Говда Олег : другие произведения.

Витязь. Замок Людоеда

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
  • Аннотация:
    Захватил замок, обзавелся друзьями и решил, что можно передохнуть, расслабиться? Пожить обычной трудовой жизнью средневекового феодала? Охота, турниры, битвы, пиры, ужин при свечах? Ага, счас. А ничего, что человеческая личина на тебе временная? То-то... В общем, приключения продолжаются.
  ВИТЯЗЬ. ЗАМОК ЛЮДОЕДА
  
  
  Здесь ночью слышен крик совы,
  Здесь бродят привиденья.
  И странен вздох седой травы
  В час лунного затменья.
  К. Бальмонт
  
  
  
  
  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  
  
  
  Глава первая
  
  Трухлявый, поросший поганками пень разлетелся под ударом сапога, только ошметки во все стороны брызнули. Я проследил взглядом за самым большим куском, в два шага оказался рядом и с удовольствием зафутболил им вторично. К сожалению, гнилая древесина не оценила мастерского удара и вместо того, что бы красиво залететь в просторный створ между дубами, издала чмокающий звук и большей частью размазалась по носку и подъему стопы. Как... В общем, понятно, как что.
  Сплюнув от досады, выдрал клок широколистого папоротника, скомкал его и брезгливо отер сапог. Настроение и без того паршивое ухудшилось еще больше. Практически до абсолютного нуля по Кельвину.
  - Морду бы набить кому-то, а некому... - пожаловался вслух, но никто меня не пожалел и даже не спросил о причинах.
  Сгоняя злость, я саданул кулаком по ближайшему дереву. Но под руку подвернулся не безобидный бук или граб, а сосна, - которая тут же, в отместку, не только измазала мне костяшки живицей, но еще и обдала целым градом шишек и дождем из сухих иголок.
  - Да елки ж палки! - мотая головою, принялся вытряхивать из волос непрошеные украшения. Но колючая и хрупкая хвоя упрямо путалась в существенно отросшей за последнюю неделю шевелюре и ни в какую не желала покинуть новое пристанище. Чем только усугубила минорный настрой.
  Не, ну что за непруха? Жил себе тихо, мирно. 'От сессии до сессии...'. Почти никого, кроме как на ринге, не трогая... Так нет же, получи деревня трактор, распишись за паровоз. А всего-то делов: захотелось с симпатичной девушкой Ирой пообщаться поближе. В неформальной, так сказать, обстановке. И с этой незамысловатой целью поперся вслед за нею на какой-то глупый пикник с маскарадом - 'ролевка' называется - в результате чего оказался черт знает где... В некотором царстве и таком же государстве. В медвежьей шкуре и с дубиной питекантропа в руках.
  Черт - он, может, и знает, но мне объяснить не удосужился...
  Впрочем, ладно. Везде люди живут. Огляделся, присмотрелся, приспособился. Одним словом, обустроился. И не конюхом каким-нибудь или свинопасом. Собственным замком обзавелся... Не вполне собственным, если честно. В последний момент настоящий хозяин обнаружился. Но мне и прав освободителя-завоевателя для безбедной жизни за глаза хватило бы. А тоска заест из-за отсутствия интернета и телевиденья - можно поохотиться, разбойников погонять... Или с соседями за какую-то межу свару устроить. Благо, время не мирное. Вот-вот война с крестоносцами грянет.
  Даже девушка здесь обнаружилась, как две капли воды похожая на Ирину. На ту самую, что рыжая и роковая...
  И опять не срослось. Только теперь из-за Чички.
  Нет, что не говорите, но девушки странный народ. Сама при каждом удобном случае давала понять, что я ей не безразличен. Более того - пару раз, улучив момент, целовалась так что до сих пор губы болят...
  Я непроизвольно прикоснулся ладонью и поморщился.
  Нет, это уже не от поцелуев, а от пощечины. Девчонка с виду хрупкая, а вмазала так, что я чуть не поплыл. А за что? Я же все по высшему уровню организовал. Насколько это возможно в предложенных условиях.
  Ложе медвежьей шкурой застелил. Да не местного, бурого разлива, а той, что с собою принес - белого, полярного. Круглей, между прочим, мне за нее баснословную сумму предлагал... Вина самого лучшего, которое только в замке отыскать удалось в кувшин налил. Свечи зажег. Только лепестками роз не озаботился. Не нашел в округе. Шиповник один, да и тот уже отцвел.
  В общем, подготовился к свиданию стильно и изысканно. Хоть оду слагай. Ну и пригласил девушку на рюмку чаю. О жизни будущего веку пообщаться.
  Главное ж не отказалась, пришла. Зашла в комнату, оценила дизайн. Я, в дополнение к общему уюту и чтоб не потревожил никто, поперек двери элегантно уронил дубину и... заработал по морде.
  Мог и второй раз схлопотать, но увернулся. Потом сдернул в сердцах с кровати медвежью шкуру, подхватил то, что под ноги попалось - то бишь, дубину и ушел. По-английски, без сцен.
  Как выбрался из замка, куда брел - помню смутно. Обидно же... Е-мое... А главное, непонятно за что? Ничего ведь не сделал.
  Отпустило, когда вспомнил похожую сцену из 'Кавказской пленницы'. Остановился, огляделся и понял, что снова заблудился. К счастью, на этот раз только в пространстве. Но, тем не менее, даже примерно не представлял: куда идти дальше. Тем более, ночью.
  Трухлявый пень, так вовремя подвернувшийся под ногу и все последовавшие за этим события, помогли успокоится и оценить трагикомизм ситуации.
  - Каждый заблуждается в меру своих возможностей... - выдал очередную цитату из прошлой жизни.
  Брести напролом, куда глаза глядят смысла не имело, да и устал изрядно. Выбрал местечко посуше и без муравьев, завернулся в медвежью шкуру, пристроил башку под голову, дубину под руку и попытался уснуть. Свежий лесной воздух, тишина... Красота. Курорт и санаторий. Вот только сон никак не идет...
  За последние дни столько всего случилось, такой круговорот событий, что оказаться с собой наедине не представлялось возможным ни на мгновение. Все время приходилось куда-то бежать, кого-то спасать, драться, убивать... Убивать мне нравилось меньше всего, но что поделать, если доброе слово не всегда действует на здешних обитателей и очень часто вопрос ставится ребром. Либо ты, либо тебя.
  Одним словом, не до рефлексий и прочих поисков смысла жизни. Как человеку бегущему вниз по крутому склону... Думай, не думай - главное ноги успевай переставлять. Все равно внизу окажешься. Вопрос: в каком виде?
  А вот сейчас, не было счастья так несчастье помогло, - эта возможность и появилась. Лежи, гляди на звезды, хоть изредка но пробивающиеся сквозь листву, и... Блин, а какой смысл? Сколько не жалей себя, ничего не изменится. Так что лучше и не начинать...
  Я повернулся на бок и, твердо намереваясь заснуть, закрыл глаза.
  - А-а-а!
  Совершенно дикий вопль разорвал ночную тишину, заставив меня вскочить на ноги.
  - Что за...
   - А-а-а! - вопль повторился и затих. Так кричать мог только человек. От жуткой боли или смертельной опасности.
  Я какое-то время прислушивался, но ночь больше не хотела открывать свои тайны. Кто бы и по какой причине не вопил, умолк. Может, погиб, а может, потерял сознание.
  Если бы крик был единственным, я так и остался бы на месте, по меньшей мере до утра. Но, второй вопль указал направление и кривить душой, делая вид, что ничего не происходит, я уже не мог. Тем более, все равно встал. Да и дорогу в замок спросить у кого-нибудь не помешает.
  
  * * *
  
  Сперва учуял запах дыма и только потом расслышал голоса.
  - Чуешь, Филин, а монашек случаем не того? Не окочурился? - говорящий так отчаянно шепелявил, что я скорее догадался, чем разобрал смысл фразы.
  - Не... Дышит. Сомлел от страха.
  - А может, не брехал? И впрямь пустой?
  - Окстись, Карзубый... - отозвался третий, хриплым басом. - Чтоб у монаха хоть пары монет не нашлось. Ни в жизнь не поверю.
  - Чего ж он в таком рубище? - не сдавался шепелявый. - Заплата на заплате. Только срам прикрыть.
  - Жадный... Ничего, как пятки поджарятся, сразу сговорчивее станет.
  Дальше можно было не слушать. Увы, разбой на дорогах нынче обычное дело, поскольку времена, когда девственница с мешком золота могла пешком пройти всю страну, не опасаясь ни за свою честь, ни за деньги, если мне не изменяет память, канули в прошлое вместе с Чингисханом, лет эдак двести тому. А то и все триста. И если бы разбойник не упомянул о жаренных пятках, вполне возможно, я не стал бы вмешиваться. Но в свете недавних событий, к пытке огнем я отношусь с огромным предубеждением.
  Черт... Ярость, может, и хороша в штыковых атаках, но в целом, только мешает. Совсем чуть-чуть отвлекся и уже потерял бдительность. И пяти шагов не сделал. Только обогнул пару деревьев, да чуть-чуть раздвинул руками кустарник, чтоб визуально оценить обстановку. Под ноги при этом естественно не посмотрел, и сухая ветка хрустнула с таким злорадством, словно только меня и поджидала.
  Трое разбойников вскочили на ноги, как подброшенные. Один, покрепче телосложением, ухватился за суковатую дубину. Топорная работа... с моей музейной и рядом не валялась. Двое остальных выставили тесаки.
  - Кто здесь?! - настороженно спросил, то что крупнее. Судя по хриплому голосу, именно он упоминал о пытке огнем.
  Я молча выжидал, не покажется ли еще кто. Вдруг разбойников в шайке больше, чем у костра? С учетом общей подготовки и приобретенного уже здесь боевого опыта, с тремя противниками я наверняка справлюсь, а вот оказаться одному против десятка или дюжины нет желания.
  Разбойники тоже замерли, глядя примерно в мою сторону.
  - Зверь... - спустя какое-то время, убежденно произнес шепелявый. Невзрачный мужичонка. Один из пары вооруженной ножами. Свою убежденность он подтвердил тем, что сунул нож за пояс и снова присел рядом с лежащим на земле человеком.
  - Что ты мелешь, Карзубый? Где ты видел, чтобы зверь к огню подходил? - не согласился с ним здоровяк.
  - Бывает... - затупился за приятеля Филин. - Я слыхал, что медведь, когда у него зубы болят, вообще не разбирает куда прет. Хоть в огонь, хоть в воду. И рвет всех, кого на пути встретит. Зубы, само собой, от этого у него болят еще больше, и зверь вообще сатанеет.
  - Тьфу на тебя, - сплюнул здоровяк. - Успокоил... Не накаркай...
  Что ж, спасибо за идею. Не долго раздумывая, я поправил медвежью шкуру, взревел дурным голосом и горбясь, так чтоб разбойники прежде всего увидели оскалившуюся морду зверя, сунулся к костру. Дубину, правда, держа на изготовку. Получится - хорошо. Нет - внезапность все равно на моей стороне будет.
  Сработало...
  Промышляющая грабежом троица, с такой прытью ломанулась прочь с поляны, что только кусты затрещали. Оставив мне в наследство догорающий огонь и неподвижно замершее рядом с кострищем тело в монашеской рясе.
  Одежонка на слуге божьем и в самом деле давно позабыла о лучших днях. Настоящее рубище, на котором заплат гораздо больше чем первоначальной ткани. Да и сам он, мягко говоря, был раза в три меньше, воспетого изобразительным искусством, краснощекого, толстяка-чревоугодника. Щуплый, невысокий...
  Света от костра не хватало, чтоб разглядеть жертву разбойников получше, но навскидку мог бы поспорить, что это скорее подросток, чем взрослый парень.
  Я наклонился и легонько потряс монашка за плечо. Теперь уже на ощупь убеждаясь насколько он худ. Как говорится, кожа да кости.
  - Эй, жертва экспроприации, живой?
  Тот неожиданно прытко подхватился, что указывало на целостность и невредимость организма. Встал на колени и завертел головою. При этом, держал ее напряженно и чуть склонив набок, словно еще и прислушивался, не вполне доверяя собственным глазам.
  - Не боись, парень... Кроме нас с тобою, здесь больше никого.
  - Спаси вас Господь...
  Голос у паренька оказался вполне сформирован. Еще не мужской, но и с девичьим альтом не спутать. Вот и ладушки. А то начитался я в свое время Стивенсона и прочих похожих сюжетов, когда в роли подростка оказывалась юная красотка, сбежавшая из родительского дома, нелюбимого жениха или мужа (нужное подчеркнуть).
  В плане разнообразия бытия, общество такого 'оборотня', конечно весьма интригующе. Вот только редко заканчивается так же приятно. А то и вовсе можно на свадебный пир угодить... Совсем не гостем. Что никоим образом не входило в мои ближайшие планы. Для начала с Чичкой бы разобраться... И уже почти благословившем нас Круглеем.
  Черт! Ну вот зачем я о них сейчас вспомнил? И так на душе муторно. А если девчонке хватило мозгов растрепать дяде о свидании... Представляю, что купец обо мне думает и какими словами поминает.
  - Ладно, чего уж там... - предоставив парню время привести себя в порядок, присел у костра.
  Он к тому времени уже почти погас, а я не хотел оставаться без огня. Благо, разбойники озаботились хворостом, и вскоре пламя снова весело захрустело сухими ветками.
  Все же странно устроен человек. Не было огня, я и не задумывался о нем. А как только костер появился, так уже и представить трудно, как можно без него провести в лесу целую ночь.
  - Ух ты...
  Беглый осмотр освещенной территории выявил две котомки. Одна завязанная, а в рассупоненной горловине второй виднелась округлая горбушка каравая.
  Я вытащил хлеб и уже собирался пошарить внутри, когда подумал, что имущество могло быть отобрано у монашка. И, значит, я стану ничем не лучше грабителей.
  - Твое? - протянул котомку ему.
  - Не хлебом единым... - ответил тот. Котомку принял, но не стал осматривать, а просто ощупал и положил рядом с собой.
  Судя по весу, внутри было еще что-то. Но, коль хозяин делиться не спешил, я настаивать не стал. Наоборот, разломал уже реквизированный хлеб и меньшую краюху протянул монашку. А чего? По справедливости... Во-первых, - я больше. А во-вторых, - без моей помощи он и вовсе без ужина остался бы.
  - Кличут тебя как, святой брат?
  Вообще-то мне было совершенно поровну, как зовут монашка. Но коль уж судьба послала собеседника, почему не воспользоваться?
  - Митрофан...
  - Ну, будем знакомы, Митрофан... Держи пять. Меня зови Степаном.
  Монашек принял протянутую ладонь обеими руками, секунду помедлил, а потом, вместо ожидаемого пожатия, низко поклонился и поцеловал тыльную сторону запястья.
  
  * * *
  
  Вот черт, как неудобно получилось. Хотя, глядя непредвзято, меня не прибавится и не убудет, а парень всего лишь доступным способом высказал благодарность за спасение. Помнится, я тоже был весьма рад и счастлив, когда ушел от запекания на углях. Правда, руку Лису не целовал. И чтоб замять неловкость момента, я спросил первое, что пришло в голову, раньше чем сообразил, что опять сморозил явную глупость:
  - Сам как вообще? Цел? А то ты вопил, словно тебя уже четвертовали.
  Ответ монаха огорошил меня еще больше.
  - Да, ваше сиятельство. Я ведь жуткий трус и совершенно не переношу боли. Отец игумен всегда приговаривал, что наказывать Митроху нет проку. Поскольку до первого удара я ору так, что у настоятеля розги из рук выпадают, а после - теряю сознание. А зачем сечь бесчувственное тело? Так что меня больше молитвенным покаяниям подвергали да посту.
  Занятное рассуждение и объяснение почти дистрофической чахлости парня. Откуда взяться плоти, если регулярно голодать? Но меня больше заинтересовал другой вопрос.
  - Сиятельство? С чего это ты меня так величаешь?
  - Простите, ваша светлость... - немедля повинился тот. - Я с детства слаб глазами. А ночью так и вовсе слепой становлюсь. Не разглядел...
  Теперь стало понятно поему монашек так странно держит голову. Он и в самом деле прислушивался, ориентируясь по звуку.
  - Это у тебя куриная слепота.
  - Куриная? Почему куриная? - забеспокоился тот.
  - Болезнь глаз такая. Как раз от голода и общей слабости организма возникает. Или от старости... Лечится хорошим питанием. В общем, ничего страшного.
  - Угу... Особенно, если впотьмах лбом обо что-то приложиться или в яму упасть.
  Парнишка, похоже, не был согласен с таким пренебрежительным отношением к его недугу. А поскольку я не был уверен в скоропалительном диагнозе, то с медицинского ликбеза перешел к вопросу интересовавшему меня гораздо больше.
  - Ну, как бы там ни было, а обознался ты, парень. Я не знатен. Так что не стоит величать меня незаслуженными титулами. В иных странах, за это можно головой поплатиться.
  Монашек дослушал с самым серьезным выражением лица и понятливо кивнул.
  - Прошу прощения, ваша милость. Что со слепца взять...
  Потом помолчал и поняв, что я не намерен продолжать эту тему, почти шепотом произнес:
  - Один совет, позволите?
  - Почему нет? - я подтянул к себе вторую котомку. Тоже не очень большую, но набитую туго, под завязку. - Ты же денег за него не просишь. Излагай...
  - Если хотите подольше сохранить свое происхождение в тайне, наденьте перчатки. Их можно объяснить ожогами или другими неприглядными шрамами.
  - О чем ты говоришь? - я и в самом деле ничего не понял.
  Митрофан, еще больше понизив голос, охотно объяснил.
  - Вы уж не обессудьте, ваша милость, но кожа у вас на руках гладкая, как у архиерея. Только благовониями не пахнет. Значит, в хозяйстве для каждого дела слуга имеется...
  И как сказал он это, с моих глаз будто полуда свалилась. Словно последний, недостающий пазл встал на свое место, придав мозаике осмысленную завершенность картины. То-то я все ломал голову: почему и ушлый купец Круглей, и опытнейший капитан наемников Франц, по прозвищу Рыжий Лис, да и вообще все вокруг, так ко мне расположены? Почему каждое слово воспринимают, как откровение? Нет, я не хочу сказать, что молол чепуху - наоборот, старался, как мог. Но ведь в жизни никогда так гладко не бывает. Обязательно отыщется тот, кто станет оспаривать даже самые мудрые приказы. А мои советы и распоряжения исполнялись беспрекословно, без малейших обсуждений и рассуждений.
  Зато теперь все понятно. Зоркие глаза моих новых друзей наверняка подметили такую незначительную деталь, с точки зрения человека цивилизованного, как ухоженные (в смысле, не шахтерские и не крестьянские) руки. И она сказала им больше, чем 'императорская' татуировка под мышкой. Потому как быть 'белоручкой' не зазорно - а дорого. Очень, очень дорого! О мелкопоместных шляхтичах и прочих шевалье даже упоминать не стоит. Не всякому светлому графу-князю по карману. Он и 'светлый', кстати, потому, что рученьки белые.
  Соответственно, я сразу был для них не диким варваром из далеких снежных Карпат, а 'сиятельством'! Или - светлостью... А что не желал в этом признаваться, так у сильных мира сего свои причуды. Отчего не подыграть дворянину? Авось зачтется? При последующей раздаче милостей... Когда блажить перестанет.
  Черт, черт и еще раз черт! Так обломаться... А я ведь поверил! Повелся, как последний лох! Друзьями считал. А они меня ... И Чичка тоже хороша. В то, что мужчина мог бы не обратить внимания на руки, я еще смог бы поверить. Но что этот нюанс проглядела женщина... Увольте, дураков нет. Только что закончились. Нет, правильно я сделал, что ушел... Уходимец, блин...
  - Сам-то, как тут оказался? - спросил у монашка, чтоб сменить тему, одновременно продолжая бороться с узлом на горловине котомки. - Подаяние собираешь или по другой надобности?
  - Сбежал я из монастыря, - опустил голову тот.
  'А вот и товарищ по несчастью образовался. Не одного меня, значит, судьба по свету гонит, как перекати-поле'
  - Надоело поститься?.. Ничего, братец. Сейчас подхарчимся за счет разбойничков. На год вперед отъешься.
  - Что голод?! - вскинулся тот. Вроде, даже обиделся. - Я привычный. С детства досыта не едал. Обрыдло... Года уходят, а толку от меня никакого. Ни себе, ни людям. Вот я и решил дело доброе совершить. Во славу Господа нашего. Как апостолы или великомученики.
  Парню, видимо, давно хотелось выговориться, да только собеседник стоящий никак не попадался. Даже на исповеди приходилось молчать, чтоб не выдать себя. Вот и спешил, торопился излить на меня сейчас все свои потаенные мысли, словно плотину прорвало. А мне что? Пускай. Ромку иной раз, после неудачного свидания, на такой поток философии пробивало - никакая дамба не выдержит. А я терпел и поддакивал. Так что и откровения мальца, как-нибудь осилю.
  - Сколько себя помню, только и видел что сад, поле да огород. Изредка, если игумен был в благом расположении духа - коровник посылали чистить.
  - Это награда? Навоз убирать? - не сдержал я искреннего недоумения.
  - Вот и видно, ваша милость, что вы нужды не знаете... - вздохнул монашек. - В хлеву тепло. А как стемнеет, можно в сено зарыться и поспать, если ко всенощной искать не станут. Но и это еще не самое важное. Главное - молоко... - паренек даже губами причмокнул. - Уличил момент, когда никто не смотрит, и соси вымя, сколько успеешь. Коровы-то раздоенные, не брыкаются.
  Факт, о таком преимуществе работника скотного двора над полевыми рабочими я бы ни в жизнь не догадался. И не только из-за 'благородства кровей', а потому что и молоко, и овощи в магазине покупать привык, - а не добывать по месту производства или произрастания. Но кто ж готов сходу признаться, что чего-то недопонимает?
  - Обо мне после поговорим... Вернемся к твоим делам.
  - Как будет угодно вашей милости, - не возражал Митрофан. - Как закончили прополку, так я в бега и подался. И время теплое, и искать дольше не станут. А когда хватятся, так за мной и след простынет. Ищи, свищи...
  - Разумно... - узел вроде наконец-то стал поддаваться. Затягивали под нож, или пальцы мои, вопреки замечанию монашка, так загрубели? - Ну а сам подвиг в чем? Какое деяние ты свершить намерен?
  - Решил я свет Слова божьего людоеду-разбойнику принести... - немного конфузясь, ответил Митрофан. - Столько бед он творит в нашей округе, а остановить его некому.
  - И ты решил, навернуть его на путь истинный?
  - Да! - вскочил монашек. - Неужто моя вера недостаточно сильна?! Великомученики с крестом в руке безбоязненно входили в клетку с дикими зверями...
  - За что львы и тигры были им весьма благодарны... Оп-па! Наконец-то! А ну-ка, поглядим, что разбойнички здесь припасли?
  С этими словами я перевернул котомку и вытряхнул ее содержимое на землю.
  - Помилуй нас, Матерь Божья! - вскричал монашек и, даже не сотворив крестного знамения, рухнул в беспамятстве. А я, глядя на неожиданные трофеи, с трудом совладал с рвотным позывом.
  
  
  
  Глава вторая
  
  Жирно поблескивая восковой желтизной, на утоптанную у кострища землю, из котомки густым потоком хлынули отрубленные кисти рук. Много... Минимум полсотни. Несколько, скользнув по себе подобным, как небольшие рыбины, закатились прямо в огонь, - и в нос сразу шибануло мерзкой вонью горящей плоти.
  Незакаленному видеоиграми рассудку и в самом деле не мудрено отъехать. Я и то едва-едва удержался. Особенно, когда приметил размеры всех этих ладошек...
  Сохранить сознание помогла не бесчувственность, а наблюдательность. На нескольких пальцах я успел заметить кольца. Оловянные, обручальные. То есть, никак с детским возрастом не сочетающиеся.
  По существу, не слишком большая разница, но все же убийство взрослых воспринимается не так болезненно, как истребление невинных детей.
  Взять хотя бы того же царя Ирода, погубившего сколько-то там сотен новорожденных. Сходу записали в самые жестокие изуверы, так что даже имя его стало нарицательным. А Тамерланом, Чингисханом, уничтоживших целые страны и народы до сих пор многие восторгаются, как величайшими полководцами и политическими деятелями. Позабыв о городах, вырезанных до последнего жителя, и курганах, возведенных из черепов пленных... Кстати, в том числе и подростков.
  У меня тут не курган, и не из черепов, но зрелище тоже малоприятное. Особенно, если разглядывать в одиночку. Так что я, как только устранил причину зловония, принялся приводить в чувство Митрофана.
  Монашек очнулся быстро, но едва его взгляд наткнулся на разбойничьи трофеи, монашек попытался отключится повторно. Такой исход меня не устраивал, так что пришлось поддержать его крепость духа звонкой пощечиной. Еще и прикрикнул:
  - Хватит. Чай не девица красная.
  Митрофан кивнул. Соглашался стало быть, что не девица, но от костра отвернулся и суетливо закрестился.
  - Господи, велико твое милосердие к грешникам... Прости неразумных, ибо не ведают, что творят...
  - Эти как раз ведают...
  Жалея парня я собрал кисти обратно в мешок и завязал горловину. При этом обратив внимание, что среди них нет ни одной левой длани.
  - Ты не знаешь, случай, почему тати только правые руки рубят?
  - Диаволовы козни, - опять осенил тот себя крестным знаменем. - Чтоб, значит, души убитых, не могли на небесах перекреститься. И стало быть, отправлялись в ад.
  - Глупо, - пожал плечами я. - Как можно искалечить бесплотное? Другой причины нет?
  Монашек немного помолчал, упрямо супясь. Видимо, ему религиозный повод для злодейства нравился больше, но его сиятельство, то бишь я, ждал ответа.
  - Людоед так приказал. Он платит за каждого убитого пол золотой монеты. А счет ведет по принесенным в замок рукам. И чтоб не платить дважды, велел отсекать у трупов только правые руки.
  Логично. Даже если и не убьют кого-то лихие люди, без правой руки все равно это уже и не воин, и не работник. Зверство? Как бы да. Но, помниться, из книг конечно, в самой передовой и вовсю демократической Америке тоже оплачивали портретами президентов скальпы снятые с индейцев. И не только... Цель она оправдывает средства. Если достиг. Потому что победителей судить некому.
  Ну а имеешь другое мнение - вперед, на баррикады. Бей супостата. И самому лапу оттяпай, аж по локоть, чтоб впредь не озорничал... Только, для начала, хорошо бы понять 'на кой'?
  - Что ж это за людоед, такой? И с чего на тутошних жителей осерчал? Если он и в самом деле человечиной питается, так ему по уму, наоборот, лелеять всех да холить, как добрый пастух свое стадо. А он - ишь чего затеял. Всех искоренить. Или запугать так, чтоб сами убрались куда подальше. Непонятно.
  - Это мне не ведомо, ваша милость, - признался монашек.
  И это согласуется со здравым смыслом. Откуда монастырскому послушнику знать такие нюансы. Было бы иначе, впору оглядываться в поисках засады. Как рассказывал дядя, именно такие мальцы, с горящими истинной верой глазами, и заводили отряды на минные поля.
  - А где его замок стоит знаешь?
  Парень кивнул.
  - Да, ваша милость. К самому замку дороги нет, а болото и искать не надо. Прямо по дороге, - Митрофан махнул рукою, указывая направление, - мили через две само покажется...
  Я что-то прослушал или не все понял?
  - При чем тут болото? Я тебя о замке Людоеда спрашиваю.
  - Так я и отвечаю... - парнишка захлопал глазами. - Посреди болота он, на островке. Но с дороги его не видно. Говорят, где-то в лесу гать потайная есть. Она на другой островок ведет. Вот с него замок уже виден, но попасть туда, без ведома хозяина нельзя. Поскольку замок и островок соединены мостом. Да не простым. А таким, что если чужой кто на него зайдет, мост в трясину уходит.
  - Мудрено... - недоверчиво посмотрел я на монашка. - Небось, молва людская придумала?
  - Чистая правда! - воскликнул Митрофан и перекрестился. - Истинный крест. Было б иначе, кто б ему позволил столько лет так зверствовать? Даже если бы князь дружину не послал, так кметы* (*здесь, - крестьяне) сами ополчились бы. Все лучше чем ждать, пока душегубы всю округу вырежут. А так... Сунулись раз, сунулись другой, да несолоно хлебавши и воротились. Едва не утопли все.
  - А как же разбойники свои награды получают? Им тропы тайные наверняка известны. Трудно поймать пару-тройку да поспрошать с пристрастием?
  - Без этого дружинники и до первого острова не добрались бы, - подтвердил Митрофан. - А дальше как? Островок махонький. Десятку оружных плечом к плечу не встать. Даже если по гати камнемет перенести, много с него толку? А со стен островок как на ладони. Стрелами враз всех выкосят.
  - Разбираешься...
  - Откудова, - добавил к словам отстраняющий жест монашек. - Слушал о чем люди судачат. Ведь в монастырь больше с жалобами, чем радостью идут. Вот и о погибших разговоры заводят почитай каждый день. И воях, и безвинно убиенных... Я, может, от того и сбежал, что нет мочи больше причитания слушать.
  Чего? Я с возросшим уважением взглянул на субтильного паренька. Так вот о каком подвиге он упоминал. Но, на всякий случай уточнил:
  - Уж не людоеда ли хотел ты словом Божьи урезонить?
  Митрофан на мгновение опустил голову, словно устыдился, но потом задиристо, как молодой петушок, вскинул подбородок.
  - Да! Я хочу пробраться в замок и прочитать ему из Святого Писания. Послание к...
  Послание к кому именно он собрался читать я не узнал, поскольку на поляну, с гиканьем и улюлюканьем выскочило как минимум с десяток индивидуумов самого звероподобного вида. Похоже, недооценил я крепость разбойничьей психики. Сумели таки очухаться. Или это следующая партия охотников за руками? Ладно, после разберемся... Сейчас только первая часть Марлезонского балета.
  
  * * *
  
  Увлеченный беседой с Митрофаном, я чересчур расслабился и не сразу понял, что все эти вопли были всего лишь отвлекающим маневром, а главная опасность подкрадывалась со спины. Бац! Дубина обрушилась на мою голову, проверяя череп на прочность. Раздался неприятный хруст, и разбойник удивленно воззрился на оставшийся в его руке обломок ударного инструмента.
  Ну а я, хотя тоже весьма удивился такому казусу, не тратя драгоценнейшее время на выяснение причин, вскочил на ноги и сходу залепил татю крюк правой. Но удар получился смазанный. Зная как неохотно дерутся разбойники, если не видят явного преимущества, и желая на этот раз заполучить хоть одного 'языка', я наносил удар в печенку. А попал в ухо. Впрочем, получилось не хуже.
  Разбойник хлопнулся на землю, даже не пикнув.
  'Что ж они тут все такие худосочные?..' - мелькнула первая мысль. Но ее тут же отстранила вторая, более оптимистическая: 'Это я опять великаном стал! Ну, теперь держитесь!'
  За те дни, что я прожил в нормальном теле, благодаря личине Мары, как-то позабылось, что в этот мир я пришел трехметровым великаном. Как и то, что действие колдовства закончится в тот миг, когда я очень рассержусь.
  А я сейчас бы очень зол.
  Подтверждением догадки стала разбойничья стрела, больно ударившая в плечо, и бессильно свалившаяся мне под ноги, словно у меня под рубашкой был бронежилет. Только оцарапала...
  'Бога, душу, мать!'
  Подхватив верную дубину, я шагнул через костер навстречу ликующей толпе, еще не осознавшей, что 'Акелла промахнулся', с удовольствием глядя, как их довольные хари бледнеют и зеленеют буквально на глазах.
  - Поберегись!!!
  Странный боевой клич получился. Впрочем, не суть. Важен тон и последующие действия.
  Выцелив ближайших к себе бандитов, я совершил круговой мах дубиной, вкладывая в него всю накопившуюся ярость. От обиды на девушку, от людоедских трофеев. И от подло нанесенного удара... В общем, хорошо махнул. Даже чересчур. Троих скосил вчистую, а потом дубина выпорхнула у меня из рук и устремилась прочь...
  Далеко не улетела. Отрекошетила от ствола крайнего дерева и на обратной траектории очень приложила по хребту еще одного разбойника. Видя такое 'здрасьте', уцелевшие работники ножа и топора, побросав инструмент привычно бросились наутек... Оставив на поляне три бездыханных тела, одного воющего от боли и одного в бессознательном состоянии.
  Нападение и схватка были столь стремительны, что Митрофан за это время даже с места не сдвинулся. Впрочем, может, монашек нарочно так поступил, чтоб под ногами не путаться и не мешать?..
  Разбойник, которому досталось дубиной в спину, лежал ничком и хрипло стонал. Но, как только я попытался перевернуть его на спину, он взвыл таким дурным голосом, что я оставил его в покое. Похоже, сила удара, даже на излете, была такова, что перебила бедняге хребет. В общем, не жилец. В третьем тысячелетии, с его продвинутой медициной, и то мужика ждала растительная жизнь. В лучшем случае, инвалидное кресло. Так это там. А здесь... Хоть и не заслуживает тать милосердия, - по уму его надо бы оставить подыхать, на радость хищникам, но я же не они. Окажу снисхождение...
   Учитывая возросшую силу, я взял раненого за голову и крутанул, как в кино показывали. Хрустнуло. Разбойник дернул конечностям и смиренно притих.
  - Прими Господи души усопших рабов твоих... - громко произнес Митрофан.
  - Аминь... - согласился я.
  Есть Бог или нет, вопрос спорный и по сей день окончательно не проясненный. Но лучше б был. И, соответственно, воздавал. Жаль только, что не наглядно. Очень бы способствовало... в плане воспитания из очередной обезьяны хоть какого-то подобия человека.
  'Последний герой', проверявший мою голову на крепость, по-прежнему пребывал в нокауте. Но, дышал. Это радовало... Поскольку, проведя беглый осмотр поляны, я обнаружил еще две наполовину заполненные котомки. И мое желание повидать Людоеда возросло в геометрической прогрессии.
  Подбросив пару сучьев потолще в костер, я связал по рукам и ногам единственного пленника и присел рядом с молящимся монашком.
  - Полно, тебе, Митрофан... Не переусердствуй. Пустые были людишки. Совсем негодящие.
  - Господь милосерден.
  - Не спорю... Так и ты у него права судить не отбирай. Захочет - помилует. А нет - не нашего ума дело.
  - Я?! Господу?! - изумился монашек.
  - А то? Разве своими молитвами ты не подсказываешь Создателю, как он должен поступать?
  Посмотреть на молебен под таким углом Митрофану явно не приходило в голову. И пока он опять не впал в прострацию, я уточнил:
  - Ты и в самом деле не знаешь, как потайную гать найти?
  Погруженный в осмысление, подброшенной мною идеи, монашек только головою мотнул.
  - Жаль... А то отпустили бы разбойника с миром... Кстати, а тебя совсем мой рост не смущает?
  - Рост? - переспросил тот. - Нет, ваша милость. Но я же говорил, что к ночи почти слепну. Вот солнце взойдет, тогда и погляжу внимательнее.
  'Черт! Он же говорил, а я совсем упусти из виду. Но тогда... Может, я разозлился не после того, как разбойничьи трофеи увидел, а раньше? М-да, представляю себе лица бывших друзей, если б 'их светлость' прямо у них на глазах великаном оборотилась... Наверняка, сразу о разыскиваемом Белозерским князем Людоеде вспомнили бы. Впрочем, чего гадать. Все равно ушел и возвращаться не собираюсь...'
  - Он очнулся... - вырвал меня из раздумий Митрофан.
  Я взглянул на неподвижного разбойника и переспросил:
  - Уверен?
  - Конечно, ваша милость... Он же не знает, что с незрячим дело имеет. Замер. Но я то слышу, что притворяется. Дыхание изменилось. Раньше безмятежное было, а теперь страх в нем чувствуется.
  - Боится, значит. Это хорошо. Проще будет язык развязать. А уж вопросов у меня к нему: воз и тележка...
  - Не губите, ваша милость! - взмолился душегуб, переворачиваясь на спину. - Господом Богом, молю! Верой и правдой отслужу! Только не казните! Не по своей охоте на большую дорогу подался...
  - Скажи еще 'токмо волею пославшей мя жены', - съехидничал я, но лесной тать 'Двенадцать стульев' не читал и не видел, так что издевки не оценил.
  - Нету у меня жены... - пригорюнился, может, взаправду, а может, притворно. - В прошлом годе вместе с ребятней схоронил... Как отроки княжьи деревеньку нашу с огнем пустили, на самого Николая Угодника... так и померли с голодухи-то, домочадцы... С тех пор и рыскаю лесом, аки волк алчный. И нет мне, горемычному, ни покоя, ни покаяния...
  - Сейчас заплачу... - прервал я его причитания. - А в память о покойнице жене и ребятишкам безвременно усопшим, ловишь путников и отрубаешь им руки. Да? Чтобы не тебе одному страдать. Что умолк? Крыть нечем?
  Разбойник угрюмо молчал. Только желваки на скулах играли так, что кустистая борода ходуном ходила. А может, попросту от страха трясся...
  
  * * *
  
  Я собирался дать душегубу время побыть в неведенье до утра, ведь ничто так не пугает, как неизвестность и собственное воображение. Особенно, когда ничего доброго от будущего не ждешь, кроме заслуженного воздаяния. А уж после начать спрос и вербовку. Но не получилось...
  - Брешешь... - отозвался Митрофан негромко, зато с твердой убежденностью в голосе. - Не могли княжьи люди подобное учинить. Зачем им своего же господина добро рушить? Чай не рыцарское командорство. Или ты не из этих краев?
  Разбойник исподлобья недобро зыркнул на монашка, но ничего не ответил, призадумался только.
  - Чего молчишь? - не отставал беглый послушник. - Ну-ка, сказывай: откуда родом будешь? Что это за деревня? В монастырь со всей округи слухи сбегаются. И уж о таком злодействе, да еще на кануне Рождества учиненном, точно святые братья узнали бы. А я что-то не припоминаю. Псы-рыцари - те да, прошлым летом сожгли пару деревень на Пограничье. И этой зимою, было дело... тоже хотели Сосновку с дымом пустить, но не успели. Князь заранее разузнал о готовящемся нападении и дружинники встретили кнехтов еще на подходе. Сказывали, всех немцев порубили. Ни один не ушел.
  Поскольку тать явно не торопился развязывать языка, пришлось легонько пнуть его под ребра.
  - Говорить не стану, хоть жгите... - проворчал он, застонав сквозь зубы. - А вот ежели святой брат готов принять мою исповедь... Все равно живым не отпустите. Так хоть душу облегчу.
  - Я всего лишь послушник при монастыре, - замахал на него руками Митрофан. - Даже постригу не принимал, не то что архиерейского благословения. А уж о таинстве исповеди и говорить нечего. Не посвящен...
  - Ничего, - не сдавался разбойник. Видимо уж очень много грехов за ним числилось. Боялся все с собою на Страшный суд нести. - Лесному волку и лешак поп. Уважь грешника... - и видя, что монашек по-прежнему колеблется, угрожающе прибавил. - Иначе я тебя самого прокляну перед смертью, и в Аду тоже всем чертям твое имя твердить стану. Чтоб не забыли вилы приготовить да сковороду раскалить, когда черед придет.
  Прикольный развод. Мне бы такое и в голову не пришло, а на монашка моего подействовало. Побледнел даже...
  - Ну, хорошо... Я тебя выслушаю. Сказывали, коли нужда придет, то и мирянин может исповедь принять и присоединить свою молитву к покаянной. А будет от этого толк или нет - уж не обессудь.
  - Моя забота, - облегченно вздохнул разбойник. - Всяко облегчение. Начнем?.. - и покосился на меня.
  'Здрасьте, приехали... А я тут с какого боку? Я на исповедь не подписывался. Ни собственные грехи на других перекладывать, ни под чужие свою спину подставлять не намерен'
  - Прощения просим, ваша милость, - прояснил ситуацию Митрофан. - Пусть исповедь и не настоящая, уж совсем посмешище из очищения души делать не следует. Так что либо вы куда-нибудь, в сторонку отойдите, либо нам дозвольте...
  - Зачем же нам, святой брат, тревожить их милость? - живо перебил монашка душегуб. - Сами отойдем. Чай, не приросли к земле... - и довольно проворно, как для связанного поднялся.
  Идти, правда, не смог. Да и кто смог бы? Прыгнул раз, другой и остановился, неуверенно глядя на своего исповедника.
  - Мне б только путы чуток ослабить... Я не заяц, а лес не поле - далеко не ускачешь...
  Митрофан посмотрел на меня.
  - Конечно... - кивнул я и тесаком, доставшимся в наследие от первой троицы, одним ударом перерубил веревку на ногах разбойника. - Богоугодное ж дело... Зачем препятствовать? А я посплю, пока. Уверен, исповедь будет длинной. Если усну крепко - до утра не будите. Умаялся чуток. После поговорим...
  Потом притворно зевнул и стал укладываться неподалеку, под развесистым кустом то ли молодых побегов граба, то ли орешника. Это я к тому, что не колючим.
  Как только разговор зашел об необходимости уединения для дачи покаяния, решение тут же сошлось с ответом в задачнике. Уж пусть простят меня люди искренне верующие, знающе, что Христос простил даже Дисмаса* (*Дисмас, - Благоразумный разбойник. Традиционно считается, что Благоразумный разбойник был первым спасённым человеком из всех уверовавших во Христа и был третьим обитателем Рая из людей (после Еноха и Илии, взятых на небо живыми) и Иуду, - в моем, скептически настроенном разуме, лесной тать никак не монтировался с раскаявшимся грешником. А вот с прожженным лжецом и хитрецом, который ради спасения собственной шкуры способен осквернить, предать даже самое святое - как под копирку.
  Поэтому, отыграв для виду роль недалекого лопуха и позволив парочке удалиться, я немедленно принял контрмеры. Ибо, как сказано: на Бога надейся, а сам не плошай.
  Выждал пока они не скроются с глаз, а потом, как только мог осторожнее - раздвигая руками кусты и нижние ветки, проверяя нет ли под ногами сухого валежника - заложил длинную дугу, пока не вышел впереди того места, где должна была проходить исповедь.
  В общем-то и не долго провозился, а чуть не опоздал. 'Кающийся грешник' успел уже не только как-то уговорить 'исповедника' развязать руки, но так же дать ему по голове и связать. А теперь, забросив на плечо пленника, торопливо шагал прочь от стоянки. Время от времени оглядываясь назад. Опасался погони.
  Напрасно. Лучше б бежал быстрее. Со спины ему точно ничего не грозило...
  Не знаю, может, если бы он только попытался удрать, я разозлился бы меньше. В конце концов, обретение свободы священное право каждого. Но то, что душегуб ни капельки не раскаялся и уходил, прихватив доверившегося ему паренька, в корне меняло дело. Это был его выбор, а я только согласился с ним. Поставив точку в общении. Все равно не было гарантии, что разбойник, отвечая на мои расспросы, снова не обманет и не предаст в самый неподходящий момент.
  Ну что ж, я хоть и не 'аз', но 'есьм' и воздать тоже могу.
  Одной рукой я аккуратно снял с него монашка, а второй - ухватил за шиворот и со всего маху приложил головой о соседнее дерево. Не щадя ни сил, ни ствол. Только хрястнуло. И ничегошеньки в моей душе при этом не екнуло и не шевельнулось. Наоборот, по сердцу, покрывшемуся ледяной коркой, пока я собирал обратно в котомку отрубленные кисти рук, словно трещинка пробежала. Тоненькая, как паутинка. - а все же дышать стало немножко легче.
  Митрофан слабо застонал, но в сознание не пришел. И глядя на залитое кровью лицо простодушного, искренне желавшего помочь незнакомцу паренька, моя совесть, попытавшаяся было что-то вякать, смиренно удалилась выжидать для нотаций более подходящий момент.
  
  
  
  Глава третья
  
  Не зря поговаривают, что в России нет дорог, а одни только направления. Взять к примеру римлян. Как проложили еще во времена рабовладельческие свои булыжные 'виа', так по нынешний ими пользуются. И говоря о 'нынешнем дне', я имею в виду не одна тысяча двухсот какой-то год от Рождества Христова, что сейчас на дворе, а свое родное третье тысячелетие.
  В общем, молодцы римляне. Звериный лик рабовладельческого строя канул в Лету, даже Колизей развалился, - а мостовые и акведуки остались.
  А у нас - хоть битым шляхом назови, хоть большаком, все едино - грунтовка. При чем лик транспортной артерии так побит оспинами рытвин да колдобин, что ровных участков раз-два и обчелся. В большинстве ям вода даже летом не высыхает. Будто подземные ключи в них выход на поверхность нашли.
  Или в самом деле землевладельцы вредят? А что... На таком пути 'из варяг в греки' или обратно, не только товар растеряешь. Впору транспортному средству развалиться. И уж тогда ликуй да веселись честной народ, ибо что с воза упало то пропало. В том смысле, что хозяина сменило.
  Впрочем, мне то что? Имущества кот начихал, да и замка рядом с дорогой тоже. Был да сплыл. Остался за синими горами и зелеными лесами... И это я уже не ерничаю, а заявляю всерьез.
  После того, как мой монастырский знакомец пришел в себя... К счастью, пленение обошлось для него без необратимых последствий. Шишка и постоянный звон в ушах не считается... Хотя, конечно, для человека больше полагающегося на слух нежели на зрение, деталь весьма неприятная. Радовало только, что последствия нокаута, как правило, весьма непродолжительны. Организм молодой, восстановится.
  Так вот, когда Митрофан перестал трясти головой и начал различать внятную речь, я в первую очередь навел справки административно-географического плана. Чтобы хоть как-то сориентироваться на местности.
  Собранная и сопоставленная с уже имеющейся информация не просто удивила, а прямо скажем, огорошила. Хотя, казалось бы, пора уже и привыкнуть к мысли, что здесь - не там. И если допустимы одни необъяснимые наукой факты, типа моего перемещения и видоизменения, или - телепорты, в простонародье именуемые Радужными Переходами, то почему не могут происходить и другие странности?
  В общем, если Митрофан не сочиняет, - а я не вижу в этом никакой для него корысти, а значит, и смысла, - то выйдя из замка и направившись на северо-восток, я за два часа неторопливого марша оказался, примерно, в полутораста верстах на северо-западе от резиденции фон Шварцрегенов. Вниз и слева от меня владения ордена тевтонцев и еще каких-то рыцарей. Вправо, то бишь на восток - земли русичей. А под ногами - та самая Жмудь, куда православное духовенство и князья тайно отправили священную реликвию. До рекомых Россиен не так чтоб рукой подать, но все ж гораздо ближе, чем из Западной Гати и замка Черного Дождя.
  Интересное совпадение. Или все же случайность? Поскольку я без малейшего понятия о событиях происходящих в мире, любое упоминание о том, что мне знакомо, кажется важным и многозначительным. А я сам - весьма нужным и значимым. Типа пресловутой затычки, пардон, чопа* (*Чоп - деревянный обрубок, используемый обычно в качестве затычки). Без которого ни одна бочка обойтись не может.
  - Не вышли еще к болоту? - отозвался монашек. В сером предутреннем свете он почти ничего не видел и брел, как бычок на привязи, держась за веревку, привязанную к моему поясу. При этом, стараясь не дотрагиваться до мешков с разбойничьими трофеями. - Гнилью пахнет... И сыростью.
  Свежий лесной воздух и в самом деле слегка изменился. Не так чтобы слишком, но явственно отдавало грибами и менее приятной для обоняния плесенью. Но плотно укатанная грунтовая дорога по-прежнему вилась сквозь чащу и никакого просвета впереди не намечалось. Зато солнце наконец-то поднялось выше деревьев. И как только дорога совершила очередной маневр, легла строго на запад, я всей спиной почувствовал, приятное тепло, изгоняющее из тела ночную стылость.
  Кстати, в том что мы не стали засиживаться и двинулись в путь не дожидаясь рассвета, заслуга послушника. Я так с удовольствием пару часиков придавил бы, не отходя от костра. В силу общей усталости организма. Но глядя на беспокойно вертящего головою паренька, невольно и сам поддался его нервозности. Сперва начал прислушиваться к каждому шороху, а там и вовсе вздрогнул от махнувшей крыльями над нашими головами ночной птицы.
  Казалось бы, чего дергаться при такой толстокожести, ан нет - какой-то червячок сомнения все же образовался.
  Чтоб успокоиться, отломал от акации ветку и некоторое время безуспешно тыкал себя шипами в разные участки тела. Эффект нулевой. На коже даже царапин не оставалось. Собственно, чего-то такого и стоило ожидать. Согласно праву природы и законов физики. У слонов или бегемотов кожа толстая тоже не потому что им так больше нравиться, а чтобы не лопнула, удерживая вместе центнеры мяса и костей.
  Вот и я, добрав в весе и росте, превратился в 'броненосца'. До носорога и тем более черепахи еще далеко, но и всякими разными ножичками или стрелами тыкать в меня дело зряшное. Ахиллес отдыхает...
  И как только память вытащила из залежей школьного образования имя античного героя, предупредительный звонок прозвучал вторично. Причем, настырно так... Дззззынь! А после и подсказку дала. Поскольку Ахиллес этот не столько подвигами знаменит, сколько пяткой*. (* Ахиллесова пята́ - миф, повествующий о том, как мать Ахиллеса захотела сделать своего сына неуязвимым и для этого окунала его в священную реку Стикс. Но, окуная младенца в воду, держала его за пятку, и Стикс не коснулся ее своей струей. Именно туда Ахилл и был смертельно ранен отравленной стрелой Париса). А поскольку легенды и предания не только для красного словца слагались, а в назидание и наставление грядущим поколениям, - стало быть, надо и у себя пресловутую 'пятку' искать.
  Придя к такому выводу, я перво-наперво поглядел на ноги. В ботфортах неизвестного обувной промышленности размера, они смотрелись уж слишком монументально, чтобы заподозрить в них слабое звено. А где же тогда?
  'Гуляй солдатик, ищи ответу...'
  - Ой!
  Этот возглас издал Митрофан, одновременно выпуская привязь и непроизвольно пятясь.
  - Господи помилуй! Ваша милость, это вы? - воскликнул, задирая вверх голову и крестясь, будто увидел дьявола.
  - Прозрел? - улыбнулся я. - Неужто совсем непохож?
  - Да, голос тот же, - согласился монашек, озадаченно вертя головою. - Ну вы и вымахали! Ой... Я совсем не это...
  - Перестань, - махнул я рукою. - Как говорил Иисус, кто из нас без недостатка, тот пусть первым бросит свой камень...
  - Вообще-то, Христос сказал о грехах... Но так тоже можно истолковать, - согласился Митрофан. А потом, в разрез своим же первым впечатлениям, добавил восхищенно причмокнув. - Здорово, наверное, быть таким огромным?
  - Не знаю, - честно ответил я. - Не привык еще.
  И, глядя в широко распахнутые от совершенно детского восхищения глаза Митрофана, я наконец-то понял: где мое уязвимое место.
  Глаза. Та же вчерашняя стрела, попади не в плечо, а выше и правее - все могло закончится гораздо печальнее. Много ли слепец навоюет? Даже очень сильный. Еще древний грек Одиссей сумел победить Циклопа, ослепив великана. Так что надо покумекать и принять меры. Какие? Мало ли. Сходу и не сообразить. А для начала можно один глаз зажмуривать в бою, или повязку пиратскую надеть. Вроде, глупость, а все же...
  - Ваше сиятельство, болото... - паренек, очевидно, радуясь возвратившемуся зрению, забежал шагов на двадцать вперед и там тыкал рукою вперед себя. - Пришли, кажись.
  
  * * *
  
  План был прост, как и все гениальное. Притопать к болоту и обойти его по периметру, внимательно глядя под ноги. Какой бы потайной не была гать, а если разбойники пользовались нею достаточно часто - не наследить не могли. Пусть я и не в индейском племени вырос, но дикий берег от того места, где люди входят и выходят обратно, как-нибудь отличу. Во всяком случае, надеюсь...
  Ну, и всегда оставался план 'Б'. Затаиться и ждать, пока не прибудет очередная шайка, сбывать добычу. Вот только, как скоро это произойдет? С учетом того, что две банды я немножко проредил и от трофеев избавил.
  Монашек выслушал меня, философски пожал плечами и ответствовал, что все в руках Господних.
  - Остановить душегуба дело богоугодное. И коли на то будет воля Создателя, то мы выйдем к замку даже с завязанными глазами.
  - Если так, то конечно...
  Хотел было подшутить, что Митрофан, наверно, потому и не боялся пускаться в дорогу, что имел такого поводыря. Вот только, куда это его завело? И чем могло закончиться, не подоспей я вовремя? Но воздержался. Наверняка монашек ответил бы, что никто иной, как Бог меня к нему на выручку и послал.
  - Что?.. - задумавшись, я пропустил мимо ушей вопрос Митрофана.
  - Вы, ваша милость, давеча сказали, что не привыкли еще к своему росту.
  Я ограничился кивком, мысленно коря себя за длинный язык.
  - Позволено ли мне полюбопытствовать...
  - Позволено, позволено... - проворчал я. - И вообще, давай условимся на будущее, что ты будешь звать меня по имени, без титулов. Хорошо?
  - Как скажете, ваша... - беглый монашек улыбнулся собственной оплошности, замялся чуток и поправился, по слогам произнеся мое имя. - Сте-пан...
  - Так-то лучше. Привыкай, Митрофан. И чем быстрее, тем лучше. Как дорогу в логово людоеда отыщем, еще не так лицедействовать придется. Ну, так что ты спросить-то хотел? Как давно и почему я великаном стал?
  - Да...
  - Заколдовала меня злая ведьма... - брякнул я первое, что смог придумать. - И тех седмиц еще не прошло.
  - Христос учит нас, что никакого колдовства нет. А только происки Диаволовы...
  - Пусть так, - не стал я вступать в богословский спор. - Может, и дьявол подсуетился. Только мне что в лоб, что по лбу. Ни капельки не легче.
  - Э, нет, - не согласился монашек.
  Подошел ближе и, запрокидывая голову, очень серьезно поглядел мне в глаза. Даже руку многозначительно поднял, как священник на проповеди. Да и заговорил так, как повторяют с чужих слов. Не все понимая, поэтому стараясь сохранить первоначальную интонацию.
  - Разница огромная!.. Поскольку христианское учение суть колдовства отрицает, то и молитва от него защитить не может. Зато от козней нечистой силы - в сам раз. Только искренне защиты у Господа просить надо. Ты б... Степан, рассказал мне, как все случилось. Авось, пойму? Не смотри, что я млад летами. Зато при монастыре все время. Многое повидал, а еще больше слышал. А народ он разное сказывает.
  'В смысле, отрицает? А как же тогда 'охота на ведьм' и прочие развлечения инквизиции, едва не сгубившей генофонд красоты в Европе? Что-то не вяжется. Или это у католиков так принято, а у православных по другому? Интересно, но не ко времени. Отложим для привала'.
  - Верю, верю... - хотел похлопать парня по плечу, но вовремя удержался. Блин, это ж теперь каждое движение соизмерять придется, чтоб невзначай не сломать чего лишнего. - И непременно расскажу. Только, давай не здесь и не сейчас.
  Я обвел рукой пустынную дорогу, на обочине которой мы стояли, и простирающиеся правее, сколько глазу удавалось ухватить, болотные топи. Поросшие редкими деревьями, кустарниками или осокой да резедой. Но большую часть занимали открытые участки, зеленой от ряски воды. Над болотом роилась мошкара и тянуло холодной сыростью, как от кладбищенского склепа.
  'Вот воображение разыгралось, - одернул я сам себя. - Надо ж такое выдумать. Склепом, да еще и непременно кладбищенским. А чем еще жиже пахнуть, как не сыростью и холодом? Не Африканская пустыня...'
  Я представил себе, как мы должны смотреться со стороны. Невысокий паренек, едва достающей макушкой мне до локтя. Худенький, будто святые мощи, одетый в рубище много лет тому бывшее монашеской рясой. И рядом с ним верзила - росту не меньше трех метров, соответствующей ширины плечи и прочий организм. В одной руке трехпудовая дубина, длиною аккурат в рост монашка, а другая удерживает заброшенные за спину четыре мешка. Которые, на моих плечах и на мешки то не похожи, так - котомки дорожные.
  В общем, еще та картина. Увидеть и... Но именно на этом контрасте я решил сыграть. С этой целью даже прихватил кое-что из самых пристойных разбойничьих вещей. Встречают ведь по одежке. Но пока решил держать идею при себе. Учитывая общую хилость Митрофана и его же чрезвычайную мнительность.
  - Солнце ждать не будет. Сколько успеем за день осмотреть, столько нашего. А разговаривать и ночью можно. Кстати, подкрепиться не хочешь?
  Митрофан брезгливо покосился на мешки и быстро замотал головой.
  - Ну, как хочешь. Надумаешь, скажешь.
  Вместо ответа парнишка размашисто перекрестился и шагнул к болоту. Ну вот, поди разбери, что он себе там воображает?
  - Погодь. Ты чего топь полез? - остановил я его.
  - Гать искать... - недоуменно глянулся тот.
  - В общем-то, я так и подумал... Вылезай обратно. Или не слыхал, что на воде следов не остается?
  - А как же тогда, ваша милость? Я думал, мы будем вдоль берега брести и дно щупать...
  - Нет, брат, кормить пиявок у меня нет желания. Да и не факт, что гать прямо у берега начинается. И ты меня опять 'милостью' величаешь.
  - Правда?
  Монашек удивился так искренне, что было ясно, он оговорки даже не заметил. Засада. Надо срочно вносить коррективы в мой план, а то погорим.
  - Ладно, если тебе так привычнее - пусть. Но только 'милость', никаких 'сиятельств'. Договорились?
  - Да, ваша милость, - монашек, кажется, даже вздохнул облегченно. - Но вы так и не сказали, как...
  Водяной пузырь надулся и с оглушительным треском лопнул в паре метров за спиною у Митрофана. Монашек охнул и начал закатывать глаза. Пришлось бросить мешки и подхватить парня, пока он не свалился в воду.
  - Блин, послал же Бог помощничка...
  Не слишком тактично встряхнул Митрофанушку за шиворот, так что у того лязгнули зубы, я рывком втащил его на сухое. Да еще и поставил так, что он стукнулся о землю пятками. Зато, в совокупности, помогло. Парень очнулся.
  - Водяной?.. - прошептал, осторожно оглядываясь.
  - Ты же говорил, что христианину не пристало в нечисть верить?
  - Верить не пристало, - перекрестился тот, на всякий случай отходя еще на пару шагов. - Но опасаться не помешает.
  - На бога надейся, а сам не плошай... - улыбнулся я.
  - Хорошо сказано, ваша милость. Из вас получился бы отличный проповедник. Двери церкви ломились бы от паствы...
  Тут он спустился на землю, оценил мои габариты и вздохнул.
  - Не журись, казак! Какие наши годы. Как говориться, пути Господни неисповедимы. Так что кто знает, может, еще и доведется, - отмахнулся я.
  Вот уж воистину, язык мой - враг мой. Нашел с кем шутки шутить. Совсем забыл, что вокруг не третье тысячелетие, где можно молоть языком что ни попадя. Зная, что за базар почти наверняка отвечать не придется. Иначе журналисты давно бы перевелись и как вид, и как класс.
  
  * * *
  
  Хорошо в лесу летом, особенно в утреннюю пору, когда и ночная прохлада еще не покинула его окончательно, и мошкара не проголодалась. Обильно укрытые росой травы и листья источают легкий аромат свежести. Дышится легко, привольно. Даже настроение, несмотря на все невзгоды, изменило вектор. Ощущение, как после визита к стоматологу. Досаждающая боль и страх перед бормашиной - все это уже в прошлом. И хоть во рту горько от лекарств, да и челюсть от анестезии словно не своя, чувствуешь себя, как заново родившись... Герой, да и только.
  Эх, сейчас бы не логово людоеда-душегуба искать, а на грибную охоту выйти. Брести неторопливо, насвистывая что-то, и высматривать темные, маслянистые шляпки средь отливающей серебром зелени.
  Я и высматривал. Только не грибы, а следы от кострищ...
  Когда говорил Митрофану, что вода не хранит следы, мысль оформилась следующая... Будь я разбойником, неужели позволил бы своему атаману без присмотра пойти в замок, что бы сменять трофеи на золото? Да ни под каким соусом! И поскольку ватага состоит исключительно из 'честных и доверчивых' членов братства, то в эскорт к своему главарю запишутся все без исключения.
  Так что разбойники, сколько б их не было, как один попрутся к замку. А их там ждут? Сильно сомневаюсь. Зачем Людоеду так прятаться, если б он запросто впускал внутрь всех желающих? Стало быть, большей части банды придется дожидаться в лесу, пока уполномоченные будут вести торговые переговоры.
  А что делают люди, когда им нечем заняться, а как скоро 'купец' изволит выйти и принять товар - никому неизвестно? Правильно, разжигают огонь, готовят пищу и располагаются на отдых. При этом, место выберут такое, чтоб не упустить атамана из виду.
  То есть, следы от костров надо искать на расстоянии прямой видимости трясины. Что я безуспешно и проделывал...
  Солнце постепенно перевалило через полуденную отметку и так же неторопливо двинулось к закату. Лес потихоньку оживал, привыкал к нам. В первую очередь - мошкара. К счастью, кожа моя оказалась бронированная не только для стрел, но так же и не по жалам слепням, оводам и прочей камарильи* (* конечно же автор имеет в виду тучу комаров, а не испанских интриганов и, уж тем более, не объединение вампиров)... А Митрофанушка либо был им не по вкусу, либо знал какую-то защитную молитву.
  Почему нет? Вельзевул или Бааль-Зевув, одно из имен дьявола, в переводе с иврита означает 'повелитель мух'. Так что христианская молитва вполне могла воздействовать на его подданных. Либо кожу на этих ходячих святых мощах так же невозможно прокусить, как и у меня.
  Испуганный газовым пузырем, монашек больше не пытался лезть в воду, но и не понимая сути затеи, держался все-таки гораздо ближе к краю болота. Примерно, посредине между мной и трясиной... Это обстоятельство нам и помогло, как и вернувшаяся к парню куриная слепота, когда дело отчетливо близилось к вечеру, и я уже собирался отдавать команду на привал и ужин с ночевкой.
  Сперва раздался приглушенный возглас, потом шум падения, а еще секундой позже - монашек обрадовано вскричал:
  - Ваша милость! Гляньте, чего тут...
  Искомое кострище обнаружилось в яме под корневищем свороченной набок старой сосны, не упавшей на землю, а зависшей на ветвях соседних деревьев.
  Ну, правильно. Мог бы и раньше сообразить. Не имея возможности добраться до заказчика, княжьи люди все же не сидят сложа руки, а время от времени шерстят округу, в поисках исполнителей. Так что разбойникам никак нельзя изображать из себя братьев двенадцать месяцев. То бишь, разводить огонь в открытую, приглашая к костру всякого, кто заприметит в ночи отсвет пламени. Я вон вышел на огонек, и чем для грабителей это закончилось?
  Другой вопрос: почему так близко к болоту?
  Ответ пришел, когда я присел рядом с кострищем, чтоб хоть примерно оценить, как давно здесь жгли огонь.
  Вот же ж дубина стоеросовая! Глядел на болото с высоты своего нового роста и не мог сообразить, что у нормальных людей радиус обзора, как минимум, на десяток метров меньше. Банальная геометрия...
  - Молодец, - похвалил монашка. - Думаю, это именно то что нам надо. Вряд ли здесь еще кто-то ночевал.
  - Уж, не сомневайтесь, - Митрофан привычно осенил себя крестным знамением. - Никто с чистыми помыслами и в здравом уме в такие дебри не сунется.
  - Как же мы-то с тобою? - попытался подшутить я, чтоб приободрить своего спутника.
  - То что вы задумали, ваша милость, конечно же достойно и благородно, но... Христос завещал нам смирение. Обещая каждому воздаяние по делах его. Так что не с чистыми помыслами мы здесь, а с мечом.
  - Дубиной...
  - Что? - встрепенулся монашек.
  - Нету у нас меча, Митрофан. Только дубина... А что до воздаяния... Откуда нам знать промысел Божий? Может, мы сейчас не сами по себе, а только инструмент в его длани? Ведь ты не станешь спорить с тем, что без его на то воли ничего произойти не может?
  Куда бедному парнишке было тягаться со студентом четвертого курса университета, для получения зачета способного заболтать любого препода. Так что Митрофанушка углубился в теологические размышления, а я наоборот - занялся мирскими вопросами. В частности: искать гать прямо сейчас, или выждать следующего дня?
  А еще запоздало подумал: не было ли у разбойников предусмотрено каких-либо условных сигналов 'свой-чужой'... Которые они подавали придя на место обмена? Потому что в этом случае, все существенно усложнялось.
  Хотя, вряд ли. Не тот уровень. Где владелец замка, а где разбойники? Бросить кость одичавшей своре, чтоб использовать ее ярость в свою пользу - это одно, а приручить на постоянной основе - совсем другая статья. Сейчас Людоеда никто за руку не схватил, одними лишь слухами земля полнится. И если раньше или позже найдется сила и власть, чтобы спрос учинить, он запросто от всего открестится.
  'Ничего, мол, не ведаю, ничего не знаю... Да, было дело, озоровал лесной люд. Бога не боятся, лиходеи. Совсем страх да совесть потеряли. А я тут с какого боку? Сам из замка не вылезал... за жизнь опасаясь. Оттого и гать тайную устроил и к себе никого не пускал. Что говорите? Зачем покупал отсеченные руки? Бред и поклеп! Я, милостивые судари, дворянин! Требую немедленно извиниться или дать сатисфакцию любым оружием...'
  В общем, как-то так. Главное, у нас с Митрофаном, есть реальный шанс подобраться к этому исчадию ада поближе. На расстояние удара дубиной. О большем я, пока, не задумывался.
  - Ну что, дружище, готов к Людоеду в гости заглянуть? - шутливо ткнул паренька кулаком.
  - За тем из монастыря ушел, ваша милость, - очень серьезно ответил монашек. - И да убоится он слова Господнего.
  - У меня идея получше будет.
  - Лучше проповеди? - усомнился Митрофан.
  М-да, блажен кто верует, ибо им уготовано Царствие Божье. А с учетом нынешних нравов, заблаговременно и досрочно.
  - Нет, как ты мог такое подумать?! Крепче Божьего слова может быть только другое слово. Но тоже Божье. Просто, я вот что подумал, Митрофан. Люди ведь в храм со смирением входят, верно?
  Вопрос был скорее риторическим, так что парнишка ограничился кивком.
  - Вот... А у хозяина замка, коль он такое злодеяние умыслил, покаяния-то ни на грош.
  Митрофан подумал немного дольше и опять кивнул.
  - Значит, прежде чем воззвать к его душе и совести, думаю: стоит привести его в надлежащее состояние. Чтоб не свысока глядел на проповедника, а преклонил колени и отринул гордыню. Как считаешь?
  - Ух, как вы здорово сказали, ваша милость, - восхитился хлопец. - Лучше и не придумать.
  - Тогда внемли отрок. Потому что теперь не только от моей силы, но и от твоей сметливости зависит: будет ли враг человеческий повержен и посрамлен, или восторжествует над слугами господними, бесам на потеху...
  
  
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"