... - мы, жители больших городов, привыкшие к "сервису" в ресторанах и кафе, несколько шокированы.
   - Ну садитесь! - строго приказывает хозяйка заведения, встает со своего места и направляется к нам, - Что будете?
   - А что есть? - спрашивает Анжела как можно деликатнее. Хочется, конечно, пельменей, раз уж это "Пельмешка", но мы уже ничему не удивляемся.
   - Комплексный обед за 300р.: первое, второе, салат и компот, - отвечает женщина, тяжело вздыхая. Кажется, ей не очень хочется нас кормить.
   - А пельмени есть? - застенчиво спрашивает Наташа, не теряя надежду на это блюдо.
   - Пельменей нет, - отвечает хозяйка, как будто это и так понятно, и как нам в голову вообще могли прийти такие вопросы.
   - Ну давайте тогда комплексный обед... - В конце концов, не так важно, чем нас накормят, главное, чтобы это была нормальная горячая еда.
   Обед оказывается действительно вкусным, что ни говори. Настоящая советская классика. Салат из помидоров и огурцов, борщ и макароны с котлетой. К слову, когда мы начинаем радостно поглощать обед и хвалить хозяйку, она добреет и даже начинает спрашивать, кто мы, откуда, и как нас занесло на Чукотку.
   Пообедав, мы отправляемся в снятую квартиру, раскладываем по всей комнате спальники, кто на диване, кто на полу, и постепенно начинаем засыпать - адаптироваться к местному времени оказывается очень непросто. Просыпаться и выползать из своих углов мы начинаем около девяти вечера по местному времени, и постепенно стекаемся на кухню. Лёжа в своём спальнике, я слышу доносящиеся из кухни голоса: "...сказал, кита вам надо попробовать в Уэлене, угостят нас просто", "...да вон, посмотри в интернете, как китовье мясо называется...", "...короче, говорят, оно вкусное и полезное". Услышав, что обсуждают что-то интересное, я вылезаю из спальника и перебираюсь на кухню. Прищурившись, без линз и очков, я сонно оглядываю ребят. Они такие родные. Сидят за столом, выпивают, смеются.
   - О, крот! - заявляет Эхо сразу же, как я появляюсь в дверях. Все смеются.
   - Давай, пролезай к нам, Крот, - говорит Шухер, наш вождь, двигаясь на диване. У него всегда "в тесноте, да не в обиде". Он рад и домой к себе "на Яблочко" толпу друзей созвать, и в трехместной палатке человек десять собрать, и в любой ситуации как угодно ужаться, лишь бы все поместились, лишь бы всем вместе быть.
   Уже стемнело, начинается ночь, а мы еще долго сидим вместе на кухне, обсуждая прошедшие и предстоящие приключения. Уж о чём точно можно говорить вечно - так это о походах! А особенно с людьми, которым это близко, и которые не покрутят пальцем у виска, спрашивая: "Как это возможно - неделю без душа?". Но ночь оказывается недолгой - часа в два утра начинает светать, а мы потихоньку разбредаемся обратно по своим уголкам и пытаемся уснуть. Всё-таки надо настраивать организм на новое, чукотское время, и новый ритм жизни. Только Шухер с Шалимом ещё до утра сидят на кухне...
  
  1 августа
   Сегодня суровая Чукотка радует нас солнцем, что не отменяет холодного промозглого ветра. Но тем не менее, одевшись потеплее (во флиски, куртки и шапки) мы отправляемся гулять по Анадырю.
   Анадырь - небольшой портовый город, застроенный пятиэтажными блочными и панельными домами на сваях. Здесь везде снуют и кричат огромные северные чайки. На заливе у причала стоят старые полуразрушенные катера и корабли, на одном из них даже растет трава. Волны неспешно накатывают на каменистый берег. Из воды то и дело высовываются черные головки любопытных усатых тюленей-нерп, они качаются на волнах и наблюдают за гостями. Иногда показываются на поверхности гладкие белые спины дельфинов-белух. На берегу валяется множество рыб с откусанной головой.
   Ну а пока мы любуемся новой для нас чукотской фауной, к нам подъезжает машина пограничников. Хотят документы и пропуска. Видимо, понятно по нам, что не местные. Пропусков ни у кого с собой нет, они все хранятся у Шалима, который гулять не пошел. Так что нас сажают в служебную машину и везут на нашу квартиру. Проверяют документы, и вот тут выясняется, что номер моего паспорта не совпадает с номером в пропуске. Оказывается, что я, поменяв паспорт в прошлом году (после того, как он весь промок в предыдущем походе и стал недействителен), прислала Шалиму для оформления пропусков скан старого паспорта. Но мне везет, пограничник оказывается адекватный и верит. Иногда хорошо быть девочкой и уметь делать удивленные круглые глаза, говоря "Оооой..." Но повезет ли также и дальше?
   Акклиматизация у всей команды проходит тяжело. Кто-то спит полдня и никак не может перестроиться на местное время, у кого-то болит голова. У меня откололся кусок зуба и расцарапал всю щёку, так что было больно и есть и говорить, и пришлось поиграть в "сам себе стоматолог" и подпилить осколок пилочкой для ногтей. К тому же я чем-то сильно отравилась (подозреваю, что сомнительными беляшами - их ели все, но все запивали спиртом, а я нет), и практически весь день меня выворачивает наизнанку. Я то сплю, то валяюсь без сил на кресле. Как в таком состоянии полечу завтра на самолёте и пойду в поход - не знаю. Шухер и Шалим так за весь день и не просыпаются - они совсем не спали ночью, и как будто перепутали время суток. С таким режимом они пропускают все прогулки.
  В это время девчонки, чувствующие себя получше, гуляют и заводят знакомства. Анжела, конечно же, отправляется налаживать связи с местной школой. Анжела работает в Питере учительницей начальных классов, причём на классе коррекции. Я никогда не встречала таких увлеченных учителей, которые настолько любят свою работу и болеют ей. Анжела всё время говорит о своей школе, фотографируется с её флагом, придумывает, какие поделки сделать с детьми, собирается писать статью о Чукотке для своей школы. Анжела - лучшая подруга Масяни, они всегда вместе, и Шухер называет их вдвоём "гномы", за невысокий рост. Начинала Анжела с байдарочных походов по Карелии и Ленобласти, но потом познакомилась с Масяней и через неё попала в компанию Шухера, и стала ходить и в горы тоже. Пару лет назад они вдвоём с Масяней поднялись на Килиманджаро. В походе на Чукотку Шухер впервые доверил Анжеле ответственную должность - должность завхоза. Анжела должна будет распределить все продукты по порциям, записать, кто что несёт (потому что некоторые личности любят забывать, что у них в рюкзаке), и в начале дня говорить каждому, "кто что достаёт" на каждый приём пищи, так чтобы разгрузка рюкзаков проходила равномерно. Мы шутим, что с завхозом ссориться нельзя, а то разгружать не будет. Если вдруг происходят сбои в менёвке (например, планировалась растворимая лапша на газу, но вдруг нашли дрова и можем приготовить полноценный суп), задача Анжелы - адаптироваться к условиям и перераспределить план питания заново. Обычно завхоз и составляет план закупок и менёвку на поход, но в этот раз этим, как и заготовкой сухих овощей, мяса и хлеба занимались девушки из Ставрополя под руководством опытного завхоза Ирчи.
   Так вот, в школе Анадыря, которая летом работает как лагерь, Анжела знакомится с учителями и детьми, рассказывает им о нас и нашем путешествии, и даже договаривается об обмене сувенирами. Одна из учительниц, Фатима, приглашает наших девчонок к себе в гости, где поит чаем и кормит бутербродами с икрой. Музей оказывается закрыт, но наших пропускают, и кроме того, рассказывают много интересного о местных традициях. Например, белого медведя даже в разговоре нельзя называть "белый медведь", а надо говорить "хозяин". Если чукчи что-то предлагают, даже деньги, отказываться нельзя: это дурной тон, и чукча может обидеться. Если какую-то твою вещь похвалили три раза, это значит, ее нужно отдать.
   Заканчиваются последние приготовления к путешествию, ребята закупают оставшуюся еду. Вечер проходит в предвкушении предстоящих приключений...
  
  
   Посёлок Угольные Копи
  2 августа
   Мы встаём в 5.30 и начинаем собираться. Сегодня мы летим на север, в посёлок Лаврентия, откуда и начнем пеший маршрут. Чувствую я себя после вчерашнего довольно плохо, сил нет совершенно, но я стараюсь выпить чаю и съесть хотя бы одно печенье.
   Мы запаковываем рюкзаки и выдвигаемся на причал. На улице тихо и прохладно. Пустынный северный город, кажется, населяют только комары. Море у причала спокойно, и серо-голубое небо отражается на покачивающейся поверхности воды. Кружат чайки, то и дело садясь на воду и вытаскивая рыбу, выныривают и качаются на волнах любопытные нерпы. На противоположном берегу залива проступают из тумана и простираются вдаль невысокие серые холмы с маленькими пятнышками снежников. Мы ждем катер "Камчатка", чтобы переправиться на другой берег залива, в поселок Угольные Копи, где располагается аэропорт. С погодой нам везёт, и местные говорят, что самолеты должны сейчас летать.
   К тому времени, как подходит катер, на причале собирается довольно много народу. Катер пришвартовывают, и начинается толкотня, всем нужно успеть, так как это единственный бюджетный способ добраться на противоположный берег. Но катер вмещает только пятьдесят человек, а следующий будет еще не скоро. "Передавайте рюкзаки!" "Не толпитесь вы тут!" "Все наши здесь?" - раздаются крики. Посадка на катер - сплошной хаос. Рюкзаки, сумки, пакеты - все вещи скидывают на палубу, пассажиры тоже все хотят остаться там. "Пролезайте внутрь!!!", - кричат изо всех сил моряки, пытаясь прогнать упрямых пассажиров с палубы. Внутри тоже набивается куча народу, становится очень душно, и учитывая, что я еще не восстановилась после вчерашнего отравления, мне очень скоро становится плохо. "Пойдем выйдем на палубу", - говорит Эхо, оказавшийся рядом, и мы с ним и Наташей начинаем пробираться наверх. Практически вся палуба забита багажом, но мы находим закуток, где можно приютиться с краю, рядом с еще несколькими непослушными пассажирами. Мы стоим втроем, прижавшись к друг другу, застегнув до упора ветровки. Удивительно получается в походах, что соседи по палатке каким-то непонятным образом всегда оказываются рядом, даже вне лагеря, в каких-то других ситуациях тоже. Наверное, происходит своеобразная автоматическая "настройка" друг на друга. Тем временем катер уверенно и быстро рассекает гладь залива. Все тело обдувает свежий морской ветер, выдувая все ненужные, лишние заботы и тревоги. Такому ветру не нужно сопротивляться, пусть продувает всё насквозь.
   Рядом с нами стоит высокий, статный священник и смотрит вдаль.
   - Благословите на путешествие, батюшка, - говорит Эхо и протягивает сложенные ладони. Мы с Наташей делаем то же самое. Отец благословляет всех нас.
   - Куда направляетесь? - спрашивает он.
   - Сейчас летим в Лаврентия, а потом в тундру пешком, - отвечает Эхо.
   - Ну, Бог вам в помощь в тундре и в вашем путешествии. Смелые вы, не каждый отважится сюда приехать... - говорит священник и отворачивается, продолжая смотреть на воду. Мы молчим и тоже смотрим на воду, на мрачное небо, на невысокие сопки, как будто умиротворённо спящие под колыбельную песню ветра. Проходит какое-то время, священник вновь оборачивается к нам и даёт просвирку.
   Чем ближе мы подплываем к Угольным Копям, тем больше нерп выныривает из воды, подплывая к катеру совсем близко, так что можно разглядеть их пучеглазые любопытные мордочки, жирные тельца и пятнистые спины. Когда катер причаливает, все спешат, чуть ли не бегом, на бесплатный автобус до аэропорта. Рядом пассажиров караулят предприимчивые таксисты, убеждающие, что в автобусе уже места нет. Толкаясь, уминаясь, собирая пазл из рюкзаков, но мы всё-таки в полном составе помещаемся в салон. Еще минут пятнадцать давки, и мы в уже знакомом аэропорту. Сваливаем рюкзаки в кучу в центре аэропорта и готовимся ждать объявление о посадке.
   И вот тогда, в первый раз мы слышим фразу, которая потом станет нашим кошмаром наяву: "Вниманию пассажиров, ожидающих вылета рейса номер сто семнадцать Анадырь - Залив Лаврентия. Вылет рейса задерживается из-за непригодных метеоусловий аэропорта Лаврентия". Это - момент, когда погода первый раз показала нам, кто здесь главный. И что далеко не все зависит от того, что мы там себе напланировали. Это - момент, когда Чукотка начинает учить нас терпению.
   Я пишу это, сидя на чехле с палаткой посреди аэропорта, облокотившись на груду рюкзаков. Кто-то идет в кафе, кто-то рассматривает сувениры, кто-то спит. А я пишу. Сейчас самое время писать. "Теперь я верю, что ты напишешь книжку, - говорит Анжела, - ты все время со своим блокнотом сидишь!" Кстати говоря, писать дневник, держа в голове идею написать книжку, гораздо сложнее, чем просто писать "для себя". Нужно постоянно быть с открытыми глазами и ушами, записывать все события, все, что происходит вокруг, с кем говорим, о чем говорим. Только сейчас я понимаю, какой это большой труд - работать над книгой.
   "... задерживается из-за непригодных метеоусловий взлетно-посадочной полосы аэропорта Лаврентия. Дальнейшая информация будет дана в 12.10"
   Ждём дальше...
   - У меня в компании все поражаются на меня, все берут шенген и в Италию едут, а меня куда несет... - говорит Эхо.
   - А у меня-то как поражаются... Мне даже приходилось врать на работе, куда я в отпуск еду, - подхватывает Шалим, - Раньше говорил, что еду на юг в санаторий "Ратибор". А сейчас привыкли уже.
   - Вот чтобы попасть на пик Ленина, - рассказывает Масяня, - надо мне было инсценировать больничный. Я взяла терку обычную, ну и натерла себе руку. А в травмпункте сказала, что с велосипеда упала. Ну а что, на пик Ленина-то хотелось...
   Да-да, помню я, как несколько лет назад в Душанбе мы ждали Масяньку с самолёта, и как она приехала с рукой, растёртой до локтя, и впервые рассказала эту историю, как она с боем добывала себе больничный, рискуя потерять работу на Скорой. Тогда ей было всё равно, что будет дальше, лишь бы попасть в поход. На пик Ленина она взошла, кстати. И махинации с больничным прошли успешно.
   Действительно, мы часто сталкиваемся с непониманием со стороны окружающих. Мы все - образованные люди с обыкновенным средним достатком, с обыкновенной работой, у многих есть семьи, есть друзья, есть "городские" интересы. И мы вроде бы "нормальные" люди, но вот тянет нас к бродяжнической жизни. Тянет отказаться от комфорта, и вместо того, чтобы поехать отдыхать в отель со всеми удобствами, нас несёт в совершенно дикие края. Мы отказываемся от удобств, едим сушеные продукты, можем неделями не мыться, ходить в мокрой обуви, ставить палатки на снегу и льду, мёрзнуть в них. И мы идём на это абсолютно добровольно, мы сами порой смеёмся над своей странностью и непохожестью на обычных, "нормальных" людей. В походах мы мечтаем о крыше над головой, горячей ванне и сытном обеде. Каждый раз говорим себе "Да что б я да ещё раз....!!!", зная, что ещё не раз. Потому что раз за разом мы возвращаемся к этому бродяжничеству, покидаем комфортную городскую жизнь и идём искать приключения, всё дальше и дальше, не обращая внимания на недоумение и непонимание нашего окружения.
   - О, а давай тюленчика нарисуем. Я знаю приблизительно, как они выглядят, - говорит Наташа и начинает рисовать "тюленчика" на руке у Шалима, а тот хоть и делает вид, что сопротивляется, но руку не одергивает, - Вот вы думаете, почему тут нерп так много? А это туристы, которые ждут вылета. Они сначала рисуют тюленчиков, а потом превращаются в них...
   Мы коротаем время как можем, а между тем рейс переносят сначала до тринадцати часов, потом до четырнадцати, ну и в конце концов "из-за непригодности метеоусловий взлетно-посадочной полосы поселка Лаврентия" совсем отменяют. То есть переносят на завтра. Я, конечно, еще до поездки много слышала о том, что понятие времени здесь довольно расплывчатое, всем правит изменчивая погода, и особенно это касается транспорта. Вылетов внутренних рейсов можно ждать неделями, как и отплытия паромов и пароходов, которые также неделями могут пережидать шторма в каких-то бухтах, даже не в портах. Но когда читаешь об этом в Москве, где все более-менее по расписанию, и какие-то отклонения от него - скорее исключения, очень сложно представить, что есть места, где отклонения от расписания - это правило, и скорее удивительно, если вдруг что-то случится в точности по намеченному человеком плану.
   Нас селят в гостинице "Яранга", в поселке Угольные Копи, в десяти минутах на машине или двадцати минутах на автобусе от аэропорта. Мы сразу окрестили её "4D-погружение в советские времена трэш". Мы конечно хотим жить все вместе, но свободных номеров нет, нас разделяют и подселяют в уже занятые номера, при этом женщины отдельно от мужчин, потому что "здесь социальная гостиница". Мы очень хотим есть, но на обед мы опоздали на полчаса, и нас уже не могут накормить. Внутреннее убранство гостиницы сразу же напоминает мне корпуса в старых детских лагерях времен девяностых, в которых я регулярно бывала каждое лето. Номера представляют собой небольшие комнаты с четырьмя или шестью шатающимися железными кроватями, некоторые из них двухэтажные, и несколькими тумбочками. В некоторых номерах даже есть стол. Туалет на этаже (хорошо хоть с отдельными кабинками), есть душ, но горячей воды нет. В отличие от администратора, наши соседи по номерам оказываются людьми сговорчивыми, и нам удается поменяться так, что мы живем без чужих людей на соседних кроватях. Не то чтобы мы старались оградиться от других людей, просто наша компания не очень тихая, я бы даже сказала, очень шумная, у нас свои привычки, и любые нормальные люди вряд ли выдержали бы долго наше соседство. А так, в результате обменов, получилась хотя бы "палата девочек" и "палата мальчиков".
   Ох уж это томительное ожидание... Настроение у всех унылое и подавленное, к акклиматизации и перестройке на местное время добавилась еще проблема с вылетом. Неизвестно, улетим ли мы завтра при таком раскладе, а дни похода четко рассчитаны. К тому же вопреки всем советам не брать с Чукотки обратные билеты, они у нас есть - у всех ограниченный отпуск, всем на работу. И вот так, заставляешь себя "радоваться тому, что есть" и "использовать шанс посмотреть Угольные Копи", хотя от этого "шанса" не очень-то радостно. Всем хочется на природу, в тундру. Все так долго ждали этого, и теперь сидят в унылых номерах гостиницы "Яранга".
   Сидеть в "палате" становится совсем тоскливо, и мы группками отправляемся исследовать место, куда нас занесло волею если не судьбы, то всемогущей чукотской погоды. Поселок Угольные Копи - это несколько ярких разноцветных домов на сваях и первое впечатление полнейшей разрухи. В посёлке есть единственный памятник - первому военному лётчику-чукче Тимофею Елкову, который погиб в Великой Отечественной Войне. Советская гостиница, несколько магазинов с ценами, какие и в Москве ещё поискать надо: бананы - 405р/кг, огурцы - 510р/кг, яблоки - 245р/кг. Покрытые галькой насыпные дороги через болотистую местность, а кое-где и бетонные дороги-мосты над болотом. Угольный завод, откуда по конвейеру добытый уголь ссыпается в огромную кучу около причала. На каменистом берегу валяется куча дохлой рыбы, погрызанной нерпами и даже целой. Странно, но до сих пор нигде мы не видели рыбных рынков, не говоря уже о рыбных ресторанах (в отличие от южной Европы, где на свежей рыбе и морепродуктах делают весьма успешный бизнес). Да и в магазинах рыбы ровно столько, сколько и у нас. Не продают и местную ягоду, как и блюда из нее - морошковое варенье, например. Зато за большие деньги продают южные фрукты, украинские конфеты "Рошен", китайскую лапшу. Фрукты и сладости мы можем себе здесь позволить в весьма ограниченном количестве. Кажется, живущие здесь люди совершенно не ориентированы на бизнес, и тем более на туристов.
   Темнеет здесь не как на юге - резко и вдруг, а небо опускается на землю очень медленно, постепенно обволакивая болота и поселок. Но ночь гостит в этих краях совсем недолго, потому что светать начинает уже часа в два ночи. Тем не менее спать это не мешает. Хоть и спали весь день, уснуть получается быстро. Как и всегда в походах, мне снятся эпизоды московской жизни, далекие и нереальные как фантастика... И как всегда я знаю, что буду рада проснуться именно здесь - в палате "пионерлагеря Яранга", на краю света, на далекой Чукотке. Это нельзя сравнить ни с чем - ощущение радости от того, что всё именно так, как есть. И не важно, что всё не по плану. Главное - я на Крайнем Севере. Я - на Чукотке.
  
  3 августа
   Мы в нашей "палате девочек" начинаем просыпаться часа в четыре утра. Все мысли и разговоры только о том, как бы вылететь сегодня. Ведь и правда, ждать можно неделями, и тогда все наши планы насмарку. Анжела кипятит чайник, стоящий для всех на тумбочке в коридоре, и вскрывает пачку M&M"s c орехами. Здесь это роскошь. Юля шуршит штанами куда-то по коридору, наверное, в комнату к Ване.
   - У меня организм сошел с ума, беда какая-то, - вздыхает Наташа, - я проснулась пол четвертого и не могла уснуть.
   - А я в два, - говорит Анжела, - Везет Машке, всю ночь спит. И вообще, мы тут всё время спим, ну что такое. Зомби-поход получается.
   - Да ладно, - говорю я, - мы хоть стараемся днем так много не спать, а мужики вообще весь день спят. Шухер с Шалимом вон вообще не встают весь день, еще и ночью спать умудряются. А Лёша молодец, догадался взять с собой планшет и смотрит фильмы.
   Ночью шел дождь, но наутро он прекратился. Небо за окном низкое и пасмурное. Как всегда, кричат чайки, на грязных окнах прилипло несколько трупиков комаров, еще несколько живых бьется о стекло. Из окна видны полуразрушенные сооружения, какие-то то ли гаражи, то ли хранилища. Разруха и уныние. Вдалеке виднеется залив и холмы на том берегу. Палата полуразрушенного советского пионерлагеря. Мы как будто попали в другое время и в другое измерение, как будто улетели на другую планету.
   Мы с Анжелой и Наташей выходим на улицу и идем по деревянному мосту на сваях, откуда видно весь поселок. Мост тянется от жилых домов посёлка через болотистое поле и реку к угольному заводу. Это место какое-то приглушенное, молчаливое и по-своему очень романтичное. Наверное, у местных есть обычай вечером прогуляться по этому мосту...
   - У меня здесь такое странное ощущение, - говорит Наташа, первый раз выехавшая за пределы Кавказа, - это и не лето, и не зима, и не весна, и не Кавказ. Здесь ни на что не похоже. Тут какое-то умиротворение, спокойствие. И вот эти тучи... Для меня это уют.
   - А я как сюда попала, - говорит Анжела, - думаю - что это? Где вся цивилизация? А сейчас вижу, вон школа у них круче, чем в Питере. И площадки детские такие новые и крутые у них...
   - А мне кажется, что здесь все как-то очень правильно и естественно, - говорю я, - Мне здесь нравится. Не как в Москве.
   И вот, встретившись на завтраке с нашими мальчиками, собрав пакеты и сумки (основные рюкзаки мы оставили в камере хранения в аэропорту), мы идем на автобусную остановку. Вместе с людьми, которые едут на работу, садимся в автобус до аэропорта. Располагаемся на уже знакомом месте посреди зала ожидания. И готовимся услышать свой приговор. Сигнал к объявлению - и дыхание замирает, и сердце начинает биться быстрее, вот сейчас мы узнаем...
   "Вниманию пассажиров, ожидающих вылета рейса Ад-117 Анадырь-Лаврентия, вылет рейса задерживается из-за непригодных метеоусловий поселка Лаврентий. Информация будет дана в 12.10"
   Куча рюкзаков в центре аэропорта. Лежим на рюкзаках, унываем, стухаем постепенно. Кстати говоря, у нашего рейса замечательный код. АД ЗЛА. То есть Анадырь - Залив Лаврентия. Говорящий код.
   "... в 13.10"
   Шухер и Шалим не выдерживают и идут за пивом в ближайший поселок. Мы с девчонками встаем в кружок и делаем зарядку. Потом танцуем - каждая показывает движения из танцев, которые знает. Эхо лежит на рюкзаках и наблюдает за всем этим. Развлекаем и других ждущих пассажиров. А то скоро начнем физически и морально разлагаться от этого тупого сидения.
   "... в 14.10"
   Снова валяемся на рюкзаках, спим, читаем... Хорошо, что я взяла книжки. В походе, понятно, не до чтения, да и книжки, как правило, не выживают в постоянной влаге и мнутся при перепаковке рюкзака. Книги я брала как раз для такого случая - если придется чего-то ждать, и собиралась оставить их в заброске в Лаврентия, где мы оставим городскую одежду и другие ненужные вещи. Почему-то именно сюда мне захотелось взять "Солярис", я давно о нём думала, и мне казалось, здесь он будет в тему. Но эта книга оказалась настолько "в тему", что я прочитала её за два дня до вылета из Москвы, и пополнила ею мой немногочисленный список любимых книг. Но тем не менее на Чукотку хотелось взять фантастику. Я взяла "Возвращение со звёзд" Лема, которую еще в Москве отдала Эхо, и "Машину времени" Уэллса. Надо сказать, не пошло ни то, ни другое. Я читаю просто так, лишь бы как-то отвлечься и занять время. Потому что все мысли только об одном.
   - Да не улетим мы сегодня никуда, - говорит Шухер, - сказали же, с первого раза никто не улетает. Ну, вчера и сегодня у нас на маршрут не влияют, а потом надо будет уже сокращать...
   - Так, мы улетим сегодня, сейчас объявят посадку, - перебиваю его я. Никак не могу поверить, что мы сидим здесь и просто ждем, а могли бы уже второй день быть в походе. И почему-то каждый раз, когда дают сигнал к объявлению, я уверена, что будут объявлять нашу посадку. В таких ситуациях я обычно смотрю на все очень пессимистично, но, наверное, мне настолько хочется в этот поход, что я реально верю, что ещё немного, и мы улетим.
   "К сведению пассажиров... Рейс отменен. Дальнейшая информация будет дана 4.08 в 9.00"
   Вот так воспитывает нас Чукотка. Прямо сходу начинает воспитывать, не успели на маршрут выйти. Не с бродов начинает, не с вязких болот, а с нудного ожидания. Показывает, кто здесь главный. И это явно не человек.
   Снова такси до Угольных Копей, уже знакомая гостиница "Яранга". Здесь отличная погода, дождя нет, и даже не так уж и пасмурно, а вот в Лаврентия, видимо, дела обстоят иначе... Говорят, туман и "непригодность взлетно-посадочной полосы".
  - Конечно, - говорит Шалим, - Там небось одна улица, и та - взлетно-посадочная полоса, да и грунтовая наверняка. Понятно, что её размоет легко.
   Снова знакомая "палата". Наши постели даже еще не убрали, видимо, и не думали, что мы улетим. И снова спать - коротать время...
   После ужина мы с Наташей и Масяней снова идем прогуляться. Небо переливается синими и розовыми цветами, багровеет закат - завтра будет ветер, но нам это на руку - разгонит туман. В реке под дорожкой на сваях стоит рыба на нересте, огромная, каждая килограмм по восемь, и вся, наверняка, с красной икрой. Было бы где ее приготовить... В походе, конечно, все это будет удобнее, чем сейчас.
   Вечером все очень вялые, кто спит, кто просто валяется на кроватях. Вот и я, лежу на кровати и пишу. Анжела жалуется на комаров.
   - Так и записывай, Ксюша, "Анжела бегает по комнате и мочит комаров", - говорит она, - Нет, ну вы прикиньте, мы нашли магазин. Написано: "до 22.00 без перерывов". Где-то без двадцати было, висит табличка "перерыв". Ну, мы подошли через десять минут, а там уже свет выключен, и женщина закрывается, говорит: "Что ж вы раньше не подошли? Одиннадцатый час уже". Мы ей: "Так подходили, было написано, что перерыв". А она: "Так то перерыв на обед был!" В 10 часов вечера. Я в шоке. А вы знали кстати, что пиво только до восьми вечера продают? Что за дыра... И комаров здесь столько, кошмар. Больше, чем на улице.
   И правда, магазины и все, что связано со сферой обслуживания, здесь работает очень странно. Продавцы не только не стараются продать и сделать всё, чтобы у них что-то купили, но даже наоборот - часто бывают грубыми и неприветливыми. Здесь ты чувствуешь себя скорее школьником, который пытается купить пиво, а не "клиентом, который всегда прав". Эти люди совершенно не ориентированы на бизнес, на выгоду.
  
   4 августа
   "День сурка". Снова просыпаемся около 4.30. Масяня идет на пробежку. Кипятим чай в общем чайнике. Идем на завтрак. Я с вечера постирала носки, и они не высохли - настоящее ощущение похода, мокрые носки. Всё прямо сходится к тому, чтобы сегодня вылететь. Снова идем на уже знакомую автобусную остановку к 9.00, видим знакомые лица людей, которые на этом автобусе едут на работу.
   - Вот если сегодня снова не вылетим, - говорит Шалим, - пойдем на залив, рыбы поймаем, костер пионерский сделаем из веточек.
   - А я снова забыла снять на видео нашу гостиницу, - говорю я, - значит, по закону подлости, должны сегодня улететь.
   - Но вчера ты тоже забыла, - Иван оглядывается на меня, - так что закон подлости не работает. И вообще, у нас закон подлости не работает по закону подлости...
   Собственно, он снова не сработал. Наш рейс переносят на час, потом еще на час, потом ещё на час. Потом выясняется, что в выходные аэропорт не работает, а сегодня как раз пятница. То есть следующий шанс улететь будет только в понедельник, и то не факт, как мы уже поняли. Сказать, что мы расстроились - ничего не сказать. Шухер сидит с картой и продумывает, как можно переделать маршрут с минимальными потерями. Он много лет мечтал об этом походе, а организовывать они с Шалимом начали за год. И организовали, хотя до последнего момента всё висело на волоске и могло сорваться. Сложно передать, сколько усилий им это стоило. И вот, казалось бы, все организационные трудности позади, у нас набралась команда, есть пропуска в погранзону и заповедник, у нас есть билеты на внутренний рейс, которые добыть очень непросто. Мы уже здесь, на Чукотке. И мы не можем выйти на маршрут, всё снова на грани срыва. И что самое ужасное, от нас здесь ничего не зависит. Видимо, Чукотка теперь проверяет, насколько мы уверены в том, что хотим пройти такой сложный маршрут. И чтобы доказать, что нам это действительно надо, и мы не отступимся, мы начинаем продумывать обходные пути, как можно еще попасть в Лаврентия. Собственно, так как попасть туда можно только воздухом или морем, вариантов всего три. Первый - договориться с пограничниками, которые регулярно летают туда на вертолете, чтобы взяли нас с собой. Этот вариант отпадает сразу, и не потому что пограничники несговорчивы или удивлены нашей просьбе, а потому что их рейсы расписаны и заняты местными на несколько дней вперед, и для нас там просто уже нет места. Второй вариант - долететь на частном вертолете - тоже сразу же отпадает, так как миллиона у нас просто нет. Третий вариант - теплоход "Капитан Сотников", который отходит во вторник следующей недели и идет до Лаврентия двое суток. Этот вариант ненамного надежнее самолета - местные рассказали, что даже если корабль и выйдет по расписанию, он может попасть в шторм и пережидать его в какой-нибудь бухте больше недели. Как сказал один таксист, "вот попадете в шторм, и узнаете, что такое теплоход".
   В любом случае мы вынуждены ждать до вторника. Всё-таки шанс вылететь в понедельник и вторник утром у нас еще есть, и, если во вторник до 12 мы не вылетаем - бегом сдавать билеты и садиться на корабль, а там уж как пойдёт. По крайней мере, на пассажирских суднах по северным морям ещё никто из нас не путешествовал. При таком раскладе именно на поход остается всего двенадцать дней. Уверена, Шухер расстроился больше всех, ведь по сути весь этот поход, вся эта авантюра - его дело. Но удивительно, что сейчас именно он старается не вешать нос, все время сидит с картой, просчитывая новые и новые варианты, и даже умудряется подбадривать всех остальных. "Ну при таком раскладе на мыс Дежнева мы ещё попадаем, - говорит он, - по короткому маршруту. Но все останутся довольны. Это точно." Все понимают, что шанс застрять где-то и не вернуться сюда даже к московскому рейсу очень велик, а так как билеты из Москвы мы покупали за полгода, также велик шанс остаться здесь надолго. Конечно, это сразу послужило множеству шуток о том, как мы будем искать здесь работу. Мы спрашиваем совета у всех местных, с кем сталкиваемся, и все советуют разное, но большинство склоняются к тому, что самолет даже надежнее, и никакие билеты нам сдавать не надо. В аэропорту мы знакомимся с местным адвокатом Артёмом, который тоже ждет вылета в Лаврентия. Я и в предыдущие дни обращала внимание на этого серьезного молодого человека в рубашке и думала, что же он здесь делает и куда же он может лететь. Тогда я и не догадывалась, что Артём станет для нас хорошим другом и помощником, и столкнёмся мы с ним ещё не раз. А сейчас Артём вместе с Масяней и Анжелой пытаются достучаться до какой-то женщины в аэропорту, "от которой всё зависит", куда-то звонят, что-то выясняют, потому что якобы погода там уже лётная, а самолёт не выпускают по другим причинам. Но все выяснения безрезультатны, и мы снова садимся в такси и едем в "Ярангу".
   Как бы то ни было, нам в любом случае предстоит жить в "Яранге" ещё субботу и воскресенье, так как в выходные аэропорт не работает. Здравствуй, дорогая "Яранга"! Эта гостиница, со всей ее вопиющей неуютностью, уже стала как дом, мы к ней привыкли. Я заметила, что начинаю чувствовать себя "дома" везде, где переночую. В квартире ли, в палатке, в купе поезда, в гостинице, даже в зале ожидания в аэропорту. Стоит провести ночь, и место становится "своим". Интересно, почему так получается? Значит ли это, что "дом везде" или наоборот, что "дом нигде"?
   После ужина в гостинице мы идем на реку на нашу первую чукотскую рыбалку. Главный рыбак нашей команды - определённо Масяня. Пожалуй, она единственная, кто действительно что-то смыслит в этом и рыбачит также и в межпоходной жизни, в питерских окрестностях. Ну а здесь для неё - настоящее раздолье. Рыбы в реках немерено, она плывет против течения на нерест, и удивительно, сколько сил тратит эта рыба, чтобы добраться до места своей смерти. И как узнаёт она, куда именно нужно плыть? И ведь узнаёт. Кажется, что она стоит на месте, едва-едва продвигаясь вперед, застревая в камнях, так, что спинной плавник полностью виден над водой. Создается впечатление, что ловить ее можно прямо руками. Но на деле это оказывается не так просто: стоять в холодной воде долго невозможно, да и рыба не даёт "взять" себя - если и удаётся дотронуться до нее, она тут же проскальзывает вперед и вырывается из рук. В итоге попытки мои и Эхо поймать рыбу руками не увенчались успехом, и только у Масяни получается поймать "всего" две рыбы на спиннинг, одну из них сразу определили как самца горбуши - по выпирающему из спины горбу, а вторую определить так и не можем. Как опытные бомжи мы разводим под мостом костёр из досок, которые насобирали в округе, потрошим только что пойманную рыбу и жарим её на костре с солью и перцем. Пожалуй, это самый вкусный ужин с самого начала нашего путешествия, и хоть небольшое, но утешение в ситуации, в которой мы оказались.
  Заброшенный город Гудым
  5 августа
   Сегодня суббота, и нести обычную вахту в аэропорту не нужно - предстоит провести два дня в поселке Угольные Копи. Мы бы, наверное, сошли с ума от скуки, если бы Артём, с которым мы познакомились в аэропорту, не вызвался показать нам интересные места в окрестностях. Оставив вожаков Шухера и Шалима спать в гостинице, мы отправляемся в заброшенный город Гудым, который находится всего в получасе езды на машине от посёлка. В пятидесятые годы прошлого века здесь располагалась секретная база ракетных войск особого назначения. Военные жили здесь с семьями, и поэтому для них был построен целый город - с домами, больницей, школой, и даже торговым центром. Деревянные постройки на сваях сохранились до сих пор, хотя и разграбленные любителями заброшенных мест и сокровищ, которые можно там найти. По обеим сторонам долины реки находятся невысокие сопки, а под ними - многокилометровая система подземных шахт, куда можно свободно войти. Когда город был достроен, как рассказал водитель такси (уж не знаю, насколько это правда), по радио в Америке объявили: "Поздравляем с завершением строительства секретного объекта", и руководитель базы застрелился. Город был покинут жителями в 2000-е годы. Именно поэтому в катакомбах осталось много нового оборудования. Сами катакомбы представляют собой бесконечные мрачные сырые туннели, с рельсами для вагонетки, знаками "опасная зона", "стой" и другими. Конечно, именно туда мы направляемся в первую очередь. Мальчишки любят войнушку.
   - Смотрите, сколько предупреждающих знаков, - говорит Артём, освещая стены фонариком.
   - О, "опасная зона", - говорит Эхо с неподдельным интересом, направляя фонарик на табличку, - стрелка туда. Значит туда нам и надо. Так, тут перекрёсток. А ну-ка, "выход в-14", надо запомнить.
   Громкие голоса гулко отдаются в широких коридорах, со стен стекает вода, пахнет влагой, ржавчиной и старьём. Несколько фонариков едва освещают людей.
   - Мне страшно, заберите меня домой! - смеётся Анжела, - Мы как дети подземелья, знаете. Вот мы сейчас идём, и возможно нас преследует медведь, всё возможно...
   Вот впереди ворота, Эхо берёт и начинает со всех сил сдвигать дверь.
   - Ну не надо закрываться! - кричит Анжела.
   - Ээ, ну ты чего! - я уже не удивляюсь, что могут придумать наши ребята.
   - Ну у меня ключи есть, мы откроем, - как ни в чем не бывало заявляет Эхо.
   - А теперь признавайтесь, кто из вас зомби? - смеюсь я.
   Смех смехом, а в таком месте очень легко представить себя героями стандартного фильма ужасов. Впереди рельсы для вагонетки разделяются надвое и расходятся по двум уходящим вдаль туннелям.
   - О, давайте разделимся! - говорю я.
   - Нет уж, давайте делиться не будем, пойдёмте направо! - говорит Масяня.
   - А что, мальчики налево, девочки направо... - смеётся Эхо.
   - Поделимся впечатлениями потом, - настороженно говорит Анжела.
   Вдруг какая-то железная труба падает на пол, издав резкий звук.
   - Что это было? - говорит Юля.
   - Да это Эхо балуется... - отвечаю я.
   - Это Эээхоооо... - смеётся Эхо. И конечно, все начинают кричать, проверяя какое здесь гулкое эхо.
   - Вы представляете, что над нами несколько метров бетона, - Эхо восхищенно смотрит наверх.
   - Тут лабиринт, вам не кажется? - говорю я.
   - А кстати да, - говорит Эхо, - между прочим, о птичках, получается тут надо запоминать повороты. Здесь налево надо будет, да, получается?
   - О, вагонетка еще одна, - замечает Масяня.
   - Это ещё одни ворота, - говорит Эхо, - которые перекрывают зону.
   - Я не хочу идти последней! - я пробегаю чуть вперед.
   - Аккуратно, под ноги смотрим! - кричит Наташа откуда-то спереди.
   - Да, ребят, вот смотрите, аккуратно, - Юля подсвечивает кучу железа на полу.
   - Так, а Артём здесь был уже? - Анжела тоже явно неуютно чувствует себя в этом месте и старается скарсить это шутками.
   - Так, ну-ка вот сюда подсвети, - говорит Эхо, - Это будет моя комната, хорошо? Занимаем комнаты, народ! Ээхааа!
   - О, тут шкафчики для одежды? - Наташа заглядывает в одну из комнат.
   - Выбирай! - отвечает ей Эхо.
   Бесчисленные разветвления коридоров с комнатами, в которых еще стоит какая-то мебель, разбитая аппаратура, валяются отсыревшие книги и документы. Такое место - рай для историка, даже сложно представить, сколько информации, возможно даже секретной, можно добыть здесь, не прилагая к этому никаких усилий. Для меня же это место выглядит жутко, и мне хочется поскорее уйти. Почему-то есть четкое ощущение, что в этих кабинетах происходило что-то очень плохое, возможно даже жестокое. Похожее ощущение у меня было, когда я посещала концлагерь Заксенхаузен под Берлином. К тому же, все это находится под землей, и того и гляди вдруг захлопнется какая-то дверь, и мы отсюда больше не выберемся, и про нас придумают легенды, которыми будут пугать туристов. Но нам надо залезть везде. Что это, слабоумие и отвага? Или просто слабоумие? К счастью, ходим мы в этом жутком месте недолго, и поворачиваем всегда только направо, чтобы запомнить путь и не заблудиться. Правда, выходим все равно не там, где заходили.
   После "посещения достопримечательностей" в нашей "культурной программе" запланирована рыбалка на реке, текущей через эту долину. Спиннинга у нас с собой нет, но это не страшно: Артём сразу же ловит одну горбушу острой деревяшкой, только зайдя в воду, еще по одной ловят руками Наташа и Масяня, ещё одну ножом - Эхо. У меня снова не получается. Хотя я и делаю всё как полагается: медленно подкрадываюсь, выбираю удобное мелкое место, стою жду в холодной воде, держа руки наготове, а когда рыба подплывает, резко хватаю. Иногда у меня получается хотя бы дотронуться до рыбы, но поймать я так и не могу. Но ребята наловили достаточно, и мы обедаем вкуснейшими стейками из красной рыбы, приготовленной на костре, а также чаем из каких-то местных цветов, которые насобирал наш новый местный друг.
  
  
  Сопки в окрестностях Угольных Копей
   6 августа
   С утра мы поехали на сопку во главе с Артёмом. Минут за пятнадцать отъехали от поселка и стали подниматься на холм. В основном по началу шли по болоту. Раньше я представляла, что болота - это топь, в которой вязнешь по горло и тянешь руку, чтобы тебя вытянули на какую-то кочку. По сути, если топи здесь и есть, мы их не встречали. И в тот день под Копями, и на протяжении всего похода, болото - это просто мшистая влажная поверхность, иногда более-менее твердая, иногда жидкая, зависит от растительности, но в любом случае - это отсутствие твердой земли под ногами, что значительно затрудняет передвижение. Сегодня мы не взяли с собой сапоги-забродники и ноги промочили сразу же. Но это не проблема, мокрые ноги - обычное дело в любом походе. Сегодня мы никуда не торопимся (в отличие от похода), по дороге собираем голубику и морошку. Настоящая морошка - красно-оранжевая, на толстой ножке, причем чем желтее, тем спелее. Там же я нашла еще несколько новых видов цветов - я всегда беру с собой блокнотик на случай таких находок. Все цветы сразу складываю туда, а когда они начнут подсыхать - переложу в жестяную коробочку с прослойками акварельной бумаги. Кстати говоря, здесь незнакомые цветы нужно именно искать - в основном бросается в глаза иван-чай, тысячелистник, и еще некоторые цветы, которые растут и у нас. Но если присмотреться, если поискать, можно найти с десяток новых видов, главное только не забыть потом определить, что это за цветы... Вообще, я уже успела понять, что на Чукотке ни на что нельзя смотреть вскользь, поверхностно. Здесь надо всматриваться во всё: в людей, в землю под ногами, в небо, в растения, в воду. Тогда Север начнет приоткрывать свою настоящую красоту. Только тем, кто смотрит внимательно.
   Сегодня довольно пасмурно, с океана дует холодный ветер. Когда ноги мокрые, от этого приятного мало... На таком ветру хочется съежится, но на Чукотке я поняла, что этого делать нельзя. Чтобы найти общий язык с местным ветром, нужно просто расслабиться и перестать от него защищаться, тогда он не доставит особых неудобств. По стланику карликовой березы тоже идти не особо удобно, ноги цепляются и застревают. По ощущениям это похоже на заросли рододендрона на Кавказе. Когда мы поднялись на более-менее защищенное от ветра скалой место, как настоящие опытные бомжи, нашли какую-то ржавую бочку и развели в ней костер. В ржавой консервной банке, найденной где-то здесь же, вскипятили "чай" из мха-ягеля, который собрал по дороге Артём. На вкус он горький, у него своеобразный "вкус болота", но, если добавить сахар, что-то в этом есть. Чуть-чуть отдохнув и согревшись чаем из мха с козинаками, которые также припас Артём, мы идём выше. Там начинаются насыпи камней со следами пребывания человека - мусором и надписями в стиле "здесь был Вася", причем Ваня нашел надпись аж 60-х годов. Видимо, сюда приходит и приходила полюбоваться видами местная молодежь - а полюбоваться действительно есть чем. С вершины сопки виден весь залив, Анадырь на противоположном берегу и Угольные Копи на этом. Маленькие островки цивилизации посреди тундры. Мне сразу понравилась тундра, я ещё не успела от нее устать и натереть ноги резиновыми сапогами, и мне доставляет огромное удовольствие идти по этой мягкой, разнообразной, разноцветной почве. Когда идешь по такой земле, даже если пейзажи вокруг не захватывают, очень интересно просто смотреть под ноги! Такого разнообразия мхов, маленьких цветочков и другой растительности я, пожалуй, еще нигде не видела. Самый заметный из мхов - конечно же ягель, олений мох (тогда я еще не знала, что их есть множество видов) - это белый, кремовый, светло-бежевый мох, представляющий из себя маленькие ветвистые кустики, напоминающие кораллы. Попадается мох красный, ярко-желтый, зеленый, самых разных цветов и фактур. Идешь по мху как по мягкой, влажной, пружинящей подушке, но самые необычные ощущения - это трогать его рукой, как будто гладишь шершавую кожу огромного мягкого животного, которое буквально дышит под прикосновениями и отзывается на них. В местах, где трава повыше, на ветру она стелется по земле, сливаясь в одну гладкую сероватую поверхность, которая колышется и рябит, как море. Бесконечное, колышущееся, строгое, иногда жестокое, живое, настоящее море тундры. Как же хочется наконец-то пойти по ней с рюкзаком за спиной! Как же хочется расставить палатку на мягком ягеле!
  
  Посёлок Лаврентия
  7 августа
   Понедельник. Завтрак в гостинице "Яранга", сбор вещей, автобусная остановка, дорога в аэропорт. Знакомые кресла, всё те же места. Табло прилетов и вылетов. "Вниманию пассажиров, ожидающих вылета рейса номер 117 Анадырь - залив Лаврентия. Вылет рейса задерживается из-за непригодных метеоусловий взлетно-посадочной полосы аэропорта Лаврентий. Дальнейшая информация будет дана в 12.00". Всё по старой схеме. Снова не летим. Шухер, Шалим, Масяня и Эхо идут в ближайший поселок за пивом, по уже хоженому маршруту, у них это называется "в беседку". Я иду с ними.
   - Да не улетим мы сегодня, - говорит Шухер, - Артём говорил же, если самолет не летит утром, уже понятно, что в этот день не полетит вообще.
   - Нет, мы улетим! - говорю я уверенно, - Вот увидишь, сегодня улетим! Надо надеяться! Его же не перенесли на завтра пока, значит шанс есть! Правда, Шалим?
   - Конечно, - подтверждает Шалим, - Сегодня обязательно должны улететь. Говорю тебе, Вов, улетим сегодня.
   - Эх, никто кроме нас с тобой больше не верит... - вздыхаю я.
   - Да я был бы рад, если бы вы оказались правы, но... Я уже не надеюсь, - говорит Шухер. Уверена, нашему вожаку в сложившейся ситуации тяжелее всех остальных. Но он держится.
   Мы сидим в круглой беседке во дворе обычного жилого дома. Кто-то гуляет с собакой, кто-то идёт в магазин, кто-то развешивает бельё на балконе. Обычная жизнь. А для нас - приключение, висящее на волоске. Идем обратно в аэропорт. Сейчас должны объявить приговор нашему путешествию. Мы не торопимся, потому что всё же не очень верим в удачный исход. Но мы идём в аэропорт ко времени объявления - а значит, мы всё-таки допускаем, что объявление может нас обрадовать. Я невольно ускоряю шаг. Вдруг у Эхо звонит телефон, и я слышу голос Наташи. Я не слышу, что она говорит, но как только я услышала её голос, я всё поняла. Зачем же ей ещё звонить?
   - Мы летим, летим, да??? - кричу я и кидаюсь Эхо на шею. Оборачиваюсь назад, к ребятам, которые идут чуть позади, начинаю прыгать и размахивать руками, крича: "Летим, летим!"
   - Давайте быстрее, Натаха сказала, начинается регистрация. Надо поторопиться! - кричит ребятам Эхо.
   Я просто не могу уже идти спокойно и бегу изо всех сил в аэропорт. Ребята забирают рюкзаки из камеры хранения и перетаскивают их к стойке регистрации на наш "АД ЗЛА". Я вижу Наташку и обнимаю её, потому что наконец-то, мы наконец-то летим! И всё будет, будет тундра, медведи, броды, будет всё, чего мы боимся и чего безумно хотим, всё, благодаря чему нас считают сумасшедшими, всё это будет уже скоро! Дождались!
   На взлетно-посадочной полосе ждёт небольшой Ан-24 с пропеллерами по бокам. Достаю камеру и начинаю снимать, но человек в форме приказывает убрать её. По одному, по лесенке, все 43 пассажира забираются в салон самолета. Несмотря на то, что на посадочных талонах указаны места, здесь "посадка свободная", как говорят местные пассажиры, вошедшие в самолет раньше и сидевшие на наших местах. Кабина пилота отделена от салона шторкой, а на стене горят таблички "Выход", "Застегнуть ремни" и "Не курить", которые напоминают мне атмосферу самолёта, из которого я прыгала с парашютом. Высокий мужчина в форме проходит между кресел, проверяет, что все пассажиры на месте, и мы готовы к взлету. Затем он садится на первое сиденье рядом с нашим Ваней. Наконец пропеллеры завертелись, самолет выезжает на взлетную полосу и взлетает. В отличие от огромных пассажирских лайнеров, в которых ты довольно слабо ощущаешь сам полет, и, если не смотреть в иллюминаторы, создается впечатление, что ты вообще не двигаешься, в небольшом Ан-24 очень четко ощущаешь, что ты - в воздухе, высоко над землей. Людям, которые боятся летать, такой полет был бы очень неприятным впечатлением. Самолет гудит и чуть потрясывается, внизу проплывают реки, которые как дороги рассекают бесконечную, безлесную тундру, которую вскоре накрывает пуховое одеяло облаков. Я отлипаю от окна. Шалим, сидящий рядом со мной, уже вовсю спит. Я закрываю глаза и погружаюсь в свои мысли.
   Мы направляемся в Чукотский район. Он считается самым труднодоступным, так как там нет дорог, и всё сообщение только по воздуху или по морю. Площадь района составляет 30 000 км2, при населении всего лишь 4500 человек, которые живут в шести посёлках. Живут здесь в основном чукчи и эскимосы. Из-за вечной мерзлоты здесь ничего не растёт, и сельское хозяйство невозможно - жители занимаются традиционными промыслами, в основном морской охотой. Зима здесь длится девять месяцев в году, воздух очень влажный - 80%, а также обычное явление - штормовые ветра.
   Как же здорово, что мы наконец-то вылетели! И как хорошо, что мы отдохнули несколько дней перед походом: и погуляли, и выспались, и порыбачили. Из-за того, что мы потеряли дни, в походе наверняка придется идти быстро, а значит рыбалка вряд ли светит, да и вообще придется поднапрячься еще больше, чем рассчитывали изначально. О том, как мы будем отсюда выбираться, думать не хочется. Лишь бы пройти маршрут в целости и сохранности. Мы вылетаем из Анадыря по очень хорошей погоде, по местным меркам даже довольно тепло - градусов 15. И вообще, за неделю, которую мы провели в Анадыре и его окрестностях, дождь был всего пару раз, и то ночью, да и не сильный. Ветер - да, был. Но в целом погода для похода была идеальная. Но мы летим на север, и странно ожидать, что там нам так же повезёт... Когда мы подлетаем к Лаврентия и опускаемся ниже облаков, так, что становится видно местность, у меня снова появляется ощущение инопланетности. Бесконечные серо-зелёные сопки, бежевые тундровые поля, иногда разрезаемые нитями рек и пятнами озёр. Ни одного дерева, ни одного дома, ни одной дороги. Кажется, это совершенно нежилая, дикая земля, ещё не освоенная человеком, да и зачем её осваивать на вечной мерзлоте? Всё равно ничего не построишь. Вот мы летим над берегом океана, и на длинной косе начинают появляться отдельные небольшие постройки - рыбацкие домики, или лодочные гаражи. А вот и сам посёлок. Как будто выросшие из ниоткуда, дома, дороги между ними, беспорядочно нагроможденные среди безжизненной местности.
   Итак, мы приземляемся в Лаврентия. Пасмурно, но дождя нет. Взлетная полоса грунтовая, неудивительно, что её размыло. Сразу же после посадки в самолет заходят пограничники и проверяют документы. Как и в Анадыре, нам сразу же говорят, что с нами "особый разговор", и просят подождать на выдаче багажа. Собственно, так как аэропорт Лаврентия это деревянный домик, а территория посадки-высадки просто огорожена железным забором, мы просто ждем чуть в стороне от самолета. На территории аэропорта стоят еще несколько небольших самолётов и вертолёты военных. Я начинаю снимать, но мне снова говорят убрать камеру. Багаж подвозят на машине, и все пассажиры просто разбирают свои вещи. К нам подходят военные.
   - Документы ваши давайте, - говорит пограничник.
   - Вот пропуск, путёвка... - Шалим достаёт коллективный пропуск, остальные протягивают свои паспорта, - Индивидуальные пропуска надо?
   - Нет, достаточно этого, - отвечает пограничник, проводя пальцем по фамилиям на документе и сверяя их с нашими паспортами, - Как значит вы пойдете?
   - Сегодня здесь переночуем, завтра хотим переправиться через залив до Старого Дежнёво, оттуда до Уэлена, потом до Инчоуна, и назад через Коолен в Лаврентия, - отвечает Шухер.
   - Мда... - вздыхает пограничник, - Вы хоть знаете, куда идёте? Местный проводник есть у вас?
   - Нет, - отвечает Шухер, - у нас карта и навигатор. Но команда вся опытная, слаженная, не первый раз в таких путешествиях.
   - Так тундра это вам... Это вам не где-то ещё... - говорит пограничник, - Ружьё хоть есть?
   - Нет ружья, не получилось, - отвечает Шухер, - Будем петардами и свистками отпугивать.
   - Бурого вы может и отпугнете, а вот белый вам встретится, и всё. И по тундре пешком ходить... Мда... Значит так. Я к вам позже подъеду, договоримся насчет спутниковой связи. А то знаю я таких, через несколько дней уже просить будете, чтобы вас забрали из тундры, - говорит главный пограничник и отдаёт пропуска - у нас всё правильно оформлено и придраться не к чему, но он явно не хочет выпускать нас на маршрут, - Вы хоть знаете, где здесь ночевать будете?
   - Пока нет, - отвечает Шухер, - Сейчас поспрашиваем у местных. Если не найдем ничего, поставим палатки за посёлком где-нибудь.
   - Ну ничего, найду вас, - говорит пограничник и уходит.
   Это замечательное напутствие придало нам уверенности в собственных силах. Да, мы уже давно поняли, что мы ненормальные, но мы не отступимся. Слабоумие и отвага в действии!
   После выдачи багажа открывают ворота, и все выходят в поселок. Широкая дорога, небольшие двух- и трехэтажные дома на сваях. Полностью разломанный деревянный "дом творчества". У посёлка странное название - "Лаврентия". На самом деле это название село получило по названию залива - залив Святого Лаврентия. А название заливу дал британский путешественник Джеймс Кук по церковному календарю, в честь Святого Лаврентия. Чукотское название этого места - Кытрын, что значит "сухая галечная коса". Само же село было основано относительно недавно, в 1927 году, как чукотская культбаза для "закрепления советской власти" и объединения различных учреждений региона. , Кстати, именно в аэропорт Лаврентия в годы Отечественной Войны приземлялись самолёты, доставлявшие грузы из США в СССР. Сейчас, хоть поселение и не выросло из традиционных чукотских, уклад жизни здесь близок к традиционно чукотскому и эскимосскому, до сих пор живут в основном морским зверобойным промыслом и оленеводством. Численность населения этого посёлка - 1290 чел. на 2017 год.
   Мы скидываем рюкзаки у магазина напротив аэропорта и начинаем перепаковываться, переодеваться в походное, откладывая ненужные городские вещи, чтобы оставить их где-то здесь.
   Мы стоим около магазина, вокруг валяются наши рюкзаки, с бирками, на которых огромными буквами значится "ЗЛА" и более маленькими - "Ад". Все люди, проходящие мимо, здороваются с нами. А мы решаем насущные вопросы. Во-первых, пеший маршрут Шухер всё-таки переделал. Мы должны были идти пешком прямо из Лаврентия, дойти мимо поселков Уэлен и Инчоун до мыса Дежнёва, оттуда еще немного в обратную сторону, и переправиться на лодке через залив обратно в Лаврентия. Но он решил начать маршрут с Дежнёва, главной точки, на которую попасть было принципиально, и оттуда возвращаться пешком до Лаврентия. Буквально, "выбираться из тундры". Никакого общественного транспорта здесь больше нет. Ни водного, ни воздушного, ни тем более наземного. Поэтому первая задача сейчас - найти того, кто может на лодке забросить нас к посёлку Старое Дежнёво, находящемуся примерно в 3,5 часах езды от Лаврентия. День постепенно клонится к вечеру, и нужно ещё найти, где переночевать. Конечно, у нас есть палатки, которые мы можем разбить в паре километров от поселка, а то и ближе, но никто ночевать в палатках особо не стремится - этого у нас еще будет сполна.
   В итоге всех "разведок" о нас знает весь поселок, и все, кажется, работают на то, чтобы мы благополучно уплыли. Местные жители здороваются с нами, как со старыми знакомыми, при этом ничего не расспрашивают - как будто и так уже знают, кто мы такие и что здесь делаем. Мимо проходит чукчанка с ребенком, говорит:
   - Холодно, что тут стоите, пойдем чаем напою.
   - Да нет, что вы, нам тут нормально, - мы начинаем отнекиваться.
   - Да вы тут уже долго так, давайте хоть термосы, - местная жительница смотрит на нас, улыбаясь.
   - А у нас нет термосов, - отвечаю я.
   - Пойдемте, я вам свой дам, потом вернёте, - чукчанка непреклонна в своём желании проявить гостеприимство и помочь нам, - Я тут рядом живу, вот за углом прямо.
   - Хорошо, пошли сходим, - говорю я, вспоминая, что для чукчей обидно, когда отказываются от их помощи.
   - Ну пойдем, - говорит Эхо, и мы идём за женщиной.
   Мы заворачиваем за угол магазина и подходим к ближайшему жилому дому на сваях. Поднимаемся на первый этаж, и женщина открывает дверь и приглашает нас внутрь. Мы оказываемся в обычной квартире, точно такой же, как в любом другом городе. На полу лежат ковры, у стен стоят шкафчики. Пахнет теплом и уютом. В квартире нас встречает муж чукчанки, одетый по-домашнему. Кажется, он ничуть не удивлён необычным гостям, здоровается с нами и провожает на кухню. Пока женщина переодевает ребёнка, её муж сажает нас за круглый стол, наливает горячего чаю, ставит перед нами плошку с вареньем из морошки и голубики.
   - Вы откуда сами будете? - спрашивает он.
   - Да мы по-разному, со Средней полосы в основном: Москва, Питер, я с Кавказа, со Ставрополя, с Челябинска ещё есть.. - отвечает Эхо.
   - Путешественники, значит... И как вам Чукотка? - спрашивает хозяин.
   - Нравится, - отвечаю я, - Красиво у вас, мы все в первый раз в таких краях. Варенье очень вкусное, спасибо!
   - Да, этим летом много и ягод, и грибов, - говорит пригласившая нас женщина, которая тем временем тоже подошла на кухню, - Вот чуть от посёлка отойду и набираю. И все так набирают.
   - А кита у вас добывают? - спрашивает Эхо.
   - А как же, - отвечает мужчина, - Вот, недавно загарпунили. Только его не продают, а нам всем отдают, кто сколько хочет, столько себе отрезает. Так что я не знаю, где вам тут достать попробовать, угостит только кто-то. У нас закончилось уже всё, семья большая.
   Посидев ещё немного с гостеприимной чукотской семьёй, мы стали собираться.
   - Пойдем мы, пожалуй, - говорит Эхо, - спасибо вам большое за чай, за вареньице...
   - Термос вот возьмите, ребят своих угостите, - хозяйка протягивает нам термос с горячим чаем, - Как сможете, так вернёте.
   - Спасибо большое! - говорю я. - А вот можно вас ещё попросить? У нас тут несколько сумок с вещами городскими, которые в походе не нужны, можно у вас оставить?
   - Оставляйте, конечно, - говорит хозяин, - Вот телефон мой, как вернетесь, звоните, чтобы дома кто-то был.
   - Конечно, спасибо огромное! Сейчас принесем!
   Распрощавшись с гостеприимными хозяевами, мы возвращаемся к ребятам, разливаем чай из термоса по кружкам и относим ненужные вещи в квартиру новых знакомых. Тем временем к нам присоединяется Артём. Он настаивает, чтобы мы сходили в администрацию посёлка и рассказали о себе, "поставили в известность". Он все-таки очень волнуется за нас, потому что мы идем в тундру без ружья, и хочет, чтобы как можно больше людей знали о нас, и в случае чего могли помочь. С Артёмом идут Эхо, Анжела (как любитель "налаживать связи" с местными школами), Масяня (как же четко и ладно она умеет говорить с официальными лицами!) и я - как писатель. Я изначально себя вообще так не позиционировала, но, когда проболталась Артёму, что думаю написать книгу, он сказал, что это может нам во многом помочь. Так и пришлось везде представляться "писателем". Так что всё, теперь отвертеться не получится. Придется и правда писать.
   Глава администрации Чукотского района сейчас в отпуске, и нас принимает её заместитель, Фирсов Валерий Григорьевич. Мы проходим в кабинет и рассаживаемся на стулья. Здесь очень жарко, и мы снимаем шапки и куртки.
   - Валерий Григорьевич, здесь вот приехали туристы из средней полосы, хотят Вас в известность о себе поставить, чтобы в курсе были, - начинает Артём, - Здесь учителя, врачи, и писатель даже. Будут книгу писать. И Вас тоже упомянут, что Вы посодействовали.
   - Ну, в книге про меня можно и не писать. А расскажите, куда вы собираетесь? - спрашивает Валерий Григорьевич, смотря на нас с любопытством.
   - Сегодня ночуем здесь, а завтра будем переправляться через залив, в Старое Дежнёво, потом в Уэлен, оттуда в Инчоун и потом уже из Инчоуна назад сюда. Мы по-другому изначально планировали, полностью пешком, но пять дней вылета из Анадыря ждали, пришлось поменять маршрут, - Масяня сразу же взяла на себя разговор с должностным лицом.
   - Пропуска у вас есть? - продолжает спрашивать Валерий Григорьевич.
   - Да, все пропуска, все разрешения, всё у нас уже и в Анадыре проверяли, и здесь.
   - А местный гид?
   - Местного гида нет. Мы пойдем с картой и GPS, у нас команда, мы все с большим опытом уже, новичков нет, друг друга все давно знаем.
   - Да уж, смелые вы... А ружье есть? Спутниковый телефон есть?
   - Со спутниковым телефоном вопрос сейчас руководитель решает. А ружья нет.
   - Как же так? У нас медведи. Белые даже. И вообще, животных много. Это заранее надо разрешение было оформлять.
   - Ну вот не вышло в этот раз. Не успели.
   - Я понял. Без ружья конечно нельзя здесь... Не выпустил бы я вас. На ваш страх и риск только. Потому что животные есть у нас...
   - Мы понимаем, - говорит Масяня.
   - А писатель кто у вас?
   Я до сих пор отмалчивалась, все смотрят на меня.
   - Я писатель, - говорю я, - Хочу о Чукотке написать. Когда сюда собирались, особо никакой информации не нашла. Так что думаю, должно интересно получиться.
   - И ещё у нас есть цель изучать местные традиции, флору и фауну, - добавляет Масяня.
   - А вы можете у нас в посёлках презентацию свою делать? Встречи такие проводить. Местным жителям про себя рассказывать, откуда вы, как путешествуете. Им интересно будет, а то они русских и не видят. У нас же туристов совсем не бывает, только иногда иностранцы на кораблях приплывают. Напишем сейчас на сайте района анонс, чтобы знали, где и когда вас ждать.
   Конечно же мы соглашаемся. Таким образом, наш скромный поход приобретает огласку областного значения. Собственно, именно этого и хотел Артём, ведя нас сюда. Он считает, что для нас будет безопаснее, если о нас все будут знать.
   Тем временем после долгих переговоров с разными людьми Шухер добывает в аренду спутниковый телефон, а также договаривается с рыбаком Игорем о переправе нас в Старое Дежнево на завтра, за 5 тысяч с человека. Для нас это довольно большая непредвиденная трата, но это самое дешевое, на что удаётся договориться, и другого выхода все равно нет. Тот же рыбак предлагает переночевать в своем лодочном сарае. Тем временем Юля знакомится с местными продавщицами и выходит на Наталью Леонтьевну из Дома детского творчества, где и договаривается о ночлеге. Конечно, мы выбираем именно этот вариант. Там точно будет теплее, чем в лодочном сарае. Будущее место ночёвки нам показывает молодая девушка Валерия, которая тоже здесь работает. Нам выделяют помещение, которое должно будет стать антикафе. Здесь стоит несколько столов, пианино, подобие барной стойки и квадратные ящики-табуретки. И самое главное, розетки, и даже чайник - мы можем кипятить воду и заваривать чай и супы. Мы сразу же ставим чай, и вместе с Валерией садимся за чаепитие.
   - Рыбу нормально тут ловят, сетями, - рассказывает Валерия, - и она тут просто в бочках у них хранится. Вот если бы вы тут вдруг остались...
   - Нам нельзя... Остаться нельзя. У нас самолёт обратно, - Эхо делает небольшую паузу, думает, и продолжает вдруг, - У вас много тут рабочих мест?
   Все смеются.
   - А что вы умеете? - спрашивает Валерия.
   - Голод - не тётка! - говорит Эхо, - Мы всё умеем. Научимся. Чуть потренируемся, и всё умеем.
   - Разнорабочие приехали, - смеется Наташа.
   - А какая средняя зарплата здесь? - спрашивает Эхо.
   - Смотря у кого. Тут высокие зарплаты у всех бюджетников, - рассказывает Валерия, - У всех, у кого маленькие зарплаты на материке, здесь зарплаты высокие. У учителей, врачей, милиционеров. Но у тех, у кого большие зарплаты на материке - здесь они не нужны. Эти все программисты, менеджеры. А у меня здесь смешная такая должность, называется "режиссер" в доме культуры. Ну и я тут немножко пытаюсь им культурную революцию делать. Не занимаюсь тем, чем должна, а занимаюсь всякими другими проектами.
   - Можно открыть покерный клуб здесь, - смеется Эхо.
   - Мы уже открыли вчера библиотеку для буккроссинга, а вот это антикафе у нас. Мы его открывали, а сейчас не можем никак. А сейчас у нас фестиваль ленд-арт идёт. У меня здесь детская архитектурная студия, так вот 99% взрослых здесь не знают, например, чем архитектор отличается от археолога, и хорошая архитектура у них - та, которая обита сайдингом. Поэтому рассказывать детям про архитектуру здесь это отдельный такой вопрос.
   - Ну а смотрите, - говорит Масяня, - вот вы могли бы сотрудничать. В Петербурге допустим очень яркая архитектура. Фотографии даже те же самые, с видами. В качестве обучающего материала для вас.
   - Да тут интернет есть, - говорит Эхо.
   - Да нет, интернета здесь фактически нет, - говорит Валерия.
   - Да я тут фотографию Лаврентия в свой офис отправил, - говорит Эхо Наташе, смеясь, - мне отвечают, какого ты туда вообще поехал? Ни пляжа, ни шезлонгов.
   - Вообще Лаврентия - это не традиционный чукотский поселок, - продолжает тем временем Валерия, - в Советском Союзе ещё, пришли сюда культуристы и сказали - у нас тут будет культбаза. Здесь построили библиотеку, школу, то есть тут насаждали культуру в массы. Тут неудобная охота, неудобная рыбалка, в общем, нормальные чукчи тут не живут. И вот как раз на этом ленд-арт фестивале мы хотим возрождать культуру, традиции. Мы с детьми придумываем какие-то объекты и потом их реализовываем. То есть мы пилим, мы красим, мы ходим по посёлку и собираем эти доски. Мы сделали вон там лавочку. У нас было исследование, и мои девчонки ездили, информацию собирали. Хотели на чукотском языке сделать все традиции, названия, все месяцы и праздники. Просто здесь практически язык утерян, очень мало людей знают язык, "здравствуйте - до свидания" ещё знают, а названия месяцев уже нет. То есть они ездили к своим родственникам, к бабушкам, к оленеводам. И мы собрали этот вокабуляр, всё написали, и сделали вот такую конструкцию - в виде календаря на чукотском языке. А сейчас мы за футбольным полем делаем мини-веревочный парк, из старых катушек. Тут просто проблемы большие с материалами. Тут делать не из чего. То есть тут нельзя купить доски. Их нужно заказать в сентябре, чтобы в следующем июне они пришли. Но может быть они не придут, понимаете? Как например у нас случилось. Я заказывала материалы для фестиваля в прошлом году, но они не пришли. Нельзя купить краску, нельзя купить ничего практически. Поэтому в архитектуре есть вот такие сложности. Мы, например, нашли вот эти катушки из-под кабеля, делаем из них вот этот веревочный парк сейчас. Пытаемся каким-то образом эти традиции выудить, потому что кроме того, что они охотятся на китов, никаких культурных традиций по сути не остаётся. На самом деле мне просто интересно это проявление традиции, интересно с детьми над этим работать.
   - А у вас дети местные, или русские тоже есть? - спрашивает Анжела.
   - Здесь пополам примерно, а в районах в основном чукотские дети, и есть такие... Мне вот сейчас муж рассказывал, он по делам ездил, видел девочку с голубыми глазами, белыми абсолютно волосами.
   - Альбиносы?
   - Нет, это "наследие" строителей, которые приезжают с Украины. Да-да, то есть совершенно чукотские мамы и совершенно голубоглазые такие дети. Ну и если здесь мы в нормальных домах живем, то там... У них это называется "коттеджи", но конечно это не коттеджи, там нет воды, нету душа, печку надо топить углём, воду надо таскать из бочки. У меня муж взрослый человек, и он от этого в шоке. Понятно, конечно, что так жить нельзя.
   - Ну у нас в деревнях тоже так живут... - говорит Анжела, - что и туалет на улице, и умывальник на улице.
   - Да, на самом деле в центре России тоже есть такие домики, - говорит Масяня.
   - Там все-таки не такие погодные условия, - качает головой Валерия.
   - Ну погода да... - говорит Анжела, - Но всегда во всех деревнях люди так же живут - туалет на улице. Но я понимаю, всё-таки Сибирь, Чукотка...
   - Нет, ну на юге это на юге, - говорит Валерия, - а с этими погодными условиями, тут... Вот сейчас ОЧЕНЬ хорошая погода. Прямо ОЧЕНЬ, ОЧЕНЬ хорошая. Потому что зимой бывает так, что я, например, не каждый день могу выйти из дома. Я один раз вышла из дома, и меня просто снесло ветром под машину. И вот я лежу под этой машиной, и думаю: "лучше я поползу домой". Но в эти дни дети гуляют. Я как определяю, можно выходить на улицу или нет - я смотрю из окна, и если фонарь железный делает вот так вот, - она трясёт рукой, - то лучше не выходить. Но в этот момент дети находят какие-то стены, какие-то укромные места, и они там играют, гуляют... А я смотрю из окна на них и думаю - как они? с весом в 25 кг? каким образом они вообще до туда добираются? Это другие люди на самом деле...
   - Тут северные, да, - говорит Масяня.
   - А почта у вас тут есть? - спрашивает Анжела.
   - Почта у нас есть. И в отличии от остальных городов России, у нас это центральное место, это у нас супер-место, самое фактически посещаемое место. Если в России я, по-моему, ни разу за всю жизнь не была на почте, то здесь.. - Валерия закатывает глаза, - Почта... Потому что здесь всё приходит посылками. Всем все отправляют посылки. Заказывают и одежду, и еду. То есть мне родители присылают всякие продукты, которые можно прислать.
   - А вы где учились? - спрашивает Масяня.
   - В МАРХИ, в Москве. И в Крыму долго жила. Поэтому здесь конечно да... Ну у меня мужа сюда по работе отправили, и я за ним.
   - Ну что ж, - говорит Масяня, - у нас вот с курса некоторые девочки поехали на Ямал. Когда мы выпускались из института, предложили: вот у нас есть места, предлагаем вам ехать на север, жильем обеспечиваем. Ну, соответственно жильё - это как вы сказали, туалет там-то. Но девчонки довольны, на самом деле, они периодически выкладывают фотографии в сетях, с оленями со всеми этими.
   - А вот можно ещё спросить, - говорит Анжела, - вот если бы я хотела приехать сюда работать, тут жильё дадут, или самой надо?
   - Ну вообще они как бы должны давать жильё. Но именно в Лаврентия, именно в нашем районе с жильём проблема. Потому что в остальных районах Чукотки нету проблем с жильём. Ну молодым учителями сейчас, по-моему, сначала дают комнату. У меня вон девочка знакомая в аптеке работает, она говорит, что ей выдвинули условие, что ей оплачивают жильё, но она сама его ищет. И вот она не могла несколько месяцев найти. Но тут зато отпуска мне нравятся у учителей. Я вот ехала с одной учительницей, а у учителей вообще большой отпуск, и она говорит: "Ну да, мне за два года дали шесть месяцев"
   - Ого!!! Всё, я сдаю билеты, я не поеду назад, - говорит Анжела, - Надо бы сначала хотя бы к сентябрю из тундры вернуться спокойно...
   - Надо сначала тут эти два года прожить, - продолжает Валерия, - А это не всем под силу, я подозреваю, потому что...
   - Ну понятно, что сложно, - говорит Масяня.
   - Отсутствие общества, отсутствие каких-либо культурных...
   - Ну то есть ни в театр, ни в музей не пойдешь, - говорит Анжела.
   - Не пойдёшь и не поедешь, - говорит Валерия, - Ну то есть вот как на большой земле - зимние каникулы это у тебя какой-то отпуск, а здесь в зимние каникулы вообще аэропорт закрывается 28-го и открывается 15-го, причём в Анадыре тоже. Я была больше всего удивлена, что даже в Анадыре!
   - Ну это странно, - говорит Масяня, - Что чукотские аэропорты закрываются даже на выходные. И так сложно попасть. Хотя вот на выходных, во-первых, может быть погода, во-вторых, вот все хотят вернуться домой к рабочей неделе. Или наоборот, все хотят улететь в тот же город на выходные.
   - Да нет, на Чукотке это всё... нет..
   - А у вас как здесь, - говорит Анжела, - пятидневка здесь рабочая, получается... Ну и допустим вот непогода, то есть на работу можно не приходить. И как тут, строго с рабочим временем, регламентом?
   - Нет, ну тут официально объявляется..
   - А, то есть не так, что я просто не смог вот дойти, поэтому..
   - Ну да. Я думаю, что это зависит от конкретного учреждения.
   Тут в дверях появляется Надежда Леонтьевна.
   - Ну как вы тут, всем хватает места?
   - Да, отлично, спасибо!
   - А мне кажется нет... - она оглядывает комнату, всё пространство которой уже завалено нашими рюкзаками.
   - Да хватит! Да мы жили еще и в меньшей комнате! - говорим мы наперебой.
   Сидеть в тепле, конечно, хорошо, но мы собирались ещё посмотреть посёлок, сходить на залив. Снова одеваемся в тёплые куртки, ботинки, и выходим на улицу.
   На площади перед домом детского творчества установлен заметный памятник Пеликену - это такое существо с огромной улыбкой, толстым животом, большими ушами и прижатыми к бокам длинными руками. Это - традиционный эскимосский и чукотский талисман, который обычно вырезают из моржового клыка. Пеликен считается духом тундры, обитающим под землёй. И вот сейчас мы проходим мимо установленной на площади статуи Пеликена и отправляемся на залив. Над морем кружат чайки, на воде сидит множество черных гагар. Вдоль берега стоят лодочные гаражи рыбаков, кое-какие лодки лежат на каменистом берегу. Мы идём вдоль берега. Под ногами то и дело попадаются огромные кости китов, моржей, ракушки, даже кусок кита, который не разобрали местные жители.
   Наташа снимает обувь, засучивает штаны и заходит в воду.
   - Водичка прозрачная, солёная, - говорит она блаженно, - Как на Чёрном, холоднее только.
   - А у меня такое ощущение дикого восторга, что я снова вижу море, - говорит Масяня, не отрывая взгляда от заката, - Для меня море, солёное море, значит очень много. Я в этом году ещё ни разу не видела моря. А тут я вижу чистое море, и оно мне так напоминает черноморское побережье. Я завтра обязательно искупаюсь.
   - А это вопрос! - говорит Наташа, вылезая из холодной воды.
   - Это вызов, - говорит Анжела, - Посёлок Лаврентия. Потрясающий залив, потрясающие люди пока что. Есть возможность переехать... Я об этом думаю.
   Закат на море, на любом море - это всегда зрелище. Солнце, опускаясь, краснеет и окрашивает небо во все оттенки синего, красного, фиолетового, розового, лилового, меняясь буквально каждую минуту. А на другом берегу залива едва виднеются невысокие сопки в дымке. Чем дальше мы идём по берегу, тем ближе подбираются к воде прибрежные скалы, и Лёша говорит, что пора возвращаться - надо отдохнуть перед завтрашней непростой дорогой.
   Когда мы возвращаемся, застаём в нашем жилище Артёма - он принёс мантак - сало кита. Серый кит - редкое охраняемое животное, но он является основой пропитания многих северных народов. Для урегулирования забоя китов была организована специальная международная китобойная комиссия, определившая особую так называемую "аборигенную квоту" - алеуты, эскимосы и чукчи имеют право на забой трёхсот голов в год, при этом не имеют право пользоваться огнестрельным оружием, а вынуждены охотиться традиционными методами - забивать животных гарпунами с моторных лодок. Однако, говорят, что сейчас ружья всё же используют. Другое правило - охотники не имеют права торговать добычей - всё делится между жителями посёлков. Поэтому легально попробовать китовое мясо или сало можно только здесь, на Чукотке, если угостит кто-то из местных.
   - Давай, иди садись и пробуй, - говорит мне Наташа.
   - Девочки убили кита. Девочки, где вы ходили? - Эхо берет в руки камеру и начинает снимать, - Масяня, где ты гуляла?
   - Я гуляла на берегу моря, - отвечает Масяня.
   - О, крутая какая!
   - Она давала мне интервью уже, давай сюда, - говорю я, придвигая к себе миску с черно-белыми полосками мантака, - Погоди, вот это кит, а что из этого есть надо?
   - Белое откусываешь, а чёрное мне отдаёшь, - вставляет Шухер.
   - Берёшь и всё ешь, - говорит Эхо. Я откусываю кусочек белого сала, - Да всё ешь, не слушай его! Что ты за индеец такой, вечно всё обгладываешь, обгрызаешь, давай всё вместе! Вот, всё вместе. Ваши впечатления?
   - Ммм... Вообще прикольно, - я осторожно разжевываю незнакомый продукт, - Слушай, мне нравится. Дай-ка ещё раз.
   - Тебе вера, индеец, позволяет?
   - Позволяет. Оно сначала неприятно, а когда начинаешь жевать, оно вкусно. Как жвачка. Наташа, давай, пробуй.
   - Так, Наташа, давай пробуй. Все желания загадали? - Эхо оглядывает всех товарищей по команде, - Я надеюсь, все желания загадали, чтобы мы всё-таки вернулись живыми?
   Наташа кивает, пережевывая мантак.
   - Очень вкусно, - говорит Наташа, - как-то необычно. Что-то морское, но и не морепродукт, и не рыба, и не мясо.
   - Масяня, а ты что скажешь? - Эхо переводит камеру на Масяньку.
   - Очень интересно. Это что-то среднее между салом и рыбой.
   - Вкусно, - говорит Наташа, - отрезай ещё.
   Тем временем мантак дошёл до Анжелы.
   - Анжела, скажи пожалуйста, что ты ешь? - Эхо наводит на неё камеру.
   - Это что-то непонятное, - Анжела скривилась.
   - Само заплыло или как?
   - У нас на планете хищников такого нет. Возьму с собой, своим. Это можно провозить, да? - Анжела поворачивается к Артёму, тот кивает, - Мы тут уже думаем, как будем сюда работать устраиваться, если назад улететь не сможем. Нам тут рассказали, какие здесь зарплаты, какие условия...
   - Ну а что, - говорит Артём, - переезжайте. Тут хорошие специалисты всегда нужны. Учителя, врачи...
   - Надо подумать, надо подумать... - говорит Масяня, - А то мне в Питере уже поднадоело.
   - Ну а я тут могла бы работу найти? - спрашиваю я.
   - Ну а тебе вообще просто будет, - отвечает Артём, - Ты же столько языков знаешь, тебя с руками и ногами оторвут. Здесь же много довольно иностранцев бывает. А переводчиков нет. Я знаю, что у меня девочке одной предлагали такую работу, но она отказалась. Так что переводчики очень нужны. И жильё предоставят, и оплата хорошая будет.
   - А вообще это интересно, - я задумалась, - Возить туристов по Чукотке... Я как раз давно думаю из Москвы уезжать куда-то... Но никак не могла найти место, которое бы зацепило. А здесь...
   - Так здесь вообще край возможностей, - говорит Артём, - Столько мест интересных, а о них никто и не знает...
   В тот вечер у меня впервые появляются мысли переехать жить на Чукотку. Залезая в свой спальник, брошенный на полу рядом со всеми остальными, я думаю о том, что всё, что я вижу здесь, не пугает меня, а наоборот притягивает. Несмотря на все "неудобства" и трудности, я понимаю, что всё больше и больше влюбляюсь в это место. Оно какое-то очень естественное и настоящее...
  Старое Дежнёво
   8 августа
   Наконец этот день настал. Сегодня мы переправимся в Старое Дежнёво и начнём поход. Мы просыпаемся и начинаем неспеша собираться. Кто-то идёт в магазин, кто-то перепаковывает рюкзак.
   Сидим с Шухером на ступеньках у заднего входа в Дом детского творчества.
   - Знаешь, а я всерьёз задумалась, чтобы переехать сюда, - говорю я, - Мне здесь нравится. Я давно уже думаю из Москвы уехать, но не знаю, куда. Пока ни одно место меня не зацепило настолько, а здесь - зацепило. Тем более и Артём говорит, я тут легко работу найду.
   - Да ты погоди, - отвечает Шухер, - Ты же здесь особо ничего и не видела. Сейчас лето, хорошая погода. А весь остальной год совершенно по-другому. Мы ещё даже на маршрут не вышли. Вот пройдем поход, может быть ты на это всё уже по-другому смотреть будешь. Так что не торопись...
   Конечно, Шухер прав. Я ещё ничего не знаю об этом месте. Но я точно знаю, что оно меня притягивает всё сильнее и сильнее. Что здесь я чувствую себя гораздо гармоничнее, чем в родной Москве. Я даже думаю, что, если бы вдруг мне прямо сейчас позвонили, предложили жильё и работу, и ответ надо было бы дать сразу же, я бы не задумываясь согласилась на это предложение.
   Юля приходит из магазина с горячими пирожками с яблоком. Мы с Наташей отправляемся туда же, чтобы скупить все пирожки на всю нашу команду. Шухер где-то у пограничников с очередной проверкой наших документов, договаривается о связи по спутниковому телефону. Встреча с хозяином катера Игорем назначена на 12-14 часов, но он звонит примерно в 10 и сообщает, что уже ждёт нас на заливе. Время здесь особо ничего не значит. Просто, лодочник проснулся и уже ждёт, готов к отплытию. И мы вынуждены ускорить сборы и выдвигаться к морю.
   Когда мы приходим на залив, как раз местные мужики выкатывают из гаража катер, на котором нам нужно плыть. Нет, не "плыть". Здесь нельзя говорить "плыть", могут обидеться. По морю ходят, а не плывут. Рыбак Игорь сразу говорит, чтобы мы оделись теплее и обязательно надели дождевики - идти долго, и точно будет очень холодно, и неизвестно, насколько спокойно море - могут быть сильные волны, и нас может заливать. Катер совсем небольшой, стоит уже на воде, и мы перекидываем свои рюкзаки Шухеру, который стоит на корме и скидывает их на дно, и сами кучей размещаемся кто на скамейках, кто на вещах. Когда все на месте, мы проверяем, ничего ли не забыли, лодочник заводит мотор, и мы "с ветерком" мчимся в море, оставляя позади посёлок Лаврентия с его теплым домом детского творчества, магазинами, в которых за большие деньги, но можно купить настоящий хлеб и пирожки, конфеты, пиво. Посёлок, откуда можно улететь в город, в Анадырь. Мы оставляем позади цивилизацию, более-менее комфортные условия, и несёмся вдесятером (не считая двух моряков - Игоря и его сына) на маленьком катере куда-то на край света, откуда мы не сможем сесть на автобус или самолет и приехать в город. Мы летим по морю туда, где можно рассчитывать только на себя. Настроение у всех очень радостное, все искренне улыбаются и как будто кричат "наконец-то!!!" Кажется, мы уже многое здесь увидели, но все понимают, что настоящее приключение только начинается, приключение, ради которого мы проделали весь этот долгий путь из Москвы в Анадырь, ради которого пять дней ждали вылета в Лаврентия, ради которого мы прошли все эти многочисленные проверки документов и услышали многообещающие "куда вас несёт" и "да вы сумасшедшие", не говоря уже о том, сколько сил приложили наши Шухер и Шалим для организации этого приключения... И вот оно начинается! Рука за рукой протягиваются в центр катера, радостно хлопая предыдущую, и на всю Чукотку мы кричим: "СЛАБОУМИЕ И ОТВАГА!!! УРААА!!!" Нет ни волнения, ни страха, ни мыслей о том, как мы будем отсюда выбираться и улетать в Москву. Всё это не волнует в тот момент, потому что наконец-то начинается приключение, за которым мы здесь. Я чувствую себя настоящим путешественником, который отправляется открывать новые неизведанные земли, отправляется в полную неизвестность, позабыв об осторожности и здравом смысле. Меня захватывает азарт приключения, которое не где-то в книжке, а здесь, в реальности, и происходит не с кем-то, а со мной.
   Море сегодня неспокойно. На волнах подкидывает, иногда мы врезаемся в них как в бетонные препятствия. Иногда все скатываются в одну сторону, иногда моряки просят кого-то пересесть ближе к одному или другому борту, чтобы выровнять лодку. На одном из бортов прикреплен железный гарпун, и Шалим, сидящий рядом, всё грозит удариться о него головой. Но, видимо, ему нехорошо, потому что он сидит, скрючившись, и то ли дремлет, то ли пытается задремать, совсем не замечая, как его голова шатается совсем близко от опасного гарпуна. Идём близко к суше, по одному борту океан, по другому - скалистый берег. За нами летят целые стаи гагар, не замолкая кричат чайки. Идём на север, вскоре выходим из залива Лаврентия, и направляемся дальше по Берингову морю Тихого океана. Чем дальше на север, тем становится пасмурнее и холоднее, а волны - сильнее.
   - А если до Уэлена доброшу? - спрашивает вдруг Игорь, перекрикивая мотор и волны, поворачиваясь к нам, после того, как катер врезался в очередную бетонную волну и резко дёрнулся, встряхнув весь свой груз. Я аж подпрыгнула и моя нога уползла от меня куда-то в кучу рюкзаков.
   - Что, почему? Нам в Старое Дежнёво надо, - удивляется Шухер.
   - Там волны большие, больше чем здесь будут, - объясняет Игорь, - тяжело причалить будет.
   - Нет, - уверенно заявляет Шухер, - Нам надо в Старое Дежнёво, вези в Старое Дежнёво.
   Рыбак не отвечает. Все начинают замерзать, несмотря на тёплую одежду (я одета в две флиски, пуховик и дождевик). Кто-то засыпает, кто-то пытается найти удобное положение, чтобы попытаться согреться и заснуть. Я постепенно сползаю куда-то на дно катера, ложусь на чью-то коленку, и нахожусь в каком-то полудрёме. Уснуть невозможно, слишком холодно и ветрено, и меня начинает укачивать. Чтобы не так дуло и заливало, мужики натягивают брезент по всему правому борту, со стороны океана, откуда как раз дует пронизывающий ветер, и где как раз сижу я. Хочется скорее уже добраться до берега, такая поездка сильно выматывает. Но вот... "Смотрите, вон там мыс Дежнёва!" - я даже не помню, кто это крикнул, но моментально вскакиваю со своего места, автоматическим движением включаю камеру и перегибаюсь через брезент. Эхо хватает меня за подол куртки, чтобы я не вылетела, пока снимаю. Впереди темнеет выступающая в море скала, явно выделяясь из всего остального безлесого, голого, неприветливого серого берега. Все достают фотоаппараты и начинают снимать - вот она, главная точка нашего путешествия!
   - А маяк где? - спрашивает Шухер.
   - Да вон там, отсюда не видно, - показывает Игорь куда-то среди сопок.
   - Ну вот завтра нам туда, - как всегда невозмутимо, но с неподдельной радостью в голосе говорит Шухер.
   - Мыс Дежнёёёва! - кричит Наташа, размахивая руками, Эхо трясёт ее за плечи. Все вскакивают, фотографируют, кричат.
   - Это... же... край России вообще! - кричит Эхо, перекрикивая шум мотора и ветра.
   - Самая восточная часть континентальная вообще... Евразии! - кричит Наташа.
   - Не сиделось мне дома, не сиделось! - кричит Эхо, - Как сказал Конюхов, говорит, а что дома-то делать?
   Самый край, самая крайняя континентальная точка всего нашего огромного континента. Символично получается - мы начинаем наш путь от самого края света, от вроде бы конца всего. Закончив всё, и начиная сначала.
   Целые стаи черных птиц летят низко-низко над водой, пронзительно крича. Катер разрезает водное полотно, разбрасывая во все стороны холодные брызги. Здесь всё сливается воедино: серое море, серое небо, серые холмы, здесь всё потрясающе гармонично, и ничто не нарушает этой гармонии, лишь люди, которые прибыли в этот дикий, неизведанный край. И чтобы здесь выжить, нужно научиться быть в гармонии с местной природой, по-другому никак. Чужаков северная земля не пропустит...
   - Здесь очень холодно, очень холодно! - говорит Эхо на камеру, - Мы идём на лодке, и непонятно, куда мы, зачем мы, но у нас есть вождь, который спит, - Эхо смотрит на Шалима, который так съежившись и проехал всё путешествие и даже не приподнявшись посмотреть на мыс, - В общем ... страшенные, забрались на край земли, чтобы... ну выпить, наверное! Это самая восточная точка, куда забирался "Ратибор", чтобы попить спирта!
   - Слабоумие и отвага, - подтверждает Наташа.
   - Здесь нет никого вообще, никого! - продолжает Эхо, - Здесь есть горбуша и "Ратибор"! "Ратибор" это новое водоплавающее млекопитающее!
   - Это водоплавающая масса, - смеюсь я. Кажется, никогда в жизни я так не радовалась, никогда так не захватывало меня место, в котором я нахожусь, не сшибало своей энергией так, что я сама начала наполняться ею. Постоянную улыбку просто невозможно сдержать, и сухие губы прилипли к зубам и застыли в таком положении, в состоянии этой непрекращающейся улыбки и выливающейся через край радости.
   Когда первая эйфория проходит, мы замолкаем и начинаем всматриваться в место, в котором оказались, рассматриваем его внимательно, пытаясь задержать в памяти на как можно дольше. Юля и Ваня сползли куда-то на дно лодки и пытаются согреться, прижавшись друг к другу. Анжела смотрит вдаль и не может оторвать взгляд от мыса.
   - Ну, за мыс Дежнёва! - Шухер пускает по кругу зелёную кружку с огненной жидкостью.
   - Ура! Ура! Урааа! - подхватывают все.
   - Мыс Дежнёва, как романтично! - говорит Наташа.
   - Это же вообще самая крайняя точка света! - говорю я, - Как мы сюда залезли, и как мы отсюда вылезать будем, хрен знает!
   - Есть две проблемы: как сюда попасть и как отсюда выбраться! - смеётся Эхо.
   - Одну мы уже решили, - говорит Наташа.
   - А осталось теперь всего лишь отсюда выбраться как-то, - говорю я.
   А вот и наш берег, место заброшенного поселения Старое Дежнёво. Ближе к берегу цвета кажутся ярче: вода бирюзовая, на берегу - зелёная трава, чёрные скалы. На прибрежных камнях лежат огромные туши обезглавленных моржей, на них сидят, трапезничая, чайки. Виднеются несколько разрушенных деревянных домиков. Волны у берега действительно очень сильные, и чем ближе мы подходим к нему, тем сильнее швыряет катер из стороны в сторону, и то и дело выбросит на берег.
   - Да нормально, если вдвоём в болотниках на якорь, - говорит рыбак Игорь.
   - Так, у кого болотники рядом? - спрашивает Шухер.
   - У меня рядом, - говорит Эхо, - мой рюкзак найди, Вова!
   - Володя, давай, - говорит Игорь, подгоняя ребят скорее заняться высадкой на берег.
   - Сейчас я тоже болотники надену, - Шухер начинает копаться в массе рюкзаков, непонятным образом быстро находит свой и достаёт из него огромные резиновые сапоги.
   - ... а спаситель ходил по воде, - напевает Эхо, - и спаситель ответил, спокойно Андрей, никакого секрета здесь нет...
   - Видишь, там на гореее, - подхватывают все девчонки, - возвышается крест... Под ним десяток солдат, повиси-ка на нёём...
   - Так, ребят, ну погодите, надо выгрузиться сейчас, - прерывает нас Шухер.
   Когда мы подбираемся к берегу довольно близко, кажется, что катер вот-вот сядет на мель.
   - Стой стой стой! - кричит Игорь. Он пытается завести мотор, но кажется, он врезался в песок и не заводится. А катер всё больше выносит на берег. Сын Игоря выпрыгивает из катера и, матерясь, толкает его обратно в воду. Мужики вышвыривают рюкзаки на берег, и после этого мы как можно скорее выпрыгиваем сами, прямо в воду, пока лодку окончательно не вынесло на берег. Но ее продолжает разворачивать и швырять, ещё немного, и она застрянет. Игорь сидит в лодке, кричит, что делать и куда толкать, пытается завести мотор, а наши мужики залезают в воду, кто просто в ботинках, кто даже успевает надеть забродники, и пытаются оттолкнуть её от берега. Тем временем мы с девчонками оттаскиваем рюкзаки от воды. Когда катер наконец-то удается оттолкнуть, и он стремительно уходит в море, можно выдохнуть. Катер уходит, а мы остаемся здесь одни, на самом краю света. Наедине с собой и суровой северной природой. На берегу валяются кости китов и несколько обезглавленных моржей. Если встать спиной к морю, справа чернеет выступающий мыс Дежнёва и скалистый берег в его окрестностях. Слева местность более пологая, и вдаль уходит тонкая коса. Чуть выше, на пригорке, стоят несколько полуразрушенных деревянных домиков - руины посёлка Старое Дежнёво, а вокруг валяется множество ржавых бочек. Там, около домиков, мы и разбиваем первый лагерь - там можно найти дрова и разжечь костёр. Правда, пресная вода довольно далеко - на ручей надо спускаться с пригорка в сторону косы. На этой же стоянке мы замечаем первые следы медведя - Шухер сразу же говорит поодиночке не ходить, брать с собой свистки и вообще быть осторожнее. С одной стороны - чистый колышущийся бескрайний океан, с другой простирается бескрайнее море тундры, а мы где-то между двумя этими мирами.
   Жарим мантак на костре, с солью и приправами - так гораздо вкуснее, чем просто соленое сало. Первыми дежурными выпадает быть Эхо и Наташе - на первый ужин они готовят гороховый суп и пекут лепешку. В этот поход мы решили не брать с собой хлеб или кучу сухарей, а взяли муку - жарить простые лепешки на воде - так выходило дешевле и легче по весу. Тем временем Анжела, наш завхоз, распределяет пакеты с общим грузом и всё переписывает в свой блокнотик, по которому она весь поход будет следить и называть, кто что достаёт на каждый приём пищи, чтобы равномерно разгружать людей. Я раскладываю все вещи в палатке (свои, Эхо, и Наташины), мы это называем "вить гнездо", и иду исследовать местность вокруг. Если чуть-чуть отойти от лагеря в сторону океана, приходишь на обрыв, с которого видно сам мыс Дежнёва. Голосов из лагеря не слышно - их уносит куда-то в тундру завывающий ветер и шум моря. Кажется, что я здесь одна, на самом краю света. На многие километры здесь нет дорог, домов и людей. Ближайший посёлок скрывается где-то за мысом, где-то в совершенно в другом мире. Но здесь не одиноко. Наоборот, природа здесь настолько сильна, что наполняет, даже переполняет тебя, и здесь как нигде ты чувствуешь себя её частью. Главное - не бояться, не пытаться с ней бороться. Хоть север и суров, он может быть красив, он может быть прекрасен и величествен. Вдали от костра становится всё холоднее, я кутаюсь в пуховик и надвигаю на глаза шапку. Долго смотрю то на шумящий океан, то на мыс Дежнёва. Из такого места не хочется уходить, но пора возвращаться в лагерь.
   - Ксюха, вот ты где? Ты где была? Мы тебя обыскались! - встречает меня Шухер.
   - Да я вот тут, рядом, на пригорке, - говорю я.
   - Так, ребят, давайте сразу, - говорит Шухер, - Тут могут быть медведи, поэтому поодиночке не ходим, только вдвоём-втроём, даже в туалет. Носим с собой свистки. И когда куда-то идём, кого-то предупреждаем, чтобы в курсе были, где вы.
   - Да, вон там следы медведя, кстати, - говорит Ваня.
   Никому не верится, где мы сейчас находимся. Я всё пытаюсь представить себе карту мира, которая висит у меня в комнате над кроватью, и представляю себе, где я. Всё это кажется нереальным, как будто мы на другой планете, в другом измерении, и всё здесь другое - по-другому течет время, по-другому измеряется расстояние. Сколько времени и сил нам стоило сюда попасть, и вот наконец-то мы одни в тундре, и теперь надо отсюда как-то выбраться. Вот оно как получилось - собирались идти на край света, а в итоге отсюда начинаем путь. Здесь чёрные скалы, о которые бьется суровый океан. Развалины старого поселения, где теперь правят не люди, а евражки (длиннохвостые суслики), которые бегают здесь повсюду и ищут, чем бы поживиться. Пасмурная, безлесая, казалось бы, негостеприимная тундра. Прекрасное место, невыразимо прекрасное место. Хочется дышать этим местом и быть здесь.
   Начинается дождь, но мы успеваем распределить весь общественный груз по рюкзакам и поесть. Вот и первая ночь в палатках, первая ночь похода! Как же здорово...
  
  Маяк Дежнёва
  9 августа
   Подъем дежурных в 4 утра, остальной группы - в 5, но так как я живу в палатке с дежурными, проснулась я тоже рано. Хотя, мне надо довольно много времени утром - я каждый день мучаюсь с надеванием линз, и не всегда вставить их получается с первого раза. Я протираю руки и глаза влажными салфетками, сажусь в спальнике так, чтобы поставить зеркальце на складке, и изворачиваюсь так, чтобы видеть себя в нём. Это очень неудобно, и порой я трачу на это слишком много времени. И вот в первый же день, пока я исполняю этот свой ритуал, я вдруг слышу, как ребята в первый раз отгоняют медведя - свистком и криками. Помимо Эхо и Наташи встали ещё Лёша и Ваня - они всегда просыпаются довольно рано и составляют компанию дежурным. Первая встреча с медведем прошла для нас успешно - хищник прошел около бочек совсем недалеко от лагеря, но не рискнул приближаться ближе - что-что, а шуметь мы умеем.
   Чуть-чуть моросит дождь, туманно. Выходим после завтрака около 7 часов, выдвигаемся в сторону посёлка Уэлен, но по дороге собираемся зайти на маяк Дежнёва - ближайшую точку к самому мысу, куда можно подойти. Сейчас довольно холодно, и я надеваю резиновый комбинезон поверх камуфляжных штанов, а сверху - флиску и ветровку, о чем позже пожалею - в резине настолько сильно потеешь, что очень скоро вся одежда под резиной мокрая насквозь. Хорошо хоть я взяла неопреновые носки - этот материал моментально промокает, но использует тепло ног, чтобы согреть впитанную воду и тем самым быть все время теплым, то есть тебе мокро, но хотя бы тепло. Итак, наконец-то мы выходим в туманную тундру. Что такое тундра? Это бескрайнее поле, иногда холмистое, иногда разрезаемое руслами рек. Идём в основном по болоту. Что такое здешнее болото? Это просто мягкая водянистая почва, покрытая то мхом, то травой. Иногда просто хлюпаешь по воде, иногда проваливаешься по щиколотку. В болотниках, конечно, очень жарко, но хорошо хоть, можно наступать везде. Не скрою, с самого начала идти мне довольно тяжело. То ли я к новому рюкзаку не привыкла, то ли он плохо затянут, то ли мне велик, то ли 30 кг тащить непривычно, но тащить на себе свой рюкзак действительно тяжело. Обычно в горах я его практически не замечаю, ну по крайней мере не могу сказать, чтобы он меня сильно напрягал, а здесь я действительно ощущаю свой рюкзак как тяжелый груз, который мешает и давит. Тяжелее всего идти по высокой траве - не видишь, куда наступаешь, и болото в такой траве обычно глубже. И ещё по стланику из карликовых деревьев - за них цепляешься ногами. По камням тоже не особо в радость - в мокрых резиновых сапогах скользишь и чувствуешь каждый острый камешек. Это вам не удобные треккинговые ботинки с твердой подошвой и фиксированным голеностопом! В каком-то месте стланик обходим прямо по реке, идя по ней против течения, но даже это проще, чем по такому берегу. Почувствовав, что по дну мелкой реки идти довольно просто, только немного медленнее, я часто обхожу таким образом изматывающее болото. В реке хоть видишь, куда наступаешь, и не проваливаешься.
   Я повесила на шею свисток, чтобы в случае встречи с медведем его отпугнуть. Но вместо меня в него постоянно дует ветер, и я иду, сопровождаемая тихим, едва слышным посвистыванием. Юля поступила более радикально - она повесила на шею колокольчик. "Тебе повезло, что у тебя уже есть прозвище, Радуга, - говорит Шухер, - а то прилепилось бы тебе новое, с твоим колокольчиком... Догадываешься?". Надо сказать, Юля подходит к вопросу медведей ответственнее всех. Она всегда держит при себе и колокольчик, и свисток, и регулярно время от времени свистит, неважно, идет ли она рядом с остальными или отходит куда-то сама. Зато по звону колокольчика и свисту свистка всегда можно знать, где сейчас Юля.
   Маяк Дежнёва находится несколько в стороне от нашего пути к Уэлену, поэтому тащить к маяку рюкзаки нет смысла. Так как людей здесь всё равно нет, мы скидываем их по пути, примерно там, где планируем ночевать, а сами идём искать маяк. Идти туда всего четыре километра, но по болоту это немало. Мне очень хочется есть, именно сладкого. Чтобы облегчить рюкзаки, и чтобы не было перевеса, сладкое мы в Москве не закупали, а местные сладости оказались нам не по карману. Например, в Лаврентия мы купили два пакета самого простого печенья "топлёное молоко" и отдали за них 1200р... На 10 человек это пару раз съесть по несколько печенек. И вот сейчас, в первый же ходовой день, я понимаю, как мне не хватает сладкого, при том что в Москве я его практически не ем. А здесь - с первого же дня все мои мечты только о сладком.
   Маяк найти оказывается не так просто. По навигатору он вроде бы рядом, но мы не рассчитывали на настолько холмистую местность. Приходится сначала подниматься на каждую сопку, потом довольно долго спускаться. Где-то вдалеке виднеется океан, и из облаков выглядывает, как будто паря в небе, остров Ратманова - самая восточная точка России. В ясную погоду отсюда через Берингов пролив должно быть видно Аляску - но бывает ли здесь когда-то ясная погода? Мы долго идём по довольно однообразному холму, хорошо хоть без рюкзаков, и я успеваю даже собирать цветы по пути. Вдруг слышатся радостные возгласы тех, кто идёт впереди, а затем, откуда-то снизу, как будто построенный на самом берегу, появляется и сам маяк Дежнёва. Вид этого места величественный, даже какой-то одновременно и грозный, и восторженный, торжественный. Как и все места, к которым добавляется приставка "самый". Как и особо выдающиеся люди, осознающие свою уникальность, так и "самые" места - они как будто знают об этом и гордятся этим, и пропитывают всю атмосферу своей славой. Слева - всё такой же черный и неприступный мыс Дежнёва, по всему побережью спускаются в океан чёрно-серые скалы. Пахнет морем, ветер сдувает. Маяк нес здесь когда-то свою службу - он был знаком мореплавателям, что здесь скалы, и судно может разбиться, и памятником Семёну Дежнёву. На памятной табличке написано: "Объект культурного наследия федерального значения. Памятник Дежнёву Семёну Ивановичу, 1955 г." Памятник этот в плачевном и довольно заброшенном состоянии, внутри только куча мусора. Вряд ли он все еще работает... Железная лестница, по которой можно забраться на маяк, начинается только с его середины, а внизу приставлена обычная стремянка. Она шатается, но залезть на вершину маяка можно. Я выбираюсь на площадку и хватаюсь за поручни, чтобы порыв ветра не сбил меня отсюда. Ветер как будто подхватывает меня и переносит во время великих открытий, когда первооткрыватели подолгу планировали и готовили свои экспедиции, и в итоге, претерпев множество лишений, добирались до своей цели - они ступали туда, где не ступала ещё нога человека, видели то, что человек видел впервые. И они были вот здесь, на этом месте, на самой крайней точке материка. Они не зря прожили свою жизнь, потому что даже теперь, бывая в этих диких местах, мы вспоминаем их имена, этих храбрых первооткрывателей. Вот и сейчас у нас есть шанс почувствовать себя такими же героями... Я возвращаюсь в наше время, на вершину заброшенного маяка.
   Где-то внизу разрушенные домики и снова ржавые бочки - здесь было когда-то эскимосское поселение Наукан, жителей которого насильно выселили отсюда в 50-е годы прошлого века. Скорее всего, для этого были политические причины, особенно близость поселения к Америке. На момент расселения в посёлке проживало около четырехсот человек, и говорили они на своём собственном "науканском" диалекте эскимосского языка. Когда же науканцев расселили по ближайшим посёлкам, где говорили на чукотском и других диалектах эскимосского языка, науканский диалект был безвозвратно потерян. Сейчас потомки жителей этого места растворились среди остального населения Чукотки, а в память о них остались заброшенные, полуразвалившиеся дома, и старое кладбище, на которое наверняка уже давно никто не приходит.
   В этом тихом, приглушенном, величественном месте как нигде ощущается убийственная сила цивилизации. Мы хотим всех сделать равными. Чтобы все всех понимали, говорили на одном языке, были "культурными". А зачем? Зачем навязывать свой образ жизни людям, которые веками, если не тысячелетиями имели свой собственный уклад, обусловленный природой, местом, где они жили? Наверное, мне никогда этого не понять. Да даже мы, продвинутые и цивилизованные жители мегаполисов, стали ли мы счастливее, пытаясь все время тянуться к чему-то недосягаемому, что кто-то когда-то решил считать "правильной жизнью"? Кто сказал, что комфортнее, цивилизованнее - значит счастливее? Возьмите тех же чукчей, они сидят в ярангах и не хотят другой жизни, потому что они счастливы. А сколько по-настоящему счастливых людей можно встретить в цивилизованных городах? Те, кто правят, хотят всех объединить, уравнять, потому что править так удобнее. Сколько культур, сколько целых цивилизаций было раздавлено и убито так называемыми "развитыми народами", стремящимися навязать всем свои правила жизни! Наукан - всего лишь один из многочисленных примеров. Здесь, на самой крайней точке континента жили тринадцать родов, подчиняясь многовековому укладу жизни своих предков. Они садились в байдары и охотились на кита, моржа, нерпу, наверняка ловили рыбу. Среди них были и косторезы, чьи изделия сейчас можно увидеть в местных музеях. Пока мужчины охотились, женщины шили тёплую меховую одежду, готовили еду. По холмам бегали их дети. А сейчас осталось всего несколько разрушенных домов, и этот памятник-маяк, который скорее всего никто никогда не видит. Наверное, маяк рад нам. Ведь в наше время он так редко может впечатлить кого-то своим величием, своей значимостью. Поэтому сейчас он как будто воскрес - но ненадолго. На таком месте хочется находиться как можно дольше, но вечереет, и пора возвращаться.
   Когда мы добираемся до рюкзаков, уже довольно поздно, и пора искать место для лагеря. Мы проходим еще немного вверх по сопке и разбиваем лагерь на очень живописном месте - с видом на долину реки Тарьявеен, которая тонкой извилистой лентой петляет среди болот, по огромной широкой долине, окаймленной каменистыми сопками. Какое счастье наконец-то снять забродники! Но счастье недолгое, потому что всё, что находится под резиновым комбинезоном - мокрое, и нетрудно представить, как оно холодит на ветру. Надо очень быстро переодеваться в сухое, пока оно ещё есть.
   В сегодняшний вечер заступаем на дежурство я и Лёша. К сожалению, дров в этом месте нет, и приходится готовить на горелке. Хорошо хоть ручей близко, и далеко ходить за водой не надо. Баллоны очень слабые, и вода для гречки долго не закипала, и так по сути и не начала кипеть, хотя гречка почти полностью разварилась. Жарить лепешку на горелке тоже неудобно - противень большой, а конфорка слишком маленькая, и решили сделать оладушки в масле в Лёшиной миске, которая может служить сковородкой. Получилось довольно вкусно, что-то типо несладких пончиков. На улице очень холодно и ветрено, иногда начинает моросить дождь. В такую погоду дежурить невесело, все сидят по палаткам, или собираются в палатке у Шухера. Дежурные готовят, потом собирают у всех миски и разносят еду по палаткам. Такая традиция может показаться негуманной по отношению к дежурным, но на их месте обычно доводится побывать всем. И все знают, как в плохую погоду тяжело вылезти из палатки, да и зачем это делать, если дежурные и так на улице.
   10 августа
   Мы с Лёшей встаём в 4, дует очень сильный ветер, в воздухе чувствуется изморось. Я еле вставляю линзы, потом надеваю две флиски, пуховик и сверху дождевик, и всё равно мне холодно. Вся долина покрыта густым туманом, видно буквально метров десять от лагеря. Вода долго не закипает, выжимаем из старого баллона всё, что можем, и приходится его сменить. На завтрак делаем быстрорастворимую овсянку с капелькой джема каждому в тарелку. Туман постепенно немного рассеивается, ветер утихает, и становится видно долину, но всё равно небо пасмурное. Мы выходим примерно в 6.30-7, идём по туману в сторону посёлка Уэлен. Пейзаж очень однообразный, под ногами всё то же болото, то суше, то мокрее. Нет захватывающих пейзажей, просто холмы, равнины, болота. Когда нет разнообразия, идти очень тяжело. У меня как-то плохо затянут рюкзак и очень давит на плечи. Ноги сразу же мокрые от пота, в неопрене конечно теплее, но от постоянной мокроты и швов носков стопы трутся и превращаются в одну большую мозоль. Сегодня под сапоги надела лосины, в них легче, хотя ноги тоже потеют и промокают. Иду в двух флисках и дождевике. Не жарко... По дороге спасает морошка, не совсем спелая и довольно твердая - я срываю её прямо с листиками и языком очищаю, это создаёт разнообразие и отвлекает от тяжести рюкзака и стертых за два дня стоп. На первом же привале я достаю сбереженные с ужина и завтрака печеньки и кладу их в карман комбинезона, чтобы есть потихоньку, когда нет морошки.
   Неожиданным сюрпризом оказались горячие радоновые источники. На карте отмечены пара домиков и "туристическое место". Никто не ожидал, что здесь целое тёплое озеро, из которого поднимается пар. Несмотря на то, что очень холодно и ветрено, все быстро скидывают одежду и залезают в озерцо - мы всегда пользуемся любой возможностью искупаться или помыться, особенно в горячей воде, потому что неизвестно, когда такой шанс выпадет в следующий раз. В озере вода очень тёплая, но не горячая, как, например, на Казбекских ваннах в Осетии, где Шухер регулярно проводит ноябрьское закрытие походного сезона. Там можно сидеть целый день, при помощи камней регулируя теплоту природного бассейна, а здесь, хоть и согреваешься сначала, довольно быстро снова замерзаешь. К тому же дно мелкого озера грязное и илистое, и нет камней, на которые можно было бы сесть. Все быстро покрываются чёрным илом, сидя на корточках - это и смешно, и неудобно - такие поросята-гопники в лужице. Но хоть чуть-чуть согреваемся. А потом Шухер находит более обустроенную ванну, еще и прикрытую от ветра бочками. Она глубже, и вода там настолько горячая, что залезать так же больно и мучительно, как и по холоду перебегать туда из озерца.
   - Мы варимся заживо... - протянула Анжела, сидя в ванне, - Что, в этом году ещё не было у тебя тёплых ванн?
   - Не было, - отвечает Масяня, - но в Грузии у нас были сероводородные ванны.
  В мае того же года мы открывали сезон в Грузии, где по пути встретили целую речушку тёмно-красного, ржавого цвета. Там протекал настоящий нарзан, распространяя зловонный сероводородный запах по всей округе. Однако, это не помешало нашим любителям залезать во все водоёмы испробовать на себе и этот.
   Все пыхтят и вздыхают, сидя на корточках, вплотную друг к другу в полуржавой ванне, всем очень горячо. А на улице очень холодно и ветрено. Но мы согрелись.
   - Подрежь там колбаску, - обращается Шухер к Шалиму, они уже обустроили барную стойку на бортике, - Там по чуть-чуть, пока непьющие не начали её в еду превращать.
   - Вот мою порцию алко... - начинаю я.
   - Алкоголикам, - заканчивает Шухер.
   - Нет, алкоголЯ. Я меняю на колбасу, да, - Так вышло, что в этом походе я единственная непьющая, по здоровью. Шухер очень долго сокрушался по этому поводу и искренне меня жалел. Дело не только в алкоголе, который в наших походах употребляется в большом количестве, но и в закуске, которая всегда прилагается. Хоть на "зелёную кружку" я сейчас и не претендую, но всегда хочу получить порцию закуски, которую Шухер бережно собирает из остатков перекусов и складывает в специально отведенный для этого пакетик: в "фонде алкоголиков" оказывается сало, кусочки колбасы, сухарики, а иногда кто-то достаёт "неучтёнку" - вкусняшки, которые сам взял с собой. Пьющие едят это всё по чуть-чуть, только как закуску, а хочется кушать, и я всё время пытаюсь взять что-то тоже. Шухер ругается и говорит, что я "превращаю закуску в еду".
   - А это неучтенная колбаса, что ли? - спрашивает Лёша, но его вопрос остаётся без внимания. Лёша тоже пьет очень редко и всегда следит за "круговоротом закуски в природе". У тех, кто пьет, всегда оказываются какие-то вкусняшки, а Лёша всегда выступает за то, чтобы всем всего было поровну, и чтобы в пакетике с "закуской" не оказалось чего-то из рассчитанных продуктов.
   - Ох, как хорошо-то... - вздыхает Наташа.
   Шухер наливает в зелёную кружку, и с традиционным "Ну, за солнышко! - Ура, Ура, Урааа!" она отправляется по кругу. Когда привыкаешь, в горячей ванне можно сидеть очень долго, и она не кажется уже такой мучительно горячей. Но пора снова в путь - тем более, подгоняет то, что уже сегодня мы будем ночевать в посёлке Уэлен - под крышей, в тепле и без ветра. Странно, но мы ждём посёлка, как будто уже минимум неделю ходим по тундре, хотя на самом деле прошло всего три дня. Правду говорят, что здесь время течёт совсем по-другому. Здесь оно как-то растягивается что ли... Так вот, здесь мы прогрелись за предыдущие несколько дней настолько, что вылезать на удивление совсем не холодно. И мы спокойно идём к рюкзакам и снова надеваем тёплую ходовую одежду, чувствуя свежесть и прилив сил.
   От источников в сторону Уэлена идёт едва заметная заболоченная дорога, но её наличие только облегчает поиск направления, болот и кочек она не отменяет. Но хотя бы здесь не надо думать, куда идти, и можно не бояться потерять из виду идущего впереди. С рюкзаком у меня беда. Я затянула уже все возможные ремешки, но продолжаю нести весь вес на плечах, и это правда очень тяжело. Плечи немеют и даже иногда сводит руки. В сапогах тоже - сомнительное удовольствие, кроме того, что можно наступать в любую жижу - а так внутри хлюпают промокшие носки, благо неопреновые, и тепло хлюпают. Но когда идёшь, стопы наминаются и превращаются в мозоли, каждый камешек чувствуешь - подошва тонкая. И это только второй ходовой день... Непривычная обувь, очень непривычный ландшафт, и я сразу понимаю, что идти по тундре намного тяжелее, чем по горам - там удобные треккинговые ботинки и привычные жесткие камни. При том что внешне ничего сложного, идешь и идешь по ровному полю, без дождя даже. В этом-то и сложность. В ровном поле... Даже не знаю, как это объяснить. Возможно, позже смогу. На одном из привалов я пробую передвинуть систему рюкзака - немного помогает, разгружается гораздо более равномерно, и я иду чуть быстрее, хоть не последняя. Хотя 30 кг это для меня всё же много, сейчас надеть рюкзак сама я пока не могу, даже с колена, приходится мужиков просить подкинуть.
   Наконец вдалеке показался океан, равнина постепенно превращается в воду, разливы и лагуны, бесконечное море тундры в бесконечное море воды... И всё происходит очень плавно, как будто вода выплывает из-за горизонта. Через какое-то время мы выходим на берег, где встаём на обед - рядом ручей и даже дрова. Обычно обед ровно в 12 (потому что все начинают хотеть есть раньше и каждый привал канючат, ну когда же обед - а с четким временем смысла канючить нет), и на обед мы перекусываем сухарями с куском сыра и сала, луком и чесноком, запивая оставшимся с завтрака чаем или водой, которую иногда разводим порошком Юппи - чтобы было слаще. Но когда примерно во время обеда попадается место типо этого - с пресной водой и дровами, мы останавливаемся на нём, пользуясь случаем развести костёр, просушить вещи и приготовить что-то горячее. Правда, это дополнительная работа для Анжелы, нашего завхоза, - так как каждый приём пищи четко рассчитан, ей нужно что-то поменять местами, что-то перераспределить, но подстроиться под ситуацию, да так, чтобы в будущем не возникло неприятных последствий в виде нехватки каких-либо продуктов. Так вот, место сейчас подходящее, и этот обед становится роскошным пиром. Во-первых, мы с Лёшей, как дежурные, готовим борщ. Во-вторых, Эхо очень вкусно жарит мантак со специями - Шухер умудрился сберечь остатки еще того, который дал Артём в Лаврентия, в-третьих, на противне жарим лепёшки. Хоть это и просто мука с водой и солью, они всегда получаются очень вкусные. Ну а кульминацией пира становится рыба... Сразу, как мы встали на обед, Масяня увидела плещущуюся рыбу, нашла камушек недалеко от берега, залезла на него и стала ловить на спиннинг. Рыба плескалась, но не клевала. Здесь, в заливе, ловить сложнее, чем в реке. Но когда поставили экран, попалась одна горбуша, но довольно большая. Её сразу же жарим с солью и перцем, и одной этой рыбы хватает на все десять человек.
  
  Посёлок Уэлен
   Так, по берегу, уже видя цель сегодняшнего дня (а идти так гораздо легче), мы доходим до посёлка Уэлен. Этот посёлок - самое восточное постоянное поселение России и всего материка. Он располагается на длинной косе, уходящей в океан, на которой по сути умещаются только две улицы, и когда идешь по главной, справа и слева видно океан. Так сказать, построили посёлок прямо в море. Сразу понятно, что здесь живут настоящие "береговые" чукчи. Сами чукчи делят себя на две основные группы - "береговых людей" и "тундровых, или оленьих людей", как они сами себя называют. Береговые живут в прибрежных посёлках и промышляют морской охотой, тундровые - пасут оленей в тундре. Изначально чукчи занимались только морским промыслом, а оленей научились пасти у соседних племён эвенов. По легенде, одному шаману было видение о крае, где деревья выше человеческого роста, а пища сама ходит вокруг людей. И шаман отправил самого сильного своего война разведать незнакомую землю. Так чукчи научились пасти оленей. Кстати, само слово "чукча" переводится с чукотского языка как "настоящий человек".
  На подходе к Уэлену нас встречает приветливый пограничник Влад, который сразу же всем запомнился. Он проверяет все документы (как положено), а также рад поболтать с нами. Расспрашивает, что и как, рассказывает, где магазин, где что, и говорит, что нас ждали. Когда мы заходим в посёлок, люди все с нами здороваются и даже выходят из домов на нас посмотреть, а некоторые выглядывают из окон. Наверное, мы для них такая же достопримечательность, как и они для нас. В посёлке первым делом идём в магазин. Мужики покупают долгожданное пиво, девчонки - долгожданное сладкое. О, как я мечтала о сладком! В магазине я беру пакет сгущенки, который стоит 200р. Все батончики типо маленьких сникерсов и марсов там стоят по 100р, все шоколадки - 150, 1,5 литра колы - 200... Но сгущенка! Я ем её прямо из тюбика, не намазывая ни на что и не запивая. Это настоящий кайф! Никогда в городе ты не сможешь настолько оценить этот продукт, как здесь... Сладкий, тягучий... Здесь за это не жалко отдавать никакие деньги.
   Следующий пункт посещения в Уэлене - администрация. Раз уж мы с самого начала заявили о себе, и даже разместили "анонс" нашего прихода на сайте района, нужно продолжать поддерживать связь с официальными лицами. В администрацию мы идём в том же составе, что и в Лаврентия - Эхо, Масяня и Анжела и я. Мы заходим, рассказываем о себе, и как ни странно, оказывается, что нас здесь не ждали. Но, как и везде, принимают очень гостеприимно, расспрашивают о маршруте, и сразу же начинают помогать в решении наших вопросов - размещают ночевать в школе-интернате, где даже есть душ с горячей водой. На этот раз нам выделяют два отдельных класса - "для девочек" и "для мальчиков", где мы и раскладываем спальники прямо между парт. Девочкам достается класс поменьше, всего с одним рядом парт у стены, на которые мы скидываем ходовые вещи, а спальные места себе выбираем в проходе. Анжела сразу же по привычке садится за учительский стол. "Я тут уже примеряюсь", - говорит она. На стенах висят плакаты с животными и растениями тундры, с национальными костюмами разных народов. Как только мы расположились, сразу же идём в музей - его специально держат открытым для нашего посещения. Музей занимает две комнаты в здании администрации. Нас встречают и проводят бесплатную экскурсию с рассказами об экспонатах. В основном там хранятся работы современных (XX-XXI вв) резчиков по кости кита или моржа - считается, что именно в Уэлене лучшие мастера этого искусства, и здесь находится знаменитая косторезная мастерская. Экскурсовод - милая чукчанка, очень доброжелательно принимает нас, и видно, что сама очень хочет поделиться своими знаниями и рассказать о родной культуре. Говорит она немного с акцентом.
   - На кости в основном вырезают праздники различные, которые проходили, сказки, и даже есть истории, которые происходили уже в жизни чукчей. Это случай с бригадой Эйнис, - чукчанка достаёт из шкафа огромный моржовый клык с рисунками, - Отец художницы приехал с охоты и рассказал вот этот случай. Выехали на охоту, поехали за китом, загарпунили кита, а кит агрессивный попался, и он их сбил хвостом. Перевернул полностью их байдару. Все повылетали в разные стороны, а один, который гарпунил, зацепился ногой. И вот кит его понёс глубоко в море. Остальные стали спасаться, перевернулась у них байдара, начали залезать наверх. А все охотники у нас всегда на ремне носят ножи. И тот, кого кит потащил, обрезал гарпун, и выплыл. Подплыл к лодке, и вот они его потеряли, искали, а тот из-под лодки им стучит, что он жив-здоров. И вот они забирают его. И у нас еще Инчоун, следующий посёлок, вы, наверное, туда дойдёте? И вот бригада с Инчоуна охотилась вблизи Уэлена. И вот они их зовут на помощь, и они все спаслись. Привезли их сюда обратно в посёлок, выгрузили, и живые все. И вот рассказал он эту историю, а вот дочь перенесла это всё на клык.
   - И все клыки с такими историями? - спрашиваю я.
   - Да-да, все с историями. Есть вот сказки. Сейчас я вам расскажу сказку, написанную на клыке одной из первых женщин-граверов. Тоже на байдаре выплывают за китом, кит их далеко уносит, тут задул сильный ветер, и они нашли большую льдину, куда они высадились. Она очень лёгкая, байдара, сделана из моржовых шкур, и когда ветер дует, их быстро уносит. Из-за этого они высадились на большую льдину. Вдалеке они увидели большую скалу, и решили доплыть до неё. А там, оказывается, сидел великан. Вот они у него помощи просят, - каждое действие в повествовании изображено отдельной картинкой на клыке, получается своего рода книжка из рисунков, - Здесь он одевается, даёт им руковицу, чтобы они туда забрались. Тут дальше он идёт по морю, и китов ест как рыб. Тут он переходит на ту землю, где они жили, высыпает их, они его благодарят. А он, раз он шел, и такое большое расстояние переходил, океан, и уснул он, получается, в летнее время, а проснулся он зимой. Из-за того, что медвежата залезли ему в ноздри, и он чихнул. Медвежата разлетелись в разные стороны. И вот он собирается, одевается, и идёт обратно к себе домой. Вот такая сказка, тоже перенесенная на клык.
   Все стоят близко-близко, заслушались. Сейчас мы ещё можем слышать эти истории и легенды, но долго ли ещё они проживут? Не будут ли забыты, как практически забыт чукотский язык?
   - Вот здесь у нас портреты основателей косторезной мастерской Вуквутагина и Тегрынкеу. Тегрынкеу как руководитель был, а Вуквутагин собрал определенное количество резчиков-мужчин. До двадцатых годов только мужчины резали. Вот единственные женщины, трое их было, они уже поменяли историю нашей косторезной мастерской. Вот вопрос у вас был, чем резали, - экскурсовод подходит к компьютерному столу и достаёт из ящика чехол с инструментами, открывает и показывает нам, - Наносят простым карандашом рисунок, потом коготком когтят, потом наносят чёрным карандашом, чтобы его было видно, по контуру рисунка, потом таким тонким резцом проводят контур, называется контурная, а уже вот таким толстым, вот эта специально идёт для моря, а потолще, "сплошная" называется, она проходит внутри животных, людей, чтобы был уже окрас полный. Сейчас это цветные карандаши. А до двадцатых годов всё наносилось пеплом, чёрно-белый был рисунок.
   - Удивительно...
   - Красота какая...
   - А насколько вообще плотная связь с Аляской? Торговля там... - спрашивает Ваня.
   - Раньше была очень плотная, а сейчас уже везде граница. Раньше конечно тоже это соблюдалось, но сейчас ещё строже стало.
   - А раньше это примерно когда? - спрашивает Ваня.
   - Раньше это примерно тридцатые годы, двадцатые. Тогда и приезжали шхуны, и они вот обмен делали с нашими. Они вот эти делали трубки костяные, стаканы, всё обмен делали. Вот здесь даже изображается застава, - показывает на фотографии, - Техники раньше не было, и вот береговые ездили на собачьих упряжках. И вот у нас охотник если уезжает, он отмечался на заставе. Едут на охоту, они говорят время, во сколько они должны прибыть обратно, опоздали - всё, они не пускали их обратно. Так что бегом, вот у меня мама как раз в это время жила, у неё дедушка охотник был. И она говорит, быстрей бежала, чтобы этот пропуск отдать, время прям точно-точно было. Прибежать и отдать пропуск, чтобы в следующий раз его могли пустить без проблем. Вот у нас тоже гренландского кита ус..., - достаёт из угла комнаты двухметровый черный костяной изогнутый столб с волосинками по одному краю.
   - Это ус??? Ого!!!
   - На нём начали делать гравировку, но к сожалению, не закончили.
   - А вот можете рассказать для человека, который плохо в школе учился, у него ус вообще где располагается? Во рту? - спрашивает Ваня.
   - Да, во рту. Вот эти волосинки, они фильтруют воду, и удерживают те частицы, которыми он питается.
   - Ого, настоящий... - все не верят своим глазам, и трогают жёсткий костяной ус, который занимает половину комнаты.
   - У серых китов они белые, а у гренландских они чёрные. А вот морж! - экскурсовод ставит к стене ус и показывает на противоположную стену. Там прямо на стене висит голова моржа, - Это клыки уже обработанные. Обычно, когда добывают моржа, чтобы сделать из него изделие, его полагается подержать в холодном месте года три. Только потом оно становится более прочным и не трескается и не лопается.
   - А вот по поводу моржей, на них в основном охотятся ради бивней? - спрашивает Ваня.
   - Нет, почему, на питание он идёт.
   - Ну мы просто когда плыли, видели много туш, у всех головы отрезанные, а туши лежат.
   - Это те туши, которые либо старые, либо что. Так что у нас привозят всё, мы всё едим. А клыки уже отправляют на резку. Вообще в нашем музее самое старое изделие это 43-го года. Это сделан из клыка кубок арктический. Тоже из цельного клыка, единственное, снимается эта крышечка.
   - А вот это тот самый дождевик из кишок? - Эхо показывает на полупрозрачный желтоватый плащ, стоящий в байдаре в углу.
   - Да, это из кишок моржей делали и из кишок китов, - отвечает чукчанка с гордостью и радостью, что мы знаем что-то об их культуре.
   - Это же большая редкость, на самом деле! - говорит Эхо, нагнувшись к дождевику и внимательно его рассматривая, - Даже в здешней местности.
   - В здешней местности да, это на заказ шили, люди, которые умели.
   - Это же такого больше нет нигде, - всё восхищается Эхо, - это такая редкость! Он вообще ничего не весит, но он никогда воду не пропускал, абсолютно. Это очень большая редкость, даже для вашего музея, наверное.
   - А вот байдара, - экскурсовод показывает на лодку, - Это маленькая, для двух человек, сделанная из моржовой шкуры, без единого гвоздя.
   - А швы чем пропитывали? - спрашивает Эхо, трогая конструкцию.
   - Жиром. И она не протекала. Сейчас вот была регата недавно, и до сих пор соблюдают традиции, тоже умеют кататься на таких байдарах.
   - Это же реликвии вообще! - восклицает Эхо восторженно.
   - Вот, кто-то спрашивал про находки, - экскурсовод достаёт из витрины потемневшую вещицу, - Это чехол для ножа, тоже из клыка моржа. Это пятнадцатые годы, девятьсот пятнадцатые. Это изображение тундровых людей, и также береговых. А вот ведро из уса китового. Раньше не было вёдер, и вот. Туда наливали воды, тоже оно не протекало вот, мясо ложили, приносили.
   - А чем яранги топят? - спрашивает Эхо.
   - Жировником. Оно даёт и тепло, и свет сразу полностью. Она же небольшая была, яранга. Правда все тесно жили, чтоб тепло было. Человек пять-шесть точно помещалось. Полностью семья. У нас семья раньше нормальная была из пятнадцати человек. Если уже вырастает и находит себе вторую половину, то они старались рядом сделать отдельную ярангу. Так что все вот так, сообща были.
   - А яранга она получается из чего, из китовой кости?
   - Китовые кости использовались, это внутри, а сверху оленьи шкуры, и различные они были. Есть же олени которые зимние, они уже тёплые, у них шерсть, из них делали зимнюю. Есть летние.
   - То есть яранги ещё и подразделялись.
   - Да, разделяли на летние и зимние. А вот есть клык, на котором нарисован Уэлен семидесятых годов, -чукчанка достаёт из витрины очередной клык, на котором нарисовано множество яранг, - Вот здесь клуб был, здесь косторезная мастерская. Вот школа. Тут очень мало было домов именно деревянных. А вот это современный, - она переворачивает клык на другую сторону, на которой изображены продолговатые современные дома.
   - Другая сторона лучше, - говорит Эхо.
   - А сколько сейчас численность жителей примерно? - спрашивает Наташа.
   - Уэлена около тысячи. Но самая большая численность у нас на Чукотке это скорее всего в Лорино. А у вас какие планы? Я всё рассказываю-рассказываю..
   - Остаться уже на Чукотке, - вздыхает Эхо, - вот у нас девушка владеет кучей языков, - показывает на меня.
   - Меня собрались оставить на Чукотке, - смеюсь я.
   - Ну на самом деле, - рассказывает Эхо, - у нас планы немножко испортил самолет, задержка рейса, мы неделю вынуждены были в Анадыре остаться. А сейчас вот получается нас перебросили с Лаврентия. С Лаврентия уже, потому что мы не успеваем, мы должны были пешком до Старого Дежнёво дойти, а сейчас нас перебросили катером до Дежнёво, и вот сейчас мы через косу перейдем дальше, и пойдем по поселкам.
   - Мы дальше пойдём в Инчоун, - продолжает Лёша, - а оттуда пешком в Лаврентия.
   - Я живу на Чукотке, я родилась на Чукотке, но чтобы все именно посёлки пролететь, побыть, я никогда не была. Была в Лорино, была в Лаврентия, всё, - говорит чукчанка.
   - Ну в этом мы с вами тоже близки, мы тоже во всех поселках не побываем.
   - Но всё равно у меня белая зависть, что вы вот так вот живёте, странствуете, путешествуете.
   - Приезжает так вообще кто-нибудь? Так же, как мы. - спрашиваю я.
   - Конечно, пешком были и в прошлом году. Многие конечно сразу сюда приходят. Я, когда вас в окно увидела, сразу подумала, ну будете, наверное, здесь костями интересоваться. А я думала, что вы задержитесь, а завтра сразу вы, да?
   - Мы не успеваем, к сожалению, - отвечает Эхо, - мы бы с удовольствием у вас погостили, но мы не успеваем.
   - Вот у нас книга почёта, - достаёт огромную красную книгу с портретом Ленина, - где я очень желаю, чтобы вы расписались, что вы у нас побыли.
   В "Книге почёта" Анжела пишет записку, по типу которой принято оставлять в горах на перевалах: "Группа туристов из клуба "Ратибор", совершая пеший поход 4й категории сложности, вышли 10 августа 2017 года к посёлку Уэлен в составе десяти человек. Следуем дальше в Инчоун. Спасибо вам за тёплый приём! Хорошей вам погоды!"
   Тепло расслабляет, и находясь в теплом сухом музее сразу же чувствуешь усталость. Поэтому, когда нам предлагают посмотреть мастерскую и возможно купить какие-то сувениры, мы отказываемся, просто потому что на это уже нет сил, и отправляемся домой - в школу. Когда мы ходим по улицам в поселке, на нас смотрят как на диковинный экспонат, и все здороваются.
   По дороге из музея заходим с Эхо в магазин, я покупаю колу - невозможно удержаться от сладкого, пока его можно добыть. Чуток сидим на берегу. Дует сильный ветер, на каменистый берег накатывают волны. Чайки клюют какую-то мертвечину, то ли рыб, то ли моржей, то ли нерп, и кричат, перелетая с места на место. На пустынном берегу стоят лодочные гаражи и сараи, несколько рыбаков занимаются чем-то в лодках, стоящих на берегу. Где-то из-за гаражей виднеется купол местной деревянной часовни. Так сидеть, смотря на море, можно долго, но становится очень ветрено и холодно, и мы идём домой.
   Когда мы возвращаемся в школу, Шухера с Шалимом, которые занимались более насущными делами, к тому времени уже угостили едой - языком кита, маринованным мясом кита и соленым гольцом, всё, конечно же бесплатно. Это сгущенка тут по 200р, а редкие деликатесы типо кита, свежайшей рыбы - всё дают бесплатно. При этом я всё равно только что купила в магазине 1,5 литра колы за 200р. Это бред, наверное, но просто невозможно хочется сладкого. Всю добычу, вместе с купленным в магазине пивом и орешками разложили на учительском столе в классе, где жила мужская половина нашей команды. Здесь тепло, и все поснимали куртки и тёплые флиски и сидят в термобелье. Шухер пьёт бельгийское пиво с корейскими орешками. Лёша открывает свою бутылку пива о батарею. Из окна видно море, лодочные гаражи и купол деревянной часовни. На стенах висят обычные школьные плакаты, таблица умножения, другие правила, плакат "классный уголок". В углу стоят шкафы с учебниками, парты составлены по краям класса. А на полу валяются рюкзаки, куртки, кто-то уже расстелил коврик и разложил спальник. Так и живём. Отлично живём.
   - Режу китовье мясо. В школе, - медленно проговаривает Эхо, отрезая от шмота тёмно-бордового мяса маленький кусочек, - Ем китовье мясо, три дня маринованное, глисты возможно будут размером с кита. Поэтому, когда приеду, я думаю на полынь месяца на три. Причём с кровью. Очень вкусно! Теперь ты давай, прям с ножа, - он протягивает нож с мясом мне.
   - Если мясо с ножа ты не ел ни куска, если руки сложа наблюдал свысока..., - напеваю я, забирая у Эхо нож с мясом, - А вообще это очень вкусно!
   Дегустировать новые блюда довольно интересно. Вяленое мясо кита оказывается очень вкусным, мягким, но оно не похоже на мясо, по консистенции скорее как жир, но очень, очень вкусное. Язык тоже неплохой, а вот сырой (просто засоленный) мантак есть уже не хочется - жареный на костре он гораздо вкуснее. Мы уже расслабились и собирались после еды идти в тёплый душ, как кто-то из работников школы передаёт, что нас зовут в "фитнес-центр" и уже ждут. Интересно, что бы это значило. И так сил нет, какой фитнес центр? Но раз ждут, надо идти. Выходить из тёплой школы уже никто не хочет, и в итоге социальную активность проявили Наташа, Юля и я. Масяня с Анжелой в тот момент где-то гуляют и присоединяются к нам позже. Задворками нас отводят в "фитнес-центр". Попутно ходят слухи, что нас ещё ждут в библиотеке, чтобы мы провели "встречу" с местными жителями. Но местные жители на встречу так и не собрались.
   Оказывается, в здании фитнес-центра также находится центр краеведения, где местная жительница, чукчанка по имени Надежда Алексеевна жаждет рассказать нам о своём родном крае. Все плакаты и стенды на стенах небольшой комнатки как-то связаны с историей, культурой, флорой и фауной Уэлена. Здесь есть и старые фотографии посёлка и его жителей, и новые. Отдельный стенд посвящен Юрию Рытхэу - "всемирно известному писателю" родом из Уэлена. Целый угол выделен работам дочери Надежды Алексеевны - художнице, изображающей красоты Севера, собак, белух, моржей, медведей, а вся соседняя стена увешана грамотами, дипломами и благодарностями хозяйке музея, создавшей и развивающей его полностью по своей инициативе. На столе лежат краски, кисти, игрушки - Надежда Алексеевна ведет краеведческий кружок для местных детей, где в творческой форме они могут узнать всё о родном крае. А сейчас хозяйка центра краеведения специально послала за нами и ждала нас, чтобы рассказать о том, что ей дорого. Я думаю, именно так выглядит настоящий патриотизм и настоящая любовь к своей родине.
   - Очень много предметов было сделано из моржового клыка, - рассказывает Надежда Алексеевна, - железо появилось позже, уже ближе к нашему времени. Вот в таких ярангах и до сих пор в тундре живут, вот меховая одежда - детская, женская, мужская. Ну и здесь тоже ходили охотники, шили специально одежду, чтобы зимой было тепло в ней. И вот меняли, делали обмен между оленеводами и береговыми, они меняли шкуру оленей на делали из тюленей ремни, а с оленьих ног делали нитки и шили одежду. Женщины сучили нить из жил на ногах оленя. А иголки были костяные. Здесь вот у нас специально плакат, мы изучаем, какие киты у нас водятся, какие морские млекопитающие. Ну и они рисуют это. Дети очень хорошо рисуют, потому что у них женщины очень хорошо знают анатомию морских животных, которых разделывают. А дети смотрят, как этим родители занимаются, и тоже знают очень хорошо анатомию морских животных. А здесь у нас всё о собаках. У нас здесь проходят всё время собачьи гонки, они и международные, и такие, каждый год у нас проходят. Здесь вот всё о собаках, уголок вот здесь, и сказки, загадки о собаках. У нас много собак, поэтому всё, что связано, дети хорошо знают. Знают очень хорошо о белых медведях. У нас есть специальная программа "Умка - живой символ Арктики". Мы изучаем от рождения, повадки, пословицы, поверья, всё-всё о белых медведях.
   - Мы как раз вспоминали песню, - говорит Наташа, - шли и пели про Умку.
   - Вообще-то я краеведением занимаюсь не так давно, - скромно улыбается чукчанка, - Дети выросли, а я собирала всё для своих детей, чтобы они знали историю своего края. Мы делали вот наше родовое древо. И я хотела, чтобы дети знали историю свою. А я так проработала тридцать лет в косторезной мастерской, лет десять я проработала педагогом доп.образования и краеведение в школе вела. Ну и тринадцать лет уже на пенсии, дома вроде сидеть неохота. Дети очень... Мне нравится с ними работать. Они все талантливые. Вот посмотрите, ребёнок нарисовал вроде простой рисунок, яранга, сопки, - на одном из столов лежат компакт-диски с детскими рисунками, - Пурга! Красиво! Это ведь работа зрелого художника, можно сказать. Она мне очень нравится. Девчонка вообще такая талантливая, она очень усидчивая, вот её работы. Её бабушка - заслуженный художник России, и у нее мама гравером работала. Вообще-то у всех детей, наверное, где-то на генном уровне заложена наблюдательность, четко они воспринимают окружающий мир.
   Надежда Алексеевна показывает нам стенд с карандашными рисунками на бумаге, рисунки на камнях, с гордостью рассказывая о своих воспитанниках. На всех рисунках изображена Чукотка - тюлени, киты, яранги, чайки, белые медведи, олени. Дети рисуют то, что они видят, что им близко.
   - Ещё смотрим мы фильмы, ролики о животных, о Чукотке, по произведениям Рытхеу. Это фильмы "Куда уходят киты", "Сон в начале тумана", "Самые красивые корабли". А так очень много у нас писателей, которые писали о Чукотке. Вот, например, очень интересная книга "Наукан и науканцы". Наукан в 1965 году оставили люди. Так как он находится на возвышенности, на неудобном месте, его переселили сначала в Нуням, потом в Пинаку. Часть людей приехала сюда, в Уэлен, потому что ближе к Наукану, у них история тоже очень интересная. ...Первая полярная станция была в Старом Дежнёво, в 1934 году её перенесли сюда, полярную станцию. Потому что там неудобно. Во-первых, там ветра, ну у нас тоже открытое место, но у нас более выгодное положение, потому что у нас Северный морской путь. Здесь высаживались, челюскинская эпопея проходила, сюда людей привозили, спасённых с погибшего судна этого. Приезжали челюскинцы сюда. В тридцатые годы уже первые самолеты здесь садились, и наши самолеты, и американские. Уэлен совсем другой был. Вот если здесь двадцатого года фотографию взять, вот видите, какие ровненькие-ровненькие дорожки. Возле каждой яранги люди подметали. И вообще яранги все время менялись. Самолеты прилетали, садились на косе, а летом на косе и на воде. Были гидросамолеты такие, которые могли садиться на воде. До 1984 года к нам "Анушки" летали, а в 84 году, когда гонки были международные, и собак вывозили. Самолет упал, и всё, запретили сюда "Анушкам". А так самый хороший вид транспорта, каждый день, в любую погоду летал! А сейчас вертолёт вон два раза в месяц прилетает, и то, с первого числа ещё не было вертолета. Иногда бывает, по месяцу не бывает, ни летом, ни зимой. Ну сейчас конечно времена изменились, сейчас и интернет, и мобильная связь, так что мы не оторваны от земли, мы все равно общаемся.
   - А почта есть? - спрашивает Анжела, - Тем же вертолетом, получается, привозят?
   - Да, вот сейчас тонна двести лежит в Лаврентия, вот будет вертолёт, привезут и почту. Так что у людей будет праздник. Люди подолгу ждут. У нас же здесь очень много, дети, родственники живут на материке.
   - А вы коренная? - спрашивает Наташа.
   - Да, - отвечает Наталья Алексеевна с гордостью, - я здесь родилась, у меня все предки отсюда. Я в школу пошла, я не знала русского языка. У меня папа эскимос, а мама чукчанка.
   - А сейчас вы по-чукотски говорите? - спрашиваю я.
   - Да.
   - А много сейчас вообще людей, кто умеет по-чукотски говорить?
   - Вот в Инчоуне практически все говорят, а у нас здесь нету такой хорошей языковой среды. Чтобы говорить на чукотском языке, на родном языке, на любом, должна быть языковая среда, с кем можно было бы каждый день общаться. А здесь мы разговариваем с пожилыми людьми, они знают язык, а уже более молодые, даже вот вашего возраста взять, они не знают языка, они к нему как к иностранному языку. Хотя мы проводим и чтения на родном языке, и есть уроки чукотского языка, но дети не очень-то, потому что человек привыкает к языку, который он слышит каждый день, да? Дома, в школе они говорят на русском языке. На каком говоришь языке, на таком и думаешь же.
   - А если у вас мама чукчанка, а папа эскимос, вы на каком говорили? - спрашивает Наташа, - Это ж разные языки, получается.
   - Разные, я говорила на чукотском, - всегда, когда Надежда Алексеевна говорит о своей культуре, она говорит с гордостью, улыбаясь, но как будто пытаясь спрятать эту улыбку, как будто стесняясь своей гордости, - И себя я считала всегда чукчанкой. Хотя, оказалось, когда я стала делать наше древо, оказалось, у нас эскимосские корни. Я думала, что по папиной линии у нас только эскимосские корни, а оказалось, у моего прадеда мать с Наукана. Но он сильно отличается от нашего язык. Чукотский язык делился на два языка - женщины говорили на одном как бы языке, и мужчины говорили. Сейчас говорят все, как мужчины разговаривали, так и все разговаривают. Но придерживались раньше. По одежде... Женщины носили татуировки. По татуировкам можно было узнать, какого она рода, откуда она, статус...
   - А чем наносились татуировки? - спрашивает Анжела.
   - Татуировки наносили иголкой, жила вдетая, жилу в саже от костра, его мазали сажей, эту жилу, и вот как делают продёвку, да? Потому что я вот когда спрашивала, есть орнамент. Очень разные вышивки есть, очень много разных вариантов шитья. И вот продёвка делается, вот оно выдергивается, потом внутрь, потом опять вверх. Таким вот способом делали татуировки. Делали на носу, на щеках, на подбородке. И татуировки отличались, в каждом районе свои татуировки были. Но самые первые татуировки были и у мужчин. Мужчины делали на руке, но они наносили такие типо точек, это означало "удачливый охотник" или "хороший воин". Женщины татуировки делали не только на лице, у них было предплечье полностью, делали берингоморский орнамент. Он очень древний. Вот во всех старых раскопках есть, именно находили предметы, которые были сделаны именно с берингоморским орнаментом. Он очень красивый такой, оригинальный. Делали расплывчато, но угадывалось, что это зверь какой-то. И всегда посередине была точка, а вокруг точки несколько кругов было. Это означало, что передаётся видение через это. Это были обереги, и какие-то наконечники копья.
   Слушая интересные рассказы, во мне борется сильное желание упасть и уснуть прямо здесь - тепло слишком клонит в сон, с желанием узнать как можно больше от этой пенсионерки-чукчанки. Сейчас местное население довольно с натяжкой можно назвать представителями традиционной чукотской культуры. Хоть они и пытаются что-то сохранить, но всё же они - дети Советского Союза и современной цивилизации. Но возможно, они последние, кто слушал рассказы бабушек-дедушек о временах, когда здесь не было деревянных домов, магазинов с современными товарами, когда здесь не было вообще никаких дорог. Когда в обтянутых кожей байдарах ходили в море на кита, надев дождевик из моржовых кишок. Когда все говорили и пели песни на родном чукотском языке, а не навязанном им русском. Когда вместо аптеки ходили к самому уважаемому человеку в селе - шаману. Когда была ещё жива настоящая северная культура.
   Я вслушиваюсь, стараюсь не упустить ни слова из рассказов коренной жительницы Уэлена, но чувствую, что совсем перестаю воспринимать информацию и даже не знаю, что ещё спросить. Хорошо, у меня ещё есть заряд в видеокамере, а Надежда Алексеевна разрешила всё снимать - позже я пересмотрю и всё запишу, так ничего не упустится. Но когда на втором часу разговора даже заряд садится, я ловлю себя на мысли, что на сегодня хватит. Ведь ещё сегодня мы с Лёшей дежурили в тумане, сегодня долго шли по однообразной тундре и у меня сводило плечи и руки, сегодня мы купались в радоновых ваннах, и снова шли по тундре, и жарили рыбу на берегу, и шли до посёлка, и в администрацию, и в школу, и ещё был музей с интереснейшей, но долгой экскурсией, и дегустация новых деликатесов, и теперь мы здесь, и ведь ещё не поздний вечер. Впечатлений хватило бы на неделю как минимум. Всё больше убеждаюсь, что машина времени существует - и она находится здесь, на Чукотке. Время здесь течёт действительно по-особенному.
   Когда мы наконец-то возвращаемся домой, нас ждёт главное событие сегодняшнего дня - нам дают ключи от душевой с горячей водой! Первый раз с того момента, как мы покинули квартиру в Анадыре (больше недели назад, кажется) мы можем нормально помыться в настоящей горячей воде!
   Вечером мы все собираемся в "комнате мальчиков", чтобы принять очень важное решение по поводу наших дальнейших перемещений. По маршруту мы должны завтра идти по косе Уэлен, которая простирается в океан на 14 км, переправиться через узкий пролив и продолжить путь по следующей косе, ведущей дальше в глубь полуострова. Эта коса - один из основных пунктов маршрута, и всем интересно пройти её пешком. Загвоздка заключается в том, что мы рассчитывали на 5-10 метров пролива, которые можно и переплыть, но местные говорят, там может быть и больше, вплоть до 50 метров. Такое расстояние плыть по холодному океану, и к тому же переправлять как-то рюкзаки, задача далеко не из лёгких, и дело даже не в расстоянии, а в течении, которое может снести в океан. Если договориться с местными, чтобы нас переправили на лодке именно через пролив, это очень рискованно - непонятно, за сколько мы пройдём это расстояние, да и мы уже поняли, что время здесь - понятие вполне относительное, и если договориться на одно время, человек может приплыть раньше, не дождаться и уплыть, или сильно опоздать, или вообще не приплыть, потому что появятся какие-то дела. А если в проливе метров 50 - у нас большие проблемы. Появляется вариант отказаться от прохождения косы и взять лодку прямо из посёлка до того берега пролива. За это предприимчивые рыбаки запросили 15000р - для нас это дорого. К тому же, останавливает то, что во-первых, все хотят пройти косу пешком, и во-вторых, изначально рассчитывалось, что в этом походе будут сложные переправы, и все на это были согласны. Вдобавок, сколько там плыть реально - никто не знает. Там может оказаться как 50, так и 10 метров, и проверить это никак нельзя. Но одно дело соглашаться на что-то из тёплой квартиры, другое - реально столкнуться с необходимостью переправляться вплавь по холодной воде пролива в Северном Ледовитом океане. Обсуждения бурные и долгие, чуть не доходит до конфликта. Делиться - тоже не вариант, по той же причине - договариваться с местными о перемещениях со сложной логистикой - плохая идея, и имеет высокие шансы на провал. В итоге, мы так ни к чему и не пришли и оставили принятие решения на завтра, на свежую голову.
   Мы уже раскладываем спальники в своём классе и готовимся к трудностям завтрашнего дня, как решение приходит само собой - лодочник сам пришел "поговорить" с Шухером, и они договорились на переправу из Уэлена, мимо косы, на ту сторону пролива за 800р с человека, на двух лодках, в два захода. Это решение все поддержали. Шухер поделил всех на две группы: будут везти на двух лодках в два захода. Мы готовим вещи в завтрашний путь и наконец-то спокойно ложимся спать.
  
  Путь в Инчоун
  11 августа
   Я среди тех, кто плывет в первом заходе, и кому надо раньше вставать. Мы снова пакуем рюкзаки и выходим из школы рано утром, на улице нет ни души, ветер по чукотским меркам не сильный, весь посёлок накрыт покрывалом тумана. Сквозь рассветный туман пытается пробиться холодное солнце, и от этого туман становится желто-серым, как будто светится. На берегу ждут две моторные лодки, наполовину в воде, на них накатывают волны. Два чукчи-рыбака в дождевиках в пол настраивают моторы. Ваня и Лёша, придерживая лодки на берегу, закидывают в них наши рюкзаки. На берегу стоит и наблюдает за всем чёрно-белая дворняжка. Ваня и Юля грузятся на лодку "Дельфин", а я вместе с Наташей и Лёшей залезаю в лодку по имени "Чайка". Лодка качается на волнах, рыбак заводит мотор, и вот мы уже отчаливаем от берега, маленькие домики Уэлена растворяются в рассветном тумане, а мы снова отправляемся в неизвестность. Это потрясающее ощущение. Из-за густого тумана кажется, что мы одни здесь, одни в этом океане, плывем из неизвестности в неизвестность. Лишь иногда мы оказываемся близко к нашей второй лодке и можем видеть её, так же затерявшуюся где-то в океане, и я вспоминаю, что кроме нашей лодки существует ещё кто-то. Конечно, я понимаю, что мы плывем вдоль косы, и если и отходим от берега, то совсем недалеко, но это не мешает представлять себя посреди огромного Северного Ледовитого Океана, величественного и жесткого, и невыразимо красивого в своём величии. О том, что мы совсем недалеко от берега, напоминают маленькие островки гальки, на которых сидят чайки, и нерпы, любопытно выглядывающие из воды и покачивающиеся на волнах. Одна жирная неповоротливая нерпа, или какой-то другой тюлень, лежит на островке и лениво провожает нас взглядом. Серо-желтый шар солнца становится всё ярче и ярче, всё отчетливее проступая сквозь густой серый туман.
   Плывем мы недолго, около получаса, и когда подплываем к нашей цели, идём совсем близко к берегу - к косе, по которой должны были идти пешком. Это узкая полоска суши посреди океана, пустая и безжизненная. На ней нет ничего, кроме камней, немного травы, и костей. Именно на такую местность нас высаживают, а лодки отправляются за второй половиной нашей команды. Убрав рюкзаки подальше от воды, мы первым делом идём смотреть на то место, которое предполагалось переплывать.
   - Что-то я море это посмотрел и понял, что никакого желания у меня переплывать здесь вплавь нету, - говорит Ваня, кутаясь в куртку.
   - Ну они молодцы, там больше ста метров! - говорит Наташа.
   - Да не здесь переплывать, вон там, видишь? - говорит Лёша, показывая на пролив, - Но тут сильное течение.
   Конечно, там не 50 метров, может 20-25, но совсем близко к берегу, на котором мы находимся, течение настолько сильное, что я бы точно не смогла его переплыть, не знаю уж, как остальные...
   - Ну Вова же говорил, что тут в некоторое время года бывает, что и пешком перейти можно, - говорю я.
   Лодки, отчалив, оставили здесь собаку по имени Патрон, которая теперь бегает по берегу и лает на океан, в сторону, куда уплыли лодки с хозяевами. Она всё бегает, всё лает, и вдруг прыгает в воду и пытается переплыть пролив! Её тут же несёт течением прочь от берега, собака барахтается изо всех сил, причём очень долго, а мы смотрим на это, и ничего не можем сделать, она уже довольно далеко от берега... Она пытается плыть против течения, но её сносит. Конечно, в эти моменты я сразу вижу нас на месте этой собаки... Я не знаю, сколько времени это длится, но истинно чукотская, закалённая собака всё-таки перебарывает течение и выбирается на тот берег. Теперь она бегает и лает там, но хоть на берегу, и на том же берегу, что и посёлок, пусть и далеко, но найдет дорогу, заблудиться там негде...
   Здесь очень холодно, я надеваю пуховик. Находиться на косе в море, в Северном Ледовитом океане, это ни с чем не сравнимо. Как же мне всё здесь нравится! Бескрайний океан, сильные, крепкие волны, солёный воздух. Стоишь, такой маленький и беззащитный, на небольшом островке суши, на котором только камни, немного травы и кости китов. Правда, я и здесь нашла два вида цветов - одни стелящиеся, с мясистыми листьями, и другие - как желтые ромашки, на очень-очень твердом толстом стебле, такие я даже не рву - всё равно использовать неудобно. Всё здесь очень твёрдое, жесткое. Даже цветы. Подумать только - эти цветы растут буквально посреди океана, на безжизненной галечной косе, на которой только камни да кости, и всё равно они остаются цветами, хоть и вынуждены защищаться толстыми листьями и стеблями. Ну а ещё по косе проходят огромные медвежьи следы, видимо, мишка тут гулял недавно. Надеюсь, умка уже уплыл. В океане сквозь туман проявляются небольшие галечные островки, на них сидят чайки. Со временем туман рассеивается, и неподалёку проступает скалистый берег, куда нам надо идти. Ощущение, что мы находимся на острове, только усиливается, настолько далеким и нереальным кажется этот берег. Мне действительно кажется, что нас выбросили на остров, отрезанный от основной суши, на одну из этих галечных насыпей. И если это действительно так, и рыбаки что-то перепутали, дела наши очень плохи. Наверное, у меня едет здесь крыша, но я иду проверять, действительно ли это коса, которая вырастает из материка. Я иду вперёд по косе, и к счастью, мои опасения не оправдываются - коса становится всё шире и шире, и где-то вдали становится видно, как она превращается в большую землю. Выходит солнце, слабое, едва-едва проглядывая сквозь пелену тумана, сквозь которую виднеется всё больше плоских зеленых и каменистых островков, серо-голубые холмы Уэленской косы, и яснее видно скалистый берег, куда идёт наш путь. Поднимается сильный ветер, становится ещё холоднее. На берегу разводим костёр из веток (для меня до сих пор загадка, откуда здесь в некоторых местах валяются сухие ветки, при том, что деревьев здесь нет вообще). Спустя час после нашей высадки на берег привозят и вторую часть группы. Все собираются у костра.
   - Как вы смотрите на то, чтобы здесь искупаться, согреться, переодеться и пойти? - спрашивает Наташа, стоя у костра в застёгнутой до упора куртке, в капюшоне, и спрятав руки в карманы.
   Шухер смеётся.
   - Мы вас ждём, вообще-то! - серьёзно обращается к нему Наташа.
   - Вас раздеть что ли? - спрашивает Анжела, грея руки у костра.
   - Ну чтобы все вместе! - смеётся Наташа.
   - Да идите купайтесь уже, - говорит Шухер.
   - Масянька, когда пойдём? - спрашивает Наташа. Она знает, кого подговорить на экстремальное купание будет легче всего.
   - Да пойдём! - говорит Масяня, девчонки разворачиваются и идут к рюкзакам.
   - Ксюша, а ты нас сфотографируешь? - Наташа оборачивается ко мне. И я иду за ними.
   Масяня уверенным шагом идёт в океан первая, заходит примерно по пояс, присаживается, чтобы окунуться, и в этот момент мы на берегу кричим за неё. А она разворачивается и довольная выходит на берег. Ничего особенного не произошло. Окунулась в Северный Ледовитый Океан, подумаешь. Следом отправляется Наташа, она бегом бежит по воде, окунается и даже немного проплывает. "Море, море, океааааан! - кричит она, выбегая из океана, - Хорошо-то как!!!" Не зря Наташа готовилась к походу, бегая до холодных источников у себя в Ставрополе и купаясь в них - закалённая теперь. Анжела пошла с нами за компанию, не собираясь купаться, но не выдерживает, тоже заходит в воду, но медленно, осторожно. "О, он холодный... - она заходит по колено, чуть присаживается, немного обтирается водой и выходит на берег, - Мне хватило! Честно! О, это круто так!" Ну а я остаюсь при своей роли оператора. Не настолько я смелая, чтобы лезть в холодный океан.
   Пока есть костёр, жарим на нём китятину. Я оглядываюсь вокруг. То, что сейчас происходит, оно реально вообще? Стоим вот здесь на краю света, среди океана, кутаясь летом в пуховиках у костра и жаря на костре мясо кита...
   Но долго мы не засиживаемся, пора вновь под рюкзак и отправляться в путь. Пока идём по косе, на одном из привалов Эхо, Шухер и Шалим тоже решили искупаться в Ледовитом океане, но зрелища мы не увидели, потому что идут они очень быстро, и к тому моменту, как мы с девчонками подошли, они уже вылезли и обсыхали. Миновав косу с её суровой океанской красотой, живописные пейзажи скалистого берега, сделав не один десяток фотографий, мы вновь углубляемся в тундру. Идти тяжело, не скрою. Может, дело в том, что местность унылая и однообразная... Это и так и не так. Чукотка именно этим однообразием и красива, потому что это только кажущееся однообразие. Она по-особенному красива, она ни на что не похожа. Мы идём то по бескрайнему полю, то по болоту, то по мху, иногда даже по более-менее твердой земле. Наверное, красота Чукотки именно в её медлительности, она не выскакивает из-за угла и не огорошивает захватывающими пейзажами, как горы, она открывается, показывается очень медленно. Например, когда идешь по полю, и вот сначала где-то вдалеке проявляются сквозь дымку белесые холмы, потом где-то показывается вода - то ли озеро, то ли река, и эта водная поверхность постепенно становится всё шире, превращаясь в океан, сливающийся с сушей многочисленными лагунами, заливами, лентами кос. То и дело проплывают по воздуху черные птицы, разрезая тишину своими криками, а иногда сопок слегка касается холодное северное солнце.
   Вдруг я вижу, что ребята впереди останавливаются и начинают свистеть и кричать, вглядываясь куда-то. Подхожу ближе.
   - Вот, друг за другом, расходятся сейчас! Идут один светленький слева, другой тёмненький справа, - говорит Эхо, показывая вдаль, - Хоп-хоп-хоп, Ээээ!
   Приглядываюсь, и вижу две удаляющиеся точки - медведицу и медвежонка. Испугавшись свистов и криков, животные убегают от нас. Бурый медведь не так опасен, как белый, и не станет без надобности нападать на человека, если только это не медведица с медвежонком - защищая детёныша, она может быть очень агрессивной. Поэтому нам очень повезло, что на этот раз звери убежали.
   Мы держим путь на север, к заливу Инчоун и одноименному посёлку. Мы должны спуститься снова к океану, к самой северной и самой северо-восточной точке нашего маршрута. Здесь начинаются комары. Их много по меркам средней полосы, но гораздо меньше, чем ожидалось здесь. Наверное, из-за ветра. У меня начинает болеть горло. Неудивительно, ведь в сапогах ноги все время мокрые, а когда останавливаешься, всё сразу же продувает сильным холодным ветром. Весь сегодняшний день мы просто идём по тундре... Я заметила, к ней очень быстро привыкаешь, возможно, как раз из-за отсутствия разнообразия. Кажется, что мы тут уже неделями ходим, хотя по сути было всего три ходовых дня, из которых один - с ночевкой в поселке. Стойте - она разве была сегодня, эта ночёвка? В тундре, где дни растягиваются, и один день ощущается как несколько, ты очень быстро начинаешь различать разные типы почв, заранее знаешь, как чувствуются они ногами, где больше проваливаешься, где меньше, где мокрее, где суше. Порой останавливаешься на морошку. Какую-то часть сегодняшнего пути мы даже идём по своего рода дороге - конечно, тоже затопленной, но по отмеченному пути идти всегда легче. В какой-то момент я даже наконец-то начинаю чувствовать удовольствие от того, что я просто иду, вот здесь, непонятно где, на самом краю света. С погодой и стоянками сегодня везёт. На обеденном привале выглядывает солнце, и можно снять сапоги и немного просушить ноги, хоть без сапог и быстро замерзаешь. А к вечеру, когда мы снова выходим к морю, и уже впереди показывается коса и домики посёлка Инчоун на ней, погода становится настолько хорошая, да и местность настолько подходящая для лагеря - и пресная вода, и дрова, и потрясающий вид на океан - что мы решили не идти в этот день в Инчоун и заночевать здесь. Всё-таки такие ночёвки, где и погода не подводит, и у костра посидеть можно, встречаются нечасто. Да и это по сути только начало похода, и по результатам голосования всем (кроме Эхо) ещё хочется ночевать в палатках.
   Итак, мы ставим лагерь на ровной площадке, рядом с ручьём и цветочными полянками, с видом на морские разливы и лагуны, и на заходящее солнце. Вся поляна усеяна шикшей, или вороникой - терпкой черной ягодой, похожей по вкусу на черноплодную рябину, которая растёт на маленьких приземистых кустиках с листиками, похожими на ёлочки, и голубикой. Так что прежде, чем ставить палатку, полянку надо буквально "выесть". И вот примерно за 10-15 минут на месте обычной тундровой более-менее сухой полянки воздвигнут наш новый дом. Стоят домики-палатки, уже вовсю горит костёр. Я обожаю этот момент вечером, когда по хорошей погоде ставишь лагерь, наблюдая, как медленно опускается за горизонт северное солнце. Тогда, когда дома воздвигнуты, можно снять тяжелые неудобные сапоги, мокрые лосины, выжать воду из носков и повесить их сушиться на воткнутые в землю треккинговые палки, содрать с мозолей промокший пластырь. Какое счастье надеть нормальные сухие штаны, тёплые сухие носки, разложить спальное место - "свить гнездо", как мы говорим, и осознавать, что в этот день уже никуда не надо идти. На костре уже жарится китовое сало - мантак, варится рис, кипятится чай. Тепло и уютно. Мы отдыхаем, сидя у костра, и играем в "шляпу" - самую популярную игру в наших походах. Правила простые: каждый пишет на пяти листочках пять имён - это могут быть и актеры, и политики, и исторические деятели, и даже общие знакомые. Затем все эти листочки сбрасывают в шляпу. Мы делимся на две команды. Первый тур - первый участник команды на протяжении минуты вытягивает листочки и объясняет то, что на них написано, словами, и, если его команда угадывает, забирают эти листочки себе. Затем то же самое делает первый участник второй команды. Когда листочки заканчиваются, начинается второй уровень. Здесь нужно объяснять тех же персонажей пантомимой. На третьем уровне нужно объяснить их одним словом. В конце каждого уровня все листочки сбрасываются назад в шляпу. Выигрывает та команда, которая набирает больше очков. У нас это обычно получается очень весело, особенно когда приходится объяснять персонажей, которых не знаешь. Или когда в этот раз, например, человек пять написали в своих листочках "Семён Дежнёв".
   Вдруг слышится шум мотора, и к нашему лагерю подъезжает квадроцикл, на нём сидят двое чукчей - мужчина и женщина. "Что ж вы к нам не пришли? - говорит мужчина, - Мы вас ждали сегодня. Вон, сорок минут всего не дошли. Мы как раз кита забили, мясо вам дать хотели". Мы объясняем, что по такой хорошей погоде хотим переночевать в палатках, а на следующий день придем в посёлок. Тем более сейчас сворачивать лагерь сил уже нет. Поболтав немного с нами, они уезжают. Оказывается, слухи о нас распространились быстро - нас уже вовсю ждут здесь и собираются встречать.
   Прибегает какая-то собака, видимо из посёлка, и упорно роет яму весь вечер. Зачем, никто так и не понял. Слышатся выстрелы и лай собак - видимо, охотятся на птицу. Ближе к ночи погода резко меняется, начинается сильный ветер, и приходится убрать все сохнущие вещи в палатку и расходиться спать. Ветер так и не прекращается всю ночь. Наша палатка ходит ходуном и трепыхается, как тряпка. Потом начинается ливень. Хорошо, Наташа подумала об этом заранее и достала огромные пакеты, которыми мы накрыли рюкзаки, лежащие в тамбуре, чтобы не натекло. Эхо не спит всю ночь, держа дугу от палатки, которая гнётся и может вот-вот сломаться, причём об Наташу. Я сплю очень беспокойно. Думаю только о том, что завтрашняя ночевка в посёлке будет под крышей и без ветра.
  
  
  
  Посёлок Инчоун
   12 августа
   Просыпаться тяжело, все спали плохо. Очень холодно и ветрено. Наташа первая вылезает из палатки и приносит всем горячее картофельное пюре, которое приготовили дежурные.
   - Что-то сегодня ветер совсем жесткий, - говорю я, смотря на то, как шатает нашу палатку.
   - А вообще, капец на улице, - заключает Эхо, выглядывая из палатки, - мягко говоря.
   - Там ветер и сыро, - говорит Наташа, шмыгая носом, - Не так уж сильно холодно. Ну как... в пуховке не холодно.
   На Наташе поверх термобелья надета огромная тёплая пуховка, в которой она ходит в снежные горы. Она сидит в палатке и кутается в неё. Надевать мокрую одежду, вылезать из палатки и идти куда-то совершенно не хочется. Радует только то, что идти всего один переход, в конце которого ждёт посёлок - сгущенка, шоколадка, крыша, тепло и сухость. Думая об этом, я даже не надеваю сапоги, вместо них - камуфляжные штаны и треккинговые ботинки - хоть и я точно промокну, смогу высушить. Вылезаю из палатки и пытаюсь как можно быстрее запихнуть в рюкзак все вещи, пока их не унесло. Тем временем Эхо ходит по поляне закутавшись в отсыревший спальник, надеясь его таким образом подсушить.
   - Вот я говорил вам, надо было вчера до посёлка идти! - ворчит Эхо, кашляя и шмыгая носом.
   Все остальные также быстро запаковывают вещи и собирают палатки. Никто ни с кем не разговаривает, всё надо делать быстро. Дым от догорающего костра, на котором сжигали мусор, стелется по земле, прижатый ветром. Открытая дверь нашей палатки трепыхается на ветру, как лохмотья ткани. Собираться на ветру очень тяжело, вещи уносит, приходится чем-то прижимать их, чтобы не улетели, и собираться очень быстро. Периодически кто-то бегает за какой-то своей улетевшей вещью - ковриком, или пакетом. Особенно непросто собирать палатку - она парусит и вырывается из рук. По готовности, никого не дожидаясь, выдвигаемся в посёлок, виднеющийся где-то впереди...
   Хорошо, что посёлок Инчоун находится всего в одном переходе от места ночевки. Инчоун - поселение севернее мыса Дежнёва на берегу Ледовитого океана. Рядом с селом есть скала с отделившимся от нее камнем, похожим на отрезанный нос. В переводе с чукотского "и,нчувин" - отрезанный кончик носа. Неподалёку от мыса Утэн находится самое большое лежбище моржей на Чукотке. К сожалению, мы пришли в Инчоун во время сильных ветров и штормов, а в такую погоду даже морж из дома-океана морды не высунет. Некоторое время назад проводившиеся на этом месте раскопки показали, что здесь находился район древнеэскимосского поселения Пальпейгак, и эскимосы жили здесь почти три тысячи лет назад. Деревянные дома здесь начали строить только в 50-х годах 20-го века, до этого жили в ярангах. Численность населения - 398 человек (на 2009 г.)
   Уже на подходе к посёлку нас встречают местные. Чтобы войти в посёлок, нужно перейти по шатающемуся деревянному мосту над рекой, впадающей в море. Инчоун, как и наш предыдущий посёлок Уэлен, стоит на косе, там умещаются всего две улицы, с одной стороны посёлка лагуна, с другой - море. Мы сбрасываем рюкзаки под какой-то крышей, и начинаем выяснять, где администрация, и где мы можем расположиться. Как я уже писала, нас ждали, и планировали разместить в школе, и сейчас надо подождать кого-то с ключами. Тем временем я осматриваюсь. Если завернуть за угол здания, где мы скинули рюкзаки, видно бушующее море. Огромные волны с шумом накатывают на берег, дует пронизывающий северный ветер, кричат чайки. А неподалёку находится детская площадка, очень хорошо оборудованная, с качелями и лесенками. Мы с девчонками не можем отказать себе в радости покачаться на этих качельках. Когда ещё - да на берегу Ледовитого океана!
   Вскоре нас отводят в школу, с нами идёт Владимир, тот самый чукча, который вчера приезжал на квадроцикле, и его жена. Это самое необычное здание школы, которое я когда-либо видела - длинная вытянутая постройка, напоминающая ангар с полукруглой крышей, но при этом на сваях. Внутри всё оборудовано очень чисто и современно, нам выделяют то ли спортзал, то ли игровую - там валяется множество мягких матов, а также разрешают пользоваться столовой - вы только представьте, с плитой и раковиной! Территория школы совсем небольшая, она занимает всего половину здания - здесь учатся только до 4 класса, потом едут, например, в Уэлен. Вторую половину занимает детский сад. Туда нам говорят не заходить, так как он работает и летом. Сегодня у Ивана день рождения. Когда Владимир узнаёт об этом, он приносит подарок - что бы вы думали, это могло быть? Извините за подробности, но это был хер моржовый. Да-да, настоящий. Причем это кость. Думаю, это самый необычный подарок на день рождения в его жизни. Ну а также он приносит другие угощения для всех: мясо кита, печень моржа, солёного гольца с икрой, нерку. Причем в таком количестве, что мы вдесятером будем есть это ещё несколько дней. Вот оно, настоящее гостеприимство и настоящая щедрость чукотского народа! Дежурить в таких сказочных условиях выпадает Масяне и Шалиму - Масяня целый день готовит всякую вкуснятину, мы пируем. Печень жарим, часть кита тоже, икру сразу же солим - есть особый быстрый способ соления икры, называется "пятиминутка". Икру вымачивают в соли, промывают и высушивают в марле, и уже можно есть.
   Конечно же, мы не можем не разведать местный магазин. В такие моменты наша компания напоминает мне детей или на экскурсии, или в лагере, которые вдруг попадают в "цивилизацию" и видят там магазин - они сразу же бегут туда и скупают всякую газировку и чипсы. По ощущениям это очень похоже, с единственным различием - мы бежим кто за сладким, кто за пивом. Я, как всегда, мечтаю о сгущенке, но, когда мы заходим в магазин, и я смотрю на продукты, я понимаю, что просто хочу обычного свежего хлеба. И больше мне ничего не надо, и дело даже не в цене. Просто хочется хлеба. Видимо, хлеб только испекли, и мы приходим как раз вовремя - все берут по 5 буханок, причем хлеб здесь продается на развес - 75р за килограмм. Народу в магазине немерено - видимо, все жители приходят к открытию, чтобы взять хлеб, и заодно других продуктов - берут муку, гречку, какое-то сладкое печенье. А работает магазин всего с 10 до 15 - надо успеть. Мы покупаем на всех 5 буханок хлеба и ячневую муку - для блинов с икрой. Еще, отдельно покупают себе ирис, печенье, или пиво. Я беру две ириски "Алёнка" и буханку хлеба - и плачу 140 р. Вообще, ассортимент в магазине довольно бедный. Помимо основных продуктов за баснословные цены, здесь продается какая-то одежда, простой школьный рюкзак за 3000р, средства гигиены, также висят объявления о продаже мебели и оленины. Как нам рассказали позже, в этот посёлок всего один раз в год приходит баржа с углём для отопления, и другая с продуктами, которые они должны растянуть на весь год до следующего завоза...
   Тем временем Масяня безумно вкусно жарит в школьной столовой печень моржа. Если бы я не знала, что это печень моржа, я бы подумала, что это привычная, говяжья. Пьём чай. Как здорово, когда можно кипятить чайник сколько угодно, и пить чай в любых количествах, не экономя ни газ, ни воду! Потом все разбредаются - кто гулять, кто спать. На таких матах-то, в тепле, сухости и без ветра - как не поспать! А вот я, кажется, заболела. Никому говорить и температуру мерить не хочу, хотя она точно есть - у меня так случается иногда, когда после суровых условий окажешься в тепле и расслабишься. Но я специально не собираюсь лечиться - чтобы самой не считать себя больной и не разваливаться. А то завтра ещё идти, неважно, больной-не больной. В общем, я решила, что я не болею, и только весь день пью горячий чай и прогулками у океана не злоупотребляю.
   Поспав, я только сходила с Наташей за компанию в магазин. Когда мы туда зашли, встретили Шухера с Шалимом, которые стояли в очереди за пивом. Кстати, очередь такая же большая, как и утром, закручивается в два ряда. С нами пытаются знакомиться местные мужики, как потом оказалось, отец и сын, и оба нацелились именно на Наташу. Отец так и спрашивает сразу: "Пойдешь за меня замуж?" Мы стараемся не обращать на них внимания, но они начинают спрашивать наших ребят - отец у Шухера, а сын у Шалима, чтобы отдали им Наташку. Конечно, это даст повод многочисленным шуткам ещё надолго, что, типо, такой ты шанс упустила, таких мужчин! Мы-то смеёмся, а ведь наверняка они это всё всерьёз имеют ввиду. Рассказывал же нам Артём о некоторых странных местных обычаях. Например, если белый мужчина приходит в посёлок, его конечно сразу подарками одаривают, ну как нас, а ещё хозяин может предложить свою жену. Ну и вообще белые мужчины у местных женщин тут в почёте... Скорее всего, также и белые женщины.
   Я снова пью горячий чай, Наташа солит гольца. Шалим жалуется, что из-за рыбы и мяса, которыми нас угощают в каждом селе, рюкзаки становятся всё тяжелее и тяжелее. Масяня побрила Шухера, теперь у него только чуп. Он давно ещё планировал сбрить волосы на мысе Дежнёва, но воплотил свою идею только здесь. Масяня жарит китятину. В жареном виде на вкус она совсем как говядина, вяленая в Уэлене была интереснее. Здесь не топят, но в столовой, где мы едим, довольно тепло от работающих плит. Так мы и сидим весь день в столовой и пируем. Вечером к нам приходит Владимир, который и угостил всем этим добром. Разговор обещает быть долгим и очень интересным, поэтому я не жалею заряда и ставлю на запись видеокамеру, просто чтобы сохранился звук разговора, и я смогла бы его записать. Потому что если пытаться всё законспектировать, можно не успеть и пропустить что-то очень интересное... Владимир - коренной житель Инчоуна, чукча, охотник-морзверобой, хранитель многовековых охотничьих традиций чукчей и просто хороший, приятный человек...
   - Да здесь всегда хорошо, - рассказывает Владимир, - и летом, и осенью, и зимой... Да, задержались бы вы тут, моржей бы посмотрели... К нам тут один лет десять назад приезжал, останавливался тоже у нас. Тоже встретили так нормально, в баньку сводили, на охоту свозили. Как раз получилось, что они застряли здесь, на лагуне стояли. На охоту брали с собой... Тоже понравилось ему.
   - А так нечасто здесь туристы, да? - спрашивает Шухер.
   - Нет, - отвечает чукча, - Так как вы - точно нет. На кораблях - да, а пешими не было никогда.
   - Мы первые пешие? - спрашиваю я.
   - Ну не знаю, были конечно... Я не знаю, там был какой-то... приходил пешком с Лаврентия, но я не знаю, как он, путешественник - не путешественник. Как он отсюда уехал, не знаю..
   - Мы, когда в Уэлен заходили, люди даже выбегали на нас смотреть, - говорит Наташа, - Из окон смотрели. Как-то непривычно...
   - Да, не каждый год приходят к нам туристы-путешественники...
   - А сегодня нас даже встретили, при входе, - продолжает Наташа, - Прямо говорит мужчина, пойдемте, я вас провожу...
   - Да просто слух по побережью идет, что красавица неписаная едет, - говорит Эхо и все засмеялись, - сваты...
   - Да это они шутят так, - начинает объяснять Наташа, - мы сегодня пошли в магазин, а там... - смеется и краснеет.
   - И руку и сердце предложили, - закончил Шухер.
   - В каждой шутке есть доля шутки, - говорит Эхо.
   - Так что оставляем мы вам Натаху... - говорит Шухер.
   - Я не согласна, - отвечает Наташа. Все смеются.
   - А что, готовит хорошо, - подхватывает Шалим, - рыбу там солит, икру...
   - Практически всеми навыками для местного жителя обладает, - добавляет Эхо.
   Я тем временем учу Анжелу плести фенечки из ниток, которые я купила ещё в Угольных Копях, чтобы было чем скрасить мучительное ожидание вылета. Масяня занята приготовлением блинов.
   - А вообще часто уезжают отсюда? - спрашивает Ваня.
   - Ну уезжают иногда, - отвечает Владимир, - в Лаврентия в основном. Там всё есть. И школа есть, секции, и снабжение там лучше. А здесь в школе четыре класса только.
   - А больница здесь есть? - спрашивает Наташа. Владимир кивает.
   - Приезжай сюда работать, правильно-правильно, - смеются ребята.
   - А чем здесь вот люди в основном живут? - спрашивает Эхо, - Охотой получается, да?
   - Да, - отвечает охотник, - в основном это охота только, ну рыбалка еще... Заготовку на зиму начинают вот сейчас как раз делать, сентябрь-октябрь. В ноябре обычно делают покол моржей. Вон там они собираются. Я один раз видел, около пятидесяти тысяч моржей собралось. Ну я первый раз в жизни такое видел. Я не знаю, почему, может корма здесь больше... Там и делаем покол. По-традиционному, это копья. Не оружие. У нас по северу дается самый большой лимит. У нас звероферма. Кит, морж, мелкие там всякие, нерпа.
   - Ну и опять же утка там, заяц, - говорит Эхо.
   - Да, - кивает Владимир, - Зайцев только почему-то очень мало у нас стало вообще. Раньше вон вышел, по сопке пошел, на ужин добыл себе, не проблема была. Сейчас почему-то его мало стало.
   - А волки полярные есть? - спрашивает Шалим.
   - Есть, - отвечает Владимир, - Но проблем не создают, у нас нет. У нас зимой бывают такие перепады температур, то плюс в феврале, плюс два где-то, и потом резкий мороз, очень сильный наст порождается, и особь просто не может его пробить. Было очень много падежа, и что-то зайца вообще стало мало. Но рысь пришла сюда... Не было раньше.
   - Как и медведь, получается, - говорит Эхо, - миграция пошла из-за пожаров из-за этих... Ну а с уткой я смотрю тут проблем нету, за магазин зайти и сразу.
   - А много деток у вас остается, ну молодежи? - спрашивает Наташа. - Или уменьшается численность?
   - Да я бы не сказал, что уменьшается, наоборот, особенно когда к нам кто-то приезжает, посёлок резко возрастает, - смеется чукча, - А вообще, детей же забирали в интернаты из поселений, чтобы учились. И они привыкают там, что кормят бесплатно, что ничего не надо делать. И всё забывают... Если бы хотя бы детей оленеводов не трогали, чукчи бы сохранили всё. Я вот, мне сорок три года, и я хоть понимаю язык, но разговаривать я процентов на двадцать-тридцать могу.
   - А байдарами, вот как были старые, кожей обтянутые, уже не пользуется никто? - спрашивает Эхо.
   - Да нет, почему, делается конечно. В Уэлене делают, и в Лорино делают байдары из моржа. Из самок, они более эластичны.
   - То есть получается, - говорит Эхо, - несмотря на развитие техники, всего остального, байдары они уже веками испытали себя, и они по факту более качественные, чем новые лодки все.
   - Да конечно, - кивает Владимир, - я вот тут смотрел, сравнивал байдару по грузоподъемности, даже небольшая байдара берет больше чем эта лодка. Недолго держится, очень быстро ломается.
   - А одежду традиционную тоже уже не шьют? - спрашивает Эхо, - я смотрю, просто все пользуются уже какими-то куртками...
   - Да, ну это тоже уходит потихонечку.
   - По факту же и одежда была эффективнее, у тех же оленеводов, - говорит Эхо.
   - Ну да, помимо верха есть же еще штаны. Лучше любого поплавка, не утонешь, не промокаешь.
   - А государство получается не предпринимает никаких мер, там музеи, общины..., - продолжает Эхо.
   - Да нет, пытаются что-то там, но это в пределах Анадыря. Это там что-то проводят...
   - А вот в Уэлене такой акцент сделан на косторезах, - говорит Анжела, - а здесь?
   - Здесь есть, занимается кто-то, кто еще давно занимался, у нас тоже преподавали косторезное дело в школе. Здесь есть конечно умельцы, которые умеют и рисовать хорошо, и по клыку, и по кости, не хуже, чем в Уэлене. Но здесь не так как-то, нет и помещения, в котором этим можно заниматься. Ну а так клыка много, кто хочет этим заниматься - занимается...
   - А вот еще вопрос такой, - спрашивает Эхо, - мы вот проходили по побережью, по косе там, и очень много моржей без головы. Это что такое, они сами выбрасываются, или падеж какой-то? Это ж не убитые получается.
   - Да по-разному бывает, - отвечает охотник, - один раз было ... Возможно вертолет низко пролетел. Они же пугливые животные, моржи. Я не скажу, что бывает много после покола моржей так. Бывает, что уходят раненые, подранки. Я не скажу, что много после покола погибает, но есть, бывает. Не все же профессионалами сразу становятся, он может после покола ползти и потом погибнуть. А был один случай, когда вертолет слишком низко пролетал над лежбищем, и в основном самки подавили друг друга, и очень много было падежа. Только здесь порядка двухсот штук было...
   - Но у всех отрезанные головы, - говорит Ваня, - вот мы шли по Уэленской косе, видели.
   - Да это же понятно, если человек видит, что падёж, он будет снимать естественно. Тем более, косторезы они. Тоже медведь, то же самое, нападает, и бурый тоже. Года два назад пришли два медведя и задрали моржей, там такое поле битвы было! Небольшого конечно, но могут запросто завалить. Ну а белый тем более. Недавно вон поехали на охоту на нерпу, у меня жена в Лаврентия была, и я вспомнил, что подогревал что-то, и газ не выключил. А никого дома нет, а проехал уже километров 15, разворачиваюсь обратно, а вот здесь вот прям недалеко медведь выходит белый. Большой... Думаю, не нужен он мне. Я давай дом спасать. Ну там старик подъехал, обстрелял его, в море выгнал.
   - А с медведя если добывают, что берут? - спрашивает Эхо.
   - Мясо. Это же тоже наше традиционное. Когда готовят, мелко режут, мясо и жир. Как рагу получается, как суп. Бурого тоже ели... Я помню, когда маленький был, ел не раз. Но вообще он же падальщик. А белый не настолько падальщик, как бурый. Сейчас вот как раз время начинается, бурый медведь у нас.. Они приплывают и прямо вот сюда подходят. Но их отстреливают. Потому что все кладбища перерыли. И самое плохое, что начинают самки с малышами приходить и учить их. Пытаются обстреливать конечно... Раньше же у нас не хоронили. У нас просто раздевали и увозили. Это только в 50-е - 60-е годы только начались захоронения именно.
   - Ну а вот всякие сказки, песни, предания... Они еще сохраняются в семьях? - Эхо продолжает расспрашивать Владимира про темы, которые его интересуют больше всего.
   - Есть конечно, наверное, где-то, кто знает... У меня, например, была своя фамилия чукотская. И у меня была своя песня, например. По-своему мама с бабушкой пели, это моя песня была. Есть у меня, дома лежат амулетики, которыми меня лечили. Без лекарств.
   - А вот я слышал, что в чукотском языке есть такая особенность - слова, сочетания букв могут придумываться только единожды, чтобы описать какое-то явление, и больше никогда не повторятся, - говорит Эхо.
   - Ну может, конечно. А вообще в чукотском языке нет твердых согласных. Не было... - Владимир вздыхает.
   - Но для охотников вообще всё равно представляет опасность покол, да? - Ваня вернулся к теме охоты.
   - Ну конечно. Всегда сначала идёт более опытный, и всегда с винтовкой. Потому что при азарте уже не замечаешь, какой-то отход идёт, и всё, тебя уже может закрыть. Естественно, конечно перед этим технику безопасности проходят у взрослых. Бывает, конечно, что и увлекаются... От азарта.
  Тем временем Масянька допекла блины и ставит на стол тарелку с высокой стопкой тонких блинов. Наташа достаёт засоленную ей сегодня же икру. Целую миску красной икры. Эхо берет мою камеру и говорит:
  - Накладывай, а я тебя снимать буду, как ты ложкой красную икру черпаешь.
  - Первый блин гостю! - говорит Наташа.
  Я кладу в первый блин побольше икры, кое-как сворачиваю в конвертик и передаю Владимиру. Заметно, что его наше угощение не особо впечатляет. Это, наверное, как нам сливочное масло, или кусок сыра на хлеб положить. Тем более, кто ещё здесь гость. Ну а все наши ребята буквально впиваются глазами в блинчики и икру и с нетерпением ждут своей порции. Свежая икра, она не такая, как продаётся в банках в наших магазинах. Она твёрже, каждая икринка отдельно от другой, и она невероятно сытная. Съев всего один такой блин, я чувствую, что мой желудок полон до краёв.
   - А вот в Уэлене есть часовня, а здесь нет? - спрашивает Анжела.
   - Нет, здесь пытались как-то сделать, но не пошло. Пытались, сюда приезжали, агитировали баптисты, - Владимир усмехается. Понятно, что безуспешно баптисты пытались.
   - А православные? - спрашивает Анжела.
   - Ну у нас были люди из коренного населения, которые пытались, скажем так, поменять религию, - смеется, пожимает плечами недоуменно, - А всё равно хоронили по-чукотски, по нашему обычаю.
   - А правда, что у каждой семьи свой тотем? - спрашивает Эхо, - как род, родовое животное.
   Чукча кивает.
   - А шаманов нету сейчас? - спрашиваю я.
   - Нет. Всех пересажали, перестреляли...
   - Ну то есть даже не осталось там в семьях... - мне не верится, что такое значимое явление как шаманизм могли полностью истребить.
   - Нет, почему, есть там, которые знают что-то. Вот у нас, например, есть Михалыч, он знает кое-что, именно по тем же обрядам, по традиционным захоронениям. Знает, но надо спрашивать. Мой дед хорошо знал, - тяжело вздыхает, опускает глаза, - Но, к сожалению, тоже не передал. Потому что все боятся. А так всё знали.
   - А какой у вас самый значимый праздник? - спрашивает Анжела.
   Владимир задумался. Потом ответил.
   - Без понятия. Вообще.
   - Ну а в вашей семье?
   - Я с детства только новый год люблю, и всё. День рождения мы особо никогда не отмечали. Я даже помню какие дед обряды в детстве проводил, например. Что-то может приснилось, я рассказал, я не буду конечно вам все подробности, что-то там собаку... как это называется...
   - Жертвоприношение, - подсказывает Эхо.
   - Что-то помню ложил сюда, - показывает на макушку, - да всё, в принципе знал. Вздыхает. Также лечили меня амулетиками деревянными.
   - А свадьбы как у вас проходят? Ну, для Наташи, - говорит Ваня как всегда серьезно, все смеются.
   - Да уже всё современно. Но раньше да, конечно было по-другому немножко. В те же пятидесятые годы. Там разные были методы завоевания женщины. Например, вот там километров пятьдесят и жених, например, волоком тащил оленя в другое стойбище, как подарок. Ну, методов много было, способов много было. Ещё боролись старики наши, бегали по восемьдесят километров. Но боролись до падения просто. А с кулаками, такого у нас не было никогда мордобоя. Вот когда сюда начал поступать алкоголь, тогда уже... - местный житель вздыхает,- народ стал потихоньку умирать.
   - За шестьдесят лет нацию убили, - говорит Эхо, - цивилизацию...
   - Было, было... Тоже много пил. Сейчас перестал пить, курить. Нормально, - Владимир пожимает плечами, - Можно и без этого жить.
   - Ну а понятно, что алкоголя нету в традиции, но шаманы же, наверное, чем-то пользовались, ягелем каким-то, чтобы измененные состояния были, - спрашивает Эхо.
   - Конечно. Мухоморы были.
   - Ну а сейчас употребляют? - спрашивает Ваня.
   - Да нет. Сейчас уже сигареты есть, и алкоголь. Наркотиков у нас здесь нет, ну было строители как-то привозили водку. Мне не понравилось. Мне дед рассказывал, когда они продукты питания возили на упряжке с Лаврентия сюда. Четыре упряжки у них было. И вот заехали они куда-то, там дед был, и водку тоже везли, и тоже там кто-то попросил бутылку водки, говорит давай я у тебя куплю бутылку водки. Дед мой отказался. Ну они и наподдали ему. И он побежал, не оборачиваясь, доехал до Уэлена, назад повернулся, а за ним стена, ну пурга. Умели общаться с природой. Такие вот шаманы тоже были...
   - А борьбой сейчас чукотской занимаются?
   - Да нет. А так я тоже был неоднократный победитель по этому виду спорта, - Владимир вздыхает, - Бегал хорошо, боролся хорошо, кидал хорошо, стрелял. Без этого здесь не выжить. Нет, ну летом я хожу конечно в магазин. А в принципе, я пользуюсь всем, что мне дает море.
   - А зарабатывать получается, продавать там что-нибудь? - спрашивает Эхо.
   - Ну редко, мало. Возишь в Лаврентия, например, продаешь, нормально.
   - А растительная пища какая-нибудь традиционная? - спрашивает Ваня.
   - Есть, конечно, ягоды. Ну тут разные, я конечно названий не знаю, по-чукотски я все знаю, - усмехается чукча, - морошка, да, шикша, голубика, всё это есть. А я имею ввиду травы. Но они как приправы идут.
   Ваня аккуратно берет пакет молока, наливает себе в кружку и облокачивается на спинку стула. У нас уже дело к ночи, а в Москве тем временем начинается день, и Ване начинают приходить сообщения с поздравлениями с днём рождения.
   - Надо вам сейчас может быть отдыхать, а я вам мешаю уже? - говорит Владимир.
   - Нет, нет, нам наоборот очень интересно! - говорят все наперебой.
   - Тем более мы сейчас пойдём без посёлков вообще сколько, - говорю я.
   - Одичаем там совсем без человеческого общения, - вздыхает Ваня.
   - Звоните, пишите телеграммы, - говорит Владимир.
   - А вот если вам надо в Лаврентия допустим попасть, вы в основном морем, наверное, ходите? - спрашиваю я.
   - Ну да. А зимой снегоход. У нас есть конечно в Лаврентия полетать. Но так на снегоход сел...
   - А сколько здесь месяцев снег? - спрашивает Лёша.
   - Ну до мая.
   - А выпадает?
   - Ну в ноябре в основном. Хотя бывает уже, что и в декабре уже частенько стал снег таять.
   - А какая тут самая тёплая температура может быть? - спрашиваю я.
   Владимир задумался.
   - Ну градусов может под тридцатник было. Ну правда не много.
   - Но, наверное, всё равно ощущается холоднее, потому что с моря ветер, - говорю я.
   - Да у нас тут если и двадцать градусов, у нас тут уже лежбище, - охотник смеётся, - Лежбище из загорающих.
   - Купаются? - удивляется Масяня.
   - Да конечно. Вот недавно тут у нас градусов пятнадцать-двадцать было, купались.
   - А, ну потому что водичка тут прогревается, да? - говорит Масяня.
   - Ну так, до девяти градусов прогревается!
   - А мы тоже купались! - говорит Анжела, задумавшись, - Сегодня купались! Погодите, или вчера купались?
   - Там погода опять портится, туман... - Эхо тем временем сходил на улицу и вернулся.
   - Отважные вы люди, ходить пешком! - говорит Владимир.
   - Нам все так говорят, - Эхо шмыгает носом и ставит на стол очередную чашку с горячим чаем.
   - Так интереснее! - говорю я.
   - Да конечно! - говорит Владимир.
   - Да не, на самом деле интересно тоже, вот мы на лодке переходили, с Лаврентия...
   - Кто перевозил вас? - спрашивает Владимир, - Игорь? Куланов что ли? Да он тоже инчоунский. И сын его, наверное, был, Вова, это самый старший. Они здесь родились. Сам он, конечно, не инчоунский, Игорь, а жена да.
   - Да, у вас тут суровый север, - вздыхает Эхо, - Вчера вот удалось, по лайтовой погоде шли...
   - Ну а по прогнозам, кто говорит, что два дня будет такой ветер и спадёт, кто говорит, что неделю будет, - говорит Ваня.
   - Ну надо каждый день смотреть, конечно.
   - А на что ориентируетесь по прогнозу? - спрашивает Масяня, - На какие-то свои народные или на гисметео?
   - Да в принципе по тем же и измеряем, по тем же там чайкам, по сопке. Например, чайки поднимаются когда, это к ветру.
   - А сегодня чайки низко летают, - говорю я.
   - Ну значит будет погода, - отвечает Владимир, - Возможно. Чайки, они ведь всегда низко летают, это... Кушать хотят, поэтому и летают низко.
   - Особенно когда кит на берегу, - смеётся Масяня.
   - В общем если чайка летит против ветра и не может продвинуться, значит сильный ветер, - заключает Ваня.
   Владимир смеётся.
   - Тоже бывает, залетают, вот морские котики заплывают. Я вот тут недавно фотографировал, я работаю тут, мне надо аномальные, так сказать, явления фиксировать, среди животных. И вот залетал сюда коршун. А на Аляске их вообще нету, они обитают, по-моему, там в районе Якутии где-то. Но как он сюда забрался? Я его сфотографировал и отправил в научный отдел. И вот мне прислали письмо, что это уникальный случай, что он сюда залетел. Их вообще здесь не должно быть. И как обратно доберется? Вот такие вот бывают.
   - Нас вы тоже зафиксировали? - спрашивает Анжела.
   - Причем точно также, - добавляет Эхо, - И как они обратно доберутся...
   - Аномальное явление! - смеются все.
   - А где научный отдел находится? - спрашивает Анжела.
   - В Провидения, у нас там свой научный отдел. Ну я имею ввиду такой, а обычно они все равно это всё через Москву сюда запрашивают. В прошлом году был у нас, я привозил, с Латвии. Я думал, что он с России, а он разговаривал по-английски. Что-то ему понравилось здесь, он остался здесь и хотел прописаться. Я не знаю, для чего, может на ту сторону перебраться. Потому что были случаи. Был у нас при мне случай такой, что человек приехал с Казахстана. Он жил в Лаврентии, и к нам приезжал, и вот он такой: "Бензинчика мне дадите?". А потом он устроился работать сторожем на причале. А потом погода попалась хорошая, и он дёру дал на ту сторону. Но вот мне знакомые рассказывали, его, по-моему, департировали в Россию и потом посадили.
   - Не, ну а смысл какой, если ты там вообще без документов, если на работу устраиваться какую-то захочешь... - говорит Ваня, - Ну то есть вообще, мне кажется, бессмысленный поступок.
   - А оттуда бывают случаи, что сюда? - спрашивает Эхо.
   - Да если есть родственники на Чукотке, то конечно, да, - говорит чукча, - те же эскимосы. Я вот даже помню, вот фамилия у нас Тамчи, но, если по-английски переделать, будет Томсон. Родственники есть на Аляске. Немного, но есть. Вот дед мой, девятнадцатого года, под девяносто лет он прожил, и он рассказывал, они ездили туда часто на байдарах, когда всё открыто было, это потом уже границу закрыли и перестали ездить. И вот последний раз, в сорок первом - сорок втором. Тогда ещё нормально было, а сейчас уже конечно... Самолетами. Пытались, я не знаю, и с Уэлена на машине перебрасывали на ту сторону, с такими баллонами, они, по-моему, до сих пор в Уэлене стоят, эти баллоны. Машины на этих, лендроверах, лет пять назад забрали. А баллоны не знаю, забрали ли. Но интересно всегда было, каким-то способом перебраться через пролив. Именно неофициально, естественно.
   - А сколько время там? - Эхо смотрит на часы, глотая горячий чай и шмыгая носом.
   - Да десять часов уже, - говорит Лёша.
   - Да, надо идти...
   - Что с ключами-то, неизвестно? - спрашивает Ваня.
   - Да сейчас она придёт, всё закроет, - говорит Владимир, - Да конечно пообщаться бы вам ещё с более старшим поколением. Поинтереснее... Мой дед рассказывал очень интересно. Раньше, когда тут появлялись первые видеокамеры, он тогда работал на Дежнёва, принимал, там, когда у людей шторма, можно принимать, рассказывал всякие интересные случаи. В домиках тогда он жил, и там по чукотским этим много нечистой силы было. Тоже заснул, упряжка его там полностью в коридоре была, ну ощенилась сучка щенятами, и он её занёс, уже осенью, поздно осенью было, снег выпадал. И он уснул, а просыпается, потому что дверь открывается. И то ли парализовало его, ну то есть пошевелиться он не смог, а винтовка была прям рядом. И ничего он не смог сделать. Ну, кто знает, разбирается получше. И заходит собака, под потолок практически, ну там, под метра два, наверное. И вот запах, ну не запах, а она внюхивалась и притягивала стулья, стол, но он ничего не смог сделать. И, видимо, вот эта сучка, она начала тявкать, она выбежала. И вот он уже выбежал, конечно там пострелял. И вот потом каждый день по одной собаке погибало почему-то. Много он очень рассказывал интересного, вообще.
   - Кто у вас сейчас в селе, ну сколько лет самому старшему жителю? - спрашивает Ваня.
   - Ну под восемьдесят примерно. Тоже практически плохо видит. А так у нас был дед, под девяносто практически дожил, он уже с палочкой такой ходил, плохо видел, но на девушку каждую засматривался. И вот с ними мне вообще было совершенно не страшно. И в шторма попадали, мне всё очень интересно было. В море я вообще себя как-то спокойно чувствую. Ночью по льдам ходили. Ну бывало, мы застревали. И вот застряли один раз, и нам домой просто хотелось, мы поехали, и в шторм такой попали, и лёд был, и лодки перетаскивали... Но с такими стариками мне страшно никогда не было. Просто знали море достаточно. Раньше вон, когда ходили, штурманом кого брали? Чукчу. Потому что знали море хорошо.
   - А вот где маяк, - говорит Эхо, - на Дежнёве, там же была метеостанция?
   - Была.
   - А когда перестала функционировать?
   - Где-то в конце пятидесятых. Вывозить начали уже с маленьких посёлков, ну я бы дал, конец пятидесятых. Ну невыгодно, наверное, было иметь такие разбросанные мелкие поселения, общины. Ну вот и начали всех свозить.
   - Но маяк-то по сути рабочий, там лампа, его нужно просто подключать, и он будет светить. И даже в одной избушке мы увидели, там плафон стоит абсолютно новый, в ящике, - говорит Эхо.
   - Да сейчас все делается на солнечной батарее, все маяки сейчас зажигают.
   - А вот тут кстати мы видели вчера мигал, это маяк, да? - спрашиваю я.
   Охотник кивает.
   - Ну то есть на Дежнёва тоже рабочий маяк, да? - спрашивает Ваня.
   - Ну возможно.
   - Ну лампа рабочая, спираль там целая, - продолжает Эхо, - и в одном из заброшенных домов в ящике вообще оставили новый плафон. Хотя само по себе там конечно разруха полная. Ну а вот здесь понятно, тут залив, коса. А там куда приставать-то? Там скалы же.
   - Да есть, можно, есть там посёлок, куда можно пристать, - говорит Владимир, - При каком ветре... При восточном там можно, там тихо.
   - Просто при метеостанции там можно ещё объяснить, там есть такая бухточка, и до маяка, получается, до скал, - говорит Эхо, - Хотя интересно, получается, вот мы сколько идём, там геологоразведка была, там геологоразведка, ванны те же. Ну то есть кто-то хоть чем-то занимался. То есть это государству где-то нужно было, а сейчас, по сути, всё заброшено, ничего нету. Бочки какие-то ржавые.
   - Да, ну и после войны, когда старики ещё жили, приводили там узников тоже. Старики рассказывали, видели, таскали, отряд из охраны, и естественно, эти, зэки. И потом отряд выходил уже просто без них. Видимо, искали тоже, какие-то залежи, уран тот же самый, ну я не знаю. Просто может не находили, я не знаю. А может, расстреливали их там. Находили вот те же кирки, ломы, вот почему они начали здесь появляться.
   Вдруг выключается свет.
   - Вот так... - вздыхает Эхо.
   - Да сейчас включат, - говорит Владимир.
   - Нам намекают, что хватит уже сидеть, - говорит Анжела.
   Тёплый спортзал, мы сытые и отдохнувшие раскладываем по полу мягкие маты и на них кладём спальники. Сегодня последняя ночь в таких шикарных условиях, завтра мы снова выйдем в тундру и двинемся на юг. Больше посёлков на нашем пути не будет, теперь до Лаврентия. Я смакую медленную переупаковку и сбор рюкзака, выбрасываю мусор, сортирую вещи. Когда ещё можно будет спокойно, в тепле, разложить всё на полу и заново собрать? Проверяю пухлый блокнотик, к котором сушатся цветы. Аккуратно перекладываю уже сухие в жестяную коробочку, прокладывая заранее нарезанными листами акварельной бумаги. Стараясь не обращать внимание на плохое самочувствие, пью ещё раз чай и закутываюсь в тёплый спальник на мягком мате. Завтра снова в путь...
  
  Тундра
   12 августа.
   Сегодня нам снова предстоит вновь отправиться в путь, покинув гостеприимный посёлок Инчоун. Снова быстрый сбор рюкзака, чай на дорогу, ходовая одежда. Я всё пытаюсь изобрести что-то, чтобы было удобнее передвигаться с мокрыми ногами в резиновых сапогах. Сегодня я пробую замотать ноги бинтами как портянки, чтобы не натирало, на них надеваю обычные треккинговые носки и уже сверху неопрен. Прихожая, в ней уже лежат сапоги, в карман комбинезона заранее, ещё вчера, положила самое необходимое - фотоаппарат, видеокамеру, блокнот с ручкой и две спасительные ириски "Алёнка", купленные в местном магазине. Натягиваю сапоги, набрасываю на спину рюкзак, открываю дверь на улицу, а там... Мощным порывом ветра меня отшвыривает в сторону, я врезаюсь в перила и хватаюсь за них, чтобы не упасть и не покатиться вниз по лестнице. За мной выходит Наташа, и тоже мгновенно отлетает в сторону. Вот так происходит знакомство с одним из главных героев тундры - ветром по имени Северяк. Держась за перила, спускаемся по лестнице и идем по главной улице посёлка (одной из двух). Океан бушует метрах в 30, и кажется, вот-вот пенистые волны дотянутся до домов. На улице никого нет, только собаки ютятся, съежившись, под сваями. Идём по посёлку. Какой-то мужчина в одной футболке выглядывает из дома, и сразу же закрывает дверь. Постепенно все выходят из школы и собираются вместе. Мы идём по посёлку против ветра, еле поднимая ноги, уходим из тёплой школы и снова идём в неизвестность. Теперь мы держим путь на юг, в сторону уже знакомого посёлка Лаврентия, куда мы должны прийти вовремя, чтобы благополучно добраться до Анадыря и улететь в Москву. Звучит как конец путешествия, но на самом деле это скорее конец "халявной" части, с гостеприимными посёлками и тёплыми ночевками. Предстоит самый большой переход по тундре.
   Итак, перебравшись по дырявому мостику, по которому мы пришли сюда, мы выходим на берег и сразу же начинаем углубляться в тундру. Очень скоро посёлок остаётся позади, и мы оказываемся одни в бескрайнем поле. И снова на ногах тяжелые неудобные сапоги. Шухер говорит, что ему нравится ходить в сапогах, ничего не мокнет, можно наступать, куда угодно. Может, дело в том, что у нас разные сапоги. Так получилось, что все девочки, сговорившись перед походом, заказали себе одинаковые сапоги-комбинезоны. Такие же были у Вани и Эхо. Резиновые, совершенно не дышащие и очень тяжелые. А вот Шалим достал где-то в Челябинске для них с Шухером другие сапоги - чуть выше колена, с толстой подошвой, и из другого материала - более лёгкие. Такие же были и у Лёши. И когда мы, уже собравшись в Москве, зашли в Сплав, то увидели там такие вот лёгкие болотные сапоги. По сути, единственный их недостаток по сравнению с комбинезонами был в том, что они были короче - по середину бедра. Но значительно легче и с более толстой подошвой. В итоге Масяня, Анжела, Эхо, Юля и Ваня, подумав и всё взвесив, купили себе такие же, причём если Эхо не стал брать тяжелый комбинезон вообще, Масяня и Анжела оставили комбинезоны в Лаврентия, а Юля никак не могла решить, что лучше, и решила тащить обе пары! Ну а мы с Наташей остались при старых комбинезонах. Надо сказать, что всё-таки ребята оказались правы, выбрав сапоги. Единственный минус - у Лёши и Юли они в самом начале похода протерлись в местах сгиба и немного продырявились. Мы же с Наташей потели насквозь и ходили мокрые каждый день, а таких глубоких бродов, в которых понадобился бы резиновый комбинезон, у нас так и не было. Ну только на последнем возможно чуть подмочились бы, там глубоковато было. Зато весь поход - тяжело, потно, мокро и неудобно. Так что совет будущим путешественникам - берите с собой болотные сапоги из материала EVA, и будет вам счастье в тундре. В резине правды нет. Ну или берите пример с Юли - берите всё! По болоту идёте в сапогах, глубокие броды переходите в комбинезоне. Если не лень тащить пару лишних килограмм на себе.
   Так вот, вернусь, пожалуй, в тундру. Поле здесь бескрайнее, небо - пасмурное и низкое, ветер без преувеличения сбивает с ног. Я смотрю вокруг и изо всех сил стараюсь найти здесь красоту и понять её. На севере красота особенная, и чтобы признать тундру красивой даже в такую суровую погоду, нужно приложить немалое усилие. Идти очень тяжело, ноги еле шевелятся, и чтобы отвлечься, я пытаюсь придумывать стих, пытаюсь его запомнить, и на привалах записывать. Я никогда не умела писать стихи, ничего не получается и сейчас. Если что-то и придумывается, то до привала, когда можно что-то записать, успевает забыться... В итоге в моём блокноте оказываются слабо связанные между собой отдельные строки. Печатаю их здесь без исправлений.
  У тундры нет берегов.
  Нет берегов у травянистых волн, лоснящихся,
  Пред ветром северным в земном поклоне преклоняющихся.
  Артерии ручьев полотно бескрайнее как ножницами разрезают, питают, наполняют
  У тундры нет берегов
  Как можно ждать, что будет за поворотом,
  Как можно бояться, надеяться и верить, что будет за поворотом, когда поворота нет?
  Когда вот оно всё, перед глазами
  Безбрежная тундра поделила пополам мир на небо и землю, и земля завоёвана тундрой
  А ветер пригибает всё к земле, прижимает, укладывает на мягкую болотистую постель
  Обманчиво мягкую, коварно мягкую, кроваво мягкую,
  Пропитанную водянистой кровью тундры, скрытой, скрытной, всё понимающей и принимающей, и из своих недр не возвращающей
  У тундры нет берегов
  На на что надеяться, и ждать от неё нечего
   Я иду, смотрю на тундру, и я вдруг понимаю одну очень странную вещь. Чем больше ты осознаешь суровость тундры, чем больше думаешь о ней, тем гармоничнее ты себя здесь ощущаешь. Как будто тундра выискивает в тебе что-то похожее на себя, что-то пасмурное, ветренное, тяжёлое, и вытаскивает это, так что ты как бы сливаешься с окружающей природой... Но это совсем не облегчает тяжесть пути, напротив, оно даже преувеличивает её, здесь всё какое-то слишком преувеличенное, и при этом приглушенное, тихое, серое. Здесь всё огромное. Я всё больше понимаю, что как бы тяжело мне здесь ни было, здесь мне по-настоящему хорошо. В чем тут дело? В гармонии. В том, чтобы попасть в нужный момент в нужное место. Чукотка - нужное место, как бы тяжело здесь ни было.
   Когда за одним из пригорков показывается река, я сразу понимаю - ждёт брод. Как раз ветер дополняется дождём, который всегда бьёт с одной стороны - справа, с северного океана, и мокнешь только справа. Ветер такой, какой я, наверное, встречала только на пике Ленина, на высоте 6500м, перед рассветом. Пока поднимаешь одну ногу, чтобы сделать шаг, ветер успевает снести тебя еще на шаг вбок, и это в лучшем случае, а так - просто сбивает с ног. Чтобы не упасть, ложишься на ветер, пытаешься на него опереться, облокотиться, так получается сохранить хоть какое-то равновесие. Под ногами целые поля морошки, она растёт кустиками, своеобразными полянками, где на фоне темно-зеленых листьев вспыхивают ярко-оранжевые или красные ягоды. Чем желтее - тем более спелые, на вкус сладкие и маслянистые. И как бы тяжело ни было идти, все равно наклоняешься за ягодами, чтобы и подкрепиться, и отвлечься. Я слегка потянула мышцу на бедре, и теперь при каждом шаге она болит. Очень болят плечи от рюкзака, я всё еще не могу его накинуть сама, но научилась подлезать под него - ставлю на дно, встаю на коленки, надеваю одну лямку, взваливаю остальной рюкзак на спину, потом натягиваю вторую, и, опираясь руками о землю, встаю с четверенек на ноги - так я хотя бы могу накинуть его сама, никого не напрягая. Идти тяжело, я часто отстаю. Я просто физически не могу идти быстрее, и я не знаю, почему. Может быть, я и правда просто заболела - нос заложен, и наверняка даже температура есть, но я не хочу это знать. Иногда кашляю. Но всё это здесь не критично.
   Вижу, что идущие впереди ребята сели. Доползаю до них. Привал, бросаю со спины рюкзак, он падает на землю тяжело, как будто в нём килограмм 100. Сама падаю на него сверху, закрываю глаза и смакую блаженные минуты покоя. Ваня натягивает капюшон на глаза, съеживается и прячет руки в карманы. Через несколько минут подходят Масяня и Анжела. Анжела ложится на рюкзак и закрывает глаза. Масянька отходит на десять метров набрать морошки. Вова пускает по кругу зелёную кружку. Я думаю о том, что надо бы что-то записать в дневник, но у меня нет на это сил. Я знаю, что потом пожалею, что сейчас не поднапряглась, и достаю блокнотик. Тем временем зелёная кружка завершает свой круг, и Шухер командует идти дальше. Снова переход, снова привал. И ещё переход...
   Мы подходим к реке, мужики пробуют палками дно, ища место, где можно перейти. С нашего берега глубина по колено и чуть выше, а около другого берега палка уходит под воду, не касаясь дна. В итоге ребята находят просто самое узкое место. Надо пройти по зарослям в воде, а потом встать на край глубокого места и нащупать палками противоположный берег, опереться на них и как бы перепрыгнуть в воде. Я перехожу, одну ногу я уже поставила на тот берег, но когда пытаюсь опереться, нога соскальзывает, и я проваливаюсь по грудь вместе с рюкзаком. Весь рюкзак в воде. Шалим вовремя подхватывает меня и помогает выбраться на берег. В мой резиновый комбинезон натекла вода. Шухер командует ставить лагерь... Все остальные переправляются благополучно, чему я не удивляюсь - броды это не моё. И тут начинается настоящий кошмар. Пронизывающий ветер сбивает с ног, леденит промокшую одежду, к тому же идёт довольно сильный дождь. Мы никак не можем поставить палатку, её просто вырывает из рук. Ломается одна дуга, Эхо бежит за запасной деталью, её кое-как закрепляем, растягиваем палатку на растяжки, но и то получается криво. Я кое-как стягиваю с себя комбинезон, мы закидываем в палатку карематы и спальники. Аккуратно "вить гнездо" даже не пытаемся. Как только покидали всё в палатку, запрыгиваем в неё сами. Копошась, как хомячки в банке, раскладываем коврики и вытаскиваем спальники. Всё делаем очень быстро, потому что жутко холодно и мокро. Эхо залезает в спальник прямо в мокрой одежде. Мол, на себе высохнет, утром не придется мокрое и холодное надевать. Мы с Наташей сдуру поступаем также, и вот лежим так втроем, укутанные в спальники, как три мумии, ногам холодно и мокро, спальник отсырел и в нем еще холоднее. Активно, "силой мысли" пытаемся согреться. Но согреться не получается. Я думаю, уж лучше я завтра помучилась бы минутку, натягивая мокрые лосины, чем теперь всю ночь буду мерзнуть. Но уже ничего не изменить. Эхо говорит, главное смочь уснуть. Но уснуть у меня не получается, у Наташи тоже. В итоге я решила снять мокрые штаны и носки. С голыми ногами получше, вроде пригреешься, даже засыпаешь, а стоит пошевелиться, и ног касается "живительная влага". Следующим этапом вечерних метаний стало надеть все-таки сухое термобелье, хоть это и означает окончательно лишиться сухих вещей - понятно, что в мокром спальнике термобелье быстро тоже станет влажным. Но все же, в термухе получше. Я вдруг вспомнила про промокшую технику: фотоаппарат цел и невредим, ему ничего не страшно, он уже однажды пролежал так сутки в ледяной воде, когда в одном из походов мой рюкзак унесла река. Он мокнул, падал, но всё равно исправно работал. А вот видеокамера, которой я в основном и пользовалась в этом походе, купания не выдержала. Остается только надеяться, что удастся спасти содержимое карточки. Хорошо, что все документы, деньги и телефон в гермомешках. А видеокамеру я держала в нагрудном кармане комбинезона, чтобы удобно было достать в любой момент.
  Снова усиленно пытаюсь уснуть. Спят ли Эхо и Наташа, понять не могу - лежат с закрытыми глазами и не шевелятся, оно и понятно - шевелиться мокро и холодно. Через пару часов слышится сквозь ветер крик Шухера, которому "повезло" с дежурством: "Через десять минут будет ужин, готовьте миски". Все сразу оживают и принимаются копаться в куче вещей в поисках мисок. Это самый прекрасный суп в моей жизни. Горячая жидкость растекается по всему телу и прямо возвращает к жизни. Мы даже начинаем смеяться над самими собой и нашим положением и планировать выход из палатки на ночь - в туалет и взорвать петарды вокруг лагеря, чтобы если к нам пожалует мишка, запах пороха отпугнул его. Взрывает петарды обычно Эхо, но он все равно не собирается вылезать из мокрого спальника, поэтому поручает это нам с Наташей. Идём с голыми ногами, чтобы не мочить штаны. Выход из палатки, когда погода бушует, сравним с выходом в открытый космос, и решившись на это, чувствуешь себя героем. Сначала приоткрываешь палатку, в ней сразу становится значительно холоднее, дует сильный ветер, и надо выскакивать на улицу молниеносно и делать свои дела как можно быстрее, потому что ну очень холодно и сыро, к тому же дует очень сильный ветер и идёт дождь. И вот стоим, трясемся, а спички не зажигаются - отсырели. Мы быстро бросаем идею с петардами и запрыгиваем назад в палатку. В такую погоду вряд ли и медведь в лагерь сунется, а если и сунется, запах пороха всё равно сразу же выветрится. Прыжок, молниеносные движения. И всё, теперь гордость за совершенный подвиг и радость оттого, что больше никуда вылезать до завтрашнего утра не надо. К тому же тем временем дежурные вскипятили чай... Не знаю, как им это удалось на таком ветре, наверное, в тамбуре палатки горелку ставили. Сейчас мы пьём чай, и можно снова пытаться спать, хотя еще часов 7 только. Палатка ходит ходуном от ветра, всё трясётся, все вещи мокрые, мы все с насморком и кашлем, завтра похоже ждёт очень приятное утро в мокрой одежде... Только бы хоть ветра такого не было. Всё, ложусь спать. Руки замёрзли писать.
  
  
  Река Кооленвеем
   Число не помню
   Утром дождя нет, но ветер так и не успокоился. Я более-менее согрелась ночью, и мне приснилась жаркая солнечная Севилья. Палатка стоит криво, и поэтому с краев натекло воды. Спальник отсырел, ходовые лосины и носки не высохли. С этого дня пошла шутка "В солнечной Севилье так жарко, что там все мечтают о мокрых лосинках." На ветру еле-еле собираем палатку. Её действительно очень трудно собирать, даже втроем, даже уже с отработанными действиями, но когда ветер вырывает всё из рук, когда ничего нельзя просто положить на землю, чтобы оно не улетело... Рюкзаки по максимуму собираем в палатке, на улице уже допаковываем до конца. Собираемся быстро и сразу же идём - надо снимать пуховики и надевать ходовую одежду, а в ней сидеть на месте адски холодно. Когда идешь, не так мерзнешь, хоть и потеешь.
   Сегодня мы познакомились с новым фигурантом по имени кочкА. Это такая поверхность тундры, когда наступать просто некуда. О кочкЕ обычно рассказывают, когда говорят о путешествиях по тундре - "Вот, будет у вас кочкА, узнаете..." "Да разве это кочкА? Это кочки обычные. КочкА - это когда ты шагу ступить не можешь, идешь и падаешь, идешь и падаешь... А потому что некуда наступать просто". "За сколько времени дойдете? А это зависит, будет ли у вас кочкА или нет..." И вот, в этот день мы понимаем, что всё, все почвы и болота, которые были до этого - цветочки. А вот кочкА - это настоящая "ягодка-изюминка" тундры, и её ни с чем не спутаешь, и после нее любая поверхность покажется беговой дорожкой. В самом деле, почва состоит из высоких кривых кочек, и если пытаться поставить ногу сверху, она соскальзывает, проваливается и подворачивается. Если пытаться наступить между, высокие кочки очень сложно перешагнуть. В итоге постоянно падаешь, подворавчивая ноги. И это на сильнейшем ветре-северяке... Меня мучает насморк, возможно даже поднимается темпрература, я и так не очень здорова, а тут ещё мокрая ночь. Но я стараюсь не думать об этом. Я не хочу признавать себя больной перед самой собой, иначе будет только хуже. Спасает морошка. Здесь она практически везде спелая, и эти полянки просто невозможно пройти мимо. И вот идешь и подпитываешься ягодами, без них было бы гораздо тяжелее. На привалах сидеть холодно, ветер не прекращается, вот он - настоящий северяк. На одном из привалов мужики решили набрать грибов, чтобы не замерзнуть в ожидании, пока до привала доползут девчонки. Это не как у нас - идешь по грибы, ищешь их весь день, и хорошо, если хоть чуть-чуть к вечеру наберешь. И то, надо знать места. А здесь место - везде. То есть грибы, причем хорошие, подберезовики (на сыроежки мы уже не обращаем внимания), растут здесь просто как рядовые растения. Это как идти в огород, где выращиваешь овощи. Идешь и собираешь. И вот 10 минут - и на сегодняшний вечер грибным супом мы обеспечены. Такая она, Чукотка... Хоть и мучает ветром, холодом, кочкой, но кормит вкусно и щедро. А вот ходить по тундре и физически, и психологически определенно сложнее, чем в горах. Я бы сказала, что в настолько суровых условиях я еще не была.
   Время тянется мучительно медленно. Все мои мысли только об обеде. Я знаю, что обед в 12, но сколько времени сейчас - не знаю. Знаю, что наши переходы по 40 минут, между ними привалы. Можно было бы подсчитать, но 40 минут перехода - это значит 40 минут у мужиков. Они пройдут это время, и сидят ждут. А переход у девчонок занимает гораздо больше времени, но в итоге и отдыхаем мы меньше. Нас конечно ждут, не стараются убежать быстрее, но понятно, что долго сидеть холодно и тоже не в радость. Так и идём. И каждый выжимает из себя всё, что может, и терпит.
   Я пытаюсь наступить на кочку, которая кажется более-менее твёрдой. Пока я поднимаю ногу, мощный порыв ветра сносит меня в сторону, я теряю равновесие, нога соскальзывает, плюхается в болотную жижу, и я падаю на коленки. Тридцатикилограммовый рюкзак вдавливает меня в болото ещё глубже. Пытаюсь подняться, но наступить просто некуда, твёрдой земли здесь нет. Кое-как, сделав резкий рывок, мне удается встать более-менее вертикально. Правая нога отдаёт пронзительной болью. Шевелю ей - вроде не сломана, значит, всё в порядке. Боль можно и потерпеть. Я посреди безбрежного океана тундры, где-то на краю света. Надо мной тяжелое тёмное небо, раскрашенное небрежными мазками густых облаков. Мой взгляд падает на яркую полянку морошки. Еле передвигая ногами, с трудом перешагивая кочки, пробираюсь к ней. Как прекрасен вкус этой сладкой маслянистой ягоды! Как хочется задержаться на этой полянке подольше! Поднимаю глаза. Где-то впереди виднеется яркий рюкзак Анжелы. Отстать очень опасно, и я продолжаю свой путь. Со стороны океана дует жёсткий, холодный ветер-северяк, сбивает с ног, превращая каждый шаг в тяжелую физическую работу. Как же хорошо, что сейчас я именно здесь.
   Несмотря на то, что здесь везде по сути поле, отстать и потерять направление очень легко. Человек впереди идёт-идёт, и вдруг пропадает. И пустота. Секрет в том, что здесь всё в холмах, и эти холмы очень невысокие, поэтому кажется, что просто поле. Иногда попадается трясина. Если держать ногу на поверхности больше секунды, или наступить "не в то" место, трясина засасывает. Вот так у меня вдруг засасывает сапог, я его дергаю-дергаю, а он проваливается еще глубже. Знаю, что в трясине нельзя совершать резких движений, но они получаются непроизвольно. Пытаюсь опереться на палки - они тоже погружаются в болото. Когда моя нога вылезает из сапога и уже болтается где-то в середине комбинезона, а сапог весь в трясине, у меня получается выдернуть его свободной рукой и выбраться. Тем временем я сильно отстала. Впереди я вижу только Масяню и Анжелу, и поле заканчивается берегом довольно широкой реки. Вот Анжела исчезает за бугорком - я уверена, что все у реки уже обедают, и на радостях иду быстрее и даже обгоняю Масяню, но вдруг вижу Анжелу, одну стоящую на берегу и в растерянности мотающую головой.
   - Слушай, их тут нет, - говорит Анжела, когда я дохожу до неё.
   - Погоди, как нет? А где же? - я в недоумении, - Ты когда их последний раз видела?
   - Да вот я всё время шла и перед собой кого-то видела, и мне показалось, они к реке спустились, я подхожу, а их нет, - рассказывает Анжела.
   К нам подходит Масяня.
   - Что, нет их? ЭЭЭЭЭЙ!!!! АУУУУУУ! - Масяня кричит изо всех сил, но ответа нет.
   Мы вглядываемся в противоположный берег реки, но и там видны лишь бесконечные холмы.
   - Мы же должны эту реку переходить, да? - говорю я, - Может, они перешли где-то уже? Если была бы трудная переправа, нас бы подождали. А раз не подождали, значит переправа лёгкая.
   - Да я вон там видела, - говорит Анжела, - Там легко можно перейти, по камням. Но следов рядом нет.
   - А мне всё-таки кажется, они где-то там, - говорю я, показывая на изгибы реки слева, - Пойду посмотрю быстренько. Давайте рюкзаки здесь кинем и пробежимся.
   Анжела осталась на месте, а мы с Масяней сбегали в разные стороны проверить повороты реки. Но никого не нашли.
   - Так, петарды есть у кого-нибудь? - спрашивает Масяня, когда мы снова встречаемся на том же месте.
   - У меня есть, - говорю я.
   - Отлично, - говорит Масяня, - тогда я предлагаю больше никуда отсюда не уходить, а то ещё хуже заблудимся. Здесь река хотя бы. Будем ждать, пока нас найдут. Реку переходить без них не надо.
   - Можно только ещё по берегу пройти, внимательнее следы поискать, - предлагает Анжела.
   - Да, - говорит Масяня, - и если следов не находим, то ждём.
   Удивительно, но это всё в чистом поле! Вот такая тундра обманчивая... К счастью, когда мы идём к берегу, натыкаемся на Ваню, который уже вышел нас искать. Ребята всё это время сидели совсем поблизости, на берегу, где поменьше ветра, просто за одним из поворотов реки. Как мы кричали, они не слышали, ну а мы даже не услышали их ракетницу, которую пускали нам. Вот что такое северяк...
   На обед как всегда сало, колбаса, сыр и сухари. Небольшая подпитка - уже хорошо. Дальше мы идём вверх по берегу реки, где получается - по камням, где нет - выходим наверх. Но как же удобно и хорошо идти по рассыпающемуся песку, по неустойчивым камням, по болоту - удобно всё, если это не кочкА. КочкА и северяк - вот ужаснейший союз, из-за которого, наверное, и нет любителей прогулок по тундре, и из-за чего все местные нас считают ненормальными, что мы пошли в тундру пешком. Северяк действительно сбивает с ног, и когда идешь по ноголомательной кочкЕ, постоянно спотыкаясь и падая, это значительно усложняет и замедляет передвижение. И вдобавок ко всему прочему ещё холодно и мокро... Ну что ж, мы осознанно на это шли. Но когда думаешь, что ты готов к трудностям, сидя дома на мягком диване, это не говорит, что ты действительно готов. Невозможно описать и объяснить, что такое тундра, человеку, в ней никогда не бывавшему. О чём здесь думается? Меня потом будут спрашивать, наверное, мол, идёшь и о жизни подумать время есть. Да ни о чём ты не думаешь, на самом деле. Всё прозаично. Вечера в палатке особо не ждёшь, потому что спальник влажный, и будет холодно. Поселков, где переночуешь в сухой школе под крышей, тоже не ждёшь, потому что они как будто из другого мира, и в их существование слабо верится. Даже гастрономических мечтаний нет, потому что в ближайшее время эти мечты все равно не сбудутся. Ни о чем не думаешь, ничего не ждешь. Просто идешь по тундре. Хотя, наверное, ждешь полянку с морошкой - можно будет чуток подкрепиться вкусной ягодой. И этого уже будет достаточно. Здесь, как нигде, учишься довольствоваться малым... И это малое (как например несколько ягод морошки среди бесконечного болота) доставляет столько радости, сколько не доставит ужин в самом дорогом ресторане и ночь в самом дорогом отеле.
   Итак, мы идём вверх по реке Кооленвеем в сторону озера Коолен. Где-то эту реку предстоит перейти или переплыть - это одно из определяющих препятствий нашего похода. Определяющие препятствия - это то, из чего складывается категория спортивного похода. В горных походах определяющие препятствия это перевалы и вершины. В пеших - реки и, конечно, расстояние.
   Река Кооленвеем широкая, в среднем метров 10, но довольно быстрая и, судя по всему, глубокая. Я смотрю на неё, и почему-то даже готова раздеться и плыть, особого страха у меня это почему-то не вызывает. Главное, не переправа на веревках. С веревочными переправами у меня связаны слишком нехорошие воспоминания... Идти по реке надо ещё долго, и специально брод не ищем, но он сам находится - довольно широкий разлив, с несколькими потоками. В таких разливах река обычно мельче. Целое такое поле реки, где-то из воды торчат камни - значит, там довольно мелко, где-то камней нет, и река течет быстрее - значит, там глубже. Когда я подхожу к месту переправы, Наташа медленными шагами, прощупывая перед собой дно палками, пробирается через реку. Шухер где-то в середине разлива, проверяет места, где переходить дальше, кто-то вместе с ним - отсюда не видно, очень далеко. На берегу Лёша переупаковывает рюкзак, Ваня получше заправляет штаны в сапоги. Юля надевает комбинезон для бродов. Дождевики парусят и шелестят на сильном ветру. До середины брод переходится легко - довольно мелко. На последнем потоке вижу, как Наташа доходит до середины и замедляется, её начинает сносить, дальше идти не может. Шухер берет палки и идёт к ней, Наташа берёт его под локоть и вместе они переходят реку до конца, выверяя каждый шаг, чтобы течение их не снесло. Глубокую и быструю часть так дальше и переходим, парами мальчик-девочка, я перехожу с Шухером. Он как всегда спокоен как танк: "Смотри, берешь меня под руку, палки обе в одну руку, палка одна рабочая. И идешь выше меня. Ну, давай, спокойно, уверенно, не торопясь..." Течение довольно сильное, и одну меня здесь конечно же снесло бы. Но с Шухером перейти такую реку совсем не сложно, я иду выше по течению, он ниже, и, если бы я стала падать, он бы меня задержал. Все переходят также парами, абсолютно успешно, и, если честно, меня немного отпускает, потому что это одна из основных рек, при переходе которой мы не надеялись на такую халяву. Даже выглядывает солнце, хотя ветер не утихает.
   Мы проходим еще какое-то время дальше и ставим лагерь. Сразу же переодеваюсь в спальные штаны и носки, залезаю в спальник - он влажный и холодит. А ветер шатает палатку и пробивает сквозь нее. Холодно и сыро. Теперь хочется только чего-то горячего, как вчерашний суп, который действительно оживил. Эхо и Наташа сегодня дежурят, они варят грибной суп из подберезовиков, которые собрали сегодня. Хорошо, я не дежурю сегодня, не хотела бы я сейчас сидеть на улице. Но я дежурю завтра, и вряд ли погода будет лучше. Сейчас я думаю только о горячем супе, и как я залезу в спальник и попробую согреться. А может, просто усну.
  
   Дату не помню
   Весь день идём вверх по реке Кооленвеем. Снова однообразие. Первую половину дня мне почему-то очень тяжело идти, просто адски тяжело. Каждый шаг дается с трудом. Ужасно болят плечи от рюкзака, настолько, что защемляет и сводит руки. Я еле-еле плетусь в конце, но стараюсь не упускать из виду яркий рюкзак Анжелы, которая идёт передо мной. Хотя, сегодня заблудиться невозможно - я знаю, что весь день надо будет идти вдоль реки, и в конце концов мы должны прийти к озеру. Но вот я замечаю, что Анжела останавливается, ждёт, что я ее увижу, и идёт по холму вверх. "Странно, - думаю я, - Может, срезают изгиб реки?" Я дохожу до того места, где свернула Анжела, и тоже лезу вверх. Какое-то время я вижу мелькающую впереди спину Анжелы, потом она пропадает. Но я оглядываюсь, и ребят нигде вокруг не вижу - это значит, что они идут вверх, просто здесь опять начались обманчивые холмы. Я лезу довольно долго, но никого из наших нигде не видно. Я понимаю, что рискую снова заплутать в этом бесконечном холмистом поле, и решаю всё же спуститься назад к реке. Даже если они и сейчас где-то наверху и срезают изгиб, я пройду по реке, пусть дольше, но в конце концов догоню, хоть бы даже и к вечеру, потому что лагерь точно будет у реки. Я начинаю спускаться, держа немного наискосок, чтобы не терять пройденный путь. Конечно, я в итоге выхожу на скалы и спускаюсь по ним с трудом, а берег весь в огромных камнях. Собственно, понятно, почему они решили тут срезать по холмам. После того как я чуть не ломаю ногу, когда один из валунов переворачивается под ногами, я решаю идти прямо по воде. Так движешься медленнее, особенно там, где поглубже, зато видишь дно, и оно не едет под ногами, в отличие от прибрежных камней. Когда я заворачиваю за очередной маленький мыс, я вижу наших ребят на берегу. Они сидят все перемерзшие насквозь - им пришлось долго ждать, пока я плутала. Не знаю, сколько, может час, может больше. Хорошо, что я не пошла дальше в поле "срезать", а спустилась к реке! Добравшись до привала, я скидываю рюкзак и падаю на него сама.
   - Ксюх, чего такое? - ко мне подходит Шухер и присаживается на корточки рядом.
   - Да нормально всё, - отвечаю я, лежа на рюкзаке и ловя блаженные минуты без него.
   - А чего идёшь так медленно? - спрашивает он.
   - Да я не знаю. Просто тяжело идти. Правда, всё в порядке, - еле выдавливаю из себя я.
   - Тяжело идти? А почему тяжело?
   - Да я не знаю, просто тяжело. Да вы не ждите меня, вы же замерзли все.
   - В смысле?
   - Ну в смысле, вы мерзнете, когда ждёте, а на обеде я всё равно вас догоню.
   - Так, понятно, - вздыхает Шухер, - Масянька, держи Ксюху в поле зрения, ладно?
   Действительно, всё правда в порядке. Я просто сама не знаю, почему тяжело, просто ноги не идут. И дело даже не в подвернутом голеностопе, он не то чтобы сильно мешает мне идти, так, напоминает о себе иногда. Просто я физически не могу идти быстрее. В итоге вместе со мной идёт Наташа, пропустив Масяньку вперед. Она всё время пытается меня подбодрить, что-то рассказывает, говорит, что ей идти помогают песни, что она идёт и поёт. И что Юля тоже поёт по дороге. А мне это как-то в голову раньше не приходило. Идти вместе с Наташей гораздо легче - она идёт впереди, а я пристроилась за ней и стараюсь не отставать. И конечно, проще, когда отвлекаешься на разговоры.
   Сейчас мы идем по каменистому и заболоченному берегу, иногда над берегом. После обеда идти намного легче. Я стараюсь не думать о том, как тяжело идти и как болит нога, а переключиться на что-то. Вдруг на противоположном берегу я вижу медведя. Сидит и смотрит, только головой вертит, а то можно было бы и спутать с камнем. Прохожу мимо него. Пробую вспоминать песни... Первой же мне приходит в голову "Песня звездочета". Было время, когда это была моя любимая песня, время студенчества, когда перед тобой вдруг открывается огромный новый мир, и "звездам счета нету...", "смотрите в телескопы, и тут же открывайте иные миры и края..." Неужели все миры уже открыты? Такого не может быть. Вокруг еще столько неизведанного, столько, сколько звёзд на небе, и наша планета таит в себе еще немало тайн и загадок... А особенно Север. Я уверена, что именно Север, с его внешним негостеприимством, с его суровыми условиями, ещё не раз удивит человечество. И именно здесь есть ещё место открытиям... И не только открытиям научным, но и личным открытиям каждого человека. Здесь много простора для этого...
   Ну кто придумал эти поля морошки? Невозможно пройти мимо, падаешь на колени и ешь двумя руками, и она не кончается, и это если еще не обращать внимания на голубику и шикшу... Когда её особенно много, создается впечатление, что мы с девчонками передвигаемся по тундре гусиным шагом, как черепахи, с огромными рюкзаками на спинах. Мужики смеются, когда мы "вязнем в болотах", но и сами иногда не выдерживают и "пасутся". А когда впереди уже виден очередной деревянный домик, и дело к вечеру, можно не торопиться, потому что понятно, что скоро будет лагерь... К вечеру мы приходим на разлив реки, где Кооленвеем впадает в озеро Коолен, и это одна из самых красивых стоянок в нашем путешествии. Чуть показывается солнце, река сверкает закатным светом, на фоне тёмного низкого неба контрастно выделяются слегка освещенные солнцем болотистые поля, как желто-зеленое море, колышущееся на ветру. Мелкой дрожью дрожит пушица на длинных тоненьких ножках, её здесь целое пушистое поле, которое выглядит ярко-белым пятном на фоне тёмно-синего неба. Рябит вода озера, кричат чайки. Это очень яркая ночевка, яркая именно по насыщенным контрастным цветам. Еще подходя к месту стоянки, я вижу, как ребята пробуют палками дно - хотят перейти реку, потому что заброшенный деревянный домик, который был отмечен на нашей карте, оказался на том берегу. Я не ожидала сегодня брода. Но вот они начинают ставить палатки - решили не переходить.
   - А чего не переходим? - спрашиваю я, подходя к лагерю.
   - Да глубоко тут, видишь, - отвечает Ваня серьёзно, - Переплывать тут надо. Завтра.
   Ну вот и он - брод, который придется переплывать. Завтра. Пока я не понимаю, почему решили ждать с этим до завтра, тем более что домик и дрова на том берегу. Но тем не менее, мы ставим лагерь здесь. Несмотря на солнце, дует очень сильный и холодный ветер. Мы с Лёшей дежурим. Мужики набирают каких-то веток на дрова, причем ходят за ними довольно далеко. Ну, хорошо хоть на костре готовить. Анжела говорит готовить гречку (везет нам на гречку), и к ней даёт маринованного китового мяса, которое ещё осталось с инчоунских угощений, и сушеную зажарку. Ну и есть еще грибы, оставшиеся со вчерашнего супа, которые тоже решаем закинуть в гречку. Разложившись, все сидят по палаткам, потому что очень ветрено и холодно, на улице сидеть никто не хочет, только Ваня составил нам компанию, и позже подошла Юля. Чтобы понять, какой сейчас ветер и как на таком ветру готовить, представьте себе, как вы держите пакетик со специями около котла, насыпаете специи в ложку и пока ложка достигает гречки, все ее содержимое сдувает ветер. После пары таких попыток я вся в перце. Это достаточно забавно: чтобы приправы и соль не уносило, приходится подносить пакетик к самой гречке и сразу же перемешивать. И это при том, что с подветренной стороны мы огородили костер бочками, чтобы он не разлетелся... Пока готовлю, не выдерживаю и пробую сырое, ну, маринованное, мясо. Оно оказывается просто неимоверно вкусным. Докатилась. Скоро совсем одичаю.
   Я готовлю и думаю, как завтра будем плыть переправу... Ну, в конце концов, все знали, на что шли, и Шухер изначально предупреждал, что такие переправы будут. А здесь плыть совсем немного. Так что мне даже интересно, как это всё будет, особенно как мы переправим рюкзаки... Гречка с маринованной китятиной и свежими грибами получается просто отличная. Сметают её очень быстро и потом все требуют добавки. В этом есть особый вкус дежурства в плохую погоду - разносить тарелки с горячей едой благодарным замерзшим друзьям, которые кутаются в палатках в спальниках и мечтают о горячей еде. Ну а потом поесть самим, и залезать в свою уже нагретую палатку... Открываю молнию, скидываю сандалии и пробираюсь в наш уютный домик. Наташа и Эхо уже лежат, закутавшись с головой в спальники, только лица торчат. Лица такие довольные, расслабленные. Наташа улыбается так, как будто она лежит на жарком пляже у моря. Я уже догадываюсь, что они обсуждают в этот момент.
   - Домашние вареники с творогом... - Эхо медленно произносит каждое слово, как будто смакуя их, - Когда делаешь с солёным с таким, домашним творогом, и когда их варишь, вот этот творог там варится, получается. Потом сплавляется в сыр, и ты когда разрезаешь, там полутвороженная, полусырная масса. И потом сверху, получается, немножко зелени совсем и сметанка домашняя.
   Я протискиваюсь между ребятами, снимаю камуфляж, дождевик, пуховик, и забираюсь во всё ещё влажный спальник.
   - Ксюша, - продолжает Наташа, кутаясь в спальник и блаженно улыбаясь, - Я, когда приеду домой, в город Светлоград даже, первым делом я куплю полторашку домашнего коровьего молочка. И ещё поллитровую баночку сметанки... И сливки чтоб были в молоке сверху. Вот, я прям буду пить молоко и запивать его печеньками...
   - Запивать молоко печеньками? - смеюсь я.
   - Дааа, - протягивает Наташа.
   - Ты печеньки будешь молоком запивать, или у тебя какие-то особенные, жидкие печеньки? - Эхо чуть приподнимается и смотрит удивлённо на Наташу.
   - Вот, - продолжает Наташа, не обращая внимания на подколы, - а потом я зайду в кулинарию местную нашу, там есть торт "Петровчанка"... Это Алексей заразил меня идеей торта. Там короче сверху масляные розочки всякие разные, и он "Птичье молоко" наполовину. Вот, с кремушком и разноцветными красками. Это конечно не домашнее, но между прочим, в городе Светлограде это очень даже вкусно делают. Вот...
   - Так ты что, ты же через Ставрополь поедешь, давай в "Шоколадницу" заедем, "Наполеон" тебе домашний купим, - говорит Эхо.
   - "Наполеон" я сама могу спечь, - говорит Наташа.
   - Мм, тогда я в Светлоград приеду, если ты испекёшь, - Эхо всегда интересуется любым самостоятельным изготовлением чего-то. Например, он сам печёт хлеб.
   - Я могу, это единственный, наверное, торт, который я готовлю.
   - Давай, давай. Всё, что нужно, купим, и пеки. Я приеду. Всем семейством будем есть торт "Наполеон".
   Наташа смеётся. С тех пор Эхо всё время припоминает Наташе этот "Наполеон", они обсуждают размер, ингредиенты. Хорошо им, почти в одном городе живут, могут тортами обмениваться... Вот так, обсудив все гастрономические пристрастия друг друга, мы начинаем постепенно проваливаться в сон...В тесноте, но тепле и настоящем уюте.
   Озеро Коолен
  16 августа
   5 утра. Встаю дежурить. Лёха уже вылез, разводит костёр. Небо ясное, открылись вершины сопок на другом берегу - на них лежит снег. Ветра почти нет. Погодите-ка... Что? Ветра почти нет? Так бывает вообще? Небо низкое, серое, мазками. Облака как кистью нанесены на небо, где-то кляксой, где-то ровно, где-то растушеваны. Где-то тона плавно переходят один в другой. Это целая картина на полотне неба, тихая и неподвижная, только меняющая тона, незаметно глазу плывущая над недвижимыми сопками, спокойно отдыхающими от ветра, как бугристое одеяло на поверхности земли.
   Величественная река Кооленвеем течет медленно и неспешно, слегка рябит. Из палатки вылезает заспанная Масяня, и сразу же с удочкой направляется к реке. Изредка плещется рыба, но поймать её здесь не удалось. Костёр разводим на щепках. Готовим ролтон с вчерашней китятиной. Вы только вдумайтесь! Растворимый ролтон с настоящей китятиной! И даже немного чая. Когда завтрак готов, будим остальных, собираем миски и разносим еду. Все начинают медленно выползать из палаток, как будто не веря, что здесь может не быть ветра. Завтракают без спешки. Люди здесь что-то инородное, нереальное, из другого мира. А в этом мире спокойные, сонные сопки, размазанное небо, заброшенный домик на другом берегу. Тихо. Иногда кричит чайка и летит низко-низко, парит над рекой. Какое же это счастье, когда ветер не сбивает с ног! Когда можно спокойно что-то делать, даже класть вещи на землю, не опасаясь, что их сдует! И небо... Оно тёмное и тяжелое, оно нависает... Едва колышится белая пушица на болоте. Горит сено с мусором. Кое-где над вершинами снежных рябых сопок светлее, даже кажется, что выглядывает солнце. А над нами темно-серая туча. Говорили, что северяк прекратится в среду. Сегодня среда, вроде... Не врут местные прогнозы. Все неспешно собираются, нет обычной ветряной гонки. А я сейчас пойду мыть котел. Нам повезло с дежурством - был костер, не было настолько холодно и дождливо - можно было сидеть на улице, был кит и на ужин, и на завтрак. Когда ещё ролтон с китом поешь! Пора собираться. Вот всё и собрано, и можно спокойно сесть на рюкзак и писать. Где-то над сопкой показалось голубое пятнышко. Постепенно оно становится всё больше и больше, ярко-голубое среди серого. Мазки облаков постепенно расплываются, и вот до ребристой и чуть заснеженной сопки дотрагивается солнце, и все больше и больше ярко-голубых оттенков появляется на небесном полотне, всё дальше уплывает серость, уплывает в ночь, во вчерашний день. И теперь уже полотно ярко-голубое, с серыми мазками, а вершины сопок светятся яркой белизной. Встаём все на общую фотографию, и перед нами вдруг закружили комары. "Пора пить за ветер! - говорит Шалим, очень уж он не любит комаров и другую мошку, - Вчера за ветер недостаточно видимо пили!" И пока мы доходим до палаток, ветер начинает разгоняться. Но обычный ветер, не северяк. Оказалось, что никакой брод переходить сегодня не надо, и не то что сегодня, нам вообще не надо на тот берег. Вчера ребята проверяли дно и хотели перебраться туда, просто чтобы посмотреть, что за домик, и набрать там дров.
   Мы собираем рюкзаки, сворачиваем палатки и идём по берегу. Идти не очень тяжело, по песку и камням даже довольно легко, хоть и снова однообразно. Подвёрнутая на кочкЕ нога всё ещё болит, она опухла, и кажется, стала болеть сильнее. Брала у Масяньки обезболивающую мазь утром, но что-то толку от неё нет. Иду я, пою в голос по совету Наташи. Пою песню "Воин вереска". Заела у меня эта песня, не могу отделаться. "Над болотом туман, волчий вой заметает следы... Я бы думал, что пьян, так испил лишь студёной воды... Из кувшина, что ты мне подала, провожая в дорогу... Из которой я никогда не вернусь, жди - не жди, никогда не вернусь..." Иду, пою по много раз всю песню от начала до конца, и думаю, какая же широкая река, хрен бы мы её здесь переплыли. А оказалось, это уже не река, а само озеро Коолен. Я думала, до него идти еще далеко. А оказывается, вот оно. Озеро Коолен, кстати, известно археологическими находками - в его районе обнаружена древняя стоянка охотников, возрастом более 6000 лет. А само название переводится с чукотского как "провал, глубокая пропасть", и такое название дали ему не зря - наибольшая глубина составляет 100 м.
   - Да по всем раскладам, таких ветров уже не должно быть недели две, - говорит Масяня, когда все останавливаются на привал на песчаном берегу - потому что не могут два фронта таких подряд идти, они бы уже тогда наслоились и еще хуже было бы.
   Ветер вдруг дует сильнее и холоднее.
   - Так, кто там за ветер пил? - спрашивает Анжела сердито, кутаясь в куртку и натягивая шапку.
   - Да пусть лучше ветер, чем мошка в глаза лезет, - говорит Шалим.
   - Ветер палаткам дуги поломает, - Эхо вспоминает нашу первую ветренную ночевку с печальными последствиями, - мы тогда к вам ночевать придём, раз вы за ветер пить любители.
   На противоположном берегу озера - сопки, как будто украшенные гравировкой, которую выцарапывают на моржовых клыках. Шалим узнаёт знакомые очертания из фильма "Территория", который снимался здесь. А на ветру все равно становится прохладно, хоть и не сносит. Ох, какой хороший привал у нас получился на обед! Ветра почти нет, солнце иногда выглядывает, нашли сухие ветки. Костер, жареные грибы с сушеной суповой картошкой, чай. Масяня жарит сало, я замешиваю тесто и пеку лепешку, потом еще одну. Скидываю комбинезон, дождевик, немного просушиваюсь на костре да солнышке, сижу в одних лосинах. Так холодно конечно сидеть, но у костра терпимо. Но ради сухости можно и потерпеть! Какой же это кайф наконец-то скинуть одежду и просушиться! Просушиться! Многие лезут купаться в холодное озеро, но я дежурю и в это время замешиваю тесто, хотя лезть в воду как-то не особо хочется в любом случае. Наконец-то я наелась. Все уже считают меня троглодитом, говорят, у меня первое место по обжорству, и я могу составить в этом конкуренцию даже самой Масяне. И правда, едим мы здесь очень много, но всё равно постоянно хочется есть. Особенно сладкого, которого у нас нет... Еще я собираю ягель в коробочку, его тут много разных видов. Я даже могу положить коробочку на землю, и она довольно сухая, и ветром не сносит! Вот радости-то!
   Весь день идём вдоль озера. Особо болот нет, идём по земле, песку, гальке. Когда берег скалистый и непроходимый, идём прямо по воде или по большим камням у воды. В болотниках такие большие камни - это смерть ногам, моя подвернутая на кочке нога начинает болеть ещё сильнее, и единственное, что я могу сделать - это стараться не обращать на неё внимание. В итоге мне надоедает лазить по этим камням, и я иду по озеру прямо по воде, глубже чем по середину бедра там у берега все равно нет. Медленнее, зато ноги целее.
   Мы встаём лагерем на краю озера, у реки Эндойгуем. И снова начинается пир. Направо пойдешь - поле голубики и шикши. Налево пойдешь - целые поля морошки. Это рай! Когда можно просто сесть и есть морошку, и не надо никуда бежать и догонять, и не надо торопиться. Я наконец-то объедаюсь морошки так, что язык болит. И она здесь везде! Если бы ещё не было так холодно... Я мёрзну даже в пуховике.
   И на этой стоянке есть костёр, а значит, неповторимый уют бродяжьей жизни. Стоит разжечь костёр, очаг, и это место становится для нас настоящим домом, хоть на одну ночь. Ты можешь отходить от лагеря, например, пособирать ягод, грибов или цветов, или пофотографировать, или поставить экран для рыбы, и всё равно издалека видишь этот костёр, и знаешь, что там - дом, тепло и уют. И стремишься вернуться туда. И тогда, когда горит костёр, ты ощущаешь, что твой дом - он везде, где ты можешь разжечь огонь. Он по всему миру.
   Наевшись досыта морошки и промёрзнув насквозь, я возвращаюсь к костру. Юля и Ваня дежурят и готовят ужин, Анжела пишет в дневнике. Подходит Эхо, держа в руках красивые крупные подберёзовики, Масяня тем временем свои подберёзовики уже нанизывает на шампур, не моя, не очищая - чище, чем здесь, вряд ли можно придумать.
   - Тут и других грибов много, - говорит Масяня, - Но другие не брали, подберезовики вкуснее.
   - А я что-то пошел, - говорит Эхо, - и долго собирал, минут пятнадцать целых. Бывали места, где и больше грибов было. Или пошёл я не в ту сторону..
   Если бы ещё не так холодно было! Ветер не такой сильный, но очень холодно. На мне флиска-свитер, флиска-виндстоппер, пуховка и дождевик. Лосины и камуфляжные штаны. Двое носков, одни из которых теплые, флисовые. При этом даже долго ягоду не пособираешь, просто потому что холодно. Но и в палатке сидеть не будешь - есть тёплый костёр, да и место слишком красивое... Озеро, широченное, из него плавно вырастают холмы, как спины китов вздымаются из океана. Кое-где еще заметны островки солнца. Закатные облака сползаются, закрывая голубое небо, окаймленное яркой светящейся персиковой ватой, переливающейся в серо-сиреневый дым, убаюкивающий землю перед ночью. И кое-где на озере еще отражается на ряби розовый цвет.
   -Есть у кого перчатка целая? - спрашивает Эхо, собираясь залезть руками в костер, - А то я же три пальца обрезал.
   -Зачем? - ухмыляется Шухер.
   - Так как Шалим, чтобы морошку есть, - отвечает Эхо, снимая с противня блин.
   - Так мы же специально всю морошку выедали, чтобы девчонки в болотах не потопли, - говорит Шалим. Действительно, однажды, когда мы с девчонками сильно отстали из-за того, что застряли на морошке, и сказали потом, что "провалились в болото", теперь застревание на морошковых полях называлось "провалиться в болото". А обрезать кончики большого и указательного пальцев на перчатках - действительно разумная идея - когда нагибаешься за морошкой на ходу, и нет времени снять перчатки, спелая морошка давится, пачкая их, и так и не соскальзывая со стебелька.
   Масяня с Наташей идут проверять экраны, которые поставили на озере. Остальные у костра. Здесь теплее, и как редко получается так посидеть, хоть и на холоде, а не ставить за три минуты палатку, рискуя, что ее разломает ветер, и быстро залезать в спальник, безуспешно пытаясь согреться, а палатка тем временем ходит ходуном. Как же хорошо сейчас! Можно сидеть на улице, и ничего не улетает. Противень Юля мажет салом, первый блин пригорает. Но всё равно вкусный получается. Да и какая разница, пригорел или нет, если впереди ждёт целая банка сгущенки к этим блинам! Каждому достанется по целой ложке, наверное. Причём эту сгущенку Шухер нашел в одном из заброшенных домиков в Старом Дежнёво, и, никому об этом не сказав, приберег на потом. Всегда поражалась умению этого человека экономить еду. Например, он может пронести через весь поход какую-то вкусняшку, скажем, сало, или солёную рыбу, и беречь её, отрезая иногда по маленькому кусочку, на закуску. И понятно, что хочется съесть всё сразу, но нет, он отрежет кусочек, и бережливо завернёт всё остальное в бумажку и уберёт подальше. Я же, если и беру неучтенку, у меня всё уходит очень быстро - батончики-мюсли разошлись буквально за первые несколько дней. Не умею я экономить.
   - Ну что, Масянька? - спрашивает Шалим, когда девчонки возвращаются с реки.
   - Экраны пустые на реке, - говорит Масяня, - на озеро поставили, но там ничего не плещется.
   - Замечательный день... - говорит Шухер.
   - Жрать как охота... - вздыхает Эхо.
   - Ты что, не наелся? - спрашивает Наташа.
   - Да ещё сгущенка же сегодня, - говорит Ваня, - Надо чай поставить. Так, кто чай ещё хочет? Потом без сахара будет.
   Сахара остаётся мало, сахар мы экономим. При том, что в обычных горных походах сахар даже остается, и его увозят в город. Здесь же все пьют чай с сахаром, чтобы хоть как-то возместить недостаток сладкого. Я осматриваю лагерь. Вокруг палаток растяжки на треккинговых палках, на них сушатся носки и сапоги. Сушатся... Это значит, что есть шанс завтра хотя бы поначалу идти в сухом. Жарятся блинчики. Ярко-розовые облака превращаются в серые...
   - Пиши-пиши, записала? - я отрываюсь от созерцания, - "Неполучившийся блинчик забрал Эхо".
   Смотрю на него голодными глазами, а он: "Пиши-пиши, а то муза уйдёт". Но всё-таки даёт кусочек горелого блина.
   -А сколько времени? - спрашивает Наташа.
   - Без десяти восемь, - отвечает Шухер.
   - Много уже, спать пора...
   - Да торопиться некуда, - говорит Шухер, - самое болото уже прошли. Завтра надо перевал, но он 150 метров. Ну и брод, непонятно что там, но там уже ночевка будет. Я помню самый маленький мой перевал, шли по лесу на Урале, шли-шли, а вечером руковод говорит: "Выпьем за перевал". А где перевал-то был? И не заметили. А на нашем перевале даже и турика наверняка нет, но мы поставим.
   Тем временем готов ещё один блинчик, и все налетают на него.
   - Ребят, ну блинчики походные, извините, - говорит Юля.
   - Да отличные блинчики! - говорю я, радуясь наконец-то чему-то сладкому.
   - Блинчики суперские, - поддерживает Наташа.
   - Вот они, сидят два проглота... - ворчит Эхо, - А гляньте, какие облака красивые, вон озеро всё розовое... Кстати, а почему чай иногда со звуком кипит? Я слышал, это к перемене погоды, с давлением связано. Просто может еще кто-то какие-то объяснения знает.
   - Идем замечательно, - говорит Шухер, - четко по графику. При желании можно и перегнать. Ну ладно, спокойной ночи, мою сгущенку Анжеле.
   - Да мы можем залив и за один день пройти, - говорит Лёша.
   - Ага, - говорит Шалим, - можем пройти и сдохнуть.
   Я всё конспектирую, а блины всё пекутся, тесто никак не закончится, зато у меня уже закончились все ручки, и я иду за карандашом, хорошо взяла на такой случай! Пока ищу в рюкзаке карандаш, тем временем уже и блины готовы. И вот, как на большом детском празднике, Юля стоит посередине, все похватали свои миски и тянут их Юле. Получилось всем по два блина. А сгущенку Юля разливает всем сама, а то у всех ложки разные - нечестно получится. И вот, все едят блины... Слышатся возгласы: "Дежурные, вы божественны, отдежурили что надо, блины в походе!" "Да... Вы прекрасны!", "Ну, за дежурных!" Все сытые, довольные, у Лёхи появилась энергия, и он тащит к костру новое бревно. Но время уже позднее, и все потихоньку начинают собирать продукты.
   - Мишка небось охренел, - говорит Анжела, - грибы все собрали, ягоду объели...
   - Шутки-шутками, - говорит Эхо, оглядываясь, - а мы стоим на тропах. Человек такие не сделает. Так, у кого петарды?
   Постепенно расходимся, завтра еще идти, а уже начинает темнеть... Начинается дождь - прогоняет нас спать... Ночью дождь усиливается, и мы все трое что-то никак не можем уснуть. Наверное, слишком наелись и чаю напились... Слишком уж хороший день сегодня был, и так не хочется его отпускать.
  Река Эндойгуем, перевал Рычвыторан
   17 августа
   Подъем был резкий, от крика Юли "Готовьте миски, а то остынет!". Я никак не могу вставить линзы. Наташа вылезает из палатки и возвращается с нашими мисками, в которые Юля положила картофельного пюре.
   - Кто вылезет из палатки, тому бонус от дежурных! - кричит Юля на весь лагерь.
   - Ксю, вылезай, там ложку сгущенки дают, в рот или в какао... - говорит Наташа, залезая в палатку.
   Проклятые линзы! Никак не поддаются. Вылезаю в конце концов. На улице тихо, ни дождя, ни ветра. На завтрак пюре с куском паштета и ветчины, какао, ложка сгущенки. Пасмурно, снежных сопок не видно, но зато тихо - Масяня идёт рыбачить. Я стараюсь побыстрее собраться, чтобы поесть морошки. Вчера я ее съела столько, что наконец дошла до стадии "не хочу морошку". И сейчас надо закрепить ощущение сытости, чтобы сегодня не было соблазна останавливаться на морошку, и можно было идти быстрее. Все собрались, ждем Масяню с рыбалки, Наташа собирает ягоды. Меня начинают атаковать комары. В ушах не прекращается жужжание. Сегодня у нас планируются перевал и брод.
   - А прикольно на байдарке было бы, - говорит Шалим, сидя на своём собранном рюкзаке и смотря на озеро и впадающую в него реку Эндойгуем.
   - Что, тишина, Масянька? - спрашивает Шухер возвращающуюся с рыбалки нашу главную рыбачку.
   - Хариус ходит, - отвечает Масяня, - но не идёт.
   Наташа подходит ко мне с горстью морошки, голубики и шикши: "На, бери". Лёха скручивает экраны. Я заточила карандаш ножом. Что-то в этом есть очень особенное! Буду теперь всегда писать карандашом и точить его ножом.
   Мы идём вверх по реке Эндойгуем, единственной реке, которая впадает в большое озеро Коолен. Идем то по зарослям карликовой ивы, то по руслу реки, свистим от медведей. На одном из привалов Юля раздает неучтенный изюм. Юля - тот ещё хомяк, у Шухера небось научилась. Всегда у нее что-то вкусненькое припасено: то конфеты, то лишняя сгущенка, вдруг из ниоткуда возникающая на завтраке, то изюм. Пейзаж поменялся, в узкой долине реки он стал больше похож на горный, хотя сопки здесь совсем невысокие. Болота попадаются только довольно сухие и твердые, а в основном здесь непроходимые заросли карликовых деревьев, которые проще обойти по воде, чем продираться сквозь них.
   - Сегодня третий день, день связи. Надо не забыть отзвониться, - говорит Шухер, когда мы останавливаемся на очередном привале, - А то что, зря спутниковый телефон брали?
   - А нам куда, Вов? - спрашивает Масяня, - На сопку полезем?
   - По реке, - отвечает Шухер, - чем уже река, тем ближе мы к перевалу. А если лезть сюда на сопку, мы кольцо фигарим, плюс там нет воды. Прямо по реке пойдем, понятнее будет.
   Шухер дергает за лямку моего комбинезона, он не отпрыгивает.
   - Чё, не резина, что ли? Давай за солнышко, Натаха, - он протягивает Наташе зелёную кружку.
   - Вот пропеллер сюда надо, честно, - подхватывает Шалим. Он все время хочет прикрутить к Наташиному комбинезону пропеллер, ну или хотя бы нарисовать. Её и так уже Карлсоном начали называть...
   - Ну что там, три часа ещё до обеда? - спрашивает Наташа.
   - А ты только после обеда пьешь? - говорит Шухер.
   - А что на ужин? - спрашивает Масяня, - костер будет?
   - Да хрен его знает, - отвечает Шухер
   - Да если по реке идем, то дрова должны быть, - говорит Лёша.
   - Ну так если будут, - говорит Шухер, - то и первое, и второе, может ещё рыба будет. Сгущенка как, нормальная была? Я ж её на Дежнёва еще зашакалил. На два года просроченная. Никогда еще не видел просроченной сгущенки. Хотя я на срок годности смотрю обычно.
   - Да не, в магазине обычно не на два года, ну на два месяца просроченная бывает, - говорит Эхо.
   - Ну вот а мясо это, - говорит Шухер, - разгрузила нас Змея... Двенадцать килограмм мяса было, стало три. В четыре раза усушила, получается.
   - И оно вкусное, - поддерживает Эхо.
   - Да, и в суп, и под пиво. И специй не пожалела. Даже суп солить не надо...
   Чуть-чуть посидели, и снова идём вверх по реке, едва заметно набирая высоту, то продираясь сквозь заросли карликовых деревьев, в этой местности выросших практически с человеческий рост, то шлёпая сапогами по каменистому руслу реки. Сегодня у нас практически весь день мелкая река, с одного берега на другой по ней постоянно переходим, иногда по камням идем, иногда по суше. Жизни мешают только заросли карликовой ивы, она стелется по земле и переплетается ветвями и корнями, идти по ней совершенно невозможно - проще прямо по руслу реки, вверх по реке, по ущелью между сопками.
   Со временем деревьев становится всё меньше, и в ущелье начинают преобладать каменные насыпи - почти как в горах. Остаётся всего метров двадцать до очередного привала, мы лезем по огромным камням, они шатаются под ногами, и ноги в сапогах постоянно подворачиваются, и вот Наташа падает прямо лицом в камни, а рюкзак сверху неё. Я подбегаю к ней, следом остальные девчонки. "Дайте бутылку" - говорит она, берёт бутылку и прикладывает ко лбу. Снимаем рюкзак, помогаем перевернуться - у нее на бандане кровь.
   - Только мужикам не говорите, - просит Наташа.
   - Ты чего там, Гномик? - подходит Шухер, - А, это потому что ты утром не выпила.
   Шухер берёт Наташин рюкзак, и мы все вместе подходим к остальным.
   - Да нормально всё будет, ничего страшного, - говорит Масяня, снимая Наташин баф и смывая кровь, затем обрабатывает рану йодом и залепляет пластырем.
  - Только не забудьте, все салфетки, всю кровь сразу в реку, - говорит Шухер. Всё выбрасываем, а Юля смывает с комбинезона накапавшую кровь. Медведь мог почувствовать запах крови и прийти проверить, откуда... Ну и полакомиться заодно. Поэтому любые следы крови обязательно надо смывать.
   - Прикольно, - говорит Шухер, - большая будет шишка? А я как раз на обеде собирался портреты для отчета делать.
   - Что, фильм ужасов тут у вас? - смеется Эхо, - Кровь и тьма окутала Белоснежку...
   - Конечно, - говорит Юля, - Есть хочется, силы покидают.
   - Видишь, Гномик, - смеется Шухер, - даже твоё падение не приблизило обед.
   Выглядывает солнце.
   - Воот, - говорит Шухер, - правильно за солнышко выпили.
   - Вы что, религию поменяли? - удивленно спрашивает Анжела, - Ветер на солнышко? Вы же тут всё за ветер пили?
   - О чем хоть думала, Борисовна? - Эхо поворачивается к Наташе, - О пирогах небось?
   - Неет, - отвечает Наташа, - Я о вас думала - вот они, близко, привал сейчас будет. Это только ты, Эхо, всё о пирогах думаешь...
   - Не о пирогах, а о торте "Наполеон", - возражает Эхо.
   - Ксюха, а ты была с нами в том ресторанчике во Владикавказе...? - спрашивает Шухер.
   Это типичный момент, когда вся группа погружается в гастрономические мечтания и воспоминания. В этот раз вспоминаем в основном Северную Осетию, где все из нас бывали, какие там осетинские пироги в одном ресторанчике принесли, какая там была яичница с беконом... Как однажды из-за того, что водитель машины, забирая нас с гор, повез нас туда, где "самые лучшие осетинские пироги", я опоздала на самолет в Москву... Вот странно, вроде едим хорошо и много, а всё равно постоянно пускаемся в такие гастрономические мечтания...
   Вскоре, совсем не заметив подъема, мы подходим к перевалу Рычвыторан. Перевалом его можно назвать весьма условно. Мы привыкли называть перевалом определяющие препятствия в горном походе, куда надо лезть по камням, по снегу, по льду, иногда даже вешать веревки... Здесь же это просто холмик. То, что это перевал, возможно опознать только по навигатору и карте. Но как в одном из основных пунктов нашего маршрута, мы делаем общую фотографию с флагом "Ратибора", нашего клуба. Для горного туризма, которым мы в основном занимаемся, такой перевал вообще бы не считался. Мне всегда обидно, что даже название нашего спорта "горный туризм", в отличие от альпинизма, воспринимается людьми как "погулять по горам". А тем временем мы лезем с тяжеленными рюкзаками на сложнейшие перевалы, порой по льду и снегу, в кошках, навешивая веревки, и при этом проходим огромные расстояния, за один поход забираясь на несколько перевалов и вершин, в то время как альпинисты, как правило, ставят лагеря, акклиматизируются и тренируются на той же горе, на которую планируют восхождение. Сейчас же мы идём маршрут по пешему туризму. "Пеший туризм" - звучит как-то легко и совсем несерьезно, как будто прогулялся по лесочку, палаточку поставил, костерок развел, и сидишь, песни под гитару поешь. А теперь вспомните, о чем я уже писала - огромные расстояния по болотам, кочке, северный ветер, медведи, броды - вот это настоящий пеший туризм. И теперь, после похода по тундре, я сомневаюсь, что сложнее - горный туризм или пеший... И уж точно никогда не скажу, что пеший туризм - это легко.
   Но вернемся на перевал Рычвыторан. Мы стоим на перевале, фотографируемся, а неподалеку стоит очередной заброшенный деревянный домик. Интересно, кто их понастроил здесь? Наверное, здесь жили летом рыбаки, потому что оленеводов здесь нет - а кому еще он мог принадлежать? А вот впереди показался мишка.
   - Гномы, сюда! - кричит Шухер Масяне и Анжеле, которые идут чуть позади.
   Все сразу встают в кучу, свистят, кричат, и мишка бежит прочь вверх по сопке. Пускаем ракетницу для подстраховки. Эхо идёт и разбрасывает петарды. Мишка убегает со всех ног - неудивительно, такая шумная компания кого хочешь распугает, нам и ружьё для этого не нужно. Потом низко-низко пролетают два журавля, вытянув тонкие шеи.
   - А вы заметили, что уже второй раз, когда мы встречаемся с медведем, по небу два журавля летят? - говорит Эхо, - Когда из Инчоуна выходили, также было. Они что, в связке работают?
   Дальше мы идём вниз по реке Куймытаваам. Через какое-то время начинается довольно сильный дождь. А дождевика на рюкзак у меня нет - улетел еще на второй день. Так как важнее не промочить рюкзак, чем не промокнуть самой, я снимаю с себя хороший плащ-дождевик и натягиваю его на рюкзак, а сама надеваю тонкий дождевичок-ветровку. Идём сейчас в сторону залива Лаврентия, дождь всё не прекращается. Впереди брод, по идее самый жесткий, ожидается пять разливов реки. Под дождем особенно, иду и думаю - только бы не с веревкой, уж лучше плыть... Так и идём - холмы, серое небо и дождь, и мокрые камни под ногами. Когда переходим одну из многочисленных маленьких речушек с поросшими карликовой осиной берегами, мой дождевик на рюкзаке зацепляется за какую-то ветку и рвётся, я перевязываю его и надеюсь, что он дотянет до лагеря, чтобы там зашить. Потянутая нога болит при каждом шаге и без шагов, и начинает реально напрягать... Юля идет рядом, поёт. Мы с ней поравнялись.
   - Хочешь, тебя развлеку? - говорит она, - Представь, что мужики специально нас куда-то заводят, а там бункер, это секретная операция.
   - Ага, - подхватываю я, смеясь, - и нас специально отобрали, и вообще ведут в Шамбалу. Которая не в Гималаях, а здесь.
   - Но там обязательно есть бункеры и спецагенты... - продолжает Юля.
   И всё, начинается бредовый полёт фантазии. Чего только не придумаешь, чтобы развлечься. Потом к нам подходит Наташа, и мы представляем, как пойдем гулять вечером в Москве, перед отъездом Наташи и Эхо в Ставрополь. Наверное, в этом состоит одна из прелестей походов - ты начинаешь воспринимать город не как место, откуда хочется сбежать, а как место, куда хочется вернуться. Но я уже представляю, как тяжело будет уехать с Чукотки, и как будет тянуть вернуться сюда, несмотря ни на что.
   Но это всё ещё не скоро. А пока мы идём среди сопок, и вечером нам предстоит брод с пятью разливами реки. Мы идём примерно в том направлении, где из-за бугров показываются время от времени наши ребята. И как всегда на Чукотке, постепенно и медленно, по правую руку растекается огромная широченная река, наверное, и глубокая... А когда заходим за очередную сопку, перед нами открывается большая вода. Я в шоке.
   - Интересно, это они вот ЭТО вброд собрались переходить?
   Оказалось, это уже собственно залив Лаврентия, и конечно же, никто не собирается пытаться перейти его вброд. В широкий залив впадает множество речушек, целое поле рек, именно их и надо сегодня перейти. Льёт дождь и дует сильный ветер. Как раз погода для брода. В этом особенный "шик" - переходить реку под дождем. Наверное, чтобы не бояться намокнуть и промочить вещи - всё и так по-любому будет мокрое. Подходя к заливу, мы видим, как ребята, сидевшие на рюкзаках, дожидаются, пока мы увидим, куда они идут, встают и идут резко направо и заворачивают за холм. Когда мы добираемся туда же, внизу открывается невероятной красоты зрелище - широкая долина реки, целое речное поле, множество разливов, речушек, рукавов, заливов. А на противоположном берегу - заветная поляна, на которой планируется сегодняшняя ночевка. Переходить такую реку мягко говоря волнительно. Когда мы спускаемся с холма, там растут маленькие фиолетовые цветы, которые я до сих пор не видела. Так хочется остановиться и набрать их, но сейчас не до цветов. Гораздо важнее поскорее узнать, что там за брод, и перейти эту реку...
   Все разбрелись по разливу как муравьи, в поиске неглубоких мест. Это хорошо - раз не собираются все вместе, не переодеваются и не перепаковываются, значит неглубоких мест много. Вот так, рукав за рукавом, мы её и переходим. Проверяешь палками дно, чтобы не было сюрпризов, и идешь. Только как всегда, у последнего рукава, Шухер говорит без него девочкам не переходить, там глубоковато и течение. Он показывает самое мелкое место, сам идёт первый, проверяя дно, за ним Наташа, как самая низкая, потом я и Юля. В резиновых комбинезонах мы переходим вообще без проблем, а чтобы не намочить рюкзак, я иду, наклонившись вперед и таким образом поднимая его над водой. Когда переходишь в таком комбинезоне довольно глубокие места, ощущение очень забавное - из-за течения и из-за того, что большая поверхность комбинезона оказывается под водой, он как будто всасывается в тело, прирастает и становится очень тяжелым. При этом внутрь вода не попадает. Масяня и Анжела переходят с Шухером следующим заходом, Анжела совсем не хочет промочиться, комбинезона у нее нет, только сапоги, и она решила снять штаны и переходить в одних сапогах. Ну что, тоже вариант! А Лёша тем временем поднялся чуть выше по реке и нашел еще более мелкую и комфортную переправу. Нам в очередной раз повезло. Я не устаю удивляться: как нам может постоянно так везти? Должен же быть в этом какой-то подвох?
   Все перебрались успешно, но дождь становится всё сильнее, и лагерь ставим по дождю. Когда наша палатка поставлена, Эхо и Наташа сразу идут в палатку к Шухеру, а я остаюсь неспешно "вить гнездо", переодеваться в сухое и приводить себя в порядок. Пишу немного в дневнике про сегодняшний день, но мне это быстро надоедает, и я тоже перебираюсь в соседнюю палатку Шухера, где собралась уже вся группа - десять человек в четырехместной палатке... Но нам не привыкать к таким развлечениям, например, в мае того же года в Грузии мы жили в трехместной палатке впятером, а бывало и больше человек умещалось. На улице дождь, дежурные Масяня и Шалим готовят ужин прямо в тамбуре палатки. Мы сидим скрюченные, в пазле переплетенных ног, смеёмся, вспоминаем разные походы, "запускаем зеленую кружку" традиционно "за солнышко". Такой обычный вечер в дождливую погоду, после не особо сложного дня, когда все не устали настолько, чтобы сразу разбредаться по своим палаткам и спать. Мы одни на многие километры вокруг, в тундре, на берегу залива. Мы сидим в тесной, но уже прогретой палатке, а за ее стенами поливает дождь...
   И вдруг голос, от которого все аж подпрыгивают: "Есть кто живой?" Все резко замолчали.
   - Все живые здесь, а что хотели? - отвечает Шухер.
   - Почему вчера на связь не вышли? - строго спрашивает голос.
   В общем, бравые чукотские милиционеры (не спасатели, а именно сотрудники милиции) пришли нас спасать.
   - Да мы пытались на связь выйти, ни на одном телефоне трубку не брали. Не смогли дозвониться, - начинает объяснять Шухер.
   - Группа в полном составе? Травмы есть? Обморожения? - продолжает спрашивать голос.
   - Да в порядке всё, все живы-здоровы... - отвечает Шухер, а мы поддакиваем.
   - Выходите поговорим, бумаги тут мне подпишете, - говорит голос, - и документы захватите.
   - Только мне надо, или всей группе? - спрашивает Шухер, пробираясь к выходу из палатки.
   - Только руководителю можно, - говорит голос, - остальным в Лаврентия.
   В общем, оказалось, что стоило нам один раз не выйти на связь, как нас объявили пропавшими без вести, и подняли на уши весь район. Ну а когда мы позже вернемся в Лаврентия, окажется, что мы - местные знаменитости, про "пропавших туристов" знают все, и нам при общении с местными даже представляться не надо будет. Они сразу будут говорить: "А, это вас искали..." Так что мы прибавили местным жителям проблем, а может и разнообразили своим появлением и пропажей равномерное течение их жизни.
   -Ну что, что??? - спрашивают все Шухера, когда он возвращается в палатку.
   - Да нормально всё. Пообщались, документы он проверил, а я объяснительную написал, почему мы не вышли на связь, и что мы все живы-здоровы, у нас всё в порядке, идем по графику, конфликтов в группе нет и претензий к местным властям тоже нет. Ну а когда в Лаврентия придем, нас всех ждут в отделении милиции.
   Милиционеры уходят прямо под дождем, отказавшись даже согреться и выпить чаю у нас. Надеюсь, весть о "пропавшей группе туристов" не разлетелась ещё за пределы Чукотки. А то мы же тут без связи и даже не можем сообщить на большую землю, что у нас всё в порядке. Постепенно дело идёт к ночи, и все с затекшими от сидения в такой куче руками и ногами начинают постепенно разбредаться по палаткам.
  
  
  
  Залив Лаврентия
  18 августа
   Какой хороший день сегодня! Мы идём вдоль залива. Сегодня самые красивые виды за весь поход, очень хочется это запечатлеть, но я как назло уже посадила аккумуляторы и на своем фотоаппарате, и уже и на Наташином. А видеокамера так и не заработала после купания в самом первом броде. Писать совсем не хочется, да и в первую половину дня всё же слишком ветрено и то и дело начинается дождь. В такую погоду на привале ежишься или валяешься на рюкзаке, чтобы хоть чуть-чуть отдохнуть и расслабить плечи. Кажется, к ветру и дождю я уже привыкла. Сегодня идём то по холмистому берегу, то по насыпи крупных камней, то срезаем изгибы залива по болоту. Когда идешь по мху, как будто по ковру, очень интересно рассматривать пятна ягеля, желтые, белые, красные, бежевые, переплетающиеся друг с другом в удивительные узоры, в прекрасную разноцветную картину, которой нет конца. Иногда попадаются сиреневые цветочки, которых я раньше не видела, но попадаются очень редко, и я позволяю себе остановиться и сорвать их. В какой-то момент откуда-то возникает тропа. По ней идти вообще легко, хоть иногда и скользко. Непонятно откуда возникнув, исчезает она тоже неожиданно - видимо, медвежья.
   На обеденном привале находим бочку, укрываемся за ней от ветра, набираем каких-то веток и жжём костер, запекая на нём лепешки. С этими кострами у бочек мы выглядим как настоящие нью-йоркские бомжи из американских фильмов. А по сути, мы и есть бомжи - места жительства у нас определённого нет, где палатку поставим, где приютят, там и живём. Так что это место жительства у нас хоть и неопределенное, но оно везде. Кстати, бочки, встречающиеся в тундре довольно часто, разбросаны здесь специально. Зимой, когда всё здесь покрывается снегом, местные жители прокладывают дороги-зимники между посёлками, но так как всё под снегом, ориентироваться совсем невозможно - и эти бочки как раз служат ориентиром, где проходит зимник.
   Ну а нам бочки служат хорошей защитой от ветра, когда мы разводим костёр. Когда лепёшки съедены и пора уже собираться дальше в путь, наши мальчики вдруг вспоминают, что они не суровые мужики, а мальчики, и начинают бросать в костер... что бы вы подумали? Использованные газовые баллоны... Вот веселья-то! Кинуть баллон и отбежать подальше, и ждать, когда взорвется. Надо было видеть их счастливые и полные азарта лица в этот момент! Ну а я вспоминаю, что я девочка, и отправляюсь поискать цветов по округе, но ничего интересного не нахожу. Только шикшу, которой я конечно подкрепляюсь. Интересные цветы здесь всегда попадаются случайно, причем на них натыкаешься в самый неудобный момент, когда ну очень неудобно останавливаться - или будешь тормозить группу, или место скользкое, топкое или находится на склоне. Но сегодняшний день достаточно простой по местности, и при этом очень красивый. На некоторых холмах даже останавливаемся для фотографий, а я даже нахожу пару тех самых фиолетовых цветов, которые не стала рвать перед вчерашним бродом. Ну а вечером мы переваливаем через очередной хребет и спускаемся к реке Озерная. А там рыба прям стоит целыми стаями, выпрыгивая из воды на мелких камнях. Ну и я перешла речку, брод там хоть и широкий, но совсем лёгкий, оборачиваюсь - Масяня уже с рыбиной в руках. И понеслась... Бегом с Эхо ставим палатку - чтобы уже был домик и не думать от нем больше, а девчонки и не доходят до поляны, так на том берегу и бросают рюкзаки, и айда в реку, ловить. А из меня рыбак так и не получился. Я и руками пробую, и ножом, никак. Ещё и Шухер скомандовал ловить только самок с икрой. Хожу я хожу по разливам, пробую и стоять на камне и ждать, пока мимо проплывет рыба, и выбирать самые мелкие места, где рыба практически ползет по камням, но мне так и не удается ничего поймать. Точнее, не удается поймать ни одной самки - самцов-то было бы ловить полегче, они крупнее и менее проворные, можно было бы прямо руками ловить. А самку пока различишь, она уже выскользнула. Но чтобы быть хоть как-то причастной к общему делу, присоединяюсь к Шухеру с Шалимом - они изобрели свою систему и гоняют друг другу рыбу, ловя на экран, а я отношу на берег. Эхо ловит сам, чуть поодаль, ножом. Потом мы с Наташей выжимаем икру (пока ребята несут нам очередную толстую самку, она начинает метать икру прям по дороге, и надо скорее все выжать), потом разрезаем рыб и потрошим, а Анжела их промывает. Мужики наловили в итоге 12-13 самок горбуши с икрой. Эхо никак не может остановиться, у него проснулся охотничий азарт. Тем временем Лёша ругается, что мы браконьерим. Это конечно правда, на экран во время нереста ловить запрещено. Но можно понять, если вылавливаешь огромные партии на продажу, а мы же ловим только себе поесть. Вскоре мы уже замерзаем держать руки все время в холодной воде, да и мужики успокаиваются, решая, что наловили достаточно - хватит и всем наесться, и засолить. Тем более Шухер мечтал поесть икру из миски ложкой, а до сих пор такого количества икры у нас еще не было. Ну и к тому же это по сути один из последних дней похода... В итоге получается очередной праздничный ужин: настоящая уха с поленом, жареные стейки красной рыбы, миска икры, засоленной Наташей способом "пятиминутка". Оставшуюся рыбу Наташа солит, заматывает бинтами, и каждый разбирает себе по штуке, чтобы повесить на рюкзак и ждать, пока засолится в пути.
   Предполагается, что это последняя ночь с костром, без цивилизации. Уже завтра мы должны прийти в Лаврентия. И вот, сегодня, за таким прекрасным ужином, у костра, пьют не традиционно "за солнышко", а начинают звучать тосты "за команду", слова благодарности друг другу, за то, что мы у друг друга такие есть, такие безумные и отважные, готовые на любые авантюры и никогда не бросающие в беде. Говорим "спасибо" Чукотке за то, что накормила и пропустила, так же, как обычно после горных походов благодарят гору, которая пропустила... Это один из самых грустных моментов каждого похода. Когда всё еще не закончилось, но завершение уже близко... Конечно, мы еще не дошли даже до Лаврентия, не говоря уже о том, чтобы выбраться отсюда окончательно. Но дорога домой уже маячит на горизонте. Потом начинаются обсуждения, как добираться назад, плыть или лететь, что будет надежнее... Обсуждения на пустом месте, потому что всё равно решить мы ничего не сможем, не только находясь здесь, на маршруте, но и даже в Лаврентия - в этом крае всё решает погода... Как и сейчас она напомнила о себе. Такие замечательные, тёплые посиделки у костра прерывает дождь - хорошего понемножку. Мы убираем сохнущие вещи и начинаем разбредаться по палаткам...
  
  Возвращение в Лаврентия
  19 августа.
   Сегодня планируется дойти до Лаврентия. Как правило, в такие дни все собираются быстрее и стараются идти быстрее - на горизонте маячит магазин, тепло, крыша, отдых. На сегодняшнем костре сжигают ненужные, испорченные вещи - чтобы дальше не тащить. Мне приходится сжечь порванный дождевик, который я не успела зашить, и он очень быстро превратился в лохмотья. Пару раз всего использовала, от дождя хорошо защищал, но пара веточек - и всё, нет дождевика. Утро начинается с живописного берега залива Лаврентия. Сначала мы идём по каменистому берегу, потом появляются скалы и огромные камни на берегу, передвигаться по которым довольно непросто. Сложность заключается в том, что сапоги на острые камни встают неустойчиво, в отличие от треккинговых ботинок, и сами камни тоже шевелятся, никогда не знаешь, какой из камней куда повернется под твоим весом. Я стараюсь идти чуть выше этих россыпей, Юля наоборот - по воде. В какой-то момент Юля падает. То ли оступается, то ли камень едет, но выглядит всё это эпично. Всё обходится ушибами, но на таких камнях можно очень круто разбиться. Сегодняшний день с утра был очень бодрый, но потом началось: мыс за мысом, мыс за мысом... И каждый нужно обходить, и вот идешь, и ждешь, что вот-вот за очередным мысом появятся вдалеке очертания посёлка... Но за каждым новым поворотом всего лишь очередная живописная бухточка, очередной мыс. И мы сворачиваем с залива и идём срезать по сопкам, иначе это может затянуться очень надолго. И теперь мысы сменяются сопками - холм за холмом, холм за холмом... То поднимаемся, то спускаемся по каменным насыпям, но хотя бы идём напрямую к посёлку, а не по всем изгибам залива. И по каменным грядам горным туристам все же идти проще и привычнее. А когда спускаемся с сопок, снова начинаются поля тундры, с морошкой, шикшей и голубикой. И вот, спускаясь с очередного холма, я вижу внизу реку - широкую и, видимо, глубокую... У меня ёкает. "Ну всё, - думаю, - как по сценарию. Последний день, никто не волнуется уже, все расслабились, и вот, нате вам, жесткая переправа". Но нет, это оказывается всего лишь один из рукавов залива, который можно просто обойти. А на одной из сопок отличилась Наташа - она вдруг видит что-то большое и серое (меня), думает, что это медведь и пускается наутек на вершину сопки, в то время как остальные забирают правее. А они все время видели Наташу позади, а тут нет её. А она тем временем от "медведя" убегает. В итоге Наташа делает небольшой крюк, но до ребят-таки доходит.
   Обед сегодняшний никак не сравнится с пирами прошлых дней - стандартный перекус салом, сыром и колбасой на ветру и холоде, на берегу какой-то речушки. Но костер сегодня бы все равно никто разводить не стал - все торопятся дойти до Лаврентия. В середине дня появляются сомнения, что мы дойдем сегодня. Расстояние-то небольшое, но как петлять вдоль берега, так и скакать вверх-вниз по сопкам - все это сильно замедляет наше передвижение. И на каждом привале мы считаем километры и гадаем, дойдем - не дойдем сегодня. В конце концов мы выходим на заболоченную колею, которая явно ведёт в Лаврентия, постепенно набирая высоту. Сначала это прибавляет бодрости и уверенности, что все-таки сегодня мы будем спать в тепле, но колея всё не кончается, она просто бесконечная! Пейзаж вокруг тоже не меняется - слева виднеется залив, а справа, впереди и сзади просто тундра. Колея набирает высоту очень плавно, и идти по ней мучительно нудно - гораздо проще залезть на крутую сопку. Это странное ощущение - ты идёшь, но при этом как будто остаёшься на месте, не движешься. Пытаюсь отвлечься традиционными методами - песнями, мечтами о сгущенке, но снова накатывает это ужасное чувство, когда тебе просто трудно поднимать ноги от земли и переставлять их, особенно когда эта земля - булькающее под ногами бесконечное болото. При этом картина, все краски вокруг нереально красивы. Снова весь мир напоследок разделяется на колышущиеся волны тундрового моря и фантастическое темное низкое тяжелое полотно, разрисованное огромными неаккуратными мазками. Именно такую тундру я увидела впервые, когда мы ждали вылета в Угольных Копях и во главе с Артёмом поднимались на сопку. Тогда я впервые увидела это море колышущейся, стелящейся травы... И сейчас я понимаю, что осталось всего немного тундры на нашем пути, и очень скоро я буду готова отдать что угодно, лишь бы вернуться, и пытаюсь насмотреться ей, впитать как можно больше, сохранить эту картинку в памяти. И она сохраняется. Только в этот момент, как бы тяжело ни было, как бы ни хотелось сгущенки и теплой, сухой ночевки, я больше всего хочу, чтобы мы не успели дойти сегодня до Лаврентия. Чтобы ещё раз заночевали по-походному...
   Я не успеваю опомниться, как колея забирает резко вверх, а на вершине следующего холма показываются строительные машины, и колея обрывается. Ребята, идущие впереди, еле ползут по колее, а потом резко начинают идти быстрее. Когда я добираюсь до места, где начинается нормальная твёрдая дорога, и наступаю на неё, мой темп мгновенно увеличивается, наверное, втрое. Какое же счастье идти по ровной дороге! Никуда не проваливаясь, не хлюпая, не подворачивая ноги! По ровной дороге! Только тот, кто дни напролет ходил по болоту, может оценить прелесть твердой дороги... Я сразу начинаю идти очень быстро. Вскоре выглядывает коса с постройками, цветные дома Лаврентия, и большой корабль в море. Шухер с Наташей сидят на обочине и ждут, чтобы показать, где все сворачивают с дороги и начинают спускаться к поселку. Лаврентия кажется так близко, два шага до него, до сгущенки, мы с Наташей прямо бежим по кочкам, хотя Шухер и Шалим настолько быстро несутся к поселку, что сразу же отрываются от нас, и их уже не догнать. А остальных, кто впереди, уже и не видно. Все спешат успеть в магазин, хотя как оказалось, Юля уже созвонилась со своей знакомой продавщицей и договорилась, чтобы та не закрывала магазин до нашего прихода. А мы тем временем снова ковыляем по болотам, и Наташка всё говорит: "Давай, Ксюха, немного совсем до сгущенки". Мы идём по болотам, срезая, но поселок приближается настолько мучительно медленно, что кажется, мы не дойдем никогда. Весь день и так идём практически без отдыха, не зная, то ли дойдем, то ли не дойдем до поселка, и вот он уже рядом, рядом, но недосягаем!
   И вот идешь по тундре, а она прощается и напоследок показывает свои прелести - и целый ковер голубики, и бугорки сладкой спелой морошки, за которой ну невозможно не нагнуться. И самую главную прелесть нам показывает - кочкУ, её здесь немного, но мы получаем возможность вспомнить, что это такое... А холмы перед Лаврентия всё не кончаются. Можно было бы спуститься и пойти по берегу, но там тоже могут начаться скалы, и мы бы не пролезли, и решаем идти верхом, по болотистым холмам. В какой-то момент мы выходим на тропу. Тропа расслабляет и выключает мозг. Если она не медвежья, да еще и около поселка, она точно ведет куда-то, и по ней можно идти. Здесь же нас догоняют Масяня и Анжела, и дальше мы идём вместе. И вот за одним из пригорков поселок выпрыгивает совсем-совсем близко. Край поселка, лодочные гаражи, откуда мы отплывали на ту сторону залива, на Дежнёва... И окровавленные волны. На берегу местные разделывают только что пойманного кита. Туша огромного серого животного лежит наполовину в воде, охотники отрезают от него сначала огромные шмоты кожи и выкладывают на берег, а потом уже местные жители отрезают себе куски. Глаза кита закрыты. Это зрелище должно бы шокировать, но здесь оно выглядит абсолютно естественно. Это - не жестокая первобытная охота, это - образ жизни местного народа, их практически единственный способ добыть себе пропитание и выжить в условиях Севера. На местных замёрзших землях ничего не растёт, здесь людей кормит не земля, а море. По одной из чукотских легенд, люди (чукчи) появились от союза женщины с китом, после чего чтобы прокормить потомков, кит сам принёс себя в жертву людям, научив охотиться на себя. Так что это не люди убивают кита. Это кит кормит людей.
  Там же, среди жителей, стоит и наш знакомый, глава администрации Валерий Григорьевич. Он здоровается с нами и говорит: "Ну что, люди с низкой социальной ответственностью... Весь район на уши подняли... Искали вас..." "Да мы просто дозвониться не смогли..." - оправдываемся мы. "Возьмите себе тоже кита", - говорит Валерий Григорьевич. Но мы уже настолько устали за сегодняшний бесконечный день, что думаем только о том, как бы добраться до Дома детского творчества, где мы снова должны остановиться на ночлег (Юля уже позвонила и договорилась, чтобы нам дали ключи). Мы идём по поселку по дороге, вот, всё, уже здесь, еле-еле ворочаются ноги, болят плечи и сводит руки. Мы подходим к знакомому дому детского творчества. Мы возвращаемся сюда из тундры как домой, хотя провели здесь до этого всего одну ночь. Но всё кажется родным и знакомым. Мы подходим к заднему входу, и из окна показывается Эхо, указывающий на главный вход. Мы заходим внутрь, и первое, что я чувствую - всепоглощающее, окутывающее тепло. Оно моментально плавит, как масло, и я готова растечься прямо где стою. В той же знакомой комнате, предназначенной для будущего антикафе, уже сидят за столом расплавленные остальные, с примятыми волосами после шапок, уже с хлебом, пивом и трубочками со сгущенкой.
   Оказывается, нам неожиданно повезло - в местной бане сегодня женский день, и мы сможем сегодня даже помыться горячей водой, о чем мы даже и не мечтали. Но баня работает до 9 вечера - надо успеть ещё сбегать в магазин за долгожданной сгущенкой (я даже не заметила, что ребята уже купили её для нас, на случай, если мы не успеем в магазин). Мы с Наташей и Анжелой не снимаем комбинезонов и сразу бежим в магазин, пока не закрылся. И снова на улицу, в холод (и это, на минуточку, август). В магазине мы даже растерялись, что брать. Ребята заказали пиво. Что ещё? Сладостей нет вообще, только дорогущие сникерсы, сгущенка только в банках, а я хочу в пакете, как в Уэлене, простых шоколадок и булочек нет. В общем, из всего ассортимента в магазине я вцепляюсь глазами в хлеб и понимаю, что хочу именно его, и ничего больше. Настоящего свежего хлеба. У него хрустящая корочка и нежная мякушка. Заполучив добычу, я, как дикая, начинаю отщипывать его по краям прямо в магазине. Наташа смеётся надо мной: "Да давай хоть выйди, что ты прям здесь крошишь". И я выхожу со своим батоном на улицу и начинаю есть, и это самый вкусный хлеб в моей жизни. Я читаю объявления у входа в магазин. Продают мебель, оленье мясо, какой-то ученый просит поучаствовать в опросе - анкеты лежат в магазине. Местные выходят из магазина и заходят внутрь, и все в открытую рассматривают меня. Представляю, как я выгляжу: в болотном комбинезоне, очумевшая и оголодавшая, стою и ем хлеб. Когда выходят девчонки в двумя пакетами пива для ребят, и мы идём так по поселку, отщипывая по дороге огромные куски хлеба, мы выглядим еще страннее. Мы доходим до магазина у аэропорта, покупаем еще печенья и сгущенки и отправляемся домой. И там - о счастье! Скинуть с себя резину и погрузиться в поглощение своей мечты - печенья со сгущенкой. Потом все девочки собираются в баню. До чего я не люблю баню, всегда мне там и жарко, и душно, и противно, но первый раз в жизни мне хочется этого, и даже особо не лень снова идти по холоду... Главный кайф бани - снять с себя всю одежду, которая не снималась очень долго. Жарко. Мы все растаяли, как мороженое. С нами парятся еще две чукчанки, которые конечно о нас уже слышали, мы же "весь район на уши подняли", да и вообще - мы теперь местные знаменитости, вряд ли найдётся кто-то во всём районе, кто о нас не слышал.
   В этой горячей бане хочется находиться вечно. Но уже поздно, и она должна закрываться. Мы выходим из бани, нам тепло и хорошо, хоть на улице холодно. Мы с Наташей заходим в магазин за майонезом, его нет, покупаем консервированную капусту. Когда добираемся до дома, не спят еще только Шалим и Шухер, все остальные уже давно сопят в своих спальниках, разбросанных по полу. Мы пьём еще чаю. Сидим за столом, чистые, пахнущие мылом и шампунем. Девочки распускают чистые волосы и становятся больше похожи на девочек. Едим хлеб с варёной сгущенкой, запивая горячим чаем. Думать о чем-то совершенно нет сил. И я тоже ложусь спать, забираясь в своё укромное гнёздышко под одним из столов.
  
  Горячие источники Лорино
  20 августа
   Я совершенно не понимаю, где я нахожусь, и что происходит. В тепле, под крышей, есть еда. Я чистая, сытая, согретая, выспавшаяся. Странное состояние. Вчера была баня с горячей водой. А сейчас какой-то туман. Мечты о сгущенке улетучились. Чайник, розетка. Можно сколько угодно кипятить воды и заваривать чай. Как в тумане помню, как вчера сначала были бесконечные мысы и мечты о колбасе и сале, потом бесконечная колея по болоту. Потом снова холмы и болота... Сама походная часть, с тех пор, как мы покинули Инчоун, второй посёлок, длилась всего дней 13, а такое ощущение, что мы месяц по тундре ходили. И вообще время здесь течет как-то очень странно, совершенно не так, как на континенте...
   - Мне как-то мало было похода, - говорит Анжела, - много цивилизации.
   - А я бы ещё морошки пособирала, - говорит Масяня, - и грибов. Просто идешь, нагибаешься и собираешь.
   Все какие-то грустные и убитые. Эхо уткнулся в телефон. Масяня и Наташа обсуждают жюльены. Я не хочу включать телефон и возвращаться к московской жизни. Пытаюсь писать, но тоже плохо получается. Отупение какое-то. Шалим оперся щекой на руку и смотрит в никуда. Анжела ест йогурт. Интересно, у кого какие были мысли во время трудных переходов? Кто к чему пришел? Ваня и Юля пьют чай с кит-катом. То ли расслабились, то ли грустно всем, непонятно. Где мы... На краю земли. Столько усилий стоило нам сюда попасть, и сейчас главная задача - уехать отсюда. У нас билеты на самолет до Анадыря 23-го августа, но судя по тому, как мы летели сюда, мы легко можем здесь и остаться, шутки-шутками... А 22 августа отходит теплоход Сотников, но он тоже может застрять где-то из-за шторма. А самолет в Москву 25-го августа, и если мы на него не успеваем, новые билеты купить будет очень проблематично - все рейсы переполнены... Всё-таки, планируя путешествие на Чукотку, никогда нельзя привязываться к определенным датам. От этого потом одни проблемы.
   - А я бы описала смерть рыбы, как она прям выскакивала из воды, подыхала, билась до последнего, - говорит Анжела, смотря, как я записываю что-то в дневник.
   - А помнишь, как та рыба, полностью разрезанная, и начала дергаться? - вспоминает Наташа.
   - И как дрова собирали, как далеко за ними ходить надо было...
   Идём забрать заброску у гостеприимной чукотской семьи, где нас поили чаем в день прилёта, и заодно просим сварить нам морошкового варенья, которым нас тогда угощали, чтобы взять домой. Чукчанка говорит, что сейчас у неё уже ничего не осталось, но до завтра обещает сварить нам трёхлитровую банку.
   До отхода корабля остаётся ещё целых два свободных дня, и есть время провести их интересно и успеть ещё кое-что посмотреть. Так что мы завтракаем растворимой лапшой, снова собираем рюкзаки и отправляемся на грузовике в сторону посёлка Лорино, в 13 километрах от которого находятся горячие источники. Там мы собираемся провести сегодняшний день, переночевать и завтра вернуться в Лаврентия, и уже активно решать вопросы с возвращением домой.
   Геотермальные источники находятся в долине реки Кукунь. Впервые Лоринские (или Кукуньские) источники были обнаружены участниками экспедиций Главсевморпути в 1930-х годах. А со второй половины двадцатого века началось активное их освоение. Построили теплицы, гостиницы, бассейны, и даже пионерлагерь. Однако в девяностые годы всё было разрушено, и сейчас мы можем только бродить по замусоренным развалинам бывшей здравницы. Сейчас же планируется использование геотермальных вод для организации отопления Лорино.
  Мы сваливаем рюкзаки в крытый кузов грузовика, а сами рассаживаемся на лавочках вокруг. Машина выезжает из Лаврентия и едет по одной из очень немногих дорог, проходящих по тундре. Очень странно ехать по такой местности, видеть из маленького пыльного окошка знакомые болотистые пейзажи, по которым мы уже привыкли ходить пешком. Сейчас мы не "слабоумные и отважные", а обычные туристы, которых на машине везут на одну из местных достопримечательностей. Но сейчас мы можем себе это позволить - всё самое трудное мы уже прошли сами. А теперь можно расслабиться и засыпать, тряся головами и подпрыгивая на кочках. Примерно через час мы на месте. Выгрузившись из машины, мы видим несколько небольших озер, от которых исходит пар, около одного из них даже домик для переодевания. В одном озере уже сидят несколько человек. Мы разбиваем палатки на соседней полянке, рядом с развалинами заброшенного санатория или лагеря, и приступаем к "отдыху". Погода на удивление отличная, ясно, светит и даже греет обычно холодное солнце. Шухер с Шалимом сразу же отправляются в озеро, попрощавшись "до завтра", подразумевая, что всё, вожаки на отдыхе. Шухер очень любит всякие ванны и источники. Даже закрытие туристического сезона традиционно проходит в ноябре, на горячих ваннах в Северной Осетии, в печально известном Кармадонском ущелье недалеко от горы Казбек. На таких мероприятиях народ просто дни напролет сидит в горячих ваннах, когда вокруг уже может лежать снег. Так и здесь - Шухер конечно же сидит в горячем озере дольше всех. Наташа и Эхо дежурят, они готовят рис, попутно жаря хлеб и мантак, с ними сидят Ваня, Лёша и Юля. Масяня с Анжелой гуляют, а я наконец-то отправляюсь целенаправленно на сбор цветов, взяв с собой и так уже распухший от цветов блокнотик. Но ни вокруг озер, ни поднявшись чуть-чуть на сопку, новых цветов я не нахожу, собираю только ещё немного иван-чая и веточек шикши, заодно наевшись вдоволь ягодой. Как же здорово просто вот так гулять по солнечной погоде! Хоть и холодно, но когда светит солнце, не идет дождь и не дует северяк - это уже очень много! Ближе к вечеру, но пока солнце еще не село, я залезаю в озеро... Это просто неописуемое удовольствие - погрузиться в горячую воду, когда на улице ходишь в куртке и дрожа от холода переодеваешься в деревянном домике. Около домика-раздевалки озеро довольно мелкое, ребята сидят прямо на деревяшках или камнях около этого домика, и вода там не горячая, а просто тёплая. А вот если проплыть под своего рода деревянным забором и выплыть в озеро, куда собственно и выходят горячие источники, там и гораздо глубже, и горячее. Причем горячая вода как бы поступает туда порциями, время от времени неожиданно ошпаривая струёй кипятка где-то в толще воды. Когда практически все собрались в озере, мы начинаем играть и резвиться в нём, как дети. Мужики превращаются в мальчишек, которые заныривают и хватают девчонок за ноги, начиная топить, срывают шапки и кидают их, брызгаются... Потом они бросают нас в эту горячую воду с плеч, в общем купаемся и резвимся мы здесь, как будто на море, а не на крайнем севере. К вечеру мы все, кроме Шухера и Шалима, вылезаем, и еще долго сидим у костра, жарим хлеб, рыбу, печем лепёшки, пьем сладкий чай - мы купили сахару, и его можно уже не экономить. На пир прибегает евражка, выпрашивая тоже какой-то еды. Ему бросают хлеб, и с каждым разом он подбирается к нам всё ближе и ближе, такой маленький любопытный суслик. Когда он понимает, что здесь дают еду, он начинает набивать её за щеки, как хомяк, и просить ещё. А уже ночью Анжела увидит лису, которая тоже придет поискать еду у палаток. У костра развлечения продолжаются - мальчики начинают бросать в костёр использованные газовые болоны, взрывать оставшиеся петарды, кидая их в костёр, в развалины зданий и просто по округе. Наблюдать за этим очень забавно: Эхо, Лёша и Ваня с хитрым заговорщическим видом ходят по поляне, выбирают место для очередного взрыва.
   - Сейчас они разойдутся, - говорит Юля, - "А давайте кому-нибудь в палатку кинем!", да?
   Эхо подходит к ржавой бочке и ковыряет её ножом. Стоит отвернуться - хоп, и там уже взрыв. Тем временем Ваня уже что-то где-то взорвал и быстро и уверенно направляется к сараю, хитро улыбаясь.
   - Всё, поставленный шаг, Ваня знает, что он делает, - комментирует Юля.
   Все трое проходят мимо палаток, мимо сапог, сохнущих на торчащих из земли палках, и подходят к когда-то жилому вагончику. Мимолётно заглянув в окошко, Ваня уже отточенным движением бросает туда петарду. Взрыв, и с довольной улыбкой Ваня отстраняется. Подходит Эхо, удовлетворенно оценивает работу Вани, перекинувшись с ним взглядом, и бросает туда ещё одну петарду. Взрыв - и все трое с улыбками до ушей подходят к нам, смеясь сами над собой.
   - Шкоды, - говорит Эхо.
   Трудно представить более искреннюю радость тридцатилетних (в среднем) мальчишек, которым дали поиграть с петардами, дали повзрывать. Даже сейчас, вспоминая этот эпизод, я невольно улыбаюсь. Это радость детей, которые нашкодили, и им за это ничего не будет. Вообще, по сути в походе мы делаем много того, что нам не разрешают в детстве, потому что это опасно, можем заболеть и т.д. Мы гуляем до ночи, ходим по лужам, едим перед обедом ягоды немытыми руками, купаемся в холодной воде (иногда вынужденно, правда), залезаем куда "нельзя" и "опасно", сидим очень близко к костру и бросаем туда, что захотим, залезаем в заброшенные дома. Может быть потому, что, когда мы вырываемся в поход, мы как никогда свободны - от работы, обычных обязанностей, ограничений и общественного мнения. Наверное, именно в гармонии с природой, когда удаётся поймать это необъяснимое чувство гармонии и свободы, у человека появляется и гармония с самим собой. И именно поэтому мы можем вести себя здесь как дети - резвиться в воде, взрывать петарды, жарить хлеб и сало на костре...
   Когда солнце скрывается, становится очень холодно и даже морозно. Но ветра и дождя нет, а значит, можно одеться потеплее и сколько угодно сидеть у костра - завтра не надо вставать в 5 утра и бегом собирать рюкзаки. Можно будет и выспаться, и искупаться - машина за нами приедет только часов в 12. А пока - мы на настоящем курорте!
  
  И что теперь?
   21 августа
   Утро сегодня очень ясное и спокойное, ветра совсем нет, и как вчера светит тёплое солнце. Мы с Наташей всё равно ставим будильник и встаём пораньше, чтобы пойти на озеро, пока там никого еще нет. Но когда мы туда подходим, Шухер и Шалим уже на месте - они там ночевали что ли? Не ночевали, но вылезли поздно, залезли рано. И уже "подкорректировали температуру" в озере - где-то перекрыли камнями горячую воду, где-то наоборот пустили холодную, и теперь в озере умеренно горячая вода - то, что надо. Теперь тепло и в том месте, где находится "джакузи" - ключ прямо из дна озера, выходящий на поверхность пузырящейся струёй (а вчера в этом месте была прохладная вода). Чудесное утро в горячем озере, чудесная погода, чудесное настроение. Мы сидим в горячем озере и разговариваем о планах на будущие походы... Камчатка, Африка, Европа, Памир, и конечно новые и старые маршруты по родному Кавказу... Как поётся в песне из фильма "Территория" - "Велик океан, и земля велика, надо бы всё пройти". Настроение сейчас именно такое. Боевое. Вот наесться сладкого в Москве, и снова в путь.
   Искупавшись, мы неспешно завтракаем, собираем рюкзаки и в последний раз палатки, дожидаемся, пока нас заберет вчерашний грузовик и уезжаем на нём в Лаврентия. Сегодня предстоит много дел и решений. Во-первых, нас ждут в отделении милиции, чтобы закрыть "дело о пропавших туристах". Говорят приходить двумя группами, и что допрос каждого участника займет около 5 минут. Я во второй группе. Когда мы заходим в здание милиции и поднимаемся на второй этаж, нам навстречу из какого-то кабинета выскакивает Анжела: "А вы помните, какого числа мы в Инчоуне были?" Ступор. Никто не помнит, никто особо не следил за датами. Нас заводят в какой-то зал, где мы должны ждать своей очереди, когда нас будут вызывать на допрос, причём каждого в разные кабинеты. Как всё серьезно... Мы судорожно вспоминаем, когда мы где были и стараемся это запомнить, а то не хватает ещё, чтобы у нас показания были разными, просто из-за того, что мы забыли... Меня приглашают в кабинет, из которого вышла Анжела. Там сидит приятная дружелюбная женщина, которая сверяет мои показания с Анжелиными, просто зачитывая их мне, уточняет маршрут, где мы когда были, спрашивает так же про связь - я должна подтвердить, что вопросами связи занимался руководитель, и что он действительно пытался безуспешно выйти на связь. Меня спрашивают, что у нас за клуб и насколько давно мы друг друга знаем, а также были ли в группе конфликты. Стандартные такие вопросы, занявшие совсем немного времени.
   Позже заходим к главе администрации Валерию Григорьевичу, рассказываем, как сходили, просим узнать прогноз погоды на корабль и самолет. Прогноз благоприятный для всех видов транспорта: и Сотников должен вовремя выйти, и самолет вылететь. Но Валерий Григорьевич советует лететь на самолете, потому что корабль - это "экстрим", там сильно качает и не очень комфортно. Просим также узнать, где мы можем купить мясо и сало кита, чтобы взять домой. Валерий Григорьевич связывается со своим знакомым охотником из Лорино, тот обещает привезти мясо к вылету самолёта.
   - Ну прогнозы благоприятные, - рассказывает Масяня, когда мы возвращаемся в Дом детского творчества после разговора с главой администрации, - Говорит, что и самолёт полетит, и корабль пойдёт.
   - А откуда он это узнавал? - спрашивает Эхо.
   - Он звонил в какую-то справочную Сотникова, - отвечаю я, - и ему сказали, что корабль вышел из Анадыря уже и придёт по расписанию. Но он не советует на корабле.
   - Почему?
   - Да потому что типо там "экстрим". Некомфортно, и очень качает, и морская болезнь обеспечена. И долго, двое суток. И нет гарантии, что не застрянет.
   - Да так все говорят, - говорит Шухер, - Вообще, я заметил, Сотникова тут не очень жалуют.
   - Ну, когда не торопишься, самолёт конечно комфортнее и быстрее.
   - А самолёт что? - спрашивает Ваня.
   - Говорит, что и самолёт должен вылететь вовремя, - отвечаю я.
   - Ну если самолёт точно полетит, я за самолёт, - говорит Лёша, - Корабль тоже ненадёжно.
   - Да, - поддерживает Ваня, - если и корабль идёт, и самолёт летит, я считаю, что надо лететь. Кто знает, где вы там на этом корабле встанете.
   - А с другой стороны я вот никогда так на корабле долго не ходил, - говорит Шалим, - так нам тут ещё день куковать, а так на корабле попутешествуем. Провидения заодно посмотрим, он же там даже стоять должен.
   - И если мы корабль пропускаем, а с самолётом что-то случается и он не вылетает, на Московский рейс мы уже по-любому не попадаем. - говорит Эхо, - ещё не факт кстати, что он из Анадыря вылетит. И он же не только из-за погоды задержаться может, мало ли какие там неполадки. Я считаю, если Сотников отходит завтра по плану, надо садиться на него.
   - Согласна, я тоже так считаю, - говорю я, - Сидеть и ждать самолёта - мне этого хватило уже. И я на кораблях не путешествовала никогда, я даже не знаю, есть ли у меня морская болезнь. И Провидения посмотреть хочется. А если где-то встрять, то я предпочту встрять на корабле, это хотя бы интереснее, чем вылета снова ждать. Так что я за Сотников.
   - Да давайте разделимся, - предлагает Ваня.
   - Ну вообще да, - поддерживает Шухер, - Все люди взрослые, можем и отдельно до Анадыря добираться. Надеюсь, все там и встретимся. Так, кто за самолёт?
   Самолёта решают ждать Ваня, Лёша и Юля, остальные - сдавать завтра утром билеты на самолёт и добираться до Анадыря на Сотникове.
   Ох уж эта постпоходная жизнь. Странное состояние. В нигде, между мирами. То ли в походе, то ли нет. То ли усталость, то ли облегчение, расслабленность. Непонятно, что теперь будет дальше. Когда собираешься в такой серьезный поход, делишь всё на "до" и "после". И как правило, что будет после - представляешь себе очень смутно, так как надеешься, что предстоящее путешествие что-то изменит в твоей жизни. Либо вообще не думаешь о том, что будет после, лишь бы выжить, чтобы это "после" вообще было. А вот когда тяжело идти, помогает думать о будущем, мечтать, хотя бы и о печеньке со сгущенкой. И вот сейчас это "после" совсем близко. Нужно вернуться в обычную жизнь. Хорошо, что дорога назад будет долгой - после двух суток на корабле будет ещё ночевка в Анадыре и перелёт в Москву. Есть время собраться с мыслями и решить, как жить дальше. Кто знает, может мы вообще застрянем где-то на корабле и не сможем в ближайшем времени улететь в Москву - я не удивлюсь, если так и получится. Но сейчас я много думаю о том, как буду писать книжку о Чукотке и переживать все наши приключения заново. Меня здесь итак все уже представляют "а еще с нами писатель", по всем администрациям говорим, что "мы пишем книгу о Чукотке".
   Пожалуй, самое важное, чему я научилась здесь - это видеть счастье в простых вещах, в отдельных моментах, а не в далёком и расплывчатом будущем. Как со сгущенкой - можно терпеть и не покупать очень дорогой еды здесь, потому что в Москве ее можно купить гораздо дешевле. Но в Москве это вообще не будет цениться, в Москве я её просто не захочу, и это в любом случае не принесет столько удовольствия, как здесь. Поэтому я ем сгущенку за 200р и чувствую себя счастливой в этот момент. Счастье состоит в моментах. Их надо копить и беречь. И наше путешествие по Чукотке было ох как богато на такие моменты... Например, тихий вечер у костра, поджаренное сало с хлебушком, горячий сладкий чай. Горячее озеро на холодном воздухе. Счастье, когда солнце чуть-чуть греет, и не надо кутаться. А когда холодно и сдувает ледяной ветер, счастье, это когда ты можешь лечь в палатку и завернуться в спальник, и никуда не надо сегодня больше идти. И несмотря на пульсирующие от усталости ноги, мгновенно провалиться в сон. Это - счастье. Полянка морошки посреди болота. Упасть с рюкзаком на нее на колени, и есть двумя руками, стараясь побольше успеть запихнуть в рот, потому что надо идти дальше. Или набить полный рот шикши, сладко-терпкой, с горьким привкусом, и постепенно лопать во рту. Это отвлекает от болота, это - счастье. Чуть более твердое болото, чем час назад, это - счастье. Крыша над головой и отопление. А еще счастье - это когда можно кипятить чайник раз за разом и пить много-много чая, не экономя ни газ, ни время. А просто сколько хочется. Это - счастье. Не надевать тяжелый болотный комбинезон. Это - счастье. А самое большое счастье - это возможность путешествовать и видеть разную жизнь, сталкиваться с настоящими опасностями, видеть настоящую красоту, настоящую, созданную самой природой. Я счастлива, что я не сижу у телевизора, а плаваю на лодке в Ледовитом океане, ем мясо кита, хожу по болотам, встречаюсь с медведями... Счастье - это когда есть компания, люди, с кем я могу быть самой собой и вот так вот безумно путешествовать... Люди, которые могут шутить над тобой, заниматься всякой ерундой, но это люди, в которых я уверена на двести процентов, и с которыми готова на любую авантюру. Вот такие вот мысли на сегодня... У меня уже закрываются глаза, и я откладываю в сторону блокнотик и забираюсь в своё гнёздышко под одним из столов, где уже разложен и манит к себе мой любимый спальничек. А рядом с ним лежит шоколадочка, которую я могу хомячить ночью.
   Вдруг Юле пришло сообщение от нашего старого знакомого Артёма. Ему откуда-то сообщили, что корабль задерживается, придет в Лаврентия только завтра вечером, и выйдет в Анадырь вообще послезавтра. Это неожиданные новости. Так что нам резко приходится менять планы и снова ориентироваться на самолёт... И снова северная погода сказала своё слово: планируйте-планируйте, мол, от вас всё равно ничего не зависит.
  
  Теплоход Капитан Сотников
  22 августа
   С самого утра мы снова начинаем проверять прогнозы, звоним в справочную теплохода, ходим в администрацию, и везде нас уверяют, что всё в порядке, корабль выйдет по расписанию. Вообще непонятно, откуда у всех такая разная информация, кого слушать... А решение надо принимать прямо сейчас. И мы принимаем его всё-таки в пользу корабля Сотникова. Он уже скоро должен прийти в Лаврентия, и мы начинаем активно доделывать все дела здесь. Сдаём билеты на самолет (удивительно, что их можно сдать отсюда - аэропорт Лаврентия - это маленький деревянный домик, с одной кассой, несколькими скамейками и металлоискателем), забираем трехлитровую банку варенья из морошки и голубики. Идём к охотнику, с которым Эхо договорился о мантаке (правда, безуспешно - охотник соглашается продать мантак только если мы возьмем его вместе с рыбой, а рыба нам не нужна). Пока есть время, успеваем забежать даже в музей (смотрим быстренько на чучело белого медведя, с которым мы к счастью не встретились, разные виды ягеля, и предметы народного промысла), по дороге встретив Артёма, у которого как раз идёт суд, и если он закончится вовремя, Артём успевает на корабль вместе с нами. Забежали в магазин за едой на корабль, в общем бегаем-бегаем, и в конце концов собираемся, всех дожидаемся и отправляемся на причал.
   Я первый раз в жизни буду путешествовать на корабле - не прогулочном катере, а именно настоящем транспортном корабле. Теплоход Капитан Сотников уже стоит на небольшом причале и ждёт пассажиров, а их немного. Гораздо больше чаек, ни на секунду не умолкающих и кружащих над всем заливом. Наши ребята, которые собрались лететь на самолете, провожают нас. Наконец объявляют посадку, матросы спускают с корабля на причал небольшую лесенку, по которой все пассажиры поднимаются и затем спрыгивают на палубу - девушкам матросы подают при этом руку. Мы закидываем в трюм рюкзаки, взяв с собой только самое необходимое на два дня, прощаемся с ребятами, пожелав друг другу удачно добраться до Анадыря, и заходим внутрь корабля. Судя по тому, как нас им пугали, я представляла себе грязный пол с водой, по которому катаются какие-то тряпки и бочки, низкие деревянные скамейки, на которых будет ютится толпа народу. Но на самом деле салон Сотникова оказался очень комфортным, чистым, с удобными креслами и даже большим телевизором. Более того, Артём (который всё-таки успел закончить свой суд до отплытия корабля) как-то договаривается о том, чтобы для наших девочек выделили каюту.
   И вот, мы уже начинаем располагаться на сиденьях, как погода резко портится. Я услышала, как Шухер, оплачивая билеты, на вопрос "сколько вас" отвечает "семь, и может быть десять". Короче, дальше всё происходит очень быстро. Погода портится, становится пасмурно, опускается туман, и кто-то из местных говорит, что самолет точно по такой погоде не вылетит. Наши ребята, планировавшие лететь, теперь бегом летят сдавать билеты и собирать вещи (хорошо, помогают пограничники и подбрасывают на машине), и к счастью, успевают сесть на корабль до его отплытия, т.к. ждали ещё кого-то. Так что и на этот раз погода снова сказала своё последнее слово, и мы снова все в сборе.
   Вот мы и выходим на Сотникове в море. Серый берег Лаврентия в тумане остаётся позади. Сине-серое море за кормой, в нем плавают маленькие рыбки. Недалеко от поселка виднеются прибрежные заболоченные холмики, по которым еще несколько дней назад мы продирались. Туман опускается на Лаврентия, на прибрежные хозяйственные постройки, на гаражи рыбацких лодок. Над берегом и водой кружат чайки, на воде сидят гагары, то и дело опрокидываясь и исчезая под водой. А еще утром светило солнце, и даже было довольно тепло. Ох уж эта северная погода...
   Корабль "Капитан Сотников" покачивается на спокойных волнах. Бесконечное море днем сливается с облаками в светло-серой дымке тумана, стирая линию горизонта. Неподалеку от корабля из моря то и дело вспыхивают фонтанчики, следом за которыми на поверхности показывается гладкая серая спина кита, а за ней - хвост, шлепающийся о поверхность воды. Я иду на корабле по одному из северных морей, на самом краю света. А за кораблём следует стая серых китов. Это реально вообще? Это со мной происходит? Низко-низко над водой пролетают чайки, целыми стаями сидят на морском покрывале маленькие темные водоплавающие птицы. К вечеру море начинает чернеть, и на черной колышущейся глади тянется белый пенистый след корабля. А небо не чернеет. В этих краях в это время небо не чернеет, ночью оно просто становится чуть более серым, чем обычно. А море - да, море становится пепельно-черным, как атласная ткань, развевающаяся на ветру. Стою на палубе, прислонившись к влажным железным бортикам, где-то в море, плывя непонятно откуда и непонятно куда, из неизвестности в неизвестность. Чукотка - она такая, бесконечная и неизменно неизвестная. Кажется, что во всём мире Чукотка. И тундра здесь не имеет берегов, и море. А океан - как у Лема в "Солярисе", океан - это живое существо. Которое дышит, чувствует, имеет своё настроение...
   Спускаюсь в салон, на креслах уже растянулись пассажиры, по телевизору идут документальные фильмы о летчике Светогорове, чей самолет недавно нашли в тундре спустя 80 лет. С нами на корабле едут участники экспедиции по поиску его останков, и один из них всю дорогу очень активно добровольно-принудительно проводит просветительскую работу среди пассажиров, показывая все фильмы и видеосюжеты, связанные с этим летчиком, и не по разу... День плавно перетекает в ночь, я первая спускаюсь в каюту, часов в 8 вечера, чтобы проснуться ночью и пойти смотреть на море. Расстилаю спальник и сразу же проваливаюсь в сон, убаюканная плавными покачиваниями. Ночью просыпаюсь от того, что хочу пить, и одновременно со мной с верхней полки свешивает ноги Юля. Корабль стоит.
  Мы выходим на палубу и понимаем, что находимся в порту Провидения - "воротах Арктики". Сейчас два часа ночи. Небо ясное, даже звездное. Подсветка корабля делает его единственным ярким пятном среди едва вырисовывающихся из серых густых сумерек портовых построек, каких-то лодок, катеров, полуразрушенных и целых. Мы свободно выходим с корабля и проходим в порт, забредаем в какую-то мрачную арку и решаем дальше не углубляться в темные переулки, а вернуться на корабль. Спать не хочется, и мы садимся в салоне среди скрючившихся и, наоборот, развалившихся на креслах спящих пассажирах и едим хлеб со сгущенкой, смотрим фотографии на дисплее фотоаппарата, после чего Юля идёт спать, а я остаюсь читать книжку. Часа в четыре утра я снова просыпаюсь и выхожу на палубу. Тихо, уже светает, солнце уже опускается с прибрежных холмов и начинает освещать поселок, из мглы проступает все больше и больше домов. А меня клонит в сон, и я иду досыпать в каюту. Часов в семь утра все начинают просыпаться. Я слышу, как встают и уходят девчонки, но мне лень идти с ними, а когда я поднимаюсь наверх, их уже нет. Хорошо, Наташа возвращается быстро, и мы вместе идём в поселок. Поселок Провидения, залив Провидения. Что-то есть особенное в самом названии. Залив с холмистыми берегами, маяк вдалеке. Большой плакат на доме "Порт Провидения - ворота в Арктику". Военный мемориал. Аккуратно одетые люди, спешащие на работу, цокающие каблуками по асфальту. Плакат с цветком, растущим из камней, и стихом:
  "Среди холодных глыб гранитных в едва-едва приметной щели
  Дрожит, семи ветрам открытый, цветок прекрасный над ущельем.
  Тебе б цвести в лугах России, тебя б под тень берёз укрыть.
  Откуда взял ты столько силы, чтоб мёртвый камень оживить?"
   А я думаю, что, если "укрыть под тень берёз" этот прекрасный цветок, он погибнет. Он должен расти здесь, на севере, и именно здесь он будет столь прекрасен, и только здесь он может быть счастлив. А сил у него столько потому, что у него просто нет выбора. Он должен быть сильным. Откуда мы вообще взяли, кто это первый придумал, что Север - это тяжело и плохо, что на юге лучше? Было бы здесь плохо, жили бы тут чукчи веками, или даже тысячелетиями? Ведь их не держит никто, ушли бы на юг давно. Но нет, они не уходят, потому что Север - их дом. Прекрасный, бескрайний, строгий, но всё же гостеприимный Север. Гостеприимный для тех, кто готов пустить его в себя.
   Порт. Настоящий, загроможденный непонятными жителям материка постройками. Поднимающийся ветер и опускающийся на округу туман. Теплоход Капитан Сотников выходит из порта, идет по заливу. И снова лысые холмы, изморось, чайки, преследующие корабль низко-низко, как будто на нем есть для них добыча. Задушевные разговоры на палубе. В такое путешествие никто не едет просто так, в него и попасть просто так невозможно, и пройти оно бесследно не может. У каждого здесь было своё, личное, свои вопросы и ответы, о которых я не буду здесь писать. Но главное - мы возвращаемся домой живыми и невредимыми, мы все прошли, со всем справились. И сколько бы нас ни предостерегали, пугали, говорили, что мы не знаем, куда идем и во что ввязываемся - а мы, наверное, и правда не знали, мы всё равно настояли на своём и прошли задуманный маршрут, и даже остались целыми и невредимыми. Чукотская земля хоть и воспитывала нас, учила, но в целом была благосклонна и лишь показала "демо-версию" своих опасностей. Чукотка учит терпению, умению ждать, выносливости во всех ее смыслах. Она дает понять, что далеко не всем еще может управлять человек, он даже не может управлять своим временем. Здесь даже в городах всем правит природа. Стихия. Ветер, дождь и туман. Даже в городе. Даже в августе, самом теплом месяце.
   Три раза в день в Сотникове открывается буфет - милая буфетчица Татьяна готовит вкуснейшую яичницу, макароны, сосиски, она работает на Сотникове уже 3 года. И все с нетерпением ждут, когда откроется буфет, и можно будет поесть вкусной горячей еды. По телевизору весь день идут мультики и фильмы. Второй день в море выдается солнечным и довольно ясным. А к вечеру фантастический закат, заглянув в иллюминаторы и ослепив салон, выманивает на палубу многих пассажиров. Северное холодное солнце, столь редко радующее своим появлением местных жителей, краснея от стыда, прикрываясь облаками, медленно опускается за море, окрашивая облака в яркие краски, меняющие оттенки каждую минуту...
   И снова море укрывается на ночь черной атласной тканью... И снова еще одна уютная ночь в темной качающейся каюте... И всё уже подходит к концу.
  
  Дорога домой
  23 августа
   Буфетчица кормит обедом раньше времени - на горизонте уже показался Анадырь, столица Чукотки. Большой яркий город на фоне серого неба. Мимо корабля проплывают стаи белух, мелькая на поверхности своими белыми спинами, выглядывают любопытные черные головки нерп, с интересом разглядывающие корабль. Как будто стало даже теплее. Что ж, мы сейчас на 600 км южнее Лаврентия...
   Беру камеру и начинаю снимать.
   Эхо выходит на палубу, во флиске, но без шапки. Спокойный и улыбающийся.
   - Эхо, скажи что-нибудь о Чукотке?
   - Всё хорошо, - Эхо задумывается, потом продолжает, - Она добрая и сильная. Идём домой, это главное. Живые и здоровые.
   Перевожу камеру на Наташу.
   - А ещё хотелось бы сказать спасибо руководителю, его заму, завхозу, и вообще всем, кто нам помогал, благодаря кому мы попали в этот удивительный край, на край земли. Всем привет, и частичка каждого, кто нам помогал, оказалась, я уверена, на Чукотке.
   Я отдаю камеру Наташе.
   - Ну а что я хотела сказать, что у нас поход прошел не так, как было запланировано, из-за того, что был задержан рейс. Но, наверное это хорошо, что получилось именно так. Я представляла себе, что у нас будет четыре недели просто похода по тундре. А оказалось, что мы и переплывали на катере, и нас куда-то перевозили постоянно, то есть это получилось такое прям путешествие интересное.
   Быстрая высадка с корабля, и вот мы на уже знакомом причале, и мы снова бомжики, нам снова негде жить. Квартира, где мы останавливались, когда только прилетели, оказывается занята. Девчонки идут узнавать про возможность ночевки в школе - безрезультатно, школа закрыта, никого нет, только охранник. Все квартиры, которые предлагают таксисты, очень дорогие. И вот я сижу на рюкзаке на причале, все куда-то разбежались. Начинается дождь...
   Снимаем в итоге довольно дорогую квартиру, но с большой кухней, двумя туалетами, несколькими комнатами. Удивительно, как прикипаешь к тем, с кем живешь в палатке. Даже в квартире мы непроизвольно селимся в комнаты палатками, и в школах ночевали рядом с однопалаточниками... Вечером идём с Юлей за сувенирами. Лёша покупает огромную рыбу - в супермаркете в бочке "всё по 100" - хватает на уху и на 10 человек пожарить. У Вовы берут интервью журналисты для местной газеты. Весь вечер сидим на кухне за столом... Завтра летим в Москву. Грустно.
   24 августа.
   Ну вот и всё.
  
  Конец и начало
   "Ну вот и всё" - это была моя последняя дневниковая запись. Я даже не помню уже, где сделала её, на квартире ли, или в аэропорту, или уже в самолете, а может дома в Москве. Кроме этого написать было нечего. Радость предвкушения и начала путешествия такая же сильная, как и опустошение и грусть, когда оно заканчивается. Утром мы в последний раз собирали рюкзаки. Я ненавижу этот момент в любом походе. Когда понимаешь, что больше не придется паковаться, и не думаешь, как бы всё положить поудобнее. В наш последний сбор рюкзака не было проблемы распихать все вещи по людям так, чтобы не было перевеса - основной вес, еду, мы съели. По тихому утреннему городу мы дошли до причала, сели на катер "Камчатка", вокруг которого как всегда плавали и выглядывали из моря нерпы и белухи, которые уже не вызывали такого восторга и удивления, как в начале. Как же это грустно всегда - терять удивление, спокойно относиться к удивительным вещам... Мы уже не удивлялись, но всё равно, когда катер причалил в поселке Угольные Копи, мы не побежали занимать места в автобусе до аэропорта, а пошли смотреть на нерп и на залив, в последний раз. В автобусе места всё равно хватило, запихнулись кое-как. И приехали в до боли знакомый аэропорт. Наверное, из всего путешествия, место, где мы бывали чаще всего и провели больше всего времени - именно этот аэропорт. Знакомые сиденья, знакомые вкусные пирожки в кафешке, кофе из автомата. Огромный самолет. Рассаживаемся по местам, Лёша дал мне свой планшет посмотреть сериал, пока не кончится зарядка, а сам уснул. С другой стороны спал Эхо. Наташа сидела одна и смотрела в окно. Спали, обменивались фотоаппаратами, чтобы посмотреть, кто что наснимал - сейчас заряд можно не экономить. Летели 9 часов, а как будто и не летели. Была Чукотка, край тундры, китов и белых медведей - а теперь шумная, суетная, тоскливая, тяжелая Москва. Разбираем багаж, разъезжаемся кто куда: Масяня и Анжела сразу на Ленинградский вокзал, вечером у них поезд в Питер. Шухер, Эхо, Шалим и Наташа снова едут ночевать к Юле и Ване. Я еду к себе домой. Хоть мы и думали собраться еще раз в Москве перед тем, как разъехаться, никто так и не собрался, как это часто бывает. Вечером Юля с Наташей погуляли в центре. На следующий день я проводила своих дорогих однополаточников Эхо и Наташу на Ставропольский автобус, со слезами отпуская их... Шухер с Шалимом поездили по кладбищам (Шухер любит посещать могилы некоторых известных людей), на следующий день Шухер уехал в Ставрополь, а Шалим улетел в Челябинск. Вот так всегда и получается. Теперь каждый в своём городе возвращается к своей семье, на свою работу, и становится обычным человеком - до следующего похода. Хотя... Вряд ли можно назвать "обычным" человека, который лазил по болотистой тундре и без ружья прогонял медведя, который ел на завтрак растворимую лапшу с китовым мясом и ловил горбушу руками. Чукотка - особенная планета, путешествие на которую не может пройти для человека бесследно.
   Я много думала о том, как нам везло на протяжении всего путешествия. Может быть, потому что мы "слабоумные, но отважные" и потому что "дуракам везёт". Если рассматривать путешествие в целом, оно прошло как нельзя более благополучно. Не считая каких-то мелких неурядиц, которые в нашем деле неизбежны, мы все вернулись живыми и здоровыми, не было серьезных травм, эвакуаций, и даже проблем со снаряжением и организацией в целом. Мы прошли практически весь запланированный маршрут, не было накладок с расчетом расстояния и времени в пути, из-за чего мы могли бы "догонять" сетку маршрута. Мы возвращались из похода довольные и счастливые, и даже с чувством "легкого голода" - все не прочь были бы походить ещё. Но было очень много ситуаций, которые могли бы обернуться для нас далеко не так благополучно. Мы могли бы так и не дождаться вылета нашего самолета в Лаврентия и поплыть на Сотникове, который бы встрял где-то из-за шторма, и так мы теряли бы значительную часть маршрута, если не весь. Да что там, послушать местных, какие бывают задержки транспорта, мы могли бы вообще не выйти на маршрут. А так, мы ждали всего 5 дней. И то сумели провести их интересно и с пользой. У меня могли быть проблемы с документами - в пропуске были данные старого паспорта, но это заметили только один раз. Мы могли весь поход ходить по дождю, но тундра даже иногда радовала нас солнечными деньками. Мы были настолько "слабоумны и отважны", что пошли на Чукотку без ружья, чем приводили местных в шок. И конечно, мы видели медведей, но каждый раз успешно их отгоняли. А самый грозный хищник, белый медведь, который тоже водится здесь, появлялся около поселка ровно за день, когда там проходили мы. Планировалось, что придется переплывать реки, и все готовились к этому - например, я даже ходила в бассейн, пробовала плавать на выносливость, задерживать дыхание. Масяня тренировалась плавать одной рукой - чтобы второй держать рюкзак. Наташа бегала до холодных источников и купалась в них. В итоге, все броды переходились пешком, даже без веревочной переправы. Особенно повезло с проливом у косы Уэлен - нас переправили через него на лодках за довольно дешево, иначе, вспоминая широкий пролив с ледяной водой и быстрое течение, в котором уносило собаку, без неприятностей бы не обошлось. Везде нас встречали, везде селили, везде кормили - мы сполна испытали на себе знаменитое гостеприимство коренных северных народов, пусть они и не живут больше традиционным укладом в ярангах. Чукчи так и остались чукчами. Щедрая Чукотка не только пропустила без проблем пройти по своим землям, но и одарила своими плодами - рыбой, мясом, грибами и ягодами. А ещё воспоминаниями на всю жизнь о северном крае, в котором мало кто когда бывает, который пугает и настораживает, и открывает свою красоту только тем, кто осмелится познакомиться с ним лично.
   Грустно заканчивать эту книжу. Когда я её писала, сначала перепечатывая походный дневник из разваливающегося блокнота, с порванными или промокшими листами, потом по фотографиям и видео вспоминая пропущенные подробности, спрашивая кое-что у ребят, проверяя информацию о поселках, я как будто проживала всё заново. Это Путешествие "слабоумных и отважных" на планету Чукотка подошло к концу. Но сейчас у меня появилось кое-то особенное, что не закончится. Мечта вернуться. Я поняла, что отныне безнадежно влюблена в Север. Я поняла, почему я могу множество раз перечитывать мой любимый роман Каверина "Два капитана", и пересматривать фильмы по этой книге. Потому что я всегда понимала Сашу Григорьева, которого тянуло на Север, только не осознавала, почему. А теперь, даже когда в Москве теплая золотая осень, все вокруг солнечно и ярко, и здесь есть все удобства, которых нет на Чукотке, я перечитываю свой походный дневник, пересматриваю фотографии, видео, и мечтаю вернуться на Север. Я поняла, что получаю удовольствие просто от того, что я иду, мечтаю о горячем обеде, радуюсь, когда нет дождя, живу простыми потребностями и простыми радостями, которые в комфортном городе, к сожалению, недоступны. Живя в городе, мы увязаем в комфорте, не ощущаем остро потребности в тепле, сухости, горячей еде - мы это и так имеем, и начинаем выдумывать себе проблемы и тревоги, раздувать их из ничего, и мучиться от этого. Человек не может жить спокойно, ему обязательно надо о чем-то тревожится, что-то преодолевать. Так вот, оставаясь наедине с дикой природой, все проблемы, так же, как и радости, простые и Настоящие. Если это понять и принять, на природе, лишенные удобств и комфорта, мы возвращаемся сами к себе и начинаем ценить все, что имеем. Например, никогда ты не будешь радоваться самой изысканной еде в дорогом ресторане, как радуешься сухарю и куску сала после трудного перехода, и приходя домой вечером в уютную теплую квартиру, ты никогда не будешь радоваться ей так, как радуешься палатке, поставленной на камнях или на снегу, в которой просто почти сухо и почти не дует.
   Живя в комфортном городе, мы придумываем себе все новые и новые блага цивилизации и проблемы, и живем этой придуманной жизнью, забывая, что человек - часть природы, и именно в гармонии с природой мы можем чувствовать себя наиболее счастливыми, а вовсе не от постоянного накопления всё новых и новых благ цивилизации. Мы думаем, что, живя в городе, мы смогли подчинить себе природу, не зависеть от неё, но на самом деле мы просто отдаляемся всё дальше и дальше, и это страшно... Потому что в каменных джунглях потеряться гораздо проще, чем в тундре, здесь мы совершенно забываем, кто мы, и теряем себя, становясь от этого несчастными. А меня теперь неудержимо тянет снова в тот край, где суровые северные пейзажи, бурлящий холодный океан, тяжелое низкое полотно неба. Меня покорил этого край, где по-прежнему, как тысячу лет назад, правит природа, и именно за ней остается последнее слово. Край, который еще не подчинил себе человек, и я надеюсь, никогда не сможет подчинить. Это очень сложно понять тем, кто никогда не бывал на Севере. Но я только о нём и думаю. И я вернусь.
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"