Судя по крикам за стеной, на нас, только что окончательно наступил Новый Год. Ну и слава Богу, а то были еще, честно говоря, какие-то сомнения. Уже осуществлять, достигать, и даже дерзать или еще нет? Теперь можно, пора. На меня во все глаза смотрела собака Ника. Она считала, что если что-то и пора, так это меня выгуливать на ночь. По прогнозу " захоувывалася вельмi лютае надвор"е", градусов эдак 25. Это хозяин собаку в такую погоду не выгонит, а собака хозяина запросто. Она уже стояла у двери и радостно виляла хвостом.
Холодина, особенно после дивана, действительно стояла страшная. Мы переглянулись и единогласно решили обежать вокруг соседнего дома и не больше. И мы его уже почти обежали, когда увидели двух пацанов, лет восьми и пяти и, по-видимому, их мать.
Сразу бросилось в глаза, как не по погоде они одеты. Судя по матери, они возвращались из гостей, но не ранней же осенью они туда пошли? На пацанах какие-то куртёшки, кроссовки, варежек вообще ни на ком не было. Мать балансировала на заборчике и пыталась что-то сделать со шнурком. Пацаны жались друг к другу от холода и канючили, мол, мама пойдем. Сердце, конечно, ёкнуло, но мы продолжали бежать. И когда уже завернули за угол, я услышал, что дети плачут. Резко развернулись и побежали назад. Мать уже не сидела на заборчике, она устраивалась под деревом и объясняла детям, что уже пришла и будет отдыхать здесь. Пацаны, увидев, что мы возвращаемся, начали вопить в голос: "Дяинька, помоги!" Ника сразу оценила ситуацию как форс-мажорную и стала отчаянно лаять. Я наклонился к старшему и выяснил, идти им, оказывается, далеко. На морозе думается очень короткими мыслями. Дотащить, вызвать такси. Пацаны продолжали плакать и размазывать сопли.
То, что было матерью, как выяснилось, идти не могло, то есть совсем. Честно говоря, мне не часто приходится носить женщин. Самое удобное было бы взять ее на плечо, но это очень напоминало бы Владимира Ильича на субботнике. Нести ее на руках впереди себя показалось мне уж как-то сильно романтичным, короче, я подхватил ее поперек талии и взял на бедро. Мне повезло, она оказалась на удивление легкой, килограмм 40. Я взял младшего за руку; ладошка была крошечная и совершенно ледяная. И мы тронулись.
Мы уже обогнули дом, когда я почувствовал какое-то сопротивление со стороны тела. Пришлось остановиться. Оказывается, тело считало не возможным передвигаться таким образом, не познакомившись. Лубба, упорно твердило оно. Сначала я разозлился, а потом подумал - наверное, Лубба права. Женщина, которая практически лежит на моем бедре имеет право знать имя его владельца. Я представился: Сергей.
Во время церемонии я держал ее в вертикальном положении и рассмотрел, что на голове у Луббы совершенно идиотская шляпка. Она была фетровой и, что самое возмутительное, не закрывала ушей. Мы прошли несколько шагов, когда опять со стороны тела начались трепыхания. Оказывается, на этот раз Лубба пыталась выяснить, где моя жена. "Вот сейчас придем, увидишь. Слабо не покажется", неожиданно для себя, каким-то хамским тоном, заявил я.
Лубба ответом явно удовлетворилась и затихла. Я поймал себя на том, что меня дико раздражает ее шляпа. В данной ситуации головной убор не имеет особого значения, убеждал я себя. Даже если бы шляпа была с вуалью, я не выглядел бы лучше, пересекая наш двор с женщиной под мышкой. Ну, надо же, я вдруг впервые обнаружил, что, оказывается, дорожу общественным мнением. Ника об этом не знала и продолжала лаять также отчаянно, так что все кто еще не спал, могли немного развлечься на ночь.
Моя квартира на втором этаже, но как только мы вошли в подъезд, я понял, что груз нужно оставить внизу. Соприкоснувшись с теплом подъезда, Лубба утратила весь свой оставшийся тонус. Я кое-как усадил ее на лестнице, подперев пацанами с обеих сторон.
Ника лаяла уже фальцетом, переходящим в хрип, но ее дружно поддержали ее друзья с третьего и четвертого этажей. Это, как известно, тишины не создает. Открылась дверь соседки снизу. Она покачала головой, и я понял, что все свое время провожу в оргиях. Я схватил собаку и понесся вызывать такси. Надо отдать ему должное, оно приехало мгновенно. Шофер также склонен был предполагать худшее. Моя абсолютная трезвость, в данной ситуации действительно как-то настораживала, даже меня самого. Он смотрел на меня как на извращенца, однако обещал подождать, пока освобожусь. Бизнес выше морали. Лубба как-то заметно потяжелела с тех пор как мы с ней познакомились. Мне повезло второй раз за вечер. Лифт работал, этаж был седьмой.
По законам жанра сейчас должен был выйти муж и набить мне морду. Старший пацан вдруг сказал: "Бацька ушеу от нас". По всей видимости, у нас с ним успела установиться телепатическая связь. В квартире я ожидал увидеть притон, но ничего подобного не увидел. Было чисто; видимо батька "ушеу" совсем недавно. То, что было Луббой, устроилось тут же, на коврике. Пацаны совсем притихли. Уходить было стыдно. Я, здоровый мужик, оставлял им явно непосильную ношу. Шофер рассчитывал на подробности: "Знакомая?" "Да, познакомились, успели ", - устало сказал я и замолчал. Он утвердился в своих худших подозрениях.
Дома я даже обрадовался: оказалось, что всего около часа. Я довольно быстро управился и до шести еще успею выспаться. Но не тут-то было. Эти зарёванные мордашки так и стояли перед глазами. Я ложился на правый бок, на левый, переворачивался на спину, на живот - они стояли как часовые. В голову лезли всякие мысли, именно лезли, а не приходили; просто перлись. На фиг столько мыслей в половине второго? Что я могу сделать? Встать, надеть штаны и пойти вступить в Лигу по борьбе с женским алкоголизмом? Да, примите меня побыстрее, пожалуйста, а то уже половина третьего. Я мысленно снял с Луббы шляпу и стал ее подбрасывать ногой как футболист, не давая упасть на землю. Раза четыре впереди и раз - сзади, и опять раза четыре впереди и раз - сзади...
За этими финтами я понял, что не только заснуть не смогу, но могу вообще инфаркт схлопотать, столько эмоций я вносил в эту невинную забаву. Сердце то колотилось, то нет, уже совсем отдельно от хозяина и каждый раз куда то явно сдвигалось.
Замерзал ли я как эти пацаны сегодня? Да сколько угодно. В детстве, после хоккея, ноги замерзали так, что я потом просто выл от боли, когда они начинали отходить. Мы с мамой опускали их сначала в холодную воду, а потом постепенно подливали теплую. Мама гладила меня по голове. Потом смотрю, она уже гладит пацанов, и они улыбаются. Пацаны улыбаются, слава Богу, значит всё хорошо, всё хорошо. Пацаны всё будет хорошо... У меня почему то мокрое лицо, и я понял, что плачу во сне.