Саша Белых спал до трех. Он не слышал последних известий по радио, хотя приемник в его маленькой кухоньке был включен постоянно, и он не знал, что городок обрастает слухами, как Робинзон волосами. Единственное, что зафиксировал его уставший мозг несколько часов назад, когда Саша упал на кровать, это непонятное чувство тревоги. "Что-то у них начинается", - подумал журналист и провалился.
Встав с постели в три часа дня, он принял душ, приготовил себе нехитрый завтрак-обед из трех яиц и бутерброда с ветчиной, съел его, сварил кофе и только тогда услышал голос Севы Рахманова:
- Здравствуйте, дорогие недоделанные земляки и гости нашего славного поселка! Пятнадцать-тридцать на моих настенных часах, погода за окном студии вполне ничего себе - плюс 15 градусов! Ветра практически нет, дождей тоже не предвидится, так что настроение у вас должно быть приподнятое. А чтобы оно поднялось еще выше, скажу, что сегодня вечером на стадионе "Стрелец" состоится концерт, в котором выступят Полторы Звезды со своей новой стандартной программой. Начало концерта в 20 часов. А сейчас я выполню заявку одного из наших слушателей. Григорий Нечепорук хочет поздравить свою двадцатилетнюю внучку с первым раскрытым убийством и просит поставить для нее песню в исполнении Эминема. С удовольствием выполняю заявку. Специально для Насти Нечепорук поет группа "Любэ". Как говорится, не выпендривайся, слушай "Валенки".
Саша покачал головой:
- Ну и порядки тут у них.
Взяв кофе с собой, он вернулся в комнату, уселся в кресло перед окном. Хозяин не соврал при первой встрече - за окном действительно открывался изумительный вид: синяя лента реки, лодки рыбаков, желто-зеленая стена леса на противоположном берегу. Идиллия. "Когда закончим это дело, - подумал Саша, - попробую заняться чем-нибудь более продуктивным, чтобы здесь навеки поселиться. Только что бы такое сделать?".
Глядя на мир за окном, он замечтался о миллионах поклонников, о положении в обществе, о светских приемах и труде на благо общества в свободное от отдыха время. Единственное, о чем ему не мечталось, так это об общепринятом способе достижения такого счастья. Ему не хотелось становиться частным детективом и раз в квартал бегать по Столице, изображая собаку, натасканную на поиск героина, но, к сожалению, все остальные способы пока были малопродуктивны.
Он сделал глоток из кружки, повернулся к журнальному столику. На нем лежал чистый лист бумаги. Саша взял карандаш и начал рисовать.
Так, что мы имеем? Детективная элита пьет водку, гуляет и не замечает, как одного из них пристреливают прямо под носом, закручивая ноги на вешалку. Реакция на убийство просто потрясающая: какой-то ленивый ступор, светский треп и упоминание о загадочном Манускрипте и его Хранителях. Загадочное послание о поллитровках остается без внимания. Такое ощущение, что перед ними только что разыгралась одна из тех якобы "драм", которые им приходилось распутывать на работе. Впрочем, так оно и есть - все то же самое, только в качестве жертвы выступил один из них.
Далее. Они оставляют Настю в доме одну, нисколько не беспокоясь о ее безопасности. Никому и в голову не приходит, что убийца может быть рядом. Они уезжают, Настю режут как корову, и это вновь производит на них странное впечатление. Что вообще происходит?! Кто есть кто в этой сумасшедшей компании?
Саша нарисовал первую рожицу. Кривую, как на картинках в журнале "Мурзилка". Пусть это будет Туркменский. В меру серьезный, в меру безответственный тип. Очевидно, носит маску, поскольку в сериалах (книг о нем, увы, написано ничтожно мало) он выглядит иначе. В смерти представительниц женской гвардии детективов он вряд ли заинтересован, поскольку никак с ними не пересекается, у них совершенно разная весовая категория. Сочувствовать, видимо, он тоже не научился. Циник. Такой вряд ли будет убивать. К тому же, он был с ними в "Агате", когда позвонила Евросинька и сообщила об убийстве Насти.
Саша перечеркнул его рожицу и нарисовал рядом другую, и она получилась более утонченная. Посмотрев на свою работу, Саша подрисовал новой рожице внизу пару сисек.
Маша Перфильева. Слишком глупа, чтобы самой смоделировать такое сложное убийство. Следует за своим Создателем шаг в шаг, часто с ним созванивается, прислушивается к каждому его слову, инициативу не проявляет, поскольку абсолютно на нее не способна. В ближайшие годы, если ее саму не прихлопнут, так и будет бегать по кругу, как заведенная механическая мышка. Нет, Перфильева решительно отпадает.
Саша подрисовал женской рожице еще пару сисек по окружности. Получилась наполовину ободранная ромашка.
Это Евросинька. Об этой вообще ничего сказать не могу. В работе не видел, а судя по отзывам и по ее собственному поведению, такая же подневольная труженица - куда пошлют, туда и пойдет. Нет, опять не то.
Следующая рожица, которую нарисовал Саша, получилась похожей на кусочек сушеного банана. Пусть это будет Настя Кирпичная. С ней вообще все просто, она сама убита, и первая версия, которая напрашивается, - ее убили, чтобы вывести из игры недюжинные аналитические способности. Ввиду отсутствия других эта версия выглядит вполне адекватной. Настя могла, не вставая с кресла, распутывать сложнейшие головоломки, и если учесть, что кофе у нее в доме было больше, чем дерьма за баней, то она могла бы что-нибудь нарыть уже к утру. Вот ее и грохнули не отходя от кассы. О другой версии думать не хотелось, потому что если Хозяин прав, и кто-то начал убирать детективов одного за другим, то дела совсем плохи. Скоро может образоваться еще один труп, и тогда уже дело перерастает в политическое.
Собственно, вот сам Хозяин, Сергей Николаевич Кунц (Саша нарисовал круг, но в него поместил не рожицу, а звезду). Непонятный и скользкий тип. Серьезен, деловит, подтянут, энергичен и всегда в белом при любой погоде. Для него потеря бойцов должна быть крайне болезненна, поскольку каждый из этих "аристократов сыска" приносил ему колоссальный доход. Убери одного, второго, третьего, и рынок провиснет, поскольку на их место новых звезд быстро не найдешь. Почему же он так странно себя ведет, что-то скрывает, отмалчивается? Непонятно.
Саша бросил карандаш на стол. Были еще Пандоров, Ваня Кукушкин с внезапно покрасневшими глазами, Пес и эти две Иронические Сумасшедшие, но он не знал, что с ними делать. Любой, кого не было ночью в "Агате", мог грохнуть Настю, а мотивов до сих пор нет. Зачем убивать себе подобных, с которыми тебе нечего делить?
Саша допил кофе и снова посмотрел в окно... и от неожиданности вздрогнул, чуть не уронив кружку.
У изгороди стоял человек и буквально пожирал его взглядом.
Отец Онуфрий принимал хозяина ресторана "Агата" в своем доме в Элитном Квартале. Вторая аудиенция была назначена на половину четвертого, но Игорек явился раньше времени, чего за ним ранее не наблюдалось. Онуфрий решил, что молодой бесстыдник все-таки становится на путь истинный.
Хозяин дома предложил гостю сесть на диван в гостиной. Оглядывая более чем роскошное убранство комнаты, состоящее из антикварной мебели и дорогих икон на стенах, Игорек заметно нервничал. Кое-кто из горожан мог видеть, что он приезжает сюда уже второй день подряд, и наверняка сделал соответствующие выводы.
- Почему бы нам не встречаться в вашей часовне? - спросил он, покусывая ногти. - Хватит мне вчерашних зевак, люди невесть что могут обо мне подумать.
- Не принимай близко к сердцу, - спокойно ответил Онуфрий. - Те, кому не дано увидеть свет истины, пусть блуждают в потемках, а остальным не нужно ничего объяснять. Ты пришел в чистый дом.
Игорек посмотрел под ноги.
- Да, пахнет "Пропером".
- Дурак ты, - заметил отец Онуфрий и, поправив жалюзи на окнах, опустился на диван рядом с гостем. - Принес?
Игорь полез в карман. На лице не дрогнул ни один мускул, хотя душу его обуревали самые противоречивые чувства. "Господи, пусть все получится, иначе я труп!", - думал Игорь.
- Отбрось сомнения, - промурлыкал Онуфрий и положил руку ему на плечо, - благое дело делаем, сын мой.
- Вашими благими делами, Олег Иваныч, дорога выстлана в сортир.
- Не богохульствуй, паршивец, епитимью наложу, будешь у меня огород пропалывать.
Игорь, наконец, выдернул из кармана большой конверт с пожеванными углами. Бросив на него прощальный взгляд, полный необъяснимой скорби, парень положил концерт на диван и отодвинул от себя.
- Молодец, сын мой, ты нашел правильного компаньона. Я не думал, что...
- Мне плевать, что вы думали.
Онуфрий взял в руки конверт, попытался распечатать, но потрепанная на вид бумага не поддавалась.
- Она прорезинена, - пояснил Игорь, - берег содержимое как собственные яйца. Возьмите ножницы.
Онуфрий последовал его совету, подошел к столу, взял ножницы и быстро вспорол упаковку. Из конверта выглянула тонкая стопка фотографий, всего штук десять.
- Так мало? - удивился батюшка. - Я полагал, их будет больше.
- Я не агент "Моссада", у меня нет профессиональных навыков. Этого вполне хватит.
Онуфрий вынул фотографии, бегло их пролистал на свету возле окна. Судя по выражению лица, остался вполне доволен.
- Насчет агента ты скромничаешь, сын мой. Сделано на высоком уровне, это я тебе как бывший фотограф-любитель говорю. - Онуфрий помахал стопкой у лица, как веером. - А скажи-ка мне, сынок, с чего ты вдруг принялся их снимать?
- Еще раз назовете меня сыном, я сдамся оригиналу вместе со снимками, да еще и вас сдам. - Игорь поднялся с дивана, почесал отсиженную задницу. - Я их никуда специально не готовил, держал просто на всякий случай. Знаете ведь, что с нашим руководством нельзя играть по правилам.
- Истинно так.
- Ну вот я и напечатал несколько штук, спрятал в сейф. Мысль использовать их пришла ко мне совсем недавно.
Онуфрий улыбнулся по-отечески ласково.
- А как вы собираетесь поступить? - спросил Игорь.
- Они займут свое почетное место во всей этой истории, дружище. Сыграют, так сказать, роль контрольного выстрела.
Игорь кивнул. Он избегал смотреть священнику в глаза, все время шарил взглядом по ковру. Ему казалось, что в глазах у Онуфрия черти играют в барабан, прыгая на чьих-то костях, и если он посмотрит туда, черти его заметят и затащат на сковородку.
- Надеюсь оказаться на лучших зрительских местах, когда настанет финал, - сказал Игорь. - Ну, я пошел?
Когда Игорь был уже у порога, священник бросил напоследок:
- Не вздумай сменить телефонный номер.
Перед тем, как выйти со двора на улицу, Игорь огляделся вокруг. Хотя маленькая улочка, на которой стоял двухэтажный особняк Онуфрия, была не очень плотно заселена, даже одного рассеянного взгляда какого-нибудь миллионера, отдыхающего на веранде, хватило бы, чтобы Игорь больше никогда не показывал носа в этой части Недоделкино. Дело в том, что отец Онуфрий лишь совсем недавно объявил конкурс на лучшую "социальную ответственность", и немногочисленные местные бизнесмены крайне вяло соглашались отмывать свои запачканные в девяностых годах физиономии с помощью освященных лосьонов. Владельцу ресторана "Агата" посчастливилось загреметь под компанию, и он не хотел становиться поводом для сплетен. Половина бизнесменов в этом городке предпочитала иметь дело с Кунцем, половина переметнулась к Онуфрию, и Игорь становился последним камешком, который перевешивал чашу весов в сторону местного патриарха. Удовольствие, надо сказать, весьма сомнительное, но кто знает... может, выгорит.
Усевшись в свой "Субару", он закурил и включил магнитолу, настроенную на волну "Трэш FM". Сева Рахманов крутил группу "Любэ", что Игоря немало удивило: он слышал эту же песню, когда ехал сюда. Похоже, у радиоведущего совсем поехала крыша.
Докурив сигарету и выбросив окурок в окошко, бизнесмен завел двигатель и рванул с места, как на гонках "Париж-Дакар". В изгородь онуфриевского двора полетела щебенка.
Туркменский стоял на тропинке перед домом Саши Белых и пожирал хозяина взглядом. У Саши одновременно похолодела спина и вспотел лоб - настолько неожиданным было появление этого человека в здешних местах, тем более с таким "обворожительным" взглядом. Туркменский, похожий на героя вестерна, будто рассматривал врага перед решающим броском с "кольтом" наперевес.
Взаимное созерцание продолжалось около минуты. Наконец, нервы Саша не выдержали, и он взмахом руки предложил Туркменскому войти в дом. Тот воспользовался предложением незамедлительно. Пока он шел к дверям, Саша успел сбегать на кухню и выпить стакан холодной воды из крана.
Туркменский не стал звонить и стучать, сразу открыл дверь и вошел в прихожую, отбросив массивную тень на пол.
- Не ждал? - спросил он, протягивая руку. - Можешь не отвечать, я знаю, что не ждал. Ты не бойся, я не надолго, есть тема для беседы.
Саша молча кивнул, приглашая гостя пройти.
- Кофе есть? - спросил Туркменский по дороге в комнату.
- Есть. Тебе с сахаром и сливками?
- Нет, мне с коньяком и, например, салатом оливье. Бутерброды тоже сгодятся. Я, понимаешь, с утра, как у Настюхи были, ничего не жрал... Кстати, почтим ее память стоянием.
Женя остановился возле дивана и замер в позе футболиста, отражающего штрафной удар.
- Аминь, - сказал он после небольшой паузы и тут же со вздохом наслаждения плюхнулся на диван. Взгляд его уже не был таким суровым и голодным, каким показался раньше. - Так вот тут ты, значит, и живешь, Санчо. Ага, вон как, надо же...
Оставив гостя разглядывать свое жилище, Саша ушел на кухню готовить кофе и бутерброды. Он примерно представлял, зачем явился Туркменский и почему явился именно сейчас. С первых минут знакомства он не оказывал ему особого почтения и даже относился с подозрением, но после минувшей муторной ночи, видимо, изменил свое мнение. Впрочем, о здешних обитателях ничего нельзя сказать однозначно, народ тут более чем странный.
Вернувшись в комнату, Саша застал Туркменского за чтением своей бумажки со схемой. На лице Жени поигрывала ухмылка.
- Тренируешь мозги, - заметил он, - похвально, похвально. Пандоров нашел бы в тебе родственную душу. Который из этих уродов я?
- Вон та перечеркнутая тыква.
Туркменский рассмеялся.
- Так ты меня вычеркнул? Ну, спасибо, Санчо, за доверие, порадовал, порадовал. Я почему-то сразу подумал, что ты не так прост, каким пытаешься показаться. Кстати, кто тебя к нам забросил и с какой целью?
Саша не ответил, молча поставил на журнальный столик чашку с кофе и блюдце с бутербродами. Женя на них даже не посмотрел.
- Не хочешь отвечать, не надо, мне не интересно, кто ты и откуда.
- Совсем?
- Угу, с небольшой оговоркой. Мне нужно знать только одно: ты лицо нейтральное или в чем-то заинтересованное?
- Пока нейтральное.
- Пока?
- Да. Ближе к развязке начну думать, с какой стороны баррикад окопаться.
Туркменский покачал головой и все же соизволил протянуть руку к чашке.
- Не прост ты, Санчо, ох не прост. Вот как раз насчет развязки я и хотел с тобой потрещать. Я только хотел узнать сразу, стоит ли с тобой откровенничать. Если выяснится, что ты с Николаичем заодно, то после разговора я тебя лично пристрелю.
- Спасибо. - Саша уселся на диван рядом с гостем. - Рассказывай.
Женя хлебнул кофе, громко, как ребенок, который решил достать маму, отказавшуюся выставить на стол вазу с шоколадными конфетами.
- Короче, Сань, эти сегодняшние убийства непростые. Они вписываются только в одну схему и имеют только один контекст: наши ряды снова начинают чистить.
- Кто и почему снова?
- Кто именно держал пистолет, я пока не знаю, но снова - потому что подобное уже было лет десять-пятнадцать назад, в начале и середине девяностых...
Хроники Недоделкино:
Быки, Амнезия и Волшебная Коробка От Ксерокса
краткое литературное изложение рассказа Евгения Туркменского
(наиболее резкие определения и характеристики тщательно отредактированы,
фактологический материал дополнен)
Кто и когда заложил первый камень в основание первого дома поселка Недоделкино, доподлинно не известно. Историки не нашли никаких документальных свидетельств. Некоторые полагают, что дело началось при первопечатнике Иване Федорове, но есть и мнение, что поселение основано где-то в глубокой древности, в те самые времена, когда человечество только-только научилось царапать камнями по стенам пещер. В любом случае надпись "Основан в 19... году" на рекламном щите, установленном на Мухосранском тракте, была всего лишь дежурной отпиской (дескать, не приставайте с расспросами, мы сами не знаем). Следовательно, и о людях, обитавших в Недоделкино даже в начале и середине двадцатого века, известно ничтожно мало.
Новую историю городок ведет с восьмидесятых годов. В те времена Недоделкино населяли довольно невнятные (по нынешним стандартам) граждане. Элиту составляли те, кто знал слова типа "отнюдь", "клерикализм" и какая-нибудь "духовная экзистенция". То есть это были такие утонченные рыла, которые гадили исключительно нектаром. Чтобы получить вожделенную недвижимость на берегу реки Болотка, им приходилось облизывать такое количество ягодиц, отирать такое количество кабинетов, что современному малому бизнесу показалось бы, что у него просто режим крайнего благоприятствования.
В частности, человек, который претендовал на гражданство, должен был:
а) иметь правильную социальную позицию ("Недоделкино - рай на земле, здесь всегда хорошо, а если где-то местами не очень - то это либо мировая закулиса, либо "кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет");
б) не угрожать основам конституционного строя;
в) в совершенстве владеть русским языком - языком Пушкина, Толстого, Ленина и Кобзона;
г) быть членом Профессионального Союза и регулярно отчислять на его счета членские взносы;
д) не пить, не курить, не материться, не сношаться без особой на то надобности;
е) верить в светлое будущее.
Только при соответствии всем этим требованиям человек мог получить шанс поселиться в этом Эдеме. И не важно, кем он был по социальному статусу - рабочим, домохозяйкой, ученым или полковником милиции - и не важно, чем он занимался, будь то расследование ограбления сберкассы, поднятие целины или выполнение пятилетнего плана по валенкам - лишь бы имел "правильную социальную позицию". Немудрено, что в результате столь тщательного отбора жизнь здесь была как в чулане, провонявшем нафталином и портянками.
Но, к счастью, были и маргиналы, которые ни в грош не ставили все эти нормы недоделкинской морали, но тем не мене были чертовски талантливы. Они обустраивали временные хижины вокруг поселковой ограды, не особенно стремились пролезть внутрь (хотя, к слову сказать, некоторым это каким-то образом удавалось - например, космическому рейнджеру Антону Муратову) и вели свою собственную жизнь, полную самых ярких красок. Их неоднократно пытались разогнать с помощью водометов и резиновых палок, но они снова возвращались. (Кстати, позднее эти несанкционированные постройки вошли в черту городка).
В те времена Евгений Борисович Туркменский только начинал, был мальчишкой-стажером в прокуратуре. Он ошивался в Недоделкино вечерами, бродил по улицам, заглядывал в окошки и видел, как "утонченные рыла" посреди перестроечного голодомора намазывали на хлеб красную икру. Он денно и нощно думал, что же ему нужно сотворить, чтобы сидеть с ними за одним столом, но ничего не мог придумать.
Все решил случай. Одно из сытых утонченных рыл - кажется, это был какой-то Член Союза и даже коммунист с большой духовной экзистенцией - решил приютить хорошего парня Женю на недельку. Он даже сказал что-то вроде "Давай, покажи, чего умеешь, салага".
И Женя показал... Чуть не нашел золото партии, сумев разглядеть в черном квадрате Малевича географическую карту с указанием золотоносных мест. Словом, прошелся турецким маршем по интеллигентским мозгам и в результате получил собственное жилье. Сначала Туркменский снимал комнатку в коммуналке, и соседями у него были почти такие же молодые милиционеры, жаждавшие славы и новых званий. Потом Женька выкупил небольшой домик, а еще через пару лет дела пошли так, что у него появился собственный коттедж с окнами на юг, садиком и бассейном.
Как говорится, жизнь наладилась. Конкуренции у Туркменского в те годы не было практически никакой, он был единственным следователем, который мог раскручивать такие громкие дела типа "партийного золота". Впрочем, его друзья и коллеги, убедившись, что в Недоделкино теперь пускают и без членского билета и иногда даже разрешают материться и сношаться, решили последовать примеру. Со временем начали подтягиваться способные ребята, стали выкупать домики, сарайчики, садики, потом под их влияние попадали уже целые кварталы. Надвигались перемены - Недоделкино потихоньку оккупировали представители правоохранительных органов.
Коренные жители - утонченные рыла - в первое время пытались возражать, и на собраниях местного актива даже ставили вопрос об ужесточении режима. Аргументация была проста: новые жители поселка не только плохо владеют русским языком, но и засоряют его, а кроме того ведут довольно аморальный образ жизни - кровь, трупы, криминал, свержение устоев. Но потуги коренных восстановить статус-кво закончились ничем. Они поняли, что навалилась новая формация, и навалилась всей грудью. Им ничего не оставалось, как просто притихнуть и попытаться хотя бы сохранить свои дачные участки в неприкосновенности.
Какое-то время все эти люди жили довольно мирно, ибо меж собой никак не пересекались. Даже выпивали вместе иногда. и разговаривали о жизни - кто как ее понимает. Но тут случилось нечто.
В начале девяностых разразилась эпидемия - коренные стали пропадать один за другим. Неизвестная науке холера косила их как траву в августе, и вскоре поселковый Холодильник уже не справлялся с нагрузкой. Причем происходило это довольно буднично: вроде бы есть человек, ходит, работает, ест, пьет и гадит, а потом в один прекрасный солнечный день - хлоп, и нет его. И дом пустой, и фамилии его никто вспомнить не может.
По городку поползли страшные слухи. Народ начал поговаривать, что это какая-то диверсия, что таким насильственным образом новые герои освобождают дома для себя и своих друзей. На очередном собрании актива (в начале девяностых эти сборища проходили все реже и реже, пока не прекратились совсем) учредили специальную комиссию, провели небольшое расследование. Около месяца эксперты наблюдали процесс изнутри и не нашли никаких следов криминала. Официальный доклад прозвучал на одном из последних заседаний актива и был опубликован в местной прессе: неизвестная науке эпидемия, так называемая атипичная амнезия...
Туркменский поначалу испугался. Он полагал, что и его может накрыть эта воздушно-капельная зараза. А загреметь в расцвете лет в один из контейнеров Холодильника ему ой как не хотелось. Впрочем, он не зря ел свой хлеб в прокуратуре. Женя напряг извилины и понял, что атипичная амнезия поражает только старожилов, причудливым образом обходя стороной новых героев. Эксперты объяснили, что у молодых иммунитет свежий, заразам не подверженный, а потому новые герои могут творить все, что душе заблагорассудится. Они и творили. И чем энергичнее, тем быстрее исчезали со своих насиженных мест старожилы.
К девяносто четвертому году молодых парней и девчонок было уже процентов 80 от общего числа жителей Недоделкино. Из денежного оборота ушли рубли, на их место пришли доллары, малиновые пиджаки и иностранные автомобили. Оставшиеся коренные "утонченные рыла" исчезали уже тихо и без шумихи...
...- И где они все теперь? - спросил Саша.
Туркменский, увлеченный воспоминаниями, повернулся в его сторону.
- Без понятия. Кто-то из уцелевших, наверно, побирается, кто-то сумел урвать хоть кусочек новой жизни, но большинство - в полной заморозке в Холодильнике.
- Их замораживают, чтобы потом реанимировать?
Туркменский изобразил что-то вроде усталой улыбки прапорщика Дыгало, подопечные которого - взвод смертников-афганцев - с десятой попытки преодолели учебную высоту.
- Когда-нибудь их реанимируют, Саня, попомни мое слово. Как говорят философы-лентяи, история движется по спирали. Пятнадцать лет назад я и не предполагал, что отец Онуфрий будет ходить по поселку с растопыренными пальцами и при каждом удобном случае говорить мне, что я низкопробная бездуховная тварь. Но сейчас он ходит и говорит, и, кажется, его никто не собирается разубеждать. Еще пару лет такой лафы, и он устроит здесь свой маленький Ватикан, или как он там у них называется.
- Это плохо?
Женя усмехнулся и ударил ладонью по подлокотнику дивана.
- Нет, Александр, это просто восхитительно!. По святой инквизиции соскучился? Давно Набокова ночью под одеялом не жрал?
Саша покраснел.
- Ты пойми, Санчо, я не против этих святош в принципе, я против того, чтобы они лезли ко мне в душу своими небритыми подбородками. Не надо учить меня Родину любить, пусть занимаются своим делом, а я, если прижмет, поговорю со своим Создателем тет-а-тет, без их назойливого посредничества. И вообще, я безбожник, что б ты знал.
Туркменский заглянул в чашку, убедился, что она пуста, и решил снова закурить.
- Тэк-с, на чем я остановился?
- На Холодильнике и новых обитателях.
- А, ну да...
...В середине девяностых Недоделкино окунулось в пучину порока. Убийства, изнасилования, бандитские разборки, отъем собственности и взяткодательство случались каждый божий день. Социальный состав населения не поддавался никакой систематизации. Какие-то недоцелованные дамы навалились грудями, заняли весь квартал на берегу Болотки, залили соплями водоохранную зону до такой степени, что "малиновым пиджакам" стало негде мыть своих "меринов". Понаехали иностранцы, которые мало что понимали в местных обычаях, но тем не менее чему-то пытались учить (как пистолет держать, как женщину любить, как семью прокормить). Все работали кто как умеет - без всяких сертификатов и, разумеется, уже без той жесткой системы отбора - но все быковали так, будто жили здесь со времен первопечатника Федорова. Новые герои размножались как тараканы. Больше всего пострадал великий русский язык - язык Лермонтова, Достоевского, Ерофеева и Алксниса. Безнадежно забыты были и "клерикализм", и "духовная экзистенция", а за "отнюдь" можно было и по зубам получить. Но зато на их место пришли "бабло", "брателло", "мочить", "впердолить" и "франчайзинг".
Впрочем, у поколения Новых Героев появились трудности и посерьезнее языковых. По городку гуляло новое инфекционное заболевание - фаст-фуд-амнезия. Новые жители Недоделкино задерживались здесь недолго. Чем круче был тип, чем громче он кричал о себе любимом, чем шустрее он занимал хороший дом с видом на городской сад, тем скорее попадал в Холодильник. Успехи были мимолетными, любовь - быстротечной, женщины - глупыми, мужчины - примитивными. Никто не замечал, что вместо вчерашнего Крутого Перца появлялся новый, вместо Червя Хрипатого со стволом по улицам прыгал Хрип Червивый, а потом и он уходил в небытие, чтобы уступить место какому-нибудь Слепоглухонемому Спецназовцу. Женщины менялись как трусы: одним вечером сидишь на лавочке с Марией, а назавтра вместо нее какая-нибудь Софья, которая только вчера приехала, а Мария уже у забора лежит, листвой забросанная и инеем покрытая...
- Как же ты уцелел в этом кошмаре? - спросил Саша.
- А я просто не рыпался, сидел тихо, шел маленькими шажками, потихоньку делал свои дела и в эту центрифугу не лез. Как видишь, сижу тут перед тобой, курю и байки травлю. Кстати, с тех времен остался еще один колоритный тип. Ты его знаешь.
- Пес?
- Он самый. Воплощение всего того, что творилось здесь десять лет назад. Поэтому он такой странный и непредсказуемый. Меняется молниеносно: сегодня он безобидный оболтус, в носу ковыряется или шестерит, как вчера у Насти, а завтра может к тебе в дом завалиться с Калашниковым и начать воевать с международным тараканизмом. Многие спецы говорили, что это у него от психических потрясений, потому что парень где только не лазил в девяностых, кого только не мочил, за что только не боролся. Вот в результате у него прицел и сбился.
Туркменский посмотрел на часы, потянулся, разминая затекшие члены.
- Переходим к главному, Саня.
- Да, неплохо бы.
- Ну так вот....
...Крутилась эта центрифуга год за годом, лица и имена исчезали и появлялись, кровь лилась рекой, как, впрочем, и водка с шампанским.
Между тем, в поселковой администрации тихо трудился в должности мелкого клерка некий Сергей Николаевич Кунц. Его занесло в поселок в начале девяностых вместе с некоей Настасьей Петровной Кирпичной. Трудились они здесь уже где-то около двух лет, больших прорывов не совершали, и в смысле перспектив дела у них обстояли не слишком радужно. Однажды за рюмкой чая, которую они вдвоем употребляли во дворе временного дома Насти, Кунц предложил совершить новый передел. Он считал, что городку нужна свежая кровь, и он знал, где ее найти.
Настя согласилась ему помочь. У нее, кстати, к тому времени был кое-какой задел - она раскрутила несколько хороших убийств, нашла и обезвредила киллера по кличке Астерикс, завалила группу порнографов-извращенцев. Она хоть и пришибленная была девушка, нелюдимая и скучная, но очень толковая. Именно она и подсказала Кунцу, что для начала необходимо получить власть, а уж потом заниматься переделом.
Кунц тогда сидел на поселковой канцелярии, поэтому владел всей необходимой информацией. Он видел, что администрацией руководит довольно малоподвижный и неизобретательный тип, который заботился только о том, чтобы заработать как можно больше денежных знаков, пока прет такая халява, а потому сдавал коттеджи в аренду направо и налево. "Живи, пока платишь, кончились деньги - до свидания" - вот по такому принципу и хозяйствовал тогдашний глава администрации. Кунц и Настя подумали-подумали и построили нехитрую схему: как только освобождается новый домик (а освобождались они регулярно), они быстро, мимо кассы и без оформления заселяют туда своего человека, более стойкого и надежного, который не исчезнет после первого же успеха и не загремит в Холодильник. Тогда у Насти нашелся протеже - небезызвестная ныне Мария Перфильева, представитель новой и еще малоизученной популяции Иронических Сумасшедших. Настя считала, что за ними будущее.
Попробовали - получилось. Маша заняла хороший дом на берегу Болотки. В следующие полгода к ней присоединились еще несколько человек. Вскоре Иронические заняли целый квартал и стали рассредоточиваться по всему поселку. Николаич брал их без оформления, никому ничего не рассказывал и за короткий срок сколотил приличное состояние. Когда подопечные Насти и Кунца уже вплотную подошли к Элитному Кварталу, их и засек глава администрации...
Кунц к тому моменту уже имел серьезное влияние. В приватном разговоре, который состоялся там же, на маленькой веранде временного дома Насти Кирпичной, он предложил председателю хорошие отступные. Переговоры продолжались несколько часов, и в результате Глава Недоделкино ушел добровольно, прихватив с собой коробку от ксерокса, набитую хрустящими ассигнациями.
Так началась эпоха правления Сергея Николаевича Кунца и повального господства Иронических Сумасшедших...
...- Подожди, подожди, - прервал Туркменского Саша, - я чего-то не пойму. Ты сейчас обрисовал вполне мирную смену режима, хотя чуть раньше говорил о том, что десять лет все-таки были убийства. Что-то не монтируется.
Туркменский замялся.
- Женя, колись.
- Ладно, уговорил. - "Важняк" снова осмотрел дно чашки, но кофе почему-то не попросил. - Началось все не так гладко, как я сказал....
...Настасья Кирпичная была хорошая и почти правильная женщина. В каких-то темных делах ее никто заподозрить не мог, но о Кунце того же не скажешь. В Недоделкино царил негласный закон - своих не трогать. Да, в городке случались кровавые драки, изнасилования, и без покойников, бывало, не обходилось, но никто не решался взять ствол или нож и убить соседа ради какого-то серьезного интереса. Убивали приезжие, да и то по глупости. Но с приходом Кунца негласное табу было нарушено.
На окраине поселка, в Социальном Квартале жил городской пьяница Адамыч. Безобидный и непритязательный мужичок, самый простой, какого только можно себе представить. Не киллер, не браток, не банкир и не сыщик, он был "завсегда с народом". Пожалуй, он-то как раз и жил здесь если не со времен Ивана Федорова, то уж Октябрьскую революцию-то застал точно. У него всегда можно было найти самогонки во времена сухого закона, травки можно было взять покурить, еще какую-нибудь продукцию, запрещенную к продаже в сельпо. Это был символ стабильности системы: пока Адамыч жив и здоров, все идет нормально.
К тому времени Сергей Кунц приручил оставшегося без дела Бешеного Пса. Этот Слепоглухонемой Придурок давно был кандидатом на утилизацию, но Кунц его пожалел и пристроил подле себя для выполнения каких-нибудь нехитрых поручений. Одно из таких поручений звучало так: "Срочно найди крепкий домик для хорошего человека из Столицы".
Неделя тогда была трудная, пустой жилплощади не наблюдалось. Пес накачался пивом в "Агате" (кстати, тогда этот ресторан назывался "Петровка"), вставил магазин с патронами в свой автомат и пошел к Адамычу "перетереть насчет хаты". Адамыч, бедолага, не привыкший к такому обращению, хотел выгнать Пса, но получил автоматную очередь...
Это был первый случай, когда убили своего. Дурной был знак. Настя, узнав о случившемся, отошла от селекционной работы, но Сергей Николаевич тогда уже прекрасно справлялся сам. Скинув прежнего главу администрации, он за пять лет сформировал принципиально новый состав жителей Недоделкино, населил его суперэффектными ироническими сумасшедшими, частными детективами, бизнесменами, банкирами и прочим, и прочим. На все эти годы воцарилась такая стабильность, при которой тихий гороховый пердеж ночного смотрителя Холодильника Семена Грабовского показался бы ураганом "Катрина". Важные персоны неприкосновенны, уважаемы и обласканы, народ попроще живет в свое удовольствие в комфортабельных домах на окраинах, всем хорошо, деньги льются на счет Кунца бурной рекой с водопадами. Но...
Туркменский поднялся с дивана, поправил свои потрепанные джинсы.
- ... Но на очередной вечеринке кто-то убивает Радиолу Барабанову, а затем и Настю Кирпичную. И если мы узнаем, кто это сделал, мы поймем, что нас ждет в самом ближайшем будущем. Ферштейн?
- Яволь. Только у меня есть вопрос.
- Задавай, пока я добрый.
- Что такое Манускрипт и кто такие Хранители?
Туркменский стал напротив Саши, сунув руки в карманы. Теперь он снова был похож на героя вестерна, готового нажать на курок револьвера.
- Хорошие вопросы, Саня, очень хорошие. Объясню в двух словах. По поселку уже много лет ходят байки, что с древних времен на нашей территории спрятан какой-то Манускрипт, в котором сказано, как уничтожить Зло.
- Какое Зло?
- Никто не знает, но Зло, судя по всему, абсолютное. Оно тоже где-то прячется, упакованное в какой-то сосуд. В Манускрипте сказано, как убить Зло, если оно выберется наружу. Вроде как убить его должен какой-то Новый Супергерой тридцати лет от роду. Точно не знаю, потому что документ хранится по очереди у нескольких человек, они передают его друг другу, но никому из посторонних о нем не рассказывают.
Саша усмехнулся. Забавная получается история.
- Женя, ты во все это веришь?
Туркменский пожал плечами.
- Пятьдесят на пятьдесят. Убийство Барабановой и Кирпичной - это не мелочь по карманам тырить. Я рассматриваю все версии.
Женя снова посмотрел на него строго.
- Ну и зачем ты здесь, Александр Белых? И главное - с кем?
- Я не знаю, Жень. - Саша отвел взгляд. - Пока не знаю. Но точно не с Кунцем.
- И на том спасибо. Ты на концерте сегодня будешь?
- А нужно?
- Да не особенно. Но ты же у нас в гостях, приходи, посмотришь, как наши проводят свой досуг.
- Тогда приду.
- Ну бывай, увидимся на стадионе!
Не подавая руки и не оборачиваясь, "важняк" вышел из комнаты.
Оставшись в одиночестве, Саша продолжал смотреть в окно. Девчонки, игравшие в волейбол, ушли из поля зрения, и только внезапно осиротевший мячик грустно пристроился возле скамейки на песчаной площадке. Саше стало его жалко.
"Черт знает что такое здесь происходит", - подумал он и потянулся к столику за своим сотовым телефоном. Откинув крышку, набрал номер 0000 и стал ждать.
Абонент не отвечал.
11
Полторы Звезды на самом деле имели вполне благозвучные человеческие имена - Саша и Валера, но это было единственное, что о них знали наверняка. Со всем остальным были большие проблемы. Во-первых, не все поклонники понимали, кому какое имя принадлежит, а во-вторых, не сразу можно было определить, кто из них женщина, а кто мужчина, и отсюда возникало множество комичных ситуаций. Бывало, приглашаешь кого-нибудь из артистов к столику выпить водки, начинаешь приставать, класть руки на коленку и в какой-то момент понимаешь, что вписываешь свою честную фамилию в списки гомосексуалистов. Или наоборот: захочешь хлопнуть артиста по плечу, сказать что-нибудь вроде "Ну что, братишка, вздрогнем?", как вдруг выясняется, что у "братишки" имеются совершенно лишние, не свойственные ему части тела. Люди посвященные давно перестали звать их за столики и пытаться склонить к интимному общению, а вот новички, видевшие Звезд впервые, еще попадали впросак.
Сами Полторы Звезды, судя по всему, не комплексовали и даже не пытались как-то обозначить на людях свою половую и иную принадлежности. Им было хорошо вдвоем, они пели и плясали на всех вечеринках и концертах, раз в месяц приносили на местное радио Всеволоду Рахманову новые песни, и Сева, хоть и со скрипом, но ставил их в эфир. Саша и Валера знали, что в Недоделкино их привилегированному положению ничто не угрожает, а потому могли сколь угодно сидеть за кулисами и затягивать начало шоу, несмотря на то, что на стадионе собралось огромное количество зрителей.
В тот вечер 11 сентября Полторы Звезды кушали дорогой коньяк и с улыбками на блестящих от помады устах внимали ропоту толпы за занавесом. Гримерку им обустроили сбоку от сцены, загородив от любопытных глаз деревянными щитами с рекламой ресторана "Агата". Стадион "Стрелец" скандировал "Пол-то-ры!! Пол-то-ры!!". Судя по мощности, на зеленом газоне собралось порядка двух тысяч человек - 60 процентов всего населения поселка - и сейчас Полторашки, как их иногда ласково называли в народе, прикидывали, что сделать с оставшимися сорока процентами, дабы они впредь не смели игнорировать новое шоу любимцев.
- А что думаешь, Сашенька, - предлагал(а) Валера, запихивая в рот кусочек лимона, - может, им перекрывать газ и воду?
- Да нет, Лерка, - отвечал(а) Саша, намазывая черную икру на булочку, - эдак они озлобятся и перестанут покупать наши диски. Ты же их знаешь, это ведь животные, им же только кушать подавай, а до искусства им никакого дела нет.
- Да нет, душка, это ты зря, право слово! Народ у нас добрый, с камушками на нас не пойдет. Просто нужно, я считаю, увеличить ротацию наших песен на радио и побольше рекламы развешивать на улицах, и тогда процент неохваченного населения будет сокращаться.
- Если мы увеличим ротацию, с камушками на нас пойдет Сева Рахманов, а камушки у него, ты знаешь, очень тяжелые.
- А вот хрен ему! На то у нас и есть Николаич, чтобы Севка не дремал... Плесни мне, душка, еще коньячку...
Так они и беседовали, наслаждаясь рокотом толпы за деревянным щитом, пока в гримерку не заглянул вспотевший от волнения управляющий ресторана "Агата" и по совместительству организатор концерта Виктор Степанцов.
- Ребята, чего так долго? - воскликнул он, отчаянно жестикулируя. - Толпа ревет, уже можно начинать!
Один из "ребят" - Степанцов полагал, что это Валера, хотя и не мог поклясться на Конституции - небрежно отвел в сторону руку, щелкнул пальцами с лакированными ногтями и томно протянул:
- Витенька, ты опускаешь нашу стоимость до неприличной цифры. Выпусти вперед Юмориста, пусть полчасика погыгыкает.
- Да вы, бл... - хотел взорваться Виктор, но вовремя спохватился. - ...Вы забыли, ребята, что Юморист выступал перед вами в прошлый раз, и в позапрошлый. У него уже шутки кончились!
- У него их никогда не было! - заметил(а) Саша и тут же состряс(ла) гримерку взрывом довольно вульгарного смеха. - Пусть расскажет им про свою тещу. "Моя теща, гы-гы-гы, вчера упала в мусоропровод, гы-гы-гы, а когда я ее достал, гы-гы, у нее изо рта торчала кралька копченой колбасы, гы-гы-гы". Ну, разве он не душка, Витенька!
Степанцов закусил губу, чудом удерживаясь от соблазна пройтись по их напомаженным физиономиям кулаком с острым перстнем.
- Он душка, конечно, но он в стельку пьян, - привел Виктор последний аргумент. - Если вы сейчас не выйдете на сцену, я снимаю с себя всякую ответственность за ваше реноме.
"Ребята" не нашли что ответить, только одновременно вздохнули. Взгляд двух пар глаз, полный вселенской скорби, упал на этикетку коньячной бутылки.
- Вы, Виктуар, мелкий ничтожный человек, - сказал(а) не то Саша, не то Валера. - Идите уж, объявляйте, да подольше.
Степанцов тут же выскочил из гримерки.
- Вот так всегда, - заметили в один голос Полторы Звезды, - никуда без нас, практически никуда. Как страшно жить...
Степанцов преувеличивал - толпа и не думала бесноваться. Напротив, основная часть зрителей, сгруппировавшаяся в центре футбольного поля, планомерно уничтожала запасы пива. Фургон с огромной надписью "Жигулевское" припарковался здесь же на беговой дорожке, и очередь к нему никогда не рассасывалась. Только небольшая группа молодых людей, человек двадцать-тридцать, стояла прямо у сцены с транспарантами и орала "Пол-то-ры! Пол-то-ры!". Больше никто не суетился.
Недалеко от фургона с пивом стояла компания вчерашних полуночников - Саша Белых, Евросинька, Маша Перфильева, Ваня Кукушкин и Туркменский. "Важняк", в отличие от своих беспечных друзей, был довольно мрачен, курил одну сигарету за другой и оглядывался вокруг.
- Чего ты озираешься? - спросил Ваня Кукушкин. - Ждешь кого-то?
- Нет, не жду, - буркнул Туркменский. - Ты, Ванятка, пей пиво и не забывай, что до туалета здесь как до Китая.
Наблюдавший за ними Саша Белых только усмехнулся. Он-то как раз догадывался, что именно гложет Евгения Туркменского в этот праздничный вечер.
- Жень, не афишируй свое настроение, - шепнул он ему на ухо, как только представилась возможность. - Может быть, ты ошибаешься.
- Я редко ошибаюсь, потому и живу здесь уже пятнадцать лет.... Ладно, черт с ним, давай возьмем по стаканчику.
- Давай.
Туркменский протиснулся к раздаче, отодвинув какого-то седовласого люмпена, и перехватил у него прямо перед носом два стакана пива. Люмпен пробовал возражать, начал было кричать, что "за свою длинную и тяжелую жизнь он заработал-таки несчастные пол-литра", но взглянув в лицо следователю генпрокуратуры, тут же предпочел заткнуться и смешаться с толпой.
- Я их отгоняю одной своей мордой, - грустно похвастался Женя, протягивая пиво журналисту. - Мне иногда даже пистолет не нужен.
- Да, страшный ты человек, оказывается.
- А то!
Саша сделал глоток и вскоре почувствовал, как тело его наполняется новой жизнью, более беспечной и легкой. Пиво было очень вкусным, наверно, тем самым классическим "Жигулевским", о неземных качествах которого он слышал в молодости. "Сейчас бы кусочек черного хлеба, и спрятаться где-нибудь за дощатым забором!" - подумал он. Саша никогда не пил пиво из трехлитровой банки за дощатым забором, но полагал, что это сравнимо с хорошим перекусом в "Макдональдсе".
- Кстати, а где у нас Пандоров? - поинтересовался он, оглядываясь вокруг. - Как ушел вчера, так его и не видно.
- Он у нас товарищ нелюдимый, если ты не заметил, - ответил Туркменский. Ему тоже заметно похорошело, на губах появилась прежняя скептическая ухмылка. - Сидит сейчас дома со своим японским Васей и занимается самобичеванием. Слышал ведь, его психическое здоровье было серьезно подкошено.
Саша кивнул, и в голову ему вдруг пришла мысль.
- Слушай, Жень, а может...
Он не успел закончить - на сцене зажегся свет, толпа восторженно ахнула, и половина пивной очереди от Фургона бросилась к сцене.
- Начинается, мля... - проворчал Туркменский.
На сцену с лучезарной улыбкой, которая могла потягаться со светом юпитеров, вышел Виктор Степанцов. Пощупав микрофонную стойку, откашлявшись в сторону, он проорал: