Ходила дурочка по сумрачному бору,
искала ощупью репейный лист и пшат.
У ней, как горб уродца погорелого собора
парижского, растет мешок из-за спины, в мешке лежат

жизни земной шматы, почти что четверть века,
неровной пыльной кучей, как мансардный хлам.
В нем, словно в теле кулича изюм, безбожно редко
сияют яркие детальки к пестрым витражам,

пластинки ломкости стеклянной темпоральных
мирских отрезков. На них, глядя на просвет, 
можно увидеть, как на фотопленке, очертанья
воспоминаний о в сознаньи проведенных лет.

Но постепенно четкость растеряет отраженье
в зеркальном диске, если туда долго не смотреть.
Как фильтр наложить, нарочно искаженья
картинки можно получить, трудней - стереть.

Резервы памяти заполнены наполовину,
но дурочка от долгого блужданья в трёх соснах,
оставила надежду, правый путь во тьме долины, 
давно потерянный, опять не отыскав.