Мы долго шатались по лесу. Голова была словно в тисках. Виделось всё, как в тумане. Не понятно почему, но как только мы отправились искать орехи для рыжей, мне стало плохо. Белка сидела у меня на загривке и, постоянно вертясь там, что-то тараторила. А мне было не до неё. Я шёл и думал о том, что где-то осталась моя работа, друзья, вся моя жизнь. До меня не сразу, но отчётливо стало доходить, что я могу остаться в таком виде на всю жизнь. Ужас! Отчаяние охватило меня, а страх сдавил горло так, что невольно я зарычал.
- Эй, мохнатая гора, ты чего? - раздалось сверху.
- Ничего, - проворчал я.
- Уже скоро совсем темно, где же твои орехи, косолапый? - белка чуть ли не свесилась перед глазами, держась за моё ухо.
- Сейчас увидишь, рыжая, - я ринулся в чащу, начал продираться сквозь заросли кустов, ехидно отмечая, что моей наезднице стало не очень комфортно.
Спустя некоторое время, когда темнота почти совсем опустилась на лес, я вышел на поляну, где видел орешник и вплотную подошёл к огромным зарослям лещины. И меня словно озарило, что для сентября, когда созревают лесные орехи, как-то слишком зелено кругом.
- Ну, что, вернул я тебе утрату?
- И даже больше! - восхищённо прошептала белка, незаметно спустившаяся на землю.
Она плюхнулась на свой пушистый хвост и, задрав голову, мечтательно зажмурилась.
- Смотри не усни так, - сказал я, развернулся и направился вновь в ту сторону, откуда доносился дразнящий запах воды. Только сейчас я осознал, как мне хотелось пить.
Оставив белку около орешника, я достаточно быстро нашёл реку (именно её запах всё это время доносился до меня). Я зашёл в стремительно текущий поток воды на высоту человеческого колена, и, опустив морду, стал жадно пить. И чуть не захлебнулся. Да, как там мы, медведи пьём? Постоянно останавливая себя, я начал лакать воду. Ну что же, вот и утолил жажду, но сразу же ощутил зверский голод. Ухмыльнулся устало - а как ещё теперь я мог проголодаться?.. Сразу вспомнились орехи. Конечно, можно зайти поглубже, и попробовать нащупать дремлющую рыбу. Но... Я не мог заставить себя съесть её сырую, хотя и было очень голодно. Вздохнув и порычав непонятно на что, я потопал обратно на знакомую поляну.
Сначала мне показалось, что я вижу мираж. Белка всё сидела в той же позе, в какой я оставил её. Уши растопырились в стороны, кисточки смешно торчали, как две маленькие распушённые антеннки. После воды и небольшой ночной прогулки боль в голове утихла, туман в глазах рассеялся и первое, что мне захотелось сделать - это ободрать весь кустарник, слопав все орехи. Молча подойдя к лещине, я встал на задние лапы и схватил сразу несколько веток. Правда, тут же отпустил их из-за неожиданного писка сзади:
- Нет-нет-нет, - возмущённо затараторила рыжая, - это мои орехи! Косолапый, ты слышал?!
- Послушай, кроха, здесь хватит нам обоим, - важно заявил я и, усевшись на задние лапы, наклонил ближайшую ветку. С аппетитом разгрыз орех, второй, искоса поглядывая на свою нечаянную попутчицу. Та даже задохнулась от возмущения, но ничего не сказав, вдруг ринулась наверх - стала сдирать орехи и бросать их вниз. Должно быть, поняла, что чем больше болтает, тем меньше ей достанется.
Когда голод утих, навалилась усталость, веки потяжелели, и мне срочно пришлось лезть в самые дебри кустарника. Я немного повозился, поёрзал, пока не устроился. Вот так, надо поспать: может просто всё это дурной сон. А завтра меня разбудит на работу будильник. С этими мыслями я провалился в сон.
Разбудил меня не будильник, а звонок в дверь. Голова была тяжёлой, глаза болели от яркого солнечного света, пробивавшегося в окно. Настойчивые трели звонка пробирали меня до самой глубины, звук отдавался в висках страшной болью. С трудом поднявшись, я побрёл в коридор. Он показался мне бесконечным, перед глазами всё плыло, из-за резкой боли слёзы потекли из глаз. Наконец добравшись до двери, я попытался спросить - кто там, но в горле всё пересохло, а в глазок мне ничего не было видно то ли из-за того кавардака ,что творился со мной, то ли из-за того, что на лестничной клетке было почему-то темно. Я попытался задуматься, но в дверь продолжали трезвонить. А произнести хоть слово у меня так и не вышло, как я ни пытался. Руки плохо слушались меня, но я всё же открыл дверь. И опешил! Передо мной стояли братья, которых я вчера встретил на детской площадке. Удивительно, но их я видел хорошо, а остальное, что окружало нас, - плохо, расплывчато. Первая мысль, мелькнувшая у меня была: а как же они до звонка дотянулись?!
- Я Берпышку подсадил, так и дотянулись, - ответил мне один из мальчишек на мой невысказанный вопрос. Никак не получалось проморгаться, слёзы продолжали течь, причём даже немного сильнее, да и боль в глазах стала уже нестерпимой, но парнишек я видел хорошо.
- Дядя Ром, наклонись, - я как в омут засмотрелся в глаза второго паренька, и, сам того не желая, медленно опустился на корточки. Берпышка протянул руку к моему лицу и коснулся закрывшихся глаз. Я почувствовал прикосновение нежных детских ладоней, но при этом ощущалось какая-то шереховатость, - не неприятная, а успокаивающая, добрая. А ещё мне почудилось, что моего лица коснулся мех или шерсть. Захотелось посмотреть, но глаза не открывались. С каждым мгновением боль исчезала, успокаивалась голова, и даже жажда отступила.
- Может зайдёте, что стоять на пороге? Мне надо умыться, одеться, да и позавтракать не помешает, - во рту я едва ощутил сладковатый привкус орехов. Мотнул головой, отгоняя наваждение.
Мальчишки помялись, переглянулись:
- Ну, если только недолго.
- Да, надо быстрее.
- Только возьмите с собой, дядь Ром, деньги, - затарахтели пацанята.
- А деньги-то вам зачем? - спросил я их, а сам между делом попытался вспомнить, каким таким образом смог оказаться в постели, понятия при этом не имея, как сюда попал.
Ребята деловито зашли в коридор и закрыв за ними дверь, я спросил:
- И вообще, как вы меня нашли?
- Так по запаху, - даже удивился тот, которого звали Бертышкой.
- Идите на кухню. Прямо по коридору до конца, и направо, - подумалось,что раз ребята смогли как-то меня найти, то уж где право, где лево не могут не знать.
Остановившись у маленькой комнаты, посмотрел вслед чудным мальчишкам. 'Медвежата, - мелькнуло в голове почему-то, - как есть медвежата.' Те, так же деловито пихаясь и крутя головами, с интересом, разглядывали каждую мелочь, периодически приподнимая головы и замирая, словно принюхиваясь. Я зашёл в комнату. Быстро натянул джинсы, заправил в них рубашку с коротким рукавом. Где же все мои носки?! А, вот они, никогда ничего не могу найти после посещения моей обители сестрой, которая любила навести свой порядок. Бегом направился в ванную, бросив мальчишкам:
- Чаю или сока хотите? Если что - сок в холодильнике, электрический чайник на столе.
- Угу, - донеслось с кухни.
Когда я зашёл на кухню, то даже растерялся. Ребятки уплетали за обе щеки единственное, что было в моём холодильнике - варенье, которое привезла мне сестра (мои любимое - земляничное), а еще они вскрыли упаковку с печеньем. И всё это происходило с тихим урчанием, ворчанием и чавканьем. Они услышали, как я вошёл, и замерли, глядя на меня своими тёмными глазищами.
-Дядь Ром, пойдём что ли? - опять хором спросили они.
Мне осталось лишь пожать плечами и кивнуть им.