новинка!

Выдержки из дебютной повести Максима Городецкого

Весь мир театр и все мы в нем актеры

По ходу жизни мы играем в различных спектаклях.

В первой ее трети это чаще комедии, суть которых

можно выразить коротко:

- Есть - кого, есть - чем - негде!

В трети второй жизнь драматизируется:

- Есть - где, есть - чем - некого!

В последней трети она приобретает трагичный оттенок:

- Есть - где, есть - кого - нечем!

Герой предлагаемой повести находится где-то в начале

закатной трети жизни - со всеми вытекающими из этого

факта последствиями...

Введение

В начале третьего тысячелетия по христианскому летоисчислению в одном из региональных центров все еще обширного государства Российского проживал некий господин Н. Роста и телосложения он был среднего, наружности обыкновенной. Среди недостатков своих Н. на первом месте числил склонность к облысению, а среди достоинств - легкую походку и привычку к размышлениям. Приятели, коих было у него порядочно, звали его запросто “Андреич”, а приятельницы, тоже немалые числом, выговаривали ласково “Сережа” или даже “Сереженька”. К означенному временному рубежу было ему уже лет около пятидесяти, однако многим знакомцам да и просто встречным он казался все еще “молодым человеком”. Причиной тому то ли были нежные его щеки, легко покрывавшиеся румянцем, то ли ласково-доброжелательная улыбка, часто игравшая на его губах, то ли обезоруживающе ясный взгляд, то ли та самая легкая, танцующая походка - в общем, имелась налицо та совокупность признаков, по которым опытный психиатр враз определил бы человека инфантильного. И окажись поблизости от господина Н. небезызвестный господин Базаров - быть беде!

Однако хотя к началу двадцать первого века человечество обросло многими “измами” (прагматизмом, пессимизмом, терроризмом, бандитизмом и т.д.), нигилизм в российском варианте давно канул в Лету. И слава богу - не о ком было бы теперь продолжать начатое повествование.

Конечно, к пятидесяти годам господин Н. много чего успел: образование получить верхнее (в области геологических наук) и даже степень кандидата в ученые, угнездиться прочно в одном из многочисленных геологических НИИ, жениться успел и развестись, обзаведясь в промежутке двумя сыновьями, теперь уж взрослыми; успел родителей и многих прочих родственников похоронить и даже некоторых друзей - печальные итоги. К счастью успел он после развода и еще до Великого Облома получить однокомнатную квартирку, в которой и обитал ныне в относительном спокойствии, без приживальцев.

Собственно, на этой мажорной ноте (О-о, собственная квартира!) преамбулу о житие господина Н. можно было бы и закончить, но следует, наверно, несколько фраз сказать и о цепляющем определении “господин”. Сергей Андреевич терпеть его не мог, что, безусловно, объяснялось советским воспитанием. Однако тому уж десять лет как пришлось ему совместно с другими россиянами жить в иную эпоху, характерную всеобщим перекраиванием умов и амбиций, перемешиванием основ и первооснов, в результате чего на поверхность общественного сознания выплыли давно, казалось бы, похороненные понятия: “Дума”, “господа”, “сударыни”, “казаки”.... Взращенная на анекдотах от Чапаева до Штирлица и от чукчи до Абрама местная полуинтеллигентная братия, с удовольствием ерничая, пустила в обиход обращение “господин” и тут, на беду свою, Н. стал в ответ морщиться! В момент все ерники сориентировались и стали так обращаться исключительно к нему - впрочем, вполне благодушно, так как Н. был все же “своим” парнем. Шутка прижилась и Н. со временем сам привык к этой приставке.

...впрочем, минут через пять он, как ни в чем не

бывало, приветствовал, улыбаясь, двигавшихся попутно сослуживцев и уже собирался войти в двери родного учреждения, как вспомнил, что не зашел в булочную. Рискуя опоздать, он стремительно вернулся на квартал назад и купил излюбленный сотрудниками заварной хлеб, а также кулек шоколадных конфет - для дам. К вахте Н. подошел со звонком.

Этот регламентирующий звонок в совокупности со строгой системой пропусков не раз вызывал легкое недоумение и веселые насмешки у многочисленных командированных смежников.

- Что поделать, таков уж бзик у нашего директора, - разводили руками аборигены. - Пошли-ка лучше в сектор да дернем по маленькой...

И дергали, бывало, до вечера за все более сумбурными разговорами, преимущественно, геологической тематики. Кстати, в постсоветские времена этот режим сыграл положительную роль, оградив институт от нашествия назойливых коробейников да и просто воришек.

- Салуд, камрады и фемины! - звучно поздоровался Н., входя в давно обжитую обширную рабочую комнату, заставленную шкафами, столами, стеллажами, компъютерами и прочим оборудованием, среди которого уже разместились, делясь субботне-воскресными впечатлениями, четверо мужчин и три женщины - коллектив сектора 2 лаборатории региональной геотектоники.

- Привет, привет, копуша. Хлеба купить не забыл?

- А конфет? - прорезался воркующий голосок.

- Как можно? - с легкой укоризной ответствовал Н., выгружая покупки на кухонный стол в уютном закутке. - Чай я не враг себе. Ну, что интересного из ваших баек мною пропущено?

- Что ты, Андреич, мы же только собрались...

И покатился обычный для понедельника разговор о посещении дач (видимо, последнем перед надвигающимися холодами), выходах с детьми в театр и кино, вылазке Леночки Серовой (самой молодой в секторе) с группой институтских спелеологов в Талызинские пещеры...

- Там же темно, Леночка, грязно и тесно, - ужасался Н.

- Что вы понимаете в удовольствиях, Сергей Андреич! - смеялась Леночка. Между тем пили чай и Н. легонько шлепал по рукам камрадов, втихаря тянувшихся к конфетам.

- Сказано же, для особ в юбках - вот наденьте юбки, тогда пожалуйста.

- Но Лена же в брюках, - слабо сопротивлялись мужички, - да и ты, Андреич, конфеты трескаешь...

В ответ Н. картинно разводил руками и возносил очи горе.

- А что, шеф у себя? - мотнул он головой в сторону закрытой двери в смежную комнатку.

- Где ж ему быть? - пожали плечами сотрудники. - Работает, сердешный.

Cпустя полчаса гомон утих, все расселись по своим местам и прильнули к микроскопам, стереоскопам и компъютерам, а Н. прошел в упоминавшуюся комнатку, где рядом с шефом было его рабочее место.

- Привет, - блеснув глазами, сухо поздоровался начальник сектора.- Звонил завлаб, просил нас с тобой присутствовать в десять на защите отчета третьего сектора. Ты ведь знакомился с их материалами?

- Знакомился, - вяло проговорил Н.

- Ну и что скажешь?

- Что-что, похоже на халтуру. Но завернуть их все равно не дадут - срыв задания, последующие осложнения с финансированием.... Да и другие не поддержат: и так нас считают чересчур вумными.

Шеф, худощавый, черноволосый, с резкими чертами лица, поиграл желваками, вперив взгляд в стену, затем перевел его на собеседника:

- Все равно, промолчать нам нельзя. При каждом удобном случае свою точку зрения надо высказывать. Вспомни: еще несколько лет назад мы со своей геодинамикой были одни, а теперь и в первом и в третьем секторах появились мобилистские модели...

- В гробу бы я их модели видел, - мрачно заметил Н. - Такие вот единомышленники и губят новые идеи на корню.

- Но это лучше, чем закоренелый фиксизм. Лишь бы двигались в русле мировой геологической мысли - а модели появятся другие, более совершенные. В общем, вот что: в темпе сформулируй свои замечания по основным пунктам и постарайся сделать это в не слишком резкой форме. Впрочем, ладно, резкости я сам сглажу.

...тут его ухватил за рукав пробегавший мимо Володя Старицкий - бессменный организатор спорта в НИИ.

- Андреич, ты не забыл, у тебя сегодня игра с Васей Матвиенко? Вы - вторые.

- Вот, черт, и правда забыл. Ну, уже иду.

- Давай, Андреич, ни пуха, ни пера, - распрощался с ним Казаков и заспешил к себе в сектор, где его, верно уж, поминали тихими, добрыми словами.

Бильярдный стол был установлен в главном вестибюле - единственном достаточно просторным для него пустом помещении НИИ. Вокруг него расположились немногочисленные - с десяток - зрители, а вдоль стола неспешно прохаживались игроки: небольшого ростика, пузатенький, очкастый и плешивый кандидат Вадим Николаевич Бурмин и крупный, громогласный, с большим твердым брюхом Валерий Николаевич Шмелев, доктор наук - оба шестидесятилетние, в деле толковые, но в обиходе легкомысленные, ребячливые люди. К тому же давние соперники во всем. Случай и здесь свел их нос к носу.

Н. присоединился к зрелищу при счете 5:2 в пользу Шмелева.

- Ну-ка, ну-ка, - в это время снисходительно гудел Шмелев, - покажи, наконец, людям класс, Вадик...

- Покажу-у, - обещал тот, низко пригибаясь и старательно выцеливая почти прямой, но далекий шар. Хлесть! И шар, пробитый на удивление мощным и точным ударом, затрепыхался в лузе.

- Ну, как, - победно поправляя очки, воскликнул Вадим Николаевич, - показал?! Сейчас еще покажу!

Он стал тянуться к следующему шару, но роста не хватало, да и животик прилечь на борт мешал, что не преминул отметить соперник (Он много в жизни потерял - из-за того ,что ростом мал), но и в этот раз удар получился.

- Ах ты какер! - с чувством произнес Шмелев. - Поди в детстве дерьмо ел?

- Ел, ел, - соглашался на все приободрившийся Вадик. Однако бить ему особенно было нечего. Впрочем, Н. опытным взглядом игрока с тридцатипятилетним стажем выхватил одну возможность, о чем и намекнул Бурмину, что было, конечно, моветоном. Тот рискнул и вновь удачно, после чего вконец обнаглел (с кем играть-то?) и, снебрежничав, промазал из выгодного положения. Тут оживился Валерий Николаевич и стал наматывать витки вокруг стола, прицениваясь к шарам. На третьем его придержали:

- Побойся бога, Валера, вариантов у тебя как грязи!

Вот я и выбираю самый верняк, - огрызнулся доктор наук, но все же сделал выбор и весьма четко переправил свояк в середину, а затем столь же технично чужой с угла на угол.

- Щас будем ставить точку! - пообещал он с высоты своего роста сникшему Бурмину, но, разумеется, не забил.

После этого игра у обоих петухов не заладилась: Шмелеву никак не давался последний шар, а Бурмин будто забыл, как, собственно, шары забиваются. Так продолжалось минут пять. Зрители и следующие игроки преисполнились справедливым негодованием:

- Да вы что,мужики, о людях совсем забыли? Ну-ка собрались, волю в комок - а то дисквалифицируем обоих надолго!

- Фу ты, ну ты! - отмахнулся Шмелев, но на Бурмина окрик произвел-таки благодатное воздействие и он враз отквитал два шара. Стало 7:7 и право на удар осталось у него же. А в углу как раз притулился шар, о который можно было сыграть свояк - но весьма тонкий и далекий. Все притихли в ожидании, только хорохорящийся Шмелев попытался было давить на психику соперника перед ударом, но на него столь дружно зашикали, что он утих и забормотал себе под нос. Вадим стал целиться.

- Тоньше комариного члена, Вадя, - сказал кто-то в тишине.

- Знаю, знаю, - досадливо передернул плечами Вадим Николаевич и легонько толкнул шар. Тот спокойно пересек стол и тюкнулся в борт впритирку с чужим шаром, но без характерных для касания звука и колыхания.

-Задел, - вдруг, вопреки очевидному, безапелляционно заявил Бурмин.

- Да ты что, - загалдели свидетели, - мимо!

- А я говорю - задел! - лез в бутылку Вадя.- Сам видел!

- Вот она и прорезалась, твоя жидовская сущность!- взвился над всеми полный праведного гнева голос Шмелева (Бурмин по матери был евреем, хотя еврейства чуждался). - Вот где ты прокололся, жильда пархатая!

- Заглохни, Валера! - властно вмешался Н.- А ты, Вадим, кончай с обществом пререкаться. Выйдет тебе дороже. Выставь шар!

Осыпая проклятьями всех собравшихся здесь слепых и глухих, а особенно черносотенца Шмелева, Бурмин выставил-таки шар из своего лотка к короткому борту стола. Все еще взбудораженный Шмелев пробил по нему через все поле, но киксанул, и его биток, вращаясь, мирно пристроился у борта рядом с только что выставленным шаром.

- Задел, - неуверенно проговорил Валерий Николаевич. Возникла мгновенная пауза и затем гомерический хохот потряс стены вестибюля. Смеялись от души, хватаясь за грудь и за живот, только что не катаясь по полу - и вместе со всеми смеялись, хоть и не так заразительно, Бурмин со Шмелевым.

Наконец отсмеялись, выставили еще один шар. При счете 6:6 конца такой игре, казалось, не предвиделось, но развязка наступила неожиданно. Шмелев ударил от борта по малоперспективному шару, стоявшему в центре стола. В результате резкого столкновения чужой полетел прямиком в угловую лузу, а свой нехотя покатился перпендикулярно линии удара, добрался до средней лузы, приостановился на входе (Бурмин, не дыша, гипнотизировал его взглядом) и вдруг, качнувшись, свалился в сетку.

- Ну и дура-ак! - упавшим голосом произнес Бурмин.

- Какой дурак - классические штаны!- воскликнул Шмелев и, повернувшись к сопернику, взревел: - Вот так гундосых шворят!! - сопроводив рев соответствующим непристойным жестом.

Все загомонили и стали строить следующую пирамиду, а бывшие соперники пошли вместе к лестнице, продолжая пререкаться:

- На подставках любой дурак выиграет...

- Чтож ты их ставил?

- В другой раз хрен ты у меня выиграешь!

-...в любое время суток...

ВТОРНИК

Всю ночь господин Н. ворочался в постели, переживая случившийся кошмар, а под утро к нему свалился сон, в котором его гоняли по каким-то задворкам, подвалам, лестницам.... В конце концов, взбежав по одной из них, Н. оказался на макушке высокой-высокой башни, увенчанной округлой площадкой, ничем не огражденной и довольно скользкой.... И башня, согласно законам аэродинамики, плавно раскачивалась... Тщетны были попытки господина Н. удержаться на этой плоскотине: он медленно, но верно начал скольжение к краю. Волосы встали у него на голове дыбом, от ужаса перехватило дыхание, еще миг и он оборвался вниз - тотчас же проснувшись. Сердце частило и молотило, лоб и виски были в холодном поту.

- Вот так, наверное, во сне сердечники и умирают, подумалось ему. Впрочем, пока у означенного господина серьезных проблем с сердцем не было - вероятно, в связи с его профессией, обеспечивавшей каждое лето приличный тренинг.

На работу он добрался, презрев все прелести случайных попутчиц и забыв купить хлеба и сладостей, что не прошло мимо внимания разбалованных коллег.

- Ты, Андреич, с похмелья что ли? - распознали все враз. - Поди, голова болит?

- Ничего не болит, но жить не хочется, - мрачно отвечал господин Н. - А мог бы сейчас и в больнице лежать!

И он без утайки стал рассказывать о печальном итоге хорошо начавшегося вечера. Мужчины по ходу рассказа крутили головами, женщины ахали и с укоризной напоминали Н. о своих неоднократных предостережениях в связи с его участившимися алкогольными утехами в стенах учреждения. Затем озаботились дальнейшей судьбой Бурмина, который оказался все-таки в больнице скорой помощи - с сотрясением мозга и многочисленными швами на лице.

Первую половину дня все новые сослуживцы донимали господина Н. расспросами, в результате которых по поводу его роли в стычке сформировались две полярные точки зрения: одни коллеги сочли его поведение единственно правильным, хотя и недостаточно реактивным, другие со всей прямотой его осудили:

- Сам погибай, а товарища выручай!

- Ну и лежали бы сейчас оба на койках, - возражали сторонники рационального подхода.

- Или на столах в морге! - поддерживали экстремисты из того же лагеря.

- Что, два мужика не смогли бы отбиться от трех сопляков? - гоношились поборники сильных эмоций.

- Двоим бы, наверное, меньше досталось, - теоретизировали менее ершистые.

- А то, что они были никакие уже - это как? - возражали рациональщики.

- Как бегать - он вон какой, а кулаками махать - никакой? - по-прежнему кипятились иррациональщики. И так далее.

Тем не менее, вроде бы неожиданно, спорщики достигли консенсуса, суть которого была выражена фразой маститого институтского алканавта В.П.Болтина, высказанной Н. в лицо:

- Я б на месте Бурмина пить с тобой больше не стал!

Сказал как припечатал. После чего и так квелый господин Н. совсем сник и от дальнейших разговоров с коллегами стал однозначно уклоняться.

...кстати, находят ли ваши потенциально золотоносные надвиги отражение по геохимическим данным?

- Еще какое! - усмехнулись посетители и развернули следующую карту, на которой были вынесены многочисленные ореолы рассеяния золота и его спутников, а также обозначены предполагаемые надвиги и некоторые другие разломы. Бросалось в глаза, что большинство ореолов сопряжено с теми или иными участками надвигов.

- По чьим данным составлена эта геохимическая карта? - слегка удивился Бирман. - Я что-то такой в фондовых материалах не встречал.

- Естественно, - ответил нач.сектора. - Она составлена по результатам донного опробования речек и логов, а провели это опробование недавно сотрудники нашего института. Отчет по этим работам в фонды еще не сдан.

- Какова плотность опробования? - быстро спросил Бирман.

- Одна проба на квадратный километр и сеть опробования получилась довольно равномерной.

- Да этому материалу цены нет! - с некоторым волнением воскликнул представитель инофирмы.

- Цена-то как раз есть и немалая, - ответил шеф. - В рублях миллионов на десять потянет - согласно сметной документации.

- Но у вас результаты внесены в компъютер? - продолжал гнуть свое Бирман.

- Конечно, на тридцать пять элементов, около двадцати тысяч проб, - отвечали ему.

- То есть достаточно одного движения пальцем - и все эти данные будут на дискете, - весьма прозрачно намекнул Борис. - За которую я тотчас могу вам заплатить десять тысяч долларов. И плюс еще две тысячи за развернутую Записку, где вы изложите свои интереснейшие соображения по золотоносности региона. Ну, решайтесь, деньги, по-моему, не хилые. Вы ведь в рублях тысяч по пять в месяц получаете?

- От пяти до шести, - подтвердил, мрачнея, однокашник. Взглянув на шефа и, видимо, правильно поняв его замкнутость, Н. продолжил:

- Нет, Боря, твой царский подарок нам не подойдет. Я имею в виду предложение насчет дискеты. Эту грязь донную не один десяток ребят по площади собирал и не один сезон. Нам эта информация не принадлежит, хотя и содержится в нашем компъютере.

- Все же вы чудаки. Сами знаете, что через некоторое время ваш отчет будет составлен и поступит в территориальный и всероссийский геологические фонды. А уж оттуда мы скачаем информацию практически бесплатно.

- Увы, Боренька, - заулыбался господин Н., - составление отчета задерживается как раз потому, что наше руководство пока не решило, в какой форме его представлять и в какой степени завуалировать в нем фактические данные. Думаю, ты понимаешь разницу между операциями со всей совокупностью конкретных содержаний химических элементов и операциями с их условными приращениями над фоном да еще при резко ограниченном круге элементов...

- Понимаю и еще раз предлагаю вам немалые деньги. У фирмы для подобных целей есть соответствующая статья расходов.

- Нет и еще раз нет. Ты лучше нас знаешь, что такое коммерческая тайна - а мы давали подписку о ее неразглашении. Притом, что у всякого начальства - длинные уши. Не морочь себе и нам голову, Борис!

- Ну, ладно, ладно. Совки вы еще, все-таки. Говорю без обиды, сам таким был. Но у меня к вам другое предложение. Вы собираетесь будущим летом на полевые работы?

- Да, конечно.

- Наша фирма тоже планирует проведение в вашем регионе некоторых натурных работ -, разумеется, рекогносцировочного плана. Это если я сумею договориться с губернскими властями и оформлю соответствующую лицензию. Но дело к тому идет. Так вот, в поле нам понадобятся консультации местных специалистов - разумеется, платные. Мне уже предложили несколько кандидатур, но после вашего сообщения, которое показалось мне очень профессиональным, я был бы счастлив, если б вы нашли время и поучаствовали в нашей рекогносцировке - на пару недель.

- Нет, это много, - возразил шеф. - У нас и так в последнее время сезоны укоротились до двух месяцев, а полевой работы невпроворот. Но на неделю мы сможем к вам выбраться и совместно посетить ряд узловых, на наш взгляд, пунктов.

- Вот и ладушки. А теперь, поскольку рабочий день подходит к концу, предлагаю закрепить наши договоренности по русскому обычаю - но тоже за счет фирмы. На этот раз по статье Представительские расходы. О кэй?

Аборигены переглянулись и согласились.

СРЕДА

...в таком приподнятом настроении, купив привычный ассортимент продуктов, предстал Сергей Андреевич перед сослуживцами.

- Вы что же с шефом вчера в разных компаниях были? - заподозревали его. - Он с утра похмельем мается, а ты сияешь как начищенный пятак?

- Знаю надежное средство от похмелья, - ухмыльнулся в ответ Н., - только боюсь его пуританской душе оно не подойдет.

- Надеюсь, ты на секс намекаешь? - доверительно-ерническим голосом спросил всегда склонный к пикантной шутке Борукаев. - Видимо, залетный босс прибыл с секретаршей и ты, подпоив ее, уговорил ознакомиться со своей коллекцией интимных аксессуаров?

- Разве у Вас есть такая коллекция? - растерянно спросила Леночка.

- Что ты этих трепачей слушаешь? - вмешалась Лидия Николаевна, все еще пикантная дама, но достигшая переходного возраста и потому склонная к сводничеству, - секс у них только на языке!. Нет чтобы подыскать себе приличную женщину - у нас столько одиноких в институте! - да и жениться. Разменял уже шестой десяток, плешь на полголовы, а все ему приключения с девочками подавай, - адресовалась она уже только к Сергею Андреевичу, впадая по обыкновению в противоречие с первым своим обвинением.

- Ох, Лидия Николаевна! - проникновенно начал господин Н. - Смерти Вы моей преждевременной хотите! Только я от семейного ярма плечи расправил, полной грудью задышал, вам, женщинам, стал больше внимания уделять, вы опять меня туда толкаете! Не спорю, плюсы в семейной жизни есть, особенно вначале: уход, внимание, даже обожание, частые постельные радости.... Однако ж минусов, на мой взгляд, больше: те же уход, внимание и обожание требуются и с моей стороны, только в удвоенном количестве. Да еще равнение на другие семейные пары, то есть бесконечное благоустройство жилища, обзаведение дачным участком и, соответственно, всем букетом строительных и земледельческих обязанностей. А там понадобятся позарез подвал для хранения овощей, машина для поездок на дачу, гараж для машины и т.д. и т.п. Если бы все эти хлопоты и суета были мне в радость - как многим мужчинам, - тогда, действительно, следовало бы жениться. Но я через все это прошел и было мне лишь тягостно и скучно. Кстати, вспомнил анекдот на эту тему...

- Без картинок? - с подозрением вопросила Лидия Николаевна.

- Без, без. У дверей в рай скопилась очередь мужских душ. Апостол Петр задавал каждой один вопрос: - Был ли женат? - и при положительном ответе пропускал в рай. Очередной кандидат на вечное блаженство самоуверенно подошел к апостолу и на тот же вопрос ответил: - Даже дважды!

- Ступай в ад, - изрек Петр. - Рай для страдальцев, а не для дураков.

- В дураках-то ты останешься, Сергей Андреич! - с сердцем сказала Лидия Николаевна. - Ты к чаю что-нибудь принес?

ЧЕТВЕРГ

Проснувшись, он тотчас вспомнил продажных бедолаг, их ужасную комнату и свое дурацкое поведение. Сморщившись как от зубной боли, господин Н. прошлепал в ванную и долго с ожесточением терся массажной рукавицей, как бы в отместку за вчерашнюю выходку. Бреясь, он вглядывался в свое порочное лицо, строя безобразные гримасы.... Впрочем, позавтракал с аппетитом и выбросил ненужные мысли из головы.

На остановке его ожидал сюрприз: элегантная женщина с прямо-таки роскошным задом. При виде его у господина Н. затрепетали ноздри и стал наливаться силой член - давно не приходилось ему созерцать столь пленительных бедер и ягодиц. Их изящные совершенные обводы, не стесняемые вязаным пальто, восхитительно сочетались с весьма значительным объемом, причем каждая ягодица жила как бы сама по себе, едва заметно колыхаясь при переступании с ноги на ногу. А уж когда она двинулась к подкатившему коммерческому автобусу и ее бедра начали выписывать что-то вроде восьмерки, а ягодицы, чуть запаздывая, стали мерно раскачиваться влево-вправо, господин Н., презрев доводы разума, почти бросился вслед за ней. На краткий миг она задержалась на площадке в суете входящих и Н. страстно обхватил желанные, бесподобно податливые бедра.... Тотчас змеиным движением она высвободилась и проскользнула сквозь толпу в середину салона. Господин Н. тоже, но толку-то: они попали, разумеется, в “мертвую зону”. Так на сложившемся у него жаргоне Н. называл эту самую середину, в которой обычно пассажиры стоят весьма свободно, не соприкасаясь друг с другом - в то время как ближе к входам все давятся. В “мертвой зоне” практически невозможно потискать женщину или даже просто к ней прикоснуться, так как здесь все на виду - только “засветишься” понапрасну. Оставалось стоять и облизываться. А тут еще через остановку рядом с богиней освободилось место, которое она по праву заняла, оказавшись для Н. в офсайде.

Смирившись с судьбой, господин Н. стал от нечего делать вспоминать, как он открыл для себя “транспортную любовь”. Случилось это более двадцати лет назад. Он жил тогда в небольшом городке, тысяч на пятьдесят-семьдесят, являвшемся центром горнодобывающего района, и работал в тамошней геологоразведочной экспедиции. Вместе с женой и сынишкой Н. обитал в квартире у тещи, то есть в примаках. Отношения его с домочадцами вроде были неплохими, но иногда на него нападала хандра.... С высоты нынешнего опыта Н. понимал, что тогда он подавлял собственное эго, пытаясь во имя домашнего мира всем угодить. Рано или поздно сие подавление должно было дать отравленные плоды. Так, видимо, и получилось.

Промышленная зона района находилась (да и сейчас находится) километрах в тридцати от города. Там же размещалась и база экспедиции. Сообщение между городом и зоной было автобусное, причем без промежуточных, за ненадобностью, остановок. В утренние и вечерние часы пик количество автобусов на этом маршруте, конечно, увеличивалось, но все равно в них было тесно. Благо только, что в течение сорока минут никто не входил и не выходил. Утром большинство пассажиров в этой уютной тесноте додремывало, а вечером гуторило о том, о сем. И Н. вместе с ними. Лишь иногда ровный автобусный гул или однотонный людской говор нарушался женским вскриком: “Мужчина, уберите руку!” или “Да Вы что, мужчина?!”.

- Вот наглецы, - с легким негодованием думал Н. и дремал дальше. Не то чтобы он не замечал женских прелестей, очень даже замечал, но посягать на покой незнакомых женщин в неподходящей, как ему казалось, обстановке, тем более рискуя нарваться на подобный окрик - уж увольте.

Но вот однажды утром, когда все, только что загрузившись в автобус, слегка ворочались в поисках наиболее удобной ниши, Н. притиснули к какой-то молодухе, стоявшей у стенки к нему спиной. Ягодицы молодухи выдавались весьма круто и по уровню как раз вписались в его гениталии. Он взялся за поручень и, отжавшись, сдвинулся немного вбок. Однако автобус в движении потряхивало, все полегоньку смещались и через минуту в его член вновь вдавилась упругая ягодица молодухи, отчего тот стал вести себя недвусмысленно. Краснея от смущения Н. еще немного отжался, но его дрын уже затвердел и по-прежнему касался женской плоти, которая почему-то и не думала отодвигаться от обнаглевшего мужика, а, пожалуй наоборот, оттопырилась навстречу. При том, что места для отодвигания, как заметил Н., ей хватало. Только тут до него дошло, что молодуха очень даже непрочь с ним таким способом побороться. И он дал себе волю...

После сорока минут сладостной борьбы забрюченного члена с упакованным женским задом пришлось объявить боевую ничью с перерывом на рабочий день (Как в начале этого перерыва у него ломило яйца!...). При выходе она не выдала себя ни звуком, ни взглядом. Может быть, ему стоило с ней заговорить в расчете на свидание и нормальный секс, но в ту пору Н. совершенно себе не принадлежал и никаких возможностей для свиданий не имел. ”Был под колпаком у Мюллера”, - как острили в те годы. Да была ли свободна и молодуха? К тому же Н. ее больше, кажется, и не встречал, хотя первое время при посадке в автобус высматривал.

Потом это стало ни к чему, так как вскоре у Н. случился еще подобный контакт, затем еще, а далее он уже поднаторел, освоился и понял простую истину: подобные нежности на данном маршруте скорее правило, чем исключение. Надо лишь знать меру, не нагличать и в первую очередь думать о том, чтобы женщине было приятно и волнительно и чтобы она не чувствовала себя (в первой фазе) потаскухой. Для чего втягивать ее в контакт постепенно, как бы случайно, ненароком.... Впрочем, встречались и нимфоманки, которые с жадностью отзывались на первое интимное прикосновение....

Весьма быстро Н. приохотился к этому ежеутреннему и ежевечернему развлечению и стал выбирать женщин, по возможности, целенаправленно. Автобусы того маршрута были хороши тем, что у выходов никто не теснился и заполнение их было равномерным и плотным. И относительно неспешным - после того, как волна рьяных разбирала сидячие места. Соответственно, можно было, облюбовав себе фигуристую женщину, протискиваться за ней следом до места, где ей вздумалось остановиться. И оккупировать ее тылы.

Со временем он стал подключать к ласкам и руки, хотя зондировал настроение женщин всегда легкими прикосновениями еще слабо возбужденного члена. Иногда они отодвигались или делали попытку сменить место - в таких случаях Н. не настаивал, хоть ему и становилось досадно. Позже он заметил, что чаще уклоняются от ласк недостаточно хорошо сложенные женщины: плоскозадые, толстоватые или совсем щуплые. И очень редко - действительно пленительные особы. Видимо, их природная сексуальность была выше и перебарывала моральные догмы.

Тогда, с грустью вспоминал Н., в рамках “автобусной любви” он вытворял с женщинами много больше, чем теперь. Он был молод, горяч, вынослив, в каждой клеточке его тела была разлита чувственность, что женщины враз опознавали и охотно соединяли с ней чувственность свою, пускаясь нередко во все тяжкие. То есть позволяя нежить и тискать свои бедра, ягодицы, спину, а если были уверены, что совсем закрыты от посторонних взглядов, то и грудь, руки, иногда лобок.... Многие любили, когда затвердевший от напряжения хрен занимал ложбинку меж их ягодиц, а некоторые, изгибаясь, позволяли ему почти добраться до ануса. Позже до Н. доходили слухи о том, что в московском ГУМе выловили несколько подобных любителей, у которых в брюках были специальные прорези, позволявшие в тесноте очередей манипулировать членом более дерзко -но, на его взгляд, это было перебором. В конце концов, существует и натуральный секс - с женой или любовницами.

Правда, в его жизни супружеский секс становился все более вялым, безрадостным - и, может быть, немалую роль в этом сыграло его новое увлечение. Хотя где тут причина, где следствие - поди, разберись.... В итоге у жены через год тоже появилось увлечение, впрочем, вполне тривиальное - любовник. Почти сразу Н. об этом узнал, вспылил, тут же осекся и резко развернул свою жизнь, уехав к друзьям-однокурсникам в другой город, где они устроили ему и работу и какое-никакое жилье.... Устроили бы и новую жену, да Н. уже остыл, почти оправдал изменницу, вступил с ней в переписку, она повинилась и, в конце концов, приехала с сыном к нему. По случаю воссоединения она родила ему второго сына, но трещина во взаимоотношениях осталась, и они вновь охладели друг к другу, продолжая тянуть супружескую лямку и пытаясь воспитывать детей. Лет через десять умерла ее мать, оставив в наследство квартиру, и жена вдруг уехала, забрав детей и оформив по-быстрому развод. Н. ей по-существу не препятствовал.

Все это время он не бросал своего пагубного пристрастия к попутчицам, хотя пришлось приспосабливаться к особенностям внутригородского транспорта - с его частыми остановками, быстрой сменой пассажиров и связанной с этим толкучкой, наличием “мертвых зон”, малой, подчас, заполненностью и т.д. Все это значительно обедняло возможности “транспортной любви”, требовало ее скоротечности. Неспешное совращение женщин стало малодостижимым. В итоге случались и кошмарные проколы, с негодующими криками и скандалами - ужасно вспоминать.... Но человек обуреваем страстями, а с годами Н. все менее уверенно чувствовал себя лицом к лицу с женщинами (то есть при нормальных сексуальных контактах) - с тем большим пристрастием он тянулся к ним со спины...

- Хотя, что это я, - возразил себе господин Н., - была же у меня длительное время восхитительная любовница...

Но тут цепь его воспоминаний прервалась, так как пришла пора выходить.

В родном коллективе его с нетерпением ждали.

- Ну, Андреич, что ты сотворил с этими проститутками, колись! - встретил его с порога Борукаев.

- До чего же ты трепло, Шура, безнадежное! - оборотился господин Н. к скромно сидевшему в уголке Романову.

- А что такого, мы же не чужие, - попытался оправдаться тот, но глаза бесстыжие притушил.

- Ну тебя к черту: и вчера подвел и сегодня! - обозлился Н. - Хоть не ходи с тобой никуда!

- Ты волынку не тяни, рассказывай, - прервал его настырный Борукаев.

- Вот прямо при женщинах! - съязвил Н.

- Это не просто женщины, а почти наши сестры, тетки и племянницы! - ерничал тот. - И они вправе знать, с кем путается их почти брат, племянник или дядя...

- Очень нужны ????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????

???????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????ее и вроде пришла пора переходить к интимной части вечера, у меня денег не хватило на их услуги. Так что пошел домой.

- Господи! - возопила Лидия Николаевна. - Ты стал уже натуральным алкашом! А все хорохорится, женщин ему подавай. Проституткам и то оказался не нужен!

- Ой, что-то тут не то, - протянул неугомонный Борукаев. - По глазам вижу, что врешь! Еще кой-чего было...

- Мне что, побожиться? Так ни я, ни вы в Бога не верим...

- Можешь поклясться дедушкой Лениным или Марксом - ты ж у нас коммуняка! - вмешался язвительно-ироничный Алексей Дмитриевич Вернер, петролог.

- Пошли вы на хрен, ребята - все, что могу вам сказать! - закончил ласково Сергей Андреевич. - Давайте лучше пить чай!

День, в целом, прошел в кропотливом труде над графикой, чему Н., подуставший от выпивок и приключений, был только рад. Он вообще любил и знал свою работу, получая от нее основное жизненное удовлетворение - поскольку она была наполнена творчеством и к тому же имела практический смысл. “Если раньше страну кормили крестьяне, - говаривал он, - то теперь ее кормят геологи и разработчики недр!”. Что было похоже на правду, раз экспорт России на рубеже веков почти целиком состоял из минерального топлива и металлов, извлеченных из руд.

Тайны геологического строения Земли поражали его своим многообразием, запутанностью и в то же время наличием закономерностей, скрытых до поры. Как же радостно и горделиво ему бывало, когда удавалось выявить ту или иную закономерность, пусть не глобальную, а региональную, и тем самым вложить свой кирпичик в растущее огромное здание геологической науки. Впрочем, мало было понять самому, надо было еще убедить других геологов в своей правоте, кропотливо подбирая доказательства и аргументы - ведь в геологическом научном мире, быть может, как ни в каком другом, на одну подлинную выявленную закономерность приходится обычно десять мнимых. И хорошо, если под рукой есть средства, позволяющие проверить эту закономерность на практике, которая, что ни говори, все же критерий истины...

...после ужина господин Н. расположился было в кресле со стопкой еще не читанных библиотечных книг, но фантастическая сага показалась ему явным повтором, детектив совсем уж надуманным, а вникать в нюансы Марселя Пруста он был сегодня не в настроении.... Он немного подремал - тут же, в кресле, - затем , очнувшись, стал лениво перебирать в памяти впечатления дня, недели, эпизоды прошлой жизни и незаметно добрался к истокам своей геологической карьеры...

После окончания одного из самых престижных геологических вузов страны, причем в числе лучших на курсе, Н., не имея московской прописки, попал по распределению в одну из геолоразведочных экспедиций Урала, специализированную на поиски и разведку медноколчеданных месторождений...

...мало помалу познавал Н. особенности структуры месторождения и через некоторое время в нем зародилось сомнение в ее трактовке экспедиционными геологами. Те первым делом увязывали воедино руду от скважины к скважине, мало обращая внимания на невязки вмещающих, подстилающих и перекрывающих руду горных пород. А между тем это месторождение было явно стратиформным, то есть руда в нем слагала как бы пласт, обязанный по законам стратиграфии залегать субпараллельно с горизонтами выше- и нижележащих пород, многие из которых хорошо различались меж собой. Молодой специалист начал составлять свои варианты разрезов, стремясь прежде всего логично увязать породные горизонты - и структура месторождения стала резко усложняться! Появилась необходимость выделения многочисленных разломов и, соответственно, обособленных рудных блоков. В то же время эта структура стала более понятной и предсказуемой.

Н. показал новые построения своему начальнику. Тот покраснел, запыхтел, хотел взорваться, но... погодил, принявшись анализировать их всерьез. Долго анализировал, строил свои варианты, иногда самые нелепые - но все сходилось при опоре на маркирующие горизонты. Впрочем, тогда проблема решилась очень просто: как раз подоспело время разбуривать промежуточный профиль скважин. По прежнему, проектному, варианту рудное тело предполагалось пересечь на глубинах 100-120 метров, а по новому на профиле предсказывалось обнаружение двух рудных тел: в западной части на глубинах 50-70 метров, а в восточной - на 150-170 метрах. И хотя они вроде никому о своих разногласиях не говорили (ну, разве только женам), результатами бурения стали живо интересоваться многие. В итоге триумф Н. оказался полным. Вообще-то шеф и сам уже за него болел, так как внутренне признал логику молодого геолога...

...для Н. наступил режим наибольшего благоприятствования. Приказом по экспедиции он был переведен в геологи с существенным повышением оклада. Всю графику по месторождению теперь составлял или проверял он. Главный геолог управления, который его первым заприметил, специально приехал в экспедицию, во все вник, целиком одобрил и теперь в Н. души не чаял. С его подачи на областной конференции молодых специалистов докладу Н. присудили первую премию. Жена родила сына и им дали отдельный домик с огородом.... Словом, все шло хорошо, а должно было стать еще лучше...

Иногда он представлял себе, как сложилась бы его жизнь, если б в те далекие годы он не поддался на уговоры жены переехать в ее родной городок, в благоустроенную квартиру тещи. Вероятно, стал бы одним из знатоков геологии Урала.... А что касается семьи - трудно сказать. Ведь и в нем и в ней уже сидели те черти, которые позже взломали их благополучную вроде бы жизнь...

ПЯТНИЦА

Дивный сон приснился ему в ночь под пятницу. Действие его разворачивалось в драматическм театре и Н. досталась в нем роль режиссера. Шла репетиция спектакля, инсценированного по книге Джона Фаулза “Женщина французского лейтенанта”. Н. сидел в первом ряду партера, глядя на полуосвещенную сцену и вслушиваясь в диалог Сары и Чарльза.

Как он был необыкновенно чуток, замечая малейшие сбои в репликах актеров, тембрах их голосов, паузах, мимике, движениях.... Впрочем, они были им уже неплохо вышколены и играли, в целом, проникновенно, даже завораживающе. Особенно прекрасна была актриса, которую Н. успел от всей души полюбить - к чести его, без сексуальных притязаний. Актер тоже соответствовал роли Чарльза: искренный, сдержанный, слегка зашоренный. По завершении эпизода Н. впрыгнул на сцену и стал показывать актерам, какие ошибки они допустили и как следовало бы играть в том или ином месте. При этом он был то Чарльзом, то Сарой, то Джоном Фаулзом.... По реакциям актрисы Н. видел, что она схватывает все на лету, но что-то еще таилось в ее огромных глазах, неотрывно к нему обращенных, какая-то чисто женская мудрость, нежное участие.... С этим выражением глаз она коснулась его локтя и он вдруг замолчал, как громом пораженный. Вмиг ему открылась истина: да ведь это он тот самый зашоренный Чарльз, это до его сердца пытается достучаться необыкновенная женщина...

Он проснулся с очарованной душей, не пытаясь закрепить в памяти этот сон, чувствуя, что он и так запомнится надолго. Серый сумрак проникал в комнату через незашторенное окно. Громко каркали вороны, давно облюбовавшие кроны соседних тополей, ворчали прогреваемые двигатели на недалекой автостоянке.... Надо было возвращаться в реальную жизнь.

В переполненном троллейбусе рядом с ним оказалась хорошо сложенная девушка с таким милым строгим лицом и ясным взглядом, что господин Н. весь путь, против обыкновения, стоял смирно и лишь время от времени уберегал ее от столкновений с другими пассажирами. Но, быть может, тому причиной был случившийся сон?

На подходе к НИИ он увидел впереди себя хорошо знакомый силуэт той, что многие годы была его любовницей. ”Была, да сплыла...”- горько скаламбурил господин Н. Она шла очень медленно, так что он еще до входа должен был ее догнать.

- Притормозить что ли или даже постоять? - раздумывал Н., но вспомнив, с кем имеет дело, невесело усмехнулся: - Вряд ли все это случайно. Пожалуй, она давно меня заметила и все точно рассчитала.

Он прибавил шагу и, поравнявшись с ней, заговорил с ноткой интимности: - Здравствуй Елена...

- Здравствуй, - скупо проронила она, почти не оборачивая к нему лица.

- Давно уж мы с тобой не виделись - ни в официальной обстановке, ни в неофициальной...

- Давно.

Несколько шагов они прошли молча.

- Мне сказали, - вновь начал Н.,- что ты сменила работу?

- Да, я теперь у Старостина, на обработке сейсмических данных.

- О-о, это ведь супергеофизика. Наверно, тебе трудно?

- Ничего, я уже втянулась.

Тем временем они вошли в вестибюль.

- Сережа, - обратилась она к Н. - Вы на дачах сообща еще бываете?

- Давно не были, - недоумевая, ответил он.

- Ну, ладно, - сказала она с легким вздохом и, глянув ему прямо в глаза, отвернула в свой коридор.

Зная, что она неспроста заговорила о дачах, Н. стал мучительно соображать, в чем тут дело, как его осенило:

- Сегодня же двадцать пятое октября! В этот день пятнадцать лет назад, именно на даче, мы впервые обняли друг друга! Как это я забыл - ведь раньше в этот день всегда дарил ей розы и, по возможности, мы устраивали свидание...

Впрочем, в последние годы все у них разладилось и нарушилось, они и виделись-то редко.

... пожалуй, пора описать Елену подробнее. Она была его ровесницей, значит тогда ей минуло тридцать пять лет. Ростом ему под стать Елена обладала фигурой легкоатлетки и в самом деле бегала в студенчестве и даже улучшила рекорд университета на четырехсотметровке. Свои женские прелести она не афишировала, имея пристрастие к одеждам свободного покроя, и лишь при полном разоблачении выяснялось, как чудесно ее стройные ноги завершаются неожиданно полными, пленительных очертаний ягодицами и как легко над ними возносится изящный стебель гибкого стана. Овальные груди, соразмерные телу, были отчетливо от него обособлены, слегка разведены в стороны и задорно покачивались при ходьбе, как бы поглядывая смуглыми дерзкими сосками на замершего в предвкушении мужчину: как мы тебе? А с удлиненного лица в обрамлении собранных на затылке пышных, чуть волнистых темно-каштановых волос на него так же вопрошающе смотрели ясные голубовато-серые очи: неужели я, в самом деле, тебе нравлюсь? Только полные губы большого рта были сжаты, все еще не доверяя всем мужикам без разбора.

Ей не совсем повезло с родителями. Они прошли всю войну на передовой и обрели вместе с сознанием своей правоты излишнюю категоричность суждений. Притом к концу войны отец стал полковником. Выйдя в отставку, он много внимания стал уделять своим детям и воспитал сына и дочь в духе патриотизма и коммунизма, порядочными, ответственными и четко знающими, что им можно, а чего нельзя. То есть закомплексованными они выросли до крайности.

Соответственно, ни в школе,ни в университете у Елены, от природы очень чувственной и влюбчивой, совершенно не было романов - их бы не одобрил высокочтимый отец. И лишь уехав по распределению очень далеко от родного дома, на Чукотку, она несколько раскрепостилась и скоро влюбилась в яркого, сильного геолога - но, конечно, женатого, поскольку и в то время дефицит интересных, да и просто порядочных мужчин, ощущался по всей стране. Нерастраченная ее чувственность, направленная на окольцованный объект, смела его хилые нравственные препоны и вскоре они оказались в ее девичьей постели. Но комплексы, как ныне всем известно, глубоко врастают в человека и в один миг бесследно не исчезают. Так что когда ярый и сильный от души внедрился в целомудренную девушку, то причинил ей такую дикую боль, которой она, на все готовая, все же не ожидала. Тем не менее сначала она списала ее на эффект дефлорации. Но боль, столь же сильная, повторилась и при следующем, через неделю, свидании и при последующем.... Дальнейших интимных встреч она стала избегать. К поселковому врачу, со всеми здесь знакомого, Елена обратиться устыдилась., свидании и при последующем.... Дальнейших свиданий она стала избегать. К поселковому врачу, со всеми здесь знакомого, Елена обратиться устыдилась. Новообретенные же доверенные подруги о подобном явлении слыхом не слыхивали.

Только через год, приехав в отпуск домой, она попала на прием к врачу, который и объяснил Елене, что болезнь ее имеет название - что-то вроде вагинальной невралгии, как понял Н. из объяснений Елены - и лечиться ей надо у психиатра. Она, все из того же ложного стыда, лечиться, конечно, не пошла и мыкалась на Чукотке еще два года, попросив, правда, перевод в другую экспедицию. Воли своей чувственности она больше не давала. Отработав положенное, возвратилась было к родителям, но хлебнув раз свободы, ужиться с ними не смогла и, подобно Н., поехала к однокурсникам, на нынешнее место работы. И вот теперь, после долгих лет одиночества и воздержания она вновь готова пойти на поводу своих чувств.... Как же быть - вряд ли та дикая боль покинула ее, скорее только притаилась...

...комната мельком озарилась и вновь все стемнело. Легкий силуэт обрисовался на фоне сумеречного окна и прохладное, чуть влажное тело скользнуло в его объятья. Почти сразу Н. ощутил прилив страсти, что дома было редкостью. Однако он запретил себе спешить и стал нежно оглаживать ее хрупкие плечи и тонкие руки, подгрудие и грудь, талию и мягкий, едва наметившийся животик, затем перешел на крутые бедра и глубоко проминаемые ягодицы, спустился к округлым коленям, внятным икрам и удлиненным пальчикам ног. Здесь он задержался, разнеживая суперчувствительные пальчики и ступни, а тем временем стал поцеловывать нежнейшую кожу внутренней поверхности бедер. Трепет ее отзывчивого тела показывал верность избранной тактики. Медленно двинулся он в обратный путь, оглаживая и пожимая ее прелести, и добравшись до лобка, властно стиснул, проникнув пальцами в повлажневшие складки лона. Дыхание Елены стало прерывистым, сердце забилось учащенно. Она сжала рукой его кисть, но не отбросила, позволяя продолжать пальпирование.... Тем временем его губы впивались в ложбинки под грудью, а колено подняло ее бедро, открыв фаллосу боковой путь к влагалищу. Осторожно тот раздвинул его нежные лепестки, но когда еще более замедленно стал проникать во влажную тесную глубину, Елена застонала и отпрянула.... Забытая боль проснулась.

Враз она залилась слезами. Н., сочуствуя, стал бегло целовать ее мокрое лицо и нашептывать ободряющие слова:

- Ничего, ничего, обойдемся и без этого. Поверь мне. Я знаю и другие способы, мы их испробуем. Все будет хорошо, увидишь....

Сам же при этом машинально ощущал, как съеживается обманутый член.

Через время, успокоившись и немного поговорив о повторившейся беде, они вновь ощутили волнение оттого, что лежат рядом, обнаженные. Приподнявшись на локте, он страстно впился в ее призывные, широкие губы и нашел в них столь же пылкий отклик. Упоительно долгий поцелуй наполнил трепетной силой все части их тел и они стали вдавливаться друг в друга, тискаться, ухватывать.... Его кисть вновь сжала лобок, а пальцы двинулись уже знакомой дорожкой. Вдруг ее бедра тесно сомкнулись вкруг кисти - так тесно, что, казалось, они способны ее раздавить - тело выгнулось и забилось в конвульсиях.

- Вот это орга-азм! - с невольной завистью подумал Н.- Вряд ли я такую страсть когда испытывал...

Мужчина он был довольно опытный и на спаде оргазма начал покрывать быстрыми поцелуями ставшие невероятно чувственными бедра женщины, изгибы ее талии и затем всю узкую спину, от копчика до лопаток и шеи. Елена отзывалась на его ласки дрожью и глухими стонами. Он же, не угомонясь, опять повернул ее на спину и теперь стал нежить языком круги вокруг сосков и сами соски, иногда покусывая их и посасывая. В завершение он вобрал одну из грудей почти целиком в рот и начал ее ритмично как бы заглатывать.

- Ах...как...ты! - через силу произнесла Елена и движения ее тела вновь стали неконтролируемыми, выгибающимися. Он тотчас стиснул лоно и ее потряс новый оргазм - на который он непроизвольно ответил своим, послабее и вовне ее тела...

Два часа спустя Н. шел пустынной улицей к автобусной остановке, вглядывался, запрокинув голову, в радушное звездное небо, вдыхал упоительный мартовский воздух и впервые за многие годы был полон нежности к женщине...

CУББОТА

...за окном стало смеркаться и комната погрузилась в уютный полумрак, теснимый кругом света от закресельного зеленого торшера, внезапный телефонный звонок заставил Н. вернуться к действительности.

- Чем занят, Сергей? - услышал он в трубке голос своего ближайшего, пожалуй, друга, Владимира Гнедича, тоже геолога. - Если ничем особенным, то приезжай, давно не общались. С собой ничего не бери, мне на-днях подачку кинули.

- О*кэй, через полчаса буду.

По дороге к Гнедичу Н. все же купил коробку конфет - для детей Владимира числом три - и чайную желтую розу - для молодой жены, которую муж цветами не баловал.

Их знакомству минуло уже двадцать лет. В ту пору Владимир еще не имел гордой фамилии Гнедич, а напротив, отзывался на старозаветную фамилию Протоиреев. Внешне он был похож на Джона Леннона и старательно это сходство поддерживал: носил длинные волосы, очки с тонкими дужками, голубые джинсы и рубашки в талию. Его единственной дорогостоящей вещью был стереопроигрыватель с мощными колонками, наушниками и набором качественных дисков-гигантов - впрочем, не только с записями Биттлз, но и других английских групп: Лед зеппелин, Пинк флойд, Смоки и т.д., а также континентальных Абба, Бони М, Спейс.... Из отечественных он признавал только диск Тухманова По волне моей памяти, считая все остальное фуфлом. Были у него и Моцарт с Вивальди и не раз Н., надев наушники, кайфовал на жесткой тахте Владимира, слушая Дивертисмент Моцарта или Концерт ре минор Вивальди в потрясающем исполнении литовского камерного оркестра - пока хозяин работал за столом с коллекцией палеофлоры.

Многие были в недоумении от дружбы Сергея и Владимира, внешне совсем противоположных, экстраверта и интраверта. Высокомерие, резкость, пренебрежение условностями, свойственные Владимиру, не раз ставили Н. в неудобное положение перед пострадавшими от друга людьми и он, как мог, пытался за его спиной сгладить неприятное впечатление, за что потом получал от того же нагоняй.

- Ты мямля и волокитчик, - выговаривал ему Протоиреев. - Взять твое поведение с женой. Ты с ней сейчас миндальничаешь, письма пишешь и дождешься, что она к тебе прикатит. А потом снова рога наставит. А ты опять мямлить и жалеть ее будешь. И оба лямку постылой семейной жизни станете тянуть. Я же предпочитаю обрубить сразу, и обиженные люди, в конечном счете, будут мне только благодарны за то, что не подал им ложной надежды...

Благодарных Владимиру людей Н. пока встретить не довелось, а вот досадующих видел уже немало. Пожалуй, он был единственным, кто в самом деле осознал его правоту, но то ли по деликатности, то ли из привычки к лицемерию продолжал поступать по-прежнему. Им самим делить было нечего (сферы их профессиональных интересов почти не соприкасались, так как Н. был тектонистом, а Протоиреев - стратиграфом и палеонтологом, к тому же в другом регионе), а их пристрастия во многом оказались сходны. К тому же оба страстно любили вникать в различные общечеловеческие проблемы, при обсуждении взвешивая многочисленные за и против, подыскивая убедительные аргументы и досадуя на отсутствие тех или иных объективных данных. Не раз и не два возвращались они к обсуждению заинтересовавшей их проблемы - если раскапывали в литературе принципиально новые сведения или на ум кому-нибудь из них приходили совершенно убойные доводы. С течением времени интерес к одним темам почти угасал, но ближе становились другие.... Подугас и их пыл, зато из споров почти исчезла ненужная резкость суждений.

...ему открыла улыбающаяся тринадцатилетняя Анечка, младшая дочь Владимира, и тут же сообщила:

- Все на кухне, лепим пельмени...

- Сергей! - загудел из глубины квартиры Владимир, - Раздевайся, мой руки и иди сюда, на смену Кате - ей уроки давно пора делать!

Господин Н. передал Анечке конфеты и розу, проделал рекомендованные процедуры и, чуть не столкнувшись с рослой, грудастой, слегка заторможенной Катей, вошел в просторную кухню Гнедичей с возгласом:

- Ну, здравствуйте, громадяне!

- Здорово, пропащая душа! - отозвался голый по пояс хозяин дома, обминая пельмень. - Занимай место у стола и делай как я.

- Здравствуйте, Сергей Андреевич, - нежно пропела свежая, домашняя, прикрытая лишь свободным халатиком Ирина. - Если не ошибаюсь, эта чудесная роза предназначена мне?

- Вам, вам, Ирина Николаевна; вашим девушкам я пока ношу только конфеты.

Тут к гостю подбежал шустрый улыбающийся мальчик и вцепился в брючину у колена.

- А вот и Сашка-букашка!- подхватил его на руки Сергей. - Пельмени есть будешь?

- Буду, - твердо пообещал плотный бутуз.

- Тогда еще побегай, мне надо помочь их делать.

- А они уже варятся, - выдал глазастый человечек.

- Да, первая порция почти готова, - подтвердила Ирина. - Но нас же вон сколько, Сашенька, и все мастера покушать.

- Некоторые и выпить не дураки, - вклинился Гнедич, улыбчиво глянув в сторону жены. Та потупилась, но тоже заулыбалась:

- Что поделать, люблю выпить в приятной компании. Когда еще Сергей Андреевич у нас вновь появится...

- С фигой анекдот что-то не звучит, - брюзгливо констатировал Гнедич, - заменил бы лучше на фуевину.

- Ну, это уж совсем прозрачно, при нас ведь дама.

- Даме это по барабану.

- Ничего подобного, - возмутилась Ирина. - Сергей Андреевич прав: не стоит выходить за рамки приличий. И вот еще: ты мог бы иногда тоже дарить мне цветы.

- И плевать на семейный бюджет, не так ли? Впрочем, это вообще не мой стиль.

- Увы, Ирочка, это так, - вмешался Н. - Подтверждаю как давний приятель твоего повелителя. Тут уж одно из двух: либо разные фигли-мигли с подношением цветочков и целованием ручек, а в придачу несостоятельность в общем и в некоторых особо взыскуемых женщинами частностях, либо жизнь без особых затей, но в надежных мужских руках.

- О-ох, Сергей Андреевич, это Вы на ходу придумали! Наверняка возможны варианты. Да вот хоть Ваш пример: разве Вы несостоятельны при своей галантности? Только не говорите мне, что у Вас что-то не получается с женщинами: Володя уже перечислял мне все Ваши победы.

- Увы, Ирина Николаевна! Мои так называемые победы на деле подобны победам Пирра над римлянами: каждая из них имеет привкус итогового поражения. Для короткой связи я еще гожусь, но при более длительном общении женщины, как правило, во мне разочаровываются. И первая в этом ряду - моя жена. В общем, думаю, что Вы сделали правильный выбор, на долгую перспективу. И не гневите упреками Бога, а, главное, Гнедича, который по большому счету их не заслужил.

- Ну, кончай базар, господин адвокат, гонорара от меня ты все равно не получишь. Вот разве только рюмку водки под тост за крепость брачных уз...

...обижаешь, Сергей. В наше время, при таком книжном изобилии нужна лишь толика денег и немного усердия в книжных раскопах. Вот, посмотри, что я добыл на прошлой неделе: Избранное Кафки, Поиск предназначения Стругацких и Сравнительные жизнеописания Плутарха...

- Да-а, улов богатый. Впрочем, Замок и Процесс я читал (кстати, по стилистике Кафка и Набоков близки), Стругацких тоже (они и порознь пишут похоже, но у Бориса, по-моему, получилось живее), а вот Плутарха я у тебя на неделю, другую заберу - или ты именно его сейчас читаешь?

- Да бери, бери, раз копытом забил. Я еще успею его поштудировать. Кстати, кое-что из Плутарха я уже прочел, в частности, жизнеописание Ликурга, и вспомнил тебя с твоим коммунизмом. Оказывается, в Спарте с подачи этого самого Ликурга было создано явное подобие коммунистического общества, которое просуществовало около трехсот лет!

- Не понял - это при рабовладении-то?

- Именно благодаря ему. Вот мы с тобой прочли немало фантастических книг о будущем и почти во всех производственная роль отводится различным автоматам и роботам - людям же остаются роли управленцев, творцов или бездельников. Так вот в Спарте такими роботами были илоты, рабы то есть. Граждане законами Ликурга были избавлены от непосредственных занятий земледелием, ремесленничеством, строительством и другими хозяйственными и бытовыми проблемами - в отличие от соседних городов-государств Эллады.

- Чем же тогда они занимались?

- Ты не поверишь! В основном, совершенствованием себя и своих детей! Значительную часть дня у них занимали гимнастика и тренировка воинского мастерства. Другую часть - научные и политические диспуты, упражнения в риторике, обсуждение насущных гражданских дел. Третью - обучение и воспитание детей в гимнасиях. В итоге день у граждан Спарты был так насыщен, что даже на общение с женой времени почти не оставалось.

- Об этом я наслышан: спартанцу-де отводилось пятнадцать минут на свидание с женой и затем назад, в казарму...

- О казармах Плутарх не пишет. А вот о том, что питались спартанцы в столовых - да. В своих жилищах они, в основном, ночевали, а весь день проводили в общественных местах. Вообще в основу законов, предложенных Ликургом, был положен принцип умеренности, почти аскетизма во всем. Поэтому любое проявление излишеств, а тем более привычек к роскоши не только порицалось общественным мнением, но и пресекалось по суду. То есть государством усиленно культивировался тот самый здоровый образ жизни, о котором сейчас так много говорят и так мало ему следуют. В итоге в Элладе слово спартанец стало синонимом сильного телом и благородного духом человека, а Спарта мало помалу возвысилась среди других государств, сокрушив и пытавшиеся с ней противоборствовать Афины. Однако по Плутарху это возвышение ее и погубило...

- Каким образом?

- Спартанские военоначальники в нарушение законов, завещанных Ликургом, стали ввозить в Спарту из Афин и других подвластных городов предметы роскоши, устраивать пиры, оргии и т. д. Их примеру последовали подчиненные. В результате довольно быстро спартанское общество переродилось и уподобилось всем прочим рабовладельческим государствам древности. И, соответственно, пришло в упадок, поскольку ее граждане не обладали необходимой изворотливостью умов - в отличие, скажем, от афинян, которые в торгашестве и политиканстве не одну собаку съели...

- Но все таки Спарта продержалась триста лет! Это тебе не наши семьдесят. Кстати, и у нас одной из основных причин упадка социалистического строя стало перерождение управленческой элиты, возобладание идеалов потребительского общества.

- Сергей, ты же марксист, не забывай, что в основе упадка всегда лежит низкая производительность труда.

- Знаешь, твой рассказ о Спарте меня настолько поразил, что я всерьез засомневался в универсальности этого закона. Возможно, он справедлив только для обществ, культивирующих потребление, и не годится для обществ, сознательно потребление ограничивающих - за ненадобностью и даже вредностью для здоровья человека и самого общества. Впрочем, в наше сумасшедшее время вряд ли какому государству удастся безнаказанно законсервировать свое общество на принципах разумной достаточности - застой будет подобен самоубийству. Тем более для такой уязвимо обширной страны как наша. Поглотят по частям, не мытьем, так катаньем.

- Ну вот, наконец, ты сам себе доказал, что обществу потребления в современном мире нет альтернативы. Производство же товаров и услуг наиболее успешно обеспечивает капиталистическая система хозяйствования с лежащими в ее основе частной инициативой и конкуренцией.

- Все проходит, как известно. Думаю, со временем пройдет и тяга к безудержному потреблению - по причине общего роста культуры цивилизованного сообщества и составляющих его индивидуумов. Тогда вновь появится интерес к принципам более разумного образа жизни - на фоне выравнивания социально-экономических прав и обязанностей граждан. Соответственно, человечество вернется к идеям коммунистического устройства общества как наиболее приемлемым при таких установках. Но необходимо соблюсти естественность такого перехода. К чему приводит забегание впереди планеты всей, мы пережили на своей шкуре. Вот только это не значит, что не надо уже сейчас вырабатывать и детализировать модель будущего коммунистического общества. По-моему, СССР потому и развалился, что подобной модели так и не было создано.

- Сергей Андреевич, - несмело заговорила Ирина, - как же так, ведь у нас была создана такая мощная Академия наук, а еще был специальный институт марксизма-ленинизма и там первым делом, наверное, должны были разрабатывать научные основы строительства коммунизма?

- Наверное, да, Ириша. Но явно не разработали. Полагаю, что в рамках официальной социологии осуществить это было невероятно сложно - вследствие состоявшейся догматизации марксизма вкупе с ленинизмом. Однако в любой науке познание истины происходит скачкообразно и обязательно через отрицание ранее сложившейся системы представлений. Ярким тому примером может служить развитие познания в астрономии. Греки в свое время создали весьма совершенную геоцентрическую систему мироздания, где все, казалось, было на своем месте, а ход всех светил и планет мог быть загодя и точно рассчитан. И когда Коперник предложил ученому миру свою гелиоцентрическую модель Вселенной...

...увидел человек при входе в темный лабиринт? Правильно: слабо освещенный прямолинейный коридор с очень далеким светлячком в конце. Между тем, источник света был от него на расстоянии протянутой руки, за непрозрачной стенкой. Пробей стенку - и ты возле свечи. Аналогию с гипертуннелями уловили? Конечно, физический смысл простраственно-временных туннелей должен быть другим, но поиск их, я считаю, причинно обоснован.

- А по-моему, все упирается в проблему выбора координат, - заявил вконец отрезвевший Гнедич.

- Это само собой. Вероятно, при межзвездных путешествиях базовая система координат должна помещаться в центр вращения нашей Галактики - при наличии ряда вспомогательных систем.

- Да-а, жаль все-таки, что мы с тобой явно не доживем до начала межзвездной экспансии человечества...

- Дожить бы до начала межпланетной...

- Ну, давай выпьем под это дело - а то за такими разговорами с меня весь хмель слетел.

И два приятеля продолжили свое душевное общение по давно заведенному ритуалу, находя все новые и новые темы для разговоров - пока, наконец, не иссякли немалые хозяйские запасы спиртного.

- Что, больше ничего не осталось? - тяжело ворочая языком, спросил господин Н.

- Ни-че-го! - торжественно заверил его хозяин.

- Тогда мне пора, - молвил новоявленный Винни-Пух. - Спасибо за ласку.

- Сергей Андреевич, куда Вы пойдете в таком состоянии, - запричитала было Ирина, но Н. остался непреклонен:

- Доеду, не в первый раз. На улице враз протрезвею.

- Все же я тебя п-провожу, - заявил Гнедич, - хоть ты проводин и не любишь.

И добавил громким шопотом, склонившись к приятелеву уху:

- Иначе Ирина меня заест.

- Ну, проводи, - смягчился господин Н.- Но кто проводит обратно тебя?

ВОСКРЕСЕНЬЕ

Долго вылеживался в постели Сергей Андреевич в воскресное утро, преодолевая последствия вчерашней выпивки. Наконец встал и остатки похмелья выгонял получасовым душем - вначале очень горячим, потом контрастным. И когда выпил ежеутренний кофе, почувствовал себя вполне сносно.

- Все-таки не помешает еще на природе прогуляться.... Не съездить ли мне в рощу при Академгородке? Давно ведь не был.... Самое знатное место во всей округе...

Сказано-сделано. Минут через пятьдесят он вышел из автобуса на окраине раскинувшейся на пологих холмах березовой рощи и неспешным шагом углубился в нее по знакомой тропе. Было тихо, солнечно, слегка морозно, но бесснежно. Мощные березы, меж которыми вилась тропа, поочередно подавали Сергею занавеси индевеющих обнаженных нитей. Вся их золотистая листва шуршала и похрустывала под ногами. На далекой вершине холма за березами смутно проглядывали многоэтажные дома. Гул машин со стороны шоссе сюда уже почти не доносился. В роще было безлюдно - лишь изредка по тропе проносился велосипедист да отдаленные путники эпизодически появлялись в поле зрения.

Как всегда в этой роще Сергей пришел в состояние умиротворения, отчего на губах его и в глазах неосознанно проявилась блуждающая улыбка. Какое-то время он шел бездумно, жадно вбирая в себя зрительные образы все новых и новых прелестных уголков обширного массива. Незаметно перед его мысленным взором наплывами стали возникать пейзажи из далекого прошлого...

...вот он в стайке других пацанят поспешает к пруду по тропинке меж высоченными поволжскими дубами и босые, в ссадинах, ноги приятно погружаются в прогретую солнцем глубокую пыль...

...вот они с дедом плывут на лодке меж теми же дубами по полой воде необычно темным, ненастным весенним утром и хорошо знакомая роща кажется чужой, угрюмой и опасной...

...а вот солнечным ноябрьским днем он бежит, спотыкаясь, на коньках к только что замерзшему межуличному болотцу, где уже носятся на коньках, санках и каретах из гнутых железных трубок ошалелые сверстники...

...или он летит на велосипеде по спуску с холма к просторным приволжским лугам, гладь асфальтированного шоссе плотно стелется под колеса, слева сияет ласковое солнце, а справа за знакомой дубравой отраженным светом горят высокие бетонно-стеклянные стены новых корпусов кораблестроительного завода. Там, как всем известно, строят засекреченные атомные подлодки и это наполняет его душу гордостью. Пройдет время и, может быть, он тоже...

...еще: по дороге в библиотеку он поднимается на железнодорожную насыпь и при виде бесконечного рельсового пути, высоких кучевых облаков над ним у далекого горизонта, череды плавно движущихся вагонов транзитного поезда в ореоле специфических запахов и звуков привокзального перегона в нем рождается пронзительное желание перемен в своей вроде бы уже предначертанной судьбе...

...и вот он впервые в Москве: сверкающей, умытой, многолюдной, тогда еще веселой, даже озорной. То тут, то там он видит целующихся влюбленных: на эскалаторе, скамейках, на бегу.... Ему это внове: вот так, прилюдно.... А вот и высокие массивные двери старинного особняка в самом центре Москвы, где разместился знаменитый геологоразведочный институт, в который Сергей дерзнул поступать вопреки советам и предостережениям друзей, учителей и родни....

А затем - лавина (иначе не скажешь) впечатлений от студенческой жизни, каждое из которых было для юного провинциала настолько ярким, сочным, значительным, что навсегда внедрилось в память, будучи готовым возникнуть из небытия ясным зрительным образом по первому прихотливому зову. Выбирай навскидку...

...в заполненном под завязку амфитеатре двадцатой аудитории царит неправдоподобно чуткая тишина: то доцент Штейнбук в рамках цикла лекций по Истории КПСС рассказывает первокурсникам о роли Троцкого в революции...

...в левом крыле института, на антресолях Палеонтологического музея, за длинным столом новоиспеченные студенты копошатся иглами во внутренностях наформалиненных осьминожек, а вдохновенная старушка Золкина сыплет латинскими названиями их органов...

...глухая осенняя ночь, сполохи костра в круге еще полузнакомых лиц и неслыханные, откровенные песни бардов в исполнении более продвинутых одногруппников-москвичей...

...свежая как утренняя заря по солнечной общежитской лестнице неспешно спархивает светлокожая юная мулатка в миниплатьице.

- Как ее зовут? - спрашивает у кого-то завороженный Сергей и слышит в ответ:

- Аврора...

...майский теплый вечер, окна в комнатах нараспашку, головы невольно то и дело поворачиваются в сторону соседнего общежития, где живут студентки из МИТХТ (и где, случается, кто-то из девушек переодевается, не особенно скрываясь от возможных нескромных взглядов) и вдруг в тишине раздается громкий девичий голос:

- Мальчики - онанисты!

И тут же - ответный рев взбешенных парней, действительно почти не заводивших знакомств в смежной общаге...

...а вот горный Крым в пору летней учебной геологической практики: жаркое марево, плоские вершины гор, покрытые ослепительно белой карбонатной щебенкой, обрывистые склоны, опоясанные тенистыми кустарниками с желанными редкими родниками, а в межгорных долинах - заброшенные татарские сады со все еще обильно плодоносящими абрикосовыми, сливовыми, яблочными и грушевыми деревьями.... И тут же - глубокие ставки с восхитительно прохладной водой. А вечерами - танцы, страстные объятья, опьянение свободой - до срывов во вседозволенность...

...но уже в следующее лето - суровый безлюдный Верхоянский хребет и три человечка (палеонтологический отряд ВАГТа) в одной из его утесистых долин. На вздувшейся после дождя реке практикант Сергей тянет за руку против течения пятидесятилетнюю геологиню и взбешенный ее безволием (...больше идти не могу...), титаничеким усилием вытаскивает на косу, спасая обоих от неминуемой гибели в потоке...

...осенью того же года, в студгородке, он, окрепший и уверенный в себе, в погоне за очередной синицей ловит журавля: в компании у случайной знакомой видит (...ох, холодок по спине!...) вызывающе яркую студентку, эпизодически встречавшуюся ему то здесь, то там, но совершенно не выделявшую его из массы прочих обалделых. Он пришел сюда с друзьями, вином, гитарами, был привычно весел, но тут, впервые ощутив на себе ее оценивающий взгляд, превзошел сам себя, рассыпая шутки, песни, комплименты, улыбки и временами смело глядя ей в очи. Вечер по общему признанию удался, на прощание много фотографировались и обещали в следующий раз прийти со снимками.

На снимках отчетливо было видно, кто тянется к кому. Сергей, повиснув из вежливости на первоначальной пассии, тянулся к дерзкой Марине и та, похоже, была не против. Сей факт не остался незамеченным при совместном просмотре через неделю, в канун какого-то праздничного вечера. Между тем выпивали и в какой-то момент подвыпившая отвергнутая расплакалась, смущенная разлучница стала ее утешать, прочие же сочли за благо ретироваться в вестибюль, где вовсю гремела музыка. Сергей не танцевал и был как на иголках, обратив взгляд к лестнице.... И не напрасно: в спешке беспрестанно оступаясь, Марина ссыпалась с нее прямо в желанные объятья. Как упоительно они в тот вечер танцевали, как страстно потом целовались в нише лестничного окна соседнего жилого дома.... Так стала раскручиваться спираль их непростых отношений.

...через день узницу с извинениями выпустили. Ее признательности к своему кавалеру, казалось, не будет границ - однако до акта дело и в этот раз не дошло.

Она отдалась ему осенью, после долгой разлуки на время производственных практик. Он провел лето на Алтае, а она - в родном запыленном городке на Курщине. Когда открыв на стук дверь общежитской комнаты, Марина увидела немного осунувшегося, повзрослевшего Сергея, внезапные слезы брызнули из ее глаз и она повисла у него на шее, облегченно всхлипывая. Он стоял оторопело, пораженный бурными чувствами той, что рассталась с ним перед практикой довольно холодно (Чао, бамбино, соскучишься - черкни пару строчек- и пошла от него походкой Мэрилин Монро.... Он не писал ей). Много позже она призналась, что во время практики ответила было на домогательства местного хвата, но с ним все было не так, не то - и она решительно пресекла дальнейшее. Я хотела снять зависимость от тебя - и не смогла....

Проштрафившись сама, она невольно представила подобные амуры и у Сергея (о большем она боялась и подумать!) и поочередно в течение лета впадала в злую ревность, глухое отчаяние и робкую надежду. Лишь теперь, когда он пришел и взглянул ласково, душевное напряжение ее разрядилось и она стала как воск в его руках. Вознаграждением ей был неведомый прежде оргазм, который она испытала спустя полчаса, когда донельзя распаленные ласками (к счастью, соседок в комнате не было и не предвиделось) они совокупились, наконец, на письменном столе.

...забеременела она лишь весной. Тотчас началась подготовка к свадьбе - впрочем, в ряду других, так как шел к концу пятый курс и, как повелось, брачевались многие. Сергей, тем не менее, женился с неохотой, которую от невесты скрывал. Он уже несколько отрезвел от любовного угара и вновь обрел способность соображать. Не то, чтобы он вообще был против создания семьи, но своей женой представлял иную женщину: уравновешенную, тактичную, вдумчивую - словом, культурную, как тогда говорили. Марина этому идеалу была почти полной противоположностью. Да, он безумно пленился ею, захотел покорить, приручить - и эту задачу выполнил. Дон Жуан хренов. На этом испанский прототип поставил бы точку и отправился на покорение других дам. Но мог ли советский интеллигент (а Сергей вполне простодушно уже причислял себя к этой категории общества - как, впрочем, и своих сокурсников) обмануть доверие радующейся жизни девушки и будущей матери? Увы, не смог (Мы ответственны за тех, кого приручили...) и отправился в путь, по которому до него прошли тьмы и тьмы и тьмы - на Голгофу.

Справедливости ради надо сказать, что сначала все складывалось не так страшно: он был искренне любим, жена готова была идти за ним в огонь, в воду и на край света (в конкретном случае - в уральскую глухомань), родился ангельски хорошенький мальчишка, все вокруг лучились доброжелательством.... Но колокол его любви был уже надтреснут и как искусно не пытался он подыграть жене, она не могла долго обманываться его удвоенной ласковостью. К тому же в постельных играх он стал не тот и нарабатываемая сексуальная техника не могла вполне компенсировать недостаток пылкости. История совершенно тривиальная (В любви часто один любит, а другой позволяет себя любить), но бурный темперамент Марины не мог мириться с быстротечностью счастья. Начались ссоры по-пустякам, жаркие примирения, бесконечные вопросы:

- Ты меня любишь?

- Конечно, моя красавица!

Остроту отношений несколько сглаживали совместные хлопоты с сынишкой, бесконечное благоустройство быта и дела производственные, геологические. Но все-таки разлад углублялся, жена перестала жить только его интересами и обзавелась своими, на приоритете которых и стала, в конце концов, настаивать, безжалостно руша его благоприятно выстраивавшуюся карьеру...

...в эти сладкие и печальные воспоминания, Сергей Андреевич не заметил, как вышел на опушку рощи, обращенную к зданиям академических институтов. Он остановился.

Залитые ясным светом послеобеденного октябрьского солнца разномастные домины из кирпича, бетонных панелей, стекла и алюминия выглядели безжизненно. Ни звука не доносилось оттуда, ни промелька. Причиной тому был, конечно, выходной, но, как знал Сергей Андреевич, не только он. Лабораторные и технологические корпуса институтов были практически пусты и на неделе. До сих пор, спустя десять лет после начала рукотворного развала российской науки, у институтов не появилось денег на значительные эксперименты, изготовление новых приборов и технологических установок. Научная деятельность, столь оживленная здесь в шестидесятые-восьмидесятые годы, ныне еле теплилась, став подлинно келейной...

...невеселые мысли навеяло на Сергея Андреевича созерцание пришедшего в упадок Академгородка. Возможно, он сгущал краски и принимал за глубокий кризис тривиальный временный спад, подобный случавшимся в двадцатом столетии во многих цивилизованных государствах, но у его пессимизма имелась политико-социальная подоплека: он, как уже упоминалось, связывал прогресс человечества с коммунизмом.

- Да чтож это такое! - вправе крикнуть в сердцах раздосадованному читателю. - Типичная мелочь пузатая, импотент, алкаш, извращенец, а туда же: рассуждает, в философию лезет и коммунизм этот поганый пропагандирует! Мало мы его за семьдесят лет нахлебались! И вообще, - что этот автор, в конце концов, пишет: пикантное чтиво с картинками или просто все, что в голову взбредет?

- Не спорю, упрек справедливый. Но что поделать, коли в жизни человеческой так все и перемешано: обыденное и трагичное, пустяковое и серьезное, эротика и политика.... Вспомни себя, читатель.

Впрочем, ты вправе захлопнуть сейчас эту книжонку и, если не настроен на серьезный лад, ничего не потеряешь: пикантностей в ней больше не будет. А будет лишь гольная пропаганда коммунизма - социального учения, повторившего судьбу многих других: непонятого, выхолощенного, опошленного и, наконец, проклятого. Навсегда ли?

Тем же, кто привык всякую книгу дочитывать до конца, предлагаю - для разминки - простенький тест из трех вопросов:

- Фрукт? Часть лица? Русский поэт?

Уверен, что у большинства получилось: яблоко, нос и Пушкин. Что поделать, привычка к стереотипам.

А теперь определите коротко сущность коммунизма?

Тут тоже дружно:- От каждого по способностям, каждому по потребностям!

И лишь редкие вспомнят определение, данное Энгельсом:

- Это общество всесторонне развитых людей. Точка.

- Разве этого краткого определения достаточно? - удивитесь вы.

- Да, вполне. Все прочие особенности коммунистической формации выводятся из него. Причем эти особенности оказываются во многом не похожими на те, что мы заучивали по учебникам Обществоведение и Научный коммунизм.

Начнем с главного: всесторонне развитого человека. Есть ли в современном обществе такие люди? Конечно, есть. Обладая глубокими познаниями в одной области науки или искусств они энциклопедически образованны, гуманистически ориентированы, эмоционально богаты да и физически часто неплохо развиты. Будучи людьми очень занятыми, они все же находят время для реализации своих досуговых увлечений, круг которых обычно широк, причем ролям потребителей (зрителя, слушателя, читателя и т.д.) они часто предпочитают роли созидателей или соучастников (то есть сами музицируют, рисуют, сочиняют стихи и прозу, восходят на горные вершины или покоряют параплан...). Это их деятельность определяет прогресс человечества. На Западе их обычно называют интеллектуалами, а в России - интеллигентами. Основным качеством таких людей является творчество, то есть создание принципиально нового.

А что же прочие люди современного мира? Увы, прочие явно не дотягивают до определения всесторонне развитый, демонстрируя (в разной все же степени) приземленность, ограниченность мыслей и чувств - вследствие недостаточной образованности, огрехов в воспитании и отсутствия столь мощного стимула к саморазвитию, каким является полноценная творческая деятельность.

Таким образом, имеем вывод первый: не рабочий, не крестьянин, а именно интеллигент является прообразом человека коммунистического будущего. Немножко непривычно, не так ли?

Далее: при коммунизме все люди должны быть всесторонне развиты. Стало быть, все должны быть интеллигентами, то есть заняты творческими видами деятельности. Но до сих пор даже в цивилизованных странах с их высоким уровнем автоматизации большинство людей выполняют работы нетворческого, рутинного характера. Конечно, принципиальных преград на пути автоматизации рутинных работ нет - за исключением отдаленности сроков ее полного осуществления и грандиозности потребных на это ресурсов - но, может быть, полная автоматизация таких работ нецелесообразна и в гуманитарном плане? Умение создавать своими руками стандартные вещи, выполнять тривиальные операции, ощущать радость физического труда, оказывать другим людям бытовые и социальные услуги будет казаться привлекательным и людям будущего?

С учетом этих соображений можно сделать второй вывод: наряду с творческой деятельностью каждый работоспособный человек должен взять на себя пропорциональную часть необходимых обществу рутинных работ. При этом необходимо, чтобы он владел этими рутинными специальностями профессионально, что предполагает наличие у человека психологических склонностей к данным работам, специальное обучение и довольно продолжительный срок занятости на них - но не в ущерб его праву на занятия творческой деятельностью. А что это значит?

Значит, в своей повседневной жизни он будет в двух ипостасях, к примеру: ученый и лаборант, инженер и рабочий, агроном и оператор, геолог и горняк, артист и рабочий сцены - т.д. Если же в рамках одной организации невозможно (или неудобно) подобное совмещение профессий или у общества обнаруживаются потребности в других рутинных профессиях (например, водители транспортных средств), то совместительство может проходить под крышами разных организаций. В этом случае временные рамки чередования деятельности могут быть другими: через день, неделю и более. Впрочем, следует повторить, что основная часть рутинных работ при коммунизме все же будет автоматизирована.

В дотошном читателе, разумеется, уже вспенился раздраженный вопрос: что это еще за деление работ на рутинные и творческие? В каждой работе есть элементы творчества и рутины, каждую можно выполнять механически, бездумно или творчески, с душой.... Словом, все работы хороши - выбирай на вкус и еще: любой труд у нас почетен.

Чтож, проведем мысленный эксперимент. Допустим, у нас, в наши дни, есть возможность предложить любому работнику регулярные выплаты его двойного заработка при условии непременного расставания с выполняемой им работой. И если он откажется, то мы имеем дело либо с идиотом, либо с начальником (власть слаще денег), либо с работником творческого труда. Только не надо предлагать десятерного заработка: человек слаб и может сделать глупость. В подтверждение результата выдуманного эксперимента можно привести недословное высказывание советского физика Раушенбаха:

- Это мы должны платить государству за предоставление нам возможности удовлетворять свое любопытство!

Вот какова притягательность подлинно творческой деятельности и та лакмусова бумажка, на которой проверяется творческий характер той или иной работы.

Но дотошный не отстает, заходит с другого конца:

- Разве любой человек способен к подлинно творческой деятельности? Разве не нужен для этого талант, врожденные способности? Разуй глаза, посмотри на кишащих вокруг современников, на их придурошных детей, чья страсть к исследованиям простирается аж до мусорных баков, фантазии взыгрывают от дозы героина, а артистические способности реализуются в проституции.... А чем лучше рядовые обыватели, погрязшие в суете своих делишек и дружно жующие мякину масс-культуры? Куда им, малохольным или сердешным, деваться при твоем интеллектуальном коммунизме?

Да, действительно некуда. Но предопределено ли было их убожество при рождении, в генетике ли дело? Вспомним чудо из чудес, происходящее в младенчестве с каждым человечком: едва научившись ходить, зная о мире еще очень мало, он начинает говорить! Притом освоение языка происходит стремительно: через полгода-год он свободно владеет всем строем языка, наращивая и наращивая словарный запас. При том, что специально его вроде никто и не учил.

Более того: если он живет в чужой стране, то наряду с языком родителей так же быстро и свободно усваивает язык контактирующих с ним аборигенов. А теперь покажите мне взрослых дядю или тетю, которые через полгода жизни среди иностранцев могли бы без учебников и зубрежки освоить разговорную речь.... Какой вывод отсюда напрашивается? Вероятно, тот, что способность к усвоению и осмыслению информации очень велика у каждого человеческого разума - особенно в начальной стадии его развития. Хотя, бесспорно, не одинакова, чему масса примеров...

...выход уже обозначен. Во многих цивилизованных странах сейчас существуют детские дома семейного типа и детские деревни. Формально - для сирот, у большинства которых, однако, живы родители. По существу они передоверили другим людям воспитание своих детей - добровольно или добровольно-принудительно. Увы, эти семейные дома и деревни еще далеки от идеала, во многом убоги. Проблемы, как всегда, упираются в деньги.

Для организации подлинно образцовой детской деревни, состоящей из комфортабельных обширных домов-усадеб, школы, стадиона и ряда вспомогательных сооружений необходимы большие затраты. Вариант с одинокой женщиной-педагогом следует забраковать как полумеру. В каждом доме должна жить подлинная семья: муж, жена (конечно, педагоги) и дети. Детей должно быть не более десяти, из них двое могут быть собственными детьми этой пары, а прочие поступать год от года и непосредственно из роддома. У детей не должно быть раздвоенного представления о родителях (впрочем, это спорный тезис, который решит практика). Естественно, ни о каких разводах в среде воспитателей и речи быть не может, в связи с чем отбор кандидатов в педагоги и браки между ними должны всесторонне взвешиваться.

Разумеется, все дела в доме, школе и деревне лягут на плечи тех же педагогов (а им будет рекомендовано завести различные фермы, сады, огороды, оранжереи, мастерские и т.д., где к труду станут приучаться их дети), но все финансирование и снабжение деревни будет осуществлять государство. При всей разнообразной деятельности педагогов главным для них делом станет выявление природных творческих склонностей доверенных им детей и неназойливое взращивание в них этих склонностей - наряду с общим всесторонним развитием.

По мере достижения детьми юношеского возраста они будут разъезжаться по студенческим кампусам, но на каникулы смогут возвращаться домой. Следует принять за правило, что один из воспитанников (или даже разнополая пара) тоже посвятит себя педагогике и через некоторое время вернется в дом в качестве преемника своих воспитателей, которые, таким образом, перейдут на положение дедушки и бабушки. Возникнет преемственность, клан. Все взрослые члены клана будут в доме всегда желанными гостями. В связи с этим отчий дом может быть расширен (членами клана?).

Нетрудно подсчитать, что число деревенских педагогов при всеобщем переходе на эту систему должно составлять двадцать процентов от всего работоспособного населения - такова цена создания коммунистического рая. Вряд ли какое государство сможет сейчас содержать такое количество дополнительных (к пенсионерам, детям, военным, чиновникам и т.д.) иждивенцев. Но при коммунизме, когда почти весь ВНП будет производиться автоматическими системами, а число военных и чиновников сведется к разумному минимуму, эта цифра не покажется чрезмерной.

Вот, пожалуй, и все основополагающие особенности коммунистической формации. Впрочем, стоит все же коснуться вопроса о распределении благ, памятуя о знаменитой формуле: каждому по потребности.

Наши простоватые современники, разумеется, подменили (непроизвольно) смысл понятия по потребности на сокровенное: по желанию. Это, мол, у меня потребность такая - иметь в гараже флаер, на всякий пожарный случай. Вынужден огорчить: потребность при всеобщем равенстве не может пониматься иначе как величина среднестатистическая и ее уровень может повышаться лишь по мере роста экономических возможностей общества.

Пример: минимально комфортабельным жилищем в цивилизованных государствах (за исключением Японии) сейчас считается благоустроенная квартира с количеством комнат n+1, где n - число обитателей квартиры. За минимум она может быть принята и в начальной фазе коммунизма. Семья из трех человек, живущая в трехкомнатной квартире, может, таким образом, подать заявку на переселение в квартиру четырехкомнатную. В службе учета наводят справки и обнаруживают в городе семью из двух человек, живущую в четырех комнатах. Соответственно, этим семьям может быть предложено поменяться квартирами. Если же такого варианта не нашлось, то претендентов на расширение ставят в очередь на строящееся жилье. Конечно, в более позднюю фазу развития коммунизма подобных эксцессов будут избегать. К тому же, если будет реализована деревенская система воспитания детей, то квартирная проблема исчезнет сама собой. Как и многие другие имущественные проблемы.

Возможно ли в обозримом будущем в какой-либо стране мира создание подобного общества? Вероятно, нет и вот почему.

В наше время всеобщего развития коммуникаций становится все труднее осуществлять политику изоляционизма. Все страны и нации очень зависимы друг от друга. При этом продолжается их дифференциация в экономическом и культурном отношениях. По-прежнему неоправданно большую роль играют религиозные верования. Очень неблагоприятны сложившиеся демографические тенденции: в цивилизованных странах коренное население сокращается, а во многих прочих безудержно растет, далеко опережая футуристические прогнозы сорокалетней давности. Повсеместно растет и потребление энергии, в то время как запасы энергетического сырья тают на глазах. Все это означает, что в ближайшем будущем неизбежно возникнут вооруженные конфликты между отдельными странами и группами стран, в то время как внутренние распри уже ширятся. А когда пушки стреляют, музы, конечно, молчат.

Однако ход эволюции человечества неизбежен и ее интенсивная фаза (все более углубленное развитие личностей) повсеместно сменит экстенсивную (рост численности населения). Тогда коммунистические отношения покажутся людям наиболее естественными. Впрочем, застрельщиком в этом, вероятно, опять явится одна страна: возможно и Россия, однажды примерявшая белые одежды. Кто знает...

Так тасовал и перетасовывал господин Н. давно зревшие мысли, между тем беспорядочно петляя по многочисленным тропинкам. Когда же все вроде выстроилось и откипело, он вновь ощутил себя в реальном времени и пространстве, то есть в предвечерних сумерках посреди березовой похолодавшей рощи, с чувством значительной усталости и приличного аппетита. Он сориентировался и стал выбираться к ближайшей автобусной остановке - домой, домой.

Однако проезжая расцвеченный огнями городской центр господин Н. внезапно передумал и вышел на оживленном перекрестке. Некоторое время он постоял как бы в ожидании автобуса, разглядывая празднично настроенных, принаряженных, лениво фланирующих молодых, преимущественно, людей. Их свежие лица были безмятежны и самодостаточны, светились довольством, предвкушением незатейливых радостей: посиделок в одном из многочисленных ближних кафе, экзальтации в дискотеке или вечерушки с выпивкой (а может и с интимом) на чьей-нибудь хате...

- Я сегодня выпил водки: ох, щемитеся, колготки! - с задорным смехом продекламировали две девицы из проходящей мимо компании.

Авантюрный порыв господина Н. (а он собрался было посидеть в кафе, выпить бокал-другой вина, закусив сочной котлетой с картофелем фри, при этом визуально поинтриговать с женщинами...) как-то увял. Он вдруг ощутил себя тем, кем и был на самом деле: неприглядным, скромно одетым стареющим человечком, отжатым на обочину жизни торжествующим новым поколением. Импотентом...

Он зябко повел плечами, понурился и шагнул в двери подошедшего автобуса. Впрочем, в его тепле, на уютном диванном сиденье господин Н. скоро невольно задремал, и в череде сменяющихся сонных грез вдруг вновь ожила танцующая нежнотелая Лина и он счастливо ей улыбнулся.