С каждым часом мне становилось всё хуже. Стоит ли пытаться описать моё состояние на четвёртые сутки после заражения? Сомневаюсь, что даже смогу это словесно описать.
В замке за мной ухаживали лучшие среди сородичей врачи, но ни одному каиниту доселе ещё не удавалось выжить после заражения крови. Так что я уже давно - по моим личным меркам, где час казался днём - оставил даже крохотные намёки на надежду. Мысленно я всё время представлял, как в одну прекрасную минуту перестану чувствовать постель под собой и провалюсь в самое пекло Преисподней, куда мне самая дорога. Куда нам всем самая дорога.
Императорскую дочку ко мне не пускали по приказу Его Вечности. Да и я сам не хотел бы, чтобы последнее её воспоминание обо мне изобиловало жалостью и бессмысленным состраданием. И я сам не хотел бы, чтобы в мою память врезался её плачущий образ. Уверен, она бы плакала, увидь она меня в таком полубредовом состоянии.
Я давно потерял в этих муках гниения изнутри счёт времени, но отчётливо, как никогда, помню, что в тот день было холодно на улице, и сквозь открытое окно в мою комнату влетали мелкие снежинки, звеня на лету волшебными переливами едва слышных звуков. Странно, но именно на смертном одре начинаешь ценить всю красоту жизни, таящуюся в мелочах. Залюбовавшись зимним чудом природы, я внезапно осознал, что впервые за долгое время могу спокойно дышать, пусть и с сиплыми хрипами. А ещё будто физически я почувствовал, что в комнате находится кто-то ещё помимо моего быстро тлеющего тела.
- Хьюго, - вдруг донеслось до меня тихое эхо нерешительного зова. Я было подумал, что вот, наконец, и пришёл мой час, и ангел Смерти в образе прекрасной девы явился по мою душу, но мягкое прикосновение нежной тёплой ладони к моей щеке оказалось вовсе не призрачным.
Я перевел свой стеклянный взгляд на объект рядом и с бессильным удивлением приветственно прошептал:
- Азалия... Я знал, что ты придёшь.
- Откуда? - Изумилась она, всё ещё лаская мою смертельно-белую впалую щеку. - Даже я этого не знала.
- Ты не могла оставить меня мирно умереть, - спокойно объяснил, переведя заторможенный взгляд снова на пролетающие над головой снежинки. - Тебе бы хотелось попрощаться, помучить меня подольше...
В ответ грустная усмешка.
- Но я не пришла проститься, Хьюго, - покачала зеленоглазая головой, - и вы не умрёте, я обещаю.
- Почему ты так уверена? - Скептически спросил и получил упрямый ответ:
- Потому что я могу вам помочь.
- Глупый гадкий утёнок, - едва не задохнувшись от вырвавшегося полусмешка, выдохнул я, смиренно наблюдая за танцем замёрзших кристалликов воды в воздухе, оседающих позже на моих заледенелых ладонях и даже не тающих, - мне ты уже не поможешь ничем. - Ещё один болезненный смешок. - Разве что вгонишь в моё и так почти небьющееся сердце кухонный нож, прокрутишь пару раз и прекратишь этим мои страдания.
Я с трудом немного повернул голову в её сторону и заглянул в Бермудские глаза, неожиданно не обнаружив в них сознания. Сильно увеличенные зрачки смотрели на меня обезумевшим взглядом. И вот тут я взволновался: а стоило ли мне высказывать последнюю мысль?..
- Вы не понимаете, - негромко пролепетала девочка, погладив меня теперь по волосам. - Я знаю, как помочь вам.
- Нет необходимости, - решив не пререкаться напоследок, одними губами пробормотал я. Солнце за окном вышло ненадолго из-за туч и заставило заблестеть мирно покоящийся над ложбинкой груди Чистого дитя серебряный кулон с пиропом. Красивое украшение. На красивом месте.
Возможно, смерть станет для меня и облегчением, великим освобождением от мирской скуки и сомнительного удовольствия существования на Земле. Попав в Ад, я, возможно, хотя бы познаю новые краски мироощущения.
- Нет, есть, - спокойно заявила, чуть склонившись ко мне и разместив вторую свою руку на моём плече. - Да и этот путь к выздоровлению вам понравится. - Одно это её обещание мне уже не нравилось. - Вам нужно будет всего лишь испить моей крови, - закончила юная леди свою мысль, поудобнее перехватила мою голову и медленно потянула мой торс на себя, заставляя с неимоверными мучениями сесть.
- Нет, Азалия, - хрипло попытался я возразить, - перестань. Что за глупости ты несёшь?
- И ничего не глупости, - шёпотом ответила, удерживая меня одной рукой, а второй выудив из кармана складной походный нож и приставив его к собственной шее, - а всего лишь необходимые меры.
Она надавила острием на свою папирусную кожу, почти без усилий рассекая её, и придвинулась ближе ко мне. Изголодавшийся по свежей крови и одурманенный опьяняющим запахом Азалии, я лишь вздрогнул в момент, когда моих губ коснулась алая дорожка, и сам приложился клыками к бледной шее Спасения, неспособный сопротивляться своим желаниям и потребностям.
Не помню, сколько я выпил её, но в красках помню все ощущения следующих суток, когда мой почти умерший организм стал стремительно восстанавливаться и набирать силу. Тот день я не помню. Зато отчётливо знаю, как открыл глаза 13 февраля 1945 года, самостоятельно подошёл к окну, молча радуясь тому, что жив, и услышал за спиной холодный голос мэтра: