Черные кривые буквы быстро заполняли очередной лист журнала. Вдохновение переполняло Мастера, и он стремился успеть записать всё до той поры, когда оно иссякнет. Крыса суетилась в клетке и нервничала, время от времени попискивая и вцепляясь в бронзовые прутья. Но они были явно не по зубам грызуну.
Поставив дату в углу листа, Голема перечитал запись:
"Новые образцы Черной Грибницы дали лучший результат. В результате тщательного растворения нитей грибницы в растворе сарановой кислоты и последующего выкипания состава, был получен порошок с голубоватым оттенком. Порошок хорошо растворим в соляном растворе. Посредством применения уравнения Внутреннего взгляда был получен цветозвук реагента, который не содержится ни в одном имеющемся на данный момент справочнике. Последующая инъекция раствора реагента в организм крысы привела к крупнейшему открытию.
Воспользовавшись уравнением преобразования энергии Гристо-сааф в связке с уравнением Кроминаля, которое, как известно, до этого могло быть применено только к людям, согласным на его применение по отношению к ним, я смог взять под полный контроль сознание образца 19. Все моторные реакции и спонтанные процессы в теле образца остались в норме. Комплекс проверочных упражнений был пройден без трудностей. В дальнейшем, во время, ограниченное формулой, я вернулся в собственное тело и замерил данные образца 19. Все жизненные показатели оказались в пределах допустимого.
Энергия, выделенная в разрыв структуры кристаллов, осталась в норме, описанной Кроминалем, что дает мне основания полагать, что полученный порошок (реагент 24), полностью снимает ментальное сопротивление и защиту сознательных существ. Именно этот реагент предположительно воздействовал на переносчиков грибницы времён великой Смуты.
Реагент представляет собой устойчивое соединение, хорошо растворимое в крови. Кровь и моча, взятые у образца 19 сразу после эксперимента, не содержат реагента, что даёт основания предполагать, что он целиком был усвоен организмом в рекордно быстрые сроки. Существует вероятность, что срок действия реактива в скором времени закончится. Следующие испытания с применением уравнения Кроминаля считаю необходимым провести через 12 часов.
Последующие проверки реагента на состав и возможность преобразования считаю необходимым провести в течение дюжины дней."
Припудрив страницу, Мастер Голема закрыл журнал. Поведение крысы его слегка смущало, казалось, что она слишком уж активно пытается выбраться из клетки. Но такое бывало и раньше, если Мастеру не изменяла память - с образцами под номерами четыре, шестнадцать и семнадцать было то же самое. Не исключено, что такая реакция всего лишь проявление страха после вмешательства посторонней воли.
Взглянув на почти остывший ужин, Мастер испытал легкое смущение... С одной стороны, нормы аскезы предполагали отказ от столь тяжелых ужинов, с другой стороны, баранина под сладким соусом с печеными грушами и ханским зерном в сахарной пудре вызывала животный аппетит. Махнув рукой, Мастер быстро произнес звуковую форму теплового обмена, моментально подогрев мясо и остудив вино. Причем с вином, как стало известно пятнадцатью минутам позже, он перестарался. Увы, но на самом деле от Мастера зависело слишком мало: суть уравнений такова, что тепло отданное должно быть взято. Именно об этом, согревая в руках кубок с вином, которое готово было покрыться льдом, размышлял Мастер.
"Как мало всё же зависит от, казалось бы, таких всемогущих людей, как Мастера. Мы - лишь точка равновесия, та основа качелей, на которую в должный момент приходится вся сила перехода, но не более того. Подогрел ужин - изволь охладить вино. Разнес в пыль стену - постарайся создать из пыли статую. Взял под контроль крысу - останься беззащитен от чужого контроля... Что бы мы, слабейшие из великих, делали без древней мудрости Миоса, который открыл способ отложить воздействие? Как бы я поступал с крысами, если бы не Гристо-сааф, давший возможность мне перевести одну энергию в другую? А где бы мы были, не учись мы годами просто стоять в основе, кем бы я был, не сумей стать я в основе хрупкой качели равновесия сил? Сколько талантливых новичков покалечили себя, прежде чем научились переливать энергию вовне, а не собирать в себе?"
В пору бессилия Голема любил порассуждать о ничтожности рода людского перед мировым равновесием и известным ходом вещей, а бессилие случалось с ним в последнее время часто - он иссушал себя постоянно, стараясь вынести тяжкий груз качелей. Уравнение переносило его сознание в тело крысы, а второе под действием первого превращало противодействие в силу, дробящую камень. Закон Лема-саафа, сына Гристо, утверждал, что цепочка может содержать до восьми переводов энергии - ему принадлежит идея бесконечного цикла... Уравнение, названное по имени создателя и единственного пользователя, уравнение Лема, погубило своего создателя, медленно, в течение двенадцати годов выпивая из него силы. Тем не менее, в стенах западной школы до сих пор не затухает вечное кружение в трёх сосудах. Каждые два года, адепты из разных школ приезжают посмотреть на завораживающее действо: в стеклянном сосуде в пыль дробятся идеально круглые камни, во втором, высоком, охваченном железными обручами, замерзает вода. В третьем, из каленого стекла, изгибается в спираль металлический стержень, в то время как в комнате воздух замирает и остывает до невозможно низких температур... Как только вода замерзает в лёд, камни рассыпаются в пыль, а пружина приобретает окончательный вид, начинается обратный процесс.
Пыль, звеня, скатывается в шарики, лёд тает, а пружина выпрямляется в линию. В комнате поднимается жаркий ветер...
Ни один Мастер так и не смог понять на какой точке после смерти Лема стоит вся эта система, но именно она породила теорию о первом "равновесном" создании нашего мира.
Мастер Голема стал засыпать прямо в кресле, когда в дверь тихонько постучали. По характерному, как бы скребущемуся, стуку исследователь узнал Лайра - управителя его скромным домом.
- Да, Лайр, войди.
Дверь приоткрылась, седой, сухой человек среднего роста бочком просочился в кабинет:
- Господин. Время позднее, я пришёл забрать посуду.
- Хорошо, Лайр. Постели мне в спальне рядом, я сегодня лягу рано. Можешь поздравить меня.
- Поздравляю, господин. Боюсь, у вас не выйдет лечь рано, господин.
- Что-то случилось, Лайр? В доме проблемы? Или меня вызывали? - Голема поднялся из своего кресла и стал надевать тонкие кожаные туфли.
- Господин, Длань зашла четыре часа назад.
Голема очень внимательно рассмотрел лицо Лайра, надеясь найти в нем следы ухмылки, но, как и всегда, безуспешно. Пробормотав под нос пару проклятий в адрес "вредного старикана" и "назойливой язвы", Мастер поплелся следом за управляющим в соседню спальню где всё, как обычно, уже было готово ко сну.
Лайр застал Мастера уже проснувшимся, умывшимся и одетым. Он исполнял физические практики к восходу солнца. Управляющий, знал Голема, прекрасно видел, как тот ленится и местами халтурит, но молчал по этому поводу, спокойно ожидая окончания финального упражнения практик - поклона длани. Мастер был уверен, что старикану совсем не обязательно знать, что из всех практик он исполнил только начальную и завершающую. Старикану и без того хватает поводов для колкостей в адрес "господина".
- Доброе утро, Лайр!
- Вы рано встали, господин. Мало спали. Надеюсь, утро для вас действительно доброе.
- Ну, не сказать, что я бодр, как юнец - годы берут своё.
- Куда подать завтрак, господин? Желаете варенья солнечных ягод?
- В кабинет, Лайр, я должен снова приступить к работе. И, да, если у нас есть запас - подай варенье.
Лайр молча поклонился и бесшумно вышел прочь. В доме всё работает совершенно идеально - уборка в четырнадцати комнатах проводится регулярно, еда подаётся вовремя, свет гасится строго в определённый час. И не важно, что из четырнадцати комнат Голема использовал от силы три, еда готовилась большей частью на самих слуг, а свет лишь подчеркивал пустоту большого дома.
Голема вошёл в кабинет и посмотрел на накрытый обеденный столик. Мясо, яйца, отвар бодротрава, варенье из солнечных ягод. Лайр снизу так и не поднимался.
- Вредный старикан, - воскликнул Голема и удивился тишине, в которой пронеслись эти звуки. Широким шагом он направился к лабораторному столу. Клетка была пуста. Насмешливо из середины дна на него смотрела дыра, проходившая сквозь доски дубового стола. Крыса отчаялась справиться с прутьями, поэтому прогрызла пробку из бронзового дуба, а после - и толстую столешницу. За два с малым часа.
Голема быстро взял себя в руки. Откинув тонкий коврик, он стал чертить мелом на полу уравнение. По памяти рисуя уникальные символы образца 19, сбиваясь на стыках досок, Мастер всё же управился менее чем за минуту.
Встав в центр круглой схемы, он потянулся сквозь пространство в две точки - к камням, которых оставалось лишь два, и к сознанию маленького грызуна.
В один миг картинка вспыхнула сначала как воображаемая, а затем стала реальностью: трясущаяся деревянная стенка, острый запах пряностей и страх в теле грызуна, с которым Голема не мог совладать. Крыса желала покинуть повозку как можно быстрее. Голема пытался усмирить волю грызуна, готов был усилить поток энергии, как вдруг что-то страшное и сильное, неизмеримо сильнее самого Мастера, вытеснило его, крыса глубоко внутри тела замерла, а Мастер Голема очутился в своем кабинете.
"Крысы не выносят пряностей. Крысы не ездят в повозках. Крыса не могла меня вытеснить. Что, Длань меня порази, происходит?!"
Пожалуй, это была последняя разумная мысль, мелькнувшая в голове Мастера, прежде чем он упал на пол своего кабинета и провалился в небытие.
Голема открыл глаза, и хлопки по лицу тут же прекратились. Лицо Лайра выглядело испуганным и бледным. Надреснутый голос, запинаясь, произнес:
- Господин, что... Что с вами? Вам... Вызвать врача? Послать птицу в школу? М... Мастер?
"Ну хоть что-то способно поколебать этого вредного старикана", - подумал Мастер. Плохо слушавшимся языком, он обратился к управляющему:
- Шкатулка. На столе. Принеси. Открой.
Лайр, надо отдать ему должное, с первого раза понял о какой шкатулке речь. Из красивого белого дерева, промазанная смолой шкатулка была пуста. Более того - её внутренности были испещрены мельчайшими царапинами, будто кристаллы не просто рассыпались в пыль, а взорвались, распавшись на мельчайшие, невидимые глазу, частицы...
- Лайр. Помоги встать. Идём в спальню. Еду захвати.
Очнувшись в следующий раз уже в кровати, он обнаружил поднос полупустым. На столике, кроме того, лежал журнал, стояло перо в чернильнице, мешочек с пудрой был аккуратно и крайне легко завязан. "Лайр, назойливая язва..." - подумал Голема. Приподнявшись на кровати, он также понял, что в ногах лежит теплая тяжелая грелка. Немного передохнув, оперевшись спиной, Мастер всё же взял в руки журнал и перо:
"Кошмар ужасен. Судороги, дрожь, чужая воля, заставляющая тело встать и идти куда-то, отнимает все силы. Крыса пропала. Сил на бодрствование нет, но страх перед кошмаром слишком силен."
Кто-то, сидевший у окна вдруг встал и кинулся к кровати Мастера. Темный силуэт метался возле основания кровати, не смея забраться в неё. Внезапное знание поразило Мастера - как только он уснёт, силуэт дотянется до него. Хрип вырвался из горла вместо крика, но и этого хватило: дверь отворилась, Лайр вошёл в комнату, и существо, дернувшись еще раз, замерло прямо перед Лайром.
Тот, словно не замечая твари, наступил на неё, и она растворилась без следа. Голема поднял испуганные глаза на управляющего, но тот, казалось, вовсе ничего не замечал.
Старик взял из миски на подносе компресс и приложил ко лбу Мастера. Стало лучше, муть уходила из глаз. Голема смог принять кружку из рук Лайра и смочить горло.
- Лайр... Возле меня должен кто-то быть. Каждую секунду. Найми.
- Господин, я могу дежурить сам, а на сон меня будет утром сменять Лиза. Так будет лучше. Посторонние опасны сейчас в доме. Я оповестил всех, что вы покинули город.
- Хорошо... Старый прохиндей... Хорошо...
Страшный сон отступил внезапно. Сил не было повернуть голову, и едва хватило на то, чтобы открыть глаза. Лиза тут же приложила компресс ко лбу Мастера. "Милое дитя"... Голема сам учил её писать, прежде чем предложить работу.
Слегка придя в себя, Голема, с помощью Лизы, всё же сумел поесть. Это придало ему сил. Выпив кубок вина из солнечной ягоды, он даже почувствовал в себе силы поговорить. Но Лиза поначалу не дала ему много разговаривать. Лишь час и целый поднос спустя, Лиза села и приготовилась выслушивать. Голема глубоко вздохнул и начал тихо говорить:
- Возьми журнал и записывай. Пожалуйста, Лиза.
- Да, господин, - Лиза схватила книжку как самый ценный из фолиантов. "Возможно, так и есть", - подумал Мастер и начал диктовать.
- Чуждый разум терзает тело каждую ночь. Боюсь, моя защита не была полностью восстановлена уравнением Гристо. Источник влияния мне неизвестен - ближайшие Мастера во много раз слабее меня, а на дальнем расстоянии такое влияние потребует силы, которая недоступна лучшим из ныне живущих Архимастеров. Записи введены в журнал помощницей Лизой по указанию Мастера Големы и будут вводиться ею же до моего полного выздоровления.
Страшная тень дышала прямо в лицо. Невозможно было ни пошевелиться, ни издать звука. Вдруг сбоку раздался звук огнива. Свеча разгорелась и тень исчезла. Голема снова уснул.
Тьма. Тень не была рядом - Мастер был весь в тени. Что-то душило волю, что-то скручивало руки и выворачивало наизнанку тело. Смерть стала бы желанным избавлением. Показалось, что тень услышала Мастера, и сила удушья возросла в разы. Сознание растворилось в боли...
Офицер Орлик
Даниль Орлик ни на миг не сомневался, что заслуживает должность офицера. И он прекрасно знал, что каждому лейтенанту приходится проходить через этот этап карьерного роста. Так или иначе, он стал офицером группы новобранцев, и радовало молодого парня в этой незавидной должности только одно - он стал лейтенантом Серебряного Легиона. Жаль, что никто раньше не предупреждал Даниля, что в лучший отряд наемников на Континенте берут такой сброд.
Все двадцать человек в его подчинении были ребятами из полуразбойничьей южной деревушки, все прожили жизнь в борьбе с засухой, Саранами и нищетой. Махать мечами ребята и правда умели, были чертовски слажены и подчинялись приказам беспрекословно. Другое дело, что каждый приказ они умудрялись истолковать по-своему, найти в каждом распоряжении лазейки, чтобы сбежать и выпить... Это и привело к первым проблемам в карьере Даниля.
Именно поэтому сейчас лейтенант Орлик стоял в палатке капитана и в одиночестве выслушивал лекцию о том, что ему следует делать, а чего нет. Капитан Полрак сверкал глазами, шевелил усами и грозно пыхтел после каждого предложения:
- Кортеж Великого Герцога проследует с нами параллельной дорогой. В скором времени мы будем ближе всего к Его Светлости. Именно сейчас нам меньше всего нужны проблемы. Именно сейчас я меньше всего хотел бы украшать очередной дуб пятеркой твоих ребят.
Даниль подозревал, что эта история уже легла на него несмываемым пятном. Лишь только ему дали под командование двадцать пять человек, как пятеро из них тем же вечером в самоволку ушли в кабак. Практика такая была регулярной - если рядом с лагерем Легиона оказывалась крупная деревушка или городок, солдаты почти наверняка сбегали выпить кружку-другую. Но только его остолопы могли напиться до драки и прирезать местного травника. Травник - не староста и не мельник, но без него в деревне всегда туго. А этот задохлик был еще и совсем молодым, год как сместил наставника...
Капитан не церемонился. Как он объяснил, у Инаров с преступниками разбираются быстро. Серебряный легион старался следовать законам страны, в которой располагался. А в текущем положении - когда Герцог только в виде исключения позволил наемному войску пройти маршем по территории Войлери - офицеры старались всячески ублажить каждого из встречных шишек, независимо от их величины.
В палатке капитана было просторно, словно в большой комнате, но Даниль всё равно чувствовал себя крайне стесненным. На него давили черные жерди, на которых палатка держалась, давила серая занавесь, отделявшая спальное место капитана, давил большой герб Легиона позади Полрака, и больше всего давил сам Полрак. Большой, как медведь, он снова навис над пареньком.
- Ты понимаешь, Даниль... Несмотря на твои промахи, да-да, не надо так кривиться! Проступки твоих подчиненных всегда будут твоими проступками, даже когда тебе удастся избавиться от этих остолопов и получить нормальный отряд. Так вот, Даниль. У тебя есть шанс исправиться перед старшими офицерами. Тебе и твоему отряду предстоит самая ответственная часть работы: вы будете осматривать окрестности и следить за границами лагеря. А кроме этого - высматривать гарнизоны по пути нашего следования и выяснять, какова численность этих гарнизонов. Как вы это будете делать, меня не касается. Меня должен касаться только твой ежедневный отчет. И чем меньше в нем будет информации, тем меньше я буду верить в то, что твои ребята действительно заняты делом, а не ввязываются в очередную пьяную потасовку. Учти это Даниль, и ты будешь щедро вознагражден.
Даниль в абсолютной тишине склонил голову перед капитаном Полраком, развернулся и бодро вышел из палатки. Неудивительно, что ему и его людям достаются такие задания. Кто бы сомневался, старшие офицеры прошли не один бой и каждый выиграли. У них чутьё. Они знают, что эти ребята из Войлери могут не насытиться какими-то новобранцами, что солдатня может организовать внезапный удар по растянувшемуся на много километров легиону. И удар этот на себе первыми почувствуют те, кто оказался в нем виноват. Даниль и его остолопы. Впрочем, лейтенант вовсе не собирался сам лезть под ножи. Нет, он сразу сказал ребятам, что им придётся отвечать за каждый шаг перед ним. Даниль шел и накручивал себя на грандиозный разнос.
Палатки его отряда стояли практически идеально - аккуратный квадрат, часовые по углам его, широкие проходы между палаток. Чему-то этих ребят научить всё же удалось, и это радовало. Большая часть сидела в центре площадки, вокруг огромного костра. Жарища и без того стояла неимоверная, но Мавер подстрелил сегодня кабана, и новобранцы явно не собирались отдавать его поварам, костер скоро должен был стать внушительной горкой раскаленных углей для готовки сочного мяса.
Один из парней, то ли Мальм, то ли Мальтус - Даниль так и не смог запомнить его имени и звал парня просто Малым - рассказывал какой-то анекдот:
-...выбегает, значит, конюх из спальни, а граф говорит жене:"Какие слуги нынче некультурные, ни вам спасибо, ни мне поклониться".
Анекдот был старше матушки Даниля, но ребята довольно заржали. Понятное дело - среди новобранцев не было ни одного рыцаря, не говоря уж о знати. А значит, посмеяться над высокородными для них было своеобразной местью за отношение высших слоев к обычному люду. "Ничего, скоро намститесь, доведется и вам глотки знатные резать..." Настроение ругаться на этих простых ребят сразу пропало. Но ситуация требовала жестких мер. Даниль подошёл к костру и набрал воздуха в грудь, после чего рявкнул:
- Шваль! Пьете-жрете?! Кончились ваши свободные вечера, отребье. С завтрашнего дня у вас будет жизнь, которой не позавидует последний нищий в Краю. Будете еще плакаться и проситься обратно в свою деревушку! Молчать и слушать! - повернулся Даниль в сторону новобранца, решившего что-то шепнуть соседу, - А ну встали! Построились! Завтра с восходом Солнца вы отправляетесь по двое стеречь Легион! Чтоб с восходом Длани каждый уже был на посту и землю нюхал в поисках опасности! Пропустите кого - я сам вам брюхо вскрою, чтобы не пришлось капитану руки марать! Разделитесь и построитесь сами! По одной группе в распоряжении авангарда и арьергарда! По две в остальных частях:
В нашей пехоте, в коннице, у кашеваров и у элиты! И только посмейте не подчиниться! Возвращаться с дежурства будете тогда, когда вам скажут капитаны стражи этих частей. Скажут сутки бегать по болоту вокруг части - будете бегать! Всем ясно?
Запал у Даниля подходил к концу - не было ни сил, ни желания, ни воздуха поддерживать тираду еще хоть полминуты. Новобранцы понуро опустили головы и нестройно ответили, что всем ясно. Настроение у всех действительно испортилось. С севера потянуло холодом - где-то там, на горизонте, висели дождевые тучи, одна мрачнее другой. Похоже, тучи и отряд движутся навстречу друг другу и ребятам предстоит провести день, а то и два, дежуря под проливным дождем. Тяжело вздохнув, Даниль посмотрел на ребят и тихо произнес:
- Ну, чего приткнулись? Вольно. Откройте еще пару мехов с вином - в следующий раз пить вы, похоже, будете только по прибытию в земли Арворона. Празднуйте.
Ребята сначала робко покрутились на местах, затем старший из них прикрикнул на младшего "Че стоишь, не слышал, а? Тащи нычку!"
Даниль вошел в свою палатку. Большая, просторная с двумя отделами. Во времена, когда он сам шел новобранцем, он мечтал об офицерской палатке. Скоро будут мечтать и его ребята. По слухам, им предстоит зачищать часть спорных земель от местных дикарей... А это надолго. До самой зимы. И пусть земли Арворона - не Хлагорок, но и там зимы чертовски холодны по сравнению с Краем...
Разместив карты на раскладном столике - маленькая роскошь, которую позволяет себе не каждый офицер - Даниль стал рассматривать их будущий путь. Если Полрак не наврал и слухи верны, через день-два, может три, кортеж Герцога Инара покинет родной замок. Герцог проследует на юг. По другим рассказам, которые Даниль подслушал прошлым вечером в таверне в Малой Сестре, Герцог уже отбыл, причем инкогнито, да еще и не на юг, а на запад - дескать чтобы не оказаться с ними, Серебряным Легионом, в опасной близости. Что ж, и это может быть правдой. От других лейтенантов Даниль позже услышал, что брат жены этого Инара до сих пор на западе, в окрестностях Школы, ошивается. Может и там у хитрого Лиса союзники появятся - как знать. Данилю, пожалуй, и не было бы до этого дела, если б не слова, случайно подслушанные в самом начале этого похода.
Пожалуй, он с большим удовольствием поехал бы в тесной лодке за копейки резать мятежников в Хлагороке, чем шел бы пешком на север. Но командование выбрало Арворона. Серебряный лорд, Ренс Шоушис по этому поводу высказался перед армией просто и честно. "Сто сорок годов наш отряд топчет Континент. Сто сорок годов сражений, завоеваний и побед. Мы не зря называемся лучшими - мы ни разу не оказались на проигравшей стороне. И причиной тому не только наше мастерство, но и умение выбрать сторону". Всё предельно было ясно - мятежники в Хлагороке пугали Ренса... Пугали больше, чем враг, с которым им предстояло сразиться теперь. "Это даже забавно" - подумал Даниль, прежде чем уснуть на мягкой плотной подстилке в своей палатке...
Следующие несколько дней его ребята, устраиваясь на привал, падали с ног. Даниль раздавал пинки направо и налево, заставляя их расставлять палатки правильно. Он и сам по мере сил старался помогать парням. Во время же дневных переходов он переписывал собранные его парнями сведения. Большей частью это была бесполезная ерунда: деревни да села, отдельные хутора - всё это не представляло интереса для Полрака, Даниль в этом даже не сомневался. Другое дело - заставы. Крохе, так звали парня остальные в отряде, удалось однажды даже обнаружить тайную заставу, устроенную прямо в небольшой рощице посреди поля. Как он подобрался туда незамеченным, как вызнал, сколько человек в маленьком домишке-крепости, Кроха не распространялся. Даниль не стал допытываться: паренек ему не нравился.
Долговязый, узловатый, с масляными губами и хищным взглядом, молчаливый и упрямый... От такого сочетания даже у старших офицеров шли мурашки по коже - не зря Данилю рекомендовали присматривать за ним. Но парень доставил меньше всего неприятностей за этот поход.
Два раза в день Даниль объезжал все части, где работали ребята. К третьему дню он стал более-менее ориентироваться в том, где, кто и по каким сменам дежурит - ребята решили меняться местами, чтобы не слишком скучать на работе. Молодой офицер даже начал замечать некоторое деление на группы в своем отряде. Это не очень хорошо, но повлиять на группирование невозможно, он усвоил этот факт еще давно, когда сам ходил в новобранцах. Отряды всегда будут делиться на группы, которые будут иметь друг к другу какие-то претензии. Ни один приказ этого не изменит - только усугубит ситуацию.
Третий день был самым ответственным для их отряда. Полрак накануне специально вызвал Даниля и намекнул ему с особым усердием определить, кто и где будет дежурить. Именно в этот день они пройдут параллельно кортежу Герцога... Десять километров на восток - и вот тебе, разведка герцогской гвардии.
Утром всё выглядело отлично: Кроха, Малой, Кратос и еще трое ребят, имена которых Даниль помнил плохо, дежурили на западе от дороги, другая группа, возглавляемая Мавером и Грибником, составляла разведку головы, тыла и востока. Хоть Кроха лучший разведчик и его дружки приносили гораздо больше сведений, чем остальные, но Даниль предпочитал доверить безопасность Легиона людям более надежным и спокойным.
Может это и стало главной ошибкой офицера.
Солнце спряталось за горизонтом, Длань еще робко висела над полем, заливая кровавым светом окрестные перелески. Где-то звучно ухал дикий свирл. На душе у Даниля было светло, пожалуй первый раз за последнюю дюжину дней: кортеж Герцога остался позади, разведчики не были замечены и даже принесли какие-то сведения, интересовавшие руководство.
Настроение его переменилось в одно мгновение, когда он увидел Кроху, который нес на плече Кратоса. Кратос был весь в крови, кровь намочила рукав его грязной рубахи, окрасила в грязно-бурый цвет и без того заношенные бриджи. Кроха и сам был ранен, от уха по щеке тянулся длинный порез, кровь капала с ладони. Никто, к досаде Даниля, не помогал им дойти до их лагеря, где прибывшие раньше разведчики уже расставляли палатки...
Не мешкая, лейтенант отослал одного из ребят за лекарями, а остальных - принести и уложить раненных товарищей. На быстро разведенном кострище уже закипала вода в котелке и лекарь разматывал бинты, когда по плечу Даниля похлопала маленькая ладошка. Жест вместе с личностью обладателя сказали Данилю куда больше, чем мог сказать сам посыльный - маленький крепкий парнишка годов девяти.
По пути к палатке Полрака Даниль всё размышлял - придётся ли ему с остальными мальчишками восьми-десяти годов из посыльной команды носиться в гуще боя, передавая распоряжения и команды тем, кто всё же заслужил называться офицерами Серебряного Легиона, или его просто погонят прочь.
Посыльная команда была одновременно и кузницей для будущих стратегов Легиона, и наказанием для тех, кто не заслуживает никакого доверия, как боец или офицер.
Полрак встретил Даниля на удивление спокойно, предложил ему стул. Когда лейтенант сел, Полрак достал из сундучка две маленьких, не больше сливы, чашки и флягу. Щедро плеснув себе и Данилю, он присел напротив, и начал спокойно говорить:
- Даниль, ты знаешь из чего складывается победа на поле боя? Из чего сложены все наши победы? Нет-нет, не перебивай, я сам тебе расскажу. В первую очередь, победа складывается из дисциплины. Только в той ситуации, где все знают свое место и надлежащим образом исполняют свой долг, только тогда можно рассчитывать на результат. Ты, я думаю, понимаешь о чем я. Но дисциплина - это еще не всё, без мастерства наших стратегов, отдающих команды, рассчитывающих, кто и где должен быть в данный момент, всякое сражение окажется просто тратой сил.
Тут Полрак остановился и сделал глоток из своей чашечки. Его усы пошевелились будто бы отдельно от всего лица. Рукой он указал на большую карту, натянутую между двух жердей, но промолчал. Карта была вся изрисована стрелками, маршрутами, в каких-то местах мелким почерком были сделаны какие-то полезный заметки. Видимо, Полрак желал продемонстрировать Данилю важность стратегов на примере этой карты. Даниль позволил себе отпить глоток из чашки. Темная настойка оказалась намного крепче бренди, к которому привык Даниль у себя дома, но при этом гораздо мягче большинства известных ему напитков. Вкус был странный.
- Понравилось? - спросил Полрак, указывая на стопку, - из личных запасов какого-то из восточных ханов. Какой-то вельможа продал одному из наших офицеров, после чего был посажен... Посажен на кол. Хех. Так вот Даниль. А знаешь как связаны между собой дисциплина и стратегия? Тссс, не перебивай же! Дисциплина и стратегия связаны между собой через третий секрет успеха, через посыльную команду. Эти ребятки посреди боя, под стрелами и между набегами вражьей конницы, доставляют приказы. Легион, лейтенант, первый пришел к этому. Понимаешь? Первые мы догадались не ставить все на одну стратегию, а менять её в ходе боя. Первые мы набрали себе мальчишек, чтоб те носились туда-сюда... Без них, где б я был после битвы за Коврес? В ущелье бы и остался...
Даниль сидел и прекрасно понимал к чему клонит Полрак. Может капитан и казался пьяным в доску, но молодой лейтенант давно понял, что Полрак умело может симулировать опьянение и что он не говорит ни слова просто так. Вот и сейчас, Полрак явно объяснял Данилю, насколько это большая честь - быть частью посыльной команды. И Даниль понимал зачем, и уже готов был сложить с себя полномочия, как капитан вдруг заявил:
- Но тебя, Орлик, я в посыльные не отправлю, нет. Побудь ты еще офицером. Только потому, что не все твои ребята такие разгильдяи, запомни это. А теперь, расскажи, парень, как было же дело-то.
Даниль застыл от неожиданности, но под пристальным взглядом взял себя в руки и начал пересказывать события, про которые сам услышал всего полчаса назад:
- Кроха и Кратос дежурили сегодня в расположении пехоты, на западной стороне. Ну, чтоб и ко мне поближе, и от Герцога подальше. Оба уже собирались вернуться с разведки, как Кроха услыхал странный треск в перелеске, из которого они только вышли. Немного погодя, ребята поняли, что за ними следит кто-то. Памятуя, что Легион проходит мимо кортежа, они не стали сразу кидаться в бой, а тихо заманили преследователя в узкий овражек, где и затаились, пока тот не поравнялся с ними. Оказалось, что это была девица, которая приняла ребят за разведчиков Герцога. Сама она надеялась, по её словам, попасть на аудиенцию к Великому Герцогу. Ну мои ребятки и решили, что значит девка та - куртизанка, а значит и поразвлечься можно. Но оказалась чертовка им не по зубам - Кратосу всадила в брюхо клинок по самую рукоять, а после и запястье рассекла. Кроха поймал нож рукой, ну и, вы понимаете, едва без пальцев не остался. Ну и на прощанье получил отметину на пол-лица от чертовки. Видимо, по горлу целилась, но промахнулась...
- Погоди, Даниль... Твоих ребят порезала какая-то куртизанка, ехавшая к Великому Герцогу? И они её упустили? И это произошло на западе, а не на востоке? - Полрак на глазах превращался из показательно-пьяного в веселого и трезвого здоровяка, каким он был с друзьями.
- Так точно, капитан.
Полрак облегченно рассмеялся:
- Ну что я могу сказать, твои ребята сами себя наказали. Осталось найти того, кто распустил слух о нападении твоих ребят на кортеж... Иди Даниль, свободен...
Лейтенант поднялся и медленно поплелся к выходу. Вдруг Полрак окликнул его:
- Да, парень... Ты ведь понимаешь, что пока один из твоих ребят будет лечиться, тебе придётся заменять его на посту разведчика?
Даниль ничего не ответил, лишь выругался про себя. В ночном шуме лагеря тоскливым мотивом раздалось уханье свирла, где-то в ответ ему залаяли собаки. Даниль брёл среди темноты, не зная, благодарить Длань, за такой поворот, или же сердиться на трепачей и своих ребят, подкинувших ему такую незавидную работенку. Уже подходя к своей палатке, молодой лейтенант нашел выход, который его устроит - на дне своей фляги с бренди.
"Принцесса" Люция
В горах было неспокойно уже давно. Никто, по уверениям императорского глашатая, не мог чувствовать себя в безопасности. Кто-то ехидно добавлял, пока никто из власть имущих не слышал: "Разве что те, кто может позволить себе нанять взвод охраны из императорской стражи". Но и это было неправдой. Даже хорошо охраняемые караваны подвергались нападениям день ото дня.
С чего всё началось нельзя было сказать наверняка. Просто в какой-то момент в одной из провинций одна из разбойничьих банд, коих всегда было полно в горах, стала слишком агрессивной. Наглые грабители нападали на караваны, на кареты важных чиновников и персон, приближенных ко двору. Особой популярностью у них стали пользоваться гонцы, переносящие указы императора. Когда наблюдатели заметили, что лучники сбивают королевских свирлов, было уже поздно бить тревогу. Разбойники захватили одну из деревушек, расположенную в удобной бухте. Туда нередко заглядывали торговые суда, периодически останавливались для мелкого ремонта и для пополнения пресной воды патрульные корабли.
И именно в тот день там остановился "Молот Гор", крупный барк, один из сильнейших патрульных кораблей Империи. Пройти службу на нём считалось честью для каждого представителя дворянства Хлагорока. Где с той поры находятся шестнадцать представителей крупных династий - загадка. Когда весть дошла до Императора, тот потребовал найти корабль и захватить его. За головы похитителей была назначена награда размером не меньше, чем стоил сам "Молот", а на деньги, обещанные в награду за возвращение корабля, можно было построить два новых.
Тогда каждому стало ясно: возврат корабля - вопрос императорской чести. Но корабль не вернули. А спустя полгода грабежи начались по всей стране. Нападающие называли себя мятежниками и борцами за справедливость. По деревням поползли слухи о том, что мятежники выступают за свержение императорской власти и возврат к соборному правительству. Когда слухи достигли императорского двора, реакция последовала незамедлительно. Говорить о соборном правительстве запретили. Распространять слухи запретили. Всё, что могло так или иначе быть истолковано, как поддержка мятежников, объявили преступлением. Народ роптал, но недолго - особо шумных в числе первых взяла стража. Остальные повели себя умнее и примолкли.
А мятежники тем временем продолжали нападать на торговые и правительственные караваны, захватывать корабли в бухтах и перехватывать императорскую почту. Лишь спустя год после кражи "Молота", была замечена закономерность в нападениях мятежников. К ним в лапы попадали только императорские караваны, императорские суда и императорские гонцы. Ни один купец, не состоявший на службе у императора не пострадал со времени пропажи Молота, будь то владелец каравана или капитан большого судна.
Но радость Люции была недолгой. Её отец, хоть и был одним из крупнейших и влиятельнейших торговцев, перед лицом императора оказался всего лишь мелкой сошкой, инструментом в достижении цели. Его придавили, когда караван закупался в Громовом Приходе. Люция была с ним, они как раз шли по торговому кварталу от одной лавочки к другой, когда десяток солдат с императорскими лентами на наплечниках схватили отца. Люция хотела пойти вместе с ними, но девушку оттеснили, оттолкнули в сторону и приказали не преследовать солдат. До вечера, с людьми отцовского каравана она сидела в страхе и раздумьях. Люции уже было пятнадцать, но она все ещё боялась потерять отца. На ум приходили горькие воспоминания о том, как она уже потеряла мать и брата. На глаза наворачивались слёзы, но девушка упорно давила их. Ей нельзя выглядеть слабой. Если ей предстоит повести караван отца, она должна быть достойной: за недостойными купцы её отца просто не пойдут. Купцы переживали: улицы пустели, темнели, а караван всё так же ждал на площади своей участи.
Лишь поздней ночью, когда Люция уже собиралась вывести торговцев за пределы стен поселка и приказать становиться лагерем, явился отец. Казалось, что круги под его глазами стали еще темнее, а морщины на лице засели глубже чем раньше. Он глубоко прокашлялся и громко заявил:
- С этого дня мы - императорский караван. И подчиняемся службе императора. Вы все по-прежнему ходите под моим началом, но теперь мы движемся туда, куда нам указывают сверху. Сами понимаете, в этом есть некоторые преимущества и некоторые недостатки, но я думаю, это не станет для вас таким сложным испытанием. Всем всё ясно?
- Да, Шорго, - ответил нестройный ряд голосов.
Конечно, не всем стало ясно отчего крупный торговец согласился на такое. И не сразу стало понятно зачем императору еще один караван.
И вот теперь караван её отца двигался в направлении Песни Имля. Каждая собака у каждого трактира знала, что их повозки гружены оружием, доспехами и снабжением для императорского полка. Люция напряженно всматривалась в склоны холмов вдоль дороги, по которой они следовали. Она прекрасно знала эти места, и знала, что места для атаки лучше не найдёшь. Колеса телег надоедливо скрипели, охрана каравана шла нестройно, дружно опустив головы - вопиющая безответственность - но Люция не могла их винить. Она их понимала.
План был предельно прост. Выпустить на дорогу, излюбленную у мятежников, имперский караван с лакомой добычей. А следом, в нескольких километрах позади пустить замаскированный под караван кортеж. Тяжелые рыцари, конные лучники и множество пехоты в телегах должны были догнать караван Шорго по сигналу. По сигналу о нападении. И каждый в караване понимал - кортеж не успел бы защитить караван. Даже стражников из числа императорского войска не дано было спасти - мятежники успели бы перерезать их. Кортеж успел бы только к дележке добычи. Да и в указе императорской службы было так сказано:"Напасть на мятежных разбойников во время раздела груза".
Какое-то движение почудилось Люции на лесистом склоне очередного холма, и её сердце ёкнуло. Люция сжалась от страха и прижалась к отцу. Шорго не взглянул на дочь, а лишь хмуро подстегнул лошадь.
Дорога делала поворот по большой дуге, огибая крутой склон. По левую руку от каравана тянулся перелесок. Справа на склоне вновь почудилось движение. Высокие деревья наверняка могли скрывать лучников, арбалетчиков, заросли горянишки, поднимавшиеся в полтора человеческих роста, могли скрыть и отряд конных.
Караван всё дальше скрывался за поворотом, уходя из-под внимательного надзора кортежа. Тени на склоне будто бы и не скрывались. В перелеске чудились шорохи. Люция обернулась. Хвост длинной змеи каравана показался в это же мгновенье.
Люция трепетала в ужасе. Мысли метались в её голове: "Вот он. Момент. Успеем? Впереди спуск, длинный. Там уйдём. Но успеем ли..."
Со склона сорвался булыжник, напугав лошадей и людей. Все вздрогнули и замерли в ожидании. Секунда растянулась в вечность. Камень размером с голову упал на дорогу и замер. Вокруг было тихо. Лошади, будто оттаяв, двинулись дальше. Впереди показался спуск. Сердце Люции трепетало. Они смогут уйти. Они могут спастись. Могут выжить. Лошади, ступившие на склон, почувствовали легкость и зашагали быстрее. Люция смотрела назад, на телеги и фургоны, выезжавшие одна за другой на склон. Взгляд её скользил по повозкам, по лицам, по дороге... Взглянув на склон, девушка увидела трёх человек. Все они были вооружены, один следил за караваном, двое других подавали сигналы куда-то вглубь зарослей по обе стороны дороги.
Страх и смятение наполняли разум Люции. Их упустили... Или отпустили? Но почему? Или их ждёт засада позже?
Но караван всё набирал ход, а нападения всё не было.
Лес тянулся вдоль дороги, густой, зеленый, дорога шла к равнине, в которой приютилась очередная деревушка, отличавшаяся от других, разбросанных вдоль тракта, только тем, что в ней стоял имперский гарнизон. Спасительный оплот для имперского каравана.
Сердце Люции радостно билось, девушка дышала глубоко, смакую вкус чистого горного воздуха. Казалось, жизнь торжествовала вокруг, лес становился всё выше, трава покрывала землю всё гуще, птицы шумели в листве. Радостные трели молодых птах, недавно оперившихся и уже готовящихся к дальним перелетам грели сердце. Свет, проникавший сквозь сочную зелень подсвечивал пылевых чертиков, поднятых ветром и копытами лошадей. Где-то впереди шептала речка по камням, с каждым шагом лошадей превращая шепот в гром.
Всё случилось слишком неожиданно.
Караван подошёл к деревянному мосту, прочному и старому, как сами горы. Четыре охранника быстро перебежали через него, чтобы убедиться в безопасности - мера, как считала Люция, уже излишняя. Оставшийся десяток растянулся вдоль каравана. Но стоило второй повозке оказаться на мосту, как мирный пейзаж сменился на ужасный сон. Раздались вскрики и вздохи, стрелы черными молниями вонзились в арбалетчиков, сразив большую часть. На дорогу посыпались брёвна, преграждая путь к бегству, трое охранников бросили арбалеты в пыль и сами рухнули рядом, видимо надеясь на спасение. Люция знала - спасения можно не ждать. Мятежники, по словам императорских глашатаев, не щадили никого. Не было еще тех, кто рассказал бы о своём чудесном спасении из лап этих мерзавцев. Сжавшись на козлах, девушка услышала еще несколько сдавленных криков, да стук пары стрел о борт телеги. Следующие несколько мгновений сквозь шум речки по мостом не пробивалось ни единого звука. Люция открыла глаза и попыталась выглянуть из-за борта назад, туда, где должен был быть спасительный кортеж.
Слёзы отчаяния сами хлынули из глаз у юной дочери торговца. У последней телеги расхаживали люди с мечами и луками, не скрывая улыбок. А за ними, у того самого поворота, который караван Шорго так удачно миновал, шла резня. По иному и нельзя было назвать происходящее. Огонь сыпался сверху на фургоны, полные солдат императора. Рыцари и простые конники падали под градом стрел, где-то за поворотом вспыхивали новые огни. Картинка сложилась в голове у Люции.
Мятежники всё разнюхали. Они знали про второй караван и устроили ловушку для всех.
Люция встала во весь рост. Совсем рядом, она наверняка сможет допрыгнуть, край моста. За ним виднеется бурный поток. Множество камней, множество омутов и водоворотов, быстрое течение - верная смерть. Но такая ли ужасная, как от лап мятежников?
Грубая рука вцепилась в запястье, Люция вскрикнула от страха, пытаясь вырваться. Обернувшись, она внезапно наткнулась на взгляд отца. Его рука впилась в запястье дочери железной хваткой. К фургону уже неслись двое разбойников. Люция осмотрелась. Сдавшиеся арбалетчики лежали на земле, но явно живые и без ран. Торговцы озирались и нервно посматривали то на Люцию, то на захватчиков. Смотреть на резню, происходившую выше, все старательно избегали.
- Эй, принцесса, не делай глупостей, ты ж убьешься! - крикнул парень, вставший между девушкой и краем моста.
- Извините, мужчина, вы же главный? Это ваша дочурка, да? - обратился к Шорго второй.
- Да. Я глава каравана. И отвечаю за его груз. И за людей. И если вы еще не сообразили, то этот караван с недавнего времени принадлежит его величеству! И он ответит вам за такую дерзость!!!
- Эгей, друг, не стоит кипятиться. Боюсь ваш император сел в лужу, вон, глянь, как его карающая длань разбегается... Рыцари, а драпают как крестьянские детки от собаки.
Шорго заглянул за угол фургона и внезапно всё понял. Губы зашевелились в беззвучной молитве.
- Не бойся, мужик, вас мы не тронем, ежели тихо себя поведёте. Да и успокой свою дочь, а то таки прыгнет в воду, не выловим же её! - продолжил второй мятежник.
- Что вам от нас надо?! - закричала Люция. - Мы больше десяти годов спокойно ходили по этим дорогам, мы не задирали цены, мы не обворовывали людей, мы не поддерживали какую-либо из сторон в этой вашей безумной борьбе!
- Мы знаем, принцесса, - неожиданно тихо произнес первый. - Просто подожди. Голова явится и всё вам объяснит.
- Эй, это всех касается! - прокричал второй, забравшись на козлы рядом с Шорго, - Подождите, и вам всё объяснят. И поднимите этих оболтусов с земли, только осторожно, арбалеты у них отберите, во избежание, значит.
Мятежники подошли к стражникам и, подняв арбалеты и передав их товарищам, помогли встать сдавшимся. Только сейчас Люция заметила, что нападавших было всего девять человек. Лишь внезапность атаки и точность выстрелов позволили им одержать верх над стражникам.
Следующие несколько минут тянулись в мучительном ожидании. Торговцы роптали, сидя на козлах, зато стражники уже вовсю смолили самокрутки вместе с двумя мятежниками. Шорго спокойно набил трубку и затянулся душистым дымом. Люция смахнула слёзы с щёк и стала рассматривать речушку, стекавшую вниз по склону. "Убилась бы. Об камни убилась бы сразу, едва спрыгнула б," - подумала она.
- Голова едет, - донеслось с хвоста каравана.
Люция заметила, что мятежники спешно бросили и затоптали свои самокрутки. Видимо, какое-то подобие дисциплины среди этой шайки всё же было.
Во главе толпы вооруженных, перемазанных кровью и гарью людей ехал на коне предводитель, рыцарь в сияющих латах и закрытом шлеме. Остановив коня и спустившись с него, "Голова", как обращались к нему мятежники, шлема так и не снял. Он осмотрел караван, и гулкий голос из-за забрала произнес:
- Подойдите сюда все, будьте любезны. И в первую очередь мне интересен ваш предводитель.
Торговцы опасливо двинулись к хвосту каравана. Шорго с дочерью, которую всё ещё держал за руку, но уже гораздо более бережно, зашагал, расталкивая товарищей, к лидеру мятежников.
- Шорго Йонни. Чего же ты так, а? - спросил предводитель мятежников у подходившего караванщика.
- Если мы знакомы, сними шлем и покажи лицо, чтобы и я мог тебя узнать.
- Нет, господин Йонни, мы не знакомы. И я не покажу тебе своего лица. Пока что. Ответь мне, почему ты перешел под крыло императора, Шорго?
Шорго склонил голову. Люция чувствовала, что отец не желает выглядеть униженным. Она понимала, что если он расскажет всё как есть, то унижения ему не избежать. Предводитель мятежников не мог этого не понимать и сам прервал молчание:
- Не вы первые, не вы первые, уважаемые торговцы, стали разменной монетой в руках императорского двора. Я знаю это. Я знаю и то, что у вас не было возможности как у меня и у моих людей уйти в горы и бороться за справедливое государство! Но теперь! Теперь у вас эта возможность есть! Я предлагаю каждому из вас простой выбор. Вы можете идти, куда вам заблагорассудится, оставив нам половину вашего товара и ваших денег. Или вы можете пойти с нами и побороться против власти, которая не жалея вас ни секунды, отправила на заклание, как овцу, десятки честных людей!
Люция не верила своим ушам. Неужели, неужели мятежники дадут им шанс?
- Я знаю, вы напуганы! Вам вливали в уши эту гнусную ложь о том, что мы убиваем всех и каждого на пути! Но не бойтесь. Вы сами сможете увидеть живых и здоровых людей, присоединившихся к нам. И знайте. Вы должны знать, если хотите выжить. Если вы скажете хоть кому-то, что мятежники вас отпустили - вам не миновать преследования стражи. Сейчас только вам решать вашу судьбу. Мы двинемся вместе к поселку в долине. Пока мы будем идти вместе, у вас будет время подумать. А теперь, собирайтесь, мы отправляемся! - затем он повернулся к Шорго. - Ты ведь не против?
- Отправляемся, народ. Только сообщите ваши решения мне, я с вами рассчитаюсь по-своему, - произнес глава торговцев, повернувшись к своим друзьям.
- Это значит, ты собираешься с этими ребятами мотать, да, Шорго?
- Я не собираюсь мотаться на веревке, Дроббо. А нас, вот увидишь, повесят, если мы придём без стражи и сопровождения живые и невредимые, но с половиной груза.
Торговцы зашумели, но всё же разошлись по телегам. Процессия нехотя тронулась. Спустя четверть часа Шорго обратился к дочери:
- Люция.
- Да, отец.
- Мятежники... Это не лучшая компания для молодой девушки. Да и не такой судьбы ты искала. Я дам тебе денег. В Песне Имля живет двоюродная сестра твоей матери. Она пустит тебя. А не пустит - дашь ей денег. Её зовут Хельгой, спросишь у торговцов Хельгу, торговку кислолистом. Найдёшь, я уверен.
- Папа, нет...
- Не спеши с решением. Мятежники, какими бы они ни были отважными или благородными, кончают одинаково. Всегда, дочка. И я еще смогу сбежать или скрыться в случае беды. А вот вдвоем вряд ли уйдём, дочь. А ты обживешься. Может и денег заработаешь. Подготовишься хорошо, а там, глядишь, я вернусь...
Люция посидела некоторое время молча. Слова отца всегда были для неё главным законом и правдой. Но сейчас сердце говорило ей о другом, сердце требовало присоединиться к восставшим, душа кричала о мести, мести императору, который так обходится со своим народом. Расстроенная и сбитая столку, девушка забралась в фургон и задремала на шкурах.
Проснулась Люция от того, что повозка остановилась. Выглянув наружу, она заметила, что весь караван расположился на широкой опушке у дороги. Крепкие мужчины ходили вокруг повозок и выгружали из них товары. Другие мужчины грузили их на мулов, да так, что казалось они сейчас свалятся. Но мулы не подавали виду, даже если им было тяжело. Люция огляделась в поисках отца. Он стоял вместе с лидером мятежников и что-то обсуждал, оживленно жестикулируя.
Прогулявшись до леса и обатно, девушка обнаружила мужчин там же, где заметила их пятью минутами ранее. Когда она подошла к отцу, он крепко обнял её за плечо и произнёс:
- А вот моя дочь, Люция. Она поедет с отказавшимися к поселку.
- Извини, папа. Но тебе придётся выбрать кого-то другого для этого. Я иду с вами.
- Что?! Люция, нет! Ты не можешь... - начал было протестовать Шорго, но лидер восставших остановил его.
- Шорго. Я клянусь, что девочку никто не обидит. Я не разлучу вас, вы будете жить вместе, мы подберем ей хорошую работу. И она уже достаточно взрослая, чтобы самостоятельно решать.
Торговец сокрушенно покачал головой. Он был в меньшинстве. Люция понимала своего отца, ей было жалко его, и вместе с тем она испытывала какое-то чувство протеста: отец должен был понимать, что Люция уже выросла и может отвечать за свою жизнь. Шорго глубоко вздохнул и ответил:
- Ладно. Вы правы. Люция, лютик... Ты должна понимать, что для меня ты останешься маленькой дочкой навсегда. И ближе у меня никого не осталось. Мы едем к этим... людям, в неизвестность, туда, где может быть опасно.
- Вы зря волнуетесь, - прервал его командир мятежников. - Мы не собираемся разлучать вас, вы будете жить рядом, а если повезет, то и работать вместе. И у нас безопасно. Куда безопаснее, чем на горных дорогах, полных бандитов.
Шорго с подозрением посмотрел на человека в шлеме, и всё же кивнул, соглашаясь с произнесенными словами. Люция улыбнулась и вдруг почувствовала на себе взгляд внимательных глаз. На секунду ей даже показалось, что губы под забралом сложились в улыбку.
- А теперь, - сказал внезапно лидер мятежников... их лидер, - нам пора расставаться. Груз поедет прямо отсюда, ваши товарищи двинутся дальше по дороге в деревню, а нам предстоит вернуться немного обратно. Поторапливайтесь, нам надо вернуться в убежище до полуночи!
Люция и Шорго двинулись к своему фургончику. Оглядевшись, девушка заметила, что всего трое торговцев решили покинуть караван, это вдвое меньше, чем собирались сначала. Шорго бурчал что-то про потерянные мечты и интриги прохиндеев.
Девушка разглядывала места, которые пропустила из-за того, что спала. Настроение у неё стремительно улучшалось, она стала насвистывать незатейливую мелодию. Небо светилось голубизной и лишь где-то на севере виднелись далекие серые тучки. Через дорогу то и дело перелетали птицы, мятежники время от времени сыпали у края дороги зерно, и птахи радостно собирались у угощения. Их новый предводитель выехал вперед с двумя своими товарищами и что-то обсуждали. До Люции доносились лишь обрывки фраз про какую-то миссию, оттягивание сил и честь рыцаря. Но вскоре разговор оборвался, один из спутников предводителя пришпорил коня и понесся вперед по дороге.
Люция, решив, что момент вполне подходящий, позвала:
- Сэр... Эм... Господин лидер мятежников?
- Да, молодая леди? - Мужчина в латах чуть приостановил коня и дождался пока повозка поравняется с ним, после чего двинулся с ней наравне.
- Я вовсе не леди, я простая дочь зажиточного купца, - возразила Люция. - Скажите, как мне, моему отцу и его людям к вам обращаться?
- Пожалуй, лучшим обращением будет Норро. И поверьте, если вы поможете нашей борьбе и покажете себя достойной, у вас будут все возможности стать леди.
- Норро... Норро - это имя одного из свергнутых богов севера, - вмешался в разговор Шорго. - Если память меня не подводит, он был изгнанным сыном великих богов и отцом тысячи сыновей?
- О, да! Меня всегда вдохновляла легенда о том как он с тысячью сыновей взошёл обратно, выше заснеженных пиков в край лета, где Длань дарует каждому вечную жизнь, и стал главным судьёй в крае богов.
- Ты не забываешь, что тысяча сыновей для этого встали на плечи друг другу и после остались на земле, устроили войну и поделили мир между собой?
- Ну... Легенды имеют положительные и отрицательные стороны. Мы можем стремиться воплотить первое и избежать ошибок, дабы не воплотить второго...
Люция совсем не знала легенд о свергнутых богах: мама верила в Трёхликого, папа же никогда не признавал никаких богов. Для нее стало неожиданным такое знание отца забытых легенд. Пока она размышляла о том, откуда Шорго мог столько узнать, разговор давно перешёл в другое русло - мужчины говорили о политике:
- Но кто и как будет содержать целое соборное правительство? Сейчас люди кормят одно лишь императорское семейство, но потом, потом нам придётся кормить десяток семей? - спросил Шорго.
- Одно императорское семейство, насчитывающее десятки родственников, проживает в огромном дворце, который содержат сотник слуг, выжимает столько соков из простого люда, сколько им пожелается на их утехи, тратит горы золота на охрану императорского за... императорской персоны, просаживает огромное количество денег на баллы и праздники для знати, когда простой люд сам вынужден обеспечивать себе и праздник, и дом, и охрану. Мы же хотим поставить на каждую область Хлагорока по голове, который будет получать на свою жизнь столько, сколько заслуживает - а считаться будет это из того, сколько денег есть у людей в подчиненной области. Чем богаче народ, тем богаче голова.
- И что же получится, в собор войдут десяток дельцов, которые будут грызть друг другу глотки, лишь бы их области было лучше?
- Именно для этого в собор войдут и другие люди, поровну голов и начальников. Казначей, генерал, посол, управитель школ и ремесленных мастерских, главный Мастер и другие начальники будут следить за тем, чтобы всем жилось в достатке поровну...
- Избрать столько руководителей... Передавать посты... Убирать неудачливых начальников и голов - всё это очень сложно.
- Но это наш единственный путь к процветанию страны.
Люция и представить не могла сколь многого хотят мятежники. И в её голове не умещалось, всё сказанное Норро, но она видела понимание в глазах отца. Видела она и кое-что другое - хитрый блеск, искра азарта, азарта, который возникал у отца, когда он вел дела особой выгоды или спорил с умным собеседником. Папа словно снова становился молодым, когда его глаза так блестели. Когда-то Люция хотела быть такой же умной как и папа и также умело спорить, сейчас она понимала, что для этого у неё слишком мало терпения.
- На задворках любой идиллии стоят те, кому пришлось за неё заплатить... - заметил Шорго.
- Так и есть. Мы собираемся отменить казни. Все преступники должны работать. Работать, чтобы обеспечивать свою жизнь. И достаток своей стране. Это не говоря уже о выплатах пострадавшим...
"Неужели они продумали всё?" - удивилась про себя Люция. - "Сколько всего надо учесть, сколько всего о знать... О стране, о людях, о деньгах... Этот человек не простой разбойник. Он из благородных, и наверняка на его стороне многие люди из знати..."
Отец с Норро проговорили еще два часа, пока они ехали, а девушка взяла на себя управление лошадьми. Впереди показалась маленькая таверна, рядом с которой вряд ли могли уместиться все повозки каравана. Но две повозки уехали в деревню, еще две остались у мятежников на опушке, а оставшиеся пять с трудом, да поместились на огороженной забором площадке. Благо, площадка была пуста.
Из таверны вышел человечек невысокого роста, и Норро поспешил ему на встречу. Пока они о чем-то оживленно разговаривали, из леса один за одним появились десяток мулов. Люция поначалу решила, что животные были дрессированы ходить по маршруту сами, но затем заметила в тени листвы девушку и парня, которые, видимо, привели животных.
Норро закончил препираться с маленьким человеком и вернулся к торговцам и мятежникам.
- Друзья и братья по оружию! Сей достопочтенный господин, - тут лидер мятежников указал на маленького человека, - согласился разместить часть людей, которые не смогут отправиться с нами сегодня. Прошу вас не волноваться, вы не останетесь без сопровождения! В таверне останутся трое торговцев и трое моих людей. Остальные же вместе с сопровождающими их уважаемыми владельцами мулов Мерко и Воллой отправятся в наш лагерь. Думаю, вы успеете к полуночи, и я успею нагнать вас к тому времени. Остальных заберут завтра всё те же Волла и Мерко. Все ваши вещи будут также доставлены завтра. Не бойтесь и не волнуйтесь. До встречи!
Торговцы недовольно зароптали, но все прекрасно понимали, что если бы мятежники действительно желали их ограбить, всего этого путешествия можно было бы избежать. Неспеша, люди начали рассаживаться по мулам.
К вечеру Люция изрядно устала от неспешного шага грустных мулов. Она успела и сама пройтись немного пешком - по лесным тропам животные шагали даже медленнее человека, но люди не смогли бы одолеть такой затяжной подъем. Девушке казалось, что тропы излишне петляют, и когда она поделилась подозрением с отцом, тот ответил:
- Это звериные тропы. Если бы тропа шла прямо, это бросалось бы в глаза слишком сильно. Стража заметила бы что-то, да и местные охотники могли бы доложить об этом. Мятежники не дураки, они надежно укрываются.
Люция снова села на мула лишь когда солнце коснулась верхушек деревьев - в неверных тенях было слишком легко оступиться или споткнуться о какой-то корень. Мулы же, похоже, знали эту тропку очень хорошо, Люция заметила, что животные даже ступали практически след в след. Никакой дрессировкой такого, наверно, не добиться.
Когда Длань скрылась и миром завладела тьма, Люция заметила, что их группа движется в направлении ближайших скал - те всё больше закрывали собой небо и нависали всё ближе. Но лишь через час после заката девушка увидела цель их визита. За очередным поворотом деревья расступились и взгляду открылась величественная крепость, зажатая между двух острых скал.
Рядом с тропинкой, превратившейся внезапно в довольно широкую дорожку, были расставлены в круг лавки. В центре горел костёр, на котором варился в котле аппетитный суп. Люция почувствовала, что с завтрака ничего не ела. Возле костра стояли трое, в ярком свете пламени Люция узнала Норро и одного из его помощников. Третий человек был вооружен огромным топором и был Люции незнаком. Норро обернулся к прибывшим:
- Добро пожаловать! И прежде чем мы направимся в крепость, прошу вас перекусить здесь, на свежем воздухе отличной похлебкой от нашего друга! Он ждал нас с захода Солнца и поэтому успел озаботиться нашим поздним ужином!
Люция удивилась тому, что Норро прибыл сюда раньше них, но решила не уделять этому много внимания - похлебка манила её чудеснейшим ароматом.
Когда все получили свои миски и расселись по лавочкам, Норро подсел к Люции и Шорго. Быстро закончив свою порцию, он начал рассказ:
- Эта крепость, которую вы видели, была найдена мною много годов назад. Я изучал старые карты и записи и знал, что искать. Это сооружение воздвигнуто силами древнего элементалиста. Поэтому стены этой крепости сделаны из цельного камня, все старые постройки внутри возведены также. Их крайне сложно разрушить. Высокие скалы по обе стороны крепости древний Мастер сделал недосягаемыми для человека - все уступы, которые вы сможете найти, карабкаясь вверх - ложные и обвалятся под весом маленького ребенка. Эта крепость неприступна и послужит вам хорошим домом. Добро пожаловать!
Страж Квит
Сухой горячий ветер обдувал лицо. Это ничего, зато на такую высоту песок не поднимается. Песок - чистая зараза. Селение Квита находилось гораздо восточнее этой заставы, и там пустыня переходила в высушенную растрескавшуюся равнину. Здесь же всюду был песок, островки сухой земли встречались редко-редко, покрытые пожухлой травой, они сопротивлялись разрушению отчаянно, казалось, из последних сил. На одном из таких островков, крупных, крупнее других, располагалась застава - частокол в два человеческих роста, наблюдательна вышка, казарма и кухня под открытым небом. Кружок, диаметром в сорок метров, один на сотню километров на запад и восток.
Квит разглядывал горизонт на юге от вышки. Не видать ни сказочных дворцов прошлого, ни мифических гигантских гнёзд, одни лишь пески, да, всё чаще в последние дни, стаи Саранов. Это пугало и завораживало - из-за одной далекой огромной песчаной дюны вдруг появлялась серо-желтая огромная движущая масса, преодолевавшая пустыню, то бегом, то прыжками. Проходил час, может два, и масса скрывалась за другой дюной и её уже не было видно.
Всего несколько дней назад тридцать зеленых новобранцев с тремя офицерами покинули уютные казармы Свештара и отправились сменять гарнизон на дальней заставе.
Квит с горечью вспомнил, каким веселыми и полными надежд они были, и как скоро их надежды легли в землю вместе с некоторыми из их товарищей.
Первый страх пришёл вместе с заревом пожара, который увидели они еще в паре десятков километров от границы. Поднявшись на холм, почти все они, как один схватились за копья, будто бы им предстояло прямо сейчас вступить в бой. Старший из офицеров быстро осадил их:
- Во-первых, до деревушки часа три пути пешему. К нашему приходу там будут лишь угли. Во-вторых, кто-нибудь из вас, дурачков, видел, как Сараны с факелами нападают и жгут деревни? Деревню поджигают только сами люди. Когда больше нечего спасать. Когда уходят навсегда. Чтоб этим тварям и досточки не оставить на их гнёзда.
Квит знал всё это, знал, понимал, но на душе было чертовски тоскливо. Они, бойцы и защитники своей родины, ни чем не могли ей помочь. Офицер рявкнул поторапливаться, и они двинулись своей дорогой, изредка шепотом переговариваясь, сетуя на тяжесть жизни простого крестьянина и рядового новобранца, или громко отпуская шутки о том, чем кто займётся, когда их дюжина закончится. Офицер тем временем быстро что-то написал на листке бумаги, взял из клети одного из пяти свирлов и выпустил его. Птица взмахнула крыльям и, быстро набирая скорость, понеслась на север, к родному птичнику. Некоторые из солдат задумчивым взглядом проводили птицу. Квит заметно повеселел.
Однако шутить, болтать и радоваться им пришлось недолго.
Квит, стоя на вышке, вглядываясь в песчаные дюны уставшими высохшими глазами, с комом в горле вспоминал события того вечера.
Молодой офицер взял с собой четырёх солдат, в том числе Дойна и Ланса, с которыми Квит успел сдружиться, и отправился чуть вперед группы - подыскивать место для стоянки. Двое других офицеров заметно замедлили темп, который задавали всему отряду, достали самокрутки и с удовольствием засмолили. Квит сразу понял, что дальнейших марш-бросков не предвидится - ни один идиот не станет курить перед дальней дорогой.
Свист и вскрик раздались почти одновременно.
Новобранцы растеряно переглянулись, но крик офицера вывел их из ступора:
- Копья к бою! Быстро, за мной, сучьи дети, не повезло вам!
По растерянным лицам Квит понял, что не каждый в отряде сообразил, что происходит и что их ожидает. Обогнув склон очередного каменистого холма, отряд оказался в долинке между каменистым и меловым пригорком. Крутые стены поляны до этого мгновения скрывали часть звуков.
Кого-то тут же стошнило. Ланс и парень, имени которого Квит так и не узнал, лежали мертвые. В животе у Ланса копался Саран. Огромный, в полтора человеческих роста. Двое других, таких же страшных, грозных, опасных, наседали на прижатых к камням солдат. Молодой Офицер - Горик, вспомнил Квит его имя - стоял чуть впереди, отгоняя копьём отвратительных монстров. Дойн едва стоял на ногах - бок его был распорот, внутренности почти вываливались наружу. Но он не выпускал копья. Третий выживший умирал на глазах у товарищей - из его груди, пузырясь, текла густая кровь, он слабо дергался, задыхаясь, захлёбываясь ею.
Те из солдат, кто справился с шоком, кинулись за офицерами, спасать попавших в беду товарищей. Квит бежал среди прочих, когда шестое чувство заставило его обернуться. Крик вырвался из его груди, когда третий Саран отвлекся от поедания добычи и взвился в великолепном и одновременно ужасающем прыжке. Мир остановился для южанина, всё решали мгновения. Руки сами выставили длинное копьё чуть вперёд, уперев в землю, ноги согнулись. Всё смешалось воедино - хруст пластин Сарана, проткнутых двумя копьями, крик Горика, всхлип Дойна, влажный удар челюстей гигантского насекомого, ругань офицеров и звуки рвотных масс, льющихся из не оправившихся от шока товарищей.
Квит открыл глаза и пришел в себя, когда его окатило слизью из распоротого брюха твари. Длинные острые лапы твари застыли в полуметре от его тела, скрежет, раздававшийся из пасти монстра был воплем подыхающего существа. Тут только Квит заметил, что молчаливый, средний из офицеров, тоже встретил тварь копьём. Он же быстро толкнул Сарана на бок, вывернув копьё из тела умирающего гигантского насекомого. Квит выдернул своё копьё, и развернулся чтобы бежать на помощь товарищам.
Но его помощи уже никто не ждал. Один из Саранов лежал мертвый, сжав в своих объятиях, ставших смертельными, Дойна и Горика. Пробитый насквозь двумя копьями, монстр вгрызся жвалами в грудь Горика, прежде чем сам погиб. Дойн, видимо, умер от потери крови. Оставшуюся в живых тварь прошили уже три копья, и старший офицер выдрал из рук новобранца четвертое, затем лишь, чтобы утвердить скорую гибель её. Ловким ударом он вонзил копьё куда-то, где у человека могла быть шея, и голова удивительно легко отделилась от тела Сарана, оставшись торчать на копье.
Только после этого старший офицер упал на колени и забился в беззвучном и бесслезном рыдании.
Молчаливый офицер взирал на это пустыми, рыбьими глазами, но Квит всё же решился спросить:
- Они?..
- Родственники. Племянник он ему, - с неожиданной горечью в голосе ответил офицер на недоговоренный вопрос.
- Понятно.
- Ни черта тебе не понятно, южанин. Март похоронил троих братьев. Похоронил жену. Родителей. Он жил племянником. Он клялся брату, который умирал у него на руках, что позаботится о его сыне. Он всё делал ради него.
Квит понял, что невольно стал свидетелем конца длинной истории, полной смертей, горя и переживаний. Мужчина не мог почувствовать всей глубины переживаний из-за произошедших событий - они прошли мимо него. У него не было ни братьев, ни сестер, ни жены, ни детей. Квит явственно переживал лишь стыд за то, что перед ним происходят такие события, а он не способен разделить горе офицера. Смерти Дойна и Ланса приближали Квита к чувствам Марта лишь на сотую долю расстояния их разделявшего. За дюжину дней он не успел толком проникнутся дружбой к этим молодым и веселым ребятам.
- Страшно за Марта теперь, - вдруг произнес офицер.
- Убьётся?
- Так, чтоб специально - нет. А вот в бой с головой, безрассудно... Эх...
- А часто бои-то?
- Иногда пару раз в дюжину, иногда раз в две. Только ты не сомневайся - Марту теперь светят бои чуть ли ни каждый день.
- Почему?
- Печать на нём. Вам, зелёным, не видать, но нам такое заметно сразу.
- Печать? Как сглаз? Или проклятие какое?
- Можно и так сказать. Просто найдёт он куда голову сунуть, чтоб там её и оставить.
- И мы с ним?
- Как знать, парень, как знать.
- Может обратно его? С письмом, на отдых.
- Вояки не отдыхают, парень. Не захочет он. А если не пустят - в Легион пойдёт. Или вон, с герцогевичем отправится...
Тем же вечером пятерых похоронили прямо на месте боя, вместе. Надгробие им соорудили офицеры, простое, но, по их словам, героическое - со спин Саранов сняли красивые пластины с узором и воткнули в землю. Квит, хоть раньше встречал Саранов, но ни разу не убивал, и потому впервые заметил, какой красивый узор на спинах у этих тварей: три белые и одна красная капля, расположенные ромбом.
Выставив часовых на вершинах холмов, в той же долине и заночевали.
Теперь-то Квит понимал, что рыбоглазый офицер имел в виду, когда говорил "найдёт, куда голову сунуть".
Следующим же утром офицер Март разослал пятнадцать ребят тройками на разведку. Нервный свист - условный знак заставных стражников - раздался прямо с южного направления. Все в спешке кинулись в ту же сторону, но в этот раз всё оказалось менее страшно. Разведчики наткнулись на оставленное гнездо, в котором, видимо, и обитали убитые вечером Сараны.
Это небольшое гнёздышко Квит запомнил навсегда. Оно ютилось прямо у ключа маленького ручейка, внизу склона покатого холма. Шарообразное нагромождение веток, досок и чего-то белого имело размеры крестьянского дома. Лишь вглядевшись в строение, Квит понял - белые небольшие части в гнезде - кости. Как назло, в глаза бросилась маленькая, очевидно детская берцовая кость. Рядом с ней в гнездо был вплетен череп козла, выше торчали человеческие ребра. Судя по тому, что они почти все были на своих местах, в гнездо вплели человека целиком. Квита начало мутить всё сильнее, он, шатаясь, подошёл к ручью и напился. Гнездо уже излазили самые любопытные. Наружу из темной дыры вышел офицер. В его руке была гроздь чего-то, напоминавшего огромный виноград, гроздь вся была в слизи и оплетена странной сеткой.
- Яйца! - воскликнул Март. Затем он с ожесточением бросил их на каменистую почву и растоптал каждое с усилием. - Все запомнили, как с ними поступать?
- Да! - ответил нестройный хор голосов.
Прибыли на заставу они двумя днями позднее, уже не встретив больше в пути ни Саранов, ни их гнёзд. Мрачный гарнизон заставы уже ждал их, Квиту показалось, что заставная группа хочет сбежать с заставы как можно быстрее. Такая спешка была объяснима: двенадцать дней в окружении песка и опасных тварей, без возможности достать выпивку - унылое времяпрепровождение. Офицеры - на заставе их было трое - о чем-то переговаривались с Мартом и рыбоглазым. До южанина изредко доносились только обрывки ругательств, доносившихся то с одной, то с другой стороны. Ещё тогда, по мрачным лицам офицеров, Квит понял, что их ждёт тяжелая дюжина. Но не мог представить, насколько.
Группа, которую они сменили, не пожелала остаться на ночь. Стражники двинулись в путь незадолго до того, как Солнце коснулось горизонта. Кто-то из товарищей Квита разнёс слух, что прошлая смена собирается идти как минимум полночи.
Неясная тревога поселилась в груди у стражников и лишь укрепилась, когда рыбоглазый объявил, что сегодня на вышке дежурить будут трое.
Квит затянулся кислодымом - весь запас Дойна достался ему, как ближайшему товарищу - и с горечью подумал, что смерть Дойна была, наверно, не такой уж и страшной. Солнце скрылось наполовину; когда в небе останется лишь Длань, Квита должен сменить Топор, слегка туговатый парень откуда-то из самых предгорий.
Квит закрыл глаза и во тьме замелькали знакомые и незнакомые силуэты, будто напоминая - смерть всегда рядом. Также той ночью метались его товарищи, также скакали перед стражником безжалостные твари.
Первая ночь подходила к концу, где-то вдали, за неровной кромкой едва заметных с заставы гор, пробивался свет Солнца, озаривший уже тонкую полоску горизонта.
Глубокий басовитый звук колокола разнесся по заставе и повторился, вновь и вновь. Зычный голос Марта вклинился в непрекращающийся звон:
- У какого ... там истерика,...?!
С вышки высунулась лохматая голова Чучела:
- Сараны! Дюжины четыре! Сюда скачут!!!
Окончательно разбуженные этой новостью стражники кинулись занимать места на площадках вдоль частокола. Как на тренировках, где их гонял до последнего Горик. Квит занял позицию лучника на вместо погибшего Ланса - это они тоже отрабатывали. Справа и слева от него на площадке стояли Мстис и крупный паренек, имя которого выпало тогда из памяти. Их задача - не давать Саранам добраться до стрелков. Семь лучников на стенах, четырнадцать копейщиков. Еще четверо лучников, в том числе дозорные, ютились на тесной вышке. Офицеры, Март и рыбоглазый, тоже поднялись на площадки. В предрассветных сумерках Квит разглядел Саранов. Они двигались большими прыжками, пересекая огромное расстояние очень быстро. Казалось, будто твари намеренно рассыпались на порядочное расстояние друг от друга, с целью избежать стрел.
Кто-то из стражников начал неуверенно натягивать тетиву. "Рано," - подумал Квит, - "Даже с вышки их еще не достать".
И будто отозвавшись на его мысли, с вышки сорвалась в полёт одинокая стрела, пущенная большим навесом. Квит не был уверен, но ему показалось, что стрела вонзилась в песок где-то на середине пути между Саранами и заставой. Примерно в то же время, Квиту удалось сосчитать нападающих - их было не больше трёх дюжин, да пожалуй даже меньше. Ноги предательски дрожали, память услужливо, насмехаясь над стражником, подкидывала картины смерти его товарищей. Картины его родной деревни, объятой огнём. Пугающую морду Сарана, который разбил окно его дома, когда ему было семь.
Из оцепенения Квита вывел луч Солнца, осветивший флюгер на вершине вышки. Яркий солнечный блик упал на частокол прямо перед стражником, и он натянул свой лук. Сердце замерло, Квит выдохнул и мягко, как на тренировках, отпустил тетиву.
И, увы, как на первой тренировке, тетива задела запястье стрелка. Резкая боль от сильного удара не дала Квиту увидеть, куда попала его стрела, но по тому, как вокруг заскрипели и защелкали луки, он понял, что стрела как минимум легла рядом с целью. Собравшись, он натянул лук ещё раз, и ещё. Как минимум одна его стрела пронзила противника насквозь, до того, как он перестал понимать, где его стрелы, а где стрелы товарищей. Спустя считанные мгновения первый из Саранов оказался на расстоянии прыжка от частокола и взвился в полёте, но не долетел до вершины стены. Остальные стали окружать заставу. Каждое мгновение то один, то другой монстр пытался прыгнуть на стену или перепрыгнуть её. Одному это удалось и Квит с запозданием отметил, что насекомое перелетело препятствие прямо над головой Марта. Приземлилась тварь уже умирающей и кубарем покатилась через двор - длинный офицерский клинок легко пробил брюшные пластины.
Отвлекшись, Квит чуть было не лишился жизни - ещё одна тварь форсировала частокол прямо перед ним. Уже нашпигованный стрелами противник получил еще одну - в глаз, и был скинут копейщиками вниз. Там Саран начал безумную пляску. Валявшийся на камнях, странно подергивающийся гигантский кузнечик не заинтересовал больше никого, и был добит только поздним утром. Но до того битва делалась лишь ожесточеннее. С западной стороны раздался крик, и Квит, непроизвольно обернувшись лишь на мгновение, видел только ноги пропадающего за стеной стрелка. И спустя мгновение перед частоколом расцвели огненные цветы - с вышки полетели горшки с маслом, заставляя Саранов либо подходить прямо под стены, где их практически в упор добивали стрелки, либо отходить дальше замыкающегося огненного круга, откуда нельзя было достичь стены.
Неожиданно для всех сразу две огромные тени выпрыгнули из взметнувшегося вверх пламени и преодолели стену практически беспрепятственно. Квит развернулся и пустил одну за другой четыре стрелы в Саранов, прежде чем перед ними вдруг вырос Март с копьем в левой руке и офицерским клинком в правой. Стрелять стало невозможно, двое копейщиков спустились на помощь офицеру, и тут же на стену забрался еще один монстр, быстрыми взмахами острых лап прикончивший стрелка и копейщика. С застрявшим между пузом и телом копьём он попытался передвинуться ближе к соседней группе, но оступился и свалился на площадку, где два метких выстрела лишили его жизни.
Квит сквозь пламя заметил, как в огонь вступает очередной Саран, и выпустил стрелу прямо в центр его груди, потянулся за новой, но не нашёл её. Взяв в руки копьё, он кинулся по мостку вниз, помогать сражавшимся на площадке. Один из Саранов, похожий на ёжика, не шевелясь валялся у казармы, второй, лишившийся одной опорной и одной боевой лапы, пытался отбиться от Марта и еще одного копейщика - второй лежал в луже собственной крови.
Оступаясь, монстр отступал до тех пор, пока Март не оказался слишком близко. Короткий рывок остался в памяти Квита неизгладимым узором. Саран будто бы присел, чтобы внезапно резко выпрямить лапы и навалиться на офицера сверху, завалиться на него, как падает лишенная опоры башня.
Страшная картина жуткого насекомого, навалившегося на лежащего на земле офицера была неподвижной всего мгновенье. Короткий рывок тела твари предвестил появление из её спины длинного острия. После, тело Сарана завалилось на бок и из под него выбрался Март. Его левый глаз заливала кровь из рассеченного лба, но больше ран видно не было. Животный рык, сменился инфернальным хохотом победившего человека.
Захватив колчан стрел, Квит вновь поднялся на стену и ощутил неожиданную радость - он вдруг понял, что они обязательно победят. Примерно полдюжины Саранов еще метались около затухающего пламени. Пара метких выстрелов с вершины вышки прикончили одну тварь, еще одну встретили на копья на северной стороне. Квит всадил пяток стрел в молодого, меньшего по размерам монстра, прежде чем тот потерял силы и упал. Кто-то на тренировках пытался им объяснить, какие органы где прячутся под панцирями у этих тварей, но из всего этого Квит вынес лишь то, что наиболее эффективно бить в голову и в середину брюха, где находился слизистый мешок. Остальные жизненно важные органы или были слишком малы, или прятались за кучей пластин и других органов, чтоб по ним можно было попасть целенаправленно.
Оставшиеся Сараны, их было четверо, попытались еще раз прорваться, все в одном месте, но на них сбросили последний из горшков с маслом. Когда один сгорел, а второго практически разорвали копьями на части, оставшиеся проворно двинулись на юг. Десяток стрел, пущенных им в след, не доставил им видимых неудобств, но оставлял надежду на то, что хоть один умрёт от полученных ран.
Квит затянулся последний раз и бросил тлеющий окурок вниз. Тот, подхваченный ветром, улетел далеко за частокол. Четверо погибших, десяток раненых, включая обоих офицеров. Сам Квит отделался легким порезом руки, неизвестно когда полученным, и синяком от удара тетивы.
Топор появился с опозданием, уже когда от Длани осталась четверть над горизонтом. При себе он имел два копья, лук в придачу и целых два колчана.
- Ожидаешь нападения? - спросил Квит.
- Последняя ночь в этом чертовом месте, не хочется сдохнуть лишь потому, что не хватило железа на этих тварей. Я лучше запасусь.
- Ну-ну, - усмехнулся ему южанин и двинулся по лесенке вниз.
Через полночи Топора сменит другой стражник, имени которого Квит до сих пор не знал. Знал лишь, что с Топором они были приятели, а значит сменщик еще как посмеётся, когда сонный Топор потащит весь свой набор вниз.
Пройдя мимо казармы, Квит завернул за угол и извлек из-под крыши здания флягу. Тяжёлый дух дрянного алкоголя донёсся до носа южанина, когда тот откупорил крышку. Никакого другого напитка достаточной крепости мужчина достать не сумел, даже эта фляга попалась ему случайно, а без глотка крепкого спиртного он заснуть не мог - видения и кошмары лишь усилились здесь, вдали от людей.
Спрятав остатки спиртного обратно под козырек крыши, Квит, пошатываясь, добрался до кровати и рухнул в глубокий сон.
Проснулся он на удивление поздно, но с диким чувством страха. На вышке заливался басовитой трелью колокол. Однако, в спешке собравшись и выбежав во двор, Квит увидел на вышке лишь рыбоглазого. Под вышкой прогуливался Март. Когда последний из стражников встал в строй, тот поднял на ребят взгляд, и Квит поразился тому, сколько безбрежной животной тоски могут вместить глаза этого немолодого человека. Офицер вздохнул, с резким звуком прочистил горло и заговорил:
- Сегодня ночью... Грёбанные сучьи дети... Ваши боевые товарищи... Топор, Лука и Матт... Взяли казенное вооружение... Ублюдки недорезанные... И некоторые припасы из запасов... Недоноски... И покинули заставу в неизвестном направлении. Оставив её без присмотра и охраны. Если хоть один криворукий недомерок. Знает, куда они направились. Требую немедленно доложить. Так как эти ублюдки. Приговорены к казне. Через сожжение. Ченд, Нико, на вышку. Через час вас сменят Квит. Все остальные - собирайте манатки. Сегодня придёт новая заставная смена. Разойтись!
Стражники некоторое время ошеломленно переглядывались между собой, и лишь спустя некоторое время двинулись выполнять поручения. Квит в числе первых собрал вещи и теперь играл в кости в ожидании своей смены на вышке. В казарме было даже тише, чем в остальные дни их службы. Каждый думал о произошедших в эту ночь событиях. Куда можно было сбежать за считанные часы до отправления обратно? Куда вообще можно было сбежать с этой заставы втроем, когда столько опасностей вокруг? Ответов не было ни у кого.
Ченд появился в дверях казармы, тихий как тень. И мрачный как тень.
Квит поднял на него глаза:
- Моя смена?
- Расслабься. Наша смена через четверть часа здесь будет. Только вот никого это, похоже, не обрадует.
Народ высыпал на стену и действительно заметил на севере вереницу вооруженных людей. Только вот их было никак не тридцать. Их было даже меньше дюжины. Когда они взобрались на очередной пригорок и пошли вниз, стало видно, что их всего семеро.
Так же быстро стражники спустились со стен и открыли тяжелые ворота, когда смена подошла достаточно близко. Март и рыбоглазый уже разузнали о происходящем и вышли встретить группу. Раз группа нашла дорогу к заставе - значит в группе был офицер.
Раненные, слабые, напуганные люди вошли в ворота. Лишь один из них выглядел достойно, хоть и шагал изрядно прихрамывая, а из под повязки на ноге сочилась кровь. Тем не менее, он нашёл в себе силы встретится взглядом с Мартом и произнести:
- Офицер Юрсем и смена прибыли на заставу.
Март подскочил к Юрсему, остальных раненных уже поддерживали другие стражники. Рыбоглазый сухо спросил:
- Что случилось?
- Сараны. Повсюду. Гнёзда, десятки гнёзд. Не проскочить.
Март грязно выругался, а Юрсем продолжил:
- Встретили троих вооруженных. Их доедали Сараны. Ваши?
- Нет. Дезертиры, - спокойно ответил Март.
Повисла неприятная напряженная пауза. Неизвестно было, что делать в такой ситуации. Неизвестно было как поступить. Наконец, рыбоглазый начал отдавать приказы:
- Ченд. Возьми свирла. Напиши - смена перебита, застава в осаде. И выпускай. Усс, займись размещением раненных. Кажется, мы задержимся.
И, словно ставя жирную точку под всем вышесказанным, раздался одинокий удар колокола. С вышки вниз глянул Нико. Март спросил:
- Что?
- Сараны, - мертвым голосом произнес Нико
- Далеко?
- Полчаса им.
- Много, - этот вопрос прозвучал почти как утверждение.
- Сотни, - согласился Нико и горько зарыдал.
Алиссия Сонем
Черная толстая коса стала еще тяжелее, упав в ручей. Алиссия пыталась выстирать с одежды кровь, но та отходила плохо, кое-где успев побуреть за ночь. Вода помутнела и не спешила снова стать прозрачной. Солнце поднялось над горизонтом, красноватая полоска Длани торопила, намекая на скорое оживление проезжего тракта. Нехотя натянув на себя тяжелый плащ, княжна отошла вглубь кустов розарицы. Уже через полчаса в плаще будет невыносимо жарко, но, как посчитала девушка, лучше лишний час перетерпеть жару, чем демонстрировать своё тело очередным любителям легкой добычи.
Гнедой невысокий жеребец лениво пережевывал колючие веточки, за которые вряд ли взялась бы какая другая лошадь. Владелец таверны, хоть явно выражал недоверие к ночной гостье, не подвёл княжну - как он и обещал, коник без устали прошел бодрой рысью почти сутки, да и после остался невозмутимым и будто бы полным сил. Продавец сказал, что лошадок этих вывели под себя горцы из северных частей Спорных Земель; лошадки тягали дикарей по горам вверх-вниз, умудряясь преодолевать быстрые и мощные горные речки и ступенчатые уступы горных троп.
Так или иначе - Алиссия была довольна. Даже то, что Рыжик - так она назвала коника - ел как две лошади и на каждой стоянке съедал всё, до чего мог дотянуться, не пренебрегая колючками или грибами, не огорчало, а скорее смешило девушку.
Когда Длань поднялась, разбудив противных речных мошек, княжна решил одеваться. Кроме того, на тракте становилось всё оживленнее - по нему прошла уже шестая или седьмая телега, а одна из прошедших ранее даже остановилась чуть ниже по течению ручья. Алиссии всё время чудилось, что её и Рыжика кто-то заметит, а когда заметят - снова попытаются схватить. Она постоянно испытывала чувство жгучего стыда. Стыда за то, что приняла наемницкий отряд за герцогский кортеж, за то, что вообще решила сунуться к Герцогу, вооруженная одной лишь надеждой на его милосердие, за то, что так глупо попалась двум головорезам и едва не лишилась чести, а может и жизни. Стыдно было и за нож, потерянный в спешке. Пусть это был не фамильный кинжал - за ним девушка вернулась бы как только заметила пропажу - но и по обычному стальному ножу можно было бы понять, что она не деревенская простушка.
Наконец, облачившись в длинную плотную рубаху и льняные бриджи, княжна вывела жеребца на дорогу, села верхом и легонько сжала бока каблуками. Всю одежду Алиссия купила у странствующих ларян - те с радостью покупали, продавали и меняли что угодно на что угодно. Пусть одежда почти наверняка носилась кем-то ещё до неё, зато Алиссия была уверена, что никто из вечных странников уже сегодня не вспомнит девушку, обменявшую мягкое и дорогое платье на грубую дешевую одежду.
Тракт тянулся прямо, как стрела, потому желтые от соломы крыши девушка заметила издалека. Желудок тут же отозвался долгим гулом. "Ничего-ничего, - тихо пробормотала княжна. - Зато похудею чуть". Алиссия искренне надеялась, что за несколько дней она изрядно сбросит в весе, и никто не узнает в ней княжну, отличавшуюся некоторой пышностью форм.
Но когда девушка въехала в посёлок, она не смогла устоять перед запахом горячего хлеба из дверей какого-то трактира. Спустя полчаса, привязав Рыжика хитрым узлом, вычистив его и кинув парнишке медяк, чтоб тот накормил коня, девушка внеслась в заведение вихрем, чуть не сбив с ног выходившего оттуда мужичка. Тот что-то озлобленно буркнул, сверкнув глазами, но княжна слишком хотела есть, чтобы обратить на это внимание.
Добравшись до стойки, у которой стояла дородная женщина, девушка бросила на стол пять крупных медяков. Женщина пристальным взглядом прошлась по Алиссии, задержавшись на руках и шее.
- Милая моя, за эти медяки у меня ты можешь рассчитывать разве что на луковую похлебку.
- Отчего так, хозяйка? Неужто неурожаи так сильно тронули твоё дело, что ты не подашь бедняжке ломоть свежего хлеба?
Женщина нагнулась к Алиссии и шепотом начала быстро говорить:
- У вас, леди, есть небольшой выбор. Вы ясно выделяетесь из толпы, вы приехали на лошади, ваши руки не месили теста и не жали колосьев, но судя по фигуре, тяжелый труд вам по плечу. Я ставлю свой кошелек на то, что вы умеете махать мечом. Вы, леди, явно имеете благородную кровь, а раз нарядились в такую одежду - значит скрываетесь от кого-то. Понимаете к чему я клоню? У вас совсем скудный выбор, леди. Не притворяйтесь бедняжкой, когда ваш конь стоит как домик у замковых стен. Либо вы выкладываете мне серебряный и вашу историю - и тогда я может пожелаю помочь вам, либо я сейчас кличу стражу - и тогда вы поможете мне стать богаче в несколько раз - за беглых леди обычно неплохо платят.
У Алиссии пересохло в горле. Страшное желание пырнуть зазнавшуюся хозяйку таверны нарастало в груди и вдруг рухнуло, задавленное разочарованием в себе. Она извлекла из кошелька блестящую монетку - одну из десятка, оставшихся у нее серебряников - и произнесла:
- Прошу. Только не здесь.
- Хорошо, бедняжка, - сладким голосом пропела женщина. - Следуй за мной.
Выйдя из-за стойки, она твердым шагом прошла в сторону двери, напоминавшей ход в каморку, приказав подать ей туда две миски супа, краюху хлеба и окорок.
Алиссия вошла в комнату, которую почти полностью занимал длинный стол и две лавки вокруг него. Пространства едва хватало, чтобы хозяйка прошла вдоль лавки и, лихо перекинув ноги через широкие доски, села прямо в середину. Алиссия стояла, не зная, что делать со своими руками. Хозяйка таверны отрывисто приказала:
- Садись. Поешь. И поговорим
К удивлению, хозяйка, представившаяся Бертой, разделила всю еду поровну и спокойно дождалась, пока Алиссия закончит есть. Лишь тогда она потребовала от Алиссии представиться и рассказать всё как есть. С полминуты поколебавшись, Алиссия начала свой рассказ с начала их похода. Страрясь не расплакаться, рассказала, как напали горцы и она сбежала, бросив тело своего брата. Осторожно, не вдаваясь в детали, поведала историю своего бегства из Черного Крыла, а затем и то, как неслась на юг, не зная куда ей ещё податься. Рассказала, что хотела уже просить помощи у Герцога, но заблудилась, почему-то скрыв своё столкновение с наемниками от настырной женщины. Та сыпала вопросами, уточняя всякий раз детали, которые девушке казались совсем незначительными. Когда рассказ подошёл к концу, княжна вдруг испытала какое-то облегчение, словно рассказ снял с неё латный доспех, который пришлось ей носить столько дней.
Берта задумалась на несколько минут, и Алиссия уже начала было нервничать, когда женщина заговорила:
- Понимаешь, леди, вы заложник невиданной ценности. Трое лордов перегрызут глотки друг другу, если вдруг узнают, где вы скрываетесь. Только вот беда. Среброголов объявил, что вас, дескать, похитили войска Его Светлости. Дескать и не было вас у него во владениях. Сдавать тебя нельзя сейчас, война будет, страшная, а я войны боюсь.
Алиссия, широко раскрыв глаза, кивнула, уже готовая расплакаться. Хозяйка продолжила:
- Работать тебя оставлять нельзя - моих девчонок нередко тискают, а ты дурная, еще и по голове кому дашь. Да и сбежишь же. Запереть тебя в подвале - так потом меня плетьми высекут за то, как с княжной обошлась... Вот что, леди, бери свои деньги и проваливай к Саранам, чтоб я тебя не видела, не слышала и не знала! Быстро! Прочь пошла!
Хозяйка не на шутку разбушевалась, Алиссии показалось даже, что та готова ударить её, но Берта лишь бросила на стол монеты. Затем женщина начала махать руками, будто прогоняя дурную кошку с порога, и девушка решила поспешить.
Выскочив на воздух, княжна ловким движением сняла коника с привязи и бросилась прочь от таверны с её странной хозяйкой. Лишь обернувшись на миг, она прочла вывеску на здании: "Безумная Берта".
"Мда, куда уж безумнее. Наверно, могло быть и хуже," - подумала Алиссия.
Притормозив коня лишь проехав половину деревушки, она увидела то, что ей было нужно давно - кузницу. Черный дым шёл из трубы, окна светились красными бликами, казалось что сам камень массивного здания раскален до красна от жара. За зданием бежал ручей, в который окуналось мельничное колесо, крутившееся слабо, под нагрузкой.
Два кузнеца при этом стояли снаружи, прямо перед дверьми и с тоской вглядывались в полное дыма и пара здание. В какой-то момент, один из них махнул рукой и пошёл внутрь. Спустя полминуты движение колеса прекратилось, а жар стал слабее. Девушка рискнула приблизиться к оставшемуся на улице кузнецу. Тот, повернув в сторону девушки голову произнес:
- Коня сегодня не подкуём. И завтра. Меха чиним, заняты мы.
- На продажу тоже ничего нет, трудяга? - усмехнувшись, спросила девушка. Она уже догадалась, что кузнецы пытались сделать собственные механические меха - такие недавно появились в королевских кузнях Лапсаля. Они, движимые энергией реки, качали воздух в больших количествах, раздувая пламя, в котором сталь плавилась за считанные минуты.
- Как же, есть, подруга, - ухмыльнулся кузнец. - Подковки, а может украшения какие хочешь? Это мы быстро...
- Меч мне нужен, - перебила его княжна. - лучше б ятаган, он полегче. Но если нет, то и сабля корабельная пойдёт. А если найдёшь что-то длиннее обычного - заплачу сверху.
Мужчина хмыкнул, и скрылся внутри. Спустя пару минут перед Алиссией оказались три клинка - два ятагана и сабля. Качество всех оставляло желать лучшего, о чем она и заявила. Тогда кузнец лишь хохотнул и молча скрылся внутри. Спустя пять минут он вышел с клинком, который вызвал у княжны почти детский восторг. Легкий, длиннее обычного, но идеально уравновешенный, он всем напоминал ей её собственный ятаган, оставленный дома.
- Для вас - семь серебряных, да помнится мне, вы обещали присыпать сверху, - заявил полушепотом кузнец.
- Семь - это большой перебор, - возмутилась княжна Сонем.
- Значит сделки не будет, - таким же полушепотом продолжил кузнец.
Тут из кузни раздался зычный бас второго мужчины:
- Что там хочет эта леди, братец?
Братец тут же поник головой и скороговоркой произнес:
- 6 и 12 медью, если платите сейчас и уходите.
Алиссия догадалась, что паренек перед ней продаёт что-то не очень дозволенное к продаже, и даже могла бы ещё поторговаться, но очень уж её напрягло обращение "леди" из уст второго кузнеца.
- По рукам, - согласилась Алиссия и отсыпала парню в ладонь оговоренную сумму, добавив десяток медяков, за что получила широкую улыбку и простенькие ножны.
Те оказались не очень удобны для ношения, и девушка перевесила их на Рыжика. Тот печально вздохнул, когда княжна ударила его каблуками, но всё же ускорил ход.
Следующую остановку княжна сделала гораздо позже полудня. Крепкая таверна приютилась у моста через крупную речку. Проселочная дорога, уходившая вниз по течению реки, поросла травой, зато у гостиницы имелся самый настоящий причал, сейчас, правда, пустовавший.
Кошель пока еще приятно позвякивал, и Алиссия решила остановиться на поздний обед. Отдав очередной медяк очередному мальчишке, исполнявшему роль конюха, девушка бодрым шагом направилась к входу. Она надеялась, что в таверне в это время не будет много народу, и ей удастся поесть спокойно, без посторонних взглядов.
К сожалению, оказалось, что в таверне расположился целый отряд лучников, видимо шедших маршем на север. Тем не менее тощая девчонка-служанка нашла ей место в дальнем углу, рядом с компанией пьяных купцов и группой из двух мужчин и двух пареньков.
В то время как купцы шумели, обсуждая последние новости, мужчины то подозрительно переглядывались между собой, то бросали внимательные взгляды на девушку.
Один из них показался Алиссии смутно знакомым, будто она часто встречала его, но мимоходом; девушка никак не могла понять, с чем связано это чувство. Отмахнувшись от странных мыслей, она поправила ятаган и принялась за еду, всё же стараясь прислушиваться к происходящему вокруг. Торговцы в Войлери были непуганные строгой стражей, толстые, наглые, перебирали кости то местным чиновникам, то командирам, изредка всё же оглядываясь на лучников. Алиссия задумалась, стоит ли ей увязаться с кем-то из них, на юг, а затем свернуть на запад, к Школе. Это было бы удобно - она смогла бы попасть в Лапсаль довольно безопасным путём...
Тут её мысли были прерваны любопытным зрелищем: когда один из торговцев отпустил сальную шуточку о лорде Старобытке, один из мальчишек вдруг дернулся, будто собирался кинуться на торговца, но мужчина, тот который помоложе, удержал его за плечо, даже не глянув в его сторону.
А следующая новость повернула ход мыслей Алиссии совершенно в другую сторону. Один из торговцев, длинный мужчина с обветренным лицом, рассказал о том, что ярл Димас Марин набирает капитанов и матросов на десяток новых судов, приправив новость сомнительными подробностями о том, что его младший блудный сынок трахнул какую-то важную девку с Архипелага, его собираются казнить, а Марин объявляет за это войну.
Ни для кого на Континенте не секрет, что сам ярл и все его сыновья скорее купцы, чем лорды. Алиссия была уверена, что сумеет выторговать у Марина помощь в том, чтобы попасть домой, на службу в качестве одного из капитанов. Пусть она никогда не выходила в море, но разве сложнее это чем управлять речной яхтой?
Стараясь не упустить ни детали, девушка слушала торговцев еще с полчаса, пока поняла, что интересные вести у них кончились. Мужчины и мальчишки к этому моменту расплатились и вышли из таверны.
Закончив трапезу, Алиссия собралась и вышла из здания. Завернув за угол, под навес, где держались лошади, княжна нашла взглядом Рыжика и уже было двинулась к нему, когда неожиданный рывок развернул её на месте.
Крупный, чернобородый солдафон одним движением прижал девушку к стене и проговорил:
- Куда спешишь, подружка? Не бойся, я не обижу... Деньгами точно не обижу, - хмыкнул он, довольно улыбнувшись собственной шутке.
Изо рта у него несло кислым пивом, в улыбке нехватало половины зубов... Алиссия попыталась достать кинжал, но неожиданно насильник вывернул руку девушки и нож упал на землю.
Грубым рывком лучник откинул ножны с ятаганом, а после полез под рубаху. Алиссия попыталась сопротивляться, но он лишь усмехнулся её усилиям - воин был силён как бык и ловок как крыса, и воняло от него так же противно. Алиссия громко закричала, когда он начал стягивать с девушки бриджи, но замолкла, получив пощечину, от которой её голова мотнулась в сторону и ударилась о стену.
Плотные бриджи начали трещать от усилий насильника, когда вдруг раздался глухой удар, глаза лучника сделались бессмысленными, и он сам рухнул под ноги к девушке.
Перед Алиссией стоял младший из мужчин, держа в руках здоровенное полено. Остальных видно не было - видимо ждали в стороне. Он спросил:
- Я видел вас раньше? Леди...
Алиссия всхлипнула, жалкий всхлип - это всё, на что она была в тот момент способна. Мужчина опустил взгляд и проговорил:
- Ну-ну, леди не стоит плакать из-за таких грубиянов, - тут он присел и сорвал с груди у здоровяка кожаный мешочек. - Его скоро казнят, я вам обещаю. В армии моего отца не может быть пьяниц и насильников. А вам я посоветую собираться и бежать отсюда скорее.
С этими словами он развернулся и, не оборачиваясь, покинул навес. Смысл его речи дошёл до девушки не сразу, но к её счастью, руки соображали быстрее головы - она вникла в суть сказанного, когда уже подобрала своё оружие и забралась в седло. Её только что спас от надругательства сын Великого Герцога, сам Виктор Инар.
В седельной сумке вдруг что-то зашебуршало, и Алиссия с отвращением выдернула оттуда худую полуоблезлую крысу, бросила её под ноги коню, и тот послушно растоптал вредителя.
Спустя пару часов рыси на запад, по заросшей дорожке вдоль реки, Алиссия наконец увидела впереди признаки людей - из-за перелеска поднимался густой черный дым. Сквозь деревья проникал яркий красный свет, но не было ясно, пожар это или закатный свет Солнца и Его Длани. На всякий случай, княжна спешилась и повела Рыжика под уздцы. Сквозь заросли розарицы, тесно овившей стволы лунорезов, конь продирался куда успешнее девушки, успевая по пути еще и подъедать колючие ветки. И чем их только горцы прокармливают в горах?
Перелесок оказался чуть шире ожидаемого, но Алиссия в конце концов добралась до противоположного его края.
С этой стороны начинался луг, пустой, покрытый пожухлой и общипанной травой. Даже близость реки не спасала травы от палящего Солнца. Пейзаж можно было бы назвать тоскливым и умиротворенным, если бы не действо, происходившее с другой стороны поля. Огонь полыхал, охватив пару домов, пара здоровых ребят с топорами отмахивались от не менее крупных, вооруженных мечами, грабителей. Пять или шесть человек из числа нападавших уже даже не участвовали в схватке, а занимались грабежом, трое откровенно забавлялись, отбиваясь от деревенских здоровяков. Где-то с другого края деревушки также раздавались крики - там то ли кто-то сражался, то ли умирал. А на спокойных речных волнах покачивалось небольшое судёнышко. На палубе курили один или два человека, тяжелые канаты были опущены в воду, и в голове княжны тут же созрел нехитрый план.
Накинув поводья Рыжика на какой-то сук: конь еще долго не уйдёт со столь богатого на еду места, Алиссия схватила ятаган и быстро ринулась к речке вдоль опушки. Сняв сапоги, она сиганула в воду и уже спустя полминуты карабкалась по канату вверх.
Нельзя сказать, что её появление прошло незамеченным, оба разбойника оказались рядом с девушкой, как только она перемахнула борт. Но у обоих не было серьезного оружия, не считая длинных ножей, а один и вовсе был ранен.
Алиссия словно забыла, что собиралась сделать, напасть первой оказалось непосильной задачей, но тут она услышала далекий пронзительный визг, и это будто вырубило в ней сострадание. Один из речных пирата скоро лишился ножа, а затем и жизни.
Второй по дуге пытался обойти девушку, подходя слева. Когда Алиссия взяла нож, выпавший из руки мертвого мужчины и ловко подбросила его левой рукой, пират оскалился:
- Бой-баба, а! Тебе самое место у нас в команде. Поделим добычу, тебя пальцем никто не тронет, слово даю...
Но его речь прервал нож, оцарапавший щеку. Алиссия хуже метала левой, но она и не надеялась попасть. Тенью, следующей за собственным ятаганом, девушка приблизилась к мужчине и вонзила клинок ятагана глубоко под рёбра разбойнику. От него пахло потом и кислым пивом, он чем-то неуловимо напомнил дочери князя недавнего насильника, и она в страхе тут же отстранилась.
Но пират уже не смог бы причинить ей вреда, глаза его закатились, а тело осело на доски палубы грузным мешком.
Как только с противниками было покончено, девушка кинулась к корабельному арбалету. Такие были не у всякого военного судна, но пираты всегда знали где достать парочку на свои лохани. В колчане рядом с громоздким устройством было от силы десяток стрел, и потому княжна медлила. Выследив взглядом дерущуюся троицу: теперь они вместе наседали на одного деревенщину, второй сидел на земле, раненный, но живой, Алиссия выпустила первую стрелу. Удача улыбнулась ей в этот раз - длинная, словно копье, жердь пробила насквозь одного из нападавших. Двое других настолько опешили, что один тут же потерял голову, причем в буквальном смысле. Деревенский здоровяк, обезумевший от горячки боя перерубил шею разбойника одним ударом.
Второй выстрел Алиссии прошел мимо, выходившего из дома грабителя спасла ступенька, о которую он споткнулся. Третий выстрел дался с большим трудом, но был еще более успешным, чем первый. Упавший внутрь дома противник создал у входа давку. К тому моменту деревенщина расправился с третьим противником, и, не мешкая кинулся куда-то в другой край деревушки. Видимо, там тоже шел бой, но его от глаз княжны загораживало двухэтажное здание - не иначе как дом старосты.
Сделав еще выстрел, девушка почувствовала, как у неё отнимаются руки - крутить барабан и двигать арбалет оказалось слишком тяжелой задачей. Возможно, это и оказалось к лучшему - казавшийся смертельно раненым паренек захлопнул дверь дома, подперев её своим же топором, и кинул на крышу горящую головешку. Уже через несколько секунд дом пылал. Алиссия как раз в это время отвлеклась, занявшись поисками воды у убитых ею на корабле. Во фляге раненного нашлось немного кислого вина, но и оно казалось княжне божественным даром. Когда же она вернулась к арбалету, то увидела лишь чей-то обгоревший торс, свесившийся в окно уже рушащегося дома.
Алиссия решила, что теперь от неё будет больше пользы на суше чем у громоздкого арбалета, и нырнула прямо с борта. Ножны с ятаганом едва не запутались в ногах. Речка отнесла Алиссию чуть ниже, чем она планировала, но всё же княжна выбралась на берег целой и невредимой. К счастью или к горю, до дома старосты она добралась к тому моменту, когда бой был окончен. На коленях, сложив руки за головы, стояли четверо разбойников. Двое из них были серьезно ранены, двое казались просто обессилившими.
Перед домом собрались не все жители - часть еще пыталась залить водой дома, чтобы огонь не перекинулся на соседние избы. Но даже десяти человек хватило бы, чтобы стереть разбойников в порошок. Лишь час назад те издевались над деревенскими, будучи уверены, что никто не сможет помешать им грабить, а теперь тряслись от страха. Но сейчас именно Алиссия даровала им несколько лишних минут жизни - взгляды собравшихся на площади крестьян были устремлены на неё в немом вопросе.
Поправив выбившиеся из косы локоны, Алиссия начала говорить громким, поставленным голосом:
- Сегодня я спасла вас и вашу деревню. И я хочу предложить вам сделку.