Горезин Филипп Иванович
Комодский варан - попаданец - 3. Миссия "Суджа"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
  • Аннотация:
    В прифронтовой Судже появляется загадочное оружие украинской стороны - Агент Варанус, бывший солдат Тарас Вернидуб, вселенный в тело комодского варана. Обладая человеческим разумом и звериными инстинктами, он ведет невидимую войну. Используя свои уникальные способности - феноменальный нюх, силу и хитрость, - Варанус нейтрализует диверсантов, шпионов и технику противника, сея среди врагов мистический ужас. Его методы причудливы и эффективны: от запугивания огородным пугалом до саботажа на вражеской авиабазе. Для своих он становится "домовым"-защитником, живой легендой, неучтенным активом, который меняет ход войны на отдельно взятом участке фронта.
  Глава 1
  
  Август 2024 года пах пылью, паленой резиной и далекой, но неумолимой гарью. Воздух над курской землей был густым, тяжелым, словно пропитанным тревогой. Солнце, немилосердное и желтое, висело в блеклом небе, выжигая последние следы зелени с обочин разбитой дороги, по которой, грохоча старыми траками, ползла колонна.
  
  Внутри БТРа-80, носившего тактический номер "Рысь-3", пахло потом, металлом и сладковатым запахом пластиковой взрывчатки. Воздух дрожал от рёва двигателя и глухого звона брони. Капитан Артем "Батя" Коваль, мужчина с лицом, вырезанным из старого дуба, и глазами, уставшими от двух лет непрерывного ада, смотрел в смотровую щель. Перед ним проплывали покосившиеся заборы, бревенчатые дома с заколоченными окнами и редкие, как шрамы, фигуры местных, провожавшие технику ненавидящим, испуганным взглядом.
  
  - Спокойно, орлы, - сиплым голосом пробасил Батя, обращаясь к пятерым бойцам в десантном отделении. - Въезжаем в Суджу. Правила известны: бдительность, как в змеином питомнике. Эти деды с вилами - те еще диверсанты.
  
  Старший лейтенант Марченко, он же "Профессор", молодой, но уже поседевший у висков, нервно потер переносицу.
  - Данные говорят, что здесь активно действуют игрушечные "народные мстители". Классика жанра - "гвозди в колесо", "сахар в бак". Примитивно, но эффективно, если расслабиться.
  
  - Мы не расслабляемся, - отрезал Коваль. Его взгляд скользнул по лицам бойцов - уставшим, но собранным. - После Бахмута и Угледара этот курорт покажется нам санаторием. Но хрен его знает...
  
  Он не знал, не мог знать, что самая главная их тайна, их неучтенный, сверхсекретный актив в этот самый момент не "расслаблялся", а наслаждался жизнью. Прямо над их головами, на нагретой до раскаленного состояния броне корпуса.
  
  Агент Варанус, он же Тарас Вернидуб, бывший боец, а ныне комодский варан порядочных размеров, растекся по металлу, как стекает масло по сковороде. Два метра мускулистой, покрытой бугристой чешуей мощи, цвета засохшей грязи и песка. Солнце палило немилосердно, но для Тараса это была блаженная нега. Тепло проникало глубоко внутрь, разгоняя холодную варанью кровь, наполняя его тело приятной, ленивой силой.
  
  "Солнышко... мать его... - плавала в его сознании мысль, медленная и тягучая, как патока. - Хорошо. Как в детстве, на печке..."
  
  Его сознание было гибридом - ядро, стержень - это Тарас. Его память, его навыки, его ярость и тоска. Но оболочка, тело, диктовало свои правила. Мысли текли иначе, появлялись звериные инстинкты, упрощенные до базовых понятий: "тепло - хорошо", "опасность - плохо", "двигаться - энергозатратно". И главный, неумолимый вопрос: "Когда жрать?"
  
  Сейчас он "жрал". Лежал, приоткрыв пасть, в которую торчала подобранная у последнего привала соломинка от сока. Он её сосал, получая смутное удовольствие от остаточного сладкого вкуса. Его длинный, раздвоенный на конце язык, бледно-желтый и липкий, иногда непроизвольно выскальзывал наружу, пробуя воздух.
  
  Именно этот язык, орган Якобсона, был его главным инструментом. Глаза варана видели мир в размытых тонах, но язык читал его как открытую книгу. Он улавливал молекулы, целые истории, написанные на языке запахов.
  
  Воздух Суджи был для него сложным, многоголосым романом. Запах страха от людей за заборами. Едкий дух дешевого бензина и махорки. Сладковато-гнилостный аромат заброшенных огородов. И... что-то еще. Что-то тревожное. Запах жженой проводки, пота и адреналина. Запах готовящегося подвоха.
  
  "Неспокойно тут, - констатировал внутренний Тарас. - Как в том аэропорту... перед штурмом".
  
  Мысль об аэропорте, о своей прошлой жизни, о гибели, была острой, как игла, но тело варана глушило её, превращая в смутную, далекую грусть. Он был здесь и сейчас. Он был оружием. Оружием, которому Высшие, эти молчаливые придурки в его голове, дали задание.
  
  Колонна, гремя и лязгая, въехала на первую улицу Суджи. Движение замедлилось. Из-за угла одноэтажного кирпичного здания, похожего на бывший магазин, высунулась фигура. Мужик лет пятидесяти, в выцветшей телогрейке, несмотря на жару, и стоптанных ботинках. В его руках была пластиковая канистра. Держал он её не как хозяйственную ношу, а как снаряд. Его глаза, маленькие и блестящие, как у раненой птицы, бегали по колонне, выискивая цель.
  
  Тарас, не меняя своей расслабленной позы, слегка повернул голову. Его зрачки-щелки сузились, фокусируясь на мужике. Он уловил тот самый запах - адреналин, бензин, и еще что-то... резина. Жженая резина.
  
  "Готовит зажигалку, - с холодной ясностью подумал Тарас. - Кинет под первую машину, подожжет, создаст затор. Примитивно. Как в учебнике для дебилов".
  
  Мужик, его звали Степан Игнатьевич, был местным активистом "народного сопротивления". Он не состоял ни в каких ополчениях, не получал приказов из Москвы. Он просто знал, что эти "хохлы" пришли на его землю, и он должен был сделать что-то. Что-то героическое. Как в кино. Его план был прост: выплеснуть бензин на броню головного БТРа и швырнуть самодельную зажигалку - фитиль в бутылке.
  
  Степан Игнатьевич прижался к стене, его сердце колотилось где-то в горле. Он видел, как медленно, словно нехотя, проползала его цель - БТР с номером "014". Он глубоко вдохнул, пахнувшее бензином горло свела судорога, и сделал шаг вперед, занося канистру.
  
  И в этот момент его взгляд, скользнув по броне следующего в колонне БТРа, наткнулся на... ЭТО.
  
  Сначала его мозг отказался обрабатывать информацию. Пятно. Какое-то темное, неровное пятно на раскаленном металле. Потом пятно обрело форму. Длинное, приземистое тело, покрытое броней, которая казалась старше самой Суджи. Лапы с когтями, впившимися в металл. И голова... Череп доисторического хищника. Маленькие, холодные, совсем не животные, а какие-то... осмысленные глаза, которые смотрели прямо на него. Не мигая.
  
  Степан Игнатьевич замер с занесенной канистрой. В его голове, воспитанной на сказках про Змея Горыныча, передачах про рептилоидов и ночных кошмарах, что-то щелкнуло.
  
  "Это... не кошка, - пронеслось в панике. - Это... не собака... Это..."
  
  Варан лежал неподвижно. Только его бок медленно и ритмично вздымался от дыхания. И его язык - длинный, бледно-желтый, раздвоенный - медленно, с шипящим звуком, похожим на свист пара из старого чайника, высунулся из пасти. Он повел им в воздухе, точно пробуя его на вкус. Пробуя на вкус страх Степана Игнатьевича.
  
  Мужик почувствовал, как по его спине побежали ледяные мурашки. Это не было похоже на страх перед солдатом или даже перед танком. Это был древний, первобытный ужас перед чем-то чужеродным, неправильным, вышедшим из самых темных глубин подсознания. Эти глаза говорили ему без слов: "Я тебя вижу. Я тебя понял. И мне не нравится твоя затея".
  
  Рука Степана Игнатьевича дрогнула. Он не крикнул, не завопил. Из его горла вырвался лишь сдавленный, животный стон. Канистра выскользнула из ослабевших пальцев, бензин хлюпнул ему на валенки и на асфальт. Он не видел ничего, кроме этих двух черных точек-глаз, гипнотизирующих его.
  
  - О-о-о... - простонал он. - Оно... оно мне... язык показало...
  
  Развернувшись, он бросился бежать. Не оглядываясь, спотыкаясь о мокрые, пропитанные бензином ботинки, унося с собой образ доисторического чудища на украинской броне.
  
  Тарас медленно втянул язык. Угроза нейтрализована. Без лишнего шума, без выстрелов. Эффект перезаряда - ноль. Он снова прикрыл глаза, наслаждаясь солнцем. Соломинка снова оказалась у него в пасти.
  
  "Идиот, - лениво подумал он. - Бензин разлил. От искры же взорваться мог..."
  
  Внутри БТРа капитан Коваль хмуро смотрел в щель.
  - Странный тип. С канистрой бегал. Видно нас, испугался, убежал. Бензин, смотрите, разлил. Неумеха.
  
  - Повезло, что не швырнул, - заметил Профессор, вытирая платком вспотевший лоб.
  
  - Не повезло, - мрачно усмехнулся Батя. - Это Суджа. Здесь просто так ничего не бывает. Будьте начеку.
  
  Он не знал, что его "удача" в этот самый момент сладко посасывала соломинку на крыше его же БТРа, грея брюхо на августовском солнце.
  
  Колонна двинулась дальше, глубже в город. Тарас, Агент Варанус, начал свою невидимую войну. Войну запахов, инстинктов и первобытного ужаса. Он был тенью на броне, неучтенной статьей расходов, живым, дышащим мифом, который только что начал свой путь по улицам Суджи. А впереди были диверсанты с гвоздями, шпионы с рациями и, если повезет, что-нибудь вкусненькое. Мысли о предстоящем обеде волновали его куда больше, чем вся российская группировка. Пока что.
  
  2.
  
  Августовская ночь под Суджой была не тихой, а насыщенной, густой, как бутылочное стекло. Темнота, лишенная уличного освещения, не была пустотой - она была живой субстанцией, наполненной звуками и запахами, которые днем тонули в грохоте техники и гуле ветра. Стрекот сверчков заливалось с обеих сторон фронта, не признавая границ. Где-то далеко, на востоке, временами урчал тяжелый артиллерийский дуэт, и тогда горизонт на мгновение вспыхивал багровой вспышкой, словно кто-то открывал и закрывал дверцу гигантской печи. Воздух, днем раскаленный, теперь был прохладным и влажным, пах мокрой пылью, полынью и далеким дымом.
  
  Капитан Артем "Батя" Коваль стоял у входа в полуразрушенный склад, служивший им временным КПП. Колонна расположилась на ночь на окраине города, в районе бывших промзон, где было проще организовать круговую оборону. Батя затянулся крепчайшей самокруткой, и едкий дым на мгновение перебил все запахи ночи. Его лицо в тусклом свете зажженной "люстры" из патрона и солярки казалось высеченным из камня.
  
  - Ничего, - проворчал он, обращаясь к старшему лейтенанту Марченко. - Слишком тихо. Эти шершни что-то замышляют. Не верю я в их спокойствие.
  
  Профессор, прислонившись к холодной бетонной стене, смотрел на экран планшета с картой.
  - По данным БПЛА, активность в городе есть. Не военная. Бегают, суетятся. Как муравьи, потревоженные в муравейнике. Ожидаем диверсии. Классика - поджог, минирование подступов, ну или те же гвозди.
  
  - Поставь усиленные посты, - приказал Коваль, бросая окурок и пришибая его сапогом. - И скажи ребятам, чтобы в темноте не стреляли по каждой тени. Сегодня тот мужик с канистрой меня смутил. Испугался он чего-то конкретного, а не просто нас.
  
  Марченко кивнул и ушел в темноту, его силуэт быстро растворился в густой массе ночи.
  
  Они не знали, что их главный "пост" уже давно занял позицию. И находился он не на земле, а на плоской, покрытой рубероидом крыше того самого склада.
  
  Агент Варанус отполз от края, где было слишком светло от импровизированного фонаря, и слился с тенью, отбрасываемой кирпичной трубой. Днем он был бурным, почти незаметным на фоне ржавой брони. Ночью он становился призраком. Его чешуя в темноте казалась абсолютно черной, поглощающей любой лучик света. Только если приглядеться, можно было заметить слабый маслянистый отблеск на мощных складках шеи.
  
  Тарас не спал. Ночью его тело чувствовало себя живее, энергии было больше, чем в дневной жаре. Его зрение адаптировалось, мир расплывался, но превращался в калейдоскоп тепловых пятен. Холодные кирпичи стен, теплая земля, яркие, как маленькие солнца, точки-фигуры часовых внизу. И море прохладных, синеватых пятен - травы, деревья, развалины.
  
  Но главным был не глаз. Главным был язык.
  
  Он высовывал его каждые несколько секунд - быстрый, точный, почти невидимый в темноте жест. Язык улавливал тысячи запахов, создавая трехмерную химическую карту местности. Запах солярки и металла от их же техники. Кисловатый запах пота и табака от своих солдат. Сладковатый душок гниющей где-то падали. И... чужое.
  
  Чужие запахи появлялись, смешивались, растворялись на краю его восприятия. Запах немытого человеческого тела, не того, что у его "подопечных". Запах дешевого одеколона, перебивающего этот естественный дух. Запах пластика, совсем нового, не того, что годами лежал на этом складе.
  
  "Шныряют, - констатировал внутренний Тарас. - Как тараканы. Выжидают".
  
  Он не двигался, сохраняя энергию. Его дыхание было медленным и глубоким. Он был хищником у водопоя, терпеливым и смертоносным.
  
  Внизу, метрах в ста от склада, за грудой битого кирпича, прятались две фигуры. Местные, Андрей и Сергей. Не военные, не ополченцы. Просто "патриоты", возмущенные фактом присутствия "врага". Их "диверсия" была столь же примитивна, как и они сами: несколько досок, утыканных огромными ржавыми гвоздями, которые они планировали под покровом темноты раскидать на единственной более-менее проезжей дороге к их позициям.
  
  - Двигай быстрее, Андрюха, - прошипел Сергей, тучный мужчина, задыхающийся от напряжения и страха. - Надо на ту тропу, к их уборной. Утром поедут - все колёса прострелят!
  
  - Молчи, блин, - огрызнулся Андрей, нервно озираясь. - Слышишь?
  
  Тишина. Только сверчки и далекий гул. Но им чудилось каждое движение. Им казалось, что за каждой тенью стоит украинский солдат с прицелом.
  
  Они не знали, что за ними наблюдает нечто, для кого они были не опасными диверсантами, а всего лишь двумя теплыми, сильно пахнущими пятнами на фоне холодных развалин.
  
  Тарас следил за их перемещениями по запаху. Они двигались медленно, неуклюже, их запах страха и пота становился все гуще. Они приближались к важному узлу - узкой грунтовой дороге, ведущей к импровизированной полевой кухне и санузлу.
  
  "Гвозди... - с отвращением подумал Тарас. - Детишки. В аэропорту "градами" стреляли, а эти... гвозди".
  
  Он понимал, что не может просто спрыгнуть и разорвать их. Паника, выстрелы, его раскрытие. Нецелесообразно. Нужен был иной подход. Подход, работающий на инстинктах.
  
  Он бесшумно, отталкиваясь мощными лапами с мягкими, как у кошки, подушечками, пополз по крыше. Его тело, такое громоздкое днем, в движении было удивительно пластичным и бесшумным. Он спустился по противоположной от постов стене, используя груду обломков как трап, и растворился в темноте, словно капля чернил в воде.
  
  Андрей и Сергей, пыхтя, тащили свою колючую "гирлянду". Они уже почти достигли цели.
  
  - Почти, - облегченно выдохнул Сергей. - Сейчас кину и...
  
  Он замолчал. Прямо перед ними, из-за угла развалин, появилась тень. Высокая, больше человеческого роста. И невероятно худая, почти скелетообразная. Она стояла неподвижно, заслоняя путь к дороге.
  
  - Ч... что это? - прошептал Андрей, и его рука, державшая доску, задрожала.
  
  Тень сделала шаг вперед. Лунный свет, пробивавшийся сквозь разрывы в облаках, упал на неё. Это был не человек. Это был остов чего-то. Длинная палка с привязанной к ней другой палкой, образующей подобие креста. На эту конструкцию было натянуто тряпье, болтались какие-то блестящие, звенящие на слабом ветру куски жести. И на верхушке, на месте головы, болтался старый, волосатый мочальный коврик, отдаленно напоминающий лик.
  
  - Пу... пугало? - выдавил Сергей. - Откуда тут пугало?
  
  Они застыли в ступоре. Абсурдность зрелища парализовала их мозг. Война, диверсия, и вдруг - огородное пугало.
  
  И тут пугало пошатнулось и сделало еще один шаг к ним. Скрипя, шелестя своим тряпьем. Оно двигалось неестественно, как марионетка.
  
  - Оно... оно идет! - взвизгнул Андрей.
  
  Он отшатнулся, бросил свою доску с гвоздями ему под ноги. Сергей, охваченный иррациональным, животным страхом, последовал его примеру.
  
  - Это не пугало! Это... чертовщина какая-то! - закричал он и, развернувшись, побежал прочь, в темноту, спотыкаясь и падая.
  
  Андрей, не раздумывая, бросился за ним. Через секунду в ночи слышался только их отчаянный топот и панические всхлипы.
  
  Пугало замерло на месте. А из-за него, из глубокой тени, выполз Агент Варанус. Это он, используя свою пасть и когти, как манипуляторы, водрузил на шест эту импровизированную страшилку, найденную на задворках склада. Это он, держа в зубах веревку, привязанную к основанию конструкции, двигал ею, заставляя "идти".
  
  Он лениво лизнул воздух. Запах паники уносился прочь, становясь все слабее. Угроза нейтрализована. Эффектно, бескровно и с элементом абсурда, который навсегда отобьет у этих двух охоту заниматься диверсиями.
  
  Тарас посмотрел на брошенные доски с гвоздями.
  "Уборка. Надо убрать".
  
  Он схватил одну из досок своей мощной пастью, раздавив дерево как спичку, и оттащил её в сторону, в груду хлама. Потом вернулся за второй. Работа была сделана быстро и тихо.
  
  Когда через полчаса патруль Профессора проверял периметр, они наткнулись лишь на следы грубых сапог в пыли, ведущие прочь от их позиций.
  
  - Смотри, - один из бойцов, с позывным "Скат", направил фонарик на землю. - Кто-то тут был. Двое. Побежали, судя по следам.
  
  Марченко нахмурился.
  - А где диверсия? Почему просто убежали?
  
  Он посветил вокруг. Его луч выхватил из темноты одинокое, жалкое пугало, прислоненное к стене.
  - Странно... Что оно тут делает?
  
  В этот момент с крыши на них упала капля ночной росы. Никто не поднял головы.
  
  Агент Варанус, закончив свою работу, вернулся на свой наблюдательный пункт. Он устроился поудобнее, его живот урчал от приятного напряжения после недолгой "физзарядки". Ночь была еще молода. В городе, он чувствовал это своим языком, шевелились и другие "тараканы". Но сейчас он мог позволить себе немного отдохнуть.
  
  Он прикрыл глаза, его сознание плавало где-то между памятью о горячем чае в казарме под Мариуполем и мыслями о том, что неплохо бы найти какую-нибудь жирную крысу на ужин. Война войной, а обед по расписанию. Первый бой в Судже был выигран. Бесшумно. Невидимо. С помощью огородного пугала и доисторического хищника, который по-прежнему скучал по вкусу настоящего борща.
  
  3.
  
  На третий день в Судже установилось хрупкое, зыбкое равновесие, похожее на тонкую пленку льда на луже поверх нефтяной пленки. С одной стороны - обычная жизнь, сдавленная тисками оккупации. Где-то бабушка торговала на импровизированном рыночке банками с мутными огурцами и вареньем, упрямо игнорируя реальность. Где-то дети пытались играть в разрушенном сквере, их крики неестественно громко звучали на фоне периодической трескотни пулеметов вдали. С другой стороны - война. Украинские бойцы окапывались, укрепляли позиции, устанавливали связь. Их присутствие было как инородное тело, которое организм города пытался отторгнуть.
  
  Капитан Коваль чувствовал это отторжение каждой клеткой своего уставшего тела. Он стоял у разбитого киоска "Союзпечати", с витрины которого давно исчезли газеты, и смотрел на эту странную жизнь. Его КПП был перенесен в двухэтажное здание бывшего детсада "Колокольчик". Ирония не ускользала от Бати.
  
  - Профессор, что по радиоэфиру? - спросил он, видя приближающегося Марченко.
  
  Тот покачал головой, его лицо было озабоченным.
  - Сплошной шум, Артем. Глушат отлично. Но наши ребята с "Барсами" засекли несколько подозрительных коротких всплесков. Не наши частоты. И не их армейские. Похоже на агентурную работу. Кто-то координирует диверсантов или передает разведданные.
  
  - Найти, - коротко бросил Коваль. - Ищешь не только уши, но и глаза. Смотри, кто слишком часто смотрит на наши позиции, кто фоткает на телефон. Эти "мирные" жители - их глаза и уши.
  
  Они не знали, что их самый чуткий "радар" в этот момент решал свою собственную, очень важную проблему. Проблему голода.
  
  Агент Варанус перебазировался. Лежать на раскаленной броне БТРа было приятно, но не функционально. Он нашел себе идеальную позицию - заброшенную голубятню на крыше одного из уцелевших пятиэтажных домов, что стоял напротив детсада. Оттуда открывался отличный вид на улицу, подступы к КПП и на тот самый рынок. Сквозь разбитые стекла и дыры в шифере он был невидим, но всевидящ.
  
  И всеслышащ. И всеобоняющ.
  
  Последнее было сейчас главным. Два дня без нормальной еды. Солома не в счет. Его варанье тело требовало белка. Жира. Мяса. Воспоминания Тараса о тушенке и гречневой каше мучили его почти физически.
  
  "Жрать... - крутилось в голове навязчивой мыслью. - Надо жрать. А тут одни огурцы... и эти люди... пахнут страхом и луком".
  
  Его язык, словно антенна сама по себе, постоянно исследовал воздух. Он улавливал воронку запахов: горьковатый дым от печек, сладковатую пыль, запах человеческих тел - своих, чужих, нейтральных. И запахи еды. Тот самый рынок был для него источником как информации, так и мук.
  
  Особенно один запах. Старый, тяжелый, жирный. Запах немолодой кошки. Он исходил из-под того же рынка, из подвала разрушенного магазинчика. Тарас мысленно поморщился. Кот, даже старый и жилистый, был не лучшим гастрономическим выбором, но на безрыбье...
  
  И вдруг его язык уловил нечто новое. Резкое, химическое, чужеродное. Не запах оружия, не запах взрывчатки. Что-то другое. Сладковатый, но искусственный аромат, смешанный с запахом нового пластика и... человеческого пота, но пота особого - не страха, а концентрации, напряженной работы.
  
  Он сфокусировался. Источник запаха двигался. Со стороны рынка. Тарас медленно, чтобы не создавать тени, подполз к другой щели в стене, выходящей на улицу.
  
  По улице, стараясь выглядеть непринужденно, шел мужчина. Лет сорока. Одет не как местный - не в телогрейку или заношенную куртку, а в новенькую, еще не обтрепанную ветровку городского фасона. Джинсы, чистые кроссовки. В руках - дорогая фотокамера с большим объективом. Он периодически останавливался, снимал разрушения, детей у сквера, иногда поворачивал объектив в сторону детсада-КПП.
  
  "Журналист", - подумал бы любой. Но Тарас был не "любым".
  
  Его язык читал другую историю. Этот человек пахнул ложью. Его искусственный сладкий запах - это дорогой одеколон, маскирующий естественные выделения. Запах нового пластика исходил не только от камеры. Он шел и от него самого. От карманов ветровки.
  
  И еще один запах. Едва уловимый, но знакомый. Запах определенного типа электронных плат. Запах, который Тарас запомнил еще в своем прошлом теле, на занятиях по минно-взрывному делу. Запах дистанционных детонаторов.
  
  "Вот ты какой, голубь", - с холодным удовлетворением подумал Тарас.
  
  Это не был диверсант-одиночка с гвоздями. Это был профессионал. Агент, вероятно, из каких-то спецслужб, задачей которого была не примитивная диверсия, а разведка и, возможно, координация более сложных операций. Камера была идеальным прикрытием.
  
  Мужчина, представим, что его звали Денис, делал свою работу безупречно. Он знал, как вести себя, чтобы не вызывать подозрений. Он снял несколько кадров разрушенного фасада детсада, стараясь захватить побольше деталей - расположение окон, где могут быть огневые точки, припаркованная техника. В его левом кармане ветровки лежал миниатюрный диктофон, в правом - компактный, но мощный передатчик, замаскированный под "зарядку".
  
  Он чувствовал себя в безопасности. Часовые на КПП смотрели на него с подозрением, но вид фотоаппарата делал его почти невидимкой - еще один столичный журналист, приехавший за кровавыми кадрами.
  
  Денис не знал, что за ним наблюдает не фотоаппарат, а другой, куда более древний и точный инструмент наблюдения.
  
  Тарас следил за каждым его движением. Он видел, как тот задерживает взгляд на определенных окнах, как его пальцы нервно постукивают по корпусу камеры не тогда, когда он снимает, а после, будто отправляя некий сигнал. Он видел микроскопическую антенну передатчика, торчащую из кармана, которую обычный человек никогда бы не заметил.
  
  Но что делать? Нападать средь бела дня? Невозможно. Создать панику? Нецелесообразно. Нужно было вывести его из игры тихо и желательно - дискредитировать.
  
  Взгляд Тараса упал на рынок. На ту самую бабушку, которая продавала варенье. И на банку с особенно соблазнительной, темно-рубиновой массой, подписанную "Малина". А потом его взгляд скользнул к подвалу, откуда шел запах кота.
  
  План родился мгновенно. Гениальный в своей простоте и абсолютно безумный с точки зрения любого нормального человека.
  
  Он бесшумно, как тень, сполз с голубятни по вентиляционной трубе и скользнул в открытый подвал магазина. Внутри было темно, пахло плесенью и мышами. И тем самым, жирным, кошачьим духом.
  
  Кот, огромный, рваный, с одним глазом и ободранным ухом, сидел на груде ящиков и с ненавистью смотрел на непрошеного гостя. Он шипел, выгнув спину.
  
  Тарас не стал тратить время на устрашение. Он действовал молниеносно. Один точный удар мощной лапой с когтями, не смертельный, но оглушающий, отшвырнул кота в сторону. Тот жалобно вскрикнул и забился в угол. Тарас проигнорировал его. Его цель была не еда, а инструмент.
  
  Он схватил свою пастью ближайший гнилой мешок, валявшийся на полу. Потом, двигаясь с поразительной ловкостью, выкатил его на улицу, в узкий проулок между домами, ведущий к рынку. Он работал на инстинктах и на памяти Тараса-солдата, который понимал, что такое диверсия и дезорганизация.
  
  Денис в это время, закончив съемку, решил отойти. Он уже повернулся спиной к КПП и направился к своему автомобилю, припаркованному в соседнем переулке. Он был почти у цели.
  
  И тут из проулка, с диким, пронзительным воплем, выкатилось нечто. Это был старый, испуганный до полусмерти кот, несущийся с такой скоростью, на какую только был способен. А за ним, громоздкое и страшное, катился гнилой мешок, извивающийся и шипящий так, как не может шипеть ни одно известное коту существо.
  
  Кот, обезумев от ужаса, понесся прямо на рынок. Он влетел в ряды, снося банки с огурцами, опрокидывая стол. Бабушка с вареньем вскрикнула. Кот, пытаясь уклониться от преследующего его "мешка-чудовища", прыгнул прямо на ее стол.
  
  И случилось то, что должно было случиться. Лапа кота угодила прямиком в банку с малиновым вареньем. Липкая, густая масса выплеснулась наружу. Но кот не остановился. Несся дальше, теперь уже представляя из себя комок рычащей шерсти, покрытый рубиновым, невероятно липким вареньем.
  
  Денис, услышав грохот и крики, обернулся. И в этот самый момент обезумевший, покрытый вареньем кот, пытаясь найти спасение, прыгнул прямо на него.
  
  Липкая, сладкая масса вперемешку с кошачьей шерстью и паникой размазалась по его новой, идеальной ветровке. Денис отшатнулся с отвращением, но было поздно. Варенье было везде - на камере, на руках, на брюках.
  
  - Черт! Сволочь! - закричал он, теряя самообладание.
  
  Начался хаос. Бабушка кричала на кота и на Дениса, торговцы пытались ловить животное, часовые с КПП смотрели на эту суматоху, смеясь и показывая пальцами. Денис, пытаясь отчиститься, только размазывал липкую массу. Его профессиональная маска "спокойного журналиста" треснула, обнажив раздраженного и злого человека.
  
  В этот момент один из бойцов, "Скат", который как раз находился рядом, обратил внимание на то, как Денис инстинктивно хватается за карман ветровки, пытаясь уберечь "зарядку" от варенья. Слишком уж нервная, слишком защитная реакция.
  
  - Эй, "журналист", - крикнул Скат, подходя. - Что это у тебя там, секретное оружие? Покажи-ка.
  
  Денис попытался было отказаться, но было поздно. Привлеченное хаосом, внимание было приковано к нему. Когда он неохотно достал передатчик, залитый малиновым вареньем, стало ясно все.
  
  Его быстро и без лишнего шума обезоружили и повели на КПП. Он бросал взгляды полные ненависти на все вокруг, не понимая, как его блестящая операция потерпела крах из-за какого-то кота и банки варенья.
  
  С крыши голубятни Агент Варанус наблюдал за развязкой. Он лизнул воздух. Запах лжи и дистанционного детонатора теперь тонул в сладком, приторном запахе малины. Угроза нейтрализована. Эффектно. С элементом абсурда.
  
  "Жрать... - снова подумал Тарас, глядя на скрывшегося в развалинах кота. - Все равно хочу жрать".
  
  Но на душе было спокойно. Он выполнил свой долг. А запах малинового варенья, смешанный с запахом разоблаченного врага, был почти так же приятен, как запах победы. Почти.
  
  4.
  
  Новая комендатура ВСУ расположилась в здании бывшего райотдела внутренних дел. Двухэтажная бетонная коробка с облупленной штукатуркой цвета уныния и заколоченными решетками на окнах первого этажа. Ирония была настолько густой, что ее можно было резать ножом. В прошлой жизни это здание было символом одной власти, теперь оно стало опорным пунктом другой. Внутри пахло старыми страхами, затхлостью и теперь еще - соляркой, оружейной смазкой и крепким чаем.
  
  Капитан Коваль, стоя в бывшем кабинете начальника, теперь своем, смотрел на карту, на которой вокруг Суджи скопились тревожные красные стрелы.
  - Сидят, гады, копят силы, - проворчал он, водя пальцем по скоплению вражеских сил восточнее города. - Ждут команды. А здесь, - он ткнул в сам город, - у них глаза и уши. Этот "журналист" с вареньем не последний.
  
  Старший лейтенант Марченко, разбирая трофейный передатчик, кивнул.
  - Связь есть. Кто-то координирует их артиллерию. Корректирует огонь. Наши глушилки работают, но они используют какие-то кустарные методы. Передают короткими вспышками. Как морзянку, но не на рациях.
  
  - Найди, Марченко, - голос Бати был усталым, но твердым. - Найди эту стерву, которая по нам бьет. Иначе следующая ракета прилетит не в пустое поле, а нам на крышу.
  
  Они не знали, что "стерва" уже найдена. И сидела, вернее, лежала, на той самой крыше.
  
  Агент Варанус оценил новое место дислокации. Здание было идеальным. Массивные стены, плоская, доступная крыша с парапетом, за которым можно было укрыться, и главное - система вентиляционных шахт и чердачных пространств, представлявших собой настоящий подземный город, только вертикальный. Для существа его размеров и гибкости это был и дом, и крепость, и сеть скоростных магистралей.
  
  Он устроил себе логово в заброшенном куполе над бывшим актовым залом на втором этаже. Пространство было пыльным, заваленным старыми папками и сломанными стульями, но здесь было сухо, тепло от нагретой за день крыши и абсолютно безопасно. Отсюда, через щели в обшивке, он мог наблюдать за внутренним двором комендатуры и частью улицы.
  
  Именно отсюда, на третий день своего пребывания, он и начал охоту.
  
  Проблема была не в людях. С людьми все было ясно. Его язык легко отделял запах "своих" - знакомую смесь пота, оружия, тушенки и некоего коллективного духа решимости - от запаха "чужих", которые пахли либо страхом, либо ложью, либо агрессией.
  
  Проблема была в другом. В крысах.
  
  Не в метафорических, а в самых что ни на есть настоящих. Серых, наглых, умных пасюках, которые кишмя кишели в подвалах и на первых этажах здания. Для Тараса они были одновременно и досадной помехой, и потенциальным источником пропитания, и... ключом к разгадке.
  
  Он заметил это случайно. Однажды ночью, выслеживая особенно упитанного пасюка, он уловил странную аномалию. Одна из крыс, та, что была крупнее и проворнее других, пахла не только помоями и страхом. От нее исходил едва уловимый, но четкий запах окисленного металла и свежей пластмассы. Тот самый запах, что шел от передатчика "журналиста".
  
  "Что за черт? - подумал Тарас, замирая. - Крыса... с электроникой?"
  
  Это было настолько абсурдно, что его человеческое сознание отказывалось верить. Но вараньи инстинкты и сверхчувствительный язык не врали. Он начал слежку.
  
  Крыса, назовем ее Альфой, вела себя иначе. Она была менее пуглива, более целенаправленна в своих перемещениях. В то время как другие крысы рыскали по кухонным отбросам, Альфа регулярно совершала один и тот же маршрут: из вентиляционной шахты в подвале - на чердак через узкую щель в стене - и обратно. И на чердаке она всегда подолгу задерживалась в одном и том же углу, где была дыра, ведущая на крышу соседнего полуразрушенного дома.
  
  Тарас решил проверить. Пропустив Альфу в ее путешествии, он бесшумно пробрался на чердак и к тому самому углу. Его язык уловил запах. Конечно. Запах человеческого пота. Чужого. И тот самый химический, искусственный дух.
  
  Он выглядел в щель. С соседнего дома, с его крыши, открывался идеальный вид на внутренний двор комендатуры, на позиции, на подъезды к зданию. Идеальная позиция для корректировщика.
  
  План созрел быстро, отчаянно и с типично вараньим пренебрежением к условностям. Нужно было не просто поймать шпиона. Нужно было доставить его сюда, к порогу комендатуры, с уликой. И крыса была его курьером.
  
  Он выследил Альфу на обратном пути, когда та возвращалась с чердака в подвал. Он не стал ее убивать. Вместо этого, действуя с хирургической точностью, он нанес один сокрушительный удар лапой по задней части ее туловища. Удар был рассчитан не на смерть, а на паралич. Крыса завизжала, забилась на месте, но ее задние лапы отнялись.
  
  Затем Тарас приступил к самой деликатной части операции. Используя когти как пинцет, а пасть как манипулятор, он извлек из-за оторванного вентиляционного короба маленький, похожий на таблетку, магнитик, к которому была прикреплена миниатюрная, не больше ногтя, электронная схема с крошечной антенной. Это и был маячок.
  
  Он не стал его давить. Вместо этого, с невероятным терпением, он поволок полупарализованную, но все еще живую и отчаянно пищащую крысу по своим тайным тропам - через чердак, по вентиляционной шахте, пока не оказался в стене, прямо за помещением, где капитан Коваль и старлей Марченко как раз обсуждали проблему с корректировщиком.
  
  Оставалось последнее. Тарас с силой швырнул крысу вместе с прикрепленным к ее шерсти маячком в небольшое отверстие в стене, ведущее прямиком под стол в кабинете Коваля.
  
  В кабинете стояла напряженная тишина, нарушаемая только треском радиоэфира.
  
  - Ничего, - с отчаянием сказал Марченко. - Никаких следов. Как призрак.
  
  И в этот момент из-под стола капитана раздался отчаянный, пронзительный писк и шуршание. Оба офицера вздрогнули. Из-под стола, судорожно подгребая передними лапами, выползла огромная серая крыса. Она двигалась странно, волоча за собой парализованный зад. И отчаянно пищала.
  
  - Черт возьми! - Коваль отпрянул, инстинктивно хватаясь за пистолет.
  
  - Стой, Артем! - крикнул Марченко. Его взгляд, острый и аналитический, уловил нечто на спине у животного. - Смотри!
  
  На спине у крысы, прилипнув к свалянной шерсти, поблескивал маленький металлический предмет с торчащей антенной. Крыса, обезумев от боли и страха, поползла к двери, оставляя за собой след и отчаянно сигналя на весь эфир.
  
  Марченко, не раздумывая, бросился к рации.
  - Всем постам! Внимание! Из комендатуры выползла крыса с электронным маячком на спине! Найти ее! Проследить траекторию! Это приманка!
  
  Хаос, который поднялся в следующие минуты, был неописуем. Бойцы, услышав крики, высыпали во двор. Кто-то пытался догнать крысу, кто-то смотрел на нее в изумлении. Крыса, движимая инстинктом, поползла прочь от шума, к своей известной только ей и Тарасу лазейке в заборе.
  
  Агент Варанус с крыши наблюдал за этим цирком с холодным удовлетворением. Его работа была сделана. Он создал идеальную приманку. Живую, шумную, пахнущую страхом и несущую на себе печать врага.
  
  Он видел, как крыса, преодолевая боль, доползла до забора и исчезла в щели. Он видел, как группа бойцов во главе с Марченко, осторожно, чтобы не спугнуть, двинулась за ее "сигналом", который теперь был прекрасно виден на портативном пеленгаторе.
  
  Они вышли на тот самый полуразрушенный дом. Оцепили его. И через пятнадцать минут из подвала выволокли перепуганного до полусмерти мужчину в грязной рабочей одежде, с самодельным пеленгатором в руках. Он был тем самым "призраком", тем самым корректировщиком, который все это время, сидя в укрытии, наблюдал за ними и направлял огонь, используя в качестве невольного курьера прирученную крысу.
  
  В кабинете Коваля царило не столько ликование, сколько изумление.
  - Крыса... - капитан смотрел на трофейный пеленгатор, который Марченко положил ему на стол. - Блять, они крыс дрессируют. Это гениально и омерзительно одновременно.
  
  - Не они, Артем, - задумчиво сказал Марченко. - Кто-то или что-то... помогло ей найти дорогу к нам. Прямо в кабинет. Такое ощущение, что ее... подбросили.
  
  Коваль мрачно посмотрел на дыру в стене.
  - Призраки Суджи воюют на нашей стороне. Или не призраки... Ладно. Главное - канал перекрыт. Молодцы, что среагировали.
  
  На крыше Агент Варанус, наконец, позволил себе расслабиться. Он выполз на еще теплый бетон и растянулся во всю длину. Чувство выполненного долга было приятным. Но его снова отвлекала более насущная проблема.
  
  Он повернул голову и посмотрел на вентиляционную решетку, откуда доносился писк других, менее удачливых крыс. Угроза нейтрализована. Теперь можно было сосредоточиться на ужине. В конце концов, даже суперагенту Высших Неизвестных нужно что-то есть. А пахло там, в вентиляции, очень даже аппетитно.
  
  5.
  
  Август 2024 года под Суджей входил в свою самую душную фазу. Воздух, густой от влажной пыли и назойливого жужжания мошкары, казалось, не двигался вовсе. Даже ветер, редкий гость в этих краях, замирал, придавленный тяжестью предгрозового неба. Война здесь, на этом участке, приняла вязкий, окопный характер. Не громкие атаки, а тихое, изматывающее противостояние: снайперы, диверсии, беспилотники, постоянное прощупывание слабых мест.
  
  Капитан Коваль, стоя у разбитого окна бывшего райотдела, ощущал это напряжение каждой порой своей уставшей кожи. Он смотрел на карту, где район Суджи был испещрен условными знаками, но самым тревожным была обширная "серая зона" - кварталы частной застройки, лесополосы и заброшенные фермы между позициями ВСУ и россиян. Эта территория никем не контролировалась полностью и была идеальным плацдармом для диверсионных групп.
  
  - "Русский Добровольческий Корпус" активизировался, - сказал Марченко, подходя к столу. На его планшете были свежие данные разведки. - Они как призраки. Просачиваются, наносят удар и растворяются. Наши патрули их не ловят. Но есть проблема - им нужны точки для закладки оружия и боеприпасов. Где-то здесь, в серой зоне, должен быть их тайник.
  
  - Найти, - отрезал Батя, потирая переносицу. - Иначе следующий удар будет не по колонне с бензином, а по нашему КПП.
  
  Их главный "искатель" в это время решал проблему более приземленного характера. Пить. Жара и физическая активность требовали гидратации. Агент Варанус обнаружил, что стальные рамы для стеллажей в подвале комендатуры, покрытые утренней росой, отличный источник влаги. Он слизывал капли с прохладного металла своим шершавым, как наждак, языком, получая странное удовольствие от сочетания вкуса ржавчины и воды.
  
  "Раньше пивка бы... холодненького, - меланхолично подумала человеческая часть его сознания. - А теперь ржавчину лижу. Эволюция, блять".
  
  Его варанья половина игнорировала эти жалобы. Вода была водой. А его язык, помимо влаги, улавливал нечто другое. След. Чужой, незнакомый запах, который он ловил урывками последние два дня. Запах дорогого, но не нового тактического снаряжения, смешанный с потом, в котором не было знакомого страха местных диверсантов, а была концентрация и выносливость. И еще - слабый, но отчетливый аромат оружейной смазки и свежей взрывчатки, типа С-4. Запах профессионалов.
  
  Этот запах вел на окраину "серой зоны", к полуразрушенному кирпичному зданию бывшего склада удобрений. Оно стояло особняком, окруженное заросшими бурьяном полями. Идеальное место.
  
  Ночью Тарас двинулся на разведку. Его черно-серая чешуя сливалась с темнотой, делая его невидимкой. Он не бежал, он тек, его брюхо почти не отрывалось от земли, лапы с мягкими подушечками бесшумно ступали по щебню и пыли. Он был тенью, порождением самой ночи.
  
  Подойдя к складу, он несколько минут лежал неподвижно, сканируя пространство. Ни часовых, ни техники. Но его язык улавливал запах изнутри. Там кто-то был. Один. И запах взрывчатки был гораздо сильнее.
  
  Он нашел лаз - разбитое подвальное окно, затянутое паутиной и присыпанное землей. Прополз внутрь. Подвал был огромным, заваленным сгнившими мешками, из которых сыпалась белесая, едкая пыль. Воздух был тяжелым и смертельным. Но в дальнем углу, прикрытом брезентом, был схрон.
  
  И человек, который его охранял.
  
  Мужчина сидел на ящике, прислонившись к стене. Рядом стоял автомат с глушителем. На нем была качественная, но не новая камуфляжная форма без опознавательных знаков. Он не курил, не светил фонариком, просто сидел в темноте, изредка попивая воду из фляги. Его лицо, освещенное слабым светом луны, пробивавшимся сквозь щели, было уставшим, но собранным. Это был не мальчик-срочник и не фанатик-ополченец. Это был солдат. Скорее всего, тот самый боец РДК.
  
  Тарас замер, оценивая ситуацию. Прямое нападение? Глупо. Шум, выстрелы, поднимут на ноги всех. Да и... что-то удерживало его. Запах этого человека. В нем не было ненависти. Была решимость и усталость. И еще что-то... знакомое. Запах человека, который воюет не за абстрактные идеи, а потому что должен.
  
  "Свой? Чужой? - металась мысль Тараса. - Он против них... но он не с нами. Или с нами? Хрен поймешь..."
  
  Его задачей было обезвредить склад. Но Высшие не уточняли методов. И его человеческая часть, память Тараса Вернидуба, с уважением относилась к профессионализму.
  
  Он принял решение. Он не будет убивать часового. Он уничтожит содержимое схрона.
  
  Он стал ждать. Он был мастером ожидания. Он мог лежать без движения часами, его метаболизм замедлялся до почти небытия. Он стал частью подвала, куском мрака.
  
  Прошло несколько часов. Часовой, наконец, пошевелился. Он встал, потянулся и, проверив часы, направился к противоположному концу подвала, где находился импровизированный туалет - ведро за ширмой из того же брезента. Это был его шанс.
  
  Пока человек был занят, Тарас бесшумно проскользнул к схрону. Под брезентом были аккуратно сложены ящики. Он прикоснулся языком к одному из них. Да, внутри - пластит, запах был безощиблчный. Рядом лежали автоматы, гранаты, патроны.
  
  Он не мог все это унести. Но он мог это испортить.
  
  Он действовал быстро и точно. Его мощные челюсти с легкостью вскрыли деревянный ящик с взрывчаткой. Внутри лежали аккуратные брикеты. Тарас схватил один и потащил его к ближайшей луже, образовавшейся от протечек. Он погрузил брикет в воду, держа его там несколько секунд. Пластит не терял своих свойств от воды, но ему было все равно. Он действовал на уровне инстинкта: вода = порча. Он проделал это с несколькими брикетами.
  
  Затем он перешел к оружию. Он не ломал его. Он вытаскивал магазины и, держа их в пасти, погружал в ту же лужу, набирая внутрь воду и грязь. Патроны, отсырев, могли дать осечку. Он сдирал когтями упаковки с патронов, рассыпая их по грязному полу.
  
  Это была методичная, почти ритуальная порча. Он работал молча, лишь изредка издавая тихое шипение от напряжения.
  
  Закончив, он отполз назад и снова слился с темнотой, как раз в тот момент, когда часовой вернулся на свой пост.
  
  Мужчина сел на ящик, ничего не подозревая. Он даже не посмотрел в сторону схрона. Он просто сидел, глядя в пустоту.
  
  Тарас наблюдал. Задача по нейтрализации выполнена. Но теперь перед ним встала новая. Как навести на это место своих? Он не мог привести их сюда, не выдав своего присутствия.
  
  И тогда его взгляд упал на рюкзак часового, стоявший рядом. Идея, как и все его идеи, была безумной.
  
  Он снова ждал. Ждал, пока человек, измученный ночным бдением, не начал клевать носом. Его дыхание стало ровным и глубоким. Он заснул.
  
  Тарас подполз к рюкзаку. Осторожно, когтями, расстегнул верхний карман. Внутри лежали батарейки, аптечка, сухпай. И... блокнот. Тарас схватил его и отполз в угол.
  
  Доставать содержимое было сложно. В конце концов, он просто разорвал блокнот когтями. Листы разлетелись. Один из них, с карандашными пометками и схемой, упал ему прямо перед мордой. На схеме был чертеж какого-то механизма. Тарас не разбирался, но он понял, что это важно.
  
  Он схватил этот лист и, держа его в зубах, пополз к выходу. Он оставил спящего человека и испорченный склад позади.
  
  На рассвете, когда патруль ВСУ во главе с Марченко обследовал периметр "серой зоны", они наткнулись на странную находку. Клочок бумаги с карандашным чертежом, аккуратно, почти нарочито, приколотый колючкой репейника к забору прямо напротив их позиций. На обороте было написано химическим карандашом: "Склад. Удобрения. Мы не враги".
  
  Марченко, изучив чертеж, ахнул. Это была схема самодельного взрывателя, который использовали диверсанты РДК в своих последних атаках.
  
  - Они... они нам это отдали? - недоуменно спросил "Цыпленок".
  
  - Не они, - мрачно сказал Марченко, оглядываясь по сторонам. Густые заросли казались безжизненными. - Это он. Наш домовой. Он не только ловит крыс. Он... ведет дипломатические переговоры.
  
  В подвале склада боец РДК проснулся и сразу почуял неладное. Он осмотрел схрон и с изумлением обнаружил следы порчи. Но его лицо выразило не ярость, а недоумение. Кто? Как? И почему его не убили? Он быстро собрал свои вещи и скрылся, прежде чем подкрепление ВСУ, направленное Марченко, достигло склада.
  
  Агент Варанус, вернувшись в свое логово, наконец, смог утолить жажду вдоволь, слизывая конденсат с прохладной бетонной стены. Он был доволен. Угроза нейтрализована. Контакт с условным союзником установлен. И никто не пострадал. В его вараньем сердце шевельнулось нечто, отдаленно напоминающее надежду. Может, в этой войне не все так однозначно. Но это были сложные мысли для рептилии. Гораздо проще было думать о том, что неплохо бы найти ту самую упитанную крысу из подвала. Война войной, а обед по расписанию.
  
  6.
  
  Слух, как плесень, расползался по полуразрушенным улицам Суджи. Он просачивался сквозь щели в заколоченных окнах, шептался на импровизированных рынках, перескакивал через заборы вместе с соседскими котами. Говорили, что у украинцев в комендатуре завелся "домовой". Не простой, а змеевидный, покрытый бронёй, и он не воровал соль, а гонял диверсантов и разговаривал с призраками РДК. Одни крестились, другие скептически хмыкали, но все, от капитана Коваля до последнего бойца, чувствовали его незримое присутствие.
  
  Агент Варанус относился к своей растущей славе с философским спокойствием, присущим рептилиям. Слава не грела и не кормила. А вот что действительно начало действовать ему на нервы - так это голос.
  
  Он появился на третий день после истории со складом. Раннее утро, предрассветная прохлада еще висела в воздухе, когда с российской стороны, с высотки на окраине города, раздался мощный, металлический голос. Он был лишен тембра и эмоций, как голос робота-диктора из старых фантастических фильмов.
  
  "ВНИМАНИЕ, ВОЕННОСЛУЖАЩИЕ ВООРУЖЕННЫХ СИЛ УКРАИНЫ. ВАС ВВЕЛИ В ЗАБЛУЖДЕНИЕ..."
  
  Голос был настолько громким, что вибрировали стекла в уцелевших окнах комендатуры. Он нес не угрозы, а тонкую, ядовитую психологическую диверсию. Текст был подобран искусно: о "киевской хунте", о "братских народах", о "нацистах из Азова", о том, что их бросило командование, что они умирают за чужие интересы. Он повторялся с интервалом в пятнадцать минут, день за днем, проникая в сознание, как вода в бетон.
  
  Капитан Коваль, стоя во дворе с зажатыми ушами, смотрел в сторону голоса с таким выражением лица, будто хотел испепелить его силой мысли.
  - Вот же суки... - прошипел он. - Терпеть не могу эту психологическую хуйню. Как будто от их слов снаряды летят иначе.
  
  Марченко, пытавшийся работать в кабинете, выключил ноутбук - сквозь стены было не слышно собственных мыслей.
  - Эффективно, черт возьми. Просто и эффективно. Глушим эфир, а эта сирена душит наш рассудок. Ребята уже нервничают. Постоянный шум - это пытка.
  
  Они не знали, что для их "домового" это была не просто пытка, а личное оскорбление. Голос был не только громким. Он был... невкусным.
  
  Тарас, чье обоняние и слух были в тысячи раз острее человеческого, воспринимал эту звуковую атаку на физиологическом уровне. Каждое слово, каждый визгливый обертон ударял по его барабанным перепонкам, как молоток. Его язык, улавливавший малейшие вибрации воздуха, читал эту речь как однородную, уродливую массу лжи. Это было противно. Противно, как запах гнилой падали.
  
  "Заткнуть бы его... - думал Тарас, забившись в самый дальний угол своего логова на чердаке и прижимая лапы к голове. - Как того петуха у бабы Гали в селе... который орал под окном..."
  
  Воспоминание из прошлой жизни всплыло неожиданно ярко. Ночные учения, три часа сна, и этот чертов петух... Тогда молодой Тарас вышел во двор и просто накрыл кочета пустым ведром. Гениально в своей простоте.
  
  Принцип был понятен. Но как накрыть ведром мощный громкоговоритель на вражеской территории?
  
  Ночью, когда голос, наконец, умолк, обессилевший гарнизон комендатуры погрузился в тревожный сон. Все, кроме одной тени, которая бесшумно соскользнула с крыши и растворилась в темноте "серой зоны".
  
  Тарас двигался к цели - той самой высотке - с методичным упорством. Он не бежал напрямую, а использовал лощины, овраги, заброшенные огороды. Его тело, казавшееся неповоротливым, было идеальным инструментом для скрытного перемещения. Он мог часами лежать в грязи, сливаясь с землей, а потом за несколько секунд преодолеть открытое пространство.
  
  Высотка оказалась девятиэтажным панельным домом, одним из тех, что строили еще при Советах. Половина окон была выбита, фасад почернел от копоти и выстрелов. Громкоговоритель, огромный, ржавый рупор, был укреплен на кронштейне под самой крышей. Рядом, на балконе последнего этажа, виднелся тусклый свет - там, очевидно, дежурил расчет.
  
  Подобраться к самому дому было невозможно. Подступы простреливались, и даже ночью у входа маячили тени часовых. Тарас залег в кустах в сотне метров от цели, его язык безостановочно работал, анализируя воздух. Он улавливал запах двух людей наверху, запах бензина от генератора, который питал аппаратуру, и едкий, химический запах самого динамика.
  
  "Не подойти... - констатировал он. - Но надо... заткнуть".
  
  И тогда его взгляд упал на вентиляционные трубы, торчащие из стены дома. Система вытяжки. Идеальный путь.
  
  Пробраться в подвал не составило труда. Оттуда, ведомый своим феноменальным обонянием, он пополз по вентиляционной шахте. Это был ад. Тесный, пыльный, заполненный паутиной и хламом. Его чешуя цеплялась за ржавые заусенцы, в нос била трупная вонь дохлых грызунов. Но он полз, отталкиваясь мощными лапами, его тело извивалось, как у питона. Он был как шторм, рождающийся внутри стальных артерий здания.
  
  Он поднимался выше, этаж за этажом. Его слух улавливал обрывки разговоров из квартир, храп, плач ребенка. И вот, наконец, он достиг уровня девятого этажа. Его язык уловил цель прямо за стенкой шахты. Запах генератора, машинного масла и двух мужчин.
  
  Он нашел решетку, ведущую в квартиру, где располагался пост. Осторожно, одним когтем, он отодвинул защелку и приоткрыл решетку на миллиметр.
  
  Комната была пустой. Из соседней, видимо, кухни, доносились голоса и запах дешевой колбасы.
  - ...до семи утра, потом смена, - говорил один хриплый голос.
  - Один хрен слушать этот вой, - ворчал второй, более молодой. - Я свой голос слышать перестал.
  
  Тарас проскользнул внутрь, как капля воды. Комната была завалена ящиками из-под боеприпасов, спальными мешками. И прямо у балконной двери стояла аппаратура: усилитель, генератор, и от него тянулся толстый черный кабель, уходящий на балкон, к самому громкоговорителю.
  
  План "накрыть ведром" трансформировался. Нужно было перерезать горло. То есть, кабель.
  
  Но как? Перегрызть? Кабель был толстым, бронированным. Шум мог привлечь внимание.
  
  Его взгляд упал на генератор. Старый, советский, видавший виды агрегат. И тут Тараса осенило. Он вспомнил, как однажды в их БТР отказали все приборы - механик ковырялся в двигателе и случайно замкнул какие-то провода. Все сгорело.
  
  Он подполз к генератору. Его язык уловил запах свежего топлива. Бак был почти полон. Идеально.
  
  Он действовал с хирургической точностью. Его коготь, твердый как сталь, нашел на блоке управления два основных провода, ведущих к катушке зажигания. Он не стал их перегрызать. Он аккуратно, с силой, содрал с них изоляцию и, скрестив оголенные жилы, прижал их друг к другу.
  
  Раздалось короткое, ядовитое шипение. Пахнуло горелой изоляцией. Из-под крышки генератора повалил едкий дым. Послышался треск и хлопок. Лампочка, висевшая в комнате, погасла. Гул генератора, который был фоновым шумом, резко прекратился.
  
  Из кухни послышалась ругань.
  - Блядь, опять этот хлам заглох? Серёга, иди посмотри!
  
  Тарас был уже в вентиляционной шахте, задвигая за собой решетку. Он не стал ждать развития событий. Он пополз вниз, в спасительную темноту, слушая, как сверху нарастает хаос.
  
  - Да него него, блять, пахнет жареным! Кто к нему прикасался?!
  - Да никто! Сам сгорел, старый хрен!
  
  Когда Тарас выбрался на свободу, небо на востоке уже начинало светлеть. Он лежал в кустах, наблюдая за высоткой. Никакого голоса. Только ругань и суета на балконе. Тишина. Благословенная, звонкая, вкусная тишина.
  
  В комендатуре проснулись от непривычной тишины. Капитан Коваль вышел во двор и несколько секунд стоял, вслушиваясь.
  - Кончился бензин? - спросил он у Марченко, который вышел следом.
  
  Профессор улыбнулся, впервые за несколько дней.
  - Вряд ли. Скорее всего, наш "домовой" решил, что с него хватит. Похоже, у него тоже нервы не железные. А точнее... керамические, как у рептилий.
  
  Коваль покачал головой, глядя в сторону безмолвной высотки.
  - Какой же он, блять, крутой, этот наш ящер...
  
  Агент Варанус, вернувшись в логово, наконец-то смог выспаться. Тишина была самым лучшим вознаграждением. Он растянулся на прохладном бетоне, его бока равномерно вздымались. Следующей ночью, он знал, появится новая проблема. Но сейчас... сейчас была тишина. И это было прекрасно. Он вдохнул ее полной грудью, как самый чистый воздух на свете.
  
  7.
  
  Тишина, завоеванная ценой сожженного генератора, продержалась недолго. Уже через день российская сторона установила новый, еще более мощный репродуктор. Но для Агента Варануса эта новая звуковая атака была лишь фоновым раздражителем. Гораздо более серьезная проблема назревала внутри, в самом городе. Его язык, этот универсальный детектор намерений, уловил новый, тревожный химический коктейль. Запах юношеского максимализма, смешанный со страхом, дешевым одеколоном и... бензином. Очень много бензина.
  
  Этот запах исходил от группы местных подростков. Трое парней и одна девушка, лет шестнадцати-семнадцати. Они собирались в полуразрушенном гараже на окраине, в том самом районе, где сейчас располагалась рота ВСУ, отвечавшая за тыловое обеспечение. Там стояли заправщики, ремонтная мастерская и несколько БРДМ.
  
  Тарас наблюдал за ними несколько вечеров подряд, устроившись на крыше соседнего сарая. Его позиция позволяла ему видеть и слышать все через разбитое оконце гаража.
  
  - ...они на нашей земле! - горячо говорил парень по имени Витя, самый старший и ярый. Его лицо, покрытое юношескими прыщами, было искажено ненавистью. - Папа на фронте воюет, а мы тут будем сидеть? Нет!
  
  - Но Вить, они же с оружием... - робко возражала девушка, Лена. Она теребила край своей кофты.
  
  - А мы из темноты! - Витя с силой поставил на стол стеклянную бутылку, уже наполненную бензином. - Коктейль Молотова! Как деды в сороковых! Подкрадемся, швырнем и бегом! Они даже не поймут, откуда!
  
  Другой парень, толстый и пугливый Слава, нервно глотал слюну.
  - А если стрелять начнут?
  
  - Не начнут! Они же не по детям стреляют! - уверенно заявил Витя, демонстрируя полное непонимание реалий войны.
  
  Тарас, слушая этот бред, чувствовал лишь усталую досаду. Эти дети... эти глупые, наивные щенки. Они не понимали, что их "подвиг" обернется расстрелом на месте. Или, что еще хуже, ответным ударом по мирным кварталам, где жили их же родные.
  
  "Идиоты... - мысленно прошипел Тарас. - Как те малолетки в Донецке в четырнадцатом... с гранатами в карманах игрались..."
  
  Память о взрыве в толпе подростков, подорвавшихся на собственной же гранате, до сих пор была свежа. Он не мог допустить повторения. Но сдать их патрулю - значит обречь на тюрьму или расстрел. Нужно было напугать. Напугать так, чтобы отбить охоту к "геройству" на всю оставшуюся жизнь. Он должен был стать для них воплощением их же кошмаров. Не абстрактным "врагом", а тем, что прячется под кроватью, в темноте, за гранью понимания.
  
  Он дождался ночи. Глубокой, безлунной ночи. В гараже горел тусклый фонарь. Подростки, набравшись "смелости" с помощью дешевого портвейна, готовились к вылазке. У них было четыре бутылки с тряпичными фитилями.
  
  Тарас действовал бесшумно. Он сполз с крыши и залег в густой крапиве под самым окном гаража. Он был невидим.
  
  Витя, размахивая своей бутылкой, говорил напутственную речь.
  - За Россию! За отцов!
  
  И в этот момент снаружи, прямо у металлической стены гаража, раздался звук. Не громкий, но от этого еще более леденящий. Медленный, скрежещущий скребущий звук. Как будто что-то огромное и твердое проводит когтями по ржавому железу. СКР-Р-Р-ИП... СКР-Р-Р-ИП...
  
  Все четверо замерли.
  - Кто там? - дрожащим голосом спросил Слава.
  
  Звук повторился, теперь уже с другой стороны, у двери. СКР-Р-Р-ИП... Он был намеренно медленным, исследующим, почти небрежным. В нем слышалась не животная ярость, а нечто худшее - холодное, неспешное внимание.
  
  Лена вскрикнула и отшатнулась. Слава издал звук, похожий на писк мыши. Витя схватил одну из бутылок.
  - Это ветер... или кошка...
  
  Но тут тень за окном заслонила и без того скудный свет. Огромная, бесформенная тень. Она медленно проползла, и в проеме окна на секунду показалась часть огромной, покрытой буграми чешуи головы с темной щелью глаза. Глаз не моргнул, не выразил ничего. Он просто был. И исчез.
  
  - Это... это не кошка... - прошептала Лена, и ее голос сорвался на фальцет.
  
  СКР-Р-Р-ИП... Звук теперь доносился прямо с крыши. По жести загремели шаги. Тяжелые, грузные, с явственным цокотом когтей. Что-то очень большое и тяжелое медленно прохаживалось над их головами.
  
  Витя, пытаясь сохранить браваду, подошел к двери и распахнул ее.
  - Выходи, подлюка!
  
  На пороге никого не было. Только темнота. Но из этой темноты, с расстояния в несколько метров, на них смотрели два светящихся точки. Холодные, желто-зеленые, как у кошки, но крупнее и бездоннее. Они не мигали.
  
  И тогда из темноты, с низким, глубоким шипением, вырвалось нечто. Это не был звук угрозы. Это был звук... презрения. Долгий, шипящий выдох, полный такой древней, такой бесконечной усталости от всей этой человеческой глупости, что у подростков похолодела кровь.
  
  Слава, не выдержав, отшатнулся и упал на пол, задев ящик с инструментами. Грохот заставил всех вздрогнуть. Витя отпрянул от двери, и она захлопнулась.
  
  И тут в гараже что-то произошло. Фонарь, висевший на проводе, вдруг закачался. Сам по себе. Сильнее, сильнее, отбрасывая по стенам безумные, прыгающие тени. Воздух наполнился тихим, шелестящим шорохом, который, казалось, исходил сразу ото всех углов. В углу, в самой густой тени, что-то пошевелилось. Казалось, сама тьма ожила и сгустилась в нечто осязаемое.
  
  - Оно... оно внутри... - простонала Лена, прижимаясь к стене.
  
  Витя, наконец, дрожащей рукой попытался зажечь фитиль своей бутылки. Зажигалка чиркнула, вспыхнул огонек.
  
  И в этот самый момент что-то большое и тяжелое с грохотом обрушилось на стол с балкона, где хранились запчасти. Бутылки с бензином упали и разбились. По полу растеклась горючая жидкость. А с потолка, по вентиляционной трубе, посыпалась пыль и мелкий мусор, словно что-то огромное только что проломило себе путь на чердак.
  
  Иллюзия была полной. Они были не просто напуганы. Они были уверены, что гараж осажден, что нечто невидимое, могучее и злобное играет с ними, как кошка с мышами. Оно было везде - снаружи, на крыше, и уже здесь, внутри, в самой темноте.
  
  - Я больше не могу! - закричал Слава и, поднявшись, бросился к задней двери, выбил ее плечом и побежал без оглядки.
  
  Лена, рыдая, кинулась следом.
  
  Витя остался один. Он стоял с незажженной бутылкой в руке, глядя на лужу бензина и прыгающие тени. Его бравада испарилась, оставив лишь голый, детский страх. Из темноты на него снова уставились те два светящихся точки. И послышалось низкое, предупреждающее рычание - глубокий, вибрирующий звук, исходящий из самой глотки доисторического хищника.
  
  Этого было достаточно. Витя бросил бутылку и побежал, вслед за друзьями, в спасительную, знакомую тьму родных улиц.
  
  Через несколько минут в гараже воцарилась тишина. Тень на крыше сползла вниз. Агент Варанус, довольный проделанной работой, сошел со своего поста на балконе второго этажа, откуда он и вызывал все эти "спецэффекты" - царапал стену, ходил по крыше, качал фонарь с помощью длинной палки и бросал кирпич на стол. Просто, эффективно и без единого слова.
  
  На следующее утро патруль, проверяющий периметр, наткнулся на заброшенный гараж. Дверь была распахнута. Внутри - лужи бензина, осколки стекла и странный, едкий запах, который солдаты не смогли опознать.
  
  - Кто-то тут баловался, - констатировал один из бойцов, "Скат".
  - И, похоже, сильно обделался, - добавил второй, указывая на засохшую лужу у стены.
  
  Капитан Коваль, выслушав доклад, лишь хмыкнул.
  - Спасибо и на этом. Меньше работы для наших саперов.
  
  Агент Варанус, вернувшись в свое логово, чувствовал странное удовлетворение. Он не убил, не покалечил. Он преподал урок. Возможно, самый важный урок в жизни этих детей. Он спас их от них же самих. И сделал это, не проронив ни слова. Иногда самый громкий аргумент - это тихий скрежет когтей по металлу в кромешной тьме.
  
  8.
  
  Следующие несколько дней после инцидента в гараже прошли в напряженном спокойствии. Подростки исчезли, и их едкий запах страха и бензина больше не отравлял воздух. Но "серая зона" не терпела пустоты. На смену юношескому максимализму пришел запах другого рода - запах профессионального солдата, но с той же, знакомой еще по складу, нотой отчужденности.
  
  Это был запах Легиона.
  
  Тарас уловил его вечером, патрулируя периметр заброшенной промзоны. Запах был острым, как лезвие: пот, стиральный порошок из украинских трофейных пайков, оружейная смазка и под всем этим - неуловимая химическая подпись человека, находящегося не на своем месте. Чужой среди своих, чужой среди чужих.
  
  Он двинулся на запах, как гончая по кровавому следу. Источник оказался в полуразрушенном цеху бывшего завода ЖБИ. Человек был один. Он сидел на опрокинутой тележке для бетона, чистил автомат - не российский АК-74, а трофейный "Форт" украинского производства. На нем был камуфляж без знаков различия, но кроссовки на ногах были новыми, дорогими, не армейскими.
  
  Тарас замер в тени гигантского станка, в двадцати метрах от него. Его варанья натура требовала оценить угрозу. Человек был сосредоточен, движения точные, экономные. Профессионал. Но в его позе читалась усталость, а в запахе - не решимость фанатика, а тяжелая, почти физически ощутимая горечь.
  
  "Опять он... или другой? - размышлял Тарас. - Легионер. Воюет против своих... или за своих? Хрен разберешь в этой мясорубке".
  
  Он решил просто наблюдать. Его задача была защищать комендатуру и своих. Если этот человек не представлял прямой угрозы, незаметно проследить за ним и выяснить его намерения было верней, чем нападать.
  
  Но планы поменяла сама война. Сначала Тарас услышал отдаленный, но быстро приближающийся гул моторов. Потом его язык уловил знакомый, ненавистный запах - машинное масло, выхлоп и специфический пот российских мотопехоты.
  
  Колонна. Два бронетранспортера и грузовик с пехотой. Они ехали по проселочной дороге, ведущей мимо завода, и, судя по всему, их путь лежал прямиком в сектор, где располагалась одна из ротных позиций ВСУ.
  
  Легионер услышал их в тот же момент. Он мгновенно погасил свой маленький фонарик и замер, прислушиваясь. Его лицо, освещенное луной, стало жестким. Он быстро дособирал автомат и занял позицию у разбитого окна, выходящего на дорогу.
  
  Тарас понял его замысел. Один против колонны. Самоубийство. Но не бессмысленное. Он явно собирался устроить засаду, оттянуть на себя силы, предупредить своих ценой собственной жизни.
  
  Внутри Тараса закипела борьба. Разум солдата уважал этот выбор. Это был поступок. Но его новая природа, его миссия Высших диктовали иное. Этот человек был условным союзником. И его смерть сейчас была невыгодна. Более того, шум боя неминуемо привлек бы внимание к этому району, и комендатура могла попасть под удар.
  
  Колонна была уже близко. Лязг гусениц, рёв моторов. Легионер прижал приклад к плечу, его палец лег на спуск.
  
  И в этот момент позади него, в глубине цеха, грохнула упавшая железная балка.
  
  Легионер резко обернулся, чуть не выстрелив в темноту. Его сердце бешено заколотилось. Он был уверен, что сзади никого нет.
  
  Тарас, сбросивший балку, уже был на другом конце цеха. Он издал громкое, шипящее ворчание, намеренно шумя обломками.
  
  Легионер замер, не понимая. Диверсант? Дикое животное? Его внимание было теперь разорвано между приближающейся колонной и таинственной угрозой в цеху.
  
  Колонна проехала мимо, так и не заметив его. Шум моторов стал стихать. Угроза для роты миновала. Но теперь легионер сам оказался в ловушке. Кто-то или что-то было в цеху с ним.
  
  Тарас понимал, что просто так отпустить его теперь нельзя. Тот был на взводе и мог открыть огонь по любому шороху. Нужно было установить контакт. Или, по крайней мере, дать понять, что он не враг.
  
  Он сделал следующее. Подобрав с пола пустую консервную банку, он швырнул ее через весь цех. Банка с грохотом покатилась по бетону и остановилась прямо перед ногами легионера.
  
  Тот вздрогнул, навел ствол, но не стрелял. Он смотрел на банку, потом в темноту. Его мозг отчаянно работал.
  
  - Кто там? - тихо, но твердо спросил он по-русски.
  
  Ответа не было. Только тишина.
  
  Тарас подождал, затем сделал еще один шаг. Он медленно, очень медленно высунул из-за станка свою голову. Не все тело, только голову. В слабом свете луны его чешуя отливала тусклым металлом, а глаза были двумя угольками.
  
  Легионер увидел его. Его глаза расширились. Он не крикнул, не выстрелил. Он замер, и на его лице отразилось не столько недоумение, сколько... узнавание? Как будто он видел его раньше. Или слышал.
  
  - Это... ты? - прошептал он. - Тот, кто сжег склад? Домовой?
  
  Тарас не двигался. Он просто смотрел. Его язык чуть дрогнул, пробуя воздух. Запах страха был, но его затмевало острое, почти болезненное любопытство.
  
  Легионер очень медленно, демонстративно, опустил ствол автомата вниз.
  - Я не твой враг. Понимаешь? Мы... воюем по одну сторону баррикады. Только с разных флангов.
  
  Тарас медленно кивнул. Один раз. Четкий, почти человеческий жест.
  
  Легионер аж подпрыгнул от неожиданности. Он не ожидал, что "зверь" его поймет.
  - Черт возьми... - выдохнул он. - Значит, правда. Легенда правда.
  
  Он помолчал, глядя на варана, который не сводил с него своих черных глаз.
  - Мне нужно идти. Они могут вернуться. Я... спасибо. Что не дал мне сделать глупость.
  
  Тарас снова кивнул. Затем он медленно, не делая резких движений, отполз назад, вглубь тени, давая понять, что путь свободен.
  
  Легионер еще несколько секунд стоял, не веря своим глазам. Потом, все так же медленно, чтобы не спровоцировать атаку, он начал отходить к противоположному выходу из цеха.
  - Удачи тебе... брат, - бросил он на прощание и скрылся в ночи.
  
  Тарас еще долго лежал в темноте, слушая, как затихают шаги. Контакт был установлен. Хрупкий, немой, основанный на взаимном инстинктивном понимании. Этот человек не был врагом. Он был таким же заложником этой войны, как и он сам, как и те подростки, как и бойцы в комендатуре.
  
  Он выполз из цеха и посмотрел на звезды. Война была адом, но иногда в аду находились странные союзники. Он повернулся и пополз обратно к своим стенам, к своему дому. У него была своя война. А у того человека - своя. Но сегодня их войны ненадолго пересеклись, и это спасло кому-то жизнь. Варанус не знал, кому именно - легионеру или тем солдатам в колонне. И, возможно, это было и не важно. Важно было то, что смерть в этот раз ушла ни с чем.
  
  9.
  
  Сентябрь принес с собой не только первые желтые листья, прилипшие к грязному асфальту Суджи, но и новую, неосязаемую угрозу. Она прилетала с востока на легком утреннем бризе - не запах, а скорее его отсутствие. Чистый, стерильный воздух, не несущий в себе ни пыли, ни запаха гари, ни жизни. А потом появлялся звук. Тонкий, высокий, как комариный писк, но от этого не менее зловещий. Жужжание.
  
  БПЛА. "Зала".
  
  Впервые Тарас столкнулся с ним, греясь на рассвете на плоской крыше котельной рядом с комендатурой. Солнце только касалось горизонта, и его холодные лучи еще не успели прогреть броню его тела. Он лежал, наслаждаясь покоем, как вдруг его язык уловил эту аномалию - пятно "ничего" в богатом палитре утренних запахов. И тут же услышал жужжание.
  
  Он не двинулся с места, лишь его веки медленно приоткрылись, обнажив щелевидные зрачки. Высоко в небе, в блеклой лазури, висела крошечная, похожая на крест точка. Она двигалась плавно, по сложной траектории, описывая круги над позициями ВСУ.
  
  "Шпион", - с холодной ясностью понял Тарас.
  
  Его первым импульсом было спрятаться. Но любопытство, оставшееся от человеческой жизни, заставило его наблюдать. Дрон не проявлял агрессии. Он просто висел, словно невидимый глаз, впитывающий все детали.
  
  Внезапно, с шипением, с неба спикировала небольшая ракета. Она не целилась в него, она ударила в крышу соседнего здания, где, как он знал, располагался пулеметный расчет. Взрыв был негромким, но точным. Послышались крики.
  
  Дрон, выполнив свою работу, развернулся и улетел, его жужжание растворилось в утреннем воздухе.
  
  Тарас лежал неподвижно, но внутри у него все кипело. Этот бездушный кусок пластика и металла только что причинил вред "его" людям. Он видел, как санитары выносили из того здания раненого. Запах крови донесся до него, горький и знакомый.
  
  В тот же день капитан Коваль собрал срочное совещание. Его лицо было мрачнее тучи.
  - "Залы" стали нашей главной головной болью, - сказал он, тыча пальцем в карту. - Они видят все. Видят позиции, технику, перемещения. Наша ПВО с ними не справляется - слишком малы и недостаточно маневренны. Мы слепнем.
  
  Марченко, скрестив руки, кивнул.
  - Они используют тепловизоры. Для них человек или работающий двигатель - как костер в ночи. Мы можем маскироваться от обычной оптики, но скрыть тепло почти невозможно.
  
  - Найдите решение, - бросил Коваль. - Пока эти шершни жужжат над нами, мы как на ладони.
  
  Их главный "решатель проблем" в это время уже работал. Ночью Тарас отправился в "серую зону", на место, где обычно приземлялись и взлетали эти дроны. Его язык уловил запах - жженой пластмассы, аккумуляторной кислоты и того самого стерильного воздуха. Он нашел несколько мест старта - небольшие поляны, где трава была примята.
  
  Он не мог бороться с ними в воздухе. Это было вне его возможностей. Но он мог попробовать сделать себя невидимым.
  
  На следующее утро, едва забрезжил рассвет, он снова занял свой пост на крыше. На этот раз он не просто лежал. Он выкопал в груде старого шлака и пепла, лежавшего на крыше, неглубокую яму. Он зарылся в него, как в песок на пляже, оставив на поверхности только кончик морды с ноздрями и глаза.
  
  Прошло полчаса. Жужжание появилось снова. Тарас замер. Его сердцебиение, и без того медленное, замедлилось еще больше. Его тело, нагретое за ночь в логове, теперь остывало, отдавая тепло холодному шлаку.
  
  Дрон проплыл прямо над ним. Тарас видел его снизу - небольшой, с двумя парами крыльев, с камерой под брюхом. Он пролетел, не сбавляя хода. Тепловизор, ищущий яркие пятна, не увидел в куче остывшего шлака ничего интересного. Пятно тепла было слишком размытым и холодным.
  
  Успех. Но это был пассивный успех. Он мог спрятаться сам, но не мог спрятать всю комендатуру. Нужно было атаковать.
  
  Мысль пришла внезапно, как вспышка. Он вспомнил, как однажды в зоопарке, еще до войны, видел, как вороны атакуют ястреба. Они не сильнее его, но они смелее и действуют стаей. Они атакуют с разных сторон, отвлекая, изматывая.
  
  У него не было стаи. Но у него были когти, вес и ярость.
  
  Он стал изучать их маршруты. Каждую ночь он проводил в засадах, отмечая про себя точки, где дроны снижались, чтобы сменить батарею или передать данные. Он нашел три такие точки. Одна из них была на крыше того самого заброшенного завода ЖБИ.
  
  Он устроил там засаду. Залег под развернутым листом шифера, который за день на солнце становился невыносимо горячим, полностью маскируя его тепловую сигнатуру. Он ждал. Ночь тянулась мучительно долго. Мошкара вилась вокруг, садясь на его чешую, но он не шевелился.
  
  И вот, ближе к утру, он услышал знакомое жужжание. Дрон, закончив ночное дежурство, плавно снизился и приземлился на краю крыши, в десяти метрах от него. Пилот, уверенный в безопасности, на несколько секунд выключил моторы, чтобы сменить аккумулятор.
  
  Этих секунд хватило.
  
  Тарас рванулся с места с такой скоростью, на какую только было способно его тело. Это не был бег - это был короткий, сокрушительный бросок. Его две сотни килограммов живого веса обрушились на хрупкий пластиковый корпус дрона.
  
  Раздался оглушительный хруст. Вспыхнули искры. Камера отлетела в сторону и разбилась о бетон. Тарас, не останавливаясь, принялся методично крушить обломки, его когти и челюсти превращали сложный аппарат в кучу мусора за считанные секунды. Он шипел от ярости, выпуская пар, горячий от адреналина и разрушения.
  
  Закончив, он отполз обратно в тень, тяжело дыша. Он лежал и смотрел на кучу обломков, дымящихся в утреннем воздухе. Запах горелой пластмассы был отвратительным, но приятным.
  
  Это была его первая прямая победа над новым врагом. Маленькая, но значимая.
  
  Утром Марченко, просматривая данные с своих датчиков, зафиксировал всплеск радиочастотных помех и потерю сигнала с одного из БПЛА в районе завода.
  - Странно, - сказал он Ковалю. - "Зала" просто пропала с радаров. Ни взрыва, ни падения. Как будто ее... стерли.
  
  Коваль хмыкнул, глядя в сторону завода.
  - Может, наш домовой нашел новую игрушку? Скажи ребятам, чтобы проверили ту крышу.
  
  Когда патруль добрался до завода, они нашли лишь кучу пластикового и электронного мусора, испещренную странными, глубокими царапинами, как будто по нему проехался миниатюрный бульдозер с стальными когтями.
  
  Солдат по кличке "Скат" поднял один из обломков, на котором четко отпечатался след от зуба, слишком крупный для любого известного ему животного.
  - Капитан был прав, - пробормотал он. - Он не просто домовой. Он... зенитчик.
  
  Агент Варанус, тем временем, уже вернулся в свое логово. Он лежал, свернувшись клубком, и впервые за долгое время чувствовал себя не просто инструментом, а солдатом, одержавшим тактическую победу. Он нашел слабость врага. Он научился прятаться. И он научился наносить ответный удар.
  
  Он посмотрел на небо, где уже занимался новый день. Где-то там жужжали новые дроны, новые глаза. Но теперь он знал, что может с ними сделать. Война продолжалась, но баланс сил на его крошечном участке фронта начал понемногу меняться. И в этом была и его заслуга. Заслуга древнего хищника в войне будущего.
  
  10.
  
  Октябрь окутал Суджу сырым, пронизывающим туманом, который цеплялся за руины, как замшевое покрывало. Воздух стал тяжелым и влажным, приглушая звуки и искажая расстояния. Война в таких условиях затихала, переходя в режим глухого, напряженного ожидания. Но в комендатуре, в бывшем кабинете начальника райотдела, царило иное настроение - настроение аналитического азарта, смешанного с суеверным трепетом.
  
  Капитан Коваль и старший лейтенант Марченко сидели за столом, заваленным не картами, а... распечатками. Распечатками скриншотов с российских телеграм-каналов, форумов и пабликов.
  
  - Смотри, - Марченко ткнул пальцем в монитор, где был снимок разрушенного дрона "Зала". - "В Судже активизировались необъяснимые явления. Наши беспилотники выходят из строя без видимых причин. Местные жители говорят о вмешательстве потусторонних сил".
  
  Коваль хрипло рассмеялся, поправляя очки на переносице.
  - Потусторонних? Серьезно? А наши пацаны в чем виноваты?
  
  - Подожди, вот лучше, - Марченко пролистал дальше. Скриншот с форума "выживальщиков": длиннющее обсуждение "неопознанного биологического объекта" (НБО), который якобы видели в районе промзоны. Кто-то писал о гигантской мутировавшей ящерице, кто-то - о эксперименте украинских генетиков, кто-то - о древнем славянском духе-защитнике, "Ящере", восставшем от обиды на оккупантов.
  
  - "Ящер"? - капитан поднял бровь. - Это уже ближе к истине. Но генетики... блять, курят что-то тяжелое.
  
  - А вот это мой любимый, - Марченко с торжеством вывел на экран скриншот из паблика, посвященного паранормальным явлениям. Там была нарисована примитивная, но узнаваемая картинка: варан с телом, как у комодского дракона, но с лицом... Тараса Шевченко в очках. Подпись гласила: "Дух Шевченко-Ящiр охороняє землi України!"
  
  Коваль смотрел на это творение несколько секунд, его лицо выражало всю гамму чувств - от недоверия до глубочайшего изумления.
  - Нет. Это уже... это уже клиника. Шевченко в очках... на ящере... Боже, какой бред.
  
  - Но это работает, Артем! - Марченко отодвинул планшет, его глаза горели. - Смотри статистику. После случая с дроном, после всех этих слухов о "домовом", активность диверсантов в нашем секторе упала на сорок процентов! Местные, которые раньше плевали нам вслед, теперь смотрят с опаской. Они не боятся нас. Они боятся Его.
  
  - Его? - Коваль мрачно посмотрел на потолок, откуда временами доносился легкий скрежет - вероятно, "Он" перемещался по вентиляции.
  
  - Его, - подтвердил Марченко. - Мы не просто оккупировали здание. Мы вселились в него вместе с его... хозяином. И этот хозяин явно на нашей стороне. Он ловит шпионов, портит технику, пугает диверсантов и... - Марченко понизил голос, - возможно, даже налаживает контакт с Легионом.
  
  Коваль тяжело вздохнул и прошелся по кабинету.
  - Хорошо. Допустим. У нас есть... союзник. Неучтенный, сверхъестественный и, судя по всему, покрытый чешуей. Как это использовать? Как с ним... взаимодействовать?
  
  - А никак, - покачал головой Марченко. - Он сам выбирает, когда и как действовать. Мы можем лишь... создать благоприятные условия.
  
  - Например?
  
  - Например, перестать искать его. Принять его существование как данность. И, может быть... - Марченко неуверенно улыбнулся, - оставлять ему немного еды.
  
  В это время объект их дискуссии занимался своим ежевечерним ритуалом - обходом владений. Агент Варанус бесшумно скользил по чердачным перекрытиям, его когти мягко ступали по старым балкам. Он слышал каждый скрип половиц внизу, каждое слово, доносящееся из кабинета Коваля.
  
  "Легенда... Шевченко... - обрывки мыслей проплывали в его сознании. - Идиоты. Лучше бы тушенку оставили".
  
  Он не хотел славы. Он хотел выполнять свою работу. Но он не мог не признать - слухи работали на него. Страх перед "необъяснимым" был мощным оружием. Он видел, как российские патрули теперь обходят его излюбленные места засад, как диверсанты нервно оглядываются по сторонам.
  
  Спустившись по вентиляционной шахте на кухню, он уловил новый запах. Не просто тушенка. Это была тушенка, но поставленная в миске... прямо посреди пола. Рядом - миска с водой. Чистой, свежей водой.
  
  Тарас замер в тени, анализируя ситуацию. Это ловушка? Нет. Запах был чистым, без примеси химикатов или человеческого пота от долгого держания. Это было... подношение.
  
  Он медленно, с достоинством, подошел к миске. Его тень, отбрасываемая тусклым аварийным светом, легла на стену, огромная и змеевидная. Он наклонил голову и принялся есть. Это была та самая тушенка, что ели бойцы. Для его вараньего организма она была далека от идеала, но... это был жест. Признание.
  
  В ту же ночь ему представился случай доказать, что легенда не просто пугало. Группа российских диверсантов, явно не местных и не верящих в сказки, попыталась заложить фугас у стены комендатуры. Они работали тихо и профессионально.
  
  Тарас наблюдал за ними с крыши. Он мог бы просто напасть. Но вместо этого он выбрал иной путь. Пока они копошились у стены, он, используя систему вентиляции, проник в одно из помещений на первом этаже, где хранилось трофейное обмундирование. Он нашел российскую каску и, выбрав момент, когда диверсанты отвернулись, швырнул ее из темноты так, что она с оглушительным грохотом покатилась по мостовой.
  
  Эффект был мгновенным. Диверсанты, уверенные, что их обнаружили, в панике бросили снаряжение и растворились в тумане, даже не проверив, кто их "засек".
  
  Наутро патруль нашел брошенный фугас и каску. Марченко, осматривая находку, покачал головой.
  - Он не просто защищает. Он... шутит. Или испытывает нас.
  
  Коваль, глядя на каску, мрачно усмехнулся.
  - Может, он хочет сказать, что и в каске этих уродов ему не страшно?
  
  Легенда росла. Она жила своей жизнью, обрастая новыми деталями. Говорили, что "Ящер" может становиться невидимым. Что он понимает человеческую речь. Что он пьет воду из миски, которую ему ставят, и оставляет в ответ... коготь или чешуйку (на самом деле - обломки пластика от дронов).
  
  Агент Варанус, лежа на своем чердаке, слушал, как внизу бойцы пересказывают новые небылицы. Он чувствовал странную связь с этими людьми. Он был их тайным оружием, их мифическим защитником. Он был один, но он был не одинок.
  
  Он посмотрел в щель в крыше на бледное октябрьское небо. Он был легендой. Призраком. Домовым. Ящером. И ему было все равно, как его называют. Главное, что он был здесь. И он никуда не собирался уходить. Пока его дом нуждался в защите. А миска с тушенкой, которую теперь ставили регулярно, была приятным, хоть и странным, бонусом в этой бесконечной войне. Легенда родилась. И она была на их стороне.
  
  11.
  
  Слухи, как споры грибницы, проросли через линию фронта. История о "Ящере" или "домовом ВСУ" из баек местных жителей и солдатских пересудов превратилась в официальный рапорт, легший на стол командиру российской группировки в Судже. Полковник Громов, мужчина с лицом, высеченным из гранита, и взглядом, способным прожечь броню, скептически хмыкнул, читая донесение.
  
  - Гигантская ящерица? Дух Шевченко? - его голос был низким и безразличным. - Бред сумасшедших. Но... - он отложил бумагу и посмотрел на своего заместителя, - но потери беспилотников в том секторе реальны. Диверсионная активность парализована. Там что-то есть. И это "что-то" работает на них.
  
  Он позвонил по защищенной линии.
  - Задачу понимаете? Объект - биологический, природа неизвестна. Опасный, умный. Ваша группа "Ахмат" должна его найти, идентифицировать и нейтрализовать. Любой ценой.
  
  Так, в середине октября, в Суджу прибыла группа "Ахмат". Это был не просто спецназ. Это были охотники. Шесть человек в камуфляже нового поколения, с бесшумным оружием, тепловизорами нового поколения, способными различать малейшие перепады температур, и датчиками движения, настроенными на крупные биологические объекты. Их возглавлял майор Воронин, по кличке "Сталкер". Худой, жилистый, с глазами цвета мокрого асфальта, он не верил в сказки. Он верил в данные.
  
  Их первым шагом стало тотальное сканирование района комендатуры с помощью БПЛА с гиперспектральными камерами. Они искали аномалии. И они их нашли.
  
  Агент Варанус почувствовал угрозу еще до их прибытия. Его язык уловил новый запах - не просто профессионализма, а холодной, целевой охоты. Запах дорогой синтетики новой экипировки, специальных моющих средств для оружия и того особого психологического настроя, который свойственен людям, идущим на опасного зверя.
  
  Когда дроны начали свое прочесывание, Тарас понял - игра изменилась. Это были не слепые "Залы". Их датчики видели мир в ином спектре. Его старый трюк со шлаком уже не работал. Он почувствовал на себе невидимый луч сканера, скользящий по крыше, когда он прятался в своей яме. Это было как легкое, почти неосязаемое прикосновение, но его тело, настроенное на малейшие изменения в окружающем мире, среагировало мгновенно.
  
  "Охотники... - с холодной яростью подумал он. - Прислали охотников. Ну что ж... поиграем".
  
  Он покинул свое привычное логово на чердаке комендатуры. Это было первое правило - никогда не оставаться на месте, когда тебя ищут. Он переместился в "серую зону", в лабиринт подвалов и коллекторов под промзоной. Здесь его тепловая сигнатура смешивалась с теплом от гниющих отбросов и горячих труб, а датчики движения сходили с ума от крыс.
  
  Группа "Ахмат" действовала методично. Они разбились на две тройки. Одна вела наблюдение за комендатурой с дистанции, вторая прочесывала "серую зону". Они не шли напролом. Они устанавливали датчики на деревьях, мини-камеры в развалинах, создавая невидимую сеть.
  
  Тарас наблюдал за ними из коллектора, через решетку стока. Он видел, как один из них, боец с позывным "Волк", устанавливает датчик на старую березу. Его движения были точны и быстры. Тарас замер. Он не боялся их как солдат. Он боялся их технологий.
  
  Ночью он пошел в контратаку. Его целью были их глаза и уши. Он нашел первый датчик. Крошечная коробочка, замаскированная под кусок коры. Его когти легко содрали ее с дерева. Он не стал давить. Он аккуратно отнес ее к ближайшей луже и утопил.
  
  Затем он нашел камеру. Она была спрятана в дупле. Он просунул внутрь палку с намотанной тряпкой, испачканной в грязи, залепив объектив.
  
  Он работал как призрак, методично ослепляя и оглушая охотников. Это была изматывающая партизанская война против техники.
  
  Майор Воронин, сидя в своей временной базе в подвале на окраине, смотрел на пульсирующие красные точки на планшете - один за другим его датчики выходили из строя.
  - Он умный, - безразлично констатировал он. - Не животное. Или не только животное. Он понимает, что мы делаем.
  
  - Может, это все-таки человек в костюме? - предположил "Волк".
  
  - Нет. Тепловая сигнатура... она другая. Холоднокровная, но с аномалиями. И сила... посмотри на этот датчик. Его не сорвать руками. Его срезали, как бритвой.
  
  На третью ночь Воронин сменил тактику. Он выставил приманку. Они имитировали работу диверсантов у старого склада, надеясь выманить существо. А сами устроили засаду на всех возможных путях подхода.
  
  Тарас почуял ложь своим языком. Запах "диверсантов" был правильный, но их движения, их расстановка - нет. Это была ловушка. Но он не мог позволить им думать, что он боится.
  
  Он подошел к складу с другой стороны, через систему вентиляции на крыше. Он видел внизу двух солдат, которые слишком старались изображать "работу", и трех других, спрятавшихся в тени с снайперскими винтовками.
  
  Он не стал нападать. Он решил послать им сообщение.
  
  Подобрав старую, ржавую шину, он скатил ее с крыши соседнего здания. Шина с грохотом покатилась, подпрыгивая на кочках, и врезалась прямо в груду мусора, за которой прятался один из снайперов.
  
  Тот, не ожидая атаки сверху, инстинктивно вскрикнул и выскочил из укрытия. На несколько секунд он оказался на открытом пространстве.
  
  Тарас мог бы убить его. Но он не стал. Вместо этого он издал звук. Не шипение, не рык. Он изверг из своей глотки низкий, гортанный, почти механический скрежет - звук, который он слышал когда-то от ломающегося танкового двигателя. Звук разрываемого металла.
  
  Звук эхом прокатился по ночи, заставив застыть всех шестерых охотников. Это был не звериный рык. Это был звук техногенной ярости.
  
  В ту же секунду Тарас спрыгнул с крыши в противоположную сторону и растворился в лабиринте развалин, прежде чем снайперы успели опомниться.
  
  Утром майор Воронин докладывал полковнику Громову.
  - Объект реален. Высокоинтеллектуален. Владение тактикой, понимание техники. Неагрессивен, если не спровоцирован. Прямого контакта нет. Он... играет с нами.
  
  - Нейтрализуйте его, - был холодный ответ. - Я не собираюсь терпеть какую-то ящерицу в своем тылу.
  
  Воронин положил трубку. Он посмотрел на экран, где светилась последняя тепловая карта, сделанная перед выходом датчиков из строя. На ней отображался нечеткий, вытянутый силуэт с холодным ядром и горячими точками в районе мышц.
  - Он не ящерица, - тихо сказал он "Волку". - Он нечто другое. И охота только начинается.
  
  Агент Варанус, вернувшись в самое сердце своих владений - в затопленный подвал старой котельной, где тепловые датчики были бесполезны из-за пара, - чувствовал усталость. Эти люди были опасны. Умны и настойчивы. Они не испугаются пугала или скрежета в ночи.
  
  Он лежал в теплой воде, его тело медленно остывало. Первый раунд остался за ним. Но он понимал - это была лишь разведка. Настоящая охота еще впереди. И на этот раз убежищ может быть недостаточно. Придется сражаться по-настоящему. И память Тараса Вернидуба, солдата, погибшего в аэропорту, с холодной готовностью принимала этот вызов.
  
  12.
  
  Ноябрь вступил в свои права, принеся с собой колючий северный ветер и мелкий, назойливый дождь, превращавший пыль Суджи в липкую, серую грязь. Охота, начатая группой "Ахмат", перешла в новую, изматывающую фазу. Это уже не было противостоянием силы против силы. Это была игра. Сложная, многоходовая и смертельно опасная игра в кошки-мышки, где роли постоянно менялись.
  
  Агент Варанус стал тенью. Он больше не покидал лабиринт "серой зоны" - подвалы, коллекторы, полуразрушенные цеха стали его единственным домом. Его мир сузился до запахов сырости, ржавчины и далеких выстрелов. Он научился двигаться бесшумно, не просто тихо, а становясь частью фонового шума - скрипа веток, шороха дождя, гула в трубах.
  
  Майор Воронин, со своей стороны, понял, что имеет дело не с животным, а с тактиком. Его группа перешла к тотальному контролю территории. Они установили сеть сейсмических датчиков, реагирующих на вибрации от шагов крупного существа. Они развернули портативные радары, способные засекать движение за стенами. Они залили район светом прожекторов с ИК-фильтрами, невидимым для человеческого глаза, но ярким для тепловизоров.
  
  Тарас отвечал на это изощренными контратаками. Он научился обходить сейсмические датчики, двигаясь по мягкому грунту или по трубам коллекторов. Он обнаружил, что его тело, если лежать абсолютно неподвижно, постепенно принимает температуру окружающей среды, становясь почти невидимым для радаров на короткое время. Он использовал крыс, пуская их перед собой, чтобы проверить реакцию датчиков.
  
  Однажды ночью "Волк", самый нетерпеливый из группы, устроил засаду у входа в крупный коллектор. Он знал, что существо пользуется им как магистралью. Он сидел в воде по пояс, в полной темноте, его дыхание было ровным, лицо покрыто маскировочной краской. Он был идеальным хищником.
  
  Тарас почуял его за сотню метров. Запах специальной краски, блокирующей человеческий запах, был сам по себе меткой. Он замедлился. Он видел в темноте лучше человека. Он видел слабый силуэт, слившийся с бетонной стеной.
  
  "Сидит... ждет... - анализировал Тарас. - Надо пройти... но как?"
  
  Он нашел решение. Отполз назад и через боковой туннель выбрался на поверхность. Он нашел груду старых автомобильных покрышек. Взяв одну в пасть, он с огромным усилием покатил ее к другому входу в коллектор, в двухстах метрах от засады "Волка".
  
  Покрышка с грохотом влетела в туннель и покатилась по нему, подпрыгивая на неровностях. Звук в замкнутом пространстве был оглушительным.
  
  "Волк" вздрогнул. Его инстинкт кричал: "Цель! Движение!" Он развернулся, навел оружие в сторону грохота. На несколько секунд его внимание было приковано к пустой трубе.
  
  Этих секунд хватило Тарасу. Он бесшумно проскользнул в основной коллектор прямо за спиной у "Волка" и растворился в темноте. Когда "Волк" понял, что его отвлекли, и снова развернулся, позади него была лишь пустота и запах сырости. Липкий, холодный страх сковал его спину. Он понял, что был не охотником, а мишенью. И призрак просто решил его не замечать.
  
  Майор Воронин, анализируя провал, сдвинул брови.
  - Он не просто прячется. Он изучает нас. Наши тактики, наше оборудование. Он учится.
  
  - Это невозможно для животного, - мрачно сказал "Волк", сдирая с себя мокрый камуфляж.
  
  - Я уже не уверен, что это животное, - ответил Воронин. - По крайней мере, не полностью.
  
  Тем временем в комендатуре царило странное напряжение. Капитан Коваль и старлей Марченко знали об охоте. Они видели прожектора, слышали редкие, приглушенные выстрелы в "серой зоне". Они чувствовали, что их невидимый защитник попал в беду.
  
  - Мы должны помочь ему, - как-то вечером сказал Марченко, глядя в темноту за окном.
  
  - Как? - Коваль развел руками. - Послать патруль? Мы не знаем, где он. Мы не знаем, что он. Мы можем только навредить.
  
  - Может, он голоден? - предположил солдат по кличке "Цыпленок". - Миска с тушенкой стоит нетронутая уже три дня.
  
  Это было правдой. Тарас не возвращался в комендатуру. Это было слишком опасно. Он питался тем, что находил в "серой зоне" - крысами, голубями, случайными запасами еды в брошенных домах. Это было скудно и невкусно. Он с тоской вспоминал тушенку.
  
  Охота достигла пика, когда группа "Ахмат" применила новое оружие - акустические прожекторы. Устройства, издающие низкочастотные звуковые волны, вызывающие дезориентацию и панику у животных.
  
  Первый же опыт был ужасен для Тараса. Он лежал в своем укрытии в подвале, когда все пространство вокруг него наполнилось гулом. Это был не звук, который слышат уши. Это была вибрация, которая пронизывала каждую кость, каждый мускул. Его вестибулярный аппарат, тонко настроенный, взбунтовался. Его тошнило. Мир поплыл.
  
  Он с трудом выполз из подвала и пополз прочь, не разбирая дороги. Охотники, отслеживая его по сейсмическим датчикам, шли по пятам.
  
  Тарас, обессиленный, забрался в полуразрушенную церковь на самой окраине "серой зоны". Он забился в склеп под алтарной частью. Камни были холодными. Вибрация сюда почти не доносилась. Он лежал, тяжело дыша, его тело содрогалось от перенапряжения.
  
  И тут его язык уловил знакомый запах. Тот самый. Легионера.
  
  Он был рядом. Где-то в самой церкви.
  
  Тарас замер. Сейчас он был уязвим как никогда.
  
  Шаги. Осторожные. Человек спустился в склеп. Это был он. Тот самый солдат. Он был один. В руках он держал не оружие, а... небольшой пакет.
  
  Он увидел Тараса. Их глаза встретились в полумраке. В глазах легионера не было страха. Было понимание. И что-то похожее на уважение.
  
  Он медленно, очень медленно, положил пакет на пол и отступил на несколько шагов.
  - Слышал, у тебя проблемы, - тихо сказал он по-русски. - Охотники. Ахмат. Это... паек. И вода. Держись, брат. Ты не один.
  
  Он постоял еще мгновение, затем развернулся и ушел, растворившись в предрассветных сумерках.
  
  Тарас еще долго лежал, не двигаясь. Потом медленно подполз к пакету. Внутри была настоящая тушенка, шоколад и пластиковая бутылка с водой. Не подношение. Не миска. А помощь. От одного солдата другому, через линию фронта, через видовой барьер.
  
  Он съел тушенку, слизав ее дочиста. Он выпил воду. Силы понемногу возвращались к нему.
  
  Он выглянул из склепа. Рассвет окрашивал небо в грязно-розовый цвет. Где-то там, в "серой зоне", его ждали охотники с их акустическим оружием.
  
  Но теперь он знал то, чего не знали они. Он знал, что у него есть союзник. Пусть один. Пусть по ту сторону. Но он был.
  
  Он медленно выполз из церкви. Дождь перестал. Влажный воздух был чист и свеж. Он глубоко вдохнул, его язык просканировал окрестности. Он уловил запах группы "Ахмат". Они были в двух кварталах, настраивали свое оборудование.
  
  Тарас повернулся и пополз в противоположную сторону. Не прочь. К ним. У него была новая тактика. Если они используют звук против него, он использует их страх против них. Страх перед необъяснимым. Перед призраком, которого нельзя поймать.
  
  Он был готов к новому раунду. И на этот раз у него был скрытый козырь - крошечная искра надежды, зажженная в ледяном мраке войны простым актом человеческой солидарности.
  
  13.
  
  Рассвет не принес облегчения. Он принес густой, молочно-белый туман, который поглотил Суджу, превратив ее в призрачный лабиринг. Очертания зданий расплылись, звуки стали гулкими и неясными. Для группы "Ахмат" это было и преимуществом, и проклятием. Маскировка была идеальной, но и их цель растворялась в этой влажной пелене.
  
  Агент Варанус ощущал туман каждой чешуйкой. Влажность делала его кожу эластичной, а тело - более гибким. Но главное - туман был его союзником. Он искажал и без того слабые тепловые сигнатуры, поглощал звуки и, что важнее всего, переносил запахи, создавая обманчивую акустическую картину.
  
  Он покинул церковь, чувствуя прилив сил от неожиданной помощи. Тушенка и шоколад были не просто едой - они были актом признания, который согревал его изнутри сильнее любого солнца. Теперь он знал: он сражается не только за абстрактную Украину и не по воле Высших Неизвестных. Он сражается за тех немногих, кто увидел в нем не монстра, а союзника.
  
  Майор Воронин, стоя у входа в свою временную базу, с отвращением смотрел в белую мглу.
  - Идеальные условия для него, - проворчал он. - Наши датчики слепнут. Тепловизоры видят на двадцать метров. Он может быть в десяти шагах, и мы его не заметим.
  
  "Волк", чистя свой автомат, хмуро кивнул.
  - Может, отступим? Переждем?
  
  - Нет, - отрезал Воронин. - В такую погоду он почувствует себя в безопасности. Сделает ошибку. А мы будем ждать.
  
  Но ошибку делали они. Туман не просто скрывал Варануса. Он стал его оружием.
  
  Тарас начал новую тактику - тактику фантома. Он не нападал. Он не убегал. Он преследовал.
  
  Первую тройку - "Волка", "Призрака" и "Молота" - он нашел на перекрестке у старой школы. Они двигались в сторожевом порядке, спиной друг к другу, их фигуры были размытыми силуэтами в тумане.
  
  Тарас не стал приближаться. Он лег в луже у разрушенной стены, его тело стало холодным, как асфальт. Он замер. И начал ждать.
  
  Они прошли в пятнадцати метрах от него, не заметив. Когда они скрылись в белой пелене, Тарас бесшумно встал и пошел за ними. Он не крался. Он просто шел, его тяжелые лапы мягко ступали по мокрому асфальту, не издавая ни звука. Он был тенью, эхом их собственных шагов.
  
  "Волк", самый чувствительный из группы, первым почувствовал неладное. Он остановился, поднял руку. Все замерли.
  - Слышите? - прошептал он.
  
  Тишина. Только капли воды, падающие с крыш.
  - Что? - спросил "Молот", низкорослый и широкоплечий сапер.
  
  - Шаги. Сзади.
  
  Они развернулись, оружие наготове. Туман был пуст.
  - Показалось, - сказал "Призрак", снайпер.
  
  Они двинулись дальше. И снова, через несколько минут, "Волк" услышал это. Неясный шорох. Как будто что-то тяжелое, но мягкое, перемещается за ними. Он снова остановился. Снова - ничего.
  
  Тарас наблюдал за ними с крыши одноэтажного магазина. Он видел, как они нервно оглядываются. Он чувствовал запах их растущего напряжения. Он не делал ничего. Просто шел за ними, оставаясь невидимым, и его молчаливое присутствие было страшнее любой атаки.
  
  Через час нервное напряжение достигло пика. "Молот", оборачиваясь на каждый шорох, наступил на скользкую плитку и упал, с грохотом ударившись о землю. Его товарищи чуть не открыли огонь по шевелящимся кустам, приняв их за цель.
  
  Воронин, получая их сбивчивые доклады по радио, сжал планшет так, что костяшки пальцев побелели.
  - Он не нападает. Он давит на психику. Возвращайтесь на базу. Сейчас же.
  
  Но вернуться было не так просто. Тарас, поняв, что они отступают, изменил тактику. Он начал использовать туман как акустический щит. Он бросал мелкие камешки в разных направлениях, создавая иллюзию окружения. Звук, отражаясь от стен, приходил с разных сторон.
  
  "Призрак", пытаясь определить источник одного такого шума, выстрелил в пустоту. Эхо выстрела прокатилось по туману, и в ответ с другой стороны послышался громкий, издевательский скрежет - Тарас провел когтем по ребру старого рекламного щита.
  
  Это был психологический разгром. Трое опытных бойцов, вооруженных до зубов, были на грани паники, преследуемые невидимым противником, который отказывался вступать в бой.
  
  Когда они, наконец, вышли к своей базе, их лица были серыми от напряжения. "Молот" трясущейся рукой пытался закурить.
  - Он... он просто водил нас по кругу, - выдавил "Волк". - Как кошка...
  
  Воронин молча слушал. Его холодная ярость была страшнее любой истерики.
  - Хорошо, - тихо сказал он. - Если он хочет играть в призрака, мы поиграем по-настоящему.
  
  Тем временем Тарас, удовлетворившись результатом, отступил. Он вернулся к церкви. На том же месте, в склепе, лежал новый пакет. На этот раз - банка тушенки с уже открученной крышкой (чтобы ему было легче), плитка шоколада и... маленькая, дешевая рация. Рядом лежала записка, нацарапанная карандашом на обрывке карты: "Канал 3. Если нужна помощь".
  
  Тарас смотрел на рацию. Он не мог ей пользоваться. У него не было пальцев, чтобы нажимать кнопки, и голоса, чтобы говорить. Но сам жест был ошеломляющим. Этот человек, этот легионер, рисковал всем, чтобы дать ему инструмент для выживания.
  
  Он взял рацию в пасть. Она была холодной и пахла пластиком. Он отнес ее в свое новое укрытие - вентиляционную шахту под заводом. Он не мог использовать ее, но он спрятал ее, как самую ценную свою вещь. Это был символ. Символ того, что он не один.
  
  Вечером туман начал рассеиваться. Воронин, используя паузу, получил подкрепление - еще одну группу спецназа и, что было самым опасным, боевого пса. Немецкую овчарку по кличке "Зверь", обученную задерживать и нейтрализовывать.
  
  - Собака не боится призраков, - сказал Воронин, глядя на пса, который нервно рычал, учуяв незнакомый запах в воздухе. - Она будет идти по следу. А мы пойдем за ней.
  
  Тарас, почуяв запах собаки, понял, что игра снова меняется. Псы были опасны. Их нюх и слух могли свести на нет все его преимущества.
  
  Он посмотрел на спрятанную рацию. Помощи ждать было неоткуда. Впереди была ночь. Ночь, в которую должна была начаться настоящая охота с собаками.
  
  Он выполз из укрытия. Туман почти рассеялся, оставив после себя холодную, ясную ночь. Звезды были неестественно яркими. Он стоял на крыше и смотрел на темные силуэты "серой зоны". Где-то там готовились к последнему штурму.
  
  Но он был готов. Он был Агентом Варанусом. Он был Тарасом Вернидубом. Он был легендой. И он не собирался сдаваться. Пусть ведут собак. Пусть ведут целые роты. Он знал каждый камень в этом городе. И он собирался доказать им, что охота может быть взаимной. Он глубоко вдохнул холодный воздух и медленно пополз навстречу своей судьбе, его черные глаза горели холодным огнем решимости.
  
  14.
  
  Ночь, наступившая после тумана, была холодной и звёздной. Воздух промёрз, вымораживая сырость из развалин, и каждый звук отдавался в этой ледяной тишине с пугающей чёткостью. Для Агента Варануса это была худшая из возможных погод. Маскироваться становилось невероятно трудно.
  
  Его язык, высунутый на мгновение, уловил новый, опасный запах. Пот, специфический шампунь и возбуждённое, цепкое внимание. Собака. И не просто собака, а дрессированный хищник. Запах вёл к группе "Ахмат", которая теперь насчитывала уже восемь человек. Они выстроились в цепь, продвигаясь через "серую зону", а впереди, на длинном поводке, шёл "Зверь" - мощная овчарка, чьё низкое рычание было слышно даже на расстоянии.
  
  Тарас отступил глубже в свой лабиринт - систему подвалов под заводом. Но он знал, что это ненадолго. Собака возьмёт его след. Его единственным преимуществом было знание территории. Он знал каждый лаз, каждую обвалку, каждый колодец.
  
  Преследование началось. Сначала он слышал только отдалённый, взволнованный лай. Потом звуки стали ближе. Он двигался быстро, но не панически. Его ум работал, прокладывая маршрут. Он привёл их к старому бомбоубежищу, где было полдюжины выходов. Пробежав через него, он вышел через дальний лаз и замер на крыше соседнего здания, наблюдая.
  
  Группа "Ахмат" с собакой ворвалась в убежище. Лай стал гулким, отражаясь от бетонных стен. Тарас видел, как они рассредоточились, обыскивая отсеки. Он надеялся, что они задержатся там надолго.
  
  Но "Зверь" был хорош. Он вынырнул из того же лаза, что и Тарас, потянул поводок и, подняв морду, залился яростным лаем, глядя прямо на крышу, где прятался Варанус.
  
  "Вот чёрт..." - мелькнула мысль.
  
  Прожектор с ИК-фильтром ударил в его сторону, ослепив его теплочувствительное зрение. Послышались крики: "На крыше! Контур!"
  
  Тарас рванулся с места. Пули со свистом пронеслись над его головой, откалывая куски парапета. Он спрыгнул с противоположной стороны крыши, в узкий проулок, и помчался, пригнувшись, к следующему укрытию - старой котельной. Его сердце, обычно бьющееся медленно и ритмично, теперь колотилось, как у загнанного зверя. Это был чистый, животный страх, который его человеческое сознание едва успевало подавлять.
  
  Он влетел в котельную, надеясь оторваться. Но собака была уже на входе. Её лай эхом разносился по огромному залу с ржавыми котлами.
  
  Тарас забился в самый дальний угол, за груду угля. Он был в ловушке. Уходить через дверь - значит попасть под огонь. Оставаться - собака найдёт его за секунды.
  
  И тут его взгляд упал на вентиляционную решётку в полу. Старая, ржавая. Он поддел её когтями. С трудом, но она поддалась. Под ней был узкий технический колодец. Не выход, но убежище.
  
  В последний момент, прежде чем скрыться в нём, он сделал нечто отчаянное. Он схватил свою единственную ценность - ту самую рацию, подаренную легионером, - и швырнул её через всё помещение. Она упала в углу, за бочкой с мазутом.
  
  Затем он скользнул в колодец и задвинул решётку на место.
  
  Секундой позже в котельную ворвалась собака с двумя бойцами. "Зверь" повёл их прямиком к груде угля, яростно рыча на пустое место. Он кружил, скреб лапами по бетону, чуя запах, но не понимая, куда тот исчез.
  
  - Куда он делся? - крикнул "Волк".
  
  - Не может просто испариться! - ответил второй боец, "Шахтёр".
  
  Их фонари выхватили из темноты предмет в углу. "Шахтёр" подошёл и поднял его.
  - Смотри. Рация. Дешёвая, гражданская.
  
  Он поднёс её к уху. Ничего. Статический шум.
  - Канал третий, - сказал "Волк", посмотрев на дисплей. - Это... это не наша.
  
  В этот момент рация в его руке внезапно ожила. Не голос. Не шипение. А серия звуков. Три коротких, резких щелчка. Пауза. Затем ещё два.
  
  Оба бойца застыли.
  - Что это? Морзянка?
  
  - Нет... - "Волк" нахмурился. - Слишком примитивно. Как... сигнал.
  
  Тарас, сидя в ледяной воде колодца, слышал всё сверху. Он не подавал сигнал. Он не мог. Это был не он.
  
  Легионер. Это был он. Он слушал. И он услышала панику, лай собаки, крики. И он подал знак. Самый простой, какой мог. Присутствия.
  
  Майор Воронин, войдя в котельную, взял рацию из рук "Шахтёра".
  - Гражданский диапазон. Канал 3, - он посмотрел на рацию с холодным интересом. - Значит, у него есть сообщник. Здесь, в городе. Интересно.
  
  Тем временем Тарас, сидя в своей ледяной ловушке, понял несколько вещей. Во-первых, он был практически пойман. Во-вторых, его друг-легионер рисковал собой, чтобы помочь ему. И в-третьих, ему нужен был новый, отчаянный план.
  
  Он сидел в темноте несколько часов. Сверху доносились звуки обыска. Они искали потайной ход. Он слышал, как Воронин отдавал приказ оставить двух человек в засаде на случай, если "объект" вернётся.
  
  Когда наступила глубокая ночь и всё затихло, Тарас начал действовать. Он не стал вылезать через решётку. Он пополз дальше по колодцу. Это была авантюра. Он не знал, куда ведёт этот туннель. Но другого выхода не было.
  
  Туннель был узким, ему приходилось ползти, с трудом протискивая своё массивное тело. Вода доходила ему до брюха. Впереди была только тьма.
  
  Он полз, казалось, вечность. Его тело коченело от холода. Он уже начал терять надежду, когда впереди увидел слабый свет. Лунный свет, пробивавшийся через другую решётку.
  
  Он подполз к ней. Решётка была меньше и ржавее. Он упёрся в неё лапами и изо всех сил надавил. Металл заскрипел, но поддался. Он вылез наружу и оказался... на старом кладбище на окраине "серой зоны".
  
  Он был свободен. Он выбрался из ловушки. Он лежал на мокрой траве, тяжело дыша, его тело дрожало от холода и напряжения. Он был жив.
  
  Он посмотрел на звёзды. Где-то там, в эфире, на третьем канале, возможно, всё ещё ждал его странный союзник. И он знал, что майор Воронин теперь знает о нём. Охота вышла на новый уровень.
  
  Но и он тоже. Он прошёл через огонь, воду и медные трубы. Он был загнан, но не сломлен. Он поднялся на ноги и, пошатываясь, двинулся прочь, в сторону спасительных развалин. Война продолжалась, но он был готов к новому раунду. И на этот раз у него было нечто большее, чем инстинкты и ярость. У него была, пусть и призрачная, связь. Немой сигнал в ночи, который говорил ему: "Ты не один".
  
  15.
  
  Рассвет на кладбище был похож на медленное проявление чёрно-белой фотографии. Серая плита, покрытая инеем, чёрные силуэты деревьев, бледное, безжизненное небо. Агент Варанус лежал за старым склепом семьи купцов Петровых, его тело было одним холодным, одеревеневшим мускулом. Каждая чешуйка, каждый сустав ныли от переохлаждения и нечеловеческого напряжения последних часов. Он дышал медленно и поверхностно, пытаясь сохранить остатки тепла.
  
  Внутри него боролись два существа. Рептилия, желающая лишь зарыться в землю и впасть в оцепенение, переждать холод. И солдат, который знал, что замерзание равно смерти. Память Тараса Вернидуба, закалённая зимними боями в промёрзшем аэропорту, заставляла его шевелиться. Он с трудом поднялся на дрожащие лапы. Его хвост, обычно гибкий и мощный, волочился по инею, как мёртвый груз.
  
  "Двигаться... надо двигаться..." - это была единственная внятная мысль в ледяном тумане его сознания.
  
  Он пополз, не разбирая направления, просто чтобы разогнать кровь. Его язык, высунутый на мгновение, уловил знакомые запахи - влажной земли, мёртвых листьев, ржавого железа. И ещё что-то. Едва уловимое, но важное. Запах дыма. Не гарью, а древесным дымком из печной трубы. Где-то рядом топили печь.
  
  Это означало жизнь. И укрытие.
  
  Он пополз на запах, его движения были медленными и неуклюжими, как у раненого танка. Источником оказался небольшой домик смотрителя на краю кладбища, полуразрушенный, но с целой трубой, из которой вился тонкий, почти прозрачный дымок.
  
  Дверь была заколочена, но одно из окон в подвале выбито. Тарас с трудом протиснулся внутрь. Здесь было ненамного теплее, но хотя бы не было пронизывающего ветра. В углу стояла старая, проржавевшая печка-буржуйка, в ней тлело несколько поленьев. Видимо, здесь иногда ночевали бомжи или такие же беглецы, как он.
  
  Он рухнул на пол, стараясь расположить тело поближе к слабому источнику тепла. Дрожь понемногу стала отступать, сменяясь тягучей, всепоглощающей усталостью. Он закрыл глаза, и перед ним поплыли обрывки воспоминаний. Лай собаки. Вспышки прожекторов. Холодная вода в колодце. И... рация.
  
  Мысль о рации заставила его открыть глаза. Он потерял её. Свой единственный канал связи. Свой голос. Теперь он снова был абсолютно один.
  
  Отчаяние, холодное и острое, как ледяная игла, пронзило его. Он прошедший ад аэропорта, выдержавший невероятное превращение, переживший месяцы войны в чужом теле, впервые почувствовал себя по-настоящему побеждённым. Не физически, а морально. Он был изгнан из своего дома, загнан в угол, лишён последней нити, связывающей его с тем, что он счёл союзником.
  
  Он издал тихий, гортанный звук, нечто среднее между стоном и шипением. Звук безысходности.
  
  И тут его слух, острый даже в полубессознательном состоянии, уловил нечто. Не снаружи. Изнутри. Из его собственной памяти. Три коротких щелчка. Пауза. Два щелчка.
  
  Сигнал. Тот самый, что он слышал в котельной.
  
  Он лежал неподвижно, мысленно повторяя эту простую последовательность. Это не был случайный шум. Это был код. Примитивный, но код. Легионер не просто слушал. Он пытался говорить с ним. На их общем, немом языке.
  
  И тут Тараса осенило. Рация... она была не его единственным голосом. Она была лишь инструментом. Но звуки... звуки он мог издавать и без неё. Он не мог говорить словами, но он мог стучать. Скребсти. Шипеть. Он мог отвечать.
  
  Эта мысль влила в него новую энергию. Он поднял голову и огляделся. Подвал был завален хламом. Его взгляд упал на кусок ржавой арматуры, валявшийся в углу. Идеально.
  
  Теперь нужно было найти способ "выйти в эфир". Легионер, очевидно, слушал тот же канал. Но как дать ему знать, что он жив? Как передать свой ответ?
  
  Он выполз из подвала тем же окном. День был в разгаре, но небо по-прежнему затянуто низкими серыми облаками. Он должен был вернуться туда, где его могут услышать. В зону приёма. Но где она? Легионер, скорее всего, находился где-то на нейтральной территории или даже на российской стороне.
  
  Тарас вспомнил котельную. Это место было связано с их первым "разговором". Возможно, легионер продолжает слушать эфир вокруг той точки.
  
  Добраться до котельной было смертельно опасно. Группа "Ахмат" наверняка оставила там наблюдателей. Но другого выхода не было.
  
  Он потратил несколько часов на то, чтобы скрытно подобраться к промзоне. Он двигался через самые заброшенные кварталы, по подвалам и коллекторам, его язык и слух постоянно сканировали пространство на предмет угроз. Запах собаки он больше не улавливал, но присутствие охотников ощущалось в воздухе - запах синтетического камуфляжа, кофе и металла.
  
  Котельная стояла как молчаливый свидетель прошлой ночи. Тарас устроил наблюдательный пункт на крыше разрушенного цеха напротив. Он пролежал там до вечера, не двигаясь, изучая здание. Ни движения, ни звуков. Но он чувствовал ловушку. Его нутро подсказывало, что внутри кто-то есть.
  
  Солнце село. Наступила ночь. Тарас решил действовать. Он не пошёл внутрь. Вместо этого он подобрался к стене котельной с тыльной стороны. Здесь, у фундамента, валялись старые железные бочки и куски металлолома.
  
  Он взял в пасть тот самый кусок арматуры. Затем, собрав все силы, он трижды ударил им по одной из пустых бочек.
  
  БАМ... БАМ... БАМ...
  
  Звук получился глухим, но отчётливым. Он замер, прислушиваясь. Тишина.
  
  Он подождал минуту. Затем снова ударил. Два раза.
  
  БАМ... БАМ...
  
  И снова замер. Его сердце колотилось. Он был как радист в осаждённой крепости, посылающий сигнал в надежде, что кто-то на том конце услышит.
  
  Прошло пять минут. Десять. Ничего.
  
  Отчаяние снова начало подступать. Может, легионер ушёл? Может, его самого поймали?
  
  И вдруг изнутри котельной, сквозь стены, донёсся ответ. Не голос. Не щелчки рации. А такой же удар. Тяжёлый, металлический. Один. Затем, после паузы, ещё один.
  
  БОМ... БОМ...
  
  Тарас застыл, не веря своим ушам. Это был он. Он был там. Внутри. И он отвечал.
  
  Он снова ударил по бочке - три раза.
  
  Из котельной снова донёсся ответ - три удара.
  
  Простой, примитивный диалог слепого с глухонемым. Но для Тараса это было больше, чем просто общение. Это было доказательство того, что он не один. Что где-то там, по ту сторону баррикады, есть человек, который понимает.
  
  Он пополз тише, к самому основанию стены. Он нашёл щель между бетонными плитами и просунул в неё свою арматуру. Постучал по внутренней стороне стены. Два коротких, быстрых удара. Вопрос: "Ты в ловушке?"
  
  Ответ пришёл не сразу. Послышался скрежет, будто кто-то отодвигал что-то тяжёлое. Затем - один удар изнутри. Нет.
  
  Тарас выдохнул с облегчением. Тогда почему он здесь?
  
  Он снова постучал. Три раза. "Почему?"
  
  Ответ был сложнее. Серия ударов. Сначала два быстрых. Поток один. Поток снова два. Потом три медленных.
  
  Тарас не понял. Он стукнул один раз. "Повтори".
  
  Легионер повторил ту же последовательность. И тут Тарас сообразил. Цифры. Он пытался передать цифры. 2... 1... 2... 3.
  
  Что это могло значить? Координаты? Время? Количество врагов?
  
  Тарас постучал два раза. "Не понимаю".
  
  Из-за стены донёсся звук, похожий на сдавленный вздох. Затем новый сигнал. Четыре удара. Чёткие, ясные.
  
  Тарас замер. Четыре. Рота? Штаб? Или... он вспомнил. Взводы в российской армии часто обозначаются цифрами. 4-й взвод? Или... может, это количество? Четверо. Четверо охотников внутри.
  
  Он стукнул один раз. Подтверждение.
  
  Ответ - один удар. Да.
  
  Теперь он знал. В котельной сидел в засаде отряд из четырёх человек. А легионер каким-то образом пробрался туда, чтобы предупредить его. Рискуя всем.
  
  Тарас отполз от стены. У него была информация. И теперь был выбор. Атаковать? Невозможно. Уйти? Но тогда легионер рисковал зря.
  
  Он нашёл решение. Он отполз подальше и снова начал стучать по бочке. Но теперь не кодом. Он начал бить по ней хаотично, с разной силой, создавая невыносимый, оглушительный грохот. Он вкладывал в этот шум всю свою ярость, всё свое отчаяние и мощь.
  
  Он бил и бил, пока металл не пошёл трещинами.
  
  Из котельной никто не вышел. Но он знал, что добился своего. Он показал им, что он здесь. Что он знает об их засаде. И что он не боится.
  
  Закончив, он отбросил арматуру и бесшумно скользнул обратно в темноту. Его миссия была выполнена. Он установил контакт. Он получил информацию. И он послал им своё предупреждение.
  
  Он возвращался на кладбище, но теперь его шаг был твёрже. Холод уже не казался таким пронизывающим. У него был голос. Немой, примитивный, но голос. И был тот, кто его слышал. Война продолжалась, но он больше не был одиноким игроком в тени. Он был частью тандема. Странного, невероятного, но тандема. И это меняло всё.
  
  16.
  
  Зима вступала в свои права с неумолимой, медленной жестокостью. Ноябрьский дождь сменился мокрым снегом, который тут же таял на ещё не остывшей земле, превращая улицы Суджи в ледяное месиво. Холод проникал даже в логово Агента Варануса на кладбище, заставляя его искать всё новые источники тепла. Им стал подвал дома смотрителя, где он разгрыз и растащил по углам несколько старых деревянных стеллажей, устроив себе нечто вроде гнезда.
  
  Но холод был меньшей из проблем. После немого диалога у котельной наступила зловещая тишина. Группа "Ахмат" исчезла. Не было ни датчиков, ни прожекторов, ни следов. Это беспокоило Тараса больше, чем открытая охота. Тишина была обманчива. Он чувствовал её всем своим существом - это была тишина перед бурей.
  
  И буря пришла. Не с неба, а с земли. С железной дороги.
  
  Его новое укрытие на кладбище находилось недалеко от важного стратегического объекта - железнодорожной станции "Суджа-Товарная". Через неё шло снабжение всей российской группировки в районе - боеприпасы, топливо, техника. Последние дни его язык начал улавливать новый, нарастающий запах. Сначала это был лишь лёгкий флёр солярки и машинного масла на ветру. Затем запах усилился, стал густым, почти осязаемым. К нему добавились запахи свежего дерева от ящиков, резины и человеческого пота в промышленных масштабах.
  
  Он рискнул покинуть своё убежище и совершил вылазку на возвышенность у кладбища. То, что он увидел, заставило его забыть о холоде. Станция, обычно полумёртвая, теперь кипела жизнью. Под парами стояли десятки цистерн с горючим и платформ с бронетехникой. Как муравьи, сновали люди в форме, организуя разгрузку. Это была подготовка к чему-то большому. К новому наступлению.
  
  "Склад... только большой... очень большой..." - промелькнула мысль. Он вспомнил свой первый успех - порчу боеприпасов диверсантов. Но масштаб здесь был на порядки выше. Он не мог просто испортить несколько ящиков.
  
  Он наблюдал всю ночь, его мозг, сочетающий солдатский опыт и хищную изобретательность, искал слабое место. И он нашёл его. Не в охране, не в самой технике. В логистике.
  
  Все цистерны и вагоны скапливались на нескольких путях. Прежде чем их распределят, они проходили через узкую горловину - место, где сходились все стрелки. Там же находилась насосная станция для перекачки топлива из цистерн в автоцистерны. И всё это освещалось несколькими мощными прожекторами.
  
  Прямая атака была самоубийством. Но Тарас был не прямым бойцом. Он был диверсантом. Сапёром. Вредителем.
  
  Его план был простым, как всё гениальное. Ему нужно было не уничтожить, а остановить. Создать хаос. Сломать отлаженный механизм.
  
  Он дождался ночи, когда активность на станции немного снизилась. Охрана, конечно, была усилена, но она была сосредоточена на периметре и на самих составах. Никто не ожидал угрозы из-под земли.
  
  Система ливневой канализации вокруг станции была старой, но проходимой. Тарас, используя свои навыки проникновения, добрался по ней до самого сердца станции - насосной. Трубы от неё шли прямо к цистернам.
  
  Его целью были не сами насосы, а гибкие шланги, которые соединяли стационарные трубы с цистернами. Они лежали в стороне, свёрнутые в бухты. Их было много. И они были сделаны из толстой, маслостойкой резины.
  
  Работа требовала титанического терпения и силы. Он подползал к одной из бухт, лежавшей в тени будки стрелочника. Его челюсти, способные дробить кости, сжимались на резине. Это было тяжело. Очень тяжело. Резина поддавалась с трудом, издавая неприятный скрип. Но он не останавливался. Минута за минутой, он перегрызал шланг, оставляя лишь тонкую перемычку, которая не выдержала бы давления при подаче топлива.
  
  Он испортил таким образом шесть шлангов. Но этого было мало. Нужен был сигнал. Явный знак того, что станция не безопасна.
  
  Он заметил штабель деревянных ящиков с патронами. Они стояли под навесом, готовые к погрузке. Охраны рядом не было.
  
  Тарас подполз к ним. Он не стал их вскрывать. Вместо этого, он сделал нечто иное. Используя когти, он выдрал несколько досок из нижнего ящика. Затем, схватив его, он с огромным усилием потащил его через пути, к стрелочной горловине, и оставил его прямо на рельсах.
  
  Это был не просто акт вандализма. Это было сообщение. Сообщение для всех. "Я был здесь. И я могу прийти снова".
  
  Уходя, он совершил последний, самый рискованный шаг. Он подобрался к одному из прожекторов, освещавших горловину. Столб был высоким, но ему хватило прыжка, чтобы вцепиться в него когтями. Он полез вверх, его мускулистое тело извивалось, цепляясь за металл. Добравшись до прожектора, он не стал его разбивать. Он просто повернул его. Направил луч прямо на тот самый ящик, лежащий на рельсах.
  
  Ослепительный свет выхватил из тьмы кричащее свидетельство его работы.
  
  Тарас сполз вниз и скрылся в коллекторе как раз в тот момент, когда по станции поднялась тревога. Крики, беготня. Кто-то заметил ящик на путях и неправильно направленный прожектор.
  
  Утром на станции начался ад. Первая же попытка заправить БТР закончилась фонтаном солярки из перегрызенного шланга. Затем второй. Третий. Работы встали. Началась тотальная проверка всех шлангов, на что ушло несколько драгоценных часов. Обнаружение испорченного ящика с боеприпасами вызвало панику - все остальные ящики пришлось вскрывать и пересчитывать.
  
  Капитан Коваль, получив данные от своей разведки, несколько минут молча смотрел на карту.
  - Они встали, - наконец сказал он Марченко. - На сутки, как минимум. Весь их график снабжения летит к чёрту. Как?
  
  Марченко улыбнулся. Он уже слышал обрывки перехваченных переговоров российской стороны.
  - На станции "Суджа-Товарная" объявлена проверка. Говорят о диверсии. О следах... нечеловеческих.
  
  - Нечеловеческих? - Коваль поднял бровь.
  
  - Похоже, наш "домовой" расширил зону ответственности. Он больше не просто защищает комендатуру. Он воюет на коммуникациях.
  
  Коваль медленно кивнул, в его глазах загорелся огонёк давно забытого азарта.
  - Так... Значит, он может бить по их тылам. Интересно... А если мы ему... поможем? Не явно. Но создадим ему условия.
  
  - Например? - спросил Марченко.
  
  - Например, "случайно" наведём огонь нашей артиллерии на те районы, где он может работать. Отвлечём их ПВО и разведку. Создадим ему "окно".
  
  Агент Варанус, вернувшись на кладбище, нашел у своего убежища новое "пособие". На этот раз не тушенку. А тёплый, почти горячий, армейский термос с густым, наваристым борщом. И новую рацию. Более продвинутую, с защищённым каналом. И записку: "Для координации. Канал 7. Жду сигнала".
  
  Тарас смотрел на термос. Пар от него поднимался в холодный воздух, неся с собой божественный, забытый аромат свёклы, мяса и домашней еды. Это был не просто обед. Это был знак. Знак того, что его работу заметили. И оценили.
  
  Он прикоснулся мордой к термосу, чувствуя его живительное тепло. Затем он взял его в пасть и отнёс в подвал. Он не мог есть борщ, как человек. Но он мог пить его, погружая морду в горячую жидкость.
  
  И он пил. Долго, с наслаждением, чувствуя, как тепло растекается по его заледеневшему телу. Это был первый раз с момента его "воскрешения", когда он почувствовал нечто, отдалённо напоминающее уют. Безопасность. Дом.
  
  Он закончил борщ и лёг, свернувшись клубком. Снаружи завывал ветер, а в его укрытии пахло едой и теплом. У него была новая миссия. Новый союзник. И новая рация. Война продолжалась, но он больше не был тенью, бьющейся в ловушке. Он стал игроком. Стратегом. И его ходы только начинались.
  
  17.
  
  Зима окончательно вступила в свои права, сковав землю Суджи ледяным панцирем. Для Агента Варануса это было время и страданий, и новых возможностей. Его холоднокровная природа делала его вялым, заставляя искать укрытия в самых глубоких подвалах, где земля ещё хранила остатки тепла. Но лютый холод был и его союзником - он выгнал из развалин многих случайных обитателей, а патрули противника стали реже и короче.
  
  В его новом логове - подвале под разрушенной баней в самом сердце "серой зоны" - царил почти доисторический покой. В углу, на свернутой в несколько слоёв брезенте, лежала его самая ценная вещь - новая рация. Рядом стоял пустой термос из-под борща. Он вылизал его до блеска, и теперь этот металлический цилиндр был для него чем-то вроде талисмана, напоминанием о тепле и человеческой солидарности.
  
  Он ещё не пользовался рацией. Не решался. Это был мощный инструмент, и он боялся сделать ошибку, выдать своё местоположение или подвести своего немого союзника. Но он изучал её. Проводил когтем по кнопкам, запоминая их расположение. Он научился включать и выключать её, нажимая на большую круглую кнопку сбоку. Экран загорался тусклым синим светом, показывая заветные цифры - "7".
  
  Именно в такой вечер, когда вьюга завывала снаружи, а он грелся у самодельной печки-дырки в стене (он рискнул развести крошечный огонь от щепок), рация внезапно ожила.
  
  Это был не голос. Сначала послышался лёгкий шум, сквозь который пробивались отдалённые, неясные голоса. Потом - три резких, отчётливых щелчка. Пауза. Ещё два.
  
  Тарас замер, его сердце пропустило удар. Это был он. Легионер. И он был не просто на связи. Он был где-то рядом, в эфире, и слышал нечто важное.
  
  Тарас не ответил. Он прижал голову к динамику, вслушиваясь. Голоса стали чётче. Это были русские. Два человека. Они говорили спокойно, почти лениво.
  
  "...координаты подтверждаю. Сектор 45-Б. Высота 22. Вижу две единицы техники. БМП и грузовик. У брёвен у брёвен, у западного угла..."
  
  Тарас понял не сразу. Потом до него дошло. Это был не просто разговор. Это был сеанс связи. Корректировщик. Передовой артиллерийский наблюдатель. Он находился где-то на позиции и наводил огонь на украинские силы.
  
  "Цель идентифицирована. Ведётся разгрузка. Живая сила. До десяти человек..."
  
  Холодная ярость, острая и знакомая, затопила Тараса. Это были "его" люди. Солдаты из комендатуры, те, кого он считал своими подопечными. Их сейчас собирались накрыть артиллерийским огнём. И этот голос в эфире был их палачом.
  
  Легионер дал ему этот канал. Он не мог говорить, чтобы предупредить. Но он дал Тарасу уши. И возможность действовать.
  
  Тарас вскочил. Он больше не чувствовал холода. Адреналин горел в его жилах. Он должен был найти этого корректировщика. Нейтрализовать его. Но как? Он не знал, где тот находится. Сектор 45-Б... это была лишь сухая координата на карте, которой у него не было.
  
  Он снова прильнул к рации. Корректировщик продолжал свою работу, его голос был холоден и профессионален.
  "...ветер западный, два метра. Поправка..."
  
  И тут Тарас уловил на фоне едва слышный, но знакомый звук. Тихий, высокий гул. Жужжание. БПЛА. "Зала". Корректировщик работал не один. У него был глаз в небе.
  
  Это меняло всё. Если он найдёт и уничтожит дрон, он ослепит артиллерию. Но дрон был в воздухе. Недосягаем.
  
  Мысли метались в его голове. Он вспомнил свою первую победу над дроном на крыше. Он был слишком высоко... Но этот, наводящий огонь, должен был быть ближе. Он должен был видеть цель.
  
  Тарас схватил рацию в пасть и выскочил из подвала. Метель тут же обрушилась на него, слепя и обжигая. Он не обращал внимания. Он побежал через "серую зону", ориентируясь по памяти. Ему нужно было найти высокую точку. Такую, с которой был бы виден сектор 45-Б.
  
  Он взобрался на каркас сгоревшего зернохранилища - самое высокое уцелевшее строение в районе. Ветер на вершине был ураганным, едва не срывая его вниз. Он вцепился когтями в обугленные балки.
  
  Его зрение, приспособленное для ближнего боя, было бесполезно. Но его язык... его язык мог уловить то, что не видят глаза. Он высунул его, ловя воздух, анализируя его на молекулярном уровне. И он нашёл. Едва уловимую, но чёткую химическую метку. Запах перегретой электроники, литиевых батарей и того особого, стерильного воздуха, что был визитной карточкой "Залы".
  
  Дрон был где-то здесь. Не прямо над ним, а южнее. И он завис почти неподвижно.
  
  Тарас слез с каркаса и помчался на юг. Он был слепым охотником, преследующим добычу по одному лишь запаху. Он бежал через заснеженные пустыри, проваливаясь в сугробы, его тело горело от усилий.
  
  Запах усиливался. Он привёл его к старой водонапорной башне на окраине города. Башня была искорёжена взрывом, но ещё стояла. И на её повреждённой платформе, метрах в пятнадцати от земли, Тарас увидел его.
  
  Не сам дрон. А человека. Корректировщика.
  
  Он сидел, закутавшись в белый маскхалат, прислонившись к ржавым перилам. Перед ним на треноге стоял планшет, а рядом - пульт управления. Сам дрон, должно быть, парил где-то выше, невидимый в снежной пелене.
  
  Тарас залёг в сугробе в пятидесяти метрах от башни. Его мозг лихорадочно работал. Прямая атака? Он сможет забраться на башню, но это займёт время. Корректировщик может его заметить и вызвать подмогу. Или просто убежать.
  
  Нужно было действовать наверняка. Лишить его связи. Лишить его инструмента.
  
  Тарас огляделся. Рядом с башней валялись обломки кирпича и куски арматуры. Идеально.
  
  Он отполз назад, сделал крюк и подобрался к базе башни с другой стороны, где его не было видно. Он поднял увесистый кусок бетона с торчащим железным прутом. Оценил расстояние. Высота. Ветер.
  
  Это был безумный бросок. Почти невозможный.
  
  Он встал на задние лапы, балансируя хвостом. Раскачал свою "гранату" и изо всех сил швырнул её вверх.
  
  Камень, вращаясь, полетел по высокой дуге. Тарас не видел, куда он упал. Он услышал. Громкий, дребезжащий удар. И треск.
  
  Наверху раздался возглас удивления и ярости. Планшет. Он попал в планшет.
  
  Тарас не стал ждать. Он рванул к башне и начал карабкаться по её ажурной металлической конструкции. Его когти цеплялись за выступы и ледяные наплывы. Он лез, не обращая внимания на опасность.
  
  Сверху донёсся испуганный крик. Корректировщик, увидев снизу приближающегося монстра, в панике схватил свою снайперскую винтовку. Но он не был снайпером. Он был технарем. Его руки дрожали.
  
  Тарас был уже на платформе. Он не стал атаковать человека. Его цель была другая. Пульт управления дроном, который всё ещё лежал на полу.
  
  Корректировщик выстрелил. Промах. Пуля со звоном отрикошетила от металла.
  
  Тарас одним движением смахнул пульт с платформы. Тот полетел вниз и разбился о замёрзшую землю.
  
  Затем он развернулся и посмотрел на человека. Тот стоял, прижавшись к перилам, его лицо было белым от ужаса. Он смотрел на двухметрового варана, покрытого инеем, с чёрными, бездонными глазами, в которых горел холодный огонь.
  
  Тарас не стал его трогать. Он издал низкое, предупреждающее рычание, развернулся и так же быстро сполз вниз, скрывшись в метели.
  
  Он бежал обратно к своему логову, когда услышал вдали первый глухой удар артиллерии. Но это был одиночный выстрел. Невязкий. Слепой. Без коррекции огонь был бесполезен.
  
  В комендатуре капитан Коваль слушал доклад.
  - Обстрел был, но мимо. Одна болванка упала в ста метрах от позиций. Словно... словно их вдруг ослепили.
  
  Марченко улыбнулся.
  - Может, наш "глаз в небе" встретил сопротивление?
  
  Агент Варанус, вернувшись в подвал, снова прильнул к рации. Эфир на канале корректировщика был пуст. Лишь лёгкий шум.
  
  И тогда, через несколько минут, он услышал знакомые щелчки. Три. Пауза. Два.
  
  Он посмотрел на рацию. Затем, очень осторожно, нажал когтем на кнопку передачи. Один раз. Коротко. Просто чтобы дать знать. "Я здесь. Я слышал. Я сделал".
  
  Ответа не последовало. Но он и не ждал. Он лёг на свой брезент, свернулся клубком и закрыл глаза. Он был уставшим, измождённым. Но он был доволен. Он только что выиграл ещё один бой. Невидимый бой за невидимые жизни. И он сделал это не в одиночку. А в тандеме с призраком в эфире. Глаз в небе был закрыт. На сегодня этого было достаточно.
  
  18.
  
  Это началось не с приказа, а с ощущения. Как будто само пространство вокруг него начало вибрировать, гудеть низкой, не слышной уху нотой. Воздух в подвале под баней застыл, и даже пламя в его импровизированной печке замерло, будто замедленное в плёнке. Агент Варанус поднял голову, его язык замер в полувысунутом положении, улавливая не запах, а саму ткань реальности, которая вдруг начала трещать по швам.
  
  Потом его мир взорвался белым светом.
  
  Это не был свет взрыва. Это была вспышка изнутри, которая выжгла все его чувства, все мысли, оставив только чистое, невыразимое ощущение движения на скорости, недоступной пониманию. Он не летел, его не тянуло. Его просто переставляли, как фигуру на шахматной доске.
  
  Когда ощущение движения прекратилось, его обдало волной такого знакомого, такого проклятого запаха, что его варанье сердце сжалось в ледяной ком. Это был запах Бахмута.
  
  Он лежал в груде битого кирпича и штукатурки. Тело болело, как будто его разобрали и собрали заново. Он открыл глаза. Кругом была тьма, но не тихая, как в Судже. Эта тьма была живой. Она гудела от далёких взрывов, пронзалась лучами прожекторов, ползала по его коже вибрациями от тяжёлых шагов.
  
  Он был теперь в Бахмуте. Или в том, что от него осталось.
  
  "За что?.." - первая мысль была полна отчаяния и гнева. Он вырвался. Он нашёл свою нишу, свой способ воевать. И вот он снова здесь. В аду, который он уже покинул.
  
  В его сознании, как чёткая строчка кода, всплыла цель, оставленная Высшими: "Командир штурмовой группы "Вепрь". Координатор атак на восточном фланге. Нейтрализовать. Приоритет: Абсолютный".
  
  И тут же, как приложение к цели, в его мозг загрузилась карта. Не бумажная, а трёхмерная, светящаяся, видимая только ему. На ней горела точка - его местоположение в руинах многоэтажки. И в километре отсюда - другая точка, пульсирующая красным. Цель.
  
  Тарас с трудом поднялся. Его тело, идеально приспособленное для скрытности в Судже, здесь, в лунном пейзаже Бахмута, чувствовало себя уязвимым. Не было густых зарослей, подвалов, сложных лабиринтов. Были лишь груды обломков, воронки и выжженные остовы зданий. Укрыться было негде.
  
  Он выполз из своего укрытия и замер, вживаясь в ритм этого ада. Где-то близко, с востока, доносилась непрерывная трескотня стрелкового оружия. Взрывы гранат. Это был не позиционный бой, как в Судже. Это была мясорубка. Штурм.
  
  Он пополз на восток, к пульсирующей точке. Его чёрно-серая чешуя сливалась с обугленными балками и тёмной землёй. Он двигался от воронки к воронке, от развалин к развалинам, используя каждый клочок тени. Его язык работал без остановки, анализируя воздух, и каждый вдох был пыткой. Этот запах был его прошлым. Он вёл его по памяти, которая была не в мозгу, а в клетках.
  
  Он вышел к краю своего укрытия и увидел это. "Восточный фланг". Не линия фронта, а хаотичная череда позиций, окопов, воронок и подвалов, где украинские защитники сражались с волнами штурмовиков. Огонь. Дым. Крики.
  
  И там, в двухстах метрах, в относительно уцелевшем подвале пятиэтажки, находился его целевой пункт. Он видел антенны, проложенные кабели. Слышал через обострённый слух голоса, отдающие приказы. И один голос - хриплый, надрывный, полный ярости - доминировал над другими.
  
  "...не отступать! Вторая группа, обходи слева! Огнемётчиков вперёд! Выжигать этих тварей!"
  
  Это был он. "Вепрь".
  
  Тарас анализировал местность. Прямой подход был невозможен. Открытое пространство простреливалось с обеих сторон. Но Высшие не зря выбрали его. Он был не человеком. Он был тенью.
  
  Он заметил систему дренажных канав и траншей, ведущих почти к самой пятиэтажке. Они были заполнены мусором, водой и бог знает чем ещё. Но они были путём.
  
  Он сполз в ближайшую канаву. Вода была ледяной, с маслянистой плёнкой и плавающими отбросами. Он погрузился в неё почти полностью, оставив на поверхности только ноздри и глаза. И пополз. Медленно, бесшумно, его тело двигалось в грязной жиже, как доисторический крокодил.
  
  Пули свистели над головой, осколки со звоном ударялись о края траншеи. Он не обращал внимания. Его сознание было сужено до одной точки - той самой пятиэтажки.
  
  Он прополз так метров сто. Траншея стала глубже, превратившись в ход сообщения. Здесь уже были следы людей - гильзы, обрывки бинтов, пустые банки. Он замер, услышав шаги. Два российских солдата шли по траншее навстречу ему, таща ящик с патронами.
  
  Тарас прижался к глиняной стенке, слившись с тенью. Солдаты прошли в сантиметрах от него, даже не взглянув в его сторону. Они искали врага впереди, а не чудовище у своих ног.
  
  Когда они скрылись, он пополз дальше. Наконец, траншея уперлась в фундамент пятиэтажки. Здесь был лаз в подвал, укрепленный мешками с песком. Внутри горел свет, слышались голоса.
  
  Тарас заглянул внутрь. Помещение было заполнено дымом, людьми и оборудованием. Карты на стенах, радиостанции. И в центре, спиной к входу, стоял тот самый командир - крупный мужчина в разорванном камуфляже, с автоматом в руке. Он кричал в рацию, тыча пальцем в карту.
  
  "...они дерутся как черти! Но мы их сломаем! Готовь третью волну!"
  
  Тарас оценил ситуацию. Внутри было человек пять-шесть. Прямое нападение - верная смерть. Нужно было выманить его. Или заставить их всех покинуть укрытие.
  
  Его взгляд упал на толстый кабель, тянувшийся от их генератора куда-то наверх, к антеннам. Идея родилась мгновенно, отчаянная и простая.
  
  Он отполз от входа и начал рыть. Не лапами, а всем телом, разгребая грунт под фундаментом здания. Он работал с яростью загнанного зверя, с отчаянием человека, который не хочет умирать в этом аду во второй раз. Земля поддавалась, осыпалась. Он рыл туннель, чтобы добраться до того кабеля.
  
  Через несколько минут его когти наткнулись на резиновую изоляцию. Он схватил кабель и с силой дёрнул. Сверху, из подвала, послышался возглас: "Связь пропала! Чёрт!"
  
  Тарас не остановился. Он начал рвать кабель зубами и когтями, перегрызая его, вырывая с мясом.
  
  В подвале поднялась паника. "Вепрь" ругался: "Идите, почините, быстро! Без связи мы слепые!"
  
  Тарас отполз в тень и замер. Он слышал, как двое солдат вылезли из подвала и направились вдоль стены, к месту, где должен быть обрыв.
  
  Он ждал. Его сердце стучало медленно и гулко.
  
  И тогда из подвала, проклиная всё на свете, вышел он сам. "Вепрь". Он был без шлема, его лицо было красным от ярости и напряжения.
  - Где эти мудаки? Нашли обрыв? - крикнул он своим солдатам.
  
  Это был его шанс. Мгновение, когда он оказался на открытом пространстве, в нескольких метрах от укрытия.
  
  Тарас рванул с места. Это не был бросок. Это была молния. Две сотни килограммов мышц, ярости и решимости, обрушившиеся на человека.
  
  "Вепрь" даже не успел понять, что произошло. Удар был сокрушительным. Тарас не кусал его. Он просто налетел на него всем телом, придавил к земле, и его мощная шея с силой дернулась, ломая позвоночник целиком. Хруст был коротким и сухим.
  
  Солдаты, чинившие кабель, обернулись и застыли в ужасе. Они увидели своего командира, распластанного на земле, и на нем - нечто. Огромную, тёмную ящерицу, которая подняла голову и посмотрела на них своими бездонными чёрными глазами.
  
  Один из них вскрикнул и открыл огонь. Пули просвистели мимо.
  
  Тарас, не теряя ни секунды, рванул прочь, в темноту, в сторону траншей. За ним гремели выстрелы, крики, но он уже был недосягаем. Он нырнул в ту самую траншею и пополз обратно, к своим руинам.
  
  Задача была выполнена.
  
  Когда он добрался до своего исходного укрытия, его снова охватила та же вибрация. Пространство поплыло. Белый свет.
  
  И через мгновение он снова лежал в своём подвале в Судже. Пахло борщом и дымком от печки. Было тихо. Только ветер завывал снаружи.
  
  Он лежал, тяжело дыша, его тело дрожало от перенапряжения. На его чешуе засохли грязь и кровь Бахмута. Он снова был дома. Но он знал, что вернулся в ад и снова выбрался. Но теперь ад был не только снаружи. Он был и внутри.
  
  Он посмотрел на рацию. Молчавшую. И впервые за долгое время он почувствовал себя не солдатом, не агентом, а просто существом, застрявшим между двумя мирами, двумя войнами. И обе они были его войнами. И конца им не было видно.
  
  19.
  
  Возвращение из Бахмута было не просто телепортацией. Это было насильственное вырывание из одного кошмара и погружение в другой, более привычный, но от этого не менее жуткий. Агент Варанус пролежал в подвале под баней три дня, почти не двигаясь. Его сознание металось между двумя реальностями: вонь разложения и гарь Бахмута против знакомых запахов Суджи - пыли, ржавчины и того слабого аромата борща, что ещё витал в воздухе.
  
  На его чешуе засохли пятна бахмутской грязи и чужая кровь. Он чувствовал их каждый раз, когда двигался. Это были шрамы, но не на теле, а на душе. Каждый раз, закрывая глаза, он слышал тот самый хруст и видел лицо "Вепря", искажённое не болью, а удивлением. Он сделал это снова. Убил. Не как диверсант, не как призрак, а как хищник. Лицом к лицу.
  
  На четвертый день его снова нашёл легионер. Тихий стук в трубу вентиляции, а затем - три аккуратных щелчка по рации. Тарас не ответил. Он лежал, уставившись в потолок.
  
  Щелчки повторились. Настойчивее.
  
  Тарас медленно повернул голову. Его рация лежала на брезенте. Он потянулся к ней когтем и нажал кнопку передачи. Один раз. Коротко. "Я жив. Оставь меня".
  
  Но ответ пришёл не в виде щелчков. В эфире послышался сдавленный, шёпотом произнесённый голос. Впервые.
  - Ты... там? - голос был напряжённым, молодым. - Слышал только что про Бахмут. Про "Вепря". Это... это был ты?
  
  Тарас замер. Он не ожидал голоса. Он привык к щелчкам. Это было нарушением их немого договора. Но в то же время... это был голос. Человеческий голос, обращённый к нему.
  
  Он нажал кнопку. Два коротких сигнала. "Да".
  
  На том конце провода послышался выдох, полный чего-то - ужаса? уважения?
  - Чёрт... - прошептал голос. - Тогда слушай. У меня информация. Для тебя. От твоих... покровителей, наверное.
  
  И он начал говорить. Быстро, отрывисто, как будто боялся, что его перехватят. Он описал авиабазу "Воронеж-Южный". Расположение ангаров, расписание патрулей, места расположения вышек ПВО и, самое главное, - стоянки ударных вертолётов Ка-52 "Аллигатор".
  
  - Они висят над нашими ребятами как стервятники, - голос стал твёрже. - Наводят артиллерию, охотятся за техникой. Их нужно остановить. Но... это не Суджа. Это глубокий тыл. Тебя туда... доставят. Грузовиком. С поставками.
  
  Тарас слушал, и его холодная ярость, притуплённая после Бахмута, начала медленно возвращаться. Вертолёты. Он ненавидел их ещё со своей прошлой жизни. Их безнаказанность, их рёв, их способность появляться из ниоткуда и сеять смерть.
  
  - Завтра ночью, - продолжал легионер. - Колонна из трёх грузовиков. Зелёные, с цифрами "восемь-один-четыре". Ты должен быть в районе старого мясокомбината. Я... я обеспечу тебе проход в один из грузовиков. Дальше... дальше ты сам.
  
  Тарас нажал кнопку. Один раз. "Понял".
  
  Связь прервалась.
  
  Он выполз из подвала. Ночь была холодной и ясной. Он направился к мясокомбинату, огромному, мёртвому комплексу на окраине Суджи. Его язык уловил обещанный запах - три грузовика, пахнущих дизелем, свежей краской и... чем-то ещё. Чем-то знакомым. Запахом украинской тушёнки. Эти грузовики везли припасы, захваченные у ВСУ. Ирония была горькой.
  
  Он залёг в развалинах цеха и стал ждать. Через час подъехала колонна. Три зелёных "Урала" с цифрами "814". Они остановились, водители вышли покурить. Один из них, молодой парень в не по размеру форме, отошёл в сторону, к самому краю развалин, как будто ища уединения.
  
  Тарас понял. Это был знак.
  
  Он бесшумно подкрался к грузовику сзади. Брезент кузова был завязан, но не на замок. Он поддел его когтем и проскользнул внутрь. В кузове пахло махоркой, потом и тем самым знакомым запахом тушёнки. Ящики были аккуратно сложены. В дальнем углу, за ящиками с патронами, было пустое место, прикрытое брезентом. Убежище.
  
  Он залёг там, свернувшись, стараясь дышать как можно тише. Через несколько минут водители вернулись, грузовики тронулись.
  
  Путешествие в ад заняло шесть часов. Он лежал в темноте, чувствуя каждую кочку на дороге, каждый поворот. Его тело, созданное для скрытности, идеально подходило для этой роли. Он был нелегалом. Живым, дышащим грузом, который вёз смерть своим же перевозчикам.
  
  Грузовик остановился. Он услышал окрики, русскую речь. Шлагбаум. КПП. Его сердце забилось чаще. Его язык уловил новые запахи - авиационное топливо, раскалённый металл, озонированный воздух после работы радаров. Они были на месте.
  
  Кузов расстегнули. Послышались крики, команды на разгрузку. Тарас затаился, вжимаясь в пол. Он слышал, как ящики с патронами и тушёнкой уносили прочь. Его угол пока не трогали.
  
  Через полчаса активность стихла. Он услышал, как уходят водители. Наступила относительная тишина, нарушаемая лишь далёким рёвом авиадвигателей и мерными шагами патрулей.
  
  Он выглянул из-под брезента. Он был в ангаре. Огромном, полупустом. В нескольких метрах от него стояли два вертолёта Ка-52. Их хищные, стрекозиные силуэты были освещены тусклым аварийным светом. Они были на техническом обслуживании. Рядом валялись инструменты, канистры с маслом.
  
  Это было его окно.
  
  Он выскользнул из кузова и слился с тенью у стены. Его план был прост: добраться до вертолётов и вывести их из строя. Но как? Он не мог просто разбить их. Нужно было сделать что-то, что не будет заметно сразу, но приведёт к отказу в воздухе.
  
  Он пополз вдоль стены, его язык анализировал воздух, выискивая запахи, которые могли бы ему помочь. И он нашёл. Резкий, химический запах гидравлической жидкости. И запах опилок - их использовали для сбора пролитых технических жидкостей.
  
  Он нашёл бочку с отработанной гидравлической жидкостью. И ящик с промасленной стружкой. Идеально.
  
  Он окунул лапу в бочку, потом обвалял её в стружке. Получился импровизированный ёршик, покрытый абразивом и химикатами. Затем он подполз к ближайшему вертолёту.
  
  Его цель - гидравлические магистрали, проходящие по шасси и фюзеляжу. Его когти не могли перерезать толстые шланги. Но он мог их повредить. Сильно, до состояния "на грани".
  
  Он начал методично, с огромным усилием, царапать своим подобием наждака по резиновым шлангам. Он сдирал верхний защитный слой, втирая внутрь абразив и химикаты. Он не перегрызал их, но делал так, что при следующем запуске и повышении давления, эти шланги неминуемо должны были лопнуть.
  
  Работа была адски трудоёмкой. Ему пришлось проделать это с десятком шлангов на каждом вертолёте. Он работал в темноте, полагаясь на тактильные ощущения и память о схемах, которые видел когда-то в прошлой жизни.
  
  Внезапно он услышал шаги. Два техника шли в его сторону, разговаривая.
  - ...и систему смазки небось опять забили, как всегда...
  - Молчи, лучше проверь, что по гидравлике...
  
  Тарас замер, прижавшись к стойке шасси. Техники прошли в паре метров от него, свет их фонарей скользнул по его спине, но не задержался. Они приняли его за тень или кучу мусора.
  
  Когда они ушли, Тарас закончил свою работу. Он отполз в самый тёмный угол ангара, за генераторную установку. Его задача была выполнена. Оставалось ждать.
  
  Он просидел там всю ночь и весь следующий день. Патрули обходили ангар, но не заглядывали так далеко. Наконец, вечером, пришла смена техников. Послышались команды, запустились вспомогательные двигатели вертолётов.
  
  Тарас, спрятавшись, наблюдал. Он видел, как один из "Аллигаторов" начал проверку систем. Лопасти медленно вращались. И вдруг... из-под фюзеляжа брызнула струя гидравлической жидкости. Ярко-красная, как кровь. Послышалась тревога. Техники засуетились.
  
  - Отказ гидравлики! Прекращаем проверку!
  
  Второй вертолёт даже не успели запустить. Его осмотрели и обнаружили такие же повреждения на многих магистралях.
  
  В ангаре поднялся переполох. Крики, ругань. Объявили тревогу. Кто-то саботировал технику!
  
  Тарас воспользовался суматохой. Он проскользнул к выходу из ангара и, пользуясь тенями, двинулся к периметру базы. Его миссия была выполнена. Два "Аллигатора" вышли из строя надолго.
  
  Он нашёл укрытие под штабелем старых покрышек на окраине лётного поля. Он был измотан, но доволен. Он снова ударил по врагу. Не в лоб, а по самому больному - по его крыльям.
  
  Лёжа под покрышками, он слышал, как над базой пролетел и улетел в сторону фронта третий вертолёт. Один. А не три.
  
  Он достал свою рацию. Нажал кнопку. Три щелчка. Пауза. Два. Сообщение: "Задание выполнено. Два "Аллигатора" обезврежены".
  
  Ответ пришёл почти сразу. Голос легионера, полный невероятного облегчения:
  - Слышал... Спасибо, брат. Ты только что спас десятки жизней там, на передовой.
  
  Тарас положил рацию. Он смотрел на звёзды через щели в штабеле покрышек. Он был далеко от дома. В самом сердце вражеской территории. Но он был не один. И он только что выиграл ещё один раунд в этой бесконечной войне. А впереди была ещё неделя саботажа на авиабазе. И он был готов к ней.
  
  20.
  
  Первые сутки после диверсии с вертолётами были самыми опасными. Авиабаза "Воронеж-Южный" превратилась в разворошённый муравейник. Патрули удвоились, были задействованы кинологические службы. Собаки, впрочем, оказались бесполезны - их сбивал с толку коктейль из запахов авиационного топлива, масел и сотен людей, а уникальный химический отпечаток Варануса был им незнаком.
  
  Тарас провёл эти сутки, не двигаясь, в своём укрытии под штабелем авиационных покрышек. Он был похож на камень, на часть ландшафта. Его метаболизм замедлился до минимума, дыхание стало почти незаметным. Он видел, как в двадцати метрах от него прошла ищейка, ведомая солдатом. Собака натянула поводок, заинтересовавшись штабелем, но потом потеряла интерес, уведя хозяина в другую сторону.
  
  К концу второго дня первоначальная паника сменилась напряжённым ритмом следствия. Было объявлено о диверсии. Под подозрением оказались все гражданские специалисты и младший технический персонал. Офицеры ходили с окаменевшими лицами. Агент Варанус почувствовал, что можно действовать. Его следующей целью была не техника, а система управления.
  
  Его новым укрытием стал бетонный коллектор для стока ливневых вод, проходивший под всей территорией базы. Это был настоящий подземный город с гулким эхом и капающей с потолка водой. Именно здесь, в сырости и мраке, он начал свою новую диверсионную кампанию - войну против связи.
  
  Он находил кабельные трассы, тянувшиеся по стенам коллектора. Это были магистрали связи, соединявшие командный пункт с радарами, ангарами и зенитными установками. Он не перегрызал их - это было бы сразу обнаружено. Он действовал тоньше. Его когти, острые как скальпели, сдирали с кабелей изоляцию на небольших участках, оголяя тонкие жилы. Он не замыкал их. Он просто оставлял их уязвимыми для сырости, которая медленно, но верно делала своё дело - вызывала коррозию и короткие замыкания.
  
  Начались странные сбои. На КП пропадала связь с дальним радаром. Зенитный комплекс на час становился "слепым". В ангаре с истребителями отключалось освещение. Техники списывали всё на "возраст инфраструктуры" и "помехи". Никому в голову не приходило, что по кабельным каналам ползает диверсант, методично подтачивая нервную систему базы.
  
  Одновременно Тарас вёл и психологическую войну. Он проникал в редко посещаемые технические помещения - вентиляционные камеры, подсобки, кладовые. Там он оставлял свои "визитные карточки". Не заметные глазу повреждения, а нечто иное. Однажды утром дежурный, открывая кладовку с запчастями, обнаружил, что все ящики аккуратно переставлены, а в центре чистого пола лежала крупная, бугристая чешуя, явно не принадлежавшая ни одному известному ему животному. Другой техник, заглянув в вентиляционную шахту, поклялся, что видел в глубине две светящиеся точки.
  
  Слухи поползли по базе. Сначала тихо, по углам. Потом громче. Говорили о "полтергейсте", о "домовом", о том, что базу населяет нечто. Реальная диверсия с вертолётами приобрела мистический ореол. Люди начинали нервничать. Патрульные оглядывались через плечо, техники не хотели оставаться в помещениях одни.
  
  Легионер, выходивший на связь краткими сеансами по ночам, передал ему: "Они в панике. Ищут диверсанта-невидимку. Ты делаешь больше, чем можно было надеяться".
  
  Но однажды ночью Тарас столкнулся с реальной опасностью лицом к лицу. Он пробирался по коллектору к новому участку кабельной трассы, когда его язык уловил знакомый, ненавистный запах. Запах группы "Ахмат". Тот самый химический коктейль дорогой экипировки и холодной охоты.
  
  Майор Воронин и его люди не сдались. Они проследили логистическую цепочку и вышли на авиабазу. Они знали, что имеют дело с тем же существом.
  
  Тарас замер, вжимаясь в сырую стену. В темноте туннеля, метров за сто, зажглись лучи фонарей с ИК-фильтрами. Он услышал их шаги и отрывистые команды, подаваемые шёпотом. Они шли по его следу. Они использовали портативные детекторы магнитных аномалий, пытаясь засечь его уникальное биополе.
  
  Он отступил. Быстро и бесшумно. Он знал этот лабиринт лучше них. Он завёл их в старый, полузатопленный дренажный отвод, который вёл в тупик. Пока они разбирались с этим, он сделал крюк и вышел в другом месте, к своей главной цели - зданию главного коммутационного узла.
  
  Проникнуть внутрь было невозможно. Но снаружи, у фундамента, он нашёл то, что искал. Аварийный отвод канализации, забитый мусором. И главный силовой кабель, питавший весь узел, проходивший прямо над этим отводом в стальной трубе.
  
  У Тараса не было взрывчатки. Но была ярость. И физическая сила, превосходящая человеческую.
  
  Он вцепился когтями в стальную трубу. Металл заскрипел. Он рванул её на себя, используя всё своё тело как рычаг. Сварные швы, проржавевшие за десятилетия, не выдержали. Труба лопнула с оглушительным грохотом, и из неё вырвался сноп искр. Кабель был повреждён.
  
  В здании узла погас свет. Сирены тревоги, которые должны были завыть, прохрипели и умолкли. Связь на всей базе встала. Полная тишина, нарушаемая лишь треском короткого замыкания и его собственным тяжёлым дыханием.
  
  Он знал, что ему пора. Его работа здесь была сделана. База была дезорганизована, напугана и частично ослеплена. Теперь ему нужно было бежать.
  
  Он помнил слова легионера о "окне". Оно должно было открыться сегодня ночью. Украинская разведка планировала артиллерийский налёт на дальние склады ГСМ базы. Это был его шанс.
  
  Он выбрался на поверхность и, пользуясь хаосом, вызванным отключением энергии, устремился к восточной окраине базы, где проходила линия высоковольтных передач. Под их прикрытием, как говорил легионер, его должен был ждать проход.
  
  Он бежал, пригнувшись, его тень скользила по земле. Прожекторы, оставшиеся без питания, безвольно смотрели в ночь. Патрули были дезориентированы.
  
  И вот он увидел его. Просеку в колючей проволоке. Временную, сделанную, судя по всему, кусачками. И за ней - тёмный лес.
  
  Он был в метре от свободы, когда позади раздался окрик. Часовой, не поддавшийся панике, заметил движение.
  
  Тарас рванул вперёд. Раздалась очередь из автомата. Пули взметали землю у его лап. Он уже был в просеке, уже почти в лесу.
  
  И тут лес перед ним вспыхнул от разрывов. Украинские снаряды, точно как и обещалось, начали рваться на складах ГСМ далеко позади него. Огненный шторм осветил всё вокруг. Часовой, испугавшись налёта, отступил к укрытию.
  
  Тарас нырнул в спасительную темноту леса. Он бежал, не оглядываясь, пока не рухнул от изнеможения в густом кустарнике. Он был свободен.
  
  Через несколько часов, уже на рассвете, он вышел к заброшенной ферме, где, по плану, его должен был ждать грузовик с довольствием для российских частей - его обратный билет в Суджу.
  
  Он заглянул в кузов. Пусто. Лишь на полу лежала записка. "Маршрут изменён. Иди на точку "Дельта". Координаты 54.781443, 39.415201. Удачи".
  
  Тарас скомкал записку. Он был один, в глубоком тылу, без транспорта. До Суджи - сотни километров. Он посмотрел на карту, загруженную в его сознание Высшими. Точка "Дельта" была отмечена. Это был старый сарай в чистом поле.
  
  Он вздохнул, выпуская клубы пара в морозный воздух. Рейд на авиабазу был завершён. Но путь домой только начинался. И он был долгим. Очень долгим. Но он был жив. И он сделал то, за чем его послали. Он был Агентом Варанусом. И он шёл домой.
  
  21.
  
  Рассвет над воронежскими полями был жидким и безрадостным. Свинцовое небо медленно светлело, окрашивая пожухлую траву и голые ветки кустов в цвет мокрого асфальта. Агент Варанус лежал в промёрзшей борозде, его тело одеревенело от холода и усталости. Каждая чешуйка, каждый мускул ныли. Он провёл всю ночь в движении, избегая дорог и населённых пунктов, и сейчас его силы были на исходе.
  
  Запахи здесь были другими. Не знакомой гарью и пылью Суджи, а чем-то более сельским, более спокойным - перепревшей листвой, влажной землёй, дымком из далёких труб. Но сквозь эту обманчивую идиллию пробивались иные, тревожные ноты - запах солярки от проехавшей ночью техники, едкий дух пластиковой взрывчатки и, самое главное, - запах людей. Много людей. Он был в глубоком тылу, и каждая встреча с человеком грозила смертью.
  
  Он дополз до небольшого перелеска и зарылся в кучу опавших листьев у подножия старой берёзы. Его камуфляж был идеален - бурая чешуя сливалась с пожухлой листвой. Он лежал неподвижно, стараясь дышать как можно реже, и его сознание, разрываемое усталостью, поплыло.
  
  Ему снился Бахмут. Не конкретный эпизод, а калейдоскоп образов: выжженная земля, лица солдат, искажённые болью и страхом, рёв вертолётов, которые он так недавно портил. Потом сны перешли в Суджу. Он видел капитана Коваля, который смотрел куда-то вдаль с обычной своей усталой гримасой. Видел миску с тушёнкой в подвале комендатуры. Видел того самого легионера - неясный силуэт в темноте, чей голос стал для него нитью, связывающей с человечеством.
  
  Его разбудил голод. Схваткообразный, животный голод, который заставил сжаться его желудок. Он пролежал в листьях весь день, экономя силы. Теперь нужно было искать пищу. И продолжать путь.
  
  Он выполз из своего укрытия с наступлением сумерек. Его рация, спрятанная под чешуёй на груди, молчала. Легионер предупредил - связь только в случае крайней необходимости. Его задача сейчас - быть тенью. Призраком, который должен пройти сотни километров по враждебной земле.
  
  Его первая цель - найти воду. Его язык, высунутый в холодный воздух, уловил слабый запах влаги. Он пополз на этот запах и вышел к небольшому ручью, скрытому в овраге. Вода была ледяной, но чистой. Он пил долго, зачёрпывая её пастью, чувствуя, как холод расползается по его телу, принося облегчение и новую дрожь.
  
  С едой было сложнее. Его человеческая половина с тоской вспоминала тушёнку, но здесь он мог рассчитывать только на то, что поймает. Его время реакции и сила были колоссальны. Проползая мимо куста, он заметил движение. Мышь. Небольшой серый комочек, занятый своими делами. Удар лапы был молниеносным. Когти впились в землю, придавив грызуна. Тарас съел его почти не жуя, чувствуя, как скудная энергия проникает в его тело. Это было мало, но лучше, чем ничего.
  
  Он двинулся дальше, на запад. Его внутренний компас, дар Высших, неумолимо показывал направление. Он избегал даже просёлочных дорог, пересекая поля и перелески. Его маршрут пролегал через глухие, заброшенные места, но даже здесь он натыкался на признаки войны. Однажды он наткнулся на тлеющие угли костра и пустые банки из-под консервов с российскими маркировками. Патруль. Недавний. Он залёг, вжимаясь в землю, и пролежал так час, пока его язык и слух не убедились, что опасность миновала.
  
  Ночь была его союзником. Темнота скрывала его, а его зрение, адаптированное к сумраку, позволяло видеть лучше любого человека. Но холод становился его врагом. Его рептильная природа делала его вялым, заставляла искать укрытия. Однажды он нашёл брошенную лисью нору. Она была тесной, но он с трудом втиснулся внутрь. Земляные стенки сохраняли остатки тепла. Он проспал там несколько часов, свернувшись клубком, его дыхание замедлилось, тело остыло, почти впав в оцепенение.
  
  Его снова разбудил голод. На этот раз удача ему улыбнулась. На опушке леса он нашёл тушу мёртвого зайца. Вероятно, его подстрелили и не нашли. Мясо было уже не первой свежести, но для его пищеварительной системы это не было проблемой. Он наелся впервые за несколько дней, разрывая тушу мощными челюстями и проглатывая большие куски. Эта пища дала ему силы на много часов пути.
  
  Путь его лежал через небольшую речку. Лёд у берегов был ещё тонким. Ему пришлось плыть. Ледяная вода обожгла его кожу, но его мощное тело справилось с течением. Выбравшись на противоположный берег, он долго лежал, дрожа всем телом, пока солнце не поднялось выше и не обогрело его чешую.
  
  На пятый день пути он столкнулся с самой серьёзной опасностью. Он переходил большое поле, когда его язык уловил запах, от которого похолодела кровь. Собаки. И не одна. Целая стая бродячих псов, голодных и агрессивных.
  
  Они вышли из лесополосы - пять крупных, тощих дворняг. Они увидели его и, почуяв необычную добычу, с лаем бросились в атаку.
  
  Тарас замер, оценивая ситуацию. Бежать - значит выдать себя и потратить драгоценные силы. Оставаться - вступить в бой.
  
  Первая собака прыгнула ему на спину, пытаясь вцепиться в шею. Её зубы скользнули по бронированной чешуе. Тарас резко дёрнулся, сбрасывая её. Вторая вцепилась ему в лапу. Боль пронзила его, острая и жгучая. Это был не укус, который мог бы пробить его кожу, но это было больно.
  
  Ярость, древняя и безжалостная, проснулась в нём. Он не был беззащитным ягнёнком. Он был комодским вараном. Хищником.
  
  Он развернулся с неожиданной скоростью. Его хвост, мощный, как дубина, со свистом ударил одну из собак, отшвырнув её в сторону с сокрушительным хрустом. Его пасть разинулась, и он вцепился в ближайшего пса, сжимая челюсти с силой гидравлического пресса. Кости хрустнули. Собака взвизгнула и обмякла.
  
  Остальные отступили, испуганные внезапной яростью и смертью товарища. Они зарычали, но уже не решались подойти. Тарас, тяжело дыша, с окровавленной пастью, сделал шаг вперёд. Этого было достаточно. Собаки, поджав хвосты, бросились бежать.
  
  Тарас стоял, прислушиваясь к отступающему лаю. Его лапа болела, по боку текла кровь из царапины. Он был жив. Он победил. Но этот бой стоил ему много сил. И что хуже всего - он привлёк внимание. Где-то вдали уже слышался шум мотора.
  
  Он бросился в ближайший лесной массив, не разбирая дороги, и залёг в густом подлеске. Через несколько минут по полю проехал УАЗ с военными. Они осмотрели место стычки, нашли мёртвую собаку. Их голоса доносились до Тараса отрывками.
  
  - ...видел кто-нибудь? Что это могло быть?
  - Волк, наверное. Крупный.
  - Волк так не охотится. Смотри - челюсти... почти откусила.
  
  Они уехали, так и не обнаружив его. Но Тарас понял, что теперь за ним идёт официальный розыск. Его описывали как "крупного хищника" или "неопознанное животное".
  
  Это означало, что нужно быть ещё осторожнее. Он изменил маршрут, уходя ещё глубже в леса. Он питался чем придётся - яйцами из гнёзд, лягушками из лесных луж, ещё одной случайной мышью. Его рана на боку затянулась, но хромота оставалась.
  
  Шли дни. Он пересёк несколько крупных автодорог, всегда под покровом ночи, всегда ползком. Он видел деревни, где в окнах горел свет, и чувствовал острое, почти физическое желание тепла и человеческого общества. Но он был монстром. Изгоем. И его общество было там, впереди, в разрушенном городе, который он научился называть домом.
  
  Однажды ночью, переходя через очередное поле, он увидел на горизонте знакомые очертания. Разрушенные многоэтажки, скелеты заводов. Суджа. Он был почти дома.
  
  Последние километры были самыми трудными. Прифронтовая зона была насыщена войсками, постами, датчиками. Он полз по-пластунски, используя каждую складку местности, каждую воронку. Его язык улавливал знакомые запахи - своих и чужих. Он был на своей территории.
  
  Он пересёк линию фронта по старому, забытому дренажному коллектору. И вот он снова был в "серой зоне" Суджи. Запахи были родными. Пыль, ржавчина, гарь и под всем этим - слабый, но устойчивый запах украинской тушёнки и людей из комендатуры.
  
  Он дополз до своего старого логова - подвала под баней. Всё было так, как он оставил. Даже миска, в которую ему когда-то ставили еду, стояла на месте, пустая и пыльная.
  
  Он рухнул на свой брезент, свернулся клубком и закрыл глаза. Он не спал. Он просто лежал, чувствуя, как дрожь усталости и напряжения медленно покидает его тело. Он был дома. Он преодолел сотни километров вражеской территории. Он был голоден, измотан, ранен, но он был жив.
  
  Достал рацию. Его коготь дрогнул над кнопкой. Он нажал её. Один раз. Короткий, ясный сигнал.
  
  Ответ пришёл почти мгновенно. Не щелчки. Голос легионера, сдавленный от эмоций:
  - Чёрт возьми... Ты живой. Добро пожаловать домой, брат.
  
  Тарас положил рацию. Он лежал в темноте и слушал знакомые звуки города - отдалённые взрывы, лай собак, скрип железа на ветру. Он снова был там, где должен был быть. Его долгий путь домой окончился. Но война - нет. И он был готов продолжать. Он был Агентом Варанусом. И он был дома.
  
  22.
  
  Покой длился недолго. Всего три дня. Три дня, чтобы зализать раны, накопить жир на истощённом теле и снова привыкнуть к ритму Суджи - к ночным обстрелам, к патрулям, к запаху своей комендатуры. Агент Варанус лежал в своём подвале, и его тело, словно машина, восстанавливалось с нечеловеческой эффективностью. Раны затянулись, хромота прошла, но внутри осталась новая, глубокая усталость. Усталость не физическая, а экзистенциальная. Он прошёл через столько, что границы между его прошлой человеческой жизнью, текущим существованием варана и миссией, данной Высшими, начали размываться.
  
  На четвёртый день его нашли. Не легионер. Не капитан Коваль. Его нашли Они.
  
  Это было не похоже на предыдущие контакты. Не было вспышки света, не было ощущения телепортации. Просто в один момент он лежал, греясь у своей печки-дырки, а в следующий - его сознание оказалось вырвано из тела и помещено в абсолютную пустоту. Не чёрную, не белую. Просто... ничто. И в этом ничто возник голос. Не звук, а чистая информация, вложенная прямо в его разум.
  
  "Агент Варанус. Задача: объект "Зенит-М". Крым. Мыс Херсонес. Нейтрализовать радар подсветки. Окно: шесть часов. Способ: не имеет значения. Результат: должен быть достигнут".
  
  И снова - трёхмерная карта. На этот раз - побережье Крыма. Мыс Херсонес. Маленький, но критически важный объект ПВО, прикрывавший подступы к Севастополю. Радар подсветки для зенитно-ракетного комплекса С-400. Он делал его "слепым" для некоторых типов целей.
  
  Задача была ясна. Но способ... "Не имеет значения". Это было ново. Раньше Высшие всегда диктовали тактику. Сейчас они давали ему карт-бланш. Доверие? Или отчаяние?
  
  Его "вернули" в тело. Он лежал на брезенте, и его сердце колотилось. Крым. Снова глубокий тыл. Но на этот раз - не авиабаза, не железная дорога. Берег. Открытое пространство. И всего шесть часов.
  
  Он посмотрел на рацию. Связываться с легионером? Бесполезно. Тот не мог помочь в Крыму. Это была миссия-смертник.
  
  И тогда Тарас понял, что Высшие изменили не только тактику. Они изменили и способ доставки. Он почувствовал лёгкое головокружение, и перед его глазами поплыли странные тени. Не белый свет, а словно сама реальность истончилась, и он увидел сквозь неё... другое место. Песок. Скалы. Запах моря.
  
  Это не была телепортация. Это было... наложение. Его физическое тело оставалось в подвале в Судже, но его сознание, его воля, его "сущность" проецировались в точку назначения. Он был и здесь, и там одновременно. Призраком. Сном.
  
  Он закрыл глаза в Судже и открыл их в Крыму.
  
  Он стоял на песчаном пляже. Вернее, не стоял - его проекция была нестабильной, колеблющейся. Он видел мир будто сквозь толстое, волнистое стекло. Звуки доносились приглушённо. Запахи - слабее. Но он был здесь. На мысе Херсонес.
  
  Ночь. Луна отражалась в чёрной воде. Впереди, на возвышении, он увидел знакомые очертания - антенны радара, вращающиеся медленно и методично. Рядом - несколько укрытий, технический блокпост. Запах морского воздуха смешивался с запахом дизельного генератора и окисленного металла.
  
  Он был призраком. Бестелесным. Безоружным. Как он мог нейтрализовать сложный электронный комплекс?
  
  Он заставил свою проекцию двигаться. Это было странное ощущение - он не шёл, а скорее плыл над землёй, его "тело" было лёгким, как дым. Он приблизился к объекту. Часовые на вышках. Патруль у забора. Всё как обычно.
  
  Он проскользнул через забор. Его проекция не встречала сопротивления. Он был невидимкой в самом буквальном смысле.
  
  Он подплыл к самому радару. Гул механизмов отдавался в его сознании глухим вибрацией. Его задача - остановить это. Но как? Он не мог коснуться ничего. Не мог повредить.
  
  Отчаяние начало подкрадываться к нему. Он был так близко, но беспомощен. Он смотрел на вращающуюся антенну, и его ярость, его frustration нарастали. Он сосредоточился на этом чувстве. На своей воле. Он мысленно представлял, как его когти разрывают металл, его челюсти дробят схемы.
  
  И тут произошло нечто. Мир вокруг него дрогнул. Края его проекции стали чёткими. Он почувствовал... сопротивление. Воздух стал густым, как вода. Он сделал мысленное усилие, пытаясь "толкнуть" антенну.
  
  Ничего не произошло. Он был слишком слаб.
  
  Но он заметил кое-что. Рядом с радаром стоял тот самый дизельный генератор, питавший его. И к генератору тянулись толстые кабели. И один из них... был старым, изношенным. Изоляция потрескалась.
  
  Идея, безумная и гениальная, родилась в его сознании. Он не мог сломать радар. Но он мог заставить его сломать себя самого.
  
  Он сосредоточил всю свою волю, всю свою ярость, всю свою боль и усталость от этой бесконечной войны на одном-единственном действии. Он мысленно представил, как хватает этот старый кабель и с силой дёргает его, обнажая жилы.
  
  В реальном мире ничего не двигалось. Но в мире квантовых вероятностей, в том слое реальности, где действовала воля Высших и его собственная проекция, произошёл крошечный, но критический сдвиг.
  
  Напряжение, проходившее по кабелю, было огромным. Старая, потрескавшаяся изоляция и так была на грани. Этого крошечного, направленного мысленного усилия хватило.
  
  Раздался громкий хлопок. Из кабеля вырвался сноп искр. Генератор захлебнулся и заглох. Радар, вращавшийся антенной, замер. Свет на объекте погас. Послышались крики, забегали люди с фонарями.
  
  Тарас стоял - или парил - и смотрел на это. Он сделал это. Не физической силой, а силой воли. Он был не просто солдатом или диверсантом. Он был... чем-то большим.
  
  Но цена была высока. Он почувствовал, как его проекция тает, как связь с телом в Судже становится тоньше. Он потратил слишком много энергии.
  
  Он увидел, как к месту аварии подъехал офицер. Тот смотрел на дымящийся кабель и разводил руками. Это выглядело как обычная техническая неисправность. Диверсии никто не заподозрит.
  
  Миссия была выполнена.
  
  Он закрыл глаза в Крыму и открыл их в Судже. Он лежал на брезенте, и его тело била мелкая дрожь, как после удара током. Он чувствовал себя опустошённым, выжатым. Голова раскалывалась.
  
  Но он был жив. И он добился невозможного.
  
  Он посмотрел на свои лапы. Обычные лапы варана. Но теперь он знал, что они - не единственный его инструмент. У него была воля. И Высшие научили его ею пользоваться.
  
  Он дополз до своей рации. Его коготь дрожал, когда он нажимал кнопку. Три щелчка. Пауза. Два. Сообщение: "Задание выполнено. Объект "Зенит-М" нейтрализован".
  
  Ответ пришёл не сразу. Минуту. Две. Потом голос легионера, но на этот раз не шёпотом, а громко, с неподдельным изумлением:
  - Ты... Ты как? Я только что получил сводку. У них в Крыму, на Херсонесе, внезапный сбой радара. Техническая неисправность. Они слепы на несколько часов. Это... это ты?
  
  Тарас нажал кнопку. Один раз. "Да".
  
  На том конце провода воцарилась тишина, полная такого потрясения, что его можно было почти потрогать.
  - Чёрт... - наконец выдохнул легионер. - Они... они там в панике. Ты был в Крыму? Как?
  
  Тарас не ответил. Он не мог объяснить. Да и не хотел. Он положил рацию и лёг на спину, глядя в тёмный потолок подвала.
  
  Он был больше, чем оружие. Больше, чем солдат. Он был проекцией. Воплощённой волей. И Высшие только что показали ему его истинный потенциал.
  
  Это было одновременно и потрясающе, и ужасающе. Теперь он понимал, почему они выбрали его. Не только из-за его солдатских навыков. А из-за его воли. Воли, которая не сломалась даже после смерти. Воли, которая могла существовать даже в теле варана.
  
  Он прикрыл глаза. Дрожь понемногу прошла, сменившись глубокой, всепоглощающей усталостью. Он снова был в Судже. Крымский транзит окончился. Но он знал, что это был лишь первый опыт. Теперь его миссии могут быть... глобальными. Он мог быть везде. И это меняло всё.
  
  Война продолжалась. Но правила изменились. И он был тем, кто эти правила диктовал. Агент Варанус. Не просто варан. Не просто солдат. Призрак. Проекция. Орудие воли, способное ударить в любую точку мира. И он только начинал осознавать свою силу.
  
  23.
  
  Возвращение из Крыма оставило в Агенте Варанусе странное послевкусие - смесь истощения и странной, тревожной уверенности. Он провёл несколько дней, отлеживаясь в своём подвале, восстанавливая силы после ментального усилия, которое было страшнее любого физического напряжения. Его тело было целым, но сознание чувствовало себя так, будто его растянули на дыбе. Он мог закрыть глаза и до сих пор видеть те самые искры от короткого замыкания в Крыму, но теперь он понимал, что это были не просто воспоминания - это было доказательство концепции. Доказательство того, что воля может менять реальность.
  
  Именно в этом состоянии полу-восстановления, когда границы между сном и явью ещё были размыты, Высшие снова вошли с ним в контакт. На этот раз - более традиционно, через знакомую вибрацию в пространстве и мысленный приказ, чёткий и не терпящий возражений.
  
  "Агент Варанус. Задача: пропагандист. Виктор Лебедев. Координаты: Суджа, гостиница "Дружба". Нейтрализовать и доставить. Способ: физический захват. Репетиция".
  
  Слово "репетиция" отозвалось в нём особенно громко. Он понял. Это была генеральная проба перед главной целью - раскрученным СМИ пропагандистом Арчи Салаудиновым. Лебедев был меньшей фигурой, но его похищение должно было отработать все этапы: разведку, захват, транспортировку.
  
  Тарас поднялся с брезента. Его тело всё ещё было немного одеревеневшим, но разум работал с холодной ясностью. Он достал рацию. Ему нужна была информация. Нажал кнопку. Три щелчка. Пауза. Два. Вопрос: "Инфо о цели?"
  
  Ответ от легионера пришёл почти мгновенно, голосом, что было теперь редкостью.
  - Лебедев. Тележурналист с федерального канала. Приехал вчера. Снимает сюжет о "героических защитниках Суджи". Остановился в "Дружбе". Охрана - двое, бывший СОБР, вооружены. Номера 205 и 206. Сам в 207. Расписание: утром - съёмки на позициях, вечером - монтаж в номере. Ночью не выходит.
  
  Тарас нажал кнопку. Один раз. "Понял".
  
  Он выполз из подвала и направился к гостинице "Дружба". Тому самому месту, где когда-то Арчи Салаудинов пытался снять свой пропагандистский ролик. Здание стояло всё таким же обшарпанным, с выбитыми стёклами и фасадом, испещрённым осколками и пулями. Но теперь здесь кипела жизнь - российская.
  
  Он устроил наблюдательный пункт в полуразрушенном доме напротив. Его позиция давала ему вид на главный вход и часть коридора второго этажа через разбитое окно. Он пролежал там весь день, наблюдая.
  
  Утром он увидел самого Лебедева. Тот вышел из гостиницы - невысокий, полноватый мужчина в дорогом, но нелепом в условиях фронта камуфляже. Его лицо было привычно-надменным, каким бывает у столичных журналистов, приехавших в "экзотическое" место. Его сопровождали два охранника - крепкие, подтянутые мужчины с профессиональными взглядами и автоматами на груди. Они сели в бронированный внедорожник и уехали.
  
  Тарас оставался на месте. Он изучал ритм жизни гостиницы. Патрули, смены охраны на входе, график подачи электричества от генератора. Он заметил, что в 18:00 генератор включали, и свет в гостинице горел до 23:00. После чего наступала почти полная темнота, нарушаемая лишь редкими фонарями патрулей.
  
  Его план начал обретать форму. Он не мог атаковать при свете. Ночь была его союзником. Но ему нужно было проникнуть внутрь, обойти охрану на этаже и вынести человека, не поднимая тревоги. Прямой штурм был исключён.
  
  Вечером, когда группа Лебедева вернулась, Тарас увидел свою цель снова. Лебедев выглядел уставшим и раздражённым. Он что-то кричал на одного из охранников, размахивая руками. Потом все трое поднялись на второй этаж.
  
  Тарас ждал до глубокой ночи. Когда свет в гостинице погас, он приступил к действию. Его первым шагом была разведка с помощью нового умения. Он закрыл глаза и попытался проецировать своё сознание. На этот раз - не за сотни километров, а всего лишь через улицу.
  
  Это оказалось проще. Эффект был похож на выход из тела. Он парил в воздухе, невидимый и бесшумный. Его "взгляд" проник сквозь стену гостиницы. Он плыл по тёмному коридору второго этажа. Он видел спящего солдата на стуле у лестницы. Видел дверь номера 207. И видел - благодаря своей способности воспринимать тепловые сигнатуры - три фигуры за дверью. Две - крупные, скорее всего охранники, спали на кроватях. Одна - меньшего размера, ворочалась на кровати в соседней комнате. Лебедев.
  
  Он также увидел то, что могло стать проблемой. На двери номера 207 была установлена простейшая сигнализация - магнитный датчик, который сработает при открытии.
  
  Тарас вернулся в своё тело. Головная боль тут же накатила волной, но была терпимой. Теперь он знал расположение цели и угрозы.
  
  Его план был простым, как и всё гениальное. Ему нужно было выманить Лебедева из номера. Но как?
  
  Он спустился в подвал своего наблюдательного пункта и нашёл то, что искал - старую, ржавую велосипедную цепь. Затем он прокрался к заднему фасаду гостиницы, где находились мусорные контейнеры. Используя свои когти, он вскарабкался по стене водостока на второй этаж. Его движения были бесшумными, тенью скользящими по кирпичной кладке.
  
  Он оказался у окна номера 207. Оно было закрыто, но не на замок. Изнутри доносился храп. Тарас аккуратно, миллиметр за миллиметром, приоткрыл окно. Никакой сигнализации на нём не было. Он просунул внутрь велосипедную цепь и бросил её на пол в коридоре, ведущем из гостиной, где спали охранники, в спальню Лебедева.
  
  Цепь с грохотом упала на паркет.
  
  Эффект был мгновенным. Послышались испуганные возгласы, ругань. Включился свет. Охранники, схватив оружие, бросились проверять коридор. Лебедев, разбуженный шумом, вышел из своей комнаты в гостиную.
  
  - Что случилось? - спросил он испуганно.
  
  - Ничего, вероятно, что-то упало, - ответил один из охранников, поднимая цепь и с недоумением разглядывая её.
  
  В этот момент Тарас, всё ещё вися на стене с внешней стороны, использовал свою проекцию. Краткий, но мощный ментальный импульс. Он не мог заставить их что-то сделать, но он мог усилить уже существующее чувство. Страх.
  
  Оба охранника и Лебедев одновременно почувствовали ледяной ужас, беспричинный, всепоглощающий. Им показалось, что из тёмного коридора на них смотрит что-то огромное и враждебное.
  
  - Проверь там! - сдавленно сказал один из охранников, отступая назад.
  
  Второй, побледнев, сделал несколько шагов вперёд и выглянул в коридор. Конечно, там никого не было.
  
  - Никого, - сказал он, но его голос дрожал.
  
  - Я... я не могу здесь оставаться, - прошептал Лебедев. - Мне нужно... на воздух. Всего на минуту.
  
  Это был его шанс. Охранники, всё ещё находящиеся под воздействием иррационального страха, не стали возражать. Один из них кивнул.
  - Хорошо, но только на балкон. И ненадолго.
  
  Лебедев, дрожа, вышел на небольшой балкончик номера 207. Он стоял, опёршись на перила, и глубоко дышал, пытаясь успокоиться.
  
  Он не увидел тень, которая отделилась от стены и оказалась с ним на балконе. Он лишь почувствовал сзади чьё-то присутствие и обернулся.
  
  Последнее, что он увидел, - это два чёрных, бездонных глаза и раскрытую пасть, усеянную мелкими, острыми зубами. Он не успел закричать. Мощная лапа с силой прижала его к полу балкона, а другая накрыла его лицо, блокируя любой звук. Тарас не стал его усыплять или травмировать. Он просто держал его, пока шок и страх не сделали своё дело - Лебедев потерял сознание.
  
  Тарас быстро и эффективно связал его своим же ремнём и заклеил рот скотчем, который нашёл в кармане журналиста. Затем он перекинул его через плечо, как мешок с мукой, и тем же путём - по водостоку - спустился вниз.
  
  Он нёсся через тёмные улицы Суджи, прижимая свою ношу к телу. Лебедев был не тяжёлым, но неудобным. Тарас двигался по знакомым маршрутам, избегая патрулей. Он чувствовал, как его силы снова на исходе. Проекция и физическое напряжение истощили его.
  
  Наконец, он достиг заднего входа комендатуры ВСУ. Он положил Лебедева на землю, у самой двери. Достал из кармана журналиста его же блокнот и, держа карандаш в зубах, с трудом вывел одно слово: "ПОДАРОК".
  
  Он постучал когтем по железной двери - три раза, громко и отчётливо - и скрылся в темноте, как раз перед тем, как дверь распахнулась и дежурный, освещая фонариком пространство, увидел связанную фигуру и записку.
  
  Агент Варанус вернулся в свой подвал и рухнул на брезент. Он лежал, тяжело дыша, его тело протестовало против каждого движения. Но в его сознании, несмотря на усталость, была странная ясность.
  
  Он сделал это. Он провёл сложную операцию по похищению. Он использовал и физическую силу, и ментальное воздействие. Он был диверсантом, охотником и призраком в одном лице.
  
  Он посмотрел на свои лапы. Они дрожали от усталости. Но он знал, что теперь он готов. Готов к главной цели. К Арчи Салаудинову. Эта "репетиция" показала ему его сильные и слабые стороны. И он был уверен, что в следующий раз всё пройдёт ещё лучше.
  
  Он закрыл глаза, и на этот раз сон пришёл сразу - глубокий и без сновидений. Он заслужил отдых. Новая фаза его войны началась. Фаза охоты на людей. И он был готов к этой роли.
  
  24.
  
  Три дня после похищения Лебедева в Судже царила неестественная тишина. Не та тишина, что наступает между обстрелами, а тяжелая, гнетущая, наполненная невысказанной яростью. Российское командование понимало - в городе действует не просто диверсант, а нечто, способное похищать людей прямо из-под носа охраны. Ответ был стремительным и беспощадным.
  
  В "серую зону" вошли дополнительные подразделения. Не элитного спецназа, а обычной мотопехоты, но в больших количествах. Они не искали скрытно. Они прочесывали. Методично, дом за домом, подвал за подвалом, выставляя кордоны и используя новое, страшное для Тараса оружие - собак. Не одну-двух, а целые кинологические расчеты. Немецкие овчарки, бельгийские малинуа, их лай и рычание наполнили развалины, превратив их из убежища в гигантскую ловушку.
  
  Агент Варанус лежал на своем старом месте на чердаке комендатуры. Он вернулся сюда, почувствовав, что его подвал в бане стал слишком опасным. Здесь, среди знакомых запахов своих, он чувствовал относительную безопасность. Но даже сквозь стены доносился лай, и его язык безостановочно улавливал запах собачьей слюны, пота кинологов и того особого, охотничьего азарта, что витал в воздухе.
  
  Он был измотан. Похищение Лебедева и ментальное усилие в Крыму истощили его. Его тело, обычно полное скрытой энергии, сейчас напоминало разряженную батарею. Он нуждался в покое, в днях, а может и неделях, бездействия. Но война не ждала.
  
  Легионер вышел на связь ночью. Его голос был срочным, предупреждающим.
  - Внимание. Они идут прочесом. Целая рота. С собаками. Они проверят и этот район. Тебе нужно уходить. Сейчас.
  
  Тарас нажал кнопку. Один раз. "Куда?"
  
  - На восток. К старому элеватору. Там есть подземные пустоты. Они их уже проверяли. Считают чистыми.
  
  Тарас не ответил. Он не хотел двигаться. Каждая клетка его тела кричала об отдыхе. Но разум, острый и опытный, знал - легионер прав.
  
  С трудом поднявшись, он бесшумно сполз с чердака и выбрался из комендатуры через аварийный выход в котельной. Ночь была холодной и безлунной. Идеальной для скрытного перемещения. Но не для него. Не сейчас.
  
  Он пополз в сторону элеватора, находящегося в паре километров к востоку. Его движения были медленными, не такими бесшумными, как обычно. Он спотыкался о невидимые в темноте камни, его хвост волочился, издавая шорох.
  
  Он преодолел около километра, когда его язык уловил то, от чего похолодела кровь. Запах собачьей стаи. И он был не впереди, а сбоку, и быстро приближался. Патруль. И они шли на пересечение его курса.
  
  Тарас замер, прижавшись к основанию разбитой стены. Он пытался слиться с тенью, замедлить дыхание. Но он был слишком велик, а его камуфляж не был идеален в открытом поле.
  
  Собаки почуяли его метров за сто. Их лак из спокойного стал взволнованным, цепким. Кинологи что-то крикнули, и патруль изменил направление, двигаясь прямо на него.
  
  Тарас рванул с места. Он бежал, не разбирая дороги, через поле, заросшее бурьяном. Его усталость мгновенно испарилась, сожженная адреналином. Сзади неслись радостные, охотничьи взбрехи. Зажигательные ракеты осветили местность, и он увидел свои тени - длинную, уродливую, бегущую по полю.
  
  Пули начали свистеть вокруг. Сначала одиночные, потом очередь. Охранники патруля, увидев крупную движущуюся цель, открыли огонь.
  
  Тарас бежал зигзагами, но его тело было слишком большим, а поле - слишком открытым. Он чувствовал, как что-то горячее и острое впивается ему в бедро, чуть выше задней лапы. Боль была ослепительной, белой и жгучей. Он не упал, но его бег превратился в хромую, неуклюжую скачку.
  
  Он добежал до опушки небольшого перелеска и нырнул в кусты. Собаки были уже совсем близко. Он слышал их тяжелое дыхание, визгливые команды кинологов.
  
  Это был конец. Открытый бой с десятком солдат и стаей собак в его состоянии был самоубийством. Он повернулся, готовясь продать свою жизнь дорого, его пасть раскрылась в беззвучном рыке, полном ярости и отчаяния.
  
  И в этот момент из глубины леса раздался выстрел. Не громкий, с глушителем. Один из кинологов, бежавший впереди, грузно упал. Еще один выстрел - и вторая собака взвизгнула и забилась на земле.
  
  Патруль залег, огонь прекратился. Кто-то кричал: "Снайпер! В лесу!"
  
  Тарас не стал ждать. Он развернулся и, хромая, бросился глубже в лес. Он бежал, не оглядываясь, сквозь колючие ветки, которые хлестали его по морде. Боль в бедре была невыносимой, каждый шаг отзывался прострелом по всему телу. Он слышал за своей спиной перестрелку - короткие, точные выстрелы с глушителем против беспорядочной очереди автоматов.
  
  Он бежал, пока ноги не подкосились окончательно. Он рухнул в небольшой овражек, заваленный прошлогодней листвой. Он лежал, тяжело дыша, и слушал. Перестрелка стихла. Были слышны лишь отдаленные крики и лай собак, но они не приближались.
  
  Кто-то подходил к оврагу. Тяжелые, но осторожные шаги. Тарас замер, готовясь к последней атаке.
  
  Из темноты вышел человек. Он был в российском камуфляже, но без опознавательных знаков. В руках он держал снайперскую винтовку с глушителем. Его лицо было скрыто балаклавой, но Тарас узнал его по запаху. Легионер.
  
  Тот опустился на колени рядом с ним, убрав винтовку за спину.
  - Глупый ящер, - прошептал он, и в его голосе не было упрека, только усталая тревога. - Я же сказал - к элеватору. А ты побежал через поле.
  
  Тарас не мог ответить. Он только смотрел на него своими черными глазами, полными боли и вопроса.
  
  Легионер достал из рюкзака аптечку. Он действовал быстро и профессионально.
  - Пуля прошла навылет, кажется. Но потеря крови большая. Двигаться ты не сможешь.
  
  Он очистил рану, обработал антисептиком, который заставил Тараса дернуться от жгучей боли, и наложил давящую повязку. Его руки были уверенными, но Тарас чувствовал их легкую дрожь.
  
  - Они сейчас перегруппируются и начнут прочес леса, - сказал легионер, заканчивая перевязку. - Тебе нужно уходить. Но ты не можешь. - Он помолчал, глядя на огромное, искалеченное тело. - Блин... Что же мне с тобой делать?"
  
  Тарас понимал. Легионер только что стрелял в своих. Ради него. Он пересек черту, из-за которой нет возврата. Если его поймают, его ждет не плен, а расстрел.
  
  Легионер вдруг поднял голову, прислушиваясь. Лай снова приближался, теперь уже с двух сторон. Их окружали.
  - Слушай, - он наклонился к самой морде Тараса, его голос стал жестким и быстрым. - Я отвлеку их. Уведу. А ты... ты должен доползти до элеватора. Понял? Доползти. Используй овраг. Он выведет тебя к железной дороге, а там рукой подать.
  
  Тарас попытался было встать, но боль швырнула его обратно. Он издал тихий, хриплый звук.
  
  - Нет времени! - Легионер уже вставал. - Выживи, черт возьми. Ты нужен... всем нам.
  
  Он посмотрел на Тараса в последний раз, и в его глазах, видимых через прорезь в балаклаве, было что-то сложное - и страх, и решимость, и что-то еще, что Тарас не мог понять. Затем он развернулся и побежал, но не вглубь леса, а навстречу лаю. Через несколько секунд раздалась короткая очередь, а затем - одинокий выстрел с глушителем.
  
  Тарас лежал и слушал. Лай и крики уходили в другую сторону, следуя за приманкой. Легионер вел их от него.
  
  Он остался один. Истекающий кровью, беспомощный, в глубине вражеской территории. Цена помощи оказалась непомерно высокой. Один человек пожертвовал всем - своей безопасностью, своей жизнью, возможно, - чтобы дать ему шанс.
  
  Он не помнил, как полз. Это был кошмар из боли и тьмы. Он цеплялся когтями за землю, подтягивая свое неподъемное тело по оврагу. Каждый сантиметр давался ценой невероятных усилий. Он терял сознание и приходил в себя, и снова полз. Мысли были обрывками. Лицо легионера. Глаза. Слово "выживи".
  
  Он выполз к железной дороге. Рассвет уже занимался, окрашивая небо в грязно-серые тона. До элеватора было еще несколько сотен метров открытого пространства. Он знал, что не пройдет их незамеченным.
  
  Собрав последние силы, он переполз через пути и скатился в противоположную канаву. И пополз. Медленно, мучительно медленно. Он видел, как на дороге появилась техника, как сновали солдаты. Но его не заметили. Он был просто окровавленным комком в канаве.
  
  Он дополз до основания элеватора. Нашел лаз в подвал, тот самый, о котором говорил легионер. Проскользнул внутрь и рухнул на цементный пол в полной темноте.
  
  Он лежал без движения, прислушиваясь к стуку собственного сердца. Оно билось медленно, неровно. Он был жив. Но впервые за всю свою вторую жизнь он чувствовал себя не охотником, не орудием, а раненным зверем, спрятавшимся в норе.
  
  Он думал о легионере. Что с ним? Жив ли? Пойман? Он не знал. И это незнание было хуже боли.
  
  Он закрыл глаза. Он выжил. Но победа не чувствовалась победой. Это была пиррова победа, купленная ценой чужой, возможно, отданной за него жизни. Он понял, что эта война - не просто столкновение армий. Это паутина личных трагедий, выборов и жертв. И он, Агент Варанус, стал частью этой паутины. И долг, который у него теперь был, был не перед Высшими Неизвестными, а перед тем человеком в балаклаве, который сказал ему: "Выживи". И он будет жить. Чтобы помнить. И чтобы когда-нибудь, возможно, вернуть этот долг.
  
  25.
  
  Первый день в подвале элеватора был похож на медленное угасание. Агент Варанус лежал на холодном цементном полу, и всё его существо было сведено к одной точке - ране на бедре. Она горела огнём, который, казалось, пожирал его изнутри. Боль была живой, пульсирующей субстанцией, заполнявшей всё его сознание. Он терял кровь. Липкая, тёмная лужа медленно растекалась вокруг него, и её металлический запах смешивался с запахами плесени, старого зерна и крысиного помёта.
  
  Он не двигался. Не мог. Каждое малейшее сокращение мышц отзывалось в ране новым выбросом агонии. Его дыхание было поверхностным и частым. Его язык, обычно постоянно сканирующий пространство, беспомощно лежал на полу. Мир сузился до этого подвала, до боли и до памяти.
  
  Памяти о легионере.
  
  Он снова и снова прокручивал в голове тот момент. Бегство через поле. Ослепительную боль от пули. И потом - человека в балаклаве, который вышел из темноты, чтобы принять его бой на себя. Он видел его глаза. Не страх в них был, а решимость. И что-то ещё... принятие. Как будто этот человек знал, что это может быть его последний поступок, и был с ним согласен.
  
  "Зачем?.." - это был единственный вопрос, который крутился в его воспалённом сознании. "Зачем он это сделал? Для меня? Я... я не человек. Я монстр. Орудие".
  
  Он думал о Высших Неизвестных. Они дали ему миссию, силу, даже новое тело. Но они не дали ему этого - этой безумной, иррациональной готовности пожертвовать собой ради другого. Это исходило не от них. Это исходило от человека.
  
  На вторые сутки боль немного притупилась, сменившись леденящей слабостью. Жажда стала следующим мучением. Его пасть пересохла, язык распух. Он с трудом приподнял голову и огляделся. В углу подвала валялась ржавая банка из-под консервов, наполовину заполненная дождевой водой, просочившейся через трещину в потолке. До неё было метров пять.
  
  Пять метров, которые казались километром.
  
  Он пополз. Это было подобно пытке. Каждое движение отзывалось в бедре резкой, рвущей болью. Он издавал тихие, хриплые звуки, которые эхом отдавались в пустом подвале. Цементный пол был холодным и шершавым, он царапал его чешую. Он полз, оставляя за собой кровавый след, как улитка свой серебристый путь.
  
  Он дополз до банки и с трудом погрузил морду в прохладную, затхлую воду. Он пил долго, жадно, чувствуя, как влага оживляет его пересохшее тело. Это дало ему немного сил. Он отполз обратно в свой угол и снова рухнул, теперь уже просто глядя в темноту.
  
  Он начал слышать звуки. Не только снаружи - шаги патрулей, отдалённые взрывы. Он начал слышать сам подвал. Скрип металлических балок над головой. Шуршание крыс в дальнем углу. Капли воды, падающие с потолка. Его слух, обострённый слабостью, улавливал каждый шорох.
  
  И он ждал. Ждал любого звука, который мог бы означать, что легионер жив. Шаги на лестнице. Стук в дверь. Тихий щелчок рации. Но ничего не было. Только тишина и его собственное тяжёлое дыхание.
  
  На третью ночь его рана воспалилась. Боль вернулась, но теперь это была другая боль - глухая, распирающая, горячая. Его тело горело. Лихорадка охватила его. В бреду ему мерещились образы. Он снова был в донецком аэропорту, снова видел лица своих товарищей по "Азову". Он видел Высших Неизвестных - неясные тени в сиянии. И он видел легионера. То того, как он падал, сражённый пулей. То того, как он смотрел на него своими спокойными глазами.
  
  "Выживи..."
  
  Это слово стало навязчивой идеей. Мантрой. Он цеплялся за него, как утопающий за соломинку.
  
  Утром четвёртого дня он услышал шаги. Не грубые, тяжёлые шаги солдат. Осторожные, крадущиеся. Они приближались к подвалу.
  
  Тарас замер. Его сердце заколотилось, снова выбросив в кровь адреналин. Это мог быть кто угодно. Патруль, который наконец-то нашёл его. Или... Он не смел надеяться.
  
  Дверь в подвал скрипнула. Луч фонаря, приглушённого тканью, скользнул по цементному полу, выхватывая из тьмы кровавый след, ведущий к его углу.
  
  Тарас напрягся, готовясь к последнему отчаянному броску.
  
  - Тихо... это я... - прошептал знакомый голос. Он был хриплым, полным усталости и боли.
  
  Из темноты возникла фигура. Легионер. Он был без балаклавы. Его лицо, которое Тарас увидел впервые, было молодым, лет двадцати пяти, с резкими, угловатыми чертами и тёмными глазами, в которых стояла такая же усталость, как и у него самого. Он хромал, опираясь на импровизированный костыль - толстую ветку. Его камуфляж был в грязи, а на плече краснело тёмное пятно - своя, свежая рана.
  
  Он подошёл и опустился на колени рядом с Тарасом, поставив между ними фонарь.
  - Чёрт, ящер... - он выдохнул, глядя на его рану. - Я думал, ты уже... - он не договорил, просто покачал головой.
  
  Тарас смотрел на него. На его лицо. На живого, настоящего человека, который вернулся. Что-то внутри него, каменное и холодное, что формировалось месяцами одиночества и войны, дрогнуло и дало трещину.
  
  Легионер снял свой рюкзак и снова достал аптечку.
  - Пуля зацепила меня по касательной, - бормотал он, готовя бинты и антисептик. - Пришлось отлёживаться. Они всё ещё ищут. Но прочесали уже дальше. Думаю, про нас тут на пару дней забыли.
  
  Он принялся за перевязку. Его движения были такими же уверенными, как и в прошлый раз, но теперь Тарас видел, как они даются ему дорого. Он сам был ранен, но всё равно пришёл.
  
  Когда он сменил повязку, пропитанную кровью и гноем, на свежую, он достал из рюкзака пластиковую бутылку с чистой водой и ещё одну банку тушёнки.
  - Держи, - он открыл банку и поставил её перед Тарасом. - Ешь. Тебе нужны силы.
  
  Тарас медленно, с трудом, стал есть. Его челюсти работали вяло. Легионер сидел рядом, прислонившись к стене, и пил воду из бутылки. Он смотрел в пустоту.
  
  - Меня зовут Алексей, - тихо сказал он, как будто признаваясь в чём-то. - Алексей Шумилов. Из Ростова. - Он горько усмехнулся. - Раньше был программистом. А теперь... вот.
  
  Тарас перестал есть. Он смотрел на Алексея. Это было имя. Личность. Не просто "легионер", не "союзник". Человек.
  
  - Я знаю, что ты не можешь говорить, - продолжал Алексей. - Но... я думаю, ты понимаешь. Они... твои хозяева... они используют тебя. Как и нас всех используют. Но я... я делаю свой выбор. Я воюю не за какую-то идею. Я воюю против того, что считаю злом. И ты... ты стал частью этой войны. Не так, как они хотели. Ты стал... человеком. Почти.
  
  Он помолчал, глядя на пламя фонаря.
  - Я не мог оставить тебя. Потому что если мы, люди, забудем о сострадании, даже к... не-людям... то тогда мы действительно проиграем. Проиграем всё.
  
  Тарас лежал и слушал. Эти слова падали в тишину его сознания, как камни в чёрное озеро, вызывая круги на воде. Он был "почти человеком". Для этого человека. Для Алексея.
  
  Он медленно, очень медленно, протянул свою переднюю лапу и положил её на руку Алексея. Это был жест. Жест благодарности. Жест признания.
  
  Алексей вздрогнул от неожиданности, потом улыбнулся. Его улыбка была усталой, но настоящей.
  - Вот видишь, - прошептал он. - Мы с тобой одной крови. Ты и я.
  
  Они просидели так несколько часов. Алексей, истощённый своей раной, задремал, прислонившись к стене. Тарас лежал и смотрел на него. Боль в бедре никуда не делась, слабость оставалась. Но внутри него что-то изменилось. Он больше не был просто орудием. Он был кем-то, за кого готов был умереть другой человек. И это давало ему силу, более мощную, чем любая миссия от Высших.
  
  Он посмотрел на свою рацию, лежавшую рядом. Он не стал её включать. Не сейчас. Сейчас этот момент, эта хрупкая тишина в подвале, заполненная доверием двух раненых солдат с разных сторон войны, была важнее любого донесения.
  
  Он закрыл глаза. Впервые за долгое время он не думал о следующей задаче. Он думал о том, что ему нужно выжить. Не для Высших. Не для Украины. А для того, чтобы этот человек, Алексей Шумилов из Ростова, не рисковал напрасно. Чтобы его жертва имела смысл.
  
  Он снова открыл глаза и посмотрел на спящего Алексея. Они оба были ранены. Они оба были в ловушке. Но теперь они были вместе. И пока они были вместе, у них был шанс. И Тарас, Агент Варанус, бывший Тарас Вернидуб, был полон решимости этот шанс использовать. Не как орудие, а как союзник. Как друг.
  
  26.
  
  Следующие две недели в подвале элеватора стали странным подобием мирной жизни, вкрапленной в ад войны. Дни текли медленно, измеряемые сменой света в щелях потолка и редкими визитами Алексея. Он приходил через день, принося воду, еду и, что было важнее всего, информацию и человеческое присутствие.
  
  Рана Тараса затягивалась с нечеловеческой скоростью. Его организм, созданный Высшими, работал на пределе своих возможностей. Воспаление спало, боль превратилась в глухую ломоту, а затем и вовсе отступила, оставив после себя лишь розовый, свежий шрам и слегка изменившуюся походку. Алексей, со своей стороны, тоже поправлялся, хотя его рана заживала медленнее, по-человечески.
  
  Их странное сосуществование породило ритуалы. Алексей, придя, первым делом проверял перевязку, хотя в ней уже не было необходимости. Потом они "ужинали" - Алексей ел свой паёк, а Тарас - свой, обычно сырое мясо или тушёнку. Затем наступало время "разговоров". Алексей говорил. О своей прошлой жизни в Ростове, о работе, о семье, которую он не видел больше года. Он говорил о том, что заставило его взять в руки оружие против своих. Не о высоких идеалах, а о простых, человеческих вещах - о лжи, которую он больше не мог терпеть, о друзьях, погибших в бессмысленных атаках.
  
  Тарас слушал. Он не мог ответить словами, но его внимание, его поворот головы, его сфокусированный взгляд были красноречивее любых реплик. Он стал для Алексея немым исповедником, хранителем его историй. А Алексей для него - окном в тот мир, из которого он был изгнан. Мир простых человеческих чувств, сомнений и боли.
  
  Однажды вечером, сидя у стены и заканчивая свою порцию гречки, Алексей сказал:
  - Слушай, ящер... Мне скоро придется уходить. Восстанавливают связь, перебрасывают новые части. Меня могут перевести. И... - он помолчал, - и о тебе кое-что говорят.
  
  Тарас насторожился, его тело, расслабленное до этого момента, напряглось.
  
  - Не официально, - продолжил Алексей. - По слухам. В телеграм-каналах. Тот тип, которого ты... достал. Лебедев. Его исчезновение не прошло незамеченным. И теперь один очень крупный шакал решил, что ты - его новая цель.
  
  Он достал из кармана смартфон, экран которого был заклеен скотчем, чтобы не бликовал, и открыл одно из приложений. На экране был кадр - человек с жёстким, как бы высеченным из камня лицом, аккуратной чёрной бородой и горящими фанатичным огнём глазами. Он был в камуфляже и держал в руках не автомат, а камеру на селфи-палке.
  
  - Арчи Салаудинов, - тихо произнёс Алексей. - Боец, пропагандист, шоумен. Он объявил, что приезжает в Суджу. Его цель - поймать "неизвестное биологическое оружие хунты", то есть тебя. Он называет это "охотой на кайдара".
  
  Тарас смотрел на экран. Он не знал, кто такой "кайдар", но в глазах этого человека он увидел нечто знакомое. Ту же самую, лишённую всяких сомнений уверенность, что была у "Вепря" в Бахмуте. Смесь фанатизма, нарциссизма и абсолютной, леденящей кровь жестокости. Но в отличие от "Вепря", этот человек не просто солдат. Он был шоуменом. Его война была спектаклем.
  
  - Он опасен, - сказал Алексей, убирая телефон. - Не как боец. Как... явление. У него миллионы подписчиков. Он может поднять на ноги целые подразделения. И он не остановится, пока не получит то, что хочет. А он хочет тебя. Живым или мёртвым, но лучше живым - для зрелища.
  
  Тарас медленно поднялся на лапы. Он подошёл к стене и оставил на ней глубокую царапину своим когтем. Потом ещё одну. Он выцарапал два слова: "ПУСТЬ ПРИЕЗЖАЕТ".
  
  Алексей смотрел на него с смесью ужаса и уважения.
  - Ты... ты уверен? Это не группа "Ахмат". Это истерия. Медийная шумиха. Ты не представляешь, что это такое.
  
  Тарас повернулся к нему. Его глаза, чёрные и бездонные, говорили всё, что нужно. Он был уверен. Он был охотником. И теперь на него объявили охоту. Это меняло правила игры, но не её суть. Он принимал вызов.
  
  В ту ночь, после ухода Алексея, Тарас не спал. Он стоял у щели в стене и смотрел на ночную Суджу. Город был тих, лишь изредка нарушаемый очередью или дальним взрывом. Но он чувствовал приближение бури. Приближение Арчи.
  
  Он думал не о тактике, не о том, как его поймать. Он думал о том, как использовать это. Арчи был слабым - своим тщеславием, своей жаждой славы. Он был рабом своей аудитории. И эту слабость можно было обратить против него.
  
  Через несколько дней Алексей принёс новости. Они были тревожными.
  - Он здесь, - сказал он, садясь на своё обычное место. Его лицо было напряжённым. - Приехал сегодня утром. С целым штатом - операторы, осветители, охрана. Они уже снимают. Он гуляет по городу, как будто это его владения. Говорит о том, что "очистит Суджу от нечисти".
  
  Тарас слушал, его язык улавливал новые запахи в воздухе, доносившиеся даже сюда, в подвал. Запах дорогой парфюмерии, нового пластика от аппаратуры и того особого, сладковатого запаха массового психоза, что исходил от всей этой медийной машины.
  
  - Он ищет тебя, - продолжал Алексей. - Расспрашивает местных, наших... даже наших. Сулит награду. Огромную. Теперь каждый мальчишка с калашниковым будет мечтать тебя подстрелить.
  
  Тарас понимал. Охота началась. Но он не был кроликом. Он был хищником, который только что понял, что его шкура стала очень ценной. И это открывало новые возможности.
  
  Он подошёл к тому месту на стене, где были нацарапаны слова, и провёл когтем под ними. Новое сообщение: "НАВЕДИ ЕГО".
  
  Алексей смотрел на него, не понимая.
  - Что? Как?
  
  Тарас ткнул когтем в слово "ПРИЕЗЖАЕТ", а потом в слово "НАВЕДИ". Он хотел, чтобы Алексей сам выбрал место. Место, где Тарас будет иметь преимущество. Где он сможет контролировать ситуацию.
  
  Понимание медленно расползлось на лице Алексея.
  - Ты хочешь... сам выбрать поле боя? Создать ловушку?
  
  Тарас кивнул.
  
  - Но... это же безумие! Он приведёт с собой полроты!
  
  Тарас снова кивнул. Его глаза горели холодным огнём. Он не боялся роты. Он боялся бездействия. Он хотел встретиться с этим Арчи. Не как жертва с охотником, а как равный с равным. Как охотник с охотником.
  
  Алексей молчал несколько минут, обдумывая.
  - Ладно, - наконец сказал он. - Есть место... старый мясокомбинат. Там лабиринт цехов, подвалы, вентиляция. И главное - он на нейтральной территории. Его не контролируют ни мы, ни они. Арчи, с его любовью к зрелищности, наверняка клюнет на такую "атмосферную" локацию.
  
  Тарас одобрительно хлопнул хвостом по цементному полу. Мясокомбинат. Идеально.
  
  План начал обретать форму. Алексей должен был через свои каналы, осторожно, пустить слух. Не явный, а намёк. Что "нечто" было замечено в районе мясокомбината. Что оно будто бы устроило там себе логово.
  
  Тарас, со своей стороны, должен был подготовить площадку. Изучить каждый угол, каждый лаз, каждую вентиляционную шахту. Превратить мясокомбинат в свой собственный театр военных действий, где он был бы и режиссёром, и главным актёром.
  
  Когда Алексей ушёл, Тарас в последний раз оглядел свой подвал-убежище. Здесь он выжил. Здесь он нашёл друга. Но теперь ему пора было возвращаться в войну. В новую войну. Войну не только против солдат и техники, но и против образа, против мифа, который создавал этот Арчи.
  
  Он выполз из подвала и сделал первый глубокий вдох свободного воздуха за две недели. Он пах пылью, гарью и... приближающейся грозой. Грозой по имени Арчи.
  
  Тарас повернулся и медленно, всё ещё слегка прихрамывая, пополз в сторону мясокомбината. Он не просто шёл на охоту. Он шёл на встречу со своим отражением - с таким же хищником, одержимым своей целью. Но в отличие от Арчи, его цель была не слава. Его целью была победа. И ради этой победы он был готов стать тем монстром, каким его видел этот пропагандист. Он был готов сыграть свою роль в этом спектакле. И он знал, что его роль - роль главного злодея, который в финале разрывает в клочья зазнавшегося героя.
  
  Охота на охотника началась. И Агент Варанус был готов к ней.
  
  27.
  
  Мясокомбинат "Суджа-Мяспром" пах смертью. Не свежей, а старой, выдержанной, въевшейся в кирпич и бетон. Это был запах ржавой крови, костной муки, химикатов и времени. Огромные цеха с проржавевшими конвейерами, похожими на скелеты доисторических змей. Холодильные камеры с сорванными дверцами, из которых веяло ледяным затхлым дыханием. Лабиринт подсобок, заваленных сломанной техникой и пустыми бочками из-под солонины.
  
  Агент Варанус стоял в центре главного цеха и медленно поворачивался вокруг своей оси, впитывая атмосферу. Его рана побаливала, напоминая о себе при каждом неловком движении, но это была уже фоновая боль, которую можно было игнорировать. Его язык, восстановивший свою чувствительность, работал как сложный химический анализатор, разлагая этот коктейль запахов на составляющие. Он слышал историю этого места. Процветание, работу, а потом - забвение и разруху. А теперь - войну.
  
  Он был здесь уже три дня. Три дня тотального погружения в пространство. Он не просто изучал территорию. Он вживался в неё, становился её частью. Он знал каждый угол, каждую щель, каждый обрывок кабеля, свисавшего с потолка.
  
  Его первым делом была разведка с помощью проекции. Он закрыл глаза и отпустил своё сознание. Оно поплыло по цехам, просачивалось сквозь стены, спускалось в подвалы. Он видел всё. Завалы, которые можно обрушить. Вентиляционные шахты, по которым можно перемещаться. Подземные тоннели для отвода сточных вод. Он составлял в уме трёхмерную карту, отмечая точки контроля, укрытия, пути отхода и, самое главное, - места для засад.
  
  Затем началась физическая подготовка. Он не мог просто ждать. Он должен был сделать это место своим. Он расчистил несколько ключевых проходов, убрав хлам, который мог замедлить его движение. Он проверил прочность металлических балок над главным цехом - они могли стать его путём наверх. Он нашёл старые цепи и тросы, которые можно было использовать для создания шума или ловушек.
  
  Одну из холодильных камер он превратил в своё временное логово. Внутри царила абсолютная темнота и тишина, нарушаемая лишь каплями воды. Здесь он мог спать, восстанавливать силы и быть полностью скрытым.
  
  Но самая важная работа была не физической, а психологической. Он думал об Арчи. О том, что он видел в его глазах на экране телефона Алексея. Нарциссизм. Жажда зрелища. Уверенность в своей силе и правоте. Это были его слабости.
  
  Тарас начал готовить сцену для спектакля. В одном из цехов, где когда-то разделывали туши, он нашёл старые крюки на потолке. Они висели на цепях, покрытые бурой коркой. Он не стал их снимать. Они создавали идеальную атмосферу. В другом месте он разбросал старые кости - настоящие, скотские, но в полумраке они смотрелись зловеще. Он не пытался создать муляж логова. Он создавал настроение. Чувство опасности, древнего ужаса, которое должно было ошеломить Арчи и его команду, привыкшую к постановочным кадрам.
  
  На третий день к нему пришёл Алексей. Он выглядел измотанным и нервным.
  - Всё идёт по плану, - сказал он, садясь на overturned barrel. - Слух пущен. Говорят, что здесь видели "огромную тень", что здесь пропадают собаки. Арчи уже заинтересовался. Он говорил своим подписчикам, что "выкурит этого зверя из его норы".
  
  Тарас кивнул. Он подошёл к стене и когтем нацарапал на отслаивающейся краске: "СКОЛЬКО ИХ?"
  
  Алексей вздохнул.
  - Много. Сам Арчи, его личный оператор и осветитель. Плюс группа охраны - шесть человек, бывший спецназ, не игрушки. И... - он замолчал, - и группа "Ахмат". Воронин и его люди. Их приставили к Арчи для "консультации".
  
  Тарас замер. Майор Воронин. Его старый знакомый. Охотник, который знал его методы. Это усложняло игру. Но и делало её интереснее.
  
  - Воронин пытался отговорить Арчи от этой затеи, - продолжил Алексей. - Говорил, что ты не просто зверь, что это опасно. Но Арчи его не слушает. Он считает, что Воронин просто неудачник, который не смог тебя поймать.
  
  Тарас издал низкое, гортанное ворчание, похожее на усмешку. Нарциссизм Арчи работал на него. Он игнорировал предупреждения профессионала.
  
  - Они придут завтра, - сказал Алексей. - Днём. Арчи хочет хорошего света для съёмок. Он планирует устроить прямую трансляцию "штурма логова".
  
  Тарас снова поцарапал стену: "ПРЯМАЯ?"
  
  - Да. Его оператор будет вести онлайн-трансляцию. Ты... ты понимаешь, что это значит? Если он тебя снимет, если докажет твоё существование...
  
  Тарас понял. Это была не просто охота. Это была битва за реальность. Если Арчи покажет его миру, это вызовет непредсказуемые последствия. Но это же было и его шансом. Публичное унижение Арчи могло стать ударом, гораздо более сильным, чем любая диверсия.
  
  Он подошёл к Алексею и положил свою лапу ему на плечо. Жест был одновременно и благодарностью, и вопросом.
  
  Алексей понял.
  - Я буду на окраине комплекса, - сказал он. - С винтовкой. Если что... я постараюсь помочь. Но если начнётся стрельба... - он не договорил, но Тарас понял. Если начнётся стрельба, Алексей будет вынужден стрелять в своих, и его шансы на выживание станут нулевыми.
  
  Тарас медленно кивнул. Он не хотел, чтобы Алексей рисковал. Но он понимал, что тот не мог поступить иначе. Они были связаны теперь. Их судьбы сплелись в этом подвале, и теперь они шли навстречу буре вместе.
  
  После ухода Алексея Тарас провёл финальную репетицию. Он пробежал по всем запланированным маршрутам, проверил, не оставил ли он следов, которые могли бы его выдать. Он залёг в нескольких ключевых точках, представляя, как будет двигаться группа Арчи. Где они поставят камеры. Откуда будет свет.
  
  Он решил не использовать своё новое умение - проекцию. По крайней мере, сначала. Воронин знал о его способности влиять на технику и, возможно, был к этому готов. Это был козырь, который нужно было приберечь.
  
  Его план был основан на трёх принципах: контроль, дезориентация и деморализация. Он не собирался вступать в открытый бой. Он собирался вести их по лабиринту, показывая себя ровно настолько, чтобы поддерживать их интерес и страх, но не давая возможности прицелиться. Он хотел, чтобы они почувствовали себя не охотниками, а мышами в лабораторном лабиринте.
  
  Он выбрал несколько мест для "аппартиций" - кратковременных появлений. В конце длинного коридора. В проёме двери на втором этаже. В вентиляционной решётке под потолком. Каждое появление должно было быть зафиксировано камерой, но слишком коротким, чтобы можно было среагировать.
  
  Он также подготовил несколько сюрпризов. В одном из цехов он натянул на уровне груди человека почти невидимую стальную проволоку. В другом - рассыпал на полу старые подшипники. В третьем - подготовил к обрушению груду металлолома.
  
  Когда всё было готово, он вернулся в свою холодильную камеру. Темнота и холод были ему приятны. Он лёг на пол, свернувшись, и закрыл глаза. Он не спал. Он медитировал. Он прогонял в уме все возможные сценарии. Что, если они разделятся? Что, если Воронин пойдёт своим путём? Что, если они используют собак? Что, если Алексей будет вынужден открыть огонь?
  
  Он был готов ко всему. Его разум был чист и холоден, как сталь. Его тело, несмотря на шрам, было полно энергии. Голод был утолён, жажда - тоже.
  
  Он думал о Арчи. О том, что тот ждал от этой встречи. Яркого шоу. Подвига. Триумфа. Тарас же готовил для него нечто иное. Урок. Урок о том, что настоящая война - это не шоу. Что у неё нет сценария. И что монстры, порождаемые ею, иногда оказываются умнее и хитрее тех, кто пришёл на них охотиться.
  
  Рассвет он встретил уже на ногах. Он вышел из своей камеры и занял стартовую позицию - вентиляционную шахту над главным входом. Отсюда он мог видеть всё. И именно отсюда он начнёт свой спектакль.
  
  Солнце поднялось выше, пробиваясь сквозь разбитые окна и рисуя на полу длинные полосы света, в которых кружилась пыль. Было тихо. Слишком тихо.
  
  И тогда он услышал. Сначала - отдалённый рокот моторов. Потом - лай собак. Не беспорядочный, а целеустремлённый. Они использовали собак. Как он и предполагал.
  
  Затем послышались голоса. Громкий, уверенный голос, отдающий команды. Голос Арчи. И более тихие, профессиональные реплики - Воронина и его людей.
  
  Они были здесь.
  
  Тарас замер, вжимаясь в тень вентиляционной решётки. Его сердце билось ровно и медленно. Его язык высунулся на мгновение, пробуя воздух. Запах дорогого парфюма, нового снаряжения, человеческого пота и собачьей слюны. И под всем этим - знакомый, холодный запах охоты. Майора Воронина.
  
  Он видел, как они входят в главный цех. Арчи впереди, с камерой в руках. Он что-то говорил в объектив, улыбаясь. Его лицо было возбуждённым, как у ребёнка в парке развлечений. За ним шли оператор с большой камерой на плече и осветитель с мощной лампой. Затем - шестёрка охотников в полной экипировке, с автоматами наготове. И позади всех - майор Воронин и двое его людей. Воронин смотрел не на Арчи, а по сторонам, его глаза сканировали тени, его лицо было каменным.
  
  Собаки, две немецкие овчарки, тянули поводки, ведя группу вглубь цеха.
  
  Спектакль начинался. Агент Варанус сделал первый, глубокий и бесшумный вдох. Он был готов. Он был хозяином этого места. И он собирался преподать своим гостям урок, который они запомнят навсегда. Урок искусства войны, в котором у него не было учителей, кроме собственного опыта и воли к победе.
  
  28.
  
  Группа замерла в центре главного цеха, как стадо нервных антилоп у водопоя, почуявшее хищника. Воздух, наполненный пылью и запахом тления, казалось, сгустился, стал вязким и тяжелым. Лучи солнца, пробивавшиеся сквозь разбитую крышу, выхватывали из полумрака жутковатые детали - ржавые крюки на цепях, пятна непонятного происхождения на бетонном полу, разбросанные кости.
  
  Арчи Салаудинов, однако, был в восторге. Он поворачивался на 360 градусов, снимая себя на камеру, его лицо сияло возбуждением.
  - Видите, братья? - его голос, усиленный микрофоном, гулко разносился под сводами. - Логово чудовища! Здесь, в самом сердце Суджи, окопался выродок, порождение киевской хунты! Но мы пришли сюда, чтобы очистить эту землю! Мы - свет, который прогонит тьму!
  
  Его оператор, коренастый мужчина с потным лицом, старательно снимал панорамы, а осветитель направлял мощный луч света в самые тёмные углы, создавая драматические тени. Шестёрка бойцов охраны образовала периметр, их автоматы смотрели в разные стороны, пальцы лежали на спусковых скобах. Они были профессионалами, и их лица выражали не восторг, а концентрацию.
  
  Майор Воронин и двое его людей - "Волк" и "Призрак" - стояли немного в стороне. Воронин не смотрел на Арчи. Его взгляд, холодный и аналитический, скользил по балкам под потолком, по тёмным проёмам дверей, по вентиляционным решёткам. Его собственный опыт охоты на это существо говорил ему, что они уже в ловушке. Они вошли в её владения.
  
  - Майор, - обратился к нему Арчи, снисходительно улыбаясь. - Расслабьтесь. Ваш "неуловимый дух" сегодня станет главным героем моего репортажа. Живым или мёртвым.
  
  - Он не дух, - безразлично ответил Воронин. - И он уже здесь. Смотрит на нас.
  
  Эти слова заставили охрану напрячься ещё сильнее. Собаки, две овчарки, вели себя странно. Они не рвались вперёд, а, прижав уши и поджав хвосты, пятились назад, издавая тихое, испуганное поскуливание. Они чуяли то, что не могли учуять люди - древний, хищный запах, который витал в воздухе, смешиваясь с запахом смерти и ржавчины.
  
  Агент Варанус наблюдал за ними с балки под потолком. Он лежал неподвижно, его чешуя сливалась с цветом старого металла. Его глаза, узкие щёлки, были прикованы к группе. Он видел их как на ладони. Он слышал каждое слово. Его план начинался.
  
  Первым актом спектакля стал звук. Не громкий. Не угрожающий. Просто тихий, шелестящий скрежет, как будто что-то большое и тяжёлое протащили по металлу где-то на втором этаже.
  
  Все головы, кроме головы Воронина, резко повернулись в сторону звука. Осветитель направил луч света на галерею второго этажа. Там было пусто.
  
  - Это что? - прошептал оператор, его голос прозвучал в микрофон.
  
  - Ветер, - неуверенно сказал один из охранников.
  
  - Здесь нет ветра, - холодно парировал Воронин. - Это он.
  
  Арчи, вместо того чтобы испугаться, воспрял духом.
  - Смотрите! Он уже играет с нами! Боится показаться! Оператор, снимай!
  
  В этот момент Тарас привёл в действие свою первую ловушку. Он дёрнул за заранее натянутую леску, соединённую с грудами металлолома в соседнем цеху. Раздался оглушительный грохот, как будто обрушилась часть стены.
  
  Охрана инстинктивно присела, стволы автоматов нацелились в сторону шума. Собаки взвизгнули и рванули назад, чуть не вырвав поводки из рук кинологов.
  
  - Спокойно! - скомандовал Арчи, но в его голосе впервые прозвучала нервная нотка. - Это провокация! Он пытается нас запугать!
  
  Воронин не двигался. Он смотрел не в сторону грохота, а в противоположную. Он понимал - шум был отвлекающим манёвром. Настоящая угроза придёт с другой стороны.
  
  И он не ошибся.
  
  Пока все смотрели на завал, из тёмного проёма двери в противоположном конце цеха, метрах в пятидесяти, показалась тень. Она была огромной и размытой в полумраке. На секунду, не более, в луче света от пролома в крыше, мелькнули очертания - длинное тело, мощная шея, змеевидная голова. И два светящихся точки - холодных, жёлто-зелёных, как у кошки, но крупнее и бездоннее.
  
  - Там! - закричал один из охранников, открывая беспорядочную очередь в сторону двери.
  
  Пули с визгом отскакивали от бетона, но тень уже исчезла.
  
  - Дурак! - рявкнул Воронин. - Не трать патроны! Он уже ушёл!
  
  Арчи, однако, был в экстазе. Его оператор сумел заснять мелькнувшую тень.
  - Вы видели? Вы видели? - он кричал в камеру. - Оно здесь! Оно реально!
  
  Тарас, тем временем, уже переместился по системе балок и вентиляционных ходов в другую часть комплекса. Его первое появление достигло цели - он показал себя, но не дал возможности атаковать. Он посеял семена страха и неуверенности. Охранники теперь смотрели по сторонам с почти панической внимательностью. Даже Арчи, несмотря на свой энтузиазм, теперь держался ближе к группе охраны.
  
  Следующим шагом Тарас решил разделить группу. Он знал, что Арчи, жаждущий зрелищных кадров, пойдёт на любую приманку.
  
  Он спустился в подвал и снова воспользовался своей проекцией. На этот раз он направил её в цех, соседний с главным. Он не мог физически воздействовать на объекты, но мог создавать звуки. Он сосредоточился и представил, как с грохотом падает металлический лист.
  
  Грохот раздался именно там, где он и задумал.
  
  - Слышите? - сказал Арчи. - Он там! Двигаемся!
  
  - Это ловушка, - предупредил Воронин. - Он заманивает нас в ловушку.
  
  - Ваша трусость уже надоела, майор! - отрезал Арчи. - Мы здесь, чтобы охотиться, а не стоять столбом! Охрана, со мной! Оператор, снимай!
  
  Он рванул в сторону звука, и его команда, кроме Воронина и его людей, вынуждена была последовать за ним. Воронин остался в главном цехе со своими двумя бойцами.
  
  - Идиоты, - без эмоций констатировал "Волк".
  
  - Они сами лезут в пасть, - кивнул "Призрак", его снайперская винтовка была готова к действию.
  
  Воронин ничего не сказал. Он знал, что теперь они разделены. И он знал, что существо воспользуется этим. Его задача теперь - не спасти Арчи, а попытаться перехватить инициативу и всё-таки поймать или убить цель. Он сделал знак рукой, и его группа начала двигаться в обход, чтобы отрезать существу путь к отступлению.
  
  Тарас наблюдал за разделением группы. Всё шло по плану. Арчи и его шестеро охранников, а также оператор и осветитель, двинулись в соседний цех. Воронин с двумя бойцами пошёл по другому маршруту.
  
  Теперь он мог сосредоточиться на главной цели - Арчи.
  
  Он пропустил группу Арчи в соседний цех - огромное помещение с рядами ржавых станков и конвейеров. Здесь было ещё темнее, и осветитель с его лампой был подобен маяку в ночи.
  
  Тарас выбрал позицию на высоком стеллаже у дальней стены. Он ждал.
  
  Группа Арчи продвигалась осторожно, охрана сканировала пространство. Вдруг одна из овчарок, та, что была ближе к стеллажу, замерла и зарычала, уставившись вверх.
  
  - Что там? - крикнул Арчи.
  
  Осветитель направил луч света на стеллаж.
  
  И они увидели его.
  
  Он лежал на самой верхней полке, его тело было расслаблено, но глаза - эти два холодных, светящихся точки - смотрели прямо на них. Он не двигался. Он просто смотрел. Его размеры вблизи были ошеломляющими - два метра мускулистой мощи, покрытой бронёй из бугристой чешуи.
  
  На несколько секунд воцарилась полная тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием людей и рычанием собаки. Даже Арчи онемел, глядя на это воплощение своих самых рейтинговых кошмаров.
  
  Затем Тарас медленно, очень медленно, приподнял голову. Его пасть приоткрылась, и из неё, с шипящим звуком, вырвался клубок пара. Он не рычал. Он не бросался. Он просто демонстрировал своё присутствие. Своё превосходство.
  
  - Снимай! Снимай! - зашептал Арчи, толкая оператора. - Крупным планом!
  
  Это была его ошибка.
  
  Пока оператор наводил объектив, Тарас исчез. Он не спрыгнул, не отполз. Он просто растворился в тени. Одна секунда он был там, на полке, а следующая - его уже не было.
  
  Луч света метался по стеллажу, но он был пуст.
  
  - Куда... куда он делся? - прошептал осветитель, и в его голосе слышалась паника.
  
  И тут раздался новый звук. Не грохот, не скрежет. А тихий, влажный хруст. И жалобный, обрывающийся визг.
  
  Все обернулись. Одна из собак, та, что рычала, лежала на полу. Её шея была неестественно вывернута. Рядом никого не было.
  
  Это было уже слишком. Нервы у охраны не выдержали. Один из них, самый молодой, с перекошенным от ужаса лицом, нажал на спуск и выпустил всю обойму в потолок. Осколки штукатурки посыпались им на головы.
  
  - Прекрати! - закричал командир охраны, хватая его за руку.
  
  Хаос был полным. Арчи, наконец, понял, что попал в ситуацию, которую не может контролировать. Его уверенность испарилась, сменившись леденящим страхом. Он смотрел на мёртвую собаку, на пустой стеллаж, на лица своих перепуганных людей.
  
  - На... на выход, - сдавленно сказал он. - Надо назад.
  
  Но пути назад уже не было. Тарас сделал следующее. Он обрушил заранее подготовленную груду металлолома, блокировав единственный выход из цеха.
  
  Они оказались в ловушке. В тёмном, наполненном ужасом цеху, с существом, которое было хозяином этого места. И которое только что начало свою охоту.
  
  Агент Варанус, наблюдая за их паникой с новой позиции в вентиляционной шахте, чувствовал холодное удовлетворение. Первый акт его спектакля завершился. Он разделил группу, посеял панику и продемонстрировал свою силу. Теперь начинался второй акт - охота. И его главной целью был не майор Воронин, не охранники. Его целью был тот, кто пришёл сюда за славой. Тот, кто считал себя главным охотником. Арчи Салаудинов.
  
  И Тарас был готов показать ему, что в этом спектакле только один главный герой. И это не он.
  
  29.
  
  Паника - это вирус. Она не просто передаётся от человека к человеку; она мутирует, становясь с каждым мгновением всё заразнее и страшнее. Тарас наблюдал за её распространением из своей вентиляционной шахты, как учёный наблюдает за экспериментом. Он видел, как профессиональная выучка охраны треснула под давлением необъяснимого. Как оператор трясущимися руками пытался продолжать съёмку, а осветитель метал лучом света по углам, создавая прыгающие, сумасшедшие тени, которые лишь усиливали паранойю.
  
  Арчи Салаудинов больше не говорил в камеру. Он притих, прижавшись к спинам своих охранников. Его дорогой камуфляж был испачкан в пыли и чём-то тёмном - возможно, кровью собаки. Его лицо, ещё недавно сиявшее самовлюблённой уверенностью, стало серым и осунувшимся. Он смотрел на мёртвую собаку, на заблокированный выход, и в его глазах читался ужас человека, который вдруг осознал, что сценарий его шоу написал не он.
  
  "Надо... надо связаться с Ворониным", - прошептал он, голос срывался на фальцет.
  
  Командир охраны, мужчина с шрамом на щеке по кличке "Громила", кивнул. Он достал рацию.
  "Алмаз" вызывает "Скалу"! Приём!"
  
  В ответ - лишь шипение статики.
  
  Тарас позаботился об этом. Перед началом спектакля он нашёл на крыше усилитель сотовой связи, который российские войска установили для обеспечения связи в районе. Используя своё ментальное умение, он не стал его ломать. Он просто "подсказал" ему перенаправить все сигналы в никуда, создав идеальную зону радиомолчания вокруг мясокомбината.
  
  "Ничего не слышно," - мрачно констатировал "Громила". - "Помехи."
  
  "Это он," - кто-то из охранников произнёс это с такой уверенностью, будто констатировал закон физики.
  
  Тарас решил, что пришло время для следующего акта. Он медленно пополз по вентиляции, направляясь к тому месту, где оставил свой главный "сюрприз" - систему аварийного оповещения мясокомбината. Её динамики, огромные ржавые рупоры, всё ещё висели на стенах. И где-то в подвале ещё работал аварийный аккумулятор, питавший их.
  
  Он добрался до щитка управления. Его когти с трудом, но всё же смогли повернуть массивный рубильник.
  
  И мясокомбинат завыл.
  
  Это был не просто звук. Это был леденящий душу рёв сирены, который эхом прокатился по всем цехам, оглушительный, пронзительный, доводящий до исступления. Он был похож на крик самого места, на его предсмертный стон.
  
  Осветитель в ужасе выронил свою лампу. Она разбилась, и цех погрузился в почти полную темноту, нарушаемую лишь лучами света из проломов в крыше. Охранники инстинктивно присели, закрывая уши. Арчи вскрикнул и упал на колени.
  
  Тарас выключил сирену так же резко, как и включил. Наступила оглушительная тишина, в которой отдавался лишь звон в ушах.
  
  И в этой тишине, прямо над их головами, раздался новый звук. Тяжёлые, мерные шаги. Цокот когтей по металлическим балкам. Шаги двигались по кругу, окружая их.
  
  "Оно... оно наверху..." - кто-то прошептал.
  
  "Громила" попытался взять себя в руки.
  "Группа, круг! Спиной друг к другу! Целиться наверх!"
  
  Они попытались образовать периметр, но их было слишком мало, а пространство - слишком велико. Они стояли, задрав головы, их стволы смотрели в тёмный потолок, из которого доносились эти неумолимые шаги.
  
  Тарас играл с ними. Он ходил по балкам, зная, что они не решатся стрелять вслепую в потолок - рикошеты могли быть смертельными. Его шаги были театральными, размеренными. Он был дирижёром этого оркестра страха.
  
  Затем шаги прекратились. Наступила пауза, напряжённая, как натянутая струна.
  
  И с потолка, прямо в центр их круга, с лёгким шлепком упал предмет. Что-то маленькое и тёмное.
  
  Один из охранников, не выдержав, осветил его фонариком.
  
  Это была камера Арчи. Та самая, что он держал в руках. Теперь она была разбита, объектив превратился в звёздчатый осколок, корпус был испещрён глубокими царапинами.
  
  Символичный жест. Тарас отобрал у него его оружие - его голос, его связь с миром.
  
  Арчи, увидев свою разбитую игрушку, издал странный, сдавленный звук. Казалось, он вот-вот заплачет.
  
  В этот момент Тарас решил, что пора заканчивать игру. Он спустился с балок по дальнему стеллажу и скользнул в систему подвальных тоннелей. Его цель была не просто напугать. Его цель была - изолировать и захватить.
  
  Он знал, что майор Воронин где-то рядом. И он чувствовал его приближение. Опытный охотник шёл по его следу. Нужно было действовать быстро.
  
  В подвале он нашёл то, что искал - главный вентиль системы пожаротушения. Старую, заклинившую махину. Он не стал её открывать. Вместо этого он сконцентрировался. Его воля, усиленная практикой, обрушилась на ржавый металл. Он не пытался его сломать. Он представлял, как вентиль поворачивается, всего на миллиметр.
  
  Раздался резкий, сухой треск. И из разбросанных по цеху спринклеров хлынула чёрная, зловонная вода, десятилетиями стоявшая в трубах. Это был не душ. Это был потоп из жижи, пахнущей ржавчиной и разложением.
  
  Группа Арчи оказалась под этим адским ливнем. Они кричали, отплевывались, пытались укрыться. Хаос достиг апогея.
  
  И в этом хаосе Тарас нанёс решающий удар. Он вынырнул из люка в полу прямо позади группы. Его появление было бесшумным, как возникновение призрака.
  
  Охранники, ослеплённые тёмной водой и паникой, не сразу его заметили. Первым увидел его оператор. Он открыл рот, чтобы крикнуть, но не успел. Хвост Тараса, мощный, как дубина, ударил его по ногам. Мужчина с криком рухнул.
  
  "Сзади!" - заорал "Громила", разворачиваясь.
  
  Но Тарас уже не стоял на месте. Он рванул вперёд, не на охрану, а прямо на Арчи. Его цель была ясна.
  
  Арчи увидел надвигающуюся на него тень, увидел раскрытую пасть, усеянную зубами, и его ноги подкосились. Он не сопротивлялся. Он замер, как кролик перед удавом.
  
  Тарас не стал его кусать. Одной лапой он с силой придавил его к мокрому полу, блокируя любые движения. Другой лапой он отшвырнул в сторону ближайшего охранника, который попытался было прийти на помощь. Затем он наклонил свою голову к самому лицу Арчи. Его язык, длинный и раздвоенный, выскользнул и на мгновение коснулся щеки пропагандиста. Холодный, шершавый, нечеловеческий прикосновение.
  
  Арчи зажмурился, по его лицу потекли слёзы, смешиваясь с чёрной водой.
  
  В этот момент с другого конца цеха раздался выстрел. Пуля просвистела в сантиметрах от головы Тараса и впилась в стену. Майор Воронин. Он и его люди наконец-то прорвались через завалы.
  
  Тарас не стал испытывать судьбу. Он знал, что сейчас не время для битвы с Ворониным. Его задача была выполнена. Он доказал своё превосходство. Он унизил Арчи, показал ему его ничтожество.
  
  Он издал низкий, победный рык, прямо в лицо своему пленнику, затем развернулся и прыгнул обратно в люк, исчезнув в подземном лабиринте, как только появился.
  
  Охрана, пришедшая в себя, открыла беспорядочную стрельбу в люк, но было поздно.
  
  Арчи Салаудинов лежал на полу, весь в чёрной жиже, дрожа и рыдая. Его шоу закончилось. Его репутация была разрушена. Он был не охотником, а жертвой. И самое страшное - миллионы его подписчиков видели всё. Прямая трансляция, которую он так хотел, зафиксировала его полный провал и унижение.
  
  Майор Воронин, подойдя, с холодным презрением посмотрел на него.
  "Я же говорил," - только и произнёс он.
  
  Агент Варанус, тем временем, уже был далеко. Он пробирался по тоннелям, его тело было полно энергии от выполненной задачи. Он не убил Арчи. Но он сделал нечто более важное - он убил его миф. Он превратил охотника в посмешище. И это было куда болезненнее простой смерти.
  
  Он выполз на поверхность на другом конце комплекса. Ночь уже подходила к концу. Он посмотрел на светлеющее небо. Первая часть его плана завершилась. Арчи был сломлен. Но впереди была вторая, более важная часть - его похищение. И Тарас теперь знал, что это возможно. Он видел страх в его глазах. И он знал, что этот страх станет его главным оружием в следующей, заключительной схватке.
  
  30.
  
  Последствия провала в мясокомбинате были для Арчи Салаудинова страшнее любого физического ранения. Его вывезли с территории завода на бронированном внедорожнике, закутавшегося в одеяло и беспрестанно дрожащего. Он не плакал уже - слёзы закончились. Внутри осталась лишь ледяная пустота и всепоглощающее, унизительное чувство страха.
  
  Его разместили в том же номере 207 гостиницы "Дружба", но теперь это уже не было штаб-квартирой охотника. Это была тюрьма. Охрану удвоили. Теперь у дверей дежурили не двое, а четверо бойцов, включая "Громилу". В коридоре и на лестнице были расставлены дополнительные посты. Майор Воронин, холодный и неумолимый, взял общее командование безопасностью. Он превратил гостиницу в крепость.
  
  Арчи сидел на кровати, обхватив голову руками. Он пытался собрать остатки своего разбитого эго. Он снова и снова прокручивал в голове те моменты: тень на стеллаже, рёв сирены, чёрная вода и... эти глаза. Холодные, бездонные, лишённые всего человеческого. Они стояли перед ним, как призрак, и он знал - это не конец. Это было только начало.
  
  Он поднялся и подошёл к зеркалу. Его отражение было жалким - бледное, осунувшееся лицо, трясущиеся руки. Он попытался придать лицу привычное выражение уверенности, но получилась лишь жалкая гримаса. Его аудитория видела его унижение. Комментарии под его последним, прерванным стримом были ужасны. Одни смеялись, другие требовали ответа, третьи - самых яростных - обвиняли его в постановке. Никто не верил в его "подвиг". Он стал посмешищем.
  
  Ярость, внезапная и бессильная, закипела в нём. Он схватил со стола стакан и швырнул его в зеркало. Стекло разбилось с грохотом.
  
  Дверь мгновенно распахнулась, внутрь глянул "Громила".
  - Всё в порядке?
  
  - Да, да, всё хорошо! - рявкнул Арчи. - Просто... просто стакан упал.
  
  "Громила" молча кивнул и закрыл дверь. Его взгляд говорил обо всём - он видел разбитое зеркало и понимал.
  
  Арчи отступил от осколков. Ему было стыдно. Стыдно своей слабости, своего страха. И этот стыд постепенно начал перерастать в новую, опасную эмоцию - отчаянную, истеричную решимость. Он не мог позволить этому существу уничтожить его. Он должен был его достать. Он должен был восстановить свою репутацию. Ценой чего угодно.
  
  В этот момент его личный телефон, лежавший на столе, завибрировал. Не официальная рация, а его гражданский смартфон. Он подошёл и посмотрел на экран. Неизвестный номер. Сообщение.
  
  "Ты думал, что это конец? Это только начало. Я приду за тобой. Сегодня ночью."
  
  Арчи отшатнулся, как ужаленный. Его сердце заколотилось. Он оглянулся, словно ожидая увидеть отправителя в углу комнаты. Это был не Алексей. Это было не от Воронина. Это было... от него.
  
  Он судорожно начал стирать сообщение, но пальцы дрожали, и он промахивался. Наконец, он сумел стереть его и швырнул телефон на кровать, как раскалённый уголь.
  
  Иллюзия контроля, которую он так тщательно выстраивал всю свою жизнь, рухнула. Он был не охотником. Он был мишенью. И мишенью, которую предупредили о выстреле.
  
  ***
  
  Агент Варанус лежал на крыше пятиэтажного дома напротив гостиницы. В его пасти был зажат дешёвый смартфон - один из тех, что он нашёл в развалинах и которые Алексей помог ему активировать через подставное лицо. Отправка сообщения была сложной задачей - ему пришлось держать стилус в зубах и тыкать в экран, но он справился.
  
  Его план вступал в завершающую фазу. Он видел усиление охраны, видел патрули на улице. Но он также видел и чувствовал нечто иное - страх, исходящий из номера 207. Он был густым, липким, как патока. Арчи боялся. И страх - это оружие, которое можно использовать.
  
  Тарас не собирался штурмовать гостиницу. Это было бы самоубийством. Его план был тоньше. Он собирался заставить Арчи самого прийти к нему. Сделать его соучастником своего же похищения.
  
  С наступлением ночи он приступил к реализации первого этапа. Используя свою проекцию, он проник в электрощитовую гостиницы. Он не стал отключать свет полностью - это было бы слишком очевидно. Вместо этого он сосредоточился на системе стабилизации напряжения. Он представил себе скачок, крошечный, но достаточный.
  
  Лампочки в гостинице на мгновение померкли, затем снова загорелись. Ничего критичного. Но в напряжённой атмосфере это было как выстрел в тишине.
  
  Арчи, сидевший в своей комнате, вздрогнул. Он смотрел на лампу, как загипнотизированный.
  
  Тарас повторил это через пятнадцать минут. Снова мерцание. Затем ещё через десять.
  
  Охрана забеспокоилась. Послышались голоса, кто-то пошёл проверять щиток.
  
  Тарас ждал. Затем он послал второе сообщение на телефон Арчи.
  
  "Твои стены не защитят. Твои люди не помогут. Ты один".
  
  Арчи прочитал сообщение и застонал. Он подбежал к двери, приоткрыл её.
  - Вы... вы ничего не заметили? - спросил он у "Громилы".
  
  - Мерцание света. Вероятно, проблемы с генератором, - невозмутимо ответил тот.
  
  - Это он! - прошипел Арчи. - Это он!
  
  - Успокойтесь, - сказал "Громила". - Мы контролируем ситуацию.
  
  Но Арчи уже не верил. Контроль был иллюзией. Он это понял.
  
  Тарас, наблюдая за этим, начал следующий этап. Он спустился с крыши и пробрался в подвал соседнего с гостиницей дома. Оттуда, через систему старых канализационных коллекторов, он вышел прямо под гостиницу "Дружба". Он знал об этом ходе ещё со времени похищения Лебедева.
  
  Он не стал подниматься наверх. Вместо этого он начал стучать. Негромко, но отчётливо. Металлическим предметом по трубам отопления, которые проходили через все этажи.
  
  Стук доносился из стен. Глухой, ритмичный, настойчивый. Он шёл снизу, из подвала.
  
  В гостинице воцарилась мёртвая тишина. Все прислушивались. Охрана насторожилась. Воронин, находившийся в соседней комнате, вышел в коридор.
  - Что это? - спросил он.
  
  - Неизвестно, - ответил "Громила". - Слышно из подвала.
  
  Воронин сделал знак двум своим бойцам. "Волк" и "Призрак" направились к лестнице, чтобы проверить.
  
  Арчи же сидел в своей комнате, прижав уши ладонями. Стук был для него музыкой ужаса. Он знал, что это оно. Оно уже здесь. В самом здании.
  
  Тарас, почувствовав, что страх достиг пика, послал третье сообщение. Самое важное.
  
  "Если хочешь выжить, спустись в подвал. Один. У тебя есть пять минут. Или я поднимусь наверх".
  
  Арчи прочитал и поднял глаза. Его взгляд упал на дверь. За ней - его охрана. Его защита. Но он уже не верил в неё. Он видел, как это существо прошло сквозь сталь и бетон мясокомбината. Что ему какая-то дверь?
  
  И тут его охватила новая мысль. А что, если... что, если это его шанс? Его единственный шанс выжить? Если он спустится, может быть, он сможет договориться? Или... или это ловушка? Но разве он уже не в ловушке?
  
  Иллюзия выбора, мастерски созданная Тарасом, сработала. Арчи, доведённый до предела, начал верить, что единственный путь к спасению - это подчиниться воле монстра.
  
  Он медленно подошёл к двери. Приоткрыл её.
  - Я... мне нужно в туалет, - соврал он. - Там, в конце коридора.
  
  "Громила" кивнул.
  - "Шмель", сопроводи.
  
  Один из охранников, молодой парень, сделал шаг вперёд.
  
  - Нет! - почти крикнул Арчи. - Я... я сам. Мне нужно уединение.
  
  "Громила" нахмурился, но не стал спорить. Он, как и все, видел состояние Арчи. Возможно, ему действительно нужно прийти в себя.
  
  Арчи вышел в коридор и быстрыми шагами направился не в туалет, а к лестнице, ведущей вниз.
  
  - Эй! - крикнул ему вслед "Громила". - Куда вы?
  
  Но Арчи уже спускался. Его охватила странная, истеричная решимость. Он шёл на встречу со своим страхом. Добровольно.
  
  Тарас, чувствуя его приближение, занял позицию в подвале. Он встал в самом тёмном углу, за грудой старых матрасов. Его тело было напряжено, как пружина.
  
  Шаги на лестнице. Неуверенные, спотыкающиеся. Арчи спустился в подвал. Он стоял, всматриваясь в темноту, его дыхание было частым и прерывистым.
  
  - Я... я здесь, - прошептал он.
  
  Из темноты на него смотрели два светящихся точки. Они приблизились. Медленно, неумолимо. Арчи замер, не в силах пошевелиться. Его воля была сломлена.
  
  Тарас подошёл вплотную. Он был огромным в полумраке. Его голова находилась на уровне лица Арчи. Он снова высунул язык, коснулся им его лба. Холодный, шершавый, как наждак.
  
  Арчи не кричал. Он просто стоял, дрожа, его глаза были полны слепого ужаса.
  
  Тарас развернулся и ударил хвостом по стене. Глухой удар был сигналом. Из тени вышел Алексей. Он был в своей форме, с балаклавой на лице. В руках он держал кляп и наручники.
  
  Арчи смотрел на него, не понимая. Русский солдат? Но...
  
  Алексей, не говоря ни слова, быстро и профессионально надел на него наручники за спиной и заткнул ему рот кляпом. Арчи не сопротивлялся. Он был в состоянии шока.
  
  Тарас кивнул Алексею. Всё шло по плану. Иллюзия контроля была полной. Арчи сам пришёл к ним в руки, убеждённый, что это его единственный шанс на выживание.
  
  Алексей грубо подтолкнул Арчи вглубь подвала, к скрытому люку, ведущему в коллектор. Тарас последовал за ними. Он оглянулся на последний раз. Наверху, в гостинице, скоро начнётся переполох. Но будет уже поздно.
  
  Он исчез в темноте тоннеля, ведя за собой своего пленника. Его миссия была близка к завершению. Оставалось лишь доставить "подарок" по назначению. А страх Арчи Салаудинова был тем клеем, который гарантировал, что он не окажет никакого сопротивления. Он был сломлен не физически, но ментально. И это была самая полная победа.
  
  31.
  
  Рассвет в серой зоне Суджи был не ярким событием, а медленным, неохотным размытием ночных чернил в грязно-серый акварельный оттенок. Холодный, влажный туман стелился по развалинам, цепляясь за обгорелые балки и скрывая воронки, превращая знакомый ад в призрачный, неуютный ландшафт. В этом полумраке, в бетонной утробе дренажного коллектора, пахло ржавчиной, затхлой водой и страхом. Страх имел конкретный запах - едкий, кисловатый, проступающий сквозь дорогой парфюм, который ещё хранил одежда пленника.
  
  Арчи Салаудинов сидел, прислонившись к сырой стене, его руки были закованы в наручники за спиной, рот зажат кляпом. Он не пытался вырваться. Его тело, одетое в грязный и порванный камуфляж, время от времени пробивала мелкая дрожь, словно от внутреннего озноба. Его знаменитая, аккуратно подстриженная борода была всклокочена, а глаза, обычно полные фанатичного огня, теперь были пусты и широко раскрыты, уставлены в одну точку в темноте. Он видел не бетон и не ржавые трубы. Он видел те самые желто-зеленые глаза, которые навсегда выжгли из него всю браваду. Он был пустой скорлупой, и его тихие всхлипы, приглушённые кляпом, были единственным звуком, который он издавал добровольно.
  
  Алексей Шумилов, опираясь на свой импровизированный костыль, проверял затвор своего автомата. Его собственное лицо, молодое и угловатое, было серым от усталости, но глаза, в отличие от глаз пленника, горели напряжённым, живым огнем. Рана на плече ныла, напоминая о себе при каждом неосторожном движении.
  
  "До комендатуры километра полтора, - тихо проговорил он, больше для себя, чем для кого-либо другого. - По этому коллектору до старого овощехранилища, потом по-пластунски через пустырь. Самое сложное - последние двести метров. Открытое пространство, простреливается."
  
  Он посмотрел на Тараса. Агент Варанус стоял неподвижно, его мощное тело сливалось с тенью, так что были видны лишь контуры его спины и светящиеся в полумраке узкие щелочки глаз. Его шершавая, бугристая чешуя была покрыта каплями конденсата, блестевшими в слабом свете, пробивавшемся через решётку люка где-то сверху. Он слушал. Его язык на мгновение выскользнул, пробуя воздух, анализируя тысячи химических сигналов - запах тумана, минных газов, далёких костров, своих и чужих. Он кивнул, коротко и почти незаметно. Он был готов.
  
  Их движение по коллектору было похоже на странную, мрачную процессию. Алексей шёл впереди, прихрамывая, но двигаясь с привычной осторожностью, его ствол смотрел вперёд, в темноту туннеля. За ним, подталкиваемый окровавленным когтем Тараса, ковылял Салаудинов. Его ноги подкашивались, он спотыкался о неровности бетонного пола, и каждый раз грубое прикосновение когтя заставляло его вздрагивать и идти дальше. Тарас был его тюремщиком, его кошмаром, его неумолимой силой. Он не проявлял жестокости, лишь холодную, безразличную эффективность. Для него Арчи был не человеком, а грузом, объектом миссии, который нужно доставить в целости и сохранности.
  
  Они шли в полной тишине, нарушаемой лишь их дыханием, шуршанием камешков под ногами, капаньем воды и сдавленными всхлипами пленника. Воздух в коллекторе был тяжёлым и спёртым. Иногда с поверхности доносились приглушённые звуки - отдалённый взрыв, лай собаки, рокот моторов. Каждый раз при этом Алексей замирал, прислушиваясь, а Тарас настораживался, его тело на мгновение становилось абсолютно неподвижным, как изваяние.
  
  Через сорок минут они достигли конца тоннеля. Перед ними была решётка, за которой виднелся такой же серый, затянутый туманом рассвет. Алексей знаком велел остановиться. Он приник к решётке, внимательно изучая местность.
  
  "Пустырь, - прошептал он. - Слева - разбитая школа, справа - сгоревший гараж. Прямо - наша цель. Стена комендатуры. Вижу наших на посту."
  
  Тарас подошёл ближе. Его зрение, идеальное для ближнего боя, было бесполезно на таком расстоянии, но его другие чувства работали за троих. Он уловил знакомые запахи - украинской тушёнки, пороха, определённого типа смазки, которую использовали в ВСУ. Это были свои.
  
  "Я выйду первым, - Алексей повернулся к нему. - Подам сигнал. Если всё чисто, выведу его. Ты... ты останешься здесь".
  
  Взгляд Тараса был красноречивее любых слов. В его чёрных глазах мелькнула тень чего-то сложного - нежелания оставаться в стороне в решающий момент? Заботы о союзнике? Но он снова кивнул. Он понимал. Его появление перед украинскими солдатами могло вызвать непредсказуемую реакцию. Панику, выстрелы. Он был оружием тайной войны, и его место было в тени.
  
  Алексей, преодолев боль, отодвинул тяжёлую решётку. Она скрипнула, но звук был приглушён туманом. Он бесшумно выскользнул наружу и пропал в серой пелене. Тарас остался в темноте коллектора, его лапа по-прежнему лежала на спине Салаудинова, не давая тому сделать лишнего движения. Пленник замер, его дыхание участилось. Возможно, в его разбитом сознании мелькнула надежда на спасение, но один взгляд на неподвижную тень варана заставила её угаснуть.
  
  Минуты тянулись мучительно долго. Тарас стоял, как изваяние, лишь его грудь медленно поднималась и опускалась. Он слышал, как снаружи, совсем близко, прошелестела перекличка часовых. Потом - тихий, отрывистый свист. Сигнал Алексея.
  
  Тарас мощным, но точным движением вытолкнул Салаудинова из коллектора. Тот вывалился на колени в мокрую, пожухлую траву. Алексей тут же подхватил его, грубо поднял на ноги и, пригнувшись, поволок к едва виднеющемуся в тумане зданию комендатуры.
  
  Тарас остался в укрытии. Он припал к земле у выхода из коллектора, его глаза, узкие и горящие, пристально следили за происходящим. Он видел, как из тумана возникли две фигуры украинских солдат, услышал их удивлённые возгласы. Алексей что-то говорил им, его голос был сдавленным, но твёрдым. Солдаты быстро взяли Салаудинова под руки, и вся группа скрылась в проёме в стене, который служил запасным входом в комендатуру.
  
  Миссия была выполнена. "Подарок" доставлен.
  
  Но для Тараса всё только начиналось. Теперь ему предстояло незаметно вернуться в своё логово. Он отполз от выхода и замер, вжимаясь в холодную землю. Адреналин, подпитывавший его все эти часы, начал отступать, и он снова почувствовал усталость и тянущую боль в заживающем бедре. Он лежал в канаве, заросшей бурьяном, и наблюдал.
  
  В комендатуре поднялась тихая, но ощутимая суета. В окнах мелькали тени, слышались приглушённые голоса. Через несколько минут к зданию подъехал армейский внедорожник, из которого вышли двое офицеров, чьи позы и запахи выдавали в них "особистов". Тарас видел, как в окне второго этажа появилась знакомая фигура - капитан Коваль. Он стоял, закуривая самокрутку, и смотрел в туман, его лицо было, как всегда, усталым и невыразительным, но в его позе читалось напряжённое внимание.
  
  Интересно, о чём он думает? - пронеслось в сознании Тараса. - Видит ли он в этом лишь поимку вражеского пропагандиста? Или догадывается о той сложной, невидимой механике, что стоит за этим "подарком"?
  
  Тарас чувствовал странное, почти болезненное желание быть там, внутри. Услышать, что говорят. Увидеть реакцию. Узнать, какую оценку дадут его работе. Он был солдатом, и даже в своём новом обличье он жаждал этого молчаливого признания от своих. Но он знал, что это невозможно. Его война была иной. Войной из теней.
  
  Он провёл в своём укрытии ещё почти час, пока туман не начал понемногу рассеиваться, а суета в комендатуре не утихла. Он видел, как Алексей, наконец, вышел из здания. Он шёл один, его плечи были ссутулены от усталости, но шаг был твёрдым. Он остановился недалеко от того места, где скрывался Тарас, и сделал вид, что поправляет ремень на своём костыле. Его глаза метнулись в сторону канавы, и он едва заметно кивнул. Затем развернулся и зашагал прочь, растворяясь в лабиринте развалин.
  
  Это был их прощальный сигнал. "Всё в порядке. Я справился. Ты свободен."
  
  Тарас медленно, бесшумно пополз обратно к коллектору. Его путь домой был долгим и осторожным. Он избегал открытых пространств, перемещался по канализационным ходам, подвалам, пролезал через проломы в стенах. Город просыпался. Где-то начиналась перестрелка, с востока донёсся гул боевых вертолётов. Война возвращалась к своему обычному, чудовищному ритму.
  
  Наконец, он добрался до своего подвала под баней. Знакомый запах пыли, старого брезента и тушёнки встретил его как старого друга. Он с трудом проскользнул внутрь и рухнул на своё логово, свернувшись массивным клубком. Физическое истощение было абсолютным, но разум продолжал работать.
  
  Он думал о Алексее. О том, какой невероятный риск тот на себя взял. Он был не просто связным. Он был союзником, который стрелял в своих, чтобы спасти его, и который рисковал всем, чтобы доставить пленника. Эта связь, эта странная дружба между человеком и монстром, была чем-то совершенно новым в его существовании. Чем-то, что не вписывалось в миссию, данную Высшими.
  
  Он думал о Салаудинове. Его падение было не военным поражением, а крахом образа. Тарас не просто победил его в схватке - он уничтожил его публичную личность, его оружие - пропаганду. Это была победа иного рода, более тонкая и, возможно, более долговечная.
  
  Он достал свою рацию. Его коготь, покрытый засохшей грязью, повис над кнопкой. Что он мог передать? "Задание выполнено"? Это звучало бы слишком сухо, слишком безлико. Он просто положил рацию рядом с собой. Легионер - Алексей - и так всё знал.
  
  Снаружи послышались шаги. Не грубые, тяжёлые шаги патруля, а осторожные, быстрые. Знакомые. Шаги Алексея. Он остановился у вентиляционной трубы, ведущей в подвал. Послышался лёгкий стук, а затем - три отчётливых щелчка по рации. Их старый сигнал.
  
  Тарас медленно протянул лапу и нажал на свою кнопку. Два коротких сигнала в ответ. "Всё в порядке. Я здесь".
  
  Никаких голосовых сообщений. Никаких лишних слов. Только этот немой диалог в эфире, который значил для них больше, чем любые речи.
  
  Тарас лёг, уткнувшись мордой в складки брезента. Он слышал, как шаги Алексея затихли вдали. Он был снова один в своём подвале. Но одиночество уже не было таким всепоглощающим, как раньше. Оно было наполнено тихим удовлетворением от выполненной работы и знанием, что где-то там, в этом же аду, сражается тот, кому он мог доверять.
  
  Он закрыл глаза. Впереди были новые миссии, новые бои. Но сегодня он позволил себе просто отдохнуть. Он был Агентом Варанусом. Он был тенью, нанёсшей удар по самому сердцу вражеской пропаганды. И этого на сегодня было достаточно. А долгая дорога домой для него, как ни парадоксально, всегда вела в самый центр войны.
  
  32.
  
  Тишина в подвале под баней была обманчивой. Снаружи, за слоем бетона, кирпича и земли, город Суджа жил своей лихорадочной, напряжённой жизнью. Но внутри царствовал глухой, почти осязаемый покой, нарушаемый лишь потрескиванием тлеющих в печке-дырке щепок да редким шорохом, когда Агент Варанус менял позу на своем брезентовом ложе. Однако это внешнее спокойствие было лишь оболочкой. Настоящая буря бушевала в эфире, и Тарас стал её свидетелем.
  
  Он лежал, уткнувшись мордой в сложенные передние лапы, но его сознание было напряжено до предела. Его рация, лежавшая рядом, стала окном в мир, сошедший с ума. Сначала он ловил лишь обрывки, но затем, методом проб и ошибок, научился своим длинным, острым когтем с ювелирной точностью переключать частоты, которые когда-то запомнил, слушая вражеские переговоры.
  
  Эфир взвыл.
  
  Первой заговорила российская сторона. Голоса в наушниках - а он прижимал динамик к своей узкой, покрытой чешуей голове - были разными: от сдавленной ярости штабных офицеров до откровенной паники рядовых. Сначала была попытка замять историю. Голос с командной, с хрипотцой и акцентом, пытался внушить, что Салаудинов "отбыл в тыл для подготовки нового специального репортажа". Но удержать эту версию не удалось и на час.
  
  Слишком много людей видело трансляцию из мясокомбината. Слишком много солдат из охраны Арчи оставались в шоке. Слух, как лесной пожар, пополз по окопам и подвалам.
  
  "...повторяю, "Беркут" не отвечает! Говорят, их весь состав сняли с позиций, везут на допросы в контрразведку!"
  "...да он же на них всех собак повесил! Говорил, что это постановка, а сам... сам его там, в подвале, видел... Этого... Глаза, блин, светятся..."
  "...комендатура приказ издала: любое неопознанное существо на позициях - уничтожать на месте! А как его опознать-то, если оно невидимка?"
  "...в телеграм-каналах пишут, что это украинцы генномодифицированного варана вывели, в Днепре лаборатория секретная..."
  "...да какой варан! Это бес! Полтергейст! Я сам в том ангаре был, после того как их "Аллигаторы" сломались - там воздух ледяной, и пахнет серой!"
  
  Тарас слушал, и в его холодной крови что-то шевельнулось. Не гордость. Скорее, холодное, отстранённое любопытство. Он был тактической единицей, инструментом. А теперь стал мифом. Призраком, которым пугают новобранцев. Это было... полезно. Страх врага был оружием, которое не требовало патронов.
  
  Затем в эфире началось настоящее безумие. Голоса пропагандистов, которые ещё вчера воспевали "непобедимого Арчи", теперь визжали от ярости и страха. Они не могли игнорировать слухи, поэтому решили их возглавить.
  
  "...киевская хунта, не сумев противостоять нашим доблестным воинам в честном бою, прибегает к самым гнусным, самым дьявольским методам! Они выпустили на поле боя порождение ада! Биоробота, убивающую наших журналистов!"
  "...это не просто диверсант! Это оружие массового поражения морального духа! Цель - запугать, деморализовать наших ребят! Но у них не выйдет! Русский дух не сломить!"
  "...мы знаем, что за этим стоит спецназ НATO! Их коварные инструкторы обучали это чудовище в секретных лабораториях Польши!"
  
  Тарас, слушая этот бред, издал тихое, шипящее урчание, похожее на смех. Его, бывшего солдата ВСУ, созданного таинственными Высшими, теперь приписывали НATO. Ирония была горькой и одновременно забавной.
  
  Потом пошли угрозы. Обещания "возмездия". Объявление баснословной награды за его голову - "живым или мёртвым", но предпочтительнее живым, чтобы "устроить показательный суд". Тарас мысленно представил, как его, двухметрового варана, ведут в зал суда под конвоем. Картинка вышла настолько абсурдной, что он снова хрипло прошипел.
  
  Но был один голос, который выделялся на этом фоне. Низкий, холодный, лишённый истерики. Майор Воронин. Он вышел в эфир на закрытом канале, и его слова были обращены к своим подчинённым, группе "Ахмат".
  
  "...отбросьте эту чепуху о полтергейстах и генетических мутантах, - звучал его ровный, стальной голос. - Мы имеем дело с высокопрофессиональным диверсантом, использующим передовые средства маскировки и, возможно, психотронное оружие. Его физическая сила и выносливость превосходят человеческие, но он уязвим. Он оставляет следы. Он нуждается в пище и отдыхе. Он совершает ошибки. Наша задача - найти эти ошибки. Все остальные - сказки для трусов".
  
  Тарас зауважал майора ещё больше. Этот человек был по-настоящему опасен. Он не поддавался панике, он анализировал. Он был тем, кого на войне называют "профи". И он по-прежнему охотился.
  
  Потом Тарас переключился на украинские частоты. Здесь царила совершенно иная атмосфера. Сначала - недоверие, затем - сдержанная, но нарастающая ликующая уверенность. Сообщения шифровались, но энтузиазм прорывался сквозь любые коды.
  
  "..."Сова" подтверждает! "Папуас" в полной безопасности и уже даёт показания!"
  "...ребята на передовой говорят, что у них там сейчас настоящий карнавал! Русские так перепугались, что на некоторых участках сами себя из гранатомётов обстреляли!"
  "...это же легендарно! Просто легендарно! Этот урод Салаудинов, который столько грязи лил, теперь сидит и сопли распускает!"
  
  Тарас слышал, как голоса срывались от смеха, как кто-то наигрывал на гармошке победную мелодию. Он чувствовал их радость, их гордость. Это было странное чувство. Он был частью этой победы, но не мог разделить её открыто. Он был призраком, о котором все говорят, но которого никто не видит.
  
  Капитан Коваль, чей голос Тарас узнал сразу, вышел в эфир с коротким, сухим сообщением:
  "Всем постам. Повышенная бдительность. Ожидаем ответные действия. Не поддаваться провокациям. И... молодец".
  
  Последнее слово прозвучало неожиданно и, казалось, даже самому Ковалю стоило усилий его произнести. Для Тараса это было равноценно боевой награде.
  
  Внезапно рация ожила на том единственном канале, что был ему по-настоящему дорог. Три щелчка. Пауза. Два.
  Тарас ответил тем же.
  Через несколько секунд раздался сдавленный голос Алексея. Он был хриплым от усталости, но в нём звенело торжество.
  "Ты слышишь это всё? Весь фронт гудит, как улей! Они... они в полном ауте! Ты только что выиграл информационную битву, ящер. Такую, что любая дивизия позавидует".
  
  Тарас нажал кнопку. Один короткий сигнал. "Понял".
  
  "Здесь цирк полный, - продолжал Алексей, и Тарас представил, как тот, прячась в каком-нибудь укромном уголке, с трудом сдерживает смех. - Наши "особисты" ходят с каменными лицами, но глаза горят. Твой "подарок" оказался с сюрпризом. Он поёт, как канарейка. Называет имена, явки, пароли. Раскрывает всю свою шпионскую сеть. Оказывается, он не только в камеру умел улыбаться".
  
  Тарас слушал, и его собственное удовлетворение росло. Он не просто унизил пропагандиста - он добыл ценнейшую разведывательную информацию. Его одиночный рейд оказался стратегически значимее, чем он мог предположить.
  
  "Но будь осторожен, - голос Алексея стал серьёзнее. - Воронин не успокоился. Он получил карт-бланш. Тебя ищут всерьёз. Очень серьёзно. В город уже стянули ещё две группы, похожие на его "Ахмат". И собаки... снова собаки, но теперь с тепловизорами".
  
  Тарас издал низкое гортанное ворчание, означавшее, что он понял и принял к сведению. Охота продолжалась. Но теперь он был не дичью, а равным охотником в этом смертельном лесу.
  
  "И ещё... - Алексей замолчал на несколько секунд. - О тебе. Легенда. Наши ребята уже рисуют граффити на стенах - огромный варан, топчущий российский танк. Тебя называют "Змiй Горинич", "Хозяин Серой Зоны", "Немой Мститель". Ты стал... символом".
  
  Это осознание было самым странным. Он, Тарас Вернидуб, чья жизнь оборвалась в донецком аэропорту, чьё тело стало орудием мести, теперь стал символом. Мифическим существом, вселяющим надежду в одних и страх в других. Он не просил этого. Но это случилось.
  
  Связь прервалась. Тарас остался один со своими мыслями и гулом в эфире. Он подполз к своей импровизированной печке и бросил в неё ещё несколько щепок. Пламя ожило, осветив его чешую красноватыми отблесками.
  
  Он думал о том, что война - это не только линии фронта и артиллерийские дуэли. Это битва смыслов, символов, историй. Он, сам того не желая, стал частью этой битвы. Его история, обрастая невероятными подробностями, стала оружием. Страх, который он внушал врагу, был теперь почти материален. Он видел это по паническим голосам в эфире, по истерике пропагандистов.
  
  Его рация снова зашуршала. На этот раз это был не голос и не щелчки. Это была музыка. Чья-то самодельная, на гитаре, наигранная где-то в украинском окопе мелодия - бодрая, почти плясовая. А потом чей-то молодой, немного фальшивый голос запел:
  
  "Йде по Суджi дивний звiр,
  Ворог вiд нього тiкає,
  Мовчки крадеться, мов тiнь,
  I вночi очi сяють..."
  
  Тарас замер, слушая эту примитивную, но искреннюю песню. Он слышал вдали смех, одобрительные возгласы. Они пели о нём. О нём, монстре, варане, призраке.
  
  Он лёг, свернувшись, и закрыл глаза. Война продолжалась. Завтра его снова ждали миссии, опасности, схватки с майором Ворониным и его людьми. Но сегодня, в этом подвале, под аккомпанемент чужой, но посвящённой ему песни, Агент Варанус впервые за долгое время почувствовал нечто, отдалённо напоминающее мир. Он был одиноким хищником в серой зоне. Но он был не один. Его эхо гремело по всему фронту, и это эхо было его самым грозным оружием. Легенда вышла на охоту, и ничто уже не могло её остановить.
  
  33.
  
  Спустя три дня после доставки Салаудинова, воздух в Серой Зоне Суджи изменился. Он стал густым, наэлектризованным, словно перед грозой. Даже привычные запахи - гари, ржавчины и разложения - отступили перед новым, навязчивым ароматом: запахом тотальной, методичной охоты. Это был коктейль из пота сотен людей, бензина от бесчисленных патрулей БТР, резкого химического духа специальных моющих средств, которыми обрабатывали обмундирование элитные подразделения, и едкого, тревожного феромона человеческой одержимости.
  
  Агент Варанус лежал на своем чердаке в комендатуре, но это уже не было безопасным убежищем. Стены, которые раньше хранили его тайну, теперь казались тонкими и хрупкими. Он чувствовал себя как зверь в клетке, вокруг которой выстроились толпы зрителей с факелами и ружьями. Его рация, прижатая к голове, доносила отрывистые, лишённые всякой эмоций переговоры новых охотников.
  
  "...сектор 7-Г чист. Переходим к 7-Д. "Тени" работают по южному флангу".
  ""Барс-1", проверьте подозрительную воронку у разрушенной котельной. Тепловой след есть, но нестабильный".
  "Внимание всем, "Гадюка" на связи. Используем протокол "Молот". Все аномальные объекты - на усмотрение командиров на месте. Цель представляет высший приоритет".
  
  Тарас понимал каждый термин. "Тени" - снайперские пары. "Гадюка" - позывной майора Воронина. А протокол "Молот" означал одно: сначала стрелять, потом задавать вопросы. Любое движение, любой шорох, любой неопознанный тепловой контур подлежал немедленному уничтожению. Они не просто искали его. Они выжигали саму возможность его существования.
  
  Их методичность была пугающей. Они не бежали сломя голову, как это делали обычные патрули. Они двигались как части одного гигантского механизма. Прочесывание шло квартал за кварталом, подвал за подвалом. Они использовали портативные радары, способные засечь движение за стенами, и тепловизоры нового поколения, которые, как Тарас успел заметить, с трудом, но всё же фиксировали его охлаждённое в состоянии покоя тело. Они засыпали воронки и подвальные колодцы химическими маркерами, которые должны были прилипать к его чешуе и светиться в ультрафиолете.
  
  Охота на "биооружие" стала главной операцией российского командования в районе Суджи. Пропагандистская истерия создала монстра, и теперь этот монстр должен был быть уничтожен любой ценой, чтобы спасти лицо армии.
  
  Тарас больше не мог оставаться на чердаке. Его язык, высунутый в неподвижном воздухе, уловил знакомый запах - тухлой рыбы и дезинфектанта. Запах группы "Ахмат". Они были ближе, чем когда-либо. Он медленно, бесшумно пополз к слуховому окну. Его тело, несмотря на размеры, двигалось с кошачьей плавностью, каждый мускул был под контролем.
  
  Через щель в ставне он увидел их. Три фигуры в камуфляже расцветки "АТАКС", с новейшими автоматами АК-12, оснащёнными планками Пикатинни для всего необходимого: глушителей, подствольных гранатомётов, лазерных целеуказателей. На головах - шлемы с насадками ночного видения и тепловизорами. Это были не просто солдаты. Это были киборги, продукт войны, доведённой до технологического абсолюта. И ими руководил холодный, неумолимый интеллект майора Воронина.
  
  Один из них, "Волк", жестом приказал остальным занять позиции у входа в комендатуру. Сам он, сняв шлем, провёл рукой по коротко стриженным волосам. Его лицо было молодым, но глаза были старыми, полными усталой концентрации.
  
  "Здесь чисто, - доложил он в микрофон. - Ничего. Но здесь пахнет... странно. Не по-людски".
  
  Тарас затаил дыхание. Его метаболизм замедлился ещё сильнее. Он стал холодным, как камень. Его уникальная биология, дар Высших, была его спасением и его проклятием.
  
  "Проверяйте, - раздался в ответнике голос Воронина. - Он где-то рядом. Я это чувствую".
  
  Тарасу нужно было уходить. Сейчас. Его план был прост и дерзок. Пока "Ахмат" штурмовали нижние этажи, он использовал бы их как прикрытие. Шум их действий скроет его побег.
  
  Он отполз от окна и бесшумно двинулся по чердаку к противоположному концу здания. Там была дыра в кровле, ведущая на узкий карниз, а с него - на ветви старого, полумёртвого вяза, чьи когтистые ветви цеплялись за стену. Это был его запасной путь.
  
  Внизу послышались приглушённые шаги, скрип открываемых дверей. "Ахмат" начали прочёс. Тарас, не теряя ни секунды, проскользнул в дыру и оказался на карнизе. Ветер, резкий и холодный, обдувал его чешую. Снизу, с улицы, доносились голоса других патрулей, рокот моторов. Весь район был на осадном положении.
  
  Он посмотрел вниз. Высота была приличной, но не смертельной. Дерево находилось в трёх метрах от него. Прыжок требовал точности. Он присел, сгруппировался, его мощные лапы с когтями впились в крошащийся бетон карниза. Затем - толчок. Молниеносный, тихий бросок. Его тело, тяжёлое и мускулистое, описало в воздухе дугу, и передние лапы с силой впились в толстый сук вяза. Дерево затрещало, но выдержало. Тарас, как огромная чёрная ящерица, мгновенно обвил ствол хвостом и задними лапами, слившись с тенями.
  
  В этот момент дверь на чердак с грохотом распахнулась. "Волк" и "Призрак" ворвались внутрь, стволы их автоматов метались по сторонам.
  
  "Никого!" - крикнул "Волк".
  "Но запах... он здесь был, - "Призрак" направил свой тепловизор в угол, где лежал Тарас. - Есть остаточное пятно. Остывающее. Он только что ушёл!"
  
  Тарас не стал ждать. Он начал быстро спускаться по дереву, его когти срывали кору, но движение было почти бесшумным. Ему нужно было пересечь улицу и добраться до лабиринта подвалов разрушенного детского сада.
  
  Но удача отвернулась от него. Патруль на БТР, стоявший в конце улицы, заметил движение в ветвях. Прожектор мощным лучом ударил по дереву, выхватывая из темноты его тёмную, чешуйчатую фигуру.
  
  "На дереве! Цель! Огонь!"
  
  Улица взорвалась грохотом. Пули крупнокалиберного пулемёта срывали ветки, крошили кору, свистели в сантиметрах от его тела. Осколки кирпича и стекла посыпались дождём. Тарас прыгнул с оставшихся пяти метров, приземлившись на лапы с глухим ударом. Боль отдалась в его заживающем бедре, но адреналин заглушил её.
  
  Он рванул вперёд, к пролому в стене напротив. Это был не бег, а скорее стремительный, низкий бросок, его тело прижималось к земле, используя каждую кочку, каждую воронку как укрытие.
  
  "Он пересекает улицу! В секторе 8-А! Все группы, блокировать!" - эфир взорвался координирующими командами.
  
  Снайперская пуля ударила в стену над его головой, вырвав кусок штукатурки. Вторая просвистела у самого хвоста. "Тени" работали.
  
  Тарас нырнул в пролом и оказался в полуразрушенной квартире. Без раздумий он прошил себе путь через груду обломков, выпрыгнул в разбитое окно во внутренний дворик, заваленный хламом. Его сознание работало с предельной скоростью, выстраивая маршрут в трёхмерной карте города, что была у него в голове. Он знал каждый проход, каждую лазейку.
  
  Но охотники знали их тоже. Из-за угла выскочили двое солдат в стандартной экипировке, с автоматами наизготовку. Увидев его, они застыли на долю секунды, их лица исказились от шока и ужаса. Этого мгновения хватило. Тарас не стал атаковать. Он просто пронёсся мимо них, как тёмный ураган, сбив одного с ног плечом. Тот грузно рухнул, его крик "Он здесь!" потонул в очереди, которую выпустил его напарник. Пули ударили в стену, где только что был Тарас.
  
  Он влетел в подвал соседнего дома, но и здесь его ждала ловушка. Пол был усыпан чем-то липким и пахучим. Химический маркер! Его лапы моментально покрылись флуоресцентной слизью, которая должна была светиться в ультрафиолете, делая его видимым с воздуха.
  
  Проклятие! Теперь дроны-разведчики смогут легко его выследить.
  
  Он не остановился. Ему нужно было добраться до канализации. Только там он мог смыть с себя эту гадость и потерять преследователей.
  
  Выскочив с другой стороны здания, он увидел, что путь к ближайшему колодцу перекрыт. Там стоял БТР, а вокруг - целое отделение солдат. Они уже разворачивались, услышав стрельбу.
  
  Тарас резко свернул, метнулся в узкий проход между гаражами. Сверху, с неба, донёсся нарастающий гул. БПЛА. Охотничий дрон, оснащённый тепловизором и, возможно, вооружением.
  
  Он был в ловушке. Его окружали с земли и с воздуха. Его отметили химическим маркером. Ситуация казалась безвыходной.
  
  И тут его взгляд упал на знакомый, полузасыпанный лаз в подвал старого мясокомбината. То самое место, где он устроил спектакль для Арчи. Это было рискованно. Они наверняка уже проверяли его. Но это был единственный шанс.
  
  Собрав последние силы, он рванул к лазу. Пули свистели вокруг, с дрона что-то щёлкнуло - возможно, это был выстрел из малокалиберного орудия. Снаряд разорвался позади него, осыпав его осколками и пылью.
  
  Он нырнул в чёрную пасть подвала, скользя по наклонной плоскости. Внутри пахло так же, как и тогда - смертью, ржавчиной и его собственным, недавним присутствием. Он покатился по груде мусора и замер в темноте, тяжело дыша. Его сердце стучало, как молот, лапы горели от напряжения, а на спине он чувствовал жгучую боль - один из осколков, похоже, всё же добрался до него.
  
  Сверху послышались крики. "Он в мясокомбинате! Блокируйте все выходы! "Гадюка", цель ушла в объект "Бойня"!"
  
  Тарас лежал, прислушиваясь. Он слышал, как снаружи занимают позиции. Слышал рокот подъезжающей техники. Вся мощь разъярённого врага была теперь сосредоточена на этом одном, полуразрушенном здании.
  
  Он был целиком номер один. И он был в ловушке.
  
  Но, прижавшись к холодному, влажному цементному полу, Агент Варанус не чувствовал отчаяния. Он чувствовал холодную, ясную ярость. Они бросили на него всё, что у них было. Они считали его зверем, которого можно загнать в угол и прикончить.
  
  Они ошибались.
  
  Он был не зверем. Он был хищником. А хищник в своей норе - самое опасное существо на свете. Они думали, что загнали его в ловушку. Они не понимали, что вошли в его владения. Лабиринт тёмных цехов, ржавых конвейеров и кровавых желобов был его территорией. И здесь правила игры диктовал он.
  
  Медленно поднявшись, он слился с тенью и пополз вглубь знакомого хаоса. Рана на спине саднила, химический маркер на лапах светился в его собственном, особенном зрении как ядовитое пятно. Пусть ищут. Охота только началась. И на этот раз охотник и жертва поменялись местами. Он заставит их заплатить за эту осаду. Каждого, кто посмеет переступить порог его логова.
  
  34.
  
  Адреналин в крови Тараса медленно отступал, сменяясь леденящей, кристально чистой ясностью. Он стоял в самом сердце мясокомбината, в огромном холодильном отсеке, где когда-то висли туши. Теперь здесь висел лишь запах старости и его собственный, острый, хищный дух. Рана на спине саднила, напоминая о близком промахе снайпера, а лапы, помеченные флуоресцентной слизью, мерзко отдавались в его восприятии, словно ядовитые грибы, выросшие на его броне.
  
  Снаружи доносились приглушённые, но чёткие звуки осады. Лязг гусениц БТР, перекрывающих выходы. Методичные шаги штурмовых групп, занимающих периметр. Сухой, отрывистый треск переговоров в рациях, которые он ловил даже сквозь стены. Они не спешили. Они готовились к зачистке, выжидая, возможно, подкреплений или спецсредств. Майор Воронин выстроил идеальную ловушку. Весь мясокомбинат был теперь гигантской клеткой, а он - зверем внутри.
  
  Но странное спокойствие, охватившее Тараса, было сильнее инстинкта загнанного животного. Он анализировал. Они блокировали все наземные выходы. Значит, путь наверх. Через вентиляционные шахты, через проломы в перекрытиях, через крышу. А с крыши - прыжок на соседние, менее охраняемые здания. План был рискованным, почти безумным, но он был единственным.
  
  Именно в этот момент, когда его сознание было сфокусировано на тактической задаче, его мир дрогнул. Это не был звук или свет. Это было ощущение, сходное с внезапным падением давления перед ураганом. Воздух вокруг него застыл, стал густым, словно сироп. Пламя его внутренней ярости, всегда готовое к вспышке, внезапно угасло, оставив после себя лишь холодную, безэмоциональную пустоту.
  
  Пространство перед ним исказилось. Не пошевелившись, он увидел, как стена холодильной камеры поплыла, её очертания расплылись, а сквозь неё проступило... другое место. Это был не Бахмут и не Крым. Это был бесконечный, мерцающий тусклым светом коридор, стены которого были сложены из неправильных геометрических фигур, постоянно меняющих свою форму. Воздух оттуда пах озоном, сталью и чем-то невыразимо древним, не принадлежащим этой вселенной.
  
  В его сознании, беззвучно и непререкаемо, как печать на официальном документе, всплыло сообщение.
  "Агент Варанус. Задание в локации "Суджа" завершено. Уровень угрозы для местных союзников - критический. Ваше дальнейшее присутствие ставит под срыв операцию "Оплот". Инициируем Протокол "Возвращение". Подготовка к извлечению: 10 минут. Координаты точки сбора: сектор 9-В, объект "Улей"".
  
  Затем, как приложение к приказу, в его мозг загрузилась новая, сияющая трёхмерная карта. На ней горела точка - его текущее местоположение. И в километре отсюда, на окраине города, рядом с полуразрушенным зданием бывшего НИИ электроники, пульсировала другая точка - золотистая, притягательная. Точка сбора. "Улей".
  
  Тарас замер. Не страх, не гнев, а странная, горькая пустота заполнила его. Он смотрел на призрачный коридор, висящий в воздухе, и понимал - это выход. Спасение. Безупречный тактический ход. Его уберут с доски, чтобы сохранить более важные фигуры. Это было логично. Рационально. Бесчеловечно.
  
  Мысленным усилием он оттолкнул видение. Коридор исчез. Он снова был в холодном, вонючем подвале, в окружении врагов. Десять минут. У него было десять минут, чтобы проделать путь, на который в обычных условиях потребовался бы час.
  
  Его первым импульсом было проигнорировать приказ. Остаться. Драться. Заставить Воронина заплатить максимальную цену за его голову. Но он был солдатом. Даже в этом теле, даже с этой судьбой. Приказ есть приказ. Более того - приказ был правильным. Он видел, какое внимание привлёк. Какие силы стянуты. Каждый день его присутствия означал усиление давления на комендатуру, на Алексея, на всех, кто косвенно был с ним связан. Он был мечом, но теперь его рукоять стала слишком горячей для тех, в чьих руках он находился.
  
  Он должен был уйти. Но прежде - он должен был предупредить.
  
  Его коготь с неожиданной нежностью коснулся рации. Он переключил её на единственный нужный канал и трижды нажал кнопку передачи. Сигнал тревоги. Пауза. Затем - дважды. Сигнал "внимание". Он повторял это снова и снова, вкладывая в этот простой код всё, что мог: "Опасность. Меня нашли. Ухожу. Прощай".
  
  Ответа не последовало. Алексей, должно быть, был на позиции, или его рация была выключена. Отчаяние, острое и жгучее, кольнуло Тараса. Он не мог уйти, не попрощавшись. Не мог оставить своего друга, своего единственного союзника, в неведении.
  
  Это решение родилось мгновенно. Оно было иррациональным, рискованным, граничащим с безумием. Но он принял его.
  
  Он рванул с места. Не к выходу на крышу, как планировал изначально, а вглубь лабиринта, к старой системе подземных коммуникаций, что связывала мясокомбинат с другими промышленными зонами. Он двигался с невероятной скоростью, его тело, несмотря на рану и усталость, работало на пределе. Он пробирался через узкие технические тоннели, заваленные хламом, проползал под низкими сводами, его чешуя скреблась о бетон. Сверху доносились крики, взрывы гранат - штурмовые группы начали зачистку.
  
  Он знал, что оставляет за собой след - химический маркер светился в темноте, как маяк. Но теперь это было ему на руку. Пусть думают, что он пытается бежать через подземелья. Это отвлечёт их.
  
  Он выбрался на поверхность в полукилометре от мясокомбината, из вентиляционной шахты за спиной полуразрушенного гаража. Ночь была по-прежнему тёмной, но небо на востоке начало светлеть, предвещая рассвет. Он залёг, прислушиваясь. Лай собак, рёв моторов - всё было сосредоточено вокруг мясокомбината. Здесь, на окраине района, было относительно тихо.
  
  В его сознании пульсировала золотая точка. "Улей". До него оставалось меньше километра. И до комендатуры, где, как он надеялся, был Алексей, - примерно столько же, но в другом направлении.
  
  Он сделал выбор.
  
  Он пополз. Не к спасению, а к другу. Его путь пролегал через "ничью землю" - заваленные обломками пустыри, изрытые воронками поля. Он использовал каждый клочок тени, каждую воронку, каждую груду кирпича. Его рана горела огнём, но он игнорировал боль. Временной отсчёт в его голове был безжалостен. Пять минут.
  
  Наконец, он увидел знакомые очертания комендатуры. Здание казалось мёртвым, но он знал - внутри бдили часовые. Он не мог подойти близко. Он нашёл укрытие в воронке от пятисоткилограммовой бомбы метрах в ста от здания, за грудой искорёженного железа, что когда-то было автобусом.
  
  Он достал рацию. Его коготь дрожал. Он нажал кнопку. Один раз. Два. Три. Их старый, немой зов. "Я здесь. Жду."
  
  Минута. Две. Тишина. Отчаяние снова накатило на него, холодной волной. Он уже был готов рвануть дальше, к точке сбора, когда увидел его.
  
  Из пролома в стене комендатуры, того самого, что служил аварийным выходом, выскользнула тень. Невысокая, крепкая фигура в камуфляже, с автоматом на груди. Алексей. Он бесшумно пересек открытое пространство, его глаза в темноте блестели от напряжения.
  
  Тарас выбрался из воронки навстречу. Их встреча произошла в тени того самого автобуса. Два существа из разных миров, объединённые войной и странной, немыслимой дружбой.
  
  Алексей, тяжело дыша, смотрел на него. Его лицо было бледным, под глазами - тёмные круги.
  "Я видел... слышал... Они все там, вокруг мясокомбината, - он махнул рукой в ту сторону. - Ты ранен?"
  
  Тарас медленно покачал головой. Он поднял свою переднюю лапу, показывая на светящийся химический след. Затем ткнул когтем в направлении "Улья". Он не мог объяснить, но надеялся, что Алексей поймёт.
  
  Тот смотрел на него, и в его глазах что-то менялось. Он видел решимость. Видел прощание.
  "Ты... уходишь? - прошептал он. - Насовсем?"
  
  Тарас кивнул. Один раз, медленно и тяжело.
  
  Алексей закрыл глаза на мгновение, его лицо исказила гримаса боли. Затем он выдохнул и снова посмотрел на Тараса.
  "Правильно. Здесь тебе сейчас не место. Слишком жарко." Он попытался улыбнуться, но получилось плохо. "Спасибо. За всё. Ты... ты сделал здесь больше, чем целая дивизия".
  
  Тарас издал тихое, гортанное ворчание. Он протянул свою переднюю лапу. Не когтистую, опасную, а просто ладонь, с грубой, бугристой кожей.
  
  Алексей смотрел на неё, заворожённый. Затем, медленно, почти ритуально, он снял перчатку и протянул свою руку. Человеческая рука, испачканная землёй, порохом и потом, встретилась с лапой монстра.
  
  Рукопожатие было крепким. Кратким. В нём была вся благодарность, всё уважение и вся невысказанная горечь прощания, которую они не могли выразить словами. Кожа человека и чешуя варана соприкоснулись, и в этот миг между ними проскочила искра чего-то абсолютного, что было сильнее войны, сильнее страха, сильнее самой смерти.
  
  "Иди, - тихо сказал Алексей, отпуская его лапу. - Выживи. Может, когда-нибудь..."
  
  Тарас не дал ему договорить. Он снова кивнул, развернулся и, не оглядываясь, рванул прочь, в сторону пульсирующей золотой точки. Он бежал, не скрываясь, вкладывая в каждый прыжок всю свою ярость, всю свою боль, всю свою волю. Он оставлял за собой светящийся след, как падающая звезда, прочерчивающая небо перед тем, как угаснуть.
  
  Алексей стоял и смотрел ему вслед, пока тёмная, стремительная тень не растворилась в предрассветных сумерках. Он поднял руку в прощальном жесте, хотя знал, что тот уже не видит.
  
  Тарас мчался через пустыри. В его сознании горел отсчёт. Тридцать секунд. Он достиг территории старого НИИ. "Улей" был перед ним - полуразрушенное здание с выгоревшими окнами. Золотая точка пульсировала где-то внутри.
  
  Он влетел внутрь, в большой зал, усыпанный обломками компьютеров и мебели. И тут же его настигло то самое ощущение. Пространство поплыло. Стены зала стали прозрачными, и сквозь них проступил тот самый бесконечный, мерцающий коридор. Воздух загудел низкой, не слышной уху нотой.
  
  Тарас обернулся на последний раз. Он видел вдали очертания Суджи, озарённые первыми лучами солнца и вспышками далёких взрывов. Он видел то место, где остался его друг.
  
  Затем белый свет, не обжигающий, а обволакивающий, выжег все образы, все мысли. Ощущение движения на скорости, недоступной пониманию. Его не тянуло. Его переставляли.
  
  Когда свет погас, он стоял в абсолютно пустом, белом помещении без окон и дверей. Было тихо. Не было запаха гари, пыли, войны. Была лишь абсолютная, оглушительная тишина.
  
  Он был один. Снова.
  
  Агент Варанус лёг на пол, свернувшись клубком. Он был в безопасности. Задание было завершено. Но внутри него, в том месте, где когда-то билось человеческое сердце, зияла пустота, куда более страшная, чем любая осада. Он спас своих, уйдя. Но цена спасения оказалась неожиданно высокой. Он оставил там, в аду, часть своей новой, звериной души. И знал, что уже никогда не сможет её вернуть.
  
  35.
  
  Белый свет не растворялся, а скорее стабилизировался, превращаясь в ровное, монотонное свечение, исходящее от самих стен. Абсолютная тишина, в которой можно было услышать собственное сердцебиение, сменилась едва уловимым, низкочастотным гулом, словно где-то работал гигантский, бесшумный механизм. Агент Варанус лежал на идеально гладком, тёплом полу помещения, не имевшего ни углов, ни видимых источников света. Он был пуст. Выжжен. Процесс "возвращения" был не просто телепортацией; это было тотальное очищение, стирание всех следов предыдущей локации.
  
  Он поднялся на лапы. Его тело, совсем недавно разбитое и истощённое, теперь чувствовало себя... отлаженным. Рана на спине затянулась, оставив лишь розоватый шрам. Следы химического маркера исчезли. Даже память о Судже, об Алексее, о последнем рукопожатии казалась приглушённой, отодвинутой за некий ментальный барьер, как будто это был сон, а не реальность. Высшие заботились о функциональности своего инструмента, и эмоциональный шум был помехой.
  
  В его сознании, без предупреждения, возник новый пакет данных. Не голос, не приказ, а чистый информационный поток.
  "Агент Варанус. Локация: Крым. Полуостров является ключевым узлом в цепи логистики и управления противника. Ваша задача: дестабилизация. Тактика: "Призрачный рейд". Вам предоставлен доступ к сети "Мираж" для оперативного планирования. Первичная цель: склад ГСМ в районе Джанкоя. Координаты и схема охраны прилагаются. Время на адаптацию: 6 часов".
  
  Вслед за словами в его разуме развернулась трёхмерная, интерактивная карта Крыма. Она была не статичной, а живой: на ней пульсировали движением патрули, горели огоньки постов, отображались графики смен охраны. Это и была сеть "Мираж" - подавляющее преимущество, дарованное ему Высшими. Он мог видеть поле боя как на ладони, с высоты, недоступной никакому дрону.
  
  Белые стены помещения растворились, не издав ни звука. Одна секунда - он был в стерильной пустоте, следующая - его обдало волной горячего, сухого воздуха, пахнущего полынью, морской солью и... чем-то новым. Сладковатым, почти аппетитным запахом цветущих садов и свежего асфальта. Запахом жизни, а не смерти. Контраст с вонью Суджи был ошеломляющим.
  
  Он стоял в небольшой, высохшей от зноя балке, заросшей колючим кустарником. Над ним простиралось невероятно огромное, синее, почти фиолетовое небо, по которому плыли ослепительно-белые кучевые облака. Где-то вдали, за холмами, кричали цикады, их стрекот создавал ощущение нереального, идиллического покоя. Это был не лунный пейзаж Бахмута и не выжженные руины Суджи. Это была красивая, ухоженная земля. И именно это делало её самой опасной из всех локаций.
  
  Его новый "дом" оказался под развалинами древнего генуэзского укрепления на склоне горы. Не подвал, а естественный грот, частично обрушенный вековыми землетрясениями и временем. Вход в него был скрыт завесой дикого винограда и колючей ежевики. Внутри было прохладно, сухо и пахло старым камнем и сухой глиной. Это было идеальное логово - недоступное, с панорамным видом на долину и ведущую к Джанкою трассу.
  
  Шесть часов, данные на адаптацию, пролетели незаметно. Тарас не спал. Он изучал карту "Миража", впитывая каждую деталь. Склад ГСМ под Джанкоем был не просто бензоколонкой. Это был гигантский, отлично охраняемый комплекс: ряды цистерн, окружённые двойным забором с колючей проволокой под напряжением, вышки с пулемётчиками и тепловизорами, патрули с собаками, регулярные облёты БПЛА. Взять его лобовой атакой было бы самоубийством даже для него.
  
  Но он и не собирался брать. Его задача была "дестабилизация". Тактика "Призрачный рейд" подразумевала не уничтожение, а изматывание. Создание иллюзии вездесущей, невидимой угрозы, которая парализует волю противника дороже любых физических потерь.
  
  Его первая вылазка началась на следующую ночь. Он не пошёл к складу. Вместо этого он выбрал удалённый участок газопровода, питавший соседний военный городок. Используя "Мираж", он выследил и бесшумно нейтрализовал двух ремонтников, проверявших сварные швы. Он не убил их. Он просто оставил их связанными и с кляпами во рту в своей же служебной машине, предварительно сняв с них всю одежду и разбросав её по окрестным кустам. На боку автомобиля он выцарапал когтем один символ - стилизованный глаз. Свою новую "визитку".
  
  Затем, используя данные "Миража" об алгоритмах патрулирования, он вышел на связь анонимным сообщением на номер местного отделения ФСБ, сообщив о "диверсии на газопроводе". Когда к месту прибыла группа быстрого реагирования и обнаружила раздетых, перепуганных до полусмерти ремонтников и загадочный символ, началась тихая паника. Саботаж? Рейдерский захват? Чья-то злая шутка? Никто не знал. Но все поняли, что-то не так.
  
  Пока они ломали голову, Тарас осуществил вторую часть плана. Он пробрался на опору ЛЭП, питавшую радарную станцию ПВО на другом конце полуострова. Он не стал её ломать. Вместо этого он, используя своё ментальное умение, сконцентрировался на трансформаторе. Он не представлял, как он ломается. Он представлял, как оно стареет. Как изоляция трескается, как металл устаёт.
  
  Эффект был мгновенным. Трансформатор на вершине опоры вспыхнул ослепительной дугой, осыпав окрестности дождём из искр, и отключился. Радарная станция, защищавшая небо над частью побережья, на несколько часов ослепла.
  
  Тарас уже был далеко. Он двигался не как диверсант, а как вирус, поражающий нервную систему врага в самых неожиданных местах. Он угнал грузовик с арбузами, следовавший на базу ЧФ в Севастополь, и бросил его посреди главной улицы города Феодосии с выцарапанным на двери тем же глазом. Он проник на территорию элитного пансионата, где отдыхали тыловики, и связал во сне трёх полковников изолентой, развесив их форму на флагштоке с тем же символом.
  
  Его действия не наносили серьёзного материального ущерба. Но их психологический эффект был колоссальным. Враг не видел противника. Он видел лишь результаты его деятельности - абсурдные, унизительные, необъяснимые. Слухи поползли с новой силой. "Он здесь! Тот самый варан! Он уже в Крыму!" Телеграм-каналы, ещё не остывшие после истории с Салаудиновым, взорвались новыми "сенсациями". Одни кричали о панике в рядах ВС РФ, другие - о гениальном украинском спецназе, третьи - о мистификации.
  
  Тарас наблюдал за этим из своего каменного грота. Он видел через "Мираж", как на полуострове нарастает нервное напряжение. Как участились проверки, как были отменены увольнительные, как командование начало перебрасывать части с фронта на "зачистку" тылов от мифического диверсанта. Он достигал своей цели - дестабилизации. Он заставлял врага тратить колоссальные ресурсы на борьбу с призраком.
  
  Однажды ночью, вернувшись после "рейда" на небольшую базу связи, где он просто перерезал все кабели и нарисовал свой глаз на стене штабного вагончика, он прилёг отдохнуть у входа в грот. Луна висела над Крымскими горами, заливая долину холодным серебристым светом. Было тихо. Слишком тихо после грохота Суджи.
  
  И в этой тишине к нему вернулись воспоминания. Не приглушённые, а яркие, острые. Он снова почувствовал на своей лапе тёплое, шершавое прикосновение руки Алексея. Услышал его голос: "Выживи". Он увидел лицо капитана Коваля, усталое и неизменное. Пахнущий борщом термос. Разрушенные улицы, которые он научился называть домом.
  
  Он посмотрел на свои лапы, на длинные, острые когти, отбрасывавшие лунные тени. Он был орудием. Вечным солдатом. Его война не закончилась в Судже. Она просто трансформировалась, как трансформировался он сам. Из снайпера в диверсанта, из диверсанта - в охотника за людьми, а теперь - в призрака, в вирус, в легенду, которая сеет хаос в самом сердце вражеской территории.
  
  Он не испытывал ни гордости, ни печали. Лишь холодное, безразличное принятие. Его миссия по защите Украины продолжалась. Но теперь он защищал её не на передовой, а в тылу, становясь кошмаром в головах тех, кто считал себя в безопасности. Он был вечным часовым, стоящим на невидимой грани. Его оружием был не только коготь и клык, но и страх, и неопределенность, которые он сеял.
  
  Достав свою рацию, он на мгновение задумался. Частота Алексея была молчалива. Он был в другом мире, на другой войне. Тарас убрал рацию. Их пути разошлись. Возможно, навсегда.
  
  Он поднял голову и снова посмотрел на звёзды. Они здесь были такими же яркими, как и над Суджей. Тот же Млечный Путь растянулся по небу, словно трещина в бесконечности. Где-то под этими же звёздами шла его прежняя жизнь. Где-то гибли его бывшие товарищи. А он был здесь, в теле монстра, выполняя волю неведомых существ.
  
  Но в этой чудовищной судьбе была и своя, искривлённая логика, своя правда. Он был солдатом. И солдаты не выбирают, где им умирать. А ему, казалось, была дарована вечность, чтобы сражаться. Разве это не была самая страшная форма бессмертия?
  
  Он издал тихое, шипящее дыхание, выпуская в прохладный ночной воздух струйку пара. Затем развернулся и скользнул обратно в свой каменный мешок. Завтра его ждала новая цель. Новый "призрачный рейд". Его война продолжалась. И он, Агент Варанус, бывший Тарас Вернидуб, был готов к ней. Он был вечен. Он был легендой. И он шёл в ночь, чтобы творить историю, которую никто и никогда не узнает.
   Продолжение следует...
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"