Грицук Людмила Аркадьевна : другие произведения.

Evergreen Island

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    История о встрече с призраком музыканта. Все стихи в повести, кроме тех, что цитируются из книги, являются переработанными переводами лирики HYDE. Сама повесть написана под впечатлением альбома и видео-клипов его же авторства.

Evergreen Island

  

I

begin

   Они приехали на остров летом, когда ветер не мог разогнать тепло и пробрать до костей. Можно было ходить даже в платьях, если, конечно, сверху надеть легкий свитер или ветровку. Обилие камней не оставляло выбора в обуви -- кроссовки и только кроссовки. Школьницы с любопытством оглядывали место, куда их забросили паром, дружба и наличие бабушки одной из них.
   Городок-деревня не был в запустении, хотя оживленным его нельзя было назвать. Несмотря на то, что ровесников не было видно, в основном, они успели заметить молодых людей и совсем уж старичков и старушек. Бабушка вела свой старый драндулет, о чем-то непринужденно болтая. Она постоянно прерывала свою речь вопросами о родственниках, которые задавала своей внучке. Та не затруднялась с ответами, потому что бабушка их не слушала. Девочки были уверены, что она даже не запомнила их имен, когда они назывались, стоя на ледяном ветру на то ли причале, то ли пирсе, они не разбирались.
   За окошком драндулета проплывали старые, но ухоженные улицы и дома, за которыми словно мерцали каменистые поля, какие-то подобия скал и море, которому больше всего подходило прилагательное "седое".
   Дом у бабушки оказался сносный: небольшой, уютный и теплый, с красной крышей, как им и мечталось. В 14 лет о многом мечтаешь. Их поселили по двое в разных комнатах, которые находились на одном этаже. Сам домик был двухэтажным. Бабушка жила в комнате при кухне на первом. Одна из комнат, которую они занимали, была явно переделана из ванной. Теперь в доме была одна ванная, на первом этаже, зато это была хорошая ванная.
   Бабушка, пока кормила их и изображала гостеприимство, то начинала говорить без остановки о каких-то неизвестных им людях и их делах, то замолкала, пристально исподлобья глядя на девочек. Только ее внучка чувствовала себя относительно уютно и свободно, потому что привыкла к такому поведению бабушки за те визиты, когда та приезжала к своей дочери.

_________

   Несколько дней ушло на то, чтобы осознать горькую истину: купаться нельзя, вода слишком холодная. Впрочем, так же, как и ветер. Только постоянно греющее солнце сглаживало ледяное впечатление от острова.
   Девочки быстро обследовали городок-деревню, познакомившись с несколькими жителями, которые показались им не менее странными, чем бабушка их подруги. На их вопросы внучка отвечала лишь пожатием плеч, потому что сама была здесь в первый раз. От жителей острова они узнали, что их ровесники разъехались по летним лагерям, родственникам и курортам. Одна из них, более наблюдательная, обратила внимание, что нет не только их ровесников, но и молодых женщин лет до тридцати. Ни девочек, ни девушек, одни женщины, которым явно за тридцать. Все они разъехались кто по одиночке, кто с родственниками, кто с кем. Вечерами школьницы развлекали себя страшными историями о городке-деревне, где в жертву приносят молодых девушек. Но никто на них не косился, не наблюдал тайком за ними. На них вообще обращали мало внимания.
   В городке-деревне было только одно общее заведение -- что-то среднее между баром, кафе и рестораном. Собственно, для жителей острова оно являлось и тем, и другим, и третьим. Называлось оно очень оригинально "На берегу", хотя стояло на улице далеко от реального берега. Девочки заходили туда погреться и выпить горячего шоколада или чая. Хозяин угощал их бесплатно, объяснив, что здесь не принято платить сразу. Бабушка заплатит в конце года, и цены у него маленькие. Убедившись, что он прав, и что цены и вправду умиляют, они стали свободно брать напитки и изредка -- пирожные.
   Однажды, когда они зашли в "На берегу", там играла не обычная музыка, которую они прозвали "серой тоской", а что-то более интересное. Это было похоже на рок, только какой-то странный, а голос у вокалиста завораживал чем-то. Школьницы замолчали, как только вошли, и молчали, пока песня не закончилась. Потом хозяин снова включил свою волынку, и они ожили.
   -- Кто только что пел? -- поинтересовалась одна из них.
   -- Понятия не имею, -- буркнул хозяин, яростно моя стаканы. -- Взялось откуда-то вот. Вам чего? Как обычно?
   -- Да, -- несколько растерянно кивнула девочка.
   Он сам принес им поднос с напитками и тарелкой пирожных. Когда же они стали возражать, ответил, что это за счет заведения. Они удивились, но приняли его подарок.
   За сладостями они начали обсуждать песню, которую услышали, и совместными усилиями выяснили, что завораживал голос певца своим тембром и тем, как он сочетался с гитарными аккордами, звучавшими в песне. Они не смогли вспомнить слов, но одна из них помнила, что там было что-то про готовность и про доверие. Девочки пару раз пошло пошутили, но сошлись на том, что песня очень веселая и оптимистичная, порождающая хорошее настроение и даже улыбку.

_________

   Бабушка рассказывала им иногда об острове. Когда-то он был весь покрыт елями и соснами и назывался Вечнозеленым. Потом сюда пришли люди и вырубили все леса, построив из деревьев дома и лодки. Главным занятием жителей острова была рыбная ловля, поэтому остров назывался Рыбным Раем, хотя многие продолжали почему-то использовать его старое имя. Когда-то, в пору своего рождения, городок-деревня, единственный населенный пункт острова, был очень оживленным. Он, собственно, и не умирал, просто появилась мода на жизнь в большом городе, и молодежь начала уезжать. Уезжали даже пожилые, потому что слышали, что в больших городах жизнь удобнее. Кто-то возвращался. Городок-деревня продолжал жить свой тихой, полузабытой, полусонной жизнью.
   Дом, в котором жила бабушка, раньше принадлежал кому-то другому, но когда-то она там поселилась и вырастила дочь, которая, как все, уехала на большую землю в большой город. Ее дочь, внучка старой жительницы острова, приехала навестить бабушку с подругами. Она удивляла их рассказами, что всю жизнь прожила на острове, изредка выезжая навестить дочь.

_________

   Как-то девочки забрели на кладбище. Полдень прошел совсем недавно, поэтому там было не страшно, а интересно. Они разглядывали надгробные камни, переговариваясь почти шепотом и стараясь не нарушить тихой торжественности этого места. На некотором расстоянии от них шел чудаковатый старик-сторож. Когда они задерживались у какой-нибудь могилы, он рассказывал что-нибудь о том, кто в ней лежит.
   Детская могила привлекла их внимание, и школьницы подошли ближе. Это было трудно не заметить: в ряд располагались четыре могилы семейства Фойвелл. Муж и жена, их дочь и еще одно надгробие, на котором не было ничего, кроме имени. Сторож пояснил, что девочка утонула в море. Ее родители умерли через несколько лет после этого с совсем небольшой разницей между собой. О могиле с именем Фойвелла Сиднея ничего сказать было нельзя. Мрачный черный камень с выбитыми на нем белыми буквами не умел говорить. Сторож почему-то молчал.
   Скоро девочки ушли с кладбища, потому что там оказалось и нет уж много интересного.
   Когда они пытались расспросить бабушку о Фойвеллах, ведь она была еще молодой, когда они умирали, она не хотела ничего рассказывать, тут же находя гостьям какое-нибудь занятие, или неловко переводя разговор на другую тему.

_________

   Закончив изучение городка-деревни, школьницы решили побродить по острову. Им и в голову не пришло рассказывать об этом решении бабушке, так как та никогда не интересовалась, куда они идут и зачем. Преступников на острове не было. И люди ходили почти везде.
   Каменистые поля сразу за городом были скучны и однообразны. Там нельзя было найти интересных камней или любопытных цветов. Красивые камни были только на побережье, но там всегда дул ледяной, пронизывающий не только тело, но и душу, ветер.
   Однажды они забрели в самую дальнюю часть острова и наткнулись там на башню, чем-то похожую на маяк. Она была сложена из крупных кирпичей и производила впечатление старого, но крепкого здания. Крыша ее была круглой, уложена серой черепицей, большие окна, забранные решеткой были только на первом этаже, выше их не было вообще, только большой балкон как-то странно выпячивался на самом верху, делая башню похожей на нелепый и недоделанный дом.
   Девочкам показалось, что в башне кто-то есть, и они робко постучались. Открыл тяжелую деревянную дверь мужчина, который не выглядел стариком из-за непоседевших волос. Но у него были очень старые глаза. Он оглядел их и впустил в дом. Предупредил, чтобы ничего без разрешения не трогали, и ушел вглубь дома-башни. Они вошли следом за ним и стали бродить вокруг. Он не обращал на них внимания.
   Первый этаж состоял из трех комнат: холла, в котором мужчина полировал гроб, а еще три стояли по стенам, кухни, где явно очень редко готовили, и спальни.
   Спальня выглядела странно. У нее был холодный каменный пол, бледные занавески висели на окне, которое было лишь прикрыто и даже не защищено решеткой. Недалеко от него стояла старинная железная кровать, аккуратно застеленная простыней, с аккуратной небольшой подушкой, но поверх всего было небрежно брошено полупрозрачное покрывало. Кровать стояла изголовьем к той стене, что вся была занята книжными полками. Книги были самые разные. Часть из них словно вывалилась из-за сильного толчка на пол и продолжали там валяться. Кое-где в каменном полу скопились лужицы воды, которую, наверное, нанесло из открытого окна. Приглядевшись к полкам, девочки поняли, что кто-то пытался собрать книги обратно, но не закончил уборку. Сначала они подумали, что это комната того мужчины, что встретил их. Но когда одна из них нечаянно села на кровать, поднялась такая пыль, что они были вынуждены выскочить прочь, кашляя и задыхаясь.
   Мужчина ничего им не сказал.
   Отряхнувшись, они решили подняться наверх по узкой винтовой лестнице, лихо закрученной неизвестным архитектором.
   Второго и третьего этажа у башни просто не было. На четвертом, последнем, было две светлые комнаты, пустые, с каким-то мусором, вроде того, что остается в квартире после переезда жильцов. Одна из них вела на маленький балкончик с видом на море, которое, казалось, бушевало прямо под школьницами, но на самом деле было не так уж и близко, так как башня стояла не на самом берегу. Из второй комнаты можно было попасть на большой балкон, где мужчина занимался своим ремеслом гробовщика. Большой балкон выходил на остров, и девочки какое-то время любовались туманным городом-деревней на горизонте, полускрытым невысокой горной грядой. Они прозвали ее грядкой.
   Больше там ничего не было, и они спустились обратно. Мужчина стоял посреди холла и задумчиво раскуривал трубку.
   -- Скажите, а кто раньше жил в спальне? -- на правах почти-хозяйки спросила внучка жительницы острова.
   -- Хозяин этого дома, -- ответил мужчина.
   Они не знали, что спрашивать дальше.
   -- Вы знаете, почему летом здесь никого нет? -- вдруг выпалила одна из школьниц. Другие удивленно на нее посмотрели.
   -- Знаю. Конечно, знаю. Они не верят, смеются над старой историей, но боятся, и каждый раз отправляют детей и девочек куда подальше... Но я еще верю.
   Они тактично молчали, понимая, что он, возможно, единственный, кто хоть что-то им расскажет. Он выдохнул клуб дыма.
   -- Это было давно. Сорок лет назад. Хотя начать надо раньше. Сюда приехали Фойвеллы. Давно. Построили дом на окраине и стали там жить. Наняли меня и вашу бабку. Я тогда был мальчишкой, она -- молоденькой девушкой. Она служила у них экономкой, а я -- сторожем и садовником... Фойвеллы жили в том самом доме, где вы поселились. Они были хорошей парой, очень преданны друг другу, любили друг друга. Обаяли всех, кто жил тогда здесь, своей добротой. У них было двое детей. Сын родился вскоре после того, как они здесь поселились. Его родители не были красавцами, а он уродился красивым. Взял от них самое лучшее во внешности. Но слыл странным парнем. Замкнутым, как будто высокомерным, весь был в своей музыке, даже в школе, вроде, были проблемы из-за этого. Но я-то знаю, он таким был от того, что не знал, как общаться с людьми. Со мной и с экономкой он всегда был добрым. Помогал ей по дому, болтал со мной, когда я копался в саду, даже сторожил дом как-то вместе со мной. Быстро заснул, умаяли его переживания... Когда ему было четырнадцать, родилась его сестренка. В ней все души не чаяли, не только родители и он. Хорошенькая была девочка, как маленькое солнышко.
   Он замолчал, занявшись своей трубкой. Девочки тоже молчали.
   -- Ей было шесть лет... Однажды, осенью, она пошла с другими детьми к морю. И утонула. Налетел шквал, поднял волну, и ее унесло. Тело выбросило недалеко отсюда. Всем было тяжело. Филипп и Иза словно потускнели. Хуже всех, мне думается, было Сидни. Не знаю почему, но он винил себя в том, что случилось, хотя никто не поручал ему присматривать за ней. У него к тому времени была своя жизнь. Да, он винил себя... Не помню слов, помню, что подумал, как странно он это делает.
   Мужчина выпустил еще клуб дыма. Было заметно, что ему тяжело. До сих пор.
   -- Он после школы никуда не пошел, а стал заниматься своей музыкой. Нашел где-то здесь ребят, они пели и играли для нас. Хорошая у них была музыка. Молодежная такая, боевая, но приятная на слух. У Кристиана из "На берегу" должны были сохраниться их записи. Как-то к ребятам приехал кто-то важный, и они стали выступать уже и на большой земле. Начали становиться популярными. А тут это... Сидни после смерти малышки почти не выезжал с острова. Построил этот дом и жил здесь. Наверху они записывали музыку, внизу он жил. Балкончик выходит на то самое место, куда выбросило тело девочки... Так что спальня и книги его. Он жил здесь. А потом он исчез.
   Мужчина принялся яростно раскуривать свою трубку. Школьницы терпеливо ждали, понимая, что их ждет награда: удовлетворение любопытства.
   -- В тот день был небольшой шторм, так что его тело могло отнести далеко. Закапывать здесь негде, слишком много камней. Единственный пригодный участок отведен под кладбище. Его друзья забрали аппаратуру и ушли. Дом стоял пустым... Филипп и Иза совсем погасли после этого. На них было страшно смотреть. Через небольшое время они один за другим ушли в могилу... Все бы ничего, но, понятно, сюда потянулись дети, подростки и те, кто постарше, за тем, что здесь, может быть, искал Сидни. За уединением. Поиграться там, помиловаться или чего похуже... Было лето. Год прошел после того, как этот дом опустел, а в другом осталась только экономка. Растащили все, что здесь было, кухню я сам потом обустроил. Только спальню не тронули совсем, даже картинки не сняли. Говорили, что страшно как-то. Неприятно было в спальне находиться. А потом все и началось... Пропали три девушки. Одной было пятнадцать, другой двадцать, третьей двадцать три. Их тела потом выбросило прямо возле города. Сначала грешили на маньяка, но потом выяснилось, что та, которой было двадцать, под страшным секретом призналась лучшей подруге, что встретила в этом доме замечательного парня. И все. Никак его не описывала. Потом пропала еще одна девушка, чтобы через какое-то время ее труп нашли на берегу. Она перед смертью часто сюда ходила.
   Он опять замолчал.
   -- Сидни был красавчиком, не просто смазливым парнем. Девчонки на нем висли. Он не то, чтобы был против, но быстро понял, что к чему, и интересовался ими не слишком... По крайней мере, бабником не был.
   Опять молчание.
   -- Мне никто не верит, но тогда поверили все. Его призрак остался здесь и охраняет зачем-то дом. Особенно спальню... Компания молодежи, местные и приезжие, решили устроить здесь пикник с ночевкой. На следующее лето после исчезновений девушек. Тогда всем девчонкам запретили приближаться к этому дому. Они подумали, что в хорошей компании им ничего не грозит. Не знаю, что случилось ночью, но днем их нашли всех, забитых насмерть. Причем ничего тяжелого в доме не осталось. Все ведь вынесли, а книги были невредимы... На какое-то время этого хватило, и пару лет сюда никто не совался, хотя пропадали девушки. Летом. По одной. Все, как обычно: интерес к этому дому, а потом -- труп на берегу. Они все выпрыгивали с того маленького балкончика, и, как ни странно, долетали до воды, чтобы разбиться о камни... Потом опять какая-то разбитная компания явилась доказывать свою храбрость. Часть из них выжила, но они сошли с ума. Они утверждали, что, когда начало смеркаться, на них отовсюду посыпались сильные удары. Из ниоткуда. Словно кто-то бил их кулаком, множеством кулаков. Много невидимок, разгневанных присутствием в этом доме людей... Так продолжалось много лет. Потом я решил поселиться здесь, чтобы не было больше жертв. С тех пор только изредка девушки пропадали. Остальных я отвадил.
   Одна из девочек вспомнила, что напротив кровати висела какая-то блеклая, вроде выгоревшая на солнце картинка. Печатная, как будто вырезанная из журнала.
   -- Вы хотите сказать, что в спальне все-все осталось таким, как в день исчезновения Сиднея? -- удивилась одна из них.
   -- Не кличь призрака по имени, придет... -- пробормотал мужчина, набивая трубку заново. -- Ну да. Все так, как было.
   -- Но это невозможно! Вы сказали, что он исчез сорок лет назад, окно открыто, значит, все должно было сильно попортиться! -- она была очень рада опровергнуть бредовую историю странного человека. Хотя бы для того, чтобы рассеять атмосферу тайны и страха, воцарившуюся в холле старого дома.
   -- Я знаю, -- просто ответил гробовщик. -- Но все стоит нетронутым. Завтра утром я приду, а там все будет по-прежнему. Не останется и следа от той пыли, что вы подняли.
   -- Почему тогда там пыль остается? -- продолжала упорствовать девочка.
   -- Не знаю. Наверное, хозяин дома этого хочет, -- он пожал плечами. -- Скоро будет вечер. Шли бы вы домой девочки.
   Трое из них передернули плечами, ощутив, видимо, то же, что и он: странный холод, пробежавшийся по первому этажу. Этот холод леденил не тело, а сердце и душу. Самая наблюдательная из девочек заметила, что холод имел определенное направление: он устремился прямо в спальню.
   -- У вас не будет чего-нибудь горячего попить? -- вдруг жалобно попросила одна из школьниц. Мужчина задумчиво посмотрел на нее и пошел на кухню. Остальные поплелись за ним.
   Самую наблюдательную звали Анной. Она же была и наиболее любопытной по сравнению с другими. Когда все ушли на кухню, она тихонько подошла к двери в спальню, приоткрыла ее и заглянула в щелочку.
   На кровати под покрывалом кто-то лежал ничком, с головой укрывшись покрывалось. Лежавший был светловолосым и одет в белую кофту. Так что под белым полупрозрачным покрывалом выделялись лишь черные штаны. Человек лежал обутым. Лицом к двери, в которую она заглядывала, потому что то, что виднелось под тканью, быть затылком никак не могло. Пыли не было, не до конца убранные книги валялись на полу.
   Судорожно вдохнув воздух, Анна захлопнула дверь и с такой силой отшатнулась, что с размаху села на каменный пол, громко охнув. Торопливые шаги за спиной заставили ее сменить позу, чтобы гробовщик ничего не понял.

_________

   Девочки шли домой, жарко споря о правдивости рассказа странного мужчины. Они понимали, что бабушка, может, ничего им и не скажет, даже если они спросят ее напрямик. Одна Анна молчала, временами пиная попадавшиеся на пути мелкие камешки. Она старалась убедить себя, что ей показалось, что она просто слишком впечатлилась историей Фойвелла Сиднея.
   -- Фойвелл Сидней, -- вдруг громко произнесла она. Ее подруги от изумления споткнулись, чуть не упав, и синхронно обернулись к ней. Она смутилась. Когда она произнесла его имя, ничего не произошло. Никаких потусторонних ветров и прочего. Значит, старик врал. Имена призраков можно вспоминать... То есть не призраков, а мертвых, призраков и привидений не бывает... Ведь не бывает? И ей привиделось.
   -- С чего это вдруг ты?.. -- начала рассерженно внучка их хозяйки, которую звали Мария.
   -- Что на тебя нашло? -- начали интересоваться другие девочки.
   Несчастная девочка принялась отнекиваться и придумывать какую-нибудь чушь. К счастью, ее подруги быстро вернулись к своему спору. Однако Мария пошла рядом с ней, с любопытством косясь на нее.
   -- Что все-таки случилось? -- наконец спросила она. -- Ан, ты на себя не похожа.
   Девочка сжала губы, отчего ее рот превратился в тоненькую ниточку, и помотала головой. Если бы не Анна, школьницы вряд ли заметили отсутствие определенной категории людей, не вспомнили бы слов из песни, что играла в "На берегу", и вообще... А сейчас она шла с видом пойманного разведчика. Однако она быстро пришла к какому-то выводу, который успокоил ее. Она открыто посмотрела на подругу и улыбнулась ей.
   -- Соберемся ночью вместе, в одной комнате, вот и расскажу! -- захихикав, она догнала остальных, оставив Марию в недоумении. Девочка пожала плечами и поспешила вслед за всеми.

_________

   В час ночи все девочки потихоньку перебрались в комнату, где спала Анна, ту самую, которая была переделана из ванной. Героиня дня сидела на кровати, обхватив колени руками и уже задремывая. Ее растолкали. Школьницы устроились на ее кровати, умудрившись умаститься там всей компанией. Они выжидательно смотрели на подругу. У них не было принято подталкивать рассказчицу, заставлять ее говорить. Если так делать, рассказ получится рваным и неинтересным. А если дать ей время подумать...
   -- Я вам расскажу, а сами решайте, верить или нет, -- решительно начала Анна. -- Мне кажется, что я видела Фойвелла Сиднея.
   -- Йах! -- вскрикнула одна из девочек. -- Нельзя же называть...
   -- Это суеверие, -- пожала плечами другая.
   -- Я не говорю, что это точно был он, -- так же решительно продолжила Анна. -- Я же никогда его не видела. Он лежал на кровати под покрывалом. У него светлые волосы, черные штаны и белая кофта.
   -- Там же пыльно!
   -- Как и сказал старик, -- она покачала головой. -- Никакой пыли там не было. По-моему, он спал. Но я не уверена.
   -- Покрывало было брошено небрежно... Может, ты приняла его за человека? -- принялась рассуждать одна из них.
   -- А ноги в черных штанах? А ботинки? Нет, там точно лежал человек!
   -- Но лица ты не видела.
   -- Ну да. Ну и что? А кто там мог лежать?
   -- Да мало ли! Старик поддерживает легенду! Чтобы никто ему не мешал заниматься своим делом в тихом и уютном местечке!
   -- Тихом? -- спросила девочка, которая тоже ощутила холод, который пронесся тогда сквозь дом.
   -- Благодаря этой сказке, -- пожала плечами другая девочка. -- Он же не предъявил никаких доказательств. Не помню, чтобы я читала об этом в газетах...
   -- А тебе тридцать лет? -- саркастически спросила Анна. Все засмеялись. -- Но... -- она посерьезнела. -- Вы думаете, мне показалось?
   -- Конечно, -- улыбнулась Мария. -- Мы же не в ужастике каком-то снимаемся. Этому есть какое-то объяснение. Может, тот парень искал себе приключений, вот и решил поиздеваться на стариком. Нехорошо, но глупо. Дурак он.
   Они не услышали, как бабушка вздохнула и бесшумно отошла от двери, также бесшумно спустилась вниз и вернулась в свою комнатку при кухне.
   -- Уф... -- Анна с облегчением рассмеялась и вытерла несуществующий пот со лба картинным движением. -- Спасибо. Я пыталась сама себя убедить, но у меня плохо получалось. А вы прям как психологи.
   -- Тогда пошли спать, а то тут все заснем, вповалку, -- скомандовала соседка Анны по комнате. Девочки ее послушались.

_________

   Анне приснился холодный ветер, бившийся в окно, словно птица. Окно почему-то было с частым переплетом, оно было закрыто, висели занавески цвета слоновой кости... Она резко обернулась, но на кровати никого не было. Покрывала там не было тоже. Книги были разбросаны по всей комнате. К кровати была прислонена гитара.
   Дверь скрипнула, открылась, и кто-то вошел...
   Девочка вскрикнула и проснулась.
   Ее соседка, севшая на кровати, смутилась, подумав, что напугала ее.

_________

   Весь день Анна была словно не в себе. Беспокоилась, порывалась куда-то идти, но сама не могла сказать куда. Невпопад отвечала на вопросы. Сказала, что приснился плохой сон, но не связанный с домом-башней.
   Городок-деревня тихо жил своей жизнью. Рыбаки ловили рыбу, кто-то там (девочки не запомнили) ее обрабатывал, подготавливая для перевозки на большую землю и дальнейшей транспортировки, магазинчики дремали, "На берегу" был открыт и, как всегда, там играла скучная серая музыка. Все же девочки решили пойти посидеть туда, чтобы развеяться.
   Однако в баре-ресторане-кафе Анна совсем замкнулась, погрузившись в напряженное молчание. Подруги решили ее не трогать, хотя Мария беспокоилась, беспокоилась сильнее остальных. Они были лучшими подругами.
   Наконец Анна набралась решимости и подошла к стойке, за которой возился хозяин заведения. Которого звали Кристиан, она была в этом уверена.
   -- Скажите, ведь у вас остались записи группы Фойвелла Сиднея? -- чисто и звонко спросила она. Кто-то из девочек поперхнулся горячим шоколадом. Мужчина крупно вздрогнул и с возмущением уставился на нахалку. Но в этот момент она ощутила чей-то пристальный взгляд на своем затылке и резко обернулась к дверям. Там никого не было, ветер не мог потревожить их, ведь они были сделаны из тяжелого стекла.
   -- Нам сказал это человек, который теперь охраняет его дом.
   -- А-а... Старый болтун Дюк...
   -- Дюк?
   -- Кличка такая. Не знаю, как его зовут по-настоящему... Есть у меня эти записи, от отца остались. Ему нравилась эта группа.
   -- А как они назывались?
   Хозяин неприветливо зыркнул на нее.
   -- Что-то связанное с собаками. Не помню. Фотографии были у кого-то другого. Так вам поставить?
   Анна закивала. Он вздохнул, отвернулся от посетителей, наклонился, пошарил где-то на нижних полках... Присел на корточках, завозился с чем-то...
   По залу пронесся тихий раскат грома. После паузы, когда девочки недоуменно косились в окно, начала потихоньку играть гитара. А затем уже знакомый им голос запел. Что-то о чистой воде, каплях на листьях и ресницах. Завораживая своими переливами, гармонировавшими с гитарными переборами и аккордами.
   У Анны отвисла челюсть, но она быстро подобрала ее и вернулась к подругам.
   -- Зачем тебе это?
   -- Красиво, не спорю, но вдруг еще глюки будут?
   -- Не знаю. Просто я не думала, что ту песню пел именно он. То есть я так надеялась. Ну, не важно. Все лучше, чем "серая тоска", правда?
   Все закивали. У всех, кроме Марии, в глазах стояло грустное сожаление о поехавшей крыше подруги.
   Следующая песня была веселой, легкой и счастливой. О новом мире, который родился из любви и благодаря любви.
   Анна наконец сбросила груз пережитого за вчерашние день и ночь, и начала снова шутить и болтать с остальными девочками. Мария испытала облегчение, наблюдая за этим.
   В конце концов, у них каникулы.

_________

   В городке-деревне больше делать было нечего. Местные жители не стремились занять девочек каким-нибудь делом, рыбачки из них были никакие, а весь остров они, вроде, уже обошли.
   Их тянуло к дому Фойвелла Сиднея, как магнитом, хотя бы потому, что гробовщик был с ними словоохотлив. И в его присутствии нечего было опасаться выдуманных призраков? На то, чтобы решиться снова зайти в дом-башню, у них ушло не так уж и много времени. Вечером того же дня они стучались во все еще крепкую дверь. Мужчина был недоволен их приходом.
   -- Чего пришли? Я же сказал, здесь опасно...
   -- Если с вами ничего не происходит, то и с нами в вашем присутствии ничего не случится, -- логично возразила одна из школьниц.
   -- Я никогда этого не проверял, -- буркнул он в ответ. -- Что я потом вашим родителям говорить буду?
   -- Да с нами же ничего не случится, -- передернула плечами другая девочка. -- Мы не собираемся здесь ночевать.
   -- Скоро вечер, -- опять буркнул он.
   -- Когда вы уходите? -- оттерла в сторону вспыльчивых подруг Мария.
   -- Часа через три-четыре, -- подозрительно ответил мужчина.
   -- Мы уйдем с вами, -- решительно заявила девочка. -- Вот и все. Понимаете, нам делать нечего, а с вами можно поговорить... И здесь интересно.
   -- Страшно интересно... -- прошептала Анна, выделив слово "страшно". На нее зашикали.
   Всей компанией они пошли наверх смотреть, как гробовщик будет делать очередной гроб. Так как жителей на острове было не так уж и много, работы у него было мало. Поэтому он каждому гробу уделял особое внимание, стараясь сделать их красивее. Он вырезал какие-то завитушки, девочки расселись вокруг него, напоминая птичек на жердочках. Они внимательно наблюдали за его работой, не пытаясь спуститься вниз, где находилась опасная спальня.
   -- Первый гроб я делал для Сиднея, -- вдруг произнес мужчина.
   -- Но ведь его тела не нашли.
   -- Гроб и был пустым. Он вышел не очень хорошим, но я особо и не старался. Странно делать гроб для... того, кого просто нет.
   -- А почему у него такое странное надгробие? -- поинтересовалась Анна. -- Черный камень с белыми буквами, даже дат жизни и смерти нет.
   -- Да он сам так просил. Даже не просил, мы как-то болтали, когда я копался в саду Фойвеллов, и он обмолвился, что не хочет, чтобы на его надгробии было что-то кроме имени. И чтобы оно было как-то украшено. Я тогда все в шутку перевел, но он был серьезен.
   -- Сколько же лет ему тогда было? О таком вспоминать! -- поразилась Мария.
   -- Шестнадцать, кажись. Или что-то вроде того. Сами, небось, о том же вспомните, когда со своими парнями поругаетесь. Он тогда просто с девочкой своей что-то там не поделил.... А я запомнил и сделал, как он когда-то просил.
   -- Может быть, поэтому он вас не трогает... -- задумчиво произнесла Анна. Почему-то все, кроме нее, вздрогнули от этой фразы. Она смутилась.
   На какое-то время все замолчали. Гробовщик занимался своим делом, а девочки размышляли каждая о своем. Вечерело.
   -- Ой, а давайте мы вас что-нибудь вкусное приготовим! -- вдруг оживилась одна из школьниц. -- У вас же что-то есть в холодильнике? Мы такое можем сварганить!...
   Мужчина неприязненно покосился на нее, но после некоторых раздумий согласился. Дружной стайкой девочки слетели вниз и в полном составе набились в кухню. Там стало тесновато.
   Почистив обнаружившуюся в холодильнике рыбу, Анна несмело оглянулась. Весело болтая, ее подруги занимались своим нехитрым делом, одновременно мало внимания обращая друг на друга. Предложившая заняться готовкой всеми верховодила и сейчас бдела над кастрюлей.
   Помедлив от нерешительности, Анна выскользнула из кухню и прокралась по холлу к спальне. Замерев в страхе у двери, она положила ладонь на ручку. Та была ледяной. Сглотнув, обозвав себя дурой и уговаривая вернуться в подругам, она открыла дверь и осторожно заглянула внутрь. Там никого не было. Большая часть книг была аккуратно расставлена на полках, лишь несколько штук лежало на полу, две были открыты, и ветер, залетавший в окно, перелистывал иногда страницы. На кровати небрежно лежало покрывало. Пахло пылью.
   Она вошла, стараясь зачем-то ступать как можно тише. Наклонившись, она обнаружила, что одна из открытых книг представляет собой сборник стихов. Подняв ее и начав задумчиво листать, она прошла к окну. Что-то на стене справа, напротив кровати, привлекло ее внимание, и она посмотрела туда. В красивой резной рамке висела какая-то картинка, почему-то не выцветшая, а потемневшая так, что нельзя было разобрать, что там нарисовано. Пожав плечами, девочка подошла к окну, подставив страницы старой книги угасающему свету и начала читать.
   Ей никогда не доводилось видеть такие стихи. Они были обычными, в смысле классическими, а не какими-нибудь новомодными и абсурдными. Но ритм, мелодика, слова, которые использовал поэт, и особенно смысл... Анна не смогла бы сказать это словами, но она чувствовала, что эти стихи имеют непосредственное отношение к этому дому. Может быть, он описан в одном из стихотворений... Она увлеченно зашуршала страницами, но ей пришлось разочарованно закрыть книгу -- света стало слишком мало, чтобы читать. Темнело довольно стремительно...
   Она повернулась к выходу, и книга со стуком выпала из ее рук. Из нее вылетел какой-то рисунок, лежавший между страницами, но ей было не до него.
   В глубине комнаты, прислонившись спиной к книжным полкам, стоял парень в белой рубахе, черных штанах и светлыми волосами. Хотя было уже темно, он медленно и аккуратно листал какую-то книгу, внимательно всматриваясь в то, что видел на страницах. Если видел...
   Анна попятилась к окну, и подоконник ткнулся ей в пятую точку. Она издала странный звук: подавила "ах" так, что получилось что-то вроде икания. Парень медленно поднял голову и посмотрел на ее. Рот у девочки открыл сам собой.
   У него были очень светлые волосы, поэтому брови были не очень заметны. Но глаза его были абсолютными черными, в них ничего не отражалось и больше всего они напоминали дыры, которые вели куда-то туда, где было жарко, трудно, страшно, но... весело. Кроме того, парень был красивым.
   Анна сглотнула. Он просто смотрел на нее, без особого интереса, словно ожидая, когда она сбежит. Выпрыгнет в окно, например, и он сможет дальше читать в темноте.
   Она почувствовала, что ее начинает бить дрожь, опустила глаза и только тут увидела выпавшую бумажку. Плохо соображая, она наклонилась и подняла ее. Разгладила и поднесла к окну. На рисунке вполоборота был изображен тот самый парень, что стоял сейчас перед ней. Обычный набросок, когда персонаж смотрит куда-то вдаль. Открыв рот, она подняла взгляд на парня. Он, словно забыв о ней, рассматривал выбранную книгу, чуть изменив позу. Ее рот распахнулся еще шире: теперь она заметила, что сквозь его тело просвечивает темный угол комнаты.
   Прижав рисунок к груди, она начала медленно, по стенке, обходить призрак. Хотя, когда она двинулась, иллюзия прозрачности пропала. Он снова казался обычным парнем, который, правда, обладает кошачьим зрением. Он не обращал на нее внимания, прилежно изучая содержимое страниц своей книги.
   Однако, когда Анна уже почти подошла к двери, он осторожно закрыл книгу и поставил ее на место, после чего обернулся к девочке. Он смотрел на нее все так же равнодушно и с легким налетом ожидания, а она закаменела. Кричать было нельзя, это она знала точно. Он подошел к ней, и она ощутила идущий от него холод, будто он был сделан из льда. Он протянул ей руку ладонью вверх. Она непонимающе посмотрела на него. Он вдруг стал высокомерным и требовательно вытянул ладонь к ней. До нее дошло, и она с трудом отвела руку с зажатым в ней рисунком от груди и с еще большим трудом протянула ее ему. Он поджал губы и почти выдрал бумагу у нее. Ощутив прикосновение самой обычной руки, прохладной и сухой, Анна вдруг негромко вскрикнула, отшатнулась и метнулась к двери.
   Захлопнув ее со стороны холла, она побежала в кухню, но возле нее остановилась, чтобы перевести дух. Только успокоившись, она вошла. На расспросы подруг она ответила, что была в туалете, а потом немного побродила вокруг. За это время скромный ужин для гробовщика был уже почти готов. Мария сообщила, что его настроение стало чуть получше. Анна рассеянно покивала.
   У него были светлые волосы и брови, но черные ресницы и глаза. Почему?

_________

   Сначала рассеянная, а потом отчаянно пытающаяся развеселиться Анна встревожила подруг. Мария даже догадалась, что что-то случилось в доме-башне, но виновница всех тревог молчала, как шпион на допросе. Она не могла придумать, как отшутиться.
   Школьницы попробовали что-нибудь узнать о Фойвеллах у бабушки, но та неожиданно рассердилась, обозвав гробовщика старым треплом. Однако, от них не укрылось, как она бросила взгляд на окно, которое вело в бывший сад. Она смотрела с надеждой, которая уже почти погасла. Когда же бабушка строго-настрого запретила им общаться с Дюком (она даже пояснила, что это кличка), они решили, что завтра еще разок сходят к нему. Анна побоялась возражать, чтобы не напоминать им о своем странном поведении.

_________

   Ночью, когда девочки наконец заснули, над островом уже вовсю бушевал шторм. Особенно сильный порыв ветра распахнул окно в комнате Анны. Почему-то ее соседка не проснулась, и ей пришлось встать, чтобы закрыть окно. Занавески мешали подойти к окну, но она все равно пробилась и схватилась за створки. Чтобы тут же на них обвиснуть.
   В саду стоял уже знакомый ей парень. На нее он не смотрел. Ветер не трепал его волос и рубашки, дождь не намочил. Он смотрел куда-то вглубь сада, словно о чем-то размышляя. Размышляя, идти ему туда или нет.
   Не отдавая себе в том, что делает, уже замерзшая и промокшая, Анна прошептала "Сидней...", не в силах оторвать взгляд от призрака. Тот резко вскинул голову и посмотрел наверх, на нее. Как только их глаза встретились, порыв ветра пошатнул парня, рубашка моментально прилипла к телу, и волосы потемнели от воды. От удивления она обрела власть над ногами и покрепче встала. Он заслонился рукой от порывов ветра, сделав недовольное лицо. Только тут она поняла, почему так ясно видит его: он светился не слишком ярким, но чистым белым сиянием. Свечение не пропало, даже когда он стал реальным и промок. Она распахнула рот, в этот момент он опять поднял голову, и она резко захлопнула окно. От удара стекла вылетели и посыпались на нее мелким дождем, почему-то мелодично звеня...
   Анна проснулась от звонка будильника, который держали над ней девочки. Такого облегчения она давно не испытывала, поэтому даже не рассердилась на подруг. Они же удивились, почему она не испугалась.

_________

   Они зашли перекусить в "На берегу" перед тем, как идти к гробовщику Дюку. Там опять играла "серая тоска", а хозяин как-то странно вел себя. Он изучающе смотрел на девочек, словно размышляя о чем-то. Когда они собрались уходить, он жестом подозвал к себе Марию.
   -- Вот, возьмите. Если вам так интересно, -- довольно приветливо сказал он, протягивая ей несколько старых кассет. Она недоуменно посмотрела на них. На верхней было шариковой ручкой написано "Спущенные с цепи" и стоял год. Сорок два года назад...
   -- Спасибо вам большое, -- вежливо ответила на всякий случай она, взяла аккуратно кассеты и направилась к подругам. Только, когда они уже увидели, что она несет и начали издалека задавать вопросы, она наконец поняла, что это за "Спущенные с цепи", и пожалела о том, что взяла кассеты.
   Она все равно положила кассеты на стол, и школьницы тут же расхватали все, разглядывая их. Одна была в фирменной упаковке, где значилось, что это подарочный вариант. Лишь Анна не интересовалась кассетами. Каким-то чутьем она догадалась, что принесла Мария.
   -- Хм, а это не группа Фойвелла Сиднея? -- спросила одна из девочек. -- Вот, смотрите, тут есть песня "Новая Вселенная", а бонусом идет новая аранжировка старого хита "Давай, иди вперед!" Это не та песня, которую мы первой слышали?
   -- Хорошо, что техника не так уж далеко ушла, есть, где послушать. Я у твоей бабушки видела магнитофон. Старый правда, но вроде еще рабочий.
   -- Да, она радио иногда слушает... -- рассеянно кивнула Мария, внимательно наблюдая за Анной. Кто-то положил кассету на стол, и только тогда она нарочито медленно взяла ее в руки. Это была кассета с просто подписанным названием группы и годом. Девочка повертела ее в руках. Ничего особенного. Задумчиво посмотрела на хозяина бара-кафе-ресторана.
   -- Скажите, а откуда у вас это? -- громко спросила она.
   -- Какие-то песни были... А! Отец собирал. Он вроде дружил с отцом одного из ребят. Не с Фойвеллами, -- торопливо заметил Кристиан. -- А ту, красивую, ему Сидней подарил. Остальные -- раритеты, их рабочие записи.
   -- Но вы же ставили нам со старых кассет, а не с фирменной, -- удивилась одна из девочек.
   -- Качество хорошее до сих пор, -- пожал плечами мужчина. -- Они гонялись за качеством звучания. На каких-то кассетах даже остались обрывки их разговоров.
   -- Кстати, когда слушать будем? -- оживленно поинтересовалась одна из школьниц, разложив перед собой кассеты в хронологическом порядке и с удовлетворением оглядывая наведенный порядок. -- По-моему, Дюк вполне может подождать, зато как он удивится, когда узнает, что мы слышали песни его любимца!
   -- Точно, пошли сейчас. Твоя бабушка ведь будет не против?
   -- Давайте, -- оживилась Мария. Она подумала, что может это развеет глупые мысли Анны. -- Она вроде собиралась куда-то уезжать, наверное, ее и дома-то сейчас нет. Сможем громко включить!
   Они выпорхнули из дверей, тут же угодив под легкий дождь. Они засмеялись и пошли домой, дурачась и словно забыв о странной истории хозяев дома, в который шли.

_________

   Бабушки и впрямь не оказалось дома. Анну это огорчило. С тех пор, как Кристиан сказал, что там где-то остались обрывки их разговоров, она боялась услышать их. Но впрямую возражать подругам -- привлекать к себе совершенно ненужное внимание. Вон, Мария ничего не забыла и тревожится о ней.
   Старый магнитофон долго не хотел "заводиться", но пленку не зажевал, к большому облегчению девочек. Они решили поставить самую старую кассету, сорокапятилетней давности.
   Сначала раздавалось невнятное шипение, затем кто-то весело сказал: "Поехали!", и кто-то, может и он же, ударил по струнам гитары.
   Девочки слушали, как зачарованные. Нет, ничего особо гениального, музыка была индивидуальна, но трогала не она. Трогало прямо за сердце настроение певца и слова, которые он пел. Немного небрежно, но голос у него был поставлен.
   Анна сидела на широком стуле, упершись пятками в перекладину прямо под сиденьем и обхватив колени руками. Она боялась закрывать глаза, но очень хотелось это сделать.
   Откуда-то она знала, как выглядел певец, когда пел. У него была забавная манера морщить нос во время пения. Она подумала, что, может, теперь ей начнет слышаться и голос Сиднея. С другой стороны, часто голос, которым человек говорит в реальности, сильно отличается от того, каким он поет.
   Они прослушали всю кассету и дружно решили, что устали. Хотя уже вечерело, они решили заглянуть к гробовщику. Вот тут Анна решительно воспротивилась. Мария встревожилась и даже встала на ее сторону, хотя ей тоже хотелось в дом-башню. Однако совместными усилиями остальные девочки уговорили их обеих. Им это удалось, потому что ни одна из бунтовщиц не привела ни одного разумного аргумента в пользу того, чтобы никуда не ходить.

Если утро начинается, когда ты открываешь глаза,
То сейчас, должно быть, утро.
И ночь мне больше не нужна.

   Эта фраза почему-то запомнилась Анне.

II

flash back

   Заходящее солнце медленно опускалось к горизонту. Оно не казалось умирающим. Он рассказал ей, что солнце меняет цвет потому, что устало. У мамы тоже краснеют глаза, когда она много работает, а солнце много работает каждый день. Мать засмеялась, услышав его слова, нежно глядя на своих детей.
   Море лениво кидало волны на камни. Он вел ее за ручку, одним точным движением помогая перескочить с камня на камень, если самые высокие были далеко друг от друга. Она заливисто смеялась, откидывая в сторону свободную руку и делая вид, что летит. Ее смех больше всего напоминал звон колокольчиков. Он рассказывал ей смешные истории о людях с большой земли, где она еще никогда не была. Когда она подскользнулась, он умудрился вырвать ее из падения, не испугав и не сделав больно. В объятиях брата она смеялась еще веселее, считая, что это он так играл с ней.
   Тонкие линии облаков перечеркивали лик уставшего солнца. Он бросил взгляд на горизонт. Что-то в этом закате было тревожное, словно предупреждающий шепот прятался в шорохе волн.
   Их окликнул отец, и они вернулись к родителям. Семья устроила пикник на берегу в честь приезда старшего сына. Брат не оставлял сестру в покое, постоянно играя и разговаривая с ней, и малышка была счастлива. Однако она быстро устала и задремала на коленях у отца.
   Молодой человек отошел подальше и закурил глядя на догорающие остатки солнца. Словно это было уже когда-то... Или он просто давно не был дома?
   -- Она всегда рада тебя видеть, -- заметила мать, вставая рядом с ним. Он с нежностью покосился на нее, отставив сигарету. Ей не нравилось, что он курит, но она и не боролась с этим. Хотя отец никогда не курил.
   -- Я тоже рад снова побыть с вами.
   -- Жаль, что ты выбрал себе такой путь, -- теперь она старалась не смотреть на сына. -- Я надеялась, что ты будешь жить на Вечнозеленом. И, прости меня, но я волнуюсь, когда тебя нет рядом. В больших городах, среди всех тех людей...
   -- Мама... -- он улыбнулся. -- Тебе не о чем волноваться. Мы общаемся только между собой. Среди тех, других, у меня нет друзей. А после концертов я могу только спать и есть...
   -- Я слышала, что музыканты много пьют, -- не оставляла она недовольства.
   -- Да. Лучше отдыхать от концертов так, чем баловаться всякой дрянью.
   -- Кстати, о ней...
   -- Прекрати, мама. Я видел, что она делает с людьми. Не хочу стать таким же. Тебе не о чем волноваться. Люди из компании заботятся о нас, как о детях. Говорят, что за нами большое будущее, много денег...
   -- Да, мы отремонтировали дом на те деньги, что ты присылаешь, -- обрадовалась женщина.
   -- Зачем ванную-то вторую убрали? -- хмыкнул он.
   -- Однажды ты вернешься домой не один, -- вдруг сказала она странным голосом. Он посмотрел на нее почти испуганно.
   -- Ну да, с ребятами...
   -- Ты знаешь, что я имею в виду. С девушкой.
   -- Ох, мам, мне только двадцать!
   -- Я ничего и не требую, -- она улыбнулась беспомощной улыбкой. -- Я просто знаю.
   Он долгим взглядом посмотрел на нее, освещенную последними солнечными лучами. Конец лета, скоро он вернется на большую землю. Холодает.
   Ветер бросил волосы ему в глаза, и он отвел их. Мать залюбовалась своим красивым сыном. Хотя странно, с чего бы вдруг у него черные ресницы при светлых-то волосах? Они такими были с рождения.
   Ей казалось, что лучшее в ее сыне -- это глаза, очерченные ресницами, бархатисто-черные, таящие в себе неизведанные глубины, в которых нет опасности.
   -- Иза! Сидней! Отнесем малышку домой, уже холодно.
   -- Да, папа, -- откликнулся парень и бросил сигарету на камни.

_________

  
   Анна очень стеснялась подойти к гробовщику и спросить его об изображениях Фойвелла Сиднея. Вдруг он решит, что она, как те дурочки, решила утопиться, спрыгнув в балкончика, который выходит на море. Или это их Сидней выбрасывал? Он не производил впечатления доброго человека. Точнее, доброго призрака. Убивать компании, которые решили отдохнуть в его пустом доме... Может, они что-то трогали в спальне? О таком спросить старого Дюка она тоже стеснялась. Не будет ли это подозрительно? Она дала себе зарок: сегодня в спальню не заходить. Даже не думать об этом.
   Поэтому, как только она переступила порог дома-башни, ее глаза сами нашли дверь, а ноги были готовы понести ее к ней. Даже ладонь в ожидании сжалась, будто в нее уже попала дверная ручка. Это испугало девочку. Только то, что с ней были подруги, не дало ей тут же уйти, сбежать подальше. Когда все отправились наверх, она ясно услышала шаги в опустевшем холле. Кто-то прошел в проклятую спальню. Против воли она обернулась, но никого не увидела. Дверь не хлопнула. Она обругала себя последними словами и поспешила вслед за подругами.
   Но застыла, как вкопанная: она бежала в яркий белый свет, но никак не на четвертый этаж дома-башни. Девочка испугалась и спустилась обратно.
   В холле было прохладно, и она обняла себя, чтобы хоть чуть-чуть согреться. Почему-то подруги не заметили ее отсутствия, даже Мария. Анна слышала их отдаленные голоса наверху. Страх постепенно закрадывался в ее душу.
   В спальне кто-то начал играть на гитаре. Спокойную и грустную мелодию о давно минувших сожалениях, воспоминаниях... Она сжала голову руками и присела на корточки, пытаясь хоть так спрятаться от чужих эмоций, который вдруг появились в ее душе.
   Грусть о давно ушедшем солнце...
   В таком виде ее и нашли девочки. Она не пожелала что-либо им рассказывать. Так что Мария приняла решение, которое было одобрено единогласно: они уезжают с этого странного острова домой. Догуляют дома. Все лучше, чем смотреть, как подруга сходит с ума. Старый Дюк только сочувственно покачал головой и заметил одной из них, что девочке еще повезло: другие выбрасывались с того балкончика. Дом Фойвелла Сиднея не для женщин, если здесь и мужчинам опасно.
   Анну била дрожь, ей казалось, что ее источник где-то далеко. Мария ласково обнимала ее за плечи, не зная, что нужно говорить в таких случаях.
   Так они ушли из дома-башни, твердо зная, что никогда сюда не вернутся.

_________

   Он курил у затянутого узкими рейками окна и думал. В голове кружились какие-то слова и обрывки мелодий, уже знакомых и не очень. Не стоило так много пить вчера... Голова отказывалась увязывать в одно целое все, что испуганно металось в ней.
   Докурив сигарету, он бросил ее в пепельницу и откинул голову назад. Светлые волосы упали на спину, мягко пощекотав ее. Он медленно вдохнул и также выдохнул. Не помогало.
   -- Эй, Сид! -- окликнул его гитарист, высунувшись из двери одной из комнат. Парень лениво повернулся к нему. -- Не смотри так, там твои звонят. Подойдешь?
   С него мгновенно слетела хандра и, широко улыбнувшись, он поспешил к телефону, по пути шутливо ткнув друга в бок. Тому было настолько удивительно мгновенное превращение больного и усталого человека в радостного и здорового, что он даже не ответил.
   -- Да?
   -- Здравствуй, Сидней. Как дела?
   -- Пока вы не позвонили, было не очень, -- честно ответил он, присаживаясь на край стола и закуривая еще одну сигарету. -- Как вы там?
   -- Разве что-то может измениться на Вечнозеленом? Когда ты вернешься?
   -- Зимой, к Новому Году или Рождеству... Не знаю. Работы много.
   -- Плохо. Но мы будет ждать тебя. Передаю трубку маме.
   -- Сидней, сынок, почему твои дела идут "не очень"? -- раздался встревоженный голос матери. Он улыбнулся.
   -- Да все в порядке. Это по работе. Не могу собраться и записать песню.
   -- Ах вот оно как... Попробуй, как дома, прогуляться где-нибудь в одиночестве. Хотя есть ли тебе где гулять, в большом-то городе?
   -- Есть-есть, не волнуйся. Помнишь, я говорил тебе, что в таких городах ты всегда один, даже в толпе. Так что я, пожалуй, и вправду пройдусь по улицам. Спасибо за совет.
   -- Так уж получилось! -- рассмеялась мать с облегчением. -- Твоя сестренка рвется к телефону, придется поговорить с ней.
   -- С удовольствием, -- расплылся в улыбке он и отправил сигарету в пепельницу. По привычке. Он не привык курить при сестре, когда слышал ее голос.
   -- Сидни, Сидни, я видела таких красивых бабочек! -- раздался тонкий отнюдь не писклявый, но мягкий голосок в трубке. -- Экс... курэкс...
   -- Я понял, Пат, -- нежно произнес парень. -- Что он рассказал тебе?
   -- Я была не одна! -- гордо заявила малышка. -- Мы были вместе. Он сказал, что эти бабочки прилетели со всего мира! Но они почему-то были с иголочками... Почему они не летели? Я даже постучала им, но они не шевелились!
   Он все понял. Родители не знали, как объяснить ребенку, что бабочки мертвы. Он хмыкнул себе под нос, поудобнее устроился на столе и принялся фантазировать.
   -- Понимаешь, нельзя вот так просто собрать что-либо со всего мира. Они не летали и делали вид, что не замечают тебя, потому что так надо. Даже если бы они все вместе вдруг полетели, то разбили бы стекло, и ты могла бы пораниться. Они заботились о тебе.
   -- Правда? -- польщенно переспросила малышка.
   -- Конечно... -- ласково ответил он. -- А что еще у тебя случилось?
   -- Я собираю коллекцию камешков! Мы вместе собираем, с друзьями! Они такие красивые...
   -- Вы их собираете на берегу? -- вдруг не на шутку встревожился он. Душу кольнуло какое-то странное чувство. Предупреждение? Его друзья и коллеги удивленно переглянулись. Всю нежность и любовь мгновенно стерло с лица Сиднея одно лишь выражение страха.
   -- Конечно! -- она даже удивилась.
   -- Патриция, пожалуйста, будь осторожна! -- строго сказал он. Она затихла. Он чрезвычайно редко называл ее полным именем, которое она пока выговаривала с трудом. -- Ни за что не ходи к морю! Даже если будешь с друзьями. Только со взрослыми! Хорошо? Пожалуйста...
   -- Но... Я постараюсь... Но, Сидни, почему?
   -- Я волнуюсь. Я боюсь за тебя, -- снова нежно и ласково заговорил он. -- Я слишком сильно люблю тебя.
   -- Я знаю! -- он как наяву увидел, как она просияла. -- Я тоже обожаю тебя, Сидни! Я не буду ходить к морю одна и без взрослых! Хорошо?
   -- Хорошо... -- его немного отпустил страх. Странный страх. -- Дождись меня обязательно, слышишь? Я приеду домой с подарками для всех твоих друзей.
   -- Ух ты, как здорово! -- восхитилась малышка, но тут трубкой удалось завладеть отцу.
   -- Сидней, не хочу тратить твое время...
   -- Да ладно, мне все равно ничего в голову не идет.
   -- И все же -- до встречи. Дома тебя ждут.
   -- Я знаю, -- просто сказал он в трубку, из которой тут же донеслись короткие гудки.
   Он слез со стола и посмотрел на друзей. Басист принялся деловито настраивать гитару. Даже демонстративно. Барабанщик задумчиво потрясал палочками над тарелками, которые стояли в комнате ни к селу, ни к городу. Гитарист молча протянул пачку сигарет.
   -- Понял, понял! -- он поднял руки вверх, сдаваясь. -- Ну нету у меня ничего в башке! Она еще после вчерашнего трещит!
   -- Ты тут наобещал с три короба, а нам альбом вроде делать надо, -- кротко заметил басист.
   -- Ну, на пару дней меня же отпустят, -- небрежно пожал парень плечами.
   -- Если ты сделаешь пару новых песен. А еще лучше -- штуки четыре, -- ядовито ответил гитарист.
   Он опять пожал плечами.
   -- Ну что я могу поделать? Нет и все. Сами знаете, тут я над собой не властен. Пойду и впрямь прогуляюсь. Кстати, а где наш героический Чест?
   -- Обнимается с белым другом. Он же вчера тебя победил. Радовался, что победил всех, кто был, вместе взятых. Теперь об этом глубоко сожалеет, -- хмыкнул гитарист.
   -- Спуская свои сожаления в унитаз, -- расхохотался барабанщик.
   Смеясь, Сидней натянул футболку, нащупал на вешалке куртку, удостоверился в наличии в ее карманах кошелька, сигарет и спичек и открыл дверь.
   -- Я пошел.
   -- Не забудь вернуться, -- меланхолично ответил басист.
   Он сделал знак "все отлично", помахал им на прощание и вышел, захлопнув за собой дверь. Зубоскалить они до сих пор могли с утра до вечера, был бы повод. Хотя и без повода...
   Несмотря ни на что, у него было отличное настроение. Дома все в порядке, он поговорил со всеми, у Пат все хорошо...
   Его прогулка завершилась на обзорной площадке. Он стоял опершись на перила и курил. Временами он чувствовал на себе внимательные, оценивающие взгляды девушек и хмыкал про себя. Вся его прошлая личная жизнь убедила его в одном: найти идеальную подружку сложно. Очень сложно для него лично. Он затянулся поглубже, да, мама говорила ему, что он слишком требователен. Странно, ему ведь почти все равно, как она будет выглядеть.
   Раскинувшийся перед ним город, все еще не верящий в то, что наступила осень, обрывки разговоров за спиной, ветер, временам и приносивший запах чего-то сладко-вкусного, и странное, но приятное ощущение легких ледяных капель на лице спровоцировали на мечтания.
   Он очнулся, когда стемнело. Когда он шел назад, в его голове кружилась лишь одна законченная мелодия и лишь один текст. Он с удовольствием напевал песню про себя. Хорошо ляжет на музыку, Чест и Рид наверняка предложат что-нибудь этакое, из-за чего музыка заиграет такими гранями, о которых он сам не подозревал. А Кот и Пьеро опять будут придираться к тексту. Может, правда, и что-нибудь стоящее скажут.
   Он улыбался всем встречным, и если ими оказывались девушки, то они краснели. Он отстраненно подумал, что его идеальная подружка и не вздумает краснеть при встрече с ним. Пусть лучше испытает что-нибудь другое. Хотя бы страх, например... Его кольнуло воспоминание о том, что он ощутил утром, когда говорил с сестрой, но он отогнал от себя эти мысли.
   Ему еще нужно понять, как все, что крутится в его голове, выглядит на бумаге.
  

Я шел сквозь годы к встрече с тобой.
Когдя я закрываю глаза, я вижу лишь пламя.
Летние тайны отражаются в зеркале с водой.
Невыносимая дрожь рождается где-то далеко.
Бесконечный поток случайных звуков
Дождем проливается на меня и повисает в воздухе.
Чтобы не захлебнуться, я борюсь с этой волной.
Но ты не будешь грустить, благодаря моей песне....

Капли оставляют круги на воде...
Утони в этом чувстве...

   И называться эта песня будет "Нежность". Или кто-то ребят предложит что-то получше.

III

middle

   Прошло шесть лет. Девочки превратились в девушек, и жизнь их разлучила. Продолжали дружить только Мария и Анна, которая быстро оправилась от произошедшего в доме-башне, так что ее родители даже ничего не узнали.
   Анна училась в университете, чтобы получить профессию музыкального продюсера, Мария училась в академии, чтобы стать художником. Они частенько встречались после учебы и на выходных, чтобы сходить вместе в кафе, ночной клуб или прогуляться по магазинам. Обе стали обаятельными девушками, которые привлекали к себе мужчин, но обе были разборчивы.
   Мария и думать забыла о том, что когда-то случилось на Вечнозеленом острове, который на самом деле назывался Рыбным Раем. Анна также все забыла, но когда ее внимание привлекал какой-либо представитель противоположного пола, она часто ловила себя на мысли, что сравнивает его с кем-то из прошлого, но с кем именно -- она уже не помнила.
   Человек легко забывает то, что хочет забыть. Если хочет этого по-настоящему.

_________

   Была ранняя осень, девушки только-только приступили к учебе и, чтобы поделиться летними воспоминаниями, они встретились в небольшом кафе в центре родного города. Вряд ли жители Вечнозеленого острова узнали бы в этих молодых красавицах девчушек, которые носились по острову, пока неожиданно не уехали, потому что одной из них стало плохо.
   -- Как дела? -- весело поинтересовалась Мария.
   -- Роды пока не начались, -- пожала плечами Анна. -- А ты как?
   -- Помнишь картину, которую я начала весной? Она уже почти готова, мой учитель говорит, что это работа, достойная ежегодной национальной выставки.
   -- Круто. Если будешь в ней участвовать, меня проведешь? Кстати, можно мне будет взглянуть на картину?
   -- Заходи в мастерскую, тебя там все любят, -- пожала плечами художница. -- И на выставку ты точно попадешь: не я, так кто-то другой от нас будет выставляться, так что не пропадем. Слышала, там будут новые концептуальные работы, но мало слышала. А ты как отдохнула?
   -- Да никак, -- она раздраженно передернула плечами. -- Видимо, найти парня, в которого я влюблюсь искренне и надолго, невероятно трудно. Ну у меня и запросы, не находишь?
   -- Нахожу, -- хмыкнула девушка. -- Мы с моим все никак поссориться не можем, а ты так легко находишь предлоги, чтобы обозвать парня свиньей... Аж завидно.
   -- Еще в этом году будет практика по специальности, -- Анна скривила недовольно капризную рожицу. -- Представляешь, я стесняюсь. Наш университет сотрудничает с такими шишками, везде, что нас могут заслать даже к по-настоящему популярным певцам и группам. Вот ужас-то! Как с ними общаться?
   -- Ну, ты же будешь не продюсером, а так, девочкой на побегушках, -- легкомысленно пожала плечами Мария. Потом вдруг грустно вздохнула.
   -- Что случилось? -- немедленно встревожилась ее подруга.
   -- Да так... Бабушка заболела, похоже умирает. И совсем одна... Никто из моей семьи не может к ней поехать, представляешь? Даже я не могу вырваться, у нас сейчас такой завал по поводу начала года.
   -- Ужас... А... Бабушка с... того острова?.. -- осторожно спросила Анна, чувствуя тут какой-то подвох. Когда они были там, с ней случилась какая-то очень плохая штука. Хорошо, что она ее забыла.
   -- Ага, с Рыбного Рая. Это так ужасно... Не могу сосредоточиться на хорошем настроении, сразу вспоминаю про нее, так плакать хочется. Мы, может, и не часто общались, но она добрая была. И есть, тьфу! Она же только болеет пока.
   -- Неужели никто из вашей семьи не может хотя бы на пару дней съездить? -- поразилась девушка. -- Это же элементарно!
   -- Ты забыла, точно. Там два дня туда, два обратно. Если шторма не будет, и паром будет ходить. И сколько там дней провести. Представляешь? Отец свою фирму не бросит, мать тоже не может оставить свое дело, а про себя я уже сказала.
   -- Дела... -- покачала головой Анна. -- Если бы это была моя бабушка, я бы точно поехала. У меня сейчас как раз получается такое время, где-то с месяц, когда в университет можно даже не ходить. Там ничего интересного не будет.
   Они какое-то время помолчали и неожиданно одновременно подняли глаза друг на друга.
   -- А если... -- начали они говорить синхронно, рассмеялись, и будущий продюсер помахала подруге рукой, чтобы та говорила первая.
   -- Слушай, Рыбный Рай -- место неплохое, правда, там осень... Но, может, съездишь? Бабушка тебя должна помнить. Просто присмотришь за ней. А если она... ну, позвонишь нам, предупредишь, может, ради этого мы всей семьей расквитаемся в делами и наконец соберемся вместе...
   -- Я хотела предложить тебе то же самое, -- улыбнулась девушка. -- Я уже совсем забыла, как там, на том острове.
   -- Но... тебе же там было не очень хорошо... -- осторожно заметила Мария.
   -- Да что может померещиться впечатлительной девчонке! Сейчас-то я уже повзрослее буду, не забывай.
   -- Ну да. Тебе правда не сложно?
   -- Нет, -- она пожала плечами. -- Честно говоря, я даже хочу сбежать отсюда на какое-то время. У меня появился слишком назойливый и не слишком симпатичный поклонник.
   -- Снизила бы ты свои запросы с мужчинам... -- покачала головой художница. -- Как вспомню, каких замечательных парней ты отшивала...
   -- Но кто-то ведь смог пробиться! -- рассмеялась Анна. -- Не бери в голову. У меня еще есть время встретить соответствующего моим туманным идеалам человека, разве нет?
   -- Ну да, точно... -- хмыкнула ее подруга.

_________

   Паром задержался на три часа, и она оказалась на берегу Рыбного Рая поздно вечером. Ветер был зол и беспощаден, но она помнила погоду острова и пока ей не было холодно в теплой куртке. Однако могло стать -- ветер словно дул из самой Арктики. Она зябко поежилась, чувствуя, что на ее лице застывают крохотные льдинки. Конечно, ей так только казалось, но от этого ей было не легче. Чемодан, хоть и был на колесиках, оттянул ей руку, пока она перетаскивала его с парома на пирс.
   Как ни странно, она помнила, где живет бабушка Марии. Теперь дом показался ей совсем старым и обшарпанным, но в то же время в наступившей темноте было легко представить каким он был в самом начале, когда его только построили. Очень уютным, тот, кто его строил, строил с любовью. От посторонних мыслей девушку отвлек свет в одном из окошек. Бабушка так и не переехала из комнатки при кухне, которую занимала всю жизнь. Кстати, гостья уже забыла, кто раньше жил в этом доме. Вроде бы ее неприятности в прошлый раз были связаны именно с той семьей. Она тряхнула головой, поднялась по низким ступенькам к двери и позвонила. Потом постучала. Минут через десять дверь медленно открылась. За эти шесть лет бабушка не очень сильно изменилась, но взгляд стал еще более отчаянным. Она не хотела умирать, но ходила уже с трудом.
   -- Здравствуйте, -- приветливо улыбнулась девушка. --Мария должна была вам позвонить и сказать, что приеду я, Анна, ее подруга. Я буду присматривать за вами, постараюсь вам помочь. Вы помните, я уже приезжала сюда?
   -- Помочь?.. Ты медсестра, что ли?
   -- Нет, к сожалению, но и не полный профан в этом деле. Разрешите войти?
   -- Да-да, конечно, проходи.

_________

   Анна успела приготовить бабушке что-то вроде позднего ужина и сама поела, проверила состояние старой женщины с помощью портативных приборов, которые специально захватила с собой и устроилась в комнате, которую ей выделили в доме. На втором этаже, но не той, где она жила в прошлой раз. Она вспомнила, как они с девочками по ночам собирались в одной из комнат и "секретничали", рассказывая друг другу свои нехитрые и глупые тайны. С этими воспоминаниями пришли другие: о том, как она рассказывала о чем-то жутком подругам в своей комнате, о снах, которые снились ей там. Особенно тот, когда ее даже не испугал будильник над головой. Словно кто-то пришел в сад и смотрел на нее.
   Она вошла в комнату, которая раньше была ванной, и поразилась тому, как там пыльно. Видимо, бабушка смогла привести в порядок только ту спальню, где сразу хотела поселить гостью. Она покачала головой: надо будет помочь старой женщине и убрать весь дом, как бы это не было сложно. Девушка подошла к окну и задумчиво посмотрела в окно. Там, за окном, было скучно, мокро и темно. Где-то ударила молния, и ее вспышка на миг осветила запущенный сад. Это случилось так далеко, что до острова не долетел гром, но Анна, продолжая смотреть в темноту, тихо прошептала "Сидней..." и вздрогнула. Почему-то это имя вызывало в ее душе противоречивые чувства. Что же тогда здесь случилось? Что она себе навоображала? Она пожала плечами и вернулась в свою комнату, чтобы наконец лечь спать.

_________

   Все следующие дни она была так занята, что забыла обо всем на свете. Девушка надоела врачу, который протоптал уже свою тропинку по саду к дверям дома, срезая путь. Ее уже хорошо знали в аптеке и с удовольствием делились с ней свежими островными новостями, которые редко менялись. Дети здоровались с ней по дороге в школу, которая проходила мимо аптеки.
   Бабушка, принявшая сначала ее несколько холодно, почувствовав себя лучше и ощутив на себе кипучую заботу подруги внучки, прониклась к гостье весьма теплыми чувствами. А уж когда та сообщила ей, что собирается как следует убрать дом, то старая женщина прослезилась: оказывается ее убивал вид неприбранного дома.
   Начала Анна со второго этажа, рассудив, что лучше сразу снести весь мусор вниз, чем потом таскать его по уже чистой лестнице в уже чистую прихожую по чистому коридору. Она действовала быстро и решительно, складывая старые вещи в картонные коробки, нашедшиеся на кухне и относя их вниз, для осмотра, чтобы решить, что уже бесполезно хранить, а что нужно только привести в порядок и вернуть на место или аккуратно убрать подальше.
   Убираясь в спальне, где спала в тот раз Мария с еще одной девочкой, будущий продюсер свалила на себя со шкафа старую коробку, в которой, как оказалось, хранились фотографии. Старая коробка от таких коллизий развалилась, так что Анна слезла со стремянки и собралась идти на кухню за еще одной коробкой, когда ее взгляд упал на пол и выхватил из вороха фотографий крупную черно-белую карточку, которую раньше давали гордым родителям, когда их дети выпускались из школы.
   С этой карточки на нее равнодушно взирало слишком уж знакомое лицо.
   Она присела на корточки, разгребла фотографии, взяла большую в руки и внимательно вгляделась в лицо юноши, который был запечатлен на карточке.
   Светлые волосы, зачесанные назад, но упорно пытающиеся вернуться на свое место на лбу и по бокам лица. Брови заметны по легким теням, которые остались под ними. И прожигающий взгляд черных глаз, опушенных черными же ресницами. Упрямо сжатый рот, с легким налетом высокомерия.
   Ее руки задрожали.
   -- Сидней... -- она почувствовала, что все ее тело бьет нервная дрожь. Фотография в ее руках противно затряслась, и она разжала пальцы. Та улетела чуть вбок, показав, что под ней лежала другая, цветная и мятая фотография, где был изображен Фойвелл Сидней с очаровательной русоволосой малышкой на плече. Трудно было представить себе, что могут быть два более счастливых человека, чем эта парочка. Девочке было года четыре, она была одета в яркое платьице с рюшами, а на нем была красная футболка, и он очень ласково и нежно поддерживал свою сестру. Так, что эти чувства были заметны даже на старой мятой фотографии.
   Анна тяжело осела на пол. Она не могла знать этого человека в лицо. Он пропал без вести больше пятидесяти лет назад.
   И тем не менее, несмотря на задрожавшую челюсть, она твердо знала, что видела его несколько раз, когда шесть лет назад приезжала на Вечнозеленый остров. Видела именно его, хотя тогда еще не знала об этих фотографиях. Знала ли что-то о них Мария? Вряд ли.
   Поборов дрожь везде, кроме рук, она собрала все фотографии, по ходу поверхностно ознакомившись с жизнью семьи Фойвеллов. Там были карточки с маленьким Сиднеем, с его маленькой сестрой, какие-то еще люди.
   Она не глядя взяла фотографию, упавшую прямо под стремянку, и положила ее на стопку уже собранных. Когда она повернулась положить еще одну стопку, то уронила уже собранное.
   Эта фотография была сделала после смерти маленькой девочки. С нее на девушку смотрел человек со сгоревшей душой. Анна опять села на пол, на недавно собранные фотографии и осторожно взяла карточку, чтобы поднести ее поближе к лицу. Да, эта фотография была самой не мятой и даже цветной. Рядом стояли какие-то молодые люди, наверное, его группа, как же они назывались? Но он выглядел старше них лет на десять. К налету высокомерия прибавилась холодность. Наверняка эта фотография сделана здесь, ведь после той трагедии он не выезжал с острова.
   Взгляд Сиднея не выражал боли. Боль сожгла его почти полностью, и за его черными глазами стояли лишь обгорелые остатки того, что когда-то пугало, обжигало и веселило.
   Она закрыла глаза. Да, когда она тогда видела его, душа к нему вернулась. Что же произошло здесь пятьдесят лет назад? Что продолжает происходить? За что вообще Бог так обошелся с семьей Фойвеллов?
   Анна почувствовала, как по щеке скатилась слеза. Она наконец-то рассердилась на себя, вытерла лицо, быстро, чуть ли не с закрытыми глазами, собрала рассыпавшиеся фото и пошла вниз за коробкой. Бабушка задремала в кресле, решая, оставить ли игрушки маленькой Фойвелл или выбросить их, так что не заметила бледного лица и покрасневших глаз своей благодетельницы.
   Когда она вернулась в комнату с коробкой (надо будет попросить коробок в баре-кафе-ресторане "На берегу" и в аптеке) и принялась складывать все фотографии, ее руки отказались укладывать в общую кучу некоторые из них. На всех был запечатлен Фойвелл Сидней, на трех из них он улыбался так, что она улыбалась ему в ответ. На остальных он был с родителями и сестрой, и она завидовала им, глядя на их счастье. Она решила оставить эти фотографии себе. На какое-то время.
   С уборкой второго этажа она закончила за один день, поняв, что первый этаж придется убирать завтра. Впрочем, она так устала, что впервые с момента ее приезда, ужин готовила бабушка, довольная тем, что сможет так помочь своей гостье.
   За едой они неожиданно тепло поговорили, Анна даже призналась, что ей очень нравится в таких тихих местах, как Вечнозеленый остров. Но жизнь такая жестокая штука, что начинать имеет смысл только в больших городах. Зато она пообещала себе и бабушке, что обязательно приобретет здесь дом, чтобы приезжать отдохнуть сюда хотя бы изредка.
   Девушка не упоминала никак Фойвеллов, но неожиданно старая женщина сама рассказала ей, как поселилась здесь, вскользь заметила о том, какими хорошими хозяевами были Фойвеллы, и грустно сообщила о том, что осталась одна: старый Дюк умер два года назад. С тех пор она и болеет, уж очень тяжело приняла эту новость.
   Она даже не донесла вилку до рта.
   -- Как?... Дюк... Умер?.. -- ее лицо было таким обиженным и печальным, что бабушка ласково и жалеючи улыбнулась.
   -- Да, милая. Все мы смертны. И он, как оказалось...
   -- Но... Он же был такой молодой... -- она даже всхлипнула почему-то, хотя зачем ей так горевать о человеке, из-за которого она вообще узнала о существовании призрака Сиднея?
   -- У него работа была тяжелей моей... -- вздохнула бабушка и пожала плечами. -- Да и говорят, что мужчины живут меньше женщин.
   -- Вот уж воистину грустное известие... -- печально процитировала Анна любимую пьесу. -- А как же дом, за которым он следил? И кто теперь делает гробы?
   Мысленно она похвалила себя: ни слова о том, что ее действительно интересовало, тем не менее она узнает все, что ей нужно.
   -- Дом заколотили, нехороший он. Хотя кто-то его в прошлом году таки открыл, выбил дверь, а та ведь тяжелая,-- суховато ответила ей женщина. -- Гробы теперь делает молодой парень при кладбище. Дюк сам себе давно сделал гроб. Совсем, как для Сидни когда-то... Ох! -- она зажала себе рот рукой, но девушка не обратила на это внимания, таким образом успокоив собеседницу. Та еле заметно вздохнула.
   -- В этом году заколотили немного по-другому, посоветовались потому что... Всегда надо важные дела вместе, так и проблем меньше будет... Вот только окно так и не смогли закрыть. Что-то с петлями там случилось. Впрочем, никто вроде не пропадал...
   Она опять оборвала себя, окончательно замкнувшись. Будущий продюсер чуть улыбнулась про себя и сделала вид, что не слышала того, что сказала только бабушка, продолжив разговор, как ни в чем не бывало. Минут через пять старая женщина опять потеплела, поверив, что та не обратила внимания на ее оговорки.

_________

   Когда Анна убиралась на первом этаже, то в гостиной, на нижней полке старинного серванта она нашла старые кассеты, на которых были написаны годы и "Спущенные с цепи". Она долго смотрела на эти кассеты. Магнитофон стоял на кухне, радио там уже не работало.
   Она отнесла кассеты и аппарат к себе в комнату, твердо решив выбросить все... когда-нибудь. Бабушка ничего не заметила, она стала доверять своей гостье. Она была просто счастлива снова видеть свой дом чистым и уютным, девушка все-таки привнесла в обстановку частицу своего вкуса, хотя временами хозяйка дома вдруг начинала сопротивляться нововведениям, которые выглядели вполне невинными.
   Она не знала, что хочет обставить все так, как когда-то обставила Фойвелл Изабелла, напугав таким желанием старую женщину.
   Времени послушать музыку у нее не было, потом она продолжала делать все, чтобы бабушка не просто выздоровела, но и оставалась здоровой как можно дольше. Она заказала кое-какие лекарства с "большой земли" и теперь ждала, когда они придут. Доктор вздохнул с облегчением: эта настырная девица перестала его мучить. Она, конечно, делала доброе дело, но каждый день таскаться в проклятый дом...

_________

   Устав от постоянного сидения дома и коротких пробежек по городку-деревне, Анна решила пойти прогуляться по острову. В отличие от своего прошлого приезда, она прекрасно понимала, куда хочет попасть в конце концов.
   Сначала она сходила на кладбище и отнесла цветы на могилу старого Дюка, которого звали совсем по-другому. Помедлив, она прошла к могилам Фойвеллам.
   Словно ничего не изменилось с тех пор, как они были здесь с подругами. Где сейчас те девчонки? Что с ними? Помнят ли они вообще Вечнозеленый остров? Она вот забыла почти все, что здесь случилось. Теперь она знает почему: ребенком это было слишком страшно помнить. А сейчас... Она глубоко вдохнула чистый морской воздух острова. Все по-другому, потому что она другая. Потому что история эта скорее грустная, чем страшная.
   И никаких призраков не бывает. А она... Просто как-то так все это и случилось. Чтобы убедить себя в этом, надо сходить в дом-башню.

_________

   Она споткнулась на ровном месте, когда увидела, чем оградились жители острова от загадок этого дома. К новой, мощной деревянной двери, заколоченный крепкими досками, была прибита старая кукла, и что-то подсказало Анне, что принадлежала раньше игрушка Фойвелл Патриции, умершей шести лет от роду.
   Потеряв дар речи, она долго смотрела на истрепавшуюся куклу, про которую уже почти ничего нельзя было сказать. Потом она, осторожно ступая по скользким камням, пошла в обход дома. Перед распахнутым окном на первом этаже она остановилась, и ее пробила уже знакомая дрожь. Она вглядывалась в тени за занавесями, которые совсем не изменились за прошедшие годы, тщетно боясь и надеясь, что там кто-нибудь появится. Дом стоял пустой, покинутый, одинокий и всеми брошенный, от чего становилось еще грустнее. А еще эта несчастная игрушка на двери... Она покачала головой и пошла вокруг здания.
   Под маленьким балкончиком, который по идее выходил на то место, куда выбросило тело маленькой Патриции, Анна остановилась и огляделась. В высшей степени неприятное и неприветливое место. Но вот отсюда почти ничего не видно... Она осторожно спустилась к ближе к берегу, чувствуя, как ноги предательски скользят на мокрых камнях, а холодный и сырой ветер наконец добрался до ее тела.
   Девушка задрала голову, увидела, что на балкончике что-то виднеется, испугалась, догадалась, что эта распахнутая дверь в комнату, успокоилась и была снесена с берега налетевшим шквалом, который подкрался к ней сзади, пока она увлеченно разглядывала старый дом.
   Ей очень повезло, что ее ни разу не ударило головой о камни. От ледяной воды мгновенно перехватило дыхание, а страх чуть не лишил желания выжить. Но бороться с жестокими волнами среди камней получалось плохо.
   Она погрузилась под воду, прикрыв глаза, когда чья-то сильная рука рванула ее наверх и направо. Кто-то упорно вытаскивал ее из воды, не обращая внимания на волны и ветер, словно был сделан из камня. Когда она крепко вцепилась в его спину, он вдруг заметил, откуда ее вытаскивает и тут же чуть не свалился еще глубже. Она почувствовала, как напряглись его плечи и шея, облепленная потемневшими от воды светлыми волосами. Она догадалась, что он сжал зубы. Какой-то парень... Мысли путались
   Чудом он нащупывал правильный путь среди камней, нечеловеческой силой и упрямством не давался волнам и ветру, таща на себе или за собой замерзшую, испуганную девушку, почти потерявшую сознание.
   Она пришла в себя, когда ее аккуратно положили на берегу и обессиленно рухнули рядом. Она попыталась повернуться к спасителю, но он успел отвернуться, вставая.
   -- Пошли! Быстрее, в дом! Тебе нельзя мерзнуть.
   Вопрос "А ты?" примерз к ее языку. Она вяло удивилась тому, что ничего себе не повредила, пока барахталась среди камней в ледяной воде.
   Парень силой поднял ее и заставил бежать за собой. Она догадалась, что он хочет, чтобы она бежала -- так она хоть немного начнет согреваться. Оказалось, что ноги ее точно целы, хотя и двигались с трудом. Однако перед дверью в дом он растерянно остановился и порывисто повернулся в сторону распахнутого окна.
   А она сделала то, что следовало бы сделать сразу: неловко подбежала к двери и негнущимися пальцами ухитрилась оторвать куклу от двери, точнее, окончательно порвать ее, не выдержавшую таких издевательств над своим стареньким тряпичным телом. Только теперь она заметила рваную рану на руке. Задела какой-то камень, а боли до сих пор не было. Голова слегка закружилась, и Анна обернулась к парню. Черные глаза смотрели на нее с удивлением и благодарностью. Дверь распахнулась сама собой, доски с торчащими гвоздями пролетели мимо людей, и спаситель затащил ее в промозглый холл. Он забежал в спальню, взяв там покрывало и потащил ее на кухню. Почему-то там были сухие спички, и он зажег плиту, быстро и деловито. Поставил старый табурет рядом с огнем, усадил на него девушку, укутал ее покрывалом, взял ведро и вышел.
   Ее била дрожь от всего: от пережитого, от холода, от боли, от страха осознания того, кто ее спас, от того, где она находилась и что сделала, чтобы попасть сюда... И это срабатывало, кукла его сестры!..
   Он вернулся с полным ведром воды и поставил его кипятиться.
   -- Чуть отогреешься, и я отведу тебя домой, -- спокойно сказал Сидней, стоя рядом с плитой. Она подняла на него мутный взгляд, который прояснился, когда она заметила, что он слегка дрожит и не менее мокрый, чем она. На щеке медленно появлялся синяк. Судя по всему, парня это удивляло. Она чуть распахнула покрывало и подвинулась на табурете. Он вопросительно посмотрел на нее.
   -- Ты... тоже... мерзнешь, -- прохрипела она. Он слегка усмехнулся и прикоснулся избитыми пальцами к щеке. Подумал и принял ее приглашение.
   Он не казался источником холода, как тогда, в их первую встречу. Так же, как и тогда, его нельзя было заподозрить в призрачном происхождении. Он все время шевелился, и она догадалась почему: так быстрее согреваешься, и сама начала пытаться что-то сделать. Тут же охнула: правый бок и левая рука взорвались болью. Он недоуменно посмотрел на нее, потом увидел красное пятно на покрывале. Как-то странно выругался, вывернулся из-под покрывала и опять ушел куда-то. У нее на глаза навернулись слезы. Он опять вернулся, держа в руках простыню, которую тут же начал рвать на полосы. Он умело замотал ее бок и руку, она начала наконец согреваться, а вода в ведре -- закипать. Он снял его с плиты и поставил прямо под табуретом. Ее обдало горячим паром. Он осторожно присел на край табурета, и она заснула, прислонившись к его плечу.

_________

   Она проснулась, когда ее довольно мягко потрясли за плечо. Рука и правый бок тут же напомнили о себе самой противной разновидностью боли -- тянущей. Она застонала и чуть не упала с табурета. Прилив адреналина напомнил ей все, что случилось. Девушка судорожно закуталась в покрывало, но почувствовала, что ей довольно тепло. На кухне дома-башни было почти душно.
   -- Тебе пора идти, -- спокойно сказал Сидней, стоя над ней. Она подняла голову. Синяк на щеке никуда не делся, как будто став больше, лицо выглядело усталым.
   -- А ты? -- прошептала она уже нормальным голосом. Хорошо, хрипы прошли. Он дернул плечом. Она ни у кого не видела таких жестов.
   -- Когда ты уйдешь, я снова стану... привидением. Все синяки пропадут.
   Она опустила глаза, чувствуя себя неловко. Он молча поднял ее на руки, она ахнула, ах перешел в ох, который закончился стоном сквозь сжатые зубы. Однако он быстро нашел способ держать ее, не бередя то ли треснувшего, то ли сломанного ребра. Она затихла у него на руках, испуганно глядя на парня. А он вдруг улыбнулся ей, несколько криво из-за синяка, немного мудрее, чем на старых фотографиях, но так же заразительно. Она улыбнулась в ответ.
   Он нес ее и ничего не говорил. Его лицо было просто равнодушным, хотя скуки на нем она не заметила. Он думал о чем-то своем. Может, о том, что ее старый сон сбылся -- когда они встретились, он обрел реальность. Девушка почувствовала, что снова засыпает несмотря на холод, терзавший ее бедное тело, которое грелось теплом того, кто нес ее, бережно прижимая к себе. Она положила голову ему на плечо, чтобы удобнее было думать.
   Фойвелл Сидней пропал неизвестно куда пятьдесят лет назад, скорее всего каким-то образом погиб. Его призрак остался здесь, в его доме, который он построил, чтобы оградиться от мира, отнявшего у него самого любимого человека -- сестру. Покойный Дюк говорил, что она погибла так же, как недавно чуть не умерла она сама. Не поэтому ли Сидней спас ее? Мысленно она потрясла головой. Быть такого не может! Он в любом случае спас бы ее! Но... Она вспомнила рассказ гробовщика об убийствах в доме-башне, о погибавших девушках. Что там происходило? Неожиданно она подумала, что рядом с этим опасным призраком она чувствовала себя уютней, чем даже... с Марией. Лучше, чем с любым из своих парней.
   Ее грубо встряхнули, и она вскрикнула.
   -- Не спи! Сейчас тебе нельзя спать! -- грубо сказал молодой человек.
   -- А что мне делать? -- тихо возразила она. Но он ее услышал и пожал плечами, умудрившись не потревожить ее несчастный бок. -- Говори со мной...
   Он помолчал.
   -- О чем?
   -- Меня зовут Анна, -- так же тихо начала она, зачарованно наблюдая за тем, как покачиваются подсохшие локоны у его щеки, левой, той, что без синяка. -- Я была здесь шесть лет назад. Четырнадцатилетняя девочка, читавшая стихи у окна. Рисунок, на котором был ты. Я тогда не хотела верить в твое существование. Хотела думать, что ты -- шутник, издевающийся над старым Дюком.
   -- Я не помню, -- равнодушно ответил Сидней. Она только улыбнулась.
   -- Было бы нечестно, если бы ты меня запомнил. Я забыла тебя вскоре после того, как вернулась домой.
   -- Возможно.
   -- Расскажи мне что-нибудь, -- чуть ли не жалобно попросила она. Он задумался, опустив глаза.
   -- Не знаю что рассказывать.
   -- Почему те девочки выбрасывались с балкончика?
   -- Не знаю, -- он понизил голос, его лицо посуровело. -- Я знаю, что буду свободен, если поднимусь по лестнице. Они пытались провести меня. Все они в меня влюблялись. В дурацкий призрак, который не ощущал боли, не замечал ветра и дождя, несмотря на свою осязаемость. Дуры.
   -- Нельзя судить человека за любовь, -- мягко упрекнула она его. Он удивленно на нее посмотрел. Она ответила ему как можно более ясным взглядом.
   -- Может быть, -- хмыкнул он, и она не смогла удержаться от ответной улыбки. Почему людям так нравятся, когда от улыбки появляются ямочки на щеках? -- Но эта была не любовь. Я исчезал на полпути, на третьей или четвертой ступени. А они продолжали вести кого-то наверх. И пропадали. Я снова оказывался в своей комнате, а потом узнал от Дюка, что все они погибли. Я не жалел об их смерти. Привидения не ощущают этого мира.
   Она потянулась, не обращая внимания на боль и прикоснулась к его виску, пальцы скользнули вниз, до подбородка. Он вздрогнул и чуть не споткнулся.
   -- Не ощущают, говоришь? -- лукаво усмехнулась она.
   -- Когда ты так близко, я становлюсь человеком, -- прямо ответил он. -- Мне больно, холодно и тоскливо, но это лучше, чем ничего не ощущать. Мне нравится синяк на щеке и вывихнутый палец, боль говорит мне, что я жив. Мне хочется в это верить, потому что я не помню, как умер.
   Она замерла, как заяц под дулом ружьем. Он остановился, пошатнувшись под ударом ветра, и она живо вспомнила тот свой сон.
   -- Мы пришли. Тебе придется встать. Мне кажется, что ребро у тебя не сломано.
   -- А бабушка?
   -- Эмилия? -- вдруг широко и радостно улыбнулся Сидней. Анна опять не смогла сдержать ответной улыбки. -- Она уже стара. Даже если она меня увидит, это может убить ее. Пусть остается живой человек, который помнит и любит меня. Иди.
   Девушка твердо знала, что следует делать в таких случаях. Оперевшись ногами в каменистую землю, она приподнялась на цыпочках (ступни отозвались ноющей болью, бок запротестовал) и легко чмокнула своего спасителя в здоровую щеку. Когда его удивление прошло, он опять улыбнулся ей, а она с гордостью отметила, что он немного смутился.
   Дверь домика распахнулась, будущий продюсер обернулась к бабушке и, видимо, в тот же миг Фойвелл Сидней пропал, словно его и не было.

_________

   Она сделала вид, что не в себе, что теряет сознание, а потом просто говорила, что ничего не помнит. Сидней оказался прав: ребро у нее только треснуло, на руку наложили швы, и через два дня ей уже разрешили ходить. В заботах о гостье бабушка обрела второе дыхание жизни, и Анне было неловко принимать такое тепло. Она старалась не беспокоить старую женщину, все делать самостоятельно, тем более, что она даже не простудилась. Благодаря призраку из дома-башни, который согрел ее. Врач считал ее состояние чудом.
   Весь первый день она не вставала с постели, позволяя телу восстанавливаться и напряженно думая. Это так странно. Тогда, из-за шока, она не понимала этого, спокойно разговаривая и прикасаясь к тому, кто давно умер. Она даже поцеловала его, хотя это был невиннейший из поцелуев. Который тем не менее заставил его смутиться. Девушка смотрела пустыми глазами в белый потолок своей комнаты. Это было так странно: понимать, что то, что произошло тогда, было правильно. И когда она снова пойдет в дом-башню, она снова должна свободно вести себя с ним. Как-то по-другому будет не правильно.
   Она думала о том, что, как и те несчастные девушки, влюбилась в красивого парня. Но ничего не говорило о влюбленности: никакого трепета или волнения, никакой лихорадочности в мыслях. Наоборот, она думала так ясно, что сама удивлялась этому -- после того, как чуть не погибла! И она очень ясно ощущала, что должна идти в дом-башню. Что-то тянуло ее туда. Может, и Сидней. Может, что-нибудь другое.
   Девушка боялась спрашивать бабушку о Фойвеллах, тем более об их сыне. Боялась доставать фотографии, потому что не хотела судорожно прятать их при звуках шагов за дверью.

_________

   Через четыре дня Анна подошла к дому-башне и остановилась перед дверью. Она была закрыта, но досок никаких на ней не было. Остатков куклы заметно тоже не было. Отвратная осенняя погода на острове должно быть разметала их по ветру.
   Девушка с трудом открыла тяжелую дверь и вошла в такой знакомый холл. Вспомнила, после чего они уехали в прошлый раз: она испугалась света, который лился с верха лестницы.
   Из спальни, почти как тогда донеслись гитарные переборы, и Сидней начал напевать какую-то песню. Интересно, сочинял ли он музыку за годы своего вынужденного заточения здесь? Даже если так -- это настоящая музыка мертвых, потому что вряд ли кому-нибудь удастся записать ее хоть как-то.

...в моем сердце, в глубине
Живут воспоминания.
Я храню их от других людей,
Как священные, тайные знания...

   Она тихо вошла в спальню. Книги были разбросаны на полу, а сам он сидел на кровати и играл на гитаре, отрешившись от мира. Она внимательно всмотрелась в его глаза: даже вспоминая о своей боли, он больше не превращался в сожженные руины самого себя. Она тихонько присела на край кровати, внимательно слушая его. Но он больше не пел. Закончил музыкальную фразу и приподнял руку над гитарой, посмотрев на нее. Она не знала, что делать и что говорить. Его лицо исказила слабая улыбка, и только тут девушка заметила, что синяк его и вправду исчез, а сам он выглядит как всегда. Но когда она села рядом с ним... Да, он словно стал чуть ярче. Исчезла возможность случайно увидеть что-нибудь сквозь него.
   -- Зачем ты разбрасываешь книги? -- спросила она, оглядываясь вокруг.
   -- Злюсь, -- безмятежно ответил он. -- Я прочитал их еще когда был жив. А сейчас... Все эти годы они были прутьями моей клетки. Я ненавижу их, но уничтожить не могу.
   Она вздрогнула, тут же вспомнив об убитых им людях. Но поборола себя.
   -- А я их люблю, -- просто ответила она. Он опустил гитару на колени и положил на нее руки, с любопытством глядя на собеседницу.
   -- Ты же их не читала.
   -- Нет, -- она согласилась с ним. -- Но это не мешает мне любить их. Знаешь, я хотела бы почитать ту книгу, что читала тогда. Стихи... Они как-то связаны с этим домом.
   -- "В той башне я, замкнувшись, и умру, я никому не нужен, я потерял любовь, я потерял свою игру, я позабыл навеки очередь ходов..." -- с улыбкой процитировал Сидней и вдруг вздохнул, чуть мечтательным взглядом обведя свою комнату, свою клетку. -- Именно из-за этих строк и существует этот дом. Я... -- он погрустнел. -- Видимо, поэтому я заперт здесь. Став привидением, начнешь подозревать существование магии. Оно похоже на заклинание.
   -- В таком случае ты сам наложил его на себя, -- возразила она, чувствуя, что еще не утихла внутренняя дрожь от этих строк и от того, как он прочитал их. -- Ты убедил себя в реальности своего мнения, и оно стало реальностью.
   Он насмешливо улыбнулся и протянул руку, в которую немедленно свалилась какая-то книга, пропав, как ни странно, с пола.
   -- Я не верю в это, -- так же насмешливо сказал он. -- На, читай. Это та самая книга.
   Она робко взяла ее. Неуверенно посмотрела на обложку.
   -- А тот рисунок... Кто его нарисовал?
   -- Моя подружка, -- равнодушно ответил он, глядя мимо девушки. -- Когда... После того, как я поселился здесь, я думал одно время, что смогу таким образом отвлечься... А они покупались на мою улыбку.
   Она уже открыла книгу, но ее передернуло, когда он сказал это, она вспомнила его фотографию вскоре после смерти сестры.
   -- Никогда бы не влюбилась в тебя такого, каким ты был тогда! -- решительно заявила она. -- Еще чего не хватало -- любить остатки того, что было человеком.
   -- А что я сейчас? -- жестко спросил он, глядя ей в глаза. Она опустила голову, глядя в книгу, которая великолепно сохранилась.
   -- "Ты не более, чем сон, наваждение мое. Но ты реальней, чем мой дом, ты -- реальность в мире снов. Пусть я вижу сквозь тебя, но ты реальней, чем был я. Мы поменяемся местами, никто не чует разницы меж нами".
   Читая, она не заметила, как он отставил гитару и придвинулся к ней вплотную. Когда она прочитала строку о разнице, он положил руку на страницу, и она подняла на него глаза. Его взгляд обжег ее, напугал и... умиротворил?
   -- "А если не заметит нас никто -- то кто реальней: я или мой сон?" -- закончил он.
   Они замолчали, глядя друг другу в глаза. Оба смутно догадывались о мыслях друг друга, словно взгляды стали крепкими мостами между их сознаниями и душами. Первой прикрыла ресницами глаза Анна, чуть улыбнувшись, и накрыла своей ладошкой его руку. Она не видела, как он тоже закрыл глаза, блаженно улыбнувшись.
   Они просто сидели, держась за руки, которые лежали на открытой книге стихотворений почти забытого поэта.

_________

   Анна понимала, что нужно уезжать. В университете ее уже ждали, больше нельзя было пропускать занятий. Эмилия не волновалась, видя любовь гостьи к Вечнозеленому острову. Она не беспокоилась о том, где та проводит почти все время. Рука уже зажила, ребро почти перестало болеть, она уже забыла, как берегла его.
   Девушка не могла сказать, почему не может покинуть это холодное, мрачное место. Ей казалось, что этому причиной не привязанность к Сиднею. Они только иногда держались за руки, никогда больше не целовались и не были к друг другу так близко, как тогда, когда он вытащил ее из моря. Она боялась спрашивать его о многих вещах, но эта боязнь не мешала ей разговаривать с ним.
   Ее тянуло к человеку, который был уютней, чем даже родители или бабушки с дедушками. Может, потому, что его забота была совершенно незаметна? Если вообще была. Ее обжигал его взгляд, но она радовалась ему, потому что слишком хорошо запомнила, как он выглядел после гибели Патриции.
   Он не знал, остался ли жив кто из его друзей, с которыми они когда-то составляли группу "Спущенные с цепи". Но после его смерти они не появлялись на острове. Знаменитыми они так больше и не смогли стать.

_________

   Сидней сидел на краю кровати, положив локти на колени, и задумчиво смотрел в окно. Анна сидела на другом краю кровати и озадаченно смотрела на темную картинку на стене.
   -- А что там, на той картинке? -- решилась спросить она, робко указывая направление. Он посмотрел на нее через плечо, проследил за ее пальцем. Когда его взгляд коснулся картинки, под бумагой словно включилась подсветка, обнаружив... икону.
   -- "Троица" Андрея Рублева, -- спокойно ответил юноша. -- Я вырезал ее из познавательного журнала для детей.
   -- Зачем?
   -- Если бы не она... -- он отвернулся, икона погасла, он склонил голову, задумавшись. Девушка подобрала ноги под себя. -- ...я бы умер гораздо раньше. Как только построил этот дом. Я долго не понимал, зачем я за него вообще взялся. Почему то стихотворение...
   Она осторожно положила голову ему на плечо, прислонившись к его спине. Они замерли в молчании. Икона осветилась сама собой. Она часто светилась, просто они не обращали на нее внимания: она не знала, а он привык.
   -- Спасибо, -- прошептал он.
   -- За что? -- так же шепотом спросила она, чувствуя, что счастлива.
   -- За то, что согрела меня, -- он чуть изменил позу, улыбнувшись своим мыслям. Словно увидев его лицо, она тоже улыбнулась. А может, она просто привыкла отвечать на любую его улыбку, даже если не видела ее? -- Их было много, этих девочек. Они все хотела тепла. Требовали его. Требовали участия. А ты... просто пришла и согрела меня, ничего не требуя взамен. Словно я был осколком льда.
   -- Согрела?
   -- Когда человек замерзает, ему дают выпить чего-нибудь очень крепкого. Спирт обжигает рот и горло, но потом по телу разливается блаженное тепло... Ты как такое лекарство.
   -- Как спирт? -- усмехнулась она и прижалась носом к его лопатке. Он всегда как-то загадочно пах. Но запах был приятный. -- Не боишься опьянеть?
   -- Я хочу этого...
   Они опять замолчали.
   -- Сидней?
   -- Да.
   -- Почему ты убил тех ребят?
   -- Каких? -- он искренне удивился.
   -- Которые устраивали вечеринки у тебя в доме. Это было довольно давно.
   -- А, помню... -- он надолго задумался. -- Не знаю. Мне трудно вспомнить себя, каким я был тогда. Помню только, что ненавидел весь мир. Он отнял у меня Пат, он не дал мне умереть, зато дал увидеть, как я своей смертью убил родителей, разрушил жизни Дюка и Эмилии. Я тогда жил ненавистью.
   Она почувствовала, как изнутри поднимается дрожь, и попыталась ее унять. Он продолжал размеренно, с легким налетом недоумения, но почти равнодушно, рассказывать.
   -- Знаешь, каким бы я тогда не был, я не стал бы убивать без причины. Я не помню, что именно они делали, но что-то заставляло меня желать их смерти. Тогда я еще надеялся, что те глупые девчонки могут меня спасти, -- неожиданно закончил он и печально посмотрел на пол, где лежала какая-то книга, раскрытая то ли на последних, то ли на первых страницах.
   Однако от мыслей его отвлекло то, что тело Анны вздрогнуло раз, другой... Еще и еще, а затем он ощутил сырость, растекавшуюся по спине. Осознав, что происходит, он вздрогнул сам, быстро обернулся и прижал к себе девушку, которая изо всех сил старалась не зарыдать в голос. Ее душу разрывало чужой болью, которая все равно была и ее собственной.
   Сидней нежно обнимал ее, целовал в затылок, поглаживал по плечам и спине, но он не ставил перед собой цели успокоить ее. Он неслышно шептал:
   -- Плачь, плачь за меня, милая, теплая Анна... Плачь, плачь хотя бы сейчас... Я никого не смог оплакать, плачь за меня... Пожалуйста, Анна... Согрей меня...
   Он прижался щекой к ее затылку, закрыв глаза. Слезы ее иссякли, сил не было, словно она рыдала несколько часов. А, может, так оно и было. Времени в доме-башне словно не было. Она прижалась лицом к груди молодого человека, вдыхая его странный запах. Она боялась смотреть ему в глаза, но он сам поднял ее голову за подбородок. Она не знала, какие чувства отражаются в его глазах, только его взгляд перестал обжигать. Он только развеселил ее, и она улыбнулась. Он ободряюще улыбнулся в ответ. Девушка закрыла глаза и вздохнула с облегчением. Он прислонил ее голову к себе, прижавшись к ней подбородком, и снова начал поглаживать ее плечи.
   -- Если бы тогда я не приехала сюда, не узнала бы твою историю... -- почти неслышно прошептала она. -- Я бы не научилась так чувствовать чужую боль... Боже, как глупо... Мне бы даже и в голову не пришло заниматься музыкой... Почему...
   -- Музыкой? -- не слишком заинтересовался он.
   -- Ну да, -- она хихикнула. -- Я буду музыкальным продюсером, когда закончу университет. Буду раскручивать группы.
   -- Надо же... Этому специально учат... -- хмыкнул он.
   Теперь она точно поняла, что должна сделать. Она подняла голову, аккуратно, чтобы не стукнуть его в челюсть, и внимательно посмотрела ему в глаза. Он удивился.
   Анна закрыла глаза и прижала свои губы к его. Он застыл, его ладонь повисла в воздухе, чтобы бессильно упасть ей на плечо.
   Они просто прижимались к друг другу губами, не открывая их.
   Сначала его губы были ледяными. "Как у мертвеца", -- промелькнуло у нее в голове. Потом они медленно начали нагреваться. Когда они стали горячими и невыносимо живыми, Сидней чуть сжал их и отстранился от девушки.
   -- Тут даже одно "спасибо" мало... -- тихо сказал он.
   На нее смотрел абсолютно живой человек, который никогда не был мертвым. Ее сердце кольнул страх, дикий, почти животный. Видимо, он понял это по ее сузившимся зрачкам, но не стал комментировать свое открытие.
   -- Уже ночь, -- чуть улыбнулся он. -- Иди домой. С тобой ничего не случится.
   Когда она шла домой, она мучалась тем же страхом. Она даже понимала, что вряд ли будет спать этой ночью, с утра помчится обратно.
   Было так страшно в один миг понять, как сильно она успела полюбить Фойвелла Сиднея, и как он близок к освобождению, то есть смерти, теперь, когда он наконец-то стал живым.
   Всю ночь она ворочалась на кровати, заснула под утро и проснулась только в полдень. Почему-то страха она не испытала, поняв, что пойдет к Сиднею ближе к вечеру. Ей захотелось поговорить с бабушкой ни о чем. Почему-то она понимала, что поступает правильно.

_________

   Когда Анна вошла в ставший уютным дом-башню, она застала весьма озадаченного Сиднея посреди холла. Он стоял, склонив голову на бок, и прислушивался к своим ощущениям. Она приподняла брови, остановившись у двери. Он тряхнул головой своим любимым движением, отчего волосы упали на лицо.
   -- Я сегодня ночью замерз.
   Ее брови взлетели еще выше.
   -- Я перенес матрац и покрывало на кухню и зажег там огонь. Стало лучше, -- он поднял на нее глаза, ставшие снова непроницаемыми, обжигающими, пугающими и веселящими. -- Я никуда не исчезал. Я не мог открыть дверь желанием.
   Девушка просто смотрела на него, стараясь что-нибудь понять.
   Он стал живым, настоящим. Перестал быть призраком. Стал ближе и дальше.
   -- Не понимаю, что происходит, -- задумчиво сказал он.
   Она подбежала к нему и порывисто обняла. Он удивился, не обняв ее, а лишь наклонив голову к ее затылку. Она прижималась лбом к его плечу.
   -- Да ладно тебе, -- ласково проговорил он. -- Ничего не изменилось, на самом деле. Мы здесь.
   -- Я должна уже уезжать. Мне учиться надо, -- вдруг сказала она и посмотрела на него. Лицо у Сиднея не было удивленным, он понимал это, может быть, даже лучше нее. И ждал, когда она это скажет. Он пожал плечами.
   -- Я хотел бы ждать тебя. Хотя боюсь, что снова стану ледяным.
   Воцарилось молчание, и Анна подумала, что они часто молчат с друг другом. Наверное, им уже не нужны слова. В голове она уже давно чувствовала какую-то тяжесть: это были мысли о том, как странно, все что с ней происходит. Что такого не бывает, что... Но тело, которое она обнимала, было более чем реально, так же, как и дыхание, щекотавшее ей затылок. Дыхание стало горячим, и Сидней прикоснулся губами к ее волосам. Он все еще не пытался ее обнять.
   -- Это похоже на сон сумашедшего, -- с улыбкой в голосе заметил он, и она улыбнулась в ответ. -- Когда я мерз ночью, я подумал, что, если бы ты родилась в один год со мной или чуть позже, если бы мы встретились до... смерти Пат... Все этого не было бы. Мои родители были бы живы. И мы жили бы здесь вместе.
   Наконец он обнял ее и обвел взглядом старый холл.
   -- Хотя тогда я вряд ли стал бы строить этот дом.
   -- Не говори так.
   -- Почему?
   -- От этого становится грустно.
   Он насмешливо улыбнулся, нежно глядя на ее лицо.
   -- Ты про перерождение души слышала?
   -- Да...
   Он вдруг крепко прижал ее к себе, зарывшись лицом в ее волосы, так что шее стало горячо. Уже на ухо он прошептал ей:
   -- Я всегда буду рядом с тобой. Потому что ты нужна мне. Всегда была нужна. -- она закрыла глаза.

_________

   Она помогла ему вернуть матрац с простыней на место, сама застелила кровать, стараясь сделать так же аккуратно, как было всегда. Покрывало было безнадежно испорчено ее кровью, но заменить его было просто нечем. Девушка обнаружила, что свою гитару ее друг хранил под кроватью, и подумала, что он выбрал довольно странное место для этого.
   Сидней пытался понять, что делать с вновь обретенной жизнью, и путался в мыслях. То, что случилось, было слишком невероятно, чтобы пытаться решить что-нибудь рационально.
   Анна стояла у лестницы и смотрела наверх. Он подошел к ней.
   -- Давай поднимемся, -- словно размышляя, произнесла девушка.
   Он выразил свое недоумение беззвучно, но красноречиво.
   -- Тогда ты был призраком. К тому же я не собираюсь тебя куда-либо отводить.
   Он хмыкнул, подошел к лестнице поближе и изучил ее.
   -- Дюк говорил, что она уже старая. Он по ней с опаской передвигался. Думаешь, выдержит нас двоих?
   -- Мы табуном по ней носились, -- удивилась она. -- А Дюк не был особым толстяком. Может, у него паранойя развилась с возрастом?
   -- С таким соседом, как я, не только паранойя появится, -- мудро заметил молодой человек. -- Я сам вижу, какая она ветхая. Брось это. Или давай я один поднимусь.
   -- Тогда уж лучше я.
   -- Пусть я упаду, не ты, -- неожиданно жестко заявил он.
   -- Пойдем вместе. Будем очень осторожны.
   Он скосил рот в раздумьях, продолжая изучать лестницу. Пожал плечами.
   -- Не лежит у меня душа к этой затее.
   -- Пойдем, -- улыбнулась она, встала на первую ступеньку и протянула ему руку. Он как-то странно посмотрел на ее ладонь, и она подумала о девушках, что также предлагали ему свою руки, чтобы вывести его к свету. -- Покончим с твоим суеверием, давай?
   Он еще раз хмыкнул, взял ее ладонь, и они стали подниматься. В ее душу откуда-то вернулся вчерашний страх, пытавшийся с новой слой сковать ее тело и разум. Она сжала зубы, зажмурилась и упрямо шагала по ступеням, стараясь, чтобы шедший за ней парень ничего не заметил. Она забыла о том, как сжала его руку, о том, что ее свободная ладонь сжалась в кулак. Он смотрел на нее задумчиво, что-то понимая, и продолжал идти вслед за ней.
   Они прошли уровень второго этажа и уже поднимались на третий, когда он вдруг застыл, и в тот же миг ступенька под Анной подломилась, и девушка провалилась вниз, пробив собой остальные ступени и увлекая за собой бывшего призрака. Он, предчувствовавший что-то подобное, сжался в комок и в полете постарался притянуть ее к себе, оказаться внизу, а не упасть на нее. Ему это удалось.
   Она ничего не запомнила из падения, кроме ужаса, боли и жуткого грохота. Когда она очнулась, она лежала на юноше у подножия лестницы. Она приподнялась, чтобы ощутить, как что-то сломалось внутри, в душе: Сидней лежал с неестественно вывернутой шеей, его глаза уже почти потеряли жизнь, осветившись напоследок радостью, а губы попытались, но так и не успели сложиться в улыбку, застыв полуулыбкой.
   В фильмах и книгах в таких случаях герои громко кричат "нет!" или что-то в этом роде, плачут, стенают и как-то еще выражают свое горе.
   Анна превратилась в камень, а ее душа -- в один беззвучный вопль "НЕТ!", обращенный к небесам, аду и всему, что может быть повинно в случившемся. В ней не осталось ничего, кроме этого "нет".
   Остатки лестницы с кусками стены свалились вниз, и она наклонилась, зачем-то прикрывая собой Сиднея. Снова потеряла сознание.

_________

   Ее нашли без сознания у подножия окончательно развалившейся лестницы. Рядом с ее головой лежал приличных размеров камень, но на самой голове никакие повреждения не прощупывались. Ее привели в себя, а молодые ребята, которых позвали на всякий случай, обнаружили что-то такое, что онемели.
   Мужчины и ребята изумленно взирали на открывшуюся нишу, находившуюся на уровне второго этажа. Она открылась не полностью, поэтому удивительно хорошо сохранившийся труп молодого человека не выпал.
   С легкой полуулыбкой Фойвелл Сидней взирал на людей черными стеклянными глазами.

_________

   Она приняла участие в похоронах, стараясь изо всех сил поддержать бабушку, которая лишилась всех своих надежд. Гроб достали из могилы, молодой гробовщик сделал такой же, по общему настоянию Анны и Эмилии, и почему-то на погребение пришло очень много людей. Не понимая до конца зачем, девушка принесла на кладбище магнитофон, и гроб опускался в землю под его музыку.
   Также сообща старая женщина и девушка воспротивились изменению надгробного камня. Так что немногие знали годы жизни и смерти Фойвелла Сиднея.
   Но горе не объединило бабушку и девушку.

_________

   Оставалось загадкой, как он смог замуровать сам себя в таком неудобном месте, было много предположений о том, кто мог помочь ему. Зато среди его книг было обнаружено полноценное завещание, согласно которому его дом отходил тому человеку, благодаря которому был найден его труп.
   То есть Анне.
   Она восприняла это, как его последний подарок. Позвонила родителям и договорилась с ними о юридических тонкостях и о ремонте, который начнут они, а закончит она уже на свои деньги. Потому что дом-башня нуждался в сильном обновлении.
   Книги и гитару Сиднея она оставила бабушке, чтобы та позаботилась о них. С собой она забрала только книгу со стихами почти забытого поэта.
   "Мы устраиваем прощание для новых слов и слез. Не для нового свидания, ни для небес, ни для звезд. Мы прощаемся глазами, нам не нужно слов. Мы не соприкасаемся руками, мы уходим, чтобы поймать ветер грез".

_________

   Сон ее стал очень беспокойным, часто снился Вечнозеленый остров. Она стала рассеянной, похудела, начала забывать следить за своей внешностью. Она ничего не рассказала Марии, которая была обеспокоена не на шутку. Настолько, что попросила бабушку выслать ей фотографию Сиднея.
   Однажды Анна поддалась уговорам подруги и зашла к ней в мастерскую, где готовились работы к очередной национальной выставке. Мария с гордостью показала ей картину, которой пророчили призовое место.
   Чуть высокомерный, чуть игривый Сидней, отводящий волосы от лица, весело смотря на зрителя, чуть щурил глаза от солнца, пробившегося сквозь облака.. На заднем плане -- тщательно прорисованное море и каменистый берег.
   Анна позорно сбежала, зажав лицо руками, напугав своим поведением подругу и обидев остальных художников своим уходом. Она заперлась у себя, выключила телефон и лежала на кровати, наконец заплакав о Сиднее. Давняя мудрость была права и здесь: слезы освободили ее, разжали пружину внутри нее... Распахнули ее крылья, очистили ее свет...
   Когда она выплакалась, то именно такие мысли бродили в ее голове. Она впервые перестала ощущать все случившееся, как нечто невероятное и странное, смирившись с этим и приняв. Ей пришлось встать, чтобы поменять постельное белье, изрядно промокшее, и она с удивлением обнаружила, что проголодалась. Когда поела, очень сильно захотела спать и совершенно не хотела сопротивляться этому желанию.
   Той же ночью ей приснился сон.
   Настоящий подарок Сиднея, его благодарность ей, напомнившая его слова о том, что он всегда будет с ней. Его туманные намеки на какое-то перерождение души или что-то в этом роде.
   Он сидел на ступенях крыльца дома, в котором родился и вырос. Дом снова стал счастливым, в нем поселились те, кто должен был жить, а не умирать. Сидней играл на гитаре и пел, глядя прямо в глаза девушке. Просто пел и играл, но ни эти слова, ни эту мелодию она не забыла до конца своих дней, хотя никогда не пытаясь записать их.

Возле подоконника я лежу без сна
Похожий на цветок в вазе...
Миг, пойманный внутри стекла:
Лучи солнца зовут меня
В сонный туман мечтаний.
Ощущение летних дней...
Если бы я мог остановить время,
Вернуть вчерашний день,
Всю боль стереть,
Чтобы остались только воспоминания счастья,
О том удовольствии, что мы разделили.
Я сделал бы это снова.
Этот остров вечнозелен,
Ведь почки превращаются в цветные листья, живут и дышат.
Этот остров вечнозелен.
Твои слезы тихо падают,
Ты -- дитя весны, радости полна,
Прекрасна и чиста,
Невинна.
Ты исцелением проходишь сквозь меня,
Даришь тишину моей душе.
Мой мир не полон без тебя.
Этот остров вечнозелен.
Даже когда ты далеко, я чувствую твое прикосновение всегда
Ты мне нужна
Этот остров вечнозелен.
Ты всегда была мне дорога.
Этот остров вечнозелен.
Мне грустно видеть тебя такой печальной.
Этот остров вечнозелен.
Мне жаль, что я не могу стереть твои слезы.
Колокола звонят, время настало.
Я не могу найти слов для последнего прощания.
Этот остров вечнозелен.
Ты всегда была мне дорога.

  

IV

end

   Прошло два года.
   Ремонт в доме-башне затягивался, и Анна начала злиться, тут еще диплом на носу. Точнее, работа, которая им станет. Девушка чуть растрепала волосы, чтобы слегка сбавить официоз и вздохнула, глядя на себя в зеркало. И не скажешь, что когда-то ей могло быть очень плохо. Косметика и время творят чудеса. Усилием воли, она переключила мысли на другой тон и потрясла для верности головой, еще больше растрепав волосы. Опять вздохнула и стала приводить их в порядок. Потом решительно зашагала к лифту.
   У дверей студии пришлось остановиться. Она отряхнула как следует одежду от несуществующих пылинок. Выпуск, черт возьми! Дипломная работа с молодой группой! Кто ж знал, что по распределению ей выпадет новая, еще даже неизвестная рок-группа?.. Не то, чтобы она рок не любила, как стиль, или рокеров, просто после музыки Сиднея, пусть и несколько старомодной, ей больше не хотелось слышать ничего подобного.
   Она еще раз отряхнула юбку. Девушка специально выбрала этот строгий костюм, чтобы напрячь будущих подопечных. Им же невдомек, что без пиджака этот костюм станет очень фривольным... Она улыбнулась, почувствовала, что это больше похоже на оскал, и попробовала еще раз. Вроде вышло."Крепись, Анна, и улыбайся! Улыбайся, черт тебя подери! Ты самая обаятельная и привлекательная, а еще ты лучший в мире продюсер! Ну, побудешь с ними и им, и менеджером, и покажешь, дай Бог, всему миру, какая ты суперская!!! Вперед!" Она резко выдохнула, как перед стопкой чего-нибудь очень крепкого, и, постаравшись решительно открыть дверь, твердым шагом зашла в студию.
   Все, кто там был, немедленно к ней обернулись. Мда, ребята, конечно, готовы к эпатажу бедной публики. Тут ее взгляд наконец дошел до того, кто стоял в центре, раз без инструмента -- значит, вокалист.
   Она на своем опыте узнала, что слова "пачка отвисла" имеют полное право на существование в силу истинности. У нее действительно отвисла вся пачка, а не челюсть, когда она встретилась глазами с Сиднеем... Только у него были иссиня-черные волосы и чуть более мягкие черты лица. А в остальном... Глаза те же абсолютно.
   Она подобрала челюсть, нервно вдохнула и выдохнула. Юноша тоже выглядел несколько ошарашенным, то ли ее реакцией на него, то ли... он ее знал? Она подобралась, как зверь перед прыжком.
   -- Так ребята, я ваш менеджер и продюсер в одном лице. Вы -- мой диплом, так что вам придется стать популярными, не обессудьте уж. Будем знакомиться. Зовите меня Анна. А мне как вас называть?
   -- Классно сказала, -- одобрительно отозвался лохматый парень, сидевший на каком-то оборудовании в обнимку с электро-гитарой. --Тогда я -- Кэн, в честь приятеля Барби.
   -- А где Барби? -- поинтересовалась она, умудряясь вообще не смотреть на вокалиста, который следил за ней взглядом, о чем-то думая.
   -- Пока не нашлась, -- фыркнул он. -- Но ищу я активно.
   -- Замечательно. Кто следующий такой храбрый?
   -- Это Джим, в честь того болтуна из телика. Только из этого слова не вытянешь, да?
   Тот только кивнул, оторвавшись от любимого синтезатора. Меланхолик или флегматик? Скорее второе, причем стеснителен. Хорошо, с ним все ясно. Остальные...
   -- Привет, я Людвиг, это мое настоящее имя! -- похвастался басист. -- Родители переборщили!
   -- Бывает, -- хмыкнула она.
   Барабанщика звали Хенриком, непонятно почему. Он даже подошел, чтобы пожать ей руку. Хорошо еще, что не поцеловал.
   Вокалист молчал, задумчиво глядя на девушку. Она подняла бровь и, набравшись храбрости, подошла поближе и протянула ему руку для пожатия.
   -- А ты?
   -- Сид, -- он взял ее руку, перевернул ладонью вниз и медленно поцеловал ее. Анна почувствовала, что предательски краснеет. -- Из игры "Проклятие Зеленых холмов".
   Он поднял свои глаза, совсем как у Фойвелла Сиднея, и внимательно посмотрел на нее. "По-моему, мы уже встречались", -- сообщила она ему глазами. "Видимо так", -- согласился он выражением лица и чуть улыбнулся, став невероятно обаятельным, -- "но это забавно. Будем дружить".
   "Да, Сидней", -- прошептала она про себя, и повернулась к группе, чтобы начать с ними работать. Мысленно она надела на себя ежовые рукавицы.

_________

   Старинные храмы неведомой религии, где теперь можно бродить где душе угодно... Уютное местечко, где можно уединиться даже там, где бродят толпы туристов.
   Анна и Сид забрались на ступенчатую крышу колокольни и пристроились там, на невероятной высоте, над всеми людьми и их мелкими заботами и радостями. Они сидели спиной к спине, и девушка думала, что никогда ей не было так хорошо, даже с ним. Она откинула назад голову, и он чуть повернулся, чтобы ей удобнее было улечься на плечо.
   Они встречались уже два года. Она была бессменным продюсером их группы, нашла им хорошего менеджера. И все они трудились, как проклятые. Чтобы чаще встречаться, парочка почти сразу поселилась под одной крышей. И не смотря на бурные, но короткие ссоры, можно было сказать, что они жили душа в душу, тем более, что больше всего им нравилось примирение после ссор. Два раза за эти два года они проводили где-то неделю в доме-башне на Вечнозеленом острове, где обоим было очень уютно. Сиду даже не понадобилось объяснять планировку дома, он словно уже жил там когда-то, ориентируясь иногда на острове лучше своей возлюбленной. Хотя они мало бродили по окрестностям, отдавая время работе в комнате, оборудованной под этакую мини-студию.
   Она закрыла глаза, подставляя лицо последним ласковым лучам солнца. Впервые с тех пор, как она начала работать с ними, у нее был полноценный отпуск. Было бы немыслимо поехать куда-либо без Сида. Он считал так же.
   Тем не менее ее все еще терзали мысли о прошлом, о том, что было, и о том, КТО там был.... Чьими глазами смотрел на мир Сид, человек, у которого голос был удивительно похож на голос Сиднея, только охват октав был больше.
   -- Мм... Скажи...
   -- Да? -- промурлыкал он, согретый солнцем и ее спиной.
   -- Когда мы впервые встретились... Чему ты удивился?
   -- Я понял, что знаю тебя.
   -- Откуда? -- она повернула голову, но в таком положении увидеть его лица было нельзя. Она обрадовалась этому, потому что он задумался.
   -- Не хочу тебе врать. Хотя мог бы сказать, что видел тебя во сне. Просто я знаю тебя, как знаю своих друзей. Откуда -- не имею никакого понятия. И думать об этом, честно, не хочу.
   -- Я уже тоже, -- улыбнулась она и прижалась к нему покрепче. Он обернулся к ней.
   -- Не столкни меня, смотри! У нас еще тур по стране, в конце концов!
   Она только безмятежно улыбнулась небу.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"