Это было в семидесятые годы. Меня неожиданно пригласили на Лубянку. Почему я говорю "пригласили", потому что повестки мне не присылали, а настоятельно просили посетить. Названивали на работу и вежливо интересовались, когда я могу зайти. Я понимал, что претензии у них не ко мне, иначе они по другому бы разговаривали, и оттягивал "беседу" как мог, в надежде, что отвяжутся. Но звонки продолжались, и мне нужно было решать. Я мог бы потребовать повестку и занять жесткую позицию. Но тогда я лишал бы себя удовольствия поездок к сестре во Францию. КГБ ведь не объясняет причины отказа. Любой их чиновник мог зарубить поездки навсегда Я решил не дразнить гусей и договорился о встрече. За время проволочек я всё пытался вычислить, какую информацию от меня они жаждут, но так и не надумал.
Уже при виде серого, мрачного здания моя уверенность, что мне ничто не угрожает, исчезла. Как я ни уговаривал себя, что былые времена канули в вечность и теперь КГБ уже не то, что раньше и на прямые беззакония уже не идет, что я ничего не совершил преступного, страх пробирался в мое нутро помимо воли. Я вошел в названный по телефону подъезд, мне выписали пропуск и назвали номер кабинета.
За письменным столом сидел молодой человек интеллигентного вида, в очках, совсем не страшный. У меня чуть отлегло от сердца. Он вежливо поздоровался, предложил сесть на стул напротив, уточнил мои биографические данные.
- Вы знаете, по какому поводу мы вас пригласили? - осведомился он.
Это у них стандартный прием. "Клиент", наложивший в штаны, уже на подступах к чистилищу, сразу признается в совершенных грехах, часто неожиданных даже для допрашивателей. За мной грешки тоже водились. Знакомым иностранцам я менял валюту на рубли, а друзьям, или их доверенным, собирающимся заграницу эту валюту доставал. Главным был не доход, а моя "нужность" в среде обитания. В эпоху развитого социализма все решали не деньги, а связи.
- Нет, не знаю.
- И не догадываетесь?
У одного из моих друзей, был родственник из этого учреждения. Он нам как-то с другом дал совет. " Если вам случится попасть в нашу "контору", всегда все отрицайте. Вы ни о чем не знаете, никого не помните, ни о чем не догадываетесь. О чем говорили вы или ваши собеседники забыли наглухо и вспомнить не можете. Не признавайтесь ни в чем".
Я хорошо запомнил его наставления...
- Пытался, но не смог, - браво пошутил я умирающим голосом и натянуто улыбнулся.
- Вы знаете Лину Повозкину?
Конечно, я ее знаю. Это подруга детства моей сестры. Она вышла замуж за итальянца и уехала лет пять назад. Я ее встречал в Париже, в доме сестры. Отрицать не было смысла.
- Да, знаю.
- А вы знаете, что она попалась с наркотиками на границе между Турцией и Грецией?
И это я знал, потому что этому событию месяц примерно, и мы обсуждали это ЧП с сестрой по телефону.
- Знаю. И знаю, что ей отрубили бы голову, если бы ее задержали турки, а не греки.
- Откуда вы знаете?
- Читаю "L"Humanite".
Газета французских коммунистов, продается в Москве. Конечно, я об этом слышал по "Голосу Америки". Но слушать "вражеские голоса" непатриотично. На этом меня не поймаешь.
- Вы встречались с ней в Париже? Что вы можете сказать о ней?
- Дура, могу сказать. У нее приличный муж, не богач, но им вполне хватало. Жадность, могу сказать еще. Таким способом "зарабатывать"! Все равно, что на убийстве детей!
Когда я уже был готов поверить, что "контору" интересует только Линка, стремительно вошел второй. Этот интеллигента никаким боком не напоминал. Наглый сверлящий взгляд пустых бесцветных глаз, развязные небрежные манеры. Не здороваясь, он бросил короткий вопрос таким тоном, будто я уже готовый преступник, и со мной разводить цирлих-манирлих - только время терять. Пора завершить последние пустячные формальности, чтобы меня поставить к стенке.
- Где вы были 28 августа?
От такого резкого перехода у меня по спине побежал холодок. Я собрал всю волю, чтобы не показаться испуганным. Не знаю,насколько это получилось.
Я напряг память. 28 августа - это примерно месяц назад. Да меня хоть убей, я не помню в хронологическом порядке того, что со мной случается. Само событие, если оно мне интересно, я помню во всех подробностях. Но привязка по времени всегда для меня была неразрешимым делом.
- Я не могу вам сказать. У меня память ассоциативная.
- Я вам напомню. Вас видели в Центральном Банке СССР, что вы там делали?
Вообще, советскому труженику действительно был абсолютно не нужен в течение всей земной жизни никакой банк. А уж тем более Центральный. И что я там не был, это уж точно. Ни 28-го, ни в любой другой день. Я мог бы дать голову на отсечение. Он врал этот наглый. Но зато он дал мне зацепку, чтобы понять чего им от меня нужно.
Как-то в одной компании меня познакомили с симпатичным парнем, Никитой, примерно моего возраста. Он работал в одном из внешнеторговых объединений, был "выездным" и часто ездил в Грецию по делам. В отличие от других знакомых такого рода, ему валюта была не нужна, а вот сертификаты, по которым в магазинах "Березка" можно было покупать всё "иностранное" в России, от деликатесов до вожделенной бытовой электроники, ему хотелось бы иметь. Сам он их получал в очень ограниченном количестве. Он предложил идею. Он переведет валюту из Греции сестре во Францию, когда он выедет за рубеж в командировку, а сестра мне пришлет их мне. По закону мне должны были выдать вместо валюты эти самые сертификаты в Госбанке, куда приходили все переводы в валюте. Этих тонкостей нашего законодательства я не знал. О них знал Никита, но надо было уточнить процедуру получения переводов частными лицами. Никита попросил меня узнать об этом в банке, и я обещал. Мне и самому хотелось иметь доступ к заграничным лакомствам. Конечно, мы обсуждали эту идею не по телефону.
Тот же знакомый из "конторы" определенно утверждал, что телефоны прослушиваются и нужно быть в разговорах предельно осторожным. Правда, об этом знали все, и давно была популярна фраза: "Ну, это не по телефону".
Идти в банк мне не пришлось, потому что одна моя знакомая по совместным мытарствам по оформлению заграничного паспорта рассказала все подробности получения переводов. Он уже однажды получала помощь от родственников в виде перевода валюты.
Как-то Никита позвонил мне и сказал, что скоро уезжает в командировку.
- Ты был в банке? - спросил он меня.
- Да, только вчера, - соврал я, чтобы придать себе весу делового человека. На самом деле я боялся любых государственных учреждений, связанных с заграницей, как огня. Мне повсюду мерещились глаза и уши вездесущих бдительных стражей советского строя, и я был рад, что информация о переводах досталась мне безболезненно.
- Сестра может мне перевести деньги, но за это государство удерживает сорок процентов.
- Я так и предполагал, - Никита грубо выругался. - Ну ладно при встрече поговорим.
Вот почему я хорошо помнил историю про банк. Вероятно это мое "вчера", сказанное Никите по телефону и было 28 августа. Та-ак, лихорадочно соображал я: значит, меня точно прослушивают, все остальное, то, что меня видели в банке - ложь. Зачем? И что им от меня нужно? Пока я не мог ответить на эти вопросы.
- Да я был в банке. Я хотел узнать может ли мне сестра перевести деньги из Франции - ответил я "наглому".
Все сказанное было верно, за исключением моего присутствия в банке. Если они сейчас не уличат меня во лжи, значит, вся их информация черпается из прослушанных разговоров.
- У вас есть знакомый по имени Никита? - без всякого перехода вдруг спросил "хам".
Ах, так вот откуда дует ветер! Я успокоился окончательно. Здесь им ухватиться не за что. Кроме неосуществленной идеи у меня с ним никаких дел не было. Но я ошибся.
- У меня есть два Никиты, который вас интересует?
- Тот, который просил сходить вас в банк.
Ну, господа пинкертоны, нельзя же так грубо. Я все-таки читал детективную литературу. Еще одно подтверждение, что сведения у них только из подслушивания разговоров.
- А меня никто не просил.
- Зря запираетесь. Нам все известно, - грубо бросил "хам". - Нам известно например, что Никита встречался с Повозкиной в Париже.
Это тоже фальшивка. Никита как раз мне говорил, что очень хотел бы побывать в Париже, но из Греции попасть туда очень сложно. Если хотя бы у него была командировка в Германию, он бы рискнул и смотался бы на пару дней нелегально. Да и Лина никогда не говорила о знакомом по имени Никита. Уж во всяком случае, в Париже их встреча исключалась.... Зачем мне вешают такую легко опровергаемую ложь?
Я сделал удивленное лицо.
- Ах, вот какого Никиту вы имеете в виду? У меня еще есть и другой. Музыкант. Так ваш, по- моему, ездит только в Грецию. В Париже он не бывал никогда, так он мне говорил, по крайней мере. Я даже не знал, что он знаком с Линой.
- Вы много чего не знаете, - презрительно выдавил "хам". - Так он просил вас сходить в банк?
- Да он ничего не просил. Я припоминаю, что я ему говорил о своих проблемах, возможно ли получить перевод от сестры. Он этого не знал. У него кто-то из знакомых тоже имеет родню заграницей и у них подобная ситуация. Я ему сказал, что собираюсь в Госбанк узнать как да что. Обещал ему сообщить, возможны ли переводы вообще, какие суммы, как получать и вообще всю механику. Пообещал и забыл, как часто со мной случается...
- Так вот он имел связь с Повозкиной, - прервал мою вдохновенную ложь "хам". - И возможно связан с наркотиками. Нам в этом надо поподробней разобраться, и вы должны нам помочь.
Так, из меня хотят сделать стукача, надо изворачиваться.
- Вряд ли я могу вам еще чем-нибудь пригодиться. Я все рассказал о нем, что знаю.
- А мы от вас много не просим. Вы же должны помогать Родине. Вот сейчас и будет видно, какой вы гражданин. У вас же в характеристике написано: идеологически выдержан, морально устойчив. А мы вас просим помочь в благородной борьбе с распространением наркотиков.
Меня начала бить мелкая внутренняя дрожь. Это случается со мной в случаях, если я чувствую, что обстоятельства меня подталкивают к совершению подлости.
- Что я должен сделать? - голос мой предательски сел.
- Вы говорите, что рассказали все, что знаете о Никите. Но вот когда вы с ним познакомились, он высказывал свои суждения по поводу прекрасной жизни на Западе. Вы умолчали об этом. А это как раз важная компонента характеристики. И вообще нам важны подробности.
Значит, в той компании уже кто-то постукивает, мелькнула у меня мысль. Вслух же я сказал.
- Так это все говорят, кто там побывал. Я и в том числе. Разве это не так?
- Ну не будем спорить, о том, что так, что не так, - примиряющее проговорил "интеллигент" до сих пор молчавший. - Мы вас просим вот о чем. Позвоните Никите на работу и передайте привет от Лины. Если он спросит, кто эта Лина, скажите, подруга сестры. Если не спросит, просто положите трубку. Остальное наше дело.
- Сейчас позвонить? Отсюда?
- Ну, зачем же так спешить, - улыбнулся "интеллигент". - Еще есть время до конца рабочего дня. Вернетесь домой и позвоните... Завтра мы вас ждем с новостями. Вот здесь распишитесь.
Он пододвинул мне листок, где было написано о ответственности и обязательстве неразглашения сегодняшнего разговора.
Я вышел из КГБ. У меня было ощущение, что я - воробей, временно выпущенный на волю, крепкой короткой ниточкой, удерживаемый за лапку. В голове был полный сумбур. Надо было упорядочить мысли, разметанные страхом и предчувствием ужасного.
Меня практически уже сделали стукачом... ну не совсем еще, но почти... Коленки уже задрожали и я обещал позвонить. Это ведь не просто - звякнуть и всё....Это посадить себя на цепь в вечное услужение... Что собственно они хотят? Никиту ездит в Грецию, Линку в Греции прихватили с героином. Они "разрабатывают" версию связи. А я в роли подсадной утки. Я произнесу в трубку: "Привет от Лины", они это запишут и вот у них документальное подтверждение на возможную версию. Но я то уверен, что Никита незнаком с Линкой. Если бы это было так, то уж всяко выплыло в начале знакомства. Первая тема для разговора с новым человеком, поиск общих знакомых. Да даже если они и знакомы, не факт, что Никита обязательно должен быть ее сообщником. Мне в результате отводится роль провокатора. И потом после моего звонка они начнут тягать этого Никиту, а мне "поручат" новую роль... Не соглашусь - значит, я не хочу помогать Родине, значит, в моих верноподданнических чувствах им придется усомниться со всеми вытекающими для меня последствиями....
Значит они - это "Родина", а я, только в случае согласия стать их холуем без чести и совести, могу рассчитывать на высокое звание патриота.
С другой стороны, этот Никита мне ни сват, ни брат. Ну, хороший парень, он мне по пьяной лавочке похвастался, что греки ему проценты платят за подписание выгодных контрактов. Отсюда у него и валюта на Западе. Вот только ему никак ей не воспользоваться. Поэтому у него эта идея и возникла с переводами. Я имею формальное право получать деньги из заграницы, а он нет. Если бы "хам" это узнал, он бы затрясся от счастья. Но я разве могу выдавать чужие тайны? Какая разница Никиты они или чьи- нибудь еще? Мне доверили. Значит, меня считают порядочным человеком. Мне кажется, если бы я от страха сболтнул "хаму" лишнее, я бы повесился. Ну как бы после этого я смотрел бы в глаза Никиты? Да любого прохожего? У меня же на морде бы было написано: подлец, трус, доносчик, струкач... Я уже представлял себя таким вынюхивающим, выведывающим, влезающим в душу, а потом сладострастно строчащим доносы и подобострастно кланяющимся и ловящим награды из рук "хама"- палача. Нет, у меня только один выход - перебороть страх.... Или повеситься. Перспектива повеситься меня немного успокоила. Я зашел в телефон- автомат и позвонил Никите на работу. Он сам снял трубку.
- Никита Арсентьевич?
- Здорово Кирилл, ты дома? Я тебе перезвоню. Дел по горло - скороговоркой пробасил он.
- Да нет, я тут с тобой рядом. Выйти сможешь?
Никите два раза говорить не надо. Он видно почуял по моему тону, что я не зря примчался к его конторе.
- Минут через двадцать буду у входа. Подождешь?
- Да, я тут в скверике пока подышу....
Он вышел ровно через двадцать минут. Его вид вернул мне некоторую уверенность. Он всегда производил на меня впечатление человека твердо стоящего на ногах. Про таких говорили тогда: " У него всё схвачено". То есть каждый шаг у них продуман, взвешен и подстрахован от случайностей.
- Что там у тебя, давай быстрей! - пожимая руку, поторопил Никита.
- Ты знаешь Линку Повозкину?
- Кто это такая?
- Подруга моей сестры.
- Я и с сестрой с твоей только раз по телефону разговаривал. Что за вопрос?
- Ты под колпаком. Меня только что в КГБ допрашивали. Спрашивали о тебе.
Никита ничуть не разволновался.
- Чего они хотели от тебя?
Я вкратце изложил весь ход разговора. Лицо Никиты сделалось злым.
- Ну, сволочь! - он сжал кулаки
- Это ты про кого?
- Начальник спецотдела под меня копает. Вот идиот! Не знаю я никакой Линки.
- А мне что делать? Что им говорить?
- Да пошли ты их подальше. Они свой хлеб отрабатывают. Наслушаются и строят "версии"... Да, а вариант переводов через сестру не проходит. Сорок процентов этой шпане слишком жирно будет. Ну, пока, я побежал...Я завтра в Грецию улетаю. Вернусь через две недели.
Какой он молодец, подумал я, ничего не боится. А как мне выворачиваться?
На следующий день в приемной меня встретил интеллигент. Он пожал мне руку как доброму знакомому.
- Здравствуйте, Кирилл! Ну, как наше поручение?
- Я позвонил, спросил его про Лину. Он ее не знает.
- По телефону спросили?
- Нет, я с ним виделся.
- Мы же вас просили по телефону спросить?
И здесь я выложил домашнюю заготовку, плод бессонной ночи. Я сделал горестное лицо и сказал.
- Ну вот, я так и знал. Обязательно, что-нибудь напутаю. Вы знаете, что я вам скажу - я в профессионалы-разведчики не гожусь. Так что вы меня увольте ваших поручений. Я могу вам только напортить.
- Хорошо, - неожиданно быстро согласился "интеллигент". - Тогда просто напишите, что вы слышали при первой встрече с Никитой. Все его высказывания.
Я думал, мне придется снова выдерживать настойчивое давление моего "доброжелателя", но тут он вдруг бросил мне соломинку, добавив.
- Если хотите нам помочь.
То есть я могу и не писать. То есть писать или нет - моя добрая воля.
- Я хочу вам помочь. Поэтому рассказал, что знал. Но писать я ничего не буду. Я знаю, как это называется. "Любителем" я тоже себя не считаю.
Интеллигент молча пожал плечами и подписал пропуск на выход.
И тут я почувствовал, как петля из крепкой ниточки высвободила мою лапку.....
- Повторяю, пусть себе исцеляет и творит чудеса. Наша задача - обеспечивать безопасность страны. Болтают всякое. Что он, например, называет себя иудейским царем. Если это так, то он, действительно, враг народа. Царь у нас один - Ирод! Мы хотим лично побеседовать с ним, узнать его намерения, а не пользоваться слухами. Поговорим по душам и отпустим. Понятно теперь, зачем мы ищем встречи с ним? -
- Ну и ищите, причем тут я? - отбивается Иуда.
- Конечно, мы легко бы обошлись без твоей помощи, но его бдительные товарищи, да и ты вот, скрываете его. Даже одежду носите все одинаковую. У всех бороды галлилейские. Как нам разыскать его в кучке учеников? Чтобы хотя бы договориться о встрече?
- Я сам ему передам вашу просьбу, - в голосе Иуды зазвучало сомнение.
- А если он не согласится? Если ты не сможешь его убедить? Тебе перестанут доверять, он замкнется и натворит глупостей прежде, чем мы успеем его предупредить - затараторил "доброжелатель".
- Слушай, Иуда, мы обещаем тебе, что волос не упадет с его головы, - вступил "наглый". - Тебе ничего особенного делать не надо. Просто, на Пасху, когда вы выйдете из дома после трапезы помолиться, будь около него. И скажи ему что-нибудь. Ну, например: какая чудная погода, или что-то в этом духе. Нам этого будет достаточно. Наш человек будет стоять в толпе и его запомнит.
- Вы его арестуете.
- Да ты что! У нас и в мыслях этого нет. Как-нибудь улучим момент, когда он один, и просто с ним побеседуем в удобной для него обстановке.
- Я вам не верю - упирается Иуда.
- Ну, как знаешь. Только ничего ему не говори о нашем разговоре. Кстати, вот тебе деньги, внеси их в кассу, чтобы тебя не заподозрили в воровстве.
Иуда поймал мешочек с монетами, брошенный "доброжелателем".
- Я заработаю и верну, - гордо произнес Иуда.
- Сочтемся, конечно. Мы и не сомневаемся.
Пока Иуда покидает "казенный дом", а я легко взмываю ввысь и снова пролетаю над городом, потом над лесом, начинающимся от подножья горы и, наконец, там где ближе к вершине редеют деревья, вижу воздевшего руки к небу Христа, а неподалеку от него безмятежно спящих двух учеников Петра и Якова. Я опускаюсь рядом с Иисусом. Слышу слова Иисуса и голос, отвечающий ему с небес.
- А по другому никак нельзя? - спрашивает Иисус.
- Почему нельзя, можно. Но тогда никто не увидит твоей кончины.
- А я буду по настоящему мучиться? - это голос Иисуса.
- А как же! В этом случае ты будешь должен пройти весь путь человеческий до конца. Оболочка твоя должна умереть естественным способом. Поблажки недопустимы. Иначе преобразование не пройдет и процесс телепортации нарушится. Так что ты выбираешь? - а это голос откуда-то с небес.
- Конечно, мне хотелось бы, чтобы чаша сия меня миновала. Но я хочу, чтобы как можно больше людей видели мою смерть - говорит Иисус.
- Значит договорились.
Тут связь прерывается, и Иисус замечает меня.
- Страшно, - говорит он мне. - Взял с собой двух ребят, чтобы было повеселей, так заснули.
Я ему порываюсь рассказать, что я слышал в "казенном доме", но Иисус безнадежно машет рукой.
- Знаю, что хочешь сказать, да меня вот тут тоже страх одолел.
- А тебе-то чего бояться? Ты же воскреснешь!
- Да вот умом понимаю, а как вспомню, что надо на кресте помучиться...
- А зачем тебе эти муки?
- Ты лучше спроси, зачем вообще я сюда пришел? Что мне делать здесь среди людей? А всё моя настырность. Видно было сразу, что эксперимент не удался. Ни потоп, ни Вавилонский урок, ни "точечные" удары по Содому и Гоморре, человечество не образумили. Оно упрямо движется в противоположную сторону от совершенства. Нужно было просто всех убрать и заняться новым вариантом. Но мне захотелось понять изнутри, так сказать, можно ли исправить ошибку Евы? В человеке есть все для совершенствования. В заложенных программах всего хватает. Я хотел понять, почему он все время сбивается с истинного пути. А чтобы понять по настоящему, нужно было влезть в "шкуру" человеческую.... Вот я и влез...
- И теперь стало понятней?
- Теперь да. Зло захватило плацдарм в головах. Я как предполагал? Получат возможность соображать, а не действовать по расписаниям инстинкта, и станут жить по разуму, совершенствовать себя. Так нет, соображают вроде, а ведут себя! Я до сих пор ума не приложу, откуда такая способность все перевирать! Я говорю: жить в любви проще, чем в ненависти. Представляете, говорю, все друг другу помогают, никто ни от кого не ждет подвоха, палки в колесо, дубиной по башке.... Сколько останется сил на созидание! Правда, ведь? - спрашиваю. - Правда, - говорят. Очень охотно соглашаются. Только отвернулся, один у другого рыбу стянул. Зачем ты, спрашиваю, это сделал? Ну, ты же сказал, что всяк должен любить другого, делиться, вот я и взял... Тогда объясняю: Любовь - это: не убий, не укради, не злословь, не лги, не завидуй, сочувствуй, помогай. Мы все равны пред моим отцом. Понятно? "А то!" - отвечают. Идем по дороге, встречается самарянин. Идет никого не трогает. Яков бабах ему по башке! Я спрашиваю, за что? Яков спокойно так отвечает. Он, говорит, вошь поганая, тебе, царю, не поклонился! Ну вот возьми их за рупь за сорок!
- Почему за рупь? Здесь же динарии или как их там. В общем другая валюта! - напоминаю я
- Да какая разница! Это я так, к слову... Сейчас я здесь, и то самые простые вещи растолковать не удается! Сопротивляются. И так ловко! Все у них виноваты, кроме них самих! Бог виноват, потому что не уберег от порока, Дьявол - за то, что в порок вовлек. На что, думаешь, расходуется разумная энергия? Да, на оправдание и умаление собственных слабостей, а не на борьбу с ними, как я предполагал. И в этом все дело. Поэтому и восприятие парадоксальное, на изнанку. Что потом понапишут обо мне! "Пришел, чтобы своей смертью искупить грехи всех людей и тем открыл людям путь в царство небесное"...Ты можешь перевести эту галиматью?
- Не пробовал
- И молодец. Я уже "все мозги разбил на части, все извилины заплел" и то не получается. А чего может быть проще?
Я пришел, чтобы понять, почему мое любимое детище на "черное" говорит "белое" и наоборот. И творит ровно обратное задуманному.
Я пришел, чтобы объяснить, что любить проще и даже выгодней, чем ненавидеть. Что если бы всю энергию ненависти, зависти и подозрительности человек тратил на помощь ближнему, то на земле давно уже был бы рай. Что отдать ближнему последнее, это все равно, что дар получить самому. Не отталкивать от кормушки ближнего, а подвинуться, чтобы и тому было удобнее..
И не надо подозревать, что только ты любишь мир, а он тебя нет. Сомневаться, не зря ли ты жертвуешь. И не подглядывать, кто сколько подает, и не обнесли ли тебя...Сомнение - враг веры в любовь...
Я пришел показать людям, то нечего опасаться смерти тем, кто прилично себя ведет на земле. Что надо сопротивляться мерзости до конца, а не подчиняться ей. Что тот, кто сохранит в себе любовь, останется в Вечности. Остальные, увы, в печку на переплавку. И ничего и ни за кого я не искупаю. Меня распнут кандидаты в переплавку. Но и у них еще будет время образумиться...Ты думаешь, почему не погиб, когда заснул за рулем? Я дал тебе время исправиться...
- А почему ты не пожалел кумира публики? - вспомнил я.
- Кумиры - скороспелки. Они быстрее других выполняют земную задачу. Им нечего делать на земле. Они уже достигли земного совершенства. Их чуть передержишь, они начинают портиться.
Каждому овощу свое время... А ты не кумир, тебе еще нужно было дозреть.
- А ты уходишь почему так быстро?
- Я все что хотел, сделал.
- А муки на кресте зачем? Тебе же отец разрешил...
- А чтобы показать, что муки - не муки, если веришь в любовь, в вечность, в торжество любви. Я хоть и побаиваюсь, но честное слово иду с радостью на смерть. За тридцать три года я такого тут насмотрелся! У нас совсем другая жизнь!
- А какая другая?
- Какая, какая, - усмехнулся Иисус. - Придешь, узнаешь. Куколке не объяснить, какой завтра она будет бабочкой... Ладно, пора будить верных друзей...
Но как пробудились спящие Яков и Петр, я увидеть не успел. Снова запел будильник, и просыпаться пришлось мне.
Во второй половине дня позвонил сын.
- Здоров, отец?
- Относительно.
- Относительно хорошо или относительно плохо?
- Шевелюсь, значит, хорошо.
- Мне нужна твоя квартира недельки на две. Куда ты хочешь поехать, отдохнуть от Москвы?
- В Париж.
- Паспорт у тебя есть заграничный?
- Я пошутил.
- В каждой шутке, как известно, есть доля шутки. Так есть или нет?
- Где-то был.
- Я пришлю шофера...
Через три дня я уже вдыхал еще не забытые парижские запахи. Сколько воды утекло с тех пор, когда я здесь был последний раз! Париж не изменился ничуть. Разве что, поменялись модели автомобилей и изменилась мода одежд горожан и туристов, днем и ночью заполнявших улицы беспечно живущего города. Или точнее обеспеченно живущего. Но вот я, оказывается, поменялся. Я уже не чувствовал себя участником его кипучей жизни. Мне казалось, что я смотрю стереофильм. Эффект присутствия - полный, а участия никакого. В кафе меня долго не замечал гарсон, на улицах люди удивленно извинялись, натолкнувшись на меня, как на случайно обнаруженное препятствие. Да и мне ничего не хотелось как раньше. Попробовать необычные сладости, примерить модную одежду, потрогать, включить, нажать на кнопки диковинных новинок домашней техники. От меня уже не прятались за каждым углом мушкетеры, не выглядывала кокетливо из окна мадам Бонасье.... Но вот в толкучке молодежи (теперь прохожие были сплошь молодыми) удивительное дело, вдруг появлялось знакомое лицо. Так разительно похожее на чье-нибудь из моих друзей молодости, что я с трудом удерживался, чтобы не заговорить. Вероятно, мой удивленно восторженный взгляд вызывал подозрение, потому что молодые люди в некотором испуге несколько раз нервно оборачивались, пытаясь стряхнуть с себя прилипчивое внимание старика-чудака. Такое и раньше случалось со мной в разных местах, но чрезвычайно редко. А здесь то и дело мелькали знакомые фигуры, лица разного пола и возраста... Объяснение этому я не находил. Но радовался, потому что каждая такая встреча вызывала поток воспоминаний. Будто я просматривал волнующий калейдоскоп событий, пережитых когда-то мной, "прежним", и теперь заново переживаемых мной, "сегодняшним".
И тут я вспомнил одну историю, произошедшую со мной в Париже во время одного из прежних приездов, в те далекие времена. Я сидел в одном из кафе на бульваре Сан- Жермен. Разглядывал толпу, жевал hot-dog и наслаждался свободой. Наслаждался. Это чувство обострялось, когда помимо воли я вспоминал о скором отъезде и возникала запавшая в памяти удручающая картинка возвращения из первого путешествия на родину. Хмурое небо с низко летящими тяжелыми серыми тучами (будто специально погода портилась, чтобы окончательно уничтожить еще сохранившиеся остатки светлых впечатлений от пребывания в сказке), цепь не менее хмурых и молчаливых автоматчиков, выстроившаяся у трапа самолета, бдительно наблюдавших за перемещением прилетевших пассажиров из враждебного мира... Потом, пройдя пограничников (прощупывающих тебя подозрительным взглядом и несколько раз недоверчиво сверяющих твой облик с изображением на фото в паспорте), таможенников (прощупывающих содержимое чемоданов и с интересом роющихся в твоих пожитках), потом, уже в здании аэропорта, быстро адаптируешься к привычной среде. Но вот в момент приземления и выхода на трап, когда в самолете еще держится запах сказки, хочется сделать шаг назад, вцепиться в кресло и ни под каким предлогом не позволять выкинуть себя в этот холодный и равнодушный лагерь за колючей проволокой, именуемый "Родина"...
Вдруг невеселые мои размышления прервала молодая женщина. Надо сказать, что в отличие от навязанного мне литературой представления, француженки, по крайней мере, парижанки точно, красотой не блещут. А тут я вижу стройную красивую женщину и ... хорошо мне знакомую! Я быстро расплатился в кафе, она успела отойти на приличное расстояние, но я из виду ее не потерял. Пока я ее догонял, память успела сработать, но выдала негодный результат: я вместе с ней несколько раз спускался в лифте в нашем доме в Москве. Негодный вариант, потому что этого просто не могло быть.
Вероятно, парижанка очень похожа на ту мою миловидную знакомую. Да ее даже знакомой назвать нельзя. Первый раз, мы случайно оказались в одном лифте в нашем доме. Я спускался вниз, а она уже находилась в кабине, когда я вошел. Она поздоровалась со мной как с хорошо знакомым человеком, посмотрела мне прямо в глаза, дружелюбно улыбнулась и мы поехали. Раньше я ее никогда не встречал. Меня поразили ее глаза. Они излучали радость, доброту и вселенский покой одновременно. И еще просветленный ум. У меня ёкнуло сердце. Не просто трепыхнулось, а захлебнулось от счастья. Так же как в далеком детстве, когда я встретил маму после долгой разлуки (детсад наш вывозили на "дачу" и мама приехала нас с сестрой навестить), когда первый встретил Майку из соседнего подъезда. Вообще, если оно ёкало, то не напрасно. Сейчас оно ёкнуло еще и так, что мое воображение тут же выпрыгнуло за пределы дозволенного. Мы еще не достигли первого этажа, а она уже представлялась мне в подвенечном платье. Она уже держала меня под руку и смотрела на меня влюбленными глазами!
Я был так заворожен, что мой оценивающий взгляд не пожелал оторваться от ее милого лица и продолжить "объективное обследование". Наверное, правильно говорят, что глаза - зеркало души, индикатор интеллекта и показатель еще чего-то. Но все-таки главное в женских глазах - некая загадка. Загадка появляется далеко не всегда и открывается не всем подряд. Но если вы ее вдруг обнаруживаете, значит она предназначается вам и ... и вам необходимо ее разгадать. Вот эту загадку я прочитал в ее улыбчивых приветливых глазах...
У всезнающей лифтерши я узнал, что недавно к нам в дом переехала молодая семья. У них две маленьких дочки, папа - киношник, мама - домохозяйка. Воображение пришлось взнуздать, про загадку забыть. Я еще три раза случайно встречался с ней в лифте. Это происходило днем, когда с детишками она выходила гулять, а я выходил в магазин или булочную за хлебом. Мы даже успевали делиться впечатлениями о погоде. И каждый раз мне казалось, что желание, с которым она заговаривала со мной, не просто формула вежливости. Загадка настойчиво присутствовала в каждом ее взгляде. Не соблазн, не кокетство...Как будто ей хотелось выговориться, будто что-то мешало ей жить... Может быть совместные поездки в лифте были всегда неожиданными и слишком короткими, чтобы успеть собраться с мыслями или с духом...
Потом наши графики пользования лифтом перестали совпадать и, наверное, уже год мы не встречались ни в лифте, ни у дома, где она обычно гуляла с детишками. И я вдруг встречаю ее в Париже. Это выглядело полной несуразностью. В те времена, единицы, счастливчики вроде меня, могли выезжать заграницу. Предположим, у нее тоже родственники во Франции, думал я. Все равно, вероятность такого числа совпадений за пределами здравого ума. В одном московском доме у двух человек родственники во Франции. Эти два человека, не сговариваясь, в одно время едут во Францию, выходят погулять по Парижу в одно и то же время, на одну и ту же улицу и чуть не сталкиваются нос к носу. При этом я год не мог встретиться с ней в лифте, живя в одном доме, хотя очень желал этого! Помимо воли я не переставал думать о ней и всё ждал новой встречи, какой-то развязки... А тут на тебе! Представляю, как я напугаю эту француженку, если вдруг догоню и брякну что-нибудь по- русски!.. Но она так похожа, так похожа! Теория вероятностей, на то и теория, потому что бывает посрамлена невероятностью события. Не часто, но бывает. Может быть, сейчас тот самый случай!
Я решаю подойти к ней на близкое расстояние и произнести что-нибудь по-русски. В чужом разноголосии человек невольно обернется, услышав родные слова.
И вот я уже достигаю нужной дистанции, как вдруг она останавливается около стоящей машины, открывает дверцу, садится привычным движением вставляет ключ, заводит мотор, и уезжает. Я облегченно вздыхаю. Слава Богу, не осрамился. Вечно меня подводит неуемная фантазия...
Я возвратился в Москву спустя месяц. Все мои старания увидеть милую соседку успехом не увенчивались. Она перестала гулять во дворе с детьми, она вообще перестала появляться. Я уже готов был предположить, что они снова поменяли квартиру. Но нет. Ее мужа я встретил на стоянке автомобилей перед домом. Раз. Другой. Наконец, я не выдержал. Хотя мне очень не хотелось заговаривать с этим человеком. Он был из породы дамских любимчиков. Молодой, хорошо сложенный, с характерным выражением лица героя- любовника и баловня судьбы, легко шагающего по ковровой дорожке жизни, выстилаемой благосклонными дамами.
- У меня есть сюжет для сценария. Я встретил вашу жену во Франции, - сказал я, надеясь вызвать у него удивление и тем самым завязать разговор.
Он действительно был удивлен. Но еще больше изумился я, когда услышал его вопрос.
- Давно?
Я опешил и не сразу сообразил, что он ждет точной даты.
- Когда вы ее видели?
Мне не нужно было долго рыться в памяти. Я мог назвать даже час встречи, не только число. Я назвал месяц и число.
- В котором часу не припомните?
Я совершенно не ожидал, что он примет мое известие о встрече как нечто само собой разумеющееся и уж совершенно сбил с толку последний его вопрос.
- В тринадцать часов сорок минут по парижскому времени или в двенадцать сорок по Гринвичу, - пошутил я.
- Я почему спрашиваю так подробно - она погибла в автомобильной аварии под Парижем именно в этот день, в 14.05 - холодно ответил муж.
Уже значительно позже я узнал, что она больше года назад развелась с мужем и уехала жить с детьми к родственникам во Францию. Вот почему я не встречал ее больше в лифте. Этот мерзавец, ее муж, требовал за разрешение вывезти детей оплаты в твердой валюте. Но это всё я узнал позже. Тогда же меня как молния полоснула мысль, что если бы я тогда решился с ней заговорить, я бы возможно спас ей жизнь! И может моя бы жизнь сделала желанный поворот! Может быть я последние тридцать лет прожил бы в том самом счастье, которое рисовало мне тогда воображение... Если бы!.. Всего одно слово, один шаг!!!
Пока я размышлял, прихлебывая кофе, потемнело. Включилось освещение улиц, и город зажил новой жизнью. Париж ночью, особенно в теплые весенние ночи, - сплошная ярмарка экзотических неожиданностей. Респектабельное и предупредительно вежливое поведение уличной публики исчезает с последними трепыханиями сумерек и замещается вдруг шумной подвижной, улыбчивой толкотней. В море света людской поток движется сразу во всех направлениях, но это никого не смущает и никому не мешает. Разодета публика столь разнообразно, что происходящее смахивает на костюмированный маскарад. В этой вечно движущейся толчее возникают вдруг островки, откуда несутся зажигательные ритмы: африканские, южноамериканские. Тут же рядом, не смешиваясь и не мешая предыдущему темпераментному трамтарараму, звучит философски спокойная, космическая восточная мелодия арабской флейты или диковинного армянского инструмента. Музыканты часто в национальных костюмах, что усиливает ощущение, что именно здесь и сейчас происходит вавилонское столпотворение. Не удается пройти и нескольких шагов как внезапно попадаешь на представление бродячих факиров: повелителей огня или глотателей шпаг... И так повсюду до окончания ночи...
Но во-первых, мне уже не под силу бессонные ночи, а, во-вторых, меня ждала вторая жизнь, жизнь во сне, в которой я уже не чувствовал себя сторонним наблюдателем. Я отправился спать.
- Так, слушайте меня внимательно, что я вам скажу, - говорит Иисус двенадцати собравшимся. - Завтра мне придется умереть.
Вся компания в светелке за трапезой. Перед ними праздничная пасхальная еда, но никто не ест, все, открывши рты слушают Христа.
- Нет, Господи, мы этого не допустим! - восклицает с пафосом Петр. - Я лучше умру, чем увижу твое бесчестие! Тогда и мы вместе с тобой!
- Ну, вот опять "за рыбу - деньги"!- возмущается Христос. Говорили, говорили.... Это не мне бесчестье, а тем, кто хочет меня убить. Я умираю не для того, чтобы продемонстрировать свою смелость, а чтобы вам и всем показать, что Истина и Любовь дороже жизни. Что самой смерти нечего бояться. Это всего лишь переход из земной жизни в Вечность. Ваше время тоже придет, не спешите. Вы нужны здесь, чтобы нести людям веру в Истину и Любовь.
- Ты не говорил нам, что есть Истина! - это Фома.
- Ты плохо слушал. Но я повторю для всех. Истина - в вечности жизни. А вечен тот, кто любит и верит в Любовь.
- Прости, Господи, но я простой человек! Ты говоришь красиво и, наверное, правильно, но не всякий поймет твои слова, - это снова Фома.
- Простыми словами, блюдите на земле десять заповедей - из них складывается Любовь. Те, кто их блюдет, тот вечен. Жизнь земная - испытание души. Если разменял ее на земные пороки и побрякушки - сам и расплачивайся. В Вечность грязные души не принимаются. Придется проходить чистку. Так понятно?
-Лучше бы ты с нами остался, Господи! Ты уйдешь, мы все поперепутаем, перезабудем, переврем! - опять восклицает Петр. - Останься с нами, Господи!
Все одобрительно зашумели.
- Не могу, у меня много других дел. И так уже я засиделся с вами. Но вам я пришлю помощь, чтобы память ваша укрепилась..
- Тогда и меня с собой возьми! - не унимается Петр.
- Умереть не штука. Победить свои пороки и убедить других жить по совести - задача поважнее - отвечает Иисус.
- Да я...да мне.... Вот увидишь Господи! Не пощажу живота своего за веру, за тебя, за отца твоего!... - это всё Петр.
- Петя, не говори "гоп", пока не перепрыгнешь...- останавливает его Иисус и продолжает. - Так, теперь перекусим и на молитву, а то уже темнеет...
Действительно темнеет, даже очень быстро все погружается во мрак...
Но вот вспыхивает свет, но я уже в другом месте, в зале с "разбросанными" колоннами. У меня ощущение будто я смотрю фильм и в то же время могу вмешаться в происходящие события.
"Наглый" за мраморным столом дает последние наставления вооруженному копьем воину.
- Расчет вот на что, - говорит "наглый". - Твои люди должны внезапно выскочить из толпы, как только он выйдет с учениками из дома. Иуда наверняка поймет, что мы пришли арестовать "учителя" и бросится к нему. Предупредить. Вот тут ты смотри во все глаза и сразу его бери. Промашки быть не должно. Отвечаешь головой. Это опасный государственный преступник.
Воин молча кивает.
- Остальных можно переловить позже. Они одни опасности не представляют. Главное - лишить их вождя.
И снова я у дома, где происходит тайная вечеря. Для кого это тайна - непонятно, потому что вокруг полно народу. Все ждут выхода Христа.
События разворачиваются стремительно. Поодиночке выходят ученики с Христом. Толпа чуть расступается. Ученики еще не успели образовать привычную защиту вокруг Иисуса, как вдруг из толпы выскакивают вооруженные люди и окружают вышедших. Иуда бросается к Христу
- Бежим, Равви! - восклицает он, отталкивает ближайшего воина и увлекает за собой в толпу Христа. В этот момент внезапно выныривает воин-молчун с копьем ловко отсекает Христа от Иуды. Подбегает еще один воин ему на помощь и вдвоем они цепко держат Христа, который и не порывается убежать. Толпа теснит вооруженных людей. Начинается давка. В неразберихе ученики растворяются в толпе. Только Иисус жестко удерживается двумя воинами. Но, кажется и его вот-вот вырвут из рук воинов. Внезапно раздается громовой голос воина с копьем.
- Всем назад! Нападение на римского воина карается смертью!
Толпа, опомнившись в страхе отступает...
Уже совсем темно. В окружении воинов с факелами, Христа ведут в город. Крадучись, прячась то за большими камнями, то за стволами смоковниц вдоль дороги, за процессией следует Петр. Я всё вижу глазами Петра. Я не очень понимаю, где начинаюсь я и кончается Петр. Но меня это не беспокоит.
Христа вводят в тот же дом, откуда недавно выходил Иуда. Петр остается во дворе. Холодно. И мне холодно тоже. Петр незаметно пристраивается у костра, где греются воины и обслуга дома. Мне становится тепло.
Из дома выходит служанка, останавливается поболтать с одним из воинов у костра и вдруг впивается в меня глазами. У меня мурашки бегут по коже от ее пристального взгляда.
- Эй, кучерявый!- весело кричит она мне, - Ты же в главных ходил у этого!
Она недвусмысленно показывает в направлении, куда увели Христа.
Воины как по команде оборачиваются и зло смотрят на меня, готовые схватить. Тот, что ближе всех ко мне хватает за руку...Петра. У меня отлегло, но, тем не менее, я почему-то следую за воинами, волокущими Петра.
- Да вы что, братцы! - причитает Петр. - Я знать никого не знаю! Врет она всё!
Так его и вволакивают в "колонный" зал. Там я снова вижу обоих дознавателей. "Наглый" - в большом возбуждении.
- Кто такой? - грозно вопрошает он у волокущих воинов.
- Да вот тут его одна признала. Говорит, видела его... он из этих...
- А ты что скажешь? - обращается он к Петру.
- Да я, гражданин начальник, понятия не имею, о ком речь.
- Все вы агнцы, - бурчит наглый.
- Отпустите! - приказывает он охране.
Петр, кланяясь, убегает, воины выходят, но тут же другие волокут Фому.
- Откуда? - спрашивает "наглый" у воинов.
- На горе взяли на Элионской. Одежка похожая.
- Ты кто? - теперь он обращается к Фоме.
- Прохожий. Странник я - отвечает Фома
- Ну-ка странник, повтори за мной: "У красы, что без косы на главе торчат власы".
Фома повторяет.
- Галилеянин, - радуется "наглый". - В яму его, потом разберемся.
Упирающегося Фому уводят.
- С чего ты взял, что он из Галилеи? - удивляется "доброжелатель".
- У них ударное "ы" мягкое. Слышал, как он произносит: "краси..коси... власи"?
В этот момент те же воины тащат того же Петра.
- Этот же был уже! - удивляется "наглый".
- Дак, его теперь повар опознал.
- Вот дался вам этот мужик! - орет наглый. И обращается к Петру. Ты что здесь толчешься? Будешь мешаться под ногами, в яму посажу!
- А я виноват? Мне и уйти не дали! Вывернули руки и, назад! Я не виноват, что похож на кого-то! Отпустите, начальник! Сыт по горло уже пинками вашими!