Мухаметова Ирина Анатольевна : другие произведения.

Островский-детектив

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  Островский-детектив, или Не сердитесь на меня, Александр Николаевич!
  В истории принимают участие герои пьес А.Н. Островского - 'На каждого мудреца довольно простоты' и 'Бешеные деньги' (Глумов Егор Дмитрич), 'Таланты и поклонники' (Великатов Иван Семеныч и Негина Александра Николаевна), 'Без вины виноватые' (Кручинина Елена Ивановна (она же Любовь Ивановна Отрадина) и Муров Григорий Львович), 'Волки и овцы' (Лыняев Михаил Борисович и его жена Глафира Алексеевна) ,'Гроза' (Борис Григорьевич), 'Бесприданница' (Паратов Сергей Сергеич), 'Последняя жертва' (Дульчин Вадим Григорьевич).
  С событий, описанных в перечисленных выше произведениях, прошло какое-то время.
  
  Шумит волжский городок! Снуют по реке туда-сюда лодки и пароходы, пристают к многочисленным пристаням и отправляются в путь дальше, а где-то далеко-далеко виднеются бесконечные леса и луга. И каждый солнечный день нарядные горожане гуляют по набережной, покупают товары в многочисленных лавках, лакомятся сладостями, смеются... Словом, хорошо летом на Волге, и, главное, что таких теплых дней в это время здесь большинство.
  Вот в такой уже клонившийся к ночи приятный денек и собирался Борис Григорьевич угощать приятелей в купеческом клубе. Повод был важный - скорая его женитьба. За щедро накрытым столом должна была присутствовать вся их веселая компания - Великатов, Лыняев, Паратов, Дульчин, Муров и Глумов, известные по всей Волге коммерсанты, или, как их еще называли, деловые люди. До этого они все были на спектакле в местном театре и сейчас только добирались до клуба.
  Сам же Борис стоял в это время со своим братом Вадимом Дульчиным у окна и смотрел на Волгу. Тот же, как всегда, просил у него денег, хотя в свое время оба брата и их сестра получили после ухода родителей причитавшиеся им доли небольшого наследства. Но сестра, сразу выйдя замуж, уехала из этих мест, а Вадим скоро все растратил. Борис же наоборот деньги старательно копил, накопленные - удачно вкладывал, поэтому имел теперь уже солидный капиталец. Словом, их положение было очень разным, но Вадима в компании все-таки терпели из-за его брата.
  Впрочем, в ближайшем времени Дульчин тоже собирался выгодно жениться на вдове Пивокуровой, и даже срок их свадьбы уже был назначен - в начале осени, но сейчас-то как жить? И все из-за его страсти к игре! Вот сколько раз Вадим себе говорил, что все, больше он не играет, но нет... Ладно хоть брат Бориска пока завтраками кормит и обеды все эти предсвадебные за его счет, ну, а потом-то что? То есть перед Вадимом Григорьевичем стоял пока абсолютно неразрешимый им вопрос, как и на что прожить лето.
  Но Борис как будто его просьбы совсем не слышал и думал о чем-то своем. Неожиданно он достал из внутреннего кармана коробочку, открыл ее, вынул оттуда дорогое кольцо и повертел им перед носом Вадима. Бриллианты на нем ярко вспыхнули. Дульчина просто перекосило! Вот бы брат этот перстенек потерял, я он Вадим его бы нашел, заложил бы и ... Как славно бы было! Вот тебе и деньги. Да еще какие! И можно было опять разок-другой сыграть, вдруг повезет... Вадим криво улыбнулся.
  - Целого состояния поди ж такая безделушка стоит?
  Борис усмехнулся.
  - Безделушка, говоришь? Больших денег, больших. Поразить невесту хотел!
  - Хотел?
  - Хочу. На днях, знаешь ведь, к ней еду. Но вот почему-то совсем никакого желания нет. Так бы здесь навек и остался! Очень мне этот городок понравился.
  - Ничего, не зря же говорят, стерпится-слюбится!
  - Нет, Вадим, не слюбится! В этом все и дело. Да что мы все обо мне да обо мне! Скоро ведь и на твоей свадьбе гулять будем.
  - Быстрей бы! Но я не страдаю, что свою жену любить не буду, мне бы только до ее денежек добраться, а там трава не расти! Эх! Всего-ничего и осталось нам с тобой, Борис, свободной жизни!
  - И будем мы тогда, братец, оба женаты. Видели бы нас наши родители. Практически ничего они нам не оставили, только внешность приятную. Но и за это им спасибо!
  - Это ты верно сказал, Борис! Что бы мы без нее делали?
  - А то! Без денег, да еще страшилища! Разве что только в цирке выступать!
  Борис захохотал, а Вадима Дульчина от этого даже передернуло. Ну, и шуточки у брата!
  - Слушай, Борис, ты мне денег-то займешь? Понимаешь, я совсем издержался, не бойся, после женитьбы все верну с процентами.
  - Конечно, вернешь, я про долги не забываю. Обязательно вернешь! Брат, сват - мне дела нет! На то мы и деловые люди! Держи!
  И Борис передал Вадиму несколько банкнот, и Вадим никак не смог скрыть от этого радость.
  - Только прошу тебя, не играй! А то знаю я тебя!
  - Не буду, Бориска! Обещаю.
  - Я сегодня добрый.
  - С чего это?
  - А вот с чего! Мне сегодня на набережной одна цыганка встретилась.
  - Цыганка? В белом платке?
  - Ты ее тоже видел?
  - Издалека. И что же она тебе, Борис, нагадала?
  - Она мне про прошлое рассказывала и, знаешь, всю мою душу растревожила.
  - Чем же?
  - Сказала, что знает, что из-за меня женщина замужняя погибла.
  - Это она про Катю, что ли? Про Кабанову? Про ту, которая из-за тебя с обрыва в Волгу кинулась?
  - Да, про нее, только она имя ее не назвала.
  - Ну, это цыганка могла и сочинить! А ты, небось, ей еще и денег дал?
  - Дал. Но откуда ей про меня правду знать?
  - Как откуда? Ты вон какой красавец, сразу видно, что в тебя много раз девушки влюблялись.
  - Не скажи! Уж очень она все точно говорила, как будто своими глазами видела, у меня даже сердце зашлось. Эх, Катя, Катя, нет тебя, а я вот жениться собираюсь... Но, веришь, брат, я ее не забыл, до сих пор помню, какой она лежала на земле, когда ее из воды достали.
  - Ой, брось! Что ж тебе все жизнь одиноким быть? Тот же Паратов Сергей Сергеич уж как по Ларисе убивался, которую из-за него застрелили, и что? Женился и забыл про нее! Так что ты не первый и не последний! Вон из-за меня одна вдова тоже чуть не погибла, а я ничего!
  - Это ты про Юлию Тугину, что ли?
  - Про нее.
  - Знатно тебя тогда Прибытков, ее сегодняшний муж, отделал.
  - Ладно, это дело прошлое! Пойдем к столу. Вон уже и Великатов с Муровым подъехали, только наверх они пока не поднялись.
  Познакомимся же и мы с этими господами. Иван Семеныч Великатов был владельцем местного театра, откуда они все только что возвратились, а Григорий ЛьвовичМуров - здешний когда-то очень богатый помещик. Но сейчас же его, как и Вадима, тоже занимали мысли, где срочно достать денег? Потому что так уж вышло, что у него почти не осталось средств, которые ему оставила его покойная жена. Не имение же в конце концов закладывать, а тем более продавать? Притом интересовало его еще одно дело.
  - Иван Семеныч! Минуточку! Я тебя спросить хотел. В главной ложе рядом с тобой сегодня кто сидел? Можно поинтересоваться?
  - Кручинина Елена Ивановна, знаменитая столичная актриса. Я ее недавно к нам в город пригласил на мою Сашеньку глянуть.
  - Зачем?
  - Она ей уроки дает, советы.
  - И сколько она здесь гостит?
  - Уже какое-то время. Говорит, что когда-то была в нашем городе, но вспоминать об этом посещении почему-то не хочет. Как я понял, с ним у нее связана какая-то печальная история. Но это было несколько лет назад, когда я этот театр еще не купил, так что в чем там дело, я не знаю. Да зачем тебе это?
  - Так уж получается, Иван Семеныч, что видел я ее в тот приезд. Великолепная актриса!
  - Да, в этом ты прав, Григорий Львович! Удивительная!
  - А где она остановилась, не знаешь?
  - Как не знаю! В той же гостинице, где ты живешь. Я ей туда каждое утро букет цветов посылаю.
  - Вот как! Тогда я даже знаю, в каком она номере.
  - Вот и хорошо! Но давай пойдем скорее, нас уже, наверное, заждались.
  А за столом в это время остальные приглашенные как раз обменивались театральными впечатлениями. Михаил Борисович Лыняев, помещик из соседней губернии, от восторга даже бил себя по коленям.
  - Ай, да Александра Николаевна! Вот сколько актрис я раньше видел, но такой бриллиант впервые встретил! Какова она в роли Снегурочки! Верите, господа, я ведь чуть не поверил, что она на наших глазах растаять может.
  Глумов улыбнулся.
  - Вы, Михаил Борисович, оказывается в душе поэт!
  Но Лыняев продолжал.
  - Нет, Александра Николаевна - удивительная женщина, что не говорите! И почему только вы, Иван Семеныч, на ней не женитесь?
  Великатов с удивлением посмотрел на говорившего.
  - Я? Не знаю. Хотя, когда я только привез ее в свой театр из одного небольшого городка, у меня так голова закружилась, думал, что все, сразу женюсь. Влюбился, господа, не поверите, как юноша! А потом как-то дела, заботы окружили... То она роли учит, то гардероб ей новый нужен, то голова у нее болит, то... Вот как-то и не получилось.
  - А, как вы думаете, она вам верна?
  - Кто? Сашенька? К сожалению, верна.
  - Почему же к сожалению?
  - Потому что это на сцене она царица, богиня! Когда я на нее из ложи смотрю, то готов пасть к ее ногам и сделать все, что она прикажет, а приду к ней после спектакля, и уже ничего такого нет. Передо мной простая женщина. Скучно мне с ней, господа! Вот так и живем уже который год! Она же притворяться в обычной жизни не умеет, только на сцене. Так уж воспитана!
  Паратов постучал вилкой по бокалу и все к нему обернулись.
  - Зря вы так про нее говорите, Иван Семеныч! Разве вы не видите, что в ней скрытый огонь тлеет? А вдруг как вырвется? Спалит ведь все вокруг!
  - Вырвется? Почему вы так думаете, Сергей Сергеич?
  - Глаза у нее такие! Иногда так посмотрит, что обожжет! Я ведь к ней грешный тоже ключики подбирал, цветы присылал, конфеты, уж очень она мне нравится! Не первый раз я в вашем городе, и каждый раз, когда Александру Николаевну увижу, обо всем забываю. Даже вот всегда в боковом кармане футляр с бриллиантовым гарнитуром ношу, для нее приготовленный, а вдруг она какой знак подаст, тут уж я при все готовом. Вот, смотрите!
  И Паратов достал из внутреннего кармана небольшую коробочку и открыл ее. Блеск бриллиантов был такой яркий, что все сразу замолчали, а Дульчин так даже присвистнул.
  - Что, Вадим Григорьевич, а вы можете женщине такую яркую штучку подарить?
  Дульчин вскочил и вышел из-за стола.
  - А почему вы именно меня об этом спрашиваете?
  - Почему вас?
  - Да, почему именно меня?
  - Впрочем, это не важно! Притом все знают, что вы до конца года женитесь, и вы мне, Вадим, даже нравитесь! Ну-ну, не дуйтесь! Давайте пожмем друг другу руки, а то, может, вы меня еще и на дуэль захотите вызвать?
  К ним быстрым шагом подошел Великатов.
  - Господа, перестаньте!
  - И то правда ваша, Иван Семеныч.
  - Вы лучше скажите, Сергей Сергеич, как вы можете при всех говорить такое? Во-первых, мы все знаем, что вы женаты! А, во-вторых, Негина - артистка моего театра, самая лучшая артистка и ... Ну, вы меня понимаете...
  - Так что, Иван Семеныч? Супруга у меня в Москве, да и не для любви она у меня. И на душу мою она кандалы не надела! И что вы все на меня так смотрите? Я же знаю, что и вы, Егор Дмитрич, и вы, Григорий Львович, и вы, Вадим Григорьевич, к Александре Николаевне тропинки искали. Знаю! Приезжали к ней не раз! У меня везде свои люди, так что ничего от меня не скрылось! И цветы ей дарили, и картинки разные показывали, и деньгами прельщали, но ничего, други мои, у вас не вышло.
  Егор Глумов засмеялся и развел руками.
  - Ваша правда, Сергей Сергеич, но, как и у вас, между прочим.
  - Как и у меня тоже, господа! Правда ваша, от этого я и злюсь!
  Неожиданно Иван Семеныч захохотал.
  - Ай, да Сашенька! А я ничего такого и не знал. Думаю, живет она в своем флигеле тихо, а она вон какая! Сколько мужчин с ума свела, да еще каких мужчин!
  - Так в что же вы теперь за ней следить будете, Иван Семеныч?
  - Нет, а зачем? Если она до сих пор никого себе в дружки не выбрала, то и дальше не выберет.
  - А вы мудрец, Иван Семеныч!
  Великатов хитро прищурился.
  - Я деловой человек, Сергей Сергеич, только и всего! Как, впрочем, и вы.
  - Ой, не зарекайтесь, Иван Семеныч! И на старуху бывает проруха! Я же от своих желаний отказываться не собираюсь, как и другие присутствующие здесь гости тоже. Не правда ли, Егор Дмитрич?
  Но Глумов в ответ промолчал, хотя и мог напомнить Паратову про погибшую из-за него Ларису Огудалову, о гибели которой у Волги он много чего знал. Впрочем, Сергей ему нравился, было в нем что-то такое необычное! Чувствовалось, что способен он в жизни на многое.
  И хотя Егор Дмитрич теперь тоже был человек со средствами, женившись, как и Паратов, в свое время на очень богатой даме, уже покинувшей этот мир, и у которой он сначала был управляющим, но все равно в Сергее Сергеиче для него было что-то особое! Этакое! Даже, можно сказать, трагическое...
  А ведь когда-то и он Глумов много чего в Москве пережил и испытал, пока из бедности-то вырвался... Хотя что вспоминать? Что было, то быльем поросло! Да и настало уже время поговорить о главном, поэтому Егор Дмитрич встал, и все к нему обернулись.
  - Господа! Господа! Нам надо потолковать о деле. Скоро рассвет, я всех слуг отпустил, и сейчас тут находимся только мы, все семь оставшихся членов нашего, как мы его называем, клуба. И я вам должен объяснить, почему Борис именно здесь отмечает свое расставание с холостяцкой жизнью. Об этом его попросил я.
  - Да?
  Остальные гости переглянулись.
  - Всем нам известно, что недавно ушел из жизни Аким Акимыч Юсов, признанный главный король в нашей колоде, как мы его называли. По завещанию, им подписанному, так как к этому времени у него уже не было на свете ни жены, ни детей, он все свое имущество оставил нам, семи верным его товарищам и друзьям. Ведь сколько было прекрасных дней и вечеров, которые мы провели в его компании!
  Также мы все знаем, что незадолго до смерти по причинам известным только ему одному, он продал некоторым из нас свои предприятия, ничего себе не оставив. Говорил, что хочет быть уверен, что дело его продолжат достойные люди, и что оно останется в надежных руках. И мы все щедро за них ему заплатили в расчете на то, что после его ухода эти деньги к нам же и вернутся.
  Так вот, я как ваше и его доверенное лицо, которое отвечало за то, чтобы после его ухода мы все поделили в равных долях, сообщаю, что, к моему удивлению, не так много у него и осталось, как мы рассчитывали.
  Конечно, есть дом, в котором он жил, экипаж с лошадьми, несколько золотых безделушек, которые были на нем и некоторой суммы денег, но больше у него, как выяснилось, ничего нет. И только на это мы и можем претендовать!
  То есть в завещании все было написано правильно, как мы и думали, но когда я стал искать, где же все эти огромные средства, то есть все остальное, что, как мы предполагали, у него должно было остаться на момент ухода, то почти ничего не нашел. Получается, что он кому-то перед самой смертью отдал все свои деньги. Конечно, я не допускаю мысли, что этот человек из нашей семерки, то есть один из нас. И до сегодняшнего дня я обо всем этом молчал, чтобы не портить вам веселье, но дальше скрывать правду не имеет смысла. Надо что-то делать, господа!
  Притом вам также известно, что я оказался при последних минутах жизни нашего друга, так вот у него в этот момент по щекам текли слезы, и в таком состоянии он прошептал мне всего лишь два словечка. Я не знаю, имеют ли они отношение к тому, что у него в конце жизни практически ничего не осталось, но вот те два слова, которые он произнес, - название этого города и почему-то слово 'театр'. Но что они означают, я, увы, не знаю.
  И, господа, я еще раз вам повторяю, что даже не предполагаю, что произошло с его деньгами. Вполне возможно, он расстался с ними добровольно, но почему-то я в это не очень верю. И это все, что я вам должен сказать!
  После этих слов все посмотрели на Великатова, потому что как-никак именно он владел местным театром.
   - Господа! Я ничего такого не знаю! Честью клянусь! И при чем тут мой театр? Я никаких денег никогда от Акима Акимыча не получал, да у меня и своих довольно.
   - Мы на вас и не думаем, Иван Семеныч! Ведь Акиму Акимычу проще было бы назвать в последнюю минуту ваше имя, а не произносить слово 'театр'! Но что есть, то есть.
  - Может быть, он имел ввиду известную фразу, что 'вся жизнь - театр, а люди в нем актеры'? Что он думал одно, а, оказалось, что все это была игра?
   - Может быть, но название города он произнес довольно-таки четко. Поэтому мы все сюда и приехали, то есть я постарался сделать так, чтобы Борис Григорьевич именно сюда пригласил нас на 'мальчишник'.
  - То есть вы хотите сказать, что человек, который его и, соответственно, нас фактически обокрал, живет или жил в этом городе?
  - Да, наверное, в этом вы недалеки от истины.
  - И кто же он тогда?
  - Не знаю, но именно это и надо выяснить, и по возможности вернуть то, что нам законно принадлежит.
  - А Аким Акимыч когда-нибудь приезжал сюда?
  Великатов замахал руками в знак согласия.
   - Да, конечно! Много раз! И в театр приходил, и, между прочим, на Александру Николаевну все смотрел, любовался.
  - А... Он не мог ей все деньги отдать за...?
  Борис Григорьевич вскочил.
  - Как вы смеете! Как вы можете про Сашеньку такое подумать?
  Великатов усадил Бориса Григорьевича на стул.
  - Успокойтесь! Да никто так не думает. Надеюсь! Да и нет у нее вроде никаких больших денег. Но Сашенькой Аким Акимыч всегда восторгался. Большие букеты ей носил!
  Глумов же продолжал расспрашивать.
  - А кто у вас в театре еще служит?
  - Из актеров? Шмага, Несчастливцев, Счастливцев.
  Паратов оживился.
  - Счастливцев - это Робинзон, что ли?
  - Он, Сергей Сергеич, есть у него такое прозвище.
  - А вы знаете, почему его так прозвали? Это мы его однажды на острове нашли посередине реки, откуда и спасли горемыку!
  - Так вы предполагаете, что Акима Акимыча обокрал кто-то из моих актеров?
  - Нет, конечно. Вряд ли они на такое способны. Где им? Ума-то нет! Скорее всего, слово 'театр' было использовано в переносном смысле. Но загадку эту нам надо разгадать во что бы то ни стало и как можно скорее!
  - А название города? Может, в нем что-то есть? Как вы думаете, Егор Дмитрич?
  - Не знаю, нет у меня ответа. Но и богатства Акима Акимыча теперь, увы, тоже нет! И из чего следует, господа, что если мы этих денег не найдем, то тогда, чтобы кому-то из нас все-таки получить некую сумму, придется как-то уменьшить число лиц, претендующих на наследство. Словом, сейчас вот наследников семеро, и если двух-трех человек из нас не станет, то, получается, что оставшихся это, я думаю, вполне устроит. Мы же с вами, господа, все-таки деловые люди!
  Все просто остолбенели от таких слов.
  - Вы это серьезно говорите, Егор Дмитрич?
  - Шучу, шучу я, господа!
  - Ну, и шутки у вас! Даже в пот бросило!
  Глумов рассмеялся.
  - А Акиму Акимычу понравилось бы! Он любил такие розыгрыши. И потом ведь это правда! И я просто был откровенен со своими друзьями! Мы же друзья? Конечно, я не думаю, что в нашем случае до этого дойдет, но делать-то что-то надо. И так я вас призываю к действию!
  Но уже светало, поэтому было решено разойтись по гостиницам и продолжить разговор потом.
  Борис Григорьевич, его брат Вадим, Глумов и Паратов отправились в шикарную гостиницу, располагавшуюся в соседнем с рестораном доме, а Лыняев и Муров пошли в свою, которая находилась немного подальше, но тоже с прекрасным видом на Волгу. Хотя у Мурова, как известно, недалеко было имение, доставшееся ему от жены, и до которого было рукой подать, жить он сейчас предпочитал в городе.
  Сначала они шли молча, но так как весть о том, что денег из наследства Акима Акимыча они получат мало, цепко сидела в их головах, поэтому скоро они на эту тему и заговорили. Особенно горевал Муров. Потому что когда-то он, действительно, был очень богат из-за выгодной женитьбы, но годы прошли, жил он широко, привык к этому и теперь испытывал некие неудобства, да что там сказать некие, ему просто срочно нужны были деньги. А тут такие новости от Глумова!
  Впрочем, так как он был вдовцом, ему в голову иногда приходила мысль жениться еще раз, но то, что надо будет опять перед кем-то что-то из себя изображать, совершать какие-то поступки, а потом терпеть женушку, скорее всего, нелюбимую, просто лишало его сил.
  Вот об этом он и говорил Лыняеву, который к получению или неполучению им наследства отнесся более спокойно, потому что у него и своих средств было довольно. Его поместье исправно приносило доход, но молодая жена Глафира Алексеевна требовала все-таки значительных расходов... Впрочем, Михаил Борисович, промучившись с ней некоторое время, все-таки нашел способ обуздать ее траты, но ведь не медведь он какой-то! Не все им вдали от городов жить. Поэтому деньги были бы ему сейчас очень кстати, словом, как и Мурову.
  В гостинице около номера Лыняева они расстались, и тот тихонько отворил к себе дверь и прошел в спальню. Его красавица-жена, казалось, сладко спала. Михаил Борисович осторожно прилег рядом, но сразу же послышался капризный женский голос.
  - Ты где был?
  - В гостинице на ужине. Я же тебе говорил.
  - А я тебе говорю, что мы с тобой сегодня пойдем в торговые ряды. Я хочу какое-нибудь украшение, ну, и всякие... подарки. Слышишь?
  - Слышу. Но почему вдруг подарки-то?
  - Потому что я все время здесь одна! Гуляю одна, ужинаю одна! И еще потому, что в этот приезд в город ты мне ничего еще не покупал.
  - Хорошо-хорошо.
  - Все подумают, что я ...
  - Что ты?
  - Я сказала все, что хотела, сегодня мы идем за покупками. А теперь спи!
  - И тебе спокойной ночи!
  - Какой еще ночи? За окном уже светает! Сам спи! Но сегодня ...
  - Понял-понял, мы идем за покупками ...
  И после этих слов Михаил Борисович мгновенно заснул и захрапел. А Глафира Алексеевна как-то нехорошо улыбнулась и стала думать, какая же она несчастливая. Денег муж дает мало, а что ей без них в этом городе делать? Приятельниц нет, даже поговорить не с кем. Правда, нашла она себе тут небольшое развлечение. Каждый день ходит к выступу на скале на местной набережной, потому что все приехавшие в город обязательно туда наведываются и восторгаются, ах, какая древность! И там нет-нет, да и встречаются бывшие знакомые. А так... Что тут еще делать? Нечего... И Глафира неожиданно для себя тоже задремала, несмотря на заглянувшее в окно солнышко.
  Муров же не пошел к себе, а прошел дальше по коридору, остановился у комнат Елены Ивановны Кручининой и тихонько постучал в дверь.
  - Люба, открой! Это я, Люба...
  Ответа не было, но Григорий Львович продолжал и продолжал стучать, хотя за дверью была тишина. Поэтому Мурову ничего не оставалось, как вернуться к себе, тихо про себя приговаривая.
  - Эх, Люба, Люба...
  Великатов же этим утром совсем не хотел спать, уж слишком неожиданно было для него все то, что он услышал от своих друзей об Александре Николаевне. Поэтому он не направился домой, а медленно пошел вдоль Волги, которая просто тянула его к себе. А вот и каменный уступ, ставший сейчас частью городской набережной и столь популярный у приезжих, потому что все хотели на него взглянуть. Говорят, что это остатки какого-то древнего славянского капища, вырубленного в отвесной скале, хотя остальной берег был все-таки более-менее пологий и поросший травой.
  В этот час набережная была пустынной и на ней не было даже влюбленных парочек. Иван Семеныч подошел к самому ограждению и посмотрел вниз. Там была темная-претемная вода, плеск которой еле-еле слышался. Иван Семеныч задумался. Ах, Сашенька, Сашенька! Вот сколько времени я с тобой знаком, а, оказывается, совсем тебя не знаю. Ты, как эта река, загадочная и таинственная! А Волга, увы, требует жертв...
  Но перенесемся теперь во флигель Александры Николаевы Негиной, у которой в это время в гостях после спектакля сидела Елена Ивановна Кручинина, известная актриса. Ее пригласил в город по просьбе Сашеньки Великатов, чтобы та посмотрела ее игру и дала некоторые советы.
  Жила Кручинина в гостинице недалеко отсюда. Сейчас же они пили чай со сладостями, и Сашенька делилась с ней впечатлениями о местной жизни.
  - Знаете, а я раньше не у Волги жила. У нас в городе тоже была речка, но не такая широкая! А Волгу я, когда впервые увидела, в такой восторг пришла, что у меня чуть сердце не зашлось! И вы видели, какая тут у нас набережная?
  - Да, здесь очень красиво! Я ведь не первый раз в вашем городе и уже играла на этой сцене. До вашего приезда, конечно, Сашенька, и было это давно! Но все здесь очень изменилось с тех пор.
  - Наверное.
  - Только Волга река не простая... Вы про женщин и девушек, которые из-за любовных историй в нее кинулись или на ее берегу погибли, знаете?
  - Конечно. Про тех же Ларису Огудалову и Катерину Кабанову. У нас ведь новостей мало, поэтому каждое такое несчастье долго вспоминают.
  - И что Борис Григорьевич и Сергей Сергеич, приятели вашего Великатова, в этом повинны, вам тоже известно?
  - Известно... Только Иван Семеныч не такой! А они... Что мне они?
  Кручинина усмехнулась.
  - Ох, Сашенька, Сашенька! Вы еще пожалейте этих мужчин... Вы все верите в лучшее...
  - Нет, что вы, Елена Ивановна! За что же мне их жалеть? Я как представлю, что Катерина и Лариса перед своим уходом пережили... Нет, я Бориса Григорьевича и Сергея Сергеича совсем не жалею!
  - Кавалеры они все немного бессердечные! У меня с ними особые счеты, поэтому я и живу сама по себе. Вольная птица! Куда хочу, туда лечу! Никогда замужем не была и, наверное, уже и не буду.
  - Но у вас же есть сын, насколько мне известно!
  - Есть, Сашенька! Гриша! Красавец! В Университете учится. Он моя гордость.
  - А его отец почему на вас не женился?
  - Сначала он не хотел, когда я бедной девушкой без приданного была, а потом, когда я известной актрисой стала, предлагал мне за него замуж выйти, только тогда уже я не согласилась!
  - Трудно, вам, наверное, в молодости пришлось?
  - В бедности всем трудно!
  - Ой, мы с маменькой тоже очень бедно жили, хотя я в театре уже играла. Только когда меня Иван Семеныч из нашего городка забрал, я красивые платья впервые и увидела-то, и копейки считать перестала. Но матушка моя обратно в наш городок вернулась, скучно ей здесь со мной показалось, хотя я ей каждый месяц посылаю на жизнь, не забываю.
  - А вам самой, Сашенька, тут не тоскливо? Великатов в Петербург или Москву вас возил?
  - Да, один раз мы были с ним в Москве. Большой город! А в Петербурге нет, не были. Но мне и здесь не скучно! Я на сцене разные жизни проживаю. Хотя, конечно, я хотела бы посмотреть, как в других местах люди живут, мне это очень помогло бы в работе над ролями. Знаете, говорят, одна актриса Гамлета из пьесы Шекспира играла. Представляете, женщина, а мужскую роль исполнила! Вот я тоже так хочу!
  - Да? Странная вы, Сашенька, здесь этого не поймут! Тут нужно совсем другое - то, что в вас и так есть! Женственность, страсть! Вы хоть видите, как на вас мужчины смотрят? Сюда ведь даже из столиц приезжают, чтобы только на вас глянуть!
  - Вижу. А сколько они мне записок пишут с разными предложениями! Цветы дарят! Конфеты! Украшения предлагают!
  - А вы?
  - А я Ивана Семеныча люблю. Я все для него сделаю.
  - Все?
  - Почти. Вот он недавно просил меня быть поласковей с одним старичком, и я это делала. А на днях Ваня сказал, что его уже и на свете нет... И мне не стыдно, что я так поступала.
  - Понимаю. Бывают разные случаи...
  - И люди разные... Знаете, мне Паратов Сергей Сергеич на днях очень красивый гарнитур подарить хотел.
  - На бенефис?
  - Нет, так. Сказал, что ему очень нравится, как я на сцене любовь представляю, но я отказалась. А сейчас думаю, может, зря? Он же от чистого сердца!
  - Правильно, Сашенька, что отказались! Паратов ничего просто так не делает.
  - Но гарнитур был такой красивый, и он мне так понравился. Все почему-то из головы так и не идет!
  - А разве Великатов не дарит вам украшения?
  - Иван Семеныч? Нет, никогда. Если на бенефис подносят, то он разрешает оставить, а сам почему-то не дарит.
  - Да? Значит, вы и так для него красивы! И душа у вас, как дорогой бриллиант, Сашенька. Такую женщину еще поискать надо! Но как хороши вы были сегодня в 'Снегурочке'!
  - Правда? Вам понравилось, Елена Ивановна?
  - Очень!
  - А я так волновалась, потому что вы были в зале.
  - Нет, Сашенька, вы играли замечательно, но мы потом еще об этом поговорим, а пока мне пора. Актрисе после спектакля отдыхать полагается.
  Неожиданно Елена Ивановна заметила на резном столике белые рукавички.
  - Ой, какие красивые! Расшитые!
   - Это от костюма Снегурочки.
  - Загляденье! А что же вы их дома держите, а не в театре?
  - Эти запасные, мне их сразу две пары сшили. Вдруг одна затеряется, как тогда играть? Но вы правы, я их обязательно отнесу в театр.
  - Очень красивые! И узор какой волшебный! До свидания, Сашенька. Скоро увидимся.
  - До завтра.
  Но только она ушла, как в окно постучали.
  - Кто здесь?
  - Я! Борис!
  - Борис Григорьевич? Вы же сегодня свою помолвку празднуете, мне Иван Семеныч сказал, что туда к вам после спектакля пойдет.
  - Они все пусть ее и празднуют, а я здесь.
  - Почему?
  - Сашенька! Выходите за меня замуж! Одно ваше слово, и я разорву эту глупую помолвку! Я безумно люблю вас. Как увидел, так сразу и полюбил. Иван Семеныч никогда на вас не женится, ему с вами скучно, он это сейчас в ресторане всем сказал.
  - Всем так и сказал, что ему со мной скучно?
  - Да! Вот кольцо, Сашенька, которое я для своей невесты приготовил. Оно очень дорогое. Теперь оно ваше! Возьмите его! Сашенька, будьте моей навеки!
  - Борис Григорьевич! Я любила, люблю и буду любить только Ивана Семеныча. И если я не буду его женой, то ничьей!
  - Сашенька! Вы так молоды и прекрасны! Он не оценит вашей жертвы. Не прогоняйте меня!
  - Борис Григорьевич, немедленно уходите! Я никому ничего не скажу о нашем разговоре, но сейчас уйдите, прошу вас! Я не хочу больше вас слушать!
  - Сашенька!
  - Вон кто-то идет! Что обо мне люди подумают? Уходите!
  И Сашенька быстро затворила окно, а Борис Григорьевич понуро пошел по переулку. Вдруг ему показалось, что за кустами кто-то стоит и на него сморит. Он их осторожно раздвинул, но там никого не было, только мелькнула чья-то тень. Кто же это был? Впрочем, какая разница! Борис медленной походкой вернулся в гостиницу, где ему ничего не оставалось, как подняться в свой номер и лечь спать.
  А вот Сашеньке после такого разговора не спалось!
  - Ах, если бы я только могла, если бы могла...
  И у нее по щекам непроизвольно потекли слезы.
  - Нет, плакать я не буду! Не буду!
  Сон так и не шел к ней. Хотя она погасила свет и тоже легла в постель.
  - Значит, ему со мной скучно. Что же дальше-то будет? Куда мне идти, если он меня прогонит? Правда, какие-то средства у меня теперь есть, но ведь не это главное! Я без театра жить не могу! И без игры на сцене тоже! Какие все-таки мужчины дурные, безнравственные люди!
  Так она лежала и думала. А под утро вернулся домой Великатов, но, конечно, к Сашеньке во флигель не зашел, решив, что она давно уже спит. Но она не спала, а стояла у открытого окна и смотрела на Великатова, а губы ее шептали - нет, он меня еще узнает! И дело было даже не в отказе на ней жениться, хотя и в этом тоже, а в том, что она ему неинтересна, что он ничего примечательного в ней не видит, как в женщине и как в человеке. Нет, она еще всем им покажет!
  Ей вспомнилась ее жизнь в родном городе, где она жила с маменькой и играла в театре, где у нее был добрый жених, который старался научить ее чему-то хорошему, где были ее друзья. И как она все это бросила, уехала с Великатовым в незнакомый город, и где первое время была очень счастлива, потому что рядом был он, Иван Семеныч, и она играла все лучшие роли в спектаклях его, Великатова, театра, но потом все стало хуже и хуже. Уехала маменька, вернулась в родной городок, и осталась актриса Негина здесь совсем одна, потому что что-то стало меняться в их с Иваном Семенычем отношениях.
  Да, она хорошая актриса! Может перевоплощаться в кого угодно, да так, что родная матушка ее не всегда узнавала. Даже мужчины, влюбленные в создаваемый ею образ на сцене, могли не узнать ее, Сашеньку Негину, когда она проходила мимо них по улице, такой она делается другой. И Елена Ивановна права, зачем ей с такими возможностями в провинции оставаться? Нет, она будет играть на столичной сцене! Только все надо хорошенько обдумать! И Сашенька решила круто изменить свою жизнь. И хотя солнце уже залило все своим теплым светом, она, успокоенная принятым решением, быстро заснула.
  А Михаил Борисович Лыняев со своей женой утром отправился в торговые ряды, впрочем, ему находиться там быстро надоело, поэтому он дал Глафире Алексеевне небольшую сумму денег, оставил ее в Гостином дворе, а сам пошел на набережную, где ему сразу на глаза попался Муров, чему он даже обрадовался. Тот предложил Лыняеву выпить по чашке чая и не только его. Скоро разговор сам собою перешел на то, кому все-таки Аким Акимыч при жизни мог добровольно отдать свои деньги.
  - Может быть, он все-таки Сашеньке их оставил, ведь она так хороша! Как вы думаете?
  - Сашеньке? Вряд ли! И это не может быть правдой!
  - Почему?
  - Потому что она никогда бы на такое не согласилась. Это мерзко!
  - А, может, она, Михаил Борисович, не считает получение денег чем-то плохим? Или Аким Акимыч убедил ее, что такой шаг с его стороны вполне справедлив? Сашенька же не знала про договоренность, что он все должен оставить нам, нашей семерке. А семьи-то у него не было...
  - Может быть, может быть... Тогда мы ничего не сможем изменить! Хотя, как сказал Глумов, чтобы получить более-менее приличную сумму, надо количество наследников уменьшить наполовину.
  - А вы жестокий человек, Михаил Борисович!
  - Да нет, я на такое неспособен, Григорий Львович, но, как не крути, получается, что все мы в потенциальной опасности - и вы, и я! Вот у Паратова, мне кажется, есть с собой револьвер, у Глумова, может быть, тоже, а у меня нет. А у вас, Григорий Львович, есть?
  - Тоже нет, Михаил Борисович.
  - Но мы же должны подумать о своей безопасности и что-то предпринять!
  - О чем думать-то? Тут уж как судьба ляжет! Игра!
  - Это Дульчин у нас игрок, ему привычно играть, а я человек степенный! Мне бы хотелось каких-то гарантий, что моей жизни ничего не угрожает от моих же приятелей! От вас, Григорий Львович, между прочим, тоже! Вам ведь деньги я знаю, ох, как нужны!
  - Не то слово! Я так рассчитывал на это наследство! И честно вам признаюсь, что если бы я мог как-то сократить количество членов нашей веселой компании, я бы, не задумываясь, это сделал!
  - Вот видите!
  - А что делать? Положение с поместьем, знаете ли, у меня, скажем так, напростое! Голова уже пухнет от мыслей, где добыть средства? Но вам, Михаил Борисович, если что, деньги тоже нужны, у вас жена молодая.
  - Ох, вы правы, Григорий Львович, все мы одинаковы!
  - Да-да!
  - Смотрите! К нам Великатов идет!
  - Еще один наследник Акима Акимыча! Не хочу с ним встречаться, поэтому покину вас, как можно скорее.
  - Понимаю. А я вот подожду его.
  - Ваше дело! А вы не думаете, Михаил Борисович, что он все-таки имеет прямое отношение ко всей этой ситуации с пропавшими деньгами?
  - Не знаю, но думаю, что про любого из нас из семерки наследников можно предположить подобное.
  - Наверное, вы правы. Впрочем, привет от меня Глафире Алексеевне.
  - Передам, Григорий Львович, передам.
  И Муров быстрым шагом ушел из ресторана, а Великатов, увидев поджидавшего его Лыняева, даже обрадовался. Он со вчерашнего вечера все никак не мог успокоиться, поэтому не остался утром дома, а отправился в город на набережную, потому что ему не давала покоя мысль, почему Аким Акимыч перед самым уходом произнес слово 'театр'? Как нехорошо! Ну, сказал бы что-то другое, так ведь нет! И так уж получалось, что все связали это слово именно с ним и его театральным заведением. Словом, Ивану Семенычу надо было найти какие-то объяснения для друзей, но ничего подходящего в голову ему не приходило. Тем более, что последние дни он часто думал совсем о другом.
  - Михаил Борисович! Как я рад вас видеть! Конечно, известие о наследстве Акима Акимыча нас всех расстроило, но не только же об этом все время думать.
  - Как вы правы! Я вот тоже так считаю. Все как-нибудь устроится...
  - Конечно, я человек деловой, и на эти деньги очень рассчитывал, театр-то, знаете, каких затрат требует, но ничего, ужмусь как-нибудь, но убытка не допущу. Жизнь-то меня многому научила... И за дело свое я теперь даже убить могу... Так вот...
  - Что вы, что вы, Иван Семеныч!
  - Время оно всех меняет, ничего тут уже не поделать... Не мальчики мы уж с вами... Но не хотите ли прогуляться со мной по набережной?
  - Почему бы нет?
  - Тут есть одно место... Сейчас я вам его покажу. Вот видите каменный выступ над водой. Говорят, что когда-то именно тут древние славяне проводили разные обряды, и одним из них был - принесение дани Волге. Для этого выбирали красивую девушку и .... Ну, вы понимаете. Сейчас тут, конечно, гранитное ограждение, и в воду так просто не упадешь, но раньше... Все было очень трагично! Словом, человека приносили в жертву реке! И знаете, я хочу об этом поставить новую пьесу в нашем театре. Представляете, белые рубахи, везде цветы, танцы, песни, можно ввести что-то драматическое для тонких дамских душ, например, любовь молодой пары, а потом... Но что будет потом, пока еще неизвестно... Как вам мои мысли?
  - Не знаю, не знаю, Иван Семеныч. Вам виднее!
  - После успеха в этом году пьесы 'Снегурочка', было бы очень славно, если бы моя задумка удалась.
  - Да, представляю, как хороша была бы Александра Николаевна в этой роли.
  - Вот именно!
  И затем Лыняев посоветовал ему обратиться к тому же драматургу, что писал и 'Снегурочку', но, оказалось, что тот сейчас занят, пишет пьесу для театра в столице. Искать другого - это риск, да и неизвестно, сколько тот еще за пьесу денег попросит. На этом они и разошлись, Михаил Борисович вернулся в гостиницу, а Великатов отправился в ресторан.
  Но они оба не видели, что за их общением на набережной пристально наблюдал Вадим, который тоже был здесь, хотя что ему еще в этом городе делать, не в гостинице же сидеть? Ну, и не шел никак у него из головы этот перстенек брата! Почему одним все, а другим ничего? Нет, как бы так случилось, что Бориска потерял бы то кольцо, а он, Вадим, его бы нашел, и никто бы об этом не узнал. Как бы было славно! Сразу заложил бы его, вот тебе и деньги. Да еще какие! С такими-то деньжищами можно было и в Москву, и в Петербург прокатиться, а потом и к своей невесте ехать... Неожиданно на память Вадиму пришел бриллиантовый гарнитур Паратова, который тот приготовил для Негиной. Да уж! Вот бы и его тоже заполучить!
  И тут Дульчин захохотал! А почему бы и нет? Ведь в этой жизни все возможно! Все! И даже такая своевольная красавица, как артистка Негина, сможет обратить на него внимание! Вот ведь Юлия сходила по нему с ума, любые деньги отдавала. Нет, Сашенька никогда не заметит его... Хотя почему нет? Та же Юлька чуть не умерла из-за любви к нему, и ведь он, Вадим, моложе Великатова, Паратова и даже Бориса, своего старшего брата. И не было еще женщины, которая против него устояла! Что эта Сашенька Негина не женщина, что ли? Но где бы добыть хоть немного денег? Где?
  Да, конечно, я скоро женюсь, но сейчас-то как мне быть? Все смотрят на меня, как на бедного родственника Бориса! Но чем я хуже? Ничем! Тот же Григорий Львович тоже много в жизни грешил, он мне сам рассказывал, но ведь живет... Или Глафира... Уж как она раньше весело время проводила! А чего не жить-то ей так было? Красивая, богатая, сестра ее была замужем за небедным человеком, это потом все рассыпалось... И что? Нашла же себе богатенького мужа, и все у нее наладилось! А я... Ну, что я такого сделал? За что меня жизнь так наказывает?
  А вот и она! Только помяни ведьму, она уже тут. Мимо него прошла Глафира Алексеевна и мило ему улыбнулась. Тот вскочил со скамьи и вежливо раскланялся, но супруга Лыняева около Вадима даже не остановилась, а пошла дальше вдоль берега, потому что ей очень хотелось побыть одной и подумать. Она остановилась у металлического ограждения над водой. Ну, почему она такая несчастная?
  Муж вот не захотел ходить с ней по лавкам, дал ей совсем немного денег и куда-то ушел. А что делать ей, молодой красивой женщине? А ведь только совсем недавно Глафире казалось, что она вытянула выигрышный билет, но Мишель посоветовался с друзьями, с тем же Беркутовым, и на тебе! Денег на руки ей теперь дают всего-ничего! Каждую ее покупку рассматривают и спрашивают цену, а уж заказ новых нарядов становится для нее просто головоломкой. У Лыняева на счету каждый рубль, на жену потраченный. И что удивительно, он не скупой, но деньги считать любит, особенно последнее время. Все твердит - денежный вопрос, денежный вопрос! Так ведь у нее, Глафиры Алексеевны Лыняевой, тоже очень остро стоит вопрос нового гардероба! Очень! Конечно, какие-то свои деньги у нее есть, но не тратить же их на платья? Муж-то тогда на что?
  Или, может, ей поклонника богатого завести? Нет, это не ее! Хотя вот Паратову она явно нравится, он часто ей об этом говорит! И Глумову Егору Дмитричу! И тот же Вадим Дульчин, которого она сейчас повстречала, тоже очень хорош, жаль только, что беден... Но какая стать и какой взгляд! Впрочем, вот у Бориса Григорьевича тоже деньги есть! И он добрый... И сейчас перед женитьбой очень почему-то стал чувствительным... Нет, если она и решится когда-нибудь на любовника, то не здесь, тут они все без ума от Сашеньки Негиной. Прямо помешались на ней! А что в ней такого? Обычная актриса и все! Представлять любая женщина может, если захочет, взять хотя бы ее, Глафиру...
  Нет, не сможет она стать неверной женой, потому что чуть-чуть любит своего Мишеньку. Увы... Но где взять денег на новый гардероб? Где? Нет, пора возвращаться в гостиницу, покупки туда, наверное, уже доставили.
  А так больше до вечера ничего не произошло, и спектакля в этот день тоже не было. Наступила ночь, а утро следующего дня принесло всем плохую новость, после которой Паратов быстрым шагом прошел по коридору, остановился у комнат Глумова, около них он глубоко вздохнул и резко рванул на себя дверь.
  - Егор Дмитрич! Борис Григорьевич утопился!
  - Что? Как?
  - Ко мне утром с пристани мужики прибежали. Я туда. Смотрю, точно он!
  - Но как такое могло случиться?
  - Представляете, камень себе на ноги привязал и в воду кинулся. Там у берега глубоко, вот он сразу ко дну и пошел.
  - Сам? И как вы себе это представляете, Сергей Сергеич? Да не может такого быть! Он ведь жениться на днях должен был, а тут такое!
  - Да, дела... И пока вот я спешил сюда, вот что подумал, Егор Дмитрич, а не убрал ли его кто-то из наследников Акима Акимыча, как вы шутили? Ведь теперь после его ухода наследников-то всего шесть осталось! Вместе с нами, конечно. Лыняев, Муров, Дульчин, Великатов и мы с вами.
  - Что вы, Сергей Сергеич, говорите, я ведь тогда просто пошутил!
  - В каждой шутке, как говорится, лишь доля шутки! Ведь кому-то из наших приятелей эта мысль тоже могла прийти в голову, а не только мне и вам.
  - Нет, не может такого быть! Мы же с вами всех этих людей хорошо знаем. Они не могли это совершить. Я сейчас к здешнему начальству поспешу, все хорошенько узнаю. Да и Дульчина надо найти, ему ведь теперь как ближайшему родственнику надо определиться, что делать с телом.
  - Да-да, вы правы, Егор Дмитрич! А я на пристань, с людьми поговорю, может быть, кто-то что-то странное видел или слышал. Очень не хотелось бы, чтобы это посчитали убийством. Очень!
  Где-то через час они встретились, и Глумов нашел Паратова в крайнем недоумении.
  - Я узнал, что мужики с воды видели, они недалеко тут рыбачили, как какая-то женщина в белом в сумерках к Борису подошла, а потом он раз, сел на парапет и в воду сиганул.
  - Как это? Сам сиганул? И куда та женщина потом делась? Они это из лодки видели?
  - Видели. Исчезла, говорят. Как в воздухе растворилась. Легкая такая была! Вознеслась будто.
  - Ну и дела!
  - А в полиции что вам сказали?
  - Ничего, мол, сам утопился, только вот...
  - Что?
  Егор Дмитрич показал грязную расшитую рукавицу.
  - Сказали, что у утопленника нашли. Влажная еще...
  - Что это еще за варежка? Лето ведь сейчас!
  - Я думаю, Сергей, что это рукавичка Снегурочки.
  - Снегурочки? Забавно! Негиной, что ли? Да не может такого быть!
  - Почему? Мог же Борис Григорьевич к Сашеньке страсть испытывать? Мог! Вот сей предмет у сердца и носил.
  - Ничего не понимаю, Егор Дмитрич! Хотя вообще-то почему бы нет... А то, что он жениться собирался, ничего не меняет. Я вот женат, а Сашеньку все равно обожаю.
  - Но ведь вы, Сергей Сергеич, рукавицу с собой не носите?
  - Так ее у меня просто нет, была бы, может быть, и носил бы.
  - Знаете, что... Давайте пока Сашеньке про варежку говорить ничего не будем, а то она расстроится, у нее душа ранимая. Может, она совсем и не ее!
  - Согласен, Егор Дмитрич!
  - И вот еще что...
  - Что?
  - Люди шепчутся, что гибель Бориса - это месть Катерины Кабановой. Вы ту историю помните?
  - Что?
  - Вы только не волнуйтесь, Сергей Сергеич!
  - А почему я вообще должен волноваться? Вы на Ларису, что ли, намекаете? Думаете, что она мне тоже отомстить может?
  - Конечно, нет. Но я просто хотел, чтобы вы знали, что об этом говорят в городе. И будьте, пожалуйста, осторожней!
  - Не беспокойтесь вы обо мне, Егор Дмитрич! Я во все эти бабские байки не верю. И потом мой револьвер всегда при мне. Но в данный момент я немедленно иду на набережную, и вы как?
  - Я с вами.
  - Вадиму уже известно о брате?
  - Не знаю. Его нет в номере.
  Они вышли из гостиницы и быстрым шагом пошли к Волге. Народу там было очень много, и по всему выходило, что Глумов был прав, а новость уже разлетелась по городу. Глумов и Паратов еле-еле протиснулась к ограждению. Тела Бориса Григорьевича внизу у реки уже не было.
  - Смотрите! А вон и Вадим Григорьевич тут! Теперь он богач! Надо поприветствовать нового богатея!
  - Денежный мешок теперь этот Дульчин, что и говорить! Но недолго он таким будет, потому что скоро все проиграет.
  - Там что-нибудь да останется! Притом он же тоже скоро выгодно жениться должен. Хотя теперь, может, и не до свадьбы Вадиму Григорьевичу будет. Зачем ему лишняя головная боль?
  - Сергей Сергеич, смотрите, вам не кажется, что Вадим внизу что-то ищет?
  - И ходит он около того места, где лежало тело Бориса, когда я на берег утром прибыл. Что бы это значило?
  - Пойду спрошу его, да заодно и расскажу про найденную варежку, может, у него какие-то мысли по этому поводу имеются.
  И Сергей Сергеич начал спускаться к воде, а Глумов подошел к перилам ограждения и посмотрел вниз. И жутко, наверное, ночью отсюда в темноту падать... Бррр! Да, Волга - та еще река!
  Но забавно, что моя идея начинает все-таки срабатывать! И наследников осталось только шестеро, включая меня. И, значит, он, Егор Дмитрич, тоже вполне может стать мишенью для кого-то из его приятелей. Кто бы ему сказал об этом раньше! Ведь они были так дружны... Но что делать, если это так! На троих -четверых оставшееся наследство еще можно поделить, но на семерых... Глумов перебрал в памяти лица оставшихся наследников - Паратов, Дульчин, Муров, Великатов... Прожженные развратники!
  Конечно, он, Егор Дмитрич тоже не без греха, но до них ему, ох, как далеко. И почему раньше он не предложил Акиму Акимычу уменьшить список наследников? Впрочем, тот никогда бы на это не согласился! Ему нравилось, что все эти люди долгое время были рядом с ним. Да, и все эти цыгане, артистки были ему по сердцу! Актрисы... Нет, Сашенька не такая... А какая она? Не знаю...
  И если это все-таки не самоубийство, а жестокое, но очень хорошо продуманное убийство, то кто мог быть этим убийцей? Больше всего, как не забавно это звучит, но на эту роль подхожу именно я. Увы... Умный, решительный и жадный!
  Ну, а кто еще кроме меня? Несомненно, Сергей Сергеич Паратов! Он неглуп, смел и любит рисковать. Ему нужны деньги, и лишние тысячи никак не помешают. Вторым человеком, на которого можно было бы подумать, конечно, является брат Бориса - это Вадим Дульчин. Ему его смерть крайне выгодна, но убить родного брата - это не муху прихлопнуть! Тогда кто еще? Ну, вообще-то тот же Муров. Он здешний житель, знает все входы и выходы, мог легко уйти с набережной всякими закоулками, и никто его бы не заметил. Так, уже трое.
  Ну, и, наконец, Великатов, он тоже в этом городе давно живет. Хотя против него варежка Снегурочки, найденная у покойного. Зачем ему так явно указывать на Сашеньку? Впрочем, может быть, это просто тонкий ход? И не его, а кого-то другого? Тогда кого? Непонятно!
  Ну, а из нашей компании остается только один Лыняев, и, увы, на такое он однозначно неспособен, да и зачем ему это надо? Хотя у него молодая жена, а, следовательно, большие расходы, но я могу спорить на что угодно, что убийца - это не Михаил Борисович!
  И тогда кто? Какой вывод? Белая призрачная дама, которая как-то заставила утопиться Бориса, а потом растворилась в воздухе? Привидение? Весело! Ничего не скажешь! Хотя эта идея мне нравится все больше и больше!
  Неожиданно Глумов увидел Лыняева, который шел по набережной к гостинице. Вот кого ему сейчас нужно! Приличный человек! И порядочный!
  - Михаил Борисович!
  - Егор Дмитрич! Как я рад вас видеть! Что вы обо всем этом думаете?
  - Думаю, что это ужасно!
  - Вот и я о том же! Ведь он был еще совсем молодым человеком! С чего это он вдруг взял и в воду бросился?
  - Знаете, я тоже хочу во всем разобраться, и надеюсь, вы мне поможете.
  - Я? Почему я?
  - А к кому мне еще обратиться, Михаил Борисович? Я вас давно знаю, и мне кажется, что вы всегда мыслите здраво. Нет, я ничего не имею против других членов нашей компании, но они все себе на уме. Разве не так?
  - Вообще-то вы правы.
  - Тогда обсудим все это позже.
  - Хорошо.
  И мужчины разошлись в разные стороны, но каждый, конечно, продолжил думать о случившемся.
  Муров же в это время тоже приехал на набережную. Ну, не сиделось ему в гостинце, где только и было разговоров, что об утопленнике. И первой, кого он увидел, прибыв туда, была Негина. Она стояла у перил и внимательно смотрела вниз, туда, где плескалась вода.
  - Сашенька! Вы тоже приехали взглянуть на то место?
  - Ой! Как вы меня напугали! На какое?
  - Не смущайтесь! Любопытство - не грех! Вон там у воды, где много людей, он и лежал, когда его вытащили.
  - А упал он...
  - Упал он вот отсюда, с этого выступа. Говорят, сел на него, а потом вниз и кинулся! С камнем вместе.
  - Как страшно! И никого рядом с ним не было?
  - Говорят, что не было, хотя...
  - Хотя что? И кто это говорит?
  - Так рыбаки, они с речки все видели и потом всем рассказали.
  - Что рассказали?
  - Что женщина рядом с ним была... Вся в белом...
  - В белом?
  - Да.
  - И откуда она взялась и куда потом делась?
  - Откуда взялась неизвестно, но, говорят, что после того, как Борис в воду упал, она поднялась над рекой и в воздухе растаяла.
  - В воздухе растаяла? Это еще что, Григорий Львович? Вы в это верите?
  - Причем тут верю-не верю? Так говорят... Мы в чем-то люди темные...
  - А он был хорошим человеком?
  - Кто, Сашенька? Борис? Хороший. На Волге дом имел и в Петербурге тоже. Борис Григорьевич небедный человек был! И жениться на деньгах скоро должен был.
  - Я не про то. Говорят, что из-за него Катерина Кабанова в воду кинулась...
  - Да. Было такое. Но она, Сашенька, сама виновата. Замужняя была. Зачем ей мужу изменять надо было?
  - Любила он его, опять-таки говорят, очень.
  - Кто говорит-то?
  - Все. И Иван Семеныч тоже. Так, может, это она за Борисом Григорьевичем и пришла?
  - Кто?
  - Катя Кабанова.
  - Катя?
  - Да, она. Мне Иван Семеныч еще говорил, что пьесу хочет в нашем театре про Волгу поставить. Драматурга вот только пока не нашел, так это его наша набережная навела на такие мысли. Говорят, что молодых девушек на этом самом месте убивали, а потом в Волгу бросали!
  - Да? Интересно. Но теперь получается, что и молодых людей тоже. А вам, Сашенька, Бориса Григорьевича, значит, все-таки жаль?
  - Жаль?
  - Я хотел сказать, что одним поклонником у вас меньше стало! Вы об этом жалеете?
  - Я? Что меньше стало? Нет. Мне их считать без надобности...
   - Но, не правда ли, Сашенька, так странно, что в жизни ничего предугадать нельзя?
  - Зато как все просто! Есть человек, и нет человека!
  - Что?
  - Хотя, может быть, в этом есть какая-то высшая справедливость! Разве не так?
  - Справедливость?
  - Да.
  Александра Николаевна перекрестилась.
  - Знаете, Григорий Львович, я устала от своей жизни. Действительно, устала.
  И у нее по щекам потекли слезы... Неожиданно она посмотрела вниз.
  - А там у воды разве не Вадим Григорьевич?
  - Да, это он. И теперь деньги брата ему достанутся.
  - По-моему, Григорий Львович, он что-то ищет?
  - Похоже. Знаете, я, пожалуй, спущусь к Дульчину, узнаю у него, что да как. А вас проводить куда-нибудь, Сашенька?
  - Нет, я еще тут постою и на Волгу посмотрю.
  Так Негина и стояла какое-то время у перил, пока к ней не подошел непонятно откуда взявшийся Паратов.
  - Добрый день, Сашенька!
  Негина протянула ему руку, которую он прижал к губам и долго не отпускал.
  - Здравствуйте, Сергей Сергеич!
  - Вы уже знаете, Александра Николаевна, про Бориса?
  - Да, не только я, а весь город знает. Поэтому мы с Еленой Ивановной Кручининой и пришли сюда, но она сейчас куда-то ушла.
  - Тоже, значит, решили на те места посмотреть, где он в воду бросился и где утопленника нашли?
  - Да, тут берег высокий и ограда везде, поэтому мне непонятно, как он упасть-то смог.
  - Если упал, значит, как я понимаю, очень этого хотел. Все мы под небом ходим, Сашенька!
  - Но вы же знаете, что у него свадьба должна была состояться через несколько дней. Но почему они там ходят? Муров и Дульчин?
  Паратов и Негина остановились.
  - Похоже, они что-то разыскивают у воды.
  - Разыскивают? Тогда я, Сергей Сергеич, знаю, что именно они ищут.
  - И что же это, Сашенька?
  - Кольцо в бархатном футлярчике. Очень дорогое. Борис Григорьевич купил его для своей невесты, и на днях мне его показывал.
  - Ах, вот оно что! Кольцо! Значит, вы его видели? Забавно! И когда? При каких обстоятельствах это произошло?
  - А что?
  - Да так! Понимаю-понимаю...
  - Что вы понимаете?
  - Ничего! Впрочем, у меня, Сашенька, вы же знаете, вот тут у сердца в футляре тоже прекрасный гарнитур с бриллиантами имеется. Для вас приготовлен, моя милая! И я это не скрываю! Может, хотите еще раз на него посмотреть.
  - Почему бы нет, Сергей Сергеич? Красота всегда завораживает!
  - Вот именно! Забавно, что мы с вами одинаково мыслим.
  Паратов приподнял крышку, и у Сашеньки опять перехватило дух, так прекрасны были серьги и ожерелье.
  - Александра Николаевна! Давайте говорить прямо, вы знаете, как я к вам отношусь, и сколько раз я бывал на ваших представлениях. Я не знаю при каких обстоятельствах Борис Григорьевич показывал вам то кольцо, но я давно люблю вас. Правда, у меня есть жена в Петербурге, но мы уедем с вами во Францию, в Италию, куда вы скажете. Иван Семенович Великатов, уверяю вас, никогда не оценит ваш талант. А со мной вы поступите на петербургскую сцену, если, конечно, захотите. Решайтесь, Сашенька! Жизнь коротка, как мы только что убедились на примере Бориса. Ну, зачем вам хоронить себя в этом волжском городе?
  - Я не понимаю, о чем вы! Я думала, что вы мне хотели подарить этот гарнитур за мою игру. А оказывается... Уберите!
  Но Паратов как будто ее не слышал, а продолжал держать футляр открытым.
  - Конечно, за вашу игру. Она восхитительна! Но если вы все-таки решитесь, подайте мне только знак.
  - Вы забываетесь, Сергей Сергеич!
  - Я? Ничуть! Вы живете во флигеле, я могу прийти к вам туда сегодня ночью, и мы с вами все хорошенько обсудим. Только не говорите сразу нет! Так как, Сашенька? Подумайте! До вечера еще есть время!
  - Я пожалуюсь Ивану Семенычу.
  - Зачем? Он, скорее всего, примет ваши слова за глупое желание привлечь его внимание, поэтому не советую. Он недавно всем сказал, что вы ему уже неинтересны.
  - Вы тоже об этом слышали?
  - А кто еще успел вам об этом поведать и, главное, когда?
  - Какая разница!
  - Понимаю-понимаю... Вот видите, Сашенька, еще немного и вы станете объектом насмешек, а вы, право, этого недостойны! Вы достойны большего.
  После этих слов Паратов закрыл футляр и убрал его в карман.
  - Мне и так тяжело, Сергей Сергеич, а вы еще меня унижаете!
  У Негиной задрожал голос, а мужчина улыбнулся.
  - Так я же любя, Сашенька! Вы сейчас на положении наложницы в гареме. Великатов не хочет на вас жениться, и это ясно всем, кроме вас. А я вам предлагаю - Париж, Вену, Рим, а потом как сложится... Моя жена немолода. Правда, есть тесть, но он тоже далеко не юн. Вы меня понимаете, Александра Николаевна?
  - Оставьте меня, Сергей Сергеич.
  - Хорошо-хорошо! Я уйду. Надеюсь, что в Волгу вы все-таки не броситесь, хотя тут все твердят, что Волга требует жертв, но вы же девушка умная и во всякие россказни, думаю, не верите.
  - А может и верю...
  - Полноте, Сашенька, полноте! И сегодняшней ночью я все-таки постучусь в ваше окошко, и мы вдвоем обо всем поговорим.
  В ответ на эти слова девушка повернулась лицом к реке, а Паратов, не оглядываясь, пошел куда-то по набережной. Муров же в это время продолжал ходить вслед за Дульчиным и думал только об одном, как все-таки узнать, что конкретно тот знает о гибели своего брата. Но Вадим вел себя странно и неожиданно произнес.
  - Нигде нет!
  - Нет? Чего?
  - Кольца.
  - Какого еще кольца, Вадим?
  - Которое Борис приготовил своей невесте. Оно вчера было с ним, и он мне его показывал. Где же оно? Удивительно!
  - Так, может, он его в гостинице оставил?
  - Нет, я там все обыскал.
  - Наверное, в воду упало. Оно где находилось? В кармане?
  - Карман, где кольцо лежало, глубокий и пуговка там имеется для застежки. Я проверил. Не могло оно само выпасть!
  - Так вы хотите сказать, Вадим, что его кто-то взял? Или он сам кому-то его отдал?
  - И кому? Белой даме?
  - Даме?
  - Говорят же, что перед тем, как он в воду сиганул, его с какой-то белой дамой на набережной видели.
  - Значит, она забрала его, Вадим?
  - Хотя... Кольцо исчезло, а рукавичка белая появилась!
  - Рукавичка?
  - Да, мне кто-то сказал, что, когда брата из воды вытащили, у него в кармане белую шелковую рукавичку нашли.
  - Ну, понятно, значит, он, когда эту рукавичку клал, карман-то и не застегнул!
  - Так в другом кармане-то варежку эту нашли. В другом!
  - Час от часу не легче!
  - А, может, кольцо рыбаки забрали, которые Бориса вытащили?
  - Но зачем оно им? Его же не продать, сразу поймают. И потом я разговаривал с ними и деньги хорошие посулил, если они мне это кольцо вернут. Сказали, что ничего не видели и не брали. Странно!
  - Да забудьте вы про перстенек этот! Вы теперь и так богаты.
  - Не могу! Притом я вчера утром видел, как Борис у гостиницы с цыганкой говорил.
  - С какой еще цыганкой, Вадим?
  - У нее такой заметный платок был! Белый с мелкими яркими цветами. И черные волосы.
  - У всех цыганок черные волосы. Других просто не бывает! Но платок... Такого платка я никогда ни на одной здешней цыганке не видел. Какой-то редкий цвет у него. У них обычно черные или красные платки.
  - А вот у этой цыганки платок был белый!
  - И что она делала, Вадим? Гадала вашему брату?
  - Не знаю. Она ему что-то говорила и все.
  - Но, может, именно поэтому он потом ей кольцо и отдал?
  - Подарок, приготовленный для невесты? Странно как-то! И когда потом? Вы хотите сказать, что он ту цыганку еще раз встретил ближе к ночи?
  - Не знаю.
  - Но где же зтогда футляр с кольцом?
  - Да выпал он в воду и все! Забудьте вы о нем! Может, Борис Григорьевич все-таки карман не застегнул после того, как вам кольцо показал? Или он был в другой одежде?
  - Нет, в той же! Ничего не понимаю. Но кто-то же его у него забрал.
  - Да хватит об этом, Вадим! Зачем вам оно? Одним кольцом больше, одним - меньше!
  - Так покоя оно мне не дает! Ой, смотрите! Похоже, там та цыганка в белом платке! Смотрите! По набережной идет!
  - Где?
  - Да вон к Паратову подошла.
  - Где? Не вижу. Хотя там, действительно, рядом с ним какая-то дама.
  - Это она! Она!
  Дульчин побежал к лестнице и стал быстро по ней подниматься. Муров еле-еле поспевал за ним. Но когда они уже были наверху, ни цыганки, ни Сергея Сергеича там не было.
  - Куда они подевались?
  - Кто?
  - Цыганка или Паратов!
  - Да что они вам сдались, Вадим?
  - Нет, тут кроется какая-то тайна. И я ее разгадаю!
  - Тайна? Вот только тайн нам еще и не хватало!
  Григорий Львович поспешил за Дульчиным, впрочем, возраст был не тот, и поэтому скоро он отстал, а Вадим Григорьевич скрылся из виду. Поэтому Мурову ничего не оставалось, как пойти в ресторан, уж очень ему хотелось пить.
  А Паратов практически в это время на набережной неожиданно встретил Кручинину, сразу к ней подошел и раскланялся.
  - Как я рад вас видеть, Елена Ивановна!
  - Спасибо!
  - Помнится, мы одно время были знакомы.
  - Да, это так, Сергей Сергеич.
  - Хочу сказать, что я почитатель вашего таланта. У меня пароход на Волге, поэтому я почти во всех волжских городах был, и часто видел спектакли с вашим участием.
  - Еще раз спасибо!
  - Извините, но вы не ответите мне на один вопрос?
  - Какой?
  - Как я понимаю, вы знакомы со здешней театральной примой Александрой Негиной.
  - Да, я приехала в город, чтобы посмотреть на ее игру.
  - Тогда, может быть, вы знаете, как артистка Негина относилась к усопшему Борису Григорьевичу?
  - Странный вопрос, Сергей Сергеич! И очень личный! Поэтому я могу вам посоветовать лишь одно - спросите у нее сами.
  - Я просто думаю, что если он ей очень нравился, то, значит, она страдает и ее надо поддержать.
  - Я думаю, что сейчас вам лучше оставить Сашеньку в покое. Она рождена для театра. И если все удачно сложится, то через несколько лет она будет одной из лучших актрис на русской сцене.
  - Почему вы так думаете?
  - Она умеет управлять своими эмоциями, так, что другие ей верят. Это редкое качество!
  - Но вы же видите, что она несчастна?
  - И что? Чем больше страданий будет в ее жизни, тем лучше! Это пойдет ей только на пользу, потому что потом она сможет все это использовать в своих ролях.
  - Звучит ужасно. Но, Елена Ивановна, я буду с вами откровенен. Скажите, я прошу вас, если, конечно, вам известно, была у нее связь с Борисом или нет?
  - Что с вами, Сергей Сергеич?
  - Простите меня! Я уже не знаю, к кому мне обратиться! Хватаюсь за каждую соломинку! Но я бесконечно страдаю и не знаю, что делать. Пожалейте хоть вы меня! Я люблю Негину, давно люблю. И для меня просто непозволительна мысль, что она бы любезна с Борисом.
  - Но почему вы так решили?
  - Потому что он вдруг ни с того ни с сего утопился, как вы не понимаете! И он унес эту тайну с собой!
  - Успокойтесь, Сергей Сергеич! Я ничего такого не знаю, но насколько мне известно, Сашенька обожает театр, и больше для нее никто и ничего не имеет значения.
  - Я сойду с ума от ревности.
  - Да перестаньте вы, Сергей Сергевич!
  - Как перестать-то? Думать, что она принадлежала Борису, выше моих сил. Нет, Сашенька, будет моей! Только моей!
  И Паратов куда-то быстро направился. Кручинина же после разговора с ним села скамейку и задумалась. Какие все-таки мужчины странные люди! Ничего не замечают и не понимают, если влюблены. Но скоро к ней, когда рядом никого не было, подсел Григорий Львович Муров.
  - Люба!
  - Елена Ивановна!
  - Ой, перестань! Тут никого нет! Что ты обо всем этом думаешь*
  - О чем?
  - Как о чем? О самоубийстве Бориса Григорьевича.
  - Я считаю, что он такую судьбу заслужил.
  - То есть ты тоже думаешь, что его призрак той женщины, которая из-за него в воду бросилась, с собой забрал?
  - Ничего такого, Гриша, я не говорила. Не придумывай!
  - Ну, да, ну, да. А Негина?
  - Что Негина?
  - Что она думает?
  - Тебе-то зачем?
  - Так. Но тебе не кажется странным, что Борис днем был весел, готовился к свадьбе, а вечером вдруг взял и сам в воду бросился.
  - Чужая душа - потемки, Гриша.
  - Это, конечно, так, но, может, на него что-то все-таки повлияло? Ты знаешь, что рыбаки говорят, что рядом с ним перед его поступком была какая-то женщина в белом.
  - Женщина в белом?
  - Да, ты только представь картину, Люба, к нему на набережной подошла женщина в белой одежде, а потом он взял и кинулся в воду с камнем на ногах. Как тебе такая история?
  - Рыбаки сами это видели?
  - Да-да! Разве не удивительно?
  - Конечно, удивительно! Женщина в белом? Но кто это?
  - Снегурочка, например.
  - Снегурочка? Из снега, что ли? Гриша, ты в своем уме? Нет, пусть уж лучше будет дух той, что в реку бросилась!
  - Ты так считаешь? Вот в этом загадка и есть! Кто она такая? Катя Кабанова?
  - Григорий, неужели ты во все эти сказки веришь?
  - А что еще мне остается делать? Всем известно, что место это на Волге необычное. И ты же знаешь, что есть на свете много такого, что мы понять не можем. И еще...
  - Что еще?
  - Дульчин сказал, что его брат вчера говорил с цыганкой.
  - С цыганкой? И что тут такого?
  - Не знаю, но сегодня, когда мы с ним были на берегу, он увидел, что Паратов тоже говорит с нею.
  - С кем?
  - С той самой цыганкой, как сказал Дульчин!
  - А ты ее видел?
  - Нет, он закричал 'цыганка, цыганка' и побежал наверх, но, когда мы поднялись по лестнице, Сергея и никакой женщины там не было.
  - Да? Я мельком говорила сегодня с Паратовым на набережной, но клянусь тебе, что цыганки рядом с ним я тоже не приметила. Словом, я ничего не понимаю.
  - Вот и я тоже.
  - А он хорошо ее разглядел?
  - Нет. Только сказал, что у нее черные волосы и какой-то белый платок на плечах.
  - Белый платок? И что ты об этом думаешь?
  - Я думаю, что во всем этом замешаны какие-то странные представительницы женского пола.
  - Или одна!
  - Ты думаешь, Люба, что цыганка и ночная белая дама - это одно и то же лицо?
  - А почему бы и нет?
  - Но тогда, скажем так, в этом есть что-то театральное и все ниточки ведут к Негиной!
  - Нет, это невозможно! Что ты говоришь? Сашенька - добрая и милая девушка.
  - Тогда к Великатову! Он однозначно мог что-то подобное придумать.
  - Зачем? Из ревности?
  - Может быть, и из-за нее, Люба, но тогда получается, что если цыганка сегодня говорила с Паратовым, то скоро и он ...
  - Что он?
  - Как что? Что его тоже не будет! Как ты этого не понимаешь! Получается, что следующим должен погибнуть Сергей! Ты же помнишь историю про Ларису Огудалову?
  - Гриша, перестань говорить чепуху. Ваш Борис почему-то в воду кинулся, а вы уже все от этого помешались! Теперь, по-вашему, и Паратов тоже должен за ним последовать? Но он ведь здравомыслящий человек!
  - Люба! Ты, правда, думаешь, что ничего больше не случится?
  - Конечно, но, честно говоря, если бы с ним что-то произошло, я бы не расстроилась.
  - Люба! Ты такая жестокая?
  - Да, а ты и не знал? Могу тебе сказать, что одно время я очень хотела убить тебя, после всего того, что ты мне сделал!
  - Правда? Но ведь ты меня все-таки не убила!
  - Все еще впереди, Гриша. Ой, сюда идут! Григорий Львович, вы не проводите меня в гостиницу?
  - С удовольствием, Елена Ивановна. С огромным удовольствием!
  И актриса Кручинина, и помещик Муров, разговаривая, под ручку медленно пошли вдоль набережной.
  Вечером же все действующие лица опять были в театре. Негина, как всегда, играла прекрасно, ей долго аплодировали, но компания после спектакля в ресторане не собралась, потому что всем было как-то не по себе после ухода Бориса Григорьевича.
  Утром же город разбудила новость, о которой кричали мальчишки, предлагая газеты на улицах.
  - Погиб промышленник из Москвы! Паратов застрелился на набережной!
  Когда туда приехали все оставшиеся члены веселой компании Глумов, Великатов, Дульчин, Лыняев и Муров, тело оттуда уже увозили. На вопрос, что рядом с ним нашли, Глумову показали окровавленную белую рукавичку, деньги и револьвер. Бриллиантового гарнитура, как все поняли, найдено при нем не было.
  А Дульчин не удержался и сразу воскликнул.
  - Точно такая варежка была и у Бориса!
  Все переглянулись, но ничего ему в ответ не оказали. Кто-то предложил пойти в ресторан. Но Глумов и Муров, о чем-то тихо переговариваясь, стали спускаться вниз к воде. Лыняев, увидев, что Дульчину неожиданно стало совсем плохо, повел его в гостиницу. У того же буквально заплетались ноги, и он тихо без конца твердил про себя - 'цыганка, цыганка...'.
  В это время на набережной появились Елена Ивановна и Глафира Алексеевна. Они пришли сюда из гостиницы, услышав о случившейся ночью трагедии. Михаил Борисович и Вадимом прошли мимо и как будто их даже не заметили, а дамы понимающе переглянулись. Ох, уж эти мужчины!
  А народ на набережной расходиться не собирался, притом прибывали все новые и новые горожане, и версии случившегося только множились и возникали самые необыкновенные.
  Великатов же поехал домой, где сразу прошел во флигель Сашеньки. Она стояла у зеркала и расчесывала волосы, поэтому его раннему приходу очень удивилась, ведь в последнее время такие визиты были редки.
  - Что случилось, Иван? На тебе лица нет! Что? Говори скорей
  - Паратов застрелился!
  - Сергей Сергеич? Когда? Сейчас?
  - Нет, ночью.
  - Не может такого быть!
  - Почему?
  - Но ему не с чего было стреляться. Ведь он был богат и хорош с собой.
  - Да? Как и Борису Григорьевичу не с чего было топиться! Ты это хотела сказать?
  - Подожди, Иван! Дай я приду в себя! Голова закружилась. Это из-за Огудаловой?
  Негина опустилась на стул.
  - Почему из-за нее?
  - Ну, Борис утопился, а Сергей застрелился... Тот из-за Кабановой, этот из-за Ларисы... Разве не ясно?
  - Сашенька! Что ты говоришь? Ответь лучше мне, ты к этим двум уходам не имеешь никакого отношения?
  - Что?
  - Ты ко всему этому никак не причастна?
  - Иван! Почему ты меня об этом спрашиваешь?
  - Потому что Паратов говорил всем, что добивается твоей благосклонности. И даже носил при себе бриллиантовый гарнитур!
  - Так что же?
  - Ответь мне честно, Сашенька, ты об этом знала?
  - О чем? О гарнитуре? Да, знала.
  - Тогда я задам тебе еще один вопрос - Борис Григорьевич тоже искал твоего расположения? Только честно!
  - Да, искал! Но я же актриса, они видят меня на сцене, посылают цветы, конфеты...
  - И, естественно, хотят нечто большего! Ты это хочешь сказать?
  - Иван! Ты меня обижаешь? Кто дал тебе право в чем-то меня подозревать?
  - Сашенька! Я понимаю, что недостоин тебя, но ведь все эти господа, Глумов, Муров, Дульчин и Лыняев могут подумать, что ты как-то с этими самоубийствами связана! Не я, а они! Да, ты ведь еще не знаешь, но многим известно, что и у Бориса, и у Сергея были найдены белые рукавички, очень похожие на те, что ты надеваешь на сцене, когда играешь Снегурочку. Пока еще не пошли слухи о тебе, но, скорее всего, это лишь дело времени. А дальше это может сказаться на кассе и твоей репутации!
  - Иван! Я клянусь тебе, что никакого отношения ко всему этому не имею. Но если ты хочешь, я не буду теперь надевать свои белые рукавички, чтобы зрители на каждом спектакле гадали - те, что найдены у погибших, мои или нет. И это привлечет еще больше зрителей в театр.
  - Сашенька!
  - Хорошо, хорошо, я всегда буду их надевать. Но ведь действительно, очень странно, что эти два человека погибли один за другим. Разве нет?
  - Твои шутки, Сашенька, сейчас неуместны! Мы можем оказаться в очень щекотливом положении! Кстати, где они?
  - Они?
  - Рукавички! Где они?
  - Одна пара в театре, а вторая здесь у меня в комнате.
  - Немедленно отдай их мне! Сейчас же!
  Сашенька поднялась и стала осматриваться.
  - Странно! Вот только недавно тут были.
  - И где же они?
  - На подоконнике лежали, я их показывала Кручининой, она сказала, какие они красивые, и туда положила. А сейчас их здесь нет! А окно я не закрываю, ведь сейчас лето...
  - Сашенька! Значит, у них двоих, действительно, могли оказаться твои проклятые варежки. И что нам теперь делать?
  - Не знаю, Ваня. Но я их не убивала.
  - Верю, верю.
  - Ваня, я должна сказать тебе одну вещь.
  - Что еще?
  - Вчера поздно вечером Сергей Сергеич подходил к окну, но во флигель я его не пустила. Он сказал, чтобы я ничего не боялась, он не нарушит мой покой и ушел.
  - А когда этот гарнитур ты видела?
  - Он его днем мне на набережной показывал.
  - Сашенька! Как ты неосторожна! Уж гибель Бориса должна была чему-то тебя научить!
  - Но, Ваня, я и подумать не могла, что...
  - А надо было думать! Но ты клянешься, что между вами ничего не было?
  -Иван! Как ты можешь мне такое говорить? Клянусь, я только тебя одного всегда любила и люблю!
  - Эх, Сашенька... Я пойду к людям, послушаю, что они болтают.
  И Великатов нашел всех в ресторане при гостинице. Дульчин от всего произошедшего немного отошел, но все время пил вино. Глумов рассказал, что был у рыбаков. И они поведали, что сегодня ночью опять ловили рыбу на реке и видели, как к мужчине на том самом месте набережной, где бросился в воду известный им утопленник, подошла женщина в белом, а потом он вдруг, как они поняли, взял и застрелился. А женщина после этого опять как бы поднялась вверх и растаяла в воздухе! Они, то есть рыбаки, конечно, сразу поплыли к берегу, но когда добрались до него, на набережной возле тела уже были люди, выстрел-то был громким, и многие его услышали.
  Дульчин опять как-то путанно повторил всем свои рассказы про цыганку, которая говорила и с Борисом Григорьевичем, и Сергеем Сергеичем до их ухода.
  Великатов же сказал, что рукавички, найденные у покойничков, с большей долей вероятности, взяты у Негиной, потому что у нее на днях пропала запасная пара.
  Муров в ответ опять напомнил всем о погубленных мужчинами женщинах - Катерине и Ларисе.
  Глумов же с кривой усмешкой сказал о том, что кто бы что ни говорил и ни думал, но количество наследничков Акима Акимыча стремительно сокращается. Дальше наступила тишина. Похоже, все размышляли об одном и том же, не он ли следующий?
  Расходиться никому не хотелось. Поэтому они просидели до глубокой ночи, много пили, а потом отправились к цыганам. Всем надо было расслабиться, потому что никто ничего не понимал! Дальше-то что будет?
  Глумов же в это время думал о членах их когда-то веселого клуба. Забавно все-таки, что один из наследников Аким Акимыча утопился, а другой застрелился. Но, к сожалению, их уходы сразу связываются с оставшимися в живых получателями наследства. А это просто невыносимо!
  И вообще-то я здравомыслящий человек, и всякие там женщины в белом особо меня не пугают, но очень хочется во всем разобраться и понять, что это еще за непонятные появления никому неизвестной цыганки, и как они связаны с самоубийствами Бориса и Сергея. Ну, и не грозит ли мне, Егору Дмитричу, тоже встреча с этой дамой?
  Тогда предположим, что все это правда. И что? Все это должно наводить только на одну мысль, что есть некая мстительница за двух женщин - Ларису и Катерину. И, значит, убийца женского пола. Хотя это просто не укладывается в голове! Но кто, к примеру, это может быть?
  Негина? Рукавички-то белые, как не крути, скорее всего, ее. Ну, уж нет! Представить ее в роли хладнокровного убийцы не так-то просто! Да и зачем ей это? Хотя кольцо для невесты у Бориса пропало и гарнитур у Паратова тоже. Хороший повод! Деньги-то всем нужны. Но Сашенька... Нет, она не может этого сделать! Уж на что я грубый практичный человек, но Сашенька ... Эх, были бы у меня сейчас очень большие деньги, увез бы ее на край света... Но что об этом мечтать!
  Так, кто еще из знакомых мне дам мог все это проделать? Кто? Кручинина или Глафира? Ух, Глафира - это восторг! Я знал ее прежде, еще до замужества, огонь-девка. Могла ли она решиться на такое? Вполне! Михаил ей денег дает мало, а ей хочется жить той жизнью, какой она раньше жила в столицах. Словом, может она быть той роковой женщиной? Может. И что? Ничего! Никак не могу понять, как какая-то особа женского пола могла это проделать!
  Ладно, осталась Кручинина. Ну, уж ей-то это зачем? Прекрасная актриса, денег много, сынок в Университете учится. Нет, это точно не она!
  Теперь перейдем к мужчинам. Кто там еще в живых остался? Шутка! Надеюсь, что больше никто из них не уйдет.
  Великатов? Ну, нет! Хотя... Чем меньше будет наследников, тем больше каждый из оставшихся получит, и он тоже. А это неслабый повод!
  Лыняев? Чужая душа - потемки, но, по-моему, он на такие шаги, как убийства двух человек, не способен.
  Муров? А что! Насколько я знаю, ему срочно нужны деньги. И ради выгоды, я думаю, Григорий Львович мог бы подобное совершить. Но сделал ли он это? Вот вопрос!
  Дульчин? Он, конечно, был заинтересован в том, чтобы получить деньги Бориса, но Паратов - его-то за что? Он-то здесь причем? Из-за Сашеньки Негиной? А что? Такое вполне может быть! Притом цыганку-то в белом платке он только один и видел...
  Ну, и какой из всего вывод? Никакой! Но выражаю надежду, что следующим покойничком, если он вдруг случится, стану все-таки не я. Больше мне надеться не на что!
  И Глумов пошел на набережную, а там неожиданно увидел Лыняева, медленно идущего в его сторону.
  - Михаил Борисович!
  - Егор Дмитрич! Как я рад вас видеть! Знаете, я все думаю, думаю... Что здесь вообще происходит? Вы что-нибудь понимаете?
  - Я? Это вы о чем?
  - Обо всем! О женщине в белом, о цыганке...
  - Не знаю! Хотя в этом действительно надо разобраться!
  - Да-да!
  - Но обещайте мне, что если вы хоть что-то узнаете, что если кто-то скажет вам что-то важное, вы мне об этом скажете!
  - Конечно, обещаю... Один ум хорошо, а два лучше.
  На этом Лыняев и Глумов разошлись, а Егор Дмитрич решил переговорить еще с одним человеком.
  Но впереди были похороны Бориса Григорьевича, куда они и отправились. А после поминального обеда Егор Дмитрич подошел к Александре Николаевне и попросил ее уделить ему несколько минут. Они вышли на балкон, с которого открывался прекрасный вид на Волгу. Негина глубоко вздохнула и неожиданно сама задала вопрос Глумову.
  - Егор Дмитрич, ответьте мне честно, эти два ухода - самоубийства?
  Он внимательно на нее посмотрел.
  - А вы как думаете?
  - Я? Говорят, что река требует жертв...
  - И вы в это верите?
  - Знаете, я хочу в это верить! Еще только вчера Сергей Сергеич был жив! А Борис Григорьевич третьего дня! Что это, Егор Дмитрич, если не мистика? Мне так страшно!
  - Вы знаете, Александра Николаевна, что у них нашли ваши белые рукавички?
  - Знаю.
  - Извините.
  - Вы хотите сказать, что они погибли из-за меня?
  - Вы-то сами как думаете? Нет ли у вас такого поклонника, который ...
  - Что который?
  - Который ни перед чем не остановится.
  - О чем вы?
  - Вы знаете, что я имею ввиду, Александра Николаевна!
  - Что?
  - Сашенька! Доверьтесь мне!
  - Довериться? В чем?
  - Вы знаете в чем, Сашенька! Я вижу, как вам тяжело.
  - Да, это так! Но, надеюсь, что скоро все забудется, и я не буду больше о них обоих вспоминать. И, кстати, вы знаете, что они оба предлагали мне с ними уехать?
  - Уехать?
  - Да.
  - А вы?
  - А я не хотела... Чего-то сижу, жду здесь, а чего сама не знаю. Вы думаете, я так и буду жить в этом городе?
  - Я не знаю, Сашенька. Но я ваш друг!
  - Друг? Да вы даже представить себе не можете, какая я ... Мне же золота, украшений хочется, а не только в пьесах играть! Ведь все, что я надеваю на сцене, это лишь блестящие камушки! Как вы не понимаете, я играю королев, и мне верят, а я бриллианты никогда в руках не держала.
  - Сашенька!
  - Понимаете, я не могу успокоиться! Я видела эти украшения, и они мне их предлагали, но я их не взяла... Кстати, вы не знаете где они сейчас?
  - Украшения?
  - Да. На дне реки или где?
  - Сашенька!
  - Ах, как мне стыдно!
  - Но они же вас покупали! И вы не можете этого не понимать...
  - Покупали? И что? Так ведь еще немного, я бы была готова им отдаться!
  - Сашенька! Нет-нет! Вы не такая!
  - Не такая? Вы меня жалеете, Егор Дмитрич, а я этого, право, не достойна!
  - Я думаю, что такова ваша судьба.
  - Вы, в самом деле, так считаете?
  - Александра Николаевна! Сашенька! Верьте мне, я ваш друг! И вы, по-моему, заслуживаете счастья!
  - Да? Спасибо! Спасибо, Егор Дмитрич!
  И она разошлись в разные стороны. Александра Николаевна поспешила к себе домой, Глумов же долго смотрел ей вслед.
  Но не только Егор Дмитрич пытался как-то объяснить, что же здесь происходит. Григорий Львович Муров тоже не находил себе места от нахлынувших на него чувств.
  Может быть, мне уехать к себе в поместье на время? Пока все тут не успокоится. А то я уже перестаю понимать, на каком я свете! Цыганка - это все-таки какая-то странная личность. Получилось, что она как-то связана с женской местью за Кабанову и Огудалову, что уже совсем все запутывает.
  Нет, я не могу уехать, мне нужны деньги, много денег! Куда мне без них? Ведь только об этом я сейчас и думаю. Что я там буду вдали от города сидеть? Притом до получения наследства Акима Акимыча еще время есть, а наследников ведь все меньше и меньше становится, что совсем неплохо. Может, и еще меньше станет! Ой, что это я! Я ведь тоже на часть наследства претендую, как ни крути!
  А то, что происходит с этой белой дамой, которая не то в воздухе растворяется, не то улетает, вообще великолепно. Забавно, что я никогда не питал доверия к историям о разных духах и всегда смеялся над людьми, которые в них верят, но тут с этими двумя уходами даже я поменял свое мнение, потому что так все странно и удачно сложилось. Раз! И двух наследников как не бывало! И белые рукавички в дело пошли! Ну, а о пропавших драгоценностях у Сергея и Бориса что говорить? Они, однозначно, не на дне речном! Словом, ищите взлетающую белую даму, если в нее верите, или человека, который все так удачно придумал и провернул...
  Но лично меня очень заинтересовала площадка на набережной, где произошли эти два странных, скажем так, самоубийства, поэтому туда я и прогуляюсь.
  Там же он когда-то приметил на спуске к воде какую-то табличку, на которой различимы всего несколько букв. И, может быть, ее тоже можно как-то связать с таинственной белой дамой?
  Вот туда я сейчас и отправлюсь. Спускаемся. Табличка на месте. Впрочем, ничего на ней не разберешь! Хотя буквы однозначно русские, не латынь. Ничего не понятно!
  Но сейчас на том самом месте, где погибли два человека, почему-то об этом уже ничего не напоминает. Правда, никто не подходит к ограждению близко, а я вот подойду. Словом, вывод получается такой - один умный человек убрал двух наследничков Аким Акимыча, подкинул им варежки, чтобы все подумали на Сашеньку, и забрал украшения себе. Но как все-таки связаны цыганка и белая дама? Пока я в этом не разберусь, мне как-то тревожно.
  Муров прошел к себе в гостиницу, и увидел, что там за столиком в ресторане сидят два человека - Лыняев и Дульчин, которые по счастью его не заметили. А они, между прочим, вели очень интересный разговор.
  - Вы знаете, Михаил Борисович, я думаю, что мне надо срочно отсюда уехать! Срочно! Меня здесь теперь ничего уже не держит. Да-да, уехать! Не могу я тут находиться.
  - Что с вами, Вадим Григорьевич?
  - Со мной? Понимаете, я боюсь! Только бы мне не встретить сейчас ту цыганку! Только бы мне ее не встретить!
  - Вы опять про нее, Вадим? Но, похоже, только вы один эту цыганку и видели. Как она вообще выглядела?
  - Черные волосы, да, она еще немного прикрывала себе лицо белым платком... И знаете, сейчас я думаю, что она возможно не настоящая цыганка, а ряженая.
  - Да? И почему? А смогли бы вы, Вадим Григорьевич, узнать ее?
  - Я? Узнать? Что вы! Я даже помыслить боюсь о том, чтобы ее случайно увидеть, как вы этого не понимаете... Но, если я увидел бы ее, то, наверное, узнал бы. Платок у нее такой белый и волосы черные.
  - Знаете, это так неопределенно.
  - Но я не видел ее вблизи, понимаете, только издалека.
  - Понимаю. Но вообще-то это мог быть мужчина?
  - Мужчина? Мне такое в голову даже не приходило... А что... Такое вполне может быть... Знаете, я был в театре у Великатова. Мы искали там с ним у костюмеров похожую шаль.
  - Да? И как?
  - Никак! Не нашли. Нет ее там. Хотя вот какая мысль пришла мне в голову...
  И на этих словах Вадим надолго замолчал. Лыняев подождал-подождал и не выдержал.
  - Что же? О чем вы подумали? И почему вы вдруг стали оглядываться?
  - Знаете, мне кажется, что нас сейчас подслушивают...
  - Да кому это надо, Вадим?
  - Не знаю.
  - Да и нет тут никого!
  - Может быть, вы и правы, но вот что я хочу вам сказать... Мне почему-то думается, Михаил Борисович, что все это театр, и все мы участники какого-то странного представления, который кто-то невидимый поставил в этом волжском городе. И все мы куклы, которыми управляют...
  - Кто все? Вы? Я? Цыганка?
  - Может быть, и она тоже ... Но я сейчас ни в коем случае не хочу с ней встретиться.
  - Я вас не понимаю.
  - А я вам еще раз скажу - это все театр!
  - Но, уж извините, Вадим, но так уж получается, что вы повторяете слова Акима Акимыча.
  - Да, повторяю, и это забавно... Вот у вас, насколько мне известно, нет грехов в прошлом, и у того же Глумова, похоже, их тоже нет! А у меня есть! И много! Если бы вы знали, что я пережил, с кем только не встречался, на какое дно не падал... А вот сейчас это прошлое меня настигает, и я постоянно о нем думаю. Хотя, может, и зря... Может, не надо вспоминать, а забыть надо? Вот и у Мурова грешок есть, он бросил девушку с ребенком, которого она ему родила, и женился на другой. И у Великатова есть, потому что он до сих пор не взял в жены Сашеньку. А они ничего... Живут... Так кто же из нас будет следующим? А? Как вы думаете, кто?
  - О чем вы?
  - Я боюсь, Михаил Борисович, очень боюсь, поэтому хочу отсюда поскорее уехать...
  - Куда же вы так торопитесь, Вадим? Завтра похороны вашего брата...
  - Ах, да... Тогда после них я сразу и уеду. Уеду! И пойду сейчас складываться.
  Дульчин поспешил к себе в номер, а Лыняев вышел на набережную. Через какое-то к нему присоединился Муров, и Михаил Борисович предложил тому прогуляться.
  - Знаете, видел сейчас Дульчина. Он явно не в себе, хочет срочно отсюда уехать.
  - Уехать?
  - Да, Григорий Львович. Все твердит, что только бы ему не встретить ту цыганку! И еще что это мог быть мужчина!
  - Мужчина? Но это уже слишком!
  - Хотя у меня тоже из головы не идет, кто она. Значит, надо нам как-то ее поскорее найти и тогда все прояснится! У вас же в поместье табор стоит.
  - И что? Она явно не из него.
  - Почему вы так думаете?
  - Потому что у цыганок не бывает белых платков. По крайней мере, я таких не видел.
  - Дульчин говорит, что она прикрывала им лицо при разговоре. Может быть, она скрывала усы?
  - Усы?
  - А что? Ну, представьте, мог ли кто-то переодеться цыганкой, и чтобы Борис или Сергей его не узнали?
  - Может быть, они подумали, что это была шутка?
  - Хорошенькая шутка! Кто-то переоделся, поговорил с ними и...Потом они пошли на набережную и покончили с собой? Весело! Ну, ладно Борис еще мог так подумать, но Сергей Сергеич?
  - Да, вы правы, Михаил Борисович. А, может быть, все-таки это месть тех двух дам?
  - Каких? Вы про Катерину и Ларису, что ли?
  - Да.
  - Но почему тогда Дульчин хочет уехать? Из-за него же никто не погиб, насколько нам известно.
  - А, может, он все-таки понял, почему его брат и Паратов покончили с собой?
  - Не знаю, Григорий Львович, не знаю. Цыганка в белом платке, Снегурочка... Что все это значит? И еще... Пока я не забыл. Дульчин сказал, что все это театр.
  - Театр? То есть он произнес слово 'театр', как и Аким Акимыч?
  - Да. И еще жаловался на свою жизнь.
  - Жаловался?
  - Да все твердил, что где ему только не пришлось побывать, с кем познакомиться и дальше в том же духе.
  - Это правда, Михаил Борисович, он несколько раз был признан банкротом, знает, что такое бедность и даже нищета. Но потом он все-таки как-то поднимался... И опять начинал играть... Почему-то он не может от этого отказаться...
  - Но сейчас-то он богат! И он все равно чего-то очень боится.
  - Знаете, пусть уезжает, если ему уж совсем невмоготу здесь находиться. Я не против.
  - Я тоже. И еще. Вы знали, что Вадим был в театре и искал там шаль?
  - В театре? Почему именно там?
  - Не знаю, хотя у костюмеров тамошних он ее не нашел...
  - Как все странно и непонятно!
  - Полностью с вами согласен, Григорий Львович, ну, а пока прощайте.
  Они разошлись. Лыняев направился искать жену, Муров же снова пришел на набережную. Казалось, река просто притягивала его к себе...
  Опять это место! Но почем здесь никого нет? Хотя что это я ... Вон там люди идут, и там.
  Что же такого узнал Дульчин, после чего он так испугался? Кстати, честно говоря, я тоже боюсь, потому что не очень понимаю, что тут происходит. Кто эта цыганка? Впрочем, сыграть ее роль могли разные люди. Те же Глафира или Негина, или какой-то мужчина. Но понял ли Дульчин, кто это был, вот что главное. Вряд ли, ну, а, если понял, то, скорее всего, это для него небезопасно. У меня самого уже голова кругом идет. Но это один поворот, а есть и другой.
  Может, Дульчин просто сходит с ума? Такое ведь тоже вполне возможно. И ему везде мерещится эта странная цыганка в белом платке! Такое может быть? Вполне. Нет, ничего не понятно.
  Как сказал Лыняев, Вадим почему-то говорил ему о том, что встречал в жизни разных людей, и что это все театр. Из этих слов, по крайней мере, можно сделать вывод, что он столкнулся с кем-то, кого давно не видел, и этот человек вел себя как-то по-другому, не как в прежней жизни. Что-то из себя изображал... То есть играл не свойственную ему роль...
  Неужели Дульчин так близко подошел к разгадке? Возможно он думает на членов нашей компании? Конечно, у всех были грешки в юности, но играть кому-то из нас чужую роль? Не понимаю.
  А вдруг он понял, что людей, совершивших все это, было несколько? И после этого решил вдруг уехать? Нет, Дульчин точно что-то узнал, но что? Впрочем, он произнес слово 'театр', после того, как побывал в театре Великатова в поисках шали. Или это никак не связано друг с другом?
  Или он там что-то увидел? Или кого-то? Может быть, он узнал того, кто исполнял роль цыганки? Но Вадим не робкого десятка, и, если бы это был один человек, он его просто привел бы к нам. А тогда это... Ну, конечно, как я раньше не понял... Надо немедленно пойти к нему в гостиницу!
  И Муров поспешил туда. Но в номере никого не было, хотя уже и стемнело... Где он может быть?
  Да, нужно срочно отыскать рыбаков, которые все видели с воды и обо всем их расспросить! Только где их сейчас найти? Завтра утром сразу этим и займусь. Но где сейчас Вадим? Надо его обязательно обо все расспросить. Но Дульчина нигде не было видно, как его Муров не искал, поэтому Григорий Львович пошел к себе в номер, упал на кровать и заснул. .
  Утром же, когда Муров проснулся, он прислушался к шуму за окном. Разносчиков газет вроде не было слышно. Поэтому Григорий Львович с облегчением выдохнул и отправился в ресторан завтракать. Там уже сидел Михаил Борисович, и ковырял вилкой в тарелке.
  - Здравствуйте! А где же ваша очаровательная супруга?
  - Не знаю, когда я проснулся, ее уже рядом не было, наверное, куда-то гулять отправилась, пока я спал.
  - Понимаю! Ведь за окном такая прекрасная погода! День тоже, наверное, будет замечательный!
  - Надеюсь, Григорий Львович, надеюсь!
  А Глафира Алексеевна прохаживалась в это время по волжской набережной. Последнее время ее муж где-то часто пропадал, поэтому она почти все дни проводила в одиночестве. Скучно! Правда, Мишель выдавал ей каждые день оговоренную сумму, по его словам, на булавки, но тратила она ее очень быстро еще до обеда. А по вечерам Глафира скучала! В театр она вместе с мужем не ездила, книжек не читала, приятельниц у нее тут не было. Чем заняться-то? Ухажера тоже не заведешь, Михаил Борисович в этом отношении очень строг. Поэтому развлечения и занятия ей приходилось искать себе самой.
  Так, задумавшись, Глафира шла все дальше и дальше и неожиданно поняла, что рядом с ней никого нет, и она приблизилась как раз к тому месту, где произошли эти два странных ухода мужниных знакомых. Надо сказать, что напротив этого выступа на набережной домов не было, потом что к ней примыкала небольшая круглая площадь, которую все звали 'сковородкой', засаженная разными цветами и заставленная скамейками. Это был такой островок посередине набережной, где прогуливающие отдыхали, а потом шли дальше. И после всех произошедших событий горожане предпочитали ходить именно через эту площадь, а не вдоль того места, откуда Борис Григорьевич бросился в воду и где нашли застрелившегося Сергея Сергеича.
  И тут Глафира Алексеевна увидела, что на скамейке напротив того выступа, где они оба покончили с жизнью, кто-то сидит. Пока она приближалась, его не было видно, потому что у скамейки были высокие боковые ограждения, но теперь Глафира ясно увидела, что там сидит кто-то в белой шали. Она отступила назад и подумала о том, что надо отсюда поскорее уходить, но повернуться к этому человеку спиной она не могла, так ей было страшно. Но, может быть, даме, сидящей перед ней на скамейке просто стало плохо? Глафира сделала шаг вперед. Но что это? Это был мужчина. Из-под шали виднелись ноги в брюках. Кто же это тогда? Глафира осторожно убрала конец шали с лица. Не может быть! Это был Дульчин!
  - Вадим?! Вад-и-и-и-м!!!
  Глафира начала громко кричать. Неожиданно она услышала рядом с собой тихий женский голос.
  - Успокойтесь же, наконец! Да, это Вадим Григорьевич.
  Глафира Алексеевна обернулась, за ее спиной стояла Кручинина.
  - Я видела, как вы сюда направлялись. Сидела вон там на скамейке. Как я понимаю, он мертв?
  - Да. Надо поскорее позвать сюда людей.
  - Они уже рядом, потому что многие слышали ваш крик. Вон бегут. Но что это? Мой платок!!! Он задушен моим белым платком! И деньги у него в руках ... Что это за деньги?
  Кручинина пошатнулась.
  - Мне нехорошо, я пойду к себе...
  И скоро все были здесь. И Муров, и Глумов, и Лыняев, Глафира сразу бросилась к мужу. Потом приехали Сашенька и Великатов.
  И тут Лыняев высказал то, что все присутствующие про себя и так уже подумали.
  - Господа! Но ведь это не самоубийство! Это самое настоящее убийство! Разве не так?
  Глумов выступил вперед.
  - Я отправляюсь за полицией! Михаил Борисович, вы уж тут присмотрите за всеми!
  - Да-да...
  А Негина подошла к Глафире Алексеевне и обняла ее.
  - Как все ужасно в этом мире...
  Та склонилась ей на плечо.
  - А не прогуляться ли вам, Глашенька, со мной в наш театр? Я думаю, что вам там будет интересно.
  Великатов побрел за ними следом.
  Муров же остался с Лыняевым, и они сели на скамейку недалеко от той, на которой сидел Дульчин. Людей рядом не было. Никто к ним не подходил и не проходил мимо.
  А Михаил Борисович, как бы говоря сам с собой, неожиданно тихо произнес.
  - Я так и знал, что все этим закончится... Так и знал...
  Григорий Львович внимательно на него посмотрел, но ничего не сказал. И наступила тишина...
  Потом к месту убийства пришло много людей, очень много! Прибыл следователь, и он попросил всех не покидать близлежащих мест, потому что присутствующие здесь люди могут понадобиться ему в дальнейшем следствии.
  Дульчина похоронили рядом с братом Борисом, после чего все собрались в ресторане на поминальный обед, но были, конечно, очень напряжены и мало разговаривали. Ведь только недавно они отмечали тут скорую свадьбу Бориса, а теперь и Бориса уже нет, и брата его тоже. Эх, не успел Вадим насладиться полученным им наследством! Не успел...
  Но прошло какое-то время, и казалось, что приятели понемногу стали об его уходе забывать. Но не все... Тот же Муров долго не приходил на то место на набережной, где Дульчина нашли задушенным. Но, наконец, решился и пришел... Потому что ему теперь была известна часть правды, но причем тут цыганка? Неужели ко всему случившемуся была как-то причастна женщина? А в белом найденном платке или нет, сейчас это уже не имело никакого значения. И от этого Григорий Львович просто не находил себе места и все думал, думал...
  Ему было страшно, потому что у него в голове вертелся только один вопрос - уйдет ли кто-нибудь еще вслед за Дульчиным? Но ответа на него не было...
  Да и по всему выходило, что белая дама все-таки существовала, и Вадим ее, действительно, видел. Но кто, в конце концов, она? Ведь тогда именно этот человек заставил покончить с собой Бориса и Сергея! И тогда, получается, что этой цыганкой могла быть только Сашенька! Потому что именно ради нее они были готовы на все!
  Хотя с другой стороны такого просто не могло быть! Зачем им с собой-то кончать? Отказала им актриса Негина и что? Их честь была задета? После историй с Кабановой и Огудаловой вряд ли могло быть еще что-то такое, что заставило бы их стреляться и прыгать с набережной! Да и причем тут Дульчин? Нет, все-таки получается, что их всех троих жестоко убили... И цель этого могла быть очень простой - уменьшить количество наследников.
  Но теперь Муров знал ответ, как это было сделано, потому что неожиданно исчезли мифические рыбаки, как бы видевшие, сидя в лодке, а потом рассказывавшие другим людям, как над Борисом и Сергеем склонилась женщина в белом, поднявшаяся потом в воздух и там растаявшая. Также в это же время пропали два реальных артиста Шмага и Счастливцев из театра Великатова, которые могли за деньги сыграть какие угодно роли.
  Но неужели все-таки одной из участников этого представления была женщина? Не Негина, нет! К примеру, та же Глафира Алексеевна очень даже подходит на такую роль! Она легко могла уговорить мужчин прийти на набережную. Хотя нет... Предположим, что Борис еще мог подумать, что это шутка, но Паратов-то после его трагического ухода? Впрочем, у них же с Глафирой когда-то были какие-то отношения, поэтому не мог он ее испугаться... Значит, тоже решил, что это розыгрыш? Действительно, театр, театр, все театр...
  Нет, ничего я не понимаю. Словом, тупик! Остается надежда только на следователя, но, он, хотя и провел со всеми долгие разговоры, никаких выводов, похоже, пока еще не сделал.
  А вдруг цыганкой в белом платке прикидывался мужчина? А что? Тогда слово 'театр' еще более понятно.
  Впрочем, теперь наследников осталось только четверо - я, Глумов, Лыняев и Великатов. А слово 'театр' легче всего связать именно с последним! Да, Иван Семеныч, конечно, подходит для этого представления лучше всех, но какие могут быть доказательства этого? Никаких! Лыняев тоже, кстати, себе на уме... А уж про Егора Дмитрича и говорить нечего, вот уж кто мог все это легко проделать... Он умный... Тем более, что с самого начала знал, что наследство Акакий Акиевича не такое большое, как предполагалось. И у него было время, чтобы хорошо подготовиться... Да, дела...
  Но Глумов тоже не мог не размышлять на эту тему. То, что из театра Великатова ушли, никому ничего не говоря, два актера, он, конечно, знал, но это никак не объясняло непонятное явление с взлетевшей белой дамой. Поэтому, когда он увидел Негину, прогулявшуюся по набережной, то сразу к ней подошел. И, похоже, она тоже была не против с ним поговорить.
  - Скажите, Егор Дмитрич, только честно, вы понимаете, что здесь произошло? Да или нет? Не молчите! Да или нет? Вам известна правда? Кто убил Дульчина? Ответьте!
  - Сашенька!
  - Что?
  - Я думаю, что следователь и без нас прекрасно во всем разберется.
  - Вполне возможно. Он мне почему-то даже нравится. Лицо у него такое умное и благородное. Только ответьте, вы этого хотите, Егор?
  - Я? Знаете, то же самое я хотел бы спросить у вас? Вам так необходимо, чтобы все открылось?
  - Вы это о чем, Егор Дмитрич?
  - Вы знаете, о чем, Александра Николаевна. Я просил вас довериться мне, но вы этого не сделали.
  - Словом, вы считаете, что я...
  - Я? Считаю? Вы-то что обо всем этом думаете?
  - Что вы очень умный и привлекательный!
  - Да? Спасибо! А вы знаете, что вы мне тоже очень нравитесь? Вы дама неглупая, достаточно оригинальная и на многое способная.
  - Да? Забавно такое слышать от вас! Хотя... Почему бы и нет?
  А время шло... У людей менялась жизнь, появлялись новые желания и мечты, и вот однажды Глафира Алексеевна повстречала Кручинину у Волги.
  Та, задумавшись, стояла у металлического ограждения, смотрела на реку и даже не слышала, как к ней подошла жена Лыняева. Дамы, конечно, были немного знакомы, но не очень близко, впрочем, тут они обменялись приветствиями и немного поговорили про жаркую погоду. А потом Глафира огорошила Елену Ивановну неожиданным признанием.
  - Знаете, я вот на сцену хочу пойти. Поговорила с Великатовым, он сказал, что может взять меня на вторые роли, а потом позволит даже репетировать вместо Негиной, когда та отдыхает. Он вообще в театре многое поменять хочет.
  - Да?
  - Да. Мне Александра Николаевна уже и здание, и гримерки показала. Как вы полагаете, я смогу?
  - А ваш муж как же?
  - Муж? Объелся груш! Хотя возможно, что он меня поддержит.
  - Поддержит?
  - Думаю, что он уже догадался, что я не рождена для тихого замужества, потому что хочу сильных чувств! К примеру, на подмостках.
  - Понимаю. Может, это и к лучшему... Ведь Сашенька рождена для столичной сцены.
  - Вот именно! А мне подойдет и здешний театр.
  - Да, Глафира Алексеевна, вы далеко пойдете, потому что в вас, действительно, есть что-то театральное, даже, возможно, и талант. Попробуйте! Ведь если у вас не получится, вы всегда сможете вернуться к мужу, и он вас, мне думается, примет.
  -Вот, и я так же считаю! Обожаю из себя кого-то представлять! Вы не поверите, но ведь... Впрочем, спасибо за поддержку, Елена Ивановна! Я так хочу блистать! Хочу, чтобы в мою честь звучали аплодисменты! Чтобы мне дарили цветы! Вы меня понимаете?
  - Вполне.
  - И еще денег! И бриллианты!
  - Желаю вам все это получить.
  - Спасибо!
  - Только...
  - Что только?
  - Глафира Алексеевна, я вот о чем вас хотела спросить.
  - О чем?
  - Я как-то видела на набережной странного человека в черном, лица только его не разглядела. Он как будто что-то высматривал. Вы никого подозрительного случайно тут не замечали?
  - Человека в черном? Нет, Елена Ивановна, никого такого я не видела.
  - Может, я что-то придумываю, но вдруг он имеет отношение к тому, что здесь произошло?
  - Следователь разберется.
  - Вы думаете, Глафира Алексеевна, что ему надо об этом сказать?
  - Нет, конечно, никому ничего говорить не надо, может, это никакого отношения к делу и не имеет. Просто, наверное, какой-то странный прохожий мимо проходил.
  - Да, вы, скорее всего, правы.
  На том они и порешили.
  Но тревожилась не только Кручинина, Иван Семеныч Великатов тоже не находил себе места, хотя внешне старался этого не показывать. Ему все время мерещился задушенный Дульчин, казалось бы, с чего?
  Ведь те же ушедшие Борис Григорьевич и Сергей Сергеич его совсем не беспокоили, ушли и ушли... А тут и днем, и ночью покоя нет... И поговорить об этом не с кем...
  А ведь так все просто объяснялось...Два человека покончили с собой из-за несчастной любви к Негиной, бывает такое? Бывает... А уж белая взлетающая женщина... Весь город об этом только говорит. И что? Нет и нет, скоро о них тут и не вспомнят.
  Но вот Вадим Григорьевич ... Разве о нем задушенном забудешь? Никакого покоя нет... Да еще мне последнее время кажется, что за мной кто-то следит...
  Впрочем, все это основывалось у Великатова лишь на эмоциях и ощущениях. Тогда как другие участники пытались найти разумное объяснение происходящему.
  Потому что хоть следствие и шло, никаких обвинений никому до сих пор предъявлено не было. Кто же все-таки убийца? Кто здесь все это устроил? Следователь тоже теперь редко бывал здесь, а если и появлялся, то лишь вел со всеми непонятные разговоры, которые почему-то никак не приводили к выяснению правды.
  И те же Глумов и Лыняев не первый раз уже пытались во всем разобраться сами.
  Вот и теперь они сидели на скамейке на волжской набережной и размышляли.
  - Егор Дмитрич! Я вот все пытаюсь понять, кто был той цыганкой. Как вы думаете?
  - Знаете, Михаил Борисович, если бы Глафира Алексеевна не была вашей женой, я бы ответил, что она больше всех подходит на эту роль.
  - Что?
  - Ничего. Но если это не она, то тогда в нашем окружении остаются только две хорошие актрисы, Кручинина и Негина, им уж сыграть эту роль совсем ничего не стоило.
  - И кто из них?
  - Не знаю.
  - Но зачем им обеим все это надо?
  - В том-то и вопрос!
  - Деньги?
  - Возможно!
  - Но тогда вам, между прочим, Егор Дмитрич, они тоже, ой, как нужны!
  - Вы правы, Михаил Борисович, ох, как правы, я ведь вложился в некие предприятия, купив их у Акакия Акиевича, вместе с Паратовым, а его теперь нет. Я, конечно, не разорюсь, кредит мне всегда будет, но я понять хочу, кто нас так жестоко обворовал? Та же Кручинина - дама не бедная, известная актриса, а вот Сашенька... Впрочем, про нее не будем, не могла она все это вместе с двумя актерами проделать.
  - Это вы про Робинзона и Шмагу?
  - Про кого же еще? Уж понятно, что это они роль рыбаков исполнили, которые мне про летящую белую даму рассказывали, а значит и Сергея, и Бориса они же прикончили, подсунули им рукавички Снегурочки, обокрали, а потом и удрали. Только вот была с ними при этом та цыганка в белом платке или нет, вот вопрос!
  - Как же вы, Егор, их тогда не узнали?
  - Да сам не пойму! Ну, они, конечно, в гриме были, голос изменили... Но все равно не могу себе этого простить! Если бы я обо всем сразу догадался, схватил бы их за шиворот, то вытряс бы из них и украшения, и деньги. Ведь не зря же эти рыбаки-артисты исчезли...
  - Не зря... А вот ни Негина, ни Елена Ивановна никуда не уехали...
  - Не уехали.
  - Тогда кто? Кто же был той загадочной цыганкой? Думать-то больше не на кого. Может, Великатов это все организовал? Деньги-то ему тоже не помешали бы!
  - Не думаю. Не идиот же он! Ведь он первый был бы на подозрении и из-за слова 'театр', и из-за театральных костюмов на мнимых рыбаках.
  - Тогда кто? Остался, Егор, один Муров. Ему деньги тоже очень сейчас нужны. Он мне сам говорил.
  - Но он тоже в городе остался, не отъехал.
  - Тогла кто?
  - Неизвестно.
  И оба они замолчали...
  Тем временем, развязка истории неумолимо приближалась. И началась она с того, что Муров везде пытался найти Кручинину, но ее нигде не было видно, поэтому он пошел к ней в гостиницу. Дверь в ее комнаты была приоткрыта. Сама же она сидела у окна в кремле и тихо плакала. Григорий Львович сразу бросился к ее ногам.
  - Елена Ивановна! Люба! Что с тобой?
  - Гриша! Платок этот у меня украли. Украли! У меня! Поверь уж!
  - Какой платок, Люба?
  - Как какой? Тот, которым Дульчина задушили. Мой белый платок с мелкими цветочками!
  - О чем ты?
  - Гриша! Как ты не понимаешь! Это тот самый платок!
  - Значит, цыганка была в твоем платке?
  - Да какая еще цыганка! Гришенька, это я им гадала! Я! И Борису, и Сергею!
  - Ты?
  - Я! Хотела, чтобы они не навредили Сашеньке, поэтому и напомнила им о Катерине и Ларисе! Ведь Александра мне очень симпатична, у нее может быть большое будущее, только вот я случайно заметила, что ей нравятся ювелирные украшения, и она легко может стать добычей мужчин, которые не скупятся на подарки. Поэтому я их сначала по-хорошему уговаривала, то есть, как актриса Кручинина, а потом решила напугать их в роли цыганки.
  - Люба! Неужели они тебя не узнали?
  - Конечно, нет. Черный парик, длинные ресницы, немного грима, измененный голос! Я же актриса, Гриша!
  - Ох, Люба, Люба! Что же ты наделала!
  - Но это еще не все, Гришенька! У меня украли деньги! Все деньги!
  - О чем ты, Люба?
  - Как о чем? Это мне Аким Акимыч дал денег на русский театр! И я взяла. Он мне оставил очень большую сумму, почти все, что имел, в память о нашей с ним встрече в молодости! Мне одной! А я хотела Сашеньку в столицу увезти. И платок, понимаешь, этот, и деньги мои в дорожном сундучке лежали. Я не думала, что кому-то важно, что Аким Акимыч все мне оставил. Клянусь, я не знала о том, что он своим друзьям что-то обещал... Может, он и забыл о данном обещании, когда меня опять встретил. Не знаю! А потом все завертелось! Утонул Борис Григорьевич и все стали говорить о какой-то белой даме, за ним застрелился Паратов, но, поверь, я и подумать не могла, что речь идет обо мне в этом платке. И о наследстве Аким Акимыча!
  - Люба, а мы не знали, что и подумать... Все гадали, куда он деньги дел...
  - Но теперь их у меня тоже нет! Их украли! Почти все, вот только несколько бумажек осталось.
  - Так ты их держала у себя в комнате?
  - Да, я про это тебе и твержу! Вот в этом сундучке. И платок тут же сверху лежал! Но я никого не убивала, никого. Ни Бориса, ни Сергея, ни Вадима! Ты мне веришь, Гриша?
  - Верю.
  - Тогда проводи меня.
  - Куда, Люба?
  - К реке! Мне дышать здесь нечем!
  - Может, тебе лучше доктора позвать?
  - Нет, не надо. Я на Волгу хочу!
  И она стремительно пошла по коридору, и Мурову ничего не оставалось, как последовать за ней. И сначала Любовь Ивановна шла довольно быстро, но чем ближе они подходили к набережной, тем медленнее она ступала. Григорий Львович даже стал опасаться, что она сейчас упадет, поэтому осторожно ее поддерживал.
  - Люба! Может, мы вернемся?
  - Куда?
  - В гостиницу!
  - Нет.
  - Что ж... Как хочешь...
  - Как же ты не понимаешь, Гриша! Произошло еще кое-что.
  - Что?
  - Следователь сказал, что ему известна правда, и он может ее доказать.
  Но Муров, похоже, даже не услышал эти ее слова, потому что в этот момент они как раз подошли к тому месту, где погибли Сергей и Борис.
  Кручинина провела рукой по камням ограждения.
  - Гришенька, это последнее, что они видели, Волгу и небо... Давай немного побудем здесь с тобой?
  - Как хочешь, Люба.
  Они какое-то время постояли молча.
  - А теперь пойдем туда, где задушили Вадима Дульчина.
  - Пойдем. Вот та скамейка.
  Любовь Ивановна присела на нее и о чем-то задумалась. Муров же остался стоять рядом. Наконец, она как бы очнулась и на него взглянула.
  - Да, хотела тебе еще сказать, что Великатов тоже все знал.
  - Что знал?
  - Все.
  А потом Кручинина поднялась и быстро пошла к спуску к воде. Григорий Львович поспешил за ней и захотел даже опять взять ее под руку, но Любовь Ивановна его оттолкнула и пошла одна. Тот сначала от неожиданности остановился, но затем все-таки ее догнал.
  - Люба! Мне кажется, что ты задумала что-то нехорошее! Это не так? Нет? Вспомни о нашем сыне!
  - О сыне? Он уже взрослый, Гриша! Да неужели ты не понимаешь, что сегодня-завтра обо мне пойдут разговоры? Зачем ему такая мать? Он и так настрадался в жизни. И потом у него есть ты...
  Григорий Львович снова попытался ее остановить.
  - Люба! Не надо!
  Та вырвала руку.
  - Да отстань ты!
  Неожиданно Кручинина схватила лежащий на ее пути камень и бросила его в Григория Львовича. Тот упал на землю. По лбу у него потекла кровь. А Любовь Ивановна, не обращая на это внимания, продолжила свой путь вдоль реки.
  Но к ним уже спешили Лыняев, его жена Глафира, Великатов, Сашенька Негина, а впереди всех бежал Глумов. Откуда только они здесь взялись?
  - Елена Ивановна!
  Потом Егор Дмитрич склонился к Мурову. Тот не шевелился.
  - Елена, стойте!
  Та повернулась.
  - Григорий Львович убит, вы его убили...
  - Убит?
  - Да.
  - Я этого не хотела. Простите!
  И тут Любовь Ивановна вдруг бросилась к стоящей на воде лодке, быстро отвязала ее и легко вскочила в нее. Никто ничего не успел предпринять, а она уже оттолкнулась веслом от земли и стала неумело грести, удаляясь все дальше и дальше от берега.
  Глумов зашел в воду.
  - Елена Ивановна, не надо!
  Но Кручинина его не слышала. Она была уже почти на середине реки и теперь заметила, что к ней стремительно приближаются лодки с другими людьми, поэтому стала грести все быстрее и быстрее. Потом Любовь Ивановна встала в лодке, поклонилась всем и бросилась в воду.
  Кто-то тоже нырнул, потом еще и еще кто-то, все пытались ее спасти, но, увы, безуспешно.
  Все было кончено.
  Потом приехал следователь ... И он совсем не удивился самоубийству Кручининой, объяснив это тем, что у него уже давно имелись убедительные доказательства причастности Елены Ивановны к уходу трех человек. Да, он действительно предложил ей во всем сознаться, но та выбрала другой путь. Что ж, это ее право.
  Муров Григорий Львович, по счастью, выжил, хотя потом долго болел, но, наконец, и он пошел на поправку.
  Великатов же, еще длительное время, встречая его и видя небольшой шрам у него на лбу, сразу вспоминал про каинову печать, но никогда об этом никому ничего не говорил.
  Глумов неожиданно для всех взял на себя похороны Кручининой и все расходы по лечению Григория Львовича, а они оказались немаленькими, потому что считал, что это именно он подтолкнул первую к самоубийству, сказав, что второй был убит.
  Пока же Егор Дмитрич весь погружен в работу, и ему совсем не до дамского пола. Предприятия после ухода Паратова полностью перешли в его руки и уже начинают давать приличный доход, хотя и требуют постоянного хозяйского присутствия. И по его расчетам, пройдет год-два, и он даже сможет позволить себе путешествие за границу, чтобы немного отдохнуть, а потом вернуться в Россию и подыскать себе невесту.
  Место на набережной, где расстались с жизнью три человека, стало очень популярным среди горожан и приезжих, тем более, что интерес к нему подогревают слухи о том, что однажды ночью убиенные втроем прогуливались недалеко отсюда у воды и что-то увлеченно обсуждали, указывая руками куда-то вверх...
  Глафира Алексеевна же имеет большой успех в легких веселых водевилях театра Великатова.
  Также она часто вспоминает произошедшие трагические события и всегда убеждает себя в том, что ей почти не в чем себя упрекнуть, потому что она правильно действовала в те дни. И лишь изредка корит себя за последний разговор с Еленой Ивановной, то есть за то, что не обратила внимание на ее слова о том, что за ней кто-то следит... И возможно об этом ей надо было сказать следователю, а она ее отсоветовала...
  Михаил Борисович приезжает из поместья в город на каждую премьеру с участием жены и дает ей приличную сумму 'на булавки'. Но, в основном, Лыняев живет на природе. Их семейный союз стал сейчас более стабильным, потому что каждый, в конце концов, получил то, что хотел.
  Зато Сашенька Негина стала теперь часто ездить по монастырям и другим святым местам, и везде о чем-то долго молится, как будто замаливает какие-то страшные грехи.
  Великатов сделал ей предложение и получил согласие, впрочем, дата свадьбы пока не назначена. В театре за Александрой Николаевной остались все главные роли в драмах и трагедиях, и, в частности, в новой пьесе о Руси славянской, для которой Иван Семеныч все-таки нашел автора и сейчас вовсю занят ее постановкой.
  Муров же с непонятно откуда взявшимся приливом энергии занялся своим поместьем и понемногу выплачивает накопленные долги, твердя всем, что теперь у него появился смысл жизни. Ведь у него есть сын, которого он признал, а тот его не отверг, и надо же ему что-то оставить в наследство ...
  Словом, все как-то сложилось...
  Только вот Лыняев еще долго оставался при своем мнении, и не верил в то, что Елена Ивановна убийца, и пытался найти другое объяснение случившемуся, но потом и он смирился с тем, что сказал следователь.
  И на этом пока все!
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"