Аннотация: Молодые годы великого римского диктатора...
Все началось с того, что упустили щегла.
Пестрая птичка приглянулась прекрасной гетере Никополе. И трое ее юных поклонников тут же устроили аукцион - кто больше отдаст за каприз возлюбленной. Курносый мальчишка-птицелов был счастлив: вот так фартит сегодня!!! Кто больше-то, а? За щегольчика паршивого?!
Никопола была действительно прекрасна, но уж не очень молода, поэтому собачья свадьба сопляков возле нее ей порой даже льстила - хотя и неимоверно раздражала.
Самый юный (и самый некрасивый, сальный, прыщавый, какой-то лавочников сын) оказался самым богатым и удачливым. Сияя во все свои созвездия угрей, он принял из рук маленького торговца проволочную клеточку с взволнованно трепещущей птичкой, но... на том его везенье и закончилось. То ли кто-то из проигравших торг ловко подтолкнул его, то ли он сам споткнулся, но клеточка выпала из его нелепо взметнувшихся пухлых рук, слабая дверца распахнулась от удара, и ошалевшая птичка вырвалась на свободу и метнулась прочь... да на этом бы все и закончилось, но Никопола, зажмурясь против солнца, увидела странное - что-то белое метнулось в прыжке, рухнуло наземь, и вот...
Перед нею стоял высоченный рыжий парень, широкоплечий, но все еще по-подростковому не очень складный. Нестриженые космы почти до плеч, но ему это шло, как льву его грива. Очень белая кожа лица (ох, недолго она такой останется, мужчины же не берегут ее - ну, настоящие мужчины, не неженки-модники). Голубые глазищи, слишком светлые, злые. Тога от порывистого прыжка повисла и с левого плеча, вся в грязи оттого, что парень проехался брюхом по мостовой. Зато в кулаке неизвестный протягивал ей щегла... даже живого. Когда он поднял птичку к самому ее лицу, она заметила, что локоть он расквасил в кровь.
Тут же подали клеточку, помятый потрясенный щегол был водворен в нее...
- Ты такой ловкий, - спросила Никопола, оглядывая парня (судя по тоге, это был полноправный совершеннолетний квирит, хотя по виду... эх, демоненок какой-то!), - или такой удачливый?..
- Скорее второе, - ответил тот хрипло, - был бы ловкий - не пропахал бы булыжник пузом...
- Значит, просто счастливчик... Да и щеглу повезло, что ты не переломал ему косточки в своем кулачище... Я назову его Феликс. А ты приходи ко мне... счастливчик.
- Приятно быть тезкой щегла... А любимчиком Фортуны - еще приятнее, - нагло усмехнулся "счастливчик", и рожа его пошла алыми пятнами, - Меня зовут Луций Корнелий, сын Луция.
- О? Патриций?.. - подняла брови Никопола.
- Тебе в твоем возрасте льстит такое знакомство?.. Ты не слишком удачлива в своем деле?
Кровь бросилась ей в лицо. Ну и наглец!! Сопляк, а уже...
- Луций Лициний Красс утверждает, что ему льстит мое разрешение приходить ко мне каждый день.
- Плебейчик... И хилый. И хромой!!!
Никопола усмехнулась. Красс действительно был тощенький и хроменький. И носом землю пахать можно...
- Ну приходи. Завтра. Вечером. Только учти - без подарка я тебя не приму. А девять из десяти подарков я отсылаю назад.
А ведь озадачила... Денег на подарок не было - Луций только что вывалил последние ассы за съемную комнату в инсуле. Пол-ночи он крутился, мучаясь загадкой, где бы раздобыть хоть сколько - не у отца же просить, во-первых, у того небось у самого на очередной бурдюк нету, во-вторых, просто стыдно взрослому парню попрошайничать у папаши, раз уж тот сам не дает. Под утро он стукнул в тонкую деревянную стенку, благо за нею все одно не спали: там проживали два танцовщика, состоявшие в порочной связи, и в эту ночь они разучивали новый танец в постели.
- Чего те, Луций? - раздался из-за стены протяжный, почти женский голос.
- Эй, Фрикс, Перимед, тысчонку не одолжите? - из чистого желания хоть посмеяться-то, коли плакать хочется, рявкнул Луций.
- Ты трезвый, квирит достойный? - любезно спросил Фрикс из-за стенки.
- Трезвому у нас спрашивать такое в голову не пришло бы... - подпел приятелю Перимед.
Умывшись и натянув свежую рубаху, Луций поплелся-таки на Палатин, к дому отца.
Этот валяется пьяный, понятно, но, может, мачеха даст чего-нибудь?
Ага! Мечтай... Ничего она не могла ему дать, кроме уже обрыдших ему кислых поцелуев недавно проснувшейся, забросившей всякий уход за собою, стареющей женщины. Когда Луцию было тринадцать, она была еще ого-го, и встречи в кладовке у них были постоянными - борзой хрен взрослеющего подростка нравился ей куда больше, чем увядшая морковка его папаши. Она и замуж-то шла по дури - за патрицианское имя и мифическое состояние. Надеялась любовью излечить пьянство благородного Луция Корнелия-старшего. Куда там. Наивная... тем более что состояние уже ко времени женитьбы было воистину сказкой, которую подтвердить нечем. Некоторое время жили они, проживая ее приданое. Потом она - тут ничего не скажешь, умница - пустила его остатки в оборот. Чтоб хотя бы не помереть нищей. Но сейчас спрашивать с нее было и нечего, и бесполезно...
Луций брезгливо вытер губы, едва выйдя за порог родного дома. Ну что ж ты так, хоть рот-то прополоскать после сна можно?!
И ничего он у нее не просил. Мачеха до сих пор обожала его поздней, безобразной, как подгнившая смоква, любовью - и это у нее просить денег гетере на подарок? Тьфу, тошно.
Ноги сами понесли его к Марсову полю. Снять, что ли, тогу, взять тупой меч, выплеснуть в схватке бессильное бешенство... Я такой умный. Но такой бедный!!!
Да нет уж, сдержись, Луций-счастливчик. И не волнуйся - последний раз ты упражнялся тут больше года назад, но коли способен щегла поймать в полете - ничего никуда не делось. Только пока никому не нужно, в том числе и тебе...
Его внимание привлек малыш лет девяти, а то и помоложе, сидевший неподалеку на траве и сосредоточенно наблюдавший за мечущимися потными тенями в облаке песка. Малыш был худенький, не по-детски коротко остриженный, будто самый юный на свете солдат, с торчащими ушами и неожиданно круглой мордашкой. Луций заметил, что смотрит он не на неуклюжую возню ровесников, а на схватки ребят постарше... завидно бедняжке небось, как-то не верилось, что из него вырастет плечистый верзила вроде самого Луция или вон такой крепкий дубок, что мечом машет, как дубиной, зато наповал...
Луций любил болтать с детишками - как ляпнут всегда чего-нибудь, забавные они. Не нравились ему только глупые дети - или слишком уж примерные. Таких он безжалостно поддразнивал, доводя до слез.
Этот малыш не казался глупым, но примерным - очень даже. Он ведь не занимался упражнениями, и рубашка на нем была свежей, чистенькой.
Луций плюхнулся наземь рядом с ним. Парнишка неловко начал привставать - все-таки Луций был в мужской тоге, взрослый квирит - но Луций отмахнулся: сиди, мол, вежливый какой нашелся.
Кто-то из сражающихся пятнадцатилеток с утробным воплем наладил своего противника в пылищу, прямо под ноги скачущего меж подростками жилистого наставника. Глаза малыша легонько засветились.
- Хотел бы так? - бросил наживку Луций.
- А я умею так, - спокойно ответил тот.
- Прямо уж так?
- Почти.
Хвастунишка-то! А по виду не скажешь...
- А че ж мух считаешь сидишь, не дерешься?
- Мне нельзя сегодня. Вчера с Валерием дрался, ну, завалил его, а он ловкий, знаешь. Пнуть меня успел, когда падал, ребра помял... Теперь повязка, я аж дышать не могу. Куда драться...
Луций сразу поверил - видно было, что парнишка не врет. И сидел он как-то неудобно, скованно...
- А который это Валерий? - полюбопытствовал Луций. - Он там есть?
- А вон, лохматый такой, слева.
Луций присвистнул. Валерию на вид было не меньше двенадцати.
- Как же ты его завалил, орясину такую?.. Знаешь такой приемчик, да? - парнишка ему уже нравился. Именно этой своей странностью... скромностью, некоторой отрешенностью, экий чудной мальчишка, другой бы даже с помятыми ребрышками сейчас трещал бы о своей победе над старшим, как сойка - этот же говорил тихо и обыденно.
- Ну знаю.
- А может, ты вообще никогда не проигрываешь? - Луций вошел в азарт, ему хотелось все-таки подразнить мальчишку.
- Всяко бывает. Но отец не разрешает мне проигрывать, - сказал мальчик очень серьезно.
- А кто твой отец? - нахмурился Луций.
- Квинт Цецилий Метелл.
- А... понятно, - буркнул Луций. Видал он этого Квинта Цецилия. Нет, с виду мальчишка не в него. Но теперь понятны и эти по-воински обкромсанные волосы, и серьезность, и скромность, и спартанское терпение - ребра-то ноют, а притащился на Марсово, хоть посмотреть на занятия... Кого делает из сына этот очередной Метелл? Сцеволу?
- Ты тоже Квинт Цецилий?
- А кто же? - спросил мальчик.
- Ну, пока, маленький Метелл. Ты станешь самым известным из Метеллов, - ухмыльнулся Луций, поднимаясь. На душе у него почернело, и он знал почему, но храбрый малыш был тут уж никак ни при чем.
- Ты что, предсказатель? - по-взрослому иронично спросил Квинт Цецилий.
"Не, просто я с бодунища - вот и несу всякую хрень", - хотел было ответить Луций, но сдержался.
- Да, - сказал он. - То, что я говорю, часто сбывается. Я, наверно, потомок сивиллы... Меня даже зовут знаешь как? Сулла. Похоже ведь на "сивиллу"...
Мальчик снизу вверх поглядел на Луция ясными, насмешливыми голубыми глазищами, и тому стало стыдно. Он пошел прочь.
"Сбывается... Ага, только вот никак не скажу сам себе - завтра ты перестанешь жрать винище, займешься делом, гимнастикой, риторикой и гражданским правом. А и сказал бы - вряд ли сбудется".
Да, думал он, очень возможно, что малышу Метеллу пока очень трудно живется. Но зато он и впрямь может стать самым известным из Метеллов. Потому что его отец не разрешает ему проигрывать. А я никогда не стану никем, потому что моему отцу всегда было все равно, проигрываю я или выигрываю... и что я вообще делаю, и где нахожусь. В школе сижу, в кабаке... лежу на бабе или на дне Тибра - какая разница. Стоило тебе, папаша, зачать себе вместо сына нескончаемый бурдюк тускульского - вот его бы ты любил больше жизни, холил, лелеял и беседовал бы с ним о его самочувствии. Заботился бы, ходил с ним гулять, самолично учил грамоте и когда-нибудь помог бы ему стать сенатором... Боги, какая несусветная муть в голове...
И с подарком так ничего и не решил.
Воровать идти, что ли?!
Вообще говоря, Луций не сомневался, что у него хватит смелости и силы на разбой в сумерках - да и наглости на дневную кражу из лавки на Аргилет какой-нибудь дорогой бабьей цацки.
Да только вот стоит идти на риск, если Никополу наверняка не удивишь цацками?.. Она... ну, как все они, любит себя наряжать, это ясно, но ведь каждый ее поклонник тащит ей побрякушки! И цветы. И ковры, и ткани. И я буду как все?! Она увидит этот дрянной своей обычностью подарок и... какова вероятность, что посмотрит на меня в третий раз?
- Я, КлитеМЕНСТРА... - услышал он хорошо знакомый бархатный мальчишеский голосок, и его дурной настрой как рукой сняло, рожа расплылась в глумливой усмешке.
- Кто-кто ты?.. - спросил он, вваливаясь в комнатушку, где скорчился на ложе смазливый лохматенький парнишка лет пятнадцати, водивший носом по табличкам.
- Луций, я роль учу!
- Какая-то грубая у тебя роль, прям блевать тянет.
- Ничего подобного! Клите...
- ...менстра? С каких пор ежемесячные бабьи кровотечения стали упоминать в пьесах?
- Я что, не так прочитал?
Луций уселся на ложе рядом с юным актером, с силой запустил пальцы в его длинную, почти как у девчонки, темную гривку, чуть и впрямь не ткнув его носом в таблички.
- А я вроде тебе и не предлагал. А мне надо. Минотавр в башке бодается.
- Ну вон же, в углу бурдюк, Деметрий не допил... Сам себе наливай. Я РОЛЬ УЧУ, сколько повторять!!!
- Ты хоть знаешь, кто такая эта Клитемнестра, э?.. - спросил Луций, болтая худосочным бурдючком. Брезгливо глянул на немытую чашу - и присосался к горлышку бурдюка. Правда, тут же поперхнулся от смеха, слушая историю царицы в изложении Метробия.
- Ну вроде. Она жена Агамне... Агаме.. в общем, того царя, который на Трою. Потом его убила. Потому что еблась с Эгисфом каким-то там. А убил ее Орест, ее муж.
- По-моему, ты говорил, что ее муж - Агамемнон.
- Точно. Значит, Орест - сын, да?
- Правнук... внучатый племянник! - Луций наслаждался от всей души, - сын, да, балда!
- А потом, - продолжал Метробий, - ей снится змей и кусает ее в голову! Это было как бы предзнаменование, что она помрет теперь...
- Хуйня. Ей приснился змей, который цапнул ее за сиську. Да и то, что она - головой, что ли, думала?
- Врешь!
- У Эсхила так, - сказал Луций.
- У кого?!
Луций засмеялся, мощным тычком спихнул Метробия с ложа и плюхнулся на него сам. В тот же миг его молодая сияющая рожа поскучнела, лоб набряк морщинами, веки отяжелели, и он с неизбывной тоскою завел:
- Молю богов от службы этой тягостной
Меня избавить. Год уже в дозоре я,
Лежу на крыше, словно верный пес цепной.
Познал я звезд полночные собрания,
Владык лучистых неба, приносящих нам
Чредою неизменной стужу зимнюю
И летний зной. Погаснут и опять взойдут.
А я все жду условленного светоча,
Столба огня, который возвестит, взыграв,
Что пала Троя. Так велела женщина
С неженскими надеждами, с душой мужской.
Тут Луций кисло посмотрел на сидящую на полу обалдевшую "Клитемнестру" - и продолжил свои заунывные жалобы:
- Жестка, тонка, росой ночной пропитала
Моя подстилка, сны ее не жалуют.
Какой тут сон? Товарищ мне - не сон, а страх,
Что ненароком накрепко глаза мои
Сомкнет дремота. Песни завожу с тоски,
Вполголоса, чтоб не уснуть нечаянно,
И плачу я тогда. О доме плачу я:
В нем нет порядков добрых, как в былые дни.
О, если б моему труду бессонному
Благой конец пришел. Блесни же, зарево!
И тут Луций приподнялся, прервав свой отчаянно-тоскливый вой: дозорный увидел долгожданный костер!
- О свет в ночи, хвала тебе, сулящему
Сиянье дня и хороводы в Аргосе!
Ведь это праздник истинный - такая весть!
Огонь! Огонь! - завопил он торжествующе.
Чувствительный Метробий, проникнувшийся его восторгом, тоже заверещал: "Огонь!!!" - и от избытка чувств швырнул в своего "верного стража" подушкой.
- Метробий! - раздался хриплый скрежет за дверями, - Кто у тебя там читает роль стража из "Агамемнона"?..
Хозяин труппы Деметрий, мятый с похмелья, заглянул в комнату.
- А, Луций Корнелий...
- Я.
- Вот всегда я знал, что ты жизнь свою на чушь тратишь. Дар на пустяки размениваешь. Какой актер бы был! Озолотил бы себя и меня!
- Тебя, конечно, в первую очередь, - беззлобно усмехнулся Луций. - Проснись, дура, я римский квирит. Патриций. А ты мне такое бесчестье предлагаешь.
- Да ты от нас, бесчестья этакого, не вылезаешь дни и ночи! А как самого коснись - вишь, спесь поперла... В консулы, что ль, собираешься, задрыга пьяная? - хихикнул Деметрий.
- В цензоры. А еще лучше - сразу в цари.
- Ясно. Станешь царем - не оставь уж милостями своими бедных гистрионов... И что ты с ним связался, Метробий, - ворчал Деметрий, - ни асса ведь никогда тебе не даст...
И тут Луций залюбовался: Метробий был отличный актер. Он вмиг сделался царственным - уж точно ничем не хуже Клитемнестры, и высокомерно бросил, утомленно приопустив пушистые ресницы:
- А что я - волчица, из-за денег-то?..
- А что у тебя с ним - любовь, что ли? - оскалился Деметрий.
- Не погань это слово своим языком, - сказал Метробий. - И вообще иди, я роль учу.
Метробий был очень ценным актером - это и позволяло ему грубить хозяину.
- А Луций тебе помогать будет? Учить? Хреном сзади?..
- А то, - сказал Луций. - Я же тоже отличный актер, ты сказал. Сыграю кого-надо. Метробий почувствует себя истинной Клитемнестрой, ебомой Эгисфом!
- Пока что он ебомое насекомое... - буркнул Деметрий. - Блоха малолетняя, по постелям скачущая...
- В твою не заскакивала, и тебе сие очень обидно, - подвел итог Луций. - Иди же, сказано: мы роль учим!..
Учили роль они долго. Со всею страстью.
- Слушай, Луций... - Метробий устроил растрепанную голову на широкой груди любовника, - а вот откуда ты этого Эс-хи-ла знаешь, и вообще столько всего знаешь? Ты же рассказывал, что в школу не ходил почти.
- Когда хотел - ходил. А что, это обязательно? Читать-считать научили - хватит, чего там еще делать.
- Но откуда знаешь-то это все?
- Читаю же. Я много читаю вообще-то. Правда, книжки дорогие, ну, я беру у грека одного полоумного, он писарь, для других свитки перекатывает. Я у него и беру, за ночь прочитаю, утром притащу, никто и не в обиде. А чего не пойму - он все расскажет, болтать очень любит. Хотя я редко чего-то не понимаю, честно сказать.
- Чита-аешь?! - для Метробия, который научился читать совсем недавно да и то из-за того, что безграмотному актеру трудно учить роли, это было пока непостижимо: разве можно читать для удовольствия?! Но... Луций ведь никогда не тратит время на то, в чем нет смысла - или на то, что не доставляет удовольствия! Надо подумать...
Думать Метробий умел.
- Слушай, Луций... а ты ведь правда небось консулом станешь, а?
Метробий не понял, что сказал обидного: голубые глаза Луция горестно потемнели.
- Хреном лысым я стану, - буркнул он. - Мне и сенатором-то обычным не стать, денег нету, папаша сто лет как все пропил...
- А может, и правда тогда лучше в актеры пойти? - от всего сердца Метробий пытался помочь другу.
- А может, тебе лучше на хуй пойти?..
- Не обижайся, как девка, - прошипел мальчик, - может, я чего-то в вас, квиритах, не понимаю, но я не глупый! И мне тебя жалко!
- А я тебе разрешал меня жалеть?!
- А я тебя спрашивать буду?! И хватит выделываться, - Метробий гневно приподнялся, - Чем ты лучше меня? Я хоть актер, так мне на роду написано, я в бродячем балагане и родился! А ты... как кровный охотничий пес, которого на цепи на задворках держат!
Луций насмешливо смотрел на сердитого мальчишку.
Прав. И неглуп. И горд.
За это и люблю.
- Ну вот что, а дал бы ты мне совет, Метробий... Время к вечеру, пора мне к бабе, а она, понимаешь, подарка просит. А что я ей подарю, кроме ночи любви?
- Ну так и подари ночь любви.
- Так она абы кого до себя не допустит! Подарок нужен, ну, мол, показать, что не шваль подзаборная...
- А что за баба-то?
- А Никопола.
- Ну ты даешь, Луций! - Метробий поглядел на дружка уважительно. - Она сама на тебя посмотрела? Счастливчик ты... Это ж такая цаца... к ней сенаторы и те бегают, и думают, что их никто не узнает! А что ты ей подарить-то хотел вообще? Чего у нее нету-то?.. Венериных бус? Яблок Гесперид?
- А откуда ты это про яблоки знаешь, безграмотный мой?
- А, Деметрий мне сказки про Геркулеса на ночь рассказывал. Он же моя мама, знаешь?.. И папа тоже...
- Вскормил тебя грудью?
- Насчет этого не помню, но часто говорит, что вырастил змеюку на своей груди... Знаешь что, Луций... Никополе ведь всякие цацки не нужны.
- Вот и я подумал. А что дарить-то?
Метробий хитро посмотрел на Луция:
- Подари ей меня.
- ЧТО-О?!
- Ну, не в прямом смысле... А подари ей мое выступление. Оно дорого стоит, ты знаешь. Только что я прочту, выбери сам. Короткое, чтоб слушать не уныло было. Читай, я выучу.
Луций задумался. А это ведь идея, ай да Метробий! Только вот...
- А если ты ей больше меня понравишься, а?..
- Дурак?.. Она не любит мальчишек, похожих на девчонок. Мы отбиваем у нее таких великолепных парней, как ты.
Никопола смерила взглядом рыжего парня с пустыми руками. Она была одна, ждала его. Не в атрии - в триклинии. Впрочем, не угоди он ей - ничего не стоит тут же поназвать других гостей, о порывистой натуре Никополы все они знали. Записка: "Хочу тебя видеть" - и прибежит и Красс-оратор, и Скавр-сенатор...
- Я же предупредила, Луций Корнелий.
Луций же, искоса глянув на нее, щелкнул пальцами по прутьям золоченой клетки, где качался на жердочке совершенно оправившийся от потрясения щегол Феликс:
- Привет, тезка. Здравствуй и ты, прекраснейшая.
- Этот эпитет - единственное, что ты принес мне?
- Единственное. Подарок сам пришел. Ну-ка!..
Луций хлопнул в ладоши.
Никопола удивленно приподнялась на ложе.
Стройный черноволосый подросток тенью скользнул в триклиний, алые розы горели в его кудрях, и горели его яркие глазищи. Мальчик посмотрел на хозяйку дома долгим взором. Затем покосился на Луция. Снова перевел взгляд на Никополу...
- Богу равным кажется мне по счастью
Человек, который так близко-близко
Пред тобой сидит, твой звучащий нежно
Слушает голос -
И прелестный смех. У меня при этом
Перестало сразу бы сердце биться:
Лишь тебя увижу - уж я не в силах
Вымолвить слова.
Но немеет тотчас язык, под кожей
Быстро легкий жар пробегает, смотрят,
Ничего не видя, глаза, в ушах же -
Звон непрерывный.
Потом жарким я обливаюсь, дрожью
Члены все охвачены, зеленее
Становятся травы, и вот-вот как будто
С жизнью прощусь я...
Метробий смолк на пару мгновений. И с грустной улыбкой закончил:
- Но терпи, терпи: чересчур далёко
Все зашло...
И исчез. Так же, как явился - тенью. Был? Не было?..
Был, иначе почему так взволнованно дышит эта невероятная красотка, почему так странно смотрит на Луция.
- Ты еще и догадлив, - шепчет она, - и впрямь... счастливчик. Откуда ты знал, что стихи для меня дороже золота?.. А вкус у тебя отменный!