- Расскажите, как вам удалось пережить катастрофу? - ведущий ток-шоу был настойчивым, уверенным в себе человеком с вечно улыбающимися глазами, в двух словах - идеальным для ток-шоу. Его облик даже не портила маска респиратора, она неуловимо подчеркивала его обаяние.
- Мы с семьёй переждали саму катастрофу в подвале. Долго обсуждали, выходить оттуда или дождаться спасателей. Решили ждать, - я тяжело вздохнул, но это был скорее картинный жест, чем реальное переживание. - Через две недели кончились запасы, начались ссоры. Мы решили выходить. Город уже был наводнен войсками.
- И как вас встретили, мистер Дэвидсон?
- Хорошо. Всю семью тут же отправили на обследование...
Ток-шоу снимали еще полтора часа, но моего участия там уже не требовалось. Я разумно посчитал, что вряд ли кто-то там будет рад моему присутствию.
Оказавшись на улице, я первым делом натянул на себя капюшон. В городе было опасно, банды бушевали, а полиция даже не попыталась бы вступиться за меня. Вряд ли я бы вообще приехал в Чикаго, если бы не съемки этого шоу. Борьба за право избавиться от позорного клейма, борьба за то, чтобы называться лишенным иммунитета требовала сил и времени. В нашей общине не было желающих рисковать своей шеей ради "снисхождения этих высокомерных ублюдков", как говорил Арчи.
И всё же я собрался и поехал. Кристин, из медицинской команды, согласилась подвезти меня в город. Обратно мне следовало добираться вместе с депортированными, на общем автобусе. К центру депортации я и отправился. Мимо меня пронеслась бронированная машина - это везли какого-то буйного зомбяка. Искренне хотелось верить, что его не выкинут из машины прямиком в резервацию, как это случилось неделю назад. Тогда копы повесили на нас всё, что сотворила эта тварь, вырвавшись за ограду и добравшись до ближайшей фермы.
Не сказать, что я отношусь к буйным зомби как-то предвзято, их можно воспитать, если хватит сил, времени и терпения. Но порой их проще избавить от мучений.
Боль наступила внезапно, в самый неподходящий момент - напротив какого-то шумного и грязного бара. Перечеркнутая "Z" на дверях недвусмысленно намекала на отношение посетителей и владельца к лишенным иммунитета.
Живот свело, в глазах всё поплыло. Из бара высыпали несколько человек. От запаха алкоголя мне стало еще хуже. Первых их слов и шуточек я не слышал. Я просто знал, что поначалу всегда идут шуточки. Я знал это как и то, что они боятся меня. Боятся и поэтому ненавидят.
Боль отступила как раз вовремя, чтобы я успел увернуться от удара. Бита саданула вскользь, по плечу, я успел схватить её и дёрнуть. Ребята тут же сделали по шагу назад. Теперь я мог разглядеть их - нападавших было пятеро. Все примерно одного возраста, молодые, горячие. Они прикрывались тем, что защищают своих младших братьев и сестер, своих стариков-родителей, своих девушек. И общество им верило, им, а не нам, утверждавшим, что мы никого не трогаем.
- Я ухожу, - просипел я.
- Вали! Вали из города и не смей возвращаться, монстр, - вскричал один из них. Я знал таких, у него буйные загрызли кого-то в самом начале эпидемии.
Я развернулся и пошёл, уже зная, что вслед мне что-нибудь полетит. На этот раз это была бутылка пива и я смог увернуться. Сзади о тротуарную плитку разбилась ещё одна. Коп, подошедший к перекрестку как раз в этот момент, демонстративно отвернулся. Но я уже знал, что всё обошлось. На этот раз даже без травм.
Автобус надсадно загудел двигателем. Молодой чернокожий водитель радостно заявил в громкоговоритель: "Следующая остановка - зомбиленд!"
Многие из афроамериканцев относились к зомби - буйным или таким, как я - слишком предвзято, словно отыгрываясь за то, что пережил их народ в годы рабства и притеснения. Другие, как этот парень, относились к нам благожелательно и с юмором.
Трудно было понять, страхом это вызвано или жалостью. Очень много тех, кто перестал нас бояться. Но лишь после того, как правительство переселило нас в резервации и лишило права считаться гражданами страны. Это было лучше, чем поголовное истребление, но конгрессмены, как обычно, зашли слишком далеко - почти во всех штатах статус "зомби" одинаково легко присваивался и тем, кто сохранил рассудок, и тем, кто стал опасен для общества. Их тоже свозили в резервации, и за них приходилось отвечать нам.
Другой нашей бедой были "охотники". Мы больше не люди, а значит закон нас не защищает от охотников. А таковые находились. Любители острых ощущений, любители сомнительных забав и зверств. Сумасшедшие, которые выплескивали всё своё безумие на нас. Если бы у меня были слёзы, я бы заплакал сейчас.
Я не мог сделать ничего, когда эти твари убили мою сестру. Я не человек, я - зомби. Если я убью человека, меня сожгут. Если они убьют меня, им бесплатно нальют пива в каждом втором баре.
Они нашли наш домик. Трое ублюдков с охотничьими ружьями, в обмундировании военных. Может они и были военными, я так и не разузнал. Когда я возвращался от Сэма, с которым мы перекидывались в карты каждую пятницу, я услышал её крики. Ринувшись бегом по лесной тропке, я прибыл к концу расправы. Её тело было прибито к стене дома. В тот самый момент, когда я увидел это, крупный, вдвое шире меня, мужчина выстрелил очередью с пары шагов. Всхлипы сестры были едва слышны. Инфицированные живучие. Очень. Вирус заставляет клетки обновляться в одиннадцать с половиной раз чаще и снимает ограничение на количество обновлений. Но такого расстрела не переживет ни один из нас.
Я стоял и в бессильной злобе сжимал кулаки. Злость была, а слёз - нет. Вирус сильно урезал наши чувства, но не истребил их. Я ничего не сделал. Да и не мог ничего сделать против вооруженных людей.
Мои воспоминания прервались вместе с поездкой - автобус остановился. До резервации отсюда было около двух километров, остановка явно не была запланирована. Выглянув в окно, я увидел полицейскую машину, преградившую нам путь. Это было странно - копы предпочитали не связываться с зомби ни под каким предлогом. Они - закон, а мы вне закона.
Что-то внутри подсказывало мне бежать. Животный страх пронзил всё тело - что-то было не так, неправильно.
Я не совладал с телом. Так бывает редко, но бывает. Осколки стела красиво сверкали в полёте, освещаемые закатным солнцем. Две гранаты, летевшие в сторону автобуса откуда-то из лесу были куда менее красивы. Почему-то мне казалось в те моменты, что мой животный рёв тоже красив, хоть я и знал, что он больше похож на крик мифической баньши.
Фигуры под маскировочными сетками наконец попали в поле моего зрения. Сначала самый крупный из них, потом четверо других. В поврежденном неоперабельной опухолью мозге что-то щелкнуло - крупный был мне знаком. Остальные нет. Гнев смешался со страхом, тело, только-только взятое под контроль, извернулось, и новый прыжок пронёс меня сквозь рой злых кусачих пуль навстречу гарантированной смерти. Пока я летел, я мог попытаться взять тело под контроль - время шло в одиннадцать с половиной раз медленнее для меня. Но я знал, что тогда приземлюсь под ноги толстяку безвольным мешком. Я сосредоточился на правой руке. Я всегда начинал с неё. Мешала боль в теле, мешал страх, мешал гнев, но я справился. Рука схватила чеку гранаты на поясе толстяка, тело пронзило еще большим ужасом, оно прыгнуло. Пули жалили всё точнее, но пока ни одна из них не был смертельной. Зажав в кулаке чеку, я отдал всё тело буйству. Деревья сперва проносились перед глазами быстро-быстро, но затем ноги подкосились, я покатился кубарем.
Перебитая кость срастается 6 дней. Можно было не надеяться на пощаду. Но стоило мне подумать так, как раздался взрыв. Спустя секунду - второй. Сирена полиейской машины орала вовсю, я знал, что копы сейчас отстреливают всех, кто пытается выбраться из автобуса. Скоро они закончат и кинутся на мои поиски.
Я пополз. Боль нарушала концентрацию, запах мяса жег ноздри и глотку. Глаза заволокло туманом, но я продолжал ползти. Овражек впереди застал меня врасплох и заставил потратить множество времени на то, чтобы выбраться из него. Выстрелы наконец затихли, а я, как мне казалось, отполз лишь на десяток метров. Я тщетно пытался вспомнить карту местности. Надо было двигаться к реке, которая проходит через резервацию. Но где она была - в сотне метров или в километре - я тогда не знал. Когда руки соскользнули во второй овражек, я не стал пытаться выбраться, замер и постарался дышать как можно реже.
Через пару минут до меня донеслись маты - копы обнаружили стрелков. Видимо, живых не было. Хлопнула дверь машины, но двигатель не заработал.
Мне стало ясно, что они ждут подкрепления. А это значит - надо ползти. Я пополз по дну канавы. Мокрая грязь и листья скользили под руками, расползались, но они же помогали тянуть тело, казавшееся сейчас неподъемным. Мне оставалось лишь надеяться, что река впереди.
Берега я достиг через два часа. К тому времени я успел съесть сырым койота, который решил полакомиться мной. Мясо было отвратительным, жестким и сухим, но только так я мог выжить. Я ненавидел себя за убийство животного. Когда я выполз на берег, я постарался кинуть останки животного как можно дальше в реку. Потом уже забрался в воду сам и отдался течению.
Река несла меня довольно быстро, но спокойно, не заставляя прилагать практически никаких усилий к тому, чтобы удерживаться на воде ровно. В какой-то момент я задремал, разбудил меня рокот вертолёта.
Вряд ли кто-то всерьез считал, что один из зомби сбежал с места преступления, но общественность наверняка потребует самого подробного расследования - 6 человек погибло от рук проклятых бродячих мертвецов!
Проснулся я вовремя - впереди реку в самой мелкой части преграждала высокая сетка забора. Здесь было полно рыбы - крупные рыбёхи не всегда могла проскочить сквозь преграду - и, чаще всего, полно мелких лесных хищников. Но в этот раз я их, видимо, спугнул.
Усевшись на мели, я хватал рыбу руками и ел, ел жадно, стараясь скорее дать телу необходимый белок для ускоренного обновления клеток. Вертолет был далеко, я едва разглядел болтающуюся в кронах точку. Острая боль в плече вдруг скрутила меня. Дрожащими пальцами я достал из раны застрявшую пулю. И как не заметил её, пока скрывался от погони - до сих пор не ясно. Когда я снова поднял глаза, вертолёта не было видно.
Я осмотрелся - рядом с забором росло полно деревьев, но вряд ли хоть одно позволило бы мне пересечь преграду. Я отломал от крупного клёна толстую ветку и, опираясь на неё, не спеша встал и двинулся вдоль забора подальше от реки и от дороги. Разглядывая кроны, поднимавшиеся всё выше, я едва не упустил труп енота, валявшийся в нескольких метрах от ограждения. Он насторожил меня, но я сумел убедить себя, что это сделал волк или крупный койот. Впереди виднелось крупное и раскидистое дерево, одна из ветвей которого была опасно близка к забору. Я поспешил.
Как я ошибся, я понял лишь несколькими минутами позже, когда уже попытался взобраться на очередную ветку дерева. Сломанная нога онемела и не доставляла столько неудобств, сколько при ходьбе, но всё же задерживала меня. Три метра были позади, верхушка забора была еще полуметром выше. Когда же я наконец смог втащить себя на нужную ветку, я едва не сверзся вниз. И вдруг понял, что очень удачно не упал.
Снизу раздался разочарованный рык, и я увидел буйного. Он бродил на четвереньках вокруг дерева. Его явно влекла моя кровь. Обычно они не нападают на нас, но я был ранен. Когда я смог успокоиться и отдышаться, тварь вдруг решила лезть за мной. Я в панике попытался как можно быстрее пересечь забор по своей ветке. Сломанная нога свесилась вниз, и штанина предательски зацепилась за колючую проволоку. Панический рывок был моей ошибкой - штанина порвалась, колючка оставила на ноге длинный разрез, я упал. В последнее мгновение, прежде чем потерять сознание, я заметил - на территорию резервации.
Очнулся я от новой боли. Я чувствовал всё тело - сломанный позвоночник, дыры от пуль, царапины от веток и ссадины от камней. А еще я чувствовал зубы. Не свои - чужие, они жадно впились мне в сломанную ногу, стараясь оторвать кусок. Буйный навис надо мной неминуемой смертью.
Я закрыл глаза и попытался заплакать. Тело помнило как это, но отказывалось выдать больше слёз, чем того требовали глаза. Страха уже не было - я смирился со смертью давно. Но не так ведь! Не от своего!
Выстрел раздался неожиданно.
Я открыл глаза и увидел одного из жителей резервации. Увы, я не знал его по имени, но точно знал, что он отсюда - по серой коже и характерным язвам на руках. Видимо, инфицирован был не так давно. Когда он наконец подошел ко мне и увидел, что я живой, начал звать на помощь. Я лишь потерял сознание.
Двумя днями позже меня обвинили в смерти 6 человек. 5 охотников и водитель автобуса. Веселый чернокожий паренек не выходил у меня из головы. Его убили они. Я повторял это на суде, повторял врачам, но они будто и не слышали меня. Меня и не слушали. Они - закон. А я вне закона.
Сегодня утром в клетку даже не принесли мяса. Когда меня поведут в камеру кремации, у меня не будет даже шанса на последнее слово. Я могу оставить его только так.
Двое уборщиков тихо матерясь, прибирали клетки.
- Еще раз убеждаюсь, Майк, они - не люди. Никакого сочувствия к уборщикам. Вот как мне это оттирать?
- А что там?
- Этот зомбяк разгрыз собственный палец и кровью написал на дне какой-то бред. "Его убили они".