Tuesday, December 11th, 2007 
	
Вдали от городской жары
От черных крыш и шпал
Таскает волны за вихры
Голубоглазый шквал

Насильно строит их в ряды
И гонит на таран
Туда, где в рот набрав воды,
Спит желтый океан

Где острова и корабли
Стоят у входа в рай
Где жизнь, шагнув за край земли
Не держится за край

Где спит, пока волна в пути
Всё, что умеет спать
Где больше, чем до девяти
Не принято считать

Где каждый след уйдёт в песок
Где каждый миг - лови
Где все мы лишь на волосок 
От смерти и любви.
 
Маша Протасова

* * *

Dec. 13th, 2007

Приходит тихонько безумие,
Последняя нежная грусть.
Толкни меня в спину, не думая,
Когда я решиться боюсь.

И будет полет неизведанный,
Итоговый в этом году;
Мой ангел, счастливый и преданный.
И может быть, я упаду.

И звезды сиять будут россыпью
В ладонях кому-то во сне...
А мы с тобой встретимся осенью,
Которая нравится мне.

Когда-нибудь. Через столетия.
Воскреснем. Всему воскресать!
Тебя мое сердце отметило.
Спаси. Ты умеешь спасать.

Не надо сомнений и жалости - 
Подумай про душу мою.
Толкни меня в спину, пожалуйста,
Когда я стою на краю.

Ирина Грачева
 

* * *

11 Ноя, 2007

А потом - щелк - ночь:
Нет ни единой капли света,
Как и когда-то точь-в-точь.
И близится к концу лето.

А потом - щелк - вздох.
(Ну или вдох - не суть)
Волнение - и он не смог
Ресницу с щеки сдуть.

А потом - щелк - звуки:
Говоришь, говоришь, говоришь,
И убегает прочь скука.
Ты рядом с ним сидишь.

А потом - щелк - плечи:
Его к твоему прижато,
И кажется, что так легче:
То ли друзья, то ли братья.

А потом - щелк - вечность -
Сплошная белая полоса -
И во вселенной лишь плечи
Ваши. И голоса.

Ольга Потемкина


* * *

Nov. 28th, 2007 

Продленка 

И когда она говорит себе, что полгода живет без драм,
Что худеет в неделю на килограмм,
Что много бегает по утрам и летает по вечерам,
И страсть как идет незапамятным этим юбкам и свитерам,

Голос пеняет ей: "Маша, ты же мне обещала.
Квартира давно описана, ты ее дочери завещала.
Они завтра приедут, а тут им ни холодка, ни пыли,
И даже еще конфорочки не остыли.
Сядут помянуть, коньячок конфеткою заедая,
А ты смеешься, как молодая.
Тебе же и так перед ними всегда неловко.
У тебя на носу новое зачатие, вообще-то, детсад, нулевка.
Маша, ну хорош дурака валять.
Нам еще тебя переоформлять".

Маша идет к шкафам, вздыхая нетяжело.
Продевает руку свою
В крыло.

Вера Полозкова
Журнал, похоже, удален! :((

* * *

(Финальный отрывок из поэмы)

~ XXI  

С мокрыми стеклами спит вдоль перрона поезд.
Рядом второй разматывается, как пояс.
Видно часы, стрелки их на нуле.
Ночь прижалась, как ящерица, к земле.

И тогда жена выходит ему во встречу.
Облик ее не птичий, не человечий.
Но черными перьями, словно тучей,
она укутана с головой,
и это последний случай
увидеть ее живой.

И она
ему
говорит:
все
во мне болит, говорит.
Все во мне болит, как вода бежит,
как течет ручей без речей.
То скулит оно, то жужжит.
Поживи без меня, ничей.

На -
на память тебе платочек.
Береги и себя, и дочек.

И она говорит ему:
ты
не ходи за мной, не возьму,
там -
прохладно.
И она ему говорит,
ты курить бросай, говорит,
ладно?

Мне давно, говорит, пора.
В животе у меня дыра:
плохо вскрыли, зашили плоше.
И теперь я пойду, Алеша.

Живи хорошо, подольше не умирай.
Захочешь жениться - добрую выбирай.

Обняла его, как матушка, недавними руками,
и тяжелыми ударами, широкими гребками
оттолкнулась, содрогнулась, от земли оторвалась
ахнула - и, кажется, вознеслась.

И не в белоснежном пух-и-перии,
не ракетою на огненных снопах,
не под детское и ангельское пение
"День Победы порохом пропах",

а неловкими, неровными кругами
над домами, поездами, над снегами,
заносящими уазик ментовской,
над вокзальным зданием стеклянным,
над далеким гробом деревянным,
высоко над нашею тоской.

Над неспящим жалобным окошком,
над своим пустующим лукошком.
И над балашихинской панельной
девятиэтажкою ночной.
И над дочкой девятинедельной,
и над старшей дочкой неродной.

А мужик стоит, задрав башку,
и пора последнюю строку -

ВСЕ

Иван Сидоров

* * *

Поэтический театр ПРАКТИКА