Глава 8. "Грузите апельсины бочках братья Карамазовы".
Вдоволь посмеялись над столь бесцеремонным плагиатом?..
Просто Автор тихо надеется на узнавание первоисточника, но для молодых, да ранних, вот и он:
Илья Ильф и Евгений Петров. "Золотой телёнок".
Зато отныне это уже и не плагиат. Вот так, одним махом, и выкрутились?..
То ли ещё будет, но пока, временно, делаем серьёзное лицо!
Эпиграф номер раз:
Windy bus-stop. Click. Shop-window. Heel.
Shady gentleman. Fly-button. Feel.
In the underpass, the blind man stands.
With cold flute hands.
Symphony match-seller, breath out of time.
You can call me on another line.
Indian restaurants that curry my brain.
Newspaper warriors changing the names they
advertise from the station stand.
With cold print hands.
Symphony word-player, I'll be your headline.
If you catch me another time.
Didn't make her - with my Baker Street Ruse.
Couldn't shake her - with my Baker Street Bruise.
Like to take her - but I'm just a Baker Street Muse.
Jethro Tull, "Baker Street Muse", 1973.
И очередной авторский перевод, но... с неким комментарием.
Как многие успели заметить, иногда эти переводы, по сути, скорее, вариации на тему, приспособленные нами для лучшего отражения смысла самого главного в повествовании - текста глав.
Остановка на четырёх ветрах. Цоканье каблучков. Витрина.
Сомнительный господин. Пуговица оторвана. Ну, и дела.
Слепец в подземном переходе
С флейтой в заледеневших руках.
Продавец ходовых симфоний со сбившимся дыханием,
Попробуй перезвонить мне на другой номер.
Индийские ресторанчики пропитали карри мои мозги.
Борзописцы, меняя имена, зазывают к себе
Мёртвыми печатными буквами.
Что же, игрок словесными симфониями,
Стану твоим следующим заголовком,
Если ты меня поймаешь.
Никак не завлечь то, что желаешь, даже хитростью Бейкер-стрит,
И не шокировать фирменным синяком а-ля Бейкер-стрит,
Так хочется прибрать к рукам, но я-то лишь муза Бейкер-стрит.
На всякий, к сведению: в песне описывается реальная на то время, мало того, ничуть не изменившаяся в лучшую сторону, полная транспорта Бейкер-стрит со станцией подземки, застроенная безликими, "интернациональными" пятиэтажными домами с довольно-таки бедным музеем всемирно известного выдуманного сыщика.
Что до читателей, настало самое нужное время вспомнить классического мистера Холмса с его неразлучным другом доктором Уотсоном, как нам кажется.
Быть может, и вы вскоре благосклонно присоединитесь к оному отдельно взятому мнению...
Но сначала "диалог двух неразлучных друзей", он же,
Эпиграф номер два:
Hello
Is there anybody in there?
Just nod if you can hear me
Is there anyone home?
Come on, now
I hear you're feeling down
Well I can ease your pain,
Get you on your feet again
Relax,
I'll need some information first
Just the basic facts
Can you show me where it hurts?
There is no pain, you are receding
A distant ship, smoke on the horizon
You are only coming through in waves
Your lips move,
But I can't hear what you're saying
When I was a child, I had a fever
My hands felt just like two balloons
Now, I've got that feeling once again,
I can't explain you would not understand
This is not how I am
I have become comfortably numb
I have become comfortably numb...
... The child is grown, the dream is gone
I have become comfortably numb.
Pink Floyd, "Comfortably numb", 1979.
Эй,
Есть тут кто-нибудь?
Просто кивни, если слышишь меня.
Есть кто дома?
Ну же, вижу, тебе плохо.
Но я могу облегчить твою боль,
Поднять на ноги.
Расслабься.
Сначала чуть-чуть информации,
Пару фактов:
Где что беспокоит.
Мне и не больно, это ты отдаляешься.
Корабль дымит на самом горизонте.
Ты заходишь в волны,
Что-то говоришь,
Но я тебя не слышу.
В детстве у меня была лихорадка,
Казалось, мои руки совсем, как воздушные шарики.
И сейчас то же самое чувство.
Не могу объяснить, да тебе и не понять.
Мне не по себе.
Но это приятное оцепенение...
... Дитя выросло, сны растворились.
А у меня такое приятное оцепенение.
Что, если переложить ответственность за слова не на музыкантов знаменитой группы,
но снова-нездорово, всё на того же Автора? Не иначе, как по факту прочтения сей главы...
Конец эпиграфа.
- Слушай, дружище, - протянул ослабленный после болезни, захмелевший с рюмки коньяка Северус, - Расскажи, как тебе удалось выкрутиться в Мунго, пропахшем наркотическими зельями...
Понимаешь, - он оседлал любимого конька, - это предсмертные обезболивающие препараты, лишающие умирающих последних крох разума, делающие их тупыми, покорными животными на бойне. Ты однажды сообщил, что это безобразие происходит ныне и присно по "милосердному" закону вашего самого милосердного, видимо, отъявленного наркомана, Властителя Судеб, мистера Скримджера.
Ремус просто жаждал так к месту и ко времени поделиться очередной горячей новостью от создателя, этого самого министра магии, но побоялся быть неверно понятым.
А, можно и повременить, пускай дружище от души наберётся и подобреет, малость растеряв вечную бдительность! Ко всему прочему, перебивать хозяина маггловского особняка себе дороже, проверено не раз. Ждать осталось недолго, вон, Север увлечённо чешет нос, что выдаёт его милейшее настроение с головой.
... Так и пропала идея, витавшая в воздухе, на счастье или на беду, кто знает.
- Не обессудь за условность сопоставления, зверь мой поневоле, тебе известно моё отношение к этому закону, губящему святую, сильную душу волшебника. Помнится, ты в который раз посчитал меня жестоким, когда я сказал, что маги, уважающие себя...
- Да уж, по твоей версии, бедолаги должны осознавать пришествие смерти в полной мере, такого не забыть при всём желании. И на себя подобное прикидывал теоретически, но не согласен я с тобой, дружище, это невыносимо жутко. А переспорить не могу, вроде бы, ты прав, как всегда. Ну, хоть и хладнокровно, да логично рассуждаешь, этого у тебя не отнять.
Люпин не так уж и удивился явственной констатации другом факта "отсутствия" у него, оборотня, души. Человеку, хоть трижды разумному и учёному, не понять, не прочувствовать, не пойти наперекор древним вымыслам. Но Северус одумался и сгладил первоначальную резкость, услышав взвешенный, обдуманный контраргумент:
- Правильно делал, Рем, что на своей шкуре примерял. Именно, раз это логично, проистекает не из эмоций, но от разума, значит, справедливо. Никто из смертных не должен уходить с лица Земли просто так, в бессмысленной, младенческой радости, я имею в виду поживших людей, не безгрешных новорожденных...
Извини, я вновь увлёкся не той темой. Некая бессознательная, навязчивая идея будто поглощает мой разум, с чего это, непонятно. Но и тебе не доступны столь туманные теоретические выкладки.
Впрочем, мы же не станем устраивать диспут на пустом месте.
Итак, что произошло с тобой в Мунго?
- О, это было захватывающе, - с удовольствием взял слово уже основательно залившийся скотчем Ремус, - Я переговорил с целителями, но им, вероятно, не пришлась по нраву моя пустая болтовня, они вызвали отряд Авроров, так сказать, на подмогу.
Те отвели меня в укромное местечко, я повторил им бредятину, которой изводил целителей, и один из них врезал мне со всей силы под дых, ну, меня скрутило, а они стояли и ждали, когда я отойду. Потом ещё разочек допросили, а я завёл ту же шарманку. Необходимо было потянуть время, оно же было нужно тебе. Послушав немного, меня слегка побили, я оказался на полу, размазывая кровь из разбитого носа, а они занялись своими непосредственными обязанностями, но не все. Парочка Авроров присоединилась к колдомедикам, все отправились к палате, и пытались взломать твои знаменитые Запирающие Чары.
Оставшиеся со мной Авроры применили Tormento, ну, видать, просто так, для забавы, а то скучно им стало, - горько сказал оборотень, - Понятно, что далее я ничего не запомнил.
Очнулся я от того, что какой-то старичок-целитель быстро привёл меня в себя и подлечил ушибы, радостно залепетав:
- В такой день все волшебники ликуют, и никто не должен страдать.
- Это связано с мистером Поттером? - спросил я напрямую.
- Да, - также идиотски улыбаясь, ответил старик.
Я не хотел пугать тебя жалким внешним видом, ведь и одежде с лихвой досталось от стражей закона, а аппарировал домой от греха подальше. Сил моих хватило лишь на Раздевающее заклинание, и я рухнул в постель. Всё тело болело, но я вырубился так, что чуть не пропустил канун полнолуния.
Остальное ты знаешь. Короче, не страдай о страшной тайне исцеления своего пациента. Он совершенно не помнит, кто делал ему уколы, - заключил Люпин, - Выпьем?
- Да, да, я уже успел протрезветь во время твоего рассказа, не в обиду тебе будь сказано, - замедленно, словно нарочито растягивая гласные, произнёс Снейп, - Я виноват, что так подставил тебя, и избили, и унижали, дошло до изуверской пытки. У меня были дурные мысли насчёт Авроров, но post factum...
- Вот выпьем хорошенько, - напротив, легко сказал оборотень, - и всё плохое быстро забудется.
Он налил себе полный стакан скотча, выпил и тут-то заметил, что рука друга с пустой рюмкой слегка дрожит.
- Что с тобой, Север? Ответь мне. Тебе снова плохо?! - крикнул Люпин, увидев его помертвевшие, пустые глаза.
Вдруг Снейп вздрогнул, глаза приобрели обычное выражение, казалось, излучавшие радость и счастье.
Он налил себе рюмку, и запоздало спросил:
- А почему твой стакан пуст?
- Просто ты внезапно ушёл в глубины самосозерцания, - тихо сказал оборотень, отчего-то опустив очи долу, - Налить-то стакан не проблема.
Они выпили быстро, точно куда-то опаздывали. Северус призвал себе лично пятигранную бутыль огневиски, категорично заявив:
- Возьму и напьюсь, да буду петь, ты же ничего не имеешь против?
- Ты будешь петь те самые баллады? - не веря счастью, быстро вставил словцо Ремус, а то странный какой-то нынче Северус, заболтается и забудет.
- Да, баллады, которые пел тебе в... первое полнолуние, когда ты в образе волка лежал рядом со мной.
- Рядом и зверь бы не посмел, просто я положил голову тебе на ботинки, - конфузливо поправил Люпин, - Как сейчас помню удивительные нижние ноты, от которых вибрировало всё моё тело.
"... И немедленно выпил" один оборотень.
У Снейпа на языке вертелась недостойная просьба подробно рассказать о Поттере. Люпин же встречался с ним, когда тот женился оба раза. Вместо того чтобы удовлетворить возникшее нелепое любопытство, он пригубил, не дожидаясь друга.
Ремус с обидой посмотрел мутным взором в глаза Северуса, абсолютно трезвые, с золотистыми чёртиками, отплясывающими джигу. И разумные мысли тёпленького оборотня ушли на дно этих затягивающих, словно омуты, глаз. Осталась одна-единственная страстная прихоть вывести из себя неприступного, как цитадель, друга.
Обычное спиртное как-то непривычно лихо ударило в шальную голову, и утративший остатки сдержанности и кротости Люпин моментально приказал:
- Так пой же, раз обещал!
А Снейп, прочистив горло, прямо-таки послушно, как паинька, запел:
- D`amor qui m`a tolu а moi
N`a li ne me vuet retenir,
Me plaing ensi, qu`ades otroi
Que de face son plaisir;
Et si ne me repuis tenir
Que ne m`tn plaigne, et di por quoi,
Que cels qui la traissent, voi
Sovent a lor joie venir,
Et g`i fail par ma bone foi.*
... Это довольно наивные стишки Кретьена де Труа, одного из лучших труверов времён крестоносцев. Кстати, он был графом.
- Ага, чистокровность всегда и везде, пусть, маггловская, - недовольно проворчал Ремус, - С такими амбициями ты никогда не женишься, пора возвращаться в свой мир и искать себе подходящую по чистоте крови клушу.
Алхимик не горел желанием обсуждать этот вопрос, с кем бы то ни было, и спокойно вернулся к теме разговора:
- Как тебе начало баллады? Она длинная, однообразная и дальше вовсе неинтересная, поэтому я не стану петь её до конца.
- Прости великодушно за грубость, дружище, - выдавил оборотень, - Ты поёшь невыразимо прекрасно и, даже не понимая слов, безумно хочется плакать. Кто научил тебя так петь?
- Никто, я уже говорил, после юношеской ломки голоса мне его правильно поставили, - с особым нажимом ответил профессор, чтобы друг отстал, не то пожалеет.
- Музыканта приглашал, по существу, чужой тебе отец, чтобы научить тебя петь? Вот уж странно, в свете того немногого, что ты о нём поведал, - действительно, Ремус настаивал на глупой жажде выяснить все секреты хладнокровного друга.
- Нет, это был мой... гувернёр, - неохотно отозвался Снейп, - Полагаю, тебе пора баиньки.
- Мне, Ремусу Люпину, баиньки?! Ни за что! Пить и петь!
- Хороший тост, - похвалил Северус, но пить не стал.
А поддатый Ремус "... и немедленно выпил", что само собой разумеется.
- "Ох, как бы мне не пришлось стирать тебе воспоминания об этих треклятых сутках, мистер Лунатик. Я и припомнить о временах Мародёров могу совершенно невзначай. Да, я приблизил тебя, простив, пожалев, но ты слишком много хочешь знать, а это чревато для тебя же".
- Кстати, друг мой, только что ты поставил большое пятно на моей одежде. Я отдал тебе в полное распоряжение гостевую комнату, более того, позволил войти в лабораторию, но как ты мог ступить в мою спальню...
У оборотня язык прилип к гортани, в зобу дыханье спёрло, и не на радостях, отнюдь.
Ну, было дельце, влетел он в спальню друга, но единственно в поисках необходимой одежды, не оставаться же голышом! Да Мордред бы разодрал Северуса, скупердяя такого-сякого! Что ещё было надевать, кроме шмоток очень хорошо обеспеченного алхимика?!
- Я уже вывел пятно, расслабься, Ремус, - столь же вежливо и пусто, по-светски рекомендовал "скупой рыцарь", - Тебе-то известно, что туда, и только туда вход любому посетителю строго воспрещён.
Люпин приложил все усилия, чтобы замять неприятный инцидент, деликатно сменив тему:
- А о чём эта баллада?
- Естественно, печальная история любви и войны с неверными.
- Неверными? Ты говорил о каких-то кистоносцах.
- Нет-нет, Ремус, о крестоносцах. Они были рьяные христиане, да ещё жадные до чужого добра. А неверные, в текущем аспекте, иноверцы, мусульмане, жившие в то время в Сирии и Палестине, на Континенте, в Испании, и обладавшие множеством этого добра, да прочими не нужными грубым, немытым христианам знаниями и науками.
И знаменитую Алхимию древнего Востока именно мусульмане довели почти до совершенства.
Жаль, но сейчас полюса не то сгладились, не то изменились не в лучшую сторону для всех значимых цивилизаций земного шара.
Северус наклонился к оборотню и внушительно высказался, едва не шипя, как баснословный Слизеринский змей:
- Если ты думаешь, что я занят получением золота, созданием "пилюль бессмертия", и прочими глупостями, издавна приписываемыми нищим шарлатанам, то крупно ошибаешься. Можно было бы усомниться в моих успехах касаемо изучения глубинной сущности веществ и химических реакций, словом, внешней алхимии, а вот нужно ли?
- И кто всему виной? - алхимик выпрямился с самым надменным видом, - Как всегда, я, или же отсутствие интересов подобного толка у тебя?
Что до бескрайних возможностей Великого Делания, сиречь, внутренней алхимии, то приведу один пример, с твоего позволения. Старина Фламель, непревзойдённый изобретатель и единственный владелец философского камня, имел возможность жить себе и жить вечно в тепле и уюте с милой супругой, но и они устали.
Профессор натянуто и немного виновато улыбнулся, став лицом белее призрачной тени.
- Все, без единого исключения, алхимические манипуляции по сей день сопровождаются магическими обрядами, заклинаниями, и, безусловно, проводятся под покровом тайны. Однако, эти устаревшие, ребяческие ритуалы сохранились в одном твоём мире с его убогой наукой, которую с трудом так и величаешь-то.
- Зато чего стоят главные символы всеобъемлющей Алхимии, да они бесценны! Просто-напросто вдумайся! - горячо воскликнул явно увлёкшийся Снейп, - Tria Prima, конечно, это соль, ртуть и сера. Далее идут четыре первичные субстанции: земля, воздух, огонь и вода. Понимаешь, за тройкой четвёрка, что далее? А далее ещё более "устойчивая" семёрка: семь алхимических элементов под управлением планет, Луны и Солнца. Чуть позже появилась "абсолютная константа", так называемая Monas Hieroglyphica великого англичанина Джона Ди. Основных алхимических процессов традиционно насчитывается двенадцать. Проникнись хоть знаковым смыслом чисел, разве он тебе ничего не напоминает?
Ну да, ну да, и на первый, мимолётный взгляд всё ясно, каким божественно простейшим способом нечётные цифры жёстко уравновешиваются чётными в строго закономерном порядке возрастания. А числа-то не простые, но мистические, родом из незапамятных времён, освящённые как мировыми религиями, так и былыми теориями мироздания.
- Ох, начал-то я об этих самых неверных. Что же ты меня вовремя не прервал, Рем? - как-то смущённо перешёл на еле различимый шёпот Северус.
Люпин едва заметно улыбнулся в усы, одобрительно кивнув, ему очень нравились эти редчайшие моменты проявления, по меньшей мере, человеческих чувств исключительно у изрядно подвыпившего друга. Вполне нормальный мужчина, на первый взгляд, но порою до боли в сердце жаль его.
Сущности же звериной, просыпавшейся в оборотне накануне полнолуний, было безмерно приятно чувствовать, что он имеет значительное превосходство, вроде быстроты реакции, веса тела, над полноценным человеком. Зверь может сделать с ним, что его душеньке пожелается. Знать о могущественности такой силы, и никогда не применять её, это ли не счастье! Да и человек прекрасно знал большой секрет ручного оборотня, потому и не боялся. К тому же, практика мирного сосуществования с волком доказала его полную безопасность.
Снейп, как ни в чём не бывало, продолжил повествование. А что тут такого? Торопиться-то им некуда.
- Так вот, те, стародавние мусульмане, многие иные науки и умения тоже не позабыли, да не просто сохранили для всего человечества, но чрезвычайно искусно развили. Магглы в свою пору исключительно серьёзно не просто верили в волшебство и магию, а успешно ими пользовались, сначала в астрономии и медицине, вскоре перенеся первичные знания практически на всё.
К слову, их целители были куда честнее современных. Например, древнеегипетские лекари обязаны были сразу после диагностики сообщить больному, справятся ли они с его недугом. В Древнем Риме хирургу отрубали руки, если пациент умирал во время операции. Это я к тому, что волшебникам с их отсталыми практиками давно пора вплотную познакомиться с мастерством коллег, - мелодично вещал алхимик.
- Откуда ты знаешь столько о магглах?
- Меня знакомили с основами маггловской культуры, но я продолжаю учиться, чтобы нормально жить среди этих людей, - Северус тоже перевёл стрелки на просвещение друга в более отвлечённом плане:
- Да-с, всё-таки возвращаясь к нашим очаровательным волкам в отвратительно пахнущей овечьей шкуре, крестоносцам. Их история отдаёт стариной и по нашим, магическим, меркам. Крестовые походы начались в одиннадцатом веке. А баллада написана в следующем, когда походы следовали по дикой Европе волнами, один за другим. Но хватит, ибо крестовый поход такая чушь, до какой мог додуматься самый отъявленный идеалист, что созвучно с идиотом, - неприкрыто злобно отрезал профессор.
... - А ты ещё споёшь? - после затянувшейся паузы попросил Люпин.
- Если захочешь, так тому и быть.
- Очень хочу.
- Тогда я спою тебе "моё" рондо, оно точно обо мне написано.
Le monde est ennuye de moy,
Et moy pareillement de lui;
Je ne congnois rien au jour d`ui
Dont il me chaille que bien poy.
Dont quanque devant mes yeulx voy,
Puis njmmer anuy sur anuy;
Le monde est ennuye de moy...
Мелодия была причудливой, Северус пел грустно, слова мёртвого языка казались волшебными. Ремус уловил повторяющиеся фразы, а музыка, как сладкие песни обманчивых сирен, затягивала его куда-то внутрь себя, в пучины тоски и одиночества...
- ... Le monde est ennuye de moy, - устало выдохнул певец.
Оборотень и не сразу заметил, что голос друга стих, а сам он поник головой и закрыл глаза.
Некоторое время оба молчали, погрузившись, каждый в свои мысли. У Снейпа мысли были вполне конкретные, у расчувствовавшегося Люпина неопределённые мыслеобразы.
Тишина стала гнетущей и вязкой, можно было подумать, сам воздух в комнате сгустился.
Первым нарушил молчание, как полагается, Северус:
- Ремус, Рем, ты как, всё нормально?
- Да... вроде бы. Знаешь, меня от "твоего" рондо занесло в какие-то дебри, и я никак не могу выбраться.
- Просто надо выпить ещё по стаканчику, - деланно весело предложил Северус.
- Ты прав, - протянул Ремус задумчиво, - Выпьем. А потом уж переведи на родной язык эту душещипательную песню.
Объясни мне, тёмному, почему ты называешь её так странно. Ведь "рондо" это что-то по кругу, верно?
- Угу, ты же расслышал тональное дублирование, - в унисон другу отозвался Снейп, - Да, в двух словах, рондо - это стихотворение, начинающееся и заканчивающееся одинаковой строфой.
Ладно, лехаим!
"... И немедленно выпил" в который раз всего-то один, ему и захотелось подурачиться по-настоящему, прекратив копать вглубь и вширь.
- Хочешь, я развеселю тебя, Север? У меня есть отличный рассказик о жизни и исканиях полового гиганта мистера Поттера. Сойдёт?