Моим друзьям
"А Вальдцель родит семью искусников, играющих в бисер."
Г.Гессе "Игра в бисер"
***
Всё больше хороших людей
в вечереющем городе.
Кончается мода на картах и гуще гадать.
Меня уже любят
не так, как когда-то - за гонор мой,
А просто за то, что хотя бы пытаюсь не лгать.
За то, что когда-то
в заоблачных высях я плавала,
Пылающим лбом
в темноте прижималась к стеклу...
Однажды Марго
предложили свидание с дьяволом.
Она отказалась. Она отшвырнула метлу.
И снова - рассвет.
В толстых лекциях жёлтым фломастером
По каждой строке разбросай золотые лучи.
Всё верно, Марго!
Больше незачем видеться с Мастером.
Нельзя зачеркнуть всё, чему он тебя научил.
Роман оживёт.
Снова тьма соберётся над городом.
Осталось недолго в себе это солнце носить.
Всё станет не так.
И тогда - да простят тебе гонор твой -
Ты будешь любить.
Обязательно будешь любить.
16 февраля 1994
***
Читать стихи - чужие, не свои -
Тебе - до первой четверти апреля,
Покуда мы с тобой не заболели
Голубоватой прелестью весны,
Покуда снег на пальцах тростника,
Как серебро холодное, не тает.
Пока в руке твоей моя рука
От поцелуев жарких ускользает.
Покуда Юг - во власти чёрных туч,
Метель скулит и требует уюта,
И мёрзлый вечер, бледен и ползуч,
Твой клонит лоб на плиссировку чью-то,
И шоколад дымится при свечах,
Дрожащих в слабом отзвуке рояля...
Пока меня твои не разгадали
Глаза, и я - строка в чужих стихах.
***
Я тебе казалась ведьмой -
Песни, Лысая Гора.
Взгляды идолов в передней,
В полумраке вечера.
Торжества на новолунье
И глаза - грустнее нет.
Равнодушье к поцелуям
И улыбки странный свет.
Может, вправду, с чёрной силой
Я тогда связалась вновь.
Я у дьявола молила
Мне вернуть мою любовь.
Что вернёт - дарила Богу,
Покорясь своей судьбе.
Оттого-то слишком долго
Привыкала я к тебе.
Оттого-то я молчала,
Не гоня и не любя.
И от ужаса кричала,
Если рядом нет тебя.
И боролась с привиденьем,
По ночам входившим в дверь.
Оттого твоя теперь я,
Что оно - в тебе теперь.
***
Я любила уже однажды.
Так, как дважды любить - нельзя.
До сих пор я хриплю от жажды.
До сих пор горячи глаза.
До сих пор я смеюсь сквозь слёзы.
До сих пор мои сны больны.
И на тёмно-бордовые розы
Не могу смотреть без вины.
***
Друзья воспринимаются не сразу.
На книжных персонажей так похожие,
Они вначале топчутся в прихожей, и
Старательно подыскивают фразы.
Потом - заботы, ссоры, дождь осенний,
Ошибки, шутки, чей-то день Рожденья...
И только что-то детское - глазами -
Знак схожести проводит между нами.
2000
***
Это ты ли? Неужели?!
Проходи ж ко мне в шатёр!
Здесь три года не умели
Для меня разжечь костёр.
Сколько спичек поломали,
Пережгли шелков и бус!
А нотаций прочитали -
И считать-то не возьмусь.
Всё боялись - возгорится
Близшатровая трава,
Да твердили: "Не годится
Ваше сердце на дрова."
Да робели, да немели,
"Нет" - услышат, и - бежать...
Что ж ты медлишь? Неужели
Ты пришёл меня сжигать?
________
Я всегда бывала рада
Снежно-белой кутерьме.
Но такого снегопада
Не случалось на Земле.
Всё вокруг смешалось в танце,
Незнакомом до сих пор,
С синеглазым самозванцем,
Заглянувшим в мой шатёр.
Искры падали на плечи,
В сердце таяли снега.
Ближе не было в тот вечер
Мне ни друга, ни врага.
А когда свернулось эхо
В серебристое кольцо,
Мне, очнувшейся от смеха,
Пламя брызнуло в лицо.
Остроглазое, плясало
И вилось вокруг меня:
То рыдало, то ласкало,
Не сжигая, не браня.
Свой шатёр да неужели
Я не в силах погасить?!
Только руки онемели -
Не умеют отпустить.
***
Чуть различимый в сумерках дороги,
Знакомых глаз тревожный огонёк.
И синий снег, струящийся под ноги,
Позёмкой белой вьётся из-под ног.
Нет, не любовь -
то было б слишком грустно -
Нас осыпает снежной пеленой.
Но сквозь неё счастливо каждый мускул
Таит тепло идущего со мной.
И на ресницах искорки, как блёстки,
Дрожат в ответ на тихие слова.
Снег нас слепляет белою извёсткой,
Пьянит нас, как пьянит дурман-трава.
И я боюсь нечаянно растаять,
Запутать нить и сдунуть огонёк.
И превратить всё - в сорванный на память,
Ни для кого засушенный цветок.
1991
После маскарада
Поцеловала в ленточку - и сгинула.
А он до света у окна стоял.
И на него тоска-печаль нахлынула,
И вспоминался новогодний бал.
И вспоминались волосы бесстыдные,
Намёки странных, многоликих фраз,
И поцелуи - нежно-безобидные,
И танцы-танцы-танцы чёрных глаз.
А жизнь брела девчонкой нерадивою
И отвергала каждый свой портрет.
И чьи-то песни, приторно-правдивые,
Твердили вновь, что смысла в жизни нет.
И мелких звёзд глаза - как будто плакали.
И далеко разъехались друзья.
И две мечты - бездомными собаками
Скитались, избегая фонаря.
Он их прогнал. Закрыл за ними форточку,
Чтоб не слыхать их воя под окном.
И, как ребёнок, плача, сел на корточки... -
Когда она опять вошла в тот дом.
И с ней стояли две похорошевшие
И разом повзрослевшие мечты.
Он произнёс: "Ну, здравствуй, сумасшедшая!"
И на Земле не стало темноты.
3 января 1992
***
Очень просто и широко
Всё устроено в этом мире.
Как сбежавшее молоко,
Пахнет грусть в городской квартире.
Пахнет смех парафином свеч
И искрящейся мыльной пеной.
Слишком много должны сберечь
Эти пёстро-бумажные стены -
Запах бабушкиных пирогов
И тюльпанов кроваво-алых -
И по звуку моих шагов
Догадаться, что я пропала.
Апрель 1992
***
... А по ночам мне снится море
И голубые спины льдин...
Я так устала от теорий!
Пойдём, на звёзды поглядим.
Пойдём, ты снова мне покажешь
Восьмой огонь в кольце Плеяд
И мне, как шарфом, руки свяжешь
В свой синий-синий, тёплый взгляд.
И я, пленённая, не стану
Кинжалом путы разрезать.
Ещё легенду про Диану
Ты обещал мне рассказать,
Ещё хотел ты встретить зори.
Ещё, пока с тобой одна,
Какое-то большое горе
От нас я отвести должна.
***
Солёный ветер в стынущих висках,
Во лбу - звезда от света фар проезжих...
Я Вас любила в прожитых веках -
Пятнадцатым и двадцать первым между.
Не помню, повторялось сколько раз
Двух душ неповторимое свиданье,
Но семь ночей гадала я - на Вас
С подругами в крещенские гаданья.
Невеста я была, или жена?
Последней или первой наша встреча?
Но помню - к нам в края пришла война.
Я плакала, уткнувшись в Ваши плечи.
Доспехи Вам чертовски шли к лицу,
Вы на коне смотрелись принца краше.
Не помню, кто там выиграл к концу,
Кто были нам враги, кто были - наши...
Не помню, как давно, в какой стране,
В бою ли, или как-то по-другому,
Но помню - Вас убили на войне,
И ветер помню в чёрной бездне дома.
Солёный ветер в стынущих висках...
Во лбу - звезда от света фар проезжих.
Я Вас любила в прожитых веках -
Пятнадцатым и двадцать первым между.
***
Мы с тобой отражались в зеркале.
Заглянул в меня - зазеркальную.
Гордо выпрямился - наверное,
Сам себе предо мной не понравился.
Ведь - такая пушистая, такая праздничная...
Улыбнулся и ещё раз взглянул оценивающе:
Достаточно ли смелая и сияющая
Эта потенциальная женщина?
26 ноября 1992
***
Я стучалась в дом - отдохнуть.
А вошла за порог - хозяйкой.
Синих глаз кричащие чайки
Не пускали в обратный путь.
Гобелены с высоких стен
Улыбались светло и важно.
В камине вспыхнула сажа,
Что давно превратилась в тлен.
Я спросила: "Когда уйду,
Всё ли будет здесь так чудесно?"
- Ты останешься здесь невестой, -
Прошептала листва в саду.
И, с трудом усмиряя дрожь,
Луч писал на зеркальном паркете:
- Знай, здесь всё обратится в ветер
В ту весну, когда ты уйдёшь.
Утро -
Прозрачным пластиком луча
Над пыльно-розовым асфальтом
Легко свилось в тройное сальто,
Блеснуло холодом меча,
По-воробьиному крича,
Вспорхнуло впереди трамвая
И улыбнулось, согревая
Худые плечи кирпича.
Накрыло складками плаща
Спросони пасмурные клёны,
Прошлось по лужам стадиона,
Слюдой ледовою треща.
И бросило в окно твоё
С размаху - солнечную глыбу!
А я проснулась - от улыбок,
Как стёкла, брызнувших с неё.
***
Говорила ему: "Ты знаешь,
Я ничем не лучше других.
Ты напрасно, дружок, страдаешь.
Мне не нужен такой жених.
На, возьми мои лук и стрелы.
Если хочешь, учись стрелять.
Знаешь, ласковый, я хотела б
Научить тебя - убивать.
Должен быть ты мудрым и смелым,
Все победы держать в горсти,
Чтоб перечить тебе не смела,
Даже если решишь уйти."
Он прервал: "Замолчи! Я знаю."
И стрелу расщепил стрелой.
"Разве ты мне нужна - такая?"
Лук отдал и ушёл - к другой.
***
Не спасут от одиночества
Ни метро, ни полубред:
Ярко-жёлтые уборщицы,
Их подсолнуховый цвет.
Одиноко-виноватая,
Вечер в клочья раскромсав,
Я сжимаю эскалатора
Прорезиненный рукав.
Побеждённым гладиатором
(Палец вниз - и я мертва)
Предвкушаю пальцы сжатые,
Виноватые слова.
29 марта 1992
***
Иду с тобой по улице - меж двух
Пастельных сосен в чёрно-белом мире.
Струится дым, как безутешный дух,
От плоти отлучаемый навеки.
Две ивы жестом сгорбленных старух
Нам запрещают возникать в эфире:
Здесь никогда не проносился слух
О дышащем и тёплом человеке.
Иду с тобой - в беззвучии, застыв,
Не двигаясь почти, едва ступая,
Ладони наши воедино слив -
Как будто в этом кроется спасенье,
Как будто этот город и залив
Не задевает времени прямая -
До едких слёз ресницы растворив
И с жадностью глотая удивленье.
***
Пусть морозы заморозят раны,
Обратят былое в огоньки.
Остаются только: цвет тюльпана,
Запах чая и тепло руки.
Остаются только: дверь, дороги,
Карандаш, и память, и весна.
И работа - навзничь, без подмоги,
Без друзей, без сумерек, без сна,
Без сомнений в нужности и в силах.
Нынче все часы, все дни - твои.
Солнце за тебя обнимет милых
И любимым скажет о любви.
***
Не плачь, я не умру. Я буду жить с тобою,
Нелепыми стихами говоря.
И только тело станет - не земное,
Оно теперь - дожди, снега, заря,
Апрелевых ветров прикосновенье,
Высокой птицы реющий полёт...
Не плачь, не плачь, посмертное рожденье
Не так уж мало радостей даёт.
Я молнией пронизываю грозы,
Лучом играю с книгой на столе.
Не плачь, мой сильный!
Видеть твои слёзы
Я не умела даже на Земле.
28 февраля 1992
***
А у нас в граде Китеже
Солнце падает с крыш.
Под каштаном навытяжку -
Ты, нахохлясь, стоишь.
И стесняешься краски,
Не сходящей со лба.
Ах, как хочется с ласкою
Мне глядеть на тебя!
А у нас в граде Китеже
Строят Храм у межи.
И я знаю, что выдержат
Всё твои чертежи -
Все пожары и бедствия,
Бремя войн и оков.
Будет Храм этот действовать
До скончанья веков!
А у нас в граде Китеже
Лето пробует кисть.
Все дома - посмотрите же! -
У воды собрались.
И морочу лукаво я
Нашу местную знать.
Так с тобою мы плаваем -
Никому не догнать!
А у нас в граде Китеже
Стыдно спать в час ночной!
Лунным светом и битью шит
Будет оберег твой.
Будет, мягкий и кожаный,
Он с тобой заодно.
Что-то нынче тревожное
Ветры дуют в окно.
Что-то птицы печальное
Нам кричат с родника.
И такая прощальная
Мной владеет тоска!
И каштаны навытяжку
Уж роняют листву.
Я зачем-то из Китежа
Уезжаю в Москву.
_____
И теперь зимы белые
Всё поют мне, звеня,
Что ни Китежа не было.
Ни тебя. Ни меня.
1998
***
Я не верю в твоего Бога.
Я не жрица твоего Храма.
Каменные плиты. Луна. Дорога,
Ведущая прямо.
Когда я вхожу, зажигаются свечи.
И от сумрачных сводов падают на пол,
На низкие стены, на руки, на плечи
Огромные красные лапы.
Я хочу кричать:
- Да когда же Утро?!
Я же не вступала
ни в какие братства!
Медленно начинается чтение сутры.
Медленно отведываются острые яства.
Медленно совершается продолжение культа.
Медленно гасят свечи и задвигают ставни.
- Кто-нибудь, ну скажите мне,
да когда же Утро?!
- Утро? Да ты его выдумала.
Во сне, очень давнем.
Снова я - в центре залы.
Я поднимаю Чашу.
Чувствую, как в наложницах
алая бродит зависть.
Гаснет последний отблеск
свеч. Целый свет погашен.
Я начинаю Танец.
Боже, какая гадость!
В алых глазах тотема
едкое дышит пламя.
Дым наполняет воздух
и обвивает стены.
Я продолжаю Танец -
я заправляю в Храме!
Да, им нужна лишь я,
потому что я рвусь из плена.
Вот ещё только круг,
ещё только взмах - и по жесту
Старца там в глубине,
у тяжелых алтарных кресел,
Я упаду на пол,
на холодные - о, блаженство!-
Камни, мои родные,
вы помните столько песен!
Вы на своем веку
пережили десятки культов,
Видели столько войн
и таких королей, я знаю!
Камни, мои родные,
скажите, когда же Утро?!
Камни, мои родные...
Я гасну, я засыпаю.
Вечером я проснусь. И будет Луна. Дорога.
Каменные плиты. Ступени и двери Храма.
Я не хочу быть жрицей твоего Бога.
Я ухожу по ней, по Ведущей Прямо.
Снова глухая ночь. И то здесь, то там как будто
К небу приколоты звезды из амальгамы.
Но даже если и здесь
никогда не бывает
Утра,
Я не хочу быть жрицей твоего Храма.
(не позже декабря 1995)
***
Успокойся, море, что ты?
Я за ним не побегу.
Я останусь ждать кого-то
У тебя на берегу.
Я останусь верить в чудо
И глядеть на красный шар,
Ещё за гору покуда
Он от нас не убежал.
А когда уйдёт за гору,
То глядеть на корабли,
На мерцанье семафоров
В серо-розовой дали.
А потом, когда стемнеет,
Спать уйду в свое жильё.
_________
Но зачем он ходит с нею,
А в окно глядит - моё?!
16 июля 1993
***
Я поставлю ещё один чай.
И пить его буду - одна.
Там, куда я теперь звана,
Не глядят в глаза невзначай,
Не касаются - током - рук.
И песен мне не поют.
Чем туда, мне уж лучше - тут.
Мне и чай неплохой друг.
Он не бросит меня за спесь,
За боязнь мою, за печаль.
Я люблю тебя, слышишь, чай!
Хочешь, выпью тебя - весь?
10 августа 1993
***
Здесь лучи - прямые и упругие,
Их так просто ветром не согнёшь.
И в ногах, гудящих от натуги, я
Ощущаю ловкость, а не дрожь.
Чашки и обои пахнут детством.
Зеркало - добрей и веселей.
И, как прежде, никуда не деться
От моих обидчивых друзей.
Ветер, проникающий и вздорный,
Из лесной прорвавшийся глуши,
Заново сколачивает формы
Югом переплавленной души.
1 сентября 1994
***
Прости! Я стану счастливой
Легко и непринуждённо.
Не будет стихов слезливых,
Ни писем, ни взглядов томных.
Я верю ещё в удачу,
И это немало значит.
А то, что я в ванной плачу -
Подумаешь! Кто ж не плачет?
Ведь даже дикие звери
Влюбляются в дом и стены.
А то, что ты мне не верил -
Так это твои проблемы.
Влюблённость, как все заразы,
Излечат костёр и лето.
А то, что забуду сразу -
Не бойся, неправда это.
4 июня 1994
***
Всё хорошо. Это просто в июне
Хочется ласки реки и травы.
Или бродить босиком в полнолунье
В том же лесу, где гуляете Вы.
Или ещё - с Дон Жуаном на пару
В бурное море глядеться со скал,
Чтобы нытья не терпел под гитару,
Чтобы по мне в сентябре не страдал,
Чтобы со мной целовался на пляже,
Чтобы он стал мне дороже всего.
Чтобы я с ним подружилась - и даже
Замуж могла бы пойти за него.
3 июня 1994
***
Розовая герань
На белом, снежном окне.
Комната. Вечера.
Ёлка. И ты - во сне:
Обе руки - кольцом
На плечи.
Обе руки - в свой дом,
Взгляд - ключи.
И никуда от снов,
Кажется, не уйти:
День - с десяти часов,
Вечер - с пятнадцати.
Складки клетчатых штор
Прячут квадрат стекла,
Прячут промёрзший двор -
Контраргумент тепла.
Розовые цветки
Над заморозкою,
Свежие, как мазки
Под Кончаловского,
Отогревают двор,
Отогревают снег,
Складки клетчатых штор,
Ёлку, тебя - во сне.
***
Мы заключили договор
В уютной солнечной квартире.
В нем говорилось: с этих пор
Мы будем жить в любви и мире.
Уже доказаны с лихвой
Премудрость, верность идеалам...
Пока ты уходил к другой,
Я очень верно воевала.
Моя усталая рука
Награждена большим браслетом.
Теперь ты будешь комполка,
Я буду - член военсовета.
"Ты мне нужна,"- сказал мне ты.
Я козырнула перед строем.
Сентиментальные мечты
Не полагаются героям.
----
Однажды вечером закат
Был ослепляющий и красный.
Я поняла, что во сто крат
Мы стали более несчастны.
Что мы пьём кофе и вино
И смотрим в потолок квартиры.
А в нашем воинстве давно
Нас записали в дезертиры.
25 августа 1995
ДЕВУШКА ИЗ ВАЛЬДЦЕЛЯ
"Касталийские студенты ...всю жизнь подчиняются
правилам Ордена, в которые среди прочих входят
отсутствие собственности и безбрачие."
Г.Гессе "Игра в бисер"
Я потому в последний раз пою
И руку скоро отдаю другому,
Что я люблю Касталию твою
Сильнее даже собственного дома.
Как я с тобой брожу в её садах,
Как я вхожу под каменные своды,
Как слушаю, в настенных письменах
Сокрытый, голос древнего народа,
Так уж ни с кем, нигде и никогда
Не буду я бродить, смотреть и слушать.
Там, там - в аду бессменного труда,
В раю твоём я оставляю душу.
Когда настолько обнищает мир,
Что в касталийстве не увидит смысла,
И на дрова отправится клавир,
И тщетны станут символы и числа,
Ты воскреси все наши вечера,
Введи в Игру их робкое искусство.
И пусть пройдёт Публичная Игра
Под знаком всепрощающего чувства.
1999
***
Есть такая наука - любить человека.
Я однажды бросила эту науку.
Собрала в котомку остатки века
И ушла навечно с тобой в разлуку.
Я пошла по лестнице от начала,
Через силу двигаясь по ступеням.
Там, вверху, не будет уже, я знала,
Мне теперь ни отдыха, ни спасенья.
Будет что-то большее - человечность,
Опыт и спокойствие, взгляд на море.
И ещё - незримая бесконечность,
Та, что больше счастья и больше горя.
24 октября 1997
***
Как я скучаю врозь с тобой,
Никто не знает - даже ветер
При мне стихает над Невой,
Как при чужих стихают дети.
И вся мирская тишина
Меня казнит своим молчаньем,
Хоть в том и есть моя вина,
Что я сдержала обещанье.
20 августа 1997
***
И потерять иллюзию любви,
И встать лицом к лицу с рассветным небом...
И пусть он будет счастлив так - как был,
И так - как не был.
Обида вновь была бы не права.
Мы расстаёмся - поцелуем в губы.
Я ухожу, и в небе - синева,
И дом - как чудо.
***
А ты не бойся, позвони сейчас!
Сегодня, слышишь? Завтра - будет поздно.
Я засмеюсь, прикинусь несерьёзной...
Пусть будет всё, как в самый первый раз.
Куда-то сразу испарится грусть,
И ты расскажешь... У-у, что ты расскажешь!
И я воскликну: "Я тобой горжусь!" -
Как будто только собираюсь замуж.
Как будто всё ещё не началось,
А только в Новый год - влетит, накатит.
И будет столько счастья, что на злость
Ещё лет пять нам просто сил не хватит!
И, вспомнив всё, внезапно замолчим.
И хорошо ещё, что не заплачем.
Ты хрипло скажешь: "Ну... Привет своим."
И я: "Да-да... Ну, всё. Пока. Удачи!"
***
Сегодня опять приехал театр бродячий.
Играли другую пьесу. И тот актёр,
Что так на тебя похож, был одет иначе,
Иначе смеялся, иначе - глядел в упор.
В тот раз он играл героя, теперь - злодея.
Какой-то даме по пьесе носил цветы,
А после пронзил кинжалом. И, холодея,
В убийце я узнавала твои черты.
А вечером перед замком был пышный ужин:
Форель, фазаны, жаркое из лебедей...
А мне передали, что - третий день недужен,
И что не выйдет к ужину мой злодей.
Он вышел позже, в разгаре разгульной ночи,
Слегка шатаясь, но не опуская взгляд.
Провёл по струнам и, будто бы между прочим,
Пропел с улыбкой одну из своих баллад.
А утром его не стало. Горели свечи.
В пустынной зале торжественно плыл хорал.
Казался почти нездешним, не человечьим
Тот голос, что пел вчера, убивал, играл.
И я поняла, что баллада была приказом,
Предначертанием свыше для нас двоих:
С этого дня уже никогда, ни разу
Мы не должны встречаться среди живых.
Июнь 2000
***
Двое за руку шли к вокзалу.
Ждал состав "Ленинград - Москва".
"Если любишь, - она сказала, -
Ты запомнишь мои слова.
Я хочу, чтоб не просто умным -
Первым чтобы теперь ты стал."
Чуть насмешливо в свете лунном
Их Московский встречал вокзал.
Годы - мимо. Подружек козни,
Ссоры, слёзы из чепухи.
Счастье где-то бродило возле,
Проникая в её стихи,
"Я - вторая!" - крича с порога,
Серебром обжигая грудь.
"Если любишь, - сказал он строго, -
Только первой отныне будь."
Он при ней не умел работать -
Багровел, взад-вперёд ходил.
И её раздражало что-то
В том, как ел он, как говорил,
В том, что с ним - когда танцевала -
Забывала запрет стыда.
"Если любишь, - она сказала, -
Отпусти меня. Навсегда."
Годы - мимо. Ни с места - время.
В ней - и дня не прошло с тех пор,
Как вон там, за домами теми
Их последний был разговор.
Что она объясняла, плача?
Что он прятал за дрожью скул?
"Если любишь," - он тихо начал...
Отвернулся. Рукой махнул.
Прочь шагал он легко, безбольно.
Сверху - солнце, как рыжий мяч,
Плавно шло в кольцо баскетбольное
Всех дальнейших его удач.
А в эфире его сознанья,
Несмотря на щелчки помех,
Всё крутили воспоминанье:
Лунный вечер, сугробы, смех -
Двое за руку шли к вокзалу.
Ждал состав "Ленинград - Москва".
"Если любишь, - она сказала, -
Ты запомнишь мои слова."
12-14 мая 1999