День прошёл довольно спокойно. Мы с Хьюго занимались делами, Азалия гуляла с сестрой, Ярослав сопровождал их. Закончили мы только к вечеру. Ассистент сказал мне, что, как только они вернулись в замок и поужинали, моя дочь объявила, что устала, и отправилась спать, даже отказавшись от сопровождения её... гувернёра, скажем так.
Освободившись, я сразу решил зайти к ней, надеясь застать ещё не спящей. По пути перебирал все возможные варианты причин её расстройства, но их было слишком много, и все по-своему могли подходить. Они могли поругаться с сестрой. Мог состояться очередной конфликт с Вишневецким. Или она на самом деле устала.
Вежливо постучав, я открыл дверь и вошёл. Сразу же в нос ударил запах соли. Девочка обнаружилась на полу у кровати, прижавшей колени к груди, обхватившей ноги руками и спрятавшей на коленях лицо. Всхлипывая, она даже не заметила, как я подошёл.
- Милая, - тихо позвал, отчего она вздрогнула и резко вскинула голову, обращая на меня испуганный, отчаянный взгляд. Мокрые щёки, заплаканные глаза... Кажется, сегодня прольётся кровь обидчика нашей святыни.
- Папа, - удивлённо прохрипела она, стремительно вытирая ладонями влагу с лица, - почему вы здесь?
- Ярослав сказал, ты ушла от него сильно уставшей, и я решил проверить, всё ли у тебя в порядке, - ответил ей, усаживаясь рядом на пол. - И, как вижу, не зря. - Попытался заглянуть в её глаза. - Что случилось? - Посмотрев на собственные ноги, она не решалась сказать о своих тревогах, но мне, как отцу, необходимо было знать. - Азалия, ты должна доверять мне, - тихо напоминаю, - мы семья, между нами недопустимы тайны. Согласна?
Она неуверенно кивнула, не сдвигая глаз с одной точки, но в итоге повернулась и выдала невероятное:
- Я влюбилась, папа, - сдавленно пробормотала, - в вашего ученика. - Снова смотрит только вниз, не в силах выдержать мой прямой изумлённый взор на себе. - В Хьюго.
Я знал, что она неравнодушна к нему, предполагал симпатию, но влюблённость?.. Может ли Святая Скверна любить? Хм. Ну, видимо, может. Хотя, возможно, это её собственное испытание для себя же? Или это человеческая в ней остаточность?
- Тогда почему ты плачешь? - Ничто разумнее так и не появилось в моей голове, и я спросил то, что спрашивал однажды у себя же - почему я в отчаянии от своих чувств, если я могу сделать с ними, что захочу. - Это не плохо, так что поводов для слёз у тебя пока нет, верно? - С мягкой улыбкой объясняю, осторожно утирая тыльной стороной пальцев её снова скатывающиеся по блестящей от влаги коже слёзки.
- Нет, - судорожно вздохнула и передёрнула плечами, упорно глядя лишь в пол, - поводов у меня достаточно, вы просто ещё не знаете. - Минута тишины, в которой я не решался подтолкнуть её поделиться переживаниями, прекрасно понимая психику подростка. - Две недели назад я призналась ему в свои чувствах, - бормочет себе под нос, - но, к сожалению, господин Роллс-Ройс не разделяет моих настроейний. Он сказал, что я ему неинтересна, и ушёл.
- Понятно, - чуть нахмурившись, я поднялся на ноги и протянул ей руку, предлагая также встать.
- Но он хотя бы извинился, - подняв на меня жалобный взгляд, попыталась девочка защитить сородича, не обращая внимания на мою немую просьбу.
- И ты все эти дни вот также страдала?
- Не так, - покачала головой и сжалась сильнее, опять не смотря на меня.
- Тогда что заставило тебя так расстроиться сейчас?
Тяжёлый вздох и едва слышное:
- Чарли проговорилась, что все эти года она провела вместе с господином Роллс-Ройсом, и между ними... Я, скорее, сама догадалась по её словам, что происходит между ними.
"...с господином Роллс-Ройсом"! раньше она не называла его на "вы". Быть может, так ранимая душа ребёнка пытается отдалиться от и без того недосягаемого?
На этот раз она послушно взялась за мою ладонь и поднялась, тут же запрокинув голову, чтобы иметь возможность смотреть мне в глаза.
- Вы только не злитесь на него, папа, - попросила, сдвинув брови домиком, жалко улыбнулась и неуверенно попыталась снова защитить моего преемника: - О-он ведь не виноват. Чувства - это не контролируемый процесс, и... ни он, ни я, ни кто-то ещё в этом не виноваты. Оно само как-то. Давайте не будем ничего менять? Пусть всё останется так, как уже есть? Сердцу не прикажешь.
Прикажешь, милая. Запомни: прикажешь, если захочешь.
Разглядывая сквозь Бермудские блестящие глаза почти неразличимые и неслышные мысли дочери, я неуверенно улыбнулся, не находя в них ни единого оттенка злости, но ясно ощущая, что вся она - сплошной сгусток Тьмы, и погладил Чистое дитя по голове.
- Ты слишком добрая, моя девочка, - прошептал, целуя её в лоб и прижимая к своей груди. - Однажды тебя это погубит, но я так не хочу, чтобы ты менялась. Обещаю, я сумею защитить тебя абсолютно от всего, только оставайся этой Азалией, ладно?
Почувствовав, как её губы растягиваются шире, услышал тихое "Ладно" и понял, что расстаться с ней не смогу. Моя. Моё! Ох, милая, знала бы ты всё...