Марк Лициний Красс возвращался с пирушки у Суллы Феликса. Час был уже поздний, напиваться Красс не любил.
Он самодовольно улыбался. Славно же он отболтался от этой своры! В Феликсовом кругу, в общем-то, всегда принято было высмеивать и дразнить друг дружку, иногда и очень зло. За честь почиталось не дуться, как весталка, которой гладиатор свой хер показал, а с достоинством отвечать на насмешки. И сегодня у Красса это отлично вышло. А то надо же, пизденыш Помпей возьми да ляпни:
- Красс, а я слышал, что ты, перед тем как к Феликсу прийти, год в какой-то пещере вонючей отсиживался чтобы Марий не нашел...
- Не год, а восемь месяцев!
- Какая разница! Ты б еще в выгребную яму забился...
Красса озарило, как ответить:
- Молод ты еще, Помпей, и многих важных вещей не разумеешь. Ты в богов-то веруешь?
- Само собой, - озадаченно отозвался тот. Боги-то, мол, при чем тут?..
- А известно ли тебе, что иногда боги повелевают смертным сделать то или иное?
- Бывает такое, - тут же поддержал его Феликс. Вон Лукуллу нашему у Ахейской гавани Афродита во сне являлась. Он вроде в храме ее ночевал.
- Что, правда, являлась? - темные глаза Помпея недоверчиво прищурились, - И что сказала?..
- "Лев могучий, что спишь? От тебя недалеко олени!" А оленями этими были тринадцать Митридатовых пентер. Все Лукуллу достались!
Феликс довольно улыбался. Успехами Лукулла он всегда гордился, словно своими собственными. Что было Помпею как шилом сапожным в сердце - он очень, очень ревновал Феликса ко всем, кому тот оказывал расположение.
- Ладно, - небрежно бросил он, - Мы вроде с Крассом говорим. Тебе, Красс, тоже Афродита являлась?..
- Я чувствовал, что боги хотят от меня, чтоб я "забился в пещеру", как ты выразился, - высокомерно отозвался Красс. Чтоб посидел там, подумал, осмыслил, кто я такой есть и в чем предназначение мое. И разве могли быть боги против того, что я взял с собою троих своих друзей и тем самым спас их? Иначе они были б убиты нечестивым Марием! И, скажу тебе, Помпей, был там со мной один странный случай...
Случай действительно был.
- Расскажи, расскажи, - попросил Гортензий. Этот обожал все странное и необычное.
- Ну, слушайте. Однажды ночью я лег спать, как обычно, рядом со своими друзьями и поначалу дрых очень крепко. А потом... потом что-то произошло.
Крассу даже трудно было подобрать нужные слова для описания случившегося.
- Сон мой был сперва как тяжелое плотное покрывало - и вдруг стал как тончайшая косская ткань, - наконец нашелся он, - Я перестал понимать, сплю я или же нет. Я слышал плеск морского прибоя, который почему-то будто бы становился ближе, и я ощущал, что так и должно быть, что-то словно звало меня. Мне было так хорошо, я уже чувствовал запах моря, поймите, даже словно бы брызги летели мне на лицо А видеть я вроде бы не видел ничего. Тьма и тьма. И что вы думаете?
Утром мои друзья переполошились, не найдя меня на моем тюфяке. Но тревога за меня заставила их выйти из пещеры, хотя они могли бы послать на мои поиски наших слуг.
Они нашли меня спящим на морском берегу, у самой кромки прибоя. Как я, не просыпаясь, нашел узенький проход в скале, ведущий из нашей пещеры наружу, как не поранился, спотыкаясь о камни? Не иначе какое-то божество хранило меня!
Друзья криками разбудили меня, они даже подумали, что я мертв, так крепко я спал.
Я проснулся, как-то рассказал им, что со мною произошло. И понял, что что-то должно случиться. Я чувствовал, что все это неспроста, не зря же божество вывело меня ночью из нашего убежища!
И тут мы увидели не того слугу, что носил нам еду - к нам бежал, прыгая по скалам, словно коза, сам мой гостеприимец, Вибий Пациан, такого еще ни разу не бывало!
Увидев нас на берегу, он замахал руками и завопил:
- Подох! Подох!!!
Цинна... чтоб ему в царстве Плутона Цербер всю жопу изодрал всеми тремя пастями! Нашему "заточению" пришел конец. Вот что означало все, со мною случившееся. И дальнейший путь мой чуть позже и впрямь лежал через море. В Африку, как вы все помните (особенно ты, Метелл Верный).
- О да, - отозвался этот молчун, - Т-ты и впрямь в-выглядел так, словно тебя коснулась рука б-божества. Т-такие люди часто похожи на безумных...
Красс постарался пропустить это мимо ушей. Хватит, поругались уже в Утике, будет с тебя. И потом, глупое занятье спорить о божествах с великим понтифексом Рима. Главного Красс добился: Помпею не удалось доказать всем, что он залез в пещеру из одной трусости.
Дом его уже спал, но Красс, не желая портить себе настроение, даже не стал ругать привратника, который не сразу открыл двери хозяину.
Утром Красс, просыпавшийся всегда раньше всех в доме, даже раньше кухаренка, который должен был разжечь очаг, встал и, все еще не проморгавшийся после сна, отправился посмотреть, что там да как с самым для него важным.
Была у него в доме комнатушка, единственная, в которую никогда в жизни не зашел ни один раб. Да и не то что комнатушка даже - кладовка, почти ниша в стене. Там и было три предмета: сундук с золотом, сундук с серебром и шкатулка - ну, большая, да, - с драгоценностями. Были в их числе и мужские, варварские и нет, и женские, очень изящные и не очень, но жене Красса не разрешалось их носить.
А в атрии стоял сундук для мелких расходов.
Кладовка была заперта. Все в порядке. Но тем не менее Красс решил проверить.
Себе на беду.
Ее не было на месте!
В двойном дне шкатулки, которая не открывалась ни под чьими пальцами, кроме Крассовых, не было ЕЕ!
Штуки. Как он ее называл мысленно.
То есть, большого изумруда в форме яйца.
Красс глазам не верил. Но не было!
Ключ вот он. Замок не ломали, видно. Так где-еее?! Не бывает такого! Вот и ушла твоя победа у Коллинских ворот в небытие?!
Красс не мог это так оставить. Это это это боги, верните мне Штуку, или я сам за себя не отвечаю!!!
История этой драгоценности была чрезвычайно забавна. Феликс хохотал, когда Лукулл рассказал ему ее, а потом он уже сам, со свойственным ему актерским талантом, пересказал ее соратникам. У Гортензия аж слезы на ресницах висели, а Сергий, помнится, подвывал таким страшным голосом, что Метелл Верный прослезился уже от воспоминаний: он заявил, что именно так стонали и подвизгивали африканские полосатые шакалы, которых он видел на пути в Нумидию, когда был еще совсем молод. А Помпей ржал, как три легионных жеребца одновременно.
- Приплывает наш Лукуллушка в Египет, дабы с Птолемеем о союзе договориться. Только подплыли - мать моя, что это?.. выходит навстречу египетский флот, весь, что твоя шлюха для богатого гостя - в цацках, блестках и цветочках. Лукулл думал, праздник у них какой там, что ли, ну я не знаю, день рождения божка псоглавого, или там у Птолемея сын родился, кто их разберет. А это, оказалось, его встречают так! С песней, пляской и трубой! А наш-то орел, заметьте, до того Птолемея не видал еще никогда. Ну, знал, что царек молодой. Ну и стал высматривать средь толпы этих пестрых мартышек юношу чуть за двадцать. И тут выступает вперед какая-то жаба раздутая, в наказание за кваки по ночам превращенная богами в человека... И ведь не поймешь, говорил Лукулл - то мужик или бабища? Вроде так поглядишь - оно мужик. С другой стороны, не может быть у мужика сисек и жопы, как у известной на всю Субуру девицы по прозвищу Хрюблядь... В общем, скажем так, наш Луций Лициний несколько удивился, узнав, что это и есть царь Египта Птолемей Александр... хотя сказать о нем, что он "несколько удивился" - это все равно, что сказать, будто Гортензий "иногда занимался риторикой". Ну вот, значит, свели нашего скромнягу с корабля чуть ли не под руки, будто Лукулл сам по трапу не бегает, как горный козлик по скалам, и везут во дворец Птолемея. На торжественное пиршество в его честь. А там, говорил он, не пиршество, а "умри с голоду, весь народ Египта, царь изволит римского гостя принимать". Ну, Лукуллушка бдит, проследил, чтоб его людей тоже позвали, что он, лучше всех, что ли? И вот, поели, пить стали, и тут-то Птолемей выдал все, на что способен! Возможно, это все, на что он действительно способен, Лукулл утверждал, что это так. Представьте, парни, влезает это хуилище на стол и давай отплясывать, да похлеще всех плясунов, что там на пирухе взор гостей услаждали... А сиськи-то трясутся!!! А жопа-то... В общем, Лукулл едва не вернул на стол все то, что уже успел съесть. И думает: с кем я приехал говорить-то? Может, тоже влезть на стол, обнять за плечи сию матрону не вполне достойную (и пристойную) и с ней сплясать?.. Сразу поймем друг друга!..
На этом месте Феликсова рассказа (а Феликс, бессовестный, еще и изображал все это в лицах!) Гортензий, очевидно, слишком живо вообразивший себе Луция Лициния, отплясывающего на столе на пару с Птолемеем, как-то несвойственно для себя хрюкнул и рухнул с ложа на пол. Сергий, хотя по-прежнему исполнял песнопения африканских гиен, перекатился со спины на пузо и протянул дружку руку, но тот встать не спешил - валялся, растирая ладошками живот - видно, занывший от смеха.
- Ну так ладно! Пожрать спокойно не дали. Пошел Лукулл спать - и то не дают. Прибегает стадо девиц в возрасте от десяти до пятидесяти. На всех из одежды только красивый поясок и цветочный венок в волосах... на голове, я имею в виду. Лукулл, зная, что говори-не говори, о пирамиду яблоки, просто отмахивается. Девицы убегают. И мига не прошло, прибегают, хмм...мальчики. Самому старшему, как говорил Лукулл, было лет так сорок. А младшему не более пяти! Одеты приблизительно в то же, что и девки до них. При этом еще и весело трясут своими... И пляшут, вы поймите, парни, они пляшут! И музыка откуда-то звучит, неясно откуда - не иначе, как какого-то флейтиста кому из них в задницу засосало! Веселенький свист такой! Но больше всего Лукулла потрясло такое местное диво, как волосы у одного из них там! Мужики, у нас у всех там волосы, правда, нет? Там мы не бреем, не выщипываем, нам вроде как не надо... А та-ам!!!
- Что?.. - сквозь ржание вопросил Помпей.
- У одного там были... ах, я сам уже не могу... и не хочу, надо сказать... но придется, раз уж начал... Вы видели, как они носят искусственные волосы, ихние там цари и царицы? Черные такие на ровный пробор, блестят, как соплями намазанные?.. Вот, у него это было по двум сторонам хуя... Это он на что намекал-то? Что их царь - хуй?..
- Это б-был их местный Луций Сергий, - сказал Метелл. - Ну, к-короче, не нравится ему с-с-существующая власть. Причем никакая не нравится.
- Метеллушка!!! На то, кто там этот их местный давалец, мне плевать, я даже понимаю, что их там можно покрасить - но кто мне объяснит, как их можно ВЫПРЯМИТЬ? Мужики, а ну гляньте себе все туда... у кого они прямые?! - рявкнул Феликс. И все, повинуясь приказу командира, сделали это! Сергий просто приподнял подол рубахи, глянул, Помпей так же, Метелл и Гортензий сделали это, повернувшись ко всем спинами. Красс и так знал, что прямых волос в паху у себя не найдет...
- Дальше будете слушать? Нагляделись на своих красивых дружков? Итак...
Лукулл:
- Египетская сила!!! Да уйдите же, я СПАТЬ хочу!!! А не блевать всю ночь от такого царского гостеприимства...
И тут ему приводят, простите, белую ослицу...
- АААА!!!! - заорал Гортензий, корчась. - Хваааааа...!!! У меня пузо щаааааа... лопнет!!!
- Ну ладно, дал Луций Лициний пинка... нет, не животине ни в чем не повинной, а тому, кто ее привел. Думал, может, так дойдет до Птолемея, что его гостеприимство - с таким вражеской атаки не надо... И тут является к нему сам лично его величество Птолемей!..
- Так, можно, это... - провыл Сергий, - Феликс, я в тебя, как во многих актеров, чем-нибудь ща кину?... Ыыыыыы!!!!
Помпей уже давно лежал на спине и порой подрыгивал ногами в воздухе... Он побурел, как свекла...
- Вежливо очень послал наш Лукулл Птолемея...
- Гекзааааметр!!! - заверещал Гортензий, свернувшись на полу, как улитка.
- Да тут, блядь, даже на пентаметр перейдешь, - ответил только притворявшийся всю жизнь простым солдафоном Феликс. - А назавтра новое дело: приносят с утра Лукуллу дар от царя! И при этом - я понимаю, это их египетская вежливость - объявляют, что цена его восемьдесят талантов! А Лукулл наш, бедолага, смотрит и вообще понять не может, что это и для чего! Какая-то, говорит, золотая пизда с руками, на что годна - не пойму! То ли чаша - пить, однако, неудобно, то ли мусор в нее кидать - маловата будет, то ли в качестве ночного горшка использовать - опять же не туда... Что такое? А десять ручонок по бокам зачем приделали?.. В общем, говорит, спасибо, но не надо. И вообще, царь и так слишком тратится на меня, не нужно этого. Я солдат, мое дело - похлебка, сапоги и меч со щитом...Ну, вы нашего Лукулла знаете. Ладно, унесли пизду рукастую, приносит новый слуга в паре с толмачом устное послание: "Не желает ли уважаемый, достопочтенный, осиянный всеми лучами бога Атона, благословенный..." Ну, короче, охуенный Лукулл не желает ли посетить Мемфис, а также прочие красоты великого Египта в сопровождении Истинного сына Нила, царя... В общем, Лукулл, которого они, похоже, просто начисто заебали - а вы же знаете, какой он у нас обычно вежливый и любезный! - в грубой форме объяснил, что он сюда не поссать на пирамиду приехал, а по делу, и что не собирается спать на семи перинах и жрать фаршированные хвостики свежевылупившихся крокодилов, когда его командир, то есть я, - тут Феликс этак скромно потупил свои сверкающие голубые зенки, отчего стало еще смешней, - сидит в палатке рядом с врагом и капустную похлебку жрет! Где ваш проклятый царь, желаю говорить с ним - да или нет, в конце концов! Ну, метелловская порода поперла наконец.
- Вот именно, - сказал Метелл Верный, который мог, и это все знали, договориться даже с пресловутым свежевылупнувшимся крокодилом, а вот Лукулловой вежливости в данном случае не понимал.
- И вот тут-то Лукуллушка понял, что Птолемей наконец проявил хоть одно человеческое, а не свойственное исключительно царям Египта чувство, - продолжал Феликс. - Обиделся он. К тому же жопа его хоть и огромна, но крайне труслива. Отказался он от союза. Боялся он Митридата. А тут еще этот капризный римлянин даров его щедрейших принимать не хочет!.. Но в то же время не надо бы ссориться с Римом-то! Горжусь я Лукуллом нашим, парни. Он как он есть - это наш Город. Пока гладишь - мил да хорош, не поладишь - костей не соберешь! Все эти царьки сразу чуют это дело... В общем, и хочется, и колется Птолемею, а все никак... Ну, пообещал он Лукуллу, что до Кипра его кораблики будут охранять Лукулловы кораблики. Чем и сказал о себе немного больше, чем хотел. А перед тем, как отплывать Лукуллу, опять приходит сам - а он так жирен, ребята, что на горшок сесть не может, двое поддерживают! - и как только умудряется на столе плясать?! - ну, приводят, короче, его... Чуть за двадцать, а уже не ворочается сам - что ж дальше будет? - и выдает Лукуллу свой дар прощальный... Большой изумруд, оправленный в очень-очень тонкую золотую оправу удивительнейшей работы. Наш, как обычно: нет-нет-нет, спасибо-спасибо-спасибо... Птолемей - вот, не все еще там у него жиром заплыло: возьми, прошу, в знак моего уважения и почтения. Да ты и не разглядел даже, тут Я!!! Лукулл смотрит - и впрямь, гравировка там такая занятная: портрет этого пузыря, но, как все портреты властителей, малость получше, чем эта харя на самом деле - и даже куда как мастерски: как ни поверни это зеленое сияющее яйцо, кажется, будто Птолемей на тебя глядит уже с другим выраженьем! Взял Лукулл это яйцо, зачем же окончательно ссориться... Спасибо сказал... А вернулся ко мне - подарил. На, мол, Феликс, свидетельство Птолемеевого почтения и уважения. Мне-то оно на что...
А мне?
Думал - ну, пусть лежит на черный день. Кинул в мешок свой солдатский...
И надолго просто забыл о нем, мысленно добавил Красс. Спасибо, что не пропил где...
А дальше Красс знал и сам. В награду за победу у Коллинских ворот Феликс, у которого ничего такого с собой не было, пошарил в мешке, нашел это самое изумрудное яйцо и подарил ему. Лукулл не обиделся. Ему было совершенно все равно.
И потом, Феликс вручил ему награду не при всех, а лично!
Вот в этом и было все дело! Крассу, честно говоря, плевать было, сколько стоит это чудо из Египта. Это была его награда за победу, которую никто, никто из этих всех, не смог осуществить! Это был знак признания его дара командира!
Хотя да, стоила эта штука - Штука - немало, и дело даже не в весе изумруда. Дело в его изумительной чистоте, в невероятной - в виде листьев и кистей винограда (нет, не египтянин делал!) золотой оплетке, мастер вышивал золотом, да глаза у него были не как у всех, видели мельчайшее, и пальцы были не как у всех - создали тончайшее... А уж гравировщик был мастером из мастеров!.. Птолемей действительно смотрел на тебя по-разному, смотря как ты повернешь к себе это изумрудное яйцо!
И вот теперь его не было на месте.
В то утро у Марка Красса было такое лицо, словно у него на глазах только что подожгли его дом, изнасиловали жену, убили детей, заколотили всех рабов, напороли на пилум любимую собаку - в общем, лучше с дороги, если навстречу тебе идет человек с таким лицом.
А ведь много было на Палатине прохожих в столь ранний час - и особенно много почему-то там, куда Красс шел.
Да, можно было подумать, что Сулла Феликс вот именно в час после рассвета раздает в своем доме всем горячие лепешки. Ну совершенно всем. На всю семью, в количестве сразу на год и - до конца года горячие. Вот такое колдовство. Его клиенты образовали очередь, которая, казалось, доползала до Форума - о, конечно, и статуя Метелла Нумидика, который даже не соизволил слезть со своего каменного коня, была клиентом Феликса. Ну, уж жалким просителем за кого-то уж явно не была, правда?
Красс почти строевым шагом доперся вдоль этой бубнящей, ругающейся и спорящей человеческой реки к истоку - то есть до самых дверей дома Феликса, бесцеремонно оттолкнул плечом первого, кто страстно ожидал, когда позовут - и вошел.
Очередь только взвизгнула возмущенно - и тут же подавилась этим взвизгом. Командиры Феликса входили к нему в любое время, когда им было надо. И все квириты знали, что если ему сильно надо - он пройдет по вашим телам, как по мосту, будет наступать на головы, как на сваи. И не обратит внимания на то, что мост хрустит, а сваи воют под его сапогами.
Феликс тут же сказал своему рабу-секретарю: Эпикед, давай, доскажи гражданину, чего я не сказал - а Крассу кивнул - пошли-ка в таблин... Да, дверь захлопни.
- Что такое, Марк Лициний?..
Вот еще что раздражало Красса - Феликс сам сразу валился на ложе или в кресло, а ты стой себе и гадай - а тебе-то можно?..
Метелл Верный не гадал никогда. И Лукулл. И Помпей, сопляк неримский! А он-то почему стесняется?!
- Да сядь, Марк. Ты как капустная похлебка...
Это что еще?!
- Бурлишь, кипишь, пена лезет, а ни вкуса, ни цвета, одна вонь! Что случилось у тебя?! - рявкнул Феликс так, как рявкал в войске и на легата, и на последнего легионера. Капустная похлебка! один злосчастный легионер как-то в нее, образно говоря, и превратился - а именно, ходила байка про парня, который, услышав рев Феликса в свой адрес, обделался именно тем, чем обедал - зеленая жижа потекла по ногам у всех на виду. После чего и прозван был Дрищом Капустным...
Но Марк Красс не был тем последним легионером. Далеко не последним. И вообще командиром!
- Феликс... Его украли.
- Кого? - спокойно спросил тот.
- Тот... камешек. Который ты мне подарил.
- Ты что, Марк, не можешь то, что тебе дорого, сохранить?..
- Я хранил. Его... так украли, так, что ты не поверишь, Феликс... Это какое-то... мерзкое чудо!
Да ты сам мерзкое чудо, подумал Феликс, со странным удовольствием глядя на взъерошенного, обиженного, бледного Красса.
Если б у тебя жену и детей украли, ты выглядел бы менее взволнованным. Что ж... в чем-то я тебя понимаю, конечно, только то, что дорого мне, в тайник не запрешь, ибо оно - живое...
- Ну не плачь. Гортензия попроси. Он у нас мастер раскрывать преступленья. В том числе и кражи. Ну Марк, у тебя что-то странная какая-то мокрая рожа... из-за изумрудного яйца! Давай я за Гортензием раба пошлю, он придет сейчас...
Феликс послал раба. И через некоторое время явились эти два задушевных дружка - Гортензий и Сергий...
- Вы срать тоже вместе ходите? - полюбопытствовал Красс. И довольно зло у него получилось...
- В Городе опасно сейчас, - беззаботно отозвался Сергий, - А этот что может-то? Я просто его охраняю.
- В Городе прекрасно сейчас, - совершенно в том же тоне отозвался Гортензий, - А я учу его нежным чувствам - смотреть, например, как чудесен рассвет...
- Кому чудесен, кому ужасен, - сказал Феликс. Он любовался на них - сам любя людей обоих полов, он очень нежно относился к однополым парочкам. Но тут он ошибался. Сергий и Гортензий действительно просто дружили. Да, запоздалое чувство, но дружили точно так, как дружат двенадцатилетние мальчишки, готовые отдать за друга жизнь... Они дурачились иногда, словно и впрямь были мальчишками... кидали "лепешки" в Тибр - у кого больше выйдет? - ловили рыбу, носились, как со стручком перца в жопе, наперегонки, причем порой верхом на Марсовом поле, в шутку сцеплялись друг с дружкой - но тут уж Гортензию победы было никогда не видать... Квинт, от природы сильный, и весьма, не умел показать свою силу в несерьезной схватке, когда ничто не угрожало его жизни... Сергию же было по болоту вплавь - серьезно, несерьезно...
- Ну так что, Феликс? - спросил Квинт Гортензий. Оба явно всю ночь не спали - пили, трепались, да боги знают, что еще они там делали...
- "Ну так что, Красс?", - поправил Феликс. - Украли у него одну штучку ценную. При весьма странных обстоятельствах...
- Изумрудное яйцо с гравировкой - жирная морда Птолемея? В золотой оплетке?
Красс резко шагнул навстречу Гортензию, и шагнул бы еще, если б его не остановил взгляд Сергия, шагнувшего на пол-мига позже навстречу ему.
- А ты. Откуда. Знаешь. Что. Это. Было?
Гортензий спокойно глядел в глаза Красса, где сейчас было два шторма в маленьких синих морях:
- Феликс подарил его тебе за доблесть у Коллинских ворот.
Красс не сдержался, с обидой зыркнул на Феликса - зачем, мол, растрепал? И разве я из-за награды... Но тот лишь покачал головой: я, мол, ни при чем тут, и не спрашивай, откуда Трещотка знает о том, чего не видел. И этот вопрос мучает не только тебя, прямо скажем. Оставь Трещотке его секреты.
- Итак, цацку украли, из закрытой кладовой, я правильно понял тебя, Марк Лициний?
- А ЭТО ты откуда знаешь - что из закрытой?! - взревел Красс.
- А ты оставляешь открытой свою кладовку?.. А?..
Красс онемел.
- Дальше что ты делал? - голос Гортензия был, как обычно, спокойным, мягким.
- Ничего!
- Так-таки ничего?.. Ты с утра не умываешься? И не ходишь проверить свою кладовку?..
- Ты... издеваешься, что ли, надо мною?! Гортензий, я вроде ничем такого не заслу...
- Отвечай на те вопросы, которые я тебе задаю. С утра ты увидел - ЧТО?
- Что она закрыта.
- Ключ где?
- Где был.
- Кто знает, где этот ключ?
- Все... но толку...
- Это мы разъясним. Что еще пропало?
- Ничего...
- Точно?
- Да.
- Уверен точно?.. Хотя кого я спрашиваю, ты каждый асс считаешь... К рабам приставал, вопил, что кража случилась в твоем приличном доме?
- Нет. Сразу вот сюда...
- Молодец. Хвалю. А вот теперь пойдем-ка спросим твоих рабов. Ты своих прихехешек и должников... то есть клиентов разгони, я сделаю все остальное.
Красс действительно - сказалась судебная практика - повел себя на редкость разумно. Он ни разу не показал, что заметил покражу. Чтоб не сеять панику среди домашних рабов - если вор увидит это, он поторопится спрятаться - и спрятать украденное. И его уже не поймаешь.
Красс сразу закрыл тайник на ключ и пошел к Феликсу. За советом... Правильно сделал! ..
Вот сейчас он заорал, разгоняя клиентов - мол, завтра, все завтра, я занят, занят, сказал!
Квинт Гортензий прошел в опустевший атрий, сел на первую попавшуюся ему на глаза лавку.
- А теперь вели запереть дверь, Марк Лициний. И поехали. Зови всех своих рабов, кто есть в доме, сюда...
Их было много - десятка четыре. Гортензий посмотрел на их побледневшие лица.