Венеция именно такая, какой ее ожидаешь увидеть после многочисленных фильмов, фотографий, картин и рассказов. Мосты и мостики над каналами охотно предлагали себя, узкие набережные и неожиданные улочки в два плеча шириной вдруг появлялись перед тобой, стоило лишь слегка изменить галс. Вечно зовущая часть культуры - торговля - исподтишка делала свое дело: показывала город и кормила его, заманивала вглубь, все дальше и дальше от магазинчика к магазинчику. Вот засахаренные лепестки фиалок вразвес - в корзине на витрине лежат и посверкивают (это так вкусно!), вот карнавальные маски и платья с такими кринолинами, о каких мечтают все девчонки от пяти до пятидесяти пяти, вот текучая фантазия муранского стекла - от муравья в натуральную величину до гигантских люстр (мне предложили купить одну, но тогда мне пришлось бы выселить весь стояк в моем подъезде и прорубить все перекрытия), и, конечно, всякие дамские штучки: шкатулочки, посуда, колечки, кулончики на бархатных ленточках - глаза вразбег, сознание отключается, кидаешься с горящими очами к стойке и в упоении перебираешь эти волны, волны, волны...
....Волн много в Венеции. И они не создают ощущения ненадежности, даже если ты плывешь на гондоле (по-итальянски ударение на первый слог). Я и не представляла себе поездки в Венецию без катания на этих знаменитых плоскодонках. В конце-концов, я нормальный среднестатистический турист и тоже должна обеспечить местному населению сезонный заработок - иначе, чем оправдаться перед ними за круглогодично-круглосуточное беспокойство от набегов искателей интересненького?
......Мы бродили-бродили, посетили Дворец Дожей, поужинали в какой-то подворотне, из каковых, собственно говоря, по большей части и состоит город, купили спагетти черного цвета (исключительно на эксклюзивные подарки, поскольку нигде в ресторанах не видели, чтоб сами итальянцы их готовили и уж тем паче ели), увековечили свою роль в истории Венеции в формате "10 на 15, глянец" и уже почти заскучали, как вдруг я увидела гондольеро и его черную, лаковую, с красными кожаными креслами, с желтым веслом, подругу. Это именно подруга, поскольку я не могу себе представить, как можно, не вынимая весла из воды, уговорить огромную, длинную просто лодку, входить в повороты шириной не больше 3-х метров под прямым углом, не задев при этом ни одного камушка и не шелохнув пассажиров! А подруга - пойдет и не на такое.... Гондольеро стоял, слегка прислоняясь плечом прямо к 14-му или 15-му веку, и светло встречал взглядом всех, переходящих мост в его направлении. На выпуклой полосатой груди скрестил мускулистые руки и отставил ногу точно также, как Давид у Микельанджело. Черные брюки такого покроя, и так сидят - ничего лишнего ни в стиле, ни в границах - абсолютное чутье на "тютелька-в-тютельку"! Я сразу поняла, что сейчас поплыву. Договорились о цене, уселись, отчалили.
- Сеньора, какая у вас красивая дочка (bella bambina)!
- Грацие! - ..Ага, ей еще нет десяти лет, а мама уже потерялась на фоне...
Плывем.....Гондольеро рассказывает. Справа здание суда. Ой, какое заплесневелое! Сын сказал: "Теперь я понимаю, что такое страшный суд!" Плывем...Вот дом, который продается, но никто его не хочет покупать, потому что все его прежние владельцы умерли не своей смертью. Согласна, это неприятно почти так же, как жить не своей жизнью...Сворачиваем в интимные и очень узкие каналы, подруга не сопротивляется гондольеро. С ним она на все согласна. Оборачиваюсь и фотографирую нашего парня. Хотела бы я видеть выражение собственного лица в этот миг....
- Синьора, вы откуда приехали?
- Из России.
- А из какого города? (Ого! Недюжинные знания географии, раз Россия не сливается в его представлении в единый еловый бор с воткнутым в поляну Кремлем).
- Моска!
- О! Я хочу поехать в Москву! Может быть, поеду скоро...
- Может быть, или уже точно решили?
Кивает с готовностью, мелко-мелко, по-детски, а в глазах такая надежда: ну, пригласи!!! Да, пригласи....А что скажет мама? Одного уже приглашала....Правда, он не умел править гондолой и петь венецианские песни. Отворачиваюсь и стараюсь сделать это грациозно. Плывем...
Слева дом Казановы. Оборачиваюсь (грациозно, конечно) с вопросом:
- А сегодня в Венеции еще остались Джакомо Казановы?
- Si, - и стукнул себя в грудь кулаком, рассмеялся радостно и чисто, абсолютно просто и без всякого кокетства.
- О-ля-ля!!! - игривый взгляд. Видимо, чересчур игривый, потому что вся моя семья хором спросила:
- О ЧЕМ ЭТО ВЫ ГОВОРИТЕ?!!!
- Это наша с ним тайна! - очень смело и, пожалуй, даже дерзко ответила я под прицелом маминых глаз.
Мама делится на два существа: практичекое и теоретическое. Первое было вселено в нее при рождении и приковано к ней, как Прометей к скале (не удивлюсь, если узнаю, что оно клюет ее печень). Это Практическое существо несет в себе древнее знание о спасении души от первородного и благоприобретенного грехов. А раз несет, то и постоянно находится под его неусыпностью. Теоретическое же существо говорит ей, что времена нынче не те, что мать должна понять незамужнюю дочь, не успевшую еще сбросить лепестки и выкинуть, как белый флаг капитуляции, сухую коробочку с семенами. К тому же ситуация такая романтичная.....
- Мам, ты что на меня так смотришь?
- Никак я не смотрю, ничего предосудительного не думаю.- А я ведь не спрашивала про думы! Перевожу: "Клюнула на молодого мужичка. А что, я ее понимаю...Но здесь я, так что ничего плохого не случится."
Вдалеке показалась вода Большого Канала, еще метров тридцать, и мы выйдем из сладкой теснины стен, из рядов белья на веревках прямо над водой, из заоконных звуков телевизоров венецианцев, спрятавшихся от бесконечных туристов за средневековые ставни...Гондольеро запел. Негромко, но правильно и с чувством. Я не все слова поняла, но уловила главную мысль: Венеция может всегда рассчитывать на вечную красоту и любовь своих граждан.
Ну вот, доплыли, гондола вошла между шестами причала, и гондольеро подает руку моим маме и дочери, помогая выбраться из лодки. А я сижу в красном кресле и вежливо требую его сесть рядом для фотографии. А чтоб уж совсем все правильно было, подаю ему шляпу с синей лентой - непременный атрибут гондольеро - и прошу надеть ее. Он садится рядом и...скромно складывает ручки на груди, стараясь не задеть меня плечом. Надеюсь, не как чумную крысу ... Ну уж фигушки! Иди сюда, герой труда! Я обнимаю его за шею и говорю (шептать нет необходимости, все равно никто из моих почти ничего не понимает по-итальянски):
- Как будто влюбленные!
- Влюбленные, - радостным эхом с готовностью повторяет ровно с той интонацией, что и я, и смеется по-детски открыто и недвусмысленно. Обнимает за плечи, но очень осторожно, уважительно, ровно настолько, чтоб получился хороший кадр. Умеет...Молодец.
Сын делает два снимка на мой телефон - фотоаппарат, как назло, умер пять минут назад.
- Ну, влюбленные - это влюбленные, а деньги - это деньги! - шучу я (на чистом итальянском языке) и плачу за лодочку, светлый взгляд, учтивые речи и тонкое понимание того, кто чего ищет.
Вот мы опять бредем по Венеции... Уже совсем темно, магазины закрыты, ставни ревниво оберегают внутреннюю жизнь города от внешней, а все дома и улицы как будто говорят: "Все, все, пора уходить, на сегодня все интересное закончилось. Приходите утром, а лучше не приходите вовсе, устали мы от вас." Мы все устали тоже, молчим, каждый думает о своем... Ага! Держи карман шире - "о своем"! Каждый, как выяснилось, думал о моем!
Сын вдруг:
- А ведь гондольеро - хороший муж: работает на свежем воздухе, сильный физически, да и зашибает немало!
- Да, молодой, красивый, целый день дома не бывает, говорит на чужом языке, так что любые его слова - просто музыка! Да еще и песни поет, - это уже я.
- Да! А вечером приходит домой и требует подать ему ужин! - практическая часть мамы.
- Ну и пусть требует! Он наработался, принес домой деньги, имеет право....Зато это - нормальный здоровый мужчина, который занимается нормальной мужской работой, и свои мускулы накачал не в тренажерном зале...
...Спор повис - наверное, я слишком страстно произнесла последние фразы, и семья не выдержала накала.
Когда мы уезжали из Венеции по ночной дороге, я почему-то плакала. Хорошо, что в машине темно, до отеля сорок километров, и слезы успели испариться до света. Зачем мне лишние вопросы?
Вопросы все же были. Когда легли спать, дочка подползла ко мне поближе под простынкой и, прижавшись, тихо-тихо спросила без предисловий:
- Мам, а как ты думаешь, сколько ему лет?
- Ну, где-то тридцать-тридцать пять..
- Хорошо...., - и, отодвинувшись, накрылась поплотнее.
А когда на следующий день мама не сразу нашла меня в море среди купающихся граждан, она полусказала-полуспросила:
- А я уж думала, не уплыла ли ты к своему гондольеро...