Смоленская Екатерина Сергеевна. Е.С. Смоленская Близкие люди Б. Гречина

Е. С. Смоленская, преподаватель кафедры иностранных литератур и языков

Ярославского государственного педагогического университета им. К. Д. Ушинского

"Близкие люди" Б. Гречина: в поиске мирской праведности

Название повести не говорит ничего: оно бесцветное, безвкусное, ничем не "пахнет" (если только не сомнительного качества поэзией песен Аллы Пугачёвой), что поставлю автору в укор. Текст с таким названием может быть о чём угодно, например, рассказом о большой крестьянской семье. А между тем он - о том же, о чём "Униженные и оскорблённые" Достоевского, точнее, разрабатывает одну из тем великого, хотя, увы, подзабытого классического романа. (Кстати, в тексте есть прямые отсылки к Достоевскому, в частности, одна из глав называется "Банька с пауками".) Тему возможности для человека одновременно л ю б и т ь д в о и х, и в этой любви остаться нравственным, порядочным, честным, не пойти на компромисс с совестью. Позже, надеюсь, станет ясно, отчего параллель - именно к "Униженным и оскорблённым", а не к "Идиоту". О размерности, масштабности художественного текста всегда судить сложно, но, хотя в сравнении с Достоевским Гречин, безусловно, проигрывает (а кто не проиграет Достоевскому?), должна сказать, что накал прозы Б. Гречина иной раз достигает того высокого пафоса, того пронзительного звучания, которого не устыдился бы и ранний Тургенев.

Пожалуй, сравнение с Тургеневым точнее: повесть-то - о любви. Вынуждена привести краткий пересказ фабулы, хитроумной, но на первый взгляд даже слегка пошловатой.

Юрий Беликов, преуспевающий двадцатяпитялетний человек, руководитель рекламного отдела, работает на третьем этаже своего банка. (Герой, впрочем, не вульгарный нувориш, он образован, даже интеллектуал. Автор прилагает усилия для того, чтобы герой стал читателю симпатичен. Насколько это ему удаётся вначале - судить не берусь. Хотя всё-таки удаётся: и я, при предубеждении к "преуспевающим личностям", в конце повести исполнилась к нему симпатией. Однако в конце повести наш герой уже не банкир - православный монах. Боюсь, он остался бы мне неприятен, не переодень его Гречин в рясу.)

Банк, как теперь часто бывает, "втиснут" в жилой двор. Напротив окна офиса - окно квартиры. В квартире - девушка: готовое начало заурядной любовной истории. Юрий пишет девушке письмо и, высчитав примерно номер квартиры, бросает письмо в почтовый ящик. Но он обсчитался: письмо попадает к другой девушке, соседке первой. Вот, казалось бы, и сюжет для водевиля во французском духе, с альковными приключениями, переодеваниями, забавной ложью персонажей, со счастливым концом.

Но водевиля не следует. Отношения с девушками развиваются, господина менеджера мучает совесть, и он совершает первый небанальный, хотя и естественный для верующего человека поступок. (При всём нынешнем "возрождении" официального православия грустно то время, когда естественные для верующего человека поступки оказываются небанальными.) Юрий обращается за советом к священнику. Священник велит ему открыть правду обеим девушкам и делать выбор. Разумный и, пожалуй, единственно возможный совет.

Но что же он раньше-то не мог сделать выбора: легкомысленно надеялся на двойное удовольствие? Таких типов телевидение нам преподносит постоянно, и заурядная низость, конечно, не стоит и одной художественной строчки. Однако, оказывается, нет. Первую девушку Юрий искренне любит. А вторую - жалеет. И не пожалеть её нельзя: Леру тиранит жестокий и властный отец, бывший военный, наладивший в этой грустной семье вполне домостроевские порядки. Юная, чуткая, запуганная девушка даже из дому хотела бежать - да куда ей бежать? И именно подлецом надо быть, чтобы поколебаться протянуть ей руку помощи. Но в этой помощи (а чем помочь, кроме человеческого участия?), в этой опасном сострадании Юрий улавливается в сети второй любви, пожалуй, безрадостной, с горьким привкусом, но не менее сильной.

Девушки знакомятся друг с другом (впрочем, они уже знакомы) и требуют от героя-рассказчика выбора. Здесь автор мог бы долго спекулировать на этом выборе, пообещав читателю лишь в конце повести открыть, кто станет счастливой избранницей. И вот второй небанальный поступок героя (и автора): Юрий не выбирает никого. Он, в двадцать пять лет, хочет принять постриг, "уж если жизнь ему оставила только эту возможность". Скажете, неправдоподобно, невероятно это желание монашествовать в таком возрасте? Может быть, но можно и поспорить. Лиза Калитина из "Дворянского гнезда", ушедшая в монастырь после крушения своей любви, тоже была юна, тоже близка к радости молодой жизни, а её поступок не выглядит незрелым порывом. (Вот, кстати, и очевидная естественная параллель с Тургеневым.)

Но девушки принуждать Юрия к монашеству не хотят, и, вновь посовещавшись, предлагают ему жить до времени "вместе", хоть им это (как любым девушкам) неловко, стыдно, неприятно. Нет, не шведской семьёй (или уж правильнее такую семью назвать арабской). Вместе географически, в одном доме, без физической близости.

И снова автор будто балансирует на грани пошлости, на грани оправдания сексуальной и моральной вседозволенности. Но он, к счастью, не переступает этой грани. Более того, он поднимает серьёзную, сложную проблему межчеловеческих отношений. В самом деле, как быть? Достоевский в своё время решил эту проблему тем, что его герой "Униженных и оскорблённых", Алёша, сделал в итоге выбор. Юрий этого выбора сделать не может. Выбрать вторую девушку означает отказаться от своей первой подлинной любви. А если он выберет первую, вторую ему нужно будет выставить на улицу: она порвала с отцом, от которого полностью зависела, жить ей негде.

А что, кстати, на самом деле мешает Юрию начать жить "арабской семьёй", тем более, что девушки, знакомые ещё и раньше, относятся друг к другу с симпатией? Мешает его (и их) христианство. Не фанатичная вера, которую, согласитесь, странно ждать от молодого сотрудника банка. Но ведь христианство - больше, чем вера. Это образ жизни, образ мысли. И вот, менеджер мучительно ищет для себя возможности мирской праведности, возможности в сложной ситуации остаться человеком и христианином. Попытка, в наше глухое к совести время наивная до трогательности - но какая достойная попытка, какое дерзание в своём одиноком и никому не понятном мирском христианстве поплыть против течения потребительского мира, где "правда одна - жажда твоя"!

Всё усложняется, спутывается, склеивается. Наташа, девушка бойкая, сильная, крепкая, ведь тоже жалеет Леру. (Дочитав до этого места, я возмутилась. Как сказал Андре Моруа, "женщина, желающая любимому счастья с другой - или дура, или её не было вовсе". Затем перечла ещё раз. И вынуждена была поверить.) Все понимают, что существующее положение - ненормальное, неестественное, что рано или поздно оно должно будет закончиться. И все трое не видят в себе ни сил, ни желания его изменить. "Когда мы согласились жить вместе, я думала, что это временно, - сказала она, негромко, будто не желая, чтобы нас слышали. - И сейчас так думаю, конечно. А вот, видишь, не могу себе представить, как я с ней расстанусь. - Она подняла на меня глаза. - И пусть. Пусть. Ты думаешь, ты один её любишь? Боже мой, у меня такой кавардак в голове, всё, во что я с детства верила, всё рушится. Юра, это же всё ненормально, да? Бог мой, что-то будет дальше..."

Дальше - смерть. Девушки погибают от руки неистового отца Леры, мрачный образ которого - сатира на безблагодатное казённое православие, православие "Домостроя". Убийство психологически и сюжетно мотивировано, и все же для автора оно - слишком лёгкий выход, который тоже ставлю в укор повести. Похоже, автор сам изнемог думать и решать. Что если девушки не погибли бы? Как бы тогда продолжилось то, что начиналось так идиллически? Нельзя ведь из года в год оставаться в бесплотном, "духовном" браке, нельзя сохранять сестринские чувства к своей потенциальной сопернице. Или можно? Текст ответа не даёт.

Единственным выходом для героя, взявшего на себя груз невольной вины за эти смерти, действительно, оказывается постриг. Печальный вывод о том, что нравственный конфликт этого плана в наше время гармонично разрешить невозможно и будет невозможно, пока человечество, по словам одного из героев Достоевского, "не переменится физически".

Под конец этой статьи - небольшой опыт метафорического истолкования.

Как известно, мы никогда не любим т о л ь к о человека. Через человека мы любим его профессию, его нацию, его культуру. Достаточно скупыми и традиционными средствами (портрет, речевая характеристика, поступки и решения персонажей) Б. Гречину всё же удаётся создать вполне выразительные образы двух девушек, непохожих друг на друга. Первая, Наташа, - не просто учительница английского языка, но, в известной мере, и слепок с англосаксонской культуры. Котёнка она называет английским именем, в одежде предпочитает клетчатую расцветку, растрогана фильмом "The Green Mile", знакомится с любимым в банке (а не, например, в берёзовой роще), даже первый серьёзный, прочувствованный разговор героев происходит в повести по-английски. Её жизнелюбие, искренность, простое отношение к деньгам и вещам, само её мужество - не вполне русские, что, впрочем, не умаляет обаяния этой девушки. (Даже имя "Наташа" не должно вводить нас в заблуждение. Отвечая на мои вопросы, автор признался, что в черновиках повести девушку звали Стеллой, как, кстати, героиню "Цвета яблони" Голсуорси, и только совершенная искусственность этого имени в пространстве русского языка помешала ему остановиться на нём.) Лера - другая. Она - подлинно русская, более того, подлинно православная (то ли благодаря мрачному, "чугунному" православию её отца, то ли вопреки ему), что-то видится в ней пронзительно-тургеневское (между прочим, при второй встрече с Юрием она цитирует Тургенева, с лёгкостью вспоминая подробности "Накануне", чего Наташа почти наверняка не сумела бы сделать). Совершенно понятно, почему главный герой, молодой интеллектуал-англоман, притягивается к Наташе. Но, на мой взгляд, своей второй любовью он расширяется, обогащается, прикасается к поэзии Лорки, музыке Элгара, лежащей за пределами его обычного мира "рекламных стратегий". Прикасается к родной культуре, с её мотивом острого очищающего страдания. И, как бы пафосно ни прозвучало это, прикасается к родной вере. Нельзя ли эту одновременную любовь к двоим прочитать, в итоге, как колебание современного русского интеллектуала между двумя культурами: англосаксонской и русской? Обе велики, обе Юрию (и, кажется, самому автору) одинаково дороги. Само трогательное примирение девушек между собой как будто очерчивает историческую надежду на примирение и гармоничное, взаимообогащающее существование двух культур. Показательно, что и умудрённый опытом страдания, опытом молитвенного труда, герой однозначного выбора не совершает. Облекшись в рясу православного инока, он, в момент знакомства с ним автора-рассказчика, читает "Преступление и наказание" Достоевского, но на английском языке. Символичная деталь.

"Близкие люди" написаны умело, лаконично вплоть до того, чтобы почти превратиться из прозаического текста в пьесу для чтения (что скорее недостаток, чем достоинство), и драматургически точно. Повествование ведётся в форме "исповедального интервью", где рассказ главного героя от первого лица то и дело прерывается вопросами или комментариями собственно автора, порой ироническими, порой сочувственными. Эти комментарии придают тексту определённую стереоскопичность и, кроме того, исподволь расставляют акценты восприятия, ведь внемлющий исповеди автор - это, на самом деле, двойник читателя: вместе с ним он удивляется, негодует, содрогается от жалости, а то и улыбается. Повесть сдобрена мягким авторским юмором (всё это: юмор, лаконичность, неприметная аккуратность словоподбора, точность речевых характеристик - общие черты стиля Б. Гречина), "сбрызнута", в духе времени, ненавязчивым англоманством и лишена ханжеского морализаторства, что делает её "легкоусвояемой", в том числе, и читателем-неинтеллектуалом, и невоцерковлённым читателем. Её православие, точнее, её христианство - глубже: оно - в надежде решить нравственный конфликт так, как должен решать христианин, а не человек-потребитель. Автор не находит удовлетворительного решения, как не находит его и князь Мышкин, как не обнаруживает его и Алёша "Униженных и оскорблённых", счастье которого с Катериной выглядит оскорбительно для умирающей Наташи. Но, как говорят японцы, "не взошедший на большую гору всё же поднялся выше того, кто взобрался на кочку". Проза Гречина (и "Близкие люди" - в частности) устремляет читателя к восхождению на большую гору, предлагает решать нравственные проблемы только безупречно, избегая каких бы то ни было компромиссов с совестью. В этом можно увидеть недальновидность, а можно - благородство. Можно посчитать это наивностью, а можно - духовным дерзанием.

Е. С. Смоленская

smolenskayaes@mail.ru

10.08.2011

Оставить комментарий © Copyright Смоленская Екатерина Сергеевна (visarga@bk.ru) Размещен: 10/08/2011, изменен: 18/08/2011. 13k. Статистика. Статья: Критика Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Статья о повести "Близкие люди", размещённая с разрешения автора

Смоленская Екатерина Сергеевна Е.С. Смоленская Близкие люди Б. Гречина

Смоленская Екатерина Сергеевна
Е.С. Смоленская Близкие люди Б. Гречина