Ночь серебряного круга (главы 1-8)
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
То же место действия, но примерно за двести пятьдесят лет до событий "Перехода". Страна, которой король предоставил самой заботиться о своей судьбе. Героиня, которой предстоит узнать, что такое оказаться в неподходящем месте в неподходящее время. Герой, у которого есть причины докопаться до правды - что на самом деле произошло в то самое время в том самом месте. Случайные и неслучайные люди на пути у каждого из них. Начало совсем другой истории. Теперь в обновленной редакции, с новыми главами.
|
Погаснут свечи в зале над толпой,
Рассказ польется, как вино и время,
И, может быть, сумеет сочинитель
Сраженья на подмостках оживить,
Игру страстей, интриги и загадки,
Холодной воли с чувством поединок,
И тень надежды на иной исход,
Чем тот, что всем судьбою уготован.
Пусть зрители идут за ним, как в сон -
Им будет жаль из странствия вернуться.
А ты, актер, когда на что-то гож,
Заставь поверить в сладостную ложь...
"Привилегия королевского театра"
Пьеса первая, вступление.
Зима в этом году выдалась на удивление мягкой, без лютых холодов. Иногда вообще казалось, что времена года запутались и решили поменяться местами. Стояла долгая оттепель, дороги безнадежно развезло, было сыро и ветрено, а снег то и дело превращался в ледяной, промозглый дождь. Зима стала походить на жалкое подобие слякотной и дождливой весны. И только вчера, наконец, ударил мороз. Метель укрыла заледеневшие дороги снегом, а вскоре низкие свинцовые тучи рассеялись, явив уставшим от долгих хмурых дней путникам бездонное синее небо и яркое солнце.
Город Халарин появился на пути странствующей труппы Лариана Сипса, или же, как написано на стенке видавшего виды фургона - "Театра незабываемых представлений, веселых и грустных, легкомысленных и поучительных", после нескольких дней не самого приятного пути. Фургон, стоило только откинуть боковую стенку, на глазах у публики превращался в театральные подмостки, но еще он был гримерной, экипажем и, если приходилось совсем туго, жилищем для семерых своих обитателей, путешествующих вместе вот уже без малого два года.
Фургон немилосердно трясло на ухабах, сквозь щели, вроде бы тщательно законопаченные еще осенью, сочился холодный воздух. Забравшись на узкую лежанку с ногами и закутавшись поплотнее в одеяло, Элинор взяла чашку с горячим травяным отваром, которую принес Норан.
- Спасибо!
Она благодарно улыбнулась молодому человеку. Голова после вчерашнего еще болела, мешая сосредоточиться и попробовать во всем разобраться.
По правде говоря, думать тут особенно не о чем, понять такое сумел бы настоящий маг, но уж никак не Элинор. И дружное решение всей труппы "ты волшебница - ты и решай" годилось только чтобы посмеяться. Сначала посмеяться, а потом забыть, поскольку такие загадки - удел сильных мира сего, а не уличной актрисы. И не волшебницы вовсе, а всего лишь ученицы старенькой знахарки из далекого захолустья.
И надо же было вчера застрять в лесу! Не попадись им упавшее поперек дороги дерево, успели бы проскочить до темноты. Так ведь нет, если не везет - то не везет во всем. Сумерки уже сгустились, когда лес по сторонам наконец поредел, да и дорога стала получше - верный признак близкого поселения. Путешественники не удивились, когда в скором времени за деревьями замелькали огоньки небольшой деревушки.
Только рано обрадовались. Сначала забеспокоились лошади, сбились с шага и остановились. Лариан, которому как раз выпала очередь править фургоном, передал поводья жене, а сам спрыгнул на дорогу. Из леса не доносилось ни единого шороха. Пространство поблизости было открытое, вроде большой поляны, залитой лунным светом. Даже волку не подобраться незаметно. Элинор накинула шубку и высунулась на мороз.
- Что случилось? Приехали?
- Надеюсь, что нет.
- Эл, уйди внутрь!
Конечно, это Норан отодвинул ее с дороги и полез на помощь Лариану. Даже успел вытащить из тайника арбалет. Такое оружие простолюдинам, не состоящим на военной службе, иметь при себе не полагалось, но на дороге всякое случается, и лучше уж нарваться на неприятности (то есть умасливание стражей порядка с помощью монет), чем встретиться лицом к лицу с серьезной опасностью безо всякой защиты.
Вокруг ничего не происходило, обыкновенная лунная ночь в заснеженном лесу. То есть, конечно, необыкновенная, если любоваться мерцающим кружевом инея на ветках и звездами в бархатно-черном небе, но ничего, что могло бы насторожить. Лариан сделал такой же вывод, но решил не рисковать и провести лошадей под уздцы, чтобы не испугались снова. Так и без фургона остаться недолго.
А потом Элинор вдруг почувствовала это, сначала как невнятный, едва уловимый шепот, похожий на далекий шелест ветра. Но вскоре поняла, что никто, кроме нее, не слышит ничего необычного. Неразборчивый, тихий зов тянулся откуда-то снаружи, и девушка не ощущала в нем опасности, скорее необъяснимое, радостное волнение. Элинор снова высунулась из повозки. Фургон медленно двигался дальше, Норан сжимал в руках арбалет, готовый выстрелить на любое движение.
Движение не замедлило последовать, но совсем не такое, которого с опасением ждали путешественники. Чуть в стороне от дороги вспыхнула яркая точка, мигнула, а потом вдруг развернулась спиралью, и в воздухе повис круг, большой, почти в человеческий рост, цветом похожий на текучее мерцающее серебро.
Если это и была магия, то или очень слабая, или используемая с невероятным мастерством, поскольку Элинор ее почти не чувствовала. Прошло несколько мгновений, и круг исчез так же внезапно, как появился. Свернулся в ослепительную точку и погас. Вот тогда-то и пришел самый настоящий магический откат, не сильный, но его хватило, чтобы девушка отшатнулась и села на пол, ошеломленно размазывая сбегающую из носа струйку крови.
Через четверть часа фургон выехал на главную и единственную улицу захолустной деревни. В таверне кто-то из местных жителей охотно объяснил актерам - ничего особенного, уже третью неделю в лесу нет-нет, да и полыхнет светом, но раз вреда никакого, нечего и суетиться. Вот Элинор и не суетилась, поскольку дело прошлое и не ее ума, ведь уличной фокуснице до мага - как трактирной служанке до фаворитки короля.
В славные ряды студентов Академии юной актрисе не светило попасть даже в качестве посмешища. Еще до того, как умерла ее матушка, и они вдвоем жили в маленьком городе за много дней пути отсюда, способности у соседской девчонки заподозрила тамошняя целительница, госпожа Инга. Даже приглашала каких-то заезжих магов подтвердить открытие. Но толку оказалось немного. Способности нашлись, но катастрофически ниже средних. Девчонке напророчили дорогу или в помощницы к самой захудалой знахарке, или фокусы на ярмарках показывать.
Не то, чтобы Элинор совсем ничего не умела. Начало всегда удавалось - например, создать на ладони маленький огненный шар, точно так, как это делали маги. Обидчики, приставалы и прочие недруги сразу бросались врассыпную, не догадываясь, что "шарик" - не грозное оружие, а иллюзия, единственное, на что способна ее создательница. Зато подобными трюками девушка забавляла публику и даже имела успех.
Норан поправил за спиной потрепанную подушку и уселся поудобнее. Элинор склонила голову ему на плечо. Вот как бывает - сколько видела романтических сказок, затаившись за сценой, а сердечная привязанность обнаружилась, когда кое-кто всего лишь попросил погреть ему закоченевшие руки. Теперь по поводу того, где и как он их грел уже целый месяц, обитатели фургона шутили наперебой, хоть несколько вольно, но беззлобно и не обидно.
Судьбоносная встреча случилась банально, как в пьесе, только новоявленная избранница судьбы узнала об этом уже потом, когда получше познакомилась с пьесами. А тогда, без малого два года назад, она - пятнадцатилетняя девчонка с копной вьющихся пепельно-русых волос, всего лишь удачно выбралась из леса, сжимая в объятиях охапку хвороста. Вернее, идти на поляну, где остановилась непонятная компания, она не собиралась, более того, здравый смысл подсказывал, что от незнакомцев надо держаться подальше. Но как можно не поддаться соблазну, когда девушка поняла - это странствующие актеры, и у них репетиция?
Подкравшись ближе, она затаилась за деревом и вскоре перестала замечать, что уже не прячется и от волнения боится лишний раз вздохнуть. На подмостках, которые при ближайшем рассмотрении оказались попросту откинутой вниз боковой стенкой фургона на деревянных опорах, темноволосый молодой человек возрастом едва ли старше двадцати объяснялся в любви женщине в ярко-красном платье. Для юной непорочной девы, как ее именовали в соответствии с ролью, она казалась несколько пышноватой и не такой уж юной, но ее обаяние и искренность заставляли немедленно и навсегда, пока длится спектакль, забыть о такой мелочи, как возраст.
Остальных пока можно было считать за зрителей. Мужчина с сединой в длинных волосах, но, судя по стройной фигуре и величественной осанке, еще совсем не старый, стоял внизу и внимательно наблюдал за ходом пьесы. Еще двое, парень и девица, выглядывали из-за занавески, которая отгораживала нутро фургона от "сцены", а мальчишка лет десяти ковырялся в костре посреди поляны, не обращая на старших внимания. Темноволосый на сцене тем временем продолжал убеждать красавицу:
- Когда ты веришь в истину и свет, в красу безбрежных волн и в голос ветра, что шепчет нам о сладости любви, тогда поверь и мне...
Элинор вспомнилось, как полчаса назад ей признался в нежных чувствах сосед, обдав запахом скверной выпивки и гнилых зубов: "Все ломаешься, стерва худосочная? Смотри, скажу, кому надо - стукнут по башке, да в мешок, да в замок папаши твоего, пусть пошлют небеса здоровья его светлости! Там тебя уговаривать не станут...". В городке только ленивый не сплетничал о том, от кого на самом деле матушка произвела Элинор на свет, но уважения девчонке это не прибавляло. Дочка шлюхи и сама шлюха. А если нет - то дело не за горами, желающие об этом позаботиться еще чуть-чуть, и начнут выстраиваться в очередь...
- Быть может, затаившаяся под деревом незнакомка знает ответ?
Молодой человек на сцене изысканным жестом указал на незваную зрительницу, так что сомнений не осталось - вопрос обращен к ней. От неожиданности та уронила хворост и пробормотала:
- К-какой?
- Хватит пугать девочку, Норан! - сказал старший, тот, который с сединой.
- Я же пошутил, - немедленно раскаялся молодой актер, спрыгнул с дощатой сцены и спросил, - леди желает присоединиться к нам?
- Я не леди, - на всякий случай предупредила хозяев фургона девушка, чем немало их развеселила.
- Да у нас гости, - обрадовалась женщина в красном платье, - подождите, я сейчас...
И юркнула за занавеску. Молодой человек, так смутивший Элинор в первую минуту знакомства, представился загадочно:
- Меня зовут Норан, амплуа - герой-любовник, но ты не думай, я хороший! Это Ларри, - юноша указал на седоволосого, - он у нас главный, играет королей и злодеев. Иногда это одно и то же, так что можно здорово сэкономить на гриме!
Элинор засмеялась, хотя в городе за такие разговорчики можно запросто схлопотать пару оплеух от стражи. В прежние времена, если верить старикам, за оскорбление королевского достоинства полагались пытки и даже смерть, но на памяти пятнадцатилетней девочки не было случая, чтобы за вольность в речах в адрес трона кого-то наказали сильнее, чем взысканием "штрафа" в пользу обнаружившего крамолу патруля. Другое дело - оскорбить лорда-правителя городка, тут и до виселицы недалеко. Странные времена наступили - опять же, если верить старикам, любившим повторять, что все в этом мире давно перевернулось с ног на голову...
Варес и Варина, брат и сестра - близнецы, с виду чуть постарше Элинор, ловко орудовали у костра, обжаривая на огне колбаски. Мальчишка по имени Руди на другой стороне поляны с независимым видом швырял камешки в речку. А из фургона тем временем появилась белокурая женщина, что изображала "прекрасную возлюбленную" на сцене. Она успела сменить нарядное платье на простое, но представили ее все равно как королеву.
- Это Агнес, божественная и несравненная, - провозгласил Норан, - заодно жена Ларри и матушка Руди!
За трапезой, к которой после недолгих уговоров присоединилась Элинор, выяснились планы хозяев театрального фургона. Актеры ехали в город, так что решили заодно подвезти новую знакомую вместе с ее хворостом. Но закончилось короткое путешествие вовсе не так, как ожидалось. Лариан Сипс предложил ей остаться в труппе. То-то он так странно приглядывался к гостье еще у костра, что девушка даже забеспокоилась, хотя его интерес заметно отличался от того, который с некоторых пор она вызывала у особ мужского пола.
Знахарка Инга выслушала соображения Лариана с неожиданным и даже задумчивым интересом. Мать Элинор несколько лет как умерла. Пожилая целительница оставила девочку у себя, учиться и помогать, но как устроить будущее сироты, старушка представления не имела. Сама ученица магию не потянет, и в помощницы ее никто не возьмет. В помощниках у целителей обычно ходят настоящие начинающие маги, а не такое не пойми что со скверной репутацией. Не своей, родительской, но это дела не меняло.
Может, конечно, девчонка и устроится в жизни, если "добропорядочные" горожане, а вернее горожанки раньше камнями не побьют. Хоть сватов к "шлюхиной дочке" никто засылать не спешил, но окрестные ценители женских прелестей подросшей сироте прохода не давали уже безо всяких шуток, вызывая нешуточную же злость своих законных половин. Лакомый кусочек по всем статьям - чистенькая, смазливая, заступиться некому, нет никаких причин церемониться. Заступаться за себя Элинор быстро научилась сама. Пока ухажеры только нашептывали обещания золотых гор, действовать силой побаивались - вроде и не волшебница, но кто ее знает, вдруг связываться себе дороже. Но это не надолго, мальчишек еще можно напугать, но кто постарше и посообразительней, скоро поймет, что дальше страшилок у фальшивой ведьмы дело не идет. Старая Инга отлично знала - едва она умрет, в этом городе дорожка у ее подопечной окажется прямой и короткой. А в большом мире - как знать, может, кривая и вывезет...
Решение оставалось за Элинор, но она разобралась в своих желаниях быстро. Вспомнила гнилые зубы соседа, опротивевшие домогательства, и через полчаса торопливых сборов сказала родному городу "прощай".
Но дальше все пошло наперекосяк. На первой репетиции выяснилось, что ей предстоит выучить роли Агнес и подменять ее по мере надобности на сцене. Элинор, в общем-то, и сама уже догадалась, в чем дело - какой бы талантливой и восхитительной ни была первая актриса труппы, годы не делали ее моложе. Скоро ей будет нелегко играть роли юных дев. А Варина хоть девушка не без таланта, но невзрачная наружность и болезненная худоба как-то не вязались с образами роковых прелестниц.
На этой же репетиции Лариан понял, что впервые в жизни ошибся настолько глупо. С самого начала Элинор казалась общительной, не обделенной воображением, к тому же подвижной и даже изящной, как лань (про лань сказал Норан, когда до неприличия настойчиво советовал "присмотреться к девочке"). Но на сцене она превращаясь в неповоротливую особу, не способную произнести и двух слов так, чтобы они не походили на вытянутые под пытками признания. После неизвестно какой по счету рухнувшей надежды отыскать в ученице куда-то сгинувшую грацию и легкость, Лариан вынес приговор:
- Видал я таких ланей полный коровник!
Стало ясно, что замены Агнес не светит. Но дело было сделано, девушка уехала из дома и возвращаться не желала. Элинор осталась в труппе. И хоть надежда заполучить актрису на роли юных красоток пошла прахом, за минувшие два года никому не пришлось жалеть о том, как все сложилось.
Через полчаса пути по дороге через ослепительно-белые, залитые солнцем поля, путешественники оказались у поседевших от инея стен Халарина. Замерзшие стражники у ворот не стали досаждать актерам излишним вниманием. Так, заглянули в фургон для порядка, поворошили костюмы в сундуке, и разрешили проехать.
Денег только-только хватило, чтобы заплатить за разрешение в магистрате. Таков уж обычай - со странствующих актеров не взимали у ворот въездной сбор, зато устраивать представления им разрешалось только после покупки специальной бумаги, оповещающей всех и каждого, что труппа правильная и властью одобренная, то есть причитающийся взнос в городскую казну внесла. Сразу же началась подготовка к первому спектаклю. А что оставалось делать, если теперь монет в кошельке едва хватило бы на пару черствых корок? Впрочем, ровно с этой минуты дела пошли так, что жаловаться на судьбу было бы черной неблагодарностью.
Оказалась ли тому причиной отличная погода, или новая пьеса пришлась по вкусу горожанам, но первое же представление на площади состоялось при немалом скоплении публики. Сборы превысили все, что заработано за целый месяц до приезда в Халарин. Нашлось и более простое объяснение успеха спектакля и многочисленности зрителей. Завтра в городе намечался праздник, люди уже давно приготовились развлекаться, и театр подоспел вовремя. Пусть актерам не удалось выступить на главной площади, что любая труппа почитала за честь, но на главной, как оказалось, здесь принято рубить головы, а не веселить народ. Начальник стражи не позволил "чинить вольнодумство и бесстыдство" пред светлыми очами магистрата.
Фокусы Элинор были самыми неутомительными, но даже она за полдня выступлений устала до оцепенения и еще сильнее замерзла. Конечно, представления на улице зимой - это совсем не то, что летом, ни тебе быстрой и красочной перемены костюмов, ни легкости в движениях, не скованных теплой одеждой. Что ж, таковы правила, в холода увидеть спектакль во всей красе смогут лишь те, кто будет щедр и пустит актеров под крышу. Если повезет, найдутся и такие, а пока настало самое время позаботиться о ночлеге. Благо, уже целый час, как средства позволяли.
Элинор высунулась наружу, с любопытством поглядывая по сторонам, пока Лариан договаривался с хозяином постоялого двора. Название у постоялого двора оказалось необычное, больше подходящее для театра, чем для гостиницы - "Стеклянная роза". Фургон остановился на площади, небольшой, к тому же загроможденной кучей снега, который хозяева близлежащих домов старательно счищали с крыш и сгребали подальше от собственных порогов, то есть на самую середину. Венчал снежную гору каменный "шпиль" - вершина погребенного под завалом не то фонтана, не то обелиска. За него цеплялись ребятишки, когда, взобравшись по кое-как слепленным ступенькам, ждали очереди, чтобы с визгом и хохотом съехать по накатанному склону. Рискуя, между прочим, угодить кому-нибудь под ноги, а то и под копыта.
- Заезжай сюда! - махнул рукой Лариан, и Норан хлестнул лошадей, разворачивая фургон в высокую арку ворот.
Обеденный зал в "Стеклянной розе" оказался двухэтажным. На первом все было как в обычной таверне, любой желающий мог зайти и перекусить за скромную плату, а вот узкую галерейку на втором этаже с десятком столиков вдоль перил занимали постояльцы, Лариан и остальные расположились за самым большим столом на галерее. Не было только близнецов - Варес приглядел внизу у стойки какую-то местную очаровательницу, а непоседливая Варина убежала договариваться с прислужницей насчет десерта. Еду и напитки принесли быстро, и актеры, успевшие отогреться после долгой дороги, с энтузиазмом взялись за ужин.
Вскоре за окнами совсем стемнело, снова началась метель. Элинор вздрогнула, когда дверь грохнула сильнее обычного, и настороженно глянула вниз. Вошли двое мужчин, такие же посетители, как многие за вечер, но все же и не совсем такие. Они осмотрелись, один стряхнул снег с богатого, отороченного мехом плаща, а другой вернулся на улицу и что-то крикнул. И через минуту вся компания ввалилась вслед за товарищами.
Можно сказать, хозяину постоялого двора повезло - нечасто, должно быть, сюда заглядывают такие посетители. Из вошедших человек десять были весьма небедными дворянами, судя по роскошной одежде и соответствующим повадкам, и еще десятка полтора господ попроще - не то охрана, не то бедные приятели. Все до единого при оружии, но скорее так, для порядка, чем для дела, ехали-то явно на гулянку.
Разглядеть, кто там главный, не составило труда. Слишком почтительно эти господа, даже самые разодетые и важные, держались со своим предводителем, мужчиной средних лет в темно-синем, шитом серебром плаще. Он не превосходил своих друзей ни броской красотой, ни пышностью наряда, но отличался кое-чем другим - властным взглядом, осанкой, голосом, привыкшим отдавать приказы, которых даже самоубийца не посмеет ослушаться. Конечно, все это бросалось в глаза не в первую минуту, но Элинор однажды уже встречала этого человека. Видела мельком во главе блистательной кавалькады и запомнила имя, которое шептали в толпе - лорд Вейс. Он совсем не изменился с тех пор, только свита у высокородного вельможи сегодня была не такой пышной.
Новые гости расселись за столы, служанки засуетились, прибежал и хозяин, чтобы лично принять заказ. Вскоре музыка, веселье и деньги полились рекой. Остальные посетители как-то сразу притихли, некоторые даже неторопливо, но целеустремленно потянулись к выходу. Конечно, здесь не какой-нибудь захолустный тракт, люди кругом, патрули ходят, но что городские стражники могут сделать лорду Вейсу, если его компания чересчур разгуляется? А чем кошкины забавы оборачиваются для мышек, известно всем. Пусть себе господа веселятся, негоже кому попало путаться под ногами.
Снизу доносился хохот и женский визг, раздатчицы и гулящие барышни ловко смахивали со столов и из щедрых рук серебряные монетки. Поглядывая с галереи на шумный разгул, Элинор поймала себя на мысли, что тоже хочет уйти, немедленно и быстро, скрыться в комнате, закрыть дверь на засов и подпереть чем-нибудь изнутри.
Не зря говорят - настали неспокойные времена. Когда-то Диаста была мирной и процветающей страной, но об этом мало кто помнил. Слухи о безумии короля пересказывали уже не по темным углам, а почти в открытую, понижая голос до шепота лишь ради таинственности, не опасаясь доносчиков и соглядатаев. Казалось, еще немного, и на каждом перекрестке глашатаи начнут объявлять - король Элвер выжил из ума (это в его-то неполные сорок!). К тому же его величество так и не сподобился обзавестись потомством, хоть женат уже полтора десятка лет. В этом был дурной знак, еще более скверный, чем королевское безумие. Знак неотвратимой смуты.
Странствующие актеры - люди далекие от мудреных забот верховной власти, но они-то как раз из тех, кто первым на собственной шкуре узнает, что этой власти в королевстве больше нет. Зато сразу и много обнаружилось власти местной. О простолюдинах сказали бы - "как с цепи сорвались", о дворянах же говорили "взяли много воли". Каждый из них как-то незаметно стал единственным и всевластным повелителем в своих владениях, судьей, палачом или разбойником без оглядок на безмолвствующую столицу. Не все господа, конечно, подались в разбойники, не везде еще воцарился полный и бессмысленный произвол, но и одного случая на сотню хватало, чтобы посеять страх.
Но главной бедой все чаще становилось совсем не это, в конце концов, власть хозяина на его земле и в другие времена не слишком отличалась от нынешней. Самым страшным для беззащитных путешественников было встретить банду какого-нибудь милорда, который хозяйничал во владениях более слабого или нерасторопного соседа. Тогда пощады ждать не приходилось. Впрочем, иногда разгулявшиеся господа жаждали и более утонченных развлечений, чем те, что составляли их обычный образ жизни и нескрываемый ужас обывателей. Один раз Лариану и его спутникам пришлось начинать представление под прицелом арбалетов, опустившихся только когда их владельцы не смогли сдержать хохота. Элинор тем временем пускала слюни в углу фургона, притворившись дурочкой от рождения и проявив при этом такие драматические способности, каких от нее так и не сумели добиться на сцене. На чумазую нескладеху с блуждающим взглядом и скверным запахом от подола (Норан успел влепить ей прямо на платье ошметок навоза с дороги) не позарились, побрезговали.
Сначала девушка удивлялась, как выкручивается Агнес из таких рискованных для женской чести передряг, почему нахрапистые кавалеры вдруг начинают воротить от нее нос. А потом узнала про подарок некоей волшебницы - маленький медальон, который оказывался на виду всякий раз, если Агнес угрожало слишком настойчивое мужское внимание. Неизвестно, что это была за магическая штучка, но, как оказалось, белокурая прелестница благодаря неприметной подвеске на тонком шнурке сразу казалась ухажерам омерзительнее болотной гадюки.
От очередного пронзительного взвизга внизу Элинор опомнилась. Редко, очень редко настоящие предчувствия посещали никудышную волшебницу, и еще никогда прежде волна тревоги не была настолько внезапной и горькой. Вдруг пришла нелепая мысль, что для нее они останутся такими навсегда - Норан, смеющаяся прекрасная Агнес, Лариан с кружкой пива в руке, теребящий отца за рукав Руди. Время остановилось, пространство наполнилось звенящим безмолвием, последняя песчинка за стеклом невидимых часов соскользнула в пустоту. Надвигалось что-то неотвратимое, неизбежное, как заход солнца. Финал. Занавес.
- Эй, ты, кудрявая!
Девушка поняла, что обращаются к ней, только когда вокруг повисла скверная тишина. Снизу рявкнули снова:
- Ты что, оглохла?!
Один из спутников лорда Вейса, рослый парень в богатой одежде, швырнул в нее кость. Огрызок с ошметками недоеденного мяса стукнулся о стол, опрокинув стакан Агнес. Но женщина будто не заметила винных пятен на платье, она была сама собранность и решимость перед внезапной опасностью.
- Бери ее, Арлан! Я дарю! - подал голос лорд Вейс.
- А ну спускайся сюда! - велел осчастливленный хозяйской щедростью.
Шепот Норана вывел девушку из ступора.
- Эл, беги!
- Что?!
- Беги, что есть духу! - это уже скомандовал Лариан, - разберемся, не впервой! Встретимся после!
Элинор медленно поднялась и пошла к лестнице, повинуясь обоим приказам - и своих друзей, и друзей лорда Вейса. Внизу обрадовано зашумели, обсуждая ее "достоинства" и заключая пари, что каким окажется на самом деле. Проверять собирались здесь же, не откладывая. Кто-то успел сказать тост, загремели кружки. Она боялась, что ноги от страха откажутся повиноваться, но хоть сердце и рвалось из груди, голова оставалась на удивление ясной и холодной, а решимость не сдаваться крепла с каждым шагом. "Теперь", - шепнул внутренний голос, и девушка, замерев было на нижней ступеньке, вдруг подхватила подол и метнулась в боковой коридор. Дернула раму, каким-то чудом не заколоченную и не заклинившую, и вывалилась наружу через заледеневший подоконник.
В первое мгновение, выпав из жарко натопленного дома в сугроб, Элинор словно угодила в ледяную прорубь. Морозный воздух обдал ничем не прикрытую шею, ударил в лицо, нетерпеливо устремился под одежду. Но раздумывать было некогда. Рядом распахнулась дверь, подвыпившие друзья лорда Вейса выскочили следом. Им вдогонку из зала раздался совсем уж истошный многоголосый крик, беглянка даже успела подумать - что они так разорались, неужели из-за нее?
Элинор совсем не знала этого города, представления не имела, где спрятаться и переждать напасть. Редкие прохожие шарахались в стороны, в закрытые двери не стоило даже стучать. Никто не захочет разделить участь девчонки, чем-то досадившей господам.
Самое скверное, что преследователи чувствовали себя здесь как дома, не отставали и не упускали добычу из виду. Как там Лариан, Агнес и остальные? Сумеют ли справиться, заставить смеяться, а не убивать? Мысль о друзьях пришла и исчезла. Воздух обжигал легкие, еще немного, и сил не останется. Элинор едва не упала, остановившись у очередного перекрестка, и вдруг поняла, что это не перекресток, а тупик. Обратный путь преградили тени.
Их было лишь двое из всей развеселой компании, тех, кто не поленился гнаться за девчонкой через целый квартал. Когда-то давно Инга дала ученице совет - опасайся не суровых глаз, а пустых, не знающих мысли, сомнений и жалости. И вот теперь пустоглазые существа с простыми желаниями радостно ухмылялись, загнав ее в угол.
- Я умею фокусы показывать, - беззаботно сообщила Элинор.
Беззаботность удалась плохо. Актриса она и так бездарная, да к тому же зубы выбивают дробь.
- Сейчас покажешь! От меня еще ни один подарок не сбегал!
От пинка девушка стукнулась о покрытую инеем стену и сползла в снег. Твердая рука вцепилась ей в ворот, выдернула из сугроба, а другой тип, что маячил прямо перед глазами, влепил пощечину для сговорчивости. Ладно, умирать - так хоть оставив памятку о себе, решила Элинор и с размаху заехала ногтями по физиономии обидчика, целя в глаз. А вдруг замешкается, выпустит хоть на миг? Но тот и не к таким дракам привык, уклонился, хоть и заполучил на щеку пару царапин. Как же он разозлился! Злополучная жертва уязвленного дворянского самолюбия вскоре потеряла счет тумакам и оплеухам. Ободранные о ледяную корку ладони и коленки саднило тупой болью, которую не смягчал даже обжигающий холод.
В сторону отлетела растерзанная темная тряпка. Девушка запоздало сообразила, что это ее платье, а потом и сама полетела на землю. Между спиной и заледенелой булыжной мостовой не осталось ничего, кроме мгновенно промокшей на таящем снегу сорочки. А потом пришла другая боль, жуткая, невыносимая, в которой утонули все мелкие боли. От ужаса и отчаяния Элинор вспомнила то, чему ее так и не смогли научить в прошлом - боевой магии, самой простой, но действенной, как удар дубиной. В исполнении настоящего мага, разумеется. Кое-как собравшись с мыслями, она сплела заклинание и ударила - пусть не ранит, так хоть напугает. Вот только у навалившегося на нее мужчины оказался защитный амулет. Слабенькое заклинание сгинуло, не причинив вреда, но вернулось ответным ударом такой силы, что девушка потеряла сознание.
Переулок застыл в глухой, опасной тишине. До полуночи было еще далеко, но в окнах окрестных домов погасли все огоньки. Завтра здесь никто ничего не вспомнит, при виде кого-то вроде тех двоих, что стояли внизу, у простых обывателей напрочь отшибает зрение, слух и память. Один тронул сапогом неподвижное тело на забрызганном кровью снегу.
- Добить ее?
- Сама подохнет, - отмахнулся второй, - на морозе железо кровищей пачкать - не отчистишь потом. Пошли уж...
Наказание стало немилосердной пыткой. Бездарная волшебница не дружила со стихиями, не умела пользоваться их силой, доверять им свою жизнь, и стихии отомстили за дерзость. Жаркое пламя бушевало в крови, песок царапал горло, воздух не желал входить в легкие, и она тонула, тонула, тонула, захлебываясь темной ледяной водой. Мир вертелся вокруг, превратившись в черно-огненную бездну, каждая новая вспышка отзывалась болью во всем теле. Элинор показалось, что она нащупала что-то в этом безумном мраке, берег или опору, и судорожно сжала смявшийся под пальцами край, стала потихоньку выбираться, все выше и выше, пока не вырвалась из омута. Закашлялась, освобождаясь от воды, и, наконец, открыла глаза.
Не было никакого омута. И огня не было. Только низкий бревенчатый потолок, озаренный неяркими сполохами - не то лампа поблизости, не то печка. Девушка лежала на кровати в жарко натопленной комнате, голова ныла от боли, тело колотил озноб, хотя толстое одеяло доходило едва ли не до подбородка. От слабости едва удавалось даже думать, больше всего хотелось провалиться в забытье и исчезнуть навсегда. Больная попыталась зацепиться за последнее воспоминание до того, как наступила чернота, и у нее получилось.
Не завыть от отчаяния удалось лишь потому, что на проявление чувств не хватило сил. Рядом раздался шорох, на который она с трудом, но все-таки повернула голову.
- А, очнулась!
Незнакомый мужчина появился возле кровати. Девушка вгляделась в лицо этого человека, опасаясь узнать в нем одного из тех двоих, из переулка... Но, разумеется, это был кто-то другой. Годами, может, чуть за пятьдесят, а может и старше. Худой, темные с сединой волосы собраны в небрежный хвостик на затылке, на щеке давний, но заметный шрам. На вязаный свитер из толстой пряжи налипло несколько щепок, похоже, незнакомец носил дрова или топил печку.
- Где я? - спросила Элинор.
Собственный голос показался чужим, таким хриплым и тихим он стал.
- Синие горки, - охотно отозвался мужчина, - деревня такая возле Халарина.
- Давно?..
- Третий день.
- Как я сюда попала?
- Ну... я привез. Ты бы там замерзла насмерть...
- Спасибо...
Благодарность прозвучала почти как упрек, но Элинор не захотела его сгладить. Не было сил притворяться, будто она счастлива остаться жить - с этими воспоминаниями, с этим отвращением к самой себе. Она вообще ничего не хотела, даже знать, как зовут ее спасителя. Он, впрочем, не настаивал на знакомстве.
- Можно немного воды?
- Конечно, - мужчина пожал плечами и ушел в соседнюю комнату, но вскоре вернулся с кружкой в руках. Элинор попыталась приподняться, опершись на локоть, и со второй попытки ей это удалось. Он вручил ей кружку, но и сам из рук не выпустил, придержал, пока она пила.
- Как ты? Хотя сам вижу, что паршиво.
- Голова болит, - пожаловалась девушка.
На самом деле еще и дышать трудно, и кашель накатывает то и дело, но даже это мелочи по сравнению с тошнотворной ломотой в висках. Звякнули склянки, потянуло знакомым лекарственным запахом, и хозяин снова появился в поле зрения.
- На вот, выпей!
В одной руке он держал маленький, с виду даже серебряный стаканчик, а другую ловко запустил больной под плечи и приподнял ее. Она послушно проглотила содержимое серебряной чарки. От резкого травяного вкуса на миг скрутило спазмом желудок, но больше ничего плохого не произошло. Девушка откинулась на подушку и спросила:
- Вы целитель?
Мужчина усмехнулся.
- Что-то в этом роде. Когда служил в гарнизоне одного замка, лечил лошадей и прочую скотину.
- А, коновал, - вздохнула Элинор.
- Я сказал - лечил! - с усмешкой поправил хозяин дома.
Оставалось задать последний вопрос, наивный и бесполезный:
- Зачем вы меня спасли?
Ответ оказался не лучше:
- Просто вспомнил, что когда-то не был таким трусом, как стал...
Больше об этом вечере воспоминаний не осталось, вскоре снова нахлынула невыносимая усталость и утянула в глубокий, теперь уже спокойный сон. На следующий день действительно стало лучше. Элинор даже попробовала встать, и чуть не свалилась на пол. Хорошо хоть, вчерашний благодетель услышал шум и появился на пороге. Водворил постоялицу на прежнее место и посоветовал беречь себя - неровен час, что-нибудь еще отобьет, а кровоподтеков и ссадин у нее и так на троих хватит.
Заодно и познакомились. Благодетеля звали Ларни - просто, коротко и непонятно. Чем он занимался, вскоре прояснилось и оказалось до боли знакомым - способности к магии ниже средних, из тех, с которыми карьеры не сделаешь, но кое-как заработать на скромное житье можно. Не отбивал хлеб у здешних лекарей, людских хворей не касался, зато жители деревеньки знали, если у кого лошадь на корягу напоролась или собаку зверь в лесу подрал - никто лучше Ларни животину не заштопает.
Вот и еще одну побитую собаку подобрал, тоскливо подумала Элинор, только на сей раз в человечьем облике. Хуже того, она застрянет здесь надолго, еще на неделю, не меньше. Отправиться в путь сейчас, когда едва отступил жар - значит, умереть где-нибудь в придорожной канаве, но если ее друзья решат уехать из Халарина, так и не узнав, где она, то встретиться снова окажется трудно, может быть - невероятно трудно.
Каждый день она ждала шума колес под окнами, стука в дверь, ждала с надеждой, что ее найдут. Еще одну мысль, мучительную и неотступную, Элинор изо всех сил гнала прочь, по крайней мере до тех пор, пока не поймет, что не ошиблась, не навоображала глупостей. Но подозрение нет-нет, да и возвращалось - а вдруг Норан разлюбит свою злосчастную подругу? Если она и самой себе противна, что говорить о других? Как-то вечером, заметив, что девушка снова впала в унылую задумчивость, Ларни сказал:
- Не бойся, они ничего тебе не оставили.
Элинор поняла, о ком он говорит, но не сразу сообразила, что ей могли оставить. Не денег же!
- Ну... в смысле... всякое ведь бывает... - лекарь смутился, и его подопечная залилась краской.
- Вы!... - простонала она, не находя слов от возмущения, - вы осматривали меня?! Да как...
- Успокойся, я позвал повитуху.
Сомнительное утешение, но и то ладно, что хоть в глаза непрошеному спасителю смотреть можно, не сгорая со стыда. Даже если он дает такие советы:
- Поверь, все не так уж плохо. И попробуй выжить, хотя бы им назло.
Ларни оказался не из тех, кто откровенничает с малознакомыми людьми без причины, но многое прояснялось само собой. Какая-то женщина определенно водила дружбу, а может и не только дружбу с этим непонятным человеком. Элинор ни разу ее не увидела, но иногда хлопала дверь, и в соседней комнате появлялась обладательница бархатного грудного голоса и звонкого смеха. Но поскольку хозяин ни о чем не расспрашивал свою постоялицу, она тоже не досаждала ему любопытством.
На четвертый день пребывания в ясном сознании (и на седьмой по общему счету) Элинор, воспользовавшись отсутствием хозяина, встала с кровати. Нашла небольшое мутноватое зеркало и вздохнула. Догадывалась, что зрелище не порадует, но представшее ее глазам худое, болезненно-бледное существо со впалыми щеками и сбившимися в нечесаные лохмы волосами превзошло самые худшие ожидания. Синяки на лице пожелтели, пришлось в утешение самой себе вспомнить, что, по слухам, при королевском дворе в этом сезоне желтый - самый модный цвет.
Когда хозяин вернулся, кое-что заметно изменилось - больная отказалась впредь оставаться больной. Привела себя в пристойный вид, на табуретке у кровати нашла одежду, чистую и сложенную аккуратной стопкой. Судя по фасону и размеру, штаны, рубашка и легкая куртка были женские, из гардероба хозяйской знакомой.
Ларни не возражал против перемен, но когда на следующий день Элинор как бы невзначай спросила, долго ли ехать в город, сразу раскусил уловку.
- Хочешь вернуться?
- Да!
- Тебе нельзя выходить, подожди немного.
- Не могу! - в ее голосе сквозила мольба, - если труппа уедет, я потом не найду...
- Послушай, завтра мне все равно надо в Халарин, скажи, где и кого искать, я сам разузнаю. Может, и ехать не придется, они сами за тобой прискачут.
Девушка просияла - такой простой выход не приходил ей в голову, да и сама она не осмелилась бы просить. Но все получалось как нельзя лучше.
- Я не знаю, как отблагодарить вас! Как только найдутся мои друзья, я верну деньги за все...
- Не надо, - отмахнулся лекарь.
- Нет, надо! Я и остальные, мы обязательно сделаем для вас что-нибудь хорошее.
- Ладно, сыграете спектакль специально для Тиссы. Или песню сочините. Я не умею, а ей понравится, ей в жизни не дарили ничего такого.
Ларни уехал на следующее утро. Целый день Элинор провела в ожидании, прогоняя тревожные мысли и поглядывая в зеркало чаще, чем за все дни до того. Из зеркала по-прежнему смотрело привидение, но уже с белым, а не пятнистым бело-желто-синим лицом. Увы, одежда, сшитая на женщину, а не на бесплотный дух, непотребно болталась, штаны пришлось потуже стянуть на талии ремешком, а под рубашкой хватило бы места, чтобы припрятать еще и сумку с вещами, никому не внушив подозрения. И не только из-за того, что прежняя владелица была повыше и во многих местах побольше. Элинор с горечью заметила, как сильно похудела за минувшую неделю. Впрочем, даже это не испортило праздника, ведь когда хуже некуда, остается единственное утешение - хуже не будет.
Радужные иллюзии померкли ближе к ночи. Хозяин обещал вернуться вечером, а вечер давно прошел. В деревне погасли последние огоньки, стихли голоса и лай собак, а встревоженная, недоумевающая девушка все еще сидела у окна, прислушиваясь к каждому шороху.
Но Ларни не появился ни утром, ни через два дня. Жизнь в деревне шла своим чередом, никто не искал лекаря и не спешил рассказать, куда он делся, даже его подруга не появлялась. В доме хватало еды, и Элинор беспокоило вовсе не как прожить без хозяина, а что ей делать теперь. Рано или поздно сельчане увидят - мелькает в окнах и ходит к колодцу за водой вовсе не прежний обитатель, начнут задавать вопросы, на которые ей не захочется отвечать. Сердцем чуяла, что не захочется. Значит, надо убираться подобру-поздорову.
Ларни оставил ей старую куртку, местами заштопанную, но теплую и крепкую, и выдавшие виды сапоги, непонятно чьи, но удобные и размером почти в самый раз. На полке за занавеской лежали деньги. Как сказал хозяин, если Элинор все-таки "надумает сбежать", не дожидаясь его возвращения, то может забрать их себе. Денег оказалось немного, серебряная монетка и пригоршня медяков - в долг, верну, как только смогу, решила девушка и высыпала мелочь в карман. Хватит, чтобы заночевать в каком-нибудь не совсем непотребном клоповнике и разузнать, где труппа Лариана Сипса. Что будет, если найти своих не получится, она не представляла, но загадывать так далеко не хотела. Лишь бы не оставаться в чужом опустевшем доме, в полном неведении и страхе.
У дороги, прямо напротив соседнего двора, двое мужиков грузили на телегу тюки, а женщина в пестром платке и шубке укладывала в холщевый мешок свертки полегче. Не иначе собрались в город, ближайшее место, куда можно отправляться с товаром. И Элинор решилась. Внутри толстой, хоть и побитой молью рукавицы скрестила пальцы на удачу, соображая, что будет врать. Один из "грузчиков" заметил ее, уставился с любопытством:
- А, соседская племянница!
Стало быть, все кое-кем соврано заранее, можно не стараться. За пару медяков Элинор сторговалась, чтобы ее подвезли в Халарин, и мужик великодушно махнул рукой - залезай!
Небо затянули низкие тучи, к вечеру обещая снегопад. Не стоило уезжать в такое время, но утром оказия могла не подвернуться. Халарин оказался ближе, чем Элинор себе представляла, не прошло и часа, как стены города появились за черно-серой стеной леса. Владелец телеги и товара ехал к родственнику-купцу, девушка распрощалась с попутчиками почти сразу после городских ворот. Теперь им не по пути в любом смысле.
Пришлось идти пешком через несколько кварталов, чтобы попасть в нужное место - так подсказала торговка в первой подвернувшейся лавке. Никто не обращал внимания на одинокую девицу, улицы казались совершенно безлюдными, особенно там, где начались знакомые места. Подкрадывались ранние сумерки, неуютные и тревожные, и только теперь безрассудная путешественница поняла - что-то не так. Дело не в ее собственных тревогах, что-то неузнаваемо изменилось вокруг. Те же дома, но свет в окнах прячут плотно закрытые ставни. Маленькая площадь с обелиском, только теперь никто не катался со снежной горки. Под высокой аркой ворот на длинной веревке свисает что-то большое и темное. Что?!
Элинор судорожно вздохнула и обошла площадь с другой стороны, чтобы не идти мимо висельника, от ужаса и изумления не подумав, зачем хозяевам приличного с виду дома такое украшение на воротах и почему никто его не уберет. Но когда площадь осталась за спиной и девушка увидела постоялый двор "Стеклянная роза", то засомневалась, не ошиблась ли - улицей, площадью, городом. На обоих этажах когда-то шумного заведения не светилось ни одного окна. Собственно, и окна-то остались лишь на втором этаже, а на первом, там, где полагалось быть обеденному залу, рамы и стекла как будто вынесло неведомой силой, раскидало крошевом по заснеженной мостовой. Двое прохожих появились откуда-то сбоку и ускорили шаг, бросив настороженные взгляды на темные проемы и девицу, застывшую напротив.
Дверь на вывернутых из треснувшего проема петлях держалась кое-как, но не рухнула, когда девушка с усилием приоткрыла ее и вошла внутрь. Что бы здесь ни случилось, это было явно не вчера. Через выбитые окна намело снега, перевернутые столы покрылись инеем. Даже по сравнению с пасмурными улицами здесь оказалось слишком темно, но вскоре глаза привыкли к полумраку, и Элинор обнаружила, что разгром и снег - это еще не все. Там, куда не достала метель, на дощатом полу темнели бурые пятна. Что за беда настигла "Стеклянную розу"? И куда девались постояльцы? Здесь их точно не осталось - нигде ни звука, только шелест сквозняка в холодном безмолвии.
Это означало, по меньшей мере, что здесь не у кого спросить про актеров. Девушка растерянно осмотрелась, уговаривая себя не пугаться раньше времени, и все-таки вздрогнула, когда увидела это. Дальше, за стойкой, белел пустой проем окна во двор, а за ним открывалось зрелище, от которого Элинор оцепенела. Там стоял фургон Лариана Сипса.
Стоял на положенном месте, как и неделю с лишним назад. Первая до нелепости, до безумия радостная мысль (как просто, как удачно все получилось!) сменилась безотчетным ужасом. Фургон на месте, но где хозяева? Почему открыта нараспашку дверь, а сундук, в котором хранили костюмы, валяется разбитым посреди двора? В потемневшей от грязи и влаги красной тряпке, свисающей с колеса, лишь по оборкам можно было узнать нарядное платье Агнес!
В это мгновение раздался громкий скрип за спиной, у входа. Элинор встревожено оглянулась на звук и замерла. На пороге появился мужчина, придерживая почти отвалившуюся дверь. Молодой, вряд ли старше двадцати пяти, и нисколько не напуганный увиденным, будто всё так и должно быть. Явно из тех, кто привык держать в руках оружие, например, тот меч, что сейчас благополучно пребывал в ножнах на поясе. Весьма дорогих ножнах, какие нечасто встретишь у простого наемника, если только у очень удачливого. Да и по повадкам видно, что бояться и кланяться не привык, у странствующей актрисы на это дело глаз наметанный. Похоже, ищет всяких приятных приключений, раздраженно подумала Элинор, когда незнакомец вдруг улыбнулся вполне дружелюбно. Улыбка была обаятельная, девки в тавернах от таких обычно тают и забывают условиться об оплате. Вот это и настораживало - что он тут забыл? Зашел в кабак по старой памяти, а в нем пусто, только снег и какая-то непонятная девица? Ошибся, дружок, поищи в другом месте...
Молодой человек откинул капюшон, явив на обозрение растрепанную светло-русую шевелюру, смахнул с ресниц некстати прилетевшую снежинку и вдруг сказал:
- Эй, леди! Не стоит туда ходить!
- Я не леди! - огрызнулась Элинор.
- А кто же?
- А ты кто?
С чего это ей отвечать кому попало? Пусть сам назовется, если хочет.
- Ал, - представился незнакомец.
- И все? - девушка надменно фыркнула.
- Ну, хорошо, Аллен Рей, младший лорд Грасмонс. Так лучше?
Гораздо хуже, чуть не буркнула вслух Элинор. Этого еще не хватало на развалинах ее жизни - наследничка знатного рода, пусть даже она о таком никогда и не слышала. Она вообще мало о ком слышала, только вот лорда Вейса и его друзей хорошо запомнила.
- Шли бы вы куда шли, благородный господин, - посоветовала она и запоздало подумала, что сказала лишнее - этот человек вполне может позвать стражу и потребовать, чтобы наглую бродяжку высекли за дерзость. Впрочем, ей все равно, пусть зовет.
Но он никого звать не стал и не ушел, а по-прежнему стоял у двери и внимательно разглядывал блуждавшую в полумраке девушку. Под этим неотступным взглядом она чувствовала себя отвратительно, но ни велеть его светлости убираться, ни вытолкать взашей не могла. Пришлось терпеть, а заодно думать мимоходом, куда бежать, если этот "прынц" на нее и в самом деле позарится. Элинор казалось, с некоторых пор на нее и смотреть-то, наверное, страшно, не то что... Впрочем, как сказала когда-то Инга, у некоторых и самые настоящие мертвецы вызывают игривые мысли.
Но вывод, сделанный молодым человеком, ошарашил гораздо больше, чем несостоявшиеся домогательства. Он все-таки зашел внутрь и негромко спросил:
- Ты одна из них, да? Та пропавшая девица!
- Пропавшая? О чем ты?
Голос по-прежнему звучал уверенно, но на душе стало мерзко от ощущения, будто она идет по тонкому льду и слышит, как обреченно трещит последняя преграда между нею и чем-то скверным, очень скверным, таким, чего она не учла в своих наивных планах.
- Ты что, ничего не знаешь?
Тот, кто именовал себя Алленом, подошел ближе, огибая припорошенные снегом обломки мебели. Вблизи он оказался едва ли не на голову выше Элинор, и хоть странно заинтересованный, внимательный взгляд не то серых, не то зеленых (в полутьме не разберешь) глаз уж никак нельзя было назвать пустым, от этого не делалось спокойнее. Он и в самом деле казался взволнованным, да еще как! И определенно что-то знал.
- Что случилось? Где мои друзья? - спросила Элинор, уже не обращая внимания, что призналась - да, она "та самая".
- На кладбище!
- Неправда! - от такого кощунственного предположения девушку передернуло.
- Да посмотри вокруг! Все, кто был в этом проклятом кабаке в тот вечер, мертвы! Вот только говорят, одна девчонка улизнула, и теперь ее кое-кто ищет. Тебя то есть! А еще руку к твоему исчезновению приложил мой давний знакомец, некто Ларни. Так?
- Так...
Элинор стало страшно. Но она верила, верила, хоть и боялась признаться себе в этом. Знала, что здесь вволю погуляла смерть. Это как проклятие - чутье мага и силы человека. Знать, чувствовать, и не уметь ничего сделать, изменить, исправить. Зачем он держит ее за плечи?!
- А Ларни говорил что-нибудь?..
Она прослушала почти все, о чем спрашивал этот человек. Ладно, если он так много знает, да еще и имеет наглость утверждать такие страшные, невозможные вещи, ему она скажет...
- Ничего он не говорил! Он уехал три дня назад! Обещал возвратиться сразу, а сам бросил меня!
- Так ты не знаешь, где он?
- Не знаю!
- Погляди вон на те ворота! - он бесцеремонно развернул ее в сторону окон с видом на площадь, - Не узнаешь?
Узнать лекаря в припорошенном снегом висельнике было трудно, да что там, почти невозможно. Но она поняла, что узнает, отшатнулась и тихо поползла вниз по стене, едва не до крови прикусив побелевшую губу. Молодой человек не дал ей съехать на пол, подхватил и поставил на ноги.
- Кто-то видел и донес им, что это он забрал тебя из того переулка. Они поймали Ларни, хотели узнать, где ты, но он не сказал! И, знаешь, я очень хочу разобраться, почему из-за тебя погиб мой друг!
- Я не знаю! Да что же это... Кто они? Те, что убили его?
Аллен вздохнул.
- Люди лорда Вейса. Ты и этого не знаешь?
- Я же сказала!..
Элинор чуть не плакала, и лорд Грасмонс понял, что добиться от нее ничего не удастся. Он натянул капюшон ей на голову, так, чтобы отороченные облезлым мехом края как следует прикрывали лицо, и сказал:
- Пошли отсюда. Не вздумай падать в обморок, мы сделаем вид, что гуляем. Кстати, как все-таки тебя зовут?
- Элинор, - обреченно призналась девушка. Не потому, что очень хотела, а только чтобы этот настырный тип отстал.
Вместе они выбрались из разгромленного дома на улицу. Аллен, разумеется, не отстал, но хоть замолчал, разве что иногда вполголоса подсказывал, куда идти. Мог бы и не утруждаться, твердой руки, которой он придерживал спутницу под локоть, вполне хватало, чтобы не дать ей сбиться с курса. Девушка будто оцепенела, бездумно повинуясь его воле. Лишь через полквартала к ней снова вернулась способность рассуждать. Зачем она с ним идет? И куда? Уже темнело, началась метель, снова, как тогда... Только теперь она не убегала, а послушно шла вслед за своим спутником, по правде говоря, таким же незнакомцем, как и любой прохожий. Имя не в счет, кто вообще знает, настоящее ли оно. А если и настоящее?
Впереди в сером ряду домов замаячил темный проход. Небольшую арку, что вела во двор, перекрывала кованая решетка. Элинор внезапно рванулась, освободилась от чуть ослабевшей хватки молодого человека и крепко вцепилась в толстые, покрытые инеем прутья.
- Все! Хватит!
- Что такое?! - опешил Аллен.
- Я никуда не пойду! Не хочу, и вообще я тебя знать не знаю!
- Я же назвался!
- Ну и что? - зашипела Элинор, вдруг подумав, что, наверное, это жуткое оскорбление - не верить его светлости на слово. Вот и пусть, раз только так простолюдинка может поквитаться с этой гнусной породой, от которой в ее жизни нет и не было ничего, кроме слез.
- Я понимаю, тебе несладко пришлось... - вопреки ожиданиям, лорд не пустил в ход кулаки, а приступил к переговорам. Или просто не хотел выглядеть дураком, принародно оттаскивая девицу от ограды. Редкие прохожие все равно оглядывались на занятную парочку, но это ерунда, господам вроде него никто не посмеет и слова сказать, проверено. Как-то сразу вспомнилось все - мерзкий тупик в переулке, разгромленная "Стеклянная роза", мертвый фургон, висельник на воротах, собственное отчаяние и боль, и ком в горле показался мелочью по сравнению с ненавистью, переполнившей сердце. Сжав ледяные прутья покрепче, Элинор с горечью бросила:
- Ты? Понимаешь, каково мне? Не смешно... Если так приспичило меня прикончить, делай это здесь! Только побыстрее, потому что меня от всех вас уже тошнит!
Аллен вздохнул, хоть и раздосадовано, но виду не подал, даже пропустил мимо ушей нелестное обобщение. Подошел поближе и снова взял ее за плечи, впрочем, не собираясь отрывать от приглянувшихся ворот. Наклонился, сказал негромко, чтобы не донеслось до чужих, не в меру любопытных ушей:
- Что мне сделать, чтобы ты поверила, что я тебя не обижу?
- Я буду считать до тысячи, а ты иди прямо и не останавливайся!
- Не годится. Тогда тебя убьют, и я не узнаю то, что хочу. Лучше сделаем по-другому. Отправимся на постоялый двор, перекусим и расскажем друг другу все, что знаем.
- Я ничего не знаю, - в который раз, как непонятливому ребенку, попыталась втолковать Элинор, но это не помогло.
- Разберемся, - решил Аллен и добавил, - да, раз уж тебя это так тревожит... Обещаю, что не причиню тебе вреда, не собираюсь убивать тебя, отдавать лорду Вейсу, и так далее... Приставать тоже не буду, честное слово. Никогда и ни при каких обстоятельствах.
- Ладно, - сдалась девушка, подумав минуту и смирившись с тем, что от этого типа ей так просто не отделаться. Впрочем, эта мысль вместо беспокойства принесла даже успокоение - лучше такая компания, чем совсем никакой. Насчет господ неизвестно, люди лорда Вейса вообще отдельная статья, но уличное отребье теперь ей точно не страшно.
- Идем! - спутник тронул ее за руку и услышал возмущенный возглас:
- Не могу!
- Снова передумала?
- У меня рукавицы примерзли!
Кажется, наглец чуть не засмеялся, но все-таки помог отлепить ветхий предмет гардероба от обжигающе-холодных чугунных прутьев в целости и сохранности.
Постоялый двор, выбранный Алленом, оказался таким шумным и грязным даже на невзыскательный вкус уличной актрисы, что она удивилась, как человек вроде него мог позариться на такое убожество. Причем позарился, как оказалось, еще до встречи с ней - комната была оплачена с утра, лошадь стояла на конюшне. Объяснил он просто - после резни на постоялом дворе в квартале Роз (вот как чудненько, оказывается, называлось место, где оборвалась ее прежняя жизнь, подумала Элинор) публика те места не жалует. Зато в других частях города не протолкнуться, вот и пришлось свободное место застолбить заранее, чтобы не ночевать в общей зале для совсем захудалой публики.
Странноватая по представлениям здешних завсегдатаев парочка, неразговорчивая и не увлеченная друг другом, устроилась за столом в самом дальнем углу зала. Как Элинор ни упиралась, уверяя, что заплатит за собственный ужин сама, поскольку милорд ее на свидание не звал и на танцы обещал не рассчитывать, ей было велено оставить свой убогий капитал при себе, на еще более черный день. Младший лорд Грасмонс, не мелочась, заказал еды на двоих и даже вина, специально подогретого, с какими-то пряностями, которыми даже в такой дыре потчевали постояльцев побогаче. Вино Элинор понравилось. Немного ударило в голову, зато боль в горле как рукой сняло. А справиться с легким опьянением ей не трудно, силы хватит, и если его светлость об этом не знает - ну так не все же ему одному людей удивлять.
В сон тянуло не от хмельного, а от тяжелой, нахлынувшей вместе с теплом и покоем усталости. Первый день за стенами дома оказался воистину бесконечным, выматывающим и страшным, потому что мира, в котором она жила, больше нет. Теперь не в ее воображении, а точно и окончательно, навсегда. Ничего не осталось, кроме тупой отрешенности и равнодушия ко всему.
Впрочем, к одному явлению стоило проявить интерес - тому самому, что устроилось за столом напротив нее. А парень ничего, хоть и разглядывает весьма пристально. Но не так, когда в виде ответной любезности хочется заехать сковородой по наглой роже. Просто справедливое желание понять, с кем свела судьба. Справедливое, соответственно, и для Элинор. В другое время, в другой жизни она нашла бы его привлекательным, даже очень. Видала она героев-любовников и покрасивее (и от этого воспоминания пришлось стиснуть зубы, чтобы не дать волю слезам), но тут другое, что ни с чем не спутаешь - благородная кровь, черты, унаследованные от многих поколений знатных господ и их не менее знатных, прекрасных избранниц. Она и в самом деле никогда не слышала о его семье, но, похоже, эта семья не из тех, где леди наставляют мужьям рога с конюхами и лакеями, отчего наследники пышных титулов выходят больше похожими на этих самых лакеев, чем на портреты гордых предков.
Наследник благородного рода отодвинул пустую тарелку, внимательно посмотрел на безучастную девушку и сказал:
- Тебе надо отдохнуть. Пойдем, покажу комнату.
Элинор не стала спорить. Они поднялись по тускло освещенной лестнице на второй этаж. Мимо прошла молоденькая служанка, заинтересованно посмотрела на Аллена и с презрительной гримаской - на его даму. Удивилась, небось, зачем такой лакомый кусочек позарился на такую бледную замухрышку. Пользуясь тем, что ее спутник заглянул в комнату первым и внимательно осмотрелся, не появилось ли там чего или кого нового, Элинор за его спиной показала служанке средний палец. Ну и что, что грубость и непотребство, пусть эта розовощекая потаскушка знает, как задаваться.
"Покои" оставляли желать лучшего. В унылой комнате с крашеными стенами и потертым дощатым полом обнаружились только ничем не покрытый стол с медным тазиком для умывания, дырявый коврик у входа, стул и не особенно широкая, хоть и предназначенная для двоих кровать. На заштопанном покрывале валялась сумка, туго набитая неизвестно чем.
- И ты оставил вещи в этом клоповнике? - едко поинтересовалась Элинор, готовясь поспорить, что владелец не досчитается и малой части того, на что могли позариться невзыскательные здешние воры.
- Там амулетик лежит, - не устрашился иронии Аллен, - к тому же я велел хозяину всем передать, что к моим вещам лезть не надо, руки отсохнут. У меня есть приятель, очень толковый маг, недавно из Академии. Надеюсь тебя вскоре с ним познакомить...
И в самом деле, маг хорош, подумала девушка, рассеяно наблюдая, как молодой человек бросил плащ на кровать и принялся отстегивать меч. Топорную работу или чистый всплеск силы она обычно сразу чуяла, а здесь - ничего, стало быть, заклинания выплетены так, как ей и не снилось.
Аллен тем временем порылся в вещах и не преминул с притворной скорбью пожалеть, что не заключил какое-нибудь маленькое выгодное пари на сохранность имущества - все действительно оказалось на месте. Потом он еще раз проверил, надежен ли засов, намотал на дверную ручку непонятный шнурок с темным камешком - тоже, небось, магическое подспорье от друга, осмотрел задвижки на оконной раме и тщательно задернул занавески.
Обслуживание на постоялом дворе было так себе, разжигать холодную печку никто не спешил, и только теперь Элинор почувствовала, как здесь прохладно. Не так, как снаружи, но промозглая свежесть погреба не добавляла уюта и без того жалкому пристанищу. Хорошо хоть свечек выдали целых три, и теперь короткие огарки красовались в незамысловатом, подернутом ржавчиной канделябре, озаряя комнату неровным светом.
Вскоре стало получше - Аллен растопил маленькую железную печку, обнаружив там заблаговременно уложенные дрова, и от распахнутой дверцы потянуло блаженным теплом.
Элинор сидела с безучастным видом, протянув озябшие руки к огню. Ее новый знакомый прислонил к стене длинный меч в добротных, украшенных потемневшим серебром ножнах, а потом выудил откуда-то из-под одежды два кинжала и небрежно бросил их на кровать. Сам уселся рядом и спросил:
- Ну, кто будет первым рассказывать?
- Неужели тебе нравится про такое слушать? - с тоской отозвалась девушка, не отрывая взгляда от разгоревшегося пламени.
- Не нравится, уж поверь. Только очень странная вышла история, так что будь добра, вспоминай получше. Да, про тех двоих... мерзавцев рассказывать не надо, как раз их-то стоит забыть побыстрее.
Забыть?! Будто это так же легко, как выкинуть из памяти пролетевшие по небу облака! Впрочем, сегодня ей и в самом деле почти удалось забыть, когда обрушилась беда пострашнее прежних. Еще недавно Элинор набросилась бы на бестактного дворянского сынка с обличительной речью, но теперь ей стало все равно. Им не понять друг друга, так зачем надрываться? Все, что требуется - ее рассказ, ведь именно за него ей обещали кров и ужин.
И она рассказала, как сумела, обо всем, что случилось в "Стеклянной розе" на ее глазах. Аллен слушал внимательно, иногда просил повторить, но девушка не верила, что в ее коротком повествовании скрыто решение неведомой загадки. Да и есть ли загадка? Но она ведь не присматривалась, не прислушивалась! Сначала была занята собственными мыслями, а потом стало не до мыслей. Но, кажется, Аллен не разочаровался, хоть по-прежнему не мог понять, в чем дело, что такого необычного произошло в тот вечер, когда простые пьяные забавы вдруг обернулись бойней.
- Вот видишь, ты, наверное, знаешь больше, чем я, - сказала Элинор, когда закончила свою историю.