Солнце заплёвано пеплом вулканов,
Джунгли гниют в болотной зыби.
В ней - армады стегоцефалов
И разных прочих амфибий.

Там,
наводя первобытные страхи,
встают плауны стеной вдоль дорожек.
Там динозавры люты как собаки
и поедают редких прохожих.

И вот в той незапамятной эре
на одном из клочочков суши,
на самом его краю,
там, 
где развесил могучие ветви столетний хвощ,
жил питекантроп в пещере,
холоден, голоден, тощ.

Нечего есть, костёр вот-вот прогорит,
и холод такой, что и камни продрогли бы,
а этот себе  в уголке сидит
и угрюмо чертит петроглифы.

Он, завывая под нос себе тоненько,
выводит лапой своей несмело:
голова - горошинка, пучок соломинок 
и зубы динозаврьи во всю стену:


 "Ах, какой я был статный, двужильный,
  И, стеснясь своей плотской натурой,
  Выпирали совсюду извилины
  Кучерявой моей шевелюрой.
  
  И когда выходил из дома,
  То всему, что ни есть, на зависть
  Напевал: "Я почти уже homo,
  И хоть немного да sapiens".
  
  Столько было в той песне шири
  И разнузданности горячей!
  Только, видно, в подлунном мире
  Главная песня - 
  Собачая,
  
  Покуда неизвестный зверь
  В клубах дорожной пыли
  Не ввалится без стука в дверь,
  Как - будто свет врубили.
  
  И пусть оно саблезубо малость.
  Пусть развития стадии ранней.
  Лишь бы только вовсю улыбалось
  Всею рожей своей обезьяньей".