ПРОТИВ ВЕТРА

Оглавление: ГЛАВА НУЛЕВАЯ. «Альянс анонимных заговорщиков» 1     2     3     4 ЧАСТЬ 1 ГЛАВА ПЕРВАЯ. «Невесёлые перспективы» 1     2     3     4     5 ГЛАВА ВТОРАЯ. «Опасные тайны» 1     2     3 ГЛАВА ТРЕТЬЯ. «Литературные споры» 1     2     3 ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ. «Яблоки» 1     2     3 ГЛАВА ПЯТАЯ. «Марина» 1     2     3     4 ГЛАВА ШЕСТАЯ. «Виды душевных помешательств» 1     2     3     4 ГЛАВА СЕДЬМАЯ. «Дурная кровь» 1     2     3     4     5 ГЛАВА ВОСЬМАЯ. «Потерявшиеся души» 1     2     3     4     5     ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. «Дела давно минувших дней» 1     2     3     4     5 (будет позже)

По морям по всем на свете
Ветер нас носил шальной.
Мы помянем этот ветер,
Если мы придём домой.

Машина Времени «Путь домой»

ГЛАВА НУЛЕВАЯ
Альянс анонимных заговорщиков

1

13 число месяца Ландыша 3276¹года
       Альбиор², г. Аланор

        Не самым прекрасным вечером в середине месяца Ландыша один знатный господин, славящийся своей нелюдимостью, в необычной для себя манере давал бал-маскарад в честь празднования дня Святого Альбина. Оный бал затевался лишь для отвода любопытных глаз начальника Тайной Канцелярии, и знатный господин не в лучшем расположении духа восседал в своём кабинете в компании верного бермея³. Пока «массовка» предавалась беспробудному веселью внизу, он томился в ожидании особых гостей, мимоходом подсчитывая солидные убытки.

       К великой досаде мужчины, гости особой пунктуальностью не отличались, за исключением малоприятной особы средних лет в невыносимо-оранжевом платье. Она не заставила себя ждать, однако за несколько минут вызвала острое желание убраться подальше из собственного дома. Удивительный талант.

       — Угощайтесь, прошу. — Он хмуро предложил даме изящный бокал из авестрийского⁴ хрусталя. Этикет, воспитание... демон бы их побрал.

       Холёная ручка нерешительно потянулась к вину — между прочим, лучшему из того, что могли предоставить погреба негостеприимного хозяина! Женщина несколько мгновений подумала и всё же отдёрнула руку. Браво.

       «Вот уж не думал, что обзавёлся славой отравителя глупых куриц. По этому щекотливому вопросу лучше обратиться к моей дорогой сестре», — мужчина не удержался от смешка и взял бокал сам. Лучший хрусталь Двадцати Королевств отразил отблески камина и свечей, уютно горевших в массивных канделябрах. Красиво жить не запретишь.

       Дама бросила на него колючий взгляд и тут же отвернулась. Капризный изгиб губ и беспричинно затравленный взгляд совсем её не красили, но, похоже, она об этом и не догадывалась.

       Снизу, из зала, где продолжался праздничный бал, доносилась весёлая музыка — музыканты исправно отрабатывали своё жалованье. Умиротворяющая атмосфера, царящая в комнате, вполне подходила для дел более увлекательных, нежели игра в гляделки с неприятной дамой, пугавшейся собственных мыслей.

       «...Или же ожидание гостей, позволивших себе возмутительное опоздание. — Он непроизвольно поморщился. Спасти почти загубленный вечер могло только очень выгодное предложение, но напыщенные болваны и не думали торопиться на встречу. — Поглоти Бездна этих самодовольных глупцов, мнящих себя великими интриганами. Я больше чем уверен, что они прячутся по нишам и углам, подглядывают и ждут, пока явятся остальные. Стоило выпустить в коридор собак — порванные штаны послужили бы достаточным поводом, чтобы знатные господа поспешили порадовать меня своим обществом».

       Наклонившись, он заботливо погладил лежавшего у ног бермея. Любимец лениво зевнул, оскалив внушительные клыки, и опустил голову на передние лапы. Грозного вида пёс был на удивление меланхоличен и ленив.

       Женщина взволнованно уставилась на собаку и в очередной раз поправила пугающее нагромождение из перьев и бантов на своей голове. Когда она явилась, мужчина принял вычурный оранжевый наряд за костюм... апельсина — бал-маскарад, как-никак. Теперь его терзали смутные сомнения. Пион? Лантана? Женщины любят цветы.

       Не справившись с волнением, она случайно вырвала несколько перьев, брезгливо бросила их на пол и принялась крутить перстни на тощих пальцах. Нервная дамочка явилась всего несколько минут назад, но уже извелась от переживаний. По бледному лицу, как по книге, читались одолевавшие её сомнения — женщина до конца не определилась, стоило ли ей появляться в этом доме.

       «Не стоило. Единственное твоё достоинство — это пунктуальность, а наши уважаемые друзья, похоже, не считают подобную мелочь достойным качеством приличного человека».

       — Превосходная лоза, — смакуя вино, произнёс мужчина и постарался дружелюбно улыбнуться. Всё же личная неприязнь не повод для того, чтобы её спугнуть. Ведь кто-то решил, что она может быть полезной, раз счёл нужным пригласить сюда. Для начала не помешает уточнить детали, а прогнать её взашей он всегда успеет. — Флавион Арэй. Виноделы из Руэна⁵ знают своё дело, не стоит отказывать себе в удовольствии попробовать такую редкость. — «Впрочем, тратить эту редкость на тебя тоже не стоит».

       Женщина фыркнула и вновь вцепилась в многострадальную шляпу.

       — Благодарю, но я здесь не для этого, — заявила она, отведя взгляд.

       «Всё же тебя стоило бы отравить хотя бы для того, чтобы никогда больше не видеть это пернато-ленточное чудовище у тебя на голове».

       — Со мной что-то не так? — раздражённо спросила напудренная курица, задрав острый нос, когда снова ощутила на себе пристальный взгляд.

       «С тобой всё не так, странно, что ты об этом не догадываешься».

       — Не могу оторвать глаз от вашей неповторимой шляпы. — Он снова через силу улыбнулся. Захотелось сорвать мерзкое нечто с напудренной головы и швырнуть в камин. А её саму — в окно. Или наоборот. — Признаюсь, это творение... производит впечатление. Неизгладимое. — «И наносит сокрушительный удар по душевному здоровью».

       Женщина недоверчиво на него покосилась, чувствуя подвох.

       «Думается, я никуда не годный обольститель. Какая досада».

       — Вы так считаете? — полюбопытствовала она, помедлив некоторое время. — Я сама рисовала эскизы.

       «А руку твою в тот роковой момент, полагаю, направлял сам Падший».

       — Позвольте выказать вам моё восхищение, сударыня. Редко встретишь даму, обладающую столь... кхм, — он невольно запнулся, — изысканным вкусом. Вряд ли при нашем дворе можно встретить ещё кого-либо с таким выдающимся талантом к... эскизам.

       Наивная курица довольно зарделась, позабыв о том, что сильно волнуется. Любовь к неприкрытой лести порой вытесняет здравый смысл.

       «Судя по всему, я не так безнадёжен, как думал. Или причина кроется в твоём безмерно раздутом самомнении, да?»

       — Я рада, что вы понимаете это, — порадовала она, выпятив невзрачную грудь, затянутую в яркий шёлк. — Двор порой приводит меня в большое замешательство! Сборище оборванок и любительниц вычурной безвкусицы! Я прихожу в ужас, когда эти дамы появляются рядом с Её Величеством и Её Высочеством. Понимаете, это ведь позорит весь двор! Я же давно не рискую оставлять какие-либо детали на усмотрение портных. Ведь у простолюдинов тем более нет вкуса. — Женщина презрительно фыркнула, значительно переоценивая вкус собственный. — Доверенные люди работают только по моим эскизам. Иногда я засиживаюсь за рисунками до поздней ночи, но ведь любое дело нужно доводить до ума, не так ли?

       «Проклятье. Кажется, я умер и попал в Бездну».

       — Не могу не согласиться, вкус некоторых особ оставляет желать лучшего. — Снова натянутая улыбка. — Ответственность, с которой вы подходите к выбору нарядов, вызывает восхищение. — «Восхищение твоей непроходимой глупостью. И какого демона ты здесь забыла, художница?.. Впрочем, могу полагать, причина твоего приглашения — неприличное богатство супруга, которое не ускользнуло от глаз ушлых господ-затейников этой не радующей меня встречи».

       Мужчина уже успел пожалеть, что решил разговорить неимоверно тщеславную даму. Желание выбросить её в окно только усилилось.

       — Ах, благодарю! Знаете, я ведь... — А дама и не думала униматься.

       В этот момент спасительно скрипнула дверь и в проёме показалась вихрастая голова слуги, прервав упоённое словоблудие женщины.

       — Монсеньор, к вам гость. — Люсьен был исполнителен и всегда появлялся вовремя. Мужчина ещё раз порадовался, что вовремя разглядел талант в этом мальчишке и взял его к себе.

       — Пусть войдёт, — великодушно позволил он.

       Однако гостю приглашение и не требовалось. Как, собственно, не потребуется и любому другому спесивому недоумку, приглашённому сюда. Эти господа привыкли принимать решения самостоятельно, вне зависимости от пожеланий людей, в чей кабинет они планировали вломиться. Отстранив Люсьена тростью, украшенной набалдашником в виде орлиной головы, высокородный гость переступил порог. Неприятные глаза светло-голубого, почти прозрачного, цвета цепко оглядели кабинет, скользнули по заулыбавшемуся чуду в перьях и выжидающе остановились на хозяине. Желания встать и поприветствовать высокопоставленного павлина не возникло, мужчина лишь хмуро кивнул.

       «К демонам все любезности. Я слишком зол, чтобы лебезить перед тобой».

       — Похоже, я поторопился и пришёл слишком рано. — На лице гостя отразилась досада, и явственно читалось желание развернуться и уйти.

       «Ты и так опоздал на двадцать минут. Но, конечно же, особе, занимающей такую должность, следовало бы появиться последним. Прискорбное упущение».

       — Рад приветствовать. Ваша пунктуальность меня всегда восхищала. — «И раз уж ты здесь, то, сожри тебя демон, садись и развлекай эту курицу вместо меня!.. Впрочем, если слухи не врут, а они не врут, женщины — не по твоей части. Жаль». — К сожалению, наших... друзей задержали какие-то безусловно важные дела.

       — Я вижу. — Гость скривился, но всё же приземлил внушительный зад в резное кресло. Блеклый глаз с интересом покосился на одну из бутылок с вином, которые расставил предусмотрительный Люсьен.

       «Высшие Силы⁶, таки пьяниц при дворе больше, чем рыбы в море. И нет, не смотри на меня, голубчик, разливать будешь сам».

       — Поэтому вам придётся пока наслаждаться моим обществом, — «Только не вздумай понять это превратно, старый извращенец», — и обществом прекрасной дамы. Вы не поверите, какими талантами наделили Высшие Силы эту госпожу!

       — Добрый вечер, сударыня. — Сдержанно поклонившись, гость угрюмо уставился на потупившую взгляд скромницу. Похоже, наслышан.

2

       Потребовалось много времени, чтобы весь альянс анонимных заговорщиков оказался в сборе. Хозяина вечера крайне раздражала вопиющая непунктуальность гостей, тем более что инициатором встречи был вовсе не он. Но приходилось сидеть и через силу улыбаться надменным и сердитым рожам влиятельных господ и дам, распивающих сейчас запасы его лучшего вина.

       «Ты во всём Аланоре не найдёшь выпивки лучше, чем Флавион Арэй, сиятельный хряк. Не смей морщиться, лицемер, коль ты выхлебал уже полбутылки».

       — Прекрасный букет, не находите?

       — Да, да... Терпимо.

       Кого здесь только не было. Весь цвет королевского двора — особо знатные и высокопоставленные дворяне и даже кое-кто из иностранных послов — собрался под крышей богатого особняка к большому неудовольствию его хозяина.

       «Как я позволил втянуть себя в это?»

       Наконец слуга затворил дверь за дамой, вошедшей последней. Мужчина едва удержался от кислой гримасы при виде дражайшей сестрицы. Она же, взглянув на собравшихся, улыбнулась подобно сытой акуле. Приоткрывший глаза бермей напрягся и глухо зарычал. Даже пёс не ждал ничего хорошего от этой женщины.

       «Ах да, вот и причина собственной персоной. Ты ещё в детстве заставляла делать меня неприятные вещи, не так ли?»

       — Добрый вечер, господа, — протянула она, искусно притворяясь, как рада всех видеть. В последний раз такое счастливое лицо демонстрировалось, когда её старший и самый адекватный сын возжелал жениться на бедной провинциалке с большими синими глазами и чистой душой.

       «Если мне не изменяет память, бедняжку нашли мёртвой спустя декаду после трогательного материнского благословения? Должно быть, тот аптекарь из Авэллы⁷, что старательно вокруг тебя околачивался, сильно разбогател. Яды — дело весьма прибыльное, а земляки Её Величества знают в них толк как никто другой».

       Мужчины даже поднялись со своих мест, чтобы поприветствовать «звезду вечера». У её брата такого желания не возникло, и он лишь едва заметно скривил губы. Чудо в перьях и ещё несколько дам восторженно глазели на интриганку-затейницу, по чьей вине ему пришлось разориться на сегодняшний бал для отвода внимательных глаз главы Тайной Канцелярии. Мнительный дан⁸ Генрих очень не любил, когда подозрительные компании уединялись без особого повода и не пригласив его. Но поскольку шумные балы он не любил ещё больше, имелся крохотный шанс не попасться. Крохотный до невозможности, потому что у дана Генриха была сеть доносителей разных мастей (включая доносителей на доносителей), отнюдь не чуждых светским развлечениям.

       «Поразительно. А знаете ли вы, что за сегодняшнюю встречу нас всех отправят на виселицу или в казематы Виллебеона⁹ к господам королевским инквизиторам? Вероятно, вы таки позабыли, как двенадцать лет назад Суд Дворян обошёлся с мятежниками и, в частности, с герцогом Лантрэ... Бедняга успел свихнуться от пыток в инквизиторских подвалах, прежде чем его четвертовали на Аркантской площади. Несмотря на все его титулы, звания, должности, богатства и родословную. Прошлое учит нас тому, что ничему не учит, не так ли?»

       Гости продолжали радостно улыбаться и восхищённо разглядывать его сестру, для которой все они в случае чего станут лишь расходным материалом. Она всегда была слишком предусмотрительной, чтобы позволить подставить себя под угрозу.

       «В эту женщину наверняка вселился Падший, раз все эти закоренелые интриганы милостиво развесили уши под лапшу, словно заколдованные. Быть может, на всякий случай стоит натравить на неё кардинала?»

       — Полагаю, мы можем незамедлительно приступить к обсуждению наших совместных дел, многоуважаемые господа, — запела авторитетная сестрица, — чтобы не терять ваше драгоценное время. Как вы знаете, наше королевство столкнулось с некоторыми трудностями, с которыми лишь мы с вами можем справиться. Только решительные действия столь блистательных умов могут вытащить Альбиор из той пропасти, в которую он катится. Я знаю, что многие из вас не одобряют нынешнюю политику по вопросу Кассинэля¹⁰ и того, что провинция может отойти Линарии¹¹. Большое значение имеет...

       «Их меньше всего волнует далёкий Кассинэль, который никогда не отойдёт ушлым линарийцам. Здесь не заседание Высшего Совета, в конце концов, ближе к делу».

       — Всё, что имеет значение — это деньги и власть. Первого у нас навалом, а по поводу второго мы здесь и собрались, сударыня, — недовольно проворчал толстяк в бархатном камзоле премерзкого светло-малинового цвета.

       «С первым я бы тоже не горячился. Уж ты за несколько минут конкретно разорил меня на одну бутылку прекраснейшего вина».

       — Действительно, Кассинэль сейчас нас не касается, — протянул худощавый обладатель водянистых глазок и трости с орлиной головой. Высокопоставленный хлыщ одарил сестрицу надменным взглядом, намекавшим, что не женское это дело — речи о политике вести.

       Маска блаженного дружелюбия на мгновение дала трещину, и она с холодной ненавистью уставилась на хряка, продолжавшего как ни в чём ни бывало смаковать прекраснейший Флавион Арэй из чужих погребов. Больше всего в этой жизни сестра терпеть не могла снисходительного отношения к себе и приказного тона и всячески боролась с теми, кто этого ещё не уяснил. Поэтому всего мгновение — и женщина снова источает симпатию ко всему сущему, и только брат знает, что обидчики ещё поплатятся. Когда перестанут быть полезны. Ненавидеть и мстить она умела превосходно. Как и заставлять людей безропотно плясать под чужую дудку. Не всех, но большинство.

       «Поразительный дар. Не удивлюсь, если ты и своего грозного супруга каблуком придавила и по полу тонким слоем намазала, чтобы не мешал. И... в ином случае ты бы не стала ничего затевать. Порой меня даже веселит твоя зависть к влиянию королевской фаворитки... Ведь всё должно быть в твоих руках, да? Удастся ли тебе перетащить одеяло на себя, неудачная реинкарнация Генриха Завоевателя¹²?».

       — В таком случае, перейдём сразу к делу, — елейно пролепетала женщина. — Прежде всего, господа, мы должны быть уверены друг в друге, не так ли? Боюсь, наше дальнейшее сотрудничество невозможно без некоторых... гарантий.

       Хозяин кабинета подал знак слуге, и тот торопливо разложил перед высокородными гостями листы бумаги и перья. По настоянию сестрицы пришлось также разориться на чернила и меарский¹³ воск для оттисков печатей.

       «Вполне в твоём духе было бы взять в заложники их малолетних детей, странно, что ты решила обойтись расписками, дорогая сестра».

       — Я не хочу оскорбить вас недоверием, уважаемые, но некоторые дела требуют подобных формальностей. Как говорится, для душевного спокойствия, — заверила женщина пёструю компанию, расположившуюся за столом. — И чтобы в дальнейшем между нами не возникало недоверия по вопросу порядочности каждого из нас, спешу внести предложение по увеличению числа расписок. Не думаю, что нахождение всего комплекта в одних руках вызовет одобрение, не так ли?

       «Так ли, так ли... Быстро же ты сообразила, что они не позволят тебе оставить весь «банк» в руках, несмотря на красивые глазки и вызывающее декольте. Но кому же из своих преданных любовников ты доверишь честь хранить копии с компроматом?»

       Мужчина бросил тоскливый взгляд на настенные часы. Беседа предстояла долгая, не совсем интересная и очень даже неприятная. Ему никогда не были интересны интриги и заговоры, хоть он и провёл большую часть жизни при дворе. Но потрясающий дар убеждения дражайшей сестры часто приводил его не в самые приятные ситуации.

       «Жалкий стареющий подкаблучник».

       Бермей раскатисто чихнул, заставив чудо в перьях испуганно вскрикнуть.

3

       В этот вечер было много выпито и много сказано. Ещё больше было подумано и не озвучено. После долгих обсуждений особо рьяные интриганы наконец пришли к соглашению, а хозяин дома с облегчением вздохнул — скоро они все уберутся восвояси, оставив за собой только неприятные воспоминания и пустые бутылки.

       «Мне жаль мух, которые попадутся в вашу кружевную паутину. Но ещё больше мне жаль себя».

       Мужчина рассеяно погладил пса. Чем больше он думал о щекотливых темах беседы своих гостей, тем больше ему хотелось уплыть куда-нибудь за Море Штормов, благо свою часть Тысячи Островов Альбиор благополучно выгрыз у Эвбеи¹⁴ и вольников¹⁵.

       «Говорят, на землях за морем круглый год лето. Заманчиво».

       — Подать вам ужин, монсеньор? — участливо поинтересовался Люсьен у мрачного хозяина, сверлившего стену недобрым взглядом.

       — Нет.

       — Что же ты, братец, отказываешься от трапезы? — притворно-заботливым голосом поинтересовалась сестра, с алчным огоньком в глазах перечитывавшая дюжину расписок. Всё же ей удалось уболтать своих товарищей-интриганов оставить один комплект у неё на сохранении. — Здоровое питание тебе не повредит. Помнишь, нянюшка говорила, что если ты не будешь кушать кашу, то станешь больным и немощным? Мудрая была женщина, наша нянюшка.

       — Каша на ужин меня едва ли спасёт. Твоими заботами я и так уже больной, немощный и нервный.

       — Как ты можешь такое говорить, мой бедный одинокий злобный братик? Я ведь всегда заботилась о тебе! Я о своих сыновьях так не заботилась, как о тебе!

       «О, я прекрасно помню твою заботу. Когда в детстве я чуть не утонул в озере, ты тихо сидела на берегу и улыбалась, наблюдая, как я барахтаюсь в воде. А когда ты заперла меня в подвале на ночь, ты, вероятно, тоже пеклась о моём здоровье и благополучии. От какого демона наша матушка тебя нагуляла?»

       — Пожалуй, спущусь вниз. Твоя компания мне уже порядком надоела, моя дорогая распутная сестрёнка.

       — Не думаю, что кто-то там по тебе скучает. — Стерва невинно захлопала глазами. — Лучше поужинай в одиночестве и пожалей себя, как ты обычно это делаешь. Зачем нарушать распорядок?

       — Твой авэллийский любовник разработал новый яд, и тебе не терпится его на ком-то испробовать? Нет уж, увольте.

       — Ты всё такой же жалкий трус, любезный брат.

       — Каюсь, я не питаю к ядам особой приязни. И зачем же травить своего старого трусливого и бесполезного родственника, ведь у тебя всегда есть в запасе невесты твоих оболтусов-отпрысков!.. А, совсем забыл, хвала Высшим Силам, на этот раз им довелось быть достаточно высокородными, чтобы остаться в живых хотя бы до свадьбы. Когда девочки узнают, что за сокровище уготовано им в свекрови?

       Люсьен, не прислушиваясь к господским склокам, продолжал с невозмутимым лицом вытирать стол. Он уже не в первый раз становился свидетелем милой семейной беседы любящих брата и сестры. Бермей же выжидающе поглядывал на хозяина — нервные нотки в его голосе выдавали раздражение, с минуты на минуту могла прозвучать замечательная команда: «Фас, порви её на части!»

       — Люсьен, прикажи заложить экипаж. Моя дорогая сестра очень торопится домой, где её не ждёт любящий муж. Впрочем, нелюбящий тоже. Раз твой супруг в отъезде, наверное, тебя нужно сразу отвезти к кому-то из любовников? Прости, я забыл, кто на этот раз у тебя в фаворитах... дан Реми? Или же дан Мартен?.. Ой нет, пустая моя голова, я совсем забыл про дана Жерара!

       — Ты так много говоришь о моих любовниках, любезный брат, что я начинаю подозревать, что ты не прочь, чтобы я кем-нибудь из них с тобой поделилась? Ведь с женщинами у тебя определённо не ладится. Попробуешь с мужчинами. Любовь по-авэллийски нынче в моде. И знаешь, упомянутый дан Жерар как раз не прочь...

4

       Посчитав, что настроение брата достаточно испорчено на месяц вперёд, ведьма уехала домой, и мужчина смог вздохнуть спокойно. Высшие Силы послали ему серьёзное испытание, сделав змею Падшего настолько близкой роднёй. Их трогательная любовь друг к другу давно стала притчей во языцех и могла закончиться только кровавой трагедией.

       — Мы так непохожи, что кто-то из нас двоих определённо бастард, — пробормотал мужчина, разглядывая в зеркале внушительный фамильный подбородок. — Полагаю, это не я.

       Люсьен благоразумно промолчал.

       — Один из нас точно не умрёт своей смертью. Либо я её придушу, либо она меня отравит. Впрочем, всегда есть виселица или Виллебеон для нас обоих и ещё десятка алчных до власти болванов, которые составят нам компанию в казематах. Думаю, ты наслышан о том, как ведут беседы инквизиторы Виллебеона. Как-то мне самому довелось присутствовать на допросе по поводу одного крайне щепетильного дела. Не самое лучшее место, куда можно было отправиться после завтрака... — Он удручённо вздохнул, в очередной раз укорив себя за дурную привычку ввязываться в сомнительные предприятия. — Я, наверное, совершил большую глупость, согласившись на сегодняшнюю авантюру?

       — Не могу знать, монсеньор.

       — Что ж, игра начинается, Люсьен. И, вероятно, в скором времени тебе придётся искать себе нового монсеньора.

       Всё же приказав слуге через полчаса подать ему ужин — мясо, много мяса — мужчина спустился вниз, где продолжался бал. Некоторые из недавних гостей его личного кабинета предпочли остаться на банкете и теперь сновали по залу или ютились у стола с едой, как заносчивый хряк в мерзком малиновом камзоле.

       Мужчина осмотрелся. Взгляд сразу зацепился за тонкую фигурку в бордовом платье, уверенно скользившую между танцующих.

       «Дочь Изабель, да?..» — От матери в ней не было ничего, кроме чуть вздёрнутого носа и надменной полуулыбки.

       Девчонка всегда скромно вертелась вокруг тётки, словно цыплёнок вокруг курицы. Этот вечер не был исключением.

       Вокруг девчонки аки лис нарезал круги кронпринц, не решавшийся подойти и заговорить. Вокруг кронпринца со взглядом бывалого охотника вместе с подругами блуждала юная сестра канцлера, чья красота в будущем обещала затмить великолепие Её Величества Виктории. За сестрой канцлера неустанно следовал младший племянник Его Королевского Величества и со счастливым лицом декламировал стихи собственного сочинения. Бедняга даже не замечал, что внимание прелестницы адресовано вовсе не ему, а особе повыше рангом.

       «Когда-то и я был наивным юношей, поглощённым мечтой. Жизнь преподала мне хороший урок и показала все виды женской вероломности и жестокости, чтобы в зрелом возрасте я уже не наступал на грабли».

       Взгляд мужчины снова обратился к девушке в бордовом платье. Она остановилась и теперь о чём-то увлечённо болтала с главным повесой двора — средним племянником Его Величества.

       «Не лучшая пара, учитывая все его похождения и её дурную наследственность по части характера. Помнится, её вздорная мать могла швырнуть стулом в того, кто ей не нравился или чем-то насолил. А уж словарный запас адмиральской дочки, от которого даже паруса краснели... Как знать, не припрятан ли кинжал за корсажем у её отпрыска?»

       Мужчина устало зевнул — встреча со снобами, возжелавшими поиграть в заговорщиков, его порядком утомила. Даже несмотря на то, что дело казалось крайне заманчивым, особого восторга оно не вызывало. Старая знать, показавшая Его Королевскому Величеству клыки больше десяти лет назад, дорого за это поплатилась и продолжала расплачиваться по сей день. А ведь те благородные господа тоже не сомневались в успехе. Но как бы то ни было, путей к отступлению уже не было, а по части восторга... его уже давно ничто не вызывало, не привыкать.

       «Кажется, я действительно старею».

       Дочь Изабель тем временем вложила щуплую ручку в холёную лапу королевского племянника, пригласившего её на танец. Племянничек расплылся в самодовольной улыбке, а девица даже не обратила внимания, что рядом плавала готовая на всё рыба покрупнее не с такой испорченной репутацией.

       «Вот у сестры канцлера губа не дура, а глаз намётан...»

       Через мгновение парочка, кружившаяся в быстром танце, пролетела мимо него. Достаточно близко, чтобы он ещё раз обратил внимание на пугающие разноцветные глаза — зелёный и голубой. Падший не поскупился на подарки и оставил на дочери Изабель свою «метку» ¹⁶, за которую лет двести назад девчонку со всеми почестями сожгли бы на Аркантской площади или утопили в Рагмуре. Но ей повезло родиться в более терпимый век, когда убивали уже не по причине предрассудков, а из личной неприязни. Или не повезло...

       «Знаешь, они посчитали, что ты можешь нам пригодиться, ведьмочка. На твоём месте я был бы осторожнее. Игра началась. Игра началась...»

ЧАСТЬ 1

ГЛАВА ПЕРВАЯ Невесёлые перспективы

1

23 число месяца Тюльпана 3276 года
Альбиор, г. Аланор

        Славный город Аланор встречал новый день. Славный город радовался ясному небу и тёплым солнечным лучам, а сонная свита Её Величества Виктории безрадостно слонялась по парку, мечтая о завтраке и покое. Любовь королевы к ежедневным ранним прогулкам в любую погоду мало у кого вызывала отклик. Вслух никто не признавался — а кому хочется быть повешенным — но Её Величество считалась дамой по крайней мере странной, а её увлечения — соответствующими.

       Тяжело вздохнув, я оперлась на мраморные перила, призванные оберегать неуклюжих растяп и высокородных пьяниц от падения с высоты. С вершины Холма Святого Феликса, приютившего королевскую резиденцию, открывался великолепнейший вид. Весь Аланор был как на ладони: под широкими мостами неторопливая река пробиралась к бухте, сонно шелестящей зелёными волнами, а по дорогам семенили горожане, казавшиеся с высоты совсем крохотными.

       Вид, открывавшийся с вершины, вызывал лёгкий трепет перед величием города, первый камень которого был заложен больше тысячи лет назад. Монументальные городские стены, величественные храмы, богатые особняки и скромные дома до удивления гармонично сочетались друг с другом. Зелёные парки, в которых прятались мраморные скульптуры, частные сады, окружённые высокими стенами, цветочные аллеи, сверкающие ярчайшей палитрой — город цвёл и радовался приходу лета.

       У Аланора была душа, и эта душа требовала, чтобы ей восхищались. Я покорно восхищалась и размышляла, не взяться ли за кисть. Живопись не так давно вошла в моду, и придворные охотно терзали кисти и холсты, демонстрируя свою просвещенность и приобщение к искусству.

       Письмо из дома свалилось на мою голову неожиданно, прервав самозабвенное любование столицей и бессвязные мысли плохо выспавшегося человека. Милейший юноша-паж только протягивал конверт, а меня уже терзало дурное предчувствие. Глубоко вздохнув, я решительно отобрала послание. В глубине души ютилась надежда, что своим вниманием меня порадовали брат или кузен, а в идеале — что отец расщедрился на несколько строк для дочери. Но ожидания, как, впрочем, и всегда, не оправдались — аккуратный почерк маменьки было невозможно не узнать.

       «Дорогая дочь, — сообщала родительница, — мне понятны причины Вашего длительного пребывания в столице и я недовольна столь пренебрежительным отношением к семье. Не смею принуждать Вас немедленно вернуться в Эрзе, но обстоятельства требуют Вашего присутствия в замке не позднее 20 числа месяца Сирени. Вероника, искренне надеюсь, что Вы помните о договоре, заключённом Вашим отцом и маркизом Марильяром в 3263 году, и не заставите себя ждать. Не сомневайтесь, их величества были заранее осведомлены и дали своё согласие на Ваш отъезд при необходимости.

       Любящая Вас мать, графиня Изабель Элезьер¹⁷.

       Графство Элезьер, замок Эрзе, 9 число месяца Тюльпана 3276 года».

       Когда-то гонцам, принёсшим дурную весть, отрубали голову. Если и в то время они доставляли подобные послания, то неудивительно. Я ещё раз пробежалась взглядом по письму из Элезьера, великодушно позволив предусмотрительному пажу ретироваться в безопасное место.

       Все письма графини отличались лаконичностью и сухостью. Маменька никогда не интересовалась здоровьем или делами адресата, а сразу переходила к своему делу. При этом она нечасто утруждала себя пояснениями, считая, что любое её повеление должно выполняться беспрекословно. Пререкаться с графиней не решался даже супруг и потакал жене в любой её прихоти, часто ущемлявшей права окружающих. Впрочем, повода для конфликта между благоверными возникнуть не могло уже довольно долгое время. Получив от короля звание маршала¹⁸, Эдуард Элезьер благополучно сбежал на войну под предлогом защиты северной границы Альбиора от вторжения войск расхрабрившейся Авестры. Спустя некоторое время он исполнил долг любящего отца и вызвал к себе старшего сына, определив того порученцем одного из своих генералов. В фамильном замке граф и его наследник не появлялись несколько лет, ограничиваясь регулярными письмами об успехах военной кампании, что позволило «дражайшей супруге» и «дорогой матушке» чувствовать себя полноправной хозяйкой всех, кто остался в зоне её досягаемости. Включая и мою скромную персону.

       Но, зная нрав графини и её суровый подход к воспитанию потомства, на помощь оставшимся в угрюмом замке детям поспешила герцогиня Фредерика Бремер, младшая сестра Изабель. Будучи придворной дамой и лицом, приближённым к королевской чете, она добилась приглашения ко двору старшей дочери маршала Элезьера.

       Побег в столицу под благовидным предлогом подарил мне целых два года счастья и спокойствия. К своему стыду, я довольно быстро позабыла об оставшихся под крылом маменьки младших сёстрах и брате. Яркая жизнь фрейлины её величества быстро вытеснила из головы скромной провинциалки мрачные стены фамильного замка. А в довесок — заточённых в нём родственников и суеверную прислугу, которая год за годом шепталась за спиной «отмеченной нечистой силой» барышни, уродившейся с разноцветными глазами. Подстрекала их на это мракобесие дорогая кузина моего отца, ударившаяся на старости лет в религию. Сложно было найти в этом мире человека, который бы не нравился мне больше, чем любезнейшая тётушка Бланш. За исключением, быть может, Теодора Урсельена, о котором вспоминать не хотелось вообще ни при каких обстоятельствах.

       Порой мелькала мысль, что младшие сердятся на меня так же, как когда-то я негодовала из-за побега Эмиля вслед за отцом, но совесть молчала, не порицая нежелание думать о доме. Сорвавшись с цепи, несколько проблематично возвращаться обратно в «темницу» даже мыслями.

       Мнимая свобода вскружила юной фрейлине голову, и я совершенно позабыла о треклятой помолвке, заключённой представителями знатных семейств, когда обе «жертвы» были ещё совсем детьми. По наивности своей я полагала, что пора выходить замуж настанет лишь после свадьбы Эмиля, а наследник графа Элезьера отмахивался от предлагаемых невест и продолжал строить военную карьеру к вящей радости отца и сестры.

       Это дало повод графине переключить своё внимание со старшего сына на дочь и вспомнить о заговоре с маркизой Марильяр. План породниться у заговорщиц созрел ещё в то время, когда обе они были фрейлинами при дворе королевы Констанции, первой жены его величества. Заговор почему-то назывался «договором с маркизом», хотя участие Шарля и его «сообщника» Эдуарда в этом деле было не совсем заметно. Даже королю было бы не по силам убедить заботливых родительниц, что их отпрыски имеют право сами решать свою судьбу. Да и тот факт, что «родители знают лучше и не желают своим детям зла», являлся неписаным законом, и право было таким же мнимым, как и моя свобода.

       Первым впечатлением после прочтения письма-приказа было некоторое негодование, отразившееся на моём лице и вселившее ужас в душу «гонца», но я быстро опомнилась. Всё же, семье Элезьер от этого брака будет больше пользы, чем вреда. Несмотря на то, что придётся пожертвовать личными интересами одной из дочерей. Марильяры были представителями древнего и славного рода, могущественного и довольно богатого. Познакомившись с Каролиной Риш, в то время ещё не ставшей маркизой Марильяр, маменька обзавелась весьма полезным и выгодным знакомством и нашла подругу на всю жизнь. Так что особого выбора у меня и не было. Но как же жаль, что Эмиль не родился девочкой!

       Впрочем, граф Марре не казался мне заслуживающей внимания преградой на пути. Живой муж на шее — не помеха личному счастью, как доказала бесподобная тётушка Фредерика. Особенно, если граф Марре и друг детства Лу — одно лицо.

       Убедив себя, что всё не так уж и плохо, я вложила письмо обратно в конверт, намереваясь для успокоения сжечь проклятое послание.

       — Душа моя, неужели что-то произошло с моей дорогой сестрой? — упомянутая герцогиня Бремер оставила Её Величество Викторию на попечение остальных придворных дам у фонтана и едва слышно возникла рядом, обеспокоено заглядывая мне в глаза. Сёстры отличались как день и ночь, но это не мешало Фредерике крепко любить «Изо» и проявлять в её отношении несколько фанатичную заботу.

       — Нет, с матушкой всё в порядке, — заверила я, безжалостно сминая конверт. — Не беспокойтесь, тётушка.

       — Но у тебя же на лице написано, что что-то не так!

       — О, ничего такого, что заслуживало бы внимания. Матушка пишет, что всего лишь пришла пора моего замужества, которое планировалось столь долгое время.

2

27 число месяца Тюльпана 3276 года
Альбиор, г. Аланор

       Дата возвращения не предполагала немедленного отъезда в Эрзе, поэтому я отвела на сборы почти целую декаду. Но время, словно издеваясь, летело так быстро, что роковая дата грозила вот-вот настать. Тётушку Фредерику мой скорый брак застал врасплох и несколько шокировал, хотя дата моего восемнадцатилетия минула несколько месяцев назад. Возмущённо разводя руками, она предлагала «отбить» меня у маменьки и даже хотела написать ей письмо, расписывающее всю нелепость её планов. Герцогиня Бремер уже собралась обратиться за помощью к их величествам, и мне едва удалось убедить её не вмешиваться. В первую очередь не хотелось становиться камнем преткновения и ссорить сестёр из-за события, свершение которого было давно предрешено. Но конфликта избежать не удалось — тётушка Фредерика решила обидеться на меня, «не ценящую свободу и прелести столичной жизни». Правда, показная обида была забыта в тот момент, когда вскоре в наши руки попало послание, уведомлявшее, что придворной даме Фредерике Бремер и фрейлине Веронике Элезьер надлежит сопровождать Её Величество Викторию и Её Высочество Марию во время посещения оными дамами театра двадцать седьмого числа месяца Тюльпана.

       Будучи натурой утончённой и не чуждой к высокому искусству, тётушка искренне обрадовалась приглашению. Мне не оставалось ничего, кроме как разделить её восторг. К театральным постановкам я была равнодушна, какими гениальными они бы ни были, но показаться высшему свету Аланора в королевской ложе было слишком большим соблазном, чтобы ему не поддаться.

       В назначенный срок, нарядившись в лучшие платья, придворные дамы Вероника и Фредерика продемонстрировали готовность сопроводить её величество и её высочество хоть на край света.

       Только вот компания собралась не самая приятная. В непосредственной близости нам приходилось терпеть надменную герцогиню Этейн, супругу младшего брата короля и мать проклятого Теодора, что делало её общество вдвойне нежелательным. Не обошлось и без графини Фуа, тонкой натуры, славящейся своими истериками и заодно приходившейся его величеству дальней родственницей, и маркизы Фиано — пышной и весёлой дамы — супруги министра финансов.

       Графине Лермон, жене министра иностранных дел, не удалось заманить в театр мужа, и она заменила сопровождающего жалко поскуливающей моськой. Бедная собака, облачённая в невероятный костюм, украшенный множеством бантиков, изнывала от жары и мученически страдала.

       В королевской ложе посчастливилось присутствовать также чете Араго — несравненному верховному камергеру и его дражайшей супруге. Они как нельзя лучше подходили друг другу — похожий на стервятника мужчина и худая как жердь женщина с острым носом. От обоих за лигу веяло презрением ко всему сущему, за исключением, конечно же, королевской семьи — ибо опасно.

       И, конечно же, неподалёку с горделивой осанкой восседала вездесущая Элла — младшая сестра дана Альберта, графа Ульмского и по совместительству Верховного Канцлера. Сопровождал девушку кузен, начальник королевской гвардии Луи Ирье, который возжелал лично присутствовать подле королевской семьи.

       Красивая блондинка с пронзительными голубыми глазами по имени Элеонора была барышней не совсем дружелюбной и обладала завышенным даже для благородной дамы самомнением. Впрочем, её недобрые взгляды распространялись лишь на представительниц женского пола в ближайшем окружении — потенциальных конкуренток. Ни для кого не было секретом, что девица на выданье положила глаз на кронпринца Филиппа и строит планы на будущее замужество. Придворные дамы за глаза посмеивались над Элеонорой, за что госпожа Ульм награждала «старых завистливых наседок» испепеляющими взглядами. Фрейлин же сестра канцлера благополучно вербовала в свою личную «гвардию», руководствуясь принципом, что врагов к себе нужно держать ближе, чем друзей.

       Её величество едва заметно улыбалась, наблюдая за Эллой, и ждала список подходящих невест из родной Авэллы, король писал письма в Винтермарен¹⁹, плетя свои интриги и намереваясь женить наследника на принцессе богатой северной державы, кронпринц же пребывал в счастливом неведенье о коварных планах окружающих по части своей персоны.

       На сцене происходило какое-то действие, наверняка трагичное и требующее пристального внимания, но я никак не могла заставить себя приобщиться к высокому и сконцентрироваться на пьесе.

       — Легко быть смелым, пока опасность лишь за углом, а не пред глазами твоими! — высокопарно известили со сцены, и графиня Фуа восторженно вздохнула.

       Мой взгляд блуждал по расписному потолку, обитым бархатом стенам, резным спинкам кресел, в которых расположились их величества Карл и Виктория. Изображать на лице заинтересованность у меня получалось не совсем удачно. Маменька бы непременно возмутилась своей некультурной дочерью. Я решила для себя, что не помешает на досуге предаться самоперевоспитанию, дабы «не пасть в глазах приличных людей», коими являлась будущая родня.

       Неподалёку устало вздохнули — кронпринцу были больше интересны лошади и фехтование, чем разряженные люди внизу. Глядя на принца, я по неуловимым причинам вспоминала старшего брата. Однако виконт Эрзе при первом удобном случае сбежал бы до того, как ему принесли письмо, сообщающее о поездке театр. И увёл бы с собой сестёр. Однажды Эмиль так и поступил — увёз меня и Анжелику на весь день на ярмарку в ближайший город. Кузен Рауль тоже не удержался и удрал вместе с нами, а вот Маргарита, испугавшись гнева маменьки, была вынуждена присутствовать на скучном торжественном ужине в честь приезда родичей.

       Вскоре после этого брат и кузен вслед за отцом отправились в Адемар²⁰, и с тех пор мы больше не виделись.

       — Ваше высочество, неужели вам неинтересна пьеса? — участливо спросила Элеонора, бросив на скучающего принца кокетливый взгляд.

       — Пьеса превосходна, я потрясен глубиной мысли, заложенной в сюжет этого произведения, — опомнился Филипп. — Так потрясен, что даже не заметил её... — едва слышно добавил он.

       — Голосом Офельена говорит сама Истина, вам так не кажется? — Элла невинно захлопала ресницами. Надо было отдать должное сестре канцлера, её длинные ресницы были предметом зависти доброй половины свиты королевы.

       — Безусловно... — вяло откликнулся принц. Театр не был его увлечением, но отказаться сопровождать отца он не мог.

       Я перевела взгляд на Его Величество Карла. Король невозмутимой скалой восседал между двумя красивейшими женщинами Аланора — Викторией и Фредерикой — и, прищурившись, созерцал постановку. Нельзя не заметить, что для своих пятидесяти трех лет он неплохо сохранился, хоть и вёл в последнее время несколько... разгульный образ жизни, не брезгуя выпивкой и не самой полезной пищей. Однако одного взгляда на гордый профиль хватало, чтобы почувствовать некий «монарший дух», унаследованный от предков. Пришедшие с жестокого севера завоеватели — династия Аберкроне — прочно осели на троне Альбиора и не уступали своё место никому уже на протяжении пяти веков.

       Сидевшие по обе стороны от короля женщины также были увлечены происходящим на сцене. Законная королева и официальная фаворитка. Грустная блондинка в нежно-голубом платье и брюнетка с горящими весельем глазами. Такие яркие и такие разные. Лёд и пламя. Общим было лишь то, что обе они любили мужчину, который был старше их на полтора десятка лет.

       Чувства королевы сомнений не вызывали, достаточно было заметить осторожные взгляды, которые она изредка бросала на венценосного супруга, но в борьбу за своё счастье меланхоличная и тихая Виктория так и не вступила. Впрочем, если злые языки не врут, у неё даже не было шанса. Сначала авэллийская принцесса жила в тени памяти о королеве Констанции, первой жене Карла, умершей во время родов. После король решил принять непосредственное участие в совместной с авэллийцами военной кампании против меарцев, прозванной впоследствии «агаронской» — по имени присоединённых земель. У молодой королевы тем более не было возможности привлечь внимание супруга, воюющего за тридевять земель. Спустя год после возвращения его величества с войны, загадочная трагедия унесла жизнь кронпринца Фредерика, и, похоронив сына в закрытом гробу, король ещё больше замкнулся в себе, практически не замечая существования жены и рождённых ей детей. А незамедлительный мятеж старой знати, всколыхнувший всё королевство, и упоминать не стоит... И только появившейся при дворе молодой герцогине Бремер удалось растопить лёдяную скорлупу, в которой спрятался от окружающих король Карл.

       По крайней мере, так сказала она сама.

       В глубине души меня, как и всякого придворного, терзало непонимание, как королева Виктория могла допустить такое и спокойно терпеть любовь мужа к другой женщине на протяжении стольких лет. Злые языки называли её величество безвольной куклой и тенью, а герцогиню — фактической королевой за её влияние на короля, двор и даже дела Альбиора. И многим это было не по душе...

       Я безмерно уважала королеву, но всё же была искренне рада за тётушку и её спокойное счастье. Да и окажись я на месте её величества, то, скорее всего, тоже бы сдалась и уступила Фредерике Бремер. И тоже не смогла бы её ненавидеть. Тётушка была ярким солнцем, к которому тянулись люди. Когда она смеялась, хотелось смеяться вместе с ней. При желании она могла расположить к себе любого. На неё невозможно было сердиться, ведь все её слова и поступки шли от чистого сердца. Возможно, это и подарило фаворитке короля колоссальное влияние при дворе.

       — Я слышала, что вы вскоре нас покидаете, Вероника. Неужели мы лишимся вашего общества? — Герцогиня Этейн придвинулась ближе, бесцеремонно прервав мои размышления.

       — Да, данна Жаклин, это так, — кивнула я, недоумевая, откуда вдруг в этой холодной даме с манией величия проснулся интерес к простой фрейлине. Вероятно, неудачная постановка нагнала тоску даже на неё, раз герцогине захотелось разбавить скуку беседой с ближайшим соседом в ложе. Но я не сказала бы, что была сильно рада её вниманию.

       — Ах, как жаль, — протянула она, изображая печаль. Слышавшая её шёпот Элла презрительно фыркнула, уж она-то была рада моему отъезду как никто другой. — Вы ведь выходите замуж?

       Да, госпожа герцогиня, продолжайте сыпать соль на раны. Вежливо улыбнувшись, я снова кивнула, подтверждая её слова. Какая ядовитая муха укусила эту злую женщину?

       — Нам будет так вас не хватать, Вероника, — лицемерно улыбаясь, пропела Элеонора. — Лишаться такой подруги — такая жалость, такая жалость.

       — Дети так быстро растут, — охотно присоединилась к беседе маркиза Фиано. И что мешает им молча смотреть на сцену? — Я помню вас совсем малышкой, — обрадовала она. — В тот год, помнится, ваш отец только получил генеральскую перевязь после осады Архельма, и ваше семейство проживало в столице некоторое время. И подумать только, теперь вы повзрослели настолько, что пришла пора обзаводиться собственной семьёй.

       — Да, время быстротечно, — ответила я, поймав взгляд обернувшегося кронпринца. — Будь моя воля, я бы не покидала ваше общество ещё долгое время, — я улыбнулась самой обворожительной улыбкой, на какую только была способна. Принц улыбнулся в ответ, а Элеонора, вниманию которой улыбка, собственно, и предназначалась, посерела от гнева.

       — Надеюсь, родители выбрали для вас достойного жениха, — не унималась герцогиня Этейн.

       — Они уверены в своём выборе, — важно изрекла я. — Мне остаётся лишь довериться им. Тем более что я и Лу... кхм, Луи — знакомы с самого детства. Маркиза Марильяр с сыном часто гостила в Элезьере.

       — Конечно же, Изабель и Каролина крепко дружили ещё будучи фрейлинами, я помню это, — извлекла из глубин памяти очередной факт Амелия Фиано. — Свадьба их детей была ожидаема!

       Да-да, уважаемая маркиза, у меня совершенно не было свободы выбора. У двух моих сестёр, скорее всего, аналогичная незавидная участь. Помнится, маменька уже начинала присматривать подходящую партию для Анжелики, когда я отбывала в столицу.

       — Да, вы правы, дружбе матушки и маркизы Марильяр уже много лет, — согласно кивнула я.

       — И когда же состоится свадьба? — осведомилась маркиза Фиано. Неужели напрашивается на приглашение? Но к чему ей это? «Придворная партия», к которой испокон веков относился род Фиано, никогда не искала союза либо неких приятельских отношений с графами Элезьер, военными до мозга костей. К слову, военная стезя являлась смыслом жизни не только родни со стороны отца — маменька была дочерью адмирала Танлея, чей флагман «Вальгар», скорее всего, до сих пор со страхом вспоминают меарцы на пару с алегарскими²¹ корсарами из восточных морей. Да и род Марильяр славился талантливыми артиллеристами, подаренными армии. Мне оставалось лишь надеяться, что вся эта горячая кровь не ударит в голову моим детям и у них не возникнет желания завоевать мир.

       — Скорее всего, осенью, — предположила я, прикинув, что маркиза и маменька захотят подготовиться к торжеству основательно, и на всякий случай добавила: — Приглашения, конечно же, будут разосланы ранее.

       — А вы успеете справить с нами день Святого Августина? — осведомилась графиня Лермон, оторвавшись от сосредоточенного тисканья скулящей моськи.

       — Увы, я покидаю Аланор послезавтра вечером, — всхлипнула я, всё ещё недоумевая, по какой причине дам так интересуют подробности моей дальнейшей судьбы. В этом не было бы ничего странного, будь они мне так же близки как тётушка Фредерика, но до сегодняшнего дня мы даже парой слов не перекидывались. И более того, герцогиня была матерью Теодора, что безо всяких сомнений относило её в стан врага.

       — Вечером? — искренне удивились герцогиня с маркизой.

       — Вы от кого-то скрываетесь, раз решили путешествовать ночами? — заинтригованно приподняла тонкую бровь Элеонора.

       Пришлось, слегка приврав, объяснить дамам, что моё слабое здоровье не позволяет мне переносить жару, которая терзала Аланор вторую декаду. Отчасти это было правдой, ведь от летнего зноя не спасала даже близость города к морю. Но на самом деле я хотела задержаться ещё на день, поскольку платья, заказанные тётушкой у лучшей портнихи столицы в подарок для меня и сестёр, должны были быть готовыми лишь через два дня. И чтобы не опоздать к назначенному маменькой сроку прибытия, я должна была выехать как можно раньше. Не то, чтобы мне хотелось поскорее оказаться в руках родительницы, с потрясающим упрямством желающей сплавить меня замуж, но опаздывать я не любила.

       — А это не опасно? — подала голос сидевшая впереди графиня Фуа, обернувшись и уставившись на меня своими большими глазами. — Мало ли какие неприятности могут произойти в ночной темноте! Не польстятся ли разбойники на ваш экипаж? А вдруг лошади испугаются внезапных шорохов и понесут? Или же, не приведи, Высшие Силы...

       — Мне кажется, вы преувеличиваете степень опасности, данна Катарина, — робко заметила я.

       — Но как же!.. — графиня испуганно округлила глаза — богатое воображение уже нарисовало ей поджидающие меня в пути неприятности в ярких красках — но сзади раздался спокойный голос барона Ирье, о присутствии которого я благополучно забыла после начала спектакля:

       — Не беспокойтесь, графиня. Если их величества не возражают, я бы мог организовать для прелестной Вероники отряд сопровождения из числа гвардейцев. Эти господа доставят юную особу домой в целости и сохранности.

       — Не возражаем, — подал голос король.

       — Как вам будет угодно, — тихо откликнулась королева.

       Чета Араго лишь едва слышно фыркнула — видимо, посчитали, что слишком много чести для маршальской дочери.

3

28 число месяца Тюльпана 3276 года
Альбиор, г. Аланор

       Герцоги Руэзо не одно поколение славились тем, что жили на широкую ногу и ни в чём себе не отказывали. Пышный банкет в честь дня рождения герцогини был тому ярким доказательством. Неслыханное расточительство дана Ангеррана позволило ему пригласить на торжество едва ли не весь Аланор. Более того, герцог решил не только позвать весь полк гостей к себе, чтобы похвастаться роскошным убранством особняка, но и накормить их всех и даже порадовать подарками.

       Тётушку в неизвестном направлении увела сама герцогиня — «посекретничать», как сообщила данна Беатриса — а я осталась в компании восхитительных пирожных и внучки Верховного Судьи Альбиора. Матильда Ардэ, графиня Аррой, обладала великолепным качеством — она была молчалива. Это делало её не только замечательным собеседником, профессионально делающим вид, что ей интересно слушать болтуна по соседству, но и оберегало меня от различных каверзных вопросов, на которые не хотелось бы искать ответа и которые не стеснялись задавать остальные фрейлины. Но самым главным достоинством бесстрастной графини Аррой было то, что её никогда не смущала «метка Падшего», которая мало кого оставляла равнодушным при знакомстве. Познакомившись два года назад — мы прибыли ко двору одновременно — я и Матильда сумели даже подружиться и часто составляли друг другу компанию на подобных раутах.

       — Жаль его. — Матильда проследила взглядом за проплывшей мимо Анжеликой Лермон с неизменной моськой, прижатой к груди. Графиня упорно преследовала Хранителя Королевской Печати и распиналась о каких-то высоких вещах, которые герцогу Эспине были не совсем интересны, судя по нахмуренному и измученному лицу. Впрочем, дан Северин всегда выглядел потрёпанным жизнью страдальцем, и я не помнила, когда вообще видела его улыбавшимся. Глядя на меня, он и вовсе морщился, как от зубной боли, что вдвойне делало его человеком неприятным. Вероятно, герцог был чрезмерно религиозен и нахождение в одном помещении со «слугой Падшего» его смущало. Что ж, не привыкать. Не он первый, не он последний.

       — С чего бы? — полюбопытствовала я, отправляя в рот ещё одно пирожное. Шедевр кулинарного искусства таял на языке, не зря Руэзо пригласили на свою кухню известного линарийского повара, не так давно обосновавшегося в Аланоре. — Дан Северин тот ещё фрукт. С гнильцой. Вот Высшие Силы и ниспослали на него наказание.

       Матильда окинула меня снисходительным взглядом.

       — Ладно-ладно, отринем личную неприязнь, — согласилась я. — Преследований графини Лермон не заслужил даже он. Наверное. Однако моську мне жаль больше!

       Подруга кивнула и стянула с подноса на моих коленях пирожное. Сладости были её единственной слабостью, что удалось мне заметить за два года. В остальных вопросах Матильда оставалась холодна и бесстрастна и не реагировала даже на котят, щенков и принца Филиппа.

       — И чего вы тут расселились? — с возмущением поинтересовалась возникшая рядом Эмильена Руэзо — наша приятельница, по совместительству дочь именинницы, фрейлина Её Величества Виктории и главная причина нашего с Матильдой появления на торжестве. — Девочки, в соседней комнате настоящая гадалка-лоарис! А вы сидите тут и толстеете! — Эмильена бесцеремонно отобрала у меня поднос с пирожными, несмотря на протестующие возгласы.

       — Не интересно, — хмуро отказалась Матильда и потянулась за отобранным сокровищем.

       — Нет-нет, сначала гадалка. Только представьте, она может увидеть судьбу любого человека! — Младшая герцогиня Руэзо ловко увернулась и скрылась в толпе. — Она действительно всё видит! — раздалось из-за спин гостей.

       Матильда нахмурилась и решительно поднялась с места. Шантажистка Эмильена мастерски умела заставлять людей совершать поступки, нужные ей и ненужные другим. Талант, ничего не скажешь.

       — Про бесцельное существование в замке Марильяров я и так знаю, — буркнула я. — Напоминать мне об этой перспективе вовсе не обязательно. Тем более, всяким шарлатанкам в цветных платках.

       Матильда раздражённо кивнула. Наши скептические взгляды на мистическое ясновиденье магов, чародеев, лоарис и прочих любителей помпезных надувательств за деньги не отличались. Никакие дифирамбы, которые начнёт петь женщина в соседней комнате, не стоили прекрасных пирожных, таким жестоким образом похищенных Эмильеной!

4

       Когда мы вошли, смуглая лоарис в ярких одеждах раскладывала видавшие виды карты перед Франсуазой Риш. Доверчивая девушка во все глаза смотрела на цветастые картинки, что лежали перед ней на столе, и ни демона не понимала в их значении. Но картинки были красивые и определённо ей нравились. А в хитрых чёрных глазах гадалки читалась нескрываемая радость лёгкой добычи.

       — Бесполезная трата времени, — не удержавшись, буркнула я, скрестив руки на груди. Матильда твёрдо кивнула, согласившись, и отвернулась, выискивая в толпе Эмильену с нашими пирожными. Герцогиня стояла неподалёку, но с лакомством расставаться не спешила. Она лишь со смехом показала нам язык, красноречиво намекая, что сначала предстоит поход к гадалке, и только потом — сладости.

       Лоарис же скользнула по нам взглядом, растянула губы в загадочной полуулыбке и вернулась к развешиванию лапши на ушах Франсуазы. Графине Риш была обещана большая любовь в ближайшее время, бурные страсти и много подарков. Подруга Эллы радостно захлопала в ладоши — подарки и бурные страсти она очень любила. Мы с Матильдой с отвращением переглянулись — как можно было в такое поверить?

       Радостно щебеча, Франсуаза умчалась к Элеоноре Ульм и Раймонде Понвилль. Элла смотрела на лоарис с лёгким недоверием, а вот маркиза Понвилль сияла, словно начищенная монета — вероятно, ей тоже были пообещаны золотые горы на любовном поприще.

       — А вы, девушки, не желаете узнать свою судьбу? — певучим голосом протянула лоарис, тасуя свою потрёпанную колоду. Она чуть склонила голову к плечу, прищуренные чёрные глаза смотрели на нас с усмешкой и вызовом.

       — Нет, — отрезала Матильда.

       — Меньше знаешь — крепче спишь. — Я развела руками.

       — Они просто стесняются, — заверила лоарис Эмильена, уже передавшая наш драгоценный поднос на сохранение кому-то из фрейлин. Особо не церемонясь, младшая герцогиня подтолкнула Матильду и усадила её перед шарлатанкой с картами. — Конечно же, они хотят знать! Не бойтесь, девочки!

       Матильда поджала губы и недружелюбно уставилась на лоарис. Встать и демонстративно уйти означало прилюдно признать, что «девочки боятся» какой-то базарной артистки. Гордая внучка Верховного Судьи такого допустить не могла, ровно как и дочь Маршала Севера. Я уже смирилась с тем, что тоже усядусь перед гадалкой и буду внимать её речам. Но потом мы заберём нашли пирожные и забудем всю ту чушь, которую нагородит эта подозрительная женщина!

       С непроницаемым видом выслушав предсказание о шальных деньгах, графиня Аррой поднялась с места и молча отошла в сторону. Лоарис ничуть не смутило её безразличие и отсутствие интереса, женщина лишь продолжала хитро улыбаться.

       Она заправила за ухо выбившуюся из-под платка смоляную прядь и поманила меня пальцем. Навесив на лицо надменную маску, я плюхнулась на стул перед ней и скрестила руки на груди. Некоторое время мы сверлили друг друга взглядом, пока глаза не начали слезиться, и я не отвела взгляд. Лоарис больше не улыбалась, а смотрела на меня несколько настороженно. Вероятно, я перестаралась с недружелюбным образом, и женщина размышляла, не вцеплюсь ли я ей в волосы. Во всяком случае, обдумать пути для отступления ей не помешало бы.

       Посчитав, что мы уже достаточно поглазели друг на друга, гадалка сменила нахмуренно-изучающую маску на загадочно-всезнающую и принялась вновь тасовать карты, которые должны были открыть дверцу к запретным знаниям.

       Я окинула женщину изучающим взглядом. Шарлатаны обычно хорошие актёры, они завлекают доверчивых людей яркими одеждами и выразительной мимикой. Чтобы выманить у них лишние монеты, лоарис подавали себя как иноземную диковинку, на которую можно не только поглазеть, но и услышать от неё подробности об эфемерной сущности, именуемой Судьбой.

       Узловатые пальцы гадалки были унизаны тяжёлыми перстнями из чернёного серебра — её народ предпочитал не иметь дела с золотом, избегая его из-за никому не известных суеверий. Длинные до неприличия ногти покрывала блестящая алая краска, а на тыльной стороне ладоней красовались тёмные татуировки, изображавшие двух драконов — духов судьбы и пути — которым испокон веков поклонялись лоарис. Третья татуировка — широко распахнутый глаз среди запутанного узора из древних рун — находилась прямо в области декольте. Кто-то позади неуверенно пошутил, что привык не к тому, чтобы его разглядывала грудь, а к обратному.

       Одежда лоарис привлекала взгляд своей вычурностью и ослепительной яркостью. Женщина собрала на себе целую радугу — цветастые юбки, лёгкие узорчатые шали, и плетённые из цветных нитей косички-обереги выглядели несколько странно, но привлекали внимание, действительно делая лоарис занятной диковинкой среди первых модников Аланора, столпившихся в комнате.

       Плутоватый взгляд и вкрадчивый голос этой женщины вызывали лишь больше подозрений и недоверия.

       — Ну что ж, удивите меня, сударыня, — нахально потребовала я. — Любопытно, чего же вы знаете о моём будущем такого, чего не знаю я сама.

       — Я не знаю ничего, — лоарис растянула тонкие губы в полуулыбке. — Я лишь Голос. Голос Велиалы, Всевидящей и Всезнающей. Только Дух Судеб знает всё. А я помогу тебе заглянуть за грань неведомого.

       — Не думаю, что нуждаюсь в подобных знаниях. — Я ещё раз фыркнула, недовольная фамильярностью женщины, которую видела впервые в жизни. Коль она явилась в дом герцога, могла бы ознакомиться с манерами и правилами приличия!

       Не сводя с меня изучающего взгляда, она неторопливо разложила в четыре ряда шестнадцать карт. Я с подозрением покосилась на свою судьбу, придуманную «Голосом Велиалы». Непонятные картинки, непонятные надписи — проявив немного фантазии, лоарис сможет истолковать их как угодно, в зависимости от моего поведения. Буду паинькой — напророчит любовь и счастье, обижу её — окажется, что я проклята или скоро умру. Если, конечно же, не задобрю богов через их Голос. Подарки, деньги... Лоарис — ушлый народец, который своей выгоды не упустит.

       Гадалка протянула мне остальную колоду, раздвинув карты веером. Их обратная сторона была покрыта замысловатым рисунком, в котором терялся круг из давно забытых рун. Впрочем, лоарис и сами могли придумать эти руны, чтобы придать ещё большей таинственности ремеслу и выдуманной истории своего народа. Но стоило признать, работа была выполнена мастерски — каждая карта была кропотливо прорисована до мельчайших деталей. Несмотря на ветхость карт, рисунки на них по-прежнему были чёткими и яркими.

       — Выбери одну и положи в центр, — потребовала лоарис. — Это будет знак, который послала тебе Велиала.

       Искривив губы в саркастической усмешке, я всё же потянулась к картам и, немного поразмыслив, вытянула потрёпанный прямоугольник.

       — Надо же, какая прелесть. Изумительная работа, мои похвалы художнику, который работал над рисунками. — Изогнув бровь, я разглядывала посланный Велиалой знак.

       Стоявшая за плечом Эмильена сдавленно охнула, Франсуаза пробормотала что-то про Падшего, кто-то просто фыркнул от отвращения.

       Послание Духа представляло собой закутанную в чёрные одежды фигуру, бесцеремонно топтавшуюся на человеческих костях. Бледное лицо наполовину закрывал широкий капюшон, пряча глаза, но открывая неприятную кривую усмешку. Он протягивал вперёд раскрытую ладонь, на которой был вырезан малопонятный символ, похожий на схематично изображённую птичью лапу — очередная старая руна, значения которой никто и не вспомнит. Капли крови тонкими струйками стекали между пальцев и падали на кости у его ног. Вторая рука этого подозрительного персонажа тянулась к «волчьему солнцу» над его головой — полной луне, красной, словно обагрённой кровью.

       — Гм, полагаю, этот, как вы изволили выразиться, знак означает, что я проклята? Право слово, это даже не интересно. — Я положила карту в центр расклада, как и требовала лоарис, поверх карт с более радостными изображениями. — Позвольте узнать, это сам Падший? Кажется, ему забыли дорисовать змея на плечах.

       — Адепт Элиара. Мёртвого Бога, — последовал хриплый ответ. Похоже, я вытащила совсем не ту карту, которую пыталась подсунуть мне гадалка, и теперь ей требовалось придумать толкование. Недолгое замешательство лоарис сменилось привычной полуулыбкой всезнайки, отвратительной в своей снисходительности. Шумно выдохнув и прикрыв хитрые глазищи, она коснулась пальцами пяти карт в центре расклада — придумала новое пророчество.

       — Полагаю, теперь это одно и то же. Элиар, Падший... — отмахнулась я. — И что же вы мне поведаете, уважаемый Голос Всезнающей и Всевидящей?

       Лицо лоарис было предельно задумчивым и отражало вселенскую сосредоточенность. Гадалка всячески изображала, что вымышленная богиня Велиала действительно что-то шептала ей на ухо и нельзя было упускать и слова. Она блуждала взглядом по картам и едва слышно бормотала мало понятные присутствующим слова для пущего эффекта.

       — Ты медленно плывёшь по течению своей судьбы, принимая все невзгоды как должное, — наконец внятно изрекла лоарис и провела рукой над картами в центре, исключая Адепта Элиара, бесцеремонно уложенного рубашкой вверх. — Ты из тех, кто не борется с трудностями, а предпочитает сетовать на свою горькую судьбу.

       — Порой трудности не позволяют с собой бороться, — кисло улыбнулась я, несколько уязвлённая нелицеприятной характеристикой. Не хотелось вспоминать, что непоколебимая родительская воля как раз относится к тем самым непреодолимым трудностям.

       Гадалка невозмутимо парировала:

       — Велиала плетёт причудливые узоры судеб, и её Воля всегда позволяет человеку самому сделать выбор из множества. И не единожды. Нет такой дороги, что вела бы в один единственный тупик. — Она снова перевернула Адепта. — Знак, ниспосланный тебе Всевидящей, означает серьёзные перемены. Он наступят в скором времени, хочешь ты того или нет. Крах надежд и планов или же...

       — Я уже в курсе. И всё равно не хочу, — буркнула я, покосившись на окровавленного чернокнижника. Укутанный в чёрное богохульник не внушал особого доверия, ровно как и сидящая напротив шарлатанка. — Вы лучше поведайте что-нибудь из того, чего я не знаю.

       — Дальний путь, — охотно добавила лоарис, скользнув пальцами по верхнему ряду карт. — Тарий, Покровитель Дорог, уже стоит за твоим плечом. Совсем скоро...

       — О, да. — Я скептически скривила губы. — Это тоже мне известно. Спасибо Тарию за дивные пейзажи по пути из Элезьера в Марильяр. Я безмерно рада будущему путешествию. Что-нибудь ещё?

       — Реальность отличается от ожиданий. — Важно предупредила гадалка и провела рукой по нижнему ряду карт с ещё менее понятными изображениями. — Но рано или поздно дорога приведёт тебя к тому единственному распутью, когда сделанный выбор определит всю дальнейшую жизнь. Но до этого...

       — Высшие Силы, — тяжко вздохнула я. — Это можно напророчить любому из присутствующих. Вся наша жизнь — постоянное распутье и вечный выбор чего-либо. И вряд ли Ясноокая и её вечно путешествующий брат имеют к этому отношение. Лучше предскажите мне большую любовь и расстанемся с вами на дружелюбной ноте. Я безвольно поплыву дальше по течению, а вы придумаете приключений кому-нибудь другому.

       Лоарис нахмурилась, уголок напомаженных губ нервно задёргался. Я даже почувствовала лёгкий укол совести из-за своего грубого поведения. Но «Голос Велиалы» быстро опомнилась и незамедлительно расплылась в раздражающей елейной улыбке. Высшие Силы, я за всю жизнь столько не улыбалась, сколько она за один короткий вечер!

       — Любовь? — Вскинутая вверх бровь демонстрировала смехотворность моего предложения. Выдержав небольшую паузу, гадалка указала пальцем на карту, приютившуюся с левого края расклада — женщину в громоздкой короне и тяжелых вычурных одеждах. — Только если Королева Юга уйдёт с твоего пути.

       — Не думаю, что у Её Величества нет других дел, кроме как строить мне козни.

       — Под Королевой Юга скрывается опасная женщина. Столкновение с ней может обернуться для тебя большой бедой, — зловеще предупредила лоарис.

       Вот и пришло время запугиваний неблагодарного слушателя...

5

       Когда Эмильена убедилась, что я и Матильда достаточно пообщались с лоарис, она смилостивилась и вернула пирожные. Не теряя времени даром, мы вернулись восвояси, на диван в гостиной. Здесь по-прежнему царила уютная праздничная атмосфера — звучала весёлая музыка, не смолкал гомон голосов, и слышались постоянные поздравления в адрес именинницы. И самое важное, не было никаких обидных «предсказаний»!

       — Не самая радужная перспектива, не находишь? Мало того, что я, оказывается, безвольная рыба-путешественница в реке жизни, — сетовала я, — так ещё и некая особа с королевскими замашками мне жизнь портить будет. Не успела выйти замуж, а соперница уже тут как тут! И когда Лу успел в своей закрытой Академии, а?

       Графиня Аррой по обыкновению воздержалась от ответа, великодушно дозволяя мне болтать дальше. Я же с неудовольствием заметила, что, несмотря на весь скептицизм в адрес шарлатанки в цветастых одеждах, её слова основательно задели моё раздутое самолюбие.

       — Я зациклилась на глупых пустяках, да?

       Матильда лениво качнула головой в знак согласия и с философским видом уставилась на пирожное с красивой кремовой розой. «Есть или не есть?» — решала она.

       — Есть, — охотно подсказала я и потянулась за своей долей. — Знаешь, я действительно веду себя не слишком умно, всерьёз размышляя над выдумками этой женщины.

       — Угу.

       — Но какова нахалка, а? Никаких манер!

       — Угу.

       Я тяжело вздохнула. Хоть лоарис в своём рассказе импровизировала и сочиняла, меня всё равно ждал нерадостный дальний путь. Как и следующие за ним серьёзные перемены. Плыть по течению дальше и занудно жаловаться Матильде на своё горе? Взбунтоваться и ничего не добиться?

       — Что же делать-то? — я откинулась на спинку дивана и уставилась на расписанный потолок. Ангелы небесные взирали на меня своими ясными глазами, улыбались, но подсказывать ничего не спешили. — Руэзо, однако, знают толк в искусстве, — задумчиво добавила я, разглядывая Святую Елену в окружении пухлощеких младенцев. — Быть может, мне заняться рисованием, когда меня запрут в Марильяре? Сомневаюсь, что смогу найти себе занятие интереснее. Однако таланта к живописи у меня никогда не было, и не стоит изводить бумагу... А если я буду терзать арфу, как скоро маркиза выгонит меня обратно ко двору? Высшие Силы, за что мне всё это? Впрочем, эта реплика должна принадлежать тебе. Я так много говорю...

       Нежданно-негаданно над нами нависла белокурая голова сестры канцлера, прервав самозабвенное уныние, не так давно вошедшее в список моих вредных привычек. Элла подкралась незаметно и теперь сверлила меня изучающим взглядом. В какой-то момент даже померещилась внезапная жалость — довольно редкая эмоция из тех, что проявлялись сквозь её незыблемую маску надменности.

       — Что? — не выдержала я спустя минуту. — Хочешь запомнить моё лицо до того, как обиженная лоарис проклянёт меня и отправит к своему Мёртвому Богу?

       Элеонора скривилась и поджала губы.

       — Мёртвый Бог не имеет отношения к лоарис, — холодно произнесла она и, выдержав интригующую паузу, добавила: — Но он имеет отношение к тебе.

       — Это какое же? — Познания Элеоноры в языческих мифах вызывали удивление не меньшее, чем вообще её желание мне что-либо сказать.

       — Ты мне по-прежнему не нравишься, — незамедлительно обрадовала Элла, ничуть не смутившись, — но я должна сказать тебе одну вещь. Про карты, — она замялась и отвела взгляд. — Адепт Элиара в центре расклада означает не только перемены. Это действительно Знак.

       — И ты туда же? — искренне удивилась я. — И что же, этот знак хуже «Метки Падшего»?

       — Да. Ты можешь скоро умереть, если не будешь осторожна. Это знак проклятых и обречённых.

       Чудесное пирожное тотчас встало поперёк горла.

       — Я понимаю, что я тебе не нравлюсь, но это уже лишнее! — выдохнула я, давясь кашлем и крошками. — Ты так не думаешь?

       Элла взглянула на меня, как на неразумного ребёнка.

       — Карты лоарис — это не шутки. Они никогда не врут, запомни это.

       — Я, конечно, всё понимаю, но тебе не кажется...

       — Не кажется. — Сестра канцлера круто развернулась и быстро ушла в неизвестном направлении, оставив меня и подслушивавшую Матильду в недоумении.

       В воздухе повисло недоумение. Гости продолжали веселиться и праздновать, а мы непонимающе смотрели друг на друга.

       — Что это сейчас было? — наконец выдавила из себя я. — С каких пор Элла стала разбираться в раскладах этих проклятых карт?

       Матильда некоторое время подумала и изрекла:

       — У неё есть своя колода. Она гадала Раймонде несколько дней назад. Я видела.

       — Вот уж не думала, что у родни канцлера могут быть подобные увлечения!

       — Она всегда была странной.

       — Спорить не буду. Но, утащи их всех демон, сколько можно объявлять меня проклятой, в самом-то деле?! Мне хватает и того, что я отправляюсь в лапы помешанной тётушки Бланш, засевшей в Эрзе вместе со своим наперсником!

       Графиня Аррой предпочла оставить вопрос без ответа и поднялась с дивана.

       — Уходим? — неуверенно поинтересовалась я и, получив утвердительный кивок, встала следом. — У меня тоже нет настроения оставаться здесь. Даже аппетит пропал, представляешь?

       Матильда сделала несколько шагов вперёд и, присев, подобрала что-то с ковра. Она задумчиво повертела находку в руках и протянула мне.

       — Надо же, шальные деньги, — удивлённо протянула я, разглядывая новенький тант²² в ладони подруги.


ГЛАВА ВТОРАЯ
Опасные тайны

1

       « ...Аланор — город легенд и сказок. Здесь любят вспоминать былое, придумывать небылицы и говорить обо всём и ни о чём одновременно. У каждого памятника, улицы, площади есть своя история, старая или совсем новая, вымышленная или реальная, одна или сразу несколько. Есть те, что пришли из глубин веков, есть и другие, что возникли уже при правлении Его Величества короля Карла Третьего», — неторопливо вывела я, обмакнув перо в чернильницу, украшенную фамильным лисом. Привычка в свободное время садиться за бумагу мне передалась от Эмиля. Брат всегда, пытаясь разобраться в мыслях, переносил на чистые листы всё, что проносилось в голове — идеи, воспоминания, случайные цитаты. Затем, несколько раз перечитав написанное, он сжигал или выкидывал уже ненужную писанину, а я свои записки оставляла «в живых». По большей части оттого, что разобраться с мыслями не всегда получалось, да и жечь их было как-то жалко.

       Записки хранились как память или как основа для писем. Эмиль и Рауль писали мне о севере, о войне, о горах, а я делилась крупицами собранных знаний о столице. Находясь в разных уголках страны, мы рассказывали каждый о своём. В детстве у нас четверых — включая Луи, нашего неизменного друга по играм — была одна мечта. Мечта увидеть мир. Весь. Мы хотели путешествовать по разным странам и побывать в заморском Алегаре, хоть враждебном, но безумно привлекательном. В «заражении» Алегаром была виновата бабушка — самая настоящая восточная принцесса, сестра султана, которую дед, будучи в те времена пока лишь сумасбродным капитаном боевого фрегата, выкрал из гарема во время осады Бейсы²³ и сделал герцогиней Танлей. Бабушке же и пришлось воплощать в жизнь неожиданную идею Эмиля, захотевшего выучить язык заморских родичей. Она не возражала. Мы тоже... Идеи брата, даже самые безумные, почему-то всегда находили у нас отклик. Наверное, именно Эмиль и объединял нас четверых. Или хотя бы троих. Если я, Эмиль и Рауль продолжали регулярно обмениваться письмами, то Лу упорно молчал, и связывал нас лишь заговор маменьки и маркизы Марильяр. Вот как за такого выходить замуж?

       Я задумчиво пожевала перо и, размышляя, о чём написать в этот раз обернулась к окну. С Холма Святого Феликса, на вершине которого располагалась королевская резиденция, был виден находившийся за рекой Холм короля Генриха I, приютивший Собор Святой Елены и резиденцию кардинала Григория. У подножия холма была площадь, известная одной довольно занятной скульптурой, чьё появление в Аланоре ознаменовало приход новых порядков в страну. Кардинал упорно требовал, чтобы король избавился от неё или хотя бы приказал перенести её на какую-либо другую площадь, но тот лишь смеялся и напоминал его высокопреосвященству, что кардинал королю не указ.

       «За границей Альбиор давно считается погрязшим в ереси государством, притесняющим Святую Церковь. Во время правления Фридриха Безбожника, прапрадеда Его Величества Карла, Церковь ещё не потеряла своё влияние и с усердием вмешивалась в политику, торговлю и жизнь людей, не только навязывая своё мнение королю и Совету Дворян, но и извлекая выгоду для себя. Довольно таки приличную выгоду, учитывая, что с каждых десяти монет прибыли одна должна была быть выплачена Церкви, как долг любого верующего. Строптивые скупердяи подлежали знакомству с тёмными церковными подземельями, где палачи раскалёнными щипцами и именем Высших Сил убеждали их, что такое поведение неприемлемо...» — гневно начертала я, вспоминая, как в детстве религиозное бешенство суеверных болванов доводило меня до слёз. «Разные глаза — знак Падшего!», «Это дитя проклято!», «Ведьмой будет!»...

       «...Кардинал считался вторым человеком государства и не стеснялся пользоваться этим. Постепенно вера в своё всевластье и правоту подвигла Его Высокопреосвященство кардинала Антония объявить Святой Поход против еретиков, коими считались ведьмы, знахарки, учёные, у которых вызывало сомнение божественное сотворение мира, несчастные обладатели якобы «бесовских меток» и прочие «неправедные». В Альбиоре заполыхали костры. Тогда-то и лопнуло терпение короля Фридриха, спасённого в юности деревенской знахаркой после тяжёлого ранения во время военной кампании. Кардинал Антоний был схвачен королевской гвардией и немедленно сожжён на площади перед Собором Святой Елены. Церковник умолял монарха одуматься, предлагал ему спрятанное в Святой Резиденции золото, проклинал его и его потомков, плакал и кричал, обещая небесную кару. Монарх лишь попросил передать приветствие Высшим Силам и приказал поджечь хворост. Аналогичная судьба постигла и остальных представителей верхушки церковной власти Альбиора, которым хватило глупости попасться Фридриху в руки. На площади, где были сожжены Антоний и иже с ним, затем по приказу короля был воздвигнут памятник Жадности в виде упитанного священника с мешком монет в толстых пальцах, придавленного Святым Знаком²⁴. Скульптор, воплотивший идею Фридриха в жизнь, зажил безбедно до самой смерти.

       Очистив столицу от «гнусности», король издал следующий указ, отделивший церковный институт от государственного и запретивший церковникам вмешиваться в политику и внутреннюю жизнь страны. За пытки и убийства «еретиков» полагалось аналогичное наказание. Церковный налог и выплаты из казны в карман кардиналу и архиереям были отменены. «Если люди хотят верить в таких Богов и признают в вас слуг Их — просите у них милостыню. Но никто из моих подданных не обязан содержать паразитирующих на Вере мерзавцев», — король Фридрих был суров и непреклонен.

       Против Высших Сил как таковых Фридрих не выступал, оставаясь человеком верующим и почтительным к религии, но он отрицал право церковников на власть и считал, что необходимости в существовании подобных посредников-нахлебников нет.

       Следующим шагом его величества стало письмо, направленное в Святой Город Эстерию²⁵, религиозный центр Двадцати Королевств²⁶. Письмо содержало сообщение о непригодности бывшего кардинала и архиереев к службе на благо Альбиора и просьбу выслать новых. Пока гонец добирался до Эстерии и обратно, король Фридрих начал мобилизацию армии и флота. К тому моменту, как гонец вернулся, передавая монарху пламенный привет от Понтифика Максимилиана I, отлучение от Церкви и сочинённое всем Конклавом проклятье на голову наречённого Безбожником короля, армия и флот были в полной боевой готовности.

       Оставив столицу в руках герцога Северина Бремера, назначенного регентом на время отсутствия короля, Фридрих Безбожник объявил свой Святой Поход и немедленно отправился на юго-восток, к побережью Адрианова моря.

       Военная кампания Фридриха заняла меньше года. По большей части из-за того, что на защиту Эстерии встала лишь Авэлла, давно искавшая повод откусить кусок плодородных южных земель Альбиора. Меар в тот век был слишком занят внутренними распрями и гражданской войной, чтобы помогать соседу в его честолюбивых замыслах. А хитрый линарийский ванакт, приходившийся Фридриху дядей по материнской линии, не вмешиваясь в войну напрямую, оказывал племяннику ощутимую финансовую помощь.

       Авэллийская армия пыталась прорвать осаду Эстерии и вызволить Понтифика и Конклав лишь до тех пор, пока не пришли вести с востока, гласящие о вторжении альмерийского короля, косо глядящего на плохо защищённые авэллийские угодья, и дарфийских наёмников. Император Аврелий поспешно признал, что был не прав, предложил Фридриху перемирие и старшую дочь в жёны и умчался спасать золотые шахты.

       Поскольку помощи было ждать неоткуда, а насылаемые проклятья не желали разверзать небесные хляби над головой грешного монарха Альбиора, осаждённый и с моря и с суши Святой Город немедленно сдался и открыл ворота. Пограбив для приличия богатейшую Эстерию, Фридрих предстал перед Святым Отцом и Конклавом. Святейший Максимилиан, помнящий о судьбе кардинала Антония, сообщил, что все проклятия на голову его величества были нелепой ошибкой, и Всевышним, несомненно, угодны дела Фридриха, указывающие Святому Городу на ошибки его политики в вопросах веры.

       Прощение Эстерия получила, выплатив приличную контрибуцию золотом и организовав за свой счёт пышную свадьбу Фридриха и авэллийской принцессы Марины. В качестве свадебного подарка Конклаву и Святому Отцу пришлось пожертвовать едва ли не половиной ценностей Святого Города.

       Домой альбиорцы вернулись разбогатевшими, прославленными и довольными и в качестве трофея привезли в Аланор королеву с богатым приданым и нового смиренного кардинала, который слёзно обещал заниматься лишь делами духовными и не злоупотреблять полномочиями».

       Тем не менее, нынешний кардинал Григорий, будучи близким другом его величества ещё с юных лет, всё же имел некоторое влияние, и монарх не стеснялся прислушиваться к его мнению. За исключением вопроса о Жадности, конечно. Король был непреклонен, уступать не собирался ни ставленнику Понтифика, ни старому другу — аланорцы ещё долго будут глазеть на возмущающую церковников скульптуру.

       Я с гордостью взглянула на вышедший из-под моего пера «трактат». Пусть это почитают сёстры и поймут, что даже избранники Высших Сил на земле не имеют права творить жестокие непотребства — наказание падёт и на их головы. Исторические факты это подтверждают.

       Перечитать свой опус и дополнить его мне помешал возмутительно настойчивый стук в дверь. Я даже не удивилась, обнаружив за дверью пажа, порадовавшего меня посланием маменьки декаду назад. Вручив мне в руки сложенный листок бумаги, он коротко поклонился и мгновенно испарился.

2

       Письмо оказалось сомнительным приглашением посетить сад в течение часа. Местом встречи таинственный поклонник выбрал любимую беседку королевы, из которой был виден город и залив. Отправитель не счёл нужным представиться, и почерк был мне не знаком. Я нашла это прекрасным поводом сжечь подозрительное послание и со спокойной душой ложиться спать. Но внезапная атака любопытства подавила сопротивление здравого смысла, и спустя четверть часа я тихо кралась по сумеречному саду к месту встречи, пряча лицо за капюшоном плаща.

       Мысль, о чём я только думаю накануне собственной свадьбы, озарила меня на полпути. Какой скандал разразится, если кто-нибудь увидит обладающую почти безупречной репутацией дочь маршала Элезьера, в перспективе маркизу Марильяр, не ударившуюся во все тяжкие за два года жизни при дворе, за исключением одного ныне вспоминаемого с отвращением инцидента, ночью в саду именно сейчас? А ведь увидят же, ещё не глубокая ночь, чтобы здесь бродили лишь сторожа! Маменька бы рвала волосы на голове, возмущаясь моим безрассудством.

       Проклиная свою глупость, я вознамерилась вернуться в свои покои и оставаться там до отъезда. Прошла несколько шагов в сторону дворца и развернулась обратно. Наверняка, это всё интриги Элеоноры Ульм и её маленькой свиты из Раймонды Понвилль и Франсуазы Риш!

       Но в любом случае, таинственный «поклонник» заслуживал затрещины и хорошего пинка. Или хотя бы пощёчины, как-никак, нужно держать себя в рамках приличия. Хотя, вытащив из кустов подглядывающих Эллу, Раймонду и Франсуазу, необходимо будет оттаскать их за косы, чтобы не смели подстраивать такие «свидания» для распускания в будущем компрометирующих сплетен. Мало им шуточек про проклятие, так ещё это! И как я только не догадалась о том, что приглашение — их рук дело? Ведь у паршивца-пажа так подозрительно блестели глаза!

       А если это выходка треклятого Теодора, чтоб его демоны сожрали, то это втройне омерзительно, подло и отвратительно! При мысли о моей неудачной первой любви и объекте обожания, по совместительству являвшимся главным самодуром и юбочником Аланора, меня перекосило от ненависти и отвращения.

       А вот и спрятавшаяся среди клумб и кустов беседка. Решительным шагом я обогнула розовый куст и с сердитым выражением на лице поднялась по жалобно скрипнувшим деревянным ступенькам. Меня действительно ждали. Высокий молодой человек стоял ко мне спиной и смотрел куда-то вдаль. Кого же завербовали в свои сообщники коварные заговорщики?

       — Будьте любезны объясниться, сударь! — грозно произнесла я, скрестив руки на груди. — Надеюсь, вы понимаете...

       Я осеклась на полуслове, потому что он обернулся. Все обвинения из головы словно ветром сдуло. Увидеть этого «поклонника» я никак не ожидала.

       — Ваше... высочество?

       Элеонора Ульм удавилась бы от зависти. Маменька бы рухнула в обморок. Тётушка Фредерика бы засмеялась. Да, я увидела в беседке принца Филиппа. Подготовленная обвинительная речь из моей головы куда-то пропала, и я могла лишь ошеломлённо взирать на приветливо улыбающегося кронпринца.

       — Вероника, я уже и не надеялся, что вы придёте!

       О, лучше бы я сожгла приглашение и осталась в неведенье.

       — Я... Это приглашение... Зачем?! Ваше высочество! — опомнившись, я присела в неуклюжем реверансе.

       — Вы ведь завтра покидаете двор? Нам нескоро доведётся увидеться вновь...

       Можно подумать, я не в курсе. Попрощаться вполне можно было и несколько часов назад, когда принц навещал её величество и сестру во вполне официальной обстановке, а не ночью в саду! На крайний случай, завтра днём. Проклятье! Какие слухи поползут по столице, когда кто-нибудь в скором времени набредёт на эту беседку, прогуливаясь по аллеям?

       — Вы правы, ваше высочество...

       — Вероника, я же просил обращаться ко мне по имени!

       И в самом деле. В тот день младшая сёстра его высочества самозабвенно музицировала, её величество и придворные дамы с благоговением слушали, а я совершенно случайно разговорилась с пришедшим навестить сестру принцем... о войне, короле Фридрихе и оружии, благо Эмиль много и часто рассказывал мне про них. До такой степени много и часто, что я всё запомнила. Подслушивавшая разговор тётушка Фредерика потом весь вечер загадочно улыбалась.

       — Хорошо, ва... Филипп. Но зачем вы меня позвали в столь поздний час?

       Кронпринц заговорщицки улыбнулся. Демоны Бездны, что у него на уме?

       — У меня не так много друзей, Вероника, чтобы я легко от них отказывался. Поэтому я бы хотел сказать вам сейчас то, что нельзя было озвучивать в присутствии её величества и остальных придворных дам. Они бы всё не так поняли.

       Друзей? Нельзя озвучивать в присутствии посторонних?! Изумление на моём лице только усилилось, поэтому принц поспешил продолжить.

       — Вероника, вы необыкновенный человек. Вы единственное создание на весь Аланор, с которым можно поговорить по душам. Мне жаль, что вы покидаете столицу, и мы ещё долго не увидимся.

       По душам? Мне следовало быть осторожнее, вступая в беседы с кронпринцем. Не сказала бы, что разговаривать с его высочеством было мне неприятно, но, кажется, он не так понял моё отношение.

       — Мне лестно это слышать. Но мой отъезд был давно запланирован моими родителями, и я никак не могу повлиять на их планы.

       — Да, я наслышан о дружбе вашей матушки и маркизы Марильяр. — Принц мягко улыбнулся. Уж лучше бы он мне посочувствовал, раз назвался другом.

       — Мне на самом деле не хочется покидать столицу, но выбора у меня нет. Надеюсь, я никому не успела сильно насолить, чтобы меня вспоминали дурным словом.

       — Что вы, конечно же, нет!

       Мне бы его уверенность. Особенно после того, как сюда кто-нибудь забредёт.

       — Филипп, надеюсь, вы понимаете, что нашу встречу могут растолковать превратно? Всё же, сад полон любопытных любителей погулять...

       — Именно поэтому я вас и позвал!

       Что-о?! У меня нет необходимости в настолько пристальном внимании общественности в перспективе. Да и как же заявление, что на разговор не должен достигнуть ушей её величества и придворных дам?

       — То есть?

       — Я не мог поговорить с вами во дворце из-за наличия лишних ушей. Но здесь, как мне кажется, нас некоторое время никто не побеспокоит. Обещаю, я не задержу вас надолго. Однажды вы сказали, что я похож на вашего старшего брата, — внезапно сменил тему кронпринц.

       Я сказала это вслух? Думай, прежде чем что-то говорить, Вероника, думай.

       — Это правда, ваш... Филипп. У вас и моего брата действительно есть общие черты.

       В частности, склонность к безумным поступкам.

       — Поэтому я хотел бы называть вас своей сестрой!

       — Сестрой? — Падший и иже с ним! Додумался же. Мне достаточно и двух братьев.

       — Именно. Мне грустно это признавать, но я не могу любить ни одну из моих сестёр так, как я люблю вас.

       Он, что, пьян?

       — Я не совсем понимаю...

       — Мария замечательная девушка и дорога мне, но кроме придворной жизни её ничего не интересует. Мои же старшие сводные сёстры, Алиса и Констанция, по всей видимости, не желают в память о своей матери признавать наше родство, — в голосе Филиппа послышалась некоторая грусть.

       Это действительно было печально и на самом деле было правдой. Ни для кого не было секретом, что Алиса Аберкроне по какой-то причине ненавидит вторую жену отца и не желает иметь ничего общего с её детьми. Констанция же во всём подражала старшей сестре. После того, как король Карл выдал обеих принцесс замуж, они покинули страну и с тех пор даже не писали писем.

       — Но я встретил вас, — важно изрёк Филипп, — и понял, что именно о такой сестре всегда мечтал. Поэтому я хотел бы сказать, что всегда буду рад видеть вас в Аланор, и сделать вам прощальный подарок, Вероника.

       Заинтригованная, я следила за тем, как принц выуживает из-за пазухи предназначенный мне презент. Медленно развернув тёмную бархатную ткань, в которую был спрятан подарок, Филипп протянул руки вперёд, чтобы я лучше могла его рассмотреть. Я с изумлением перевела взгляд с подарка на довольного принца. Кто в здравом уме станет дарить девушке... нож?! Даже якобы сестре!

       — Это... то, о чём я подумала?

       Неужели это намёк, что неплохо бы побыстрее расправиться с будущим мужем? Как добр и заботлив его высочество.

       — Этот кинжал мой отец привёз после агаронской кампании, — с гордостью сообщил Филипп, — вместе со вторым точно таким же и прилагающейся к ним легендой. Первый кинжал был подарен моему старшему брату, Фредерику, а второй ждал того момента, когда я смогу осмысленно взять его в руки и перестану воспринимать как игрушку. Понимаете ли, я был на тот момент очень мал.

       — Вы упомянули какую-то легенду, Филипп, — стараясь сохранять на лице вежливую улыбку, произнесла я.

       — А легенда эта гласит, что изначально кинжалы принадлежали богам-близнецам древней страны Альнитар — богу грозы и богу ветра. Неразлучные боги наделили своё оружие волшебными свойствами, которые позволяли им узнавать, когда с братом случалась беда или он просто грустил без близнеца. В таком случае обстоятельства складывались так, что братьев будто притягивало друг к другу. Однажды, наблюдая за грандиозной битвой армий стран, которых сегодня уже не существует, боги были удивлены храбростью и самоотверженностью двух друзей, сражавшихся спиной к спине против превосходящего их противника. Отвага смертных так поразила богов-близнецов, что они без сожаления подарили волшебные кинжалы друзьям. С тех пор минуло много веков, люди позабыли своих богов и давно им не поклоняются, но эти клинки до сих пор неразлучны и не теряют друг друга из вида, а их хозяева навсегда будут связаны друг с другом невидимой нитью. Отец... то есть, его величество, подарил свои трофеи мне и Фредерику, чтобы показать нам, что мы должны быть опорой друг для друга, когда он оставит на нас королевство. Фредерик должен был бы стать королём, а я — его верным помощником. Но этому не было суждено сбыться, вы ведь знаете, что мой старший брат мёртв вот уже как двенадцать лет.

       — Но почему вы дарите мне кинжал, принадлежавший вашему брату? Это ведь такая ценность! И память...

       — Кинжал моего брата был похоронен вместе с ним. Этот принадлежал мне, но теперь он ваш.

       Немыслимо! Его высочество Филипп решил привязать меня неведомой волшебной нитью к покойнику. Вот так удружил. Почему нельзя было ограничиться подарком в виде цветов или какой-нибудь побрякушки? Уж их я бы точно оценила по достоинству, и радость было бы изображать гораздо проще.

       — Филипп, я не могу принять такой подарок, он слишком...

       — Я не верю в какие-либо волшебные свойства, это всё языческие сказки, — перебил меня кронпринц, видимо, даже в сумерках заметив, как я побледнела. — Но мне бы хотелось, чтобы вы всё-таки снова попали в столицу. Ведь этот город словно создан для вас. Пусть когда-нибудь кинжал вернётся к своему близнецу, спрятанному в Аланоре. Тогда, если захотите, можете мне его вернуть.

       Похоже, выбора у меня нет. Не хотелось бы обижать принца отказом, он делал свой не совсем удачный подарок от всей души. Жаль, что делал он его не особо благодарной особе. Я осторожно взяла в руки прохладные ножны.

       — Я не знаю, что сказать, Филипп. Я так благодарна... Но, боюсь, у меня нет ничего, что я бы могла подарить в ответ. — Я настороженно посмотрела на принца, ожидая какого-либо подвоха.

       — Не беспокойтесь, Вероника. Будет достаточно, если вы не забудете о нашей дружбе и хотя бы изредка будете писать письма.

       — В этом я не могу вам отказать.

       Только не факт, что мои письма, которые обязательно будут прочитаны в королевской канцелярии, всё-таки дойдут до принца. Но, кажется, я легко отделалась. Принц, пожелавший быть моим братом, сильно меня удивил. Даже больше, чем его подарок. Впрочем, своего он добился, так просто я его не позабуду. И беречь кинжал придётся как зеницу ока, ибо когда его величество узнает, что сын учудил с семейной реликвией, нужно будет вернуть её в целости и сохранности.

       — Позвольте мне вас проводить, Вероника. — Филипп сама любезность! Но только вот, чем он думает? Кажется, не головой. Если в саду есть мизерный шанс избежать чужих глаз, то дворец — совершенно другое дело. «Надсмотрщицы» кронпринца, начиная с герцогини Этейн, пристально следящие за действиями, делами и знакомствами королевских детей, меня уничтожат. Элеонора не пострадала пока лишь потому, что не перешла к активным действиям да и не интересна Филиппу. Когда принца увидят в моём сопровождении без должного разрешения её величества в не самое приличное время суток, это вызовет ненужные разговоры и кару королевы. В лучшем случае я никогда не смогу вернуться ко двору, а в худшем... Я поёжилась.

       — Филипп, не стоит беспокоиться, я найду дорогу назад.

       — Вы волнуетесь, что нас кто-нибудь увидит вместе? — в голосе кронпринца почувствовалось некоторое неудовольствие. Проклятье, разве он не понимает, что вещи, дозволенные принцу, не всегда разрешены простой смертной фрейлине?

       — Да, — твёрдо кивнула я. — Я не желаю вас обидеть, но мне не хотелось бы стать объектом столичных сплетен накануне собственной свадьбы. Даже касательно моей дружбы с особой королевских кровей.

       Меня внезапно осенило. Принц ведь всегда находится под присмотром королевской гвардии, и он не мог при всём желании незамеченным выскользнуть из своих покоев. Сейчас за нами следят, утром обо всём узнает королева, а через полторы-две декады, когда я доберусь до Элезьера, маменька снимет с меня кожу за непристойное поведение. Достанется и дурно влияющей на меня тётушке Фредерике. Плакало моё доброё имя!

       — Вам не стоит об этом волноваться, — уверенно заявил Филипп.

       Ему легко говорить. Принцу-то в любом случае всё сойдёт с рук, а мне?!

       — Вы не совсем понимаете...

       — Вероника, я позвал вас именно сюда, потому что в эту беседку упирается один из подземных ходов дворца. Думаю, вы не откажетесь их посмотреть? — это было самое здравое предложение за весь вечер, отказываться от которого было нелепо.

       — У меня нет выбора, — сообщила я его высочеству, мысленно поблагодарив Высшие Силы за то, что послали принцу несколько дельных мыслей.

3

       Я знала, что под Аланором располагается старый город, заброшенный задолго до того, как были объединены в одно несколько завоёванных королевств, получивших впоследствии название Альбиор. Но я и не подозревала, что в недрах Холма Святого Феликса располагается целый лабиринт. Если не знать, куда идти, можно блуждать в нём до самой смерти.

       К моей великой радости кронпринц дорогу знал и знал хорошо, поэтому уверенно шагал вперёд, освещая путь факелом, который спрятал неподалёку.

       — Все члены королевской семьи знают эти дороги, — прервал тишину Филипп. — Его величество ещё в детстве показал мне и сёстрам все возможные пути из дворца. Не то, чтобы он боялся, что они потребуются нам для спасения жизней, но считал, что лишним это знание не будет.

       Конечно, не будет. Это знание спасло моё доброе имя. Собравшее огромное количество пыли с пола платье, скорее всего, придётся выкинуть, но эта цена не так уж и велика за спасение от интереса общественности.

       — А это нормально, что вы показываете секретные ходы простой фрейлине? — осторожно осведомилась я.

       — А кто об этом узнает, Вероника? Тем более, я вам доверяю.

       — Это большая честь для меня.

       — Эти катакомбы большей частью остались от старого города, что был здесь до того, как начали строить Аланор, — продолжил рассказ кронпринц. — Но есть и более менее свежие постройки. Верхние коридоры подземелий и секретные комнаты дворца немного старше города, их закладывали в первую очередь. Знаете, в комнатах этого лабиринта поместилась бы половина всего населения Аланора, настолько глубоко они уходят под землю.

       — Оо-о, — глубокомысленно изрекла я, изображая интерес. На самом деле всё, о чём разглагольствовал его высочество, и не только это, давно было известно любому жителю Аланора.

       — Невозможность исследовать полностью все подземелья породила множество городских легенд, в одной из которых говорится о... — самозабвенно начал экскурс в народное творчество кронпринц.

       Про катакомбы, похороненные под Аланором, различные слухи ходили уже с тех пор, как возникла столица. Преимущественно это были жутковатые страшилки про обитающих там созданий тьмы, которые в ночной час покидают свои убежища, дабы попить кровушки добрых граждан, блуждающих в ночи по улицам верхнего города. В зависимости от степени опьянения и воспаления фантазии рассказчика росло количество жертв и зубов у чудовищ. Помимо этого из поколения в поколение горожане передавали сказки о живущих в подземельях привидениях — тенях былого могущества древних богов и поклонявшихся им магов, что жили на этих землях задолго до того, как старый город был разрушен пришедшими с севера завоевателями — и их несметных сокровищах. Но, отправляясь на поиски приключений, славы, сокровищ или волшебных артефактов, бесчисленные авантюристы либо возвращались ни с чем, либо не возвращались вовсе, свернув шею в кромешной темноте лабиринтов.

       Наиболее «свежий» слух был связан с походом Фридриха Безбожника на Эстерию. Каждый уважающий себя искатель приключений мечтал взглянуть хоть краешком глаза на великолепие, которое король привёз из Святого Града и решил сберечь до лучших времён в таинственных подземельях под замком. Правда, никто из охотников за сокровищами так и не подобрался близко даже к дворцовым подземельям, не то что к самим ценностям. Произойди это, счастливчик непременно проболтался бы о своей удаче менее смышлёным собратьям, которые разнесли бы историю дальше.

       — Кажется, мы на месте. — Филипп потянул за выступающее из стены кольцо для факела, и часть стены бесшумно отъехала в сторону. — Прошу.

       Выход оказался в пустой нише, спрятанной за тяжелой портьерой в коридоре третьего этажа.

       — Здесь я вынужден вас покинуть, Вероника, — сообщил кронпринц. — Всё же, гвардейцы уверены в том, что я не покидал своих покоев, и мне бы не хотелось переубеждать их в этом.

       — Доброй ночи, Филипп. — Вспомнив правила приличия, я уважила его высочество реверансом.

       — До свидания, Вероника. — Принц кивнул и исчез за портьерой.

       Перед тем, как выбраться из ниши за гобеленом, я предусмотрительно оторвала от нижней юбки полоску ткани и примотала сомнительный презент принца к ноге — не бродить же по королевскому дворцу вооружённой!

       Выбравшись на свет, я с сожалением взглянула на безнадёжно испорченный пылью подол платья. Вряд ли даже самой умелой прачке удастся изгнать вековую грязь потайного хода, поселившуюся на дорогой ткани. Меня терзала лёгкая обида за кропотливый труд портного, но ничего не поделать — удручённо вздохнув, я поторопилась к своим покоям, дабы не смущать случайных «прохожих» своим непрезентабельным видом.

       Но так уж сложилось испокон веков, что планы имеют обыкновение не сбываться. А непредсказуемый закон подлости подбросил мелочи в общую копилку моих неприятностей. Случайные «прохожие» не заставили себя ждать, и из-за первого же поворота мне навстречу вынырнула воркующая парочка. Проклятый Теодор старательно развешивал лапшу на уши очередной своей жертве — на сей раз в плен смазливого личика королевского племянника попалась Франсуаза Риш. Юная графиня робко краснела и расплывалась в улыбке, а неугомонный повеса продолжал разглагольствовать на тему её несравненной красоты, редкого ума и восхитительного голоса.

       Прежде чем мой разум что-либо понял, ноги уже унесли меня в обратном направлении. Пока парочка не заметила моего присутствия, я скоропалительно скрылась в нише за гобеленом, откуда выбралась менее минуты назад.

       Внутри закипала привычная ярость, которая возникала при любой встрече с этим демоновым юбочником.

       — Принесла нелёгкая, проваливали бы в парк! — пробормотала я достаточно тихо, чтобы ни до кого не донеслись мои гневные мысли вслух.

       Я с отвращением вспомнила время, когда сама чуть было не влюбилась в королевского племянничка, решившего опробовать на мне свои «чары».

       — Особым умом я никогда не отличалась, но чтобы совершить такую глупость, нужно быть вовсе душевнобольной! Впрочем, раз уж я разговариваю сама с собой...

       Я затаилась в темноте ниши, искренне надеясь, что нежеланная встреча обойдёт меня стороной. Однако у графа Урсельена, подстрекаемого законом подлости, и очарованной им Франсуазы были свои мерзкие планы, расходившиеся с моими желаниями.

       — Куда мы идём? — наигранно взволнованный голос графини раздался совсем близко, заставив меня вздрогнуть и сдавленно пробормотать очередное проклятие. Только бы они не вздумали...

       — Ты любишь тайны, маленькая графиня? — Теодор всячески изображал из себя загадочного мужчину, а я потихоньку начинала понимать, какую конкретно тайну королевский племянничек решил показать своей пассии. Я уже была больше чем уверена, что тайна графа Урсельенского мало отличается от тайны Филиппа.

       «Устроили проходной двор какой-то!» — Я уже на ощупь отыскала кольцо для факела и болталась на нём в надежде, что потайной ход откроется и я спрячусь где-нибудь там.

       Проказница фортуна и неустанно следующие за ней неприятности смилостивились надо мной, и часть стены с шорохом отъехала в сторону. Позабыв о нелюбви к кромешной темноте, я подобрала юбки и нырнула в открывшийся проход.

       — О, какая неожиданность, — раздался совсем неподалёку голос Теодора, который, судя по всему, обнаружил, что тайный ход нынче вовсе не тайный.

       Решив не испытывать судьбу, я направилась дальше, понадеявшись, что королевский племянник и графиня свернут в какой-нибудь другой коридор, а я затем спокойно выберусь отсюда и отправлюсь восвояси. Затхлый запах и невидимая пыль, навязчиво лезущая в нос, меня совсем не радовали, но лучше было терпеть неудобства, чем столкнуться нос к носу с мерзким лицемером. Особенно после случайно подслушанного бахвальства.

       «Глупая ведьма? Наивная провинциалка, да? Растаяла, словно снежинка в руке? Очередная победа несравненного Теодора? Это было очень просто, не так ли?» — Глубоко внутри снова закипела бессильная ярость. Пришлось повторять себе снова и снова, что тех, кто рискнёт поднять руку на особ королевской крови, ждёт Виллебеон. А Виллебеон — не лучшее место для времяпрепровождения. Закусив губу, я прибавила шагу. Вперёд, только вперёд...

       «Хотелось бы верить, что я потом выберусь отсюда», — понадеялась я, когда скользившая по стене рука провалилась в пустоту. Свернув в очередной узкий проход, я остановилась и притихла. Я прошла несколько развилок, и мне казалось, что этого достаточно, чтобы разминуться с моими невольными преследователями. Но по неслучайной случайности голоса Теодора и Франсуазы раздавались всё ближе и ближе — сын герцогини Этейн увлечённо рассказывал спутнице о достопримечательностях подземного города и о неупокоенных искателях приключений, которым не удалось выбраться из подземелий. При чём здесь были подземелья, если потайной ход прятался между комнатами вполне наземного дворца, мне было неведомо. Но вот Франсуаза внимала каждому слову Теодора и периодически до меня доносились её восторженные вздохи.

       — Меня так пугают тёмные и мрачные места, — плаксиво заявила графиня.

       «У вас хотя бы есть факел, — раздражённо подумала я, снова отправившись в путь. — А я в любой момент могу споткнуться на невидимой лесенке и свернуть свою хрупкую шею».

       Было темно, хоть глаз выколи. Голоса позади стали тише, что не могло не радовать. Осталось немного переждать и можно будет преспокойно возвратиться назад, благо я пока помнила, сколько поворотов и в какую сторону необходимо сделать.

       Размышляя над тем, какие демоны надоумили Теодора устроить Франсуазе свидание в такой неромантичной обстановке, я не сразу сообразила, что по моей туфле что-то пробежало. И не раз. Паническая мысль «Мыши!» загорелась в мозгу уже после того, как я рванулась в сторону и по своей непредсказуемой жестокости наступила на хвост одной из серых проказниц. Обиженный писк мыши подвиг меня на достойный уважения прыжок в сторону и позорное падение, когда под ноги попал выпущенный из рук подол собственного платья.

       «Сложно найти кого-то более неуклюжего, чем я», — хмуро думала я, упираясь лбом в холодный камень стены и радуясь, что поблизости нет никого, способного узреть триумф моей неловкости. Кроме мышей.

       Времени на самокритичные размышления мне было отведено не слишком много. Копилка неприятностей пополнилась тем, что камень, в который упиралась моя многострадальная голова, с тихим скрежетом начал проваливаться внутрь. В потайную комнату, скрывавшуюся за резко развернувшейся стеной, я влетела кувырком и неграциозно растянулась на мягком эвбейском ковре.

       «Кажется, я действительно проклята».

       — Котёночек, твои дела могли бы и подождать. — До меня донёсся капризный тонкий голос, знакомый, словно свой собственный. Было похоже, что это венценосное семейство решило меня окончательно добить и упрятать в дом для душевнобольных при каком-нибудь монастыре. — Ты заставил меня скучать, — томно добавила женщина. — Я так это не люблю.

       — Эти дела не могли подождать. Ты сама это понимаешь, Лин. — Мужской голос тоже был мне знаком, и я сильно пожалела, что решила избегнуть встречи с Теодором и попала сюда.

       — Ради меня можно послать все твои интриги к демонам, разве нет? — послышался шелест многочисленных юбок и едва слышный скрип.

       — Ох, Лин...

       Я медленно подняла голову, всё ещё не веря своим ушам. Глаза наткнулись на то же непотребство, в которое отказывались верить уши. Посреди комнаты, тонувшей в уютных огнях свечей, на широком бархатном диване расположились герцогиня Этейн и барон Марингенн собственной персоной. Слишком увлечённые друг другом, невестка короля и глава Тайной Канцелярии даже не заметили, как в комнате появился третий лишний и онемевший от удивления.

       Дан Генрих сосредоточенно расшнуровывал корсет данны Жаклин, которая сидела к нему спиной и хрипловатым голосом болтала разные неприличности и непристойности. Я почувствовала, что мои уши стали пунцовыми в цвет платья. Похоже, граф Урсельен во многом удался в свою маменьку.

       Закончив терзать шнуровку корсажа, барон осторожно оголил плечо герцогини и коснулся его нежным поцелуем. Женщина тяжело вздохнула и откинулась назад, прижавшись спиной к любовнику.

       — В следующий раз ты подумаешь, прежде чем оставлять меня ради своей бесконечной работы? — протянула данна Жаклин, прикрыв глаза. — Всех негодяев ты всё равно не поймаешь.

       — Я... подумаю, — хриплым голосом отозвался дан Генрих, продолжая осыпать поцелуями шею и плечи герцогини. Оная герцогиня весело засмеялась.

       Мою голову немедленно посетила мысль, что люди, узнавшие секреты главы Тайной Канцелярии, долго не живут. Относительно недолго, впрочем, тоже. Сейчас барон Марингенн повернётся и нахмурится, а завтра неопознанное тело молодой девушки выловят в Рагмуре. Или того хуже, даже труп никогда не будет найдён — герцогиня Этейн тоже ведь не лыком шита! Я похолодела, подобные перспективы не входили в мои планы.

       Сейчас было самое время сбежать, пока оставался путь к отступлению — последний луч надежды в моей безвыходной ситуации — а занятые друг другом герцогиня с бароном не заметили моего появления. Крохотный шанс скрыться незамеченной всё же имелся, и я решила незамедлительно им воспользоваться. Уж лучше встретить Теодора в пыльных коридорах, чем смерть среди романтичной обстановки.

       Я медленно приподнялась и начала отползать назад, благо превосходный эвбейский ковёр скрывал звук моих передвижений. А в следующее мгновение замерла, пронзённая изумлённым взглядом данны Жаклин. Какой демон дёрнул её повернуться, я не знала, но было ясно одно — я всё же попалась. Барон Марингенн, почувствовав замешательство любовницы, тоже удивлённо уставился на незваную гостью.

       — Добрый вечер, — я попыталась улыбнуться. Вышло несколько натянуто и безрадостно. И главное, неубедительно. Сознание услужливо рисовало мрачные картины моего трагичного утопления в Рагмуре или Заливе Ветров, кошмарные пытки в подземельях Виллебеона, погребение заживо, свору голодных охотничьих собак, вышколенных самим даном Генрихом, авэллийский яд, который меня заставят выпить...

       — Что за... — вырвалось у потрясённого барона. Исторический момент — глава Тайной Канцелярии выглядит ошеломлённым и не нашёл слов. Но вряд ли об этом кто-либо узнает, свидетели так легко исчезают... Права была Элла, карта Адепта Элиара — знак обречённых.

       Дан Генрих и его неожиданная пассия смотрели на меня с вытянувшимися лицами, словно я была, по крайней мере, призраком Фридриха Безбожника, который искал свои сокровища, а нашёл приключений на одно место и уединившуюся парочку.

       — Ах, простите, я же тороплюсь! — опомнилась я, вскочив на ноги. — До свидания, приятного времяпрепровождения! — Прихватив с собой первый попавшийся подсвечник, я круто развернулась и стремительно вылетела из комнаты через потайной ход, пока барон Марингенн не опомнился. Беседовать с ним на пикантные темы подглядывания, подслушивания и нахождения не в то время не в том месте очень не хотелось. Нафантазированных последствий тоже не хотелось. Рагмур, Виллебеон, яды...

       Как и следовало ожидать, спустя несколько мгновений за третьим поворотом состоялась встреча, которой я всячески пыталась избежать, пока не нагрянула в гости к дану Генриху. Теодор и Франсуаза продолжали самозабвенно ворковать и не сразу меня заметили.

       — Но я что-то слышала! — Графиня Риш надула губки, захлопала глазами и с деланным испугом прижалась к спутнику. Демонов юбочник незамедлительно расплылся в премерзкой улыбочке, разбудив во мне нездоровое желание оттаскать его за волосы и выщипать редкую бородёнку.

       — Не бойся, птичка, — слащавым тоном, от которого меня незамедлительно затошнило, продолжил любезничать королевский племянник, — здесь нет привидений. Я выведу тебя в одно прекрасное место, где никто нас не найдёт...

       — Доброй ночи, уважаемые! — ослепительно улыбнувшись, я выставила вперёд руку с подсвечником и, как ни в чём не бывало задрав нос, прошагала мимо них. — Привидений действительно нет, только ведьмы.

       Не пнуть Теодора и не воткнуть ему в глаз кинжал в знак приветствия стоило мне больших усилий, но я справилась. Видимо, свою роль сыграло пережитое ранее потрясение. Пока парочка не начала задавать мне ненужных вопросов, я решительно прибавила шагу. Потайные ходы оказались не такими уж и потайными, что бы там не считал Филипп. И мне дико повезло, что никто из любовничков не сунулся сюда раньше. Пусть уж думают, что я от дури душевной брожу тут в гордом одиночестве, а не порчу репутацию сомнительными свиданиями. Этих подвигов с меня достаточно.

       — Ни-ика? — послышался мне вслед удивлённый дуэт.

       Не оборачиваясь, я умчалась вперёд. Те несколько секунд поблизости от Теодора и так были серьёзным испытанием. Особенно учитывая то, что мои нервы были несколько минут назад уже серьёзно расшатаны видом его дражайшей маменьки в объятиях барона Марингенна. Чтоб ему тоже пусто было!

       — «Котёночек», «птичка», — пробормотала я себе под нос. — Тьфу! Мерзость!

       Выбравшись в коридор без особых проблем — благо дорогу я хорошо запомнила даже вслепую, я стремительно умчалась к себе и заперлась на ключ. Немного подумав, в придачу подперла дверь стулом.

       Сегодняшних неожиданностей мне хватило на век вперёд. ГЛАВА ТРЕТЬЯ Литературные споры

1

29 число месяца Тюльпана 3276 года
Альбиор, г. Аланор

        «Ещё жива, ещё жива...», — безрадостно размышляла я, разглядывая расписной потолок в гостиной её величества. И снова светлые ангелы снисходительно мне улыбались, но теперь их улыбки казались мне какими-то жалостливыми и... приглашающими.

       После обеда королева удалилась в свой будуар, сославшись на усталость и желание отдохнуть в одиночестве. Принцесса осталась на попечение придворных дам и фрейлин, которые развлекали девушку как могли. Или, воспользовавшись шансом, всячески пытались втереться Марии в доверие, прямо-таки являя собой вселенское добро, учтивость и внимание. Как, например, Элеонора Ульм.

       Убедившись, что занятия музыкой и пением поднадоели принцессе вкупе с восторженными вздохами и льстивыми «ваше высочество, вы поёте прелестнее соловья!», графиня предложила вслух почитать грустнейшее, по её мнению, произведение в истории мировой литературы — «Адельгар и Фрида». Сей литературный шедевр принадлежал перу известного поэта прошлых веков — Себастьену Мерра, чьё имя сегодня знали в каждом из Двадцати Королевств.

       Вместе с книгой право читать вслух отвоевала Раймонда, безжалостно распихавшая конкуренток локтями.

       Сюжет поэмы заключался в красочном описании трагичной истории любви некого рыцаря Адельгара к молодой жене пожилого сюзерена, которому он клялся в верности. Молодая жена, естественно, отвечала прекрасному юноше взаимностью, не думая о последствиях. Некоторое время влюблённым обманщикам удавалось скрывать свою связь, утопая в любви и попутно терзаясь угрызениями совести, которым, к слову, в поэме было отведено немалое количество строк. Но любовь всё же победила здравый смысл и чувство долга по отношению к мужу и королю. И, как это часто случается, в один прекрасный момент тайное стало явным, потому что Фриде вздумалось похвастаться своей верной подруге о неловкой ситуации, в которую она попала. Подруга, как выяснилось, страдала тем же недугом, что и Фрида, — была страстно влюблена в прекрасного Адельгара — и без зазрений совести поделилась этой информацией с королём, руководствуясь принципом «так не доставайся же ты никому!». Рыцарю и королеве пришлось бежать за тридевять земель, спасаясь от гнева обманутого и обиженного мужа. Скрывались влюблённые довольно долгое время, но злая судьба распорядилась так, что преследователи их настигли, и пришло время отвечать перед обманутым мужем. В результате длившейся три дня и три ночи дуэли погиб и Адельгар, и его венценосный соперник. Сердце Фриды не выдержало этого зрелища, и бедняжка рухнула без чувств, отдав Высшим Силам душу.

       Раймонда с придыханием произнесла последние строки поэмы и с важным видом закрыла книгу. Давно знакомые с этим литературным шедевром придворные дамы продолжали невозмутимо вышивать, а юные фрейлины, чьи сердца и души уже желали великой любви на века, вместе с принцессой принялись восторженно обмениваться впечатлениями и жалеть влюблённых и их судьбу. Я смерила кудахчущую стайку девушек скептическим взглядом и тяжело вздохнула. Какая жалость, что тётушка сегодня отлучилась по делам в город и мне приходится тосковать здесь в одиночестве. Даже дружелюбно настроенная ко мне Матильда, с которой можно было побеседовать на спокойных тонах, без шпилек и издёвок, приболела и отлёживалась в своих покоях. Я сделала мысленную пометку в списке дел перед отъездом, решив навестить подругу и по-человечески с ней попрощаться. Как знать, сколько времени мы ещё не увидимся.

       — Вероника, вы будто лимон проглотили, — протянула Элеонора, обратившая свой светлый взор в мою сторону. — Вам нездоровится?

       — Нет, я в полном порядке. — «Если не считать преследующие меня мысли о дане Генрихе и его секретах».

       — Быть может, вам не нравится поэма? — притворно изумилась сестра канцлера. — Неужели ваше каменное сердце не прониклось жалостью к трагической судьбе влюблённых? — Меня всегда удивлял нездоровый интерес этой девицы к моей скромной персоне. Понятное дело, что она обратила на меня свой взор, как только я прибыла ко двору. Хмурая провинциалка в закрытом платье, безнадёжно отставшем от столичной моды, недоверчиво сверкавшая «ведьмиными» глазами, не могла не привлечь внимания скучающих фрейлин, которым была просто необходима новая жертва. Для сплетен, шёпота в спину, глупых шуток и язвительных колкостей. Но теперь-то, спустя два года, когда все шпильки благополучно погнулись о моё незыблемое равнодушие к чужому мнению о «неправедной» внешности, что заставляет её вообще смотреть в мою сторону? Я же не принц Филипп, в самом-то деле.

       — Нет, не прониклось, к моему глубочайшему сожалению, — развела руками я, состроив грустный взгляд.

       — Как же так? Неужели ни капли сочувствия?

       Не успела я и рта открыть, как послышался ледяной голос Шарлотты Марингенн, достойной дщери могущественного главы Тайной Канцелярии, прибывшей ко двору месяц назад:

       — Льющие слёзы над тем, что они натворили — отвратительны. Нет смысла сочувствовать предателям, их место на плахе.

       — Предателям? — все фрейлины, включая и меня, уставились на тихую Лоттхен, которая никогда ни с кем не спорила и вообще мало разговаривала. Похоже, не спорила лишь потому, что не считала достойными собеседницами. А теперь вот накипело.

       — Вы со мной не согласны? — Шарлотта смерила всех нас настолько холодным взглядом, что я взглянула на свои руки, чтобы убедиться в том, что я не начала покрываться инеем. Истинная дочурка своего грозного папочки. — Долг и честь превыше всего, об этом знает каждый уважающий себя альбиорец.

       Похоже, воспитание в семействе Марингенн такое же суровое, как и, собственно, сам северный край, откуда они прибыли. Только вот дан Генрих, как выяснилось, двояко относится к понятию «долга и чести» по отношению, допустим, к супруге.

       — Да, но... — замялась Элеонора, — ...но что же может быть прекрасней и лучше любви? Это ведь ложка мёда в бочке дёгтя, коим является наш жестокий и несправедливый мир, когда часто приходится делать выбор в ущерб собственным желаниям!

       — Страдания при жизни окупятся в Небесных Садах, — решительно отрезала баронесса. — Чистая душа не должна поддаваться соблазнам и низменным желаниям. Они от Падшего. Поэма Мерра яркий тому пример. Фрида и Адельгар не только себя погубили, но и оставили королевство без короля. Разве может быть мнимое счастье двоих глупцов превыше судьбы целого государства?

       — Мне кажется, что вы слишком категоричны, — подала голос я. — Поэма, конечно, демонстрирует не лучший пример для подражания, но порой ради чувств можно пойти против общественного мнения, этой неведомой чести и даже против совести.

       Конечно, с точки зрения правильности и соответствия вековым устоям истина была на стороне Лоттхен, но у меня перед глазами стоял пример тётушки Фредерики и любовный треугольник с участием венценосных особ. (Герцог Бремер, знаменитый на весь Альбиор повеса, к слову, благополучно выпал из системы сложных взаимоотношений двух семей, предоставив герцогине свободу действий после рождения наследника). Двое из троих счастливы, а не терзаются угрызениями совести — так кому какое дело до долга и чести? Впрочем, королеву Викторию искренне жаль. Своей незавидной судьбы невостребованного угла в любовном треугольнике она не заслужила, но часто чьё-то счастье ломает жизнь кому-то другому. А методы Шарлотты вообще могут сделать несчастливыми подавляющее большинство.

       — Вам, милая Шарлотта, в монастырь бы с такими принципами, — фыркнула Эмильена, закатывая глаза и обмахиваясь веером. — Ближайший путь к Высшим Силам. И никаких соблазнов порочных.

       — Ваши головы забиты ерундой. — Во взгляде баронессы определённо чувствовалось желание добавить «глупые курицы». — Поэтому вы и не считаете ложь, предательство, клятвопреступление по отношению к венценосной особе чем-то, заслуживающим внимания. И забываетесь, что озвучиваете свои преступные и порочные мысли в присутствии принцессы!

       Принцесса Мария с удивлением уставилась на фрейлину, не совсем понимая, чего та так взбеленилась по поводу безобидной поэмы про всякие глупости.

       — У меня складывается ощущение, что вы сейчас в государственной измене обвиняете нас, а не Фриду с Адельгаром. — Раймонда потрясла книгой.

       — При нашем дворе также случается великое множество непростительных вещей. Думаю, не стоит озвучивать самое главное непотребство, которое уже много лет происходит на глазах всего королевства. Вы прекрасно понимаете, о чём я веду речь. — Шарлотта уставилась на меня, и да, я действительно поняла, что марингеннская змеюка имеет в виду.

       — Вы вынуждаете меня поменять мнение о вас в худшую сторону, — процедила я, надменно глянув на баронессу. Уж холодные взгляды были отрепетированы с самого детства, и не ей со мной тягаться.

       Одно дело, когда Элла пытается задеть непосредственно меня и все её колкости — скорее результат привычки, чем действительно злого умысла. Но совершенно другое дело, когда молоденькая фрейлина, которая при дворе без году декада, ничего не знает, но уже пытается оскорбить тётушку, добрейшей души человека, никогда никому не желавшей зла и даже умудрившейся подружиться с Викторией, своей соперницей. И плевать, кому Шарлотта приходится дочерью, хоть авэллийскому императору!

       Солидные придворные дамы оторвались от вышивки, удивлённые тем, как подрастающее поколение от обсуждения поэмы перешло к открытому конфликту. Маркиза Фиано даже поднялась с места, отложив пяльцы.

       — Действительно, вы производили впечатление благоразумной девушки, Шарлотта, — заметила Элеонора. — Но сейчас же вы ведёте себя непростительно грубо. Я разочарована, — заявила она на правах авторитета среди фрейлин.

       — Боюсь, мне нет до этого дела. Слова дамы с сомнительным происхождением для меня не имеют веса. — Баронесса демонстративно отвернулась от сестры канцлера.

       Та мертвенно побледнела — выстрел попал в цель. Имя матери Элеоноры не было известно, младенец появился в доме спустя несколько лет после смерти графини Ульм. Хоть старый граф признал дочь своей, и фамилию она носила на законных основаниях, это не мешало досужим сплетницам шептаться за её спиной. Видимо, из-за этого Элла и решила добраться до вершины — стать королевой — всем назло.

       — Фи, как такую дурно воспитанную девицу допустили ко двору? — деланно закатила глаза я, отвлекая внимание на себя. Я поднялась с дивана, с горделивой осанкой приблизилась к Раймонде, всё ещё державшей сборник творений великого Мерра в руках, и забрала у неё книгу. — К чему глупые споры? Давайте лучше почитаем что-нибудь ещё. Сей талантливый муж написал немало действительно интересных произведений с глубоким смыслом, не касавшихся столь щепетильных тем, как измены. К слову, ваше высочество, — я обратила свой взор на принцессу, всё ещё переводившую взгляд с марингеннской хамки, сидевшей так ровно, словно она проглотила весло, на сжимавшую кулаки Элеонору, которую цепко держала за локоть Франсуаза, — «Авестрийская Роза» вполне себе...

       — Меня пригласили ко двору исключительно из-за того, что моя семья верно служит короне на протяжении многих веков. А не по прихоти блудницы, задумавшей обучить своему ремеслу племянницу! — глаза фрейлины полыхали запредельным презрением.

       — Дорогая моя, по-моему, вы забываетесь. — Самое меньшее, что мне захотелось сделать с возомнившей себя бессмертной Шарлоттой, так это собственноручно вырезать ей язык. Подобное поведение было омерзительно и недопустимо. Я с промедлением закрыла книгу и сунула её обратно Раймонде, готовая уже не совсем дамским способом объяснить Лоттхен, что она неправа.

       — Шарлотта, я прошу вас покинуть мои покои, — жесткий голос королевы, вышедшей из своего будуара, стал для всех неожиданностью. Фрейлины и придворные дамы поспешно вскочили со своих мест и присели в почтительном реверансе. Её величество была бледна, ей до сих пор нездоровилось, но она решительно прошествовала от двери к креслам и дивану, где расположились фрейлины и принцесса. Впервые я видела её величество такой рассержённой, казалось, что перед нами предстал совершенно другой человек.

       Лоттхен опешила и непонимающе уставилась на королеву Викторию, постепенно бледнея.

       — Ваше величество... я... я же не сказала ничего, заслуживающего вашего гнева... я только сказала...

       — Я прекрасно слышала всё, что вы произнесли, нет необходимости повторять всю эту грязь. Не всегда стоит озвучивать свои мысли, даже если они кажутся вам правдой. Я не желаю, чтобы подобные вещи произносились в присутствии принцессы и моих придворных. Подобная... искренность выставляет вас не с лучшей стороны. А теперь оставьте нас, Шарлотта.

       Глотая слёзы, Шарлотта Марингенн вылетела из гостиной. В помещении воцарилась мертвенная тишина, мы все замерли, словно скульптуры, боясь пошевелиться и прогневить её величество ещё сильнее.

       Виктория бросила задумчивый взгляд на камень преткновения, из-за которого и разгорелся конфликт — на книгу — и тяжело вздохнула:

       — Никогда бы не подумала, что Мерра может стать причиной столь омерзительной беседы.

       — Простите нас, ваше величество, — в голос промямлили я и Раймонда, скромно потупив взгляд.

       — Подобного больше не повторится, — заверили её остальные фрейлины.

       — Буду надеяться. — Королева снова посмотрела на пухлый томик с творчеством поэта и добавила: — Вы молоды и делите мир только на чёрное и белое. Как результат — бессмысленные конфликты, исполненные злобой. Не стоит забывать, что жизнь расписана не только двумя цветами. Предательство одного может быть спасением другого, даже если совесть взяла верх над честью. Я не могу одобрять этого, но человек лишь предполагает, а располагают Высшие Силы. В жизни может случиться всякое. А поэма... Сложно понять, кто был больше виноват: королева, польстившаяся на молодого красавца, молодой красавец, присягавший на верность королю и предавший его ради возлюбленной, или сам король, допустивший, что изнывавшая от одиночества королева полюбила другого и захотела быть счастливой. Важно уметь не только слепо мстить за обиды, но понимать и прощать. Достоинство короля было ущемлено, и он предпочёл смыть оскорбление кровью, хотя страдания рыцаря и королевы были гораздо сильнее телесной боли. Творец не для того вдохнул в нас душу, чтобы мы бездумно лишали жизни других людей. Месть — это отвратительно. Высшие Силы на стороне тех, кто чист душой. Тех, кто в состоянии прощать и быть милосердным.

       Откровения её величества все слушали с открытыми ртами, не смея прерывать даже неосторожным вздохом, только Элеонора как-то подозрительно покачивалась.

       — Дитя моё, вам не здоровится? — Виктория заботливо взглянула на фрейлину. — Ступайте отдыхать, на вас лица нет.

       — Я... в... порядке, — заикаясь, пролепетала Элла.

       — И всё же, вам стоит отдохнуть. — Её величество была непоколебима. — Вероника, проводите Элеонору до её покоев и проследите, чтобы она легла в постель. Франсуаза, приведите к графине Ульм лекаря.

2

       Подцепив Эллу под руку и уверенно петляя по лабиринту коридоров дворца, я вела её давно заученным путём на третий этаж, где находились покои придворных. Лица на Элеоноре не было, только бледная маска с покрасневшими глазами — самая выдающаяся фрейлина её величества была на грани банальной истерики.

       — Отпусти меня уже, сама дойду, — срывающимся голосом потребовала она.

       — Никак не могу, приказ королевы, — отказалась я. — Если ты рухнешь с лестницы или наложишь на себя руки от безграничной тоски, это окажется на моей совести.

       — Тебя всё равно завтра тут уже не будет. Никто не отправится в Элезьер на твои поиски лишь из-за того, что ты за кем-то не углядела, — огрызнулась Элла, шмыгнув носом. — Да и лучше будет, если я...

       — Вот именно, я отправляюсь завтра далеко-далеко отсюда, и мне приходится оставлять двор на размазню вроде тебя, — с притворным высокомерием в голосе сообщила я. — Соберись и прекращай наматывать сопли на кулак, оскорблённая невинность. У тебя уже нос распух, это некрасиво.

       — Да что ты понимаешь! Моя мама... откуда тебе знать, что такое бесконечный мерзкий шёпот за спиной?! Что это такое, когда на тебя смотрят как на последнее ничтожество и не хотят принимать ни в каком виде! Эти напыщенные индюшки вроде герцогини Этейн или графини Ардорей морщат свои кривые носы и презрительно отворачиваются, хотя я им ничего плохого не сделала и не сказала! Я устала от постоянных насмешек... Только почувствуешь себя частью чего-то, как находится кто-то, кто разбивает всё вдребезги, копаясь в чужом грязном белье! Это больно, так больно!

       — Почему же, тема косых взглядов мне вполне знакома. Помнится, ты и сама пыталась дразнить меня из-за моего небольшого уродства, — я повернулась к Элле лицом, чтобы вновь продемонстрировать «ведьминскую метку» — зелёный левый глаз и голубой правый.

       — Это было давно и не всерьёз, — буркнула Элеонора.

       — Я уже почти не помню, как когда-то я сильно переживала из-за того, что мне шептали в спину «ведьмино отродье», «дитя демонов» и прочую чушь, благо Элезьер богат на суеверия и дураков, которых не смущало даже благородное происхождение и то, что левым глазом я точно пошла в папеньку, человека благочестивого и более менее религиозного. Я прекратила воспринимать этот бред всерьёз, когда мои брат и кузен побили всех обидчиков. Деревянными мечами — по малолетству маменька не разрешила взять им настоящие. «Семилетним мальчикам острые железки — не игрушки!» — заявила она, выловив их посреди арсенала замка. А я решила, что суеверные балбесы могут оставить своё мнение при себе, потому что родные люди принимают меня такой, с «меткой», а это самое главное. И тебе советую выкинуть и головы слова Шарлотты и не реветь из-за такой мелочи. Пускай шепчет всякие глупости, лучше от них она не станет. Тем более ты больше двух лет при дворе королевы Виктории — и её не смущают некоторые семейные тайны, а это что-то да значит. Да и завистливая болтовня Лоттхен довольно сильно рассердила её величество, несмотря на всю якобы правильность, искренность, гордость и прочие качества достойной северной баронессы.

       — Завистливая? — недоверчиво поинтересовалась Элла, тихо шмыгнув носом.

       — Конечно, — охотно заверила я. — Бедняжке хотелось внимания, а его получала ты. Вот она и решила как-то превознести себя на фоне какого-то твоего изъяна, коим и посчитала из-за недостатка ума твою маму.

       — А ведь ты права. — Во взгляде Элеоноры появилась осмысленность и живой огонёк. — Она просто завидует моему положению, вот и накинулась, змея ядовитая! Я же умна, красива и любимая фрейлина королевы! А как я пою и играю на арфе, так...

       — Да, моя дорогая, ты само совершенство. Платок одолжить? — я вытащила из рукава платочек, чувствуя себя фокусником на ярмарке.

       Душу мою посетило облегчение. Прежняя Элеонора вернулась, и беспокоиться за её душевное здоровье больше не приходилось. Пускай мы никогда не питали друг к другу симпатии, я всё равно не могла просто так оставить её в подавленном состоянии. Со стороны Шарлотты было непозволительно бить по самой больной для Эллы теме, подобные поступки — удел трусов. Про тётушку Лоттхен тоже не стоило заикаться, но королева и так уже достаточно её наказала. А сама тётушка на подобную ерунду лишь улыбнётся и забудет.

       — Благодарю, — манерно изрекла Элеонора своим обычным надменным тоном. Немного подумала и добавила: — Но почему тебе вздумалось меня утешать? Никогда не замечала за тобой доброты душевной.

       — О, при виде твоего распухшего носа и красных глаз моё каменное сердце дало трещину, — засмеялась я. — Я как подумала, что ты в таком виде будешь обольщать его высочество, из меня чуть душа не вылетела от жалости к милейшему Филиппу. Как его друг, я просто не могу допустить подобного.

       Элеонора фыркнула, а потом рассмеялась вместе со мной. Но веселиться нам пришлось недолго — до тех пор, пока перед нами не выросла Шарлотта. Глаза баронессы горели злым огнём, в них читалась ненависть не только к нам, но и ко всему живому, подбородок был с вызовом вздёрнут, а руки её дрожали от гнева.

       — Вижу, вам весело, — прошипела она. — Её величество слишком чиста, чтобы понимать, какие безродные ничтожества вокруг неё вьются, а кто действительно достоин похвалы. Ненавижу!

       — Ах, милая Лоттхен, мне вас даже жаль, — состроила гримасу вселенской печали Элла. — Вероника, вам не кажется, что этой госпоже нужен лекарь?

       — Вы как никогда правы, Элеонора, — тонко пропела я, закатив глаза.

       Прорычав нечто невразумительное, Шарлотта, ощутимо толкнув Эллу плечом, скрылась за ближайшим поворотом.

3

       — Душа моя, береги себя в дороге, — ворковала тётушка Фредерика, заботливо поправляя воротник моего платья. — Я обязательно приеду в Эрзе, чтобы помочь с приготовлениями к торжеству. Но позже. На меня навалилось столько дел, что я даже не уверена, что мои слабые плечи выдержат свалившуюся на них ношу!

       — Что-то настолько серьёзное? — осведомилась я, в последний раз осматривая покои, в которых обитала последние два года.

       — Мой герцог совсем от рук отбился, — посетовала она на дядю. — Оставил большую часть дел на меня и умчался за подвигами под крыло к твоему отцу! «Ты прекрасно справишься со всеми делами, дорогая», — проворчала тётушка, передразнивая супруга. — Теперь я, слабая женщина, должна следить за состоянием наших имений! «Но эти плутоватые управляющие не заслуживают доверия, внимательно следи за их действиями, дорогая». Тоже мне, советчик нашёлся! Спасибо на том, что хоть всё герцогство на меня не взвалил!

       На самом деле моей деятельной тётушке нравилось возиться с бумагами и быть полноправной хозяйкой в доме, и ворчала она скорее для виду. Чрезмерная самостоятельность и мнение «только я могу сделать всё идеально, уберите свои бестолковые руки» ей, как и маменьке, достались в наследство от герцога Танлея, их отца и моего деда. Властный нрав урождённых Танлей был притчей во языцех, а отец ласково называл замок Дельмар — родовой замок свёкра — «Логовом тигров». И не только из-за фамильного герба оного.

       — Тётушка, буду с нетерпением ждать вашего приезда. Как бы без вас мне там не обратиться в камень от уныния, — попыталась пошутить я, с тоской вспоминая угрюмый замок на берегу большого озера, упиравшийся башнями в тучи. Я уже явственно слышала плеск воды о западную стену и видела чёрный флаг с серебряным лисом, развевающийся на башне. Кто посоветовал предкам этот мрачный герб? Ещё и со зверем, который был злым героем большинства местных сказок. Впрочем, в любой малосимпатичной шкатулке может оказаться ворох драгоценностей. И они там будут — маменька, сёстры, младший брат. Старшего и главу семейства придётся немного подождать, но и они просто обязаны приехать в родовое гнездо. Всё же я сильно соскучилась по своей семье, одна тётушка Фредерика не в состоянии заменить их всех.

       — Что за глупости ты говоришь! — отмахнулась тётушка. — Какой камень? У тебя ведь свадьба на носу, заскучать не выйдет.

       — Да. Свадьба. — Улыбка мгновенно сползла с моего лица. Помимо моей семьи в Эрзе нагрянет маркиза Марильяр и, вероятно, сам жених. Тот самый Лу, которого в детстве я колотила деревянным мечом, когда он сильно докучал. Разум ясно понимал, что мне не отвертеться. Я снова пыталась убедить себя, что мой самоотверженный переход в лоно семейства Марильяр пойдёт только на пользу Элезьерам, но сердце рвалось из груди и требовало права самостоятельного выбора. Всё же, я ближе к фрейлинам, льющим слёзы над грустной судьбой Фриды и Адельгара, чем к суровой Шарлотте Марингенн и её принципу «если так надо — придётся покориться».

       — Душа моя, тебе нехорошо? — герцогиня Бремер обеспокоено схватила меня за похолодевшие руки. — Может, отложить отъёзд? Ты вся побледнела!

       — Нет, тётушка, в этом нет необходимости. Всё в порядке. Пожалуй, нам уже пора спускаться, я слышу топот Луизы в коридоре. — Я подхватила небольшую сумку с покоившимся в ней мелочами, которые не поместились в сундуки и направилась к двери.

       Луиза, одна из камеристок, которой должно было меня сопровождать, действительно торопилась сообщить «барышне», что «экипаж подан».

       — Изабель так же волком глядела на всех, а потом, прямо в день свадьбы сбежала с Эдуардом, — удручённо покачала головой тётушка Фредерика. — Не нравится мне это, душа моя...

       Я резко остановилась. В тётушкиной фразе что-то не сходилось. И это было весьма неожиданное и компрометирующее «что-то»!

       — С чьей свадьбы сбежала маменька? — тонко пропела я. Надо же, какой любопытный скелет отыскался в шкафу нашей семьи.

       — Да со своей же, — устало вздохнула тётушка, разведя руками. Потом спохватилась и зажала рот руками, невинно моргая густыми чёрными ресницами.

       — Ах, кругом ложь и обман! — с наигранной обидой воскликнула я, прикрыв лицо рукой. — Я, конечно, понимаю, что маменька потребовала тишины, раз до меня до сих пор не дошло ничего такого. Но, возлюбленная моя тётушка, вы сейчас сами проболтались! И я требую объяснений!

       Герцогиня Бремер виновато взглянула на меня.

       — Признавайтесь!

       Всё же спустя некоторое время тётушка «уговорилась» на раскрытие страшной тайны и поведала о безумных похождениях моей строгой маменьки, позиционировавшей себя в качестве примера для подражания и благопристойного поведения. Мятежный дух Изабель Танлей, как выяснилось, доставлял её батюшке столько же проблем, сколько и меарские моряки флоту Альбиора. На тот момент, когда терпение герцога лопнуло, женская половина семейства Танлей обитала в столице, под крылом Её Величества Констанции. На одном из балов настойчивый поклонник маменьки — Северин Эспине, нынешний Хранитель Королевской Печати — чем-то её рассердил, за что получил прилюдно пощёчину и ощутимый удар каблуком в колено.

       Я слушала тётушку с открытым от изумления ртом и задавалась вопросом — она действительно сейчас рассказывает про Изабель Элезьер-ре-Танлей?! А герцогиня Бремер, не обращая внимания на меня, продолжала откровенничать.

       Случившееся на балу не прошло мимо ушей герцога, и маменьке пришлось предстать перед взором разгневанного отца. Выговор обернулся крупной ссорой между любящим родителем и своенравной дочерью. Адмирал пригрозил пристроить мятежницу в надёжные руки, если она не перестанет демонстрировать свой норов, на что получил вполне ожидаемый ответ «Да пожалуйста!». Герцог Танлей в повторениях не нуждался и уже спустя декаду сообщил Изабель, что её супругом будет простивший невесте рукоприкладство Северин Эспине.

       — Изабель была недовольна решением отца, но гордость не позволяла ей просить прощения. Она не хотела выходить замуж за Эспине, но и умолять отца разорвать помолвку тоже не желала. Непреклонная гордость моей сестры и её упрямство долгое время были главными причинами её проблем. — Тётушка удручённо вздохнула. — На подготовку к свадьбе отвели полтора месяца...

       Время неумолимо бежало вперёд, а старшая дочь адмирала становилась мрачнее день ото дня. Северин Эспине, наоборот, сиял как отполированное блюдо и дожидался рокового дня, действуя своей радостью на нервы маменьке. Тётушка посетовала, что бабушка из-под подушки Изабель несколько раз вытаскивала кинжал, чтобы та не вздумала на деле продемонстрировать свою симпатию к будущему супругу.

       Примерно в тоже время в столице по долгу службы оказался виконт Эрзе, будущий граф Элезьер. Случайное знакомство во время одного из праздничных обедов положило начало новому скандалу — спустя ещё декаду, в день свадьбы Изабель и Северина, невеста не была обнаружена в пределах города. А спустя месяц пришло лаконичное письмо с объяснениями, что Изабель Танлей отныне супруга Эдуарда Элезьера, виконта Эрзе, и что «Эспине придётся подыскать другую жертву».

       — Отец был сердит словно сотня тигров, а Изо и того хуже — как тысяча. Они страшно злились друг на друга и увиделись только спустя два года, после рождения Рауля и Эмиля.

       Инициатором встречи стала бабушка — герцогиня Танлей. Под её руководством Изабель и Фредерика устраивали совместный праздник по случаю рождения первенцев у обеих — Эмиль и Рауль разминулись на каких-то полторы декады. Поскольку с младшей дочерью герцог не ссорился, то вменяемой причины оказаться от приезда у него не оказалось. Как выяснилось, за солидный срок отец и дочь остыли и «убрали когти», поэтому примирение вышло бескровным и вполне себе радостным.

       — Я так рада, что они помирились. Моё сердце обливалось кровью ото всей этой ситуации. Семья должна быть семьёй, а не стаей обозлённых зверей. Душа моя, но ты же не будешь брать пример с Изо? Боюсь, побег не обернётся ничем хорошим!

       — Обещаю вам, тётушка, необдуманных поступков я совершать не буду, — торжественно сообщила я, умолчав, что совершение обдуманных поступков будет зависеть от того, что из себя теперь представляет Луи, граф Марре. История, которую тщательно скрывала маменька, могла стать моим козырем.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Яблоки

1

        Непривычная жара терзала Аланор вот уже несколько декад, и прилегающую к побережью столицу от зноя не спасала даже близость моря. Формально эта тихая заводь носила название Залива Ветров, но на деле никак не помогала жителям столицы в летнее время справляться с духотой и жаром. Отговорка, придуманная для герцогини Этейн, была не такой уж и неправдой. Решение путешествовать ночью, дабы лишний раз не истязать тело и душу, казалось мне разумным. Тем более что ворох юбок, узкий корсет и прочие прелести женской доли никак не располагали к комфортному путешествию под палящим солнцем. От духоты и зноя мало спасал даже крытый экипаж.

       Пока я предавалась размышлениям о своей выдающейся разумности, карета неспешно катила по каменной мостовой. Мысли так же плавно перешли в другое русло. Покидать столицу не хотелось, я слишком привыкла к этому городу и любила сердце страны всей душой. Шумные улицы, полные разномастной толпы, грандиозные памятники основателям, великим королям и полководцам прошлого, украшенные цветочными гирляндами в честь торжеств, королевский двор с его интригами и страстями, улыбки и смех горожан — всё стало родным. Этот город — вечный праздник, неподдельная радость, а порой и настоящая трагедия, но честная, полная искренности. Люди здесь умеют жить и не мешают жить другим.

       К горлу подкатил комок, и я едва удержалась, чтобы не разрыдаться в присутствии данны Марты — бывшей кормилицы тётушки и моей новоиспечённой дуэньи — и тем более, в присутствии Луизы и Анны. Камеристки определённо не желали покидать Аланор, но с их желаниями никто не считался, как и с моими, поэтому приходилось «сохранять лицо». Я бросила последний взгляд на непривычно тихую Оружейную площадь и задёрнула штору. Часть моей души навсегда останется здесь, даже если бренное тело не пустят сюда снова.

       Луиза с недоумённым взглядом проследила, как я вытащила из сумки, хранившей, грубо говоря, всякую мелочь, необычный презент кронпринца, и толкнула локтём задумавшуюся Анну, чуть было не выронившую фонарь. Возможно, она подумала, что я рехнулась от горя и сейчас устрою кровавую бойню прямо в экипаже. Служанок пришлось разочаровать — в мои планы входило лишь изучение реликвии, разглядеть которую ранее я попросту забыла. Об оружии у меня было поверхностное представление, что бы ни казалось принцу, но его хватило, чтобы понять, что в руки мне попало настоящее сокровище. Теперь повод завидовать мне был не только у Элеоноры, но и моего собственного брата Эмиля, для которого оружие было самой большой любовью в его жизни.

       Поверхность узкого клинка покрывал причудливый узор, похожий на морские волны. Подумать только, сангрийская сталь, та самая! Невероятное оружие из неё ценилось едва ли не дороже золота, потому что секрет изготовления давно был унесён с собой в могилу последними мастерами Сангры²⁷. Быть может, где-то ещё и остались оружейники, способные изготовлять мечи, режущие плоть и кольчуги как масло, но признаков жизни они не подавали. Хоть в мой век оружие из сангрийской стали было большой редкостью почтенного возраста, его остроте могли позавидовать совсем новые, только вышедшие из под молота кузнеца клинки.

       Данна Марта невозмутимо дремала, закутавшись в шаль, а камеристки молчаливо косились в мою сторону, в ожидании какого-либо подвоха. Фанатичный блеск в глазах и серебрящийся в свете фонаря клинок им определённо не нравились. Я и сама была удивлена восторгом, вызванным попавшей в руки реликвией. Это было бы вполне ожидаемо от Эмиля или Рауля, но никак не от меня.

       Я почти что с любовью погладила пальцами прохладный металл. С обеих сторон клинок ближе к крестовине украшала миниатюрная гравировка, изображавшая расправившего крылья орла. Под птицей обнаружилась похожая на вязь надпись на неизвестном мне языке, скорее всего имя мастера или имя того бога, которому он принадлежал, если верить сомнительной легенде. Простая рукоять, обтянутая мягкой кожей, была украшена лишь тремя зеленоватыми камнями на крестовине, но кинжал был великолепен и без ювелирных изысков! Как мне только хватило глупости думать о каких-то цветах и украшениях? Филипп сделал мне великолепнейший подарок из всех возможных, моему будущему мужу придётся хорошенько постараться, чтобы добиться от меня симпатии аналогичной отношению к принцу.

       Анна явно собиралась что-то спросить, видимо, желала осведомиться о моём душевном здоровье, но не успела. Совсем близко послышался выстрел, затем злой собачий лай. Запряжённые в карету лошади испуганно заржали и рванулись в сторону. Саму карету основательно занесло, но она резко остановилась, столкнувшись с нежданной преградой. Похоже, застряла в прилегающем к улице переулке. До меня донеслись удивлённые голоса гвардейцев и чёткие приказы капитана приготовиться к бою. И душераздирающий лошадиный стон — один из запряжённых в экипаж коней серьёзно поранился, я была в этом уверена.

       Чудом умудрившись не наткнуться на хищно сверкнувшее острым лезвием сокровище, я с невозмутимым видом, хоть сердце моё сжималось от страха и жалости, уселась обратно на скамью, поправила юбку и с укором взглянула на самозабвенно визжащих служанок, вцепившихся друг в друга и уронивших погасший фонарь. Проснувшаяся данна Марта ошеломлённо озиралась по сторонам, не понимая, что произошло.

       — Дамы, будьте любезны не вопить. Карета никуда больше не торопится, и мы не перевернёмся, — заверила я, придав голосу как можно больше уверенности.

       Тем временем за пределами экипажа явно происходило что-то неладное. Перепугавшим лошадей выстрелом дело не ограничилось, и вслед за первым послышалось ещё несколько. Мне стало не по себе. Ох, накликала всё-таки беду графиня Фуа! Неужели грабители рискнули напасть на отряд гвардейцев? Я осторожно отвела в сторону угол занавески, жестом приказав камеристкам и дуэнье пригнуться. Шальные пули имеют премерзкое свойство попадать в невинные головы.

       Улица была заполнена едким зеленоватым дымом, от которого сильно слезились глаза. Горючая пакость, изобретённая в Аранисе²⁸, часто использовалась во время диверсий, чтобы сбить противника с толку либо позволить диверсанту оперативно скрыться от чужих глаз. Только держалась подобная дымовая завеса недолго — не больше минуты — и быстро развеивалась. Но какого демона кому-то понадобилось поджигать этот мерзкий порошок здесь?

       Завеса почти растворилась, и моему взору предстало ужасающее зрелище. В нескольких шагах от меня два раза грохнули выстрелы, и гвардеец, только выхвативший шпагу, неуклюже свалился с коня. Из темноты вынырнул огромный лохматый пёс и вцепился ему в горло. Оружие со звоном упало на мостовую, а конь гвардейца взвился на дыбы и умчался во мрак соседнего переулка.

       — Проклятье, что здесь происходит?! — не выдержала я.

       В тот же момент обзор мне загородила огромная тень, возникшая прямо перед окном. Дверь с силой рванули, и я, потеряв равновесие, едва не вывалилась на мостовую. Позади охнула данна Марта.

       Тень оказалась внушительного вида мужчиной, один взгляд на которого вгонял меня в ужас. Вид небритого одноглазого бандита с перекошенным лицом заставил меня вспомнить детские страшилки о людоедах, завтракающих младенцами. Чуть было не закричав, я с изумлением уставилась на мужчину. Помимо повязки на глазу его голову венчал скрученный жёлтый платок. И это, собственно, не предвещало ничего хорошего, потому что вот уже двести лет жёлтые платки — знак Двора Теней. Знак убийц, грабителей, воров — городского отребья, правящего городом под покровом ночи. Теперь я была готова заголосить не хуже Анны, подвывающей позади.

       Не особо церемонясь и не дожидаясь комментариев, грабитель сгрёб меня за волосы и выволок из кареты, ощутимо приложив головой об угол косяка. По виску и вдоль щеки немедленно заструилась кровь, а перед глазами сверкнула россыпь искр. Камеристки в унисон завизжали. Я же была настолько потрясена, что не могла и пискнуть, лишь испуганно глазела то на мужчину, то на происходящее вокруг безумие.

       Моя охрана явно была в меньшинстве и из последних сил отбивалась от вооружённых до зубов бандитов в жёлтых платках. Грабителей было там много, что даже опытные гвардейцы — элита! — не могли с ними справиться. Охранник, рванувшийся было ко мне на помощь, с пробитой головой рухнул наземь. Оставшаяся без всадника лошадь, лягнув в грудь одного разбойника, вцепилась крепкими зубами в плечо другому — боевой товарищ гвардейца продолжал сражаться за своего мёртвого хозяина. Мои ноги подкосились, и я безвольной куклой повисла в руке, бесцеремонно вцепившейся в мою причёску. Было страшно, как никогда в жизни, сердце глухо колотилось о рёбра, словно пыталось сбежать куда подальше.

       — Не бойся, цыпа, скоро всё закончится, — хриплым голосом обнадёжил меня бандит. Дуло пистолета смотрело прямо на меня. До выстрела оставались считанные мгновения. Злобная усмешка, искривившая губы моего будущего убийцы, становилась всё шире. От запаха крови и пороха мутило. Где-то позади вопили, прижавшись друг к другу, Луиза и Анна, сипло дышала данна Марта. Хотелось заорать в голос, но в горле пересохло от ужаса.

       Как Высшие Силы, чьё милосердие восхваляют священники, могут допускать такое... такой беспредел? Или где демоны носят этого Падшего, будь он проклят и низвержен ещё раз, которого называли моим покровителем?! Почему должен был умереть от рук жадных мерзавцев гвардеец? Почему человеческим голосом стонет раненный конь, лежащий неподалёку на боку? Откуда столько злобы и кровавого азарта в глазах этого грабителя? Злобы к безоружной девушке, у которой нет сил сопротивляться и даже просто закричать... Безоружной?

       Одно резкое, малоосмысленное движение, порождённое каким-то скрытым инстинктом, и злой азарт в глазах грабителя сменился удивлением. Сангрийская сталь и в самом деле рассекла плоть словно масло. Кинжал, так и не выпущенный мной из рук, косо прочертил поперёк его горла вторую улыбку. Рвавшая волосы рука ослабила хватку, тяжёлое тело с отчаянным хрипом повалилось вперёд, оседая вниз и грозя погрести меня под собой. Горячая кровь, хлеставшая из его раны, окатила мне лицо и грудь.

       Оказалось, что решиться на убийство человека не так уж и сложно — рука даже не дрогнула, метнувшись вперёд.

       Я неуклюже рванулась в сторону и, запутавшись в юбках, мешком упала на мостовую. Бездыханное тело грабителя рухнуло рядом, угрожавший моей жизни пистолет отлетел в сторону. Непривычное хладнокровие, посетившее меня на несколько мгновений, столь же быстро меня покинуло. К горлу подкатила дурнота, и я с ужасом осознала, что взгляд стекленеющих глаз ещё долго будет преследовать меня в ночных кошмарах.

       Меня била сильная дрожь, но времени на страхи и угрызения совести не было — остатки самообладания позволяли сохранять некоторую ясность мысли. Пока место убитого не занял кто-либо ещё, я, мёртвой хваткой вцепившись в подарок кронпринца, заползла под карету. Её действительно занесло так, что она намертво перегородила какой-то неизвестный мне проулок. Вот он, шанс к спасению! Если я при своих скромных габаритах смогла пробраться под каретой, то более крупным мужчинам-грабителям потребуется время, чтобы добраться до проулка. Каждая секунда может обернуться спасением!

       Обдирая локти и путаясь в тяжелых юбках, я решительно поползла вперёд.

       — Под каретой!!! — заорал кто-то, когда я не без труда выбралась с обратной стороны. — Держите её, мачту вам в зад!

       Заметили!

       Немедленный выстрел. Глухой стук падающего тела. Одинокий женский крик. Луиза или Анна? Или же бедняжка данна Марта?..

       — Простите... — Времени на сожаления не было, и, подхватив юбки одной рукой, я бросилась бежать, подгоняемая эгоистичным страхом за свою жизнь.

2

       Истошный крик Луизы до сих пор звенел в ушах. Или это была Анна? Я так и не поняла. Спотыкаясь, я бежала по узким переулкам, мысленно молясь о том, чтобы Святой Альбин или хотя бы Падший ниспослали мне на пути патруль стражников или хоть какое-нибудь укрытие. Что святой, что его низверженный враг были глухи к мольбам, звать на помощь вслух было некого, и оставалось лишь бежать дальше по пустующим незнакомым подворотням, надеясь только на себя. Наивные надежды на помощь кого-то, кроме себя самого — верх глупости. И слабости. Моя жизнь и моя смерть пока были в лишь моих руках. Руку с кинжалом направили определённо не Высшие Силы.

       Глубокая царапина над бровью ощутимо ныла и продолжала кровоточить, проклятые юбки мешали при беге и путались в ногах, туго затянутый корсет не давал дышать. Будь я мужчиной, скольких проблем смогла бы избежать! В первую очередь, не пришлось бы облачаться в тяжёлое нагромождение тканей, портившее мне настроение и грозящее стать причиной моей скоропостижной смерти. Будь я мужчиной, я бы умела отменно фехтовать, заколола бы напавших на экипаж мерзавцев шпагой и бросила бы презрительный взгляд в их стекленеющие глаза. «Бы» да «бы»... Но раз судьба распорядилась не в мою пользу, нужно было искать другие способы к спасению.

       Сангрийский кинжал, спасший мне жизнь, я так и не бросила, не хватало ещё, чтобы бандиты меня им же и закололи, когда догонят. Мысль, что меня вскоре настигнут, настойчиво постучалась в голову и во всю там хозяйничала, но Элезьеры так просто не сдаются. Я собиралась убегать до тех пор, пока силы не оставили бы меня окончательно и бесповоротно. Размышляя о героической смерти, я в очередной раз запнулась и неуклюже рухнула наземь. С треклятым платьем необходимо было что-то сделать и желательно быстрее. Решение возникло в голове незамедлительно, и я не без сожаления распорола дорогую ткань кинжалом сверху вниз. Подарок тётушки Фредерики было безумно жаль, но свою жизнь я считала более ценной, чем обшитые меарскими кружевами тряпки.

       Оставшись лишь в нижней рубашке да панталонах, я бросилась дальше по лабиринту из узких улочек, бросив хладный труп некогда прекраснейшего платья посреди дороги. Преследователей мог привлечь любой неосторожный шорох, донёсшийся из безлюдного переулка, не то что звук распарываемой ткани, поэтому следовало как можно скорее покинуть «место преступления». Что бы подумала маменька, узнав, что её старшая дочь в ночи бежит по одному из не самых благополучных районов столицы в одном белье, размахивая окровавленным кинжалом? Вероятно, изрекла бы что-нибудь о том, что Аланор — действительно рассадник всех человеческих пороков, развращающий неопытную молодёжь, и отреклась бы от грешного отпрыска.

       Крики преследователей раздавались неподалёку. Пока я тратила время на уничтожение платья, они избавились от кареты и ринулись в проулок по горячим следам. Я даже лиц их не запомнила, почему нельзя было просто отпустить меня? Вряд ли причиной погони была месть за товарища или поиск дополнительных ценностей — все они остались в карете, за исключением скромной подвески с изумрудом — подарка бабушки. Значит, целью «грабежа» было именно убийство Вероники Элезьер? Зачем же им это понадобилось, оставалось загадкой. Упорство грабителей можно было бы и похвалить, если бы их жертвой не была я. Перед глазами мелькнуло рассечённое горло мужчины, прятавшего лицо за жёлтым платком, его удивлённый взгляд. Едва сдерживая тошноту, я затаилась в щели между домами. Нет, не время для слабостей, поплакать и попрощаться с ужином можно будет и после. Необходимо сохранить тишину и не помогать грабителям в поисках, они и так бродят совсем близко. Дочерям маршалов не пристало делать несусветные глупости.

       С таким же трудом я поборола острое желание броситься к ближайшему дому и колотить двери, пока жильцы не откликнутся на зов о помощи. Желание было безжалостно отринуто, ибо я понимала напрасность лишнего шума. Помогать мне точно никто бы не стал — своя шкура дороже. Каждый аланорец осведомлён об опасности ночных прогулок по трущобам, и попавшая в западню дурочка вряд ли бы разбудила жалость хоть в ком-нибудь. Королю Карлу ещё работать и работать над благополучием столицы! Я решила обязательно сообщить эту мысль его величеству, если выживу. Или явиться к монарху бесплотным, но рассерженным призраком с теми же новостями, ибо перспективы у меня были не ахти.

       Тяжело дыша, я прижалась к холодной стене. Сердце упорно пыталось выпрыгнуть из груди. Мне казалось, что его биение слышно на несколько лиг вокруг. Голоса приближались. До того момента, как меня должны были настигнуть, оставались считанные мгновения. Куда ни беги — найдут. Их слишком много. Лихо маневрирующим по переулкам бандитам эти дебри знакомы, как свои пять пальцев, и любое возможное укрытие им заведомо известно. Как карета вообще оказалась в этой части города? Экипаж должен был направляться к Полуночным воротам, в северную его часть! О чём думали возница и капитан эскорта, направляясь в эти трущобы? Жаль, что покойники не могут разговаривать, я бы обязательно расспросила их о мотивах, попадись они мне в руки.

       И почему фрейлины её величества должны кудахтать вокруг королевы и её дочери, вышивать никому не нужные цветы, есть приторно-сладкие пирожные и бесконечно сплетничать друг о друге? В обязанности моего будущего призрака добавился пункт, гласящий об осведомлении его величества о необходимости обязательного обучения каждой придворной дамы фехтованию. Лучше всего для этого подойдут мастера клинка из Мон-Вердэ или Эльды, это тоже будет необходимо сообщить Карлу. Его величеству предстоит многое узнать, когда злой дух несостоявшейся маркизы до него доберётся. Я едва сдержалась, чтобы не захихикать на нервной почве.

       По-хозяйски гуляющий по проулкам ветер донёс до меня сердитые голоса преследователей и собачий лай. Собака! У грабителей ведь был зверского вида волкодав, загрызший на моих глазах одного из гвардейцев. Кажется, я обречена. Ситуация мало походила на обычный грабёж, после которого у удачливой жертвы есть шанс остаться в живых. Я задумалась о возможности намеренного нападения с целью познакомить меня с райскими садами. Но за что? Я и безобидных глупостей ещё натворить не успела за свою короткую жизнь, не то, чтобы перейти дорогу кому-либо. Если только авестрийцы решили насолить отцу и выманить маршала Севера с границы в Аланор, чтобы они сами в это время разгромили оставшуюся без головы армию и... Нет, этот вздор не может быть правдой. Скорее всего, мои преследователи — обычные грабители, чьё самолюбие уязвил неожиданный побег строптивой жертвы.

       Или нет. Я с ужасом вспомнила пикантную сцену с участием главы Тайной Канцелярии и герцогини Этейн. Неужели это они так ревностно охраняют свои секреты?!

       Биение сердца всё же медленно пришло в норму, кровь перестала шуметь в ушах, и до меня донесся едва слышный плеск воды. Похоже, эта дикая охота загнала свою дичь к рыбацкому району с громким названием Речное Подворье. Право слово, лучше бы я побежала в обратную сторону. Умереть среди грязи, мусора и нищеты совсем не романтично, уж лучше б ноги унесли меня куда-нибудь к Оружейной площади.

       Внезапная мысль меня осенила. Река?.. Река! Ещё не всё потеряно. Подавив попытку взмолиться Высшим Силам, чтобы они ниспослали мне удачу, и, вспомнив, что я в них теперь точно не верю, я из последних сил побежала на звук.

       Серебрящийся в лунном свете Рагмур медленно пробирался к заливу, скользя мимо нескольких небольших рыбацких лодок, наполовину вытащенных на берег. Рассекающая Аланор на две части река — мой последний шанс на спасение. Благодаря Эмилю я знала, что спрятаться от чуткого носа собак можно при помощи воды. Насколько правдивы были истории о невероятных приключениях беглецов, о которых вещал мой брат, я не бралась судить, но они подарили мне маленькую надежду скрыться от преследователей. Переплыть спокойный, но глубокий и весьма холодный Рагмур было выше моих сил, но забраться по пояс в воду и отправиться вверх по течению я всё же решилась.

       После минуты в холодной воде решимость дошагать до центра Аланора куда-то испарилась, но выйти из воды слишком рано означало обнаружить себя. Сжав зубы и крепче вцепившись окоченевшими пальцами в кинжал, я продолжала идти. Я надеялась, что заросли из тощих деревьев на берегу скрывают одинокую фигурку, бредущую по своим делам по пояс в воде против течения. Словно желая мне помочь, луна на время скрылась за тучей, и всё погрузилось во мрак.

       На побережье реки часто встречались небольшие пристани, но трущобы, в которые меня занесло, были ими обделены. Ровно как и мостами, хотя я бы предпочла ещё больше отдалиться от преследователей. Добрались ли они уже до Рагмура? Или всё ещё рыскают по подворотням, в которые я бы могла забиться в надежде спрятаться? Неимоверно острый камень не вовремя попал под ногу и, едва сдержав вопль негодования, я погрузилась в воду по шею. Туфли, которые я несла в руке, наглейшим образом выскользнули и благополучно отправились в путешествие до бухты. Неприятные моменты продолжали вставлять палки в колёса моим планам спасения. Но кинжал, к счастью, меня не покинул. В него я вцепилась намертво.

       Выпрямившись, я замерла и прислушалась. С берега не доносилось никаких звуков, лишь шелестела река, пробираясь между камнями. Оставалось надеяться, что громкий всплеск от падения моего неуклюжего тела не привлёк ничьего внимания.

       Некоторое время я продолжала упорно бороться с течением Рагмура, пока не поняла, что умру от холода, если тотчас же не выйду из воды. И как только в таком жарком городе, как Аланор, может быть до такой степени ледяная река?

       Едва передвигая ноги, я выбралась на берег и кое-как выжала оставшуюся на мне одежду. Нет, всё же опасные для жизни приключения — это не для меня. За пару часов лишиться кареты, охраны, камеристок, платья и, кажется, здоровья — кому же такое понравится?

       Зрелище собой, скорее всего, я представляла пугающее. Кто-нибудь особо суеверный вполне бы мог принять меня за речного беса, выбравшегося на берег от скуки. Или за жертвой, чтобы пырнуть её ножом и уволочь на дно Рагмура.

       Поплясав немного, чтобы согреться, я отправилась дальше по побережью. В душе теплилась надежда, что я достаточно оторвалась от преследователей, а заметание следов удалось. Должно же мне для приличия хоть чуть-чуть повезти. Но упование на удачу не было поводом стоять на месте. Необходимо было двигаться хотя бы для того, чтобы не замёрзнуть.

3

       Ноги вынесли меня к одной из небольших пристаней, которые я вспоминала ранее. Состояние у неё было удручающим, но возле причала качалась на волнах внушительных размеров лодка. Я оглядела силуэты зданий, возвышавшиеся надо мной мрачными тенями. Нет сомнений, я попала в район продовольственных складов. Их практически за бесценок арендовали жадные купцы, которые жалели денег на более дорогие в восточной части города, возле гавани. Обогнув гору из пустых ящиков, я натолкнулась на ряд пузатых бочек, некоторые из которых вальяжно развалились на боку.

       — Элле тендо ла воче, Риккардо! — заорали неподалёку впечатляющим басом. — Эно ресте си анчини, риаче ле ассо?! Диенто аль мера, Чезаре дерре ниапреса!

       Испугавшись, я замерла и прислушалась.

       — Ни арезе уме ми алеоре! — гневно отозвались со стороны склада. — Эла реста!

       Незамедлительно послышался грохот и отборная брань с двух сторон. Человек у склада то ли уронил что-то, то ли врезался в гору ящиков, похожую на ту, возле которой приютилась беглая фрейлина. Я не сразу распознала, что мужчины ругаются на авэллийском, но постепенно мысли мои успокоились и я даже начала понимать, о чём идёт речь, благо каждая уважающая себя благородная дама должна знать несколько иностранных языков.

       Шумные мужчины торопились на встречу с неким Чезаре, который не любил ждать. Обладатель баса требовал, чтобы его спутник по имени Риккардо пошевеливался, иначе ему обеспечат якорь в глотку. Тот в свою очередь решил огрызнуться и по неосторожности упал, перевернув бочку с «товаром».

       — Вилы тебе в печень, медузий сын! Мы не для того платили за эти проклятые яблоки, чтобы ты их тут рассыпал! — ещё громче заголосил обладатель баса.

       — Я же просил не гавкать под руку! — огрызнулся Риккардо.

       — Ещё один звук, щенок, и я тебя пристрелю! — взревел его приятель.

       — Бальдо, заткнись и помоги собрать яблоки!

       Мимо, глухо топая сапогами, промчался внушительных размеров мужчина с фонарём, напомнивший мне о медведях. Но, к великой моей радости, он не заглянул в щель между ящиками, куда я незамедлительно забилась. Пока любители яблок без стеснения орали друг на друга и собирали своё имущество где-то в стороне, я выползла из укрытия, намереваясь улизнуть куда подальше от злых иностранцев. Но выяснилось, что удача снова повернулась ко мне не самой приятной частью своего тела. Из-за здания склада вынырнули три диковатых на вид мужчины, чьи злые лица выхватил из тьмы факел. За ними стремительной тенью выскочил запомнившийся мне волкодав и угрожающе рычал. Не раздумывая, все четверо рванулись в сторону света фонаря, вокруг которого ползали Бальдо и Риккардо, продолжая ворчать друг на друга. Воспользовавшись моментом, я рванулась назад и забилась в одну из пустых бочек, что мирно лежали неподалёку. И стоило страдать и мёрзнуть в реке, если они всё равно меня нашли? Или почти нашли.

       — Не топчитесь по яблокам, пресноводные моллюски! — незамедлительно заорал Бальдо. Вслед за этим послышался глухой удар, скорее всего пинок, и испуганный скулёж волкодава. — Чтоб вас разорвало, ... ... ! ...! — и добавил несколько слов, которых благовоспитанной девушке знать не положено.

       — Бальдо? Демоны Морской Королевы! Бальдо, ты ли это?! — в голосе разбойника я узнала того, кто кричал про «мачту в задницу» своим приятелям, когда я ползла под каретой. К слову, этот тип довольно-таки хорошо изъяснялся на авэллийском.

       — Джакомо? — незамедлительно откликнулся «медведь». — Ты ещё жив, медузий сын? И хватит топтать эти треклятые яблоки, раздери тебя акула!

       — Рад видеть твою рожу снова, Бальдо, — радостно сообщил мой преследователь. — Я уж думал, что тебя давно сожрали рыбы.

       — Не дождёшься. Что ты здесь делаешь? И что, утащи тебя демон, за тряпка у тебя на роже?

       — Это для дела, — важно сообщил Джакомо.

       — Чтоб бабы от тебя не шарахались, что ли? Мудрое решение при твоей кривой морде.

       — Кстати, о бабах. Бальдо, ты тут девку не видел? Мелкая такая, бледная как рыбье брюхо, волосы тёмные. И глаза у бесовки разные должны быть, зелёный и голубой.

       Я сжалась в своей бочке, готовая ткнуть в глаз кинжалом каждого, кто сунется в моё логово. Чего они ко мне прицепились? Да ещё и с весьма нелестными комплиментами!.. Погодите-ка, откуда этот бандит знает, какого цвета должны быть мои глаза, если меня вблизи видел лишь убитый разбойник? Да и тот вряд ли при премерзком освещении умудрился разглядеть мою небольшую особенность!

       — Здесь темно как в акульей заднице! Разве разглядишь глаза, хоть их три будет? Сбежала от тебя девка, что ли? Тогда тряпка на роже не поможет, если она тебя уже видела, — Бальдо оглушительно заржал. — Не видел я тут баб. Только яблоки, ящики да бестолочь эта, Риккардо. Где-то ещё хозяин этого добра ошивался...

       Джакомо отозвался двухминутной речью не самого приличного содержания, поминая меня и всех моих родственников не самыми приятными словами. Лучше б о своей невнимательности задумался, мерзавец!

       — Ты в разбойники подался, что ль? Чтоб тебя разорвало, Джакомо, как после всего можно было стать сухопутной крысой? — в голосе Бальдо внезапно почувствовалось презрение.

       — Моя душа принадлежит лишь «Марине», на другой корабль не ступлю и ногой, — высокопарно возвестил его собеседник. — Но после смерти Волка некому поднять её паруса и послать нас в бой. Поэтому живу, как могу. Здесь. И вспоминаю былые деньки с тоской.

       — Ты как был палубным недоумком, так им и остался, — злым голосом отрезал Бальдо. — А «Марина» всё ещё бороздит моря. Из «костяка» ушёл только ты, медузий сын, да старый Луиджи. Но тот уже отплавал своё, груде костей пора было на покой.

       Джакомо рассмеялся.

       — Да ну? Неужто тебя выбрали капитаном?

       — Ты знаешь, кто был наследником Волка, — в голосе «медведя» сквозил ледяной северный ветер. Кажется, нынешний Джакомо разочаровал старого приятеля. — Большинство проголосовало — Волчонок и поднял паруса.

       — Демоны Бездны, этот щенок теперь капитан? Да быть такого не может!

       — «Марина» по-прежнему гроза восточных морей. И не тебе, моллюск пресноводный, в этом сомневаться. Мы в деле. А ты продолжай убивать беззащитных девок, коль на большее не способен.

       — Я не убью тебя сейчас только потому, что мы двадцать лет ходили в море под одними парусами, ещё на первом корыте Волка! — прорычал порядком разъярённый Джакомо. — Только из уважения к памяти капитана и клятве, что я дал!

       — Иди своей дорогой, Джакомо. Или помоги нам с Рикко погрузить эти проклятые бочки в лодку. Может, в одной из них и прячется твоя девка.

       Я похолодела. Неужели заметил? Ещё несколько мгновений и моя жизнь благополучно оборвётся. Или неблагополучно. Какая разница, если я всё равно обречена. Тяжко умирать, осознавая, что ничего хорошего после себя оставить не успела, а ведь...

       — Рр-р? — раздалось совсем близко. Проклятый волкодав меня нашёл! Громадная тень загородила лунный свет, пробивавшийся ко мне, и шумно принюхалась. Но в тот же момент собака улетела куда-то в сторону от мощного пинка. Послышался грохот разлетевшейся пирамиды из ящиков и обиженный вой.

       — Якорь тебе в задницу, убери свою псину от моей еды! — взревел Бальдо в шаге от меня.

       — Бруно! — рявкнул Джакомо. — К ноге, бесполезная тварь!

       Сильные руки подхватили бочку, в которой я пряталась, и резко её перевернули. Тихо пискнув, я перекатилась вниз, ударилась головой и, застыв в нелепой позе, выставила вперёд руки с кинжалом. Пусть только кто-нибудь сунется — глаза выколю. Над бочкой появился огромный силуэт с фонарём в руке, и обросшее чёрной с проседью бородой лицо уставилось на меня. Затем Бальдо перевёл взгляд на моё оружие, снова взглянул в глаза и скрылся из поля зрения. Если он и удивился, то никак это не показал. Всё, конец. Добегалась и по собственной глупости угодила в ловушку. Нужно было быстрее уносить отсюда ноги, а не прятаться по бочкам и подслушивать. Сейчас он позовёт Джакомо и отдаст меня ему на растерзание. А затем отправится на свою «Волчью Марину» со спокойной душой.

       Большим сюрпризом для меня стала крышка, опустившаяся поверх бочки.

       — Риккардо! — раздался незамедлительный крик. — Помоги мне погрузить бочку в лодку!

       — У меня не десять рук! — огрызнулся тот где-то в стороне. — Тащи сам!

       — Шевелись, щенок!

       Демоны Бездны, что происходит?! Я была в полном недоумении. Через некоторое время бочку с перепуганной девицей подхватили на руки и куда-то потащили. Совсем близко слышалась брань Риккардо, грубые ответы Бальдо и недовольные вопли Джакомо. Ещё несколько часов назад самым страшным событием в жизни мне казалось отлучение от двора, но события прошедшей ночи резко изменили мои приоритеты. Я была готова никогда больше не видеть Аланор, лишь бы оказаться подальше от головореза, которому мало было просто пограбить экипаж, а нужно ещё и убить меня.

       Не самым аккуратным образом бочку опустили на дно лодки, которая незамедлительно пошла ходуном. От качки меня начало мутить. Хотелось возмутиться, что, мол, не яблоки несут и нужно быть аккуратнее, но, вовремя опомнившись, я воздержалась. Нет, я — яблоко. Я не умею говорить. Никакой грабитель с жёлтой тряпкой меня не найдёт. Потому что до яблок ему дела нет.

       Тем временем не отходящий от Бальдо Джакомо вещал что-то о необходимости его присутствия на борту лодки, гружённой бочками с яблоками.

       — Катись к Падшему, — отрезал «медведь» на все его увещевания. — Чезаре тебе рад не будет, вот и незачем рваться на «Марину». Лучше девку ищи, а то убежит ещё дальше.

       — Да сдался мне этот щенок, без Волка команда уже не та, и делать мне среди того сброда нечего, — прорычал тот. — Подбросьте меня до порта, там должны собраться остальные мои ребята.

       Оказывается, они разделились и направились искать меня по разным направлениям. Я уж решила было, что трое головорезов и собака — всё, что осталось от напавших на мою карету. Нет, его величество обязательно должен принять меры по охране городских улиц, включая полузаброшенные трущобы, по ночам. Если выберусь из этой переделки, обязательно сообщу ему об этом.

       — Повторяю, катись к Падшему. — Бальдо был непреклонен. — Ты и твои пресноводные моллюски здесь не поместитесь, ищи другую лодку или иди пешком.

       — Бальдо, сожри тебя акула! Я же не денег прошу взаймы! И поплыву я один, парни останутся здесь.

       — И что? Ты мне и за деньги не нужен!..

       Джакомо ещё долго возмущался и кричал, и Бальдо наконец сдался, чем сильно меня опечалил.

       — Псину свою тоже на берегу оставишь. Рикко, дай ему весло. А я отдохну пока, — фыркнул «медведь».

       Я почувствовала, что на ставшую мне убежищем бочку облокотилось что-то весьма тяжёлое. В следующий момент лодка покачнулась сильнее — видимо, отдавший последние приказы «своим ребятам» Джакомо пожаловал на борт.

       — Кто не работает, тот не ест. Или никуда не плывёт. Так что греби, — заявил Бальдо.

       Пока лодка, мерно покачиваясь, плыла в сторону гавани, я мелко тряслась от холода и страха и размышляла о своей горькой доле и о том, что со мной будет. Джакомо не особо нравился моему спасителю, и это вселяло некоторую надежду в мою душу. Но что со мной будет дальше? Не стали же мне помогать просто из доброты душевной. Я поёжилась. Нет, пожалуй, о своём будущем я подумаю чуть позже, а пока просто порадуюсь, что Джакомо даже не подозревает, что цель практически у него под боком, и что он благополучно покинет лодку в гавани. А я, возможно, сойду на берег чуть поодаль и отправлюсь прямиком в королевский дворец с новостями. Только вот кто пустит меня туда? Боюсь, даже тётушка Фредерика не признает в речном бесе свою дорогую племянницу.

       — «Марина» в гавани? — прохрипел Джакомо. Судя по голосу, от тяжкого труда, подобного гребле, он давно отвык и сейчас сильно страдал.

       — В бухте, — отозвался Бальдо. — Как вернусь, мы сразу отходим.

       — И как только решились сунуться сюда? Пушки в фортах, что на холмах, очень меткие и любую посудину вмиг потопят. Даже эльдский галеон.

       — Не надейся, здесь с нами всё будет в порядке. Те, кому мы бы тут не угодили, сейчас гоняют всякую зелень подкильную в Море Сирен. А гостить под боком у Карла нам разрешает почётная бумажка от Его Императорского Величества, Владыки всех авэллитов Лоренцо Альмериго Второго Бесстрашного.

       — «Марина» теперь — авэллский капер²⁹?! Мерзость какая!

       Тело ужасно затекло из-за неудобной позы, мне по-прежнему было холодно и страшно, но я не решалась пошевелить и пальцем и мужественно терпела, постепенно привыкнув и к ноющей спине, и иголкам холода, покалывающим тело. Джакомо и Бальдо обсуждали что-то ещё, но я уже не слушала ни вопросы, ни ответы. Жалевшая меня всё это время усталость, заметив, что пока мне ничего не грозит и не нужно превозмогать человеческие возможности, незамедлительно на меня навалилась, и я сама не заметила, как потеряла сознание.

ГЛАВА ПЯТАЯ «Марина»

1

        Очнулась я, когда бочку, не особо церемонясь, бросили на поверхность. От внезапности произошедшего сердце бешено заколотилось, норовя меня покинуть. Я дёрнулась в сторону, приложилась головой о стенку бочки и ощутимо оцарапала руку выскользнувшим из пальцев кинжалом. Захотелось вырваться из своей «темницы» и закричать на виновника моих несчастий, но я снова себя остановила. Неизвестно, кто там за пределами бочки находится и насколько дружелюбно ко мне настроен. Прислушавшись, я ужаснулась, ибо отчётливо слышала шум моря среди гула голосов. Почувствовав легкую качку, я окончательно убедилась, что нахожусь на корабле. И, скорее всего, это та самая «Марина». Поражённая открытием, я предпочла немного выждать, прежде чем явить себя миру.

       — И в кого ты такой криворукий, Рикко? — громогласно рявкнул Бальдо совсем рядом. Тут же крышка с бочки была сорвана, и мне в глаза ударил свет от фонаря, показавшийся нестерпимо ярким. Продолжая молчать и не шевелиться, я уставилась на «медведя», остерегаясь что-либо делать.

       — Вылазь, не боись, — изрёк на ломанном альбиорском Бальдо и приветливо улыбнулся. Вышло настолько устрашающе, что я похолодела, а колени мои подкосились. — Тебя за волосы тащить, что ли?

       Решив, что мои волосы сегодня уже достаточно пострадали от мужского внимания, я выпрямилась и осторожно выглянула из бочки.

       Демоны Морской Королевы, я действительно попала на корабль! На палубе и реях повсюду суетились люди, бегали, кричали, таскали бочки и ящики, возились с парусами. Откуда-то раздавался звук свистка. Один из матросов по случайности уронил ведро, за что тут же схлопотал тысячу проклятий и по шее. Три гигантские мачты, обвешанные громадными парусами, практически полностью заслоняли собой звёздное небо, на котором приютилась полная луна. Посвистывая в вышине, ветер наполнял полотнища и уводил корабль в направлении океана. Я обернулась и со сжавшимся сердцем взглянула на огни остающегося вдали Аланора.

       — Фок-грот-брамсель мне в левое ухо! ќ— ошалело отшатнулся Риккардо, оказавшийся очень высоким молодым человеком немногим старше меня. На его месте я бы тоже удивилась, если бы вместо яблок в бочке оказалась растрёпанная девица в одном белье. Кажется, моряки не жалуют женщин на борту. Как бы не встретить мне конец в пучине морской...

       — Забить чем-нибудь свои уши ты всегда успеешь, зелень подкильная, — рыкнул Бальдо. — Сейчас же найди Хайме, девчонка в крови вся, пусть посмотрит.

       — Но Бальдо, это же...

       — Раздери тебя акула, я сказал что-то непонятное?! Живо за хирургом!

       Я с недоумением проследила, как Риккардо нырнул в люк и скрылся в трюме, чуть не сбив с ног матроса с ведрами в руках и шваброй под мышкой. Привлечённые громоподобным голосом «медведя» моряки, сновавшие по палубе, уже меня заметили и с удивлением разглядывали. Покраснев, я вновь спряталась в бочке, которая была единственным надёжным убежищем за последнее время. Кажется, Падший решил развлечься, посылая мне всё новые и новые испытания. Я не хочу находиться ни на этом, ни на каком-либо другом корабле!

       — А я пока покажу тебя капитану, — порадовал Бальдо и, с лёгкостью подхватив бочку, куда-то её решительно понёс.

       — Благодарю, сударь, — пробормотала я, тщательно выговаривая слова. Легко разговаривать по-авэллийски для меня пока было проблемой. — Вы спасли мне жизнь. Не знаю зачем, но спасибо.

       — О, так ты по-нашему болтаешь?.. Да негоже отдавать девчонок на растерзание мрази вроде Джакомо, вот и не выдал, — отозвался Бальдо. — Как тебя звать?

       — Моё имя Вероника.

       Я вновь высунулась из бочки, соображая, куда меня несут. Матросы, замечавшие мою растрёпанную макушку, осторожно косились и тихо перешёптывались. Моряки народ суеверный, наверняка уже вспомнили тысячу дурных примет, связанных с моим появлением. Как бы им не пришла в голову идея выбросить меня за борт от греха подальше...

       Бальдо уверенным шагом поднялся на ют³⁰ и осторожно опустил бочку на палубу. Я присела, не желая показываться кому-либо ещё в своём весьма непрезентабельном виде, но моряку моя идея скрыться от злого внешнего мира в своей бочке не понравилась. Когда мои ноги оторвались от твёрдой поверхности, и дно бочки заметно отдалилось, не удержавшись, я взвизгнула. «Медведь» заботливо опустил меня на палубу поодаль от бочки и ободряюще похлопал по спине. Так, что из меня чуть душа не вылетела.

       Я затравлено огляделась. В поле зрения появились три человека, двое из которых произвели неизгладимое впечатление на мою и так пребывавшую в подвешенном состоянии душу.

       Сначала мой взгляд пал на коренастую черноглазую женщину в мужском костюме. Она в ответ вопросительно уставилась сначала на меня, затем на Бальдо, накручивая на палец короткую тёмную прядь волос, выбившуюся из-под широкополой шляпы с пегим пером. На первый взгляд ей было лет сорок, но, быть может, и меньше, потому что в свете фонаря, который держал в руках стоящий поблизости мальчик, подобных деталей было не разглядеть. Заметив заткнутые за пояс пистолеты и шпагу на её бедре, я почувствовала себя не в своей тарелке и завела руку, сжимавшую кинжал, за спину. Дабы случайно не спровоцировать непоправимые происшествия.

       — Ты что, русалку выловил? — голос у женщины был хриплым и слегка грубоватым. Под её пристальным взглядом мне захотелось провалиться сквозь... палубу. Туда, где темно и не видно моей развалившейся причёски и нескольких мокрых лент, болтающихся среди локонов, разводов своей и чужой крови на лице и рубашке и бесчисленных ссадин и царапин на голых ногах и руках.

       — Бальдо, если ты решил жениться на старости лет, то просить благословения капитана и квартирмейстера³¹ тебе не обязательно. Лучше обратись к её родителям. — Я повернула голову на второй голос. Его обладатель заставил потерять меня дар речи на несколько мгновений. Если пресловутые «Прекрасные Принцы» и существуют, то выглядеть они должны именно так. Куда там его высочеству Филиппу, хоть тому в наследство досталась внешность королевы Виктории и он был моложе. Высокий и статный мужчина лет тридцати, с гладко выбритым лицом и обвязанными тёмным платком льняными волосами, широко улыбаясь, держал в руках мурлыкавшую чёрную кошку. На фоне медведеподобного Бальдо он, конечно, выглядел в некотором роде щуплым, и в росте уступал долговязому Риккардо, но на мгновение показался мне самим совершенством. Но лишь на мгновение, пока я не обратила внимания на его глаза. Серые и холодные, они пронзали душу, словно сталь. Образ Прекрасного Принца разбился вдребезги, а я снова почувствовала дрожь. Это не принц, это демон. Морской. И вовсе не улыбка на его лице, а хищный оскал. Моя рука крепче сжала кинжал.

       — Жениться я ещё не надумал, капитан. — Бальдо захохотал. — Я нашёл девчушку у складов в бочке, в которой она пряталась от Джакомо. Не отдавать же дитя на растерзание ублюдку.

       — О, этот крысёныш ещё жив, — поморщившись, сказала женщина. — Как тебя зовут? — в её голосе мне померещилось беспокойство. — Ты хоть понимаешь меня?

       — Понимаю. Вероника, — пролепетала я, с мольбой глядя на неё. Если меня немедленно куда-нибудь не посадят, я рухну прямо на палубу.

       — Высшие Силы, да ты вся дрожишь! Нужно немедленно тебя одеть и согреть! И перевязать, ты же вся в крови!

       — Это... не стоит беспокоиться, но отказываться я не посмею, — заверила я госпожу квартирмейстера, хотя ушибленная о карету голова всё ещё ощутимо побаливала. Но ещё бы я не дрожала! От часа, проведённого в холодной реке, от ветра, от пережитого ужаса, из-за страха за будущее и из-за ледяных серых глаз капитана. Своё мнение по поводу дамы в шляпе я поспешно сменила, на фоне устрашающего «принца» она казалась мне чуть ли не тётушкой Фредерикой. И, похоже, эта женщина на самом деле не желала мне зла. А её предложение показалось мне самым замечательным, что я только слышала в жизни. Согреться было просто необходимо.

       — Кого тут врачевать? — раздался позади не совсем трезвый голос. — Я готов!

       — Я вижу, что ты готов, — хмуро отрезала женщина. — Когда только успел так набраться, демонов пропойца?

       Я обернулась и обнаружила прямо за собой переминавшегося с ноги на ногу Риккардо, который выполнил поручение и теперь жаждал знать, что за беса притащил на борт его дядя. Рядом с ним покачивался на ветру вихрастый старичок, тщетно пытавшийся сфокусировать взгляд на квартирмейстере. В одной руке он держал потёртую сумку, а в другой полупустую бутылку с подозрительной жидкостью.

       — Дорогая моя, что у тебя болит? — наконец поинтересовался он, уставившись на женщину.

       — Да не у меня болит, селёдка ты сушёная, перед тобой ребёнок окровавленный стоит! — разбушевалась та, тряся кулаком перед носом хирурга, который с философским видом следил за гневящимся квартирмейстером. — Падший бы тебя побрал, Хайме!

       — Предлагаю переместиться в кают-компанию, иначе барышня рискует серьёзно заболеть. — Вечер сюрпризов был не окончен. На мои плечи опустилась капитанская куртка, а сам капитан, даже не спрашивая разрешения, подхватил меня на руки и понёс в неизвестном направлении.

       Кинжал я от неожиданности выронила, но не успела и пискнуть, как Бальдо его тут же подобрал и проследовал за капитаном.

2

       Кают-компания оказалась довольно просторной и даже уютной. Капитан ни в чём себе и своей команде не отказывал, судя по пёстрому эвбейскому ковру, который стоил как знаменитое свадебное платье королевы Елены Меарской. Главной достопримечательностью помещения был привинченный к палубе дубовый стол внушительных размеров, за которым без проблем могло разместиться человек десять-двенадцать. На столешнице была расстелена потрёпанная карта, которую до появления странной процессии пристально изучали двое мужчин — крепкий меарец с рваным шрамом поперёк щеки, придававшим его обветренному лицу жутковатое выражение вечной усмешки, и уроженец Винтермарена или Исемиды³², высокий, широкоплечий, с угрюмым взглядом почти прозрачных светлых глаз из-под кустистых бровей.

       Поверх карты раскинул ветвистые рога изящный бронзовый канделябр, рядом стоял кувшин и два полупустых стакана. У края стола покоилось небольшое блюдо с остатками еды. Видимо, основной причиной беседы моряков было не только прокладывание курса.

       Скромно потупив взор и сложив руки на коленях, я сидела и молчала. Кинжал Бальдо незамедлительно вернул, оценивающе цокнув языком при виде сангрийской стали, и теперь моё сокровище покоилось рядом, на краю стула. Повисла неловкая тишина, прерываемая лишь ворчанием нетрезвого хирурга, перебиравшего склянки во взгромождённой на стол сумке. Госпожа квартирмейстер вместе с юнгой удалилась в неизвестном направлении, но обещала вскоре вернуться. Усевшийся во главе стола капитан некоторое время со скучающим лицом наблюдал за своей кошкой, прокравшейся в кают-компанию вслед за нами. Затем, устало вздохнув, он прикрыл глаза и замер, словно уснул. Бросив на него осторожный взгляд, я ещё раз отметила про себя, что морской демон невероятно хорош собой. Наверное, демонам положено быть устрашающе-неотразимыми и убивать одним только взглядом.

       Бальдо с подозрением понюхал жидкость в одном из стаканов и принялся неторопливо опустошать содержимое кувшина, не озаботившись спросить разрешения у человека со шрамом и мрачного северянина, которым принадлежала выпивка. Впрочем, тем было всё равно. Вместе с Риккардо эти господа с недоумением переводили взгляд то на меня, то на капитана, желая объяснений.

       Капитан невозмутимо молчал, витая в своих мыслях. А я, чувствуя себя не в своей тарелке, не решалась заговорить. Хоть мысли, накопившиеся за последние часы, требовали выхода в устной форме.

       — Повернись-ка, девица, — потребовал судовой врач, прервав тишину. Когда же я послушно выполнила требование и обратила свой печальный взор на хирурга, тот отшатнулся и удивлённо заморгал. Отвернулся, помотал головой и снова на меня уставился. На его лице отразилось крайнее непонимание.

       — Да, они разного цвета. Нет, я не ведьма, — устало сообщила я, поняв причину замешательства. — Вы можете для душевного спокойствия прочесть молитву, изгоняющую тёмные силы, и убедиться в том, что я не представляю опасности.

       Вместо молитвы судовой врач понимающе кивнул и вместе с фразой «это внутрь» всучил мне в руки ту самую бутылку, с которой он явился на ют. Первой мыслью было возмутиться и отказаться, но в голову забралось коварное «а почему бы и нет, хуже уже не будет». Решительно выдохнув, я хлебнула подозрительное питьё со сладковатым запахом прямо из бутылки. И тут же об этом пожалела. По горлу пробежала жгучая волна, и я со слезами на глазах закашлялась. Бальдо захохотал, наблюдая за моим перекосившимся лицом. Невероятный добряк этот моряк, однако.

       — Немного рома тебе не повредит, — заверил Хайме и сконцентрировал внимание на моей ушибленной ещё в Аланоре голове. — Ох, какая неприятность. — Он огорчённо покачал головой, оценивая «размер ущерба». — Шрам останется.

       В любое другое время я бы непременно расстроилась. Возможно, даже билась бы в истерике. Но после всего пережитого мною овладело непривычное равнодушие. Подумаешь, шрам — голова на месте, и на том спасибо. А всякие неприятности на лбу можно и волосами потом замаскировать, благо они почти не пострадали.

       Намочив чистую ткань из той же бутылки, из которой я пила «целебное зелье», хирург с невозмутимым выражением лица приложил её к ссадине. На этот раз спокойствие мне сохранить не удалось, и я тихо взвыла. Ощущения были не самые приятные. Смахнув невольно выступившие на глазах слёзы, я с праведным негодованием воззрилась на врача-истязателя, который теперь намеревался смазать будущий шрам не вызывающим доверия зеленоватым бальзамом собственного приготовления.

       — Не бойся, Хайме хоть и дурак старый, но врачевать ещё не разучился. — Квартирмейстер не заставила себя долго ждать и возникла на пороге, обнимая полосатое одеяло. За её плечом маячил неизвестный мне темноглазый мужчина со стянутыми на затылке волосами цвета воронова крыла. В зубах он сжимал длинную папиросу, а в руках вертел тонкий кинжал, ловя лезвием блики света.

       — Родрии-иго, — «проснувшись», протянул капитан, — что я обещал с тобой сделать, если увижу курящим на корабле?

       — Вы обещали высадить меня на необитаемом острове с неисправным пистолетом и бутылкой морской воды, капитан! — бодрым голосом сообщил черноглазый незнакомец, широко улыбнувшись.

       — Тебя это не смутило? — вкрадчиво осведомился его собеседник, оперев подбородок на сцепленные руки.

       — Никак нет, дан Сезар! — тонким голосом передразнивая кого-то, Родриго вытянулся по струнке и прищёлкнул каблуками.

       — Я когда-нибудь нарушал данное мной слово? — «дан Сезар» понизил тон, отчего и без того мрачная атмосфера в каюте заставила меня содрогнуться.

       — Никак нет!

       — И сколько ты будешь испытывать моё отнюдь не железное терпение?

       — Да ладно тебе, Чезаре, когда-нибудь я исправлюсь. — Моряк засмеялся, но папиросу смял в руке. — Лучше покажите мне русалку!

       Госпожа квартирмейстер тем временем с одобрением оценила работу Хайме, отогнала его в сторону и заботливо укутывала «русалку» в одеяло. Поскольку великоватая куртка капитана так и осталась на мне, было не совсем удобно, но жаловаться не приходилось — я согрелась и уняла дрожь. Прекратив терзать одеяло, женщина со спокойной душой разместилась рядом с «даном Сезаром». Родриго же, с интересом меня разглядывая, уселся между Риккардо и Бальдо.

       — Я отправила Рино поискать среди наших завалов... кхм... запасов подходящую одежду для тебя, но не уверена, что что-то подобное у нас сохранилось. Думаю, тебе придётся одеть что-нибудь моё, — задумчиво произнесла квартирмейстер.

       — Мне куда интереснее знать, как на борт попала эта девка, — нахмурившись, подал голос мужчина со шрамом, — а не какие тряпки остались у тебя в сундуках, Беатриче.

       — Благодарю за заботу, — пробормотала я, обратившись к женщине. — И, поверьте, я не русалка, сударь. — Я бросила взгляд в сторону Родриго

       — Откуда же ты? — полюбопытствовал тот, наклонившись поближе. — Не верю, что очаровательные русалочки сами просятся на борт вместе с медведями вроде Бальдо.

       — Шёл бы ты... на палубу, а? — нахмурился тот. — Там как раз не хватает старпома, хоть он и самое бестолковое создание на нашем судне.

       Не желая слушать перепалку — наслушалась достаточно ругани возле складов — я решила поведать собравшимся в каюте морякам свою печальную историю.

       — В моём возрасте свойственно делать глупости, поэтому я и оказалась после заката на улице, — честно покаялась я. — Днём было слишком жарко, и я предпочла отправиться в путь ночью, чтобы не мучаться от жары в дороге. Поскольку меня сопровождал вооруженный эскорт, я даже предположить не могла, что на нас нападут грабители. Пока они боролись с гвардейцами, я в суматохе убежала. Карета перегородила проулок, и я под ней проползла в безопасное место. На некоторое время безопасное.

       — Гвардейцы? — изумился Родриго. — Так наша русалочка, оказывается, знатная барышня!

       — И тебе так просто позволили убежать? — Человек со шрамом недоверчиво и не совсем дружелюбно зыркнул на меня. Захотелось куда-нибудь провалиться.

       — Я... не спрашивала разрешения. — Вытащив руку из-под укутавшего меня одеяла, я демонстративно показала всем присутствующим своё оружие, положила на стол и с вызовом уставилась недоброжелательному моряку в глаза. Я намеревалась стойко выдержать его недобрый взгляд, но меня отвлёк зашевелившийся капитан. Его скучающее выражение лица сначала сменилось удивлённым, затем прищуренные серые глаза посмотрели на меня так, что мне захотелось умереть на месте.

       — Это же сангрийская сталь! — позабыв обо всём на свете, в голос воскликнули Риккардо и Родриго. Наверное, Анна и Луиза, да упокоятся их души с миром, видели такой же маниакальный блеск в моих глазах, когда я осознала, что за ценность попала мне в руки. Бальдо не проявлял к кинжалу никакого интереса и, похоже, ждал продолжения рассказа, как же я оказалась в бочке, а Беатриче испуганно смотрела на своего капитана.

       — Чезаре? — осторожно спросила квартирмейстер «Марины», тронув его за плечо. — Ты сегодня весь день сам не свой, в чём дело?

       Демон мгновенно опомнился и вернул лицу безразличное выражение. Но холод в его глазах не растопили даже свечи, отражавшиеся в зрачках яркими бликами.

       — Откуда у вас это добро? — спокойно спросил он, указав на кинжал, который я явила миру в доказательство того, что могу постоять за себя. — Сталь из Сангры на дороге не валяется. Достать её не так-то просто в наше время.

       — Фил... один хороший друг подарил его мне незадолго от отъезда.

       — Друг, значит? Странный подарок.

       — Он так не считал. — Я отвела взгляд. Играть в «гляделки» с этим человеком было невыносимо. Он словно разрезал мою душу на части, сам того не замечая

       Капитан поднялся со своего места и, обойдя стол, остановился рядом. Через мгновение кинжал оказался у него в руках. Понадеявшись, что ему не придёт в голову проверить остроту сангрийской стали на незваной гостье, я решила продолжить пересказ своих злоключений.

       — Выбравшись в проулок, я бросилась бежать. Платье мне пришлось оставить на мостовой спустя некоторое время, — смущённо сообщила я, краем глаза наблюдая за разглядывающим кинжал Чезаре. — Грабители так шумели, что у меня не возникало сомнений в том, что они вознамерились меня изловить. Я выбралась к реке, но переплыть Рагмур у меня не было ни сил, ни возможностей, поэтому я направилась вдоль берега. По воде. Когда я добралась до ближайшей пристани, выяснилось, что все мои мучения были напрасны. — Я ощутила острое желание разрыдаться, но снова отогнала его — наматывать сопли на кулак в присутствии демонического капитана и некоторых его недружелюбных подчинённых не хотелось. — Я увидела, что часть грабителей по-прежнему рыскает в поисках моей скромной персоны, но, к счастью, они меня не заметили, а направились на звук голосов. Вместо того чтобы бежать, я спряталась в той бочке, где меня и нашёл господин Бальдо... На свою голову. Больше мне нечего рассказать.

       — Я глазам своим не поверил, когда увидел среди тех ублюдков Джакомо, сожри его акула, — подал голос Бальдо. — Я-то надеялся, что за эти шесть лет он уже успел где-нибудь издохнуть, так нет, явился. Намотал на морду тряпку и вообразил себя разбойником, ночами по Аланору рыскает, медузий сын. Рикко, олух эдакий, одну из бочек с яблоками перевернул, по всему берегу раскатились, и в кого только криворукий такой удался...

       — Я из-за тебя перевернул эту бочку! — взбеленился обиженный Риккардо.

       — Цыц, зелень подкильная, — отмахнулся Бальдо. — Поболтали мы с Джакомо по душам, он и выдал, что, мол, девку ищет какую-то. А я глядь — псина его на одну из бочек рычит. Отогнал, а там внутри и правда девчушка прячется, перепуганная вусмерть и бледная как мертвяк, да зубочисткой своей тыкнуть в глаз намеревается. Ну не отдавать же её этим медузьим детям, мы бочку в лодку и перетащили.

       — И что прикажешь теперь делать с этим грузом? — осведомился капитан, вернув кинжал на место. — Я бы предпочёл в качестве новобранца бравого вояку, а не полуголую девицу со смазливым личиком. Всё же наше судно битком набито мужчинами.

       «Шрам» согласно закивал и снова одарил меня враждебным взглядом.

       Я поёжилась. Из огня да в полымя. Оставаться на корабле действительно было бы не самым мудрым решением. Самой просить развернуть корабль и вернуться в гавань Аланора мне было неудобно, но неужели никому из собравшихся не придёт в голову эта идея? От меня действительно не будет никакой пользы на этом корабле. Скорее всего.

       — Я хотел задержаться в гавани и передать девчушку Лукреции, чтобы та её одела и до утра у себя подержала, но Джакомо, медузье отродье, увязался со мной до самого порта, — сокрушённо покачал головой Бальдо. — Осталось только взять её на «Марину».

       — Прострелил бы ему голову и дело с концом, — фыркнула Беатриче. — Тело в воду — и никаких проблем.

       — Беатриче, ты прекрасно знаешь, почему я не мог этого сделать. — Тот укоризненно посмотрел на неё. — И почему этого не смогла бы сделать ты. Клятвы нарушать нельзя.

       — Бедная русалочка, — изрёк Родриго со скорбным лицом. — Чуть не попала в лапы к чудовищу морскому. Но теперь тебе ничего не грозит, тебя тут не обидят!

       — Я бы не был в этом так уверен. — Второй кандидат на должность «чудовища морского» уже сидел на стуле и снова терзал поглаживаниями свою кошку. Серые глаза по-прежнему были холодны и безучастны. — Пока слово капитана на этом корабле что-либо значит, решения принимать тоже буду я.

       Родриго непонимающе воззрился на своего капитана. Как, впрочем, и все присутствующие за столом, исключая кошку и человека со шрамом, имя которого до сих пор не озвучили. Я побледнела. Кажется, с демона станется застрелить меня прямо здесь из прихоти. Высшие Силы или кто-нибудь другой, но всемогущий, пошлите мне бочку, в которой я могу спрятаться от этого жестоко мира.

       — И что ты имеешь в виду? — подал голос нахмурившийся Бальдо.

       — Оставлять это создание на борту нет смысла, но и вернуться в порт, чтобы её там высадить, мы не можем. Отправлять на берег шлюпку времени нет, — отрезал Чезаре. — Пока ты отоваривался на берегу, Бальдо, в Аланор вернулся вице-адмирал Вильден.

       — Дурной Глаз сейчас в порту?!

       — Именно. И лучше в тылу врага нам не попадаться ему на глаза. Думаю, он ещё не забыл, кто именно едва не потопил его драгоценного «Непобедимого Рудольфа» при Ларе, и узнает «Марину». А на бумаги ему плевать, даже если они будут подписаны его монархом, а не авэллийским. Ты бы предпочёл бесславно утонуть в этой гавани или, допустим, примерить пеньковый воротник?

       — Уж не хотите ли вы в сложившихся обстоятельствах выбросить меня за борт? — недоверчиво спросила я. Неприятности никак не желали обходить меня стороной и опасности для моей жизни возникали одна за другой. Угораздило же герцога Вильдена так не вовремя бросить якорь в столичном порту!

       — Чезаре, ты рехнулся? — прорычала Беатриче.

       — Отнюдь, — невозмутимо заметил капитан. — Но ты лучше других должна понимать, что лишние рты на борту нам не требуются. От того, что не приносит пользы, нужно избавляться. Тем более, барышня сама предложила способ.

       Я возмущённо воззрилась на капитана «Марины», в надежде увидеть в его глазах хотя бы каплю сострадания. Но вопреки моим ожиданиям лицо демона не выражало ничего кроме скуки и отсутствия интереса.

       — Впрочем, — задумчиво протянул он спустя несколько мгновений, — если вы, сударыня, согласитесь оплатить, так сказать, проезд и время пребывания на моём судне, я, быть может, пересмотрю своё решение.

       — Да у меня же ничего нет, кроме кинжала и жалкой побрякушки! — возмущённо воскликнула я, пылая праведным гневом и желанием отправить господина Чезаре в Бездну, где обитают его сородичи. Вряд ли бы подвеска была достаточным основанием для того, чтобы оставить меня на борту, и это означало, что капитан нацелился на подарок Филиппа, поскольку сангрийская сталь считалась очень дорогой. Но расстаться с кинжалом я себе позволить не могла ни в коем случае.

       Беатриче попыталась что-то сказать, но капитан жестом заставил её замолчать.

       — О, боюсь, этого мало, — хитро произнёс он, улыбаясь уголками губ. — Даже если вы пожелаете откупиться сангрийской сталью.

       Я молча уставилась демону в глаза, готовая выплеснуть ему в лицо оставшийся в бутылке ром в случае, если прозвучит непристойное предложение. Уж слишком коварные огоньки плясали теперь в его глазах.

       — Ты собрался отвезти русалочку на рынок рабов? — выпучил глаза Родриго.

       — Нет, — отмахнулся «дан Сезар», растягивая губы в коварной ухмылке, — пока нет. Судя по всему, у нашего драгоценного трофея весьма богатые покровители, раз имело место путешествие под охраной гвардейцев. Моя пиратская натура просто не может не воспользоваться этим.

       Пиратская натура? Час от часу не легче.

3

       Будь прокляты эти жадные разбойники! Кто мог подумать, что это чудовище с елейной улыбочкой станет предлагать мне написать письмо «своим покровителям» и потребовать с них «всего лишь» сорок тысяч луэнов³³ в качестве выкупа! А шрамированный подхалим, назвавшийся Хорхе, довольно поддакивал и повышал сумму, с предвкушением потирая ручки! От участи быть задушенным их спасли ограничивающее мои движения одеяло и явившийся в кают-компанию юнга с новостью для Беатриче. Как выяснилось, ни одного приличного платья на борту «Марины» обнаружено не было и «русалку» предлагалось нарядить в имеющуюся в распоряжении мужскую одежду.

       Видя праведный гнев, блуждающий по моему лицу, госпожа квартирмейстер поспешила завершить «собрание». Несмотря на то, что капитаном официально считалось злое порождение Бездны, похоже, власть этой женщины на судне была и вовсе безграничной. Сообщив, что вопрос с оплатой моего пребывания на борту будет решён позже, а мне самой требуется отдых, Беатриче увела меня из кают-компании. Последними её словами был сухой намёк о необходимости присутствия капитана на квартердеке³⁴ во время ночной вахты. Я ожидала скандала или же отказа, но тот лишь отстранённо пожал плечами, не имея ничего против.

       Судовой врач, выскользнувший из кают-компании вслед за нами, всучил мне небольшую склянку с давешним бальзамом, дабы самостоятельно обработать остальные царапины, и со спокойной душой удалился по своим делам.

       Первым делом госпожа квартирмейстер проследила, чтобы я могла привести себя в порядок, обеспечив наличие влажного полотенца, щётки для волос и чистой одежды в моём распоряжении. Пока многострадальный юнга снова бежал исполнять приказ Беатриче, я окинула взглядом каюту, в которую мне посчастливилось попасть. Терзаемая смутными сомнениями я всё же решилась спросить у властной женщины, не в главную ли обитель зла на борту «Марины» — каюту капитана — она меня привела.

       — Боюсь, сейчас это самое приличное место на корабле, — поморщившись, сообщила Беатриче. — В остальных каютах слегка... бардак и негоже приглашать туда гостей. Я прикажу освободить для тебя одну из кают, но сегодня тебе лучше остаться здесь.

       — А как к вашему решению отнесётся этот злобный де... простите, капитан? — совсем забывшись, ядовито поинтересовалась я.

       Хозяйка корабля заверила меня, что во время вахты капитану будет не до того, кто соизволил ночевать в его каюте. Немного поразмыслив, она с улыбкой добавила, что Чезаре вовсе не такой злобный демон, каким показался с первого взгляда и со временем я привыкну к его якобы шуточкам. Тем не менее, идея получить за меня приличный выкуп не была опровергнута. Это навевало настойчивую мысль, что шуточки капитана шуточками вовсе не являются. Я с тоской вспомнила вчерашний вечер, когда мне не угрожало ничего кроме немилости её величества королевы за сомнительное свидание с кронпринцем. Ах, до чего же прекрасное было время...

       Беатриче ошибочно приняла безграничное уныние на моём лице за усталость и, оставив меня наедине с мокрым полотенцем, покинула каюту. Прямо на пороге она столкнулась с испуганным юнгой, который срывающимся голосом сообщил, что квартирмейстер должна немедля спуститься в трюм и успокоить разъярённого старшего канонира, которому чем-то не угодил неугомонный старпом Родриго, пока дело не дошло до поножовщины.

       Брошенное напоследок обещание обеспечить мне завтра полноценную ванную обнадёживало, что всё же обо мне будут заботиться, как о ценном товаре и не заморят голодом, холодом и грязью. С сомнением поглядев на пока что тёплое полотенце, я принялась приводить себя в более менее презентабельный вид. Потенциальный товар голубых кровей для рынка рабов должен выглядеть солидно.

4

       Я устало откинулась в кресле, окинув грустным взглядом каюту-кабинет капитана, куда водворила меня заботливая Беатриче. Спать особо не хотелось, но некоторое утомление таки чувствовалось. Кто бы мог подумать, что отъезд из Аланора обернётся не давно запланированной свадьбой, а морским круизом в неизвестные дали. Да ещё в такой сомнительной компании. Так и хотелось выцарапать злые серые глаза капитана! Конечно, я была благодарна ему за то, что он передумал выбрасывать меня за борт сейчас, но отнюдь не радужная перспектива быть проданной в рабство в каком-нибудь пиратском порту меня смущала. Уж лучше выйти замуж за нелюбимого Луи Марильяра, чем попасть в наложницы к какому-нибудь ещё более нелюбимому алегарскому эмиру. Как выход оставалось, конечно, предложение морского демона написать слёзное письмо родителям, чтобы те озаботились выплатой выкупа за мою драгоценную жизнь, оценённую в сорок тысяч луэнов. Но я не могла позволить себе это. Возможно, больше от вредности, чем исходя из здравого смысла.

       И почему судьба решила забросить меня именно на этот корабль?.. Почему этой судьбе, Высшим Силам или вовсе Падшему вообще вздумалось закинуть меня в водоворот ужасающих событий?

       Я безрадостно взглянула на свои дрожащие руки. Теперь, когда никого не было рядом, можно было дать волю чувствам и прекратить изображать из себя невозмутимый айсберг. Воспоминания о жестоких преследователях навалились на меня вместе с тяжким грузом вины. Я убила человека. Убила. Вот этим руками. Просто взяла и просто убила.

       Похолодевшими руками я сжала виски и прикусила предательски дрожащую губу.

       В тот момент мой поступок казался единственным выходом, а решение — правильным, я даже не особо задумывалась. Но теперь... Если у меня есть душа, значит ли это, что она теперь обречена на вечные муки? И было бы лучше, если бы это он выстрелил в меня?..

       Но я же была права, защищаясь! Я не хотела его смерти, но я хотела жизни для себя. Разбойники убили Анну и Луизу, данну Марту, гвардейцев, пострадали не повинные в людских склоках кони... Я просто защищалась! Защищалась...

       Но почему же на душе так мерзко?

       — Грустишь, цыпа? Да уж, море — оно не для каждого, — за спиной раздался чей-то хриплый голос. — Вернее, это не каждый создан для него. Или это тебя совесть грызёт?

       Ещё мгновение назад я могла поклясться, что после ухода Беатриче я осталась в каюте в гордом одиночестве, которое позволяло мне открыто переживать из-за случившегося и не прятать испуг от посторонних глаз. Где мог прятаться этот внезапный гость и, главное, зачем он это делал? Что ему от меня нужно? Намереваясь это выяснить, я медленно повернулась на голос. Сангрийский кинжал был наготове, хищно переливаясь в отражённых отблесках свечей. Руки всё ещё дрожали. Хотелось закричать, что я больше не хочу снова его использовать, чтобы меня оставили в покое, но только вот...

       — Хо-о, второй раз подряд этот приём не подействует, — заверил меня незваный гость. — Даже если я не буду сопротивляться.

       Увидев его, я обомлела. Этого не могло быть, мой рассудок просто издевался над уставшими глазами! Крепкий мужчина не самой приятной наружности, взлохмаченный и небритый, слепой на один глаз, поигрывал пистолетом и с интересом меня разглядывал. Я перевела взгляд с грязного жёлтого платка, которым была замотана его шея, на усмехающееся лицо. Так и есть. Это лицо я никогда не забуду. Это лицо я вспоминала минуту назад. Это... возмездие?

       Я так испугалась, что была не в силах даже закричать. Как тогда, в Аланоре, когда меня за волосы выволокли из кареты, и я увидела развернувшуюся вокруг бойню. Я так и осталась сидеть в кресле, нелепо вывернув голову и указывая в сторону свалившегося мне на голову призрака кинжалом.

       — Может, ты хотя бы покричишь для разнообразия? — нахально поинтересовался он. — После всего, что мы пережили, как-то невежливо с твоей стороны даже не поприветствовать меня.

       Падший определённо продолжает развлекаться. Призрак. Ко мне пришёл призрак. И что прикажете с ним делать? Чем я заслужила нападение грабителей и почему они преследуют меня даже после своей смерти? Ведь этот человек не может быть жив, не может. От мысли, что призрак утащит меня за собой в Серую Долину³⁵, я похолодела. Уж лучше бы я утонула в Рагмуре или сама наложила на себя руки!

       Впрочем, меня и без появления привидения ждала не самая желанная судьба.

       А вдруг я сплю? Да, определённо, я сплю. Я настолько устала, что уснула прямо в кресле. А убитый грабитель мне просто мерещится, это ведь нормально, когда убийцу преследует во сне его жертва. Я ведь и так думала о нём. А потом просто уснула.

       Я расслабилась и убрала кинжал.

       — Добрый вечер, сударь, — наконец выдавила я из себя, с трудом выговаривая слова. — У вас ко мне какое-то дело?

       — Дело? — незваный гость растерялся. — Нет, просто мне скучно.

       — Простите?

       — Время в Серой Долине идёт по-другому, не как здесь... И не прощу! — опомнившись, призрак возмущённо топнул ногой. — Цыпа, ты меня убила! Где твоё раскаяние и извинения?

       — Меня зовут Вероника, а не... цыпа. — Страх словно испарился. Бояться собственных снов — большая глупость. — Более того, сударь, вы сами намеревались прострелить мне голову. Око за око, разве не так? По какой причине я не должна была защищаться? Ваша плохая реакция — ваша вина.

       — Твоя правда. — На лице привидения отобразилась задумчивость. Почесав затылок, неудачливый грабитель обошёл меня и плюхнулся во второе кресло, бросив пистолет на стол. — И что же мне с тобой делать?

       — Могу предложить вам оставить меня в покое. — Оказывается, во сне спокойствие сохранять не так уж и трудно.

       Предложение было проигнорировано. Призрак уже поднялся с места и с интересом изучал содержимое шкафчиков, привинченных к перегородке, и не обращал на меня внимания. Я с удивлением отметила, что по какой-то причине считала привидений созданиями нематериальными, неспособными как-то воздействовать на предметы. Впрочем, это же сон.

       — О! То, что надо! — с победным возгласом призрак продемонстрировал мне внушительную бутыль вина и два стакана. — Заначка!

       — Вы собрались... это пить? — я изумлённо изогнула бровь.

       — Конечно, цыпа. Мы собрались это пить! За знакомство, стал-быть. — Он заговорщицки подмигнул единственным глазом, без усилий выдернул пробку и водрузил бутыль на стол. — Судя по аромату, винцо преотличнейшее.

       Я понадеялась, что капитан простит дерзость и такое расточительно отношение к его заначкам, как выразился неупокоенный грабитель.

       — Я и не подозревала, что у привидений есть необходимость в выпивке.

       — В хорошей выпивке есть потребность у всех, — подняв палец вверх, изрёк мой собеседник. — После смерти я лишился многих радостей жизни, — печально добавил он, — но уж от хорошего вина меня не заставят отказаться даже Высшие Силы.

       Ловко разлив вино по стаканам, призрак придвинул один ко мне. Тёмная жидкость заманчиво плескалась, покачивая на поверхности блики от свечей. Мне никогда не доводилось пить в обществе привидений, но это не было поводом без разрешения трогать имущество капитана. Даже несмотря на то, что после рома, которым я угощалась в кают-компании, меня издевательски не вовремя терзала жажда. Расточительное отношение к чужой выпивке может стать прекрасным поводом для того, чтобы вышвырнуть меня за борт на съедение морским тварям. А мне этого совсем не хотелось — я не для этого брала грех на душу, защищая свою жалкую жизнь. Да и правила приличия не позволяли мне злоупотреблять вином при малознакомых людях.

       — Вынуждена отказаться, сударь. — Я передвинула стакан обратно.

       — Нет, так не пойдёт, в одиночку напиваться не по мне. — Моя доля снова переместилась на противоположный край стола. — Да и хорошо вино, грех отказываться.

       — Вот и найдите себе другого собутыльника! — я вспылила. — С какой стати...

       — Но меня можешь видеть только ты, — расстроено сообщил покойный грабитель. — Поэтому и пить со мной будешь тоже ты!

       — И всё же...

       — Ты меня убила, цыпа, не забывай, что у меня к тебе должок! Поэтому пей!

       — Повторяю, я не цыпа! Моё имя — Вероника! — стакан всё-таки оказался у меня в руках. Всё-таки во сне можно позволить себе некоторые вольности с имуществом капитана. Он ведь не узнает о том, что мне это снилось.

       — Хорошо-хорошо. — Призрак пригубил вино и расплылся в довольной улыбке. — Меня, кстати, Жаном зовут.

       — Не буду лгать, что мне приятно знакомство, Жан, — угрюмо призналась я.

       Призрак в долгу не остался и, пожав плечами, захихикал:

       — Дык я и сам бы предпочёл, чтобы вместо тебя была баба посолиднее да покрасивше. Но мне нельзя выбирать, я могу являться только к своему подлому убийце. И как у тебя рука только не дрогнула? А, цыпа?

       Вместо ответа я хлебнула содержимое стакана, едва удержавшись от того, чтобы плеснуть его в бледное лицо покойника. Вино на самом деле стоило похвалы. Конечно, оно не оказалось выдержанной лозой из погребов королевской резиденции, которым часто угощали придворных, но было вполне терпимым.

       — Неужели для того, чтобы просто ограбить четырёх женщин, надо было их убить? — не желая отвечать на его вопрос, я задала свой.

       — Ограбить? Убить? — на бледном лице Жана отразилось недопонимание. — Тебя-то никто убивать не собирался.

       Я вопросительно изогнула бровь.

       — То есть, вы чуть было не проломили мне голову о карету по чистой случайности, а это ваше «не бойся, цыпа, сейчас всё закончится» было всего лишь шуткой? И вообще на карету не нападал никто — так, мимо проходили, случайно постреляли, а мне померещилась попытка наинаглейшего ограбления четырёх несчастных женщин?

       — Ты думаешь, кто-то рискнул бы напасть на гвардейцев только для того, чтобы просто пограбить четырёх бабёнок в карете? — Призрак расхохотался, расплескав вино по камзолу. Что-то булькнуло и он поспешно схватился за обвязанное платком горло, по которому расползалось тёмное пятно. — Ох, неудобно же ты меня порезала, чуть что — вино наружу выливается.

       — Но...

       — Тебя заказали. Нам обещали солидный куш, если выкрадем одну знатную цыпу и доставим её в указанное место.

       Вино стало поперёк горла, и я закашлялась. Призрак нёс вещи совершенно невероятные.

       — Кто? Куда?!

       — Откуда мне знать? — Жан пожал плечами. — Мне не говорили, кто тебя заказал. Но кто-то очень хотел, чтобы ты никуда не делась из города, раз не поскупился и нанял добрую половину Двора Теней, — поразмыслив, добавил он. — А то, что я тебя башкой о карету... не серчай, случайно вышло. И стрелять я не собирался, ты не поняла. Ты пей-пей, вино того стоит...

       Я послушно выпила ещё. Всё-таки это было не случайное ограбление. Тёмные делишки дана Генриха? Однако вряд ли бы он стал жертвовать отрядом гвардейцев, преданных королю как он сам, ради того, чтобы всего лишь скрыть супружескую измену. Я и не собиралась ни с кем делиться этой тайной! Да и не похож барон Марингенн на того, чьи проблемы будет решать Двор Теней — воры и разбойники.

       — А в детстве я был хорошим мальчишкой, — грустно вздохнул Жан, сменив тему. Вальяжно развалившись и в кресле и закинув ногу на подлокотник, призрак осторожно смаковал вино и глядел в потолок. — Маманя говорила, что из меня выйдет что-то путное, и даже пристроила учеником к кожевнику.

       — Жаль, что вы не опры... опрев... не оп-рав-да-ли ожиданий своей матушки. — Вино быстро ударило мне в голову, взбаламутив уже покоившийся в желудке ром. Разглядывая дно стакана, я подумала, что не стоило всё же так налегать. Страхи и тревогу нужно изгонять силой воли, а не заливать их перебродившим виноградом. Но... кажется, сегодня не тот случай.

       — Не знаю, не знаю. — Жан услужливо наполнил стакан до краев и снова откинулся в кресло. — Скажи, Никки, за какими демонами тебя понесло в дорогу именно ночью? Того и гляди, днём в городе не рискнули бы на тебя напасть. А Мордатый всё равно придумал бы как деньги из заказчиков выжать...

       — Вечером прохладнее. Мне хотелось путешествовать с комфортом, — честно призналась я, с сомнением глядя на содержимое стакана. — Дневная духота была невыносима...

       — За море! — мгновенно придумал тост Жан, даже не слушая мои объяснения. Похоже, покойничек был из того типа людей, которым собеседник необходим просто в качестве одного большого уха, молча внимающего и своего мнения не имеющего.

       — За море, — послушно согласилась я. Стаканы значительно опустели.

       — А я ведь жениться собирался, — продолжил знакомить меня со своей биографией неожиданный собутыльник. — Хотел купить дом в Аланоре и открыть постоялый двор, а вынужден блуждать между миром живых и мёртвых, ненужный ни тем, ни другим. Хотя я всегда хотел попутешествовать, а теперь такой шанс и так много времени...

       — Не старайтесь, Жан, угрызения совести меня терзать не будут! — возмущённо фыркнула я. — Я, например, тоже собиралась замуж. Между прочим, за графа, а в перспективе маркиза. И, быть может, когда-нибудь генерала от артиллерии. А в результате попала к работорговцам на какое-то корыто с парусами. Моя судьба может оказаться печальней вашей.

       Жан затрясся в хохоте, издавая звуки, похожие то ли на хрюканье, то ли на бульканье. Что его так развеселило — мои планы или ударившее в голову вино — я так и не поняла. Хотя, могут ли привидения опьянеть? Впрочем, если они могут пить, то почему бы им и не пострадать от последствий?

       — Похоже, мы квиты, — ухмыльнулся он. — Не стоит даже уволакивать тебя в Серую Долину. Ещё вина? Ишь как пошло, а брыкалась, мол, не буду, не буду.

       — Можно подумать, я бы туда отправилась.

       Корабль легко покачивался на волнах, следуя неизвестному мне курсу. То и дело сквозь свист ветра слышались голоса моряков и командный рык Беатриче. Кажется, она неплохая женщина, но как она может находиться в подобном обществе и быть помощником такого ужасного человека, как возмутительно нахальный пират по имени Чезаре?

       — Рвёт паруса ветра порыв, — заголосил Жан вместо тоста, — ты спасенья не жди, не жди! Но смерти в лицо посмотри, глаза широко открыв!

       — То ли песня так ужасна, то ли вы её так испортили своим неумением петь, — вяло заметила я, ощущая неприятный гул в голове.

       — По воле судьбы сегодня я утону-у, — призрака моё замечание ничуть не смутило, и он продолжил распевать неизвестную мне песню, — и тебя в пучину за собой утяну!

       — Жан, прекратите выть. Не хватало ещё, чтобы вас кто-нибудь услышал.

       — Не услышит, цыпа. Я ж к тебе пришёл. — Горе-грабитель ухмыльнулся. — Для остального мира я не существую.

       — Тогда почему бутыль с вином так не считает и позволяет себя трогать?

       — Бутыль не человек, бутыль — стекло. — Жан ласково погладил сосуд с вином. — Это совершенно другое дело, Никки. Вот тебя пощупать я не смогу.

       По спине пробежал лёгкий озноб.

       — Я рада.

       Жан снова запел, вскочил с кресла и закружился в нелепом танце. И чего только не приснится, даже ужасные песни, которые я никогда не слышала. Видимо, и текст и исполнение хромали именно из-за того, что были порождены моим не совсем поэтичным сознанием и им же преобразованы в привидение малоприятной наружности.

       — Если вас побрить и переодеть, вы бы были похожи на приличного человека, — зачем-то сообщила я.

       — Маманя так же говорила, — грустно сказал призрак, прекратив отплясывать. — Верила в моё светлое будущее, пока лет тридцать назад хворь не унесла её в райские сады. Цыпа, да ты не стесняйся, наливай ещё! Хуже пустой кружки только пустое брюхо.

       Проклятье, и куда только девается это вино? В тот момент, когда я потянулась к бутыли, дверь распахнулась, и в каюту собственной персоной явился капитан. К слову, весьма рассерженный капитан. Но, похоже, он ожидал увидеть всё что угодно, но не потенциальный товар для рынка рабов, распивающий его вино. Попросить прощения или предложить присоединиться?

       Жан с любопытством уставился на капитана.

       — В том, что никто кроме тебя, цыпа, меня не видит, есть свои плюсы, — заявил призрак, нахально показал капитану язык и помахал рукой. — Призраки прям как белая горячка, — хихикнул он.

       — Я вас вижу, — прохладно заметил тот, чем поверг в ступор и меня и Жана. Причём заговорил капитан на идеальном альбиорском без единого намёка на акцент. — И даже слышу, — добил он.

       — Да быть такого не может, парниша, — не поверил призрак. — Это против законов миврас...мирво... миросоздания, вот!

       — Быть может, это пресловутая белая горячка, Жан? — предположила я, на всякий случай отодвинув от себя бутыль с вином. — У нас обоих. Что-то не так с этим вином...

       Галлюцинация в виде капитана угрожающе нахмурилась. В ледяных серых глазах этого человека будто плескалось злое северное море, и мне стало не по себе. Даже призрак аланорского грабителя смутился и притих, переместившись за спинку моего кресла.

       — Вынужден вас разочаровать, — произнес морской демон, изображающий из себя человека, — но к вашей общей белой горячке я не имею никакого отношения.

       — Я тут лишний, наверное, да? — спросил призрак, забрав со стола брошенный там пистолет и заткнув его за пояс. — Тогда пошёл я отсюда куда-нибудь. В Серую Долину, например. Там скучно и со временем происходят какие-то странные вещи, но вторая смерть не грозит хотя бы. — Я обернулась и обнаружила, что Жан медленно, но верно растворяется в воздухе.

       — Предатель! — возмущённо прошипела я.

       — До встречи, цыпа. — Призрак то ли пошатнулся, то ли вяло поклонился. — Я тебя ещё навещу. Когда этого тут не будет.

       Я некоторое время продолжала сидеть, нелепо извернувшись в кресле. Поворачиваться и встречаться с холодным взглядом капитана мне не хотелось. Когда же я решилась сесть как положено и была готова к оправданиям, он молча проследовал от порога к столу и решительно забрал бутыль с вином и стаканы. Я почувствовала, что краснею. Не пристало благородной даме, будучи гостем, бесцеремонно распивать хозяйское имущество, не получив разрешения. Проклятый Жан, зачем он вообще полез по шкафчикам?

       — Из-звините, — выдавила я из себя. — Я его не звала и...

       Демон остановился на пороге и, повернув голову, бросил на меня безразличный взгляд. Готовые сорваться с языка слова точно ветром сдуло. В тот же миг мне захотелось раствориться в воздухе по примеру Жана или, переместившись в Аланор, броситься в Рагмур с моста. У людей не может быть такого холодного взгляда, заставляющего всё тело дрожать.

       — Такого больше не повторится, — добавила я. — Ещё раз извините.

       Капитан, так и не сказав и слова, ушёл. Я некоторое время разглядывала прибитую к двери подкову, пока наконец не решила, что утро вечера мудренее. Ложиться спать во сне, какая нелепость.

ГЛАВА ШЕСТАЯ Виды душевных помешательств

1

30 число месяца Тюльпана 3276 года
Альбиор, Залив Ветров

        Уже не сон, но и не совсем явь...

       Сознание ещё было погружено в неясную дымку дремоты, а бренное тело уже чувствовало, что с него наглым образом сползает одеяло. Вернее, одеяло сползало не само по себе. Это кто-то возмутительно бесстыдный медленно его с меня стягивал! Гневно помянув Падшего и парочку его не самых приятных родственников, я подскочила и рванула одеяло на себя. От резких движений перед глазами поплыло, а в голове глухим гулом отозвался выпитый накануне ром, залитый с горя вином...

       Нет-нет, не так! Вина не было, оно приснилось вместе с бесцеремонным призраком. Зловредный мертвяк, не блещущий певческим талантом, был порождением испуганного сознания. А вчера был ром, только ром. И лишь ром — причина гула в голове и раздирающей горло жажды.

       — Какого демона? — не совсем любезно прохрипела я, когда тёмная пелена головокружения перед глазами растворилась. Вопрос пришлось повторить по-авэллийски, ибо у койки распластался вчерашний юнга, потерявший равновесие, и вряд ли он был знаком с моим родным языком. — Мальчик, чего тебе?

       — Ты совсем, что ли!.. — Поморщившись, он потёр ушибленный лоб. — То есть... это... я хвост хотел посмотреть, вот, — «объяснился» мальчишка, вскочив на ноги. — Покажешь? Я даже воду принёс! — и для убедительности вытащил из-за пазухи помятую флягу. — Польём на ноги и...

       Я так сильно не удивилась, даже когда Филипп вместо ожидаемых цветов презентовал мне кинжал.

       — Что, прости? Хвост?.. — Глупейшего выражения на моем лице ещё не бывало. — Я не ослышалась?

       Юнга уверенно кивнул.

       — У русалок должен быть хвост! — Ах, вот оно что. Ведьма, бесовское отродье, а теперь и русалка... Не бывать мне человеком под этим солнцем. — Мама вчера тебя запрятала и ничего смотреть не разрешила, — оскорблено посетовал нежданный гость. Беатриче его мама? Интересно. — Вот я решил сам прийти и посмотреть!

       — Я тебя разочарую, но я не русалка. И хвоста у меня нет.

       — А...

       — А показывать я ничего не буду! Наглец! — Возмущённая до глубины души, я поджала ноги под себя и сильнее закуталась в одеяло.

       Юнга обиженно насупился. Любопытство требовало удовлетворения, а строптивая «русалка», развалившаяся на ложе капитана — Высшие Силы, стыд-то какой! — отказывалась показывать свой хвост. Негодование искателя хвостатых девиц было мне предельно ясным, но не махать же ногами перед его лицом в подтверждение своих слов!

       — Тогда зачем тебя принесли на корабль? — задал он резонный вопрос. — В подарок дяде? — и взглянул на меня невинными глазами, большими и голубыми как у Святой Альбины на расписном потолке в гостиной Руэзо.

       Я вспыхнула до корней волос от смущения. Паршивец вознамерился сгубить моё доброе имя и едва начавшуюся жизнь, доведя до сердечной болезни!

       — Какому ещё дяде?! — взвыла я.

       — Мой дядя — капитан Торрегросса! — мальчишка гордо выпятил грудь и задрал нос. Час от часу не легче. Он ещё приходится роднёй сероглазому демону!

       Я хмуро взирала на юнгу, он ждал восторженных вздохов. Повисла неловкая пауза.

       — Нет, я не подарок для твоего... дяди, — наконец выдавила из себя я.

       — А чей? — невинно захлопал глазами юнга.

       Я заскрежетала зубами, пылая праведным гневом. С языка своевольно сорвались несколько не самых приличных слов, благо мальчишка-авэллиец не мог понять их значения. Тяжело вздохнув, я решительным движением отобрала у него флягу — терзавшая меня жажда была беспощадна, да и юнга всё равно собирался бесполезно растратить всю воду на пустяк.

       Когда по наши души не вовремя явился капитан Торрегросса, мальчишка катался по полу, давясь от смеха, а я со слезами на глазах откашливала морскую воду, которой он наполнил флягу. Весьма предусмотрительно было не разбазаривать пресную драгоценность, но мог бы и предупредить!

       Обидевшись на весь белый свет, я с головой закуталась в одеяло и всецело погрузилась в пучину отчаяния. Этот мир определённо меня за что-то ненавидел. Ненавидел давно и со вкусом, с самого рождения. «Метка Падшего», тётушка Бланш, Теодор, его маменька, лоарис и Элиар, дан Генрих, Двор Теней, пираты — перечислять можно до бесконечности. За что мне все эти напасти? Какой мерзавец меня проклял? Я тихо взвыла. Если мир меня ненавидит, я буду ненавидеть его тоже!

       — Вам нехорошо? — участливо поинтересовался капитан, осторожно откинув одеяло с моей головы.

       — Лучше бывает. Всё просто замечательно! — недружелюбно прорычала я. — Настолько замечательно, насколько замечательно может быть едва живой пленнице пиратов! Разве незаметно? А?! Я бы станцевала от счастья, да вот только извините, одета неподобающе! Да отпустите же это проклятое одеяло!

       — Похоже, вам не помешает отвар волчьего корня. — Демон и бровью не повёл. — Я позову Хайме.

       — Ничего мне не надо! Просто оставьте меня в покое! — позабыв всякий страх, я бросила на него грозный взгляд. Впрочем, мне только казалось, что грозный. Покрасневшие от слёз глаза и дрожащие губы вряд ли производили должное впечатление. Осознание сего факта опечалило меня ещё сильней.

       Однако и сам капитан, к моему большому удивлению, больше не производил впечатления опасного порождения Бездны, коим показался вчера. Прежде леденящий и мрачный взгляд стал мягче и даже показался мне приветливым. Пораженная этим открытием, я несколько мгновений глазела на преобразившегося Чезаре Торрегроссу, совсем не зная, как себя вести в этой сомнительной ситуации. Человек, только вчера предлагавший сбыть меня на рынке рабов, никак не походил на удивлённо-участливое совершенство, взирающее на меня с некоторым беспокойством. Вероломное девичье сердце незамедлительно дрогнуло и забилось быстрее, чем мне бы хотелось.

       Затаившаяся истерика вновь напомнила о себе, и с горестным всхлипом я принялась размазывать по щекам слезы, текущие в три ручья. В нынешнем положении меня удручало абсолютно всё, особенно не к месту смазливая внешность авэллийца. Глупому сердцу ведь не объяснишь, что за красивыми глазками прячется премерзкая личность! Я с отвращением припомнила Теодора и зарыдала пуще прежнего от безмерной жалости к себе.

       — Ох уж эти девчонки, — со знанием дела пробормотал юнга, подобрав флягу. — Такая же плакса, как и Джулия. — Мальчик тяжело вздохнул, словно женские истерики были неотъемлемой частью его повседневной жизни и порядком его утомили. — Хочешь, я тебе с камбуза чего-нибудь принесу? Только не хнычь, хорошо?

       — Яду, — буркнула я, снова спрятавшись под одеялом.

       Воспоминания о неприятностях, преследовавших меня в последнее время, никак не способствовали умиротворённому душевному состоянию. Несколько часов назад я считала себя сильным человеком, несгибаемым под грузом проблем и неприятностей, не позволяла жалеть себя ни самой себе, ни кому-либо ещё — всячески поддерживала образ невозмутимого отпрыска великого Маршала Севера. Я думала, что ничто и никогда больше не заставит меня расплакаться, но я себя переоценила. Постыдное проявление слабости раздражало, но я не могла остановиться и продолжала взахлёб реветь. Уж слишком долго копила в себе мрачные мысли.

       — Какого демона вы здесь делаете?! — откуда-то издалека до меня донёсся обозлённый голос Беатриче. — Почему девочка так плачет? Опять твои шуточки, Чезаре?!

2

       Порядком пристыженная, я угрюмо смотрела в сторону и молилась, чтобы предательски красное лицо приобрело нормальный оттенок. Во что бы они не вляпались по собственной глупости, дочери Маршалов Севера ни в коем случае не должны позорно реветь на глазах малознакомых людей! И ладно просто реветь в подушку, но не биться же в истерике, просить яда и выгонять капитана корабля из собственной каюты! Попытки маменьки воспитать из меня настоящую аристократку с соответствующим поведением с треском провалились. Хорошо, что она не в курсе, в какую переделку я попала. Пока.

       Нервный срыв постепенно сошёл на нет — благодаря заваренному волчьему корню и заботливым утешениям Беатриче — и ко мне вернулась возможность трезво мыслить и держать себя в руках. Впрочем, желание забиться в тёмный угол от чужих глаз по-прежнему было сильно.

       — Надо же, она успокоилась, — колко заметил вездесущий юнга, которого, как оказалось, звали Альваро. — Ты просто волшебница, мам.

       То, что лавину моих страданий своими «русалками» обрушил именно он, мальчишку никак не смущало и не волновало. Второй же виновник душевных терзаний несчастной девицы поспешно ретировался на палубу, оставив меня на попечение госпожи квартирмейстера и её сына. На задворках подсознания бродила назойливая мысль, что я таки не была бы против, если бы он задержался...

       — Что со мной будет? — я наконец решилась взглянуть Беатриче прямо в глаза, отринув в сторону посторонние мысли. Нездоровое воображение нарисовало десятки всевозможных исходов, и ни один из них мне не нравился. Рынок рабов, морское дно, всякие неприличные непотребства... Я поёжилась — тяжело быть девицей более менее приятной наружности в неприятной ситуации и не беспокоиться за свою сохранность. Особенно в свете слухов, ходивших о пиратах, каперах и прочих узаконенных и не узаконенных бандитах.

       Беатриче мягко, по-матерински, улыбнулась.

       — Не бойся, ничего с тобой не будет.

       Сия неопределённая перспектива, мягко говоря, мне тоже не казалась радужной. Но необычайно тёплое отношение госпожи квартирмейстера ко мне не могло не радовать. Хвала Высшим Силам, что в мире есть люди, подобные тётушке Фредерике, которые не бросят попавшего в беду и позаботятся о нём.

       — Вернуться в Аланор мы не можем, — с искренней улыбкой порадовала женщина.

       Я попыталась улыбнуться в ответ. Маловероятно, что герцог Вильден обрадуется авэллийцам с сомнительной репутацией в законопослушных водах близ Аланора. Особенно тем авэллийцам, которые пытались затопить его знаменитый корабль — и как им только удалось улизнуть? Дед, матёрый морской волк, отзывался о вице-адмирале, как о «весьма талантливом мальчишке», которого бережёт сама Морская Королева, и, надо полагать, не зря. Похоже, в тот раз пресловутой Королеве больше приглянулся статный капитан «Марины», нежели «меченный» Падшим дан Дурной Глаз. Но это вовсе не повод лезть на рожон — капризная фортуна склонна к измене.

       — Мы держим курс в сторону Тысячи Островов, — с той же милой улыбкой произнесла квартирмейстер, и сердце моё пропустило удар. — У тебя есть родственники в колониальных землях?

       Высшие Силы! Тысяча Островов — это оплот пиратства, это обширная сцена для кровавых стычек Меара и Авэллы, это угодья убийц, воров и торговцев людьми, это владения желающего покорить весь мир Алегарского Халифата! Тысяча Островов — это Двор Теней мирового масштаба! Нет-нет, да это же сама Бездна на земле! Даже варварский Бьёрнхейм не так страшен, как колониальные земли!

       Некстати вспомнились предрекаемые лоарис гадости: «Дальний путь. Тарий, Покровитель Дорог, уже стоит за твоим плечом». Я сильно прикусила губу, чтобы не пугать демоническим выражением лица госпожу квартирмейстера и впечатлительного юнца. К демонам Тария! И гадалку туда же! Мерзкая доморощенная предсказательница!

       — И у этих родственников должны быть деньги на выкуп! — важно добавил «впечатлительный юнец» и незамедлительно получил затрещину от матери. Вот уж кто ничего не боялся в этой жизни...

       — Родственники и деньги по ту сторону океана меня не ждут, — осторожно призналась я, постаравшись выкинуть из головы непонятную злость на лоарис. — Вам придётся стребовать в качестве выкупа с местного населения моё приданное. Но я не уверена, что этого хватит, чтобы удовлетворить жадность вашего капитана.

       Госпожа квартирмейстер незамедлительно заверила меня, что они люди не такие уж и жадные и выкуп будет вполне себе скромен. Дескать, я не принцесса голубых кровей и даже не политически важная фигура, чтобы требовать золотые горы. Спасибо ей за откровенность, однако... это авэллийцы-то скромные? Не жадные?! Я изогнула губы в скептической улыбке, а она невозмутимо добавила, что в целом я могу чувствовать себя как дома. И в безопасности — ценный груз должен быть в сохранности. Однако при этом не рекомендуется капризничать и провоцировать возникновение непрошенных проблем, что в целом не так уж и сложно при наличии капли мозгов. Что ж, не вопрос. Вести себя тише воды и ниже травы не такая уж высокая цена за то, чтобы меня продали моим родителям, а не какому-нибудь чужому рабовладельцу из Эвбеи, Шана или Бьёрнхейма. А на случай непредвиденных истерик на камбузе ещё остался волчий корень. Конечно, в родном Альбиоре меня тоже ждёт не особо тёплый приём в лице дана Генриха и данны Жаклин, но хотелось бы верить, что влияния отца хватит для того, чтобы защитить неудачливую дочь. Вот выберусь из этой переделки, выйду замуж и спрячусь в Марильяре. К демонам Аланор с его секретами!

       Я вздохнула. Воистину — деньги вершат судьбы мира. Своя цена имеется у чего угодно — у припасов, одежды, кораблей. Что уж там, у благополучия, дружбы, людей... И у меня. Это аморально, но не так уж и страшно.

       — Тебе никто не причинит вреда, — ещё раз уточнила Беатриче, и мне показалось, что она скорее убеждает себя, чем меня. — Но будь благоразумна.

       — Хорошо. — Я кивнула. — Больше не стану кричать на вашего капитана. — «Будь он неладен».

       Что ж, с детства мечтала путешествовать. Пускай склонная к дурным шуткам судьба и несёт меня к Тысяче Островов. Если я выберусь оттуда, это станет полезным опытом. Выжив сейчас, я смогу справиться с непрошенными проблемами в Альбиоре.

       Я ещё раз одарила квартирмейстера дружелюбной улыбкой и принялась за принесённый ею завтрак. Непривычно простой, лишённый изысков, но восхитительно вкусный. Бальдо стоило бы накрывать стол для богачей в Агирне³⁶, а не потчевать пиратов, мало сведущих в изысканных блюдах.

       Что ж, голодом меня не заморят, а остальное не столь важно.

3

       Я сильно переоценила свою выдержку. Чинно сидеть, сложив ручки на коленях, сверлить взглядом стену и ничего не делать не вышло. Не выдержав и десяти минут в одиночестве, я принялась слоняться по каюте и с недостойным благородной дамы интересом везде совать свой нос. О том, что чрезмерная любознательность стала причиной не одной смерти, я предпочла забыть. И это было весьма странно, учитывая маниакальную мнительность.

       Здравый смысл робко напомнил, что рыть себе могилу не разумно, но был безжалостно проигнорирован. Через пять минут я уже знала, что белокурый авэллиец — большой любитель меарской литературы. Или руэнской. Впрочем, эти книги и вовсе могли выйти из-под пера эльда. Демон разберёт этих склочных чёрноглазых интриганов, которым сто лет назад вздумалось разбить свою империю на три враждебных государства. Что именно читает капитан Торрегросса — военные, богословские или философские трактаты, романы или историческую литературу, выяснить мне не удалось, ибо картинки в книгах отсутствовали, а знание меарского языка к моим талантам не относилось. В лучшем случае мне бы удалось с ошибками прочитать имя автора. И то, не факт. Чуть опечаленная, я спрятала книги обратно в верхние ящики стола, откуда, собственно, их и извлекла.

       Ревизия чужого имущества заставила меня задаться вопросом, что же подвигло столь образованного человека, знающего как минимум три языка, стать разбойником. Путного в голову ничего не приходило, лишь только запутанные истории про грандиозные скандалы, интриги и заговоры, которые лишают дома и привычной жизни вполне законопослушных людей.

       — Персонаж из романа Мерра, как ни крути, — буркнула я, потянувшись к самому нижнему ящику. — Но куда там Адельгару и Фриде с их тайнами.

       — Если ищешь вино, его там нет, — радостно прохрипели над самым ухом. — Я тут вчера уже искал.

       Я медленно повернула голову, не веря своим ушам. Глазам я тоже не поверила. Так вот ты какое, безумие...

       — Ааа-а?

       — Чего глазёнки вытаращила, цыпа? Будто мертвеца увидела. — Склонившийся надо мной ночной кошмар криво улыбнулся и поправил грязную жёлтую тряпку на шее.

       — Оо-о... Э?

       Тысяча дохлых осьминогов, это мёртвое тело мне не приснилось! Он на самом деле существует и опять явился по мою душу!

       — Похмелье с утра горло дерёт? — участливо поинтересовался Жан, ни капли не смущённый нерадостным приёмом. — А то ж, полбутылки вылакать... — Он с деланной печалью покачал головой. — Ну и безголовые девки пошли, а. Меру надо знать!

       — Позвольте, я не напивалась! — Мне наконец удалось сформулировать фразу, несущую хоть какой-то смысл. Оказывается, все то время, которое я потратила на самоубеждение, что вчерашнее угощение капитанским вином в компании привидения мне приснилось, было потрачено впустую.

       Я похолодела. Проклятье! Вино, которое потом забрал капитан!.. Так Чезаре Торрегросса был свидетелем не только моей утренней истерики, но и... того самого мало красящего меня события!

       — Даже думать не желаю, что теперь думает он, — я с ужасом воззрилась на Жана. Тот лишь удивленно пожал плечами.

       — Он?

       Я кивнула, чувствуя, как бледность отступает и начинают гореть уши и заливаться румянцем щёки.

       — Он.

       Повисла тяжёлая пауза.

       — Тот белобрысый, что ли? — догадался призрак, поморщившись будто от зубной боли.

       — А вы успели познакомиться тут с кем-нибудь ещё? Конечно!.. Однако есть вопрос, который волнует меня сейчас больше...

       — Где же вино, ага? — язвительно подсказал Жан.

       — Какого демона вы снова здесь?! — вскипела я. И высокомерно добавила: — Проваливайте в Бездну! Мерзкий убийца и пьяница!

       Мой призрачный собутыльник лишь хрипло засмеялся, запрокинув голову. Это лучше всяких слов демонстрировало, что подобной любезности я дождусь не скоро. Если вообще дождусь. Похоже, венец вечного неудачника прочно закрепился на моей многострадальной голове.

       — У нас столько общего, — отсмеявшись, припечатал Жан. — Не думала податься ко Двору Теней, цыпа? Там самое место нашим порокам.

       — А не пойти ли вам...

       — Нее-е, — довольно протянул он, распалив моё раздражение ещё сильнее, — не пойти.

       Гениально решение проблемы пришло незамедлительно.

       — Тогда уйду я!

       Призрак лишь пожал плечами:

       — Валяй. Догоню же. Где ты — там и я.

       Мстительный мертвец и не думал врать. Он неустанно следовал за мной из одного угла каюты в другой и нудил. Мне даже захотелось снова его убить. Только на сей раз так, чтобы он не мог говорить.

       — Я сейчас позову капитана! — на всякий случай пригрозила я, прекрасно зная, что сия угроза призрака не впечатлит ни в коей мере. Он-то понимал, что меньше всего мне хочется сейчас встречаться с Чезаре Торрегроссой.

       — И? — Жан ожидаемо и бровью не повёл. — Я тут раскинул мозгами, а что он мне сделает-то? Глазищами и ты сверкать можешь, толку-то?

       — Высшие Силы, что вам от меня надо?!

       — Да мне ж откуда знать, что им от тебя надо. Добродетельности? Дык поздно, лапки уже по локоть в крови мужика невинно убитого! Ты же семью мою горемычную без кормильца оставила, злодейка!

       — Нет у вас семьи! Лжец!

       — Да тебе почём знать. Детки, кровиночки мои, папку сейчас зовут и плачут, а он мёртвый в канаве гниёт. Не совестно?

       — Поделом! — гордо задрав нос, я прошагала к койке. Немного подумав, я показала призраку язык и с головой забралась под покрывало в поисках умиротворения. В детстве всегда казалось, что стоит спрятаться под одеяло, и все ночные страхи отступят. Может, это поможет и сейчас?

       — Я всё ещё туу-ут.

       Кто бы сомневался! Я для верности нахлобучила на голову подушку.

       — Любите вы, бабы, от разговора уходить! Ишь, деловая!

       Молчи, Вероника, молчи. Скоро ему надоест разглагольствовать и он отправится на поиски других забав в свою Серую Долину.

       — Тебя, что, совесть совсем не мучает?

       Мучили меня лишь стыд и жажда. Раскаяние за содеянное ещё ночью сменилось гневом и настойчивым желанием повторить. Поведение Жана слишком раздражало, чтобы переживать из-за его преждевременной кончины. Удивительно, что при таком мерзком характере этот товарищ дожил до столь солидного возраста.

       — Все вы богатенькие такие. Не научили вас чужую жизнь ценить!

       Чья б корова мычала! Двор Теней, конечно же, собрал всех праведников и больших ценителей жизни в Альбиоре. А Святой Альбин ждёт их у входа в Небесные Сады, раскинув руки для объятий.

       — Чего молчишь? Сказать нечего, да? Стыдно поди. Посмотри мне в глаза, жертве своей невинной!

       Святой Альбин, ниспошли мне терпения. Или глухоту, на крайний случай.

       — Эй, кокон, поговори со мной!

4

       Теперь покойник ржал. Оглушительно и самозабвенно, и рассечённое горло в этом ему ничуть не мешало. Не будь он призраком, на шум собралась бы уже вся команда, но, к сожалению, слышала его только я. И, быть может, капитан Торрегросса, но тот совершенно утратил интерес к своей каюте — скорее всего, Беатриче передала ему моё согласие на письмо домой.

       А повод для веселья действительно был — я старательно молилась. Впервые в жизни, забывая слова, бубнила то, во что сама не верила. Даже на колени встала для верности и руки на груди сложила, но ощутимой пользы это не приносило. Отличный пример того, что моя жалкая попытка всё-таки пытка, но больше ничего в голову не пришло. А предательски тонкое одеяло от шума не спасло.

       — Неважный из тебя этот... как его... экзорцист, цыпа, — заявил призрак в перерыве между истерическим хохотом и утиранием мнимых слёз. — У нас в Речном Подворье таких изгонятелей духов пруд пруди, и все убедительнее будут.

       — О, всесвятой Альбин, небесный покровитель и великий защитник...

       — Видал я одного бесогона, который аж из Линдара приплыл. Для эффекту морду себе разрисовал бесовскими знаками, колдун недоделанный. Но скажу, страшный что моя жизнь, такого в ночи встретишь — скопытишься на месте. Зенки выпучит, словно нож в брюхо получил, и как взвоет по-звериному! Вот от такого я сгинул бы, не то что от твоего писка...

       — ...помоги мне, слабой и нуждающейся в свете небесном, в помощи...

       — Но этот изгонятель не только рожи корчил и песни пел божкам своим языческим, у него ещё бубен был. Из кожи человечьей!

       — ...срочной. Не отворачивайся от верной дочери Творца Великого, Великодушного и Всемогущего...

       — Да у тебя даже Святого Знака нет, верная дочерь.

       — ...умоли Его взор светлый обратить на страждущего...

       — Так он и услышал, держи карман шире.

       — ...избавить от тёмных сил, на грехи провоцирующих...

       — Ну-ну. Тебе, видать, тоже бубен надо. Проку от нытья нет.

       — ...помилуй, святой сын Творца Всеединого...

       — Что это за звон? — На языке Жана уже вертелась какая-то язвительная гадость, но он осёкся и начал удивлённо озираться по сторонам.

       — Звон? — я бросила в сторону привидения недоверчивый взгляд. Я слышала лишь свои злые мысли, шум волн, бьющихся о борт, и голоса моряков с палубы. Если звон и был, то он ускользнул от моих ушей.

       — Звон! — закивал призрак, выпучив единственный глаз.

       — Вас, что, укачало?

       — Нет же.. это.. это же!.. Нее-ет!

       Я с изумлением проследила, как яростно размахивающий руками Жан провалился сквозь палубу куда-то в трюм. Или в Бездну. Второе было бы предпочтительней. Выждав минуту, я недоверчиво покосилась на деревянный потолок. Действительно существуют, что ли?

       Но в любом случае... Получилось! Получилось же! И не надо никакого бубна из человечьей кожи. Победно вскинув руки вверх, я позволила себе маниакально расхохотаться. Демонов призрак сгинул и я теперь свободна от его болтовни. Высшие Силы, какое облегчение!

       И... быть может, тётушка Бланш в своей безумной вере в Них не так уж и неправа?

       — А я пошутии-ил.

       Нет, таки к демонам тётушку Бланш.

       — Вы всё ещё здесь? — я поднялась с колен и медленно повернулась. Так и есть, Жан с довольной ухмылкой, демонстрирующей пару-тройку выбитых (надеюсь, за дело!) зубов, стоял позади и никуда не думал исчезать. Треклятый обманщик!

       — А ты думала, что призраков изгонять да без бубна можешь? Ишь, размечталась. Мучайся вечно, убийца! О-хо-хо! У-ха-ха!

       — Что ж, Жан, давайте теперь побогохульствуем. Может, вы понравитесь Падшему и он заберёт вас к себе?

       — Валяй, ведьмам Падшему и надобно молиться. Что ж ты туда-то замахнулась, разноглазая? — неугомонный покойник многозначительно указал пальцем в потолок.

       — Кхм... Ээ-эм... Итак... В общем... О, Всемогущий Повелитель Змей! О, разноглазый Хозяин Кошмаров!.. О... Да к демонам всё это, я устала!

       Несколько мгновений я в упор глядела на Жана, желая высказать нахалу всё, что я о нём думаю. Немного поразмыслила, скривилась, махнула рукой и поспешила выйти вон. Торчать с покойником в одном помещении так долго слишком даже для «меченного» Падшим.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ Дурная кровь
1         Лихой ветер тонко свистел в снастях, надувал паруса и уверенно нёс судно навстречу горизонту, всё дальше и дальше от берега. Где-то там, позади, остались мои старые страхи, благодушно уступив место целому табуну новых. Крутые волны опасно играли кораблём — то безжалостно швыряли навстречу серому небу, словно щепку, то опускали низко-низко; казалось, что стихия пыталась проглотить «Марину» и отправить команду в пучину на свидание к Морской Королеве. Это... не воодушевляло. Совсем.

       До сего дня мне доводилось любоваться морем лишь с берега и столь близкое знакомство вызывало трепет и дрожь в коленях. Как никогда прежде я ощущала себя жалкой песчинкой, заброшенной в разгулявшуюся стихию. В голове некстати возникла мысль, что плаваю я так же хорошо, как знаю меарский язык... Дед, провёдший всю жизнь среди буйства ветра и воды, теперь вызывал ещё больше уважения.

       Я растерянно бродила по корме, не зная, куда себя приткнуть. «Марина» казалась маленьким обособленным миром, в котором никому до меня не было дела. Кроме неупокоенного разбойника, естественно. Да и привлекать внимание было, к счастью, нечем — на сей раз я явилась пред очи команды не в залитом кровью Жана белье, а в скучной, слегка великоватой мне одежде, пожалованной Беатриче. Избалованная нарядными атласными и шёлковыми платьями, я не совсем комфортно чувствовала себя в свободной рубахе с чужого плеча и коротких бриджах из плотной ткани, но это было лучше, чем совсем ничего, и я ещё раз мысленно поблагодарила госпожу квартирмейстера за заботу.

       А Жан и не подумал оставить меня в покое. Призрак продолжал витать поблизости и неустанно бубнить какую-то чепуху, но я старалась к ней не прислушиваться, благо было на что отвлечься.

       Чезаре Торрегросса обнаружился не так далеко — у штурвала, рядом с вечно хмурым северянином. Капитан с невозмутимым выражением лица отдавал какие-то распоряжения, штурман понимающе кивал. Вокруг мужчин шустро сновал Альваро, уверенно управлявшийся со шваброй. Идиллия. Только вид у мальчишки был крайне раздосадованный — уж он бы предпочёл обосноваться где-нибудь на марсе и вглядываться в горизонт, а не драить и без того чистую палубу.

       — Красавица!.. А пушек-то, пушек-то! — до меня наконец донёсся восхищённый возглас Жана. — Загляденье!

       — Большой поклонник морского дела? — без особого интереса буркнула я, облокотившись на поручни.

       — А то ж! — призрак закивал. — Когда совсем сопляк был, помощником канонира служил у самого Андре Анвилля! На «Неуязвимом» в море ходил!

       — Да неужели, у того самого Андре Анвилля? И на том самом «Неуязвимом»?

       Насколько я знала из рассказов деда и различных городских легенд, капитан Анвилль по прозвищу Демонов Любимчик был премерзкой личностью и прославился, как жестокий убийца, аморальный садист и в то же время самый удачливый и богатый пират Тысячи Островов. Анвиллю действительно сопутствовала просто невероятная удача, словно тот заложил Морской Королеве не только свою душу, но ещё пару сотен чужих. Как полагается, и золота эта удача принесла Любимчику немало. Взять хотя бы шестьсот тысяч тантов, полученных капитаном Анвиллем после разграбления и полного разрушения меарского города Ольеды. Именно этот зверский поступок и спас пирата от виселицы — за сей сомнительный подвиг руэнский король Родриго Второй пожаловал Анвиллю орден и взял к себе на службу. А альбиорский флот в тот же миг потерял возможность потопить при возможности «Неуязвимый», поскольку это означало бы нарушение мирного договора с Руэном.

       — Ага! — подтвердил довольный Жан.

       — Грабежи, убийства... Было бы чем гордиться. Впрочем, о чём это я? Для такого человека, как вы, это же предмет для восхищения! Двор Теней вас, вероятно, на руках носил за такие подвиги.

       — Вот дура девка, что ты понимаешь!

       — Ничего. Дура же.

       Как и ожидалось, призрак спорить не стал. Но свою позицию в отношении его умственных способностей я предпочла оставить при себе. Он бы определённо со мной не согласился, это породило бы новый спор, и мы бы ругались до скончания веков, привлекая ненужное внимание к моей персоне. Проходивший мимо матрос и так, похоже, решил, что я совсем рехнулась, раз веду беседы с пустотой.

       — И что же заставило вас сойти на берег и податься в эм-м... пресноводные моллюски? — вместо прямых оскорблений поинтересовалась я. Ностальгирующее привидение вызывало куда меньше раздражения, нежели ехидно-озлобленное.

       Только вот с вопросом я неожиданно промахнулась. И без того малоприятное лицо недавнего собутыльника исказилось, словно я пуд соли ему в рану насыпала. И ножом размешала.

       — Выгнали взашей, что ли? — не удержалась я. — Из вас получился плохой пират? Какая жалость.

       Жан с достойным покойника упорством продолжал молчать и сверлить угрюмым взглядом море. А море начинало волноваться. Небо заволокло, а грустная песня ветра в снастях стала ещё пронзительней.

       — Ветер крепчает, — буркнул он, отмахнувшись. — Шуруй в каюту.

       — Погодите-погодите! — Угомонить моё любопытство было не так уж и просто. Если призрак считает, что безнаказанно может лезть ко мне в душу, почему я не могу сделать то же самое? Хоть это и сомнительное удовольствие — копаться в мёртвой душе, но... интересно же! — Что же случилось?

       — Незачем тебе знать. Что было, то было.

       — О, вы, видимо, сильно облажались? Ничего, с кем не бывает. Мелочи жизни!

       Тот лишь что-то невнятно рыкнул.

       — Жан, вы настойчиво набиваетесь в постоянные спутники моей несчастной жизни, так почему же я о вас так мало знаю? Поделитесь тайной!

       — Отстань, девчонка!

       — Ну Жааа-ан, расскажите!

       — Сгинь!

       Пробормотав что-то нелицеприятное о приставучих ведьмах, призрак трусливо растворился в воздухе. Я немало удивилась — надо же, побеждён своим же оружием. «Экрозцизм», молитвы и призыв Падшего на его мёртвую голову не возымели такого эффекта, как настойчивое занудство и неприятные вопросы. Потирая руки, я тихо захихикала. Это стоит взять на заметку, пригодится же.

       Настроение заметно улучшилось. Я догадывалась, что Жан исчез ненадолго, но всё же маленькая победа приятно грела душу. Теперь я без лишних волнений могла послушать крики боцмана с нижней палубы и шум волн, разбивавшихся о борт, и насладиться своими мыслями, не отвлекаясь на назойливую болтовню над ухом.

       — Вижу, вам уже лучше. — Но момент, когда капитан бесшумно возник за моим плечом, был благополучно пропущен.

       Непроизвольно вздрогнув, я обернулась. Светловолосое совершенство выглядело вполне дружелюбно и, похоже, было настроено на светскую беседу, а не на требования о выкупе или что похуже.

       — Лучше, — согласилась я, — гораздо лучше. За исключением мелких недоразумений. — Мне стоило больших трудов сохранить невозмутимое выражение лица и не поморщиться, вспоминая Жана.

       Капитан Торрегросса приятно улыбнулся. В глубине моей души с любопытством зашевелилась полупридушенная разумом симпатия. Ещё чего не хватало!

       — Похоже, вы не совсем ладите с вашим... другом?

       — Ночным кошмаром, — охотно подсказала я. — Как вы могли заметить, этот... субъект совсем не способствует сохранности рассудка.

       — Мне неловко спрашивать, но...

       Ему-то и неловко? Я едва не рассмеялась авэллийцу в лицо.

       — Как оказалось, легенды не врут. — Из груди вырвался измученный вздох. — Неупокоенные души со скверным характером имеют дурную привычку задерживаться в этом мире. Полагаю, я и Жан нескоро расстанемся. Он... не склонен прощать обидчиков.

       — Весьма любопытно. — Капитан Торрегросса с крайне задумчивым видом поправил шляпу и бросил невесёлый взгляд за моё плечо.

       — Куда любопытнее то, что мой ночной кошмар видите вы, — заметила я. — Он божился, что пришёл только по мою душу. И удивился не меньше моего... кхм, вчера. — Происшествие с проклятой бутылью незамедлительно всплыло в памяти, потревожив едва упокоившуюся совесть.

       — Этот корабль несёт много тайн, сударыня, — неопределённо заметил собеседник. — Здесь и не такое можно случайно увидеть. — И снова в пронзительных серых глазах мелькнуло что-то страшное, леденящее душу. А я уж совсем забыла, что помимо пришлых призрака и ведьмы на борту водится местный демон.

       — Например? — Но сомнительно, что нечто «не такое» может быть ещё более странным, чем пьяница-призрак с характером мегеры и разноглазая девица из бочки.

       — Всему своё время. — Уклончивый ответ ничего не объяснял, но таинственный капитан явно не собирался вдаваться в детали. Вот же интриган доморощенный! Он окинул внимательным взглядом трепещущие паруса, которые зачем-то в скором порядке убирали ловкие, словно обезьяны, матросы, пристально оглядел горизонт и коротко кивнул штурману, недружелюбно щурящему глаза в нашу сторону. Северянин склонил голову в ответ и отвернулся. — У нас есть немного времени, показать вам корабль? Путь займёт не день и не два, чтобы всё время проводить в моей каюте. — С ангельской улыбкой обрадовал он.

       — Немного времени до чего? — По спине пробежала нехорошая дрожь.

       — Мы посреди Моря Штормов, сударыня, что нас может ожидать?

       — О. — Я чуть не взвыла. — А вот в шторм мне ещё не посчастливилось угодить. Какое захватывающее приключение свалилось на мою голову, капитан. Словами не передать переполняющие меня чувства!

       Тот лишь сдержано улыбнулся и предложил опереться на его локоть.

       — Мы не утонем?

       — Надеюсь, Морская Королева не держит на меня зла.

       На него, быть может, и не держит, но вот на меня-то ополчился весь мир...

2

3 число месяца Сирени 3276 года
Море Штормов

       Владычица Морская всё же могла сердиться на капитана Торрегроссу, однако «Марина» была судном с характером и не торопилась идти ко дну. Перспектива стать рыбьим кормом до поры до времени спряталась за горизонт, и это не могло не радовать одну впечатлительную барышню на борту. Бесноватая буря игралась кораблём несколько дней, она выла волком и свирепыми пинками раз за разом швыряла фрегат в объятия моря. Волны жестоко бились о борта, дерево жалобно скрипело и трещало, ненавязчиво будя панику, коварно ждавшую своего часа. Порой начинало казаться, что мы проваливаемся в саму Бездну, откуда уже протягивает свои загребущие руки Падший. За четыре бесконечных дня я успела познать все прелести морской болезни, но затем привыкла к бесконечной качке; я побывала на грани нервного срыва, заставившего меня в ужасе метаться по каюте и горевать о своей несчастной судьбе, но всё же пришла в себя и даже начала философски относиться к вопросам жизни и смерти. Даже такое увлекательное занятие, как беспокойство за свою бренную жизнь, может поднадоесть со временем.

       На третий день — или вечер, ночь... в буйстве стихии было не разобрать деталей — я набралась достаточно храбрости и глупости, чтобы выбраться на разведку. Вернувшийся Жан успел выклевать моё отнюдь не железное терпение, поэтому каюта больше не казалась мне безопасным и спокойным местом. Тем более, кормовые пушки, нашедшие прибежище в каюте капитана, опасно расшатывались и грозили сорваться с места, что обернулось бы как минимум смертью. Несмотря на все философские размышления рисковать мне не захотелось — столь неромантичная кончина в мои планы не входила чисто из эстетических соображений.

       Из-за сильной качки единственный оставшийся фонарь отправился в недолгий полёт и разбился, а я даже не удивилась. Покойник по обыкновению вместо сочувствия посмеялся и заявил, что ведьма из меня никуда не годная — ведь всем известно, что ведьмы подобно кошкам видят в темноте и без фонарей. Потом призрак принялся бахвалиться своими якобы подвигами, которые совершал под предводительством Анвилля, чем окончательно довёл до бешенства, и я, натянув великоватую куртку, отправилась наружу. Едва я покинула каюту, «Марина» сильно накренилась и деревянная перегородка наградила меня внушительной шишкой на голове, но боевая травма пыла не охладила, даже наоборот. Сложно было сказать, что двигало мной в тот момент — обычная глупость, дурь в ушибленной голове, шило в... впрочем, это было неважно. Одно я знала точно — там, на палубе, было что-то, что я должна обязательно увидеть. Зачем мне это нужно и какая в этом польза, внутренний голос загадочно молчал.

       ...Чудовищные волны швыряли «Марину» в разные стороны и заливали палубу ледяной водой и пеной. Ветер зверски завывал со всех сторон, его песня походила на тоскливый плач и обреченный смех одновременно. От гнетущей атмосферы, царящей вокруг, у меня едва не подкосились ноги — благо, я крепко вцепилась в один из ближайших тросов. Над головой что-то треснуло, тут же послышался пронзительный свист боцманской дудки и отборная ругань со всех сторон. Не теряя времени даром, злой ветер вырвал один из мелких парусов над носом корабля и унёс в беснующееся небо... Шторм совсем не церемонился с кораблём. Развернувшаяся перед глазами картина осталась в моей памяти на всю жизнь, ведь страх перед таким противником сложно забыть. В лапах стихии боевой фрегат казался детской игрушкой, а команда — суетливыми букашками. Но эти букашки, отринув мысли о своей беспомощности, упорно боролись за жизнь и не думали сдаваться. Я могла лишь восхититься силой духа и воли этих людей, которых некоторое время назад я считала всего лишь трусливыми разбойниками. Буря в любой момент могла сорвать людей с рей, переломать им кости и смыть в пучину, но никто не бежал прятаться в трюм. Частые вспышки молний озаряли «поле боя» людей и моря, и я видела решительные лица снующей по палубе команды. Люди сильно устали, но сдаваться не собирались.

       У штурвала скалой стоял недобрый северянин. Мрачный мужчина крепко вцепился в дерево и был немыслимо неподвижен, словно на самом деле обратился в камень. Казалось, что ни чему и никогда не под силу сдвинуть его с места.

       Чезаре Торрегросса тоже без дела не остался. Закатав рукава, капитан и удивительно серьёзный старпом Родриго боролись с ненадёжными снастями. Я снова удивилась, как же много лиц может быть у одного единственно человека. Быть может, ненадёжные отблески молний ввели меня в заблуждение, но в тот краткий миг его лицо показалось мне... счастливым? Сумасшедший демон широко улыбался и не выглядел обеспокоенным, словно это не буря играла фрегатом, а он сам. Похоже, капитан «Марины» был из той своеобразной породы людей, что чувствуют себя по-настоящему живыми только на грани, когда оттуда уже тянет свои руки костлявая повелительница мёртвых душ. Впрочем, каждому своё. Моряки — особенный народ. С чего бы их предводителю быть обычным человеком?

       Пока я глазела на безумное совершенство, никак не вписывающееся в первоначальный образ «Прекрасного принца», порыв ветра отвесил мне ощутимую оплеуху, плеснув в лицо холодной водой. Мол, не увлекайся. Когда я откашлялась, завораживающий образ уже развеялся, и голосу разума наконец удалось до меня достучаться.

       — А какого демона я здесь делаю?! — изумилась я, обращаясь сама к себе. И в самом деле, прилетела как мотылёк на огонь, не особо задумываясь о бессмысленности такого подвига. Жан, однако, хорошо постарался, проверив моей головой на прочность мою же карету!

       Я намеревалась ползком вернуться в своё убежище и спрятаться в какой-нибудь сундук. И демон с этими пушками, всё-таки их должны были надёжно закрепить, что бы не шептала моя паранойя. От претворения в жизнь единственной здравой мысли за последнее время меня отвлёк далёкий женский смех, прорезавшийся сквозь звериный вой шторма.

       Задрав голову и присмотревшись, я пришла к выводу, что в полку сумасшедшего капитана и душевнобольной пассажирки прибыло. На юте босоногая девушка в простом белом платье кружилась под струями дождя, вскинув руки к небу. Мимоходом, чисто по-женски, я успела позавидовать длинным пепельным волосам, развевающимся на ветру. Барышня с одухотворённым лицом танцевала на мокрых досках, совсем не думая о том, что может поскользнуться, неграциозно полететь кувырком вниз и свернуть свою тонкую шею. Ей было весело и совсем не страшно. Красивая девушка казалась воплощением духа моря, настолько естественным казался этот её «танец».

       Но почему никто не обращает на неё внимания? Ведь это сумасбродное веселье может плачевно обернуться! Я сделала несколько неуверенных шагов вперёд — надо бы увести странную девицу от греха подальше.

       Из оцепенения меня вывел грубый, но уже привычный рывок за волосы.

       — Вот дурища же! — проворчал бесцеремонный призрак, тащивший меня обратно в каюту, намотав косу на кулак. — Утопнуть надумала? Кто ж тебя потом у Морской Королевы отберёт-то, а?

       — Отпустите меня!

       — Ага, щас. Топай давай. Успеешь ещё туда. — Жан неучтиво пихнул меня в спину.

       — Да погодите же, там человек на юте! Она не в себе! — я попыталась вырваться. Безуспешно — хватка у покойника была крепкая.

       — Это ты не в себе, малахольная, — припечатал он. — Без тебя справятся. Иди, говорю.

       — Бесчувственный глупец!

       — Хуже. Бесчувственный мертвец, цыпа. Сама виновата, кстати.

       Мне удалось обернуться лишь раз, перед тем, как Жан чуть ли не пинком загнал меня в убежище — в другое время и в другом месте его трогательная забота меня бы даже умилила. Красавица в белом платье уже успела сбежать с юта — поразительная ловкость при такой качке, ветре и скользкой палубе. Она стояла рядом с капитаном — вот кто бы сомневался! — и восторженно на него смотрела, совсем как я несколько минут назад. Она нежно погладила его по напряжённой руке и вновь засмеялась, но авэллиец не обратил на неё внимания.

       — И это я ещё малахольная? — прошипела я, ещё раз попытавшись вырваться из цепкой хватки Жана. — Вон же прекрасный кандидат!

       — Много болтаешь.

       — И... Высшие Силы! — Я удивлённо моргнула — мгновение и девушка бесследно исчезла! Прямо на глазах! Лишь откуда-то издалека снова донёсся её звонкий смех.

       Или мне уже померещилось...

       «Этот корабль несёт много тайн, сударыня. Здесь и не такое можно случайно увидеть».

       Это что же... ещё один призрак?

3

4 число месяца Сирени 3276 года
Море Штормов

       — У тебя даже на моське написано, что ты лопух. — Прекрасное настроение сделало Жана щедрым на комплименты. Победно хихикая, призрак придвинул горсть сухарей к себе. Покойный пройдоха умудрился где-то стянуть фонарь, карты и миску галет и теперь развлекался тем, что обыгрывал меня в «лопуха». Формально ставкой были сухари, но мне казалось, что я играю скорее на истончающееся чувство собственного достоинства.

       — Просто вы — жулик! — насупившись, заявила я и бросила собранный «веер» на стол. — Тоже на лице написано, между прочим!

       — Мрр-р, — согласилась неизвестно откуда выбравшаяся капитанская кошка. Тяжелая животина по-хозяйски разлеглась на моих коленях и никуда не собиралась уходить. Малейшая попытка её спихнуть расценивалась как возмутительная наглость презренного раба и награждалась ощутимым укусом.

       — Да ну брось, цыпа, с тобой жульничать — это как щенка утопить. Слишком просто и бессердечно, — утешил Жан. — Ещё раз?

       — Конечно!

       Буря ушла на рассвете. «Марина» мерно покачивалась на волнах и никуда не торопилась — ни навстречу горизонту, ни в пучину. Исстрадавшийся от скуки призрак выбрался на разведку и вскоре принёс с собой карты, галеты и приятную новость — корабль оказался достаточно крепким, чтобы пережить шторм с малыми потерями. Я лишь отмахнулась. Не то чтобы в моей душе царил полный штиль, но вместе со штормом ушли почти все беспокойства и тревожные мысли, оставив лишь досадные мелочи вроде уже привычного раздражения, вызванного присутствием привидения. Необычное спокойствие и даже некоторое безразличие к происходящему я объясняла массой пережитых за последние дни потрясений — их было много, а я просто выдохлась, устала переживать и нервничать из-за всех свалившихся на голову неприятностей. Что бы ни случилось, рано или поздно оно закончится и забудется. В свете последних событий выяснилось, что даже смерть — это не навсегда. Тогда чего переживать?

       Лоарис сказала, что я принимаю все невзгоды как должное и вместо борьбы предпочитаю плыть по течению... Что ж, она недалеко ушла от истины, не стоило тогда обижаться. Досадно, что путные мысли приходят, когда в них уже нет необходимости.

       — Не понял. — Жан выпучил глаз на брошенную мной карту. Последнюю. Победную. Бородатый король севера с самым что ни есть царственным видом шлёпнулся на пятёрку чаш.

       — Как это ни прискорбно, вы проиграли, — смакуя слова, протянула я. — Дан Лопух.

       Судя по всему, удача ещё обо мне помнила. Если эта капризная дама будет хоть изредка наведываться в мою жизнь, то появится крохотный шанс вернуться домой в полном здравии. Или хотя бы вернуться, что само по себе не так уж и плохо. Тот, кто просит слишком многого, рискует остаться вовсе ни с чем.

       — Да быть такого не может! Это... это случайность какая-то! — возмущённо запричитал призрак, с негодованием глядя на отвоёванную мной кучку сухарей.

       — Случайностей не бывает, Жан. Если что-то произошло, значит, это было неизбежно. — Сохранить невозмутимо-равнодушный вид и не заулыбаться единственной победе было сложно, но я с блеском справилась.

       — Ты тут не умничай, девчонка! Раздавай! — мгновенно вскипело привидение.

       — Нет.

       — Это ещё почему?!

       — Видите ли, я не азартный человек и в состоянии довольствоваться тем, что уже есть, а не зыбкой тенью маловероятной победы. Этих сухарей мне вполне хватит. — Я величественно отправила в рот один из трофеев и с удовольствием проследила за тем, как задёргался единственный глаз моего собеседника.

       — Да при чём тут эти твои сухари! Тут дело принципа! — Для убедительности Жан даже стукнул кулаком по столу. Но, к его сожалению, должного эффекта это не возымело.

       — Тем более. Смиритесь. Лопух.

       — Вот воистину, всех баб Падший слепил!

       — Не буду отрицать того, что мне неведомо. Всё может быть.

       Когда в наш уголок любви и добра заглянул удивительно бодрый капитан, на чей стук мы не обратили внимания, призрак раскладывал по полочкам пришедшие ему в голову причины нападения Двора Теней на мою карету. Главным образом, виноват был мой «длинный и злой» язык, который «явно довёл до бешенства знатного вельможу». Тот вельможа, соответственно, в долгу не остался, решил изловить меня и утопить в Рагмуре на радость рыбам.

       — Это ж как надо было мужика доконать!

       — Ошибаетесь, у дана Генриха был иной повод, — лениво изрекла я, припомнив пикантную сцену, увиденную двадцать восьмого числа месяца Тюльпана. — Хотя... это могла быть инициатива и данны Жаклин. Женщины, сами знаете, куда более жестоки.

       — Нее-ет! — Жан даже пальцами прищёлкнул от посетившей его гениальной идеи. — Поди, это женишок твой бандюков подослал. Прознал, видать, что за змею под венец поведёт.

       — Вы плохо знаете Луи. Вернее, вы его совсем не знаете. — Я, думается, тоже — времени с последней встречи прошло немало, а люди имеют обыкновение меняться. — Он и мухи не обидит.

       — Да ты ж любого доведёшь, разноглазая!

       — Сказывается ваше дурное влияние.

       — Вот же... ведьма!

       — Упырь.

       Исчерпавший аргументы Жан гневно на меня уставился, уперев руки в бока. Эдакий памятник вселенского порицания. Хоть молния ударь — не шелохнётся. Не оставшись в долгу, и я, вскинув голову, угостила его надменным взглядом. Беспощадные гляделки продолжались бы до конца веков, но на этой весёлой ноте хозяин каюты решил скромно напомнить о своём присутствии.

       — Рад, что вам не приходится скучать, — в обычной снисходительной манере заметил он. — Не перестаю удивляться необычным предпочтениям моей гостьи. — Капитан красноречиво взглянул на разбросанные по столешнице карты.

       Остряк. Гостьи, как же. И удивляется он! Ха!.. Но, в самом деле, истеричной пьянице и картёжнице, коей я могла показаться в свете последних событий, трудно произвести должное впечатление даже на пирата. А ведь он ещё не видел меня на палубе во время шторма и не поставлен в известность, что я в придачу сумасшедшая. Впрочем, узнав обо всех моих чудачествах, капитан вполне может умерить свою жадность и уменьшить сумму выкупа. Во всём, однако, можно найти свои плюсы.

       — Как видите, мы прекрасно проводим время, — улыбнувшись своим мыслям, кивнула я. — Идиллия, не находите?

       — Вам виднее, сударыня.

       Жан пробормотал что-то невразумительное и, вероятно, оскорбительное и с обиженным видом плюхнулся в кресло. Капитан невозмутимо присел в соседнее — «дана Сезара» определённо заинтересовала наша занятная компания. Дремавшая кошка незамедлительно открыла глаза, покинула мои колени и перебралась к хозяину.

       Я перевела взгляд с призрака на нашего «гостя». С романтиками не поспоришь, в жизни всегда есть место сказке. Иначе ведьма, привидение и демон не собрались бы вместе. Нам определённо есть о чём поговорить, и разговор предстоит преинтереснейший.

4

       Капитан оказался любопытен словно кошка. Он хотел знать всё и обо всех. Или почти обо всех. Я и Жан оказались исключением — наша трагичная история вызвала до обидного мало интереса. Действительно, с кем не бывает, ничем не примечательная ведьма с сангрийским кинжалом и самое обычное привидение... Оное привидение, оскорблённое невниманием, к моей нескрываемой радости, разобиделось, насупилось и дало обет укоризненного молчания. Тем не менее, покидать нас Жан не торопился и по дурной привычке портил обстановку своим присутствием.

       Чезаре Торрегросса же демонстрировал свои невообразимые странности и расспрашивал меня вовсе не о золоте в сундуках моего вполне состоятельного отца, что полагалось бы делать алчному авэллийцу и, более того, пирату! Вопросы в основном касались Аланора и его обитателей. Не вовремя объявившийся вице-адмирал Вильден, похоже, разрушил коварные планы заморского гостя поближе познакомиться с альбиорской столицей. Или же освежить память? Не от простой же прихоти капитан выучил наш язык. Впрочем, быть может, и от прихоти...

       — Вы с подозрительным усердием выпытываете из меня сведения, капитан, — прищурив глаза, заметила я. — Мне уже начинает казаться, что вы шпион его величества императора. Спешу разочаровать, государственных тайн мне не доверили. —Не считать же оной запретную любовь — да и любовь ли? — начальника Тайной Канцелярии и супруги королевского брата.

       — Что же, я похож на шпиона? — Обезоруживающая улыбка раздражала до безумия и в то же время вызывала приступ необоснованного доверия. И откуда же он взялся, этот нарушитель спокойствия впечатлительных юных дев?

       — Не то слово, — закивала я, отгоняя ненужные мысли, и важно добавила: — Мир между государствами вещь зыбкая и непостоянная, сродни обманчивому болоту, и как знать, для каких целей его величество Лоренцо Альмериго выдал вам каперский патент и отправил в Залив Ветров? Быть может, завтра война, а я тут болтаю лишнее!

       — Ваша проницательность делает вам честь, сударыня. — Капитан сверкнул зубами. Издевается же! — Ни один мой гость ещё не догадывался об истинной цели своего пребывания на борту. И всё же, не завалялось ли хоть одной самой маленькой тайны? Должен же я выполнить долг перед короной!

       — Не хотелось бы вас разочаровывать, — я виновато развела руками, — но в этом вопросе из меня неважный помощник.

       Авэллиец покачал головой и весьма правдоподобно изобразил печаль:

       — Жаль, очень жаль. К слову, о тайнах королевского двора, — светлые глаза нехорошо сверкнули, — я и не знал, что в Аланоре переняли авэллийскую моду на кинжалы за пазухой. А как же знаменитый яд в перстнях и манжетах?

       Я с нежностью погладила рукоять кинжала, заткнутого за пояс. После того как благодушно настроенный Альваро отыскал для меня подходящие ножны, я не расставалась с подарком принца даже во сне. Шедевр сангрийских мастеров был моим талисманом, он дарил спокойствие и каплю уверенности, что я могу постоять за себя. Да и Жан шарахался от кинжала как от огня, и при желании можно было загнать призрака в угол каюты. Жаль лишь, что не в Бездну или Серую Долину. Я не знала, было ли дело в волшебной стали, или же причиной стала нелюбовь мертвеца к тому, что его погубило.

       — Не забывайте, капитан, Её Величество Виктория — ваша соотечественница. Неудивительно, что вместе с авэллийской принцессой в страну пришла новая мода. А отравители есть и будут везде, не переживайте. И в Агирне, и в Аланоре, и в Вайткасле³⁷, как бы «куры» ³⁸ не кичились своим мнимым благородством и дохлой честью. Ничего им не поможет, всё равно проиграют. — Слова принадлежали не мне, а Раулю, но с патриотичным кузеном нельзя было не согласиться. Дочь маршала я или нет?

       Чезаре Торрегросса удивлённо изогнул бровь.

       — Интересуетесь политикой?

       — Не всегда и не совсем. Мои братья сейчас в Адемаре, на границе с Авестрой, — пояснила я свою неприязнь к дражайшим соседям.

       Язык чесался похвастаться, что мой отец — командующий Северной армией, и он костьми ляжет, но ни за что не пропустит «кур» в Альбиор. Здравый смысл посоветовал пока придержать язык за зубами. Может, ещё и не поздно соврать, что я родом из обедневшей семьи, едва сводящей концы с концами, надавить на жалость и попросить отпустить с миром. Однако совсем другое дело, что наглая ложь может возыметь обратный эффект и спровоцирует первоначальный план по продаже альбиорской девицы на рынке рабов. Фамильных богатств жаль, не для разбойников копились, да и Анжелике с Марго хорошее приданное не помешает, но и мне не хотелось бы навсегда поселиться за пределами дорогой отчизны.

       — Его Величество Георг весьма упорен в своём желании захватить весь континент. Однако и его можно понять, мало кто не польстился бы на Адемар. За Хильде³⁹ на редкость живописные пейзажи, эти земли ещё во времена существования Айзерлау были камнем преткновения между тогдашними правителями. А авестрийцы всегда слыли ценителями природных красот. Уж в дурном вкусе их обвинить нельзя.

       Его Величеству Георгу придётся придумать себе другие желания и пытаться откусить другие земли у других государств! Но куда более интересно другое...

       — Вы бывали в Альбиоре? Так далеко? — теперь настал мой черёд удивляться.

       Капитан выдержал паузу, рассеянно поглаживая кошку.

       — Я видел многие места. — На сей раз улыбка была печальной. На самом деле печальной! — Более того, мне посчастливилось родиться в Альбиоре.

       Эту карту бить было нечем. Вот вам и авэллиец!

       — Занятно, — выдавила из себя я. — И как же...

       — Прошлому лучше оставаться в прошлом, сударыня. Вам так не кажется? — малоосмысленным движением он коснулся плеча.

       — Дело ваше, капитан, — отмахнулась я. Достаточно знакомств с чужими секретами, это небезопасно.

       Жан, всё это время сверливший нас взглядом, шумно выдохнул. Всем своим видом он демонстрировал крайнее негодование по поводу вещей, ведомых лишь ему одному. Как ребёнок!

       — Из-за бабы, да? — закатив глаза... глаз, изрёк великий знаток человеческих душ и проблем. — Через это все проходят. — Призрак снова вздохнул.

       — Если вам скучно и неинтересно, проваливайте обратно в Бездну, — мгновенно среагировала я, помахав ему рукой. — Лет на семьдесят. Я не обижусь.

       — Держи карман шире, — ожидаемо огрызнулся призрак, вскинув подбородок. — Твоя чёрная душа не заслужила покоя.

       В те исключительные моменты, когда я наконец начинала чувствовать вину перед Жаном, тот умудрялся всё испортить и задушить на корню все муки совести. Наличия которых, к слову, постоянно от меня требовал. Противоречивый в своих капризах покойник невыносимо раздражал и будил в моей «чёрной душе» чувства недостойные и порицаемые возвышенными моралистами вроде тётушки Бланш. Хотелось убивать его раз за разом самыми мучительными способами. А ведь до встречи в том злосчастном переулке я не замечала за собой ни особой кровожадности, ни вообще злых пожеланий кому бы то ни было! Воистину, в беде познаются не только скрытые возможности, но и тайные склонности.

       — Прошу прощения за недостойное поведение этого невоспитанного субъекта, — буркнула я, обращаясь к капитану. Но его, судя по ироничной улыбке, наши недружелюбные перепалки лишь забавляли. — Личный призрак — сущая головная боль! — «Головная боль» возмущённо закатила глаза, но промолчала. Насупилась, поднялась с кресла и важно прошествовала в другую половину каюты.

       — С этим сложно не согласиться. — Капитан кивнул. — Вы голодны? — его взгляд скользнул по композиции из карт и галет, перемешанных на столешнице. — Должен извиниться за невнимательность. С моей стороны негостеприимно сажать вас на сухой паёк.

       — Нет, благодарю. К счастью, на камбузе не позабыли о затворнике-пассажире. — Хоть я и не видела Беатриче уже несколько дней, это не мешало любезной госпоже квартирмейстеру контролировать, чтобы я не умерла голодной смертью. Риккардо и Альваро исправно наведывались в каюту с едой. — Ваш кок просто волшебник.

       — О, он это знает. И свернёт шею любому, кто станет возражать. — Капитан засмеялся. Высшие Силы, у него слишком располагающая улыбка. И это слишком опасно для впечатлительных девиц вроде меня. Грабли, о которые в очередной раз можно расшибить лоб, нашли меня сами.

       — Твою ж налево!.. — вдруг оживился Жан.

5

       Я устало вздохнула, когда, обернувшись на возглас Жана, обнаружила светловолосую красавицу, парящую надо полом у двери. К сожалению, давешняя любительница потанцевать в объятьях ветра и дождя мне не привиделась, она существовала на самом деле. Девушка блуждала мечтательным взглядом по каюте и не обращала на присутствующих никакого внимания.

       Всё-таки, сказки — наглое враньё. Все легенды наперебой гласили, что призраки являются лишь в сумерках или в ночи, а по утрам растворяются в солнечном свете, теряя силу. На деле же оказалось, что от того же Жана невозможно отделаться, пока тот сам не возжелает отбыть в Серую Долину. А теперь ещё и мёртвая девица с сумасшедшим взглядом объявилась в лучах утреннего солнца...

       — Надо же, — произнесла я, пытаясь сохранить невозмутимый вид, — как интересно. Вы нас познакомите? — Я даже поднялась с места, чтобы получше разглядеть ещё один гостинец с того света.

       Капитан Торрегросса не выглядел ни удивлённым, ни недовольным. Скорее, привыкшим к появлениям этой дамы. Поэтому, наверное, знакомство с Жаном в ту роковую ночь тоже не особо его задело, в отличие от факта распивания хозяйского вина.

       — Это Марина, — представил он «своё» привидение. — Не стоит её бояться, сударыня. За то время, что она живёт здесь, она не причинила никому вреда. Вы первая, собственно, кто может хотя бы видеть её. За исключением меня, естественно.

       Это кто тут боится? Напугал дракона рогаткой! Я недобро зыркнула на полупрозрачное создание, парившее над полом и не совсем осмысленно озирающееся по сторонам. Бояться-то я не боялась и без чужих советов, но два призрака в опасной близости всё же подвергали угрозе моё душевное здоровье, и так ощутимо пострадавшее в последние дни.

       — Мне неловко такое говорить, но искренне надеюсь, это не вы её... то есть... в общем... она не как вот этот? — я кивнула в сторону Жана, который, подбоченившись, уже стоял рядом и изучающее разглядывал мёртвую девицу.

       — Нет. — Капитан даже не возмутился. — Боюсь, Марина даже не призрак. Она нечто... другое.

       — То есть? — Призрак, который вовсе не призрак? Подобное в моей голове укладывать не желало.

       Прояснить капитану ситуацию помешала неожиданно оживившаяся Марина.

       — Ты пришёл ко мне. Я ждала. Долго ждала. И вот ты тут. — Местное привидение — я предпочитала продолжать считать таковым странную сущность — протянув тонкие руки для объятий, поплыло в сторону, где стояла я и витал Жан. В пустых глазах мелькнуло нечто, похожее на... радость? Жан чертыхнулся и с недоумением уставился на Марину. Мой персональный ночной кошмар был не очень-то доволен вниманием сестры по загробному несчастью. А вот она весьма обрадовалась ещё одному призраку в округе и дружелюбно к нему тянулась.

       — Изыди, бесовка! Святым Альбином заклинаю! — покойный собутыльник поспешно ретировался за спину к капитану, который показался ему более надёжной защитой, чем я. Чезаре Торрегросса же являл собой само спокойствие. Он даже не поднялся с кресла и лишь равнодушно взирал на призрачную девушку. Похоже, для него её выходки были делом привычным и не заслуживающим даже тревожного взгляда, а вот я всё же занервничала. Потому что Марина неуклонно приближалась ко мне, а вовсе не к Жану, и бормотала сущую нелепицу. И чем больше она говорила, тем сильнее я сама ощущала себя сумасшедшей. Право слово, лучше бы я была действительно не в себе. Но нет, корабельный дух был вполне себе реален.

       — ...Ждала, так ждала, — пролепетала Марина, почти с нежностью погладив меня по щеке. Я почувствовала неприятный холод, словно по лицу провели ледышкой, но отстраниться не решилась. Призраки, мало того что оказались созданиями невымышленными, так они ещё были склонны к довольно странным поступкам — я не осмелилась провоцировать привидение резкими движениями.

       — На кой ляд она к тебе пристает? — Жан осторожно выглянул из-за спины капитана, когда понял, что опасность его благополучно миновала. — Стал-быть, ты и её грохнула, злая женщина? Беспреде-ел...

       — Катитесь в Бездну со своими нелепыми обвинениями, Жан! — искренне возмутилась я. — Я впервые вижу... эту... это... сущность!

       Тем временем безмерная нежность в глазах Марины испарилась так же внезапно, как и возникла. Призрачное создание с отвращением отдёрнуло руку от моей щеки и отпрянуло назад. Стало самую малость обидно — не прокажённая же я, в самом деле, чтобы от меня даже мертвецы так отпрыгивали. Впрочем, Элла и карты лоарис считают совсем наоборот... И где искать истину?

       — Ты не он! — воскликнула неупокоенная душа, страдающая, судя по всему, близорукостью. — Обман!..

       Я медленно кивнула.

       — Вы правы, я совсем не он, я очень даже она.

       — ...Не он, но вы связаны. Кровью! Его кровью! — поведала та удивлённым голосом. — Эта кровь в твоих жилах! Его и той твари! — Даже невозмутимый капитан удивлённо приподнял бровь, слушая внезапные откровения «никому не причинявшей вреда» Марины. Жан же, не стесняясь, глазел на призрачную девушку и изумлённо бормотал что-то о том, что «дурная башка и на том свете покоя не даст». Имел место редкий, почти исторический, случай, когда я не могла с ним не согласиться.

       — Вы, быть может... о Жане? — осторожно предположила я, не зная что и думать. — Вероятно, это так. Мы действительно... связаны, как бы это не было неприятно для нас обоих. А вот по части «той твари», я не совсем уверена, что понимаю вас правильно.

       Марина слегка склонила голову к плечу, прислушиваясь ко мне. Но моё лепетание на неё особого впечатления не произвело.

       — Как и он, ты играешь со смертью. Ваша кровь... Ваша сила... Они несут только боль!.. Всем. Всем, слышишь?.. Вы не в силах любить. Вам никто не нужен... Вам не нужна ничья любовь. — Она явно была не в себе, если так можно выразиться о мёртвой душе, не добравшейся ни до Небесных Садов, ни в Бездну. По бледным щекам текли призрачные слёзы. И это пугало больше её злых обвинений. — Ты потеряешь себя в ненависти и лжи. Он тоже лгал, но смог сбежать... А тебя это убьёт!.. Он был проклят. Он нёс своё проклятье тем, кто был рядом. Будь проклята и ты! Навеки. Как и он... — Теперь она улыбалась. И проклинала меня. Улыбалась и проклинала. — Он начал всё это. Он не расплатился!.. Он обрёк мою душу на вечные страдания и теперь не придёт. Не дождусь... Его уже нет... Нет... Ответишь ты! За всё! Ты будешь страдать! — она сорвалась на крик.

       — Довольно. Уходи. — Капитан возник между мной и эфемерным созданием, сулившим неприятности. Мог бы и пораньше усмирить своё привидение!

       — Она и тебя убьёт, — радостно пообещала Марина. — Дурная кровь... причина всех бед... — Весело засмеявшись, призрак растворился в воздухе.

       Повисла неловкая пауза. Я тщетно пыталась осмыслить, что со мной не так. Некоторые живые меня не любили из-за суеверий, навязанных религией. Но их нелюбовь хотя бы имела какое-никакое обоснование. Мёртвый Жан ко мне не испытывал особой симпатии тоже по вполне ясной причине. Впрочем, мёртвым он стал исключительно из-за непонятных видов кого-то живого на меня. Но вот претензия покойной Марины ко мне и моей «дурной крови» вызывала недоумение — я могла поклясться, что вижу её впервые. Ох, права была Элла, Адепт Элиара выпадает проклятым и обречённым...

       — Ох, дурная девка. — Опомнившийся Жан сокрушённо покачал головой, не спеша уточнять, кого имел в виду — меня или Марину. — Ты точно её не...

       — Не беспокойтесь, вы единственный и неповторимый, — заверила я.

       — Вынужден попросить у вас прощения, сударыня, — задумчиво произнёс капитан, обернувшись. — Всё же я погорячился по части безобидных духов.

       — Извинения подобного рода относятся к тем вещам, без которых я могу прекрасно обойтись, не обессудьте. — Я скептически улыбнулась. — Что до этой мёртвой страдалицы, то, боюсь, я не могу всерьёз воспринимать её слова. Вряд ли её... кхм, проклятье может быть хуже «метки Падшего».

       Конечно же, я врала, чтобы не рушить образ благородной девицы со стальными нервами. Лицо терять не хотелось. Но на самом деле, на душе скребли кошки и блуждала необъяснимая тревога. Неведомый «Он» чем-то сильно досадил Марине, но это же не повод сыпать проклятиями в мой адрес, даже если её сознание пожирает навязчивая идея.

       — Чего эта пигалица на тебя взъелась тогда? — недоверчиво нахмурился Жан. — Может, это батька твой её... того? Она же про кровь его что-то городила...

       — Мой отец — благородный человек! Он бы никогда не поднял руку на женщину! — вспылила я. — Даже... на такую.

       — Да откуда же тебе знать...

       — Катитесь в Бездну! — в порыве внезапной ярости я выхватила кинжал и направила на призрака. Тот ожидаемо отпрыгнул в сторону, разразившись красочными ругательствами. — Сам такой!

       Едва удержавшись, чтобы не утопить Жана в потоке ответного сквернословия, я рухнула обратно в кресло. Как же мало времени потребовалось, чтобы все мои манеры наглым образом выветрились! Недели не прошло. Маменька старательно пыталась избавить меня от дури в голове и воспитать из дочери человека, но всё оказалось тщетно. Высшие Силы, какая жалость.

       Я измученно потёрла виски. С чего начались мои неприятности? С того рокового письма, приглашающего домой? Или позже, с праздника у Руэзо? Впрочем, чего мелочиться — с рождения. Мои дивные глаза тоже Какой-то Там Знак, как-никак. Если так и будет продолжаться, я не дотяну и до ближайшего острова, что уж говорить о возвращении домой.

       От гнетущего чувства безысходности я нервно захихикала, не в силах сдержаться. Ещё мгновение, и я уже хохотала в голос.

       — Сдурела? — осторожно поинтересовался призрак.

       — Всё может быть, — продолжая посмеиваться, я ему подмигнула. — Чем я хуже этой Марины?

       Жан ожидаемо покрутил пальцем у виска и вопросительно взглянул на хмурого капитана:

       — А может, её того... за борт окунуть? Поди, отпустит.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ Потерявшиеся души

1

15 число месяца Сирени 3276 года
Море Штормов

       «Матушка, нижайше прошу прощения за Ваши сорванные планы!..»

       Нет, не так.

       «Дорогая маменька! Ваша блудная дочь с радостью спешит сообщить Вам, что осталась жива, несмотря на все превратности судьбы. Коварный случай распорядился таким образом, что я оказалась далеко от места, куда планировала прибыть. Это досадное происшествие повлекло за собой некоторые проблемы, которые могут коснуться не только моего приданного...»

       Уже лучше, однако официальный глава семьи — граф Элезьер. Ему и решать сию неприятную проблему.

       «Папенька, Вы не поверите...»

       Впрочем, у отца и так много хлопот.

       «Эмиль, спасай!..»

       А от брата толку не будет при всём моём к нему уважении.

       «Любезная тётушка?..»

       Усевшись на свёрнутый канат, я наслаждалась ласковым бризом и вдохновенно сочиняла так и ненаписанное письмо домой. Мысли в моей голове бродили подобно ветру в поле — бесцельно и неуловимо — и никак не желали порождать что-либо путное. Зато в душе царил долгожданный штиль — абсолютное и ничем непоколебимое спокойствие. Единственная дельная мысль, посетившая меня за прошедшую декаду, позволила вернуться к жизненной позиции, к которой я примерялась до появления Марины, вознамерившейся расшатать и без того неспокойные нервы.

       Нытьё, хандра, уныние и прочие богопротивные мерзости были неважными помощниками в сложившейся ситуации. Можно жалобно скулить на горькую судьбу, но вряд ли станет лучше, скорее, наоборот. Сожаление — бесполезная вещь, придуманная теми, кому не на что больше тратить время, и нет смысла омрачать и без того безрадостное существование.

       Пусть фортуна отвернулась и жизнь отвешивает ощутимые пинки, этого мало, чтобы сломаться. Нужно лишь выждать и в нужный момент взять своё. Терпеливые редко остаются в накладе, как соизволил выразиться один болтливый покойник.

       Следуя новым убеждениям, я перестала ссориться с сим источником премудростей и смирилась с его бесцеремонностью, нахальством и неиссякаемым словоблудием. Даже не прибегая к отвару волчьего корня. Односторонний бой быстро утомил мою «невинно убиенную жертву», мертвец присмирел и остепенился. Проваливать на ту сторону он не спешил, однако терпеть его стало куда легче, чем в первые дни нашего знакомства.

       Пересилив неприязнь, я приветливо улыбалась Марине, когда полоумная девица возникала поблизости. Изредка, во время внеочередных «припадков», она продолжала шептать гадости про «Него» и шипеть на меня, но большую часть времени вилась вокруг капитана и не тревожила чужой покой. Мне было нестерпимо любопытно выяснить, что же это за таинственный «Он», досадивший девушке, и всадить мерзавцу пулю в голову за все проклятия на мою голову. Но барышня на осмысленные беседы вряд ли была способна, поэтому приходилось лишь теряться в догадках и обходить её десятой дорогой.

       Пленивший внимание двух, живой и мёртвой, девиц человек-загадка периодически радовал своим обществом и меня. Он оставался предельно вежливым и безмерно гостеприимным, чем медленно, но верно рушил моё первое и не самое хорошее впечатление о своей персоне. В некоторой мере это было хорошо, но опасно. Капитан продолжал много спрашивать, но не спешил распространяться о себе. Недолго думая, я сдружилась с Альваро и старательно выпытывала крупицы сведений у юнги. Мальчик очень гордился дядей и мог болтать о подвигах оного часами. Особенно, если слушатель восторженно охал и ахал. Куда проще и заметно плодотворнее было бы навести справки у Беатриче, но я не горела желанием открыто афишировать свой почти преступный интерес.

       Но, надо признать, ничего конкретного из Рино вытащить не удалось — об альбиорском прошлом дяди-капитана юнга осведомлён не был, а подвиги на поприще морских баталий меня интересовали мало. Всё равно с дедом никто не сравнится!

       Я тяжело вздохнула и бросила скорбный взгляд на капитанский мостик. Угораздило же...

       Незваной гостьей подкралась скука. Надо бы себя чем-нибудь занять, раз уж письмо никак не желает сочиняться.

       — Жан, вы тут?

       Да куда бы ему деться? Конечно же, призрак неизменно витал поблизости.

       — Башку напекло? — любезно осведомился мёртвый нахал, не ожидающий подвоха. — Чей-то сама зовёшь?

       — Жаа-ан?

       — Чего тебе? Раскаяться решила, душегубка малахольная?

       — Тысяча Островов... что там?

       На помятом жизнью лице отразилось крайнее недоумение. Редкое и прелестное зрелище.

       — Там... острова там, — осторожно поведал он. — Тысяча.

       — Вы бороздили моря с самим Андре Анвиллем, и это всё, что я могу услышать в ответ? Тысяча Островов — это тысяча островов?

       — Чего тебе надо от меня, девчонка? Белобрысого расспрашивай!

       — Он занят, — грустно отмахнулась я. — А вы — бравый головорез с «Неустрашимого»!

       — «Неуязвимого», балбеска!

       — Тем более! Жан, я хочу послушать про ваши приключения. Развлеките меня!

       — Совсем сдурела? — Призрак выпучил на меня единственный глаз. — Как пить дать сдурела. Я тебе не шут!

       — А кто вырезал вам глаз? В бою потеряли или это была бессмысленная пьяная драка?

       Бледноватое и полупрозрачное в солнечном свете привидение заметно побагровело. А я нагло рассмеялась. Работающие поблизости матросы с подозрением на меня покосились, и один из них вполне ожидаемо покрутил пальцем у виска. Да-да, рехнулась!

       Блаженно потянувшись, я удобнее устроилась на импровизированной лежанке и спрятала лицо под шляпой, демонстрируя потерю интереса.

       — А... я всё поняла.

       — Что ты там уразумела? — настороженно отозвался Жан, судя по всему усевшийся рядом.

       — Вы вовсе не бравый головорез. Так... неинтересное пушечное мясо. Поэтому и рассказать нечего.

       — Х-ха?! — Мне уже не нужно было смотреть на него, чтобы догадаться насколько кислая мина сверлила меня сейчас разобиженным взглядом. — Кто это тут пушечное мясо, ты, сопля пресноводная?!

       — Может и сопля, как вы изволили выразиться, но себя я ни в коей мере не переоцениваю. В отличие от вас. — Для пущего эффекта я зевнула. — Я-то думала, у вас в закромах памяти тысячи интересных историй, а вы... вы, наверное, и в море никогда не ходили и Анвилля в лицо ни разу не видели.

       Жан весьма выразительно выругался, угостив меня дюжиной сомнительных комплиментов, на которые впору было бы обидеться, если бы я уже не привыкла к его «утончённой» манере изъясняться. Однако же, как разительно могут меняться люди в столь короткие сроки. До роковой ночи, когда мы с Жаном впервые повстречались, напыщенная аристократка с раздутым самолюбием непременно закатила бы истерику, строя из себя оскорблённую невинность. Сейчас же предрассудки осыпались подобно листьям с деревьев по осени. Слова не могут ранить, в отличие от удара головой о карету. Вот на это я до сих пор была обижена!

       — Какое разочарование. И тоска смертная.

       — Знаешь ли!..

       Вспыльчивость призрака меня неимоверно забавляла. Но одновременно с этим внутренний голос с задворок разума шептал, что не мешало бы поостеречься. Что бы там Жан не говорил о том, что «бутыль не человек, а стекло», во время шторма за волосы меня в каюту тащил отнюдь не капитан Торрегросса. Не допрыгаться бы до призрачного рукоприкладства — выкинет ещё за борт в гневе, и поминай как звали.

       Мёртвый разбойник прекратил ругаться, но продолжал обиженно сопеть. Я уже собралась извиниться за бестактность — воспитание, как-никак — но он внезапно решил пойти мне навстречу. Было ли тому причиной изрядно задетое самолюбие или же любовь к болтовне, я не поняла. Впрочем, это было и не особо важно.

       — Когда я впервые вышел в море, тебя ещё на свете не было, цыпа. — Сиплый вздох, полный печали о давно минувшем. — Даже Его Величество Карл ещё не был Величеством, а меарцев гонял на юге...

2

       — Нижайше прошу прощения, великий моряк, — картинно подвывала я, продолжая пугать матросов, периодически осенявших себя Святым Знаком, — за башку свою дурью и язык без костей.

       — То-то же.

       Рассказчик из Жана, честно признаться, был не ахти какой великолепный. Особенно если брать во внимание его страстную любовь к непечатной брани и полосканию моих моральных качеств, которые к истории не имели никакого отношения. Впрочем, если бы я не лезла не к месту с комментариями, возможно, он бы так не сердился...

       В возрасте пятнадцати лет по счастливой случайности сын рыбака оказался в порту Вирда⁴⁰, когда боцман «Неуязвимого» вербовал на борт уже известного корабля пушечное мясо. Сам Жан всячески отрицал подобную формулировку, но очевидно же, что так оно и было! Сильный парнишка с глуповатым лицом показался Роберу Сатье вполне подходящей кандидатурой, и радостный Жан в тот же день взошёл на борт, уверенный в своей неотразимости и готовый к великим подвигам.

       Подвиги не заставили себя ждать — люди Андре Анвиллю нужны для разграбления ряда мелких городов на авэллийских островах за Морем Штормов. Богатые серебряные рудники привлекли внимание многих, но только незабвенный Демонов Любимчик рискнул напасть ради наживы.

       Доброжелательная не к самым приятным личностям фортуна сверкала улыбкой во все три десятка зубов, в очередной раз демонстрируя несправедливость своей благосклонности. Города и компаньоны Анвилля погибли в огне, а сам он сказочно разбогател и обрёл ещё большую известность.

       Поморщившись, Жан признался, что долго привыкал к неаппетитному виду чужих кишок в распоротых животах, мозгов в размозженных головах и прочим прелестям расчудесной жизни корсаров, пока в один прекрасный момент не понял, что подобные картины стали частью его жизни.

       — Знаешь, цыпа, иногда я на тебя почти не сержусь, — после долгой паузы признался он. Я с удивлением уставилась на привидение, приподняв шляпу. По бледному лицу блуждала печальная задумчивость.

       — Почему же?

       Жан замялся и посмотрел в сторону. Проследив за его взглядом, я наткнулась на Рино, с усердным видом полировавшего палубы видавшей виды шваброй. Непоседливый мальчик был необыкновенно старателен, выполняя порученные приказы.

       — Давно это было, но до сих пор помню, — бесцветным голосом изрёк призрак. — Годов пять-шесть уже море бороздил, капитаном восхищался, подражал, научился шеи голыми руками сворачивать... — Он снова замолчал на некоторое время. — Нам тогда эльды попались. Хороший корабль, богатый и с неважной охраной. Капитан решил поживиться, «На абордаж!» приказал и рассмеялся... Мне тогда совсем башку напекло, в первых рядах в бой помчался. Бессмертным себя почувствовал поле всех набегов удачных. Знаешь, как эти одержимые северяне, которые перед боем то ли колдовское зелье пьют, то ли грибы ядовитые едят, а потом в беспамятстве голыми руками врагов пополам рвут... Вот и я... без памяти по палубе носился, эльдов кромсал. Смеялся, будто рехнулся.

       — Вы говорите с таким видом, словно вам стыдно, — настороженно заметила я, не ожидавшая внезапных откровений. — Сила как у бьёрнхеймского берсерка — это, на мой взгляд, повод для гордости для кого-то вроде вас, разве нет?

       — Гордился. Когда-то. Пока не отпустило посреди боя. Очухался, когда увидел, что ребёнка зарубил. Совсем шкет ещё, был не старше того, — кивок в сторону Альваро. — Кто только на борт взял... И знаешь, он даже пискнуть не успел. Смотрел на меня удивлённо, глаза распахнул. Так и умер, без единого звука. — Одурманенный трагичными воспоминаниями дух уставился куда-то вдаль, в сторону горизонта. — Я на коленях рядом с трупом долго простоял, пока приятели не оттащили. Потом уже, когда добычу поделили да пьянку закатили, меня совсем с якоря сорвало, в разнос пошёл. Ром да вино чуть ли не бочками лакал, чтобы забыться. Не помогло. Тогда и решил на берег сойти.

       — На берегу, смотрю, добрее вы не стали, — мстительно припомнила я разбойничью деятельность Жана.

       — Не стал. Не вышло...

       Покосившись на ушедшего в свои мысли собеседника, я задумалась о том, какой же я всё-таки ужасный человек. Куда ужаснее этого бандита с Речного Подворья, раненного в душу убийством ребёнка. Может, не так уж и не правы те, кто видит демонический знак в моих глазах? Да и адепт Мёртвого Бога на той злосчастной карте... В памяти снова непрошеными гостями всплыли воспоминания о ночи с двадцать девятого на тридцатое число месяца Тюльпана. Только теперь я ничего не чувствовала по этому поводу. Ничего. И если тогда меня терзал хотя бы страх, подсознательный и не поддающийся контролю, то сейчас я свято верила, что никакого груза на моих плечах нет. Чем дольше Жан был рядом, тем слабее было чувство вины. Была ли она вообще когда-нибудь?.. Я не испытывала уверенности, что мои мысленные раскаяния были искренними хоть долю секунды. Ведь обмануть саму себя не так уж и легко.

       Сейчас, когда покойный раскрылся с совершенно неожиданной стороны, я ощутила себя совсем чудовищем. Он действительно раскаивался и хранил в душе ошибки прошлого и, быть может, искренне сокрушался о содеянном. А в моей душе не было и капли сочувствия или сожаления.

       — Жан...

       — Чего? — опомнившись, буркнул он.

       — Извините.

       Мой серьёзный взгляд выбил мертвеца из колеи.

       — З-за что? — поперхнулся он.

       За то, что мне всё равно.

       Я медленно провела рукой по горлу.

       — Я тоже признаю свою вину. Мне жаль.

       Что я лгунья.

       Моя ладонь опустилась на рукоять кинжала, заткнутого за пояс, и крепко её сжала. Неосознанное движение, успокаивающее...

       — Ты чего это?

       — Долго думала. Учитывая то, как часто я попадаю в переделки, мне может не представиться возможности сказать эти слова в другое время. Мне действительно жаль. Сейчас я не желаю вам зла.

       Добра, впрочем, тоже.

       Поднявшись на ноги, я твердым шагом направилась в сторону трюма. Холодное равнодушие, циничные мысли — чьи они? Происходящие с чувствами и мыслями изменения пугали, я не могла понять, схожу ли я с ума подобно Марине или же пережитые потрясения лишь стряхнули с меня шелуху навязанной манеры поведения — и я и есть такая.

       Ветер дунул сильнее, сорвав с головы шляпу. Вдоль спины пробежали мурашки, и я не cмогла объяснить внезапно нахлынувшую тревогу.

       — Не нравится мне всё это.

3

17 число месяца Сирени 3276 года
Море Штормов

       Порой начинает казаться, что у Творца довольно странное чувство юмора. Или у Падшего — неизвестно, кто из них отвечал за создание людей в том виде, в котором они существуют ныне. Вероятно, в процессе поучаствовали оба, ибо результат весьма плачевен и нелогичен. Вдохнув искорку разума и чувств в бренное тельце, кто-то из них просчитался с пропорцией. Как иначе объяснить противоречивость человеческих мыслей и поступков? Почему разум требует одного, а всё получается через... иначе, в общем?

       Капитан Торрегросса с радушным видом разливал чай, а я тихо млела. И мне это не нравилось. Я млела и одновременно ругала себя за танцы на граблях и игры с огнём. Неприятная история с Теодором должна была чему-нибудь меня научить, но регулярное повторение своих же ошибок, полагаю, это то, от чего никуда и никогда не деться глуповатой девице восемнадцати лет.

       — Вспомнили что-то хорошее? — любезно поинтересовался капитан, обратив внимание, что я расплылась в блаженной улыбке.

       Добродушный и даже в некоторой степени заботливый сегодня Чезаре Торрегросса разительно отличался от себя, повстречавшегося мне в первый день пребывания на борту «Марины». Конечно, мои неверные впечатления можно было бы списать на восприимчивость натуры да пошатнувшееся душевное здоровье, но леденящий взгляд и сомнительные предложения мне не мерещились — в тот день моё появление капитана явно не обрадовало. А уж каким холодом веяло от его взгляда, когда мы с Жаном были застуканы за тем, что предавались греху пьянства! Однако, как ни прискорбно, тогда презрение было заслуженным...

       Сейчас же великая загадка Двадцати Королевств с самым что ни есть благодушным видом угощала восхитительным травяным чаем и интересовалась настроением и здоровьем.

       Как к нему такому противоречивому относиться? Обаятелен и подозрителен донельзя. И это он, между прочим, собирается выручить приличный выкуп за мою жизнь!

       — Лучше б вина принёс, — привычно буркнул Жан, недовольно косясь единственным глазом на красивые чашки. Призрак по обыкновению воплощал собой вселенское недовольство происходящим. Любопытно, он и при жизни был таким занудой?

       Но надо признать, с приснопамятного вечера вино и ром мне доводилось видеть лишь в помятой фляге Хайме, который изредка по приказу Беатриче захаживал проверить моё здоровье. Я даже не знала, просто посмеяться или же крепко обидеться на недоверие. Подумаешь, увлеклись один раз. И у обоих, между прочим, было серьёзное оправдание!

       На дворе стояло семнадцатое число месяца Сирени — почти две декады как должны были ходить слухи о моём таинственном исчезновении или, скорее всего, убийстве. Тётушка, наверное, сильно переживает... А вот до Элезьера вести так быстро не доходят, благо путь преграждают непроходимые болота, которые приходится объезжать за тридевять земель. Однако нерадостные новости маменька должна получить со дня на день, если только гонца в дороге не задержала непогода. Которая, впрочем, в это время года редко давала о себе знать...

       — Чего скисла? — мгновенно насторожился Жан.

       — Капитан, куда вы держите курс? — спросила я, надеясь не услышать страшное «Вольные Земли». К столь далёкому путешествию я пока не была готова, несмотря на все детские мечты.

       — Не думаю, что название острова что-либо вам скажет. Мы прибудем через две декады. Быть может, на несколько дней позже, если погода будет не на нашей стороне, — отозвался тот.

       Две декады? Однако далеко он собрался. Ещё двадцать с лишним дней пути, и «Марина» доберётся до самого сердца Тысячи Островов! Это, конечно же, ещё не Вольные Земли, но тем не менее путь солидный.

       Сбежать, что ли, как только корабль остановится в каком-либо порту для пополнения запасов и воды? Гениально. В мою буйную головушку приходят лишь отличные идеи! Ведь перспектива погибнуть в ближайшей подворотне весьма и весьма привлекательна... А если умудриться погибнуть не сразу, то можно ещё умереть от голода или загреметь в бордель в качестве работника. Браво, Вероника, браво.

       — О чём ты там думы думаешь, козявка? — Без меры внимательный призрак пристально разглядывал моё погрустневшее лицо. — Будто порешать кого удумала.

       — Вам бы всё про убийства разглагольствовать. — Я лишь отмахнулась. Обещание самой себе быть спокойнее и не поддаваться на провокации нужно было держать хотя бы из принципа. Нужно! — О судьбе своей горькой размышляю.

       — У тебя-то и горькая? — Жан выпучил единственный глаз. — Все вы, из Верхнего города которые, избалованные, всё вам мало! Руки-ноги на месте, пожрать каждый день подано, чего тебе ещё надо? Платье красивое?

       Оказывается, некоторые обещания сдержать весьма проблематично. Одна фраза — и спокойствие, к которому я так стремилась, разлетается осколками. Вдребезги, просто вдребезги...

       — Да отвяжитесь уже! — Истеричка внутри меня с боем вырвалась наружу. — Какие, к демонам, платья? А?! У меня есть семья, которая по вашей вине сейчас думает, что я могу быть мертва! О них я думаю, о них! Да и вообще, каким образом вас это касается?

       Как зачинщик, Жан и не думал сворачивать конфликт. И присутствие капитана его мало смущало. Тот же, откинувшись в кресле, с нескрываемым любопытством слушал и пил чай. Вот же... зараза! Всё ему интересно.

       — Судьба у неё горькая, посмотрите только, — продолжал бухтеть призрак. — Вот этой, — он ткнул пальцем куда-то за мою спину, — хуже гораздо. Дохлая, злая и сдурела.

       Не стоило и оборачиваться, чтобы понять, что надо мной молча нависает Марина и сверлит похоронным взглядом. Судя по всему, сегодня она совсем не в духе. Я медленно вернулась в исходное положение.

       — Как долго она там?

       — Мешает, что ли? Пускай висит.

       В такие моменты меня безмерно радовало, что Жан и Марина — не одного поля ягоды и представляют собой совершенно разных мертвяков. И что, в отличие от разбойника, девица никак не может воздействовать на мир живых. Если Жан мог хватать бутылки, пистолеты и кошку, то Марина, к великому счастью и огромному облегчению, была бесплотным духом. Будь иначе, то витать мне рядом с ней грустным примером того, что в мире существуют большие неудачники.

       Другой вопрос в том, почему Жан так и не попытался меня застрелить или задушить на худой конец — это ему вполне по силам. Сомнительно, что он отказался от мести — иначе что его держит в этом мире?

       Пока упомянутый покойник продолжал повествование о том, кому на свете жить хорошо, а капитан Торрегросса с внимательным видом вслушивался в его речи, я вновь предалась думам о сомнительном чувстве юмора Высших Сил. Многострадальный затылок чувствовал пристально-злобный взгляд Марины, отчего подпорченное настроение становилось ещё хуже. Чего же ей неймётся — я виновата только перед Жаном. И то, отчасти.

       — Капитан, — снова позвала я. — Когда она пришла в первый раз, вы сказали, что она не призрак, а нечто иное. Я не совсем понимаю.

       Задумчивый взгляд Чезаре Торрегроссы скользнул по девице за моей спиной.

       — Много лет минуло с тех пор, как я убедился, что некоторые сказки не совсем вымысел, — туманно изрёк он. — Полагаю, вы слышали о Древних?

       Я кивнула. Надо было бы родиться и жить в дикой глуши в гордом одиночестве, чтобы пройти мимо сказок о волшебном народе, за века обретшем среди людей множество разных имён. Древние — дети давно забытых богов, бессмертные и демонически прекрасные, в легендах они танцуют с ветром на холмах. Этот дивный народ, хитрый и безмерно жестокий, поселился в уйме преданий во всех уголках Двадцати Королевств. Суеверия, связанные с Древними, официально считались пережитком прошлого и безобидными сказками, но редко можно было встретить смельчака, который посадил бы в своём саду наперстянку, несмотря на её целебные свойства. Ведь даже дети знают, что «перчатки принцессы фей» привлекают Дивный народ, встречаться с которым опасно для жизни.

       Знать-то знают, однако моего неугомонного брата это как раз и не смущало — будучи детьми, мы не раз часами караулили Древних в роще, где в близком соседстве росли терновник, ясень и дуб, и для верности жевали цветы первоцвета. Но, к великой обиде Эмиля, на столь вызывающее поведение всё равно никто не отреагировал...

       Не считает ли капитан, что Марина — из тех, кто приходит с холмов? Далеко забралась...

       — Это фея, что ли? — недоверчиво протянул Жан, смерив предмет обсуждений испытующим взглядом. Любопытно, если меня она тихо и порой громко ненавидела, а капитана с благоговением обожала, то на мертвяка она не обращала абсолютно никакого внимания. Ровно как и на других обитателей корабля, которые её тоже не видели. А если же «фея» начинала говорить, ответы её абсолютно не интересовали. Казалось, будто она ничего и не слышала. Плюясь негодованием в адрес «Него», меня или разговаривая вообще на незнакомом языке, Марина не ждала никакой реакции. Пустой взгляд всегда был устремлён куда-то за спину, в прошлое, которое было ведомо лишь ей.

       Со временем осмелев, мёртвый разбойник принялся наглейшим образом пользоваться этим невниманием и безнаказанно говорил всякие гадости, советуя мне брать пример кротости и смирения.

       — Возможно, и фея, а может — нет. Это лишь один из вариантов. — Капитан пожал плечами. — Но, в любом случае, существо, не имеющее отношения к людям. Вы могли слышать одну любопытную легенду... Среди моряков она ходит довольно давно.

       Призрак нахмурился. Посмотрел на Марину, слегка склонил голову. Подумал.

       — Ну нет, — вынес он окончательный вердикт.

       Обнаружив моё замешательство, капитан Торрегросса пояснил:

       — Верите или нет, но у любого корабля есть душа. Достаточно провести на борту относительно немного времени, чтобы это ощутить. Легенда же касается поверья, что дух старого корабля, повидавшего не одно море, со временем принимает облик, который можно увидеть.

       — Думаете, Марина — как раз такой дух?

       — Всё может быть.

       И в самом деле. Существуют же привидения. Так почему бы духу корабля не явиться перед капитаном? И парой не совсем обычных гостей.

       — Сама она не особо распространяется о тайне своей личности?

       Капитан Торрегросса очаровательно улыбнулся и, помедлив, признался:

       — Так уж вышло, что я слышал не больше вас. До вашего появления, сударыня, она не разговаривала. Совсем.

       — Интересно девки пляшут, — гоготнул Жан. — Получается, там, где ты, разноглазая, появляешься, происходят чудные вещи. Твердишь, что не ведьма?

       — Избавьте меня от своих нелепых предположений.

       Чудные вещи со мной и в самом деле начали происходить слишком часто. Это расстраивало.

       — Не так давно душу бы продала, чтобы хоть глазком взглянуть на настоящего привидение или.... фею, — зачем-то сказала я, прикрыв лицо рукой. — Я была глупым ребёнком. Наша няня всегда говорила, что мы настолько любопытны и непослушны, что Дивный народ рано или поздно уведёт нас на Холмы. И знаете, я и брат, были очень даже не против. Теперь, когда мне уже ничего не нужно, мистические происшествия приключаются со мной с завидной регулярностью. Как думаете, это пройдёт?

       — Нет, — любезно заверил призрак, неприятно оскалившись. — Страдай.

       Капитан был более добродушен и витиевато отшутился, что ничто не вечно. Полагаю, с намёком, что я не вечна. А когда... закончусь я, закончатся и неприятности. Утешил.

       Я повернулась к Марине, опершись подбородком на спинку стула. Она продолжала парить в воздухе и сверлить меня взглядом, синим как бездонное море и таким же ледяным, не потеплевшим ни на йоту. Стоило признать, что искажённое злой эмоцией лицо по-прежнему оставалось дивно прекрасным. Настолько совершенное лицо не может принадлежать человеку или призраку человека. Такую красоту легенды дарили сиренам, поющим волшебные песни среди рифов.

       Убивали сирены тоже с песнью.

       Я почувствовала, что теряюсь под её взглядом, забываю, как дышать...

       Коль Марина на самом деле дух корабля, то откуда взялось столько ярости и зла в мой адрес? На борт этого судна я попала впервые и сидела ниже травы, тише воды, довольно редко показываясь на палубе. До сего нежданно-скоропалительного путешествия дедов «Вальгар» был и вовсе единственным кораблём, на котором мне довелось побывать. Но и там я вела себя весьма смирно, страдая весь путь от морской болезни в каюте. Можно считать, что меня там и вовсе не было. Так в чём дело?

       — И что я вам сделала? — хрипло выдала я.

       Объяснений, как и следовало ожидать, не последовало. Пылающий васильковый взгляд прожигал льдом насквозь, а кожа покрылась мурашками от неприятного предчувствия. Марина медленно наклонилась ко мне, замерев всего в нескольких дюймах. Было крайне неуютно и даже немного... страшно.

       — Werde. Lliater rukielle ilae, — после невыносимо долгого молчания выдохнули мне в лицо. Обманчиво нежно и ласково.

       Сомнительно, что это было пожелание долгих лет жизни. Во взгляде Марины по-прежнему бушевал шторм, а едва заметная полуулыбка не внушала ни капли доверия.

       — И вам не болеть, сударыня, — я невинно захлопала глазами. — Быть может, заключим перемирие?

       Не дождавшись реакции, я малодушно отвернулась, а «душа корабля» продолжила витать надо мной подобно посланцу смерти, готовому к жатве. Я затылком ощущала холод морских глубин, исходящий от неё.

       Жан угрюмо молчал, словно это его обласкали на незнакомом языке. А вот капитан... капитан же с нескрываемым интересом разглядывал то ли меня, то ли Марину, опираясь на стол и положив подбородок на сцепленные пальцы.

       — У вас появились какие-то мысли по поводу всего этого? — заломив бровь, осведомилась я. Будучи кладезем различного рода знаний, он вполне мог докопаться до истины и разгадать тайну синеглазой добрячки.

       — Возможно, — загадочно улыбнулся он. — Даже немного обидно, но с духом корабля я мог и ошибиться.

       — И почему же?

       — Слова, которые она произнесла. На этом наречии говорили в Авестре многие века назад. Было бы весьма странно, если бы дух корабля, построенного в Руэне и затем перешедшего авэллийцам, знал этот язык или, по крайней мере, эту фразу. Уверяю, подданные Его Авестрийского Величества на борту встречались крайне редко и надолго не задерживались.

       — Не перестаю удивляться тому, как много вы знаете, — искренне польстила я. — Древнеавестрийский...

       — Что вы, выучить этот язык мне не довелось. Быть может, в будущем. — Чезаре Торрегросса засмеялся. — Всё дело в конкретной фразе. «Werde. Lliater rukielle ilae». За Неприступным Хребтом её довольно часто можно услышать и по сей день. Однако... — заметно помрачнев, он замолчал.

       — Честно признаться, мне боязно спрашивать о значении этих слов.

       — В таком случае, они не имеют особого значения.

       Молчавший доселе Жан возмущённо крякнул. Покосившись на него, я задалась неутешительным вопросом, неужели я одна здесь настолько малообразованна, что не могу понять смысла в пожелании Марины?

       Насупившись, я уставилась на капитана:

       — Нет уж, признавайтесь.

       Ответ не заставил себя ждать.

       — «Спи. Судьба всегда нагонит».

       Всего-то?

       — Похоже, Велиала и Тарий подбросили мне на пути ещё один «Голос». Ничего не поделать, придётся плыть по предначертанному течению дальше, как они и советуют, — я беспечно развела руками, несмотря на неприятный осадок в душе. Похоже, мне что-то недоговаривают. Что-то очень важное.

       Капитан Торрегросса промолчал, поджав губы. Интерес в его глазах довольно резко сменился чем-то иным. Словно он нашёл не самое приятное решение этой загадки...

       — Ходил с нами на «Неуязвимом» авестриец один, — шумно выдохнув, пробормотал Жан. — Из «курятника» полжизни назад выпорхнул, а всё от привычек своих захребетных избавиться не мог. Они же там, в Авестре этой дурной, даже Святой Знак свой придумали, богохульники... И вот эти слова он над каждым покойником повторял. Молитва у них такая прощальная. В добрый путь, мол, не серчай, что помер, и не возвращайся. Ну... таким, как я.

       — До чего восхитительный обычай.

       Да уж, интересно девки пляшут...

4

       Следующий час прошёл в некотором напряжении. Марина больше не издала ни звука, но её мрачное присутствие не располагало к спокойствию ни в коей мере. Особенно после того, как мне с глумливым видом было подано прощание с покойником по-авестрийски. Действительно ли эта девица не представляет опасности, как уверял капитан? Как оказалось, сам он не так давно с ней знаком и не в курсе полного арсенала её причуд.

       Атмосфера в каюте царила безрадостная, но не слишком удручающая. Марина пребывала в привычном образе опечаленной молчуньи, довольно таки редком, но наиболее приятном из нескольких своих состояний. Я свою долю внимания получила, и теперь она витала вблизи капитана Торрегроссы. Молча, к некоторой моей зависти, с немым обожанием. Надо сказать, её неприкрытая симпатия к нему давала все основания полагать, что она может всё же быть пресловутыми корабельным духом. Ведь Марина подчинилась, когда он приказал ей уйти — тогда, в день нашей первой с ней встречи. Кого ещё слушать душе фрегата, если не капитана? Или кому слушать капитана, если не душе фрегата...

       Сам капитан, сославшись на то, что опасается оставлять «гостей» в присутствии неуравновешенного существа, разбирал за столом какие-то бумаги. Полагаю, ему просто захотелось в кои-то веки провести вечер за работой в своей каюте, за своим столом и на своём стуле, которые мы с Жаном на правах этих самых «гостей» занимали уже две декады.

       Если эти светловолосые бедствия моей жизни нашли себе занятие, от которого не хотелось отвлекать ни одну, ни другого под угрозой смертной казни, то я и мой покойный собутыльник, а по совместительству дуэнья, мститель, зануда и прочее, на первое время заскучали. Выяснять отношения в обычной шумной манере означало потревожить кого-либо из наших соседей, чего не хотелось ни мне, побаивавшейся новых нападок Марины, ни Жану, по не ясным причинам остерегавшемуся капитана.

       Поэтому, усевшись на ковре рядом с рогатым канделябром, я и разбойник привычно коротали время за поднадоевшими картами, чередуя «лопуха» и хитрую игру эрхе⁴¹, которой любили баловаться придворные мужи в Аланоре. Дамам же и помышлять нельзя было о столь возмутительном досуге. Узнай кто, что скромная фрейлина её величества проводит время, балуясь игрой в эрхе с представителем Двора Теней — ославили бы на всю столицу и за её пределами чуть ли не преступницей.

       До чего же жизнь меняет приоритеты... А удар по голове рушит заученные установки. Вещи, казавшиеся вопиющим нарушением этикета, теряют своё значение, ровно как и сам этикет. К чему вообще загонять себя в смешные рамки и следовать нелепым правилам, если никому от этого лучше не становится?

       Поэтому я безо всяких угрызений совести, кои могли возникнуть в прошлом, поджав по себя ноги, восседала на ковре и пыталась обыграть в карты ушлое привидение. Спустя некоторое время напряжение, витавшее в воздухе, само собой испарилось и на меня снизошло непривычное ощущение уюта. Лёгкое, почти неуловимое, но приятное. Сродни тому, что случалось со мной только в детстве, когда я и брат прятались ото всех на чердаке в Ночь Мёртвых⁴² и, укутавшись в плед, ждали, когда по небу промчится Салемхейнн⁴³, собирая вырвавшиеся души почивших.

       В последнее время на ум мне шли такие нелепые сравнения... В принце Филиппе мне померещились едва уловимые черты, присущие брату, а теперь в тепле меарских свечей и полумраке каюты чудился домашний уют наших с ним детских «приключений» и витало невесомое ожидание какого-то неведомого чуда. Только сейчас я осознала, до чего же скучала по Эмилю всё это время, с самого его отъезда... Когда в пятнадцать лет в одиночестве убегала из замка в лес по тайным ходам, известным только нам и отцу, и сидела в тени старого дуба, слушая песни ветра в листве и тоскуя по былым денькам. Когда читала книги о путешествии Рене Фьера в далёкий Дамарконд, цитировала в письмах целые главы и мечтала, что мы обязательно все вместе отправимся смотреть мир. Даже когда восхищалась сказочным блеском королевского двора и думала, что эта мишура — лучшие в мире декорации для жизни. Всё это время мне чего-то не хватало. Кого-то...

       До боли захотелось увидеть Эмиля, прошедшие годы — слишком большой срок для расставания с человеком, которого считаешь родственной душой. Нет, даже больше — частью своей души. И будь он рядом сейчас, мне не пришлось бы самой лететь против ветра и биться с течением, Эмиль с самого детства был мне, забитой девочке с «меткой Падшего», самой крепкой на свете опорой. Но лучший в мире брат сейчас был невыносимо далеко, у него своя жизнь и свои заботы. Свои мечты и стремления, в которых слабой и бесполезной сестре просто нет места. Я прекрасно понимала, что эгоистично желать, чтобы он был рядом, но все эти разбойники, мертвецы, пираты и намёки о скорой смерти подобно шторму обрушивались на меня и разбивали о скалы.

       Я ведь не сильный человек, нет. Наоборот. Попытки спрятаться в скорлупу равнодушия ни от чего меня не спасут. Я просто не могу со всем справиться одна — мне никогда не хватит на это сил.

       Высшие Силы, до чего же хочется вернуться в Элезьер.

       Обнять маменьку и сказать, что я её люблю и пусть она воспитывает меня как посчитает нужным.

       Простить тётушку Бланш за её одержимость ортодоксальным учением Церкви и попросить прощения у неё самой.

       Подарить Анжелике те бусы, которые так хорошо смотрятся на ней и так отвратительно — на мне.

       Сказать Маргарите, что она пишет замечательные стихи и не должна их прятать, несмотря на то, что я ничего не смыслю в поэзии.

       Забраться с Мишелем на крышу замка и показать, какой восхитительный мир раскинулся вокруг нашего мрачного замка, ведь мы никогда не брали его с собой.

       Увидеть ещё раз отца, заставить извечно серьёзного маршала улыбнуться.

       Встретиться с тётушкой Фредерикой и поблагодарить за заботу.

       Сказать Раулю, что ту вазу разбила я и мне жаль, что наказали его.

       И увидеть Эмиля ещё хотя бы раз...

       Так много хочется сделать и сказать. Но предоставят ли Тарий и Велиала мне этот шанс? Сведёт ли судьба с людьми, которые мне дороже всего, приведёт ли дорога к их порогу? Или же отмеченные Падшим обречены никогда не вернуться к людям, которых любят?

       — Эй-эй, ты чего? — в затуманенный тоской разум стрелой врезался голос Жана. Покойник выглядел изумлённым и растерянным. В любой другой момент я бы обязательно по достоинству оценила это бесценное зрелище. — Если карты неудачные, что ж так переживать-то? Ты... это... не хнычь, потом повезёт! Удача же задницей своей только так во все стороны вертит!

       Карты давно высыпались из моих рук на ковёр, а по щекам в три ручья бежали горячие слёзы. Я даже не сразу осознала, что уже несколько минут беззвучно рыдаю, уставившись на стену и потерявшись в воспоминаниях.

       Заметивший неладное капитан оторвался от бумаг и с обеспокоенным видом присел рядом, взяв меня за дрожавшую руку. Он порой похож на ледяного морского демона, но ладонь у него такая горячая...

       — Что случилось?

       Я почувствовала, что ещё мгновение — и зареву в голос.

       — Я не хочу умирать, пока не увижусь с ним! — выдохнула я, борясь с комком в горле.

       — Вы не умрёте. — Второй рукой он заботливо, так... по-братски гладил меня по волосам. — Марина не имеет здесь никакой силы и власти.

       — Вы не понимаете... неприятности... они постоянно со мной... — Я уже захлёбывалась и слезами, и словами, не в силах остановиться. Мне было куда хуже, чем когда я сорвалась из-за выходки Альваро. Какие же глупые слёзы я лила в тот момент... — И та карта... так всегда!..

       — Вы ошибаетесь.

       Я едва не завыла. Легко ему говорить! Сытому голодного никогда не понять, как и тот, кому никогда не шептали вслед, что он проклятое отродье тёмных сил, подменыш и обуза семье, не узнает, что это такое — думать о том, что ты лишний в этом мире. Когда этот мир на каждом шагу ставит подножки и беззаботно смеётся.

       Всё то хорошее, что со мной происходило, дарила моя семья... а я действительно приносила им одни проблемы. Но меня любили такой, какая я есть. Высшие Силы, как же я хочу сказать им всем спасибо!..

       — Согласен, неприятности имеют место быть. — Капитан заглянул мне в глаза. Из-за пелены жгучих слёз я смутно различала его серьёзное лицо. — Вины вашей в произошедшем нет. Порой может казаться, что вся вселенная повернулась к вам спиной — это не так. Просто... мир так устроен, как бы не хотелось покоя — на пути будут возникать препятствия, и бесполезно ждать, что Высшие Силы задумают сразу восстановить справедливость. Только вот всё плохое заканчивается и даже чему-то нас учит.

       Ничто не вечно, да? Неприятности заканчиваются, чтобы начаться заново.

       Я с силой закусила дрожавшую губу.

       — А пустые угрозы — не повод для переживаний, — добавил он.

       — Дом... — всхлипнула я, не в силах выдавить больше и звука, кроме бессмысленных стенаний.

       Через мгновение капитан крепко прижимал меня к груди и, обнимая за плечи, продолжал гладить по волосам.

       — Я обязательно верну вас домой. Обещаю.

       В ответ я лишь сильнее затряслась от рыданий.

5

       «Это место сводит с ума. У меня не выходит жить в мире ни со своими мыслями, ни с окружающими людьми. Убеждая себя в одном, я напрасно трачу время — всё равно выходит иначе. Я совсем запуталась в том, что нужно делать. Я жалею себя, хотя должна быть сильной. Сильной не только с виду, но и внутри, если я хочу выбраться отсюда. Но я лишь плачу, когда нужно сохранять спокойствие. Схожу с ума от непонимания, за что мир на меня ополчился. Снова и снова жалею только себя, не в силах смотреть по сторонам, и не могу это прекратить... Проклятье, не хочу ни думать, ни делать что-либо. Хочу домой».

       Притворившись, что успокоилась и очень хочу спать, я выпроводила капитана Торрегроссу из его же каюты, с головой спряталась под одеялом и крепко прижала к себе ножны с кинжалом. От безысходности хотелось выть волком. А Жан, в отличие от Марины, испаряться никуда не собирался. Он был не так настырен и груб, как обычно, но всё равно своим присутствием тревожил мой покой.

       — И всё-таки какой-то он слишком обходительный для пирата, — глубокомысленно изрёк призрак, когда капитан Торрегросса нас покинул. Мне стоило больших трудов и вымученных улыбок убедить его в том, что я не нуждаюсь ни в настойке волчьего корня, ни в общении с людьми. И живыми, и мёртвыми.

       Я и сама уже не раз приятно удивлялась манерам капитана, о чём незамедлительно поведала покойнику, с неприкрытым намёком, что кое-кому тоже не помешало бы подбирать выражения.

       — Вы, бабы, вообще падки на красивые слова. — Мой персональный кошмар фыркнул. Я позорно пряталась от мира под одеялом, однако прекрасно представляла себе укор на помятом жизнью лице. — Главное, чтоб мысль от сердца шла. А всякие сладкие ужимки и все эти любезности елейные — тьфу! — только мозги пудрить дурочкам молоденьким. Вроде тебя. Уши развесите и ничего вам не надо больше — на край света согласны бежать.

       — О, так вы великий знаток жизни, оказывается. А от ваших комплиментов... уши вянут, между прочим! — Я выглянула из своего укрытия и показала призраку язык. Спорить и убеждать в чём-то Жана никак не хотелось, потому что любые увещевания были бы бесполезны. На правах старшего он считал себя умудрённым жизнью знатоком всего и вся, а мне приходилось выступать в роли «дурочки молоденькой», которую требуется поучать в свободное от претензий время.

       Настырное привидение вовсе не смущало моё нестабильное душевное состояние и желание побыть в одиночестве. Наоборот, Жан не был намерен сворачивать беседу и нравоучительно добавил:

       — Всяко больше тебя повидал, цыпа. Так что поверь мне на слово и запомни, что смазливые красавчики таких дурёх наивных вроде тебя... — В слабом свете нескольких свечей мертвец казался особенно страшным. Если бы в моём детстве сказки нам рассказывал именно он или хотя бы кто-то отдалённо на него похожий, мы бы ни за что на свете не отправились в лес в надежде встретить Древних. Наша няня звала их сидхе... Больше всего на свете красавица Лиза, сама похожая на фею, мечтала вернуться на родину, в Авестру, откуда её семье пришлось бежать.

       К чему это вспомнилось именно сейчас?

       — Гркхм, ваша забота, Жан, меня скорее пугает, чем подталкивает на путь истинный. Мне кажется, что я в состоянии на разумные поступки. Самостоятельно осмысленные. — Я неубедительно всхлипнула — госпожа истерика ещё витала поблизости, как и ощущение могильного холода, которое несла Марина. — Пусть не сейчас, но...

       — Тебе так кажется. А на деле — глаз да глаз нужен. — Призрак одарил меня снисходительным взглядом. Тоже мне, мудрец нашёлся. — Нашла, у кого на плече плакаться.

       — В любом случае, ваше присутствие на корню пресекает всякие глупости. Не так ли? — мрачно поинтересовалась я, шмыгнув носом.

       — А то как же!

       — Вот и достаточно нравоучений на сегодня. Как вы говорите, бабы — дуры, вот и я всё равно не пойму ничего, пока на грабли не наступлю. Смысл распинаться?

       — Есть у вас такое. — Жан согласно закивал. — Как пить дать, это всё проделки Падшего. Обделил мозгами...

       — Достаточно.

       Я уже тысячу раз успела пожалеть, что капитан Торрегросса нас покинул и оставил меня наедине с кошмарным Жаном, который не умел молчать или хотя бы говорить приятные вещи. Но в то же время стоило поблагодарить покойника за то, что в его присутствии от едких замечаний мгновенно улетучивалась вся хандра, уступая место злости. Удивительный талант. Дико хотелось побыть в одиночестве, но уже без мыслей о собственной ущербности.

       Я тяжело вздохнула. Действительно, дура. Сама не знаю, что мне нужно. Минуту назад хотелось реветь до утра в подушку, а потом удавиться, а теперь я бы не отказалась от позднего ужина и беседы с капитаном. Назло Жану.

       — О чём ты там задумалась? — недовольно проворчал призрак, заметив, что я его уже не слушаю. — Опять сопли на кулак мотать удумала? Завязывай.

       — Жан? — Я решительно откинула одеяло и вскочила на ноги.

       — Что? — он нахмурился, ожидая подвох, и недоверчиво косясь на ножны с кинжалом, с которыми я так и не рассталась.

       — Жан, почему вы меня не убьёте? Я же заслужила.

       Он ошеломлённо крякнул и отшатнулся, в очередной раз решив, что я умалишённая. Пусть так, но он должен ответить!

       — Я всегда думала, что призраки, если они существуют — другие, — призналась я. — Что у вас нет силы в мире живых. Но вы... пьёте вино, воруете еду с камбуза, таскаете меня за волосы. Не беспокойная душа, а неупокоенное тело. Почти... живое. Как так?

       — Я почём знаю? Я не Творец и не Высшие Силы. Могу и всё. — Жан встревожено сделал ещё один шаг назад. Честно признаться, меня бы тоже удивили внезапные перепады настроения собеседника. Но что поделать, девушки последовательны в своей непоследовательности. — Сначала не мог живых касаться, теперь научился. Само пришло.

       — Если вы явились мстить, то сейчас самое время. Вы же можете меня задушить. Или застрелить. На худой конец, выбросить в море.

       — Было бы неплохо.

       — Так в чём дело?

       Не то чтобы мне сильно хотелось в столь раннем возрасте уснуть навеки, но в моей голове никак не укладывалось, почему разбойник упускает такую возможность. Будь я духом-мстителем, вряд ли бы я ей не воспользовалась. Или будь возможности Жана у Марины, она бы тоже определённо не осталась в стороне. В наличие совести, жалость, всепрощение и прочие невозможные вещи верилось слабо, так что...

       Покойник отвернулся, пробурчав что-то невразумительное.

       — Что, простите?

       Ответом мне был тяжкий вздох, полный досады и неудовольствия.

       — Жаа-ан.

       — Бесовка доставучая!

       А кто, спрашивается, меня этому научил? Есть с кого брать пример, однако.

       — Есть немного. Так что? Почему вы вдруг подобрели? — сбавлять напор я и не собиралась.

       В мою сторону обиженно фыркнули:

       — Не получилось.

       — То есть?

       — Я пытался тебя пристрелить. В тот день. Не получилось.

       — Это я помню, я оказалась быстрее...

       — Нет же! На корабле уже!

       — И? Совесть взыграла? — недоверчиво осведомилась я. Бред же!

       — Как же! — Жан выглядел оскорблённым. — Рука как отнялась, шевельнуть не мог.

       Раздосадованный покойник крайне возмущённым тоном поведал о десятке неудавшихся покушений. Даже в горле пересохло от ощущения, что я, оказывается, бродила у самой Грани куда ближе, чем казалось мне самой. Я, конечно же, ожидала чего-то подобного, но «ожидать» и «услышать собственными ушами» — несколько разные понятия.

       Отчаянно жестикулируя, Жан не самым довольным тоном расписывал, как неведомая сила останавливала его раз за разом, как только он решался со мной расправиться. И эта подозрительная сила была внешней, а не результатом его внутренних, душевных терзаний. Призрак так и признался, что будь его воля — меня бы уже не стало ещё тогда, две декады назад.

       — Я руки на шейке твоей цыплячьей почти сжал — и всё. Как льдом покрылся, ни тебе шевельнуться, ни руки убрать. Так и простоял час, пока не отпустило.

       Я почувствовала, как нервно задёргался уголок рта.

       — Вот-вот, а тебе ж хоть бы хны, даже не проснулась, — расстроено продолжил призрак. — Ведьма проклятущая.

       — Интересно, — дрогнувшим голосом протянула я.

       — Но когда ты на палубе в шторм безобразничала — получилось же! Но тогда я убивать не собирался. Вот и задумался потом. Может, я тут, чтобы за тобой приглядывать? Ну... искупление былых грехов?

       Теперь я выпучилась на привидение, как на... привидение. Это у кого Там, здесь или где такое сомнительное чувство юмора?

       — И как долго вы собираетесь за мной приглядывать? Я в этом не нуждаюсь!

       — Да кто ж кроме меня за тобой смотреть будет, малахольная? — призрак с издевкой усмехнулся. — То на палубу в шторм лезешь, то глазки авэллийцу строить начинаешь! Неудивительно, что пигалица белобрысая на тебя взъелась-то. Ни стыда, ни совести.

       — Д-да, ничего лишнего, — скрипя зубами, прорычала я.

       Войдя в роль духа-хранителя, Жан важным тоном предупредил, чтобы я не смела обольщаться не только на счёт капитана, но и на счёт поступков самого «невинно убиенного». Дескать, помогать-то он мне помогает добрым советом, но это вовсе не означает, что ему хочется этим заниматься. Мне напомнили, что девица я безмерно вредная, шумная и глупая, а потому мучаться ему со мной недолго — зашибут скоро. А пока не зашибли, он грехи, мол, искупать будет. И, к слову, сама я ни капли не сомневалась, что вошедшая в раж жизнь меня ещё попинает и без науськиваний Жана. Но хотелось бы верить, что без летального исхода.

       Я наивно предложила призраку отложить его якобы обязательства до того момента, как мы встретимся в Серой Долине — пусть там жизни или посмертию учит, но в ответ получила укоризненный взгляд.

       — Нет уж, дудки. Терпеть тебя там я не хочу. Лучше сейчас отделаюсь.

       — Мне казалось, это живые должны как-то отделываться от призраков, а не наоборот.

       — Мы с тобою, цыпа, особенные, коль не приметила.

       — Не отрицаю, особенные. Жан... Полагаю, вы не расскажете мне о том, что там, в Серой Долине?

       Поведать об убежище неспокойных душ он и в самом деле отказался, лишь буркнул что-то о перекрёстке миров и времени. И, что пускай душа у меня потерянная — не положено при тёплой крови лезть туда, где не ждут.

       Из сегодняшней порции откровений меня порадовало лишь одно — некая неведомая сила остановила покойника, когда он пытался от меня избавиться. И произошло это не единожды. Даже Марина пока не причинила особого вреда. Выходит... мир повернулся ко мне не спиной, а хотя бы боком, и какая-никакая защита у меня есть. И хотелось бы верить, что дело не в волшебном корабле, хранящем множество тайн, а во мне самой. Я согласна и на покровительство Падшего, лишь бы не получить пулю в затылок, когда придётся сойти на берег.

       — Тоску ты какую-то на меня навела, — помолчав, заворчал Жан. — Опять.

       Я охотно заверила привидение, что его влияние на меня аналогично. На том и распрощались — Жан отправился в таинственное пристанище мёртвых душ, а я всё же улеглась спать.

       Под одеялом я ютилась в удивительном умиротворении, а в голове мирно дрейфовали разрозненные мысли. Обо мне и Жане, о капитане и Марине. Есть у нас всех нечто общее, все мы потерялись в тумане своих мыслей.

       Я утонула в пучине эгоистичной жалости к себе, оставшись равнодушной к окружающим. В частности, к призраку. Но теперь где-то в глубине души, под пеплом пробивался маленький, но упорный росток сожаления. Искреннего, а не надуманного для внушения себе же. Рано ставить крест на моей душе, если всё-таки не всё равно. Хочется быть лучше того образа, который неустанно следует за «отмеченными» Падшим.

       Жан много говорит, грубит и старается выглядеть уверенным, но потерянный между миром живых и мёртвых, «ненужный ни тем, ни другим» он тоже нуждается в... тепле? Поэтому и возвращается раз за разом к единственному маячку среди «тёплой крови» — своему убийце — отказываясь верить, что он мёртв, что никто о нём не вспомнит. Возможно, у него и есть какое-то предназначение, но ведь может быть и наоборот? И кто-то здесь, быть может, и я, должен помочь ему освободиться и уйти?

       Марина... словами не передать, какой страх порой охватывает меня, когда в синих глазах ни с того ни с сего вспыхивает неподдельный гнев. Неважно, кто она — человек, дух, тень кого-то из Древних — ещё одна душа позабыла себя, упиваясь беспредельной ненавистью. Заслужила ли она такое существование? Неведомый «Он» оставил ей огромный шрам и бросил во тьме одну. Вырвется ли она когда-нибудь? Сможет ли вспомнить себя?

       Капитан Торрегросса нехотя говорит о своём прошлом и отстранённо повторяет, что минувшему следует покоиться там, где его оставили. Но не думаю, что он что-либо забыл и оставил там, где должно, а продолжает нести и лелеять эти воспоминания. Иначе его взгляд так не менялся бы порой...

       Потерянные...

       Я закрыла лицо руками. Давно замечала за собой склонность к пустым раздумьям, но знатока человеческих — и, тем более, нечеловеческих! — душ ещё из себя никогда не строила.

       — Хватит думать, Вероника! — в голос воскликнула я — всё равно никто не слышит. — Сделай уже что-нибудь!

       И в первую очередь пора прекратить уже метаться между отстранённым равнодушием ко всему и истериками по пустякам. Кисейной барышней можно обратиться, когда я буду дома и в безопасности, а сейчас важно быть сильной духом, и голову оставить холодной. Всего в меру, и тогда всё будет хорошо, терпеливый в накладе не останется. А регулярные пинки судьбы лишь отбрасывают меня вперёд по пути домой, в спокойную жизнь. И неважно, что курс судна лежит в обратную сторону. Совсем не важно! Наверное...

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Дела давно минувших дней

1

26 число месяца Сирени 3276 года
Море Штормов

        ...Вдох.

       Спокойствие.

       Ошибка недопустима.

       Красноватая жидкость в помятом ковшике почти закипела — и следующее мгновение решит всё. Если его не снять с огня вовремя, то все старания — насмарку. Шутка ли, в течение двух часов старательно выверять дозу ингредиентов, добавлять каждую щепотку в строго отведённое время (не секундой позже!) и следить, чтобы жидкость не только не закипела раньше срока, но и не остыла ниже положенной температуры. Столько труда лишь для того, чтобы постыдно оплошать в самый ответственный момент? Только не снова!

       Выдох.

       Три.

       Два.

       Один!..

       С ловкостью уличного воришки я схватила ковшик и убрала подальше от очага. Швырнула в варево горсть сухих корешков огнецвета и, рухнув на пол, забилась под стол. Синнор⁴⁴ Хайме уже сидел там, обняв колени, и невозмутимо жевал яблоко. Восторженно глядя ему в глаза, я вслух досчитала до десяти — этого достаточно, чтобы вызванные огнецветом испарения стали безвредны — и вскочила на ноги, едва не расшибив затылок о тяжёлую столешницу. Вот он момент истины. И... Получилось!

       Ликующий вопль разнесся не только по камбузу и, подозреваю, далеко за его пределами. Пока я выплясывала победный танец, синнор Хайме деловито подошёл ближе и присмотрелся. Потом принюхался. Пробовать не решился.

       — Идеально, — заключил он, похлопав меня по плечу. — Молодец, девочка.

       Я гордо вскинула подбородок. Пусть и потребовалось несколько дней неудачных опытов, но всё-таки справилась я довольно-таки быстро, и тут есть чем гордиться.

       — А теперь проваливайте, алхимисты недоделанные, — прорычал Бальдо, сердито притопывающий сапогом. — А то за борт вместе с манатками выкину!

       — Погоди. — Торжественно вручив побелевшему от наглости коку огрызок яблока, корабельный хирург принялся неспешно собирать мешочки с порошками и травами. Риккардо и Рино, чистившие картошку на приличном расстоянии от очага, в голос засмеялись. Это был опрометчивый поступок, и огрызок незамедлительно врезался племяннику кока в лоб, вызвав ответную бурю негодования. Как ни прискорбно, всё идёт к тому, что тёплые отношения с яблоками и дядей у бедняги не сложатся никогда.

       Стараясь больше ни на что не отвлекаться, я вооружилась тяжелыми щипцами и выудила из поалевшей жидкости овальный камень с зеленоватыми прожилками. Если корни огнецвета можно оставить ещё на несколько минут — пять, не больше! — то с камнем лучше не шутить и спрятать в мешочек.

       Я отчётливо слышала скрип зубов Бальдо, которому требовался очаг. Пользуясь разрешением капитана, мы хозяйничали непозволительно долго, но высокая наука не терпит несвоевременной спешки!

       Сложные моменты были позади, и дело оставалось за малым — процедить полученную жидкость, чтобы избавиться от лишнего, остудить, перелить в серебряный кувшин и спрятать в тёмном месте на две декады.

       — Чтоб я больше вас тут не видел, вредители! — проорали нам вслед, когда мы наконец покинули негостеприимный камбуз.

       — Почему сразу вредители? — обиделась я. — Для общего же блага стараемся!

       — И всё-таки, девочка, больше не кидай в огонь аранийский «орех». — В тоне синнора Хайме не было осуждения, он-то знатно повеселился. А я и кок, случайно оказавшийся рядом, с ужасом вопили, когда едкий дым окрасил нас в «восхитительный цвет весенней травы на горном лугу», дав повод ещё и поэтично настроенному в тот день капитану поиздеваться над нами. Кто бы мог подумать, что нужный мне ингредиент и проклятый «орех» окажутся так похожи внешне? Почти идентичны! И, к слову, зелёные разводы до сих пор до конца не оттёрлись с наших лиц, поэтому расположение Бальдо я потеряла надолго.

       После недолгих метаний — время не ждёт! — мы приютились в скромной каюте синнора Хайме. Я бережно водрузила помятый ковш на узкий столик. Время избавиться от огнецвета, пока вместо нейтрализации вредного осадка от листьев свейга не началась обратная реакция. Учитель протянул миниатюрное сито, и я с усердием приступила к очистке.

       Путём моих запредельных стараний и неусыпного контроля синнора хирурга мы добились того, к чему стремились — изготовили изумительно алые Слёзы Илирру. И это настоящее чудо — сотворить из яда спасение.

       Помимо гнусного «ореха» и прочих взрывоопасных веществ изобретательные аранийцы подарили миру вещество, которое было незаменимо в любом морском путешествии, длившемся больше декады. Достаточно всего десяти «слезинок» на бочку, чтобы пресная вода оставалась если не предельно свежей, то годной к питью на куда больший срок, чем обычно. Аранийское зелье считалось не более чем легендой или давно утерянным в веках секретом, и я пришла в дикое изумление, узнав, что сказка на самом деле — реальность, с тайной которой знакомы далеко немногие.

       Синнор Хайме оказался настоящим гением, и я без стеснения созналась, что буду ему поклоняться. Если он и удивился, то виду не подал.

       Стыдно признаться, но в моей не столь продолжительной жизни меня мало что интересовало серьёзно. Да, мечта повидать мир захватила разум, но путешествие ради путешествия — это не то дело, которому посвящают всего себя. Путь без цели — не более чем развлечение. У меня не было стремления посвятить себя настоящему делу, как у синнора Хайме. Теперь же...

       Когда капитан Торрегросса заметил, что я изнываю от скуки, и предложил помочь корабельному хирургу с мелкими поручениями, я не стала отказываться. Возможность пообщаться с кем-то кроме Жана и отвлечься от унылых мыслей была для меня глотком свежего воздуха. А понаблюдав за изготовлением снадобья от... похмелья, я пришла в неописуемый восторг. Кропотливая, почти ювелирная работа вызывала восхищение и желание научиться делать так же. Естественно, причина не крылась в моём интересе к похмелью как к таковому.

       Сама от себя я такой прыти не ожидала, но синнор Хайме на просьбу научить меня чему-нибудь отреагировал вполне спокойно, совершенно не удивился подобному выпаду. И по счастливой случайности, ленивая мечтательница из Аланора стала старательной ученицей корабельного хирурга «Марины», в прошлом известного ранадского⁴⁵ лекаря и... ядодела.

       В отличие от капитана, учитель своё прошлое как зеницу ока не оберегал. Он был довольно разговорчив и почти не уступал в этом искусстве Жану. Совсем скоро я была в курсе, что в юности, будучи не старше Рино, он попал на борт авэллийского военного корабля. Правда, задержался в море недолго и всего спустя год отправился в Аранис воплощать в реальность настоящую мечту. Мечте — учёбе в Академии Семи Наук — он подарил последующие семнадцать лет жизни.

       Таким образом, в полку поводов для поклонения прибыло, ибо попасть в закрытую Академию было так же просто, как воцариться на альбиорском престоле.

       После Араниса синнор Хайме вернулся на родину, в Эльду, где прослужил короне больше десяти лет. Хоть челюсть моя неприлично отвисла, и на языке вертелся вопрос, каким образом человек с такими знаниями, возможностями и перспективами попал на авэллийский капер, коней я попридержала. Не хотелось бы сыпать соль на раны, которые, несомненно, имели место быть. А я и так возмутительно нетактична в некоторых вопросах.

       Наконец, запрятав Слёзы Илирру на дно внушительного сундука, мы облегчённо выдохнули — несколько дней кропотливого труда не прошли даром. Окрылённая успехом, я уже была готова к новым подвигам, но синнор Хайме особо не торопился. Обрадованный появлением ученика, обычно он нещадно гонял меня и по вопросам теории и по практике, но сейчас решил отдохнуть. Выудив из-за пазухи неизменную флягу, он глотнул неведомое мне содержимое и блаженно прикрыл глаза.

       На первый взгляд эльд мог казаться рассеянным старичком, любящим приложиться к бутылке по поводу и без, но его подходу к делу можно было только позавидовать. В вотчине корабельного хирурга царил идеальнейший порядок — каждая склянка со снадобьем, мешочек с травой и опасного вида инструменты находились строго на своём месте. Когда же дело касалось применения знаний на практике, ему и вовсе не было равных — матрос, намедни сломавший руку, при каждой встрече кланялся хирургу и благодарил за чудодейственную мазь, превращавшую боль в неприятный, но терпимый зуд.

       И такой талант прозябает в неизвестности! Ведь вместо маленькой каюты на борту «Марины» у него мог быть дворец в Ранаде, Мирии⁴⁶, Агирне или даже Аланоре. Не понимала я в виду своей, наверное, молодости подобного затворничества. И как же любопытно мне было!

       Пока учитель, отдыхая, восседал на сундуке, я любовно смахивала пыль с корешков книг небольшой кисточкой. Небольшая библиотека синнора Хайме хранила знания на все случаи жизни, необходимо было оберегать и трепетать над каждым листом. Жаль только, что я не знакома с аранийским языком, на котором написаны добрые две трети из них.

2

        Невероятно.

       Раньше я даже одевалась без помощи камеристок крайне редко, теперь же со спокойной душой и без пререканий занималась уборкой и прочими вещами, которые избалованным жизнью аристократам должны сниться в ночных кошмарах. Что-то во мне серьёзно изменилось, и я не могла понять — к лучшему или наоборот. Однако, скучать и хандрить мне больше не приходилось, посему, думается, что ни делается — оно к лучшему. Пусть и сомнительному.

       Сдувая пылинки со внушительного на вид фолианта, я не сразу догадалась, что именно смущает мой взор.

       — Это же... алегарский? — я осторожно коснулась почти стёршегося тиснения на грубой коже. Знакомы были не только фигурные буквы чужого языка, но и герб уничтоженной династии и города, от которого остались лишь обугленные руины. Не выдержав, я взяла книгу в руки и уселась рядом с учителем на сундук. Листы давно пожелтели от времени, но чернила по-прежнему оставались яркими, словно записи делались вчера. Надо признать, по части изобретательности алегарцы мало уступали аранийцам, и стойкие чернила были полезной, но малостью из всего того, что они подарили миру.

       Пока синнор Хайме одаривал меня сомневающимся взглядом, я перевернула несколько страниц и пробежалась глазами по тексту. Под плотным переплётом пряталась целая энциклопедия, труд чьей-то жизни, положенной на изучение... ядов. Полезные труды, ничего не скажешь.

       — Ты знаешь этот язык? — Учитель обратил внимание, что я бормочу вслух, скользя взглядом по открытой странице. Удивительно, при должном объёме знаний можно излечить и убить человека одним и тем же веществом. Незаметно, без подозрений вертеть чужой жизнью по своему усмотрению. Звучит так же заманчиво, как пугающе.

       — Знаю. — Кивнула, закрыв книгу — успею ещё ознакомиться, учитель не откажет, скорее, поощрит. Интересно другое. — И вы?

       — Само собой.

       Разумеется, глупый вопрос. Семнадцать лет в Академии — и не знать алегарского? При том, что все семь наук, почитаемые аранийцами, не только не чужды Востоку, но некоторые даже изучены и развиты куда сильнее. Зайдём с другой стороны.

       — Это герб династии, веками правившей Бейсой, — я ткнула пальцем в стилизованного ястреба, раскинувшего крылья над опрокинутым полумесяцем. — Город сожгли сорок три года назад вместе с Великой Библиотекой, и держать в руках эту книгу — великая удача, ведь от Бейсы остались руины и пепел.

       — Верно, всё наследие Жемчужины Тысячи Островов — выжившие люди и подобные артефакты. К сожалению, спасать ни то, ни другое никто не торопился, потому сегодня сохранилась лишь щепотка памяти и знаний. — Учитель тяжело вздохнул, прикрыв глаза. — Разрушить куда легче, чем сберечь, девочка. Война убивает разум в людях, и они бездумно сметают всё на своём пути ради внушенных целей. Так было и в Бейсе — театр абсурда и жестокости. Ты знаешь, что дворец султана подожгли сами алегарцы, чтобы нападавшим не досталось ничего?

       — Да, — я кивнула. В Бейсу явилась слишком большая сила, чтобы город устоял. Нет ничего удивительного, что гордые алегарцы не захотели ничего оставлять врагу. Однако жестокости ни альбиорцев, ни авэллийцев с эльдами это никоим образом не умаляет. Синнор Хайме прав — война убивает разум.

       Бабушка по понятным причинам редко вспоминала о своей прошлой жизни, когда её звали Айше и она была младшей сестрой султана Баязида, последнего правителя Бейсы, Жемчужины Тысячи Островов. Дед же, побывавший в самой гуще событий, из бескрайнего уважения к супруге тоже не распространялся о той военной кампании. Но возмутительно бестактные внуки на то и были возмутительно бестактными внуками, чтобы вызнать всё до мельчайших подробностей.

       Когда дворец охватило пламя, в нём ещё оставались люди. И немало. Обитатели гарема, слуги и все те, кто не мог держать в руках оружие и сражаться среди воинов султана, и те, кому некуда было бежать в охваченном сражением городе. То, что флот Двадцати Королевств явился не с мирными намерениями и даже не ради грабежей и наживы, а с целью убийства и истребления, для мести за разграбленные острова Эльды, секретом не было. Команда капитана Танлея сошла на берег, и когда в одном из глухих коридоров дворца они натолкнулись на горстку женщин и евнухов, пытавшихся спастись в суматохе, обе дочери султана Баязида бросились на кинжал. Не раздумывая, расстались с жизнью, чтобы не достаться врагу. Пугающая решительность, достойная восхищения и скорби. Айше не смогла убить себя, зато оставила деду шрам на всю жизнь, и будь она немного выше, то для моей семьи всё могло сложиться иначе. Вернее, не сложиться вообще.

       Думаю, герцогиня Танлей не простила и даже не пыталась простить тех, кто уничтожил её семью и стёр с лица земли дом. От Бейсы остались обугленные руины, а от династии правителей — лишь она одна, испуганная шестнадцатилетняя девушка, попавшая в руки альбиорцев. Всё же полюбив деда, обретя новый дом и новое имя, она вряд ли смогла простить ему то, что пушки «Вальгара» стреляли по Бейсе. Наверняка она не раз размышляла, что было бы, если корабли эвбейцев не попали бы в шторм и пришли вовремя... И я не могу её осуждать. Как не могу осуждать и деда, принимавшего участие в сражении. У медали две стороны, и всё случившееся неоднозначно. Принцип «око за око» будет существовать, пока существует человечество. А значит, и дальше будут гореть города и умирать мирные люди.

       Не сыпали ли мы бабушке соль на раны, когда требовали учить нас алегарскому языку и будить те воспоминания, которые, без сомнений, причиняли боль? Глупые эгоистичные дети. Я совершенно не помню выражения её лица, когда мы расспрашивали о Бейсе — она всегда смотрела в окно, в сторону моря. Где-то там за горизонтом был её сгоревший дом, кости брата, племянниц и других близких людей. А мы всё расспрашивали, правда ли, что в Бейсе было больше фонтанов, чем домов...

       Всё, что осталось от принцессы Айше — лишь болезненные воспоминания, которые мы бессовестно ворошили.

       Я стянула с шеи подвеску. На простом кожаном шнурке в затейливой серебряной вязи прятался изумруд размером с ноготь. На обратной стороне вязь складывалась в рисунок — ястреба над полумесяцем. Когда бабушка дарила мне подвеску, что она хотела сделать? Подарить внучке дорогую для себя вещь или избавиться воспоминаний и боли?

       Если подумать, я слишком мало о ней знаю, ход её мыслей так далёк...

       Я молча протянула учителю подвеску. Эльд без особого интереса повертел украшение в пальцах. Когда он разглядел герб, его глаза удивлённо округлились.

       Я грустно кивнула:

       — Ещё одна щепотка воспоминаний. Моя семья отметилась в той военной кампании.

       — Искусно сделанная вещица, — хмуро заметил синнор Хайме. — Но это всего лишь пылинка на фоне всего, что было потеряно.

       — Учитель, я могу взять книгу себе? — я решилась на несусветную наглость и в ответ на немой вопрос, застывший на лице хирурга, продолжила: — Подвеска — украшение моей бабушки, она алегарка. Из Бейсы. Понимаете... — я запнулась. Что он поймёт, если я сама не понимаю, что несу? — В общем, я даже не знаю, стоит ли это делать... Думаю, она очень любила свой дом и город. Бейсу осаждали, а потом жгли и грабили у неё на глазах, и когда дед забрал её в Альбиор, всё что осталось — так это пепел на руках. Да, энциклопедия ядов не лучший подарок не интересующемуся человеку, но... но, быть может, она знала того, кто её написал? Может, это был известный в Бейсе учёный, о котором она слышала?.. Про яды же мог написать лекарь, к которому обращалась её семья?.. Если честно, я не знаю, правильно ли поступлю, но мне бы хотелось подарить книгу ей. Просто дать ей что-то взамен подвески... Вот. Глупое желание, да? Благие намерения — они такие.

       Синнор Хайме некоторое время смотрел на меня изучающим взглядом. И ещё бы не смотрел! Такой ерунды наговорила...

       — Хорошо, бери, — вдруг разрешил он. — Всё равно я её украл.

       Теперь пришла моя очередь удивляться:

       — У когоо-о?

       — У хозяев, полагаю. Я пробрался в горящую библиотеку и сумел вынести несколько книг. Чуть не задохнулся, кстати, — хирург поморщился. — Но авантюра того стоила.

       — Так вы тоже были в Бейсе?

       — Именно так. Отец прочил мне славное военное будущее. Благодаря его влиянию и золоту я очутился на галеоне «Принц Рамиро». Мальчиком на побегушках у высокопоставленной особы. — Синнор Хайме погладил куцую бородку. — Только ожиданий батюшки я не оправдал и, сойдя на берег, славно рубить головы алегарцам не помчался. Уж больно любознательный был и не слишком кровожадный. Благо сам батюшка остался в Ранаде и позора сего не наблюдал. — Он потешно развёл плечами. — И, потеряв монсеньора в толпе атакующих, я бесстрашно отправился искать Великую Библиотеку. О ней ходили слухи как о величайшем кладезе знаний, а это было мне куда интереснее, чем злые алегарцы, в чей дом мы вторглись. Хоть и не без оснований.

       Библиотеку, прилегавшую к Университету Бейсы, любознательный эльд нашёл уже охваченной пожаром. Авантюрный дух возобладал над здравым смыслом, и он сломя голову полез, куда не следовало. Зрелище перед глазами предстало безрадостное — дюжина мертвецов и пылающие стеллажи. Это впечатлило его куда больше бойни на улицах, и Хайме Дуэр, младший сын эльдийского генерала от кавалерии в отставке, твёрдо решил, что военной карьере в его жизни не бывать.

       — Поступок был скорее безрассудный, чем героический, — откровенно признался учитель. — С тем же успехом я мог броситься на дюжину бейситов с одной лишь зубочисткой. Недолго думая, я сунулся в самое пекло и даже не понял, зачем.

       — Иногда шестое чувство над нами издевается и заставляет лезть в пекло без особых причин, — закивала я, вспомнив приснопамятную вылазку во время шторма и едва не поинтересовавшись, не били ли синнора Хайме головой о какую-нибудь карету незадолго до высадки.

       Задерживаться в полыхающем здании было смертельно опасно, но эльд, прежде чем убраться наружу, успел собрать несколько книг, разбросанных возле ближайшего мертвеца, походя зарубленного чьей-то саблей. Алегарец пытался спасти ценные знания, но натолкнулся на врага, которому до знаний дела не было. Война Двадцати Королевств с Алегаром, Эвбеей и даже междоусобицы нередко заканчивались неразумным уничтожением всего подряд. Даже если это «всё подряд» при должном внимании могло принести пользу. А коль в чьём-то сознании укоренились понятия «язычники», «ересь», «оскорбление Высших Сил» и другие, подобные им, то уничтожение приобретало окрас чудовищно бессмысленного.

       Так, сорок три года назад совместная военная кампания Альбиора, Эльды и Авэллы стёрла с лица земли Великую Библиотеку, Университет, ни в чём не уступающий аранийской Академии, и саму Бейсу — Жемчужину Тысячи Островов и Город Сотни Фонтанов. Хотя первоначальной целью похода было ослабить алегарский флот, успехи на море вдохновили адмиралов нанести удар и по суше. Теперь остров Айрэ, бывший форпостом Алегара в Вольных Морях, поделён на три части и застроен фортами Альянса. Великая и в то же время страшная победа.

       — В тот день я впервые повстречал Джулио. — Учитель продолжал предаваться воспоминаниям полувековой давности, а я любознательно прислушивалась. — Подумать только, сколько лет уже минуло, — он задумчиво почесал затылок и хлебнул из фляги. Она у него бездонная, что ли?

       — Джулио? — не поняла я.

       — Джулио, — кивнул синнор Хайме. — Джулио Торрегросса.

       Отец капитана и Беатриче! Флот Альянса был невероятно огромен, и нет ничего удивительного, что в роковой битве при Бейсе отметилось так много людей, но до чего же причудливы переплетения судьбы!

       — К чести бейситов, они сражались до последнего и наших потрепали знатно.

       Когда некуда отступать, только и остаётся, что сражаться до последнего. Флот Бейсы был разбит незадолго до вторжения, а подмога не успела подойти. Или не захотела. Алегарские султанаты веками грызлись между собой, а правители Эвбеи всегда были себе на уме. После разрушения Жемчужины, когда корабли Альянса стали представлять реальную угрозу господству алегарцев на Тысяче Островов, на востоке началось объединение под рукой сильного правителя. Ответного удара ещё не последовало, но жители Двадцати Королевств и Алегара не без повода слишком ненавидят друг друга, чтобы обойтись без новых столкновений.

       — Я с радостью рассматривал свой мародёрский улов и даже не заметил, что через мгновение меня могут проткнуть копьём.

       Непозволительная невнимательность едва не стоила синнору Хайме жизни. Однако у Высших Сил или кого-то ещё были иные планы, и его спас нож. Чужой нож, со свистом пролетевший над его головой и вонзившийся в горло подкрадывавшегося алегарца.

       — Наверняка ты слышала поговорку, что авэллийцы рождаются с кинжалом в зубах. Я имел возможность в этом убедиться. Удивительное мастерство. Я бы даже сказал искусство.

       Я неуверенно кивнула. Про авэллийцев вообще много чего говорили. Особенно, если дело касалось ядов, кинжалов и трагичных междоусобиц. Уж на поприще интриг и устранения соперников южные соседи Альбиора давали фору оставшимся девятнадцати королевствам. Что уж там, даже эвбейцам. Если б не внутренние дрязги, Авэллийская империя и по сей день была бы крупнейшим государством на материке. Если не единственным.

       — Несколько авэллийцев отбились от своего отряда и весьма удачно наткнулись на меня. Не повстречай их, я так и остался бы в Бейсе. Мёртвый.

       Отряд союзников держал путь к берегу, и он присоединился к ним. Найти своих среди узких улочек было маловероятно, поэтому долго он не думал. Лихо орудующие кинжалами авэллийцы представлялись наиболее благоприятным эскортом в безопасное место. А убивший алегарца Джулио Торрегросса руководствовался принципом заботы о приручённых и сам настоял, чтобы щуплый эльд следовал вместе с ними.

       — Вторжение шло не так безукоризненно, как могло показаться на первый взгляд. Можно сказать, Альянс наступил на свои же грабли.

       — Вы имеете в виду форт?

       — Верно.

       Когда речь заходила про форты, охранявшие Жемчужину, дед становился мрачнее тучи и отказывался что-либо обсуждать. Полагаю, не он один. Блестящая операция, тщательно спланированная и великолепно исполнения, благодаря которой корабли Альянса беспрепятственно подошли вплотную к Бейсе, полетела коту под хвост, когда одурманенные успехом часовые упустили алегарских диверсантов. Один из фортов, все его пушки и боеприпасы вернулись под контроль противника. Хоть и ненадолго, но отомстить алегарцы успели знатно.

       — «Принц Рамиро» благополучно ушёл на дно вместе со множеством других кораблей, — посетовал учитель. — Это был довольно унизительный ответ.

       — Надо думать...

       — Пока мы оставались на Айрэ — задача-то заключалась в полном захвате острова, — я быстро сдружился с Джулио. Монсеньор сложил голову где-то на улицах Бейсы, а кроме него до меня особо дела никому не было, посему я везде таскался за авэллийцами. Тем более, свои же могли меня и застрелить за нарушение субординации, трусость, неисполнение приказов и что-нибудь ещё. Поводов я предоставил достаточно.

       Джулио Торрегросса был старше Хайме лет на пять, но в военном мастерстве обошёл его, будто место имели все двадцать. Обаятельный молодой человек с повышенным чувством справедливости взялся приглядывать за походя спасённым эльдом, а тот отвечал ему безмерным восхищением. Учитель признался, что это покровительство спасало ему жизнь не один раз. Наше бытие определяется умением выбирать друзей, как говорил персонаж очередной душещипательной истории Себастьена Мерра. В небытие этого персонажа, к слову, отправила рука друга.

       — После Бейсы наши пути быстро разошлись. Вернувшись с Тысячи Островов, я разругался с отцом, расстроил матушку и отправился в Аранис. Чувствовал, что моё место там, а не на поле боя. Джулио же начал строить военную карьеру на авэллийском флоте. Довольно успешную, как я потом узнал. Заслужил высокую должность, водил дружбу с высокопоставленными шишками в мундирах — он был в почёте даже у вас, альбиорцев. Бейса многое определила в дальнейшей жизни тех, кто видел последние дни Жемчужины Тысячи Островов.

       Многое в нашей жизни может определить не только грандиозное событие. Но и всякая мелочь, раз споткнёшься — вовек не поднимешься. У Джулио Торрегроссы была интересная судьба и великое будущее, но как-то же он оказался предыдущим капитаном «Марины», пиратом и разбойником, пошёл против императорского флота. Обо что споткнулся перспективный и не обделённый талантом военный, водивший дружбу с альбиорцами? Да и сам корабельный хирург вполне заслуживал большего.

       — В следующий раз я встретил Джулио спустя многие годы. Если память не изменяет, то прошло двадцать восемь лет. Впрочем, память мне никогда не изменяет.

       Учитель не соврал — память у него действительно была феноменальная. В кропотливой работе алхимика, врача и ядодела наиболее полезное умение.

       — А вот Джулио меня узнал не сразу. Девочка, я тебе ещё не надоел?

       — Нет-нет, продолжайте!

       Семнадцать лет учёбы в Академии обеспечили синнора Хайме хлебным местом при королевском дворе Эльды, однако с семьёй не примирили. Учитель прожил в Ранаде около одиннадцати лет, пока обстоятельства не вынудили его отправиться в бега. О предмете обстоятельств он предпочёл умолчать да и вёл разговор к другому. Вездесущий Тарий и сестра его Велиала забросили эльда в портовый кабак на острове Кардия, где он и повстречал Джулио Торрегроссу. Как он уже говорил, авэллиец признал старого товарища не сразу, но всё же вспомнил позже. В тот же день беглый эльд с тёмным прошлым оказался в команде беглого авэллийца с тёмным будущим.

       Приятели стоили друг друга. Хоть жизнь и вела их к успеху, подставить обоим подножку она не поленилась. Синнора Хайме на родине ждала смертная казнь, его друга — пеньковый галстук в империи. И если учителя, по его признанию, преследовали за дело, то Джулио Торрегросса пал жертвой интриг.

       — То есть?

       — Если нет внешнего врага, авэллийцы начинают жалить друг друга. Безжалостно и порой бессмысленно. Хотя в случае с Джулио смысл всё же был. Простолюдин, стремительно растущий в званиях, как бельмо на глазу высокородных неудачников. Монсеньор, которого я потерял в Бейсе, был из таких. Самовлюблённый болван, неудивительно, что его быстро убили.

       Джулио Торрегросса был обвинён в государственной измене и шпионаже на... альбиорскую корону и приговорён к смертной казни. Доказать свою непричастность ему не удалось, впрочем, судья не очень-то и старался слушать обвиняемую сторону. Самый честный суд в мире, он такой... Спасло авэллийского капитана чудо и преданность команды корабля, которым он командовал. За день до казни верные люди «взяли на абордаж» тюрьму, где томился капитан, а спустя некоторое время военный фрегат «Серхио Сангрос» покинул негостеприимный порт. Навсегда, унося за горизонт Джулио Торрегроссу, его жену, дочь и пятьдесят верных человек.

       — Когда мы повстречались на Кардии, Джулио пиратствовал уже на протяжении девяти лет. «Серхио Сангрос» был сильно потрёпан за это время, поэтому моим первым «делом» должен был стать захват нового судна.

       Раз уж костяк команды составляли сбежавшие военные, успех на боевом поприще вполне объясним. Тот же Анвилль, не к ночи будет помянут, не из лужи вынырнул, а долгое время тоже успешно служил на благо короны. Как знать, не отправился ли самый знаменитый пират на вольные хлеба по схожим с Джулио Торрегроссой причинам?

       — «Должен был стать»? Вы всё же не участвовали?

       — Верно. Но должен упомянуть, никто не участвовал.

       — Хотите сказать, корабль купили? Это как-то... неинтересно.

       Синнор Хайме засмеялся. Но что такого я сказала?

       — Нет, имела место одна весьма занятная забава. Обошлось без кровопролития и лишних растрат. Хотя риск был неописуемо велик. Но вся наша жизнь и так азартная игра.

       — Дайте угадаю... карты?

       — Верно. В кабаках на Кардии собирается всякий люд, богатый и бедный, азартный и не очень. Да что уж там, не только на Кардии — вся Тысяча Островов по сей день не потеряла дух вольных земель. Поэтому там можно отыскать всё — и старого друга, и нового собутыльника, и лопуха, с которым можно сыграть в карты. А карточный долг свят в любом уголке земли и моря, даже если ты проиграл свою жену.

       — Мне кажется, при должной сноровке, опыте и умениях проще захватить новый корабль, чем полагаться на удачу, которая только и ищет, от кого бы отвернуться. Ведь ставку должны делать обе стороны, не так ли? А те, кому есть что терять, обычно теряют, а не приобретают. Закон подлости на стороне тех, кому надо меньше.

       — Джулио считал так же. Он не любил полагаться на случай и всегда старался быть прагматичным.

       — Но?..

       — «Марину» он приглядел за несколько дней до встречи со мной. И в самом деле планировал выследить корабль в море и захватить. Для этого и собирал информацию, когда команда «Марины» собирается уходить и куда направляется. Но если вертеть от удачи носом, она может из любопытства взглянуть в твою сторону. И важно поймать этот момент, пока она снова не отвернулась.

       — Взглянула?

       — Взглянула. На Беатриче.

       — ...?

       — Девчонка всю жизнь себе на уме, — учитель сокрушенно покачал головой. — Джулио души в ней не чаял, всегда позволял любые глупости и прощал все выходки. Поэтому она просто вызвала капитана «Марины» на карточную дуэль. Ставкой были наш корабль и весь груз. Весьма ценный груз, который и уравнивал старичка «Серхио» и красавицу «Марину», не так давно покинувшую руэнский док.

       — Разве её слово имело вес?

       — Имело. И руэнцы об этом знали. Если бы Беатриче проиграла, Джулио отдал бы «Серхио» без пререканий.

       — Довольно рискованная выходка с её стороны. Никогда бы не подумала...

       За недолгое время нашего знакомства госпожа квартирмейстер показалась мне женщиной очень серьёзной. Каждый свой шаг она тщательно продумывала, а чужой — внимательно контролировала. И вот она поставила на кон корабль отца, всецело положившись на... удачу? И на удачу ли?

       — Нет, девочка, не думаю, что Беатриче жульничала, — покачал головой синнор Хайме, догадавшись, какой следующий вопрос вертится у меня на языке.

       — Я в недоумении.

       А может, и близка к пониманию. За примером разительных перемен далеко ходить не нужно — характер и поведение маменьки, как оказалось, двадцать лет назад тоже были не сахар. Пылающая огнём юность обернулась прохладно-рассудительной зрелостью. Время меняет всех людей. Постепенно и необратимо.

       — Тебе всего лишь не довелось знать её тогда. Подобные выходки были как раз в духе Беатриче. Вечный ребёнок с горящими глазами.

       Впрочем, людей меняет не только время. Как вода, оно медленно лишь подтачивает камень. Окружающие люди имеют обыкновение испытывать нас на прочность постоянно. Даже когда уходят. Особенно, когда уходят.

       — Нет, девочка, Джулио прожил ещё много лет. — Способность учителя к чтению моих мыслей просто пугала. Или у меня на лице всё написано, что даже стараться угадать не нужно?

       Эльд хмуро потряс опустевшую флягу — всё-таки она не бездонная.

       — Жизнь висельников на борту этого корабля не стоит и медяка. Расстаться с ней можно в любой момент, и неважно, кем ты был в прошлом там, на суше. Успешным военным, ученым или селянином. Морская Королева или Высшие Силы — если кто-то из них есть на самом деле — для них нет разницы, кого забирать. Того, кого ждут на берегу, того, кто никому не нужен... Но мы сами выбрали этот путь.

       Я смиренно молчала, не прерывая рассуждений. Шальные кирпичи летают и на суше. Кому-то повезёт и он увернётся, а кто-то не успеет. Чья-то смерть не принесёт никому горя, а чья-то разорвёт на части душу близким. Кого бы ни потеряла госпожа квартирмейстер, именно это изменило её. Наверное, сделало сильнее и закалило, но оставило глубокий шрам.

       Разговор ушёл в невесёлое русло, и некоторое время мы молчали. Немного погодя учитель всё же приподнял завесу тайны и обмолвился, что двенадцать лет назад погиб муж Беатриче, и эта роковая потеря сильно изменила её взгляд на жизнь, превратила в совершенно другого человека. А до моей пустой головы наконец дошло, почему Альваро всегда разглагольствовал о дяде и никогда — об отце. Мальчик его даже не помнил.

       — В тот год произошло много перемен, — тихо заметил синнор Хайме, смерив недобрым взглядом флягу. — Мы потеряли Микеле, а Беатриче на несколько лет сошла на берег. Джулио ходил мрачнее тучи, да и дела особо не клеились. В один прекрасный момент я решил, что следующее дело станет для команды последним — уж больно Морская Королева была немилостива. Однако обошлось...

       Мрачные воспоминания порядком подпортили учителю настроение, и он отпустил меня заниматься своими делами. Делами, которых у меня на чужом корабле не было и быть не могло. Даже Жан куда-то сгинул и мне не светили ни душещипательные беседы, ни эрхе. Поэтому в обнимку с книгой я удалилась в каюту, где меня ждало глухое одиночество и тяжёлые мысли.

       Удивительное дело, безмерная жалость к себе, коей я страдала всю жизнь, уползла на задворки сознания. Приятный успех. Меня стали заботить окружающие люди, пришло понимание неоднозначности происходящих событий. Не так давно чужие проблемы и боль стекали как с гуся вода, теперь же... сердце сжалось, когда мимо промчался вечно занятой Рино.

       Неужто повзрослела?

       Это ведь настоящие эмоции, не надуманные?..

       Только вот кому они помогут?

3

28 число месяца Сирени 3276 года
Море Штормов

       Сны... Сны — лишь игра разума, сомнительная и не всегда несущая смысл. Нередко собственное подсознание приводит в дикое недоумение при пробуждении. И чего только не привидится! Обрывки прошедшего дня, события грядущие — такие, какими их хочется или не хочется увидеть... Или чужая жизнь. Самые неприятные сны — те, в которых невозможно хоть как-то влиять на ход событий. Те, в которых приходится сидеть бесправным наблюдателем в посторонней голове. Смотреть чужими глазами, думать чужими мыслями, чувствовать себя кем-то другим... И где-то вдалеке, фоном, бьётся тихая мысль: скорее бы проснуться! Ведь в своей голове спокойнее, а родные тараканы не обидят.

       Нездоровое подсознание издевалось, как могло. Закинув ногу в тяжёлом — мужском! — сапоге на стол, я сидела (сидел?) в полумраке просторной библиотеки. Одной рукой расслабленно листала... листал! страницы громоздкой книги, на вторую опирался щекой...

       ...Он был на редкость спокоен. Как мертвец. Упокоенный мертвец, точнее. В последнее время умиротворение посещало не часто, и это не могло не радовать.

       До чего же прекрасное чувство. Жаль, редкое.

       Свеча на столе едва чадила, но ему была видна каждая буква, каждая деталь любого рисунка, чертежа. В этой свече, по сути, вовсе не было необходимости. Когда ты не совсем человек, такие мелочи становятся лишь предосторожностью. Чем меньше знают окружающие, тем спокойней их сон. А их спокойный сон обеспечивает относительно спокойную жизнь. Не только им самим.

       Незнакомец, в чью голову поселило меня воображение, ожидаемо читал о смертельных ядах. Изумительно познавательная тема, многогранная и неисчерпаемая. Но он лениво, без увлечения листал страницы, проглядывая текст через строчку.

       Скучновато. Давно знакомо и избито... Ожидал большего, очередная пустышка.

       Интереса не возникало до тех пор, пока взгляд не зацепился за описание сложной отравы, противоядием от которой была она сама. В определённый момент, в определённой дозировке. Для исцеления важна ювелирная точность, иначе — бесславная смерть, причин которой никто никогда не узнает. А если чудом догадается, то не сумеет доказать — чудесный состав не оставляет следов.

       Занятно. Было бы время — вышел бы преинтересный эксперимент.

       Не успел он пробежать взглядом и страницу, как скрипнула дверь, и кто-то вошёл.

       При желании уединиться не удастся и в склепе. Обязательно найдут и потревожат. А ведь уже далеко за полночь.

       Скользнул равнодушным взглядом по невысокой девушке, застывшей на пороге. По надменному лицу ничего не прочитать, как, впрочем, и всегда. Королева ледяных масок.

       — Что ты, что Дарис плевать хотели на манеры, да? — поморщилась она, намекая на развязную позу.

       Ледяных масок и бессмысленных нравоучений...

       Изогнул бровь, отвернулся. Ногу убирать не стал.

       — Не спится?

       — Не спится. — Девушка опустилась в соседнее кресло, расправив подол платья. Слишком красивого для ночного посещения... библиотеки. В синих глазах на мгновение задержалась едва уловимая тоска. Тот, для кого она наряжалась, не оценил? Идиот.

       Однако лучше ей поискать уединения или утешения в другом месте. И в другой компании. По крайней мере, сегодня.

       Повисла тишина, нарушаемая лишь шелестом страниц. Иногда сложно изображать равнодушие, сложно.

       Пока он отвлекался на пространные мысли, я обреталась в диком изумлении. Ведь напротив в кресле сидела... Марина! Пр-роклятье, только в бестолковых снах мне её и не хватало! Выпустите меня отсюда...

       Спокойно сидеть девушка не собиралась. Привстала и взяла кубок, покоившийся на стопке уже просмотренных книг. Надо полагать, любопытство и наглость в одном флаконе. Взболтала остатки питья и принюхалась. И вполне ожидаемо закашлялась.

       — Если желаешь залить какое-то горе вином, разочарую — здесь ты его не найдёшь. Не вздумай пить.

       — О боги, что это? — Пропустила грубость мимо ушей. Необычно для неё. Неужто взыграл профессиональный интерес?

       — Безобидные травы. Однако с непривычки может вывернуть наизнанку, вкус довольно специфический. Поставь.

       — Безобидные? — тонкие брови взлетели вверх. — С каких это пор свейг стал безобидным?

       Не удержался и удостоил её снисходительной улыбки. Ей ли не знать свойства каждой травки. При должной осторожности и верной дозировке и яд превратится в лекарство. Листья свейга — безобидная мелочь, добавленная для вкуса.

       Она задумчиво уставилась на содержимое кубка, нахмурилась. Всё-таки догадается.

       — Огнецвет? — Недоверчивый взгляд. — Да ты сдурел.

       — Род занятий обязывает быть изобретательным, — не удержался и вновь улыбнулся. — А порой — эксцентричным.

       — Я знаю рецепты куда более безопасных напитков, дурак эксцентричный. И там не требуется мешать ядовитые травы между собой, чтобы они нейтрализовали действие друг друга. Подсказать?

       — Не сомневаюсь в твоих познаниях. Но, думаю, обойдусь своими.

       Обиделась. И разозлилась. Но теперь хоть похожа на себя.

       Палку перегнул достаточно, однако она рычать не стала, лишь устало выдохнула и опустилась обратно в кресло.

       — Ты невыносим. Абсолютно невыносим. — Даже не поморщившись, она залпом опустошила кубок. — Вывернет наизнанку, говоришь? Ха! Уж я с травами знакома лучше тебя.

       В ответ промолчал. Толку соглашаться с очевидными вещами?

       — Неудивительно, что вы с Дарис спелись. Ты знаешь, что вы оба невероятно раздражаете? — девушка недовольно поджала губы.

       Подобные откровения новостью не были — больная тема с самого первого дня тесного знакомства. Дарис не упустила бы повод поскандалить, ему же обвинения, не лишённые доли истины, были безразличны. До определённой поры, само собой.

       — Тебе не с кем поговорить? — Он вернулся к книге, на всякий случай усевшись нормально. В её понимании нормально. Однако сомнения, что сегодня он до нужной информации не доберётся, уже крепко обосновались в сознании. Плохо. Медлить-то с решением проблемы не стоит.

       — Какой догадливый! Ночь на дворе! Конечно, не с кем.

       Безапелляционный довод, ничего не скажешь.

       — Ты выбрала не лучшего собеседника. — Поймёт намёк?

       — Я не виновата, что поблизости только ты. — Нет, не поняла. Или сделала вид, что не поняла.

       — А в чём виноват я?

       — Что ты вообще видишь в такой темноте? — Пропустив вопрос мимо ушей, девушка зажгла ещё несколько свечей, придвинула поближе. Трогательная забота человека, который всегда был занят лишь собой. Кому расскажешь — не поверят, решат, что умом помутился.

       — Всё. — Даже то, что она в кои-то веки пришла не для того, чтобы читать нотации. Однако подлинная цель визита пока не совсем ясна, а смутные догадки мало походят на истину. Чудес не бывает. — Но спасибо. И всё же, что тебе нужно?

       Она с деланным видом изобразила задумчивость, затем лукаво изогнула бровь и предположила:

       — Внимания?

       Смешок вырвался сам собой.

       — Тебе не хватает внимания? Тебе?

       — Мне. — Девушка облокотилась на стол, скрестив руки на груди.

       Надо признать, она была довольно красива. Даже слишком красива, чтобы можно было поверить в недостаток внимания. Любого. Выходит...

       — Давно терзаю себя вопросом. Сволочной характер — результат твоей деятельности, и род занятий испортил когда-то доброго человека, или ты встал на этот сомнительный путь как раз поэтому? — Всего одной фразы достаточно, чтобы разрушить очарование момента. В мастерстве опустить с небес на землю ей сложно найти равных.

       — Полагаю, и то и другое.

       — О, я сказала что-то обидное? — За невинной улыбкой прячется полный ехидства взгляд. Дошутится ведь.

       Обычно она очень ловко прячет свою натуру на людях. Стоит ли радоваться, что сейчас позволила заглянуть под маску?

       — Вовсе нет. — Вернул в ответ кривую усмешку. — Я даже сочту твоё замечание за комплимент. Род моей деятельности действительно предполагает наличие определённого склада ума и характера.

       — А, так вы все такие? Правда?

       — Мы — да. В большинстве своём. — Против правды не пойдёшь. Свои причуды можно списать на дурной пример отца, но собратья по ремеслу и в самом деле добротой и мягкостью нрава не отличаются. Да и не положено.

       Она фыркнула, иронично прищурив глаза:

       — Сожрёте — не подавитесь?

       Кто же плюётся истиной с таким скептическим взглядом? Хоть мир непостоянен и переменчив, как пятнадцатилетняя барышня, некоторые вещи всё же остаются неизменными, сколько бы река времени не неслась вперёд. Эти вещи — столпы мироздания, не позволяющие ему провалиться в Бездну, и один из таких столпов — это то, что у сильного больше прав. Так почему б не сожрать слабого, если того требуют обстоятельства? Всё в порядке вещей этого капризного мира.

       — Именно. Тебя это смущает?

       Она на миг прикрыла глаза — сделала вид, что ищет ответ. Тот, что уже отражался в скептическом взгляде:

       — Нет, не особо. Я даже думаю, что мы похожи. Ты и я.

       — Ты либо слишком плохого мнения о себе, что странно, либо слишком хорошего — обо мне. Это не менее странно. В твоём возрасте пора отбросить наивность и смотреть вглубь, а не на поверхность. Демоны таятся в тихих омутах. — Прозвучало резковато, но заблуждения лучше развеять сразу и не ходить вокруг да около. — Упустишь их из виду — и пожалеешь.

       — Я вовсе не... — Она совсем не поменялась в лице, готова отстаивать своё мнение и дальше. Верит в то, что говорит, либо не хочет отступать и признавать свою неправоту? Эта девушка порой кажется поразительно наблюдательной, но она в такой же степени упряма и иногда упускает действительно важные вещи, просто не хочет их видеть. Разум должен быть сильнее веры или надежды. «Мне показалось» или «я думаю» — не те аргументы, за которые следует цепляться. Только «так и есть» и «я знаю». Иначе не стоит даже открывать рот.

       — То, что ты готова идти по головам ради своей цели, не делает нас похожими. Я переступлю через трупы, не оглянусь и забуду. Цель должна быть достигнута любым путём. В этом истина моего существования.

       Поэтому не вздумай приблизиться.

       У тех, в чьих жилах течёт кровь дивных нелюдей, особенный взгляд. Про него говорят, как про отражение иной стороны. Его боятся и избегают. Узнав правду, пытаются навсегда закрыть такие глаза. Но эта девушка встретила его холодный взгляд с прежней ироничной улыбкой. Она не настолько глупа, чтобы решить, что он шутит. Значит, принимает такой ответ?

       — Раз ты сегодня так разговорчив и откровенен, я хочу задать ещё один вопрос. Ради чего? Ради какой цели живёт такой как ты?

       — Я ещё не нашёл ответ на этот вопрос. Пока я лишь стремлюсь вперёд, туда, где она меня ждёт. Полагаю, путь будет долгий.

       — Боги, звучит, как избитая фраза из напыщенного романа. Такие Рейн читает. И то — тайком, когда никто не видит. Неубедительно.

       — О какой великой цели ты хотела услышать от такого скучного меня?

       — Если бы я знала, то не стала бы задавать вопрос. Однако... мне кажется, что кто-то вроде тебя мог бы всецело посвятить себя... ненависти и мести.

       Она, приподняв бровь, с любопытством смотрела на его ошарашенное лицо и скромно улыбалась. Через мгновение он расхохотался и ещё долго не мог прийти в себя. Умолк, лишь когда любопытство на её лице сменилось обидой и осуждением.

       Ты вновь видишь лишь отражение на поверхности воды. Не стоит проецировать на образ других людей себя. Истина рядом, нужно приглядеться.

       — Я похож на отчаянного мстителя?

       — Не на отчаянного. На упорно идущего к своей цели. По головам, трупам, пеплу.

       — Романтичный образ, но в корне неверный. Месть... месть ради мести — удел слабых и никчёмных душонок. Потеря чего-то — это прежде всего результат глупости и слабости потерявшего. Если не сумел сберечь вещь, человека, себя... нелепо винить кого-то ещё. И так же нелепо посвящать свою жизнь ненависти и стремиться отомстить. Выжженному изнутри человеку сложно потом найти настоящую цель в жизни, чтобы заполнить эту пустоту.

       — По-твоему, наказание — это нелепая глупость? Нужно просто пройти мимо?

       — Когда я такое говорил?

       Она пропустила вопрос мимо ушей:

       — Я думаю, равнодушие хуже ненависти. Если в тебе есть силы ненавидеть, значит, ты ещё жив. А это ли не главное?!

       — Ты подмениваешь понятия. — Из груди вырвался усталый вздох. Сложно поддерживать беседу с тем, кто тебя не слышит. И не понимает очевидных вещей.

       — Почему это?

       — Не равняй месть и наказание.

       — Это одно и то же!

       — Результат один. Путь и последствия — иные. Месть ради мести — попытка утешить тебя. В большинстве случаев неудачная. Наказание — это предотвращение повтора и, даже можно сказать, запугивание. Запугивание в назидание. Ненависть — слишком острая специя. Она портит блюдо, которое в ней не нуждается.

       — Кулинар-извращенец! Свейг и огнецвет, ненавистно-острые специи... Кошмар! И ты ищешь странные смыслы в очевидных вещах и сводишь всё к холодному расчёту, запланированному результату.

       — Верно, потому что честь и справедливость — понятия напыщенные и к реальности мало имеющие отношение. Смысл имеет лишь расчёт и результат, тут ты права. До сих пор считаешь, что мы похожи?

       В попытке доказать свою точку зрения, она полыхала словно факел. Себя бы он сравнил с болотными огнями, мерцающими среди мрака. Сходство можно найти лишь в воображении.

       — Я передумала. Ты странный. И в самом деле, не подавишься. Если верить, что тобой действительно всегда движет расчёт, а не сердце.

       — Теперь тебя это пугает? — Он сдержанно улыбнулся, без угрозы и в меру дружелюбно. Правильный вывод, закономерный результат... Если не стремиться к взаимопониманию. Но это лучше, чем ловить блики солнца на воде и принимать отражение за истину. Вода обманчива, стоит это помнить и заглядывать вглубь...

       — Ха? Нет. — Хитрая улыбка вернулась и к ней. Девушка поднялась со своего места и сделала несколько решительных шагов вперёд. Оперлась на подлокотники его кресла и наклонилась близко-близко, смотря прямо в глаза. — Мне это нравится. И я хочу узнать человека, который прячется за этими странностями, ещё сильнее.

       — Сомнительное желание. Я...

       — Все врут. Врёшь и ты. Хочу узнать, где именно.

       Кто из них действительно странный?

       — Я не вр...

       Её решение заткнуть его поцелуем стало довольно приятной неожиданностью.

4

       Пробуждение было резким, я вылетела из сна, как пробка из бутылки. И испытала немыслимое облегчение, обнаружив себя там же, где и заснула — в кресле у стола, в каюте капитана. Одна рука неосознанно вцепилась в рукоять кинжала на поясе, второй я прижимала к себе книгу. Сердце колотилось как у загнанного зайца, а в сознании металась единственная мысль.

       — Какого демона?! — взвыла я вслух.

       То ли я продолжаю сходить с ума, то ли...

       — Прочь из моей головы, прочь! Слышишь? — я бесстрашно погрозила кулаком Марине, взиравшей на меня с обыкновенной неприязнью. Она витала так близко, что я могла бы вцепиться ей в волосы, не будь она призраком. — Иначе, сожри тебя демоны, я найду экзорциста и упеку тебя в Бездну!

       Швырнув книгу на стол, к опутанному воском канделябру с едва чадящими свечами, я вылетела из каюты и остановилась, только вцепившись в прохладное дерево фальшборта. Проклятье, что это было?

       Пока я спала и видела кошмар, наступила ночь. Звёздная, тихая и крайне пугающая. Сейчас, в мало чем нарушаемой тишине, Море Штормов казалось самой Бездной — бесконечностью непроглядного мрака, в которой зловеще серебрилась лишь лунная дорожка. Во тьме ночи я ощущала себя ничтожной песчинкой, незаметной и беззащитной. Гнев и удивление ушли, и я почувствовала, что меня бьёт мелкая дрожь.

       Путешествие в постороннюю голову меня, признаться, напугало. Когда осознание себя начало растворяться в другой личности и я перестала ощущать себя собой, воли не хватило даже на то, чтобы запаниковать. В последней искре разума мелькнуло осознание факта, что я — ничто, никто. Потом был только Он. Его мысли, чувства, память.

       И Он верил в то, что говорил, что бы там не считала Марина...

       Когда на моё плечо опустилась чья-то тяжёлая рука, я едва не свалилась за борт, рванувшись вперёд. Так же резко обернувшись, я наградила стоявшего позади Хорхе настолько диким взглядом, что он невольно отшатнулся и едва не уронил фонарь. Жуткий боцман с рваным шрамом на щеке, всегда злой и недовольный, которого я всегда старалась обходить десятой дорогой, теперь сам смотрел на меня не особо храбро.

       — Ты какого демона здесь делаешь, девчонка? — нахмурившись, буркнул он и сжал моё плечо ещё сильнее.

       — Руку уберите! — Я вырвалась и грациозно шлёпнулась на палубу. После ужасного не-сна любое вторжение в личное пространство подсознательно воспринималось мной, как угроза. — Воздухом дышу!

       — Проваливай. Тебе тут не место. — Хорхе без церемоний сгрёб меня за рубашку и потащил обратно в каюту. Ворот стянуло так туго, что у меня даже дыхание перехватило. — Ты слишком много себе позволяешь, знай место.

       Я и раньше догадывалась, что не особо ему нравлюсь, но подобной грубости определённо не заслужила. Даже Жан казался галантным кавалером на фоне эльда. Этот тип же был настолько зол непонятно на что, что с него бы сталось швырнуть меня за борт, попади вдруг вожжа под хвост. Поэтому, прикусив язык, готовый говорить гадости в ответ, и терпя нехватку воздуха, я семенила следом. Быстрее дойдём — быстрее отпустит. И сгинет куда-нибудь. Надеюсь.

       Родриго вырос на нашем пути так неожиданно, что я успела вновь попрощаться с жизнью. Этой ночью нервы начинали сдавать из-за любого шороха.

       — Что удумал? — Старпом решительно перехватил руку боцмана, и я наконец смогла вздохнуть полной грудью. И благоразумно отшатнулась подальше от них обоих, чтобы отдышаться и куда-нибудь сбежать.

       — А не видно?

       — Не тронь девчонку. — Родриго нахмурился, в его чёрных глазах полыхнула непривычная угроза, и я удивилась, увидев его с такой стороны. Раньше он казался вечным весельчаком, неисправимым балагуром, не склонным к конфликтам... Впрочем, о чём это я? Старший помощник на корабле — не то бремя, которое доверят несерьёзному человеку. Он ведь и должен быть таким... внушительным, похожим на ощерившегося волка.

       — А, — Хорхе премерзко осклабился. До чего же неприятный человек. — Защита подстилки капитана — долг его верного пса?

       Неприятный человек? Козёл он!

       Хорхе бросил на меня взгляд, полный такого презрения, что я почувствовала, как внутри закипает гнев, на сей раз загоняя страх на задворки сознания. Так вот кто является подстрекателем сальных шуточек и пошлых замечаний в мой адрес со стороны команды!

       Разозлилась. Очень разозлилась. Но промолчала — и так по глазам понял, что мнение у меня о нём не самое высокое. А если начать открыто огрызаться, неизвестно, чем всё это закончится. В том, что я на борту никто, он как раз прав. И быть причиной невнятного конфликта — дело неприятное. То есть, причиной был таки боцман, я — лишь поводом, но результат одинаково досадный.

       — Следи за языком. А к ней не приставай. — В голове старпома звенела сталь. Звонкая, опасная.

       — Шлюху я и на берегу найду. — Хорхе поморщился и, круто развернувшись, зашагал прочь. Как ещё не плюнул в меня — удивительное дело. Жаль, что я на самом деле не ведьма — сглазила бы с удовольствием.

       Но на всякий случай недобро зыркнула негодяю в спину — а вдруг сработает?

       Родриго было рванулся за ним, но я со страшными глазами вцепилась в его локоть. Пусть этот гад проваливает, век бы его не видеть. И не слышать. А там, быть может, и «сглаз» сработает.

       — Ты в порядке?

       Я закивала:

       — В полном. Спасибо вам.

       — Не за что, — он расплылся в улыбке и отвесил шутливый поклон. — Приказ капитана беречь русалочку — закон! Я провожу тебя до каюты. — Передо мной вновь был старпом-балагур, с виду весёлый и безобидный. С виду. Честно признаться, другая его ипостась производила впечатление куда большее, чем Хорхе, хоть и меньшее, чем капитан Торрегросса. Этот-то всем демонам демон, когда не в духе.

       Я уставилась на старпома щенячьими глазами. Только не в каюту, там же Марина! И тут же задалась вопросом, а куда тогда, собственно? Учитель пташка не ранняя и обычно засиживается до глубокой ночи — он не сильно обидится, если я вдруг к нему вломлюсь. Может, даже изъявит желание продолжить последний урок.

       От Родриго не укрылась волна сомнений, блуждающая по моему лицу:

       — Не спится?

       — Да. Я, пожалуй, навещу синнора Хайме.

       — О, так старик сейчас на камбузе. Пошли.

5

_____________________________________________

Авторские примечания:

¹ Летоисчисление в Лиатаре ведётся от Сотворения Мира. Полагают, что в далёком прошлом имела место серьёзная война или глобальная катастрофа, после которой человечество вступило в новую эпоху, её начало и именуется Сотворением Мира.

Год делится на 12 месяцев по 30 дней; между 30 числом месяца Омелы и 1 числом месяца Лилии есть день, именуемый Переломным, во время которого празднуется наступление весны и Нового Года. Далее приведены названия месяцев с начала года до конца: месяц Подснежника, месяц Ландыша, месяц Гвоздики, месяц Тюльпана, месяц Сирени, месяц Георгина, месяц Шиповника, месяц Камелии, месяц Пиона, месяц Омелы, месяц Лилии, месяц Розы.

² Альбиор - большое государство на востоке материка, имеющее выход к трём морям.

³ Бермей - порода короткошёрстных служебных собак, выведенная в Альбиоре, в баронстве Марингенн; крепкая, когтистая собака, выше среднего роста, обычно чёрного с рыжими подпалинами окраса.

⁴ Авестра - воинственный сосед, граничащий с Альбиором на западе и северо-западе. Большую часть границы на западе составляет естественная граница - непроходимые горы, но за равнинные угодья, богатые золотом и железом, соседствующие королевства воюют многие века.

⁵ Руэн — юго-восточное государство, не имеющее сухопутной границы с Альбиором.

⁶ Взывать напрямую к Творцу религия не позволяет, ибо Он слишком велик, чтобы снисходить до простых смертных. Разрешено обращаться к Его «помощникам», именуемым Высшими Силами, или к конкретным святым, покровительствующим определённым территориям. Святой Альбин — покровитель Альбиора; Святой Анхель - покровитель Винтермарена, Исемиды, Бьёрнхейма; Святой Теодор — покровитель Авестры; Святой Ротгер — покровитель Элфета, Альхе, Оданы; Святой Дамиан — покровитель Роны, Дарфа, Ортоса; Святой Роман — покровитель Араниса; Святой Феофил — покровитель Тиверии, Артемизы и Линарии; Святой Мартин — покровитель Альмерии и Авэллы; Святой Александр — покровитель Меара, Эльды, Руэна.

⁷ Авэлла — государство, граничащее с Альбиором на юге.

⁸ Дан (ж.р. данна) - обращение или форма вежливого упоминания, обычно употребляется вместе с именем. К примеру, «дан Генрих», «данна Генриетта».

⁹ Виллебеон — тюрьма для провинившихся дворян.

¹⁰ Кассинэль — богатая провинция на юго-западе, через которую проходит граница с Линарией.

¹¹ Линария — государство на северном побережье Адрианова Моря, на западе граничащее с Дарфом и Артемизой, на севере — с Авестрой, на востоке — с Альбиором.

¹² Генрих I Аберкроне, по прозвищу Завоеватель (2741-2794 г.г. от С.М.) — Великий Герцог Айзерлау (с 2750 г.), первый король Альбиора (коронован в 2783 г.), один из крупнейших политических деятелей Двадцати Королевств, организатор и руководитель завоевания айзами территорий нынешнего Альбиора, на месте которых ранее располагались семь суверенных государств.

¹³ Меар - государство на юго-востоке материка, не граничащее с Альбиором на суше, но претендующее на господство в море. После «агаронской кампании» (3260-3262 г.г.) Меар лишился части территорий, прилегающих к побережью Моря Штормов, в пользу Авэллы и Альбиора.

¹⁴ Эвбея - крупное островное государство на востоке за Морем Штормов. Несмотря на прошлые затяжные войны за острова, нынче Эвбея поддерживает торговые отношения с Двадцатью Королевствами.

¹⁵ Вольники — жители Вольных Земель, о которых жителям Двадцати Королевств пока мало что известно. Вольные Земли включают в свой состав большую часть Тысячи Островов и большой материк по ту сторону Моря Штормов и Вольного Океана.

¹⁶ Согласно господствующей в Двадцати Королевствах монотеистической религии, Падший (Нечистый, Проклятый) — антагонист Творца, создавшего мир и всё живое, обладает разноцветными глазами, поэтому люди с «меткой» считаются отмеченными нечистой силой. Раньше к «бесовскому знаку» относились, как к проклятию, к моменту описываемых событий религиозное бешенство поутихло, но некоторые суеверия остались.
¹⁷ Титул дворянина был привязан к землям, которыми он правил. Фамилии достаточно древних родов могли совпадать с названием «закреплённых» за ними земель. Сыновья дворян использовали второстепенные титулы отца, за неимением такового сыновья и внуки могли использовать титул на ранг ниже отцовского с той же основной частью - сын герцога титуловался маркизом, сын маркиза - графом и т. п. Женщины до замужества носили титул отца, после — титул мужа. Т.е. жена и незамужняя дочь конкретного аристократа использовали одинаковый титул.

¹⁸ Высший воинский чин. В то время как маршалами назначали одновременно несколько человек, Главный Маршал был только один и остальные маршалы подчинялись ему. С 2885 года звание Главного Маршала носит король.

¹⁹ Винтермарен - северный сосед Альбиора.

²⁰Адемар - северная провинция на границе с Авестрой.

²¹Алегарский халифат — крупное государство за восточными морями.

²²Тант — золотая монета.

²³ Бейса — крупный приморский город Алегарского халифата, разрушенный в 3233 году от С.М. совместными усилиями Объединённого Флота Альбиора, Авэллы и Эльды.

²⁴ Стилизованное изображение Солнца — Всевидящего Ока Творца.

²⁵ Эстерия - город-государство на границе Альбиора и Авэллы, расположен на побережье Адрианова Моря.

²⁶ Впрочем, на тот момент Восемнадцати, поскольку междоусобицы ещё не заставили Эльду и Руэн отделиться от Меара.

²⁷ Сангра - город оружейных мастеров, располагавшийся на территории нынешнего Руэна; уничтожен в результате набега воинственных султанов Алегара.

²⁸Аранис — островное государство на западе, за Закатным Морем.

²⁹ Каперы - частные лица, которые с разрешения верховной власти воюющего государства использовали вооруженное судно (также называемое капером) с целью захвата купеческих кораблей неприятеля либо нейтральных держав. То же название применяется к членам их команд. Поскольку Авэлла и Альбиор — государства союзные, авэллийским кораблям было позволено бывать в портах альбиорских городов. При уплате соответствующих налогов, разумеется.

³⁰Ют - кормовая часть верхней палубы судна.

³¹Квартирмейстер - выборочный командир, мало чем уступавший капитану и выполняющий функцию его старшего помощника. Квартирмейстер следит за кораблем, уступая командирские полномочия лишь на время боя. Кроме того, квартирмейстер смотрит, что из трофеев следует взять на борт, что бросить в море, какой из захваченных кораблей включить в состав эскадры, а какой отправить на дно.

³²Исемида — государство, граничащее с Альбиором на севере.

³³ Луэн — серебряная монета.

³⁴Квартердек - приподнятая часть верхней палубы в кормовой часта судна.

³⁵Серой Долиной в Двадцати Королевствах зовут некое место, куда попадают неупокоенные души людей, которые либо были слишком привязаны к земной жизни, либо не завершили какое-либо дело. Например, сведение счётов со своим убийцей. При достаточно сильном желании повидаться с убийцей или вернуться на грешную землю души могут покидать Долину, обращаясь в призраков.

³⁶ Агирна - столица Авэллы.

³⁷ Вайткасл - столица Авестры.

³⁸ «Курами» в рядах альбиорской армии презрительно называют авестрийцев, на гербе которых изображён грифон, вызывающий нелицеприятные для правящей династии ассоциации.

³⁹ Хильде — крупная река на севере Альбиора.

⁴⁰ Вирд — небольшой город на юго-восточном побережье Альбиора.

⁴⁰ Вирд - небольшой город на юго-восточном побережье Альбиора.

⁴¹ Эрхе — карточная игра, аналог земного покера. Зародилась в Альбиоре во времена Генриха Завоевателя.

⁴² Ночь Мёртвых — ночь с тридцатого числа месяца Камелии на первое число месяца Пиона, праздник, корни которого теряются в веках. Время Ночи Мёртвых не принадлежит ни прошлому, ни будущему. В эту ночь Грань между миром живых и мёртвых столь тонка, что последние, переступив её, приходят на землю и бродят среди живых. Древние обретают в это время невероятную силу и спускаются с Холмов. Рискнувший отправиться в путь в Ночь Мёртвых может прийти за Грань или столкнуться с Охотой Салемхейнн. Для того чтобы уберечься от Приходящих с Холмов и духов, в Ночь Мёртвых на двери домов вывешивают кошачьи кости. Как посредники между Мирами, духи кошек должны отпугивать холодную кровь и оберегать людей.

Ходит поверье, что в это время умирают люди, нарушившие Заповеди Святого Анхеля.

⁴³ Салемхейнн, Охота Салемхейнн — свита одной из Старших Дивного народа. В Ночь Мёртвых Салемхейнн мчится по небу и земле на вороной лошади, собирая души мёртвых и забирая в услужение Древним заблудившихся путников. Заговорившего с Охотниками ждёт неминуемая смерть.

⁴⁴ Синнор (ж.р. синнора) - обращение или форма вежливого упоминания в Меаре, Эльде, Руэне.

⁴⁵ г. Ранада — столица Эльды.

⁴⁶ г. Мирия — столица Руэна.

---

Комментарии: 14, последний от 09/06/2015. © Copyright Грабовская Ксения (wind_of_north@mail.ru) Размещен: 01/10/2013, изменен: 03/07/2015. 481k. Статистика. Роман: Приключения, Фэнтези

Ваша оценка: не читать очень плохо плохо посредственно терпимо не читал нормально хорошая книга отличная книга великолепно шедевр

---

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"