Аннотация: Мальчик-гений, контролирующий огромный торговый и криминальный конгломерат, влияющий на судьбы поколений и отдельных людей.
Исповедь торгового агента Песня старой Авдотьи:
"Ветер-ветер-ветерок, не срывай с меня платок, а захочешь поиграть, принеси того, кто свят, поиграем мы в слова, отгадаем на века."
Мы лучшие из лучших, самые талантливые , настойчивые, безбашенные, все-все с нами. У нас сотни сотрудников, колесящих по всей стране, на всех видах транспорта, мы настоящая банда, если хотите - секта. Нас боятся, нас ненавидят, компании борются за наших с упорством, которому позавидуют олимпийские спортсмены, но стоят наши ребята очень-очень дорого. Дороговизна обуславливается нашим профессионализмом, нас выращивают как растения, все основные в этом бизнесе с детства, беспризорники, детдомовцы - все в команде. У нас не было стандартного детства, ни конфет, ни игрушек, ничего, никаких шариков и каруселей, нет солнечной погоде, только пасмурный голод, не подумайте, что я преувеличиваю, дальше все станет ясно. Знаете, с возрастом становишься сентиментальным, все чаще задумываешься о судьбе своей, да и вообще - судьбе всех наших ребят, а иногда - и всего мира, нашей Земли в частности. Как все-таки замечательно и все же дико все устроено, мы вроде один организм, все вместе на одной планете, а грыземся друг с другом, как звери дикие. Сколько судеб поломанных, и моя тоже в той копилке, что дьявол у себя за пазухой держит. Хотя нет наверно никого ни там, ни здесь: ни Бога, ни дьявола, а все и везде - человек, он сам себе и свет и бес. Я вот человек прогнивший, вонючий как труп, а нет-нет, да и помышляю о высоком, иногда сжечь всех готов огнищем пламенным, а бывает мошку придавить и ту жалко. Так ведь у всех наверное, не могут же мои ребятки круглосуточно зверьми быть. И у них мысли бывают, жалко мне всех, чувствую, подохну скоро. Жил как собака, а умереть мечтаю, как человек, чтоб оркестр, танцы и все такое, эх, веселья охота! Только где ж его взять, как не на похоронах, негде. Все вот о деньгах постоянно думают, бегают за ними как полоумные, как с ума все посходили, а ведь в этом корень всех зол, так сказать. Сколько меня били и пытали из-за них, одному мне известно, живые они что ли. Сильнее человека это точно, раз управлять могут. Да и я бегаю за ними, дядя Паша заставляет, а его деньги еще говорят: "Мало тебе будет, не хватит, с голоду помрешь, одумайся." Гниль и только, и мне вонять приходится со всеми, а куда денешься? Я ж ему должен, обязан, когда думаю об этом, худеть начинаю, когда нервы всегда худее, хотя итак не толстяк, 48 килограмм при 1.70, мне клиент один в Саратове: "Не добираешь ты, Серый, худющий, аж смотреть страшно, не жрешь что ли совсем?" Я ему так и сказал: "Ем, но у меня нервы, а ты вот, толстяк, проблем, значит, нет, или заедаешь печаль быстро, я так не могу. После расстройства два дня не ем, только воду пью, не лезет, что поделать , такой организм, мы люди, не тараканы, как-то отличаться друг от друга должны, индивидуальность, так сказать". "Странный ты, - говорит Серега, - никогда не знаешь, что выкинешь, все люди как люди, бабу что ли б себе нашел, мозги на место и встали бы сразу. Мы вот с тобой уже 5 лет вместе работаем, а я по сути ни хрена о тебе не знаю, как возможно такое вообще, не пьешь, не куришь, баб не замечаешь, в баню не ходишь, не нормально это. Работа, работа, а жить-то когда?" "Слушай, Гриша, если я себе, как ты выражаешься, бабу найду, ты меня больше не увидишь, и бизнесу твоему мало-помалу придёт кранты, выбирай, Гриш, или деньги, или моя нормальность, мое семейное благополучие, все в твоих руках." И похожие разговоры происходят у меня частенько по всей стране, не понимают меня люди, да и как понять, мы же не родные, работаю вместе со многими годами, но, кажется, для большинства, как был я марсианином, так и остался. Вроде как гений непризнанный. Без души, нет эмоций, никаких лишних слов, никаких соплей, люди так не привыкли, всем эмоции подавай, откуда их взять-то, если сердце пусто. Да и как можно притворяться? Если другой я, на работу в целом моя не эмоциональность не влияет, по крайней мере в Центр жалоб не поступало. Про алкоголь, бани и все прочее у меня запрет, да если б возможность и была, ни к чему это, лишнее сболтнешь, алкоголь язычок ой как хорошо развязывает, в нашей работе недопустимо, грохнут, еще и своих всех подставишь. Были случаи раньше, да и сегодня не без них, в одном только злополучном 10 человек ребятишек молодых за год схоронили, а все из-за одного несмышленыша, хотя парнишка нравился мне, умный был, талант в своем роде, такие делишки проворачивал, не каждому дано. Даня звали, бродяга, как и все остальные, мы с ним примерно в одно время начинали, бедняга по дурости с дистанции сошел, да и товарищей сколько наших загубил. Слезы в глазах, сколько раз сказано - с клиентами не пить, не болтать лишнего, спотыкнулся малый. С одними зверьми расслабиться решил, перебрал, но те его и давай крутить, кто, где, что возит, в каком городе, сколько денег забирают. Много мы тогда денег потеряли и ... душ. Бабло вернули, а вот остальное - не в нашей компетенции. Люди - звери, кто не звери, те уже не люди, все черно-белое, солнца не видно, обидно мне, хотя иногда кажется, что и у самой последней твари Земной, у самого черного злодея шанс должен быть, шанс на перемену к лучшему. Не хочется все-таки верить, что обстоятельства нами правят, а не мы - ими. Это, конечно, философия, но какая сладкая! Сахарная вата. Родись я в нормальной семье, было бы все наверное по-другому, хотя как - не знаю, я такой жизни не видел, а она не видела меня, и не встретиться нам в этой вселенной никогда.
Снова философствую, старею, было время лишь о еде думал, бывало о смерти, а теперь у меня другое, новый уровень, так сказать. Нет-нет да и выстреливают в голове масштабные картинки. Раньше дальше носа своего не видел, а теперь вглубь человека смотрю. Сны странные порой снятся, голос зовет куда-то уныло, протяжно. Слышится: "ветер-ветер-ветерок...бегу все бегу на него, да не добраться никак, вроде уже близко, просыпаюсь в поту, трясет. Здравствуй, новый день. А у вас бывает такое, может похожее что-то? Ну мысли там всякие, интерес к неинтересному, сравнения разные в голове, если честно, мне кажется, я и слова иногда слышу, которых люди не говорят. Но это так, между нами, а то подумаете, что псих, итак всякого нагородил, зато правда все как есть. Жизнь человека - глубина; и у тебя и у меня бездонный колодец, начинаешь вычерпывать, а края-то все не видно, так у всех. Вроде дикари, зверюги многие, а колодец у каждого есть, у каждого глубина своя. Бывает, разбираться в ком начнешь, кажется как на ладони видишь его, чуть дальше и слеп ты как крот. Вот она, магия Человечества, единая особенность для всех живых. Внешнее часто не сообразуется с внутренним. Убийца, оплакивающий своих жертв, без молитв из дома не выходящий, каждое воскресенье церковь, служба на ногах или коленях, крест за пазухой и взрывное прошлое, разносящее настоящее в дребезги. Тяжелое бездетство, участие в военных конфликтах, бесчисленные убийства, равнодушная горечь ко всему, иногда дикая озлобленность в одном сердце, слишком много, адский коктейль переживаемых чувств.
Знакомьтесь, Терминатор, он же Ромарио (Ромик), он же Пастырь, блюститель порядка в нашей организации, дворник, убирающий как в доме, так и на улице. Профессионал в своем "черном" роде, киллер, в нерабочее время обладающий золотым нравом и бриллиантовым спокойствием.
Как такое возможно: совместимость несовместимого, маска нравственности, а под ней - смертельный оскал. Вот он дьявол во плоти, из ада прямиком в нашу контору? Тихий голос словно шепчет: "Сереж, Сереженька, подай мне соль, пожалуйста, благодарю-благодарю, брат мой, спасибо, спасибо. Привычка повторять слова в основном благодарности крепко в нем засела. Ангел, мухи не обидит, на первый взгляд, на второй - четыре трупа за первый год работы и пошло-поехало. В том году злополучном он все и решал, и с Даней тоже, с Даней тоже. Марат, Тимур, Егор, кто следующий. Я?
"Люблю тебя, Серый, люблю, - шепчет, - никого не любил, а тебя - да." "Ром, это как в смысле? Как женщину или по-другому, у нас тут голубятня запрещена." "По-другому не боись, уникальный ты, Сережа, уникальный. Говоришь меньше, чем знаешь, что знаешь, не говоришь, тайна у тебя, слушать умеешь. Никогда так не слушают как ты, ощущения столько в тебе всего, ни в одну книгу не вместить, а ведь сирота и откуда такое." "И в тебе, Ром, много" "Что во мне, убийца я, человек пропащий, одной ногой в костре, а у тебя, Сереженька, шанс еще есть, пока есть."
Вот это "пока есть" конечно настораживает, в списке я или нет? Может прямо и спросить. Жизнь - бомба замедленного действия, никогда не знаешь, когда взлетишь, только тиканье слышишь, тик-так, тик-так.
Детство обычно воспринимается как бесконечная череда праздников в празднике жизни. Такой вывод вполне реально сделать, пообщавшись с двумя-тремя счастливчиками, в глубине души которых эти воспоминания и в сорок являются как бы центром всей личности, ее скелетом, поддерживающим всю остальную, менее значимую требуху. Вспомните свое детство, улыбнитесь, и добро пожаловать в мое.
- Мать моя маменька, да что здесь творится в конце концов!
- Паш, да брось ты этого ублюдка, сдох он уже, иди сюда глянь, такого мы еще не видели, не видели, точно тебе говорю.
- Да заткнись ты, не мешай, - шепчет что-то, - ну где деньги, падла, где деньги тварь? Говори! С собой не заберешь, при смерти ведь, все, кранты. За Людку мстишь. Мстишь, значит? Ну скажи как есть, давай, не томи, будь ты человеком, хоть последние минутки, ни к чему Валера тебе бабки, лишние они сейчас, не зайдешь ты в рай ни за какую капусту, я из-за тебя парнишку своего схоронил, а Людка как была шлюхой, так и осталась, не со мной так с другим, пойми, остолоп чертов, дурья башка. Где деньги, где деньги, ну давай, будь мужиком! А помнишь как мы в детстве на рыбалку ходили? Помнишь? Вспоминай, поскользнулся и вниз, а плавать-то не умел, все я, а из-за Людки вешаться, снова Паша из петли выдернул. Ты ж у нас младшенький. Всю жизнь за тобой дерьмо убираю. А ты денежки хвать и в тайгу глухую, еще и подыхать надумал. С того света достану, не вздумай...
- Паш, хватит колотить его, кончился, все , нет его больше, хорош.
- Какой пацан, кто, кто?!
- Вон он здесь по ходу, твой пацан, который знает, всем пацанам пацан, на цепи худющий, скелет, чтоб не сдохнуть, двух собачар загрыз малокосос. Братец твой заживо его скормить решил, психопат чертов, всегда знал, что он больной, но не до такой же степени. Не поскользнись, осторожно, все залило, в кишки аккуратно, собачьи вроде. Слушай, Раис, я конечно много всего повидал, но это.
- Паш, смотри. Парнишка-то зверь, псов на части разделал, собачье с меня ростом почти, с клыками и не помогло. У парня талант, ногти у него - ножи.
- Раис, приподними его, а то захлебнется, давно он здесь, есть-то надо, вот и давай уплетать. Проворный Маугли.
- Ладно, сваливать надо, все перерыли, нет лаве нигде. Паш, ну что ты молчишь? Убираться надо, сожгем все это гадство, тошно здесь, у меня от вони слезы из глаз. Застыл что ли как статуя, что ты пялишься на пацана, валить, говорю, надо, пока не загремели опять к черту за пазуху, на нас ведь все повесят, в жизни не докажем, что братец твой сам упокоился, а мальчонка с собачками поиграл, мне гадалка нагадала...
- Заткнись, Раис, я твоя гадалка, у тебя перед носом мешок с деньгами, а ты дурья башка ноешь, хуже бабы, стыдоба. Два метра роста сплошного идиотизма, в голове дерьмо вместо мозгов, если б не я, сдох бы давно уже от свой дурости и угораздило приютить тебя, в первый и последний раз в шкуру лоха влез, жалко видите ли стало тебя. Вспомни, как папаша дубасил, и сколько дней не жрал ничего, дорогуша мой, ненаглядный Раисик. Как это не смекнул я сразу, что папаша тебя за дурость твою и метелил. Все туда же, со мной уже лет восемь и ничему не научился, дальше так пойдет, пристрелю я тебя, Раис, пристрелю, душой клянусь, тяжелый ты стал, не по мне ноша. Включайся в процесс или выключайся, дело твое, твой выбор, хочешь быть в стае, умей обучаться, следи за повадками старших, ведь я у тебя есть, идешь на охоту, не ной, в джунглях слабаков не любят, мы не одни хавать хотим, конкуренты вокруг, и в нашу стаю они вольются если силу увидят, почувствуют ее. Слабаков все едят, в этом мире только так, побеждает самый хитрый подготовленный, тот, кто знает направление, за тем все и пойдут. Тот, кто действует, не боится ничего, и за решеткой и на воле будет вожаком, и если есть иные миры, после смерти и там всех построит, а жертвы всегда ныть будут, пусть ноют, они таким как я необходимы, без них свою армию, империю, если хочешь, не построить.
- Паша, да я за тебя жизнь отдам, ты это чего, как это, не злись, я ж...
- Преданность твоя известна, впечатляет, но мне думающие солдаты нужны. У тебя два уха, одно слева, другое справа, так скажи мне, ответь на такой вопросик, что Валера сказал перед тем как окачуриться? Ну же, соображай. Из головы тебе достать нечего, считывай информацию с ушей, так вернее будет.
- Паш, только не злись, ну, пожалуйста, я ж это... Уважаю тебя, благодарен за все, в канаве за все, если б не ты. Прости, много базарю, вот тебе крест, не гневись, родненький, с тобой я, с тобой до талого.
- Вопрос какой тебе задан, порадуй давай, не ответишь? Пристрелю, довел ты меня, все, нет больше терпежу, до толчка не добегу, здесь обделаюсь, задницу вытру и дальше пойду, а ты здесь гнить будешь. Отвечай батьке, давай, Божья тварь, второго шанса у тебя не будет, побори пределы своей разумности.
- Знает...
- Ага, ага, знает, знает, молодец. Что знает-то?
- Ну, где деньги.
- Ах, красавчик. Всегда утверждал, утверждать буду, люди дрессируются круче всех, это вам не дельфины гребаные, котики морские, лошадки, это люди. Человек - это звучит гордо, вершина эволюции, главное слово в предложении, слова местами не поменять, все решено, жуть как здорово, хотя в твоем случае, можно предложение подпортить. Бестолочь, отстегивай пацана, давай, снимай с него ошейник. Парнишка у нас теперь в почете, будем выхаживать, приказываю беречь как президента, надежду нации. Смотри шею не отпили! Кстати, братец если б ошейник этот металлический не накинул, точно горло вырвали, сильно покоцаный металл, изначально собаки мучить не собирались, хвать ха горло и баюшки-баю, жестокая российская глубинка.
- Все готово, куда его, Паш?
- На кровать клади, рядом с Валероном, попытаемся в скорую помощь поиграть.
- Ну и худющий, как в концлагере побывал, глаза огромные, на инопланетянина похож, пульс есть, слабенький, не вытянуть нам его, крови много потерял, укусы повсюду, кончился почти что твой Президент.
- А ты раньше времени надежду не успокаивай. Рассуждать начал, действуй давай, всю избушку перерыть мигом, бинты, лекарства, все, что есть, бегом, все обыскать.
- Паш, да и так ведь перевернули.
- Мы что, аптечку искали, нет, как деньги с бинтами связаны? Двигай. Попробуй водичкой попоить его пока, дай-ка флягу, представим вода у нас волшебная целительная влага, чуть-чуть и на поправку. Ну, птенчик, открывай ротик, вот так, тихо. Не торопись. Пьет, Раис, слышишь, парень Геракл, мужик. Жить будет, точно тебе говорю, вытащим, силы воли не занимать, скорее давай, что с медикаментами? Не улетай, рано тебе, ты с нами, дыши, ну и поели собачки да не доели. Ай прожорливый сорванец, не угадал ты, Валера, чаще кормить детей надо, если б не цепочка и тебя как зверей кишками наружу, взрастил хищника в хате, безумец. Раис, пошевеливайся, парень не бездомный, перемотать срочно надо, жизнь с потоками наружу выходит.
Раис, Раис, Ра-ии-с, слова в моем сознании разбиваются на буквы, буквы растягиваются на многие километры, "Р" где-то очень далеко от "А", начинается торможение, замедленная съемка, постепенно вижу слова, медленно вытекающие изо рта маленького лысого индивида с огромными ручищами, выбрасывая буквы пытается что-то вливать мне внутрь. И вот буквы уже не складываются в слова, алфавит расплылся по грязной избушке, буковки приземляются повсюду: в лужи крови, на перевернутую мебель, засаленные шторы, дохлых собак. Предложения разлетаются, исчезают, появляются новые; летающий буквенный винегрет не складывается в понятное, буквы засыпают все вокруг, их все больше, перестают пропадать, заваливают дверные проемы, некоторые заскакивают мне в уши, забивают рот, начинаю задыхаться. Лысый продолжает извергать нескончаемый поток, во мне столько слов, дышать все труднее, вместо почек, сердца, всего остального - предложения с неземного языка. Все начинает нестерпимо колоть, буквы-убийцы устраиваются поудобнее в теле, выгоняя остатки меня из него. Кто бы мог подумать, мое "Я", последняя буква в алфавите оказалась самой уязвимой, смешно, смутно представляю заголовки газет по всему Миру: "Внимание в России, в глухой тайге, появились буквы-убийцы, первая жертва - девятилетний ребенок."
Начало планетарной истерии положено, человечество перед новой угрозой. Нации в страхе, массовые самоубийства на планете принимают все более масштабный характер, буквенная страшилка передается из разума в разум, история, начавшаяся в тайге, пересказанная миллионы раз и по-разному мутирует, приобретая черты нового, опасного, неизвестного. Это не ядерная угроза, это хуже. Апокалипсис сегодня, не завтра. Новые страхи человечества парализуют, заставляют дергаться, действовать импульсивно. Люди прыгают с домов, убивают себя немыслимыми способами, не метеорит, не война, просто буквы, истории, размножающие страхи. Вау, фантастика, конец человечеству, во мне начало этого конца обжигает все внутри, боль становится нестерпимой, лысый превращается в шарик для пинг-понга, начинает прыгать от пола к потолку, от потолка к полу, скорость его все увеличивается, чем быстрее он прыгает, тем сильнее горит все внутри, буквы вокруг начинают взрываться, яркие вспышки повсюду. Бах-бах, бах-бах! Шарик вверх-вниз, вверх-вниз, во мне все раскалено до предела, лысый разлетается на части, его слова взрывают меня изнутри, на мгновение ощущаю всю боль мира и распадаюсь на маленькие кусочки, взмывающие все выше. Тайга, дом ужасов, все, что было глубоко внизу, мои остатки гаснут, превращаясь во что-то невидимое, порхающего меня без тела. Нет боли, есть чувства, неописуемый восторг, ощущение легкости, полета, абсолютно не волнует отсутствие рук, ног и всего остального, кошмар закончился, ощущение законченности старого, тухлого и начало нового, свежего, сказочная эйфория и хочется вечного продолжения. Моя пустота, бестелесное легкое состояние, все принадлежит мне, но надобность в получении хоть чего-либо отсутствует. Наполненность пустоты, впервые полное бесстрашие и сытость. Бояться некого, мирских людоедов больше не существует. Планета превращается в точку, движение исчезнувшего тела продолжается.
***
- Парень ваш, Павел, на границе.
- Это как это?
- Не с нами, но пока еще и не с ними. Между мирами, так сказать.
- Прохор, ты по-русски можешь объяснить, просрали мальца что ли?
- А просрали по-вашему по-русски значит? Эх, городские, просрали-непросрали, и откуда слова такие берете, неужто считаете, язык у вас пустозвон, мелете всякое, а ведь слова - фундамент жизни, какой заливаешь, так и дом стоять будет. Умники, не помер мальчонка пока, но и не совсем с нами, где-то на перепутье, куда затянет, не берусь судить, бабка Авдотья поможет с Божьей помощью, если конечно можно, пробовать надо, заманить душу обратно, если недалеко улетела. Авдотья приманивать знает чем, в том году старика своего девяностолетнего с того света вытащила, смеху было, костерил он ее как! И на луне услышать можно было, коли уши б там были, а она ему в ответ - "не торопись, родненький, вместе уйдем". Вот тебе она, Автодья - волшебница, много знает, еще больше чувствует. Я вот тоже чувствую, да применять не знаю как, а она знает, ведает как надо. Такой человечище, один на миллиард и повезло нам в такой-то глуши светоч!
- Прохор, приведи, всех озолочу, чем захочешь поклянусь.
- Э, Павел, ты это брось, нам твои деньги ни к чему, у нас здесь и магазина-то нормального нет, хозяйство натуральное, охота, мы вашими бумажками не пользуемся почти, привести - приведу, вот только сама решает кому помогать, здесь мы воздействовать не в праве. Не захочет, ничего не будет. Ты главное молчи, сиди тихо, говорить я буду, если буду спрошен, остальное - лишнее, ничему не удивляйся, не таращиться тебе велю, это мой наказ, возьми табурет и в угол - сиди смирно.
- Застращал ты меня, Прохор, королевишна твоя Авдотья прям.
- Так и есть, сказано тихо, значит тихо. Характер своенравный, интересы у нее свои, особенные, плюнет на все и не докричишься, второго шанса не будет. А ну, сядь.
- Ну, ну ,на месте уже.
- И мальчика не трогать, глаза у тебя мутные, спугнешь еще ее.
- Кого?
- Душу, кого, или у вас везде лишь материя? Неандертальцы современные, слепцы с открытыми глазами. Стыдоба, перед Создателем то как стыдно, действительно, срам да и только. Нечего на меня таращиться, говорю как есть, все, пошел. О хорошем думай велено.
- Звезда, Прохор, миленький, упала сегодня ночью, издалека звездочка прилетела, ой как издалека, вести новые мне принесла, не к добру это все. Люди они черные, у них рогатый на сердце. Большой, говоришь, за помощью пошел, он таких же темных в деревню приведет, и начнется ночь. Всех перебьют, зверя ты впустил к нам, Прохор, сам того не ведая. Зверь этот постарше тебя и меня вместе взятых будет, с виду человек, наружно, но внутри тьма действует через тела людские испокон веков, много сильных были съедены, жрет и человека на ком ездит и тех кто вокруг не щадит. А цель то, Прохор, цель ужасна, уничтожение сущего всего и на планете ад.
- Да ты что, мать, неужто с нашей деревне начнется, упаси Господи, помилуй.
- Лысый, что у тебя в хате, вскоре решение примет, все кто их видел, мальчонку и гориллу эту здоровую, всех изничтожить. Вижу делов они натворили здесь неподалеку, смерти на них висят, ходят за ними кровавые следы, лысый стелет за собою, вот тебе крест. Страшные они.
- Но мальчишка-то причем?
- Он у них в центре внимания, то, что они ищут, находится в нем. Бедный мальчик, жаль его, всех жаль, душа его мечется сейчас, слышит все, снова спокойствие покинуло его, страшно ей в тело, много переживала. Раны ты сам его видел, хотя телесные поменьше будут душевных-то, изверги, дитятку совсем замучили.
- Так что делать-то, Авдотья? Ведь напрасности в мире не бывает никакой, коль сам дьявол к нам в глухую пожаловал, он вон в избе на табурете дожидается, неужто случайно? И мы при все при том. Нам, старая, роль нашу в этой ситуации понять необходимо, какую сыграть суждено, давай-ка раскинем, покумекаем. Ребеночек явненько чужой ему. Что общего у темноты со светом, чую мальчик не простой, прохожий в этих жизнесплетениях, у него действие основное, вокруг него все и кружится. Нужен он им, позарез нужен, зависят они от него, не бросили свои шкуры, рискуют, по тайге носятся на все готовое, лишь бы воротить мальчика. Павел-лысый озолотить, говорит, готов, только верните. Сам вроде спокоен, а глаза трясутся. Сыном своим представлял, хотя и блохе скучной несмышленой понятно, что родственнички они очень далекие. Дурить пытается, думает, старче из ума выживает, не соображает ничего. Тьфу. Видеть не могу больше эту лысую башку, впрочем, старая, ты итак все знаешь. Тебя твой глаз не подводит, ну и коль взяли на себя спасение, крутиться надо, негоже ручки складывать. К тому же все мы под угрозой теперь, упаси господи, нас здесь под сто душ, больше половины стариков сорвут как с куста, опомниться не успеешь. Десять ружей, восемь стрелков.
- Тихо, Прохор, тихо, дай покумекать, ты присядь, генерал неугомонный, это не Севастополь, солдатиков твоих нету. Вместе хороводить будем, дай тишину послушать, и с мыслью пересечься. Громко. Моего возвращенца с того света, кругосветника разбудишь. Он как оттуда вернулся, сам не свой. Аж мурашки порой, не слушается совсем, как гаркнет и закончен у нас диалог. Все по-своему, по-иному. Как дитя капризный, бойкий, спасу нет. Что ж, говорит, женушка, вселенские законы нарушаешь, разве ж так можно. Я ж ради любви, смотрит так хитро и давай скакать, скинул муженек годков так эдак 85, не поспеваю я за ним.
- Авдотья, да ведь и это каждому дано, надо думать и здесь промысел Божий.
- А ну, цыц! Посиди вон рядом, ветер послушай, может он и тебе что путного нашепчет: "Ветер-ветер-ветерок, не срывай с меня платок, а захочешь поиграть, принеси того, кто свят. Поиграем мы в слова, отгадаем на века." Прабабка моя эту песню пела, пробуй потихонечку.
- Да ведь у меня платка нет, как же петь.
- На, мой старенький накинь. Только не громко, припевай. Вот молодец, потихоньку вопросик про ситуацию задай, пой, слушай внимательно. "Ветер-ветер-ветерок, не срывай с меня платок, а захочешь поиграть, принеси того, кто свят. Поиграем мы в слова, отгадаем на века".
Песенка странноватая приближается откуда-то издалека, ближе, ближе, тянет заунывно, звук останавливает мое победное приближение домой, в счастливую долину, царицу всех долин. И вот уже вижу стариков в платках, сидят в доме, друг напротив друга заунывно тянут. Ветер-ветер-ветерок проносит меня мимо, небольшие избы, вокруг снега полным-полно, все заметено, тащит все быстрее-быстрее-быстрее. Птицы на деревьях похоже видят меня, без страха спокойно наблюдают, провожают чуть кивая. Для них это, видимо, привычно, в порядке вещей здесь. Подумаешь, парнишка по воздуху пролетает и не такое видали. И снова в тело и как может песня глупая, ветер, платки такое вытворять, помереть не дают, невообразимо просто.
"Здравствуй Сережа!" "Здравствуй, дядя Паша!"
Рождение мое началось на окраине мира, на обычной вонючей свалке, в окружении бродячих псов и бородатых спокойных людей, первые дед морозы в моей жизни, только не в красном, а в грязном. Как и принято настоящим бородачам, принялись баловать подарками: печеный картофель, объедки непонятного происхождения, все самое лучшее из имеющегося ассортимента на местности было в моем распоряжении. Не подумайте, что шучу, самое лучшее всегда, повторюсь, всегда пробовал я, а так как другой еды не помню, выходит это и было лучшим для того времени моментом. Человек очень быстро привыкает к хорошему: машины, квартиры, черная икра, но и соскочить вниз тоже возможно, из кожаного салона мерседеса на свои верные ножки в контейнер из-под мусора с корочкой хлеба, главное - уметь наслаждаться. Падать тяжело или легко? Остаться без ничего? В некоторых случаях падение возможно рассматривать и как дар, главное, как оценивать ситуацию, а главный оценщик - это ты. Какую оценку ставишь, на такой и будешь сидеть. Если думаешь, что, хавая хлебушек с печеным картофелем, живешь на "5", так оно и есть. Удивительно, но факт, вся наша компания, дед морозы и я, всего 13, однозначно ставили себе пятерки и чувствовали себя соответственно.
Глядя на этих бородатых людей, мою семью, уже тогда меня не покидала одна мыслишка - что-то знают они важное, настолько важное, что это знание, понимаю сейчас, освобождает их от спешки, суета проскакивает мимо, их ей не зацепить, мирские хлопоты - это очень хлопотно. Сидя по вечерам у вонючего костра, расположившись кругом, и слушая наше общее безмолвие, лишь иногда кто-нибудь подкидывал какой-то хлам в костер, всегда было ощущение ожидания, но не терпимого, ожидания лифта к примеру, когда очень спешишь. Нет, не такого. Это как будто спокойное ожидание чего-то великого, настолько что, чего же мы все-таки ждем, так никто и не озвучил, как бы не решаясь осквернить святыню звуком. Они приняли меня в свой бородатый кружок спокойно, без паники обычного обывателя, почти все, хотя если прикинуть, все-таки не каждый день находишь маленького человека в яме на свалке. И по всей видимости не просто маленького, а крошечного. Я всю жизнь выгляжу младше и слабее своих ровесников, при том в разы. Первые слова, услышанные мною: "Володь, иди глянь, здесь комок какой-то странный". Эти 12, мои любимые бородачи подарили мне не только жизнь, посиделки у нашего священного костра, спокойное ожидание чего-то (это ожидание таскаю с собой, кстати, по сей день) но и имя. "Володь, как звать-то его будем?" "Серега, вот как". И слово стало плотью. Комок превратился в Серегу, и я начал жить в удивительном мире, в удивительной стране, стал гражданином свалки, без паспорта, недвижимости и даже часов.
Наше место обладало собственным ритмом, своим ходом. Наши сердца бились в унисон, неспешно, а у вечернего костра и останавливались вовсе. У меня так это точно. Бесшумное биение маленького сердечка в огромном мире кто услышит. А 12 услышали, хотя удивительным мне это кажется только сейчас, но на тот момент найти малыша в груде мусора было так же обычно как открывать глаза по утрам.
Сразу очень естественно я стал частью 12, новой частью, 13. Влился почти без вопросов, как говорится молча, в прямом смысле. За все время проведенном с 12, я не произнес ни одного слова: ни хорошего, ни плохого. Молчание - золото, особенно, когда оно естественно.
Среда в которой мы дышали, называлась молчанием. Среда, в которой живут рыбы, это вода. Вот так все просто и в то же время невообразимо. Жизнь 12 была сродни объявления голодовки всему миру, которую я охотно принял с молчаливого согласия большинства. Впрочем, ситуация моя в тот момент большим разнообразием не блистала, состояние молчаливого шока с моей стороны было воспринято как некий знак, признак неких общих черт команды, пропуск к костру на равных.
Итак, голодовка против мира начинается. Вы уж не сердитесь, может и путано я где рассказываю, но как и говорил, чувствую, подохну скоро... Мысли, воспоминания хлещут сильно. Как и говорил, жил как собака, умереть мечтаю как человек. А ему чувства необходимы, без этого никак, вот я и расчувствовался, не узнаю сам себя, точно старею.
Открываю глаза, по ощущениям как впервые: вижу глаза в глаза, борода в упор закрыла мне все лицо и дышит прям в меня. Не все помнят первые моменты в своей жизни, я помню, для меня вот эти первые. Лицо отдаляется, начинаю фокусироваться и слепну, за головой бороды яркое солнце точным выстрелом удаляет только что родившееся зрение. Огромные ручища экскаваторного размера подхватывают меня как пушинку, жмурюсь, плакать не умею и не плачу. Ароматы цветов не такие как запахи подгнивших отходов и это так. Не просто фраза, разница есть, да. Первым унюхал отбросы, а потом какая разница? И первый транспорт в моей жизни, прижимаюсь, обхватываю шею руками, глаза не открываю, где-то далеко внизу шаги цок-цок потряхивают, снова потряхивают. Понятно конечно на гигантской высоте нахожусь, прижимаюсь покрепче. Борода колется, открываю глаза. Ух, вот она, высота, снова закрываю. Цок-цок, цок-цок, расстояние, первое впечатление, никакого страха. Ребенок смело смотрит в мир, детям все нипочем. Серегу в президенты, Серегу в президенты!
"Опа, вот так, ну-ка присядь, открывай зенки, малой, не боись, мы здесь все с высшим образованием, не обидим" - слышу тихий глухой смешок. Открываю медленно сначала один, потом разлепляю и второй. Вокруг начинается тихое веселье. Огромные люди вокруг меня, бороды сияют (или это от солнца). Трое. Гиганты. Улыбки. Поджимаю ноги под себя родненькие мои. Хочется, конечно, сжаться в калачик, спрятаться, вокруг свалка размером в сто миллиардов детей. Но мысли, ох уж мои бойкие мыслишки, не позволяют. Зажиматься - это не про нас. Скромная сила, если можно так выразиться, всегда довлела у меня над обстоятельствами и, похоже, с рождения, с самого начала, а потому покоряюсь ей, не сопротивляясь, распрямляюсь во весь рост. Лилипутик в стране гигантов.
- Володь, ребеночек-то с того света, сразу видно, глазища как у зомби, круче чем у бывшей моей, жуть, как глянет. Кончиться можно, определять его обратно нужно, не вынесу я новой семейной трагедии никак.
- Ты, Ваня, не тронь, он с нами теперь. Пальцем тронешь, я тебя мигом сам определю куда следует, хоть ты и как брат мне.
- Говорю тебе, он оттуда, невозможно чтоб ребенок маленький так зыркал, где ж это видано.
- Не с того света он, из другого мира, у меня сердце хлюпает, а это явление редкостное, пригодится лупоглазик, кажись заслали его к нам издалека.
- Володь, кто это заслал?
- А вот этого знать нам не следует, приютим, а там дальше видно будет. Смотри смелый какой, прям как я в лучшие годы. Распрямился как. Орлиная это душа, Серега, орлиная.
- Оттрахает нас завтра Грызун за твоего орленка по полной программе.
- А ты молчи пока. Грызуна я беру на себя, не переживай, никто никого не оттрахает. Готовьте хавать, встречайте остальных, мы на озеро чистить орленка.
Вот так все и завертелось, шарик начал крутиться и я вместе с ним, закружился в водовороте жизни. Солнце - глаз неба, вода - душа Земли. Дядя Володя снова и снова погружал меня в эту самую душу, порой несколько раз в день, объясняя: "Нечего ребеночку на свалке чахнуть, пусть привыкает к чистоте".
Споров по поводу моего присутствия больше никогда не возникало, напротив, при редком отсутствии дяди Володи каждый оказывался старшим, помогая, чем возможно, а возможности были у каждого свои.
Надо заметить, что праздностью в нашей компании даже не пахло, в отличие от нестерпимой вони, распространявшейся вокруг, особенно в жаркие дни. Каждое утро, ни свет ни заря, вся компания, кроме меня и Володи, моего защитника и наставника, направлялась на работу в деревню. Работали все у Грызуна, возвращаясь чуть после обеда, судя по моим вычисления; каждый с подарками для всех, вполне съедобными, ну и вкусностями отдельно для меня. Вот он, сладкий период в моей жизни.
"Жизнь, эх жизнь, сахарная вата, ребята, присаживайтесь к огоньку, картошечка готова, давай Сереж подтягивайся". Каждый день слышишь "Грызун то, Грызун се", и представлялся он мне соответственно: благодетель человечества не меньше, нашего человечества естественно, остальное людское для меня пока не существовало.
Грызун - повелитель тринадцати всей Земли появился неожиданно, с завидной скоростью мгновенно сбив точным ударом в нос моего наставника. Володя, обладающий немалой комплекцией, не больше не меньше чемпион - тяжеловес на пенсии, рухнул, подкошенный ударом человечка вдвое уступающим ему по габаритам. Все повскакивали, моментально окружив меня плотным кольцом, отчего полностью закрыв мне обзор.
- А ну расступись, расступись кому велено, Володь, без обид, уговор есть уговор, никого чужих, так договорено, посему ты и получаешь как главный, - слышу будто всплеск воды на реке, Грызун похоже снова приложился, затем стон моего Володи, снова всплеск и снова стоны, - Предупреждаю последний раз, не разойдетесь, всех разгоню, собак натравлю!
- Разойдись - это голос Володи звучит слабо с хрипотцой, медленно кольцо размыкается.
Гиганты по сторонам, я посредине, в одной руке - корочка хлеба, в другой -недоеденная картофелина, волосы ежиком, ноги как спички, коротенькие шортики, рубашенка прилипла к телу, сандалии больше на три размера, Володя подарил недавно, до этого ходил босиком всю неделю в любую погоду, лето выдалось жаркое во всех отношениях. Этим летом я родился, этим летом у меня появились друзья, отцы - наставлятели, которых нещадно лупит маленький человечек с большим пузом, глазками-бегуньями, постоянно перебегающими то влево, то вправо, словно спортсмены живущие своей самостоятельной жизнью, ну и зрачки. Кажется что владельцу своему они не подчиняются вовсе, картинка дополняется торчащими вперед зубами, при этом даже если рот закрыт, зубы все равно торчат.
Божество кулачных боев, от которого меня начинает мутить. Грызун только успевает вымолвить "ну и глазища", как мой организм начинает чиститься от увиденного: развороченное лицо дяди Вовы, торчащие зубы, бегающие глазки-спортсмены. Голова кружится, я падаю на колени и начинаю блевать, не выпуская при этом из рук ни хлеба, ни картошки. Новый шедевр живописи "мальчик на помойке", в руках еда, изо рта фигня, вокруг бородатая братва - шедевр.
- Придурки, чем вы его здесь кормите, идиоты?! - орет Грызун. Полукольцо расступается чуть назад, я посредине весь мокрый и пахнущий, не вставая с колен поднимаю глаза на грызуна, за ним дядя Вова лежит на земле, чуть приподнимаясь на локте, лицо сплошной винегрет.
- Сам ты придурок, грызун, парень только оживать начал, в себя приходит по-немногу, а тут ты со своим хлебалом, как всегда не во время.
- Ты у меня поговори, Володя, я тебя вмиг утихомирю. Забыл с кем разговариваешь?
- Как тут забудешь, морда мне твоя снится, видеть тебя не могу.
Грызун реагирует быстро, в долю секунды оказавшись возле лежачего, замахивается ногой в кожаных сапогах, я прищуриваю глаза, при этом снова начинает душить тошнота.
- А ну не тронь!
Грызун замирает, Ваня и бородачи начинают наступать, оттесняя его с центра нашей полянки к горам мусора.
- Ребята, не шалите! Я ж ваш кормилец, на кого прете? Совсем ополоумели?
- А ты не нарывайся, - дядя Вова поднимается, тяжело дыша.
- Да вы что, скоро хозяин приедет, а вы здесь в детский садик играете, почикают нас и меня в первую очередь. Володя, ты совсем с катушек слетел? Не узнаю я тебя.
И тут Володя выдает шедевр, первое мною услышанное, не вполне понятное, но сильно действующее сочетание слов:
- Грызун, у тебя один хозяин, как на небе так и на земле, его одного бойся, и ему одному служи. Незримый и вездесущий, забудь все тюремное, хватит, усмиряй своих бесов и проваливай, остынешь, приходи, тогда и поговорим.
Сильно сказано, всегда главное вовремя. Грызун переваривает, тишина секунд двадцать, и снова быстрый и неожиданный поступок зверька. Грызун резко стартует через горы мусора, падает и снова дает деру. Аплодисменты! Зло повержено на время, ура, ура, дамы и господа, вот и повелитель во плоти всей земли, кормилец, я неделю здравствую при памяти по крайней мере и тут такое первое близкое разочарование. Двенадцать окружают меня теплым кружком, глаза вокруг горят. Все молчат. Володя подхватывает меня на руки, роняю хлеб и картошку.
- Не бойся, сынок, пойдем на речку купаться, ты же любишь. Вот так, переволновался, красавчик ты наш.
И снова все пошло свои чередом, только на работу теперь никто не ходил и вкусняшек не приносил. Дядя Вова будил меня рано утром - водные процедуры на речке, интеллектуальные посиделки на берегу и истории, разные истории.
- Ты не бойся, Сереж, этого Грызуна, он человек черный, не хороший то есть, много людей покалечил, в тюрьме побывал не раз, ну понимаешь ты меня? Я тебя в обиду не дам, поживешь пока здесь с нами на этой вонючке. Лето протянем, а к холодам ближе, рванем куда захотим, заживем как короли, у меня друзей много по всей стране, не думай, что я бездомный. Это ребятки наши с улиц, у меня все есть, мы с тобой человека одного ждем, а как дождемся, сразу вместе рванем куда захотим и будет у тебя пища и будет у тебя семья, дом, забудешь про грызунов навсегда. Остальные все у нас ребята хорошие, добрые, сильные по-своему, у каждого судьба своя и падение высокое. Их бездомными не назвать, у них души бездонные, хоть и молчуны. Я - то знаю, каждый близок мне по-своему. Много времени провели мы вместе в задушевных разговорах, вот тебе и молчуны. Про многих такое знаю, что и под пыткой дикой никому не откроешь. Тайны такие бывают у людей, какие другой твари земной не снились. Но есть время и место, когда тайну эту самую можно из человека вытащить, ни силком конечно, но чуть как бы поднажав, ключики у меня от людских тайн в кармане всегда при себе, в определенный момент достаю ключик нужный к этому времени и моменту и готово. Человек все сокровенное тебе, самое секретное, дорогое выдает и с этого момента он твой, потому что открылся тебе как брату и знает уже, что и я знаю, часть отныне жизни важная его и тебе принадлежит тоже. И тайн таких, Сережка, у меня полная котомка. Ну, Серый, скажи хоть слово, понимаешь ты меня? Давай договоримся, я тебя базарить заставлять не буду, пусть все будет по желанию, как захочешь, сам заговоришь, расскажешь откуда в наших краях, думаешь что, и все такое. Ключик у нас и на Сережу имеется, всему свое время, но уговор такой: если понимаешь, руку правую вверх поднимай, не понятно чего если - левую. Я тебе дальше обосную, пока правую вверху не увижу, ну, лады?
В этот момент раздается громкий смех дяди Володи, я от неожиданности больше поднимаю правую, при этом не сводя глаз с больших оттопыренных карманов широких Володиных штанин.
Володя подхватывает меня на плечи и несется вдоль берега. Прижимаюсь к его огромной голове со всей силой, и мы несемся навстречу солнцу.
- Я тебя всему научу, Сережка, всему. Сыном мне будешь, ключики от тайн человеческих подбирать начнешь, президентом станешь. А-га-га! И
И снова несемся навстречу солнцу.
Володя оказался ключником с опытом: лагеря, банды и снова лагеря, и снова банды, прозванный душителем, специалист толи по душам, толи по их перемещениям в иные измерения, а в общем получается и то и другое. Человечище, вместилище разума, режиссер и актер в одном лице своих собственных жизненных спектаклей. Если вам кажется, что это вы играете Володей, подумайте еще раз, у него тысяча ролей, а скорее всего даже бесконечное множество сыгранных и еще столько же в запасе. Он и нищий, он и богач, ваш друг и ваш враг, ваш учитель и ученик, ваша болезнь и ваш врач. Рост под метр девяносто, несомненно силен, мог разобраться с Грызуном одним плевком. А зачем? Грызун сейчас у себя в деревне на своём спиртзаводике в подвале сидит трясется, зубками лязгает, сам на себя все страхи мира нагоняет. Как так? Трое суток уже на работу никто не ходит, и гонцов никаких от Вована не видно. Хозяин вот-вот приедет, а работа стоит, запах смерти раздувает ноздри и ускоряет трясучку-сучку. Грызун вваливает в себя стакан за стаканом, проходит как вода, а толку ноль. Как так? Два года в одной камере, когда такое было, чтоб такие понты, всегда прибегал и в ноги, еще и с подарочками.
Авось, что не доглядел? Промахнулся? Мысли запрыгивают одна на другую, и откуда он взялся вообще? После того как откинулись и не виделись совсем, на тюрьме вел себя ровно. Грызун парень своенравный, авторитетный; Володя на побегушках.
Три месяца назад приезжает хозяин, всю братву работающую переводит в город, на фабрику, в срочном порядке. Грызун в недоумении, но приказы хозяина не обсуждаются, можно быстро на другой планете оказаться. На следующий день Грызун получает 2 конверта из рук в руки, подробные инструкции, жить новеньким в деревне нельзя, жить будут на свалке, никого чужих не допускать, денег не надо никаких, только еда, одеяло, пару палаток, спички, розжиг всегда в наличии, вопросов не задавать, люди свои. Главный на работу не ходит, всего 12 человек, паспорта на всех прилагаются, основной помечен изолентой, послезавтра на свалке, документы с собой лично в руки, в 2 часа чтоб все готово было. И в конце не дурить! Да уж не задуришь тут, Грызун по привычке включает крутого. Вована не видел после тюрьмы ни разу. Время прошло. Смотрят на него, а в глубине что-то колет и вопрос: какого хрена? Вылезли все из автобуса, братья-близнецы, бороды да пупа, выстроились. У Вована тоже прическа на подбородке, на паспорте-то бритый.
- Здорово, Володь, за границу собрались? Давненько не виделись.
- И тебе доброго здравия, братец- отвечает Вован, - ну, выдавай, что есть там у тебя да мы по койкам, устали с дороги, вот и все.
Дальше все без перебоев, 11 работают, Вован на свалке. Чушь собачья да и только и откуда они этого пацана достали? Молчат все, работают как роботы, велено чужих не допускать. И вцепились они в этого мальчишку. Грызун пьет стакан еще и еще, хозяин наверно в пути, все по графику, а тут еще сорока весточку принесла: Володя - то у нас не простой оказывается фраер. Два года с ним баланду жрал, надо же, вместе изо дня в день. Грызуна потряхивает все сильней, начинается икота, маленькое тельце чуть подпрыгивает.
Человеческая память странно устроена, некоторые смутновато помнят детство, кто-то - выборочные моменты, у меня ситуация такая: будучи маленьким, позже - подростком, я провел на грани, часто оказываясь на краю гибели как в эмоциональном так и в физическом плане. Что удивительно. Постепенно я начал привыкать к стрессовым ситуациям, которые стали частью моей жизни. Говорят, что хорошее лучше запоминается чем плохое, возможно это так. Мозг автоматически отметает все негативное, не решаясь травмировать ваш организм. Не знаю. В моем случае негативное сопровождало меня так часто, что если б мозг занимался своей привычной работой, удалением негативных воспоминаний, то, скорее всего, я мало что помнил бы. Стресс стал моей второй кожей, которую постоянно ношу с собой, но, честно говоря, не представляю, когда эту кожу сброшу и сброшу ли вообще.
Я не учился в школе, которую вы себе представляете, а учился у людей, которых вы и представить себе не можете. И помню каждую минуту своей жизни. Да, я обладаю феноменальной памятью, поэтому и жив пока. Мне необычно слышать, когда кто-то говорит, что не помнит. Может быть, моя память развивалась под действием тех обстоятельств, под которыми и развивалась, поэтому и стала такой. Много очень странного, можно сказать, даже мистического в моей жизни. Да, мистики всегда хватало, и кое-что я все-таки не помню. До того, как Дед Морозы откопали меня, абсолютные пробелы, нет, не верно, даже пробелов нет, вообще ничего. Ни ощущений, ни предположений. Хотя, если поразмыслить, выходит что до того ни лучше и ни хуже, чем обычно, чем всегда. Кто-то меня выкинул, значит особо во мне и не нуждались. Просто все это странно, не замечаете? Да? Я тоже замечаю. Всю мою жизнь меня прямо-таки преследует какая-то религиозная направленность, как некая субстанция, разливающаяся, невидимая, всеобъемлющая, будто пронизывающая, в чем-то по-своему мне дорогих людей.
А ведь я в Бога не верю. Не каждый священник сможет выдать то, что выдает порой дядя Паша или наш штатный убийца Ромарио. И это не виртуальные философы, сидящие на пятой точке весь день и смотрящие в небеса. Это люди, спокойно убивающие других людей, и даже меня могут грохнуть, не задумываясь. Так откуда в них все это берется? Говорят, у каждого на Земле есть судьба. Хорошо, я рад, значит, и у меня она есть, значит вся моя жизнь и окружение - все неспроста, и к чему-то приведут в итоге все эти странности вокруг, сумасшествие, с убийственно религиозным оттенком, когда-нибудь превратится в настоящий цвет. В какой? Черный? Я что-нибудь пойму? Эх, чувствую ребята, подохну скоро, как и говорил, жил как собака, а умереть мечтаю как человек, чтоб шампанское, музон и все такое. Отвлекаюсь снова, просто чувствую, всю жизнь молчал, а теперь чувствую...
Знаете, многие мне говорят, по-разному это выражая, что во мне живет целый отряд людей, при том разных, с непохожими характерами, и в моем отношении какие-то прогнозы строить невозможно, и что я все-таки за человек, не разобрать, вроде как в тумане нахожусь, из которого выскакивают разные ребята и кто из них я, понять никто не может.
Многие наши клиенты считают меня гением, кто-то шарахается как от прокаженного и, несмотря на общую секретность, царящую в нашей конторе, своды правил, расписания, графики и прочую системность, некоторые из наших возможно даже шепчутся между собой, немного раскачивая наш корабль, я все это прекрасно знаю, но прекращать шепот не спешу. Хотя, говорят, Серега уже давно первый номер в организации, интересно... Понять вроде как никто меня не может и просто номеруют, а я не разбираю никого и не номерую, нет у меня такой привычки, по некоторым признакам сразу угадываю, что за человек, и почти никогда не ошибаюсь. Только вот последнее время что-то дает сбой моя система, начинаю копать, да так глубоко, что порой не знаю, смогу выбраться из этой ямы или нет, чем глубже, как известно, тем свежего воздуха меньше, а еще говорят, что говорят, я самый богатый человек в стране и политики у меня многие серьезные в кулаке. Ну что за бред, в моем кулаке только кислород и ничего больше, как до самой глубины доберусь, разожму кулачки и начну дышать, авось воздуха хватит и поживу еще время и снова начну копать. Чую, не остановлюсь, не в моей власти, а в ушах шум "Ветер-ветер-ветерок, не срывай с меня платок, а захочешь поиграть, принеси того кто свят, поиграем мы в слова, отгадаем на века." Просыпаюсь как обычно весь мокрый в поту, ну как здесь не позавидуешь мертвецу? Всю свою жизнь, а иногда кажется, что прожиты уже целые жизни, я как бы записываю впечатления и разговоры на диктофон и могу по желанию воспроизвести любое событие и фразы, снова пережить прошедшее. Вот только в последнее время мне все труднее отматывать к чему-то определенному, и все чаще диктофон произвольно выстреливает события, на которые я бы отматывать не хотел. Это опасно, некоторые моменты снова переживать, ведь все чаще я даже не представляю, куда отмотает и что придется испытать на этот раз.
Володя набирал дед морозов по всей стране, как он сам выразился, все эти опустившиеся, обленившиеся, почти разложившиеся души, только его и ждали. С каждым он был знаком. Рухнул СССР, рухнули и они вместе со страной, кто-то сразу ушел на улицы, кто-то туда же через тюрьму. Академики, бывшие спекулянты, философы-гиганты, те, для кого новый мир ничего по их мнению путного не нарисовал, плюнули на все новое смачно и удалились, разбрелись по разным городам. Родину нарядили в новое платье, яркое и короткое, и ее теперь не узнать.
- В другом мире многих из них короновали бы, в нашем - не заметили, а у меня, Серый, все на примете, и ключики, как ты знаешь, всегда при себе. Я своих никогда не бросаю, у меня с каждым отношения особенные, с ними как с детьми, пока не подманишь чем-нибудь интересненьким, близко не подойдут, только вот апатия у многих совсем не детская, апатия, Серега, это страшная вещь, предвестник смерти, запустишь ее, и все, кранты, вроде и живой, ноги-руки еще болтаются, а сердце все замирает и замирает. Незаметная смерть при жизни, она медленно подкрадывается и все живое из тебя хлоп и нету, здесь и до физической смерти недалеко. Одно дело, Серега, пулю в башку получить, на Нарах можно окачуриться, не западло, система ведь кушать хочет, пусть ест, все сижиные, умершие там, мигом в рай попадают, но апатия - это грех, Серега. Лучше и не жить вовсе, чем вот так вот загаснуть, а наш серенький отряд почти что весь угас при живой-то плоти. Собирал я эти трупики по всему российскому миру два года и кого искал, всех нашел. Ваня со мной давненько, еще из предыдущего мира, много хорошего с ним повидали, красные цвета, вся страна - сплошная стройка, везде одни товарищи. В сад вместе ходили, школа - тоже, все как у людей. Солнце тогда по-другому светило, чаще грело. Русские выиграли самую беспощадную войну в истории, сплотились, слились вместе, пример для остального мира. Не с фашистами воевали, а с бесами во плоти. Вот только, Серег, у каждой системы политической желудок есть. Но есть те, кого она переварить не может, крутит у себя внутри, а никак, и блевать эта система начинает такими как я. Ваня тоже тошнилка еще та. С детства стихи писал, мечтал покорить поэтический Олимп, писателем стать. Все восхищались, печататься даже начинал в газетенках понемногу. Вот только как написал "о как прекрасен мира лик, начертанный божественной рукой", сразу вызвал несварение сначала у отца родного, местного лидера "чего только можно", а потом пошло-поехало, редактору одной газетенки в морду вон из дома. Я тогда уже был при понятиях, за свободу слова, явился сначала к редактору, переломал руки и ноги, а после - все зубы вынес и бате. Тогда первый раз мной и блеванули, и стал я вонючий я для всех, хуже скунса. Я то знаю, не от меня несет, но ты пойди, докажи. И уехали мои косточки на перевоспитание тогда впервые. После первой неволи жить по-другому, тихо сидеть молчать, невмоготу было. Как вышел, сразу к Ваньке, у него все потекло своим чередом, стихи забросил, в бабу влюбился. Обнимаемся с ним как братья, слезы в глазах, вот оно, Сереж, бывает и между мужиками любовь, только она другая, братская, нас и подруги наши ревновали всегда друг к другу. Представь, где ж это видано, вот стервы, не понять им никак, что наше общее побольше будет чем у нас с ними, вот и бесились всегда. А что толку? Бестолочи. Через год Ваня женится, а я снова уезжаю. На этот раз срок больше, но и я многому научился. Лежа на хате, много передумал всего, голову все ломал, как да что, почему все так устроено. Детство полезло в голову, много всего хорошего про Ваньку часто тоже. Отца своего ни разу не видел, как во второй раз посадили, мать у меня сильно заболела, я всю вину сразу на себя взял, из-за меня. Ну, что ж, я свой путь выбрал. На похороны не успел, тетка хоронила. Вышел я другим. С Ваньком на могилке стоим, а я рыдаю как ребенок, все-таки сын, он на всю жизнь дитя, да и дочь тоже, устроено так, Серега. Против этого не попрешь, и не в наших силах совладать. Я против любого человеческого выступить умею, бился и один на один и против толпы, но до сих пор как мать вспоминаю, слезы в глазах и чувствую себя снова ребенком. Слова мои к ней "Мам, ну хорош, взрослый я уже сам разберусь" звучат, но в глубине души понимал всегда, что и не взрослый и не разберусь. И нужна ты мне, мама, связь эта до конца жизни человека продолжается. А может и дальше. И у тебя, Сереженька, тоже связь такая есть, если ты конечно с Земли, а то смахиваешь на инопланетянина порой и то правда. Звездный десант, звездный мальчик. Вторая отсидка меня не успокоила, злость умножилась. Ванек со своими уговорами как блеющая овца, бельмо на моем глазу. Призывы ложиться под систему не вдохновляют: устроиться на завод, семейная жизнь, дети, нет, нет и нет, они мне уже обломали. Здесь изначально не про то, что Ваньке стихи писать запрещают, и какие стихи! Меня мать с детства молиться учила, каждое утро она на коленях, и нам с Ванькой передалось, мы и жили то по сути у нас всегда, против божьего суки прут, а это недопустимо. Горячий я был, кипяток, весь на нервозе, и мало-помалу постепенно и Ваня закипел. Достали его на заводе, друг-уголовник - недопустимо. Я как вышел через полгода, весь центральный район у нас в страхе держал, все спекулянты - мои клиенты, кто чем торгует все ко мне. Милиция нет-нет заскакивает на маменькину квартиру, вот только мамка на небесах, я парень деловой, дома не появляюсь. Есть у меня уже и покровители серьезные. Всем плачу, не забываю, работаю жестко, местных разгоняю один, пятнадцать-двадцать человек, все деру, выбиваю главного в стаде и все наутек. Хожу по краю, знаю, но и деньги собираю. Ваня с завода бегом, жена рыдает, сидит друг мой за столом, голову обхватил, горюет. Я пачку на стол, Ирка глаза распахнула на всю мощь и давай визжать дура: "Не нужны мне твои деньги, все из-за тебя, сгинь, скотина, погубишь ты его". "Деньги ни тебе даю, не визжи". Глазища у нее огромные, на твои, Серег, похожие, я ей оплеуху легкую, она на пол, в истерике, Ваня в прострации вскакивает, бубнит что-то. Я "все нормально, брат" и из дому.
С тех пор у них с Иркой не заладилось, Ваня со мной постоянно, денег прибавляется, людей тоже, начинаем потихоньку из области на промысел выезжать. Все интересней и интересней. Зоны нас заметили, при выходе все к нам, кого-то сажают, кто-то выходит, постоянный круговорот. Я главный работодатель не только у нас, потихоньку географию расширяем. Ванек учится быстро, копирует меня и дублирует, все как надо. Постепенно выстраивается определенная системка, которая раскидывается через года уже по всему СССР. В крупных промышленных городах открываем свои "представительства" , в стране потепление, из тюрем все больше выходит умного талантливого народу, все хотят нормально жить. Ключики начинают звенеть в моем кармане, только успеваю открывать новые таланты. Стал опытнее. "Покровители" тоже голодные, у всех начинается тяга ко всему заграничному, дорогие подарки делают свое дело. Наших потихоньку внедряем и в легальные сектора, со скрипом, тяжело, но идет. Платим как можем, до 70% оборотных средств, взятки, взятки и взятки. Перестрелки, разборки, стрелки и снова взятки, переговоры - постоянный круговорот. Все наши разбиваются на кружки по интересам, каждый кружок занимается своим направлением, исходя из возможностей региона или области, у каждого кружка свой центральный, он ведет переговоры с важными на местах. Всех центральных знаю я, но не все знают и видели меня. Если центрального убивают, или тюрьма родственникам помогаем, за это никто не переживает. Серьезные силы начинают участвовать в дележке пирога. Приходится все мельче и мельче нарезать всю нашу толпу, делать ее менее заметной. Нарезаем мы с Ваней кружочки, центровых дублируем, у каждого кружка их два, вот последний - это точно, мой человек. Он при непредвиденных ситуациях первого и заменяет, только с Ваней и вторыми центровыми я всегда на связи. Второй центровой - это правая рука первого, но перед ним первый подотчетен за все. Центр - это я во плоти, собственной персоной. Все жалобы разбираю лично, работы невпроворот, ускоряется все с невидимой силищей. Народ серьезный начинает интересоваться, кто это такой бойкий страну потихоньку подминает. Милиция меня не интересует, я на тюрьме - дома, а вот криминальный элемент - на воле - это уже другое дело. Воры с короной на голове начинают объединяться, со всех концов страны дует вонючий ветер. Наших ребят отстреливают на местах, кто-то просто пропадает, и понятно. Инопланетяне здесь не при чем. Все опаснее задерживаться на одном месте, я все чаще в разъездах, благо, страна большая. Ограничиваю внешнее общение до минимума: Ванек да еще пару человек. Я невидимка, меня нет, и на невидимку объявлена настоящая охота. Авторитеты, в отличие от ментов, видят связи между событиями, знают людей, люди любят говорить, особенно за деньги и, конечно, если боятся. У многих складывается понимание неслучайности происходящего, кто-то дергает за ниточки, кто-то управляет этим театром, слышен вой отовсюду, волки воют, требуют крови. Стадо мое потихоньку потряхивает, пробивает дрожь наши ряды, воры международники пытаются выбить меня из колеи. По мамке скучаю, но на тот свет пока не собираюсь, покажись я хоть на миг, на одну встречу. И не важно где, что в Москве, что в Грузии, Армении, все одно, билет в один конец оформили бы быстро. Предупреждения прилетают все ближе, теряем все больше. Все сложнее продолжать всю эту вечеринку, вокруг горы мертвого народу, а я - посредине всего этого кладбища. В СССР начинается настоящая война, казалось бы на первый взгляд не связанные между собой события - это продолжение все той же длиннющей кровавой цепи, которую получается я Серега и смастерил. Жадность и всем всегда надо больше. Но не мне. Я часто на грани жизни и смерти и для чего? Заниматься собирательством, накоплением? Тьфу. Это жизнь в аду. Ненависть, Серый, месть вот что мной двигает и двигало всегда, они мать мою убили, доконали твари, по какому праву меня засунули в тюрьму? Они что, Боги? Нет, только Он может судить меня, больше никто. Я во власть на Земле не верил и не поверю никогда. Мне ваша слепота не нужна, у меня свое зрение, и вижу, что все вы обмазаны дерьмом, а тычете пальцем в мою сторону. Все это тысячи лет, Серенький, на Земле творится, и Христа Иисуса распяли и миллионы-миллионы душ загубили. Я не подчиняюсь, Серый, людям и тебе не советую, не ходи ты с ними в стаде, миленький, не ходи. Будь умнее, твоя дудочка пастушья всегда при тебе быть должна, будь нежен, ласков со всеми до поры, музыка твоя нравиться должна, под нее все танцуют, создавай, Серегин, музыкальные шедевры, и тогда ты воистину пастух, пусть под твое танцуют. И когда твоя музыка закончится и не будет тебя уже на Земле, музон этот вспоминать будут в веках и по памяти танцевать. Чем больше у тебя ключиков в кармане, тем слаще твоя музыка, и тем больше у тебя преданного народа. Под мое вся страна танцует, а люди за меня жизни дарят, лишь бы музыка продолжалась. Если своей музыки у тебя нет, то ясен перец - танцуешь под чужую. Все, Серегин, в этом мире под кого-то танцуют. И у Бога и у дьявола тоже своя музыка есть, а может и танец свой. Ванек твердит постоянно сваливать надо, заказы на мою голову сыплются со всех сторон, все чаще центровые убивают наших на местах, людей пытают, люди сгорают и ломаются как спички, во всей конторе не горю только я. Убийцы со всех сторон, мы в окружении, и не знаем, откуда ждать удара. Иногда между мной и смертью расстояние в часы, столько желающих меня увидеть не было никогда. На тюрьму тоже нельзя, мир не без добрых людей, добряки предупреждают: "Володя, по всем тюрьмам на тебя запрет, появишься и кранты, прикрывай свою лавочку, закардон тебе пора и чем дальше, тем лучше."
Да, веселое письмецо. Вспоминаю одного хирурга-французика, мастера-кудесника по изменению внешности, но выход на него только через партийное руководство. Ну что ж, возможно последняя просьба, сколько я им денег отвалил, пусть отрабатывают, риск конечно огромный, ответ "нет" - это приговор, смертельный для обоих сторон. Но у меня ключ нужный в кармане - это шишка папенька, Ваня сыну должен помочь, меня с детства знает и еще он не в курсе, что за свои услуги деньги от нас получает, проститутка чертова, получается наш подельник во многих многих мероприятиях, все через Пашу, нашего верного пса, под меня парень заточен, как надо, действительно талант, вот только и ему знать ни к чему зачем едем. Без хирургического вмешательства француза долго не протянем, интуиция меня никогда не подводит, чую холодом тянет. Батя нас в глаза не видел годы, приятная будет встреча. Паша договаривается, едем к нему на дачу, три машины сопровождения, не известно, чем все это может закончиться, у него тоже несколько человек по периметру. Семейная встреча. Старик не изменился почти, но в глазах бездна, все-таки и его система погрызла. Смотрю Ваня чуть дернулся, все-таки отец, а он при живых-то родителях - сирота. Вокруг все цветет, благоухает, весна, птицы горланят вовсю и мы втроем стоим напротив друг друга как из другого мира. Все довольное вокруг, а у нас в жизнях - дьявольский круг. Ваня понимает все прекрасно, это Рубикон: и назад не сдашь и вперед страшно. И понятно ему, что если папа в отказ, Паша с ним решать будет сам, а решать он умеет, может и не прям сейчас, но долго старик на Земле не протянет. И не важна здесь ни охрана, ни сила другой стороны, он боевые действия ведет по все стране, мочит от воров до ментов, ко всем подход имеется и во многом благодаря ему мы и живы пока. Вон он за воротами - глаз не отрывает, моя лысая башка, напряжен как перед броском, хищник на охоте. А приказы, Серый, всегда отдаю я, есть у меня для него музыка и она самая сладкая для него, он нашел свое призвание, я ему его дал. Смысл жизни его - во мне. Он и в церковь ходить начал и мою религию принял, и обратиться назад уже невозможно. Это судьба, Серенький, это она. Старик таращится на нас, мы - на него, молчим, я все-таки ему морду бил, извиниться что ли. Ну и говорю "ну что стоите, как вкопанные, ладно я, вы-то обнимитесь что ли". Старик в ответ "проходите в сад, садитесь в беседке, я за чаем, такую встречу обмыть надобно, заблудшие дети, неспроста явились. Долгий разговор?" Я говорю: "Недолгий Григорич, но важный." Ваня - ни слова, смотрят друг на друга, не мигая. "Щас буду - минута". Обрисовываю я старику ситуацию, он застыл как памятник, сидит - не шелохнется, один вопрос: "И это все вы?" Ваня: "Да, батя, мы, но остальное тебе лучше не знать, побереги здоровье". Вижу, сложно ему переваривать, мозги дымятся, получается, что мы ему денежки возили и в курсе всех дел его и что он за человек. И знает сын его родной, какие Паша ему услуги оказывал, как любовницу, что рот открывать частенько стала, сдать его собиралась, в лес и без возврата. И по лестнице служебной двигали все по его просьбе, убирая вышестоящих друзей, которых и мы с детства знали, а Григорич с ними с института, с первого курса, всю жизнь в команде, в дружбе семьями ходили, жены до сих пор в скорби как так. А Григорич для них - ангел, помогает, кормит, друг настоящий. Что бы мы без него делали, какой молодец. Вырывается у Григорича стон долгий протяжный, еще чуть-чуть и я повторять начну. Вот после стона он и постарел сразу, разбило его неожиданно, время отсчитало свое, за минуту вернуло, что казалось забыло и стал он действительно стариком. Жутковато, да, а что делать, он сам под себя копал и из-за бумажек друзей, сына. Всю жизнь свою просрал. У меня мысли - только бы не помер, решить все успеть, что-то совсем плох. Выдыхает глубоко-глубоко, будто последнее живое из себя выпускает. Тихо так, еле-еле: "Чем смогу, всем помогу, не все от меня зависит". Ваня ему: "Постарайся, батя, постарайся, сроки поджимают, завтра-послезавтра ждем". Встаем из-за стола, я говорю: "Не дури, Григорич, знаю скотина ты редкостная, но трусливая, руки на себя не наложишь, а вот прятаться не вздумай, везде отыщем, ты Пашу знаешь, вот через него и держи ответ, но скажи честно напоследок, сына спасаешь или себя, шкуру свою от страха? Просто интересно". Сидит памятник, а глаза в стол. "В общем ладно, поступим так, поможешь нам, не переживай, дальше работать будешь с нами, не депрессуй. Вот только Пашу я лично попрошу грязной работой для тебя больше не заниматься, сам будешь теперь своих друзей убивать, у нас и без тебя работы полно, а брякнешь кому чего, я тебе голову отрублю, и страна вся узнает, что ты за гнида, до верхов точно все дойдет, а там - как распределят".
Видит сейчас все это мачеха Вовкина царство ей небесное и рыдает горькими слезами. Смотри, вон точно, дождь собирается. Поработал француз на славу ,переделал нас так, что и мать родная не узнает, полная конспирация, Григорич нам новые паспорта, всю поднаготную с чистого лица. Вот только Ваня как себя в зеркало увидел - давай рыдать, орет истеричка как полоумный "не я это, не я". Дома ему даю запрет не появляться, Ира-истеричка номер два, давно толком уже не живут да и есть у нее хахаль какой-то, говорят наши тайные глаза. Короче дура дурой, как была всегда, так и осталась. Ваня напивается до талого, хотя на водку всем моим близким запрет, и в целом вся основная бригада не пьет, долго я боролся с этой стервой, тяжело доносить до людей, если еще учесть, что помимо государства, мы в огромных количествах льем ее по всей стране. Ну все. Основной костяк трезвый и то хорошо, на всю толпу удавок не напастись, всех не перебьешь, не воспитаешь, и тут у нас новая жизнь, дует ветер перемен, а мой самый близкий заливается в стельку. Приходит к своей бабе с переделанным хлебалом, а она его не видела полгода уже. Та давай визжать, Ванечка ополоумел совсем, ножом по горлу и бежать, чудом его не сцапали тогда, еще и ко мне в логово явился. Я ему новую морду начистил, денег чемодан на кровать: "Это твое теперь, каждый сам по себе, приводи башку в порядок, сиди тихо и жди, я тебя найду. Никому не показывайся и никакого Паши, слышишь?" Сидит, голову обнимает, глаза какие-то белые, молчит. Страхи, Серега, управляют человечеством, никогда никого не бойся, ни за кого не держись. Знай себе цену и ни о чем не жалей, а начнешь копаться, анализировать - пропадешь. Ты - мальчик умный, сразу видно, мне тебя Бог послал, ну понимаешь ты меня, а ну подними руку сынок, правая, ай да молодец, коли не врешь, а не врешь, знаю, птенчик мой ненаглядный. В общем, Серенький, не зря мы все здесь собрались, дело у нас, денежки надобно забрать, те что годами трудными наживали. Денег много у нас, Серега, бесконечное множество, посмотри на небо, видишь звезд сколько, вот столько у нас с тобой и денег, в миллионах считай, все наши. Вот только человечек, что на хранение временно эти звездочки приютил, счетовод чертов, оказался вруном, понакупал себе разных подарков красивых, зажил шикарно, игрушек теперь у него полно всяких, нам и не снилось. Время изменилось, и пока я за кордоном хлебушек кушал да на зоне скучал, он здесь на мои денежки икорку пробовал. Сил у меня теперь немного, но ключики еще остались, льется пока моя песенка хоть и не так весела как раньше, мы все исправим. Команду какую собрали, многие с опытом, хоть и устали. Ищем не только мы его, Серенький, братец родной, тоже на него зол теперь, Паша в игру вступает и теперь он наш конкурент сильный, биться будем, Серенький, я снова голодный, сильно кушать хочу и тебя тоже накормим. Нам Григорич Вовкин помогает, знаешь, тайны его у нас, они его и держат, страхи, Серенький, страхи. Сон мне приснился недавно, что сын у меня маленький, прям как ты. И сижу я с ним разговариваю, а он нет-нет правую руку поднимает вверх, все точь-в-точь. Не оставил меня Господь Бог грешника. Деньги заберем и все, хватит, я свою музыку отключаю, ты играть будешь, пусть под твою песенку танцуют. Паша наш нет-нет да бывает в этих краях, на заводике у него все и работают, он и документы все подготовил и привез нас тоже сюда человек Пашин. Григорич старается как может, они с ним до сих пор хлебушек делят, только Серенький теперь и у Григорича про нас тайна, француза нет давно на белом свете. И кто мы на самом деле такие, только он один и знает. Паша Валеру счетовода первый найдет, значит нам конец. Григорич сейчас большой человек, круче прежнего в разы. Но и ему интересно знать, сколько же все-таки денег то осталось. Да, жадность, авось и я что припрятал выжидает пока. Ты, Серый, мой талисман. Я с тобой как со взрослым, смелый ты видно сразу, не боишься ничего, а оно и не к чему, пусть дети боятся, ты уже взрослый, и у нас с тобой теперь судьба.
Стук колес тук-тук-тук-тук, П-шшш, поезд резко дергает, лечу с верхней полки на нижнюю, всем телом - в огромного мужика, гориллу, рык дикий, зверюга вскакивает, вой в вагоне, все летит, все сходят с ума. Если бы этот дядя вел "в мире животных", они б его приняли за своего и тот час выдали про себя все секреты до того науке неизвестные. Но и зрителям объяснить вряд ли что-то смог, кроме обезьяньего ничего здоровяк не знает. Но я и такой перевожу: "Куда летишь, очкарик, ты чего это?" Я ему говорю: "С поездом дядя что-то, тормознули резко, вот давайте лучше бабулю с пола поднимем". Поднимаем бабулю, заскакивает проводница: "Все живы господа, не ушиблись?" Горилла и бабуля верещат, но я уже глухонемой. Чую с тамбура табачный запах, кажется, мальборо. Губы гориллы хлопают, пасть огромная, для меня шума нет вокруг, мне пора действовать. У гориллы на руках "касио", 16-45, значит мой выход. Ромарио должен ждать, обычно без опозданий, хватаю сверху рюкзак и бегом на выход. Ну все как всегда, точно по расписанию, весь в черном, все чистенько, дорого, черные ботинки, черные брюки, черная сорочка, черные очки, шрам на пол лица, мускулистый, ему б в боевиках голливудских сниматься, а нет, он в реале действует, так интересней. Эх, Ромарио! Улыбаюсь про себя внутренней улыбкой и конечно где-то на парковке черная машина, какой контраст, я как обычно, кеды, джинсы, рубашка в клетку, очки и рюкзак, ученик 10 класса, я не в курсе, может мне уже 40. Ха -ха. "Дорогой, м-маленький" - обнимает, целует в левую щеку, так всегда. Поцелуи смерти? "Ну как доехал, давай рюкзачок, остановка жесткая была, видел. Сереженька, ну сколько раз прошено, летай на самолетах." "Ром, я деньги экономлю, зато ты всегда стильно выглядишь! И не стыдно с тобой на людях появиться, а это, согласись, большой плюс и ты всегда себя супер чувствуешь, потому что круто одет, а когда тебе хорошо, и я в порядке, при том, здоровье мое тебе известно, не переношу". "Милый мой, милый, Сережа, всегда знаешь что ответить". Смеется, солнце улыбается золотым зубам, улыбаюсь солнцу и я , про себя, запрыгивая в черный мерседес, как обычно на заднее сиденье, спереди сидеть правила запрещают. Второй центровой всегда сидит сзади и кроме как с первым центровым на важные встречи больше ни с кем не ездит. Ромарио, первый центровой, я - второй, только в отличие от остальных в группах наша территория - вся страна и решаем мы сложные вопросы, иногда очень сложные. Помимо этой работы у Ромарио есть свой штат таких же отморозков как он, которые действуют внутри организации, устраняя внутренние проблемы не угодных разговорчивых провинившихся по его приказу. Они не подчиняются никому, кроме него, даже дядя Паша не может на них повлиять, они за Рому загрызут даже друг друга. Рому ясно дело боятся все. Почти, кроме дяди Паши, это невидимая сила, все получают приказы по телефону, лично я его три года уже в глаза не видел. Между центровыми придуман свой язык, который как ни старайся окружающие не поймут. Мы же все этот язык знаем в совершенстве, знает его Паша, а придумал его я. Возможно, покажется смешным, но этот наш "финский" как мы называем его между собой спас нам много жизней, избавил от кучи неприятностей и самые способные могут на нем даже писать.
"Ром, ты где машину взял?" - разговариваем на "финском". Иногда Ромарио просит общаться с ним на нашем внутреннем языке, так как допускает много ошибок и очень сильно порой заикается, ему необходима практика, часто от этой практики могут зависеть наши жизни, если в определенный момент мы друг друга не поймем это может быть последний наш момент. "Финский" - это язык жизни, улыбаюсь про себя. Я частенько согреваю себя внутренними улыбками, хоть как-то утепляясь, все-таки гоняя по всей стране с человеком который отправил на тот свет десятки людей можно и задрожать. " У М-миши Серег" - перевожу с "финского" сразу на русский. Миша - это наш центровой в Екатеринбурге. "Как у него дела?" - спрашиваю ." Хреново, серый, поэтому мы здесь", "это понятно Ром, на той неделе звонил дядя Паша передаю его слова дословно: если это жопа тухлая еще раз появится в казино поддатый придется Ромику им заняться". "Ром, ты б его предупредил, насколько к него все плохо, проинформируй жалко человека." "С-сереж уже все сделано." Дальше едем молча. У нас торговая компания, огромный холдинг, я- торговый агент, в трудовой есть запись, Ромарио - начальник отдела продаж, в багажнике наверняка есть пистолет, при себе у Ромы нож и все удостоверения, которые существуют в стране, котрых не существует и которые только будут создаваться. Дядя Паша позаботился, если где-то у нас проблемы, мы все что угодно но только не торговые агенты и у каждого из нас есть горячий номер - красная кнопка, только у Ромы и у меня. Наверное к лучшему что мы пока ни разу не воспользовались, хотя если она отправляет в космос. Я бы с удовольствием улетел. Надо заметить, что я не занимаюсь постоянно этими черными поездками, как их называю по цвету Ромы, автомобилей, общего окраса, фона наших заданий. Неофициально я управляю крупным торговым холдингом, раскидующим свои щупальца по все нашей необъятной родине и дальше. Есть у меня в управлении клуб-реасторан в Москве, несколько автомоек и еще куча всякой всячины. Зачем нам оружие и головорезы тогда спросите вы, все хорошо, зачем нам "финский", все складно, все о таком и мечтают, то чем мы занимаемся с Ромой именно в данный момент - это так называемое криминальное направление. Система созданная еще при советском Союзе не только не умерла, но и притерпела качественные изменения, эта зверюга как быв отрастила себе вторую голову, приспособилась к новым технологиям, возможностям, общему духу времени и ринулась дальше, обрастая крупными капиталами, связями трупами. На самом деле именно это направление и является основным для дяди Паши, он болен, больны и все мы. Вирус распространенный в чем-то несомненно гениальным Володей много лет назад заразил и нас всех. Возможно, этот вирус существует уже ни одну тысячу лет и действует эта зараз с завидным упрямством? кто знает. Я говорил, у меня в голове выстреливают различные картинки, ну как видения что ли в состоянии полудрема и вот вижу я мужика на лошади в странном одеянии, он не один, за ним целая толпа, напротив них метрах в ста такие же лица озлобленные, крики, в руках - мечи, собираются ребята убивать друг друга, кажется было все это давненько, вот только без разницы для этой болезни времени не существует. Ребята в видении явно заражены тем же самым чем и мы. "Красивый город, а Серенький как тебе" я молчу, для меня все обезличено или на одно лицо, как сказать, наверное связано с нашей работой, а может быть, я просто такой человек. Я постоянно думаю не об окружающей архитектуре, а о людях. К примеру тех, к кому еду навстречу. Вот взять сегодня, наш клиент - это уважаемый человек, но находится он в Израиле и выехать в Россию несмотря на свою уважаемость для него не просто. И едем мы понятно не к нему в Израиль, а в наш Екатеринбург. Мы в некоторых делах можем быть очень полезны. Скоро мы увидим Виктора Анатольевича собственной персоной, это тоже наш клиент. Но по другой части, у меня на него целое досье и красным по белому "может быть вооружен и очень-очень опасен." вот это двойное "очень-очень" во все досье самое главное. Из 10 случаев обладающих этим "очень-очень" в 5 мы нормально не уходили, это статистика. Случай, с одной стороны, чуть смягчается, Виктор Анатольевич - наш клиент, он знает кто мы, зависит от нас. С другой стороны наш клиент в Израиле просит точнее требует решить очень личный вопрос, а это поверьте всегда непросто.
Мерс резко оттормаживает. Трехэтажный особняк старого вида, на всех этажах свет, хотя на улице еле засмеркалось. У Виктора Анатольевича уже ночь. Улыбаюсь своей внутренней улыбкой, пытаясь согреться, сзади подлетает Мерс один-в-один мы, это Миша. Рома выскакивает к багажнику, открывает, хлопок, готово, Миша как Рома все одновременно, вот он где настоящий флешмоб, адская синхронность. Все вооружены, можно заходить, у Миши второй центровой на заднем сидении, все работают просто загляденье. Ромарио с Мишей кивают друг другу. Меня Миша в глаза не видел ни разу. Явно удивлен. Слышал придет человек из Москвы и все. Эх, Мишка Мишка. Я-то тебя как хорошо знаю, если б ты только... и язык второй родной подарил, а где благодарность, снова улыбаюсь внутри, киваю Роме, все заходим, дверь открыта, свет льется ручьем, только без звука, чувствую запах сигарет, парламент, где-то наверху. Холл просторный, старинный, дом, мебель тоже, но дорогая, двери все наглухо, никто не встречает. Вижу комнаты. Длинные коридоры, чую в доме полно народу и знаю все очень -очень серьезно. Из первой двери крик "наверх, на третий, центральная дверь открыта" что ж, центровым в центральную дверь звучит. Рома, Миша впереди медленно. Я за ними, на плечах рюкзак, пушки у ребят под куртками сверкают, замечаю пару видео камер, это только на правый глаз, левый даже не напрягаю. Зачем, итак ясно под присмотром. Третий этаж утопает в коврах. На стенах картинная галерея, "Миша Миша сюда здесь я" Ромарио снимает очки. Огромные двери настежь, а за столом у самой стены Виктор Анатольевич, как с фотки узнаю, руки в перстнях, дорогих, лысина блестит, 48 все-таки, лысеет дядя. Толстый, щеки раздулись, костюм как и перстни сияет золотым, по бокам у стен диваны, прям как в императорском дворце. На них человек по 8 с каждой стороны, ребята все в черных костюмах, лысые, глаза пустые. Кабинет огромный, а сесть уже негде, заходим, никто не дернулся ни разу, ну Мишутка! Здравствуй, здравствуй дорогой как добрались, я вот за вами машину хотел послать, предлагал ведь два раза, ты все в отказ да в отказ. Ну вижу добрались слава богу, это твои московские друзья. Так так рад встрече, коллеги, очень рад. Ну меня вы знаете, а мне вас знать ни к чему, верно Миш" Миша кивает. Стоим втроем в линейку по росту, Ромарио, Миша, Серега, смешно наверное со стороны, но ребята на диванах не смеются. "Ну дорогие мои, проблему наша общая и она всем известна, богом клянусь вот вам крест"- крестится, свет от перстней ударяет по моим очкам. "Я здесь ни при чем, у меня вы знаете всегда все четко. Но мир не без мерзавцев, как известно и порой рушит наши честолюбивые планы. Скажу честно так как врать не умею, у меня, у нас, - разводит руками по сторонам, - были проблемы, -верно парни?" Парни на диванах одновременно кивают, но указательный палец с огромным болтом поднимает вверх. Кризис миновал ,я у вас в просрочке уже 2 месяца, верно Миш? Миша кивает, напряжен, ох как напряжен, понятно, Виктор Анатольевич, выкинуть может всякое. "Сумма просрочки у нас, Миш, -поднимает листочек со стола - тысяча двести пятьдесят зеленых? "да, так и есть Виктор Анатольевич," " вот вот так и есть и я говорю." Толстяк улыбается во все губы, сияет, и чем-то в данный момент напоминает мне толстого избалованного ребенка, которому подарили на день рождения огромный торт и любимую игрушку, баловень судьбы, ощущающий свое превосходство над миром и над другими детьми или это он нам подарки раздает? Интересно. "Нет, нет, нет, у нас больше с вами парни никакой просрочки. Время на моих злотненьких я смотрю 18:15, а в 18 мои люди вашему Раису из Агропром чего то там уже все до копеечки передали и плюс двадцать тысяч за ожидание. Ну как-то вот так. Я звонил Мишке, да ты Миш все в недоступе, в дороге наверное были, не серчайте друзья сердечные, ну и вы ведь прекрасно знаете что в нашем регионе мы ваши самые надежные - руки по сторонам - партнеры. Парни на диванах снова кивают на ниточках они что ли. У нас давным-давно все отлажено, хоть мы и выходим иногда за рамки своей территории, но ведь от этого всем только польза, прибыли наши растут, жены довольны, дети толстеют, друзья завидуют. С Мишкой у нас полный контакт, полное взаимопонимание, последнюю ситуацию ну да не берите вы ее в расчет. Всякое бывает, тем более, что мы ее уже полностью рассчитали. Пауза, тишина. Все смотрят на нас, мы - на Виктора Анатольевича, за ним на стене - огромная картина-часы, время 18:35. Дзынь-дзынь. Одновременно у нас с Ромарио смс-ки, Рома-терминатор достает свой "верту" я нокиа. От Раиса, первый вопрос плюс, второй - решайте. Улыбаюсь внутренней улыбкой. Начинается самое главное, в голове у меня поднимается невообразимый шум, дует ветер слышу протяжную песню бабки Афдотьи "Ветер-ветер-ветерок, не срывай с меня платок, а захочешь поиграть. Принеси того кто свят, поиграем мы в слова, отгадаем на века". Ветер все усиливается, настоящий ураган слизывает нашего толстяка всю братву с диванов следом всех в окно, шум напоминающий работу самолетных двигателей, из-за этого шума я и не летаю, не летаю, не летаю. Ромарио толкает меня в бок, так опять я отключился, со мной бывает, знаю, глаза стеклянные, ветер-ветер-ветерок. Рома пихает Мишу, говорит ему "Миш жди в машине с-скоро будем" Миша на выход. Виктор Анатольевич перестает улыбаться, глаза теряют свой цвет, превращаясь в пустоту. Обычно переговоры по крайней мере самые важные проводит первый центровой, но не в нашем случае. Рома -терминатор не только заикается, но и очень быстро раздражается. При его феноменальных навыках убийцы, при его сумасшедшей скорости такая импульсивность просто недопустима. К тому же он не обладает всей полнотой информации и обычно знает примерно около 10 % от того объема которым владею я. Иногда знаю о человеке больше чем он сам о себе, в курсе событий, которые еще не произошли. Но вот-вот должны обязательно случиться. Из 16 лысых ребят на диванах знаю историю всей жизни двоих основных, что при определенном стечении обстоятельств несомненно раздает нам с Ромарио лишний козырь. Миша понимает, что у нас остался очень важный вопрос и просрочка - это в общем даже не наша компетенция. Если приезжает Ромарио-терминатор, значит, все очень хреново. Миша сейчас занят стягиванием наших бойцов вокруг особняка, он очень четко проинструктирован на такие случаи, если пострадаю я, или Рома, Миша просто обязан разложить всех наших обидчиков по могилам, и не важно кто они. Даже если это самые важные наши клиенты. Я начинаю. "Виктор Анатольевич, здравствуйте, - голос у меня тихий, невидимый как выразился дядя Паша однажды" "Сереж, ну что за голос, его и пощупать нельзя, как у памятника, хотя пока косяков у тебя не было, слогай как можешь, действует твой шепот значит на людей. И откуда ты эту гипнотическую интонацию вытащил, ребят учить не вздумай, а тебе можно."
Анатольевич кивает, реагируя на приветствие.
- Имена мы вам свои называть не станем, они здесь не важны и разговариваю я сейчас с вами не только от своего имени. Вы правы, мы вместе, уже 6 лет и никогда у нас не возникало никаких разногласий, какие не могли разрешить вы с Мишей, у вас прекрасный тандем, и год от года видно лишь развитие и действительно прибыль растет прошлый год это плюс 25%. Конечно, все довольны, но понятно. Мы не пряниками торгуем, и сбои порой бывают. Они неизбежны, как вы правильно выразились в мире полно мерзавцев, а если учесть специфичность нашего товара, их большинство, так как прем мы против системы и всего что ею создано. Мы разрушаем их церковь, веру в этой системе, все правила на которых она держится. Кто-то из нас понимает это явно, не боясь говорить об этом, кто-то тайно в душе, не делая определенных выводов, но в глубине чувствуя что это так. Мы заняты общим делом и не считаем что человеку можно запрещать. Я не говорю о вседозволенности, а о выборе, которого у нас с самого рождения и нет. Мы сразу оказались у них, с их тюрьмами, армией, милицией, богатыми, бедными и всем остальным. Многие из наших очень сильно разбогатели, действуя вопреки этому миру и надо здесь заметить - деньги уже не являются для них самоцелью и действуют они не по привычке или из страха, все мы видоизменяемся превращаясь в новый вид. Наше общее предложение наш посыл давайте развалим все к чертовой матери, соберемся на развалинах и начнем создавать свое родное учитывая все ошибки этой системы. Родятся новые люди, настанут новые времена, и не у кого не будет желания разрушать потому что здесь это все твое. Опять же родное. Создадим преемственность из уст в уста, времена будут слогать легенды о тех кто был в начале. Хочу так же заметить, год от года нас все больше, мы ищем таланты по все стране, мы жизнеспособны упрямы и дико мотивированы. Отрежь сегодня нам правую руку, завтра вырастет новая. Смерть нас не останавливает. Мы быстро размножаемся. Кто-то соскакивает, ну что ж, на его место есть две кандидатуры. Я знаю, вы очень интересный человек, много всего знаете, читаете, и все это сейчас рассказываю с одной целью - мы считаем вас своим в нашей организации, а наше дело общим. Нас очень сильно волнует все что происходит у вас, потому что вы - это и мы. НЕ знаю, понимаете ли меня, чувствуете ли то же самое, надеюсь что да. Мы знаем, что у вас есть дочь от первого брака Вероника, прекрасная девушка, очень красивая, талантливая, у нее большое будущее, если мы исправим настоящее. Виктор Анатольевич, поймите меня правильно, прошу, но для всех нас это личный вопрос, вы понимаете меня? Виктор Анатольевич смотрит в мои глаза и мне кажется, потихоньку начинает тонуть в них. Голос становится похожим на мой "Парни, все вниз до единого быстро", парни шурша костюмами практически одновременно вскакивают выполняя приказ, атакуют дверной проем. Итак Вероника, прошу не ставить мне в вину, я наблюдал за ней какие-то время, это было необходимо, ради нас всех. Всю жизнь вы оберегали ее, делали что могли, она рано потеряла мать, вы стали для нее всем, живым воплощением того лучшего, что осталось, ее папочкой, как она ласково называет вас до сих пор. Это чистая девушка. И если бы все вокруг хоть немного приблизились к этой чистоте, у нас отпала бы надобность все разрушать, и создавать заново, мы уже жили б в мире о котором мечтаем. Годы летят. Вашей дочке уже 20 лет, она в Москве как и мечтала, учится в МГУ, вы созваниваетесь с ней по нескольку раз в день и поверьте, она до сих пор к вам очень сильно привязана. Это действительно настоящая любовь дочери к отцу, это прекрасно. В нашем мире такие отношения могут вызвать удивление это почти редкость. Вы любите друг друга безумно, для вас ваша дочь все еще малышка. Но повторюсь, ей 20, у меня нет собственных детей, здесь я могу лишь предполагать, кажется в этом возрасте дети чувствуют себя достаточно взрослыми, способными принимать важные решения, действовать самостоятельно и безошибочно. Ваша дочь ошиблась. Виктор Анатольевич, она встречается с очень опасным человеком, он старше ее на 20 лет, он пользуется женщинами как хочет. Половина проституток -элиток в Москве под его контролем и он красный. Не торопитесь прошу, просто убрать мы его не можем, у него есть старший брат в правительстве, это пол беды. Это не проблема, пока, пока он не премьер-министр, а движется в эту сторону очень резво. Наши говорят, шансы у него есть. Они кровные братья ,друг за друга горой, убить одного не получится, придется решать с обоими сразу, уберем будущего премьер-министра, и начнется качка, раскачает всех. Мало не покажется. Мы знаем ваши методы, верьте нам, они здесь не годятся. Стоит лишь сделать звонок с моего мобильного нужному человеку, он свяжется с обоими, и к вашей дочери никто из них ни на шаг никогда не приблизится. Вот фотографии, посмотрите внимательно, второй брат все чаще мелькает в вечерних новостях, его вы узнаете, а вот первая харя - это наш жених, несколько фото и с Вероникой вместе, прошу от всей души, держите себя в руках, Виктор Анатольевич, дайте отмашку и мы все решим. Уверен как и вы, ваша Вероника достойна большего, этот человек-насильник и похоже это не самые страшные его грешки. Анатольевич весь пылает пот ручьем, раздулся как шарик, вот-вот взорвется. Бросаю фотки на стол, руки у него чуть подергиваются, дочь - это все для него. Ромарио не шелохнется. Глаз не сводит с клиента, о чем он думает в такие моменты? Виктор Анатольевич бросает фотографии на стол, выхватывает откуда-то мобильник из-под стола, правая рука Ромарио сразу чуть за пояс.
- Алло, алло, деточка ты где? С кем? С Леной? Маленькая моя, у тебя все хорошо? Слушай меня очень внимательно, мой ангел, срочно поезжай к себе. Срочно, прям сейчас, нет, ничего не случилось, со мной все хорошо, нет, нет, лучше не к себе, от квартиры на Киевской у тебя ключики есть? Да? Вот и славно, как там будешь, отзвонись. Да. Обязательно, жду звонка, завтра я по делам в Москве, поужинаем обязательно вместе. Да. Да. Ангел, целую.
- Виктор Анатольевич, если согласны с нашим предложением, просто поднимите правую руку вверх, мы все устроим. Ничего не предпринимайте.
Анатольевич красный как рак, раздутый, поднимает правую руку, из глубин его организма поднимается звук, что-то он выпускает в пространство, надеюсь нашего врага наружу. Правильно, не надо держать его в себе, все будет хорошо, верьте. Верьте, твержу про себя как заклинание. Ромарио спокоен, не шелохнется, первый раунд за нами. Переходим к самому главному, из-за чего вы в общем-то здесь и собрались. Итак сюрприз. Достаю пирог разочарований, так называю я эти наши сюрпризики порой, и отрезаю Анатольевичу огромный кусок этого пирога. Ешьте как говорится у нас и добавка имеется. Ромарио как будто слышит мои мысли, поворачивается ко мне, смотрит сверху вниз, о чем думает? Надеюсь желает мне удачи, действительно терминатор, у Ромы ведь кожа натянута на сталь.Эх жалко мне всех, правда. Что мы с людьми вытворяем, порой невообразимо просто.
- Итак продолжим Виктор Анатольевич, время идет, а наши жизни бегут, пытаясь за ним угнаться. Время - мера успеха каждого мероприятия, сегодняшнего особенно. Чем быстрее я свяжусь с нашими людьми, тем быстрее они огородят вашу Веронику от посягательств этого зверя, тем быстрее вам будет спокойнее и наши жизни будут довольны.Так получилось, сегодняшний вечер - это время личных, интимных наиважнейших вопросов. Говорят, дети - это святое, возможно, наверно кто-то измерил святость, мы конечно верим. Вы не единственный наш любимый отец семейства, у многих наших клиентов есть дети. Полностью схожих зеркальных ситуаций не бывает, но есть очень похожие отношения со своей дочкой одного из наших близких друзей, похожих на ваши с Вероникой, конечно все индивидуально, но тем не менее это факт.Наш друг сейчас так же расстроен как и вы, верьте не меньше. Вы страдаете вместе, вы на одной волне, и в его случае, именно его дочь, объект переживаний, а причиной являетесь вы, Виктор Анатольевич. Ей 19, вы с Наташей уже год. Не мне описывать чувства и переживания отца, они в вас уже есть. Не мне учить вас, что порой приходится поступать ни как хочется или нужно, а как должно. Наша просьба поступить как должно, не расстраивайте чувств нашего друга, вы понимаете сейчас как это все тяжело. Ваше решение повлияет на многих людей, только вам решать,как повлияет. Хочу заметить на всякий случай убивать нас смысла не имеет, к вам придут другие и не с миром и скоро. Моментальное возмездие Виктор Анатольевич, я не пугаю, а помогаю правильно расставить фишки. Ответ нужен в течение пяти минут. Наша просьба навсегда расстаться с Наташей, никаких встреч, нигде и никогда, слов не надо. Если да, просто поднимите правую руку вверх, и мы вам поверим, мы знаем, вы человек чести. Ждем Виктор Анатольевич. 5 минут. Анатольевич краснеет еще больше, раскаляется до предела весь мокрый, как под душем побывал. Слышу шепот "Господи Боже Господи да ведь и не думал убивать, на нас не смотрят, глаза в стол. Через 5 минут возможно начнется пальба и мы с Ромарио умрем.Интересно, знаете ли, а меня кто-нибудь на этой Земле любит, будет ли Серега скучать по своим поездкам с Терминатором. Дядя Володя. Дядя Паша Ромарио скучают ли вообще в нашей семье по кому-то? скучают ли на том свете? есть ли там свет? Возможно скоро я смогу ответить на все эти вопросы. Время разъезжается, удлиняясь и краю ему не видно. Ненавижу длинное время или долгое без разницы, смысл один. Ожиданию не видно ни конца ни края. Пятиминутка в пятьдесят тысяч лет. Человек напротив решает судьбу не только свою. Своей дочери, окружения, закручивает и нас в этот водоворот. Мы в свою очередь затягиваем всех кто на улице, Мишу. Всех пацанов, их семьи и так до бесконечности, многие рискуют жизнями, меняются судьбы. А откуда, откуда начало, в тайге? Может это все я и закрутил? Я всему виной? Всей этой непредсказуемости жесткой неопределенности дикой опасности в конце концов. Дед морозы, дядя Володя или в нас действительно как говаривал Володя вирус, болезнь, может мир заражен и вертит друзья нас шарик в разные стороны, болтухает, а кто правит, не разберешь, под чью музыку танцуем кто играет? Неужели я? Как задумаешься, жить, но вот именно в такие моменты я и люблю пофилосовствовать, в критические, должен ведь мозг наверное в кризисе что-то интересненькое выдавать. Улыбаюсь внутренней улыбкой, пытаюсь согреться. Много много раз мы с Ромарио были на черте, разделяющей жизнь и небытие, вот и сейчас стоим на ней, я чувствую, как эта черта прожигает мне кеды, пятки горят огнем, вот-вот и черта сожрет меня целиком, и не было Сереги в этом мире. Черта медленно продвигается вверх, к моей голове, если через секунды я не увижу руку Виктора Анатольевича запылаю, и черта испепелит меня, перекинет в другое, незнакомое неведомое. Задолбала меня эта черта, по-другому не скажу, устал от пятиминуток. Обещаю себе отдохнуть, обязательно, хоть недолго, но отдохнуть. Руку увижу и в отпуск, не отпустят, пусть застрелят меня к чертовой матери. Мне порой кажется, что и не живу вовсе. Сон затяжной и проснуться не могу. Мозг выдает решения, в тайгу раскодироваться срочно, вот и отпуск, одного не отпустят, хоть и с Ромарио. Без разницы, чую с ума схожу, требую на больничный! Торговый агент, трудовая книжка, все официально, все должно быть как у людей, так срочно встретиться с Раисом с дядипашиной гориллой, устал, но по-человечески я ж не Ромарио.
- Время, Виктор Анатольевич, ваше решение.
Красный шар медленно поднимает правую руку. В окно влетает ураганный ветер, туман залепляет глаза, Ромарио все чувствует, со мной последнее время такое все чаще и чаще, хватает за руку и на выход. Слышу вдогонку "Сынок, да кто ты такой в конце концов" ветер выхватывает мой голос и несет в сторону клиента.
- У меня нет ответа на этот вопрос Виктор Анатольевич.
Идти не могу, кеды цепляют ковер, терминатор подхватывает меня на плечи вместе с рюкзаком. Ну и зрелище наверно. Да есть и в нашей работе смешные моменты. За последние полгода это третий приступ. Звонкий звоночек. Дзынь-дзынь серенький дзынь-дзынь.
Черные мерседесы несутся в черной темноте, едем с черного задания, настроение черное, изнутри меня грызет. Глаза потихоньку настраиваются.
- Ром, куда летим. Картеж прям как у президента. Может скорость чуть убавить? Паша, Сереженька так и говорит, ты у нас будущий президент, привыкай.
- Ну как ты милый мой?
Я валяюсь на заднем сидении.
- Опять ты Сереж похудел.
- Знаешь же Ром. Когда переживания всегда худею, с такой работой от меня скоро останется один скелет.
- Ром мне отпуск нужен срочно. Надо с Раисом встретится, у меня разговор.
- Хорошо, Серенький, ты потерпи, как д-доберемся до столицы всё у тебя будет как захочешь. Паша звонил никаких поездов только с-самолёт. Это приказ, и летим на этот раз вместе.
- Ром, ты-ж знаешь мне самолёт противопоказан, вспомни последний раз, я там отключаюсь и творится дьявольщина.
- Не п-переживай, я для этого с тобой.
Ромарио крестится.
- А ты молодец Серенький, я т-тобой горжусь. Правильно люди говорят: ты их гипнотизируешь, тебе, Сереж, и пистолет не нужен, всё у тебя в голове, мне б так. Научил б что ли, убийств меньше будет. С такими талантами вдвоём точно не пропадём.
- Ром, ты последствия видишь? Оно тебе надо? Посмотри, какая хреновина твориться.
- Б-бабу тебе надо. И всё пройдёт.
- Ромочка, ты ж в церковь ходишь, не от жены - грех, ведь знаешь, а с женой лишних разговоров не избежать. Нам с тобой и получается грех перед организацией. Говорят жёны болтливы и завистливы к друг другу.
- Да, Серёг, это т-точно. Я вот свою убил 15 лет назад, до сих пор не пожалел ни разу.
- Ром, страшно с тобой.
- Не б-боись, Серенький, ты ведь не жена и болтаешь не много, но, а в общем на всё воля Божья, Серенький.
- И на убийства?
- Много нам знать не дано. Д-думаю порой мы сами себя судим и п-приговор есть уже над нами, а исполняется наверху. Смотрят как пройдём по жизни к п-примеру, если скорбишь сильно, ну там переживаешь дико, то, С-серый, прощение кажись будет. Я в-вот и за Афган, и за Чечню, за всех кого и после и до того погубил, переживаю, а за жену - нет. Вот з-зараза, она мне всё прощение губит.
- Ром, ужас, что у вас всех за мода такая жён убивать. Это ж жена.
Рома переходит на финский.
- Моя проститутка была обжора и транжира, удивительно было б, Серенький, если б я её не задушил.
Дальше несёмся молча. 3 чёрных пятна с яркими глазами, наше пятно посередине. Ребята, пока нас самолет не загрузит, не уедут, мы по сути на вражеской территории. Анатольевич может и придумать насчёт правой руки.
Мы в самолёте в бизнес классе и притом одни. Порой я просто поражаюсь во сколько обходятся наши поездки, всё таки выгодно наркотиками торговать. Ромарио практически приматывает меня к креслу. Двигатели загудели. Слышу: "Ветер, ветер, ветерок, не срывай с меня платок, а захочешь поиграть, приведи того, кто свят, поиграем мы в слова, отгадаем на века". - двигатели шумят всё сильнее. Скоро у меня начнётся истерия. Начинает трясти, разгоняемся, разгоняюсь и я. Туман впивается в глаза, слепну и вырубаюсь. Вижу и слушаю детство. Сибирская деревушка, я на постели наблюдая как бы сверху, легко перемещаюсь в пространстве, как пушинка. Моё тело на постели, рядом сидит дядя Паша, рядом стоит старик Прохор, слышу:
- Парень ваш, Павел, на границе.
- Это как это?
- Ни с нами, но пока ещё не с ними. Между мирами так сказать...
Дальше где-то:
- Бабка Авдотья поможет.
Следующий кадр: старик Прохор, бабка Авдотья, с виду настолько стара, насколько это вообще возможно, словно вобрала всю старость мира в себя. Авдотья, Прохор, дядя Паша стоят над мои телом. Бабка говорит:
- Всё кончился мальчик.
Дядя Паша запрыгивает на колени, начинает меня трясти, прикладывает ухо к груди, раскачивает в разные стороны.
- Это особенный мальчик, Павел, его вернуть можно, вот только жить ему придётся в двух измерениях и у нас и у них и суждено ему будет погубить и тебя и приспешников твоих в ад он вас определит навеки, да не своими руками, черный ангел всё сделает за него, ты слова мои забудешь, у рогатый на сердце, но как умирать будешь, всё вспомнишь и решение своё проклянёшь, если успеешь.
Дядя Паша вскакивает на ноги. Авдотья взмахивает рукой будто отмахивается. Дядя Паша хватается за сердце, валится снова на колени, стонет жалобно, поскуливает:
- Отпусти, старая, отпусти, не трону, клянусь.
Авдотья машет в другую сторону. Дядя Паша ухает на пол, глаза в потолок. Верни мальчика, озолочу. Авдотья ему:
- У меня условие одно, чтоб ни тебя, ни зверюг твоих, больше в нашей деревне сроду не было, появитесь - мальчик сразу умрёт и сердце твоё больше так легко не опустит тебя, тоже уйдёшь. Принимаешь условия, али нет? У, дьявол игру затеял, только всё это не с проста и так вам суждено.
- Принимаю, старая, клянусь.
- Пой, Прохор, вместе со мной. Эта песня мальчика связь поддерживать будет меж нами и ими и горилле своей скажи: Пусть вертолёт ваш звонкий в километре от сюда посадит, живность всю распугаешь, допрёшь на себе мальчика, не заскучаешь.
- Да как я ему скажу то?
- мальчик после песни очнётся, сразу хватай его, Прохор с ребятами вам помогут. Скоро ваши головорезы будут здесь, чувствую я их, а теперь молчи.
"Ветер, ветер, ветерок, не срывай с меня платок"
Москва. В аэропорту как всегда меня встречает скорая и толпа Роминых головорезов. Пока скорая плетётся по бескрайним просторам мегаполиса, постоянно застревая в автомобильных потоках, моё состояние потихоньку приходит в норму, тряска прекращается, я высыхаю, пот уже не такой как раньше и у Ромарио нет мыслей, что Серёга может утонуть. Летаю я не часто, если есть приказ всегда с задания, всегда в Москву, сценарий одинаков. Одна и та же скорая, тот же водитель, в салоне возле меня Ромарио и Алексей Михалыч, так его Рома называет, всегда в "толстых" очках, стёкла похожие на мои, один и тот же вопрос к Роме: Роман Вездеславович, но может положим его на этот раз, конфиденциальность гарантирую, сколько можно его на скорой катать, надо до больницы доехать.
- Н-нет у меня таких распоряжений, Алексей Михалыч. По-русски сказано, если очнётся до больницы - домой. Я что? Я ничего решить не могу.
- Вы не можете, но, а мальчик здесь причём? Давайте и его спросим.
Я начинаю выть : Домой, домой.
- Вот Алексей Михайлыч, сам слышу, но сколько раз твержу, ну нельзя нам в больнице вашей свт-титься, мальчик не простой, хоть и с виду лопух. Разгромят вдруг всю больницу, сам же п-переживать будешь, у нас враги ч-черти, убить могут. Вот тебе крест, Алексей Михалыч, Ромарио достаёт огромный золотой крест с запазухи, целет его смачно, крестится, убирает под рубашку.
- Не обижайтесь, мне кажется психушка по Вам плачет, Роман Вездеславович.
Роман Вездеславович зыркает своим смертельным взглядом.
- Ну полно, Вам, ведь без обид, хоть к психологу покажитесь, странные Вы. При том и с мальчиком тоже не всё в порядке.
- Алексей Михайлович, нас традиционная медицина не интересует, то что у этого пацана внутри, не одна ваша больничка не излечит. Я -то знаю, что с ним, его ещё маленьким с того света отковыряли и вот теперь всё так идёт наперекосяк. К священнику ему н-надо, выговорится и всё пройдёт, вот только главный наш боится, думает как излечит его Божий человек, он свои таланты потеряет, а их у него полно.
- И какие у Вашего мальчика таланты, если не секрет, Роман Вездеславович?
- Алексей Михалыч, я не о всех знаю, кое-что сам видет, про что-то слышал от других. В-волшебство в жизни самой этого мальчугана, он правит всеми в разных абсолютно областях, и всё без войны, без крика, слушают его люди и слышат, порой когда он с тобой разговаривает, ощущение, что не с тобой прям, а будто внутрь входит в глубину, что в тебе, обращается к самому главному в тебе, вроде простыми словами, как все, но это главное в человеке слышит, что он говорит и пок-коряет этот мальчик людей без боя, если б не это разнесли б нас всех давно к чёртовой матери, а скромность этого м-мальчика всем известна, будто не из этого мира наш мальчонка и родился странно, всё у него не как у людей и никто толком про него ничего не знает. Люди ему двери своей души без стука открывают, он огонёк, возле него всегда хочется побыть и в жару и в холод, потому как у многих современненьких сейчас морозильники внутри, а этот лупоглазый один на миллиард.
- Во ,как загнули Вы, Роман Вездеславович, прям герой наш пацанёнок.
- Так точно, так и есть, в чём-то герой, а живёт как любому вору-законнику - загляденье. При таких-то возможностях, совершенная скромность.
- Но а чем занимается мальчик?
- Да в-вот чем я сказал, тем и занимается, а талантов у него не счесть и чудеса порой творить может, недавно и собаку от верной смерти спас у моей знакомой, а ведь её парализовало совсем, ваши ветеринары говорили : "Ус-сыплять", бегает сейчас, только ш-шум стоит.
- Ну, ветеринары, это вы путаете, они не наши. Волшебник, получается, только вот себе помочь не может. Знаете, Роман Вездеславович, у меня дочь есть, красотка, всё при ней, вот только странности у неё, чем-то вашего глазастика напоминает, волшебства там, конечно, и в помине нет. Сколько вашему лет?
- Не скажу точно, Алексей Михайлович, никто не знает. Нам иногда кажеться, что он и не стареет.
- Моей Вике 25, всё в жизни есть: магазины со шмотьём на Тверской, чем больше она этих магазинов открывает, тем всё сильнее закрывается она от меня. Может наш волшебник растормошит её? Несчастна она, где-то там, а ваш говорите специалист по глубине. Давайте попробуем? А там видно будет, вдруг у них что-то и получится, вдруг родственные души, что скажете, Роман Вездеславович?
- Ск-кажу, думал я про это, нужна м-мальчику отрада, вот-только он занят серьёзно.
- Ну, моя барыня, тоже особо занятая, вся из себя. Один на один и навряд ли согласится, ухажёров у неё и так хватает, да всё не то, разоденутся в пух и прах, а мозгов - нет. Давайте поужинаем как-нибудь вместе, вчетвером. Можно сказать, что вы коллеги мои по больнице, думаю, пройдёт.
- Н-незнаю, С-сержка, д-дома в основном ест, не любит нигде соб-бираться.
- Ага, Серёжа, значит нашего героя зовут, ну мы его от этого быстро отучим, стоит только Вику увидеть!
-Х-хорошо, м-мы подумаем, Алексей Михалыч, т-только одно условие встречаемся на нашей территории, нам т-так спокойней.
- Договорились, да Вы не бойтесь, не съедим мы Вас в конце концов, мы люди добрые, только место выбирайте по приличнее, моя Вика в этом плане, чуть избалована.
- К-как С-серенький, у меня оклимается, я Вас с-сразу наберу. Вы пока вашу Веронику готовьте.
Слышу лязг доспехов, это Рома смеётся.
- Ну, д-доктор, ожил, кажется наш, Серенький, глазами хлопает. Он после приступов 2 дня молчит и не ест ничего. Вы ему вопросов не задавайте сейчас. Созреет при встрече поговорите. Мы на Новокузнецкой т-тормозните здесь, дальше мы с-сами.
- Вы уверены?
- К-конечно.
Я приподнимаюсь, доктор даёт знак водителю, оттормаживаем.
- В-выходим, С-серёж, транспорт наш готов.
- Дорогой транспорт у вас, Роман Вездеславович, а чем занимаетесь не поймёшь.
- Не переживайте, алексей Михайлович, сейчас почти у всех так, кроме врачей. А мы р-ребята - хорошие, а это с-самое главное.
Вижу Ромину золотую улыбку, я еле стою на ногах. Рома выводит меня из скорой, наши кольцом окружили, все в чёрном, все в крутых шмотках, здоровые, лысые, Ромины клоны.
- В-всё, Серенький, рюкзак у меня, д-давай назад, нам пару кварталов и мы дома. П-паша велел с тобой сегодня ночевать, всё хорошо будет. Д-давай назад.
Я машу доктору. Алексей Михайлович машет с волнением в ответ. Мы стартуем. Меня сопровождают четыре автомобиля, все бронированные. Делаю дозвон с мобильника, спасая Веронику, улыбаюсь своей согревающей внутренней улыбкой, Серега, ты супер звезда.
Я живу в небольшой студии на Новокузнецкой, квартирка съемная ,за неё как и за всё остальное в моей жизни, платит Дима, Ромарио называет его Кошелёк, так и прицепилось Дима-кошелёк. Это человек входящий в организацию, соблюдающий все наши законы, уважающий правила. Бывший сирота, как и многие из нас, воспитан в традиционных заветах нашей системы. Лет 10 назад Ромарио попал в серьёзную переделку в Ростове, трупов было не счесть со всех сторон, сам чудом спасся, никто толком не понял зачем он туда попёрся, приказа не было, дядя Паша в ярости вернулся с Димой. Мальчик оказался спокойный и очень смышленый, схватывал всё буквально на лету. Направь дядя Паша его в традиционные сферы, он бы затерялся, и Ромарио очень настаивал, пусть будет навиду, Серенькому со временем помошника смастерим. Прошли годы и действительно смастерили. Незаметный как тень, иногда забываешь, что он рядом. Мы научили его думать быстро и незаметно: английский, французский, итальянский, всё в его распоряжении плюс отличный бухгалтер и незаменимый молчун. Ромарио-терминатор тоже приложился, Дима при желании может очень продуктивно махать ногами. Дима-кошелёк очень аккуратный, всегда в костюме, высокий, худой, дорогие очки на глазах. Опять же мы это полный контраст, как и в случае с Ромой, как и со всеми остальными, похоже у меня контраст со всем миром или у мира со мной. Дима-кошелёк живёт там же где и я, этажом выше. Ежедневно и в праздники и в выходные в 7.00 я слышу звонок в дверь, я уже собран.
- Доброе утро, Серёж!
- Доброе утро, Дим!
Он никогда не бывает у меня, я у него. Передвигаемся в основном на метро, кроме особых случаев. Утром обязательно на Тверскую, в наш двухэтажный приют для голодных 650 квадратов шика и блеска, иногда ощущение , что весь гламур страны - здесь, то ли ресторан, то ли подиум. С удовольствие избежал бы этих посещений, но это невозможно, это часть моей жизни, моё расписание на каждый день. Тётя Люда управляет всем этим праздником, но некоторые вопросы решаю и я. Считать никто особо никто не любит, новенькие воровали поначалу, сегодня текучка кадров у нас сведена к минимуму. Всю мотивацию для всех сотрудников придумал я . Дима-кошелёк привёл её в наиболее выгодный облик для всех, но не только по этому каждое утро мы здесь. На втором этаже в офисе нашей императрицы, по другому не скажешь, весь офис, весь стиль её жизни всё, что её окружает, похоже на сказку, на мечту, одетую в дорогие шубы, обвешанную украшениями, избалованную вниманием, у меня такое ощущение, что она задумала жить вечно, эта мечта и тётя Люда вместе с ней. Это любовь дяди Паши ещё со школьной скамьи, его брат Валера когда-то тоже разделял это чувство и даже лез в петлю за него (за чувство). А сейчас, похоже его (чувство) разделяет вся страна. Она в курсе практически всех дел, что происходят в организации, хотя знаете, порой мне кажется, что никто уже не в курсе, вырвется зверюга и сожрёт всех, тем не менее пока мы её держим. Утреннее чаепитие в облаке духОв, а для меня и дУхов, это обязательный процесс. Каждое ктро она видит меня, это гарантия, всё пока идёт, всё существует, мир не развалился, все продолжают танцевать, музыка звучит. Императрица гладит меня ласково по голове, приговаривая, какой же ты у нас всё-таки молодец, Дима, береги его. Чуть что звони Роме, это наш ангел, Дима кивает. Клубы дыма заволакивают всё вокруг, тетя Люда курит как паровоз, через 10 минут её излияний я её уже не вижу, а ей нравится дым, он его просто обожает, дым выходит из неё, из нутрии, это погасшее пламя некогда огнедышашего дракона, но я никогда не расслабляюсь, спящий дракон может проснуться, я видел её в гневе, как-то на одном из банкетов тётя Люда метелила повара-француза деревянной скалкой, получавшего 10000 долларов в месяц за свои услуги, била она его очень сильно, словно хотела выбить из него все кулинарные способности, она кричала и я видел, как изо рта у неё выходит пламя. Я вспомнил, как дядя Паша меня избивал парой без всякой причины и когда он кричал изо рта тоже выходило плямя, обжигая тело. Я дал знак Диме-кошельку вмешаться, он подошёл, она посмотрела на него, потом в мою сторону и остыла. Императрица в гневе, это хуже, чем Серёга в припадке.
7.00 звонок в дверь. Это Дима-кошелёк. Первое утро после Екатеринбурга. Ночь была тяжёлая, слабость, ничего не ел, совсем не лезет, только воду. Снова выстреливали картинки, собаки, раздирающие мою плоть, дядя Володя рассказывающий мне жестокие сказки про сущее, неужели всё это реально. Слышу Ромарио открывает дверь, разговаривает на "финском".
- нет, не лучше, всё также. Людмиле Владимировне скажи : "выходной сегодня", езжай в кафе, если что срочно, звоните по красной линии, я свой отключил, п-пусть не трезвонит, нам тишина нужна. С-сюда как вернёшься, к нам зайди, вот список, всё купи с-сиди у себя, п-понадобишься, п-позвоню и п-панику не н-нагоняй. У нас всё хорошо. Скажи ей, отпуск Серенькому нужен, отдохнуть пора, пусть покумекают там наверху, совсем хреново станет все готово, больница ждёт, ребята у подъезда, н-никто не умирает, у нас после самолёта обычное дело. К-костику позвони, скажи от меня, он здесь, рядом, пусть подхватит, покатайся на машине, долго не чаёвничай с Людмилой Владимировной, у тебя время ограничено, мы здесь.
Ромарио и врач и палач, кого-то лечит, кого-то калечит.
Ветер снова уносит мой сегодняшний день в прошлое. С Дед Морозами мы мотались по всех стране, разбившись на две группы, наверное срабатывал тот же метод: первый центровой и второй. Володя с Ваней разделились на группы, я естественно оказался в Володиной. Я был очень мал, дико напуган и конечно эмоционально, да и физически абсолютно не подготовлен к постоянным переездам. В каждом городе, где появлялась наша команда Володя встречался с разными людьми и происходило волшебство, у нас появлялась и еда и дом. Жили на дачах, квартирах, чердаках, подвалах, в богатых и бедных постелях, нигде не задерживаясь подолгу, постоянно двигаясь к цели. Мы ищем счетовода, человека, отвечающего за все цифры в Володиной организации. Все его так просто и называли Счетовод. Именно он был человеком, которыми приютил на хранение Володины денежки, напокупал себе разных подарков и неожиданно исчез, совсем. Бросил все свои игрушки и спарился, превратившись в воздух и только один Володя не сдавался, надеясь, что всё таки мы его найдём. Выражаясь так:
- Серенький, сынок, как только найдём Счетовода, сразу денежки нарисуются, потерпи родной, скоро заживём. У Счетовода правило одно - Где деньги, там и он. Только на этот раз просчитался нас Счетоводик. Земля ходит слухами, он теперь и под Пашиным прицелом, прессует Паша нашего Счетовода, и своего родного брата. Все вокруг демоны и Лысый и туда же. Нельзя мне морду афишировать, Серенький, нельзя пока. Володя включает меня в процесс, постоянное обучение без перерывов, каждый день урок, моё дошкольное образование проходит настолько интенсивно насколько болит моя правая рука от постоянных поднятий, а болит она не слабо.