… Ночь в маггловском особняке прошла спокойно… но не совсем.
Люпин до того переутомился, что долго не мог заснуть. Он всё раздумывал, как это часто бывает практически со всеми, что и каким образом нужно было сказать в тот решающий момент. Странная штука память, иногда такое из её недр всплывёт, хоть стой, хоть падай.
И оборотень тихо радовался, что лежит в мягкой, тёплой постели. Кроме шуток, неприятно и горько задним числом понять, что собственно его, единственного друга, имел в виду интеллигентный профессор, говоря о мягкотелой беспринципности.
Наконец, Рема осенило, и он точно определил самое главное в заупокойной речи Севера. Конечно же, для человека наиболее унизительным является то, что его считают не просто вещью, а бездушным созданием…
Оборотень грустно вздохнул, ведь его-то все знакомые именно за такую тварь и держат, поэтому не воспринимают всерьёз.
Но, возвращаясь мыслями к прошлому друга, Люпин припомнил одно из его преинтересных упоминаний о втором господине. По крайней мере, это воплощённое Зло довольствовалось негласным титулом "Владыки жизней" своих псов, но не посягало ни на чьи души. Согласно особенно злорадному комментарию Северуса, такая доброта проистекала вовсе из личных качеств Лорда, но имела в основе его неполноценность и парадоксальное, если не сказать резче, отношение к вопросам бессмертия. По своей воле убить в себе душу, пожелав телесно жить вечно, это ли не верх идиотизма!
Логично, что в результате Люпин спал мало и чрезвычайно чутко, вот и проснулся на стон души Снейпа, но слов не разобрал. Ремус подкрался к его двери и хотел постучать, как вдруг услышал сдавленный то ли смех, то ли плач, и… вновь не осмелился.
Той же политики невмешательства он решил придерживаться и поутру, но уже вполне резонно.
Алхимик показался оборотню ничуть не отдохнувшим, напротив, усталым, да каким-то суетливым. Чересчур бледное лицо, мешки под грустными, запавшими глазами, и, как противоположность внешнему виду, необычайная болтливость.
На взгляд Ремуса, вылитый алкоголик в глубоком запое, но без поисков спирта, что странно.
Заприметив его разбинтованные руки, оборотень прямо заявил, что от таких глубоких ран останутся рубцы и с учётом величайших способностей стихийного мага. А Северус беззаботно клялся своими пресвятыми зельями, мол, до свадьбы заживёт.
– Думаешь, это был первый в моей жизни взорвавшийся котёл?
Слушай, Рем, однажды один из осколков угодил мне в шею так, что ещё немного, и он перерезал бы мне сонную артерию. Но, как видишь, – Снейп задрал голову, – ни следа!
Разумеется, Люпин ничего не увидел… кроме отсутствовавшей накануне плотной повязки, но эта неувязка показалась ему сущим пустяком. Куда важнее, что по вине этой злополучной раны глубокой ночью железный человек мучился до глухих стонов.
Северус для вида притронулся к завтраку, только молол ерунду, и Ремус понял, что бесстрашный дружище боится долгих пауз в разговоре и тишины.
При всём, при этом, по скромному мнению Люпина, у Снейпа до того безучастная мина, что дай ему какой смельчак пинок под зад, по выражению лица и не догадаешься. Такого рода гримаса у алхимика бывает крайне редко и не предвещает ничего хорошего.
Едва утолив голод, Ремус окончательно проникся уверенностью, что либо поток красноречия скупого на слова, трезвого Северуса скоро иссякнет, и наступит мертвецкое молчание, либо разразится очень громкий скандал. Любой из этих вариантов подгонял оборотня ближе к холлу и тёплому пальто.
– Уже собрался на выход? – бесцветно спросил Снейп, – Ты такой умный волк, если бы ты знал, как я люблю тебя.
От этого признания у Люпина пошла кругом голова, и шнурки ботинок не хотели слушаться палочки…
– А если бы ты знал, как я…
Само собой сорвалось с сухих губ друга, и только друга:
– Представь себе, сполна наслышан, вот ты и уходишь, когда мне надо побыть одному. Если всё пройдёт… успешно, уже завтра я буду в норме, а ты сможешь появиться здесь при первой возможности, и меня развлечь, да и себя не забыть.
В любом случае, я пришлю тебе свою мудрую птицу.
Ремус послушно кивнул, и аппарировал по-английски, не попрощавшись.
Северус весь день просидел в библиотеке, окружённый "косметическими зельями", как он их вполне обоснованно называл из-за состава, меняя примочки на ранах и усиленно заставляя себя погрузиться в бриллиант роскошной библиотеки. Один из древнейших алхимических трактатов, хранящихся в частных коллекциях. "Цвет розы" Анвара-аль-Махтия. Профессор всегда расценивал чтение, как одно из величайших блаженств, если оно не делается урывками и сопровождается спокойствием в душе. Увы, его-то и не было. Потому и не читалось, даже не думалось нормально. Казалось, сама душа принялась задыхаться в мире абстракций, затосковав в этой излишне прибранной и ухоженной лаборатории слов.
Меж тем, в голову лезла откровенная ересь, вроде того, что тебя не поблагодарят за поданный кое-кому пример, как убить человека, изгадившего тебе жизнь, и стать Героем. Этот новоявленный Давид, поразивший Голиафа, хоть бы о знаке почёта и уважения, и то, не позаботился.
Нет в треклятой Школе портрета Директора Северуса Снейпа, "позорно сбежавшего" при Сражении в Хогвартсе. Как будто никому в голову до сих пор не пришла элементарная мысль, а ведь именно этот ваш Снейп и стал козлом отпущения в год большой беды. Ни кто иной, как он принял на себя не столько известный укус Нагайны, сколько негласное, осторожное и крайне мудрое покровительство над "грязнокровными" студентами и их защиту от фатальных несчастий. Ни не к ночи будь помянутая мисс Стрекоза, прославившаяся "тем самым" Пророчеством, ни кентавр- "профессор" слова доброго не сказали новому Директору за то, что он фактически спас их от гарантированной смерти иль нищеты, которая ещё хуже и оскорбительнее. Об остальных преподавателях лучше вовсе не вспоминать, а то снова захочется кого-нибудь из них проклясть. И эти люди судят о Северусе Снейпе только по вызывающей книжонке Скитер с кричащим заголовком!
К чему все эти жалостные и запоздалые воспоминания?..
И скучно, и грустно, попросту необычайно одиноко. Хотелось бы помолчать с кем-то, но… иных уж нет, а те далече. Как же всё это не похоже на обычный, очередной серый, но милый сердцу осенний день.
… Внезапный стук перьевого комочка в окно заставил Северуса встрепенуться. Он любил сов, и не желал прогонять их за то, что прилетели не вовремя.
Это была знаменитая Хедвиг, смелая полярная сова Поттера. Только что забыл фамилиар… их Героя в библиотеке не то вынужденного переселенца, не то эмигранта? Война закончена, мир народам, а птичке здесь явно не место.
Кто бы спорил, мысли материальны, но не до такой же степени…
Покормив сову с рук, а смышлёная птица всё ещё помнила Снейпа, он сказал ей:
– Лети, видимо, ты ошиблась адресом.
Но сова важно протянула левую лапу с примотанным небольшим пергаментом.
На подмокшем клочке торопливыми, местами расплывшимися буквами было нацарапано:
"Уважаемый профессор Снейп, сэр.
Быть может, Вы сочтёте мою просьбу бестактной, но мне, право, она не кажется таковой. Благодаря Вам я в который раз выжил и вернулся в этот мир. Это Вы подарили мне его, целый мир!
Я же прошу Вас о малости. Горю желанием встретиться с Вами и поблагодарить, нет, не этим кусочком пергамента, не чем-либо бренным, а всей душой.
Не откажите в проявлении ещё одной милости к тому, кого Вы не однажды спасали от неприятностей и, наконец, вытащили с того света.
Остаюсь искренне Ваш, Гарольд Джеймс Поттер".
Что тут говорить, Северус удивился и подмокшему пергаменту, на который не наложили Водоотталкивающее заклинание, и торопливости почерка, словно Поттер был ограничен во времени написания слёзного до уморительности, наивно-детского письмеца. Сам текст являлся поистине вершиной эпистолярного умения прежнего школяра. Все эти его сладкие отсылки к школьным временам, здесь и сейчас, в маггловском особняке XIX века, казались исключительно неуместными.
Лишь патетическое замечание пылкого юнца о подаренном мире зацепило скучающую, уставшую фантазию Снейпа.
Если немного преобразовать фразу и подыскать пару, может получиться магическая строфа. Но что она принесёт с собой? Играть чужой строкой опасно, есть вероятность породить грандиозное цунами или же, наоборот…
Размышления профессора в самом зародыше подавила и нарушила всё та же Хедвиг. Без малого разумная волшебная птица взяла со столика перо и принесла Северусу.
– Твой не в меру наглый хозяин ждёт ответа? – отчасти искренне удивился он, – Хорошо, он его получит.
"Мистер Поттер, признаться, безмерно изумлён Вашей жаждой встречи.
Я спас Вам жизнь по просьбе единственного друга, который не терзает меня воспоминаниями о пребывании в Школе, ибо это далеко не самые радостные годы моей жизни. Но к чему всё это я Вам-то пишу? Следует полагать, из-за сегодняшней хандры.
Увы, "удерживать в себе глухое отчаяние – это так по-английски".* Я не желаю встречаться ни с кем из представителей мира, покинутого мной по собственной воле, особо заметьте. Исключением является тот самый друг-волшебник.
Дабы такой героической персоне не было обидно, да будет Вам известно, что я не вожу близких знакомств и с магглами.
Нет уж, я непомерно словоохотлив сегодня. Мне скучно, бес.
Прошу прощения за столь нелепое письмо.
С.С."
– Пусть получит эту чушь и решит, что его кунг-фу сильнее моего. Не я, а он же у нас Герой, он же наше всё, мать его к Мордреду! – неслыханно грязно выругался Снейп в затяжном, с ночи, приступе чёрной меланхолии, куда как усилившемся от излишне благожелательного послания Поттера.
… Всё к чертям и ни к чёрту!
Надо пойти к натопленному, пылающему камину, махнуть коньяка, наконец-то снять проклятущий сюртук, от которого рёбра горят адским пламенем, и заснуть прямо в покойных креслах…
Комфортно расположившись, алхимик опустошил рюмку, взял из воздуха зажжённую сигарету и жадно её выкурил, забыв о пепельнице. Его потянуло в сон от спиртного и табака на голодный желудок, но опять-таки требовательный стук в окно. Вернулась Хедвиг с крохотным клочком пергамента.
Не отвязав от лапки совы послание, Снейп мигом просмотрел его.
"Позвольте скрасить Ваше одиночество и развеять хандру беседой. Я под Вашей дверью и уже сильно промок".
– "Ну, щенок, сам напросился, получишь ты у меня такую беседу по душам!"
Северус распахнул дверь и первым же делом наткнулся на покорный взгляд зеленоватых глаз из-под низко нахлобученного капюшона мантии, пепельно-русые, длинные волосы висели сосульками. Герой представлял собой вылитое ничтожество.
Пьеро, настоящий Пьеро, а ведь ещё недавно был Арлекином…
– Входите, мистер Поттер, мантию бросьте на пол, если что-то ещё из одежды промокло, имею в виду то, что можно снять в приличном обществе, также скидывайте. Этим займётся мой старина Винли.
Гарри медленно вылез из тяжёлой от воды мантии, под ней оказался настоящий джентльменский набор одежды, лишь галстука не хватало для его полноты. Рубашка со стекольным бутылочным отливом была пропитана сильными экзотическими женскими духами.
– "Да уж, манеры те ещё, в дом самого профессора Снейпа сразу после любовницы ввалился, болван неотёсанный!"
Оказалось, что весьма и весьма курьёзно лицезреть на "болване" жилет в слизеринских, тёмно-зелёных тонах, аккуратно застёгнутый на множество мелких пуговиц.
– Почему Вы не применили Водоотталкивающее заклинание? – строго спросил профессор, как на экзамене.
– Я не знал, можно ли в этом мире колдовать, – смутившись, сказал Поттер и добавил зачем-то:
– Мне посчастливилось увидеть… как Вы гуляете по скверу, сэр. Простите за аромат духов, они не мои.
– Знаю, это духи мисс Падмы Патил, – выдал Снейп с довольной усмешкой, – Вас она не удовлетворила сегодня, о, жалость. И Вы решили поплакаться мне в жилетку? Могу предложить возможность.
Он указал на богато вышитый серебристый жилет.
– Или Вы предпочитаете…
– Профессор Снейп, сэр, я пришёл к Вам не от женщины, – поспешно соврал незваный гость, – и не горю желанием марать настоящее произведение ткацкого искусства. Я прошу позволить мне…
– Отблагодарить меня лично, но пока Вы не снимете эту пахучую тряпку, я не предоставлю такого права. Аппарируйте домой, и переоденьтесь в срочном порядке.
– А жилет оставить можно? – сокрушённо, без тени насмешки или упрёка, спросил Поттер.
– Можно, на себе, разумеется, но моё время не безгранично.
Мерлин, даже подкалывать этого вылитого агнца неинтересно. Ну, о чём с ним можно говорить, и, главное, как? О его былом героизме, глупых амурных похождениях? Нет, всё не то, сверх меры покорности в глазах.
Недостойно наносить раны и без того униженному и оскорблённому, правда, не пойми, кем или чем. В свете откровений Ремуса, вероятно, очередной неудачной интрижкой. Да и не хочется едко шутить над этим бывшим Избранным, но… придётся, такова привычная роль школьного профессора Зелий. Ради этого надо ещё выпить и покурить, зарядиться энергией, или, как сказали бы соседи-магглы, позитивом.
Курил Северус обыкновенно на улице или в мансарде, поэтому, быстро оценив не эстетичный пепел и окурок на дорогом ковре, он движением пальцев сотворил красивую пепельницу в виде большой тропической раковины, изнутри переливающейся перламутром.
Профессор тяжело опустился в кресло, налил стакан огневиски, который постигла та же участь, что и рюмку коньяка. Он был выпит до дна несколькими торопливыми глотками. Потом появилась сигарета, а за ней…
… И лично сам Герой магического мира (Бурные продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию. Все встают!) в свежей ярко-зелёной рубашке под цвет глаз и всё той же жилетке, торопливо и неправильно застёгнутой.
– А Вы и впрямь быстро, мистер Поттер, вот только жилет заслуживает большего внимания.
Гарри посмотрел на себя и спросил:
– Где у Вас ближайшее зеркало, сэр?
– В гостевой, туда, – неопределённо взмахнул рукой Снейп.
Одна из дверей в коридоре распахнулась.
Алхимик не успел тихо и мирно докурить, как перед ним, будто чёрт из табакерки, выскочил Поттер.
– Не мозольте глаза, ради Мерлина, – вяло сказал Снейп, – Присаживайтесь в кресло.
Что будете пить? На выбор, огневиски пяти сортов, дорогой скотч, но, по-моему, совершенно безликий, или коньяк?
– Я бы выбрал то же, что пьёте Вы, – без промедления ответил Гарри.
– Боитесь, что остальное отравлено?
Профессор легонечко глумился над собеседником, вернее, собутыльником на один вечер, но он безмолвствовал.
– Знаете, магглы говорят, что молния не бьёт дважды в одно и то же место.
Мастерский намёк на добрые намерения хозяина в отношении неожиданного гостя, казалось бы, точный выстрел не попал в печальную живую мишень.
– "Ну и? Когда же ты, наконец, разозлишься, Поттер, и твои малахитовые глаза нальются гневом?
Неужели все эти женщины так пагубно отразились на твоём темпераменте, Герой?"
– В данный момент я ничего не пью, как видите.
– Но около Вашего кресла стоят две бутылки, рюмка и стакан, – собрался с духом Гарри.
– Хорошо, коньяк или огневиски? – фыркнул Северус.
– Огневиски, пожалуйста, сэр.
– "Ах, какая вежливость и воспитанность!
Конечно, всё это напускное, глаза явно говорят об ином. Ко всем маггловским чертям его глаза!
Глазки он мне строить будет, не умеешь – не берись!" – с нарастающей злобой на этого полового Героя уж послал, так послал Снейп.
Во-первых, далеко не все мысли и эмоции Северуса Снейпа проистекают из эгоизма. Во-вторых, это Гарри Поттер напросился в гости под благовидным предлогом развлечь хозяина разговорчиком ни о чём. А обманывать старших нехорошо. Сей Герой не из тех, с кем можно молчать, наслаждаясь духовной близостью.
– Да, держите.
Из бара молниеносно вылетел ещё один стакан прямо опешившему Поттеру в руку.
– Извините, сэр, Вы владеете в пределах дома беспалочковой магией?
– Не только в пределах, но и за ними. Я называю эту магию стихийной, как большинство учёных.
– А что же магглы, среди которых Вы живёте?
– Им всё равно, хоть я не соблюдаю ни единой статьи чуждого мне Статута о Секретности. Принципиально, в современном мире всем всё равно, – впервые за весь разговор улыбнулся Северус, – Ещё вопросы будут?
– Да, то есть, нет, сэр, я пришёл к Вам не для выяснения тайн проживания мага бок о бок с магглами. Э… не прикрытого и простенькими Чарами сосуществования столь знаменитой персоны…
Поттер замялся, но сменил тему, воодушевлённый улыбкой, которой его одарили:
– Я уверен, что помню, как Вы летали под сумеречным небом.
– Мы в восхищении! – красиво изумился хозяин, да невольно заинтересовался: – Не может быть, бывший грязный шпион, и летает, как ангел.
– Именно, сэр, Вы взлетаете невысоко и парите, я неоднократно видел это во сне.
– А я действительно похож на галлюцинацию и без лунного света, – многозначительно хмыкнул алхимик, как один лишь великий Тёмный Лорд, умеющий левитировать, и вновь зов учёного не позволил сдержать рационального любопытства:
– Видите ли, "во сне" звучит неубедительно. И с каких пор Вы стали подглядывать за моей жизнью во снах?
Ваш психиатр знает об этом? Ваш рассудок в порядке, мистер Поттер, "сэр"?
– Я не знаю, кто такой пси…
– Ну, по-вашему, это целитель душ. Так он в курсе?
– Да, сэр, более того, с помощью этих сновидений мне удалось воссоздать Ваш образ и положить чёткое воспоминание в Омут Памяти. Тогда-то мой целитель душ и сказал, какой волшебник сделал те уколы и спас меня от смерти.
– Кто Ваш колдомедик?
– Мистер Уоррингтон.
– Понятно, – прозвучало с глухим недовольством, – На Ваши, так называемые, воспоминания не поскупились.
Я знаю его, а он знаком со мной заочно. В основном, мы с ним оппоненты в вопросах возвращения утерянных воспоминаний, но к делу это не относится.
– Выходит, Вы тоже целитель душ?
– Вам это может показаться странным, но и психология, и психиатрия магглов имеют вполне определённое сродство с моей излюбленной алхимией.
Однако Вы не понимаете меня, это так заметно, смею огорчить.
Гарри мужественно проглотил "бредовую" тираду Снейпа и попросил:
– Расскажите, сэр, как я мог наблюдать за Вашими прогулками во сне.
– Это долго, нудно и изобилует незнакомыми терминами, – протянул профессор, – Вкратце, Вы были настолько увлечены личностью человека, делавшего инъекции, что Ваше бессознательное сконцентрировалось вокруг его персоны, столь знаменитой, Вашими же словами.
Северус выдержал паузу, но никакой реакции Гарри не выказал, кроме житейского любопытства, уж если не научного, то, разом, вульгарно нелепого.
– Итак, собственно область бессознательного продуцирует сны любого человека.
Просто-напросто это одна из теорий сновидений, толково не доказанная, но лично мне по нраву.
Вы ведь шли следом, не видя моего лица?
– Да, сэр.
– Согласно выбранной мной теории, Ваше бессознательное после хорошей порки в виде чёрного проклятия собралось, образно говоря, в кулак, да выдало результат. А вот и я перед Вами собственной персоной, уже не во сне.
Гарри когда ещё уговорил свой огневиски и опьянел после долгого воздержания от алкоголя, к тому же, пить он не умел.
– А чем докажете, что я не во сне с Вами разговариваю?
– Хорошо, прикоснитесь ко мне, только не забудьте как можно больнее ущипнуть себя, чтобы вовремя проснуться.
К этому времени профессор заметно развеселился, не скрывая своих чувств, или… почти не делая этого.
Гарри встал, обошёл кресло Северуса и зарылся в его волосы, обнажая шею. На шее зияла глубокая рана, которой не было во снах. Не было на ней и засоса родом из развратного видения.
– Эй, легче, легче, мистер Поттер, это уже перебор!
Алхимик дёрнулся всем телом, резко обернулся и уставился в растерянные, полные любви, о, что вы, что вы, навязчивого любопытства и животной похоти, глаза Гарри.
– Ступайте в гостевую комнату, думаю, у Вас хватит сил принять душ, за это время Винли подготовит свежую постель и даст пижаму. Вы пьяны, мистер Поттер, – веско, со скрытой угрозой распорядился хозяин дома, – Идите, проспитесь, а завтра, чтоб ноги Вашей в моём доме не было!
Вроде бы, удача на его стороне, как-никак, а обнаглевший гость поспешно отскочил, что и требовалось.
– Любитель женщин снисходительно благоволит мужчинам, а я не желаю пополнять Вашу коллекцию.
Взаимный зачёт по Зельям, и все довольны, – вполне закономерно отрезал Снейп, коль не странная, ломаная интонация.
Окажись на месте Поттера Люпин, ему ничего бы не пришлось разъяснять. Он понял бы всё без лишних намёков, не говоря о резкостях. С другой стороны, оборотень не смог бы спровоцировать всего дальнейшего.
Но, порою, фильтры сознания излишни, пусть, для умопомрачительно сдержанного и рассудительного волшебника, но человека же.
Ещё бы! Добрую часть жизни не иметь возможности сделать по собственному усмотрению и желанию ровным счётом ничего, "всего-навсего" рискованно брать верх в ежедневной шахматной партии со Смертью, помня, что играешь не столько за себя одного. А, к Мордреду прошлое и будущее! Они не более чем зеркальные иллюзии в коридоре бесконечных отражений.
Впрочем, в этот решающий момент Северус не руководствовался логическими соображениями, но принялся действовать из неясных побуждений. Как бы то ни было, никто не понял, что подстрекнуло его к сущему безрассудству, или кто это сделал. Главное, оно этому самому не надо… до поры.
– Вы в упор не видите! – закричал Гарри, – Мерлин Вас забери, Северус, я…
– Помолчите, мистер Поттер. Всё я вижу.
Снейп в два шага, как змей-искуситель, пластично преодолел расстояние между ними.
– Наконец-то я разглядел свет в твоих глазах, Гарольд. Значит ли это, что не желание очередной случки привело тебя в мой дом?
Он обвораживающим голосом скорее утвердил, чем вопросил, и умело запечатал поцелуем рот изменившегося в лице Гарри, не ожидавшего такого поворота событий. Поцелуй показался больно уж быстрым и легковесным, зато ароматным и сладким, как корица.
На этот раз Поттер не растерялся, притянул к себе мужчину, запустил руки в его гриву, перебирая жёсткие пряди. Ему ответили нежным поцелуем, от которого Гарри едва не потерял голову. В ней промелькнула мысль:
– "Нежный и ласковый… змей?"
Да-да, Слизеринский Змей проявил истинную галантность с юнцом, осторожно, чуть ли не целомудренно лаская его мягкие губы, привычно не веря, что действительно может делать это невозбранно. Но вихри враждебные не веяли над нами, да и тёмные силы злобно не угнетали. А вот по всему телу волнами прокатывалось некая новоявленная экзальтация, дивно выделяющаяся из испытанных когда-либо разновидностей и оттенков, остро дополненная граном прежде неведомого страха быть отвергнутым. От столь изумительного психотропного зелья щекотало каждый нерв, а жажда заманчивого продолжения разгоралась всё ярче, затмевая церемонные манеры и оттесняя прочие пустяки на самые задворки разума. Эти губы были пленительнее тех, что он мог бы припомнить из давнего прошлого и сновидений, будь ему хоть мало-мальски до них безотлагательно. Ведь это бесценная реальность, пускай и мимолётная. Этот рот стал казаться чем-то фантастическим, едва подарил пару ответов.
Северус не делал попыток проникнуть в него языком, чтобы почувствовать настоящую, осязаемую усладу и близость, всё возможное от полноценного поцелуя. Он ждал, когда уникальный гость сделает это первым, но Гарри никак не осмеливался, затерявшись в собственных ощущениях и эмоциях. Ни одни уста в подлунном мире не были желаннее этих, оно и правда, ибо ни одна женщина не могла подарить ему схожего лёгкого и дурманящего опьянения вкупе с совершенно сумасбродным стремлением нарушить все до единого правила и условности…
Всё же ему самому захотелось воплотить обоюдно неотложную и необходимейшую бывшему учителю мечту, поцеловав того страстно и глубоко, взасос.
Северус сей момент дерзнул проделать то же самое, их языки встретились, а Гарри застонал и выгнулся, придя в неистовый восторг. Снейп с недюжинной силой прижал его к себе и во всей полноте наслаждался возбуждением молодого тела. Это было нелепо, смешно, безрассудно, безумно – волшебно!
Нет, было бы, но нельзя с посторонним…
Мастер Зелий несколько пришёл в себя и не захотел больше ничего, правда, и не вздумал прекращать эту "непристойную выходку". Он всего-то изучал рот Гарри, иногда сталкиваясь с его языком. Настоль галантный поцелуй напоминал старинный торжественный менуэт, в котором каждый танцор выполняет сложные па, уходя или приближаясь к партнёру.
… Юный Севви танцевал менуэт в холодной, просторной, безлюдной зале замка с Тобиасом. Это входило в обязательную программу обучения подрастающего наследника древнего рода изящным манерам. Только во что вылился один из тех менуэтов?..
Поттер первым разорвал поцелуй-менуэт и прошептал, раздражённо сверкнув глазами, задыхаясь от не имеющей выхода страсти:
– Профессор, признайтесь, Вы просто играете со мной.
– Откуда такие выводы, молодой человек? – отлично делая вид, лениво промолвил Снейп.
– Ваш поцелуй доказал мне, что Вы не холодны, а горячи. Так почему же Вы не изволите поцеловать меня, как должно?
– Всему своё время, Гарольд, – загадочно ответил профессор, облизывая губы, стирая с них чужие следы.
– Нет, нет, Северус, я хочу, требую, чтобы Вы меня поцеловали. Немедленно!
Гарри сам поразился вылетевшим словам, он и думать забыл о каком-то целителе и собственных неоднократных командах.
Но и на Снейпа этот грубый приказ оказал вполне предсказуемое влияние, в текущий момент, сродни резкому прекращению магического чуда. Он быстро высвободился из кольца рук, лежавших на талии, и устало бросил:
– Идите спать, время позднее.
– А Вы приметесь напиваться огневиски?
– Вы едва ли не угадали, мистер Поттер, "сэр", но я предпочитаю выпить стакан коньяка и насладиться эротическими фантазиями с Вашим участием.
– Зачем нужны иллюзии, когда есть я, готовый ко всему, ко всему, слышите, Северус, возлюбленный сердца моего?!
– Согласен, – вдруг сдался Снейп, – Давайте поцелуемся на сон грядущий, как Вы желаете.
– "Платить, так от всей души! Правда, кто же кому платит и за что? Неважно, раз хочется! Чувствую, это сам Тобиас благословил меня", – рассмеялась сущность озорного подростка или закомплексованного мужчины.
И он сделал это, накрыв его губы своими, тотчас ощутил, что от него с неизведанным доселе пылом требуют поцелуи, мало того, вырывают один за другим. В итоге же, крепкое объятие моментально превратилось в соперничество, противостояние, борьбу… непонятно, за что. Не вдаваясь в чёткий анализ по причине его временной невозможности, и непреклонно не желая сдавать позиции, Северус навис над Гарри, подобно хищной птице над жертвой, целуясь до того неумолимо яростно, как ни разу в жизни не позволял себе. Со стороны это могло бы показаться схваткой двух самцов, да на горизонте не маячит самое важное для них существо в период гона – самка. Но глубоко внутри Снейп не понимал, в чём причина их загадочного поведения, неужели в одной радости тесного соприкосновения с человеком, полностью подобным тебе самому? И лишь потому так невероятно мучительно и одновременно сладострастно почти до потери рассудка? Не может быть, это поверхностно и глупо до абсурда.
Перед внутренним оком алхимика этот прелестный пастушок, Давид Псалмопевец, превратился в кровожадного Молоха, свирепо принуждающего к безотлагательному всесожжению величайших даров: вечной, священной, единственной любви, всех лет одиночества и воздержания, чётких устоев и кредо.
А жирно не будет? Нет уж, отречься от прошлого, каким бы оно ни было, скинуть его тягостное ярмо никак нельзя. Хватит, самое время возвращаться в материальный мир, в котором самозабвенно целоваться с этим симпатичным, земным мужчиной, жарко лаская его, вполне можно и даже нужно.