Аннотация: Первый рассказ из цикла о городе разрушенном войной.
Город мёртвых.
Часть 1. Студенты.
Стояла поздняя осень. Такая, когда всё ещё тепло, и кажется, что зима никогда не переборет недавнего жара летнего солнышка. Но день уже становиться заметно короче, небо хмуриться, грозя затяжными дождями, ветер уныло таскает мёртвые листья по улицам, кружа их хороводом, а ночами холодает до дрожи. В такой тёплый, осенний день, мы трое, шли по нашему городу, к старому корпусу больницы.
Димон высунул голову из пролома в кирпичной стене. Воровато, вскользь огляделся и рванул, что было мочи через улицу, к углу серой высотки. Теперь из пролома высовывался я, с автоматом, целясь в пустую улицу. Но никто не окрикнул, не выстрелил, не метнулась из подворотни длинная тень, не выскочили беспризорные дети за хлебушком. Лишь окна, угрюмо пялились в никуда своей пустотой.
Я прислушался. ОНИ могут и выжидать, что бы узнать, сколько нас, откуда и куда идём, и главное зачем? Но было пугающе тихо. Даже ветер молчал.
Я огляделся, сжался, махнул рукой Кирюхе, что бы он плотнее прижался к моей спине, и рванул следом за Димоном. Чуть петляя на бегу и прижимая автомат к бедру. Теперь, когда я перебегал улицу они, в два ствола меня прикрывали.
Так преодолев пару кварталов Димон устроил отдых. Мы забрались в квартиру на первом этаже полуразрушенного здания. Стена обвалилась и можно было без труда попасть в дом и выйти при необходимости с другой стороны. Димон осмотрел комнаты и мы обосновались в угловой, с розовыми обоями, прямо на полу, сгребая ботинками вырванные из книг листочки в одну кучу, обложив их кирпичом и развели костерок, маленький.
Маленькая комната, даже не смотря на царивший в доме разгром, кажется ухоженной, на полках какие-то сувениры, цветы засыпанные пылью обвалившейся стены. По всему видно здесь жила девочка, книги, ровными рядами. Кажется, что хозяйка вышла, вышла на пять минут и сейчас вернётся, а упавшая стена и мы на полу смотрелись здесь нелепо. Как неандертальцы на космическом корабле, уселись в рубке и трут палочками на пластиковые карты звёздных дорог. Гости не званные.
Я прижался спиной к глухой стене, примостив автомат между ног, и поглядывал в опустевший двор. Где осенний ветер гонял опалые листья, раскачивал погнутые качели, и чуть слышно поскрипывая, они создавали иллюзию живого, мира. Я прикрыл на мгновенье глаза, и показалось, будто на качелях ещё сидит эта девочка, читает книжку, тихонько отталкиваясь ногой в сандалии от земли. Она поднимает глаза, опускает книгу на колени и смотрит на меня пронзительным, добрым таким взглядом. И я чувствую, что влюбляюсь. Влюбляюсь глубоко, честно и бесповоротно, на один день, миг, но люблю.
Кирюха толкает ногой мой ботинок. Я открываю глаза и качаю в ответ головой, я не сплю. Мы сидим, молча, грея консервы, нам не нужно говорить, что бы понять друг друга, а мне так вообще молчать нравиться. Я смотрю как Димон ворочает шомполом в костерке не давая ему затухнуть или разгореться, Кирюха прикрыв глаза, чуть заметно косит в уличное окно, а я прислушиваюсь к мерному скрипу качели.
Беру с пола листочек, тетрадный, в клеточку, синяя клеточка, я после окончания начальной школы такую не видел. Ровные буквы, чёткий подчерк. Она наверное отличница, высокая, стройная, в очках. Хотя нет, нет у неё очков, не было очков у неё на качели. Грусть заползает в сердце, тоска, какая-то, меланхолия. Ну с чего я взял, что качалась она на этой качели, ну с чего я взял, что была она такая, ну не одна же она жила в этом маленьком дворе. Здесь была куча детишек, девчонок и мальчишек, бабушки судачили на лавочке, шумела жизнь, а я по своей впечатлительности нагоняю на себя тоску.
Я отвернулся от окна, посмотрел в костер, да какой костёр угли одни. Димон смотрит на меня, укоризненно смотрит. На нём толстые, защитного цвета штаны, зелёные короче, брезентовые. С дутыми карманами даже на коленях. Ботинки высокие, с резиновой калошной колодкой. Брезентовая куртка с капюшоном, пятнистой расцветки, рыже-зелёная, осень, поверх которой надета разгрузка и кепка, такая же рыже-зелёная. Мы все так одеты, почти как армия. Вот только кепка у Димона задом на перёд, так выглядывать легче. Я кивнул на консервы, но он отрицательно мотнул головой. Рано ещё, не костёр же, так угли.
Я откинул голову на стену и снова нашарил листок под ногами. Сентиментальный я. И чего я дёрнул в солдаты. Вот какой из меня солдат с такой психикой. Читаю:
- ...ушли. Сижу одна. Мамы нет. По пути в больницу приходила Ольга Андреевна, говорила, что бы я собирала вещи. Мама занята и пришлёт кого ни будь за мной. Ещё она просила, что когда поеду к маме, забрала Дашкину сумку, и ещё что-то, без неё Дашку таскать тяжело. И ушла.
Одной страшно...
Я посмотрел на этот серый, унылый двор, опавшие листья, качели, на которых сидела эта девочка, ожидая свою маму. Мне стало жаль её, одинокую, оставленную тут. Мама. Интересно она успела к маме? К маме в больницу, тут есть больница за шесть кварталов на юг, но можно подойти только за три, остальное воронка.
Я бережно положил листок на пол. Из под ломаного дивана торчал клеёнчатый уголок общей тетради. Я потянул за него пальцами. Тетрадь по математики, формулы, цифры, задачки, решения, тот же подчерк ровный и чёткий, одни пятёрки, отличница. Последняя страница свёрнута в кармашек. Фотография, всё тот же ровный подчерк: Я и мама.
Она такая как я и представлял.
Снова смотрю на качели, на двор, на ветер. Да-да, на него тоже можно посмотреть, только нужно знать как. Я вижу как качается на качелях девочка с книжкой, как крадутся между домами ОНИ. Она опускает книгу, поднимает испуганные глаза, всматриваясь в вечерние сумерки подворотни... она одна.
Я словно просыпаюсь от сна. Она стоит у качели, смотрит на меня, смотрит живыми, тёплыми глазами, и лишь тонкая струйка крови из разбитого рта, делает её лицо каким то не живым, даже ужасным.
Меня словно окатили водой из холодного проруба. Мы задремали. Спим значит. Самое последнее дело задремать в городе. Говорят так бывает, это ОНИ, гости с далёких планет умеют нагнать тоску, задремать, убаюкать человека и всё... нет тебя. А как и рассказать тоже некому. Я толкаю в ботинок Кирюху, киваю Димону. Он тут же накрывает костерок крышкой, огонь злобно шипит, но угасает, вылезая краешками дыма на волю. Качели молчат.
Оглядываюсь, прислушиваюсь. Тишина. Совсем тишина. Так не бывает. Ноги под себя, автомат в левую руку, правой упираюсь о стену и перекидываю тело во двор. На моём месте уже Кирюха выставил ствол АКМа, уперев его пустоту в проход между домами, откуда мы пришли в этот двор.
Я прижимаюсь спиной к стене, кепку переворачиваю козырьком назад и воровато, как давеча Димон, вскользь выглядываю наружу. ОНИ там, шепчутся, ОНИ и не говорят, а всегда шепчутся. Их много, гораздо больше, чем нас, и они не студенты, не вчерашние школяры, а профессионалы, солдаты. В спину стена отдаёт дрожь земли, я ещё не слышу его, но догадываюсь - танк. Серая, шершавая туша, висящая над землёй, между ним и грунтом дрожит горячий воздух. Серьёзно они за нас взялись. И чего я подался в эти солдаты, с моим то характером? А собственно кто кроме меня, кто кроме нас? Некому больше. Померли все, убили.
Машу рукой Кирюхе, и про танк тоже машу, у него аж глаза стали круглыми. Из-за стены высунулась голова Димона, он машет мне рукой. Раскрываю приклад, нежно, оттягиваю затвор, тоже нежно, не нужен мне щелчок. Патрон на месте, переводчик огня на автоматическом, упираю приклад в плечо, ну прите. Если рискнёте. За моей спиной, мною прикрытые, бросив наш нехитрый обед Димон с Кирюхой бесшумно ныряют в подворотню. Только мелькают колошные подошвы. Я вешаю автомат на шею, вытаскиваю из подсумка противопехотную мину. Ставлю над проходом, как можно выше, за уступ, куда не посмотрят да и не видно, и тихонько открываю глазок. Чисто сработано и место классное. Она уж точно сыграет. Сдёргиваю автомат и лечу, чуть касаясь подошвами земли, в подворотню.
Всё почти кончено. Вот подворотня, обычная, с исписанными стенами, в углу даже пятно, будто кто нассал, вот Дима, сидит на коленях, зажав окровавленными руками живот, ловя пальцами вырывающиеся из него струйки крови, глаза его открыты, и нет в них уверенности, настойчивости, внимательности, а только детское удивление и испуг.
Я вот тоже думаю, что бессмертен.
Кирюха хрипит, его прижали к стене, ноги обутые в высокие ботинки скребут по кирпичу, одной рукой он пытается оторвать от себя руку, а другой вытащить нож, который не спеша в него втыкают. Даже двумя руками против ЭТИХ, никому не удастся.
Один из НИХ поворачивается ко мне, ОН даже не оторвал рук от Кирюхи, только единственный глаз на всю рожу, смотрит на меня. Пронзительно, глубоко смотрит и холодно. Да и не глаз это, наверно прибор какой, для всякого всепогодного видения. Спокойно смотрит, не волнуясь, как на накопившуюся работу. Я закипаю. Потому как мы солдаты, а они твари безбожные. Мы ещё можем умереть, мы шли сюда с оружием, мы шли и знали, что может с нами случиться, что в нас даже не будут стрелять, а вот так легко заманят и зарежут. Танк млять говоришь... Мы то солдаты, а девочку то за что?
ОН дрогнул. Увидел я это в пустоте его всенарыльного прибора, по осанке, по стоечке, по лапам его кривым, на шее друга моего сжавшимся и дрогнувшим, пересмотрел я его, гада костлявого. Как пить дать пересмотрел. Кирюха тюфяком рухнул на землю, откуда скорчившись, уже смотрел на меня Димон, смотрел потухшими, пустыми глазами. ОН зашипел и рукой пошарил где то за спиной. И ОНИ тут же разом повернулись ко мне. И четыре пронзительно-пустых глаза упёрлись в меня.
Мёртвую тишину и шорох листьев разогнали автоматные очереди.
Я затащил Кирюху назад, во двор. Видно судьба мне нарисовала остаться здесь навсегда. Помру, будет мой дух на качельках кататься, на пару с другими обитателями. Их тут по округе много, ой как много. Ща ещё прибавятся.
Толкнул дверь подъезда спиной, резиновые подошвы кирюхиных ботинок глухо застучали по ступеням. Я толкнул спиною следующую дверь и оказался в подвале. Где-то грохнул взрыв моей мины, по двору разнёсся топот ног, и земля снова задрожала под танком.
Я споткнулся обо что-то мягкое, и упал на спину выпустив из рук Кирюху. Я даже знал о кого я споткнулся. Встал, подтянул его ближе и понял, что Кирюха уже не дышит, подтянул его ещё, и уложил вдоль неё. Жаль, Димон там остался, этим... Я вытер пот с лица, плечо саднило и похоже, что они меня зацепили.
Ну да ладно, в подворотне четверых, одного, а может даже двух, нет ну точно, что одного, положил когда они потянулись в подворотню на автоматные очереди. И ещё кого-то оставил на мине. Семь, семь на одного, ну пусть на троих, не плохо для школяра. А? Хороший из меня получился солдат. А ты говоришь...
Я стянул с груди автомат, патронов была куча, на Кирюхе висела полная разгрузка, но пострелять мне уже конечно не дадут, ни за что не дадут. За то у меня осталась граната и мина. Мину я поставил на входе, под лестницей, спрятаться за стеной им не удастся, а посмотреть они точно пойдут. Восемь на троих, тоже не плохо.
Она сидела у стены и прижав колени к подбородку печально смотрела на меня, рядом сидел Димон и тоже смотрел на меня, грустно, а Кирюха из-за моей спины положил мне на плечо руку и я не выдержал и разрыдался. За стеной слышались отрывистые команды, они уже открыли дверь в подвал и нерешительно топтались у входа, а я сжимал в руке гранату и рыдая стучал кулаком о земляной пол...пятьсот шесть, пятьсот пять, пятьсот четыре...