Я начинаю уставать. Живым себя не чувствую, но появились отвращение к убийствам и любовь к смертным радостям. Мой Цветочек заново учит меня чувствовать этот никчёмный, обречённый на смерть мир. Каждый день мы завтракаем вместе, идём на небольшую прогулку вокруг замка, занимаемся ерундой, вместе нюхаем книги, как бы глупо это ни звучало. Сегодня она учила меня технике оригами. Складывать фигурки из бумаги - бесполезное дело, пустая трата времени и письменных принадлежностей. Но абсолютно всё приобретает смысл, если делается руками Азалии.
Мне не нравится то, что она со мной творит. Она меняет меня. Точнее, пытается. И успешно, должен я признать. Но меня дико раздражает этот явный прогресс.
- Она раздражает тебя, - укорял Ярослав, - но ты всё равно пытаешься отсрочить ей взросление и подольше оставить возле себя. Дациан, я хочу спросить: ты больной? В чём логика?
- Не она раздражает меня, - попытался я защититься, - а её на меня влияние. Это разное...
- Нет, - фыркнул он, - это автоматически переносится на понятие "она меня бесит". Хватит уже, ты же и сам понимаешь, что она тебя только гробит. Да, и, кстати, может, ты не знаешь, но она переписывается с Хьюго.
- Как ты мог подумать, что я чего-то не знаю, - я позволил себе усмешку, чувствуя некоторое преимущество.
На мой стол упала внушительная стопка конвертов, стянутых плотной лентой.
- Неужели? - С жёсткой насмешкой парировал сородич и, оставив меня наедине с ошеломлением, лениво удалился.
Сейчас я сидел и со скоростью света раскрывал, прочитывал и аккуратно убирал снова в конверт одно за другим каждое письмо. Я не мог поверить, что упустил это из виду. И чувствовал волнение, как мальчишка, боясь разоблачения.
Азалия просила Хьюго приехать. Ссылалась на скуку. На его вопросы о наших с ней отношениях отвечала односложно, тщательно подбирая, видимо, слова. Она знала, что до меня дойдёт эта переписка? Не доверяет мне? Или догадывается, что будет? Почему она мне не рассказала? И отзывается обо мне в письмах так сдержанно?
Я услышал маленькие быстрые шаги ещё тогда, когда тонкие девичьи ножки шли по лестнице с верхнего этажа на этот. В мгновение ока я спрятал все конверты в ящик стола, прикрыл папками и уже готов был встретить девочку, снова страдавшую бессонницей. Ждать её оказалось невыносимо долго. Она снова замедлилась у моих дверей. А когда открыла их, не спешила входить. Заметив мой прямой обеспокоенный взгляд на себе, зарделась, наступив одной стопой на другую и потерев левый глаз кулачком.
- То же самое? - Обеспокоенно спросил я, встав и направившись к ней нарочито медленным шагом. Азалия только кивнула, щурясь от яркого света лампочки. Может, я мало уделяю ей времени? - Не бойся, - я обнял её за плечи и осторожно прижал к себе, отчего-то робко и с небывалым наслаждением вдыхая сладкий своеобразный запах её волос, - это просто неспокойные сны. Они вредят лишь твоим видениям - тебе не навредят никак.
- Я знаю, - охрипшим от сна голосом выдавила и прокашлялась, - но они звучат так реалистично... С каждым разом всё ближе и ближе.
- Тебе только кажется, - попытался успокоить её, стараясь не выдать собственной смятенности.
- Мама говорила, - хмыкнув, заговорила, положив голову на моё плечо, - когда кажется, креститься надо.
- Да, - пробормотал я, неожиданно вспомнив некоторую деталь, - твоя мама любила шутить.